Библиотека :)

Персонажи [litres] 2338K - Ирина Дмитриевна Голыбина (скачать epub) (скачать mobi) (скачать fb2)

Ирина Голыбина Персонажи

В тексте упоминаются социальные сети Facebook и/или Instagram (организации, запрещённые на территории РФ).

Meta Platforms Inc. признана экстремистской организацией на территории РФ.

© Голыбина И., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Глава 1

Лет двадцать назад, когда Максим еще учился в медицинском институте, профессор с кафедры внутренних болезней говорил ему:

– Вам, Доценко, в наркологию надо. Вот только не знаю, пациентом или врачом.

Максим продирал мутные глаза, встряхивался. Нет, пьяницей он не был. Подрабатывал по ночам, разгружая машины, или дежурил на «скорой». Деньги требовались постоянно и в немалых количествах, потому что жена, диктор на радио, хотела и нарядов, и ресторанов, и поездок за границу. Он пытался ответить для себя на вопрос, почему этакая звезда выбрала именно его, но приходил к единственному выводу: внешность. И, может, характер.

Он ходил на длинных ногах, гордо ступая, взирая на всех с высоты почти двухметрового роста. Пронзал взглядом ледяных серых глаз. Едко шутил, говорил мало и по делу. Казался со стороны умудренным жизнью, хотя про себя признавал: пацан, неопытный щенок. Угораздило связаться с дамой на десять лет старше – расплачивайся теперь. Жена, Анна Ивановна, соблазняла его настойчиво и неотступно, преследовала, можно сказать. Положила глаз на студента-медика с худым лицом и поджарым телом, воспользовалась мимолетной связью, забеременела. Так Максим обзавелся женой-звездой, дочкой с такими же, как у него, пронзительными серыми глазками, и обязанностями: зарабатывать, прислуживать, ублажать. Первое время, пока Сашка была совсем маленькая, ночи напролет носил ее на руках, баюкая. Дочка плохо спала, плакала – повышенное внутричерепное давление, кислородное голодание при родах. Анна Ивановна рожала долго, стонала и кричала, уговаривала сделать ей кесарево, чтобы не мучиться. В конце концов знакомый акушер локтем выдавил Сашку из ее утробы, сорвал раздраженно маску с лица и, выйдя за дверь родовой, рявкнул на Максима:

– Забирай свою психованную!

Теперь, спустя два десятка лет, эта психованная снова требовала денег, утверждая, что он отнял у нее квартиру, нажитую в браке. О том, сколько ему пришлось вкалывать, чтобы купить ту несчастную трешку, Максим не напоминал, но был твердо намерен отдать квартиру дочери. Анна Ивановна, слава которой осталась далеко позади, страдала от отсутствия внимания даже больше, чем от нехватки денег: с разводом они перестали притекать к ней от безотказного мужа-сопляка. Да и тот окреп, оперился – стал, как советовал профессор, психиатром-наркологом, подзаработал в двухтысячных, вытрезвляя запойных на дому, сколотил сначала маленькую частную наркологию, а потом полноценную клинику, где лечили уже не маргиналов-алкашей, а солидных бизнесменов с мегаломанией на фоне запущенного сифилиса, их дочек на дорогих машинах, у которых гномики селились в головах, и жен, что оказывались на поверку не страдалицами с депрессией, а банальными нимфоманками. С последними хлопот было больше всего: они как одна рвались на психотерапию к видному доктору, являлись в провокационных нарядах и делились откровениями, после которых хотелось скорей выйти в туалет, помыть руки.

Парочка таких добивалась его внимания почище Анны Ивановны – звезды, но он, блюдя врачебную этику, держался стойко – ни с одной из претенденток даже кофе не согласился выпить. Поэтому, когда возбужденная девушка влетела без стука в его кабинет и стала озираться в поисках места, куда удобнее будет сесть, он нахмурил брови, указал рукой на кресло возле стены, а сам остался за рабочим столом, как на допросе. Девушка уселась, повозилась немного и замерла. Подняла на него глаза с немым вопросом: что дальше? Максим нарочито медленно перебрал на столе медицинские карты, взялся за ручку.

– Фамилия?

– Чья?

– Ваша. Фамилия, имя и возраст.

Девушка, похоже, растерялась. Посмотрела удивленно, потом ответила:

– Георгиева. Элина. Тридцать четыре года. А что?

Он записал в бланке данные, вздохнул.

– С чем пожаловали?

– Я? С Дмитрием Павловичем.

«Шизофрения, – подумал Максим обреченно, – Дмитрий Павлович головного мозга».

– И что с ним?

– С Дмитрием Павловичем? Запой. Доктор, вы меня не помните? Я уже привозила к вам из московского офиса замгенерального. Компания «Башкирская нефть».

Максим вгляделся повнимательнее – нет, лицо незнакомое.

– А может, мы у другого врача были? Я сама не помню. У вас ведь анонимное лечение? Моему начальству светиться нельзя.

– Анонимное, не беспокойтесь.

Максима немного отпустило; похоже, девушка в полном порядке. Секретарь, наверное. Доставила начальника на капельницу, вытрезвлять.

– И где ваш Дмитрий Павлович?

– В процедурной. Вам не сказали?

– Нет. Сейчас я посмотрю.

Максим поднялся, распрямил длинные ноги, одернул халат. Оставив девушку в кабинете, прошел в процедурную, откуда неслись яростные крики. Дюжий санитар придерживал на кушетке мужчину под шестьдесят, в пиджаке и рубахе с галстуком, но без брюк. На волосатых голых ногах болтались съехавшие носки, один ботинок лежал у самой двери.

– И что тут?

– Делирий, – сразу же ответила молоденькая врач, которую они месяц назад приняли на работу, – острый.

– Ясно. Фиксируйте, начнем детоксикацию. Кровь возьмите у него.

– Не дается.

– Колите диазепам.

Максим вернулся в кабинет, где девушка так и ютилась на краешке кресла, сел за стол, принялся писать назначения.

– Больной ваш в состоянии алкогольного делирия, нужна детоксикация. Будете госпитализировать?

– Буду, – кивнула она. – Только мне для бухгалтерии понадобятся документы.

– В регистратуре вам выдадут. Данные ваши там есть?

– Есть реквизиты компании и мой телефон.

– Тогда идите оформляйтесь.

Девушка вскочила, прижимая к боку дорогую кожаную сумку. Только сейчас Максим заметил, что она довольно высокая, с приятно округлой фигурой. Ноги могли быть стройнее, конечно, но в целом хороша.

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Элина.

– Перезвоните мне, Элина, завтра с утра. Часов в одиннадцать. Разберемся с вашим… Дмитрием Павловичем?

– Да, – подтвердила девушка, хлопая чересчур накрашенными ресницами. – Скажите, а когда он сможет вернуться на работу?

– Пока не знаю. Дня три понадобится, думаю. Завтра скажу точнее.

– Спасибо вам, доктор, большое. Вы нас всегда так выручаете! Это ведь уже не в первый раз…

– Да-да, пока не за что, – оборвал ее Максим, снова опуская взгляд на бумаги, – звоните.

Девушка вышла, оставив после себя легкий запах цветочных духов. Максим привычно заполнил бланки, посидел, подперев голову рукой. Крики в процедурной затихли – похоже, клиент успокоился. Можно обследовать.

Только собираясь уходить, запирая дверь в кабинет, Максим вспомнил, что девушку и правда видел раньше – кого-то еще она привозила к ним, из совета директоров. Спросил про нее в регистратуре, и медсестра, заглянув в компьютер, сказала, что это ассистент отдела персонала. Неудивительно, внешность говорит сама за себя. В нефтянке любят высоких блондинок.

Назавтра Элина позвонила, как он сказал, в одиннадцать утра, спросила, как дела у Дмитрия Павловича. Максим объяснил, что случай непростой, еще и с сердцем проблемы. Ночью врач, которая оставалась на дежурство, набегалась с ним. Семья у пациента есть?

– Есть, в Уфе. Здесь я за него отвечаю.

– Тогда готовьтесь, что он где-то неделю у нас пробудет. Можете приезжать, навещать. Но не сегодня, через пару дней. Пока что ничего не требуется.

– Еще раз спасибо вам, доктор. Тогда я приеду во вторник.

Максим пожал плечами, повесил трубку. Во вторник девушка действительно появилась, прорвалась к нему, хотя медсестра и просила не беспокоить, принесла в пакете бутылку коньяка и шоколадные конфеты.

– Я не пью, – ответил Максим вместо благодарности. Таких бутылок и коробок у него стояли в шкафу десятки.

– Это от компании, всему вашему коллективу. Даже не знаю, что бы мы без вас делали. Понимаете, из региональных отделений приезжают в Москву начальники, считается, что в командировку. А на самом деле отдыхать. Ну и могут переусердствовать. Работа у них нелегкая, постоянный стресс. Они так расслабляются. Я же не могу им запретить.

Про стресс и нелегкую работу Максим слышал ежедневно по стольку раз, что мог бы запросто и сам рассказать. Изображая заинтересованность, перебирал в голове список новых пациентов. Булимия, паническая атака, запой. У запоя тромбоз глубоких вен, надо перевозить в государственную больницу, в сосудистую хирургию. Времени на переговоры с секретаршей – ах нет, ассистентом отдела персонала – в обрез.

– Элина, я понял. Мы делаем все необходимое. Не волнуйтесь, вернем вашего командировочного в добром здравии. Мне пора.

Она потянулась к нему, взяла за рукав:

– Компания очень вам благодарна! – и сунула в карман халата плотный голубой конверт.

Максим вздохнул, вернул его назад.

– Это лишнее. Вы достаточно платите и так.

– Пожалуйста, доктор, возьмите! Лично себе.

– Я же сказал, не надо!

– Мне генеральный строго велел вам передать.

Она стояла перед ним, запрокинув голову, чтобы смотреть в глаза. На лбу он заметил россыпь мелких прыщиков, на губах – следы стершейся помады. Но кожа, правда, светлая, с нежным персиковым румянцем. Конверт снова оказался у него в кармане; Максим взял девушку за локоть, разворачивая к выходу.

– Я позвоню вам, если что-то понадобится.

– Да-да, звоните, – воскликнула она, обрадованная, – в любое время.

Максим проводил ее до регистратуры, помог набросить пальто. Оно было из мягкой шерсти, молочно-белое; он механически заметил, что его приятно держать в руках и от воротника идет тот же цветочный запах парфюма. Перед глазами мелькнули длинные светлые волосы – крашеные, суховатые, завитые на концах – аромат стал сильнее. Элина развернулась к нему лицом, кивнула, прощаясь:

– Я завтра заеду еще раз. После работы. Вы во сколько заканчиваете?

– В семь. Но приезжать нет смысла. Ему ничего не нужно. Ждите звонка.

Не хватало еще из-за нее задерживаться на работе! Приедет под конец дня, будет задавать дежурные вопросы: как состояние, когда можно забирать? С другой стороны, конверт с деньгами обязывает вроде как проявить повышенное внимание. Интересно, сколько там? В какую сумму «Башкирская нефть» оценивает трезвость сотрудника?

В конверте оказалась тысяча долларов – именно в валюте. И что с ними делать? Отдать Анне Ивановне, которая опять активизировалась, требуя денег? Самому вполне хватает зарплаты и доли в доходах от клиники. А вот бывшая бедствует. Когда они разводились четыре года назад, Анна Ивановна решила вернуться к матери, в центр. Трешка стояла свободная, и вдруг понадобилась ей зачем-то. Обойдется, она в нее ни копейки не вложила. Надо скорее оформить квартиру на дочь. Себе Максим, подкопив, купил таунхаус в поселке возле Внукова.

Туда он и приехал под вечер, припарковался у крыльца, отпер дверь ключом с тяжелой связки. Его секция была небольшая, девяносто метров на два этажа. Много места ему ни к чему – живет один, дома только спит и работает по выходным в кабинете. Пишет статьи для медицинских изданий по наркологии и психиатрии. Максим ступил в коридорчик, снял кожаную куртку. Сдернул с шеи стетоскоп – надо же, забыл оставить на работе! Прошел в кухню, объединенную с гостиной, вымыл руки в раковине, вытер бумажным полотенцем, оторвав от рулона. Налил в кружку кофе из машины, смешал с молоком из пакета.

В холодильнике, кроме молока, имелись только початая бутылка минеральной воды, сандвич в пленке и кусок шоколадного торта, оставшийся со вчерашнего дня рождения администратора из клиники. Он понюхал торт, выставил на журнальный стол, опустился в кресло. Рукой отломил край, сунул в рот и начал жевать, не ощущая вкуса. Сладко, приторно… Торт полетел в мусорное ведро; Максим забрал кофе и поднялся наверх, в кабинет. Зажег лампу, открыл ноутбук и оставил загружаться. Сам переоделся в спальне в растянутые домашние штаны, футболку с английским бульдогом на груди и видавшие виды «кроксы». Кровать стояла без покрывала, но белье было чистым – вчера меняла домработница.

Ее наличие у бывшего мужа раздражало Анну Ивановну несказанно, поскольку сама она позволить себе помощницу не могла. Максим советовал ей работать, не претендуя на былые лавры, но та, оскорбленная, отказывалась. Жила на то, что периодически подкидывали ей он или Сашка, временами заводила любовников и из них тоже тянула деньги. В тяжелые времена кормилась на пенсию матери, бывшего следователя прокуратуры. Анна Ивановна, официально считаясь ее опекуном, могла распоряжаться материнскими деньгами, и Максим подозревал, что львиная доля пенсии уходит на ее укладки и педикюры. При мысли о том, как бывшая жена с тещей живут под одной крышей, орут друг на друга и выясняют отношения, Максим всегда ежился и зажмуривал глаза. Он и Сашке не советовал к ним ездить, хотя понимал, что поступает несправедливо – там все-таки мать.

Ноутбук уже загрузился, и Максим уселся перед ним, на ощупь найдя на столе рядом очки. Для начала заглянул в электронную почту, почитал сообщения от пациентов с традиционными вопросами – можно ли употреблять одновременно с антидепрессантами алкоголь, можно ли бросить прием антипсихотиков, а потом снова начать. Коротко ответил: пить не надо вообще, бросать таблетки опасно. Взялся за статью, которую писал в расчете на публикацию в «Ланцете».

Было уже около полуночи, когда, повинуясь внезапному импульсу, он залез на сайт «Башкирской нефти», поискать в разделе «Сотрудники» что-нибудь про Георгиеву Элину. Нашлась буквально пара слов и маленькая фотография на фоне рекламного стенда. Удовлетворив любопытство, вышел на балкончик подышать. Курить он бросил сразу после развода, но рефлекс – выходить и делать передышки на воздухе – никуда не делся с тех пор. Правда, в доме не осталось ни одной пепельницы, зажигалки или заначки сигарет. Алкоголь он тоже больше не хранил – и не употреблял. Было дело, увлекался, пришлось в приказном порядке себя остановить. Под конец их с Анной Ивановной брака они частенько выпивали вместе, потом ругались и расходились спать по разным комнатам. Хорошо, Сашка уже переселилась к бойфренду и ничего этого не видела. Анна Ивановна так и продолжала пить, он же завязал и пока держался.

Максим отправился в спальню, сел на кровать. Электронные часы-будильник с большими зелеными цифрами, ярко горевшими в темноте, показывали половину второго ночи. Он и не заметил, что засиделся так поздно. Почитал перед сном пустяковый триллер. Отложил очки, потер глаза, зевнул и перевернулся на бок, рассчитывая сразу заснуть. Почему-то вспомнились светлые волосы над пальто молочного цвета, персиковые округлые щеки, промелькнуло даже что-то вроде эротической фантазии… но додумать ее он не успел, провалившись в сон.

Элина, несмотря на предупреждение, все-таки явилась назавтра в самом конце рабочего дня, прошла к нему в кабинет.

– Доктор, а вы скоро освободитесь? У меня поручение сводить вас поужинать в ресторан. Наша компания приглашает. Вы как, не против?

Она держалась уже чуть увереннее и выглядела слишком нарядной для офиса. Похоже, специально готовилась к встрече с ним. Губы темно-бордовые, ресницы опять накрашены слишком щедро. Сапоги на высоких каблуках, черное платье не доходит до колен. Напрасно она так выставляет ноги, все-таки они толстоваты! Но красивая вполне. Сходить, что ли, с ней?

Максим сделал вид, что задумался, открыл случайную карту, лежавшую на столе, что-то ручкой в ней черкнул.

– Я закончу минут через двадцать. Если подождете, можем пойти.

– Да, конечно. Я буду в регистратуре.

Она скрылась за дверью, а Максим, выждав пару минут, пошел в туалет. Намочил под краном ладонь, освежил волосы, подстриженные коротким ежиком. Седых с каждым днем становилось все больше, но это его не смущало. В шкафчике у врачей был запас одноразовых зубных щеток, лежал даже бритвенный набор. Он почистил зубы, умылся. В кабинете снял халат, оставил стетоскоп в ящике стола. Отряхнул джинсы, придирчиво посмотрелся в зеркало, и остался собой доволен.

Элина сидела на диванчике в регистратуре, читала что-то в телефоне. Услышав его шаги, оторвалась от экрана, прищурила близоруко глаза. Максим подал ей руку: можем идти. Они оделись, Максим попрощался с медсестрой за стойкой, и уже на крыльце спросил Элину, куда они, собственно, направляются. Она предложила ресторан по соседству, чтобы не ехать на машине. Максим периодически ужинал там, и выбор ее поддержал – вкусная кухня, приятная атмосфера. В темноватом зале, где стояли по стенам книжные стеллажи, а вдоль них – круглые столы с кожаными креслами, он выбрал место в углу, усадил Элину и сам поместился напротив. Официант выложил перед ними меню, винную карту, и она сразу попросила бутылку «Хванчкары». Максим удивился, что его не спросили, будет ли он пить, но промолчал. Элина покопалась в сумочке, достала пудреницу с серебристой крышкой, поправила, глядясь в зеркальце, волосы. Сказала напряженно:

– Вы уж простите, что потащила вас так. У моего руководства свои представления о сотрудничестве. Это все пожилые люди, советской закалки. Для них ресторан – обязательная часть программы. Вы не сердитесь на меня?

– За что ж сердиться? – ответил Максим вопросом на вопрос. – Поужинать в компании красивой женщины всегда приятно.

– Спасибо, – улыбнулась она с облегчением. – Я не спросила про вино, простите! Вы же не пьете, я правильно помню?

– Совершенно правильно. Не беспокойтесь, я выберу что-нибудь. Тоник. Или минеральную воду.

– Это из-за вашей работы? Насмотрелись на алкоголиков?

– Да не совсем. Есть другие причины.

– Понимаю. Тогда смотрите меню. Что будете есть?

Они оба полистали твердые картонные странички, Элина подозвала официанта, и тот принял заказ. Вино принесли; Максим попросил себе тоник с лимоном. Они чокнулись – Элина бокалом, он хрустальным низким стаканчиком – и выпили за знакомство.

– И давно вы в «Башкирской нефти» работаете? – спросил Максим, не придумав другой завязки для разговора.

– Уже года четыре.

– А до того?

– До того дома, в Екатеринбурге.

– Так вы недавно переехали в Москву? Не жалко было уезжать?

– Не очень, – передернула она плечами, – здесь интереснее.

– И где живете тут?

– В Химках снимаю квартиру.

– А семью перевезли?

– У меня только сын. Да, он со мной.

– Родители в Екатеринбурге остались?

– Нет, отец умер, когда я заканчивала школу. Мама вышла замуж, перебралась к мужу. Артем к ней ездит на каникулы. Артем – это сын.

– Я понял. Работа вам нравится? – Максиму про ребенка не очень хотелось слушать.

– В целом да. Правда, обещали повышение, но пока молчат. Приходится мелочами заниматься, текущими моментами. Вот как с Дмитрием Павловичем.

– Да уж… Часто они у вас до белой горячки допиваются?

– Частенько. Как корпоратив – так двоих-троих увозим. Тут главное, чтобы в прессу ничего не просочилось. Нам поэтому вашу клинику и рекомендовали. Я так поняла, что вы и главврач, и владелец?

– Да-да. Но владельцев трое, мы с коллегами.

– А помещение ваше? Или аренда? – спросила Элина деловито.

– Собственное. Строим еще одно, за городом. Хотим использовать под санаторий, для реабилитации.

– Наверное, это выгодно?

– Посмотрим, как пойдет. – Максим отложил салфетку, взялся за стакан: – Давайте за ваши успехи. Пусть повышение состоится.

Он уже заметил, что Элина охотно прикладывается к своему вину. Точно так же от него не укрылись ее заинтересованные взгляды, мелкое кокетство, смущенная улыбка. К такой реакции со стороны женщин он привык, принимал как должное. Стоит попробовать или нет? Мысленно он ее уже раздел, покрутил перед собой и одобрил. Только бы не оказалась чересчур восторженной, привязчивой. С этими больше всего проблем.

На выходе, подавая пальто, он не сразу убрал руки, провел Элине по плечам. Она замерла на миг – Максим это почувствовал. За ней уже подъезжало такси, надо было действовать быстрее. Под козырьком, где они ждали машину, он притянул Элину к себе, наклонился, медленно и со вкусом поцеловал. Она подалась к нему навстречу, прижалась всем телом. Промелькнула неприятная мыслишка, что с ее внешностью и работой такие эпизоды могут быть привычны, но какая разница, в конце концов! Когда желтый седан с черной полосой по борту остановился перед ними, Максим шепнул Элине на ухо:

– Может, лучше ко мне?

Она, не глядя на него, кивнула. Такси они отпустили, сели в его машину. Максим включил музыку, подкрутил подогрев сиденья и климат-контроль, чтобы спутница не мерзла. Долетели до Внукова за пятнадцать минут, дороги уже освободились. Он толкнул дверь, пригласил Элину внутрь – прошу! Она затопталась на пороге, отряхивая воду с сапог, вошла, расстегнула пальто. Максим принял его, повесил в стенной шкаф, убрал туда же свою куртку. Сапоги ее остались стоять на коврике, тапочки Максим не предложил.

– Тебя чем угостить? Алкоголь я дома не держу, будешь кофе? – он сразу решил перейти на «ты».

– Да, кофе. Очень хорошо.

Элина прошла по гостиной, обводя глазами полки и картины на стенах. Остановилась перед витриной с антикварными вещицами – лупами, стетоскопами, пенсне.

– Твоя коллекция?

– Да. Нравится?

– Очень. Можно открыть?

– Ради бога. Ключ в замке.

Она покрутила ключ, торчавший из замочной скважины в раме, открыла дверцы. Взяла из витрины старинный портсигар, открыла, понюхала.

– Надо же, табаком пахнет до сих пор…

– Вряд ли. Тебе кажется.

