
Kristín Helga Gunnarsdóttir
Fíasól í hosiló
Text copyright © Kristin Helga Gunnarsdottir, 2004
Illustrations copyright © Halldor Baldursson, 2004
© Борис Жаров, перевод на русский язык, 2020
© ИД «Городец», издание на русском языке, 2020
«Мама, я помогаю тебе тем, что я есть», —
сказала Эрла Гудни, когда ей было 11 лет

Фиасоль[1] – так зовут жизнерадостную девочку семи лет, которой ничего не стоит в любой миг взорваться словно бомбе. Живёт она на улице Грайналюнд в городке Грасабайр, в комнате у неё всегда беспорядок. С ней живут мама, папа, сестра Пиппа одиннадцати лет и самая старшая сестра Бидда, подросток. У них в доме живут ещё две ленивые болонки – Хансина и Йенсина, ну до того ленивые, даже съесть что-то и то им лень. Они ленятся гулять под дождём, встают не раньше полудня, и ещё такие ленивые, что за кошками гоняются только во сне. Спят себе спят и вдруг начинают лаять, значит, им приснились кошки, и на невидимых кошек в стране сновидений они как раз и лают.
Когда-то Фиасоль считала, что самый красивый цвет на свете розовый. Она была готова перекрасить все дома на улице Грайналюнд в розовый цвет и даже думала, что национальный флаг надо сделать розовым[2]. Но сейчас свою розовую одежду она запаковала в коробку. Теперь она хочет носить только синюю и коричневую одежду, потому что на ней не так заметна грязь.
Ингольвюр Гойкюр живёт в доме, который расположен на другой стороне улицы наискосок от дома Фиасоль. Ему девять лет, он её лучший друг.
– Мы никогда не сможем уехать с улицы Грайналюнд, – говорит иногда Фиасоль.
– А почему? – спрашивает мама.
– Потому что рядом всегда должен жить Ингольвюр Гойкюр.
Потом она задумывается.
– Мама, если его родители вдруг решат переехать, нам тоже придётся переехать. Даже если они переедут далеко.
– М-да, – задумчиво говорит мама. – В таком случае я очень надеюсь, что они никогда не переедут, потому что мне нравится жить на улице Грайналюнд.
– И мне тоже нравится, – говорит Фиасоль. – Но больше всего мне нравится жить в моей норке.
– Что ещё за норка? – удивился Ингольвюр Гойкюр, когда однажды Фиасоль сказала, что пойдёт домой к себе в норку.
– Ингольвюр Гойкюр, норка – это очень маленькое и очень уютное место, где всем безопасно и уютно, – ответила Фиасоль и побежала домой в свою норку.
– Больше не буду есть ничего сладкого, – говорит Фиасоль, как следует наевшись сластей. – Терпеть не могу сладкое, – говорит она немного спустя и кладёт в рот большой кусок шоколада. – Я только съем вот это, и тогда конец, – решительно заявляет она.
– Да ну? – удивлённо говорит её старшая сестра Пиппа. – Вчера ты съела ужасно много сладкого.
– Но ведь вчера была суббота. А сегодня воскресенье, и сегодня я его не люблю.
– А что будет завтра? – недоверчиво спрашивает Пиппа. – Завтра понедельник. По понедельникам ты тоже не любишь сладкое?
– Ну да; я вот только-только начала не любить его, в особенности этот кислород.
– Какой ещё кислород? – удивляется Пиппа.
– Да-да, я не люблю кислород. Я думаю, что у меня аллергия на кислород.
– Этого не может быть, – устало говорит Пиппа. – Всем людям нужен кислород. Фиасоль, ты не могла бы жить, если бы не было кислорода.
– Не говори глупостей, – смеётся Фиасоль. – Я прекрасно могу прожить без кислорода. Мне он кажется отвратительным.
– Кислород – невидимая, но необходимая для жизни часть воздуха, которым мы все дышим, и поэтому живём, – раздражённо говорит Пиппа. – У тебя не может быть аллергии на кислород.
Фиасоль задумывается, ей кажется, что Пиппа что-то перепутала.
– Нет, я говорю не о таком кислороде, – говорит она со смехом. – Я имею в виду кислые конфеты, от которых во рту становится кисло. Кислород – это ведь кислый рот, теперь-то ты меня понимаешь?
Пиппа смотрит на Фиасоль, широко раскрыв глаза, и качает головой.
Ты – жизнерадостная девочка, ты – бомба, которая может в любой момент взорваться, – иногда говорит мама, глядя на Фиасоль.
– А это хорошо или плохо? – с сомнением спрашивает Фиасоль. – Я хочу сказать, что хорошо быть жизнерадостным, но готовым взорваться, как бомба, – не очень хорошо.
– Да нет же, взрываться от радости хорошо, хотя и очень шумно, – говорит мама. – Такой взрыв заражает радостью всех, кто находится рядом.

«Страшная» комната Фиасоль на самом деле совсем не страшная. Собственно говоря, она очень уютная, только там беспорядок, всюду кучи хлама. И всё-таки Фиасоль считает, что там страшно, поэтому она часто спит на большой кровати у своей сестры Пиппы в комнате по соседству.
– По ночам мне в моей комнате страшно, – говорит Фиасоль, собираясь ложиться спать.
– И почему же? – спрашивает мама.
– Ну, да, под кроватью прячутся привидения, которые пытаются поднять и унести кровать вместе со мной.
– Чепуха, – смеётся мама. – Я ни разу не видела, чтобы твоя кровать двигалась.
– Увидеть это нельзя, – говорит Фиасоль. – Нужно самой почувствовать. Попробуй полежать.
Мама ложится рядом с Фиасоль под большой зелёный лист, который Фиасоль недавно повесила над кроватью, чтобы страшная комната выглядела немного более привлекательной.
– Кровать не двигается, – говорит мама и смотрит на фосфоресцирующие звёзды на потолке.
– Это не в счёт, – говорит Фиасоль. – Сейчас привидения лежат неподвижно, чтобы ты их не заметила и не выгнала из комнаты.
– Какая чепуха, – смеётся мама и смотрит на пол. – Ой! Я вижу перья и восемьдесят нимбов кучей на полу, – говорит мама и кладёт голову на подушку.
– О чём ты говоришь? – спрашивает Фиасоль. – О птицах-привидениях?
– Нет, – говорит мама. – Это целая армия ангелов над твоей кроватью. Им нравится бывать в твоей норке. Правда, приятно свернуться здесь клубочком вместе? – вздыхает мама.
– Конечно, – с удовольствием говорит Фиасоль. – Мне очень нравится в моей норке. – И Фиасоль закрывает глаза.
– Нет, это всё-таки страшная комната, – начинает она бормотать гораздо позже, когда мама уже совершенно уверена, что дочка заснула крепким сном. – Мне больше нравится свёртываться клубочком рядом с сестрой Пиппой.
И так каждый вечер, всегда одна и та же песня.
– Вон там, на подоконнике, маленькие синие чудища. Мама, убери этот ящик с игрушками из комнаты, в нём мохнатые чертенята. Сними халатик с крючка, – говорит она, – а то халатик всегда начинает размахивать рукавами.
В конце концов, она берёт со своей постели одеяло и идёт к Пиппе, которая, лежа на своей большой кровати, читает книгу.

– Приюти меня, Пиппа. Ну пожалуйста. Я заплачу тебе, считай, что половина денег из моей копилки уже твоя. А завтра я приберусь в твоей комнате. И ещё я дам тебе покататься на моём самокате. Пожалуйста, милая Пиппа.
– У меня достаточно денег, – говорит Пиппа. – В моей комнате всегда порядок, а самокат наш общий.
Но иногда Пиппа всё-таки жалеет сестрёнку и пускает её к себе. И тогда уж Фиасоль в полном блаженстве спит в уголке на кровати сестры.
Конечно же, никаких синих чудищ и мохнатых чертенят, и уж тем более пляшущих халатов в комнате Фиасоль не бывает. Поэтому мама решает научить её путешествовать в страну сновидений. Потому что делать это надо правильно.
Как-то вечером Фиасоль пожаловалась на плюшевого мишку, который, усевшись на полку, стал, как она сказала, показывать ей язык.
– Перестань говорить глупости, – сказала мама и прилегла рядом с Фиасоль.
– Но, мама, я не могу здесь заснуть.
В этой страшной комнате мне снятся кошмары. Только закрою глаза, как сразу вижу чудищ, привидений, чертенят и жутких змей.
– Что я слышу? – изумилась мама. – Ты не умеешь гулять в стране снов. Надо думать о приятном. Закрой глаза.
Фиасоль закрыла глаза.
– Где ты?
– В своей постели, – ответила Фиасоль.
– Ну, а если бы ты была не в своей постели, а в каком-то другом месте, куда ты хотела бы попасть?
– Я хотела бы пойти поиграть, – сказала Фиасоль, закрыв глаза.
– Сейчас мы так и сделаем. Ты только что вышла поиграть. Какая у тебя сейчас погода? – спросила мама.
– Солнышко светит, лето, – удовлетворённо пробормотала Фиасоль.
– Да-да, зелёная трава, вокруг все благоухает, – добавила мама. – Что ты делаешь?
– Вместе с Ингольвюром Гойкюром залезла на дерево, – твёрдо сказала Фиасоль.
– У тебя много дел, – сказала мама. – Хватит сидеть на дереве, спускайся. Ингольвюру пора домой, ты останешься одна.
– Но это очень скучно, – пробурчала Фиасоль.
– Нет, совсем не скучно, – приказала мама, – иди во двор за нашим домом.
– Сейчас? – удивилась Фиасоль и открыла глаза. – Мама, сейчас вечер, я в пижаме. Ты посылаешь меня одну в темноту на снег? – возмущённо добавила она.
– Нет-нет, ты понарошку играешь во дворе на травке, светит жаркое летнее солнце, – засмеялась мама. – Закрой глаза и гуляй рядом с домом по зелёной траве.
– Я понимаю тебя, – улыбнулась Фиасоль и закрыла глаза. – Сейчас вокруг меня высокая трава, – сказала она.
– Ты босиком? – спросила мама.
– Совсем нет, – сказала Фиасоль. – Я в резиновых тапочках.
– Сними тапочки и ходи босиком. Ложись на траву, закрой глаза, – сказала мама.
– Я закрыла глаза.
– Знаю, сейчас ты лежишь, закрыв глаза, под жаркими лучами солнца на траве. Цветы благоухают, поёт золотистая ржанка. Слышишь? – спросила мама и засвистела, как птичка: – Тир-рин-тиу.
– Да-а, – тихо сказала Фиасоль, лежа неподвижно с закрытыми глазами.

