Вчера, собственно сегодня, лёг спать поздно - в три часа ночи. Заранее знал, что сна не будет, потому что отдых заменит изнурительный мрак из полуреальных видений, когда прокуренный сверх всякой нормы мозг снова и снова будет выверять впечатанные в память факты и строки. Поэтому глотнул сразу две таблетки ноксирона - венгерского патентованного средства, гарантирующего четыре часа глубокого тонизирующего сна. Без утомительных снов. Без всяких, даже короткометражных сновидений.
Поднялся с воробьями, свежий, будто после двухдневного отдыха. «Готов к героическому труду, а также победоносной борьбе за темпы и качество. Приложим все усилия! Найдём все скрытые внутренние резервы!» Когда покончил с бодрыми мобилизующими лозунгами и уже до солёного пота делал гантельную гимнастику по усложнённому комплексу «Возвращаемся к Геркулесу», начал думать о ноксироне гениальными словами Михаила Ломоносова: «Глубоко простирает химия руки свои в дела человеческие.»
Утренний ритуал: душ, два яйца, сваренных всмятку, и черный кофе без сахара. И - со вкусом - первая сигарета, которая, как и последующие, укорачивает жизнь.
А («между прочим!») сегодня на работу можно было бы не спешить. Можно было бы («взвесим и этот вариант») гордо заявиться аж после обеда. А не лучше ли («безусловно, лучше!») не прийти позже, а уйти пораньше? В конце концов, уже давно пора замочить новые красные плавки на пляже! Всласть замочить, не поглядывая на часы, а поглядывая на девушек («высококалорийное мороженое - лучший метод знакомства!»). Глотнул кофе и зажёг новую сигарету.
Включил магнитофон, чтобы по крайней мере морально компенсировать вчерашнюю потерю. Вчера всей группой пошли на эстрадный концерт югославских гастролёров. И тогда («у театрального подъезда!») была сделана непоправимая ошибка. Вместо того чтобы вовремя войти в помещение и без следа раствориться в тысячной толпе зрителей, он легкомысленно торчал с ребятами у входа. Курили по последней и для ответственного эстрадного настроя делились специализированными полезными советами:
- Не лезь за словом в карман. Особенно когда карман с дыркой.
- Не болтай! Болтун - находка для врага и жены.
И вот, ровно за пятнадцать минут до начала, соизволил прибыть на собственной машине шеф. Он ещё на ходу скользнул по их кучке рысьими глазами («засёк!») и, когда остановил машину, сразу направился к ним - высокий, упитанный и весь, от ботинок до галстука, готовый к концерту.
- Развлечение отменяется, - спустил он руководящее указание с высоты один метр восемьдесят семь сантиметров. - Не волнуйтесь, не для всех, - успокаивающе поднял руку.
«Ах, да! Уже хорошо. А для кого?»
- Развлечение отменяется только для одного, - с королевской щедростью утешил шеф притихшую группу подчинённых и уточнил, глядя куда-то в пространство: - Сейчас на работу отправится наш, вне всякого сомнения, обездоленный и несчастный Мандрика. Материалы ждут его на столе. Две папки. К завтрашнему дню должны быть обработаны.
«Пропали мои аплодисменты!..»
И когда уже уходил, услышал голос Павла Моторного:
- Федька, оставь нам свой билет! Реализуем на пиво!
Конечно, отдал.
- А на раки вам не хватит!
- Ничего, - сказал Павел, - будь уверен, раков тоже не будет...
А потом Федьке Мандрике, вне всякого сомнения, обездоленному и несчастному, добавила ещё два часа лишней работы его собственная аккуратность.
Странно и непривычно было сидеть во всегда шумном, а сейчас немом помещении. Молчал телефон, убранные столы сиротливо стояли, никто не заходил за спичками или сигаретой. И, может потому, что привычный ритм был нарушен, работалось хорошо, «в хорошем темпе при хорошем качестве.» Часа за полтора тщательно изучил содержимое папок, на чистый лист легли первые «контрольные» заметки и некоторые соображения. Речь шла о хозяйственной афере, хитро замаскированной под режим экономии. «Приложим все усилия! Найдем всё скрытые резервы!» А содержание двух папок (хоть и тоненьких, но всё-таки двух!) надо было изложить не более чем на трёх страницах машинописи.
Заварил густой, коричневый чай, потягивал его без сахара и обдумывал факты. Так прошёл еще час. А потом писал, аккуратно разрывая и выбрасывая в корзину черновики, потому что терпеть не мог на столе лишней бумаги. Оставались только листочки с окончательным текстом. Где-то в полночь завершил работу, спрятал папки в ящик, сонным, уже бездумным взглядом сбросил на голый полированный стол и отправился домой. Было какое-то неуверенное ощущение, будто что-то осталось незавершённым, будто что-то забыл, но это невыразительное ощущение не вызревало в мыслях. Лишь в троллейбусе, на полпути к дому, вдруг в воображении медленно всплыла и возникла, как на фотобумаге, трагикомическая картина.
Вот он завершил работу. Сразу спало возбуждение и охватила усталость. Он зажигает сигарету и, несколько ошалело уставившись невидящими глазами просто на себя, механически кромсает страницы с готовым текстом. Материал - в корзине вместе с черновиками! Ужас! В шесть утра придёт уборщица и...
Через полчаса был снова на работе и по всем нетронутым столам раскладывал большие рукописные пасьянсы, потому что не мог отличить черновики от готового текста. А потом ещё и переписывал начисто с причудливой бумажной мозаики. Разумеется, домой добирался на такси.
Вот такая выпала ночь.
«Ну, что ж, для самореабилитации представим ещё большего забывчивого. Например: мужчина разгадывает кроссворд и наталкивается на слово из пятнадцати букв. И вот слово найдено! Но пока считал буквы, само слово забыл... Или: мужчина пошёл в кино и всё время ругается, не оставил ли дома непогашенную сигарету (вдруг пожар?!), напрочь забыв, что месяц назад героически бросил курить... Ура! Есть ещё уникальные забывчивые на свете! Куда мне до них!..»
Порядок. Теперь - шагом марш! - на работу. Чёрт возьми, не хватает ещё забыть о включённом магнитофоне...
Как и всегда, весь боевой, мобильный и сплочённый коллектив устраивал толчею в приёмной, ожидая летучки, чтобы разбежаться потом на задания или повиснуть на телефонном проводе, «выбивая» новости. Просматривали утренние газеты, активно курили, болтали о вчерашнем концерте, и, само собой, на неисчерпаемую, как бездонный колодец, тему - футбол.
Федька взял свою драгоценную рукопись и пошёл в машбюро.
- О! - сказала утренняя машинистка Серафима Платоновна - Вы сегодня первый.
- Первый, потому что последний, - промямлил Федька; увидел, что машинистка его не поняла, и уточнил: - Я вчера последний ушёл с работы...
- Так сегодня уйдёте первым, - угадала она его личные намерения.
- Конечно, сбегу...
Когда вернулся в приёмную, ребята уже неорганизованно заходили в кабинет шефа. Расселись вдоль стен и на вид поделались послушными и смирными.
На здоровенном столе шефа, главного редактора крайгородских «Вечерних новостей», кучковались лишние вещи. Между настольным календарём и самописками «ракетами», навечно вмонтированными в мраморный пьедестал, выстроилась череда экзотических зажигалок. У шефа было хобби: собирал зажигалки и новые всегда держал на рабочем столе, пока не натешится. Только тогда они попадали на стационарное хранение в домашнюю коллекцию. И, как ни странно, все зажигалки, как «служебные», так и «домашние», действовали постоянно и безупречно.
Но не зажигалки привлекли Федькино внимание. Он к ним, как и все, давно привык. Заметил другое: на зеркальной глади главредовского стола лежала зелёная папка.
«Будет кому-то работка», - мысленно улыбнулся Федька.
- Вы подготовили материал? - вдруг спросил его шеф.
- Да, Олег Игоревич, - ответил Федька, - Сдал на машинку.
- Ладно. - Олег Игоревич достал из коробки сигарету «Опал», щёлкнул зажигалкой в виде миниатюрного маяка и поднялся во весь свой баскетбольный рост. Начал мерить кабинет вдоль стульев, ни разу не ступая на ковер. Такая у него манера вести совещания - на ногах, с сигаретой между пальцами. Федька в очередной раз считал редакторские шаги, хотя и знал, что кабинет равен семнадцати шефским шагам вдоль и двенадцати поперёк.
- Итак, что мы сегодня дадим в номер? - лично ни к кому не обращаясь, спросил он.
Федька к разговору не прислушивался, думал о своём - о пляже и красных плавках, которые наконец-то крайне необходимо замочить, о неизвестных стройноногих девушках, недосягаемых для перегруженных служебными обязанностями деловых граждан, которые за противной текучкой не научились толком знакомиться. А впрочем, кто знает, возможно, какая-нибудь из них когда-нибудь войдёт хозяйкой в его кавалерскую однокомнатную квартиру... Не прислушивался, потому что знал наперёд, что первым возьмёт слово ответственный секретарь, который снова напомнит о том, что уже планировалось и что уже лежит в металле; потом заведующие отделами будут воевать за строки, угрожая, что, «если снова не будет места на полосе, замечательный материал устареет.» Затем заведующий отделом информации Павел Моторный начнёт ругаться, мол, все эти вопросы следует решать в рабочем порядке, а не здесь, на летучке, когда им, казакам из отдела информации, давно следует работать, а не терять зря время... Со всех углов посыплется, как из рукава, конкретные предложения, интересные и неинтересные, и тогда ответственный секретарь пристанет к мятежной речи Пашки Моторного и напомнит, что на все «спонтанные предложения» есть его, секретарская, планёрка, которая происходит сегодня же, в два часа и – «Прошу не опаздывать, потому что не запланируем!»
А зелёная папка лежала без движения...
- Итак, считаем, что всё выяснено, - услышал Федька резюмирующий глас главреда, - А вы, Павел, учтите, что летучку заканчиваем на восемь минут раньше... Все свободны. Прошу остаться Мандрика.
Зелёная папка тоже осталась на столе...
- Садитесь поближе, - Олег Игоревич указал на кресло у края стола. Сам тоже сел, достал из левого кармана пиджака три зажигалки - пистолетик, краба и гильзу времён войны, - добавил их в коллекцию. - Вы, Фёдор, безусловно, заслужили отдых. Я знаю, когда вы ушли вчера из редакции: утром спрашивал у вахтёра. Но знакомили ли вас в университете с таким термином - ненормированный рабочий день?
- Знакомили, - бесцветным, лишённым всякого энтузиазма голосом ответил Федька.
- Отлично. Тогда давайте оставим эту тему. Однако сначала прошу выслушать коротенькую преамбулу. Это необходимо для того, чтобы вы не принимали своего редактора за обезумевшего феодала.
На его лице появилась улыбка и тут же исчезла.
- Сейчас вы поедете домой - вот с этой папкой. В течение недели можете не появляться в редакции. Планируйте своё время, как вам заблагорассудится. - Олег Игоревич сделал эффектную паузу и подчеркнул: - Учтите, если через неделю вы вернётесь и скажете, что задание не выполнено, никаких нареканий не будет. Курите, если есть желание.
Федька аж онемел, потому что ничего не понял. Странное задание: освобождают на неделю от редакционной суеты и не требуют обязательного выполнения! А тайна крылась в зелёной папке, которая словно приобрела другой вид и потемнела.
- А что же там такое, в папке? - наконец смог спросить, беря сигарету.
Олег Игоревич воспользовался случаем щёлкнуть ещё одной зажигалкой.
- В этой папке, - главред задумчиво взвесил её на руке, положил на стол и тоже закурил, - в этой папке - материалы одной из центральных газет, требующие проверки. Их собкор как раз в отъезде, вот они и обратились к нам... Конкретно: здесь история одного парня, почти вашего сверстника. В своё время он окончил политехнический институт, по специальности инженер-теплотехник, получил назначение на большую новостройку. Где-то аж в Восточную Сибирь...
- И не поехал, - докинул Федька небрежно, как выдающийся знаток газетных тем.
- Не спешите с выводами, - предостерёг главред. - Всё не так просто, иначе эта папка не попала бы на мой стол. Он уехал. Он должен был поехать, так как должен был получить диплом на месте назначения.
«А шеф таки умеет интриговать», - подумал Федька, - «Солёный огурец подаст как конфету...»
А Олег Игоревич рассудительно вёл дальше:
- Там ему сразу поручили масштабное, как для молодого специалиста, дело - он возглавил монтаж теплоцеха. В перспективе он бы, пожалуй, стал начальником этого цеха - в тех краях специалистов ценят, они там на вес золота. Работал он, надо сказать, хорошо, но неожиданно подал заявление об увольнении по собственному желанию. Заявление отклонили, поскольку по закону он должен был три года работать по государственному назначению. К тому же замены не было. Тогда он подал новое заявление, ссылаясь на плохое состояние здоровья, однако на здоровье не ему бы жаловаться, что и доказала врачебная комиссия. Следующее заявление - уже по «семейным обстоятельствам», но и это выяснилось - никаких «обстоятельств» не оказалось. Вся его семья - мать и он. Мать работает у нас, в Крайгороде, в одном из научно-исследовательских институтоварищ Его поведение рассмотрел комитет комсомола - обошлись предупреждением. И тогда наш молодой специалист исчез...
- Как исчез? - искренне удивился Федька.
- А очень просто: сложил в чемодан вещи, взял билет на самолёт и развеялся.
- Извините, Олег Игоревич, но я что-то ничего не понимаю.
- Что именно?
- Как он получил трудовую книжку, когда его не увольняли с работы? Как снялся с комсомольского учёта? А ещё...
- Так вот, - остановил Федькино допытывание редактор, - трудовая книжка оставалась в тамошнем отделе кадров. С комсомольского учёта также не снимался. И ещё: хорошо, что он воспользовался самолётом, а не поехал поездом. Меньше было хлопот - его фамилию обнаружили в списках авиапассажиров.
- Даже не верится, - скептически поднял брови Федька и собрал на лбу морщины. - Разве такое у нас возможно?
- А что? - с притворным равнодушием сказал редактор - Скажем, вы сейчас уйдёте из редакции и поедете в аэропорт. Разве вам не дадут билет? Разве вас будут задерживать? Охотятся только на «зайцев.»