Он уже налил кофе в две чашки, поставил их на журнальный стол и вытащил коробку «Ферреро» из верхнего шкафчика. Сел на диван, наблюдая за Элиной: какое место выберет она? Та сначала направилась к креслу, но передумала, устроилась с ним рядом. Подобрала ноги, откинула голову на спинку.

– У тебя очень красиво. И ты один здесь живешь?

– Да.

– Не женат?

– В разводе.

– Понятно… А дети есть?

– Дочка. Ей двадцать четыре.

– Моему Артему одиннадцать. Вы почему развелись?

– Да так, не сошлись характерами.

Следовало, наверное, задать тот же вопрос ей, но Максиму все равно было, что там у нее случилось. Он пододвинул к ней чашку, Элина взяла ее аккуратно, выпила эспрессо за пару глотков. Сама пересела к нему ближе, обвила руками шею, позволяя гладить себя. Он предложил подняться наверх; идя за ней по лестнице, обратил внимание на просвечивавший сквозь колготки темно-красный лак на ногтях. Включил в спальне музыку, погасил свет, но темные шторы задергивать не стал, чтобы оставался полумрак. Хотелось рассмотреть ее в подробностях, но при освещении женщины раздеваться обычно отказывались. Она оказалась стройной и гладкой, с полной тяжелой грудью – явно не своей. Максим сразу нащупал имплант под кожей. Жаль, что не натуральная; интересно, она на зарплату делала операцию? Или кто из мужчин оплатил?

Элина расстегнула на нем рубашку, потом ремень, пуговицы на «Ливайсе». Спасибо, не притворялась, будто сгорает от страсти, просто делала свое дело.

Она была опытная, умелая. Наслаждалась сама и помогала ему. Минут через сорок Максиму уже казалось, что Элина интересна, обаятельна, хотелось продолжать отношения, даже поухаживать. Это было неожиданно приятно, давно он не испытывал к женщинам подобных чувств. Она объяснила, что на ночь остаться не сможет, сын дома один. Провожая ее до двери, Максим предложил встретиться в выходные, съездить куда-нибудь за город в отель. Она заколебалась – не с кем оставить Артема, но потом пообещала придумать что-нибудь. Обменялись личными телефонами, поцеловались на пороге, и такси унесло ее в сентябрьскую морось. Максим посидел немного на кровати, вспоминая подробности минувшего вечера, прилег, вдохнул ее запах на подушке. Надо будет сказать домработнице снова сменить постель.

С этой мыслью он забрался под душ, вымылся до скрипа жесткой губкой и сел в кабинете работать.

Глава 2

В пятницу, договорившись с Элиной, Максим ее встретил у офиса и повез под Дмитров в отель со СПА. На стойке там спросили паспорта, Элина закопалась в сумке, покраснела. Максим ждал, недоумевая – что ее могло смутить? Оказалось просто: в паспорте значилось имя Елена, Элину она себе сама придумала. Он примерился – Лена, Алена. Очень неплохо, и ей идет.

В люксе на третьем этаже, который Максим заранее забронировал, были камин, большие аквариумы, в которых шевелили хвостами черные и золотые рыбы-телескопы. Элина – нет, Алена! – опустилась перед одним из них на колени, постучала накрашенным ногтем по стеклу. Рыбы не шелохнулись, так и висели над подсвеченной бело-голубой галькой, тараща огромные глаза. Максим походил по номеру, осмотрелся. Заглянул в ванную с надраенной ванной, пересчитал белые махровые полотенца на сушилке. Одно развернул, вымыл как следует руки. Алена вошла следом за ним, обхватила сзади, прижалась к спине щекой.

– Тут так здорово! Спасибо, что меня пригласил.

Они поцеловались, стоя босиком на плитке. Похоже, она ждала, что он потянет ее к кровати, но Максиму хотелось еще поужинать, может, поиграть в бильярд. Они отправились в ресторан отеля, посидели час-полтора, наблюдая за другими гостями и потихоньку обсуждая их. Там были в основном пары, ну и несколько компаний. Без детей – отель не принимал гостей младше 16 лет, что Максиму нравилось особенно. Не хватало еще слушать крики и гомон, когда пытаешься отдохнуть. Собеседницей Алена была приятной: ловила каждое его слово, поддакивала, время от времени вставляла уместные замечания. Он распалялся, рассказывал про любимые книги, которые в последнее время прочел: то критиковал, то нахваливал. Она даже записала пару названий, чтобы не забыть и почитать тоже.

После бильярда в баре выпили чаю с можжевельником и клюквой, поднялись к себе, занимались любовью ночь напролет. В перерывах Алена доверчиво клала голову ему на грудь, гладила по щеке, ласкалась. Без краски на лице, без одежды, с распущенными светлыми волосами она казалась совсем молоденькой, ни за что бы он не дал ей тридцать четыре. Максим посчитал – на одиннадцать лет его младше. В самый раз.

Утром, проснувшись, она сперва вымылась под душем, почистила зубы и снова легла к нему. Кое-что показала из своих умений, совсем его покорив. День выдался солнечный и прохладный, в постели было тепло и не хотелось вставать. Алена позвонила по внутреннему телефону, попросила принести завтрак в номер. Им прикатили на тележке какие-то тарелки, судки – Максим не очень рассмотрел. Выпил черного кофе; Алена тем временем накрасила глаза, сидя перед зеркалом со своей чашкой, съела ломтик сыра и несколько ягод, лежавших на блюде как украшение.

На территории отеля был маленький зоопарк: бродили в вольере северные олени, по соседству топтался, хмуро глядя из-под челки, коротконогий пони. На входе продавали пакеты с кормом, и Максим взял два, пошел вдоль ограждения, раздавая зверям бруски моркови и капустные листья. Больше всего ему понравились буйволы: они брали угощение осторожно, захватывая с ладони фиолетовым длинным языком. Деликатность этих здоровяков никак не вязалась с угрожающим видом.

На вторую половину дня был запланирован СПА – бассейн, сауна, турецкая баня. От Максима не укрылось, какие взгляды бросают на Алену другие мужчины: в черном бикини, с кожей цвета слоновой кости, которая будто светилась в полумраке, она казалась дивным морским обитателем, жемчужиной в хрупкой раковине.

Когда они отдыхали на диванах, он не сводил с нее глаз, следя за каждым жестом. Она намеренно вставала, показывала гибкую спину, проходилась вдоль бассейна по бортику. Отпивала коктейль из пластикового стакана через соломинку, прикусывая ее ровными белыми зубами, посматривая на него. Максим томился, хотел скорее вернуться в их люкс. Когда они там наконец оказались, набросился на Алену с неожиданным пылом, был, пожалуй, даже грубоват.

Портье принес дрова для камина, разжег огонь. Они расстелили на полу плед, устроились к камину ближе. Теперь Максиму уже хотелось знать, как она живет, о чем думает. Он начал расспрашивать, но говорила Алена немного. Работа ассистента не по ней, хотелось бы чего-то более ответственного. Утомляют приставания начальников, бесконечные намеки. Артем остался дома с подругой, она обещала присмотреть. Очень славный мальчик и учится хорошо. Мать прислала из Италии фотографии, там сейчас прекрасно – не то что в Москве.

Максим встрепенулся – почему из Италии? Так ведь говорила уже: она вышла замуж, переехала к мужу. Тот итальянец, познакомились по переписке. Кто бы мог подумать, что закончится свадьбой, и тем не менее… Максиму стало по-настоящему интересно; оказалось, те живут в Генуе, маленьком морском порту. Артему очень нравится там отдыхать летом, бабушка с мужем его возят купаться на пляж, кормят вкуснейшим итальянским мороженым. Сама Алена тоже бывает у них, обязательно летает в отпуск. Все это он учел, записал на подкорку. В воскресенье, по дороге из отеля, предложил как-нибудь привезти Артема к нему в гости, в таунхаус. Глаза у Алены вспыхнули от радости при этих словах, она оживленно закивала головой.

На неделе она явилась в клинику забирать Дмитрия Павловича, которого Максим как мог привел в чувство. Тот был мрачен, но хотя бы нормально соображал, и Алена увезла его в аэропорт, отправлять назад в Уфу. Максим посочувствовал ей – невелико удовольствие таскаться за высокопоставленными пьянчугами.

Через неделю они условились провести выходные у него, Алена собиралась приехать вместе с сыном. Тому очень понравились и дом Максима, и коллекция, и игровая приставка, купленная специально по этому случаю. Пока Артем играл, они с Аленой сидели за барной стойкой, пили из фарфоровых пиал дорогой китайский чай. Она рассказывала, что в школе мальчику не очень нравится, надо бы перевести, но это единственная, до которой можно дойти пешком. Под вечер Максим предложил заказать еду из ресторана, пиццу или суши.

– Давай лучше я приготовлю, – предложила Алена.

Открыла холодильник, в котором – редкий случай – лежал копченый лосось, сыр, немного свежих овощей. Она сделала салат, сливочный соус с лососем к пасте. Втроем они поужинали за большим столом, который давно уже простаивал в гостиной впустую; Максим с Артемом обсуждали недавний хоккейный матч.

Потихоньку Максим перевел разговор на школу, попытался узнать, что конкретно Артему не нравится. Тот признался, что другие дети учатся в основном кое-как и смеются, что он делает домашние задания, искренне старается понимать материал. Алена вздохнула, поводила по столешнице пальцем. Дети, что с них возьмешь! Максим как мог утешил Артема, рассказал про себя:

– Меня вообще в кадетское училище отдали. Забирали домой на каникулы, и то не всегда. А там настоящая казарма. Посадят делать уроки, но говорить с соседом не смей. Надо взять учебник из шкафа – спрашивай разрешение. Для каждой вещи своя полка, все по звонку, офицер-воспитатель дохнуть не дает.

– Серьезно? – изумилась Алена. – Зачем в кадеты, если ты собирался стать врачом?

– Мать рассчитывала, что меня потом устроят в Питере в военно-медицинскую академию. Правда, ничего не вышло. Я сам поступал, в Москве, в первый мед.

– А почему стал психиатром?

Максиму вспомнились лихие девяностые, когда он делал выбор между гинекологией и психиатрией. Хорошо, что в абортмахеры не пошел, правильно.

– Надо было зарабатывать. Я прикинул, что народ пить больше стал, значит, за наркологией будущее.

– Предусмотрительно. И как, не жалеешь?

– Да нет. Таких типажей за день навидаешься, хоть книгу пиши.

Алена хихикнула, вспомнив, видимо, как Дмитрий Павлович отбивался в процедурной от санитара с врачом. Когда Артем ушел спать к Максиму в кабинет, они устроились на диване, включили в ноутбуке фильм. Алена захотела романтику, комедию; Максим не стал возражать. Просидели допоздна, потом заперлись у него в спальне. Максиму удивительно было ощущать рядом женщину, в соседней комнате ребенка. Давным-давно он никого так близко к себе не подпускал. Пытался, лежа в кровати, понять, чем взяла его Алена. Тем, наверное, что не наседала, не настаивала. После Анны Ивановны он настойчивых боялся как огня. Не преследовала его, как пациентки. Не строила «расчетов», как случайные знакомые из клубов и ресторанов.

Они встречались месяца три, выезжали куда-нибудь время от времени, несколько раз брали Артема с собой. Потом, перед самым Новым годом, Максим предложил ей расписаться, перевез во Внуково вместе с сыном, определил Артема в школу в поселке, и началась для него совсем другая, вполне себе счастливая жизнь.

По утрам Алена исправно вставала в шесть, готовила им с Артемом завтрак. Максим спускался, с удовольствием ел, ехал на работу. По дороге завозил в школу ребенка. Незаметно, без усилия, Артем стал называть его папой, и Максиму это нравилось, даже льстило. Он тоже привязался к мальчишке – тот был сосредоточенный, вдумчивый, серьезный. Много читал, и Максим охотно советовал ему любимые книги из детства.

Сашка, дочь, позвонила в конце января с вопросом: можно ли приехать в гости? Пока что Максим не знакомил ее с новой женой, да и сама она инициативы не проявляла. Он обрадовался, сразу пригласил. Алена приготовила ужин, накрыла на стол. Дочь сидела, ковыряясь вилкой в салате, периодически поглядывала на Алену исподтишка. Разговор не клеился, пока Максим не взял дело в свои руки, спросив про новый Сашкин проект на радио, куда ее, подключив старые связи, пристроила мать. Тут она оживилась, начала рассказывать, спрашивать мнение отца. Она встречалась с молодыми писателями, те делились задумками будущих произведений.

– Представляешь, па, один говорил, что хочет написать роман: женщину бросает муж, а она, чтобы ему отомстить, убивает их детей.

– Ты ему сказала, что «Медею» сочинили за пятьсот лет до нашей эры?

– Само собой. А барышня одна пишет про своих любовников, только в виде фантастических существ.

– Хм… бык и Европа?

– Скорее Даная под золотым дождем, – расхохоталась Сашка, – там такие подробности!

Алена тем временем сидела тихонько, глядела в окно. Когда они с дочерью поднялись в кабинет, вроде как по делу, Сашка прямо сказала:

– Пап, она не очень для тебя простенькая? Не пойму, что ты в ней нашел?

Максим подумал, что не рассматривал Алену с этой точки зрения. Она была красивая, заботливая, добродушная. В шкафу всегда ждали его отглаженные рубашки, по вечерам ужин стоял на столе. На сложных он достаточно на работе насмотрелся, знал, чем чреваты рефлексия и быстрый ум.

Он пожал плечами и ничего Сашке не ответил. Но после того вечера старался встречаться с дочерью отдельно, не дома. Приглашал поужинать или сам заезжал к ней. Анне Ивановне, ее матери, четко дал понять, что больше денег она от него не дождется. Трешку еще до брака переоформил Сашке в собственность.

С приближением лета зашел разговор о поездке в Италию, к Алениной родне. Максим не был уверен, что в клинике удастся освободиться, но партнеры отпустили, благословив: почти что свадебное путешествие. Они планировали оставить Артема с бабушкой, а самим погулять немного, посмотреть город. В Генуе был свой маленький аэропорт, туда и полетели. Вылезли из самолета, оглушенные жарой, забрали багаж и сразу их встретила Аленина мать, схватила внука в объятия. Ее муж – конечно же, Джованни – с улыбкой переминался с ноги на ногу в сторонке, ждал, пока очередь дойдет до него.

Поехали на их машине в пригород, где те жили в старенькой «трилокале» – по-нашему, той же двушке, потому что кухня была прямо в гостиной, а к ней примыкало две спаленки. Ночевать у бабушки оставался только Артем, Максим с Аленой арендовали квартиру ближе к центру, чтобы отдохнуть в свое удовольствие. Поужинали пастой с жидким томатным соусом, которую приготовил Джованни, – мать Алены нахваливала мужнину стряпню, но внуку на всякий случай подсыпала тертого сыра, чтобы было сытнее. Распрощались уже в сумерках, отправились к себе на такси.

Машина нырнула в узкий переулок, под знак «ограничение движения». То есть не всякий транспорт туда проедет, надо учитывать габариты. Высадились у подъезда с тяжелой скрипучей дверью, прошли в коридор, напоминающий больничный подвал – с плиткой на полу и крашеными стенами. На лесенке, ведущей к лифту, Максим споткнулся о нижнюю ступень, чуть не упал. В лифт тоже поместился с трудом, пришлось пригибать голову.

В квартире их дожидалась хозяйка; она быстро передала ключи, показала, как запирается замок, и убежала. Максим скептическим взглядом окинул временное жилье: какие-то тряпки на окнах вместо штор, старенькая мебель, видавшая виды ванная. На фотографиях в интернете все это выглядело винтажным и оригинальным, а в жизни оказалось убогим, бедным. Хорошо еще постели были чистые, тут хозяйка не подвела. Жалеть он не жалел, но первое разочарование показалось отчасти пророческим. Вряд ли Италия ему сильно понравится.

После пасты Джованни Максиму все еще хотелось есть, но холодильник был пуст, магазины давно закрылись. Он вспомнил, что в том же доме, на первом этаже, есть пиццерия – вдруг она работает?

– Я голодный, – сказал Алене, – спустишься в пиццерию со мной?

– Это обратно переодеваться, – протянула она утомленно, – иди один.

Максим сбежал по лестнице, чтобы не лезть в микроскопический лифт, вышел на улицу. За шаткими деревянными столиками сидели люди, ели и болтали. Он присел тоже, попросил меню. Заказал навынос две пиццы и просчитался – одной и то было многовато. Пиццы оказались огромные, как колеса у телеги, с жирными жареными баклажанами и кусками творожного сыра. Держа перед собой коробки, он осторожно вскарабкался наверх, выставил их на стол, открыл. Алена ухватила себе кусок.

– Вкусно! – Она облизнула рот и поцеловала Максима в щеку. – Вот ты молодец!

Он наелся, пускай и опасаясь изжоги, встал посмотреть в окно. Внизу, в полутьме, разглядел чьи-то импровизированные терраски с зонтиками и цветами в горшках. Хорошо, наверное, сидеть на такой вечерами семейным кругом, обсуждая прошедший день.

Жарким утром они проснулись, начали собираться в город. Возле порта находился знаменитый океанариум, который Максиму обязательно хотелось посмотреть. Туда стояла очередь, в основном родители с детьми. Максим пожалел, что Артем не с ними, но Алена сказала, что в океанариуме они с бабушкой бывали, и не раз. Внутри оказалось темно, прохладно. Максим загляделся на танцы медуз, которых медленно нес с собой поток воды в аквариумах, повернулся к Алене – нравится? Она смотрела в телефон, что-то быстро листала. Оторвалась от экрана, кивнула в ответ.

Он долго стоял перед дельфинами, проплывавшими за стеклом; сверху их бассейн был открыт, и дрессировщик кидал им мяч. Они мелькали один за другим, ныряли к самому дну, взлетали стремительно на поверхность. Алена отвлеклась на стойку с сувенирами, потом предложила сфотографироваться, чтобы их фото отпечатали на магните или на значке. Максим помотал головой: только этого не хватало!

Они еще побродили, завернули в террариум с ящерицами и змеями, рассмотрели забавных тюленей, которые ловко соскальзывали с камней в зеленоватую воду, прижимались усатыми мордочками к стеклу. Максиму показалось, что в вольере им тесно, стало жалко бедняг. Он предложил уйти, Алена согласилась.

Оказавшись на набережной, они огляделись, заметили рядом большой торговый центр с рестораном на верхнем этаже и решили пообедать пораньше, как итальянцы, которые завтракают одним капучино, и в полдень уже готовы садиться за стол. Ресторан был своеобразный: столики прямо посреди прилавков продуктового магазина. Усевшись между стойками с пастой и соусами, они попросили блюдо дня – ньокки. Итальянского ни Максим, ни Алена не знали, выяснить, что это за еда, не смогли, и когда им принесли по тарелке картофельных клецок с сырным соусом, недовольно переглянулись. Ньокки показались Максиму резиновыми и безвкусными, соус сильно пах козой. Вот тебе и хваленая итальянская кухня!

Кофе решили выпить где-нибудь на набережной, где сплошь тянулись кафе и бары. Они выбрали один, попросили эспрессо. Максим заметил прямо из бара проход в книжный, сразу захотел посмотреть. Конечно, книги на итальянском, но все равно это лучше любого ресторана. Он прогулялся вдоль полок, полистал пару томов. Мелькнула шальная мысль – почему бы не выучить новый язык? Может, и стоит, надо будет подумать. Похоже, в Италию придется ездить часто.

Алена окликнула его из-за столика: кофе принесли, иди! Максим отмахнулся, наслаждаясь любимым запахом резаной бумаги. Алена позвала снова, пришлось возвращаться. Сердитый, он залпом проглотил эспрессо, со звоном поставил на блюдце белую чашку.

– Куда дальше? – спросил, рассчитывая на экскурсию по городу.

Алена предложила пойти по магазинам; ей не помешает новая сумка, какие-нибудь летние вещи. Максим возмутился про себя: мало, что ли, двух чемоданов, которые они с собой привезли? Но пришлось отправляться на центральную улицу, с магазинами и большим театром в самом начале. По обеим сторонам там тянулись галереи, красная мозаика под ногами была похожа на ковровую дорожку. Они зашли в один бутик, в другой – Алена что-то щупала, перебирала вешалки, меряла обувь. Он покупал, что ей хотелось, не спрашивая, сколько стоит и зачем нужно, нес пакеты в руках, чуть ли не каждую минуту поправлял солнечные очки, сползавшие по мокрому от пота носу. Но когда впереди возник огромный супермаркет парфюмерии, Максим сдался и сказал, что внутрь не пойдет, останется в баре рядом.

Алена убежала, а он рухнул на стул и заказал себе «лемон-соду». К аперитиву ему принесли стеклянную тарелочку с орешками и чипсами, но Максим побоялся их есть, предполагая, что тарелочка переходила от одного клиента к другому, и все совали туда грязные пальцы. Ледяная газировка немного его освежила: она была не слишком сладкой, хотя и не горчила, как тоник. Он вытер бумажной салфеткой лицо, повертел головой, разглядывая соседей. Те заказывали в основном апероль-шприц или пиво, ели, не брезгуя, свои чипсы. В глубине души ему тоже хотелось алкоголя, тянуло закурить, но он гнал от себя эти мысли, решительно настроенный больше к дурным привычкам не возвращаться.

Посмотрел в телефоне сайт театра, мимо которого они проходили только что: оперный, черт! С классической музыкой у Максима отношения с детства не складывались, хоть мать и водила периодически в филармонию. Нет, джаз – его предел. И чем теперь вечером заниматься? Сидеть в ресторане? Вообще-то скучно! Долгой беседы с Ленкой не получится, у нее сейчас все мысли заняты косметикой и тряпьем. Секс – развлечение минут на двадцать, а потом что?

Максим почувствовал, как подступает раздражение, скомандовал себе угомониться. Можно, в конце концов, так же в баре засесть, почитать книгу. Где-то в Генуе есть художественный музей, надо бы заглянуть. Алена, выскочив из магазина, начала показывать покупки: крем, крем, еще крем, помада. Две коробки с духами, одна матери.

– Хочешь вечером в театр пойти? – перебил ее Максим, плюнув на нелюбовь к опере. – Я посмотрел на сайте, билеты еще есть.

– Там же на итальянском! Как мы поймем?

– Это оперный театр, они петь будут. Поймем как-нибудь. Почитаем, на худой конец, либретто в интернете.

– Оперный? – Алена наморщила лоб. – Не, не пойду. Я была в Москве в Большом, чуть не заснула. Хочешь, иди один. Я дома отдохну. Ноги устали, ужас!

Максим подумал, что и правда не против сходить один, посидеть в темноте и прохладе – если, конечно, в театре работает кондиционер. Они снова пошли через галерею, рассматривая мозаичные узоры под ногами. Сверху свисали на цепях большие фонари, и Максим уже представлял, как красиво тут будет ближе к ночи, в темноте.