– А сейчас послушай, не бекас ли это? – добавила мама и изобразила звук, который бекас издаёт своими крылышками. – Разве жизнь не прекрасна? Так приятно гулять в стране снов. Там ты сама решаешь, что дальше будет. Может быть, принести тебе на травку блинчиков и стакан молока? Может быть, сюда прибегут Хансина и Йенсина полежать рядом с тобой. Ты спрашиваешь, что делать? Надо всё делать так, чтобы было спокойно и красиво.
– Да, это так! – удовлетворённо признала Фиасоль. – Но, мама, в траве какие-то насекомые, – робко пролепетала она. – Ой!
И Фиасоль затряслась от страха.
– И ПАУКИ! Ой-ой, мама! – закричала она, вскочила с кровати и стала стряхивать с себя. – Я не хочу лежать на траве среди пауков. Они ползают по животу!
– Фиасоль! – вздохнула её мама. – Это всё понарошку. Ты сама решаешь, будут ли тут пауки.
– Мама, когда летом я ложусь на траву за домом, там ВСЕГДА есть пауки. Это правда!
Фиасоль опять легла и спряталась под одеялом.
– Закрой глазки и успокойся, болтушка ты моя, – устало сказала мама.
– Я больше не хочу играть в эту игру, где полно насекомых. Можно мне поспать у Пиппы?
– Надо спросить у неё.
– Пиппа, можно я посплю у тебя? – крикнула Фиасоль.
– Нет-нет, – ответила Пиппа, лёжа с книгой на своей большой кровати для принцесс с целой горой из подушек и мягких игрушек.
– Ну пожалуйста, – заплакала Фиасоль. – У тебя много места.
– Знаю, – сказала Пиппа. – Я хочу, чтобы и дальше было много места.
В конце концов, Фиасоль заснула на своей кровати под большим зелёным листом, несмотря на то, что маленькие синие чудища и мохнатые чертенята шуршали её вещами, как ей казалось.
Если тебе семь лет от роду, тебе ужасно трудно усидеть на месте. Семилетние дети, которые могут долго сидеть на месте, наверное, больные, или сони, или зануды. Сидеть спокойно тяжело, и молчать долго тяжело, но всего труднее сидеть неподвижно и молчать одновременно. Фиасоль почти никогда не сидит на месте. И уж никогда не молчит. Как можно неподвижно сидеть, если хочется бегать, прыгать, танцевать или хотя бы ползать? Как можно молчать, когда хочется свистеть, кричать, петь и говорить обо всяких важных вещах?

– Ты, что ли, на кнопку села? – сердито пробурчала мама дочери в церкви во время конфирмации[3] Гутти – двоюродного брата Фиасоль. Фиасоль уже тридцать три раза успела вскочить, посидеть рядом с мамой, рядом с папой, сходить в туалет, постоянно пыталась поболтать с братом, который сидел у алтаря вместе с другими детьми, проходившими конфирмацию. Она уже успела схватить церковные песенники и сложить их штабелем, порыться в маминой сумке и примерить бабушкин шарфик.
– Может быть, это ты уселась на пять кнопок сразу? – возмутилась Фиасоль. – И вообще так не разговаривают со своими детьми, – добавила она и удивлённо посмотрела на маму.
– Да, – вздохнула мама. – Прости меня, Фиасоль. Но ведь ты можешь посидеть спокойно?
Сидеть спокойно Фиасоль, ясное дело, не могла.
Как-то раз Фиасоль вернулась из школы очень сердитой.
– Ты уже пришла, мой ангел? Как дела в школе? – спросила мама у Фиасоль, оторвавшись от компьютера.
– Прекрасно, – сказала Фиасоль и бросила сумку. – И говорить о школе я больше не буду, – добавила она и открыла холодильник.
Тут позвонил телефон. Фиасоль подбежала к телефону и разговорилась, она всегда так делала, ей нравилось общаться по телефону.
– Алло, – решительно сказала она. – У телефона Фиасоль.
Звонила Глоя, мамина сестра.
– Привет, моя маленькая племянница, у тебя всё хорошо?
– У меня всё хорошо, – сказала Фиасоль, дожёвывая бутерброд. – А у тебя? Ты довольна жизнью?
– Да, спасибо. Держусь. А как твои дела? В школе всё нормально?
– М-м. Есть проблемы, – ответила Фиасоль, и тётя Глоя уловила раздражение.
– Тебе в школе скучно?
– Да не очень.
– А что же тогда стряслось? – с участием спросила тётя Глоя.
– Учительница стала слишком часто придираться, – сердито ответила Фиасоль.
Мама, склонившаяся над компьютером в соседней комнате, прислушалась.
– Ой! И к кому же придирается твоя учительница? – спросила тётя Глоя.
– Чаще всего ко мне, – тихо сказала Фиасоль.
– За что она тебя ругает? – удивилась тётя Глоя.
– М-м, ей не нравится, как я читаю, – ответила Фиасоль.
– Что? Учительница ругает тебя за то, что ты как-то не так читаешь? – спросила Глоя.

– Ну да, я могу читать только лёжа на столе, а это ей не нравится.
– Лёжа на столе? – переспросила тётя Глоя.
– Точно, – сказала Фиасоль. – Именно так я читаю.
– В таком случае правильно, что учительница тебя за это поругала, – сказала тётя Глоя.
– Вот-вот. Она сказала, что я беспокою соседку. Сказала, что я ей мешаю. Ей неудобно сидеть со мной, потому что нам нужен не один стол, а два, если я буду читать лёжа. Но я не мешаю этой девочке. Да я и сама знаю, я её уже спрашивала.
– Как так получилось, что во время урока ты взгромоздилась на стол, чтобы читать? Все люди читают, сидя на стуле, – сказала тётя Глоя.
– Глоя, я не могу читать, сидя на стуле, потому что тогда буквы прыгают. А если лежать на животе, то буквы стоят в ряд. Это факт, – твёрдо сказала Фиасоль.
Тут мама решила, что ей, пожалуй, хватит сидеть у компьютера и слушать Фиасоль. Она встала и вошла в гостиную.
– Фиасоль, неужели ты и в самом деле читала на уроке, лёжа на столе перед учительницей?
Фиасоль молча посмотрела на маму.
– Это правда? Ты читала именно так? – удивлённо спросила мама.
– Подожди, мама. Я думаю. И вообще не помню, мне сейчас некогда. Нехорошо подслушивать, когда другие люди говорят по телефону. По крайней мере ты сама так сказала, – возмутилась Фиасоль.
– Да, но, Фиасоль, ты должна рассказывать мне, когда ты попадаешь в школе в сложное положение, – сказала мама и села рядом с Фиасоль.

– Минуточку, мама. Я говорю с Глоей. Можно я поговорю с тобой потом? – сказала Фиасоль и сердито посмотрела на маму.
– Да, конечно, – сказала мама. – Извини. Я подожду. – И мама поднялась, чтобы подождать, когда Фиасоль кончит говорить.
Фиасоль говорила с тётей Глоей очень долго. Когда разговор закончился, мама уже забыла, что Фиасоль в состоянии читать только лёжа на столе, потому что если читать сидя, буквы прыгают перед глазами.
Неподвижно стоять и ждать ещё труднее, чем неподвижно сидеть.
Позже в этот день мама и Фиасоль поехали за покупками. На главной площади в Грасабайре мама встретила мужчину, которого не видела ужасно давно. А Фиасоль очень быстро устаёт, когда ждёт маму, встретившую кого-то на улице. Мама всё говорит и говорит, всё смеётся и болтает. Фиасоль знает, что мама точно будет говорить долго, если она поставила на землю сумку с покупками и сложила руки на груди. И тогда Фиасоль с тоской ждёт, зевает и закатывает глаза.
Мама говорила с тем мужчиной просто возмутительно долго. Фиасоль, наконец, решилась помешать их разговору.
– Мама, пока мы доберёмся до дому, ночь наступит, – с недовольным видом сказала она.
Мужчина засмеялся, мама тоже, но разговор они продолжили.
– Мама, почему бы не пригласить его к нам домой? – с раздражением сказала Фиасоль.
– Тс-с! – сказала мама и продолжила разговор.
Фиасоль обошла площадь, нашла большой камень, на который поднялась, и спела песенку, потом вернулась к маме, продолжавшей разговор. Она подёргала маму за брюки, но та не отреагировала. Тогда Фиасоль вцепилась в ногу что было сил и стала тянуть.
Мама бросила на неё сердитый взгляд, но говорить не перестала.
Тогда Фиасоль села верхом на рекламный стенд у магазина и изобразила всадника верхом на коне.
– Пожалуйста, веди себя хорошо! – громким шёпотом сказала мама и продолжила разговор.
– А ты собираешься говорить весь день? – закричала Фиасоль. – Я хочу спать. Но у меня нет спального мешка, – добавила она. – И подушки!
– Ты можешь вести себя тихо? – сквозь зубы проговорила мама.
– Тихо, лихо, всякая шумиха! Тихо, лихо, всякая шумиха! – запела Фиасоль и пустилась в пляс вокруг мамы.
Тут не выдержал мужчина, с которым разговаривала мама.
– Какая невежливая маленькая девочка, – сказал он удивлённо, повернувшись к Фиасоль. – Дети должны ждать и спокойно слушать, когда разговаривают взрослые.