- Но при чём тут мы? Где Крым, а где Рим...
- А к тому, что он родом из нашего Крайгорода, и есть подозрение, что он живёт и работает здесь. В папке вы найдёте мотивы, из которых это подозрение вытекает. Это и есть ваше задание с одним неизвестным. Хотя не уверен, что оно кому-то из нас по силам...
- А разве не достаточно позвонить в адресный стол?
- В адресном столе он не зарегистрирован.
- Ну, тогда... обратиться в милицию.
- Крайгородская милиция уже разыскивала его. Проверяли даже в загсах - не женился ли и не взял ли фамилию жены. Никаких следов... Теперь понимаете, Фёдор, почему я не буду иметь к вам претензий, если придёте с пустыми руками?
Только сейчас Федька понял всю сложность задачи. Он растерялся и беспомощно пробормотал:
- Где же мне его искать?
Редактор подвинул к нему зелёную папку.
- Чего не знаю, того не знаю. Если бы я знал, я бы уже сказал. Искать - вам. Дело в том, что случай этот приобретает общественный вес, социальное значение. Недаром им заинтересовалась центральная пресса. Потому что выходит за пределы сезонной темы: не хочу ехать и работать по назначению. Посмотрим на событие шире. Государство выучило человека, государство поручило ему ответственное дело, государство ждёт от него творческой отдачи. Учтём и то, что он был освобождён от службы в армии, чтобы ничто не помешало учёбе. И что же? Этот человек в разгар монтажных работ дезертирует, подмены нет, монтаж теплоцеха законсервирован, планы летят кувырком... Вы можете себе представить, какой ущерб он нанёс своим бегством? И это продолжается уже пять месяцев. Так что берите папку и постарайтесь, Федька, постарайтесь... Рассчитывайте на любую помощь, лишь бы только такая потребность возникла...
- Да попробую, - мрачно отозвался Мандрика. В его голосе звучала неуверенность.
Подумал: «Пять месяцев теплоцех стоит на консервации... Пять месяцев назад я пришёл в «Вечерние новости» и попросился на работу... Обратил ли на это внимание шеф?..»
«Обратил ли на это внимание шеф?»
Существует на свете странное явление, которое человечество окрестило словом «такси», а Федька назвал его объективно существующей пакостью. Когда ты просто сбиваешься с ног, машина тебе нужна до зарезу - такси днём с огнем не найдёшь. («Аналогия: идёт со свечой Диоген, обладатель крупногабаритной бочки, и произносит: «Ищу такси»). Когда же машина тебе не нужна, они стоят на стоянках вереницей. Федька невольно вспомнил этот пакостный закон, когда рыскал по дому в поисках случайно купленной на раскладке книги по теоретической криминалистике. Надеялся, что она просветит его и наставит на путь истинный. Но книжка мастерски играла с ним в прятки.
Мимоходом думал о задании. Психологически не понимал неизвестного. К Федьке судьба была не так благосклонна. Когда он закончил факультет журналистики, то спокойно ждал назначения, готовый ехать хоть на край света. Но ехать не пришлось, а пришлось поменять студенческое общежитие на заводское - получил назначение на должность литературного работника в маленькую двухполосную многотиражку.
Его однокурсники с большим или меньшим успехом дебютировали статьями, очерками, фельетонами, а он как в воду канул. Они даже толком не знали, где Федька работает, и когда случайно встречались, относились несколько пренебрежительно.
«Привет, Федька.»
«Привет.»
«Как дела?»
«Как у космонавта.»
«То есть?»
«Нормально.»
«Ха-ха-ха! Остроумие тебе не изменяет. Может, что-то для нас настрочишь? Заходи когда-нибудь ко мне - я работаю заведующим отделом очерков, а где, сам знаешь...»
«Большое спасибо за милость и хлопоты.»
Но разве он сетовал на судьбу? Отработал положенные три года и даже четыре месяца лишних. А сейчас радовался: на заводе ему дали однокомнатную «кавалерку», и теперь он, по выражению коллег, «жил, как пан». Как же ему, Федьке, понять этого преступного типа?
Книга нашлась аж на антресолях, среди припорошенных домашней пылью газетных подшивок и журнальных сшивок. Название – «Причинность в криминологии». Автор - В. М. Кудрявцев. Тираж - 17 000 экземпляров. Издательство «Юридическая литература». Москва, 1968. Кто же такой товарищ Кудрявцев В. М.? Кудрявцев Владимир Николаевич - доктор юридических наук, профессор, заместитель директора Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступлений. «А может, на сегодня он уже директор?»
Поможет ли широко известный теоретик товарищ Кудрявцев В. М. начинающему детективу товарищу Мандрике Ф. А.?
«Каждая жизненная ситуация», - отмечал профессор, - «имеет объективное содержание (оно определяется событиями, произошедшими в действительности) и субъективное значение (оно зависит от того, насколько данная ситуация связана с интересами, жизненными планами и целью данного лица).
Объективное содержание и субъективное значение ситуации могут иногда очень сильно расходиться. При этом человек поступает в соответствии со своими представлениями о ситуации с её субъективным значением. Во многих случаях... ситуация играет для неё роль повода к совершению преступления, хотя объективно она иногда и не содержит никаких «провоцирующих моментов».
«Факт!» - согласился с профессором Федька.
Но профессор ещё не завершил своего наставления. Он никак не отреагировал на бестактную реплику товарища Мандрики Ф. А. и вёл дальше:
«Реагируя на сложившуюся ситуацию, человек действует соответственно особенностям своего характера и взглядов. Именно здесь пролегает узловой пункт механизма совершения конкретного преступления. Непосредственным источником волевого акта, а таким образом и самого преступления, является взаимодействие конкретной жизненной ситуации и свойств лица.»
«Искренне благодарю, профессор, за очень полезную консультацию!» - воспитанно поклонился Федька и подумал: «А консультация была платной - за 00 рублей 62 копейки.» Поскольку же любая теория мертва без практики, он наконец взялся за зелёную папку.
Искомый Крамар Борис Владимирович имел стандартную биографию: год рождения, десятилетка, высшее учебное заведение, назначение («а повезло же ему!») на интересную ответственную работу.
Федькино внимание привлекла отпечатанная на машинке справка, составленная, исходя из её содержания, при выяснении «семейных обстоятельств». Из справки узнал, что, когда разыскиваемому Борису Владимировичу исполнилось два года, мать его развелась с мужем. Сын остался с мамой, она отказалась от алиментоварищ Борис Владимирович, по сути, всю свою сознательную жизнь не чувствовал существования на белом свете родного отца. Других родственников не было, следовательно, все его семейные интересы концентрировались вокруг матери. Мать во второй раз замуж не вышла. Следовательно, все её семейные интересы сконцентрировались вокруг сына...
«Мало исходных фактов! Чертовски мало. Особенно для начинающего детектива...»
Вот ещё справка из милиции. Мать искомого Бориса Владимировича, гражданка Шевчик Полина Никоновна, постоянно работает секретаршей директора Научно-исследовательского института сверхтвёрдых пластических масс. Где сейчас находится её сын. Полине Никоновне неизвестно. Всё! И - точка. Из этой справки Федька только и выяснил, что, разводясь, Полина Никоновна взяла свою девичью фамилию. А возможно, вообще никогда не меняла её? Бывают же такие случаи, когда жена не выбирает фамилию мужа. Это не противоречит закону. А сын носит фамилию отца.
«Интересно, к каким выводам на основе фактического отсутствия фактов пришел бы прославленный мистер Шерлок Холмс? Позволительно ли мне пофантазировать? Думаю, да. Итак, прибегнем к хитроумной дедукции Холмса!»
«Ещё внизу, поднимаясь на второй этаж дома № 109 по улице Бейкер-стрит, я услышал звуки скрипки, полные огненной экспрессии. Это была импровизация на темы бессмертных произведений Брамса и Паганини, которую исполняла рука виртуоза. Несомненно, что Шерлок Холмс работал, и это была не пьеса, а переведённые на музыку мысли моего друга.
Перед дверью я на минуту остановился, опасаясь, что мой несвоевременный визит внесёт разлад в дедуктивное развитие парадоксальных мыслей известного на весь мир детектива. Но врождённое любопытство победило мою нерешительность, и я постучал.
- Добро пожаловать, мой дорогой Ватсон, - немедленно отозвался Шерлок Холмс.
- А откуда вы знаете, что это я?! - крайне ошарашенный, завопил я.
- А кто же ещё - вы знаете мою искреннюю и многолетнюю привязанность к вам - будет так нерешительно топтаться под дверью? - объяснил Холмс, подчёркивая нелепость моего поведения, и мне ничего другого не оставалось, как войти в нашу некогда общую квартиру.
Силуэт Холмса в длиннополом бархатном халате едва виднелся сквозь сплошную дымовую завесу. «Пахнет жареным!» - обрадовался я. Тем временем Шерлок Холмс отложил скрипку в сторону, выгодно устроился в кресле и сплёл свои длинные выразительные пальцы на колене.
- Мой дорогой Ватсон, - сказал он, хитро прищурившись, - хотите, я вам скажу, что именно привело вас ко мне?
- Интересно, конечно, - с некоторым вызовом проговорил я, твёрдо убежденный, что на этот раз он промахнётся.
- Вам не хватает сюжетов для многочисленных журналов, и вы пришли ко мне, надеясь на новое приключение.
- Как вы узнали?! - ошарашено заморгал глазами я, в который раз ошеломлённый его сверхъестественной проницательностью. - Ведь об этом ещё не знает даже моя жена, с которой я имею честь делиться всеми своими заботами!
- Наблюдательность, Ватсон! - засмеялся Шерлок Холмс. - Конечно, наблюдательность и элементарная логика. Это просто: вместо врачебного чемоданчика вы держите под мышкой кожаную папку, с которой бегаете по редакциям по литературным делам, а из кармана у вас вместо стетоскопа выглядывает набор остро заточенных карандашей.
Я вытер платком вспотевший лоб.
- Вы эгоист, мой друг, - деликатно, но вполне справедливо упрекал он меня, - вместо того, чтобы по-дружески зайти на кофе, вы заявились ко мне как лишённый каких-либо морально-этических принципов литературный браконьер.
Я пытался что-то сказать в своё оправдание, но Холмс остановил меня небрежным взмахом руки и добавил:
- Впрочем, я удивляюсь вашей интуиции - именно сегодня я заинтересовался одним весьма своеобразным делом. Вот почитайте, что напечатано в утреннем выпуске «Дейли телеграф».
Он протянул мне газету с заметкой, очерченной красным карандашом:
«Таинственное исчезновение молодого инженера.
Пять месяцев назад при весьма загадочных обстоятельствах бесследно исчез молодой дипломированный инженер Боб Крамер. Судьба парня неизвестна. Инспекторы Скотленд-Ярда Лестрейд и Грегсон сделали всё возможное, чтобы разыскать юношу, но поиски не дали никаких результатоварищ В своём интервью старший инспектор Брэдстрит сообщил, что это одно из самых сложных дел, которые вёл Скотленд-Ярд со времен королевы Виктории.»
- Неслыханно! - поражённо воскликнул я, когда внимательно проштудировал это коротенькое сообщение.
- А тем временем задачу можно решить, - заметил Шерлок Холмс, - Да, Ватсон, можно!
- Но ведь здесь сказано, - ткнул я пальцем в сообщение, - что инспекторы Скотленд-Ярда сделали всё возможное...
- И прекрасно! Осталась одна мелочь - сделать невозможное.
- А ведь старший инспектор Брэдстрит недвусмысленно сообщил, что более сложного дела в Скотленд-Ярде не случалось со времён королевы Виктории.
- Это только усиливает мой чисто спортивный интерес. Однако должен сказать, что в данном случае уважаемый мистер Брэдстрит ошибается: более сложного дела не случалось аж с тех времен, когда ещё не существовало самого Скотленд-Ярда.
- Пусть так, - вынужден был согласиться я, побеждённый его железной логикой, - но я лично знаком с господами Лестрейдом и Грегсоном и уверен, что они искали везде, где только могли.
- Прекрасно, Ватсон! - Шерлок Холмс в восторге щелкнул пальцами. - Вы на верном пути!
- Не понимаю, - проворчал я, подозревая, что Холмс надо мной смеется.
- Охотно объясню ход вашей мысли. Вы совершенно справедливо отметили, что наши, кстати, общие знакомые из Скотленд-Ярда искали Боба Крамера везде, где только могли. Таким образом вы подчеркнули, что они не искали там, где не могли искать. Значит, они значительно сузили круг наших поисков.
Лицо Шерлока Холмса вдруг осунулось.
- Мой дорогой Ватсон, - холодно произнёс он, холодно сверкнув глазами, - не припорошился ли в ящике ваш армейский револьвер?
- Он в образцовом состоянии, - ответил я, не способный хоть что-то понять. - Только вчера я его почистил и смазал каждый винтик.
- Другого я от вас и не ожидал. Вы всегда были удивительно тщательны и аккуратны, чего так не хватает мне.
Действительно, в комнате Холмса царил беспорядок, в котором разве он один и был способен как-то ориентироваться. Повсюду валялись кипы деловых бумаг, справочники и энциклопедии, вырезки криминальной хроники из всех европейских газет, записные книжки и сувениры, оставшиеся на память от давно раскрытых дел. И всё это вперемешку с колбами, ретортами, медицинскими весами, химикалиями, резиновыми перчатками, лупой, трубкой и табаком.
- Почему вы спросили о моем армейском револьвере? - осмелился я нарушить напряжённую тишину, воцарившуюся в комнате.
Но Холмс, не вдаваясь в объяснения, лишь задумчиво произнёс:
- Думаю, Ватсон, и даже уверен в этом, что вам не составит труда взять кэб и поехать домой. Я посоветовал бы вам положить в ящик вашу папку и карандаши. Места им там хватит, если вы, конечно, возьмёте револьвер и положите его в правый карман.
- Зачем, Холмс?
- Советую также, - спокойно продолжал он, - не отпускать кэб, чтобы не тратить времени на поиски другого, когда вы будете возвращаться ко мне.
- Но я должен знать, зачем всё это?
- Мы отправляемся, Ватсон, - сухо ответил Холмс.
- Куда? - озадаченно спросил я.
Он удивлённо поднял на меня глаза.