Добравшись до театра, он оставил Алену ждать на улице, а сам купил билет на вечерний спектакль, какую-то «Тоску». Название заранее не радовало, но выбора не оставалось. По дороге домой они набрали в магазинчике продуктов, Алена попросила бутылку «Ламбруско», объяснив, что вино легонькое, как компот. Пока она что-то готовила на скорую руку, Максим принял душ, переоделся в чистую рубашку и джинсы – парадных вещей он с собой не взял. Они перекусили вместе, и он вышел пораньше с тем расчетом, чтобы перед спектаклем выпить кофе в баре.

Пока сидел за деревянным столиком под зонтом, рассматривал итальянских женщин: все темноволосые, в черном, с массивными золотыми украшениями. Многие курили, и даже не сигареты, а коричневые сигариллы; в воздухе витал ароматный дым. Одна поглядывала на него заинтересованно, но Максим, даже будь у него желание, заговорить бы не смог – знал только английский, и то немного. Заказал себе после кофе воду со льдом, расплатился за стойкой и двинулся в сторону театра.

Перед зданием с колоннами стоял бронзовый, покрытый патиной памятник: Джузеппе Гарибальди – с бородой и в картузе – на тонконогом изящном коне. Максим обошел его по кругу, прежде чем нырнуть в двери, куда уже стекалась публика. Зрительный зал ему понравился: стены там были похожи на улицу итальянского городка, с окнами и балкончиками. Когда дали третий звонок и начал гаснуть свет, Максим заметил, что еще немало мест свободно – видимо, туристы в оперу не спешили.

Заиграла музыка, полная женщина в старомодном пышном платье стала звать кого-то: «Марио! Марио!» Оказалось – художника, который писал картину на церковном алтаре. Кое-как Максим прочел на английском либретто, вроде сюжет понял. Но следить за перипетиями на сцене ему было лень, взгляд скользил по головам публики в партере, отвлекался на занавес и музыкантов из оркестра. Только когда художника стали пытать, а потом бородатый злодей набросился на женщину в платье, требуя любви, Максим немного заинтересовался. Кончилась опера плохо: художника расстреляли, а дама – это ее звали Тоской – бросилась со стены замка.

На площади перед театром Максим постоял у фонтана, прошелся по галерее, которая с приходом темноты действительно преобразилась, став совсем волшебной. Итальянцы по домам не спешили, несмотря на поздний час: гуляли с собаками, сидели в барах, шумно обсуждали какие-то свои дела. Магазины уже закрылись, но меньше людей на улице от этого не стало.

Максиму не хотелось возвращаться в чужую неуютную квартиру, но больше податься было некуда. Он подумал о том, чтобы снова купить пиццу возле дома, но вовремя вспомнил, что Алена запасла продукты и ужин наверняка у нее готов. Когда он повернул в замке ключ, дверь почему-то не открылась, пришлось звонить. Долго-долго никто не отвечал, потом щелкнула задвижка. Алена стояла в коридоре, загадочно улыбаясь, и заметно покачивалась. Пьяная? Быть не может!

– Как опера? – поинтересовалась она и тихонько икнула. – Понравилась?

– Так себе, – ответил Максим, – а у тебя тут что?

– Все отлично. Есть хочешь?

Видно было, что она с трудом сдерживается, чтобы не захихикать, и пахло от нее как-то странно, фруктами и спиртом. Ну конечно, «Ламбруско»! Как же он забыл!

– Уже не хочу. Лен, ты выпила, что ли?

– Немножко. Вино вкусное, ты не представляешь! Будешь пробовать?

– Там еще осталось? Судя по тебе, вряд ли…

– Я спускалась еще раз в магазин. Захотелось расслабиться. Попробуй, оно не крепкое!

– Я вижу, какое не крепкое! Ну, надеюсь, ты довольна.

– Ты же не сердишься?

Максим и сам не знал, сердится он или просто ошарашен внезапным «дежавю». Примерно в таком состоянии он регулярно заставал Анну Ивановну перед разводом. Не дай бог, чтобы с Ленкой то же самое началось.

– Сержусь.

– Сильно? – она состроила огорченную гримаску.

– Не очень. Но больше так не делай. Сколько было твоего «Ламбруско»? Две бутылки? Три?

– Ну ты что! Я только вторую открыла. С клубничкой просто сказка. Иди, посидим.

Чтобы не ругаться, Максим сел с ней за стол, попробовал клубнику, рассказал, как побывал в театре. Алена включила музыку, но он попросил сделать потише – соседи, наверное, уже спят. Она забралась к нему на колени, поерзала, намекая на продолжение. Максим хотел было ее остановить, но потом подчинился, дал себя раздеть. Пришлось потрудиться, чтобы она в этом состоянии почувствовала что-то, но ему удалось, и, когда они засыпали, Максим уже не ощущал ни раздражения, ни тревоги – только умиротворенность и сладкую пустоту. Напоследок Алена еще спросила, не против ли он, если они с матерью назавтра поедут вдвоем куда-то за город, в аутлет. Может, ему тоже хочется прокатиться? Максим отказался, но жену отпустил – пусть развлекается. Заснул он на спине, держа руку под ее головой и слушая мерный гул кондиционера.

Глава 3

Наутро, оставшись один, Максим решил посмотреть наконец город как следует. Надел кеды, захватил бейсболку с козырьком и бутылку воды, загрузил в телефон карту и отправился. Ноги сами понесли к порту, но там, на набережной, устроили детский спортивный фестиваль. Максима это совсем не обрадовало, и он сбежал в путаницу переулков, где ювелирные лавки чередовались с продуктовыми, бродили неприглядного вида мигранты, а туристы, опасливо озираясь, ускоряли шаг. В одном таком переулке он натолкнулся на церковку, в подвальном этаже которой торговали прессой и сигаретами. Казалось, церковь стесняется такого соседства, мечтает оторваться от земли и взлететь – ее шпиль был устремлен в небо, а чтобы рассмотреть фасад, приходилось запрокидывать голову.

Чуть дальше на стене ему попались яркие граффити, которые так и просились в кадр; он сфотографировал их отдельно, а потом себя на их фоне. Подумал, что с его работой рисунок в тему: граффити изображали мозг с глазами, русалку со щупальцами и мартышек, катающихся с детской горки. Что-то в этом роде ему регулярно описывали пациенты, пересказывая свои галлюцинации.

Кеды начали нещадно натирать ноги; он и забыл, что они неудачные, привез с собой. Поколебавшись, Максим зашел в обувной магазин, попросил первые попавшиеся кроссовки, примерил, но отверг. Продавец, лопоча по-итальянски, стал предлагать другие, но разговора у них не вышло, Максим ни слова не понимал. Пришлось тыкать пальцем, выбирать наобум. Тем не менее он купил подходящие – белые, с удобной пружинящей подошвой. Там же, в магазине, надел их, а кеды выбросил в мусорное ведро.

Идти стало легче, прогулка уже доставляла удовольствие, и скоро он оказался на широкой мощеной улице с разноцветными особняками по обеим сторонам, исключительно пешеходной. Он брел не спеша, разглядывая причудливые лепные орнаменты на стенах: мрачных котов (наверное, это были львы), ушастых чертей и мускулистых атлантов с отколотыми носами. На приметном доме из темно-красного кирпича ему бросились в глаза афиши, приглашающие осмотреть выставку картин и интерьеров; Максим заплатил в кассе шесть евро за билет, поднялся по беломраморной лестнице в зал на первом этаже. Из интересного там был только потолок, весь расписной, в амурах и мадоннах. Из-за ярких красок он казался новоделом, как и люстры, и обивка на мебели.

Естественно, это некогда был дворец, принадлежавший семье аристократов, и Максим осмотрел еще спальню, тоже разрисованную фресками, с маленькой кроваткой под пологом и картинами на стенах. Рядом с ним кто-то сказал по-английски, что на крыше есть смотровая площадка, и Максим, отыскав лестницу, потопал наверх. Подниматься пришлось долго, но оно того стоило: с крыши распахивался во все стороны вид на город, древний маяк – самый высокий в Европе – и море, бьющее в глаза своей синевой. Максиму стало жаль, что Алены нет рядом; хотелось взять ее за руку, обнять, постоять бок о бок. Глядя на Геную сверху, поискать их дом, площадь перед ним, театр, памятник – да хоть бы и ее парфюмерный магазин.

Загрустив, он решил возвращаться домой, но по пути попалась остановка фуникулера, на котором можно было забраться в самую высокую часть города. Он сел в зеленый вагончик, кондуктор дал звонок, и начался подъем. Сверху Максим рассматривал дворики, провода, крыши домов; постепенно пейзаж из городского становился деревенским, под ним проплывали мощеные патио, крошечные бассейны, арки, увитые виноградом. Конечную остановку фуникулер делал в парке на холме. Там было безлюдно, видимо из-за жары, хотя и попадались периодически упорные итальянские бегуны, жилистые и загорелые, в полной амуниции и с фитнес-браслетами на запястьях. За одним из таких семенил, вывалив набок розовый язык, пятнистый бульдог с торчащими ушами.

Максим выбрал тенистый уголок, сел на траву. В телефоне накопились сообщения, в основном от коллег, хоть те и обещали не беспокоить. Что с бюджетом на следующий квартал – нужны еще деньги на ремонт в новом здании. Или пока его заморозить? Максим возмутился, сразу ответил, что деньги будут, ремонт надо продолжать. Он в глубине души очень рассчитывал заниматься санаторием за городом, а не торчать в клинике каждый день. Ленка ничего не писала и фотографий не сбрасывала. Надо думать, увлеклась шопингом.

Он посидел, зажмурив глаза, минут десять, едва не задремал. Хотелось есть – обед он пропустил, а время уже перевалило за четыре. В рюкзаке нашелся завалявшийся с Москвы протеиновый батончик, но голода тот не утолил, надо было спускаться назад, в город, искать какое-нибудь симпатичное местечко, чтобы перекусить. Максиму запомнился бар возле театра; там вроде кормили весь день, а не только в обед и ужин, как в большинстве итальянских ресторанов. Туда он и направился, сойдя с фуникулера, заказал себе пасту, ориентируясь по фотографиям в меню, и лемон-соду, которую успел полюбить.

Паста была получше, чем у экономного Джованни: вся купалась в сыре и вкусно пахла свежемолотым черным перцем. Официант, ставя перед ним тарелку, громко озвучил название – «качио э пепе». Получается, «пепе» – это перец? А «качио» что? Спросить бы, да не у кого. За соседним столиком сидела девушка с книгой и пивным бокалом. Заметив, что Максим смотрит в ее сторону, она показала сигарету и вопросительно подняла брови: зажигалки не будет? Максим помотал головой, улыбнулся, словно извиняясь. Зажигалку девушке подал официант, хоть это и не входило в его обязанности. Наверное, просто понравилась.

Максим понял, что скучает по такому общению, случайным знакомствам. С этой итальянкой он не против был бы заговорить. Резкая, сухая, с длинными тонкими пальцами, девушка отпивала свое пиво, перелистывала нетерпеливо страницы книги. Максим наклонил голову, как будто пытается разглядеть название. Она показала обложку: «Tender is the Night». Надо же, на английском! Да еще и Фицджеральд; «Ночь нежна» – один из любимых его романов.

– Говорите по-английски? – спросила его девушка с итальянским акцентом, и Максим кивнул, предлагая ей пересесть ближе.

Девушка засмеялась, захлопнула книгу и переставила бокал к нему на стол. Затянулась, кольцами выпустила дым.

– Откуда вы?

– Из России, – ответил Максим, – Москва.

– О, русский! – воскликнула девушка оживленно.

– Как вас зовут? Я Максим, – пока он использовал самые избитые, вертевшиеся на языке вопросы и фразы.

– Маддалена, – девушка протянула ему узкую ладонь.

– Живете здесь?

– Нет, в Пизе. Учусь в университете. Приехала на один день. А вы?

– Моя теща… мать моей жены… мы приехали в отпуск.

– Ваша жена итальянка?

– Нет, русская.

Максим понял, что так ничего не объяснит, добавил:

– Мать моей жены замужем. Ее муж живет в Италии. Он итальянец.

Девушка покивала: ясно.

– Любите Фицджеральда? – Максим решил переходить к теме поинтереснее.

– Не знаю. Я только что купила книгу.

– Но начало вам нравится?

– Нравится герой. Но героиня – нет. Она наивная.

– Она очень молода. Жена героя взрослая, она интереснее. Она сумасшедшая.

– Давверо? – это девушка спросила по-итальянски, соскочив с английского, но Максим все равно понял: серьезно?

– Да. У нее шизофрения. Главный герой, ее муж, – врач.

– Он ее лечит?

– Нет, так нельзя. Врач не может жениться на пациентке.

– Почему? Я знаю врача, хирурга, он женился на женщине, которой делал операцию.

– Главный герой психиатр. Психиатры на пациентках не женятся.

– Это несправедливо. А откуда вы знаете, что не женятся? Вы психиатр?

Максим закрыл лицо ладонью:

– Да!

Девушка присмотрелась к нему повнимательнее:

– Вы похожи на психиатра.

– Давверо? – повторил Максим ее слово.

– У вас такой взгляд… Вы все знаете про человека.

Ее слова польстили ему, хоть и не были правдой.

– Это не так. Про вас я ничего не знаю.

– Можете спросить.

Девушка откровенно флиртовала, и стоило бы притормозить, но Максиму хотелось поговорить хоть с кем-нибудь. Вопрос возник сам:

– Вы замужем?

Девушка удивилась:

– Нет. Мне двадцать восемь лет. Я студентка.

Естественно, в Европе двадцать восемь – практически детство.

– Что изучаете?

– Архитектуру. Я буду строить дома.

– А чем занимаетесь в свободное время?

Маддалена – так ее звали? – сразу выпалила:

– Катаюсь на лыжах и плаваю. А вы?

– Читаю книги.

Максиму понравился их словесный пинг-понг, вынужденно короткие фразы. Маддалена отпила пиво, затушила в пепельнице сигарету.

– Где ваша жена?

– Поехала в аутлет. Они поехали с матерью. Я остался в городе. Ходил гулять.

– Что посмотрели?

– Музей, палаццо Россо. И парк. Туда ездит… – Максим забыл, как будет фуникулер, потом перед глазами всплыла табличка на остановке, – фониколаре!

– Я посмотрела центральную улицу. Ела мороженое. Купила билет в театр.

– В этот? – Максим показал пальцем на Театро Карло Феличе у них за спиной.

– Да. Я люблю оперу.

– Я был в театре вчера. Слушал «Тоску».

– Пуччини! – глаза Маддалены заблестели, она восторженно взмахнула рукой. – Это великий композитор!

– Да. Но я не понял ни слова.

– Неважно. В опере говорит сердце.

– Я хочу выучить итальянский язык. Он сложный?

– Нет. Вы говорите по-английски. Вам будет легко.

Максим сам не знал, почему сказал так: мысль учить итальянский у него промелькнула случайно, лишь пару раз, когда не получалось с кем-то объясниться. Но теперь он испытал неожиданную радость оттого, что выразил ее вслух. Действительно, почему бы нет? Ленка постоянно рвется к матери, хорошо бы хоть кто-то из них знал язык. Надо и ее позвать с собой, найти хорошие курсы.

Маддалена отставила пустой бокал, поглядела на часы.

– Скоро начнется спектакль. Мне пора идти. У вас есть фейсбук? Я подпишусь.

Максим покачал головой: фейсбука нет. И вообще никаких соцсетей. И так пациенты бесконечно досаждают, им только дай контакт, пропадешь. Этого он Маддалене, конечно, не сказал, просто поднялся, чтобы попрощаться. Они снова пожали друг другу руки, и она направилась в сторону театральных дверей.

Максим остался в баре наблюдать за публикой. Зрители забегали на аперитив перед спектаклем; многие просили кофе с десертом, кусали эклеры или вилочкой разламывали «Наполеон». Максим подошел к холодной витрине, выбрал пирожные, по-английски с трудом объяснил, что хочет забрать их с собой – пусть сложат в коробку.

Алена еще не вернулась, квартира стояла пустая, тишина давила на уши. Он включил музыку в портативной колонке, вышел на балкон. Внизу, на террасках, отдыхали местные жители, кто-то даже жарил рыбу на переносном гриле. В окне напротив работал телевизор, голубое свечение от него ложилось на прозрачные занавески.

Максим лег в спальне на кровать и вызвал Сашку по видеосвязи. Дочь ответила сразу, будто ждала звонка.

– Ну, как Италия? Чем занимаешься?

– Лежу, отдыхаю. Весь день по городу ходил.

– Один? Где Алена твоя?

– Поехала с матерью в аутлет.

– Ну естественно! А ты?

– В музее был. На фуникулере катался. Даже с итальянкой познакомился в баре.

– Ничего себе! Приятное знакомство?

– Вполне. Студентка, знает английский.

– Все молодеют твои подружки, да? Надеюсь, следующая будет совершеннолетней.

Максим рассмеялся шутке дочери, заверил ее, что со школьницами в разговоры не вступает.

– Саш, дай-ка мне контакт курсов, где ты учила французский! Они на Тверской?

– А зачем? Тоже собрался парле франсэ?

– Нет, хочу узнать, есть ли у них итальянский.

– Есть, точно знаю. Думаешь, тебе надо?

– Думаю, да. Тут неплохо, но язык не помешает. Ленка ни слова не знает, так, подай-принеси. Я бы позанимался.

– Ладно, я сброшу сайт.

– Ну спасибо, очень тебе обязан. Что сама делаешь?

– Да ничего. Ездила к матери вчера. Они с бабушкой в своем репертуаре – собачились весь вечер. Мама задумала бабушку в пансионат для престарелых переселить, чтобы одной остаться в квартире. Та ни в какую. Причем пансионат неплохой, где-то под Воскресенском. Но ты же знаешь бабушку – ей лишь бы матери насолить.

Да, Анна Ивановна следует намеченному курсу, подумал Максим. Трешку, значит, сдать, в материной квартире одной обосноваться. Там дорогая мебель, ремонт – все как бывшей нравится. Будет к себе любовников водить. А то и подселит кого. Впрочем, его это больше не касается.

– Ты в их дела не лезь, – посоветовал дочери Максим. – Пусть сами разбираются.

– Я и не собираюсь. Пап, мне работать пора. Я тебе потом перезвоню.

Они попрощались, и Максим написал сообщение Алене, спрашивая, когда ее ждать. Вместо ответа раздался звонок в дверь: жена пришла и была готова принимать восторги и комплименты. Она притащила целый ворох бумажных и пластиковых пакетов, начала выгружать покупки на кровать, хвастаться. Максим похвалил несколько платьев, которые Алена примерила, покрутил в руках изящные золотистые босоножки. Жена раскраснелась, глаза сверкали: похоже, с тещей угостилась после шопинга коктейлем.

Для барахла, которое она накупила, требовался отдельный чемодан; Максим гадал, как они все это увезут. Но Алена проявила предусмотрительность: оказывается, у нее была с собой большая складная сумка, в которую она и собиралась сгрузить добычу. Они улетали через пару дней, Артем оставался у бабушки на все лето. Максим знал, что будет скучать по Алениному сыну, но сама она радовалась, что не придется готовить на всю семью, возить его к репетиторам и на спорт. Долгожданное повышение должно было вот-вот случиться, жена томилась в ожидании.

Перед отъездом они еще разок побывали в гостях у тещи с Джованни, дали Артему последние наставления: вести себя хорошо, слушаться бабушку и ее мужа. Убедившись, что ребенок в надежных руках, Максим успокоился и летел назад в Москву, готовый опять впрягаться в рабочую лямку. Когда шасси самолета оторвалось от земли, они с Аленой переглянулись, улыбаясь. Хорошо отдохнули, набрались впечатлений.

– Ну что, полетишь еще в Италию со мной? – щуря глаза, спросила жена.

– А у меня есть выбор? – пошутил Максим в ответ.

– Не-а.

– Я так и думал.

В середине июля дошли наконец руки записаться на курсы итальянского языка. Алена, получив свое повышение, погрузилась с головой в работу – теперь она была не ассистентом, а полноправным сотрудником службы персонала, отвечала за делопроизводство. И не возила больше на вытрезвление перепивших директоров. Чтобы разведать обстановку, Максим сам поехал на Пушкинскую, прошелся по коридорам «Известия-Холла», где находились учебные аудитории. Впечатление было скорее положительное – чистенько, аккуратно. Он зарегистрировался на пробный урок, почитал на сайте курсов про преподавателя. По договору в группу набирали максимум восемь человек, минимум три. У них пока было пятеро.

Первое занятие назначили на вторник, в половине десятого утра. Максим специально освободил себе утреннее время, чтобы к двенадцати быть в клинике. Пришел пораньше, купил в кофейне на первом этаже стакан латте – большой, чтобы на полтора часа хватило. Поднялся на шестой этаж, нашел аудиторию, номер которой ему прислали по СМС. Там сидела только женщина с бегающими глазками, в сером свитере и ожерелье из поддельного жемчуга. На руке такой же браслет, пальцы перебирают разложенные по столу карандаши и ручки. Что тут у нас, ОКР? Максим одернул себя – не на работе, нечего у всех высматривать диагноз. Спросил:

– Это 5D?

Женщина кивнула, проследила глазами за тем, как он выбирает себе стул и усаживается. Сразу же за ним влетела высокая спортивная барышня, очень подтянутая, с поджатыми губами и мраморным, как у Снежной королевы, лицом. Потом еще одна, худенькая и тихая, лет сорока – та робко спросила, какие места свободны, хотя стол был большой, а их – всего четверо. Последней села с ним рядом полная дама, от которой на всю аудиторию запахло приторно-сладким парфюмом. Максим расстроился, что именно ему аромата достанется больше всего, но пересаживаться было бы невежливо, и он остался на своем стуле.

Преподавательница – ее звали Мария, – оказалась очень похожей на Маддалену, с которой он познакомился в Генуе возле театра: такая же сухая, резкая, с отрывистой манерой разговора и непоколебимой уверенностью в себе. Говорила она исключительно по-итальянски, хоть и была русской; Максим понял, что это такой принцип обучения, и возмущаться не стал. Остальные, кажется, удивились, что их сразу, с головой, погружают в новый язык – начали переглядываться и хмурить брови.

Мария предложила познакомиться: каждый должен был назвать свое имя, а потом найти в словаре название профессии и попытаться правильно произнести. Двух девушек, спортсменку и тихоню, звали Викториями; ОКР в жемчугах оказалась Маргаритой, а его надушенная соседка – Екатериной. Максим сомневался, что запомнит их имена, не говоря уже о профессиях, названия которых они кое-как читали с экранов телефонов. Свою он нашел быстро – «медико»; про психиатра решил не поминать, не мутить воду.