Фиасоль рассердилась.
– А вот взрослые почему-то не ждут, когда дети кончат разговаривать. И вообще дети так долго не говорят обо всяких пустяках, – строптиво сказала она.
Мама покраснела и извинилась. Она быстро попрощалась с мужчиной, схватила сумки и посадила Фиасоль в машину.
– Да-да, вот теперь мы, наконец, быстро поедем домой, и я вернусь в свою норку, – сказала довольная Фиасоль.
– Невероятно, – сурово сказала мама, когда они сидели в машине. – Ты настолько невоспитанная, что мне стыдно за тебя. Этот человек будет теперь думать, что ты способна только плясать, как индеец. Он не поверит, что ты милая и вежливая девочка.
– Прости меня, моя дорогая мамочка. Так утомительно ждать тебя. Ты сама знаешь, как мне трудно стоять неподвижно, сидеть не шевелясь, ждать и молчать.
Мама, конечно, простила Фиасоль. Так должны поступать все родители, а Фиасоль может быть спокойной и вежливой. Иногда – как и все.
Учительница тоже знает это, и поэтому порой позволяет ей читать лёжа, но всё же иногда Фиасоль нужно тренироваться спокойно сидеть на стуле.
Учебный год только начался, как вдруг всё кончилось. Школьники Исландии остались дома, потому что учителя захотели, чтобы им платили больше денег за то, что они учат детей. А те, кто установил зарплату учителям, не захотели платить больше. Началась забастовка учителей, одни говорили, что она будет продолжаться ужасно долго, а другие – что всё кончится быстро. Первые дни забастовки были очень приятными. Фиасоль считала, что ей очень повезло, что она сможет всласть отдохнуть в своей норке. Но шли дни и недели. Школьные здания выглядели как дома привидений. Никто там не работал, а дети не учились. И не играли. Дети как бы исчезли, они сидели по домам или были отданы на попечение бабушек, дедушек, всевозможных дядюшек и тётушек.

– А что если мы, то есть я и Ингольвюр Гойкюр, вскроем наши копилки, если все дети вскроют свои копилки и отдадут деньги учителям, то мы пойдём в школу? – спросила Фиасоль однажды вечером после ужина.
– Наверно, этого не хватит, – ответил папа. – Мне кажется, это не решит проблему. Остаётся спокойно ждать и надеяться, что две стороны договорятся.
Взрослые на улице Грайналюнд всё время говорили о забастовке, и дети им не уступали. Дети скучали по школе, и вид у них был грустный и несчастный.
Сестру Бидду забастовка не затронула, потому что она уже училась в колледже. Папа каждый день уезжал на работу. А мама оставалась дома, но работа не шла, потому что она видела, как страдают Фиасоль и Пиппа.
– Что нам делать? – спросила Фиасоль как-то утром. – Мы умираем от безделья.
– Самое главное – найти занятие, – ответила мама. – Когда у тебя есть занятие, ты не мучаешься.
– Давайте будем играть, – сказала Пиппа.
– Мы сыграем в карты, – сказала мама. – Но играть будем особым интересным образом. Если я выиграю, вы вместо меня будете делать домашние дела. А если кто-то из вас обыграет меня, тогда вы получите на ужин что захотите, сможете попрыгать на папиной кровати, сходить в зоопарк или в кино. Согласны?
Сёстры дружно решили, что это прекрасное предложение. И каждый день они играли с мамой в карты. Плохо только то, что мама играла очень хорошо и всегда выигрывала. Поэтому утром сёстры играли, а в оставшуюся часть дня делали домашние дела. У мамы появилось время спокойно посидеть у компьютера. А сёстры укладывали чистое бельё, вытирали пыль, поливали цветы, пылесосили и прибирались на кухне. Однажды утром, когда мама вынула колоду карт, Фиасоль поняла, что с неё хватит.

– Нет, больше не хочу играть с тобой. Ты всегда выигрываешь, и мы, две рабыни, надрываемся целый день, – мрачно сказала она.
– Я не виновата, что хорошо играю в карты, – сказала мама и рассмеялась. – Но вообще-то домашние дела не только забота родителей. Все члены семьи должны принимать в них участие. Мы живём вместе, и наш дом принадлежит всем. Поэтому мы все должны помогать друг другу в домашних делах.
– Мама, – сказала Пиппа, – это чересчур. Мы делаем домашние дела уже целую неделю. И никогда не выигрываем.
– Давайте сыграем ещё раз, – коварно улыбнувшись, сказала мама и подмигнула сестрам. – Никогда не угадаешь, что получится.
Они сыграли ещё раз, и – подумать только! – Пиппа выиграла, Фиасоль вышла второй, а мама впервые за всё время проиграла.
Сёстры никогда не думали, что могут так смеяться. Они отбежали от стола. Крикнули «Ура!» самим себе и зааплодировали.
– Победу полагается принимать спокойно, а вы вот-вот лопнете от гордости, – сказала мама.
– Так что мы получим за наш выигрыш? – спросила довольная Фиасоль.
– А что вы скажете, если мы поедем в зоопарк и возьмём с собой перекусить? – спросила мама.
Такого заманчивого предложения сёстры не слышали очень давно.
– Я позову Ингольвюра Гойкюра, – сказала Фиасоль и выбежала, хлопнув дверью.
Немного спустя мама привезла сестёр и Ингольвюра Гойкюра в зоопарк, где они весело провели весь день.
– Ну как, сегодня будем играть? – спросила мама на следующее утро.
– Нет, мама, хватит нам домашних дел, – сказали сёстры. – Сегодня мы хотим заняться чем-нибудь другим.
Фиасоль и Пиппа решили, что будут делать украшения к предстоящему Рождеству, а не играть в карты с мамой. Несколько дней в доме царила кутерьма. Тюбики клея, бумага, шары и краски разбросаны повсюду. Мама очень обрадовалась, когда всё это наконец закончилось.
Пиппа положила украшения в коробку и собиралась вынуть их только на Рождество, а Фиасоль решила походить по соседним домам, предлагая купить то, что она сделала.
– Послушай, Фиасоль, зачем ты так? Тебе ведь не нужны деньги, – рассеянно сказала мама, сидя у своего компьютера.
– Они мне нужны, чтобы купить подарки на Рождество.
– Но ты даришь подарки вместе с нами. У нас всегда были общие подарки, – сказала мама.
– Теперь будет по-другому, – ответила Фиасоль. – Раньше я была маленькая, а теперь выросла и хочу дарить свои подарки на Рождество.
– В таком случае подари самое лучшее из того, что ты сама сделала, – запротестовала мама.
– Знаешь, мама, Биркир и Бёркюр из моего класса продают украшения и уже собрали много денег.
Биркир и Бёркюр – близнецы, учатся в одном классе с Фиасоль. С ними очень интересно. Они собирают камни, перья птиц и черепа мёртвых животных. Всегда одеты одинаково в одежду маскировочного цвета и похожи на маленьких охотников, которые собрались пострелять гусей.
Мама с сомнением посмотрела на Фиасоль.
– Неужели Биркир и Бёркюр продают рождественские украшения? – Продавать шарики и рождественский дождь? Это было так непохоже на тех ребят!
– Да-да, в это лето они собрали много ос. У них банки были наполнены высохшими осами, они не знали, что с ними делать. И тогда им в голову пришла прекрасная мысль. Они ходят из дома в дом и предлагают высохших ос как украшение на Рождество.
– Что? – переспросила мама и от удивления так и села на стул.
– Ну да, если ос обрызгать золотой краской, то они приклеиваются к шишкам, и получаются рождественские украшения, – сказала Фиасоль. – Хотела бы я, чтобы у меня были мёртвые осы, – грустно добавила она.

В последующие дни Фиасоль продала немного рождественских украшений и положила деньги в свою копилку. Бабушка купила два зелёных шарика, тётя Глоя – выкрашенный в красный цвет спичечный коробок с жёлтыми звёздами.
И вот наконец забастовка учителей завершилась, мама и папа услышали об этом по телевизору в выпуске новостей, это было радостное сообщение для живущих на улице Грайналюнд.
– Забастовка кончилась, девчонки! – крикнула мама из гостиной. – Завтра вы пойдёте в школу.
Фиасоль и Пиппа от счастья подпрыгнули до потолка и на следующее утро довольными пошли в школу с тяжёлыми ранцами за спиной впервые после двухмесячной забастовки.
– Переоденься, сходи в туалет, почисти зубы, – напоминает мама каждый вечер, когда Фиасоль собирается ложиться спать.
– Хорошо, но я очень боюсь длинного тёмного коридора, – плаксивым голосом говорит Фиасоль.
– Чего ты боишься? – удивлённо спрашивает папа.
– Чудищ, привидений и всяких страшных зверей, которые живут в темноте, – испуганно отвечает Фиасоль.
– Ты несёшь чепуху, – говорит папа. – Ты прекрасно знаешь, что в коридоре нет никого. И он совсем не тёмный.
– Какое самое страшное и злое животное в Исландии из живущих не в море, а на суше? – спрашивает Фиасоль, заглядывая в коридор.
Мама задумывается.
– Вероятно, не лисица и не сокол. А кто? Пожалуй, некоторые породы собак страшнее лисицы и сокола, – говорит она, наконец.
– Люди могут быть опаснее животных, – добавляет сестра Пиппа.
– Неужели? – удивлённо говорит Фиасоль. – Но если здесь нет ни львов, ни крокодилов, ни пещерных чудищ, то всё в порядке, – добавляет она очень довольная и бежит по коридору.
Однако кое-кто пугает Фиасоль больше любых чудищ, привидений и диких зверей.
Это рождественские тролли[4]. Когда тролли приступают к своей деятельности, Фиасоль больше не может спать в своей комнате. Она договорилась с сестрой Пиппой, и та пустила её к себе ночевать с самого первого дня, когда рождественские тролли только начинают приносить подарки, и до последнего. Фиасоль пугает сама мысль, что эти задиры крадутся мимо её кровати, когда она спит. В декабре она выставляет башмачок на подоконник у себя в комнате, но сама спит у Пиппы.

В одну из недель, предшествующих Рождеству, мама и Фиасоль поехали в большой торговый центр. Мама собиралась купить тряпочки для стола, а Фиасоль выбрать рождественский подарок Ингольвюру Гойкюру.
– Я хочу выбрать что-то совершенно особое, что подходит только ему одному, потому что он мой самый лучший друг.
Фиасоль бродила в тоске из конца в конец магазина и упорно пыталась найти самый подходящий подарок Ингольвюру Гойкюру. Мама ужасно устала. Наконец, Фиасоль увидела самый необычный подарок – как раз для Ингольвюра Гойкюра. В большой корзине на полу лежали матерчатые олени в красных колпачках. Фиасоль схватила одного оленя.
– Олень Рождественский, – торжествующе закричала она. – На Рождество ты найдёшь свой новый дом на улице Грайналюнд у Ингольвюра Гойкюра.
Когда они вернулись домой, мама вошла к Фиасоль и принесла её вещи, которые девочка ещё раньше разбросала в гостиной. В комнате Фиасоль всё было вверх дном. Куча одежды на полу. Куски бумаги, оставшиеся от вырезанных самолётов. Подушки, постельное бельё и плюшевые мишки образовали большую гору. Казалось, что кто-то взорвал в комнате бомбу. На самом верху лежала новая одежда к Рождеству.
– Фиасоль! – позвала мама. – Что ты собираешься со всем этим делать?
Фиасоль вошла в комнату.
– Ничего. Потом разберусь. А сейчас пойду поиграю с Ингольвюром Гойкюром. Надо поиграть, чтобы отдохнуть. Очень утомляют поездки по магазинам.
– Послушай, Фиасоль… – хотела было возразить мама.
Но Фиасоль слушать не стала и помчалась на улицу играть. Вернувшись, сказала маме, что заниматься делами поздно. А ещё – что ей глубоко наплевать, что у неё беспорядок.
В этот вечер был черёд тролля Коротышки.
– Я его видела, – закричала сестра Бидда из кухни на весь дом. – Я видела, как он пронёсся над крышей наших соседей Эстер и Эльмара! На нём полосатая шапка.
– Переоденься, сходи в туалет, почисти зубы, – напомнила мама.
Фиасоль быстро надела пижаму.
– Что-то уж очень рано он отправился в путь! – крикнула Фиасоль. – Ведь сейчас только восемь часов.
Она спешно почистила зубы и улеглась на кровать Пиппы.
– Ой, нет, я забыла! Башмачок должен стоять на окне!
Фиасоль вбежала в свою комнату, схватила башмачок и поставила на подоконник.
– Вижу! Я его вижу! – закричала Бидда, и мама выглянула из окна гостиной.