- Если не ошибаюсь, мы об этом уже подробно говорили. Но если вам изменяет память, я вам снова напоминаю: туда, где ещё никто не искал таинственно исчезнувшего Боба Крамера...
«А Холмс, наверное, таки прав», - подумал Федька и записал в блокнот: «Дружеский совет замечательного детектива Шерлока Холмса: искать там, где ещё никто не искал.»
Но где именно ещё не искали?
Где именно ещё не искали?
Федька не представлял, куда идти и как действовать. Снова вытащил из зелёной папки автобиографию искомого гражданина Крамаря Бориса Владимировича. Смотрел на неровный размашистый почерк и жалел, что средневековая графология не получила развития и была отброшена как ложная наука. «Вот если бы не оказалась ложной, черты его характера и определённые особенности были бы у меня как на ладони. Тогда бы и выяснилось, что это был за конфликт между объективным содержанием ситуации и её субъективным значением. Характер определяет поступки человека, а разве из биографии на одну страницу о характере узнаешь?»
И всё-таки Федька вспомнил некоторые графологические сведения - то ли из популярной книги, то ли из популярного журнала, кажется, из статьи, где речь шла о вспомогательных исторических дисциплинах.
Неровный, как этот, почерк означает неуверенность личности в себе, склонность к пассивному подчинению неблагоприятным обстоятельствам. Размашистый почерк, как этот, говорит об активном, авантюрном характере, способном на неожиданные поступки и не обременённом моральными критериями. Открытые вверху гласные, как в этой автобиографии, свидетельствуют о доверчивости и откровенности, а открытые внизу, как в этом же письме, - о лицемерии и лживости. Опять же, длинные петли в буквах, а их Федька также наблюдал, характеризуют человека как придурковатого болтуна, не способного логически мыслить.
Из графологической экспертизы Федьки вырисовался причудливый образ: ищущий - энергичный авантюрист, который пассивно подчиняется неблагоприятным обстоятельствам, потому что не уверен в себе; он - доверчивый лицемер и откровенный лжец, а также болтун и придурок. Обезуметь можно!
«И почему бы это шефу вздумалось поручить это хлопотное дело именно мне?» - мысленно жаловался Федька. – «Чем я, несчастный, перед ним провинился, что он меня так яростно наказывает? Ай-яй-яй и ой-ой-ой! Разве в редакции не хватает куда более опытных работников, чем я? Может, потому и поручил что расследование это невыполнимо, а для редакции всё равно, бродит ли по коридорам газетный неофит, или даже табачного духа его там нет?»
Как ни странно, но в результате этих отчаянных, самокритических размышлений Федька вдруг возмутился.
- Ага, да?! - вслух воскликнул он. - Ну, тогда мы ещё посмотрим!
Ему вспомнилось, как он, мечтая о работе в большой газете, впервые зашёл в «Вечерние новости». Направился к самому главреду.
«По какому делу?» - спросила секретарша.
«По личному», - солидно выкрикнул Федька.
«А точнее нельзя?»
«А точнее нельзя», - заменил он знак вопроса на точку.
«Хорошо. Подождите немного...»
Федька уже разбирался в этих «немного», поэтому предусмотрительно прихватил с собой толстую книгу. Сел в угол и демонстративно взялся читать её с первой страницы. Но ждать пришлось действительно недолго.
Редактор слушал его, играя зажигалками, - передвигал их по столу, как шахматные фигурки, что отвлекало Федьку и препятствовало ему вести гладкую, заранее продуманную речь.
«Итак, вы закончили факультет журналистики, приобретали опыт в многотиражке и теперь хотите работать у нас», - подытожил его монолог главред.
Он встал, зажёг и двинулся по кабинету вдоль ковра.
«Буду с вами откровенен», - говорил редактор, - «штат у нас сравнительно небольшой, а работа намного сложнее, чем в заводской двухполоске. Поэтому каждый работник для нас много значит. Однако из того, что вы мне рассказали, я ещё не могу сделать вывод, соответствуете ли вы нашим требованиям.»
Федька потупился, ожидая отказа, но, как выяснилось, преждевременно.
«Пусть будет так», - продолжал редактор, - «мы дадим вам временное удостоверение внештатного литработника, и вы напишете несколько материалов. Тогда посмотрим... Итак, работайте и знайте, что вакантное место у нас есть. Всё зависит от вас самого.»
Редактор вызвал заведующего отделом информации Павла Моторного и приказал:
«Дайте парню все письма по «Минутке». Пусть выяснит, что там, собственно, происходит.»
Один из городских павильонов бытового обслуживания населения недаром назывался «Минутка». Теоретически сюда можно было заскочить на минутку, чтобы тебе пришили ненароком оторванную пуговицу или же починили ботинок. Практически же павильонные «минутки» растягивались на дни и даже недели, на что и жаловались читатели газеты.
Федька знал, что ему накинули одно из самых простых редакционных поручений, и потому отнёсся к заданию, как к одному из самых сложных. По сути, он должен был проверить факты, изложенные в жалобах, и написать обзор писем. Но Федька хорошо запомнил слова редактора, что от него самого зависит, займёт ли он желанное вакантное место. Ну, что ж, лучше один раз увидеть, чем сто раз («и даже тысячу!») услышать...
На следующее утро Федька надел старое, невзрачное пальтишко, из-под которого выглядывали дешёвые не глаженные штаны («встречают по одёжке») и отправился в павильон. Как и ожидал, на него здесь не обратили никакого внимания. Скользнули взглядом, когда скрипнула входная дверь, да и всё. Федька втихаря снял убогие ботинки, которые действительно нуждались в ремонте, и в одних носках подошёл к столу. Женщине, сидевшей за столом, его ног не было видно. Федька оформил заказ, заплатил вперёд за ремонт, тихонько сел за здоровенной бочкой, в которой росла комнатная пальма, и, развернув книгу, сделал вид, что читает. На самом же деле между страницами книга была нашинкована чистыми листочками, на которые Федька украдкой записывал всё, что слышал и видел. А записывать было что. Конфликты взрывались, как петарды, и причин хватало, чтобы заказчики и работники павильона не придерживались лозунга «Будем взаимно вежливы!..». Единственное, что беспокоило Федьку,- это как не спутать очерёдность конфликтных дискуссий и записей в книгу жалоб, которая пользовалась бешеным спросом у широких слоёв заказчиков.
Перед обеденным перерывом наконец разоблачили его укрытие за пальмой.
«А вы чего ждёте?» - спросила женщина, принимавшая заказ.
«Ботинки», - скромно объяснил Федька.
«Какие ботинки?»
«Свои. Которые я утром сдал в ремонт.»
«Идите, юноша, домой - у нас сейчас будет обеденный перерыв.»
«В носках?» - спокойно спросил Федька и протянул на осмотр ноги.
Женщина на мгновение аж обалдела, а потом во весь голос завопила:
«Макар Петрович!!!»
В голосе её слышалось такое неподдельное смущение, что Макар Петрович, мастер с клеёнчатым метром на жилистой шее, появился моментально.
«Что здесь произошло?»
«Посмотрите», - указала женщина на ноги Федьки в носках.
«Слушай, ты», - сказал длинный, как жердь, Макар Петрович, - «может, будешь в другом месте дурака валять?»
«Будем взаимно вежливы!» - вежливо изрёк Федька.
«Слушай сюда, шут. Одевайся и убирайся с глаз моих долой.»
«А ты слушай сюда, дядя. В носках я не пойду. Отремонтированы ли мои ботинки? Я уже полдня жду!»
«Томочка», - интимно произнёс Макар Петрович, внимательно изучая мохнатый ствол пальмы, - «видели ли вы когда-нибудь такого идиота и шизофреника?»
«Томочка» - женщина за столом - захихикала.
«Псих ненормальный!» - с явным наслаждением овладевал Макар Петрович ораторским искусством, - «Видно, в сумасшедшем доме его не долечили и кретином выпустили на волю.»
Федька притворился растерянным и умоляюще взглянул на Томочку.
«Ему по-человечески говорят», - втолковывал Макар Петрович жене, - «что ботинки отправлены на фабрику бытового ремонта, а он сидит под пальмой, как глупая африканская обезьяна.»
«Через три дня их вам вернут», - сказала Томочка, махая квитанцией.
«Всемилостивый бог!» - обратился Макар Петрович к люстре на потолке – «Когда на земном шаре переведутся идиоты?» - и с этим риторическим вопросом скрылся в своём закутке.
До конца рабочего дня Федьку уже не трогали, видно, воспринимали его, как неизбежное стихийное бедствие. Федька проголодался и ругал себя за то, что не припас хотя бы сухарик. Безумно хотелось курить, но об этом нечего было и мечтать - кто бы ему, африканской обезьяне, позволил?
А под вечер выплыл павильонный трибун Макар Петрович.
«Слушай, ты», - обратился он к прейскуранту в аккуратной рамке, - «может и ночевать здесь собираешься?»
«Нет», - вздохнул Федька, - «ночевать я буду дома» - Он выдвинул из-за бочки портфель и вынул из него новенькие ботинки.
Макар Петрович онемел.
«А теперь поболтаем», - сказал Федька, доставая редакционное удостоверение.
На второй день он был в кабинете главреда с фельетоном «Минутный разговор». Редактор читал фельетон молча. Потом так же молча взял чистую бумагу и сотворил гораздо более интересную для Федьки вещь - приказ о зачислении товарища Мандрики Фёдора Александровича в штат редакции на должность литературного работника отдела городского хозяйства...
«Хорошо, что меня тогда не экзаменовали нынешним поручением», - утешился Федька, - «но что же всё-таки делать? Совет Шерлока Холмса, безусловно, хороший, но я не Шерлок Холмс. Интересно, а как бы действовал комиссар Мегрэ, знаменитый герой произведений Жоржа Сименона?»
«Комиссар Мегрэ брился перед зеркальцем, зацепленным дужкой за оконный шпингалет. Смывать пену приходилось бегать в ванную. Стояла жара. Тяжёлые испарения разогретого асфальта поднимались сюда, до третьего этажа. В такой день любо было бы бездумно полежать в прохладе на берегу реки. Мегрэ искоса взглянул на красные плавки, которые приобрёл ещё зимой и до сих пор ни разу не надел. Холодная вода из-под крана бодрила, и оттого жара уже не казалась такой удушающей.
Ему не хотелось возвращаться в кабинет на набережную Орфевр.
Мегрэ посмотрел в окно вдоль улицы, туда, где на углу сверкал стеклом и керамикой павильон прохладительных напитков. Парень в велосипедной кепке, сидя верхом на садовой лесенке, мыл из шланга витрины. Не мешало бы выпить кружку ледяного пива. Но в такой день пиво нечего было и искать.
Искать...
Это слово вернуло его мысли к делу, которое сегодня утром ему навязал - иначе и не скажешь! - шеф комиссариата. В кабинет Мегрэ вернулся с таким свирепым выражением лица, что старший инспектор Люка заговорщицки подмигнул Жанвье. Только юный Лапуэнт не сориентировался и спросил:
- Есть свежий кофе. Хотите?
- К чёрту! - гаркнул Мегрэ.
В кабинет порывисто влетел запыхавшийся Торренс. Хотел что-то сказать, но заметил, как Люка предостерегающе приложил к губам палец, и молча сел за стол листать бумаги.
- Люка! - позвал Мегрэ.
- Слушаю, шеф!
- Ты ещё не обедал?
- Нет, но я перехватил бутерброд в кафе.
- В таком случае, оставайся за меня.
- Хорошо, шеф. Когда вы вернётесь?
- Сегодня не вернусь.
Люка вопросительно поднял брови. Торренс, Жанвье и юный Лапуэнт внимательно прислушивались к этому разговору.
Мегрэ спрятал зелёную папку в стол, подошёл к печке и вытряхнул из трубки потухший пепел.
- Я ушёл, - буркнул он.
Люка осмелился спросить:
- Если вас позовёт начальник, что говорить?
- Говорите, нет и не будет! - Мегрэ хлопнул дверью, оборвав разговор.
Он не любил запущенных дел, в которых всё было неуверенно и шатко, где почва выскальзывала из-под ног, как кочки на трясине. А дело Боба Крамье принадлежало именно к таким.
Мегрэ вздохнул.
«Люка наверняка уже сгонял Лапуэнта, как самого младшего, за пивом и сосисками на всех», - вдруг подумал он и снова вздохнул.
Он запер дверь и вышел по выщербленной лестнице на улицу. Этот день Мегрэ запомнит надолго, потому что ему утром хотелось прохладного пива и бездумного удовольствия на пляжном песке. Было парко, как в котельной парохода. Прохожие умывались потом, к которому физически ощутимо липла шершавая уличная пыль.
Мегрэ прошёл уже несколько баров. Везде важно вывешены предупреждения: «пива нет».
Он не заметил, как вышел на улицу Лябурб. На этой улице когда-то жил с матерью Боб Крамье. Мать живёт здесь и поныне. Мегрэ вдруг понял, что не собирался идти сюда. Чувствовал, что это преждевременно и что даже один его неосторожный шаг может кого-то напугать. Но ничего не мог с собой поделать. Подошёл к регулировщику и поздоровался:
- Добрый день.
- Здравствуйте, месье.
- Где здесь дом номер сорок восемь «а»?
- За пять домов во дворе, месье.
- Спасибо.
- Пустяки, месье...
Дом 48-а прятался за другим домом, который каменной громадой возвышался на улице Лябурб, но его хорошо было видно сквозь проездные ворота, похожие на туннель. Собственно, видно было не сам дом, а входную дверь в него.
Как раз напротив, на другой стороне улицы, находилась кофейня «Аквариум», названная так видимо потому, что вся её внешняя стена была из сплошного стекла.
Мегрэ охватило ощущение, будто он на пороге важного открытия, но сделать ещё один шаг он, к сожалению, не может, потому что не знает, на какую кочку ступить. Неужели он так и будет топтаться на месте и не решится на что-то решительное? Знал, что решится, но спешить не следует.
Он зашёл в кафе. Кроме него, посетителей здесь не было. Солнце пропекало кофейню насквозь, и только сумасшедший полез бы в этот настоящий ад пить горячий кофе. Видимо, такого же мнения придерживался и хозяин этого заведения, раскрасневшийся и распаренный, как в бане. Белая нейлоновая рубашка на нём темнела от пота. Он исподлобья глянул на посетителя, не прекращая перетирать полотенцем совершенно сухие стаканы.