Дальше надо было выйти к доске и написать все слова, которые они знают на итальянском. Девушки оживились, стали вспоминать: пицца, аморе, просекко. Максим тоже написал, что пришло в голову: опера и апероль. Потом учились здороваться и спрашивать, как дела, благодарить, прощаться. Соседка Максима строчила в тетради, повторяя каждое слово за преподавателем вслух, чем сильно его раздражала. В конце занятия Мария сказала зайти к менеджерам, подписать договоры тем, кто согласен продолжать обучение.

Максим решил, что и преподаватель, и группа ему подходят, отправился в кабинет администрации, где ему заодно продали нужный учебник. Спортсменка, прежде чем подписать бумаги, повозмущалась, что все занятие было на итальянском, ей сложно так сразу понимать. Ее успокоили, заверили, что методика эффективная и она скоро привыкнет. Душистая дама сбежала – наверное, не понравилось что-то.

В результате в группе их оказалось четверо: Максим, ОКР и две Вики. Вместе они вышли из дверей «Известия-Холла», и Максим, попрощавшись, свернул к метро, заметив краем глаза, что остальные встали еще напоследок покурить. Он, может, и был не против обсудить первый урок, но не хотел задерживаться, спешил на работу.

В клинике было тихо, обход уже закончился, а амбулаторных пациентов к нему записывали на вторую половину дня. Он решил, что и в дальнейшем будет освобождать себе утро вторника и четверга, чтобы спокойно ездить на занятия. Позвал заведующую хозчастью, потребовал отчитаться по расходам на питание: заподозрил в последнее время, что она потихоньку списывает продукты, продает на сторону или забирает себе. У них кормили по первому разряду, работал специальный шеф-повар, и продукты были дорогие.

До вечера Максим принимал своих больных, со многими вел долгие разговоры, поскольку времени на каждого выделялось не меньше сорока минут. Мать одного из пациентов стационара, слегка в него влюбленная, попыталась позвать на обед, но Максим вежливо отказался, хоть и сердился в душе: сколько можно таскаться за ним?

Дома, вечером, рассказал Алене про новый опыт: он теперь умеет по-итальянски говорить «да» и «нет», здороваться и считать до десяти. Она слушала вполуха, не отрываясь от телефона. Спросила невпопад:

– И когда контрольная?

– Никогда, – ответил Максим, потянул телефон у нее из рук. – Ты меня не слушаешь?

– Извини, надо ответить, по работе, – Алена развернулась и убежала в спальню.

Максим посидел один за столом, полистал записи с урока. Вроде все слова запомнил, ничего не надо учить. Что там задано на дом? Страница десять–одиннадцать в учебнике, упражнения с первого по восьмое. Он быстро заполнил пробелы под картинками, посмеялся своему рвению, сфотографировал страницу и отправил Артему: смотри, я теперь ученик тоже!

Всю среду ждал следующего урока, почему-то хотелось снова оказаться в аудитории, послушать итальянскую речь. В четверг, выйдя из метро, встал в очередь за кофе; перед ним был парень в наушниках, явно с похмелья, и девушка, нетерпеливо встряхивавшая светлыми – пепельными – волосами. Забрав свой стакан, она двинулась к проходной, торопливо попросила гостевую карточку, проскочила турникет.

Максим прошел за ней следом, сел в тот же лифт. Они поднялись на шестой этаж, девушка стала высматривать номера аудиторий. Спросила у него, где тут 5D, и Максим понял, что они, видимо, в одной группе.

Девушка и правда оказалась новенькой; преподаватель попросила ее представиться, и та сказала: «Юлия».

– Ин итальяно, – поправила ее Мария, и та рассмеялась:

– Джулия. Ой, Джульетта!

Начался урок – алфавит, новые фразы и слова. Максим старался не отвлекаться, но все равно время от времени посматривал на новенькую, которая надела, вытащив из сумки, очки в роговой оправе, и убрала волосы за уши. Она писала в тетради так аккуратно, словно собиралась отправлять ее на конкурс конспектов; что-то подчеркивала зеленой ручкой, делала отметки в учебнике. Стоило Марии задать вопрос, и Юля вскидывала глаза, готовая отвечать, но потом притормаживала, давая сказать другим.

В конце им дали задание: организовать в мессенджере групповой чат, чтобы туда можно было сбрасывать домашние задания. Юля сразу же схватилась за телефон, начала записывать номера. Создала группу как администратор, всех в нее внесла и отправила первое сообщение – «Поздравляю с началом занятий». На аватарке у нее было забавное фото в карнавальном костюме и шапочке Малефисенты с рогами.

После урока девушки отправились перекурить; Максима подмывало остаться, послушать, о чем пойдет разговор, но он все-таки заставил себя спуститься в метро – поехал инспектировать новое здание, где скоро заканчивался ремонт. Он уже присмотрел помещение себе под кабинет – на первом этаже, солнечная сторона. Надо было заказывать мебель, и он дал кое-какие распоряжения по поводу стеллажей под документы и кресел для психотерапии.

Медицинское оборудование, кровати и сантехнику они заказали заранее; коробки хранились пока в подвале. Максим представлял себе, как будет приезжать сюда по утрам, проводить групповые сеансы, потом выходить в парк. Там уже разбивали клумбы, высаживали можжевельник и кусты с разноцветной листвой. Ждали пациентов удобные скамейки; в большой беседке планировались занятия йогой. Официально Максим становился главврачом санатория и рехаба, а клинику в городе передавал коллеге, тоже учредителю.

Санаторий сулил немалую прибыль, и Максим подумывал обновить Алене машину, может, и таунхаус сменить на отдельный дом, попросторнее. Жена жаловалась несколько раз, что не может расслабиться в постели, когда Артем спит через стену. Сейчас-то сына нет, но в конце августа теща посадит его в самолет, отправит домой обратно.

Выходные пролетели незаметно; чтобы побаловать Алену, Максим повез ее в рыболовный клуб под Москвой. Снял им коттеджик на двоих, сводил вечером в ресторан. Посреди открытой террасы там был бассейн, в котором плескались здоровенные рыбины – лососи и пара осетров. Их прямо оттуда вылавливали сачком и уносили на кухню готовить. Алена, понаблюдав за процессом, сказала, что рыбу не хочет; попросила себе жареный сыр и салат. Максима ее притворная сердобольность рассердила: можно подумать, стейки в супермаркете не делают из живых коров! А она ест их за милую душу, ловко жарит на сковороде. Опять Алена попросила вина, выпила одна целую бутылку и, придя в благостное расположение духа, предложила прогуляться вокруг пруда.

– Покатай меня на лодочке! – воскликнула громко, когда они подошли к берегу, и обхватила его руками за шею.

Максиму не очень хотелось садиться на весла, грести, возить ее, и он помотал головой, сказал, что спина болит.

– Ну пожалуйста, – настаивала жена, – немножко!

Она взяла его под локоть, Максим выдернул руку и случайно задел Алену по лицу. Глаза ее наполнились слезами, она схватилась за щеку и притворно охнула.

– Извини, – тут же раскаялся он, – нечаянно получилось!

– Больно! – всхлипнула Алена. – Ты что руками размахиваешь! Осторожнее надо!

Вместо извинений он подвел ее к пирсу, усадил в лодку, к которой она так стремилась, и спросил, куда везти.

– На тот берег, – ответила Алена, быстро успокоившись, – где домики!

Домики предназначались для компаний, приезжавших порыбачить без ночевки; они стояли темные, но вдоль берега горели разноцветные фонари. Максим привязал лодку к деревянному колышку, они вылезли и пошли посмотреть, что там внутри.

В темноте Алена потянула его к себе, забралась на стол с деревянными скамьями по сторонам, откинулась на спину. Платье соблазнительно задралось, но Максиму стало вдруг неприятно, гадостно. Она была откровенно пьяна, смеялась, запрокидывая голову, подставляла для поцелуя шею. Максим схватил ее за запястья, сдернул на землю.

– Идем на воздух! Сейчас проветришься.

Алена не обиделась, пожала плечами – как хочешь. Они пешком обогнули пруд, вернулись к ресторану. Она стала выпрашивать перед сном еще вина или коктейль, но Максим сказал, уже строго, что с нее хватит. Проводил в коттедж, уложил на кровать, а сам заперся в ванной.

Выйдя, обнаружил, что жены нет; на столе в кухонном уголке остался стакан со следами губной помады, две пустые бутылочки из-под виски и открытая банка кока-колы. «Вот же овца», – выругался про себя, но искать не пошел, плюхнулся на диван и включил телевизор.

Полистал каналы, посмотрел дурацкий полицейский сериал, потом новости. Ленка не возвращалась, Максим начал беспокоиться и отправился все-таки в ресторан.

Она сидела у стойки, кокетничала с барменом. Официанты убирали посуду со столов, складывали скатерти; работал только бар на открытом воздухе, и кроме жены там осталась буквально пара человек. Подойдя ближе, Максим увидел у Ленки в руке зажженную сигарету, которую та быстро выкинула в траву. Он сел на высокий стул рядом, вздохнул.

– Будете что-нибудь? – спросил его бармен. – Закрываемся через пятнадцать минут.

– А дама что пьет? – поглядел Максим на жену. – Мне то же самое.

Бармен понятливо кивнул, налил ему виски-колу, всыпал в стакан пригоршню льда.

– На, – двинул Максим коктейль по стойке в Ленкину сторону, – угощайся! Сигареты с собой?

Она замотала головой, спрятала под локтем черную лаковую сумочку.

– Да не прячь ты их, ради бога! Ты хоть довольна? – он посмотрел на нее: сидит с виноватым видом, таращит накрашенные глаза. Явно не знает, что ответить.

– Ладно, допивай, и пойдем спать.

– Я больше не буду.

Максим не понял сначала, что она имеет в виду, подумал: «Детский сад какой-то». Потом сообразил, что это она отказывается пить его виски, и сам опрокинул стакан чуть ли не одним глотком. Со стуком опустил его на стойку, попросил счет. Они прошли с Ленкой по мощеной дорожке между соснами в коттедж, молча легли в кровать. Услышав, как жена ровно задышала, Максим поднялся на локте, заглянул ей в лицо. Выбрался из-под одеяла, поискал в шкафу ее сумку, достал оттуда зажигалку и сигареты. Примостился на лавке у террасы, выкурил одну, вторую, пока не начало тошнить. Опустил голову, рассматривая траву под ногами в свете неяркого фонаря, прибил комара на колене.

Вернувшись внутрь, прилег на диване, посмотрел в потолок, а потом вскочил и бросился в ванную, едва сдерживая рвотный позыв. Когда разогнулся над раковиной, из зеркала на него посмотрело худое, мрачное, раздраженное лицо. Максим провел по нему ладонью, вгляделся пристальней: одни глаза остались те же, ярко-серые. Но щетина седая, кожа тусклая, как у старика. Скоро ему пятьдесят. Время незаметно пролетит, как все последние годы. Нет уж, на Ленку с ее притворством и враньем по мелочам он его тратить не намерен. На сумасшедших пациенток тем более. Ему нужна свобода, а еще больше – счастье. Максим вытерся чистым полотенцем, швырнул его на пол и вышел из ванной, со щелчком захлопнув за собой дверь.

Глава 4

Через полтора месяца занятий Максим уже начал кое-как изъясняться по-итальянски короткими фразами, мог немного рассказать о себе и задать пару простых вопросов. Мария, преподаватель, его хвалила, говорила, что он схватывает на лету. Артем удивлялся тому, что отчим взялся учить язык, но в целом одобрял.

Когда Ленкин сын вернулся с каникул, то сразу почувствовал, что атмосфера в доме изменилась: они с женой говорили мало и только по делу. Максим уезжал с утра и возвращался затемно; иногда вообще оставался в клинике ночевать. Ленка предпочитала не обращать на это внимания, соглашаясь с объяснением, что на работе слишком много дел или пациенты подобрались тяжелые. Время от времени, пытаясь оживить былую страсть, ластилась к нему под утро, и Максим то поддавался ей, то отстранялся – но ничегошеньки больше не чувствовал.

Артем давно просил собаку – какой угодно породы, лишь бы была. Максим посоветовался с собаководами из коллег, почитал в интернете, и выбрал жесткошерстную таксу. Щенок по кличке Филя появился в доме в конце сентября, как подарок Артему на день рождения. Мальчик обрадовался так, что сердце Максима растаяло, и даже к жене он на некоторое время потеплел. Поменял ей машину, отправил на недельку в Турцию, в дорогой отель. Пока Ленки не было, они с Артемом и Филей жили по-холостяцки, заказывали на дом готовую еду и подолгу гуляли вечерами в поселке.

Перед сном смотрели кино; Филя ложился на диван, что в присутствии хозяйки ему строго запрещалось, и, пригревшись, начинал громко всхрапывать. Ленка вернулась загорелая, веселая. Навезла подарков, всяких уродливых светильников и рахат-лукума. Себе купила в аэропорту дорогие солнечные очки, алкоголь в дьюти-фри. Максим, некогда постановивший спиртного в доме не держать, махнул рукой: пусть живет как хочет. Она завела дружбу с соседкой и по выходным устраивала вечеринки: коктейль и настольные игры. Соседка приходила с мужем, бизнесменом средней руки, он приставал к Максиму с разговорами про инвестиции и депозиты.

Посидев с ними раз-другой, Максим стал придумывать предлоги, чтобы в субботу сбежать из дома; в основном ездил в санаторий, где ремонт подходил к концу и рабочие уже собирали мебель. Он следил, как подключают медицинское оборудование, радовался, что скоро можно будет принимать пациентов.

Торжественное открытие санатория состоялось в октябре; фотограф, приглашенный специально по этому случаю, восторгался контрастом между зелеными можжевельниками и оранжевой листвой кленов в парке. Максим привез туда Артема: посмотреть, где он работает. Ленка ехать отказалась, ей не было интересно. Они походили по аллее, заглянули в кабинет. Дальше, в отделения, ребенка он не повел – нечего ему там делать.

Первые пациенты уже поступили, заняли палаты, но они ложились на реабилитацию, а не на лечение, острых в санаторий не брали. Максиму работалось спокойнее, хоть и случались экстренные ситуации. Как-то под вечер своевольно приняла неположенное лекарство алкоголичка с аллергией, начался отек, пришлось срочно интубировать. Максим справился – хорошо, руки помнили навык.

На следующий день на уроке итальянского, отвечая на вопрос Марии, что интересного произошло с их последней встречи, Максим попытался рассказать про открытие санатория, даже фотографии показал. Юля сидела с ним рядом – она первая заглянула в телефон, восхитилась нарядным новеньким зданием, ландшафтным дизайном, пожелала успехов. Она уже бойко болтала по-итальянски, объясняя это тем, что знает французский, ей легче учить.

К Максиму отношение в группе было особое: как единственный мужчина, он неизбежно привлекал внимание, с ним пытались заигрывать, смеялись даже не очень удачным шуткам. Теперь он тоже, выходя с урока, останавливался перед «Известия-Холлом» вместе с Юлей и двумя Виками, обсуждал мелкие происшествия из жизни. Вика-тихоня вечно рассказывала разные ужасы: то у нее кто-то болел, то умирал, то ребенка бросал в детдоме. Вика-спортсменка в основном ездила на соревнования: то участвовала, то судила. Юля любила театры, рестораны. Шла с занятий куда-нибудь в бар на Патриарших прудах, делала там уроки.

В учебе ей, похоже, нравился сам процесс: она продолжала вести аккуратнейшие конспекты и всегда знала, что задано на дом. Из всей группы она нравилась Максиму больше всего: острая на язык, смешливая. Она казалась всегда чисто умытой, не красила ногти, ходила обычно в джинсах и свитере или футболке. Он видел, что вещи у нее дорогие, но носит она их без пафоса, небрежно. Красивую кожаную сумку с тетрадями может запросто бросить возле скамейки на траву, сунуть в нее дизайнерские солнечные очки просто так, без футляра.

Однажды после занятий она обмолвилась, что идет в новый ресторан поблизости, на Петровке, хочет посмотреть, что за заведение.

– Кто со мной? – спросила, не особо приглашая, и он сам удивился, услышав свой голос:

– Я бы сходил.

– Девчонки, а вы? – повернулась Юля к двум Викам.

Те помотали головами, отказались: дела!

Юля спрятала в карман электронную сигарету – она курила только такие, похожие на черные палочки. Они спустились в подземный переход, вышли на противоположной стороне, свернули в арку. Погода была солнечная, слишком теплая для октября.

– Как в Италии! – заметила Юля, подставляя солнцу лицо. – Там даже и зимой так.

– Не знаю, я только летом был, – ответил Максим.

– Этим летом? – оживилась она. – А где?

– В Генуе.

– Здорово. Смотрел океанариум? И маяк?

– Смотрел. Дельфинов помню и тюленей. Еще как медузы танцевали.

– Точно, они там вальсируют под музыку!

Они добрались до ресторана, который Юля собиралась посмотреть, заняли стол на террасе.

– Винишка сейчас бы, – вздохнула Юля, – а нельзя, я за рулем. Оставила машину у метро.

– У какого? – Максиму стало интересно, где она живет.

– Тропарево. Мне оттуда чуть-чуть совсем проехать.

– Надо же, я во Внуково!

– У тебя дом?

– Таунхаус.

– У нас квартира. Нравится за городом жить?

– Вполне. И до работы близко.

– А где твоя клиника? Тоже во Внукове?

– В Крекшине. Десять минут на машине.

– Понятно. Как, кстати, там дела? Пациенты довольны?

– Наверное. Пока никто не сбежал. Наоборот, выписываться не хотят.

– Ну еще бы, такой доктор!

Максим поднял глаза, сделал удивленное лицо:

– Какой?

– Обаятельный, – рассмеялась Юля, – и толковый.

– Откуда ты знаешь, что я толковый? Может, притворяюсь?

Она не стала спорить:

– Может, и так.

Они заказали что-то из меню, кувшин лимонада на двоих. Юля все деловито фотографировала – объяснила, что ведет блог в инстаграме.

– А кроме блога чем занимаешься? Ты говорила, что журналист…

– Ну да! Пишу для электронных изданий. Рецензии на рестораны.

– И что, на жизнь хватает?

– В целом да, – пожала она плечами.

Максиму казалось, что работает Юля в свое удовольствие, не ради денег. Наверняка муж содержит – вон какой бриллиант у нее на пальце! Правда, кольцо единственное, больше никаких украшений нет.

– Ты замужем? – спросил на всякий случай, проверить догадку.

– Ага!

– Давно?

– Всю жизнь, – отшутилась она, видимо, не желая уточнять. – А ты? Женат?

– Женат, второй раз.

После обеда они попросили кофе, стали вспоминать, какой он вкусный в Италии.

– Ага, и всего за евро! – вздохнула Юля. – Если у стойки. Причем куда ни зайдешь, везде наливают идеальный. А в Москве – сплошная лотерея.

Она понюхала свою чашку, наморщила нос.

– Здесь так себе.

Они расплатились – каждый за себя, – пошли к метро. В вагоне Юля встала, прислонившись спиной к стеклянным дверям, Максим прикрыл ее от толпы, которая на центральных станциях не редела и после часа пик.

– Ненавижу в метро ездить, – пожаловалась она, – мрачно тут! Каждый раз, когда спускаешься, кажется, что нечем дышать.

Тревожное расстройство, отметил Максим про себя, паникерша.

– Надо просто переключать внимание. Музыку пробовала слушать?

– У меня от наушников голова кружится. Теряю ориентацию.

Они доехали до ее станции, Юля попрощалась, поспешно выбежала из вагона. Максиму оставалась еще остановка, дальше можно брать машину и ехать в санаторий. Он, конечно, задержался сегодня, но кто с него спросит – и хозяин, и главврач, отчитываться не обязан. В кабинете переоделся в белый халат, нацепил стетоскоп на шею. В дверь постучали, но Максим попросил подождать. Покрутился в кресле, глянул в окно. Ладно, достаточно.

– Входите, – сказал с напускной серьезностью, – кто там?

Оказалось – пациентка из люксовой палаты, наркоманка после детокса. Она жаловалась на тошноту, боли в груди; Максим вызвал дежурного врача, начал давать распоряжения, включился в процесс и напрочь забыл и про итальянский, и про Юлю.

Приближались выходные, и Максим, зная, что к Ленке снова явятся гости, безуспешно пытался придумать, чем себя занять. Хорошо бы уехать из дому, сходить куда-нибудь. Просиживать весь вечер в кабинете в санатории не хотелось, но ничего другого в голову не приходило. Можно, конечно, повидаться с кем-то из старых друзей: те пишут ему иногда, приглашают. Вот только все пьющие – начнут уговаривать, подбивать. Нет уж, плохой вариант.

В пятницу вечером, сидя в кабинете, Максим услышал, как звякнул телефон: высветилось сообщение в групповом итальянском чате. «Девчонки, – писала Юля, – есть на завтра билет в театр, на оперу. Кто со мной?» Максим усмехнулся про себя: «девчонки» – значит, ему не предлагают? Остальные молчали, потом одна из Вик ответила, что занята. Максим выждал еще минут десять и наконец напечатал: «Я могу. Хоть и не девчонка».

Юля среагировала моментально: «Отлично, давай». Максим написал уже ей лично: «А какой театр?» Она сбросила скан билета – Геликон-опера на Большой Никитской. Начало в семь часов. И – ну конечно! – снова «Тоска». Максим едва не пожалел о своем скоропалительном решении, но потом подумал, что даже опера лучше, чем болтовня Ленки с подружкой. Предложил встретиться за полчаса до начала, перед театром; Юля согласилась и закончила разговор смайликом с сердечком.

В субботу с утра он послонялся по дому, проверил уроки у Артема – тот его сам попросил. Ленка порхала веселая, красилась, резала помидоры и терла сыр для пиццы, чтобы кормить гостей. Наморозила льда для коктейлей, натерла бокалы. Максима ее приготовления раздражали, но он старался пока держать себя в руках. Знал, что, единожды взорвавшись, обратно уже ничего не вернет. Не хотелось ранить Артема, да и Ленку обижать не за что – она сразу была такая, сам виноват.

Больше часа Максим гулял с Филей между рядами таунхаусов, наблюдая за облетающей листвой и клочковатыми облаками; несколько соседей поздоровались с ним, проходя мимо, но он отвечал коротко, не желая вступать в разговор. Вернувшись домой, принял душ, тщательно побрился, оделся понаряднее. Вытащил из шкафа дорогой пиджак, который редко пускал в ход, голубую рубашку того же бренда. Начистил туфли, побрызгался духами и спустился вниз.

– Ты чего при параде? – удивилась Ленка. – Они еще не скоро придут.