– Ну да, вот он, – сказала мама и показала в темноту. – Какой он маленький! Как домовёнок! Как интересно! Я никогда раньше не видела всамделишного рождественского тролля так близко.
– Можно посмотреть? Мне можно? – закричала Фиасоль и побежала в гостиную.
– Да ты что, дурочка, – сказала Бидда. – Немедленно ложись и спи. Он ничего не положит в твой башмачок, если увидит, что ты не спишь, когда он появится.
Фиасоль молниеносно юркнула в кровать Пиппы, выключила свет, положила голову на подушку и сразу заснула.
Сестра Пиппа улыбнулась, дочитала свою книжку и тоже спокойно заснула.
– Как хорошо, что рождественские тролли очень рано отправляются в путешествие по улице Грайналюнд, – сказала Бидда и засмеялась, услышав, что её сёстры крепко спят.
– Да, – сказала мама и улыбнулась. – Перед Рождеством все дети крепко спят.
Наступило холодное декабрьское утро, над улицей Грайналюнд стало светать.
– Пора вставать, девчонки. День наступил, – сказала мама и включила свет в комнате сестёр. Они, ещё не совсем проснувшиеся, бегом побежали к окнам.
Пиппа вынула из своей выходной туфельки красивую ручку и красную резинку для волос.
– Какой противный этот Коротышка! Самый противный изо всех троллей в мире! – сердито закричала Фиасоль в своей комнате.
– Нельзя плохо говорить о рождественских троллях, – сказала мама.
– Конечно, можно. Этот Коротышка – осёл и грубиян, – сказала Фиасоль и посмотрела на башмачок заплаканными глазами. – Ты только посмотри, мама, он подарил мне картофелину, морковку и репку[5].

– Может быть, он сделал это, потому что в твоей комнате всё вверх дном, – сказала Пиппа и язвительно рассмеялась.
– Это не плохо, – сказала мама, утешая дочку. – Овощи очень полезны для здоровья.
– Но всё равно это ужасно. И, кроме того, там было письмо, – сказала Фиасоль и протянула маме листок бумаги с корявыми буквами.
– Мама взяла листок и громко прочитала.

– Ай-ай-ай, – печально сказала мама. – На тебя рассердился рождественский тролль.
– Я никому не расскажу про это, – задумчиво сказала Фиасоль. – Это тайна. Но ведь его не касается, где я сплю в доме. Мы сварим овощи и съедим их сегодня вечером.
Пока мама собирала девочкам завтрак в школу, Фиасоль принялась за работу. Когда она в это утро ушла в школу, комната стала похожа на рекламу мебельного магазина. Вся одежда сложена на стуле. Обрывки бумаги перекочевали в мусорную корзину. Кровать прибрана, каждая игрушка на своём месте.
Вечером мама сварила овощи, и Фиасоль с большим аппетитом съела их.
– А вот ты не можешь съесть ручку, которую Коротышка подарил тебе, – сказала она с громким смехом сестре Пиппе.
Спать они легли очень рано, а ночью в дом пришёл тролль Сластёна. Он положил в башмачок Фиасоль красивую записную книжку с цветами на обложке, пачку жевательной резинки и записку.
Записка гласила:

Вскоре наступило Рождество, которого так ждала Фиасоль. Она получила много красивых подарков, но больше всего ей понравился подарок Ингольвюра Гойкюра, а именно маленький матерчатый рождественский олень, которого он сам выбрал в торговом центре.
Вот так. Когда люди дружат, их вкусы часто совпадают.
31 декабря у мамы дел было по горло. Бабушки и дедушки, родственницы и родственники были приглашены к ним на ужин, и Фиасоль не могла дождаться вечера. Она даже не знала, почему она его так ждала. Вообще говоря, сочельник в Рождество лучше новогоднего праздника, потому что подарки в Исландии делают только на Рождество.
– Что это ты готовишь? – спросила Фиасоль, подползая на коленях к маме, которая поливала в печи маслом что-то очень большое.
– Это страус? – задумчиво спросила Фиасоль и с уважением посмотрела на большущую птицу.
– Страус? – удивилась мама. – Нет, это индейка.
– Вот как? – сказала Фиасоль, вставая. – Ты что, сама подстрелила её? Или купила? – спросила она затем, будучи совершенно уверенной, что мама может отлучиться из дома ненадолго и где-нибудь вдалеке подстрелить индейку или страуса. Фиасоль знала, что мама летом совершила какую-то поездку, но ездила мама не охотиться на страусов и индюшек, а всего лишь половить рыбу.
– Купила, – ответила мама, закрыла печь и улыбнулась Фиасоль. – Но спасибо тебе за такой вопрос, – сказала она потом.

– Не за что, – сказала Фиасоль и надела куртку.
– Да нет, я серьёзно, – сказала мама и разгладила фартук. – Мне очень нравится, что ты могла подумать, что твоя мама накануне Рождества может отправиться куда-то далеко поохотиться на страусов. Это говорит о том, что ты веришь в меня. А я верю в тебя. Ты способна на многое, на все, что захочешь.
Фиасоль задумчиво выслушала маму, но покачала головой.
– Иногда я тебя не понимаю, мама, – сказала она. – А сейчас я пойду поиграю с Ингольвюром Гойкюром.
Семилетний мальчик Гримюр, друг Фиасоль, живёт в Гювювике. Как-то раз Фиасоль и мама договорились с Гримюром, что он из школы приедет к ним в гости. Они приехали в Грасабайр, где мама испекла вафли. На вафли позвали Ингольвюра Гойкюра.
Как только они съели большую стопку ещё тёплых вафель, Пиппа отправилась на репетицию духового оркестра.
Спустя некоторое время в дверь позвонили. Фиасоль, Гримюр и Ингольвюр Гойкюр подбежали к входу. На пороге стояли Хеба, живущая в доме напротив, и её подруга Снайрос.

Снайрос держала в руках очень маленького дрожащего зяблика.
– Мы нашли его на автобусной остановке на улице Гюлалюнд, – сказала Хеба. – Он покалечился. Мы думаем, что у него сломано крыло.
– Вероятно, он попал кошке в лапы, – грустно сказала Снайрос.
– Мама, – закричала Фиасоль, – у нас несчастье.
Мама мгновенно вбежала в комнату.
– Ты можешь нам помочь? – спросила Хеба. – Он покалечился, его надо отвезти в больницу.
– Ой, бедняжка, – сказала мама и осмотрела птичку. – Повреждено крыло.
– Его зовут Йон, – сказала Снайрос.
– Откуда вы знаете? – спросила мама.
– Мы сами дали ему это имя. Как-то надо его звать, – сказала Хеба.
– Бежим! – сказала Фиасоль. – Надо отвезти его в больницу.
Все молниеносно обулись, оделись и гуськом побежали за мамой в мамин внедорожник.
Гримюр, Ингольвюр Гойкюр, Фиасоль, мама, Хеба, Снайрос и зяблик Йон ехали под дождем в темноте. Зяблик Йон лежал в ладонях Снайрос, сидевшей на переднем сиденье, и иногда делал попытки выпрыгнуть.
– Мы поедем в ветеринарную лечебницу! – крикнула Фиасоль с заднего сиденья.
– Нет, – сказала мама. – Это очень далеко, а мне надо приготовить ужин. Мы поедем к местному ветеринару в Грасабайре.
Рядом с домом ветеринара в Грасабайре зяблик Йон выскользнул из рук Снайрос. Он замахал целым крылом и стал прыгать, пока не упал в карман на двери автомобиля. Снайрос долго вытаскивала его и наконец вытащила. Сердечко Йона часто билось. Снайрос осторожно взяла его в руки.
– У него чуть не случился инфаркт, – сказала она с ужасом.
Мама вышла из машины и постучалась в дверь. Никто не вышел. Приём уже закончился.
– Похоже, что закрыто, – сказала мама, вернувшись.
– Придётся ехать в ветеринарную лечебницу, – сказал Гримюр. – Едем. Зяблику надо наложить шину.
– Не думаю, чтобы птицам накладывали шины, – сказала Хеба.
– Всё возможно, – сказал Ингольвюр Гойкюр. – Врачи – люди умные.
Всё ещё под дождём они выехали из Ерасабайра и переехали в Биркидаль. Вошли в ветеринарную лечебницу прямо перед закрытием.
Ветеринар доктор Олавия, широко раскрыв глаза, смотрела на вереницу входивших.

– Что за нашествие? – спросила она после того, как вошли мама, за ней Снайрос, державшая в руках зяблика Йона, потом Хеба, потом Фиасоль и Ингольвюр Гойкюр. Завершал шествие Гримюр.
– Мы принесли зяблика, его надо починить, – твёрдо сказала Фиасоль.
– Он пострадал, – сказала Снайрос.
– Его зовут Йон, – добавил Гримюр.
– Йону придётся подождать, – сказала Олавия. – Есть другие пациенты.
В приёмной было много животных с болезнями и травмами. В клетке жалобно мяукала кошка. На коленях хозяина восседала собачка. Две маленькие девочки сидели, обхватив обувную коробку с дырками. На полу под столом лежала огромная свирепая с виду охотничья собака.
– Что случилось с киской? – спросила Фиасоль у женщины, державшей в руках клетку с кошкой.
– Она сломала лапу, – сказала женщина. – На прошлой неделе попала под машину и сейчас пришла на повторное обследование.
– Ой, как ей не повезло, – сказал Ингольвюр Гойкюр.