- Жара! - сказал Мегрэ, чтобы что-то сказать.
Хозяин молча перетирал посуду.
- Стакан оранжада со льдом, - попросил Мегрэ, несколько удивлённый холодным приёмом в таком раскалённом помещении.
- Льда нет.
- А что у вас есть?
- Могу предложить минеральную. Несколько бутылок держу в холодильнике. - Он на мгновение замолчал и потом добавил: - Для себя.
- Буду благодарен.
- Эт!..
Достал из холодильника две бутылки и откупорил обе. Одну оставил себе.
Мегрэ сел в угол за столик, лицом к улице. Маленькими глоточками с наслаждением потягивал ледяной напиток. Хозяин глотал прямо из горлышка, разливая воду на рубашку - всё равно мокрая, хоть выкручивай, и скоро опустошил всю бутылку.
Мегрэ цепким взглядом изучал улицу, будто вживался в её жизнь. По этой улице бегал когда-то маленький Боб Крамье. По этой улице он ходил и тогда, когда изучал инженерное дело. Возможно, здесь он встречался со своей девушкой, если она у него была. Мегрэ всегда пытался все увидеть глазами того, кого он искал. Но это было не легко.
«Второй бутылки не даст», - подумал он, с сожалением смакуя последние капли.
Бутылку и стакан занёс к стойке, чтобы хоть чем-то отблагодарить хозяина.
- Когда вы открываете кафе?
- В восемь.
- Так рано?
- Люди рано идут на работу.
- И много по утрам посетителей?
- Достаточно, но свободные места всегда есть.
- Значит и для меня найдётся.
- И для вас...
- До свидания.
- До свидания. Заходите. Завтра будет лёд - сегодня обещали завезти.
И всё же Мегрэ зашёл в этот дом. Он не воспользовался лифтом, а поднимался по лестнице, присматриваясь к табличкам на дверях. На четвёртом этаже среди других заметил табличку «Шевчик П. Н.». Квартира коммунальная, есть соседи», - отметил Мегрэ и повернул на выход, его никто не заметил.
В этот день он побывал ещё в Институте сверхтвёрдых пластмасс, девятиэтажном модерновом клубе с вереницей машин у входа. Здесь работала мать Боба Крамье, и Мегрэ никак не мог избавиться от чувства, что непременно должен её увидеть. Зачем? Он бы не смог этого объяснить.
Наконец зашёл в приемную директора.
- Добрый день!
- Добрый день.
Мать Боба Крамье и она же секретарша была женщина лет сорока пяти, стройная, как для своего возраста, и довольно красивая. Но какая-то сухая и равнодушная невозмутимость, словно маской сковавшая её лицо, портила первое хорошее впечатление.
- Не знаю, к вам ли мне обращаться, - нерешительно произнёс Мегрэ, пристально её изучая.
- Вы по какому делу?
- Хотел бы устроиться на работу.
- Ваша профессия?
- Собственно, профессии ещё нет, но я...
- Какую работу вы ищете?
- Ну, скажем, разнорабочим...
- Разнорабочие нам не нужны.
- Жаль...
Мегрэ направился к выходу.
- Подождите, - остановила она его. - Возьмите свежую газету. Может, найдёте что-то среди объявлений.
- Спасибо, - сказал Мегрэ, беря сегодняшний выпуск «Вечерних новостей». Всю четвёртую полосу занимала реклама «Требуются на постоянную работу». Речь шла и о разнорабочих. В Париже с ним ещё такого никогда не случалось...»
В институт зашёл грозный комиссар Мегрэ, а вышел немного ошарашенный Федька Мандрика.
- Вот это номер! Цирк!
Что же за человек Полина Никоновна Шевчик?
Что же за человек Полина Никоновна Шевчик?
Федька интуитивно чувствовал, что она играет далеко не второстепенную роль в событиях, задокументированных в зелёной папке. И вместе с тем милиции она твёрдо заявила, что ей ничего не известно о судьбе сына.
На первый взгляд она напоминала секретаршу из юморесок - лупоглазого цербера бюрократического происхождения, неприступную крепость, со стен которой говорят только ультиматумы. И Федька нисколько не удивился бы, если бы между ними состоялся такой разговор:
- Добрый день.
- Я вас слушаю.
- Не знаю, к вам ли мне обращаться...
- Вы по какому делу?
- Хотел бы устроиться на работу.
- Обратитесь в отдел кадров.
- Но, может, вы знаете...
- Повторяю: обратитесь в отдел кадров. И не мешайте работать!
Однако она его выслушала и дала вполне дельный в вымышленной Федькиной ситуации совет. Несмотря на все свои злые догадки, проникался к ней симпатией. Да, было бы совсем неплохо, если бы везде в приёмных хозяйничали такие секретарши, а не рисованные говоруньи.
Но ведь к такому человеку трудно подобрать ключик, вряд ли она болтала бы с ним о посторонних делах. Ну, что ж, попробуем обратиться за помощью ещё к одной знаменитости - известному знатоку женской психологии Эркюлю Пуаро, ведь создала его именно женщина - Агата Кристи.
«Эркюль Пуаро роскошествовал за ужином. Перед ним парила большая чашка молока с мёдом. С детства любил сладкое. С молоком дружили ещё теплые булочки с маком и несколько заварных пирожных, которые очень подходили к тому медвяному коктейлю. Пуаро, заранее смакуя любимые блюда, с удовольствием придвинулся ближе к столу.
Был утешён гастрономией, которая всегда возвращала ему душевное равновесие. В последнее время весьма страдал, выявляя общие закономерности криминального поиска. Чтобы облегчить себе анализ, начал с творчества прославленных авторов сенсационной беллетристики. Позволил себе пренебречь творчеством Эдгара Аллана По, Уилки Коллинза и Гильберта Кита Честертона, мотивируя этот свой легкомысленный поступок отсутствием в их произведениях толкового метода и сюжетного порядка. С удовольствием вспоминал те чудесные минуты, когда с отвращением бросал на пол кровавые американские детективы с перегруженными мышцами суперменами, а потом бережно собирал их, чтобы выбросить в мусоропровод. Сэр Артур Конан-Дойль и месье Жорж Сименон - вот специалисты! Пуаро отнёсся к ним с искренним уважением.
И что же возникло из этого анализа? Старая, как мир, истина: ищите женщину.
- Шерше ля фам! - вслух произнёс он.
Но найти женщину - ещё не значит распутать дело. Женщины предают своих мужей, но никогда - собственные тайны. Это просто невероятно! Известный детектив с искренним сожалением к самому себе покачал головой и в полном отчаянии глотнул молока с мёдом. Свежая булочка с маком буквально таяла во рту, щекоча нёбо.
Мысленно вернулся к делу, которое его с недавних пор интриговало и нервировало. Согласно обобщённому правилу, он нашёл женщину, без сомнения, причастную к делу загадочно исчезнувшего Боба Крамье. «Шерше ля фам!» Но женщина оказалась крепким орешком.
Сегодня утром, ровно в девять, Эркюль Пуаро появился в бюро и, не заходя в свой кабинет, направился в покои мадемуазель Лемон, царство тщательно уложенных папок с деловыми бумагами.
- Бонжур, мадемуазель.
- Бонжур, месье.
- У меня сегодня до чёрта работы, - сообщил степенно, - сейчас пойду - должен собрать некоторую информацию. Вы подготовили нужные материалы?
- Конечно, месье. Всё вы найдете здесь, - ответила секретарша, протягивая шефу зелёную папку, содержимое которой он тут же бегло просмотрел и с благодарностью склонился в церемонном поклоне.
- Вы договорились о встрече с мадам Шевчик? – спросил снова.
- Да, месье. Она будет ждать вас на службе в шестнадцать тридцать.
- Прошу вас также приехать туда и записать наш разговор.
- Слушаю, месье. Я буду вовремя.
- На вас всегда можно полагаться, - галантно отметил Пуаро, - Кьес фантастик.
- Простите, ничего фантастического здесь нет, - отклонила его комплимент мадемуазель Лемон, - вы даёте распоряжения, я ваши приказы выполняю. Естественная вещь. Обязанность.
- Не такая уж и естественная, - пожаловался Пуаро, - Случается, что-то испортится в квартире, и приходится вызывать специалистов, чтобы починить то или другое. И что же? Я плачу по счетам, но разве они выполняют свои обязанности? Да что там! Канючат деньги на якобы дефицитные запчасти или на бутылку. Правда, встречаются и среди них порядочные люди, но редко, очень редко, - завершил он свой горький монолог. - Итак, в шестнадцать тридцать!
А в дверях вдруг докинул:
- Ага! Ещё и запчасти крадут и взамен прикручивают разный хлам - я же в этом деле ничего не понимаю!
Мадемуазель Лемон явилась в Институт сверхтвёрдых пластмасс точно в условленное время.
- По вам можно сверять часы, мадемуазель.
- По вам тоже, месье.
- Пойдёмте, мадемуазель. Не будем терять времени.
- Пола Шевчик, мать пропавшего Боба Крамье, их уже ждала.
- Бонжур, мадам.
Бонжур, месье.
- Я Эркюль Пуаро! Слышали о таком?
- Очень приятно. Прошу садиться. Чашечку кофе?
- Спасибо. Я не пью кофе. Разве что мадемуазель Лемон... Впрочем, она будет записывать наш разговор.
- Что вас интересует, месье?
Пуаро начал с главного вопроса:
- Где ваш сын, мадам?
- Этого я не знаю.
- Разве он вам не писал?
- Нет.
- И вас это не беспокоит?
- Нет.
- Почему?
- Мы вообще никогда не переписывались.
- Тре бьен! Если я правильно понял, вас не интересует судьба сына?
- Почему же? Интересует. Но лучше один раз увидеться, чем прочитать сто писем. И даже тысячу!
- Но ведь это ваш сын. И он исчез!
- Да, сын... Но Боб - уже взрослый человек и имеет право самостоятельно решать собственную судьбу. Я за него нисколько не волнуюсь.
- Возможно. Впрочем, его исчезновением заинтересовалась общественность.
- И зря. Есть другие вещи, которыми общественности следовало бы заинтересоваться.
- Например?
- Например: какое имеет право частный детектив Эркюль Пуаро ни с того ни с сего морочить людям голову?
- О-ля-ля! В таком случае, позвольте мне откланяться.
- О'ревуар, месье.
- О'ревуар, мадам.
- Чао! - сказала мадемуазель Лемон, вкладывая в сумочку записную книжку.
- Мадемуазель, какое мнение у вас сложилось о мадам Полу Шевчик? - спросил Пуаро секретаршу, когда они покинули Институт сверхтвердых пластмасс.
- Сберкасса, - коротко ответила она.
- То есть? - не понял Пуаро.
- «Сберкасса гарантирует тайну вкладов.»
- Вы думаете, она скрывает какие-то тайны?
- У каждой женщины они есть.
- У вас тоже?
- Возможно.
- Не кажется ли вам, что она хорошо знает, где её сын?
- Не хватает фактов, чтобы утверждать или отрицать это.
- Больше вы ничего не скажете?
- Она производит впечатление женщины, которая выбита из равновесия, и поэтому едва владеет собой. А в конце не выдержала и, боясь, что нервы её окончательно предадут, показала нам на дверь.
- Верно, - согласился маленький бельгиец, прославившийся как великий детектив.
Заварными пирожными Эркюль Пуаро лакомился, запивая их холодным молоком без мёда: нежный вкус молочного крема теряется в густых медвяных ароматах. А Эркюль Пуаро никогда не относился к еде с варварской непритязательностью. Он, как художник, наслаждался каждым вкусовым оттенком. Но как ни роскошествовал за ужином, а беспокойство не оставляло его, и он то и дело возвращался к сегодняшним событиям, которые - Пуаро чувствовал это - то приближали, то отдаляли его от тайны.
Вспомнил невозмутимое лицо Полы Шевчик, холодный настороженный блеск её глаз, точные контролируемые движения, безусловно, заранее взвешенные ответы. Вероятно, принадлежит к людям, которые в трудных обстоятельствах способны действовать решительно и хорошо заметать следы. Что известно о ней конкретно? Двадцать один год назад развелась. Второй раз замуж не пошла, хотя наверняка могла найти мужа. От алиментов отказалась. Гордая, но обиженная, неизлечимо раненная любовь? Да! Разве что...
Любовь... Любовь. Пуаро приходил к мысли, что загадочное исчезновение Боба Крамье каким-то странным образом связано с любовью. Да! Во всей той истории угадываются сильные чувства и страсти. Любовь не всегда видна со стороны, но когда она есть, то всегда играет ведущую роль. Что же дальше? Пока ничто не указывает на то, что к исчезновению Боба как-то причастна его мать. Нет доказательств. Нехватка какой-либо очевидной побудительной причины. А между тем странное бегство Боба и холодное равнодушие к этому Полы Шевчик отнюдь не вяжутся друг с другом в общей цепи событий. Несомненно, преданная любовь женщины превратилась в слепую, эгоистическую любовь к сыну. Она его выпестовала, выхолила, вырастила. Он заслонил ей весь мир, её глаза видели только его, её мысли снуют только вокруг него, и работала она только ради него. А такая мать также не могла не стать для сына целым миром. А потому он привык к этому? Наверное, да... И вдруг он уезжает. Она остается в одиночестве. Жизнь для неё остановилась. Дом стал холодным и пустым. А мать даже не переписывается с сыном. И мать с полным равнодушием воспринимает весть о его исчезновении... Возможно ли такое? Логика отрицала это...
- Слишком много фантазирую, - недовольно мямлил Пуаро, - Что-то знаю, чего-то не знаю, а нафантазировал уже на целый роман. Придумываю психологические причуды, а вот выстроить схему собственных действий не в состоянии. Да и из чего исходить? Если взвесить - половина известных мне из зелёной папки фактов не имеет малейшего смысла. Нужна просто схема моих последующих действий. Схема. Полкоролевства за схему!..»
Федька поужинал и убрал со стола, снова освободив стратегическое пространство для бумаг из зелёной папки. Вынул справку из милиции, которая удостоверяла, что Полина Никоновна Шевчик ни капли не знает о нынешнем местонахождении сына.
Что ж, добросовестный Эркюль Пуаро с успехом расшифровал эту справку. И если бы он действительно разговаривал с Полиной Никоновной, так же кратко записал бы резюме беседы.