– Надо по делам, – уклончиво ответил Максим, не желая рассказывать про театр и приглашение.

– В клинику? Или в санаторий?

– Да нет, договорились встретиться с поставщиком.

– В выходные?

– Так удобнее. Я же в будни занят.

– Жалко, что ты уходишь! Я думала, все вместе посидим, – протянула Ленка, хоть и вряд ли ей было жаль. Наверняка уже радовалась возможности дать себе волю.

Максим сел в машину, завернул по дороге на мойку, попросил, чтобы кузов еще и натерли до блеска, пропылесосили ковры. Оставил «Рейнджровер» на боковой улочке возле театра, где только и нашлось свободное место, пешком дошел до дверей. Юли еще не было, попасть внутрь без нее он не мог. Рядом с ним стояли несколько человек в костюмах и платьях, тоже, видно, дожидаясь кого-то.

Юля появилась спустя пару минут – помахала ему издалека рукой, шагая вверх по Никитской.

– Я что, опоздала? – спросила, запыхавшись, и посмотрела на часы у него на руке.

– Нет, я раньше пришел, – ответил Максим. – Зайдем или еще постоим?

– Давай постоим. Надо отдышаться. Торопилась к тебе, – улыбнулась она.

Она была опять в брюках, под расстегнутым плащом – мужская белая сорочка. Без украшений, с собранными в тугой хвост волосами. Правда, губы накрашены, на щеках румянец. Она выглядела свежей, как осеннее, холодное розовое яблочко. Максим попытался вспомнить, сколько ей лет – они же говорили на уроке! – и не смог. По виду где-то под тридцать.

В фойе со стеклянной стеной он купил программку, еще раз пробежался по либретто. Юля улыбнулась и отобрала программку себе:

– Нечего там читать! Я сама расскажу: Тоска влюблена в художника и боится, что он ей изменяет. А ее преследует барон Скарпиа, по совместительству прокурор. И он, чтобы избавиться от художника, его арестует и грозит расстрелом. Короче, надо музыку слушать. Там главное – ария художника в конце.

– И что, все пришли послушать одну эту арию?

– По сути, так и есть. Но она такая красивая!

Юля мечтательно зажмурила глаза, словно ожидая поцелуя. Потом потянула его в зрительный зал, безошибочно прошла сразу к нужному ряду, опустилась в кресло и похлопала по соседнему: садись! Максим устроился рядом с ней, испытывая неловкость от вынужденной близости. Юля, видимо, это почувствовала: отодвинулась и развернулась к нему лицом.

– Ты вообще слушал оперу когда-нибудь?

– Ты не поверишь – в Генуе, совсем недавно. Причем эту же самую.

– Ого! И как, понравилось?

– В целом неплохо. Только солистка толстая была. Они в опере что, все такие? Как Монсеррат Кабалье?

– Нет, конечно. Разные. Но я больше на теноров смотрю. Сегодня будет классный!

В этот раз Максим слушал музыку внимательнее, вспоминал кое-какие места. Тенор, которым Юля откровенно восхищалась, оказался и правда хорош; финальная ария тронула даже Максима: там говорилось про то, как обидно во цвете лет расставаться с жизнью (это он прочел на экране над сценой, где бежали русские субтитры). Юля в конце кричала «браво», аплодировала, не жалея ладоней, пока не задернули занавес и не включили в зале большой свет.

Они забрали в гардеробе ее плащ, вышли на улицу. Опера оказалась короткая, было всего десять часов, и Максим, чтобы не расставаться так сразу, предложил Юле посидеть где-нибудь. Она, не думая долго, согласилась и показала пальцем в сторону соседнего здания, где над ярко освещенными окнами призывно горела вывеска – «LORO».

Им сразу предложили заказать напитки, и Юля попросила себе сухой мартини. Ну вот, подумал Максим, от чего ушел, к тому и пришел. Но сердиться на нее не стал – кто ему эта девушка?

– Давай со мной, – предложила Юля, но он помотал головой, сослался на то, что приехал сам, за рулем.

Она вздохнула:

– Тогда ладно. Расскажи, чем занимался вчера? Что на работе?

– Ну, я же врач! Что у меня может быть – больные, уколы, капельницы. Ты лучше расскажи – веселое что-нибудь.

– Веселое? Ладно. Меня на днях в шиномонтажке нагреть хотели. Приехала менять резину, а они увидели блондинку и давай рассказывать: надо диски зачищать, семьсот рублей за штуку. Хотели денег снять, представляешь! Хоть бы поинтересней чего придумали!

– Отказалась?

– Естественно! Позвонила мужу, спросила, как быть. Он сказал, не обращай внимания. Потом, правда, выходил проверял – могли ведь и попортить что-нибудь.

– А кто у тебя муж?

– Волшебник, – хихикнула она, но потом добавила: бренд-менеджер в компании.

– Какой?

– Маркетинговой. Она иностранная, ты вряд ли знаешь.

– Старше тебя?

Максим уже нарисовал в голове картинку с преуспевающим взрослым рекламщиком и хорошенькой Юлей при нем.

– Младше на год.

– Что же он с тобой в оперу не ходит?

– Ну почему, ходит иногда. Просто сегодня не смог. Устал сильно за неделю.

Им принесли большую деревянную доску с холмиками сливочного сыра, инжиром и полосками прошутто. Поверх лежала резная темно-зеленая руккола, сверкали капли ароматного масла. Юля попросила хлеб, и ей подали корзинку с большими, нарочито грубыми ломтями. Она облизнулась, потянула ее к себе, намазала сыр на хлеб, сверху выложила прошутто, наколола инжир на вилку. Прожевала, отпила коктейль и, в полном блаженстве, выдохнула:

– Как же вкусно!

Максим попробовал повторить за ней, и это оказалось действительно неплохо, хоть и не настолько, чтобы закатывать глаза и испускать вздохи. Наверное, мартини так на нее подействовал.

– Слушай, я все хотела спросить, а зачем тебе итальянский? Точно же не по работе…

– У жены мать в Италии живет. Она туда часто летает, а теперь и я с ней. Обидно ни слова не понимать.

– Жена тебе не переводит, что ли?

– Она сама не говорит. И учить не собирается. Ей нормально.

– Хм… я бы так не смогла. Но ко мне языки легко прилипают. Даже учить не надо, само как-то получается.

– Это я заметил. Какое у тебя образование? Ну, основное?

– Журфак МГУ, – Юля подперла рукой подбородок, опустила глаза. – Но я там плохо училась. Больше прогуливала. Теперь жалею. Видишь, наверстываю упущенное.

– Почему прогуливала? Было скучно?

– Нет, что ты! Я просто все время влюблялась. Ну и убегала с пар гулять. Все пять лет.

– А потом вышла замуж?

– Да нет, я и тогда замужем была. Мы с Ильей одноклассники, поженились после школы.

– Так ты поэтому бегала с занятий? Пользовалась возможностью, чтобы муж не узнал?

– Ага, прикрывалась высшим образованием, – рассмеялась она.

Максим рассказал про свой первый мед, интернатуру, частную наркологию. Юля слушала, внимательно глядя ему в лицо, щурила глаза. Звук в телефоне она выключила, и даже когда экран загорался и появлялись входящие сообщения, не отвлекалась от их разговора. Время от времени автоматическим движением крутила на пальце обручальное кольцо, проводила рукой по волосам. Бокал ее опустел, она заказала еще. Потихоньку вытащила из кармана электронную сигарету, затянулась. Максим уже не раздражался, а просто завидовал тому, как она наслаждается едой, коктейлем и своей дурацкой сигаретой-палочкой, как блестят у нее глаза, как губы складываются в улыбку. Казалось, будто она знает какой-то секрет, которым готова поделиться, надо только попросить. Ему захотелось взять ее за руку, потрогать мягкие нежные пальцы, но Максим одернул себя, велел придержать коней. Чем это в прошлый раз закончилось? Вот то-то же!

Они попросили кофе и пошли его пить на улицу, где висели над столиками греющие лампы. Юля завернулась в плащ, накрутила длинный узкий шарф на шею. В полутьме ее волосы отливали серебром, белая рубашка словно светилась. Зная, что это впечатление кратковременно, что завтра все забудется и пройдет, Максим все-таки любовался исподтишка своей случайной спутницей, персонажем из совсем другой жизни.

Он предложил подвезти Юлю до дома, и она сразу согласилась, пошла к машине за ним. Под музыку они пролетели Ленинский проспект, свернули в лесок и остановились перед шлагбаумом, за которым начинался малоэтажный жилой квартал. Юля покопалась в сумке, вытащила брелок и открыла ему проезд. Попросила притормозить у ярко освещенного стеклянного холла, вылезла, помахала на прощание рукой.

Максиму оставалось до дома каких-то минут десять, но ехал он медленно, оттягивал возвращение как мог. Очень надеялся, что Ленкины гости уже ушли, даже написал Артему – спросил, что там у них происходит. Тот не ответил, и Максим зарулил к себе в поселок, припарковался, посидел немного в машине. Окинул взглядом таунхаус – в окнах первого этажа горел свет, наверху было темно. Стоило отпереть дверь, и на него обрушилась музыка, громкие голоса; похоже, Ленка с гостями хором пели в караоке. Она выскочила в коридор, кинулась его обнимать. Артем прятался в своей комнате – бывшем кабинете.

Максим переоделся, заглянул к нему: мальчик спал, в ногах, на одеяле, посапывал Филя. Вечеринка внизу продолжалась, Ленка включила очередную песню. Максим остановился на площадке лестницы, прислушался, а потом решительно двинулся в гостиную.

– Время позднее, – сказал, выключая музыкальный центр, – Артем уже спит. Надо бы тут проветрить.

Распахнул окно, начал уносить со стола посуду, давая понять, что вечер окончен. Соседи засобирались, хоть Ленка и предлагала посидеть еще. Наконец они ушли, и Максим устало опустился на диван, потер глаза.

– И как твой поставщик? – спросила Ленка мимоходом, загружая тарелки в посудомойку, и только тогда Максим вспомнил, что ничего про театр ей не рассказал.

– Нормально, – ответил коротко, а потом, словно в воду ныряя, объявил:

– Лен, давай-ка разводиться с тобой.

Глава 5

Максим проснулся наутро от странного ощущения чужого присутствия – это густой туман ворвался в окна, заполнив комнату безжалостным дневным светом. Казалось, выгляни наружу, и увидишь ледяную пустыню с торосами и белых медведей. Ленка спала на своей половине кровати, уткнувшись носом в подушку; волосы разметались во все стороны, голая пятка торчала из-под одеяла.

Вчера она столько плакала, столько кричала и упрекала его, что Максим уже подумывал сделать ей укол, уложить спать насильно. Но обошлось – узнав, что он позаботится о том, где им с Артемом жить, и не станет сразу отправлять в свободное плавание, она угомонилась, хоть и всхлипывала еще какое-то время.

Теперь предстояло решить, откуда добыть ей квартиру – может, взять ипотеку? Максим заплатил бы первый взнос, дальше она сама. На новой должности зарплату ей прибавили, этого хватит, если будет жить экономно. Максиму было неудобно перед Артемом, стыдно, что дал надежду и обманул. Тем не менее, поднявшись утром, он собрал вещи – самое необходимое, – попрощался с женой и поехал в санаторий, устраиваться.

Занял палату на одного, объяснил, что поживет пока здесь. Дома проблемы, подробности позже. Через день у него был урок итальянского, и там, подходя к аудитории, он услышал разговор между Юлей и одной из Вик.

– Где наш мужчина? – спрашивала Вика, а Юля отвечала:

– Билли-Боб? Торнтон? Не знаю, сейчас, наверное, придет.

Ого! Вот с кем они его сравнивают! Максим вспомнил сухое лицо, пронзительные глаза голливудского актера и подумал, что сравнение, пожалуй, подходящее. Примерно так он сам себя видел.

После занятия – глаголы, прошедшее время, рассказ о семье – Юля убегала в очередной ресторан, делать обзор. Спросила: «Пойдешь со мной?» – и Максим кивнул, соглашаясь.

– Ты что-то мрачный, – заметила она на ходу, шагая по Тверскому бульвару.

– Может быть, – не стал отпираться он.

– Что-то случилось?

– Развожусь с женой.

– Да ладно! Серьезно? Почему?

– Неохота рассказывать. Так, не сошлись характерами.

– Ты расстраиваешься? А кто предложил?

– Сам и предложил. Но все равно расстраиваюсь.

– Ну, расскажешь когда-нибудь. Давай пока поедим. Мне всегда помогает.

На этот раз обзор был заказной; им заставили весь стол красивыми тарелками, Юля сделала фотографии, и они наконец смогли взяться за еду. Она пробовала одно блюдо за другим, делала быстро заметки в телефоне, предлагала Максиму тоже оценить. Сначала кусок не лез ему в горло, но потом, постепенно, стало отпускать: сытость вкупе с Юлиной компанией успокаивали.

Юля поблагодарила официантов, попросила вина и, поудобнее устроившись в кресле, спросила:

– Ну что, тебе получше?

– Удивительно, но да!

– Поболтаем?

– Давай. О чем?

– Да хоть об Италии. Ты где-нибудь кроме Генуи был?

– Не-а. А ты?

– Я да. Меня муж часто возит. Когда хорошо себя веду, – рассмеялась она.

– Тогда расскажи, где больше понравилось.

– Во Флоренции, наверное. Вообще в Тоскане. Это какой-то волшебный край. Куда ни посмотри – сплошная красота. И кормят потрясающе!

– Вы надолго летаете?

– По-разному. Бывает, что на пару дней. Бывает и на месяц, если у Ильи получается взять отпуск.

– Слушай, а вы хорошо с ним живете?

– Ну конечно. Иначе зачем оно все?

– Вот и я так решил.

– И пошел разводиться?

– И пошел разводиться. Наверное, и жениться не должен был. У моей жены сын, такой хороший мальчишка! Стыдно перед ним ужасно.

– Может, тогда потерпеть?

– Нет, не получится. Я уже решил.

– Тогда за новую жизнь!

Юля подняла бокал, приглашая его выпить, и Максим, махнув рукой, заказал себе тоже вина. Время было раннее, двенадцать часов, но в ресторанном зале с гобеленовыми креслами, белыми скатертями и сверкающей на столах посудой царил как будто постоянный вечер. Максим знал, что не стоит позволять себе слишком много – зачем иначе он столько лет отказывался от спиртного, да еще и Ленку упрекал, но очень уж хотелось почувствовать хоть небольшой подъем, развеселиться.

– Как вы теперь будете? Кто куда пойдет? – спросила Юля вскользь, продолжая разговор. Одновременно она накалывала на вилку разбегающиеся по тарелке маслины из салата, анчоусы и кусочки ярко-желтого болгарского перца.

– Жена пока у меня осталась. А я переехал – в санаторий.

Юля удивленно взглянула на него:

– В кабинете живешь?

– Нет, в кабинете работаю. А живу в палате – люксовой, между прочим.

– Удобно, когда санаторий твой собственный, да? – подмигнула она.

– Очень! – ответил он ей в тон. – Как гостиница за городом. Кстати, хочешь посмотреть? Заезжай, я приглашаю.

– Может, и заеду. Вечерком как-нибудь.

– Хочешь, сегодня?

– Сегодня не могу. Завтра. Договорились?

– Давай. Во сколько? Я свободен после шести.

– Тогда в шесть и явлюсь. Сбросишь адрес, хорошо?

Адрес Максим сбросил, но Юля приехать не смогла. Отговорилась какими-то делами, пообещала в другой день. Максим особо не ждал, занимался пациентами, а вечером, закончив, запирался у себя в палате и читал. Включал в наушниках музыку, порой позволял себе выкурить сигарету. Потом приходилось измерять давление, принимать таблетки – давняя его проблема.

Постояльцы в палатах сменялись, а он так и жил, словно призрак, поселившийся в новом здании, бродил вечерами по коридорам. Уже выпал снег, дворники скребли дорожки в парке лопатами и посыпали мраморной крошкой. Максим гулял там вечерами, разглядывая потяжелевшие от наледи ветви деревьев. Квартира для Ленки была куплена, сделку он оформил быстро, но там еще предстояло сделать ремонт. Понимая, что до Нового года рабочие точно не закончат, Максим готовился встретить его в одиночестве тут же, в санатории. Коллеги приглашали к себе, кто-то из друзей звал поехать в загородный клуб, но Максиму не хотелось общаться, рассказывать, почему он снова без жены.

В один из морозных вечеров, когда за окном переливался в свете фонарей колкий иней, Максим получил от Юли сообщение: «Хотела сегодня к тебе заехать. Можно?» Он ответил, что уже свободен, пусть приезжает. Юля позвонила от проходной, он открыл шлагбаум, впуская ее машину внутрь. Фары осветили парадный вход, потом погасли, и Юля вылезла из-за дверцы. Вытащила с заднего сиденья какую-то коробку, откинув назад нетерпеливым жестом полу длинного темно-серого пальто, пробежала к дверям, улыбаясь ему. Обняла одной рукой за шею, второй удерживая коробку на весу. Потом протянула ему: держи!

– Что это? – удивился Максим.

– Тортик. Любишь сладкое? – хихикнула она.

– Не очень. С какой стати?

– Ну, я же в гости. Неудобно с пустыми руками. Будем чай пить. У тебя чайник есть?

– Даже целая кухня. Сейчас попрошу, чтобы сделали чай. А может, ты бы поужинала?

– Да я из ресторана. Опять писала обзор. Есть точно не хочу. Но тортик – это святое. Показывай свои владения.

Максим подозвал медсестру с поста, отдал ей коробку, попросил отнести к нему. Поручил заодно заказать чай на кухне, и повел Юлю смотреть санаторий. Она увидела надписи на дверях отделений «Реабилитация», «Детоксикация», «Психосоматика» и нахмурилась. Посмотрела внимательно на него и спросила:

– Погоди, у тебя что, дурдом? Ты какой врач?

– Психиатр-нарколог. Не ожидала?

– Не очень. Тут вообще безопасно? На меня никто не набросится?

– Ты же со мной! – хмыкнул Максим. – На всякий случай везде санитары.

– Чтобы буйных держать?

– Да нет здесь никаких буйных, – скривился он. – Они все в клинике.

– То-то я смотрю, на окнах решетки. Нет буйных, говоришь?

– Это на всякий случай. По-разному же бывает. Вроде успокоился человек, притих, а потом раз – и прыгает из окна. Поэтому и решетки.

– Ничего себе работа! – Юля поежилась, обвела взглядом холл, где горел приглушенный свет и сидели в креслах несколько больных. Они внимательно рассматривали ее – кого это доктор к себе пригласил? Дама в золотистом бархатном костюме покосилась на Юлю ревниво, резко встала и ушла к себе.

Максим повел гостью дальше, в угловую палату, где временно поселился. Усадил в кресло, включил музыку в стереосистеме. Сам опустился на диван напротив, сказал, что чай сейчас принесут. Его даже не принесли – привезли на тележке, вместе с Юлиным тортом, аккуратно порезанным на кусочки. Повар добавил еще лимон на тарелочке, шоколадные конфеты, засахаренные орехи – расстарался ради главврача.

Юля налила им чаю, положила лопаткой торт на два блюдца. Попробовала свой и отставила в сторону:

– Малость приторный. Но в целом неплохо. Ты будешь?

Максим уже собирался ответить, но в дверь постучали, и дама в золотистом костюме ворвалась в палату, не дожидаясь приглашения.

– Максим Викторович, мне очень плохо! – воскликнула она и схватилась за массивную, круто выступающую грудь.

– В чем дело? – сдвинул он брови. – На посту есть медсестра, в отделении дежурит врач. Обратитесь к ним.

– Ваш врач – недоучка. Он говорит, что мне надо просто лечь спать. Но я же чувствую, как колет – вот тут!

Дама ткнула пальцем в кольцо далеко расстегнутой молнии на куртке – наверное, предполагая, что именно в этом месте у нее находится сердце.

– Еще какие-то симптомы есть? Стесненное дыхание, тревога?

– Вы же знаете, у меня все время тревога! Да, дышать тяжело. Сделайте что-нибудь, я так не могу!

Все это время она не сводила глаз с Юли, буравила ее взглядом, словно собиралась дыру просверлить. Юля тоже смотрела на нее – с интересом и немного испуганно.

– Возвращайтесь в палату, – сурово сказал Максим, – я сейчас подойду.

– Скорее, доктор, мне кажется, это что-то серьезное! Вот, кольнуло! Ой, очень сильно!

Дама сморщилась, и по ее щеке покатилась вымученная слеза. Максим взял ее под локоть, извинился: «Я сейчас», – и вышел, уводя пациентку с собой. Из-за двери Юля услышала его голос:

– Где Вячеслав Олегович? Позовите его и медсестру. В пятнадцатую палату.

Он вернулся минут через десять; Юля за это время успела выпить свой чай и рассмотреть книги, в беспорядке разбросанные по стеллажу. Там был комментарий к Ветхому Завету, несколько детективов и затрепанный том «Анны Карениной». Когда Максим вошел, она спросила:

– Ты что, от нечего делать перечитываешь Толстого? – и он ответил со смехом:

– Почему нет? Очень успокаивающее чтение!

– Про Левина и его крестьян? Не смеши!

– Я ради Анны пробежался по последним главам, где она уже морфинистка. Все поведение – как у моих пациентов. Прямо по схеме. Даже самоубийство.

– Ты нарколог, тебе виднее! Думаешь, надо было и ей решетки на окна прикрутить?

– Не помешало бы.

– А комментарии к Ветхому Завету листаешь на сон грядущий?

– Да нет, это из молитвенной комнаты. Кто-то из пациентов принес.

– У вас молитвенная комната есть?

– Есть. Для алкоголиков. Знаешь про двенадцать шагов?

– Немного…

– Ну, там простая суть. Признать свое бессилие, предаться в руки Богу. Некоторым помогает.

– А остальные?

– Остальные продолжают пить. И лечиться.

Юля досадливо махнула рукой и перескочила на другую тему:

– Ты не думал в Италию поехать, в языковую школу? Меня в последнее время так и тянет! Попробовать свои знания на практике.

– Вот ты энтузиаст! – улыбнулся Максим. – И куда?

– Да куда угодно! В ту же Флоренцию. Я узнавала, там масса школ, которые принимают иностранных студентов. Можно официально все оформить, поехать всем вместе. Надо девчонкам предложить. Ты бы рванул?

– Рванул бы. Надолго?

– Стандартный срок – две недели. Можно больше, меньше нельзя. Тебя отсюда отпустят?

– Еще и ручкой помашут. Но у меня на первом месте сейчас ремонт. Как закончится, Ленка переедет – и я свободен. Могу хоть в Италию, хоть к черту на рога.

– Это когда примерно?

– Думаю, к весне.