– У нашего Йона, наверное, перелом крыла, – грустно сказал Гримюр.
– Или растяжение, – добавила Фиасоль. – Точно мы сами не знаем.
– А кто это Йон? – спросила женщина.
– Йон – имя вот этой птички, – сказала Фиасоль. – Он ждал автобуса, когда на него напала кошка.
– Совсем он не ждал автобуса, – засмеялась Хеба. – Просто мы нашли его на остановке автобуса.
– А кто в обувной коробке? – спросил Гримюр и показал на коробку, которую держали на коленях девочки.
– Геркулес, – печально ответила одна.
– Хомячок, – добавила вторая.
– Он заболел? – спросил Гримюр.
– Ну да, у него болит живот. Мы думаем, он слишком долго бегал по новому колесу.
– Ой, бедняжка, – огорчённо сказала Фиасоль.
– Собака тоже заболела? – спросил Ингольвюр Гойкюр у мужчины, державшего на коленях собачку.
– Нет, мы пришли обрезать когти, – сказал мужчина. – Она не разрешает мне это делать, поэтому мы пришли к ветеринару.
– Ей сделают педикюр, – хихикнула Фиасоль и погладила собачку.
– Дети, перестаньте приставать ко всем, – тихо сказала мама.
Тогда они заметили автомат с какао.
– Можно сделать какао? – спросила Фиасоль у женщины за стойкой.
– Да, конечно, – ответила она.
Много времени спустя, когда уже было выпито не меньше десяти порций какао, очередь дошла до них.
– Ну теперь я могу посмотреть на зяблика, которого зовут Йон, – сказала, выйдя в приёмную, ветеринар доктор Олавия.
– Можно всем войти вместе с ним? – спросила Фиасоль.
– Да, пожалуйста. Хорошо, что у Йона так много друзей, – ответила Олавия.
И они вереницей прошли в комнату доктора. Снайрос осторожно положила зяблика Йона в руки Олавии.

– Ну-ну, здорово же тебя потрепали, Йон, ты мой хороший! – сказала Олавия и осмотрела крыло самым внимательным образом. – Тут поработала кошка, – добавила она. – Дело ясное.
– Его можно вылечить? – спросила Фиасоль.
– М-м, как сказать? – тихо произнесла Олавия. – По меньшей мере можно сделать, чтобы ему стало лучше, – сказала она наконец и серьёзно посмотрела на детей.
Потом она что-то сказала по-датски маме, которая спокойно кивнула.
– А почему ты говоришь на чужом языке? – спросила Фиасоль.
– Потому что такие вещи лучше говорить на чужом языке, – серьёзно сказала Олавия. – Давайте мы сделаем так. Вы оставите зяблика Йона у меня. Я полечу его, а когда он поправится, я его выпущу, и он полетит, куда захочет.
– Когда можно его забрать? – спросил Ингольвюр Гойкюр.

Олавия задумалась.
– Забрать? Нет, его не надо забирать. Когда придёт время, я выпущу его в небеса, и он полетит к Звериному фьорду, к другим зверям и птицам, которые там живут.
– Так дело не пойдёт, – твёрдо сказал Ингольвюр Гойкюр. – Мы вернёмся к нему, когда он поправится.
– Зачем? – спросила Олавия.
– Он из Грасабайра, он живёт там, а вовсе не у фьорда. И знает всё только в Грасабайре.
– Это совсем не так, – засмеялась Олавия. – Видишь ли, птицы очень хорошо ориентируются. Зяблик Йон летал в такие страны, где вы никогда не бывали. В Исландию он прилетел издалека. Ему не трудно будет найти дорогу.
Ингольвюр Гойкюр задумался. Ему не хотелось оставлять зяблика, но Фиасоль сказала, что Олавия знает, что делает, она вылечила Хансину и Йенсину, когда те болели.
И все попрощались с зябликом Йоном и пожелали ему поскорее поправиться. На пути домой в Грасабайр в машине говорили, что это приключение хорошо закончилось и что Йону станет лучше. Когда придёт время, он полетит на небо и поселится в хорошем месте, где нет никаких кошек.
У семилетних детей тоже бывает пора, когда им всё немило. Так было и в этот очень дождливый день на улице Грайналюнд.
– Ты говоришь, что смотреть телевизор можно, когда кто-то заболел или погода плохая. Сейчас идёт дождь, почему же нельзя смотреть по телевизору мультики? – спросила у мамы Фиасоль.
– Потому, что вы должны найти себе другое занятие. А если дети будут слишком часто смотреть телевизор, они поглупеют, – решительно ответила мама и выключила телевизор.
Фиасоль вздохнула.
– Это неправда, мама. Мы ничуть не глупеем оттого, что смотрим телевизор, – рассердившись, сказала она.
– Гм-м, – сказал Ингольвюр Гойкюр. – Фиасоль, ничего страшного. Мы найдём другое занятие.
– Что нам делать? – спросила Фиасоль.
– Да вы можете играть в разные игры, рисовать, раскрашивать картинки, играть в прятки или гулять в плащах под дождём, – сказала мама, обрадовавшись, и села к компьютеру.
Фиасоль и Ингольвюр Гойкюр пошли в её комнату и вскоре выбежали оттуда.
– Мама, Ингольвюр Гойкюр предлагает мне покататься на автобусе, – сказала Фиасоль и надела куртку.
– Что-что? – переспросила мама, оторвавшись от компьютера. – Ездить на автобусе вам никуда не нужно. По всем своим делам вы ходите пешком, ездите на велосипеде или с родителями на машине. А в городе у вас дел никаких нет.
– Да, мама, но Ингольвюр Гойкюр иногда ездит на автобусе, у него есть даже карточка для оплаты автобуса. Мы сделаем на автобусе только один круг.
– Мама тебе разрешит? – спросила мама у Ингольвюра Гойкюра.
– Да, конечно. Я, как старший, присмотрю за Фиасоль.
Мама недоверчиво посмотрела на них.
– Ну ладно, пусть так, но только недолго.
– Как здорово! Ты не бойся, мама. Всё будет хорошо. Путешествовать очень полезно. Надо познавать мир, – кричала Фиасоль, закрывая дверь.
На улице им встретилась Бабушкина Хеба. Бабушкина Хеба – это не имя. Её так прозвали, чтобы не перепутать с Хебой, которая живёт напротив. Бабушкина Хеба живёт в Клехтавогюре, но часто бывает на улице Грайналюнд в Грасабайре, потому что здесь живёт её бабушка. Девочке тоже семь лет, волосы у неё такие же растрёпанные, как у Фиасоль, только у неё гораздо больше веснушек. Фиасоль и Ингольвюр Гойкюр иногда пробуют сосчитать количество веснушек на лице Бабушкиной Хебы, когда им очень скучно, но самое большое число, до которого они дошли, – семьдесят пять, а потом устали и остановились.
– Куда это вы собрались? – с любопытством спросила Бабушкина Хеба.
– Кататься на автобусе, – ответила Фиасоль.
– Поехали с нами! – тут же пригласил Ингольвюр Гойкюр. Они побежали к нему домой, чтобы получить разрешение.
Бабушкина Хеба тоже получила разрешение у своей бабушки, и все трое вскоре пришли на автобусную остановку на улице Гулалюнд.

– Это путешествие очень интересное, – выдохнула Фиасоль. – Я никогда не ездила на городском автобусе, только на рейсовом автобусе к бабушке за город. А здесь всё не так?
К тротуару подкатил жёлтый автобус.
– Войдёте после меня, – решительно сказал Ингольвюр Гойкюр.
– Добрый день, – сказала Фиасоль шофёру, когда они вошли. – Мы вместе с ним. – Она показала на Ингольвюра Гойкюра. – Он платит за всех. Он нас пригласил.
Шофёр приветливо кивнул головой, и они пошли по проходу.
– Садимся сзади! – распорядилась Фиасоль. – Это очень хорошее место. Там просторно. Мы будем смотреть во все окна. А ещё там можно лежать! – закричала она и повалилась на несколько сидений сразу.
– Лежать и веселиться! – отозвалась Бабушкина Хеба и плюхнулась на живот на сиденья рядом с Фиасоль. Обе засмеялись.
– Перестаньте дурачиться! – грозно сказал Ингольвюр Гойкюр и сел рядом с ними.
– В автобусе никого нет, – удивлённо сказала Фиасоль, посмотрев по сторонам. – Где же люди?
– В это время никто не ездит, а вот когда я езжу рано утром, автобус бывает – переполненным, – сказал Ингольвюр Гойкюр.
– Я будто бы благородная дама, сижу в автобусе, – воскликнула Фиасоль, пересела вперёд и сделала вид, что держит в руках сумочку. – Ла-ла-ла-ла-ла!
– А я будто бы ребёночек в коляске, – закричала Бабушкина Хеба, откинулась на спину и задрыгала руками и ногами.