Федька подошёл к окну.
Сумерки. Улица выглядела весьма беззаботно. Лишённые дневных служебных хлопот, вечером люди не такие, как днём. Потому что вечер - это отдых, лица становятся ясными, смягчаются и теряют напряжённое дневное выражение. Поэтому и улица вдруг приобретает другой вид, размагничивается и светлеет, ведь душа её - не здания, какими бы красивыми они ни были, а люди и всё человеческое.
«Квартира коммунальная», - вспомнилось Федьке, - «есть соседи.»
Соседи, наверное, что-то знают...
Не могут не знать...
Соседи, наверное, что-то знают...
Не могут не знать...
Из сенсационных книг, а их Федька за свою жизнь начитался достаточно, он знал, что частный детектив, в которые он невольно нарядился, должен уметь непринуждённо разговаривать, а точнее «уговаривать» нужного ему человека и таким образом получать от него определённую информацию, побуждать к определённому действию.
Однако этим высоким искусством владеют не только детективы. Незаурядными специалистами в этой хитроумной области человеческого общения являются парикмахеры, таксисты, официанты ресторанов, спекулянты и так далее и тому подобные.
Для практики представим, кто, кого и как уговаривает.
Продавец советует слепому купить набор красок. Слепой возмущается, считая продавца за наглеца, который жестоко издевается над ним. Однако продавец научно доказывает ему, что вполне возможно научиться, отличать цвета прикосновениями пальцев и с успехом творить шедевры.
Таким образом он сбывает краски и ещё и мольберт в придачу...
На крупные соревнования собираются известные, следовательно, ещё и денежные спортсмены-прыгуны с лыжного трамплина. И тут появляется агент, предлагающий застраховать жизнь. Здоровые, мужественные, сильные ребята только хохочут над ним. Тогда страхагент терпеливо ждёт, пока начнутся соревнования и один из хохотунов сломает руку или ногу. После того страхует всех спортсменов, а вместе с ними всех тренеров, судей и яростных болельщиков. Итак, досрочно выполняет свой годовой план и попадает на доску почёта...
Скупой пассажир демонстративно, чтобы это заметил таксист, считает медяки. Таксист так же демонстративно не обращает на это никакого внимания и заводит разговор о дороговизне на базаре: «Дерут деньги, аж гай гудит!» - говорит он. - Куда только смотрит милиция? Подумать только, покупают в магазине овощи, да ещё и ругаются, чтобы на выбор им дали, а потом моют, прихорашивают, придают, как говорится, товарный вид и гребут с нас, несчастных, деньги лопатой. Тьфу! Хоть бери и бросай эту проклятую цыганскую работу на колёсах! У них, можно сказать, - частная лавка, а у меня, - сами понимаете, ставка...» Скупой пассажир умиляется и тычет таксисту трёшку. Стыдно не дать такому искреннему, но экономически раздавленному базарными ценами человеку...
Искусство!
Но это искусство стихийное, следовательно, и несовершенное, из-за чего и парикмахеры, и таксисты, и официанты, и спекулянты действуют по своему собственному скудному методу, приобретённому личной и однообразной практикой.
- Субъективные находки с объективными потерями! - вздохнул Федька. - Сочувствую, но ничем не могу помочь.
- «О господи!» - подумал он, - «Я уже докатился до того, что начинаю шутить.»
Из тех же детективных книг («было бы неплохо вспомнить, из какой именно?») Федька узнал о так называемой формуле уговоров и - вот чудо - запомнил её. Уговоры (У) являются следствием навязывания железной личной воли (В) объекту разговорной акции (О. Р. А.) на базе выбранной тактики разговора, то есть метода разговора (М), а также применения психологических трюков (Т), как в приведённых выше примерах. Итак, формула уговоров выглядит так:

Между тем, нередко возникают ситуации, когда крайне необходимо ускорить уговоры. Времени нет! Скорее к развязке! Скорее к результату! В таких случаях применяют разнообразные форсированные трюки или иначе - экстраординарные меры, имеющие целью не только достижения безусловного успеха, но и достижения этого успеха в максимально сжатые сроки. Скорость уговоров (СУ) - это воля (В) плюс метод (М), умноженные на форсированный трюк (ФТ). Тогда и сама формула приобретает динамический вид:

Как ни странно, к самым простым форсированным трюкам принадлежит всем известный - выпивка, особенно на дурняк, потому что это сразу ставит О. Р. А. в психологическую зависимость от щедрот «банкомёта».
Алкоголь гасит осторожность, замедляет реакцию, разрушает логические связи в разговоре. Человек не замечает, когда ему отказывают тормоза. Болтай с ним о жизни, о девушках, не спеши - рассказывай курьёзные случаи и анекдоты, разглагольствуй о чём-то легко и непринуждённо. А когда увидишь и убедишься, что О. Р. А. «созрел», наведи разговор на нужную тебе тему.
«Друг», - пробормочет О. Р. А., - «а я знаю кое-что, да не скажу...»
«А кто же тебя расспрашивает? Нужны мне твои тайны... До лампочки они мне!»
«А я знаю!»
«Ну, и знай себе! Кому твои знания нужны?"
«А я тебе скажу...»
«Не скажеш!»
«Это почему же я не скажу?»
«Потому что я и слушать не хочу! Я, брат, не из клуба любознательных. У меня самого секретов по завязку. Если в меня что-то упадёт, то как в могилу...»
«Поэтому я тебе и говорю...»
«Да брось уже!»
«Ну, прошу тебя как друга, выслушай...»
«Да пошёл ты! Говори уже, потому что пора заказать ещё бутылку...»
Или вариант уличного ухажёра:
«Девушка, а может, пойдёте со мной в бар?»
«Я по барам не шатаюсь - не такая!»
«И зря. Думаете, там только и делают, что напиваются?»
«А что же ещё?"
«Можно просто посидеть, заказать мороженого, послушать джаз... Пойдёмте! Увидите, со мной вас никто и пальцем не тронет...»
«Ну, коли мороженое...»
Они, ещё едва знакомые, - в баре. Приглушённый свет, радужные коктейли с соломинками, лёгкий шум, бархатный голос из автоматического проигрывателя.
- Простите, но, поверьте, я не виноват... Мороженого нет... Обидно... Не знаю, как быть... Познакомиться с волшебницей, и чтобы этот сказочный успех разрушило отсутствие какого-то там мороженого! А что вы предложите?...
«Уйти отсюда!»
«Наши мысли совпадают... Я рад... Может, закажем по лёгкому коктейлю? По одному. Хорошо? Раз уж пришли сюда... Но признаюсь - себе я закажу покрепче... А вам лёгонький... Хорошо? Подождите, я сейчас... Здесь, кстати, есть и шоколадки с ромом и ликёром... Да сколько там этого рома? Капля... А то и капли нет - один запах... Я сейчас!»
К бармену:
«Два крепких - один кислый с водкой, один сладкий с коньяком и вишней. И шоколад - с ромом и ликером...»
К девушке:
«Ваш заказ, сеньора, выполнен. Попробуйте из этого стакана... Да не бойтесь - я же не говорю, что всё, а так - попробовать... Ну, вот! А теперь из своего... Как видите, что обещал, то и сделал, - себе взял крепкий, а вам так - соки-воды... Недавно я слышал знаменитый анекдот - нахохотался до слёз. Вот послушайте...»
«Вот тебе и формула уговоров!» - подумал Федька, - «Вот тебе и форсированный трюк! На практике, в действии... А в коммунальной квартире, в доме № 48-а по улице Жанны Лябурб, живут соседи, которые, наверное, что-то знают... Что же мне, бедняге, делать? Напиваться невесть с кем, что ли? Нелегка ты, чаша частного детектива! Как шапка Мономаха...»
Но Федька хитрил сам с собой, сейчас он уже щеголял своими трудностями, потому что это уже была игра кота с пойманной мышью, когда кот отпускает свою жертву и притворяется, будто не замечает её, чтобы снова и снова поймать...
Он победно, искоса, будто нехотя, поглядывал прищуренными глазами на разложенные по столу бумаги, на его устах блуждала сдержанная, но довольная улыбка.
Решение пришло, казалось бы, внезапно. Но разве оно было неожиданным? Разве Федька не ждал оное? Разве он не искал его целый день, то и дело перебирая и осмысливая немногочисленные не очень красноречивые факты? Честь и хвала Шерлоку Холмсу, комиссару Мегрэ и Эркюлю Пуаро, которые приложили все усилия и нашли все скрытые в зелёной папке резервы! Ура! Вот что значит - коллегиальность! Коллективное знание - сила!
Правда, где-то в сознании гнездилось тихое сомнение. Но оно пока что притихло, преодолённое громом победных фанфар. Ведь Федька уже знал, что будет делать завтра утром! А что, если его форсированная акция сорвётся? А что, если его шитые белыми нитками трюки не подействуют? Всё может быть. Но сейчас не стоит об этом думать и портить себе настроение. Сорвётся, придумаем ещё что-то - в конце концов редактор дал целую неделю, а прошёл всего день!
Неожиданно под певучий гром серебряных фанфар возник бодрый стишок, Федька даже сам удивился. Конечно, не классика, но с мобилизующей основой:
Было уже поздно. Шум на улице за тёмным окном утих, отчётливо слышались шаги одиноких прохожих. Откуда-то доносилось громкое пение. Самодеятельный хор, видно, сплочённый вокруг бутылки, где-то ревом ревел «Черёмуху».
Федька вышел на улицу и посмотрел на окна своих соседей: не легли ли? Не спят: окно гостиной светится голубым - работает телевизор. «Что же это сегодня за программа?»
Он поднялся по лестнице на свой этаж и позвонил в соседнюю дверь, за которой счастливо жили он и она - приветливые и дружелюбные молодожёны.
Открыла Катя и сразу залепетала:
- Ой, Федька, проходи скорее - фильм идет!
- А какой фильм?
- Немецкий двухсерийный детектив - обе серии за раз!
«И здесь детектив!» - улыбнулся Федька, направляясь в гостиную. Как раз кто-то в кого-то стрелял. Ночью. В неверном свете фонарей. Бах-бах-бах! Кто-то подстреленный упал в воду. Молодожён Вася сгорбился в кресле и прикипел взглядом к экрану. Он только приветственно поднял руку и тут же её опустил, потому что на экране как раз начался яростный и беспощадный мордобой.
- Катя, - прошептал Федька, - одолжи мне на день свои очки типа «ихтиандр».
- Да они женские, - тоже шепотом ответила Катря, уставившись в телевизор.
- Это ничего, зато большие, - зашептал Федька, - пол-лица прячут...
- Бери...
- Спасибо. Завтра принесу. Ну, я пошёл... Да сидите... Спокойной ночи, дети! Мне пора спать.
Бах-бах-бах! - гремели за его спиной выстрелы.
Но Федька солгал. Он не лёг спать. Той ночью он ещё стирал нейлоновую рубашку, старательно гладил свой модный праздничный костюм и чистил плетёные итальянские мокасины. Потом ещё подбирал к цвету костюма галстук и носки. Только тогда накрутил на шесть часов будильник и строго объяснил ему:
- Вставать надо рано, чтобы больше сделать!
Вставать рано надо, чтобы больше сделать...
Воспользоваться услугами будильника не выпало - проснулся раньше и уже не мог заснуть. Когда стоял - руки в стороны - под душем и отряхивался от воды, будильник пронзительно зазвонил. «Вот ирод, распоясался на полную катушку! Ещё Катю с Василием разбудит!» - и побежал мокрый к ироду-будильнику, чтобы нажать на рычажок. Совершив этот гуманный акт, он снова вернулся в ванную, чтобы завершить водную процедуру. Затем оделся и сварил кофе.
Сидел при полном параде - выстиранный и выглаженный, при галстуке и сияющих глянцем мокасинах, - курил и неторопливо хлебал кофе, снова обдумывая («на свежую голову») свой план. Некоторые пункты вызывали сомнение и обеспокоенность, но в одном сомнений не было: «Встречают по одёжке, а провожают по уму». Однажды одежда уже оказала ему верную службу - в павильоне «Минутка», хотя тогда он умышленно надел, по терминологии армейцев, «б/у», то есть «бывшее в употреблении».
А соседи, видимо, таки что-то знают... У них глаза есть? Уши есть? Должны знать!
В четверть восьмого вышел из дома. С оранжевой болгарской папкой под мышкой, которая так подходила к его серому модному костюму. Папка была на «молниях» и с никелированными застежками. Даже министр не стеснялся бы такой. Катины очки типа «ихтиандр» пока что положил в карман.
Ночью прошёл щедрый дождь, улицы были чисто вымыты и нарядны, что не мешало поливным машинам выполнять и перевыполнять планы горкоммунхоза. Приятно дышалось после дождя, потому что выхлопные газы автотранспорта ещё не успели побороть молекулы озона. Небо прояснилось, обещая ещё один высокоградусный день.
Когда Федька добрался на улицу Жанны Лябурб, до открытия кафе «Аквариум» оставалось десять минут. Федька зажёг сигарету и приветливо помахал рукой дебелому продавцу, который сегодня тоже был какой-то подтянутый и чисто выбритый. Продавец улыбнулся Федьке, как старому знакомому, поманил рукой и открыл дверь.
- Доброе утро, - сказал Федька.
- Доброе утро. Заходите.
- Но ещё не время.
- Какая разница? Всё равно я уже здесь. На минуту раньше, на минуту позже...
- Лучше на минуту раньше, чтобы публика не хлопала в дверь.
- Тоже правда.
Федька зашел в кофейню, пустую, как вчера, но по другой причине.
- Вчерашний заказ? - спросил продавец - Оранжевый сок со льдом?
- Завезли?
- Завезли.
- Это хорошо, днём пригодится. А сейчас дайте мне, пожалуйста, кофе с молоком и два пирожных.
За его спиной собралось уже с полдюжины посетителей, по-утреннему нетерпеливых.
Федька рассчитался и сел, как и в прошлый раз, в угол, лицом к улице. Высматривал, когда выйдет из дома Полина Никоновна. Так прошло с полчаса. Федька успел не спеша позавтракать и выкурить сигарету. Хотя на стене висело предостережение «У нас не курят», продавец ему не сделал замечения.