– Тогда надо на март планировать. Ой, как здорово, что ты не против! Мне очень хотелось, чтобы ты поехал! Не люблю чисто женский коллектив.

Максим смотрел на нее, заражаясь легкой, искрящейся энергией. Ему уже не казался мрачным санаторий, в котором он вынужденно жил, в палате вдруг стало по-домашнему уютно. Юля сбросила белые кеды, в которых приехала, несмотря на снег, забралась с ногами в кресло.

– Слушай, а у тебя можно курить? – спросила, наклонив голову к плечу.

Максим разрешил, и она вытащила свою электронную палочку, затянулась пару раз.

– Ты зачем куришь эту гадость? – недовольно буркнул он. – Бросай, сигареты и то лучше. Знала бы ты, что мы в анализах у пациентов находим, которые тоже такими вот балуются!

– И что?

– Всякую дрянь. Послушай доктора, прекращай!

– Мне нравится. Не хочу прекращать, – она картинно затянулась.

– Ну и дурочка.

В дверь опять постучали, на этот раз врач.

– Максим Викторович, выйди на минутку!

Максим поднялся, вышел в коридор. Потом сунулся назад, сказал Юле:

– Та мадам снова буянит. Говорит, у нее инфаркт, мы ее в могилу сведем. Ты прости, мне пора.

Юля сразу встала, подхватила сумку.

– Да, я поеду. Увидимся на уроке. Тогда про Италию я всем предложу, да?

– Конечно. Тебя медсестра проводит.

Та, насупившись, уже стояла на пороге.

– Не надо, сама дойду, – сказала Юля и двинулась к лестнице на первый этаж.

Медсестра тем не менее сопроводила ее до дверей, выпустила в ночь, заперла замок изнутри.

Юля залезла в машину, выехала за ворота и помчалась к мужу, докладывать о том, что весной она всю группу повезет во Флоренцию. Максим тем временем распорядился вколоть капризной даме в бархатном костюме успокоительное, попросил убрать из палаты тележку с остывшим чаем, а торт раздать завтра сотрудникам. Проветрил в комнате перед сном, почитал детектив и долго еще лежал, вспоминая Алену с Артемом и собаку Филю, которым предстояло вскоре покинуть его дом и его жизнь.

Перед Новым годом, когда все вокруг покупали подарки и готовились праздновать, Максим загрустил. На итальянский таскался как на каторгу, без всякого удовольствия. Погода тоже не способствовала: вместо снега сыпал дождь, замерзал по ночам в грязную ледяную коросту. В санатории планировался корпоратив двадцать девятого числа, потом только дежурства: один врач, медсестра и санитар. Пациенты разъезжались, намереваясь отмечать в семейном кругу. Максим подозревал, что не все семьи будут рады их возвращению, но удерживать никого не собирался. Оставались только трое человек, которым и правда лучше было к праздничному столу не подходить, не соблазняться.

Еще разок заезжала к нему Юля, посидела немного, развлекла разговором. Во Флоренцию согласились поехать Вика-спортсменка и Маргарита, Вику-тихоню не отпустил муж. Юля занималась перепиской с языковой школой, организовывала для них жилье. Ей обещали, что найдут большую квартиру, с общей гостиной и спальней для каждого. Она хотела в самом центре, чтобы везде ходить пешком.

Максима идея такого общежития не очень вдохновляла, но, видя, как радуется Юля, как строит планы и продумывает культурную программу, он не решался возражать – пусть идет как идет. Последнее занятие было назначено на тридцатое декабря, и они договорились потом вместе где-нибудь посидеть. Опять Юля вызвалась найти место, все устроить.

На урок она прибежала возбужденная, с горящими глазами, принесла в зеленом ведерке маленькую елочку, украшенную бусами и мишурой, бумажный пакет – явно с подарками – и бутылку шампанского. Даже не спрашивая Марию, выставила на стол коробку конфет, одноразовые пластмассовые бокальчики на разноцветных ножках. Протянула Максиму шампанское, чтобы он открыл.

Мария, понимая, что с таким напором ей все равно не справиться, Юлю поддержала, предложила на итальянском тост за «Буон Каподанно», пожелала всем счастья и любви. Следующим номером у Юли действительно оказались подарки: каждый получил сверток в пестрой бумаге, перевязанный шелковой ленточкой. Там лежал шоколад – итальянский, – разноцветные драже и «торроне», нуга с орехами.

Занятие, хоть и сокращенное, состоялось; они записали задание на каникулы, весело распрощались с Марией и пошли за Юлей следом в крошечный ресторанчик на Патриарших, где она, похоже, знала владельцев: их уже ждали накрытый стол и музыка, хозяин встречал на пороге – они с Юлей расцеловались в обе щеки. Зал был похож на глубоководную морскую пещеру с черными стенами, оранжевыми люстрами – как настоящие кораллы, – занавешенными окнами и редкими бусинами электрических лампочек возле них.

Все расселись вокруг стола; Максим специально задержался, чтобы посмотреть, где окажется Юля, и устроиться рядом с ней. Маневр оказался излишним: она сама схватила его за рукав, усадила. Обвела зал глазами, словно проверяя, все ли в порядке, все ли довольны, и скомандовала хозяину: «Наливай!» Он хлопнул пробкой от шампанского, лихим жестом плеснул пену в первый бокал, второй…

– А себе? – подмигнула Юля, и он поставил еще один, тоже налил до половины.

– Давайте-ка я вас познакомлю, – сказала она, поднимаясь и обнимая его за шею рукой.

– Это, дорогие мои, прекраснейший Василий – прошу любить и жаловать.

Они переглянулись, как сообщники – понимающе, с хитрецой, – и Максим внезапно почувствовал укол ревности. Василий? Этот, с крашеными волосами и бриллиантовой серьгой? Весь извивается, как змей, щурится на нее. Максим обратил внимание, что, обнимая Юлю, хозяин ресторана запустил большой палец за ремень на ее джинсах, а остальные – в задний карман и, кажется, даже погладил. Она нисколько не удивилась, вообще никак не отреагировала. Значит, привыкла к такому обращению с его стороны.

Они с Василием чокнулись сначала между собой, потом со всеми за столом. Разговор пошел, конечно, о Флоренции – как здорово будет спокойно погулять, походить по барам и магазинам.

– Ну, с вами едет специалист, – заметил Василий, – Джульетта скучать вам не даст.

Она только рассмеялась, ткнула его в бок кулаком: хватит тебе!

– Мы с ней год назад там были – затаскала меня совсем, еле живой остался.

Значит, отношения близкие, подумал Максим, раз ездят по заграницам вместе. Любовники, что ли? Чудной этот Василий: загорелый – из солярия? – вылизанный, с черным лаком на ногтях. Но с чего бы он так по-хозяйски держался с ней?

Юля тем временем предложила тост за осуществление планов, пообещала, что насмерть никого не затаскает, но развлечет от души. Показала в телефоне квартиру, которую им пообещали: гостиная с двумя гигантскими диванами, кухня с обеденным столом человек на двенадцать, четыре спальни и две ванные. Максим попытался представить себе, как живет вместе с тремя барышнями разного возраста, и удивился, поняв, что не испытывает никакого раздражения или тревоги. Главное, Юля будет там. Он уж найдет возможность больше времени проводить с ней.

Тут же напомнил себе не увлекаться, не усердствовать. Развод он оформил, Ленка даже не сопротивлялась, согласилась на все условия. Ее сговорчивость наводила на размышления – не появился ли кто новый на горизонте. Вполне возможно, с ее-то прытью. Они практически не виделись с тех пор, как подписали бумаги. Только Артем звонил ему иногда по вечерам, рассказывал, как дела в школе. Максим позаботился о том, чтобы мальчику не пришлось переводиться еще раз, квартиру купил в многоэтажке возле поселка. Пообещал, если что, помогать с уроками, встречаться и вместе выгуливать собаку.

Юля заметила, что он задумался, заглянула в лицо:

– А ты что скажешь?

Вроде они обсуждали, кто где отмечает Новый год, Максим прослушал. Поэтому повел неопределенно плечами, ничего не ответил. Василий поднялся из-за стола, пошел встречать шумную компанию, которая ввалилась в двери. Тут же подключился официант, стал принимать пальто; хостес подхватила с буфета стопку меню. За их столом разговор продолжался: у Вики-тихони дочь связалась с неподходящим мужчиной, Маргарита устроилась на работу в театр, Вика-спортсменка собиралась покупать щенка фокстерьера. Юля с ними шутила, а под столом – Максим чувствовал – нетерпеливо постукивала ногой.

Потом она встала, извинилась, отошла в сторону кухни. Максим оглянулся: они стояли за занавесом с Василием, курили, и он что-то ей на ухо шептал. Максим сделал вид, что собирается в туалет, двинулся в их сторону; они замолчали, уставившись на него.

– Как вам у нас, – спросил Василий, – все нравится?

– Да, вполне. Спасибо Юле, что привела.

Юля фыркнула, глянув на Василия: видишь, я молодец! Потом обернулась к Максиму:

– Так все-таки, ты где собираешься отмечать? Не в санатории же?

– Скорее всего, там. Никуда не хочется.

– Ой нет, так нельзя! Что это за праздник – сидеть в палате! Хочешь, приезжай к нам. Мы будем дома.

Василий кивнул, как будто дом у них общий:

– Приезжайте, не пожалеете. Бар обеспечиваю я.

– А я фейерверк, – расхохоталась Юля. – Серьезно, Максим, давай! Часов в десять. Я буду ждать. С мужем тебя познакомлю.

При этих словах они с Василием опять переглянулись, и он высоко вздернул брови. Максиму не хотелось ничего поспешно обещать – как бы не пришлось отказываться. Он поблагодарил за приглашение, сказал, что подумает.

– Когда думать – Новый год завтра! – Василий показал все свои тридцать два белоснежных зуба.

Юля поддержала:

– Нечего капризничать. Адрес ты знаешь, квартира двенадцать. Четвертый этаж. Все, договорились.

Юля развернулась, решительно пошагала к столу, вклинилась в разговор.

– Она всегда такая? – спросил Василия Максим.

– Какая?

– Настырная.

– Обычно гораздо хуже, – ответил тот, и, чуть толкнув Максима боком, скрылся в подсобке.

Максим нашел туалет за очередным занавесом в черном, едва освещенном коридоре, вымыл руки и посмотрелся в зеркало. Стряхнул с себя морок, нагоняемый странной обстановкой. Прикинул, хочет ли действительно к Юле в гости или просто поддается моменту. Нет, хочет. И во Флоренцию хочет с ней. Значит, решено. И надо еще успеть купить ей подарок.

Когда он вернулся, Маргарита собиралась уходить, Вики тоже. Юля оставалась: у них с Василием дела. Максим проводил дам к метро, а сам пешком прошелся до торговой галереи. Побродил там среди витрин, пытаясь придумать оригинальный подарок, и уже на выходе обратил внимание на большой макет железной дороги: паровозик бежал по заснеженной равнине вокруг зеркального катка, по которому гоняли на коньках крошечные человечки. В центре катка стояла елка, переливаясь огнями, у паровозика светились окошки, а из трубы шел едва заметный дым. Словно зачарованный, он глядел на человечков в ярких куртках и микроскопических вязаных шапочках, на елочные игрушки величиной со спичечную головку. Продавец подкрался неслышно, спросил: «Вас что-то заинтересовало?» Максим махнул головой в сторону макета, и тот засуетился, повел его внутрь магазина. Железная дорога стоила неприлично дорого, но Максим сразу же сказал, что берет, попросил красиво упаковать.

Ему вручили тяжелую коробку, поздравили с наступающим. Чтобы не везти ее на метро, Максим вызвал такси и поехал к себе, в санаторий. Там, радуясь, что нет ни сотрудников, ни пациентов, дотащил подарок до своей палаты, поставил на пол, разделся и пошел в кабинет. Посидел над документами, написал в статье пару строк, а потом заперся, вытащил сигареты и бутылку виски – из подарков. Открыл окно, включил музыку и начал праздновать Новый год за сутки до наступления. Почувствовав, что пьянеет, бутылку убрал, взял телефон и позвонил Юле. Она ответила с первого гудка:

– Максим, ты? Привет! Я уже дома, жду тебя завтра.

– Я приду. Я хотел тебе сказать… – он запнулся, потом откашлялся.

– Ты, похоже, пьяный, – догадалась Юля. – Наконец-то начал себя вести как человек. Новый год на дворе, а он ходит как тень отца Гамлета. Только не увлекайся, до завтра дотерпи. Ладно?

– Ладно. Но я хотел сказать…

– Завтра скажешь.

– Нет, сейчас. Юля, ты молодец. А я дурак.

– Все правильно. Я молодец. Ложись спать. Ты меня понял?

– Понял. Ложусь.

Он повесил трубку, лег, не раздеваясь, на кровать. Поворочался, слушая, как завывает за окном ветер, разбиваются капли о жестяной уличный подоконник. Телефон завибрировал в руке, он поднес его к лицу и увидел ее номер.

– Ты лег? – спросила Юля.

– Ага.

– Вот и хорошо. Я тоже хотела сказать.

– Что я дурак?

– Что ты классный. Я очень рада, что мы познакомились.

Максим сел на постели, наморщил лоб.

– Правда?

– Правда. До завтра?

– Пока.

Он боялся проснуться утром с больной головой, поэтому взял у медсестры на посту активированный уголь, принял сразу десять штук. Заодно измерил давление – нормальное, в кои-то веки. Разделся, улегся в постель, даже немного почитал. Попытался заснуть, но получилось не сразу: перед глазами стояли Юля, Василий и его рука у нее в заднем кармане. Максим представил, как сам засовывает туда пальцы, соскользнул в фантазии, повернулся на бок.

Когда продрал глаза, часы показывали половину одиннадцатого – сто лет он так долго не спал. Надо было подняться, поработать немного врачом: обойти троих пациентов, оставшихся в отделении, дать распоряжения на новогоднюю ночь. Все это он делал машинально, чувствуя щекотку в груди от предвкушения. Зачем она его позвала? Знакомить с мужем? Что за чушь! Он вообще есть? Максим поймал себя на мысли, что это мальчишество, опять он позволяет себя увлечь. Но Юля вроде и не увлекает – пока что она держалась с ним исключительно дружески. И все равно, его предчувствие не на пустом месте. Скорее бы вечер, скорее бы ночь. Пропади они пропадом, эти пьяницы в дорогих одиночных палатах, медсестра в хирургическом костюме, пучеглазый Андрей Юрьевич – дежурный врач…

В половине десятого он уже сидел в такси, рядом с коробкой, которая с трудом влезла на заднее сиденье. Шлагбаум в Юлин жилой комплекс был поднят, на КПП охранник записывал номера машин и спрашивал, к кому. Максим показал нужный подъезд, выгрузился и постоял, пытаясь унять нервную дрожь, возле скамейки в окружении двух молоденьких сосен. Вспорхнула с ветки синица, на землю посыпался снег. Максим подошел к двери, нажал на кнопку звонка и затаил дыхание.

– Кто там? – спросил мужской голос.

Максим опешил, потом быстро сказал:

– Максим. К Юле.

– Проходите.

Пискнул сигнал, замок открылся, и он вступил в ярко освещенный холл. Поднялся на лифте на четвертый этаж и оказался перед квартирой – единственной на лестничной клетке, с распахнутой дверью, из которой гремела музыка и неслись оживленные голоса. Юля выбежала ему навстречу, попыталась обнять, но из-за коробки, которую он держал перед собой, не смогла.

Потянулась сбоку к щеке, поцеловала, придержав на голове карнавальную корону с длинными лучами. Затащила в прихожую, показала, куда поставить коробку. Рядом уже крутился Василий – он помог Максиму раздеться и повел в просторную гостиную с окнами от пола до потолка, компанией нарядных гостей и живой елкой в гирляндах, источающей нежный аромат хвои. На островке, отделявшем гостиную от кухни, сверкали разноцветные бутылки, рядами, как фигуры на шахматной доске, стояли рюмки и стаканы. Верхний свет был потушен, зато на потолке крутился диско-шар, рассыпая по стенам пестрые брызги. Юля исчезла, потом появилась в сопровождении динозавра – почти настоящего, в зеленом костюме с маской и торчащими из спины шипами. Динозавр стащил с головы шлем, убрал со лба темные волосы, внимательно посмотрел на Максима и, протягивая руку, представился:

– Илья.

– Мой муж, – добавила Юля, подхватив динозавра под локоть – точней, под когтистую лапу.

– На «ты»? – спросил тот Максима, и он кивнул:

– Конечно.

– Тогда проходи. Что тебе налить?

– Я сама, – вмешалась Юля, увлекая Максима за собой. – Я пью джин. Он тоже елкой пахнет. Будешь?

– С тоником, – выдохнул Максим. – И льда побольше.

Гостиная у Юли, с потолками под четыре метра, была просторная, практически без мебели – там стояли только низкий диван, елка и висел на стене экран для проектора. На нем мелькали видеоклипы, из динамиков неслась музыка. Временами включался стробоскоп, на елке переливались гирлянды, гости подпевали песням наперебой. Это выглядело вакханалией, дорогим ночным клубом, и Максим удивился, как Юля тут живет.

Вокруг островка толкались желающие выпить, наливали сами себе. Кто-то рассыпал лед, кубики разлетелись по столешнице из светлого, с прожилками, мрамора. Словно из ниоткуда возник Василий, стряхнул лед в раковину, набрал из морозильника новый – там лежало несколько больших мешков. Обратился к Максиму, схватив за локоть:

– Скоро будет сюрприз!

Не прошло и пары минут, как в гостиную ворвалась крупная женщина в парике, с густо накрашенным ртом. Платье в блестках обтягивало массивную фигуру, ноги подгибались на высоченных каблуках. Дива закричала в микрофон:

– Приветствуем звезду-у-у-у! – и все загомонили, захлопали.

Она встала на фоне экрана, залитого пронзительным розовым светом, поправила парик, взмахнула микрофоном, словно дирижер палочкой. Тут же включилась фонограмма, Тина Тернер. Дива стала открывать рот, гости орали, повторяя за ней припев «Simply the Best». Юля стояла с Максимом рядом; когда он повернул голову, она кричала вместе со всеми, пританцовывала и свистела в дудку, перевитую зеленой мишурой. Корона у нее на голове сбилась на сторону, сдвинула волосы, и обнажилось розовое, какое-то детское ухо – даже сережки в нем не было.

Максим глотнул из своего стакана и понял, что там практически чистый джин. Юля показала жестом: пей, пей до дна, – и он опрокинул его, уже желая опьянеть и веселиться так же, как эти сумасшедшие.

– Давай я тебе дам маску, – предложила она и потащила его за руку по коридору в спальню. Там, на бескрайней кровати, грудой были навалены карнавальные костюмы и еще какое-то тряпье. Покопавшись в нем, Юля вытащила за клюв черную маску чумного доктора, нацепила Максиму на голову и оглядела его, довольная, с ног до головы. Он поежился, спросил:

– У вас можно курить?

– Ого, какой прогресс! Ты уже куришь? Пошли на балкон.

На застекленной лоджии с туями в кадках Максим достал из кармана пачку сигарет, предложил Юле, и она взяла одну, а электронную спрятала в карман. Во дворе запускали фейерверки, и от каждого в воздухе повисал дымный размытый след.

– У нас тоже будет салют! – воскликнула Юля. – В полночь. Потом поедем все в клуб. Ты же не против?

Максим пожал плечами, ничего не стал говорить. Вряд ли он поедет. Встретит Новый год и домой. Ни компания, ни обстановка вечеринки ему не нравились – только Юля, ее лучезарное присутствие.

В гостиной на смену диве вышел под свет проектора худой парень в костюме-двойке флуоресцентного салатового цвета, стал кривляться под очередную песню. Губы его были накрашены фиолетовым, на руках – длинные накладные ногти. Время приближалось к двенадцати, на экране появился циферблат кремлевских курантов. Когда стрелки сравнялись и часы начали бить, Юлин муж с Василием встряхнули бутылки шампанского, выстрелили пробками в потолок. Пока остальные чокались, Илья схватил Юлю, притянул к себе, поцеловал в одну щеку, а Василий – в другую.

Все стали надевать куртки, собираться на улицу. Илья пошел, как был, в костюме динозавра, Юля набросила голубую искусственную шубу до пят. Во дворе они с Василием воткнули в землю столбики ракет, подожгли фитили, и фонтаны огней взметнулись чуть ли не выше четырехэтажных домов. Юля прижалась к Максиму боком, кутаясь в лохматый кучерявый мех, зажала ладонями уши. Фейерверки запускали в несколько раундов, поджигали еще и еще.

В половине первого к подъезду подрулили два черных минивэна с тонированными стеклами. Гости полезли туда, картинно толкаясь, Илья обернулся к Юле, поманил за собой. Максим, наклонившись, сказал ей на ухо, что в клуб не хочет, лучше вызовет такси и поедет домой.

– Уверен? – спросила Юля.

Он кивнул, но она вдруг попросила его подождать, побежала к мужу, начала объяснять ему что-то. Илья оглянулся на Максима, потом поцеловал ее, взяв за подбородок. Развеселый караван отъехал, оставив их с Юлей одних.

– Я в клуб тоже не очень хочу, – она посмотрела на него с вызовом, исподлобья, распахнула широко дверь в подъезд. – Остаемся дома?

Максима затопила благодарность, неожиданно бурный восторг. Он положил руки ей на плечи, подтолкнул в кабину лифта, пол которой густо укрывали разноцветные конфетти. Они доехали до четвертого этажа, зашли в квартиру и заперли за собой дверь.

Глава 6

Оказавшись дома, Юля первым делом взялась за коробку, которую принес Максим, осторожно распечатала. Увидела елочку, зеркальный каток и, охнув, начала вытаскивать, оглядываясь, куда бы установить. Попросила:

– Можешь из спальни принести журнальный стол? Его Васька убрал, освобождал место.

Максим принес стол, вдвоем они поставили на него макет, подключили электричество. Паровозик побежал по рельсам, засветились в окнах огоньки, по льду заскользили конькобежцы. Юля вздохнула, обхватила руками щеки:

– Какая красота! Вот это подарок! Огромное спасибо тебе!

Максим смотрел, как она любуется железной дорогой, отмечал детали: нежные ногти без лака, единственное бриллиантовое кольцо, россыпь блесток на скуле. Вопрос крутился на языке, и он все-таки его задал:

– Василий у вас друг семьи? Почему он командует тут?

Юля усмехнулась:

– Для таких рассказов джина было маловато. Давай-ка еще!

Она перенесла с кухонного острова на стол бутылки – джин и тоник, насыпала в прозрачную салатницу лед. Подтолкнула Максима к дивану, сама сбросила смешные валенки-угги и села, подобрав ноги, в другом углу. Он плеснул в два стакана чуточку джина и тоника доверху; Юля отпила, поморщилась:

– Одна вода!