– Извольте вести себя прилично, – громким шёпотом сказал Ингольвюр Гойкюр.
Автобус на большой скорости выехал из Грасабайра и помчался в сторону Клехтавогюра.
– Ой, как далеко мы уехали! – крикнула сидящая в передней части автобуса Фиасоль. – Я никогда раньше не уезжала одна так ужасно далеко от улицы Грайналюнд.
Она встала и пошла по проходу к остальным.
– Давайте посвистим!
– Посвистим? – переспросил Ингольвюр Гойкюр.
– Ну да, будем насвистывать автобусную песенку, – обрадовалась Бабушкина Хеба.
– Что ещё за автобусная песенка? – спросил Ингольвюр Гойкюр. – Нет никакой автобусной песенки.
– Вот поэтому нам предстоит сочинить такую песенку, – сказала Фиасоль и тут же принялась насвистывать. Бабушкина Хеба подхватила, и все трое в конце автобуса стали свистеть изо всех сил. Автобус поднялся на холм в Клехтавогюре и вдруг остановился.
– Что происходит? – удивилась Фиасоль.
– Мы остановились на остановке, – объяснил Ингольвюр Гойкюр. – Автобусы должны останавливаться для входа и выхода пассажиров.
– Я это знаю, но в нашем автобусе больше никого нет, а нам выходить из автобуса совсем не нужно, – сердито ответила Фиасоль.
– А там нет никого, кто хочет сесть в автобус, – сказала Бабушкина Хеба, посмотрев в окно.
Шофёр встал с кресла и взял сумку. Потом надел куртку и вышел из автобуса, не закрыв дверей.
– Он ушёл, – испуганно сказала Фиасоль. – Разве он может уйти когда ему вздумается?
– Ничего не понимаю, – задумчиво сказал Ингольвюр Гойкюр.
Они смотрели, как шофёр вошёл в павильон на автобусной станции. Потом увидели, что он сел с чашкой кофе и стал читать газету.
– Разве он имеет право бросить автобус? – спросила поражённая Бабушкина Хеба.
– Наверняка не имеет. Ему всего лишь лень работать, – сказала Фиасоль, внимательно рассматривая шофёра.
– Такого со мной ещё никогда не было, – грустно сказал Ингольвюр Гойкюр. – Я уверен, что это ваша вина.
– Что? Почему наша вина? – удивилась Фиасоль. – Откуда мы могли знать, что шофёр возьмёт свои вещи и уйдёт из автобуса в середине поездки?
– Всё понятно, Фиасоль, мы очень шумели, – сказала Бабушкина Хеба. – Он, конечно, обиделся и не захотел возить нас.
– Как так? – Фиасоль с негодованием посмотрела на шофёра. – По-моему, мы не очень шумели. Я хочу сказать, что обычно мы шумим гораздо больше. Он жутко обидчивый, если не захотел вести автобус из-за того, что трое детей насвистывают автобусную песенку.

– Да, но вы же не только насвистывали. Вы ещё бегали взад-вперёд, кричали и вопили, как сумасшедшие, – раздражённо сказал Ингольвюр Гойкюр.
– Как вы думаете, он успокоится? – спросила Фиасоль и стала рассматривать шофёра, читавшего газету. – Я хочу спросить, как, по-вашему, он подкрепится кофе и вернётся?
– Нет, я думаю, он ждёт, когда мы выйдем, – печально сказала Бабушкина Хеба.
– Ой-ой, он не хочет ехать, он ждёт, чтобы мы вышли! – Фиасоль чуть не задохнулась. – Как это нехорошо – для нас!
– Иногда бывает лучше посидеть спокойно, – сердито проговорил Ингольвюр Гойкюр.
– Мы теперь отсюда не уедем, – расплакалась Фиасоль. – А как можно уехать, если мы не знаем дороги в Клехтавогюре?
– Постойте, – довольным голосом сказала Бабушкина Хеба. – Мы найдём дорогу. Фиасоль, разве ты забыла, что я здесь живу. Я знаю, на каком автобусе ехать, чтобы попасть к моему дому.
Фиасоль засияла, как солнце на ясном небе, а Ингольвюр Гойкюр улыбнулся уголком рта.
– Да-да, мы поедем домой к Бабушкиной Хебе, – сказал он очень довольный.
– Дома у тебя никого нет, Хеба, поэтому тебя и отвезли к бабушке, – озабоченно сказала Фиасоль.
– Знаю, – ответила Бабушкина Хеба. – Но ключ-то у меня есть. А дома у нас телефон!
Трое друзей вздохнули с облегчением.
– Он не придёт, пока мы не выйдем, – сказал Ингольвюр Гойкюр и посмотрел на шофёра автобуса, который ел печенье, читая газету. – Выходим сейчас же.
Пристыжённые, они выбрались из автобуса. Долго стояли на тротуаре и наблюдали за шофёром. А он встал, взял сумки и куртку и пошёл к автобусу. Завёл и сразу уехал.
– Сами видите, – сказала Фиасоль. – Он только и ждал, когда мы уйдём.
Потом пришёл автобус, который, как сказала Бабушкина Хеба, подъезжает почти к дверям её дома.
– Ведите себя, как полагается, – шёпотом сказал Ингольвюр Гойкюр, предъявил шофёру карточку и заплатил за всех.
Фиасоль и Бабушкина Хеба сидели, как статуи, так что даже Ингольвюр Гойкюр сказал им спасибо.
Все вышли на остановке рядом с домом Бабушкиной Хебы, она пригласила их войти. Тут же позвонила своей бабушке, и, дожидаясь её приезда, они стали есть бутерброды с сыром.

Когда Фиасоль, наконец, вернулась домой, уже смеркалось.
– Где это вы пропадали столько времени? – спросила с удивлением мама.
– О-о, это долгая история, мама. Мы ездили в автобусе с очень неприветливым шофёром, который привёз нас на гору в Клехтовогюре и не захотел ехать дальше, потому что ему показалось, что мы уж очень расшалились. Он там вышел и стал пить кофе и читать газету, дожидаясь, когда мы выйдем. А ведь мы не вели себя плохо, мы просто резвились. Нам пришлось пересесть на другой автобус. Поэтому нас долго не было.
– С неприветливым шофёром? – переспросила мама.
В гостиную вошла Пиппа.
– Фиасоль, разве ты не знаешь, в Клехтовогюре водители останавливаются на отдых, автобусы ведь ходят по расписанию, – сказала она и засмеялась. – Он вовсе не сердился на вас, глупышка.
– Ты не знаешь, – ответила Фиасоль. – Тебя ведь с нами не было. Значит, ты не можешь знать, что там было.
Мама улыбнулась Фиасоль.
– Дорогая моя Фиасоль. В следующий раз, когда вы поедете на автобусе, надо сидеть спокойно и ждать, когда шофёр выходит. Они всегда возвращаются и совсем не сердятся на таких замечательных пассажиров, как вы. Теперь ты будешь это знать.
В канун Иванова дня[6] можно не спать очень долго, каждый ложится, когда захочет – так принято дома у Фиасоль. Это потому, что день длится бесконечно долго, а солнце светит почти всю ночь.
Вот и Фиасоль нисколько не удивилась, когда мама предложила ей, Пиппе и Ингольвюру Гойкюру съездить половить рыбку вечером накануне Иванова дня. Папа и сестра Бидда в этот день уехали совершать восхождение на ледник Солнечной горы.
– Я думал, что в это время надо идти домой и ложиться спать, – удивлённо сказал Ингольвюр Гойкюр, когда мама стала складывать в рюкзак сложенные удочки и провизию. – Сейчас ведь уже десятый час ночи.
– Понимаешь, Ингольвюр Гойкюр, солнце всё ещё светит, а раз так, никто не спит, – сказала Фиасоль. – Сходи-ка домой и спроси у мамы разрешения поехать с нами на озеро Эллаватн ловить рыбу.
Ингольвюр Гойкюр побежал домой и вернулся с мамой, которая сказала маме Фиасоль, что Ингольвюр Гойкюр может отправиться с ними. И они поехали к Этлаватн.
Пока они шли по берегу при свете полуночного солнца, у Фиасоль и Ингольвюра Гойкюра завязался настоящий бой. Они сражались большими ветками люпина и так ожесточённо, что за ними оставался люпиновый след. У небольшого залива мама остановилась и стала соединять части удочек.

– Нам надо, по меньшей мере, поймать рыбий жир, – сказала Фиасоль, выбирая в коробке блесну, чтобы прикрепить к своей леске.
– Как это поймать рыбий жир? – переспросил Ингольвюр Гойкюр. – На удочку рыбий жир не ловят, Фиасоль.
– Конечно, рыбий жир ловят, – сказала Фиасоль. И стала копаться в коробке с рыболовными принадлежностями.
– Может быть, ты хочешь сказать, что лучше ловить рыбу пожирнее? – спросил Ингольвюр Гойкюр.
– Ой, да, конечно, я перепутала. Больше всего мне хочется, чтобы мы поймали большую красивую рыбу, – сказала Фиасоль.
– Чтобы стать настоящим рыболовом, надо помнить одно, – сказала мама. – Плохие рыболовы прыгают в воду, шумят, кричат, вопят, разговаривают, задают вопросы, громко зовут других. А настоящие рыболовы тихо крадутся вдоль берега, говорят шёпотом или молчат, чтобы не спугнуть рыбу. У нас с собой только две удочки, – сказала она. – Пиппа, ты пойдёшь вместе со мной, а вы двое останетесь здесь и будете ловить второй удочкой по очереди.
Мама протянула Фиасоль её маленькую удочку.
– Ты будешь первая, – сказал Ингольвюр Гойкюр.
– Хорошо. Давай договоримся. Я заброшу удочку два раза, потом ты забросишь удочку два раза. Так и будем постоянно меняться. Но только не забудь, что всё время нужно говорить шёпотом, – сказала Фиасоль и забросила удочку.
Она шла вдоль берега и всё время говорила шёпотом, при этом очень много и очень громким шёпотом.
Я буду забрасывать удочку вот туда, Ингольвюр Гойкюр, – говорила она громким шёпотом, размахивая руками. – Я буду тихо красться вдоль берега и ловить рыбу там, на другой стороне. И заметь, Ингольвюр Гойкюр, я говорю только шёпотом, потому что полагается всё время говорить шёпотом. Так ведут себя настоящие рыболовы!
Она забросила удочку и осторожно потянула к себе. – Только посмотри, Ингольвюр Гойкюр, видишь, я медленно тяну к себе удочку и говорю шёпотом, – громко говорила Фиасоль.
Мама с Пиппой стояли на небольшом мысу неподалёку, когда Фиасоль громко закричала: – Рыба! Рыба! Какая большая! Мама! Что делать?