Женщина вышла стремительно, в аккуратном платье, с красивой белой сумочкой-чемоданчиком в руке. Походка её была лёгкая, энергичная, уверенная. Когда она прошла мимо «Аквариума», Федька встал и пошёл за ней по пятам. Осуществлялся первый пункт его плана. Он крался за Полиной Никоновной не потому, что надеялся что-то выследить, а просто, чтобы убедиться, что она пошла именно на работу, а не куда-нибудь, потому что учёл и такую мизерную возможность, что она по каким-то причинам могла сегодня не работать. А в таком случае Федька был бы вынужден отложить осуществление своего плана на другой день, опасаясь, что она может вернуться домой в любой момент, а это весьма нежелательно. Он провел её почти до института и с облегчением вздохнул.
Время!
Федька вернулся на улицу Жанны Лябурб и вошёл в дом № 48-а. Там достал из кармана и надел Катины очки. На четвёртый этаж поднялся на лифте. Сначала несколько раз нажал на пуговицу звонка возле таблички «Шевчик П. Н.», хотя догадывался, что никто ему не откроет. Но так надо, потому что к кому он идет? К Борису Крамарю, сыну Шевчик П. Н. Он был убеждён, что искомый здесь не живёт, иначе его бы давно обнаружили. А впрочем, звонил, потому что этого требовал второй пункт («психологический!») его плана.
После этого нажимал на звонки наугад, чтобы открыл дверь кто-то из соседей. Открыла женщина среднего возраста в халате и с бигуди на голове. Вопросительно посмотрела на молодого человека, который будто сошёл с рекламной страницы журнала.
- Простите, - сказал Федька, заходя без приглашения в коридор, - звоню-звоню, а никто не открывает.
- А вам кого?
- Я к Борису.
Он заметил, что женщина насторожилась.
- Какому Бориса?
- Крамарю.
- Он здесь не живёт.
- А где? - спросил напрямик.
Она пожала плечами:
- Откуда я знаю?
- Но ведь он здесь жил.
- Жил, но уехал.
- Давно?
- Когда я закончил институт.
Всё. Точка. Можно убираться прочь. Но Федька не спешил, потому что имел на вооружении форсированный трюк.
- А Полина Никоновна дома? - спросил, демонстрируя знакомство со всей семьёй.
Лицо женщины смягчилось.
- Пошла на работу.
- Жаль, - расстроился Федька, снимая очки.
- А вы по какому делу? - теперь уже поинтересовалась женщина.
- Да как вам сказать... Понимаете, из ваших слов я ничего не могу понять... Борис написал мне письмо по поводу работы, в письме указан именно этот обратный адрес, а оказывается, он здесь не живёт. Ничего не понимаю. Я здесь в командировке, заехал - и вот имеешь! Я думал, он действительно ищет работу... Ну, так бог с ним!
Федька сделал вид, будто собирается идти. Заметил: женщина что-то напряжённо обдумывает - не умела владеть лицом, а он пытался усыпить её бдительность своим умышленным равнодушием.
- Давно он вам писал? - вдруг спросила она.
- Месяц назад.
- Странно...
- Что странно?
- Да-да, странно, - неопределённо сказала и добавила: - Он здесь действительно не живёт.
- В конце концов, это меня не касается, - действительно раздражился Федька, - Он мне написал, что ищет работу. Я его могу хорошо устроить. Вот пришёл поговорить с ним. И что же? Какой-то глупый розыгрыш... Ну, хорошо, когда-нибудь увидимся - я ему напомню!
- А вы где работаете? - спросила она.
- На Львовском автобусном заводе. Помощником главного энергетика.
- А откуда вы знаете Бориса?
- Учились на одном факультете, только я закончил институт на два года раньше...
На лице женщины тенями встрепенулись сомнения.
- Наведайтесь вечером, - наконец решилась она. - Возможно, Борис зайдёт к матери. Он иногда заходит...
«Он здесь! В Крайгороде!» - словно током ударило Федьку, - «Но вечерний вариант, уважаемая, не пройдёт. Дудки! Едва он узнает о своём письме к «приятелю» из Львова, как ищи тогда ветра в поле...»
- К сожалению, вечером я не смогу, - сказал он.
- Так приходите завтра. Это будет ещё лучше, потому что я непременно предупрежу Полину Никоновну...
«Этого ещё не хватало!»
- А завтра тем более, потому что сегодня в двенадцать вылетаю во Львов. Вот и билет в кармане.
Федька вытащил из кармана кошелёк и помахал им. Это «вещественное доказательство» произвело на женщину должное впечатление. Она заволновалась, её настороженность исчезла без следа - слишком всё выглядело правдиво.
- А вы позвоните ему на работу! - засияла она.
- Где он сейчас работает? - Федька едва сдерживал волнение: сказывалось психическое напряжение.
- Этого я не знаю, - растерянно ответила она.
- А телефон? Номер телефона знаете?
- К сожалению...
Вот теперь всё! Точка! Всего, Федька, не ты учтёшь! Из-за какого-то пустяка рухнула вся твоя форсированная акция!
Федька оцепенел. Сжал зубы, аж заболело в челюстях. Как не везёт, так не везёт. Подойти к цели так близко и снова всё потерять... А искомого Крамаря Бориса Владимировича теперь предупредят...
А искомого Крамаря Бориса Владимировича теперь предупредят...
Федька завял, как бегун на короткой дистанции, когда возвращается на исходную позицию после фальшстарта. Он не знал, что весь их разговор внимательно слушал ещё один человек.
- Ну, что ж, - кисло сказал он. - Пусть пишет... Я пошёл... До свидания... Простите, что зря побеспокоил...
- До свидания. Я очень сожалею, но...
И в этот момент из-за едва приоткрытой двери в одну из комнат послышался девичий голос:
- Мама! Скажите ему, что Борисов телефон шестьдесят один - тридцать семь!
«Шестьдесят один - тридцать семь!»
Федька ожил. Вся энергия вернулась к нему. Номер телефона впечатал в память, как в камень, но сделал вид, что не дослышал:
- Как? Какой телефон?
В дверь высунулась сонная девушка, растрёпанная, в смятом халатике, застёгнутом на одну пуговицу. Из-под халатика выглядывала ночная рубашка. Увидела статного, кареглазого, с головы до ног напижоненного парня и смущённо попятилась. «Так вот, девушка», - подумал Федька, - «никогда не выходи на глаза в неглиже. Но я тебе благодарен.»
- Подождите, - сказала женщина, - я вам запишу номер.
Она исчезла за дверью. Федька услышал перешептывание. Видно, мать отчитывала дочь. Интересно, за что? За телефон или за то, что высунулась чучелом? Женщина вышла с клочком бумаги:
- Вот...
«Шестьдесят один - тридцать семь!»
- Спасибо. До свидания.
- Всего доброго. Будете в Крайгороде, заходите.
«Вычитывала за второе.»
- Непременно!
Федька летел в редакцию, как на крыльях. В голове мажорно звенело на мотив песенки «Пусть всегда будет солнце!»:
В редакции как раз проходила утренняя летучка.
- Привет! Давно началась? - спросил Федька секретаршу Лидочку.
- Уже, наверное, заканчивают.
Федька направился в кабинет шефа.
- Федька, - сказала Дедушка, - если опоздал, то уже не заходи. Потому что влетит!
- Это кому влетит? Мне? Никогда! Разве влетает асам журналистики?
И он зашёл в кабинет. Поздоровался, сел на свободный стул. Олег Игоревич несколько удивлённо, вопросительно посмотрел на него: видно, не ожидал сегодня увидеть. Федька едва заметно кивнул, мол, всё в порядке!
- Да! - поднялся Олег Игоревич. - Будем закругляться. У кого ещё есть какие-то вопросы или предложения, выясните в секретариате. Все свободны! Прошу остаться Мандрика.
Ребята двинулись на выход, сочувственно поглядывая на Федьку: вчера целый день отсутствовал на работе и сегодня опоздал. Влетит!
- Садитесь ближе, - позвал Федьку главред, когда кабинет опустел.
Федька пересел в кресло возле стола.
- Что случилось?
- Да ничего такого особенного...
- Нашли?
- Пока нет.
- Почему же пришли? - сдержанно допытывался Олег Игоревич.
- Его можно найти, - так же сдержанно отвечал Федька. Сегодня он интриговал шефа.
- Как?
- Вот по этому телефону.
Федька положил на стол клочок бумаги с добытым номером.
- Ловко! - отметил редактор и улыбнулся - Сработали в реактивном темпе... Чей это телефон?
- Этого я ещё не знаю.
- Сейчас выясним...
Олег Игоревич снял трубку с внутреннего телефона.
- Тарас Макарович, узнайте быстренько, какому учреждению или предприятию принадлежит телефон шестьдесят один - тридцать семь.
Он положил трубку.
- Рассказывайте, как это вам повезло? - спросил, перебирая зажигалки.
«Что, интересно?» - утешался Федька, вспоминая все свои вчерашние детективные муки, а вслух произнёс небрежно:
- Очень просто. Пришёл, спросил соседей, они и дали номер.
Олег Игоревич пристально взглянул на него.
- Понятно: «пришёл, увидел, победил»... Ну, хорошо, подробнее поговорим позже.
Тихо загудел телефон. Главред поднял трубку.
- Слушаю... Так... Да... Хорошо. Теперь попрошу выяснить фамилию, имя и отчество директора, а также номер его телефона... Да, жду...
- Этот телефон, - сказал Олег Игоревич, - принадлежит Научно-исследовательскому институту сверхтвёрдых пластмасс.
- Вот как! - вырвалось у Федьки.
- Что вас удивило?
- Там работает его мать. Секретарь у директора.
- Понятно...
- Только фамилия у неё - Шевчик.
Снова загудел телефон.
- Слушаю... Так... Записываю... Прохоренко... Валерий Степанович... Шестьдесят один - двенадцать... Хорошо... Спасибо... Нет, это всё.
Олег Игоревич снял трубку с городского телефона.
- Возьмите параллельную, - сказал Федьке, накручивая номер. - Послушайте...
Федька припал к мембране.
- Институт, - отозвался знакомый ему суховатый голос Полины Никоновны.
- Вас беспокоят из редакции газеты «Вечерние новости». Соедините, пожалуйста, с директором.
- Минуточку...
- Слушаю, - услышал Федька глуховатый мужской голос.
- Добрый день.
- Добрый день.
- Валерий Степанович?
- Да.
- Вас беспокоит главный редактор газеты «Вечерние новости».
- Слушаю вас.
- У меня к вам один вопрос...
- Прошу.
- Работает ли в вашем институте Крамар Борис Владимирович?
Наступило недолгое молчание.
- Как фамилия?
- Крамар Борис Владимирович.
- Что-то не припоминаю... Знаете, штат большой... Подождите немного - я спрошу в отделе кадров.
Снова наступило молчание. Не слышно было ни шороха.
- Алло! Вы слушаете?
- Да.
- Крамар Борис Владимирович у нас не работает и никогда не работал.
- Спасибо.
- Прошу...
- До свидания.
- Всего доброго.
Олег Игоревич положил трубку. Федька был крайне растерян.
Федька был крайне растерян. Всё летело кувырком, и победный восклицательный знак ехидно изогнулся противным вопросительным знаком. Все с таким трудом добытые факты вмиг обесценились до стоимости ломаного гроша, и Федька чувствовал себя какой-то непутёвой минус-материей. Избегал взгляда шефа и корил себя за утренний дерзкий визит в дом № 48-а по улице Жанны Лябурб. Перед тем, как туда идти, надо было бы с кем-то посоветоваться. Хотя бы с шефом. Ведь Олег Игоревич обещал любую помощь. А теперь положение ещё более ухудшилось, чем было в начале, потому что разыскиваемого гражданина Крамаря Бориса Владимировича сегодня же предупредят...
- Что же будем делать, Фёдор? - спросил шеф.
В ответ Федька только с молчаливой беспомощностью пожал плечами.
А шеф, забавляясь зажигалками, сказал:
- Между прочим, вы обратили внимание на одну интересную деталь?
- На какую? - потухшим голосом отозвался Федька.
- Директор не звонил в отдел кадров. Иначе мы бы его разговор услышали. Он просто положил трубку на стол и подождал именно столько времени, сколько нужно было бы на разговор с кадровиками.
Пока Федька осмысливал слова шефа, Олег Игоревич с дружеской улыбкой добавил:
- Вот так, коллега. Преждевременное отчаяние ещё никому не помогало... Пожалуй, нам не помешает сделать то, чего по неизвестным причинам не сделал директор.
- Получается...
- Значит, стоит познакомиться со штатным расписанием института в отделе кадров. Причём немедленно. Тогда мы точно будем знать, работает ли там или работал этот Крамар.
К этому времени Федька окончательно пришёл в себя. Ещё не всё потеряно! Научные формулы не изменяют!
«Шестьдесят один - тридцать семь!»
- Олег Игоревич! - живо сказал Федька. - У меня есть одна идея.
- Какая же это?
- По-моему, ехать в отдел кадров и копаться в документах ни к чему. Кто знает, как там нас встретят... А что позвонят директору, это уже факт!
- Что же вы предлагаете?
- ФТ!
- ФТ? Что это такое?
- Форсированный трюк, то есть такую штуку, которая моментально все выяснит.
- А именно? Какую штуку?
- Мы не звонили по номеру шестьдесят один - тридцать семь. Давайте позвоним непосредственно Крамару.
- И что дальше?
- И вызовем его к директору...
- Интересно... Но ведь в приёмной работает его мать.
- Ну и что? Если он действительно работает в институте, а его мать - личный секретарь директора, то директор всё знает. Иначе не может быть! А если это так, то он уже сообщил ей о разговоре с вами. Это же просто... Значит, в этой ситуации вызов сыночка к директору её нисколько не удивит.
- Попробуем, - согласился Олег Игоревич. - Давайте ваш ФТ, звоните, - и снял параллельную трубку.
Федька набрал номер.
- Алло! - послышалось в трубке.
- Борька? - завопил Федька.
- Я!
- Слушай, тебя вызывает Валерий Степанович. Срочно. Газуй!
- А что ему нужно?
- Откуда мне знать? Зовёт, да и всё! Пока, - и Федька положил трубку на рычажок. - Сколько он будет идти? - он посмотрел на часы. - Не больше минуты, я там был и знаю... Вот сейчас позвоню тому директору!..
- Нет, звонить буду я, - сказал Олег Игоревич. - А вы слушайте... Молча!