Тут же добавила себе еще, показала бутылку Максиму, но он прикрыл свой стакан ладонью. Она воскликнула:

– Ну нет, нечестно! – и Максим убрал ладонь, сдаваясь на ее милость.

Джин щипал язык, разжигал внутри знакомую будоражащую тягу – ее-то Максим и боялся.

– Ты что конкретно хотел узнать? – спросила Юля, ставя стакан на пол возле дивана и вытягивая вперед голые ноги. Она подсунула пальцы ему под бедро, глянула вопросительно: можно? – и Максим застыл на мгновение от такого интимного, и в то же время естественного движения. Все мысли вылетели из головы, но он заставил себя выговорить:

– Что за отношения у вас?

– С Ильей? – Юля притворилась, что не понимает.

– С ними обоими.

– Обоими! – присвистнула она, откинувшись спиной на подлокотник и выгнув спину. Белая рубашка – Юля опять была в ней, – натянулась на груди, и она расстегнула пуговицы, так что показалась майка без рукавов, явно на голое тело.

– Скажем так: мы хорошие друзья.

– И давно?

– Несколько лет.

Взгляд у нее стал хитрый, она словно подталкивала его к новым вопросам, заранее зная, что от ответов будет увиливать. Максим решил не включаться в ее игру, спросил прямо:

– У тебя с ним роман? И муж не против?

Она как будто удивилась, пару раз мигнула.

– Ну, типа того.

– То есть вы в свободном браке?

– А ты как думаешь? Если нас тут оставили вдвоем в Новый год? Кстати, в честь праздника курить в квартире разрешается. Доставай сигареты.

Она взяла пачку у него из рук, прикурила сразу две, одну протянула Максиму. Помады у нее на губах не было, фильтр ничем не пах, когда Максим затянулся сухим дымом. Получалось, что Юля толком ничего не объяснила, а вопросы он уже задал, не начинать же сначала. Молчание продолжалось несколько минут, прерывать его не спешили ни он, ни она. Паровозик так и ездил по кругу, на елках – маленькой и большой – посверкивали огни.

– Может, лучше ты расскажешь? – заговорила она первой, забросив за голову руку и устраиваясь удобнее на подлокотнике дивана. – Например, про свою жену. Сколько вы прожили вместе?

– Год в общей сложности.

– Что-то быстро ты разочаровался!

– Наверное, просто жениться не надо было, – пожал плечами Максим. – Я ее мало знал.

– Но женился же почему-то?

– Надоело одному. Приходишь домой – там пусто.

– А по-моему, здорово. У нас, когда ни придешь, дома кто-то есть. Хочу ванну принять – занято. Выхожу на балкон – там уже сидят. Знаешь, я иногда специально уезжаю в отель. Запрусь в номере и балдею. Но тебе, значит, плохо было в одиночестве?

– Поначалу неплохо, даже отлично. У меня это второй брак, я с первой женой восемнадцать лет прожил.

– О, это интересно! А с ней что?

– С ума сошла. Стала пить, предъявлять претензии. Звонила знакомым и рассказывала, что я над ней издеваюсь. Или бью. Я-то понимал, что это болезнь, а они верили. Я бы раньше ушел, но у нас дочка росла. Хотел, чтобы у нее была семья.

– Сколько ей сейчас?

– Сашке? Двадцать четыре. Того и гляди меня дедом сделает. Между прочим, я не знаю, сколько тебе.

– А на вид?

– На вид двадцать восемь.

– Тридцать два. Но спасибо.

Юля подхватила с пола свой стакан, допила, протянула Максиму: еще. Он, махнув рукой на принципы, налил им обоим чистого джина со льдом, готовый скатиться в жаркое опьянение, разоткровенничаться, пожаловаться ей на то, что жизнь, дав успех, не дала счастья. Юля пошевелила пальцами у него под бедром, просунула ногу дальше.

– Значит, ты два раза был женат, у тебя взрослая дочь. Хорошая работа – кстати, ты ею доволен?

– Вполне. Среди пациентов интереснейшие люди попадаются.

– Кто самый лучший? Вряд ли алкоголики…

– С депрессиями в основном.

– Депрессия вообще лечится?

– Лечится, конечно. С эйфорией бывает труднее.

– Почему? Чем плоха эйфория?

– Это же не просто хорошее настроение, это симптом. Когда человек себя перестает контролировать, подарки дарит направо-налево. Не ест ничего, почти не спит. Пускается… скажем так… в блуд.

– То есть трахается с кем попало?

– Ну да. Сама понимаешь, какой риск.

– По нашим временам, правда. Одни извращенцы кругом. – Юля зябко повела плечами, выдернула из-под него ноги, позвала:

– Пошли в спальню, там теплее.

Максим, не зная, чего ожидать, двинулся за ней; в спальне она сдернула с кровати покрывало вместе с карнавальными костюмами, бросила на пол. Улеглась на постель, показала взглядом, чтобы он ложился тоже. Максим вытянулся с ней рядом, напряженно глядя в потолок. В соседней квартире продолжали праздновать, шум был слышен через стену. Она провела рукой по его груди, задержалась на сердце.

– Бьется, – сказала вполголоса, – а мое пощупай!

Максим привычным жестом поискал пульс: сердце колотилось, как бешеное.

– У тебя всегда тахикардия?

– Что, доктор, пропишете лекарство?

– Курить меньше надо, – ворчливо ответил он, – и с алкоголем не усердствовать. Подыши, полежи тихонько. Давай я тебе воды налью?

– Не надо, – она удержала его на кровати, – сейчас пройдет. Обнимешь?

Максим подсунул руку ей под голову, она уткнулась ему в шею носом, прошептала:

– Так вкусно пахнет!

За окном по-прежнему взрывались фейерверки, где-то звонил и звонил телефон. Ее голова у него на плече потяжелела, веки сомкнулись – Юля спала. Он выждал минут десять, потом накрыл ее одеялом, встал и вызвал такси.

В санатории горело несколько окон первого этажа, дежурные засиделись за столом, угомонив пациентов. Медсестра, заслышав, что Максим приехал, выбежала в холл, стала приглашать к ним. Он сначала отказался, потом, поддавшись на уговоры, заглянул в столовую, где они втроем – еще врач и санитар – распивали шампанское. В голове у Максима гудело, ноги не слушались, хотелось то ли лечь, то ли броситься бежать.

Медсестра, давно строившая ему глазки, пыталась воспользоваться ситуацией: взяла Максима за руку, потом встала, начала массировать шею. Он сам не понял, как оказалось, что они целуются в подсобке, идут, шатаясь, в обнимку по коридору. Но когда она, уже в палате, забралась на него сверху, стала стонать и вздрагивать, он как будто проснулся, стряхнул ее с себя, попросил уйти. Медсестра – молодая и в целом симпатичная – удивилась, потом обиделась. Подобрала с пола сброшенный впопыхах белый халат, поправила волосы, стрельнула в Максима оскорбленным взглядом и вышла, а он остался лежать, думая о том, что напрасно уехал, оставив Юлю одну. Представлял, как они окажутся в Италии, и там он обязательно, непременно… что? Затащит ее в постель? Она, кажется, и так бы не возражала. Нет, ему хотелось проникнуть в ее мысли, в ее дивную бесшабашную голову, которая какой-то час назад лежала у него на плече. Привязать к себе так, чтобы она забыла и мужа, и этого Василия. Пустить в ход и серые глаза, и длинные ноги, и искушенный ум; удержать ее, взять над ней власть. На какой-то миг эти мысли показались ему пьяным бредом, но нет – это был не бред. Если не любовь, то что это такое?

Максим промаялся ночь до рассвета, в одиннадцать написал ей: «Ты не спишь?» Юля не ответила, даже не прочла. Оставалось только ждать, пытаться работать. Она молчала день, другой, третий. А на четвертый позвонила сама, сказала, что в ближайшую неделю едет с Ильей отдыхать, но они скоро увидятся на уроке. Максим постарался отбросить мысли о ней, стал чуть ли не ежедневно наезжать в Ленкину квартиру, теребить рабочих, чтобы заканчивали с ремонтом быстрее. Ему хотелось пригласить Юлю к себе в таунхаус, запереть там и не выпускать, хоть он и понимал, что это невозможно – он что, маньяк, в конце концов? Максим молился, чтобы закончились каникулы, возобновились их регулярные встречи – пускай хоть на итальянском. Подгонял время, листал в интернете фотографии Флоренции, и ему становилось немного легче. Там они точно окажутся вдвоем, никакие Вики ему не помешают. Целых две недели – за это время он многое сможет ей внушить. Вернувшись, она уже не захочет прежней жизни, поймет, что их с Ильей брак – фикция, раз тот позволяет ей крутить с кем захочется налево и направо.

Преследуемый этими мыслями, Максим перечитывал раз за разом Юлин блог, хоть там и не было ничего личного: рецензии на рестораны, короткие заметки, случайные впечатления. Потом она опубликовала картинку с итальянским флагом, написала: «Завтра снова урок». Максим едва дотерпел до утра, помчался на Тверскую. Купил два стакана кофе – ей и себе, – дождался на улице, пока она покажется из метро.

Юля подбежала к нему со сверкающими глазами, толкнула ладонью в грудь, воскликнула:

– Наконец-то! Сто лет не видела тебя, ты как? – словно не было этих двух недель, в которые он только о ней и думал, а она не думала о нем вовсе. Она загорела, похудела: скулы торчали, подбородок казался чересчур острым, но это ее только красило, делая еще воздушнее. Они с Виками и Маргаритой обсуждали каникулы, Юля рассказывала, что летала в Аосту кататься на лыжах, и Максим терзался ревностью, представляя ее то с Василием, то с мужем.

Они считали дни до отъезда в Италию, оставалось не так и много. Юля покупала всей группе билеты на самолет, у нее были какие-то скидки, промокоды – он не очень прислушивался. Единственное, чего ему хотелось – это сидеть с ней рядом три часа полета. Пусть даже она заснет, он не станет мешать. Оглушенный, влюбленный, сам себя не узнавая, он прожил остаток января и февраль, перевез Ленку в новую квартиру, заказал в таунхаусе уборку. Попытался позвать Юлю в гости – она не приехала, потом обещала, что заскочит в санаторий с утра, и тоже не смогла.

И вот двенадцатого марта они оказались в аэропорту, перед стойкой регистрации – Маргарита, Вика-спортсменка и он. Юли не было, не было долго, а потом Василий ее привез и на прощание несколько минут обнимал, ласково прижимая к себе. Потрепал по волосам, поставил чемодан на весы и протянул ей посадочный талон – место с Максимом рядом.

Прежде чем уйти на паспортный контроль, она ткнулась лицом ему в шею и всплакнула – Максим видел, как дрожали у нее плечи. Подняла голову, Василий, улыбаясь, вытер ей слезы и помахал рукой. Матовые стекла – невидимая граница – оказались у них за спиной, вместе с Москвой, ее квартирой, любовником и мужем. Теперь Юля принадлежала ему, и Максим собирался ей это доказать.

Нет, в самолете она не заснула. Попросила пропустить ее к окошку, прислонилась к стеклу лбом и внимательно смотрела, как мелькают внизу дома, пытаясь найти свой. Увидела, обрадованно ткнула пальцем в иллюминатор, начала показывать Максиму: вот, вот же он! Наш двор – смотри, красиво, правда? Твои таунхаусы вон там, а санаторий где? Не видно? Точно? Летим в другую сторону? Тогда ладно.

Самолет заложил петлю, развернулся и нырнул в облака. Юля разочарованно ахнула, но тут над облаками вспыхнуло солнце, которого они не видели в Москве чуть ли не с декабря. Она прилипла к иллюминатору носом, распластав ладонь по стеклу, и Максим отодвинул ее, строго сказав, что это негигиенично – мало ли кто за него хватался. Третьей с ними сидела Маргарита; когда закончился набор высоты, она нацепила на шею надувную полукруглую подушечку, откинула голову на спинку и закрыла глаза. Вика-спортсменка, которой досталось место через проход, вытащила из рюкзака планшет, надела наушники.

Юля заерзала, стаскивая под креслом с ног кеды. Ударилась плечом о ручку, зашипела недовольно и откинула ее кверху, так что между ней и Максимом не осталось и этой последней преграды. Она повозилась еще немного, продела руку ему под локоть – так удобнее.

– Расскажи, чем занимался без меня, – потребовала с разгона, как будто обычно они все делали вместе.

Максим усмехнулся:

– Работал в основном.

– Как твои психи?

– Они больные, не надо так говорить.

– Ладно, не буду. Как твои больные психи?

Юля хихикнула, толкнула его коленом.

– Ну все, все! Я серьезно: как у тебя дела? Жену перевез? Здравствуй, свобода?

– Перевез еще в феврале. Я тебе рассказывал, между прочим. Забыла?

– Не, что-то помню. Извини, закрутилась совсем. Ваське помогала в ресторане. Он, кстати, тебя вспоминал. Приглашал – я не говорила?

– Нет. Но спасибо. Хоть это и странно.

– Что странного?

– Что твой любовник приглашает меня к себе. Тебе так не кажется?

Юля отмахнулась:

– Глупости!

– В смысле?

– Не бери в голову, потом расскажу. Тут девчонки, услышат еще, – она внезапно понизила голос, словно осознав, что вокруг есть и другие люди, не только Максим.

– Слушай, – прошептала ему на ухо, – ты когда-нибудь в самолете в туалете сексом занимался?

Он остолбенел от внезапного поворота, помотал головой:

– Нет. Тебе не кажется, что там как-то… тесно?

– Я тоже думаю, ощущения так себе. Просто в голову пришло.

Максим, хоть и привыкший к откровениям, не был готов от нее такое услышать. Буркнул в ответ:

– Да ну тебя! – перевел взгляд на стюардессу, которая катила по проходу тележку с напитками:

– Будешь что-нибудь?

– Воду с газом и яблочный сок. Мне таблетки надо принять.

– Хорошо.

Максим попросил для нее сок и воду, себе взял черного кофе и сразу пожалел: гадость! Юля посочувствовала, утешила:

– Как прилетим, сразу в бар! Я знаю классный в аэропорту.

Она достала из сумки пластмассовый пенал с таблетками, вытряхнула в ладонь несколько штук, проглотила и запила соком, смешав его пополам с водой.

– Что ты принимаешь? – нахмурил брови Максим, обеспокоенный количеством разноцветных шариков и капсул.

– Да ерунду всякую: витамины, «Омега-3», коллаген.

Стюардессы уже развозили завтрак: сероватый омлет, макароны с дешевым сыром. Юля презрительно фыркнула, когда ей предложили выбрать, ответила, что не хочет есть. Почти до самой посадки рассказывала Максиму, как любит прилетать и сразу перекусывать в аэропорту панини – итальянскими бутербродами, как первым делом, заселившись в отель, бежит в ресторан.

Рейс у них был до Пизы, оттуда во Флоренцию на автобусе. Они дождались, пока приедут по транспортеру их чемоданы, и Юля потащила всех в бар, за настоящим итальянским кофе, панини и аперолем – кому хочется. Сама пить не стала, объяснив, что лучше потерпит до Флоренции, где есть одно место… о, какое место, увидите сами!

В баре стояла очередь; когда дошло до Юли, она вытолкнула Максима перед собой, велела по-итальянски попросить ей капучино, трамеццино с салями и вялеными помидорами. Он послушно все заказал, вставляя вежливые «грацие» и «пер фаворе». Себе взял эспрессо, тоже какой-то сандвич. Вместе они расселись на залитой солнцем террасе, сбросив предварительно куртки и навалив их грудой на свободный стул.

На улице было градусов семнадцать, не меньше, что казалось необыкновенным теплом после промозглой и еще заснеженной Москвы. Юля предупреждала, что вечерами придется померзнуть, теплые вещи нужны, но днем на солнышке – сплошное блаженство. Именно его Максим испытывал сейчас – блаженство от света, вкуснейшего эспрессо, Юлиного голоса.

Билеты на автобус были куплены, отходил он через полчаса, и Максим предвкушал, как они быстро доберутся до Флоренции, заселятся в квартиру (от вокзала всего пять минут пешком), пойдут осматриваться. В автобусе Юля снова сидела с ним рядом, нетерпеливо подпрыгивала на кресле, показывая знакомые места, указатели на дороге – Лукка, Пистойя, Монтекатини, – обещая, что и туда они обязательно прокатятся, погуляют. Впереди две недели, уроки только в первой половине дня, остальное время свободно.

На вокзале – автобус привез их к Санта-Мария-Новелла – они выгрузились, гуськом, по навигатору, прошли до дома, где у подъезда их ждал координатор учебной программы; он же отвечал за расселение. Пока поднимались в лифте, он быстро сказал, что та квартира, которую им обещали, занята. Но это не проблема, им подобрали две другие, на третьем этаже. Двери лифта уже открывались, координатор подхватил чемоданы – Юлин и Вики-спортсменки, – понес в квартиру слева, а Маргарите с Максимом указал жестом в противоположную сторону, «а дестра». Юля нырнула в коридор, по-итальянски расспрашивая про ключи, замки, правила дома; Максиму с Маргаритой ничего не оставалось, как идти к себе.

Максим увидел холл, сразу за ним кухню. Завернул в первую спальню, бросил куртку на кровать. Маргарита, цокая каблуками, прошла в следующую, сразу закрылась там. Между спальнями была ванная, но у Максима оказалась вторая, своя. Стоило туда заглянуть, как из холла раздалось: «Рагацци!» – это координатор явился к ним, показывать жилплощадь. На кухне он по-быстрому открыл все ящики: посуда, соль-сахар, оливковое масло. К противоположной стене лепился фальшивый камин, в нем стояли обгорелые коричневые свечи. В спальнях – они заглянули к Максиму, – было приготовлено постельное белье и полотенца, в ванных – минимум туалетных принадлежностей: мыло и гель для душа.

К ним постучали Юля с Викой-спортсменкой, пришли посмотреть, как они устроились. Координатор выдал листки с программой: завтра в школу к десяти утра, тестирование и вводная лекция до двенадцати, перерыв на обед. После обеда урок еще на два часа, свободное время. Если все ясно, ему нужно бежать, экстренные телефоны на обороте программы.

Он ушел, оставив всем по связке ключей, и девушки засуетились, стали обходить комнаты, обсуждая, у кого лучше. Оказалось, что у Юли с Викой есть еще терраска на самой крыше, крошечная, но уютная. Там стоял круглый стол, четыре железных стула. Правда, из вытяжной трубы закусочной на первом этаже попахивало специями и жареной курятиной, но это были пустяки по сравнению с видом: ряды железных и черепичных крыш, балкончики с вывешенным бельем, а чуть дальше – купол Дуомо. Юля уже фантазировала, как они станут пить там вино, закусывая оливками и сыром: ой, это же все надо купить! Внизу, рядом с закусочной, есть супермаркет, туда и пойдем. Она позвала Максима за собой, Вику с Маргаритой они оставили обживаться.

На улице Максим остановил ее, придержав за локоть.

– Ты не хочешь поменяться с Маргаритой?

– Что, не нравится соседка?

– Я думал, мы будем жить вместе.

– Ты думал – ты и меняйся, – рассмеялась Юля, – мне комната нравится. Попробуй Вику попросить.

Максим действительно попробовал, когда они вернулись из супермаркета с пакетами и бутылками, но Вика, поколебавшись немного, отказалась. Жить с Маргаритой – никакого удовольствия. Они и не знакомы толком.

От разочарования у Максима скрутило живот, внутренности завязались в узел. Такая возможность пропадает впустую! Ну ничего, потихоньку он ее уговорит. Или выселит Маргариту – да хоть силой! Юля уже предлагала, не задерживаясь, бежать на пьяцца делла Репубблика: там то самое место, куда они обязательно должны попасть прямо сегодня, иначе никак. Максим был уверен, что это какой-нибудь собор или музей, но Юля их привела в дорогой магазин одежды. Загадочно подмигнув, нажала в лифте кнопку верхнего этажа и выпустила из дверей в панорамный бар. Оттуда видна была как на ладони вся площадь: серая брусчатка, элегантные фасады из рыжего песчаника, гигантская арка, от которой в обе стороны расходились торговые галереи. Колонна со статуей, а рядом – детская карусель под полосатой красно-белой крышей.

Юля оперлась руками о парапет, запрокинула голову, улыбаясь солнцу. Развернулась к остальным, словно проверяя, как им, понравилось? Все обрадованно подбежали к краю, стали фотографироваться. Максим тем временем снял на свой телефон Юлю: зачем ему карусель, площадь, колонна?

К ним уже спешил официант принимать заказы, и Юля, не спрашивая остальных, потребовала четыре «апероль-шприца», отпраздновать приезд. Традиционно к аперитиву им принесли чипсы, мелкое соленое печенье, немного оливок, и Максим, не задумываясь, стал все это есть, запивать сладким коктейлем, который никогда особо не любил, поднимать тосты за отличное начало путешествия и дружную компанию – ага, как бы не так!

Юля обещала прогулку по набережной, Понте-Веккьо, ужин в отличном ресторане; он слушал и не слышал, опьянев то ли от первых глотков, то ли от усталости после насыщенного дня. Маргарита объявила, что хочет вернуться домой, привести себя в порядок для вечернего выхода. Вика переодеваться не собиралась, Юля тем более; Максим готов был следовать за ней, как охотничья борзая – русская псовая с преданным взглядом. Он собрался расплатиться за всю компанию, сделать девушкам подарок, но официант сказал, что одна из них – «ла бьонда» – уже все оплатила. Ладно, в другой раз.

Они спустились вниз, попрощались с Маргаритой и двинулись по набережной медленным шагом в сторону моста, который маячил вдалеке, еще не различимый в деталях – одни очертания.

Глава 7

На подходе к Понте-Веккьо – нависающему над рекой перешейку с неровными рядами окон, зелеными ставнями и дверями, ведущими в никуда, – Максим спросил своих спутниц, как они относятся к украшениям. На мосту торговали ювелиры; ему было интересно знать, рассчитывать ли на короткий спринт или марафон с непременным посещением каждой лавки. Вика-спортсменка ответила, что хочет за время учебы что-нибудь себе присмотреть и купить как память. Юля махнула рукой: мне хватает кольца. Не носила бы и его, но муж обидится. Любые железки мешают, раздражают. Камень вечно цепляется за одежду.

Мост они преодолели минут за сорок: все-таки разглядывали витрины, а кое-куда даже заходили. Максим представил себе, что означал бы такой визит в Ленкиной компании, и внутренне содрогнулся. На другой стороне, в Ольтрарно, завернули в лавочку букиниста, где Юля нахватала стопку детективов, объяснив, что по ним очень удобно учить языки – увлекаешься сюжетом и перестаешь цепляться за слова. Улочка с темными особняками, увитыми глицинией и виноградом, повела их вверх, короткий переулок вернул обратно к Арно. На Флоренцию спускались шелковые переливистые сумерки, становилось прохладнее.