Удочка совсем согнулась в дугу, когда огромная жирная форель с шумом стала биться об воду.
– Тяни к берегу! – крикнула мама. Они с Пиппой попытались вскарабкаться на утёсы, чтобы приблизиться к доблестным рыболовам.
Фиасоль и Ингольвюр Гойкюр – друзья, и они всегда помогают друг другу. Ингольвюр Гойкюр тоже ухватился за удочку, и они вместе резко дёрнули и потащили удочку от кромки воды. Форель, висевшая на крючке, следовала за ними. Они тащили её по траве, по камням, по буграм до тропы далеко от озера.
Когда мама и Пиппа, наконец, подбежали помогать, Фиасоль и Ингольвюр Гойкюр торжествующе стояли над рыбой на тропе.
– Мне кажется, я никогда не видела, чтобы рыбу вытаскивали на берег с таким трудом, – сказала мама, глядя на форель.
– Я думаю, надо её оглушить, – сказала Фиасоль, подняла камень и протянула его маме.
– Но ведь это ужасно, – вздохнула Пиппа.
– Бедная рыба! – пробормотал Ингольвюр Гойкюр.
– Вовсе нет, ей это только на пользу, – сказала довольная Фиасоль. – А иначе зачем рыбы, если их нельзя оглушить и потом съесть.
Мама оглушила форель и передала её Фиасоль.
– А ты знаешь, что теперь нужно откусить кусок плавника? – сказала Пиппа.
– Кусок плавника? – переспросила Фиасоль. – Это ещё что такое?
– Понимаешь, это первая пойманная тобой рыба. Тебе надо откусить кусок плавника твоей первой рыбы, иначе ты никогда не станешь настоящим рыболовом.
– Этот плавник, – сказала мама и показала на малый плавник.
– Кусай, кусай, – сказал Ингольвюр Гойкюр. – Кусать надо быстро. И тогда это не страшно.
– А вы не морочите мне голову? – с сомнением спросила Фиасоль.
– Нет, так на самом деле полагается, – сказала мама. – Но ты можешь не делать этого, если не решаешься.
– И надо съесть и проглотить? – задрожав, спросила Фиасоль.
– Нет, – ответила мама, – можешь откусить и все. Если ты откусишь кусочек, я тебе сразу дам шоколадное печенье.
Фиасоль куснула плавник, её чуть не стошнило. Она собралась с духом, куснула ещё раз – результат тот же!
Пиппа и Ингольвюр Еойкюр задрожали со страха, потом дружно рассмеялись.
Фиасоль, наконец, откусила плавник и тут же выплюнула его.

– Хватит, – сказала мама и протянула ей коробку шоколадного печенья.
– Но я всё-таки настоящий рыболов? – озабоченно спросила Фиасоль.
– Конечно, – ответила мама. – Вы оба великолепно поработали. Ты стала настоящим рыболовом, и я надеюсь, что мы будем ловить с тобой рыбу долго-долго, пока не состаримся.
Пиппа, Ингольвюр Гойкюр и мама пробовали ещё ловить рыбу, но клёва не было. Фиасоль сидела на берегу и смотрела на свою рыбу. Наконец, они решили ехать домой, уже была середина ночи, хотя никто этого не замечал из-за полуночного солнца над озером Эллаватн.
– Кому же хочется спать или уныло сидеть дома, когда среди ночи светит солнце, поёт полярная гагара, а мы ловим рыбу? – вздохнула Фиасоль, когда они сели в машину.
Было два часа ночи, когда они вернулись на улицу Грайналюнд. Мама вынула фотоаппарат и обфотографировала их с рыбой со всех сторон. Фиасоль сразу позвонила папе и Бидде, которые в это время спускались с горы.
– Я поймала рыбу. Это моя первая рыба, – важно сказала Фиасоль. Она рассказала им всю рыбную историю, и они были очень довольны, что имеют дело с настоящими рыболовами.
– Завтра мы устроим большой праздник на улице Грайналюнд в честь моей рыбы, в честь того, что я стала настоящим рыболовом, – бормотала Фиасоль, засыпая в комнате Пиппы.
Перед тем как лечь спать, мама положила рыбу на тарелку на стол в гостиной, чтобы папа и Бидда, вернувшись, посмотрели на неё.
Папа и Бидда очень устали, когда вернулись в середине ночи. Но всё-таки нашли время взглянуть на замечательную рыбу перед тем, как лечь спать.
Йенсина заметила, что рыбу не положили в холодильник. Она почувствовала рыбный запах и спокойно дождалась, пока все в доме заснут мёртвым сном, после чего вошла в гостиную. Йенсина из двух болонок самая невоспитанная и некультурная. Когда на неё никто не смотрит, она считает себя вправе забираться на стул, потом на стол и нахально ходить по столу. При этом она стаскивает всё съедобное. Хансина слишком толстая и неуклюжая, чтобы взобраться на стол. Сама не шарит по столу, но помогает Йенсине расправиться с тем, что та принесёт на пол.
В эту ночь Йенсина решила, что она самая счастливая собака в мире. Взобравшись на стол, она обнаружила прекрасную рыбу. Рыба была примерно такого же размера, что и Йенсина, и всё-таки ей удалось сбросить рыбу на пол и пригласить Хансину на знатный пир.

– О нет! – закричала на следующее утро Фиасоль, проснувшись и войдя в гостиную. – Моя рыба пропала!
Пиппа тоже пришла, и они вдвоём стали бегать по дому в поисках рыбы.
– Ах, букашки вы этакие! – закричала Фиасоль, обнаружив половину рыбы, лежавшую рядом с Хансиной и Йенсиной, сладко похрапывавших в своей корзинке.
– Вы, болонки, – настоящие бандитки! – кричала Фиасоль на собачек, зашевелившихся в постельке.
– Всё в порядке, – сказала Пиппа. – Мы просто помоем рыбу. Осталось больше половины. Собаки съели только хвост и голову. Остальное совсем целое.
Вошли мама и папа.
– Эх мы растяпы, – сказал папа. – Надо было положить рыбу в холодильник.
– Ой, но все мы так устали сегодня ночью. – Мама взяла рыбу и помыла её.
– Не расстраивайся, Фиасоль. Мы сегодня её поджарим. И, во всяком случае, тебе её хватит, – сказал папа. Он разрезал рыбу на куски, удалил кости и положил в холодильник.
Мама сварила вечером молодой картофель и поджарила маленькие кусочки рыбы. Вообще-то Фиасоль не любит рыбу. Она считает её невкусной, но знает, что настоящий рыболов всегда съедает свой улов. Она съела кусочек для порядка и пришла к выводу, что вкус вполне терпимый, а на болонок долго смотрела с неодобрением.
– Который сейчас час? – как-то спросила тётя Глоя, когда пришла в гости в дом на улице Грайналюнд.
– Не знаю, – сказала Фиасоль.
– А интересно, правильно ли идут мои часы? – задумчиво сказала Глоя и посмотрела на свои наручные часы. – Ты не глянешь на часы в гостиной?
– Лучше сама посмотри, – решительно сказала Фиасоль.
– Что это значит? – спросила Глоя. – Ты не хочешь сказать любимой тёте, который сейчас час?
– Дело совсем не в этом. Я не умею различать время по часам, – небрежно ответила Фиасоль.
– Что? – Тётя Глоя так и замерла. Не умеешь различать время по часам? Тебе уже семь лет, пора разбираться в часах. Разве не так? – спросила Глоя.
– Я научусь понимать в часах, когда научусь водить машину, – сказала Фиасоль. – Времени много.
– Смотри у меня! – возмущённая Глоя обратилась к маме. – Фиасоль не умеет различать время по часам?
– Ещё нет, – виновато ответила мама.
– Ну, ясное дело, нельзя научиться разбираться в часах, если у тебя нет часов, – решительно сказала Глоя. Она сняла с руки свои часы и протянула их Фиасоль.
– Знаешь, дорогая племянница, я подарю тебе эти мои красивые часы, если ты научишься разбираться в них. А если не научишься, заберу их обратно. Даю тебе две недели, научишься – часы твои.

Фиасоль была на седьмом небе от счастья. Ей было одинаково важно и научиться понимать в часах, и получить часы в подарок. Родственницы долго говорили о секундах, минутах, часах, утре, середине дня, вечере, сутках и неделях.
– И знаешь ещё что? – сказала Глоя, собираясь уходить. – Теперь у меня нет часов. Поэтому тебе придётся иногда звонить мне и говорить, который час. Ты согласна?
Фиасоль торжественно пообещала. Она изо всех сил старалась научиться разбираться в часах. С утра до вечера она смотрела на часы в гостиной и сравнивала время с временем на своих красивых часах. Каждый день она звонила тёте Глое, чтобы сказать, который сейчас час, а иногда и тётя Глоя звонила, чтобы узнать время.

Однажды вечером перед сном Фиасоль вспомнила, что не сказала Глое, какое было время в течение всего дня.
– Я должна позвонить Глое! – закричала она и подошла к телефону. Набрала номер, ответил её двоюродный брат Гутти.
– Алло! – сказал Гутти.
– Сейчас без двадцати минут девять часов, – сказала Фиасоль. – Скоро будет без пятнадцати минут девять часов, но сейчас только без двадцати минут девять часов, – продолжила она свой рассказ.
– Кто это? – удивлённо спросил Гутти.
– Это Фиасоль. Ты можешь передать своей маме то, что я сейчас сказала?
– Ха! Передать ей, который сейчас час? – удивлённо сказал Гутти.
– Ну да, – сказала Фиасоль. – Это очень важно. Она не знает, который сейчас час, она не знает, что наступил вечер.
– Ха-ха, ну ладно. Я, так и быть, передам это маме, – продолжал удивляться Гутти, ведь он не знал, что у Фиасоль и Глои была договорённость насчёт часов.
Теперь Фиасоль очень хорошо разбирается в часах и говорит всем, кто спрашивает, который сейчас час. Она всегда следит за временем и никуда никогда не опаздывает.
Членам своей семьи она то и дело напоминает, который сейчас час. Так было и в то прекрасное летнее утро, когда они приехали отдохнуть в Аддавик, расположенный далеко на востоке Исландии.
– Сейчас десять минут восьмого, уже наступил день! – крикнула Фиасоль, а её родители и сёстры ещё спали мёртвым сном в палатке. – А не пора ли встать и всем вместе позавтракать? – продолжила она, болтая ногами на стуле у столика в передней части палатки.
Мама выглянула из спальни.
– Ты уже проснулась?
– Да-да, я проснулась, а вы всё спите и спите, – сказала Фиасоль и взяла хлопья.
– А мне кажется, что мы не так уж и долго спали, – сказала мама и поставила на примус кофейник.
Вскоре поднялись все.
– Погода сегодня божественная, – сказал папа, открыв наружную дверь. – У нас будет незабываемый день.
– Да, конечно, мы будем купаться, пойдем в закусочную, позагораем, поплаваем на лодке по реке, – сказала Фиасоль.
– Мне кажется, лучше подняться в горы, – сказала Бидда.
– Да-да, давайте пойдём на самую высокую гору, нам давно хотелось туда подняться, – продолжила Пиппа.
Мама поддержала её.
– Решено. Совершим восхождение на Снежную гору, – заулыбался папа.
Фиасоль с ужасом смотрела на своих родственников.
Она очень не любила ходить по горам. Пусть горы будут сами по себе, а она сама по себе. Она совсем не сгорала от желания карабкаться куда-то. Ей казалось, что это требует слишком больших усилий и утомляет. Всё было бы хорошо, если бы ей так не повезло с родственниками. Её сёстры и родители заразились горной болезнью. Это очень неприятная болезнь. Стоило им только увидеть гору, как у них возникало неистребимое желание ползти вверх по этой горе.
– Не полезу я на вашу гору, – сердито сказала она и положила матрас на солнце рядом с палаткой. – Я вас здесь подожду. Оставьте мне сок и шоколадные печенья. Я тут полежу.
– Но ведь на подъём уйдёт целый день. Нет, тебе надо идти с нами. Ну, пожалуйста, – попросила мама.
– Ни за что, вы пойдёте без меня. Я останусь здесь.
– Так дело не пойдёт, Фиасоль. – Папа сел рядом с ней на матрас. – Это очень высокая гора. На весь путь у нас уйдёт шесть или семь часов. Тебе придётся идти с нами.
Фиасоль не отвечала. Она легла на матрас и закрыла глаза.
Началась подготовка к восхождению. Мама и папа делали бутерброды и наливали в термосы воду и какао. Укладывали всё в два больших рюкзака, а Пиппа и Бидда надевали особо прочные носки и специальную обувь. Одежду на случай дождливой погоды, а также крем от загара и пластырь положили в рюкзаки.
– Хорошо, что Хансину и Йенсину мы оставили у бабушки и дедушки, – сказал папа. – Они слишком ленивы, чтобы подниматься на высокую гору.
– Почему нельзя было оставить и меня у бабушки и дедушки? – закричала Фиасоль, лёжа на матрасе.
– Не надо так, моя девочка. Тебе станет интересно, когда мы начнём наш путь, – сказал папа, ставя рюкзаки в багажник.
– Не пойду я на вашу гору, – упрямо повторяла Фиасоль, когда они поехали. – Буду ждать вас в машине.
Они приехали на высокогорную пустошь. Ярко светило солнце. Стадо северных оленей расступилось, чтобы пропустить их, когда они подъезжали к подножию Снежной горы.
– Вон там есть дом! – громко закричала Фиасоль. – Я буду в нём ждать вас, пока вы карабкаетесь в гору.
– Нет, Фиасоль, – ответила ей мама. – Это хижина туристов. Тебе лучше идти с нами, чем встретить там каких-то незнакомых туристов.