Прошла минута.
Олег Игоревич и Федька подняли трубки.
- Институт, - услышали спокойный голос Полины Никоновны.
- Соедините, пожалуйста, с директором.
- Кто звонит?
- Редактор газеты «Вечерние новости».
- Минуточку...
- Слушаю, - это уже директор.
- Вас снова беспокоит редактор «Вечерних новостей».
- Я слушаю вас.
- Валерий Степанович, вы уже познакомились с вашим подчинённым Крамарем Борисом Владимировичем?
В этот момент они услышали, как открылась и закрылась дверь. И отдалённый голос: «Вы звали меня?»
- Я вам уже говорил, - раздражённо сказал директор, - у нас такой не работал и не работает!
- Он только что зашёл к вам в кабинет.
- Кто?!
- Крамар Борис Владимирович. Или, может, он работает у вас нелегально?
- Что?! - директор повысил голос. - Ну, знаете!..
- Знаем, потому что это мы его к вам вызвали.
- Ах, так! - Директор уже дошёл до крика. - Это возмутительно! Это провокация! В конце концов, непорядочно! Какое ваше дело, кто у меня работает? Мне надоел этот разговор! Я буду жаловаться.
- Пожалуйста - ваше право. Но в то же время прикажите Борису Владимировичу, чтобы он пришёл к нам в редакцию. Есть к нему срочное дело.
- Я сейчас сам к вам приду! И тогда мы поговорим! - В голосе директора звучала угроза.
- Добро пожаловать, возражений нет. Но возьмите с собой и Крамара.
- Ну, подождите!..
- Ждём.
Разговор прервался.
- Сейчас нас будут нахрапом атаковать, - сказал Олег Игоревич, - ведь лучшая защита - это нападение, - он нажал кнопку. В дверях появилась секретарша - Лида, с минуты на минуту должен прийти весьма возмущённый гражданин и с ним молодой человек. Проведите их ко мне немедленно.
Федька поднялся с кресла.
- Вы оставайтесь здесь, - сказал редактор.
- Да я не ухожу, - сказал Федька, - просто освобождаю кресло для гостей.
- Тогда сядьте здесь, поближе ко мне. Может быть, у вас возникнут некоторые вопросы.
Прошло немного времени - едва успели скурить по сигарете, как в приёмной загремел уже знакомый голос: «Я к редактору! Он у себя?»
«Быстро», - подумал Федька, - «наверное, примчались на директорской машине.»
И тут произошло такое, чего он до сих пор никогда не наблюдал: Олег Игоревич выдвинул средний ящик стола и обеими руками сгрёб туда все зажигалки. На столе не осталось ничего лишнего.
Дверь открылась, и Лидочка сказала:
- Пожалуйста, заходите. Вас ждут.
В дверях появился коренастый, уже несколько грузный мужчина. «Одет в очень приличный костюм делового человека, который не очень гонится за модой», - отметил Федька. Брови посетителя были грозно нахмурены. Перед собой обеими руками он нёс разбухший кожаный портфель, затянутый ременными ремнями на прямоугольных блестящих замках. За ним скромно шествовал молодой парень в белой нейлоновой рубашке, без пиджака, но при галстуке. Был среднего роста, стройный, из-под наполовину отвёрнутых рукавов рубашки выглядывали жилистые, мускулистые руки спортсмена. Скользнул взглядом по кабинету спокойными серыми глазами.
- Вы редактор? - первый заговорил, не здороваясь и решительно садясь в кресло, - не знаю, как вас звать-величать...
- Олег Игоревич.
- А я - Прохоренко Валерий Степанович.
- Я догадываюсь. Хорошо, что приехали не одни.
Прохоренко бросил взгляд в сторону Федьки.
- Мандрика Фёдор Александрович, - представил шеф, - наш работник. Это он разыскивал Бориса Крамаря.
Глаза Валерия Степановича гневно сверкнули, лицо взялось красными пятнами.
- Уже знаю, как он разыскивал! - прикрикнул он. - А вы - знаете? Ваш работник - гангстер, а не журналист! Беспардонный лжец и провокатор!
Горячая волна гнева вдруг затопила Федьку, всё аж поплыло в глазах в каких-то красноватых сумерках, а сам он на стуле качнулся.
- Вы что, на базаре? - спросил звонким голосом - В забегаловке?
- Прошу вас, Фёдор, помолчать, - строго сказал редактор, - иначе я вас попрошу выйти. А вам, - уже к директору, - советую успокоиться и угомонить нервы.
Директор положил портфель на стол, поднялся и направился в угол, где на журнальном столике стоял на керамическом подносе стакан и сифон с газированной водой. Там он демонстративно вынул из прозрачного патронника таблетку, набрал в стакан воды и выпил большими глотками. Борис Крамар ещё не сказал и слова. Сидел спокойно и даже имел несколько скучающее выражение лица.
- Сейчас я вам расскажу, как он, - кивок в сторону Федьки, - работает, - уже спокойнее сказал директор, садясь на место. -- Вчера он, как шпик, рыскал по нашему институту, ещё и имел наглость проситься на работу... - директор на мгновение замолчал и даже закрыл глаза, чтобы снова не сорваться на крик. - А сегодня утром пришёл на квартиру, где живет его мать, - кивок в сторону Крамаря, - лживо обольстил соседей и мошенническим способом выманил у них номер рабочего телефона... Вот как он работает! Разве это честно? Разве порядочно? - он снова повысил голос: - Молодой, да с ранних лет! Совести у него - ни на грош! Беспринципный тип! Представляю, как в дальнейшем расцветут его бандитские наклонности и таланты!
- Слушайте, вы! - процедил сквозь зубы редактор. Его глаза сузились и смотрели остро и недобро. На челюстях играли желваки - Одного предупреждения, я вижу, вам мало. Вам бы помолчать, а вы шумите!
- Как вы смеете? Я на вас жаловаться буду! И на вас есть управа!
- Да, жаловаться... Если тревога, то к богу... С чем же вы пойдёте жаловаться? С тем, как, нарушая трудовое законодательство и используя своё служебное положение, втихаря взяли беглеца с новостройки, где он до сих пор формально не уволен? С тем, что вы оказали медвежью услугу своей секретарше и её сыну? Безусловно, вас там с интересом выслушают... И вы ещё позволяете себе оскорблять нашего работника? Угрожать? Кричать о морали, порядочности и чести журналиста? А кто же, как не вы, виноват в том, что беглеца приходится разыскивать? А вы знаете, что вашего подчинённого ищет милиция? Вы знаете об этом? Знаете! Кто же, как не вы, ещё сегодня категорически уверяли, что Крамар у вас не работал и не работает? Кто же первый встал на путь изощрённой лжи? А вы, как человек с высшим техническим образованием, должны помнить третий закон Ньютона: каждое действие вызывает равной силы противодействие... Вы - сообщник Крамаря во всех его действиях!
- А вы меня не учите, - буркнул директор, но вся его самоуверенность и решительность без следа исчезли. Это уже был другой человек - какой-то увядший, с пожелтевшим, уставшим лицом. - Разве я помню всех своих работников? У меня только научных работников около полутысячи...
- Но вы же звонили в отдел кадров.
- Не дозвонился.
Крамар до сих пор не проронил ни одного слова. Сидел молча и равнодушно, будто дело его не касалось, будто речь шла о ком-то постороннем. Наверное, понял, что игра проиграна, внутренне смирился с поражением и только стоически ждал завершения этого бурного и неприятного разговора.
- Не знаю, какие к нам могут быть претензии, - сказал директор, - пришёл молодой специалист, попросился на работу, вакантное место было - почему бы не взять?
- Но ведь любой молодой специалист должен иметь или назначение на работу, или трудовую книжку.
- Конечно. Значит, что-то такое имел. Иначе не прошёл бы через отдел кадров.
- А что именно у него было, вам неизвестно?
Директор забарабанил пальцами край стола.
- К сожалению... В конце концов, формальная сторона дела - дело кадровиков, мне не обязательно изучать анкеты.
Шеф впервые обратился к Крамарю:
- Что у вас было?
Тот как будто проснулся.
- Трудовая книжка, - ответил - Что же ещё? - Голос у него был звонкий, чистый, такой голос бывает у ребят, которые никогда не травились табачным зельем.
Директор оживился.
- Ну вот, слышите? Зря мы с вами ломали копья. Жаль, что погорячился... Словом, у нас всё в порядке, а какие у него отношения с милицией, меня не волнует...
Было очевидно, что он круто изменил тактику и хочет вернуть разговор к решению проблемы с чисто формальной стороны.
Но не это сейчас больше всего интересовало Федьку.
Разыскиваемый гражданин Крамар Борис Владимирович имел трудовую книжку! Но откуда?
Разыскиваемый гражданин Крамар Борис Владимирович имел трудовую книжку! Но откуда?
- Олег Игоревич, - подал голос Федька, - с вашего разрешения, пожалуй, пойду: у меня ещё есть дела.
Главред вопросительно посмотрел на него, знал, что никаких дел, кроме этого, у Федьки нет. Значит, хочет пойти именно по этому делу. Но куда и зачем? Но Федька не объяснял.
- Хорошо, идите, - разрешил шеф после секундного колебания.
Федька вышел из кабинета, плотно прикрыл за собой дверь и направился к заставленному телефонами столу Лидочки.
- С шефом надо поговорить, - сообщил невозмутимо, беря трубку.
- Ещё не наболтались?
- Только входим во вкус... Олег Игоревич? Это я, Федька. Не хотел говорить при них... Можно, я воспользуюсь редакционной машиной?
- ФТ? - спросил шеф.
- ФТ, - ответил Федька.
- Ладно. Берите. Только без фокусов и быстрее возвращайтесь.
- С машиной - моментально!
- Смотрите, чтобы больше жалоб па вас не было.
- Не будет...
Федька, прыгая через несколько ступенек сразу, выскочил на улицу.
- Здравствуй, Гриша! - поздоровался с шофёром. Гриша - чубатый и уже загорелый парень в ковбойке и обшитых, как корабль заклёпками, джинсах - оторвался от книги. Каждую свободную минуту что-то читал и потому свою «Волгу» называл передвижным домом-читальней.
- Шеф разрешил покататься, - Федька дёрнул дверцу и сел с ним рядом.
- «Эх, прокачу!» - сказал Гриша, откладывая в сторону «Золотого телёнка» - Куда прикажете, командор?
- Прямо в Институт сверхтвёрдых пластмасс.
- Бензин наш, идеи ваши?
- Точно!
Гриша газанул, не превышая разрешённой скорости, но и не уменьшая её ни на километр. Водил машину виртуозно - в армии возил генерала.
Отдел кадров находился на первом этаже, как и в большинстве учреждений. Федька проскользнул в кабинет начальника, поздоровался, представился и показал редакционное удостоверение. Начальником отдела кадров оказалась женщина, товарищ Коваль Ф. Т.
«ФТ!»
Была мелкая па рост, в светло-сером костюме с маленьким бантиком вместо галстука.
- Я к вам на минутку, - взвешивая каждое слово, сказал Федька и сел к столу. - Ваш директор сейчас
у нас в редакции. Речь идет о некоем Борисе Владимировиче Крамаре.
- Сыне Полины Никоновны? - то ли спросила, то ли уточнила товарищ Коваль Ф. Т.
- О нём, - небрежно ответил Федька. - А что?
- Ничего... Что вас, собственно, интересует?
- Копии служебных приказов, которые его касаются, начиная с момента зачисления на работу.
- У нас нет копий.
- Неужели трудно перепечатать?
Она вынула из одного из шкафов, стоявших вдоль стен, тоненькую папочку и вызвала девушку-печатницу.
- Перепечатайте эти приказы. Немедленно. Их здесь немного...
Девушка ушла. Товарищ Коваль Ф. Т. притворно улыбнулась Федьке. Глаза её не улыбались.
- Интересно, что произошло, если не секрет? - спросила она, садясь на место.
- Да так... - неопределённо пробормотал Федька.
- Хотите прославлять или критиковать? - спросила о том же самом, но другим способом.
- Кто знает... Разве известно подчинённым, что замышляет начальство? - Федька тоже старательно изобразил улыбку. - Наше дело маленькое: приказывают - выполняй, - предусмотрел, что история с Крамарем, возможно, уже получила в институте огласку, и потому вёл себя осмотрительно. - Кстати, где раньше Крамар работал?
- В Ярках, в наших мастерских. Он там и до сих пор живёт.
«Ярки», - вспомнил Федька, - «Тридцать минут на электричке. Удобно. В Москве, говорят, по два часа на работу добираются.»
- Он в Ярках прописан?
- Да. Но мы берём на работу людей и с пригородной пропиской. В этом нет нарушения...
«Оговорилась - всё знает!»
- Простите, не понял я одного...
- Чего именно?
- Вот вы сказали, что раньше, то есть до института, Крамар работал в Ярках, в институтских мастерских. Так?
- Да.
- Получается, он оформлялся на работу у вас?
- Нет. Эти мастерские автономные, со своим отделом кадров. Собственно, это небольшой завод мелких серий, который работает не только на институт.
- Понятно. Это было его первое место работы?
- Да, потому что именно там ему оформили трудовую книжку.
- И долго он работал в мастерских?
- Кажется, месяца два... Сейчас я посмотрю и скажу точнее.
- Не беспокойтесь... Это я просто так спросил, к слову...
Вошла девушка с перепечатанными приказами. Федька внимательно просмотрел их, удовлетворенно хмыкнул, аккуратно свернул и спрятал в карман.
- Спасибо. До свидания!
Прошло всего двадцать минут, а он уже возвращался в редакцию. Еще три минуты, и будет на месте.
- Быстро, - сказал Гриша.
- Жизнь на колёсах! - объяснил Федька.
- Другой как войдёт в учреждение, то не меньше чем на час. Ваш брат любит болтовню...
- Нет у меня братьев, Гриша.
- Сам вижу, что нет... Ты, Федька, - индивидуалист! Тебе шофёром бы работать - сидишь в машине, как краб-отшельник... Разве что подцепишь хорошую актинию...
- Нет, - скромно возразил Федька, - один человек сегодня сказал, что лучше мне - гангстером!
- А ты бы ему - по морде, - дружелюбно посоветовал Гриша.
- Нельзя было, - сообщил солидно, - потому что находился при исполнении служебных обязанностей. Вот если бы на улице...
- Хулиган ты, Федя! За драку на улице пятнадцать суток гарантировано. А то и год исправительно-трудовых работ. Уж лучше всегда находись при исполнении служебных обязанностей... Как другу говорю! Учти, если сядешь, я тебе передач не буду носить. Сиди на хлебе и воде!
За этим лихим разговором не заметили, как доехали.
- Ещё там? - спросил Федька Лидочку, указывая на редакторский кабинет.
- Сидят...
- Молодцы! Люблю дисциплинированных!
В кабинете прядями плыл дым - директор и редактор курили.
- Вот, - сказал Федька и положил на стол бумаги.
- Что это? - спросил шеф.
- Копии институтских приказов о служебном прохождении Крамаря, - ответил, доставая и себе сигарету. А после этого начал докладывать шефу, будто в кабинете никого, кроме их двоих, не было:
- Оказывается, недаром его не могла разыскать милиция. Искало городское управление, а он прописался за пределами города, в Ярках. Жил под боком, воспользовался административной географией... Там же устроился на работу, в институтские мастерские, где ему выдали новую трудовую книжку... Видно, кто-то очень попросил... Но сейчас, если возникнет такая необходимость, это уже легко выяснить... Это уже мелочь...
«Отсутствующие присутствующие» внимательно слушали.
- Дальше: в мастерских он поработал всего пару месяцев, и его переводом оформили в штат института. Очевидно, мастерские служили только трамплином. Прыжок - и наш ищущий гражданин в институте, в должности техника. В течение трёх месяцев было издано пять приказов - перебрасывали из отдела в отдел, потом назначили инженером, на днях - старшим инженером. Молниеносная карьера! Во всех приказах - резолюции и подписи директора, Валерия Степановича Прохоренко.
«Можно дать по морде и словами», - мысленно резюмировал свою речь Федька.
Воцарилась тишина - дискуссионная часть темы была исчерпана. Время подводить черту и зачитывать резолюцию. Директор поднялся и второй раз за день пошел в угол к сифону с газировкой. Олег Игоревич просматривал копии приказов. Потом сколол их скрепкой...
- Что вы мне посоветуете? - внезапно обратился к нему Борис Крамар, - Что я должен делать?
- Что я вам посоветую? - переспросил Олег Игоревич. - Вот что: воспользуйтесь приобретённым опытом - сложите вещи и садитесь на самолёт. Маршрут вам известен.
Крамар склонил голову.
- Видимо, так он и сделает, - сказал директор - По крайней мере, с сегодня у нас не работает, - он взглянул на Бориса: - Не теряйте времени. Езжайте в институт и подавайте заявление «по собственному желанию»...
Крамар ушёл. Прохоренко достал сигарету, медленно размял её, зажёг.
- Будете обо всём этом писать?
- Обязательно.
- Иначе никак нельзя? Поверьте, я сделаю всё, чтобы эта история завершилась нормально. Поговорю с его матерью, она поймёт...
- А что - мать?
- Мать его, Полина Никоновна, ни в чём не виновата. Это замечательная женщина. Ничего другого для неё в жизни не существует, кроме работы. И ещё... сына. Когда Борис получил назначение, она собиралась поехать вместе с ним...
- Почему же не поехала?
- Почему? Потому что я отговорил. Я ей пообещал, что Борис будет работать у нас в институте...
Валерий Степанович горбился в кресле, руки сжал на коленях. Слова сыпались из него одно за другим - говорил искренне, как на исповеди. Видно, легла ему на плечи тяжёлым грузом судьба двух людей, которым он причинил беду. И теперь искупал свою вину, не надеясь на милость. Федька, как ни странно, ему сочувствовал.
- Зачем вы это сделали? - спросил Олег Игоревич и деликатно добавил: - Если не хотите, не отвечайте.
Отвечу, потому что нет ничего такого, о чём вы сейчас, возможно, подумали... Просто - привычка! Привычка, которая переродилась в эгоизм. Понимаете, она секретаршей работала у меня ещё во времена войны...
«Ого!» - быстро прикинул Федька, - «Как для своего возраста, она выглядит очень молодо!»
- Лаборатория у нас была маленькая, о применении пластмасс ещё только смутно мечталось... Понятное дело, средств на исследования, которые не обещали немедленного практического использования, тогда не хватало. Но исследования велись... Для нас, как и для всех, это были самые трудные годы... С тех пор Полина Никоновна - у меня постоянный секретарь... И когда вдруг встал вопрос о её отъезде, я даже представить не мог, более того - мысли не допускал, чтобы у меня секретарствовал кто-то другой. С этого и началось... Жаль Бориса... Как его теперь там встретят?
Жаль Бориса...
Как его теперь там встретят?
- Думаю, встретят злым и нетихим словом, - сказал редактор.
- В том-то и дело, - подхватил директор, - А ещё вы ославите его в газете. Пятно на всю жизнь. Поэтому я и прошу, если возможно...
- К сожалению, невозможно.
- Но почему?
- Что ж, не буду от вас скрывать. Первое: из новостройки, из которой сбежал Крамар, в редакцию одной из центральных газет пришло письмо...
- Понятно, - остановил редактора Валерий Степанович, - «Второго» не надо. Вполне достаточно «первого»...
Он поднялся, взял портфель.
- Я тут наболтал вам лишнего... Простите! Всего хорошего. - Помолчал и добавил: - Всего хорошего, на которое я всё-таки надеюсь...
И он исчез за дверью, чтобы никогда больше в редакции не появляться. Олег Игоревич нажал кнопку вызова. Сразу появилась Лидочка.
«Как в пьесе», - подумал Федька, - «одни выходят, другие заходят...»
- Лида, - сказал Олег Игоревич, - у вас ещё не перегорела электрокофеварка?
- Работает, как новая.
- Тогда сварите нам, пожалуйста, по чашечке кофе, крепкого.
- Хорошо.
Олег Игоревич выдвинул ящик и начал по одной выставлять на стол зажигалки, выстраивая их в длинную и ровную шеренгу.
- А вы, Фёдор, я вижу, растрогались... Чуть слезу не пустили... Чего это вы на меня козерогом смотрите? Думаете, что ваш редактор не только феодал, но ещё и палач с жестоким сердцем?
- Ничего я не думаю, - уклончиво сказал Федька.
- Плохо, очень и очень плохо... Думать, Фёдор, необходимо... Такая у нас работа, чтобы думать...
- Олег Игоревич, вы всегда что-то выдумываете обо мне, - сказал Федька, недовольно насупив брови... - Просто мне иногда даже перед ребятами неудобно... А я же вас уважаю!
- Ого! - обрадовался шеф. - Пошли скрытые угрозы! Ещё слово, и вы перестанете меня уважать, да и начнёте царапаться... А между прочим, я вас тоже уважаю, Фёдор. Уважаю за вашу энергию и настойчивость. Наверное, не ошибусь, когда скажу: из вас хороший журналист получится. Но это будет когда-нибудь, потому что сейчас вам ещё не хватает опыта и знания людей...
- Почему это не хватает? - проворчал Федька. - Разве не я нашёл Крамаря?
- Найти вы нашли, но что было потом? Сгоряча чуть не устроили здесь ссору, а Прохоренко именно этого и хотел. - Редактор подбросил в руке очередную зажигалку, - ему было бы выгодно (а послушный и молчаливый свидетель присутствовал), чтобы его в редакции оскорбили, и он имел основание написать жалобу. И вот тогда вместо того, чтобы делать дело, мы имели бы удовольствие - слоняться по инстанциям и объяснять, кто, кого и как оскорбил... А потом ни с того ни с сего вы расчувствовались. Ещё немного, и мне пришлось бы одалживать вам платочек...
Федька разозлился.
- А разве он врал?
- Он не врал, но и не сказал всей правды.
Вошла Лидочка с подносом в руках. На подносе парил кофейник и стояли две чашки.
- Пожалуйста, кофе...
- Спасибо, Лида.
Они снова остались вдвоём.
- Вернёмся к фактам, - сказал главред, наливая в чашки кофе, - к фактам, не менее упрямым, чем некоторые молодые газетчики. Начнём с Валерия Степановича. У меня сложилось впечатление, что он принадлежит к тому типу номенклатурных руководителей, которым кажется, будто им позволено всё. И у него когда-то выработалась привычка, противоречащая нормам нашей общественной жизни, привычка ныне устаревшая, как не долеченная болезнь: что он для критики - «неприкасаемое лицо»... Если бы он действительно переживал за судьбу Полины Никоновны, он бы просто по-человечески наперёд знал, что вот её сын заканчивает институт, будет работать... Со своими связями и положением он бы легко мог позаботиться, чтобы Борис получил назначение именно в его институт. Но он этого не сделал. Вывод может быть только один: не сделал, потому что не знал, а не знал, потому что не интересовался... А Полина Никоновна, видно, не из тех людей, которые обивают пороги со своими личными хлопотами. Жизнь приучила её полагаться на себя, на собственные возможности. Как секретарша, она опытная, тщательная, добросовестная. Она уже столько лет образцово ведёт все служебные дела Валерия Степановича. И что же? Он воспринимает это как должное, во всём полагается на неё, возможно, даже не интересуясь объемом её работы. И вдруг привычный ритм нарушен, неожиданно перед Полиной Никоновной встает дилемма: или работа, или сын. Помните, как он сказал: «Ничего для нее в жизни не существует, кроме работы. Ещё... сын». Валерий Степанович со свойственной ему решительностью эту дилемму объединяет в одну проблему: и работа, и сын. Но не в логическом варианте - мать едет с сыном, а в эгоистическом - мать остаётся на месте, а сын убегает под крылышко «всесильного» господина Валерия Степановича. Он воспользовался своим служебным положением и сознательно пошёл на нарушение трудового законодательства. Хотя директор хорошо знает - не может не знать - что такое новостройка в Восточной Сибири. Там не напечатаешь объявление: «Срочно требуется на работу». Потому что кому его читать? Медведям? А Борис, безусловно, не сбежал бы со своей первой в жизни работы, если бы не имел твёрдых гарантий.
Федька пил уже вторую чашку кофе, внимательно слушая Олега Игоревича. Вся эта история, которую, казалось бы, он разгадал от начала до конца, открывалась в новом для него психологическом аспекте.
А главред вёл дальше:
- Вам, Фёдор, следует научиться отличать две вещи - слово и дело. Часто случается так, что человек много болтает и ничего не делает. За его болтовнёй - абсолютная пустота. А случается и хуже: человек молчит и втихаря делает своё. Вам следует научиться, анализировать, что именно стоит за словом. Без этого наша работа невозможна. Снова вернёмся к известным вам фактам. Валерий Степанович просил, считая, что поиски Крамаря - наша инициатива, не печатать материал, говорил, что ему жаль Бориса, что Борису и так будет несладко, а тут ещё публикация в газете... Да?
- Да, - согласился Федька.
- На самом же деле это была попытка замять эту историю ради собственных интересов. Чем могла навредить Борису наша публикация? Да ничем.
- Почему?
- А потому, что вряд ли кто выписывает одну из многочисленных городских газет на далёкой новостройке в Восточной Сибири. А вот Валерию Степановичу наша публикация навредила бы, потому что он работает здесь, и здесь, у нас, заработал определённую репутацию. А рассказать о побеге Крамаря, минуя нехорошую роль, которую сыграл Валерий Степанович, невозможно.
- А ведь действительно...
- То-то и оно что действительно! Теперь - о Борисе. Стоит ли его жалеть? Целесообразно ли становиться на путь всепрощения, исходя из того факта, что он возвращается на работу по назначению? Вряд ли. Он взрослый и, судя по характеристике, способный человек. Но человек безвольный и пассивный. Ему необходимо помочь преодолеть в себе эту духовную слабость, сделать из него активного и полезного члена общества. И теперь мы можем начать это доброе дело, которое довершит коллектив новостройки. Нелегко ему будет вернуть доверие и уважение, много для этого придётся приложить труда и усилий... Но именно эти трудности и будут формировать его характер!
Олег Игоревич, как бы ставя точку, выставил на стол последнюю зажигалку.
- И ещё одно, Федор: вы не забыли, что я вам разрешил не появляться в редакции целую неделю? Так вот, этого вашего права я не отменяю. Идите домой и спокойно работайте над вашим первым материалом для центральной прессы.
- Значит, я буду писать? - обрадовался Федька.
- А кто же ещё? Кто лучше вас его выучил? - И вдруг Олег Игоревич с царскими щедротами ярого коллекционера предложил: - А от меня вам презент - берите на память об этом любую зажигалку. На выбор...
- Да что вы, Олег Игоревич, - отказался Федька, - Всё равно потеряю!
Шеф не настаивал. Видно, всё-таки нелегко коллекционеру расставаться со своими сокровищами.
- Тогда - до свидания! - сказал он. - Учтите: копию материала надо оставить для нашей газеты...
Идя домой, Федька зашёл в «Аквариум».
- Стакан оранжевого сока со льдом.
- Хоть канистру!..
Сел в уже привычный угол и неторопливо сосал сок сквозь пластмассовую соломинку. Хотя выполнил за сутки недельную работу, усталости не чувствовал. Наоборот, чувствовал себя легко и бодро.
«Как ни странно, а состоялось настоящее следствие», - с удовольствием вспоминал ход событий – «Быль, а получалось по всем канонам классического детектива. Даже подозрение сначала пало на невинного человека - Полину Никоновну. Чего только не случается в жизни! Но парадокс: вся эта детективная история возникла на почве отсутствия у нас безработицы... Это же надо - разыскивать человека, чтобы он вернулся на работу!»
Вытащил сигареты и спросил продавца:
- Можно?
- Курите, - улыбнулся тот, - Утром же курили...
«Если бы об этой истории узнал кто-то из криминальных писателей, может и в самом деле получилась бы повесть», - подумал Федька и, как человек уравновешенный, сразу начал над тем воображаемым писателем незлобиво подшучивать: - «Я бы ему только посоветовал начать с осторожного предостережения «От автора»: «Все действующие лица произведения, кроме Шерлока Холмса, комиссара Мегрэ и детектива-любителя Эркюля Пуаро, вымышленные и поэтому, если кто-то себя узнает, пусть лучше себя не узнаёт...»
Был день - солнечный, жаркий.
Хороший день, чтобы наконец замочить новые красные плавки...