– Посмотрите, какая красивая гора, – сказал папа и поехал очень медленно.
Гора гордо возвышалась над окружающей местностью. На вершине лежал снег.
– Ой-ой, – прошептала Фиасоль.
Папа остановился у начала горной тропы.
– Вот здесь мы оставим нашу машину.
– И меня, – добавила Фиасоль.
– Перестань ныть, Фиасоль, – сказала Пиппа и выпрыгнула из машины.
Папа помог Фиасоль надеть специальную горную обувь.
– Я поднимусь с вами вон до того места и потом буду ждать, пока вы не спуститесь, – жалобно сказала Фиасоль.
Мама и папа надели рюкзаки, и все начали восхождение.
– Ой, как я устала, – закричала Фиасоль ровно через две минуты. – У меня болят ноги.
Но никто её не слушал. Горная болезнь членов семьи помешала им услышать стенания Фиасоль.
– Я задумал одного мужчину, – сказал папа.
– Старого? – спросила Фиасоль.
– Довольно старого, – ответил папа.
– Лысого?
– Почти.
– Это мой папа? – спросила Фиасоль.
– Нет, – возмутился папа. – Я не такой старый и совсем даже не лысый.
– Чуть-чуть лысый.
– Продолжай угадывать, – сказал папа.
– Он из деревни?
– Да, – ответил папа.
– Это мой дедушка?
– Да.
– Замечательно. Теперь я кого-нибудь задумаю, – сказала Фиасоль.
Вот так они с папой играли, и Фиасоль не заметила, что они поднялись довольно высоко.
Спустя какое-то время они подошли к бурной реке, вытекавшей из ледника.
– Ну вот, дальше я не пойду, – сказала Фиасоль. – Я не желаю утонуть. Вы идите дальше, а я буду вас ждать.

Но папа легко перекинул Фиасоль через плечо и перешёл реку вброд.
Мама, Пиппа и Бидда тоже пошли вброд, и затем все продолжили путь.
Прошло несколько часов, вид с горы с каждым шагом становился всё прекраснее. И каждый раз, когда они останавливались попить, Фиасоль говорила, что дальше не пойдёт, а будет ждать их возвращения. Папа не слушал её, он изобретал всё новые и новые игры, чтобы она забыла о своих жалобах и двигалась вместе с ними. Иногда, когда подъём становился слишком крутым, папа поднимал её на плечи, ей это ужасно нравилось. Высоко на горе была видна вершина – рукой подать. Они дошли по ледника, по которому текли ручейки.
– Нет, дальше я не пойду, – испуганно сказала Фиасоль. – Здесь очень опасно, с меня хватит.
– Ты шутишь, ты почти добралась до вершины, – торжественно сказал папа. – Видишь вон тот пик?
– Я боюсь идти через ледник, – заплакала Фиасоль.
– Может быть, одна ты испугалась бы, но ведь мы идём все вместе. Я уверен, что ты перейдёшь через ледник играючи, – сказал папа и протянул Фиасоль руку.
Они осторожно шли по леднику, папа выбивал ногой ступеньки в подтаявшем насте, чтобы Фиасоль могла идти вместе со всеми.
– А теперь я подожду, пока вы осмотрите эту вершину, – сказала Фиасоль и села на камень.
– Ты сошла с ума? – Пиппа удивлённо посмотрела на сестру. – Осталось несколько шагов, и ты будешь стоять на вершине одной из самых высоких гор этой страны. Может быть, ты самая маленькая девочка, которая вообще поднималась на эту гору.
– Я задумал одного человека, – сказал папа и взял Фиасоль за руку. Они прошли последние метры, и, когда достигли вершины, Фиасоль наконец догадалась, кого задумал папа.
– Это очень маленький альпинист? Гм-м. Может быть, это я?
– Ты, – радостно закричал папа. – Добро пожаловать на самую макушку!

Они подкрепились, стоя на вершине.
Солнце ярко сияло. Вид сверху был необыкновенным. Фиасоль тяжело вздохнула.
– Разве ты не рада, что дошла досюда вместе с нами? – ласково спросила мама.
– Здесь красиво, – хмуро сказала Фиасоль. – Но подниматься страшно. А всему виной папа. Он меня заманил сюда болтовнёй.
– Все трудности забываются, когда ты достигаешь вершины. – Пиппа отдала сестре шоколадное печенье.
– Я никогда этого не забуду, – сказала Фиасоль. – Никогда.
И всё же она сразу забыла об этом. При спуске она съезжала сидя по леднику, прыгала вместе с сёстрами по крутым склонам и перескакивала с одного бугорка на другой. Папа переносил её на плечах через ледниковые реки. Она весело и радостно дошла до машины.
– Я и не думала, что смогу это сделать, не думала, что сама поднимусь на настоящую высокую гору, – сказала Фиасоль маме, когда они, потягиваясь, стояли рядом с машиной.
– Вот видишь, – сказала мама. – Ты сделаешь всё что угодно, если только сильно захочешь.
– Да, – сказала Фиасоль и легла на кочки около машины. – Просто невероятно, как много может сделать человек.
– Сейчас уже семь вечера, мы шли шесть с половиной часов, – добавила она, посмотрев на свои часы. – Иногда время летит быстро.
Мама улыбнулась.
– Время бежит невероятно быстро, когда весело, ты сама видишь. Там было весело.
– Путешествовать и подниматься в гору очень интересно, – сказал папа, закидывая рюкзак в багажник.
– Да, это здо́рово, – сказала Фиасоль. – Но знаете что? Мне больше нравится дома. У себя в норке.
КОНЕЦ
Кушанье: Рисовая каша с кучей изюма, потому что её можно съесть быстро-быстро.
Одежда: Любая прочная одежда, которую можно пачкать.
Животные: Тигры, жирафы и киты, потому что большие и красивые.
Игра: Игра в разведчиков и фехтование на люпинах.
Друг: Ингольвюр Гойкюр, конечно. Он са-а-амый лучший друг.
Родственник: Тётя Глоя, потому что дарит часы и всякие интересные вещицы, и с ней интересно говорить по телефону.
Предмет в школе: Музыка, потому что на этих уроках можно петь, свистеть и играть на барабане.
Вид спорта: Футбол, потому что можно ездить на соревнования и получать призы.
Книга: «Фиасоль во всей красе».
Дерево: Рябина во дворе Эльмара, потому что на неё удобно забираться.
Комната в доме: Комната сестры Бидды, потому что там можно увидеть много интересного, когда её нет дома.
Болонка: Хансина, потому что Йенсина вчера утащила у меня бутерброд с сыром.
Гора: Самая низкая гора в мире.
Место: Моя норка.
Сделай собственный список того, что ты любишь. А если не хочешь, то повесь на своей двери примерно такое объявление:


Милая мама! Я хочу, чтобы ты никогда не умирала. Или, по крайней мере, поставила рекорд, прожив сто лет!
Ударение во всех исландских именах и названиях падает на первый слог. – Прим. перев.
(обратно)Цвета исландского флага синий, красный и белый. – Прим. перев.
(обратно)Включение подростков в церковную общину в протестантской религии. – Прим. перев.
(обратно)В Исландии детям подарки на Рождество приносят 13 рождественских троллей. Начиная с ночи на 12 декабря, они в строго определённой последовательности приходят к людям пешком или на лыжах и оставляют подарки в башмачках, положенных на подоконник. Каждый из них потом две недели живёт поблизости и лакомится кушаньями хозяев, а после Рождества они уходят в том же порядке, в котором приходили. Считается, что, когда уходит последний из них, праздничная пора заканчивается.
Так как они тролли, изначально они приходили в дома не дарить подарки, а воровать еду и задирать людей.
Их имена: Дубина, Верзила, Коротышка, Сластена, Подлиза, Лизун, Хлопун, Обжора, Колбасник, Соглядатай, Нюхач, Мясник, Свечник. Маму троллей зовут Грила. – Прим. перев.
(обратно)В Исландии считается, что детям, которые плохо себя ведут, рождественские тролли кладут в башмачок вместо подарков картофелины. – Прим. ред.
(обратно)Иванов день в Исландии приходится на 24 июня. В это время на острове стоят белые ночи. – Прим. ред.
(обратно)