Юля так и шла в одной футболке и джинсах, обвязав свитер вокруг талии. Максим посоветовал ей одеться, но она и ухом не повела. Домой они добрались по другому мосту, через коротенькую виа Оньиссанти. Маргарита сидела у себя в спальне причесанная, накрашенная, в нарядном платье и пиджаке с преувеличенно крупной брошью-цветком. «И куда вырядилась?» – подумал Максим, но вслух, конечно, не сказал. Взял куртку, немного зарядил телефон.

Юля сунулась в двери, позвала: «Андиамо!» Она и переодеваться не стала, только набросила тот же свитер, который таскала на поясе весь день – он был чуток помятый, в толстые косы, изумрудного цвета. Ресторан, куда они направлялись, находился в соседнем доме: серый цементный коридор, ведущий в глубь старинного здания, стены с граффити, а на их фоне – наглаженные скатерти, тонкое стекло и тяжелые дорогие приборы в полотняных салфетках. Он и назывался «Индустрия» – название очень ему шло. Три или четыре столика находились на улице, практически на тротуаре, и один из них Юля заняла, прибежав, как обычно, самой первой.

Максим выбрал место напротив нее, Маргарита с прямой спиной уселась в одном торце, в другом – Вика-спортсменка. Весь ужин Маргарита оглядывала улицу, посматривала на гостей за соседними столами. Вика пошутила: «Жениха ищешь?» – но та не рассмеялась, даже не улыбнулась. Поджала губы, отпила минеральной воды из стакана, поправила на лацкане цветок. На уроке она как-то упоминала, что переписывается с итальянцем на сайте знакомств, пока по-английски. Видимо, и для нее, как для Ленкиной матери, пределом мечтаний было выйти за какого-нибудь Джованни.

Максим, разделавшись с пиццей – хрустящей, ломкой, с цветками цуккини и двумя видами сыра, – обратил внимание, что Юля почти не ест, хотя вино пьет исправно. Она немного разбавляла его газированной водой, говорила, что и так уже пьяная. Перед ней стояли рыба, овощи, и она время от времени клала в рот какие-то крохи, скорее делала вид. Он подтолкнул ее незаметно ногой, показал глазами на тарелку: ешь давай! Юля состроила недовольную гримасу, поклевала еще немного, потом попросила убрать посуду и принести лимончелло – на всех.

В центр стола официант водрузил бутылку с желтой густой жидкостью – покрытую инеем, только из морозильника, – и маленькие длинноногие рюмки. Максим разлил ликер, они чокнулись, уже усталые, стали собираться домой. Ясно было, что сегодня переезд не состоится, ночевать ему в соседних комнатах с Маргаритой. На лестничной площадке Юля крутнулась к своей квартире, пожелала всем спокойной ночи, захлопнула дверь.

Максиму показалось, что он и не спал вовсе, потому что в половине восьмого утра, сразу после рассвета, у него звякнул на тумбочке телефон, пришло сообщение: «Я в кофейне напротив, выходи». Он поморгал глазами, поднялся, выглянул в окно. На первом этаже белого четырехэтажного здания через улицу действительно была кофейня, там уже сидели несколько человек и – он сразу увидел – Юля в пижамных штанах и толстовке. Светлые волосы собраны в пучок на макушке, телефон в одной руке. Она подняла голову, заметила его и замахала рукой.

Кое-как одевшись, Максим сбежал по лестнице, в три шага преодолел улицу, встал перед ней. По Юле никак нельзя было сказать, что она вчера полдня провела в аэропортах и в самолете, потом гуляла по новому городу, сидела допоздна в ресторане. Щеки розовые, глаза блестят, волосы тоже… Она подняла в приветственном жесте свою чашку, сделала глоток за его здоровье. Максим сказал:

– Погоди, я тоже куплю, – и зашел внутрь кофейни; там за стойкой варила кофе дородная итальянка в холщовом фартуке. Она подала ему капучино, сказала «прего!», и Максим, поблагодарив, вернулся к Юле на улицу, где уже раскатывали, фырча, мопеды – моторино, – и местные жители шли по своим делам.

– Ты выспался? – спросила Юля тоном заботливой мамаши. – Мы вчера с Викой еще на крыше посидели. Там так здорово – не представляешь! На небе звезды, внизу подсветка от Дуомо. Приходите сегодня вечером к нам, будем вино распивать.

Максим давно отвык жить в таком темпе, но был не против попробовать снова. После кофе они пошли по домам, собираться на первый урок. Максим принял душ, побрился, надел светлые брюки, голубой кашемировый джемпер, а под него футболку, чтобы можно было раздеться, когда станет тепло. Вытащил замшевые мокасины из чемодана, чувствуя себя модником и пижоном, почти итальянцем.

В школе – снова пять минут ходьбы, старинный особняк, тяжелые зеленые двери – их встретил знакомый координатор, дал подписать договоры на обучение, счета на оплату, страховые полисы. Проводил в кабинет, где каждый получил пачку листов с тестами. Они расселись по одному за куцые парты; в кабинете уже было человек пять из других групп, но того же уровня. На вводной лекции после тестирования им объяснили, что школа, в которую они попали, одна из лучших в Италии, что им очень повезло и теперь они уедут готовые чуть ли не сдавать экзамены в университет. Максим слушал вполуха, хотя все, в общем-то, понимал, а Юля опять включила отличницу, надела роговые очки и что-то записывала в блокнот с твердой картонной обложкой.

Дальше был обеденный перерыв, и они пошли за панини – по настоянию Вики в знаменитый «Аль Антико Винайо», где пекли какой-то особый хлеб и с самого утра стояла длинная очередь. Каждому досталось по огромному бутерброду со всеми мыслимыми наполнителями, от рикотты до рулета из свинины. Хлеб и правда оказался необычным, но не в лучшем смысле: безвкусным и твердоватым. Максим съел половину, остальное выкинул в ведро. Зато ему понравилось пиво, которое там наливали бесплатно в пластиковые стаканы. Юля куснула пару раз, попробовала, доедать тоже отказалась.

Пришло время настоящего урока, знакомства с новой группой. Их оказалось двенадцать человек, максимальное число. Кроме русских, там было пятеро поляков, три девушки из Китая. Преподаватель спорым шагом ворвался в кабинет, представился на ходу: Маттео. Тут же начал опрос, предлагая рассказать о себе и добавить пару слов про Италию – почему вы любите нашу страну? Юля немедленно вскинула руку, ответила первой, пошутила с Маттео. Поляки – мужчин среди них было двое, лет по тридцать пять, – повернулись к ней, разглядывая, пока Юля говорила.

В конце занятия, когда Максим уже с трудом сидел на месте, утомленный непривычной нагрузкой, они получили приглашение на встречу всех студентов школы вечером в субботу, через два дня. Встречу устраивали на первом этаже особняка, в общем зале. Обещали музыку, угощение и итальянское домашнее вино.

Уроки закончились в два, но Максим был как выжатый лимон, мечтал оказаться дома и немного вздремнуть. Юля рвалась в бой – звала всех дойти до Дуомо, посмотреть собор снаружи и изнутри. Сговорились на компромиссе: отдохнуть до пяти часов, потом до ночи гулять. Оказавшись в квартире наедине с Маргаритой, Максим завел с ней разговор об обмене комнатами: может быть, она переселится к Вике, а Юлю пустит к нему? Маргарита поджала губы и отказалась. Она уже разложила вещи, никуда не собирается переезжать. Максим плюнул, уселся на кухне за столом и закурил. Маргарита сделала ему замечание: курить в арендованной квартире нельзя. Показала пальцем на табличку – 200 евро штрафа за курение. Максим раздраженно поднялся, включил вытяжку над плитой, выпустил дым туда и объяснил, что курить все равно будет, а там уж ее дело решать. Не нравится – пусть топает к спортсменке. Маргарита удалилась в свою спальню, и тут постучали во входную дверь.

Юля стояла на пороге, воровато глядя на него, показывала пачку сигарет, торчащую из кармана джинсов. Он сопроводил ее на кухню, и Юля растянулась на жестком диванчике, снова сунув ноги ему под бедро.

– Ну что, меняться, я так понимаю, никто не захотел? – спросила она, и по тревожному тону Максим понял – ей не все равно, она тоже рассчитывала жить с ним вместе.

– Пока никто, – он сокрушенно вздохнул, потер лоб, а потом опустил руку и взял Юлю за лодыжку. Вытащил одну ногу осторожно наверх, положил себе на колено, потом точно так же перенес вторую. Натянул ей на ступни свой свитер, чтобы не мерзли – в кухне было прохладно. Она наблюдала за его действиями, никак не реагируя, молчала. Спросила, не шевелясь:

– Тебе так удобно?

– Мне да.

– Тогда я почитаю.

За джинсы на спине у нее был заткнут детектив на итальянском в бумажной обложке, один из купленных вчера в Ольтрарно. Она сосредоточенно уставилась в книгу, начала быстро листать страницы. Максим, пригревшись, задремал, голова упала набок. Когда проснулся, Юля продолжала читать, рядом на полу скопилась кучка пепла и пара сигаретных окурков – она не вставала за пепельницей, чтобы его не разбудить.

Была уже половина пятого, Маргарита появилась опять в новом наряде – длинном платье, кардигане, туфлях на каблуках. Юля влезла в кеды, попросила у Максима расческу. Забрав Вику-спортсменку, они вышли на улицу, готовые наконец встретиться с главной флорентийской достопримечательностью, которую видели до этого только на открытках да издалека, с террасы на крыше.

Ведя их в сторону собора по узенькой улочке без тротуаров, где с трудом проталкивались темно-синие маршрутки, Юля волновалась так, словно они идут на премьеру фильма с ней в главной роли. Она постоянно оглядывалась, проверяла, все ли успевают, тащила Максима за руку. Он торопился за ней, огибая прохожих, петлял между собаками на поводках и говорливыми местными жителями, которые останавливались поболтать прямо на проезжей части. Когда впереди мелькнули бело-зеленые мраморные полосы, Юля замерла на месте, приложив ладонь к груди, сделала глубокий вдох.

– Каждый раз так волнуюсь, когда подхожу, ничего не могу с собой поделать!

Максим сначала не понял ее, нахмурился, но когда прямо перед ним возник улетающий в небо фасад, ритмичный узор полос, цветные росписи и каменные кружева, он остановился как вкопанный, тоже с трудом дыша и едва не утирая слезы. Дуомо был великолепен и огромен, но не подавлял, а уносил с собой ввысь. В глазах у Максима посветлело, как будто включилось освещение, запели в груди восторженные трубы, сердце забилось вдвое чаще, словно перед свиданием. Медный купол отражал последние солнечные лучи; внизу, на площади, сгущались сумерки, а поверху плыл призрачный закатный свет. Юля уже не бежала, не звала за собой: наоборот, отступила на несколько шагов, прижалась спиной к Максиму, и он обхватил ее обеими руками, уперевшись в макушку подбородком и не сводя с собора глаз.

Маргарита с Викой ушли вперед, а они еще с минуту стояли так, охваченные небывалым чувством единения: друг с другом, с нарождающимся мартовским вечером, с мраморной громадой собора, с людьми, обтекающими их с обеих сторон. Теперь Максим понимал, зачем прилетел за три тысячи километров, зачем учил итальянский, который стал ему, по сути, не нужен – ради этого момента.

Юля пошевелилась, высвободилась из его объятий, догнала остальных. На вход собор был уже закрыт, внутрь не попасть. Они не расстроились – успеется, две недели впереди. Юля, естественно, уселась за столик в баре на площади, на этот раз заказала негрони – надоело сладкое. Пока они пили, совсем стемнело, и официанты начали выносить и ставить на столы свечки в алых стаканах. Те, как крошечные фонарики, выхватывали из сумерек лица, случайные выражения: вот женщина склонилась над экраном телефона, пожилой бюргер-турист похлопал по ладони жену. Они сдвинулись ближе, даже суровая Маргарита оттаяла и улыбнулась Максиму. Юля, осмелев, прижалась к нему, подмигнула Вике-спортсменке, которая ответила понимающим вздохом.

Наверняка они обсуждали его вчера, заметил про себя Максим, откровенничали. Узнать бы, что говорила соседке Юля! Негрони у них в бокалах был таким же кроваво-красным, как подсвечник на клетчатой скатерти; лед в нем не таял, кубики светились сами по себе.

Напоследок они накупили из витрины закусок, собираясь зайти к Юле с Викой, полюбоваться звездами с крыши. Те действительно уже проступали на небе, но подсветка, включившаяся внезапно на площади, не давала их разглядеть. Зато с террасы, куда они вчетвером поднялись по стеклянной прозрачной лесенке, видно было не только звезды, но и мелькавшие вдалеке самолетные огни, и желтые окна соседних домов.

– Сыграем в «я никогда не», – предложила Вика, и Маргарита, разморенная длинным днем и непривычным количеством спиртного, неожиданно подхватила идею, закивала головой.

– На выпивку! – вставила Юля, заговорщицки ей подмигнув. – Кто первый? Давайте я!

Она ненадолго задумалась, потом воскликнула:

– Я никогда не пробовала наркотики!

Вика загнула палец, отпила из бокала глоток.

Ничего себе спортсменка, подумал Максим, но тут Маргарита тоже приложилась к вину, пока они втроем изумленно на нее смотрели.

Очередь перешла к ней; Маргарита сказала:

– Я никогда не встречалась с женатым.

Тут выпили Юля и Вика, Максим, естественно, пропустил, потом, вспомнив недавний разговор с Юлей, признался:

– Я никогда не занимался сексом в самолете, – и остальные засмеялись.

Пошло по кругу: я никогда не была в Африке, никогда не била других людей (Максиму пришлось выпить), никогда не видела пожара. Они играли до полуночи, пока не начали зевать и потягиваться, вспоминая, что завтра снова уроки, еще и задание неплохо бы сделать – но точно утром, не сейчас.

С утра Максим первым делом выглянул в окно – не сидит ли Юля в баре? Она и правда была там, строчила что-то в блокноте. Когда он спустился, обрадовалась так, будто не видела его сто лет, сама побежала за кофе, показала, что уже сделала задание и он может просто списать. На занятиях оглядывалась на него, что-то спрашивала потихоньку, вечером пригласила пройтись вдвоем до аптеки – ей нужен пластырь и спрей от комаров. В пятницу все повторилось – бар поутру, уроки, вечерняя прогулка, – а в субботу наступил их выходной, без заданий и уроков, зато с обещанной вечеринкой в семь часов.

Чтобы не тратить впустую половину дня, они договорились сходить в музей, потом в сады Боболи. Юля заразила всех идеей рассмотреть как следует галерею моды – итальянская живопись, мадонны и херувимы, ее не особо интересовала. Галерея находилась при Палаццо Питти, там выставляли костюмы – исторические и коллекционные современные, – разные мелочи вроде заколок и шляп. Маргарита сосредоточенно ходила между витринами, читала пояснения к экспонатам; Вика фотографировала особенно приметные платья. Юлю больше всего интересовали аксессуары: дорожный косметический набор тридцатых годов, флаконы от духов, винтажное ожерелье «Шанель» в яркой подсветке. Максим видел, как она остановилась перед стопкой старинных чемоданов, задумалась, притопывая ногой.

– Прикидываешь, как бы тебе пригодились? – спросил он ее, и Юля буркнула хмуро:

– Нет, представляю: сижу в голубой «Испано-Сюизе», шарф по ветру, как у Айседоры Дункан. И чемоданы на заднем сиденье.

Картина, как живая, встала у него перед глазами, песня про «Испано-Сюизу» завертелась в голове. Когда они вышли во дворик, начали обмениваться впечатлениями, Юля вдруг запела, подхватив его мысли: «Ах, сегодня весна Боттичелли…» Максим, словно прозревая, увидел вокруг мягкие зеленые краски, серо-белые скульптуры на известняковых постаментах и пошел покупать всем билеты в сады Боболи.

Там они получили весну по полной программе: ароматное цветение, упоительный солнечный свет. У фонтана с Нептуном Юля попросила проходящего туриста сфотографировать группу вместе, заставила Максима встать по центру и обхватить их троих руками. Она оказалась с краю, он обнимал спортсменку с Маргаритой. Юля показала им огороженный решеткой грот, где вырастали из сталактитов человеческие фигуры, а потолок был расписной, как во дворце, посмеялась над скульптурой толстого голого карлика верхом на черепахе.

Маргарита, рассерженная ее легкомысленной программой, сказала, что хочет все-таки посмотреть на картины в главном здании Палаццо, позвала Вику за собой, а Максим с Юлей пошли дальше по саду. Гравий хрустел у них под ногами, Юля специально вдавливала в него подошвы, чтобы оставались следы. Она была все в том же изумрудном свитере, уже изрядно растянутом, но кеды сменила на футуристические кроссовки, купив их ни с того ни с сего в дорогущем бутике, мимо которого они проходили по пути в музей.

Оказавшись в аллее из разросшихся кипарисов, полной густых теней, они словно попали в сказку: из-за ветвей выглядывали белые мраморные лица, мелькала то протянутая к ним округлая рука, то край короткого пеплума. Юля продолжала напевать про царицу экрана и моды, надменно-печальные платья, голубую «Испано-Сюизу», и Максим дивился: откуда она знает Вертинского, да еще и не самую известную его песню?

Под арками из приземистых дубов с черными гнутыми стволами он впервые ее поцеловал, никак не мог выпустить из рук, не хотел останавливаться. Юля не сопротивлялась, но и отвечать не спешила, поддавалась как будто нехотя, чем только сильней его раззадоривала. Он попытался приподнять на ней свитер, уже почувствовал горячую кожу на пояснице, но она тут же вывернулась, молча ушла вперед. В садике, где росли в кадках лимонные деревья, сорвала листок и растерла в пальцах, дала ему понюхать тонкий свежий аромат. Острее него Максим ощущал ее собственный запах – духи, шампунь, сигареты, – и голова у него шла кругом.

– Хочешь, завтра куда-нибудь поедем? – предложил он, мечтая украсть ее, укрепиться в своем положении. – Возьмем машину, прокатимся. Такая красота, а мы в городе сидим!

– В Монтекатини! – воскликнула Юля. – Там фуникулер идет на гору, а сверху каменная деревенька, настоящее средневековье. Я была пару раз, удивительное место.

– Ну вот, я тебя отвезу. Согласна?

– Меня? А девчонки?

– Я хотел с тобой вдвоем.

– Да ну, неудобно. Как мы им объясним?

– Никак, уедем, и все. Кто они тебе – родные, что ли?

– Не родные, конечно, – протянула Юля, – но все равно…

– Поедем-поедем, – решил за двоих Максим, – возражения не принимаются.

– Ладно, давай. Только пораньше, чтобы на самом рассвете. Ты согласен?

Максим согласился бы ехать даже ночью, но вот как Юля умудрялась вставать в такую рань каждый день, ему было не понять. Когда он просыпался, она уже сидела в баре с чашкой и блокнотом, когда уходил спать, она еще читала или смотрела сериалы в ноутбуке. При этом порхала, словно птичка, сверкала глазами, рассыпала вокруг искры радостного возбуждения. Он грелся в ее лучах, как под солнцем, забывал постепенно Ленку, Анну Ивановну, Москву. Свой санаторий, клинику, больных – да все на свете.

– Пойдем-ка в гараж, машину закажем, – сказал он, торопясь все устроить, прежде чем она передумает.

– А Марго с Викой не подождем?

«Ну нет, – подумал Максим, – этак мы их еще и с собой пригласим».

– Зачем? Доберутся сами. А мы как раз все успеем.

Теперь уже он шел впереди Юли, а она догоняла; он вел ее, а она следовала за ним. Гараж поблизости от школы он приметил заранее, там предлагались машины в аренду на день, два, неделю – сколько потребуется. Он выбрал из того, что оставалось, маленький «Фиат-500», хоть и не представлял, как поместится за рулем при своем-то росте. Договорившись, они вернулись к себе, поняли, что Вики с Маргаритой еще нет, устроили на крыше импровизированный обед с бутылкой шардоне, сыром пекорино и остатками сухого печенья.

Юля надела солнечные очки, положила ноги на соседний стул, запрокинула голову. Снова она почти не ела, только играла кубиком сыра, зажав его между пальцами.

– Ты что ходишь все время голодная? – спросил ее Максим, но она возмутилась: тут же постоянно капучино, коктейли, вино – так и поправиться недолго. Чтобы доказать, что ест, и ест много, прожевала сыр и высунула язык – вот, доктор, посмотрите! – как будто таблетку проглотила.

Взгляд его приковывала к себе прореха на ее джинсах, повыше колена, куда так и хотелось положить руку. Он попытался это сделать, и Юля не стряхнула ее, а, наоборот, сползла по стулу ниже, чтобы полностью чувствовать его ладонь. Ему стало тяжело сидеть, даже дышать. Максим представил, как они сейчас спустятся вниз, в ее спальню, нарисовал в уме с десяток соблазнительных картин, но тут за прозрачной дверью возникли Маргарита с Викой.

– Мы вас потеряли, – объявила Вика с недовольным видом, – могли хотя бы сообщение написать.

– Я не подумала, – беззаботно ответила Юля, а Максим вообще не понял, о чем речь – какая разница, что они себе вообразили, если завтра он повезет Юлю в Монтекатини, кататься на фуникулере и смотреть средневековую деревню на какой-то там горе.

Все разошлись по комнатам, собираться на вечеринку. Максиму хотелось выглядеть нарядным, обольстительным, чтобы Юля понимала, какой у нее завидный кавалер… как они его называли – Билли-Боб Торнтон? Надо и одеться соответствующе. Он вытащил из шкафа черные узкие брюки, серую рубашку, черный же свитер. Привел в порядок руки – неухоженных даже у мужчин Максим не терпел, – проверил, чтобы на туфлях не было ни пылинки. Постучался в соседнюю квартиру, чтобы попросить у Юли пластырь, который они на днях покупали, но Вика, открыв ему, сообщила, что та в душе.

– Чуть ли не силой ее туда затолкала, – пожаловалась Вика, – она вообще собиралась прямо так, в джинсах и кофте, идти. Я ей объясняю: это не твой журфак, тут взрослые люди, все будут при параде.

Она оглядела его с головы до пят, словно видела в первый раз:

– Ого ты красавчик! Ради нее наряжался?

Максим почувствовал, что краснеет, быстро спросил, чтобы отвлечь внимание:

– Она тебе что-то про меня говорила?

– Ничего, молчит как рыба. Но все и так видно. Запал, да?

– Есть немного, – не стал отпираться Максим. – Что, заметно?

– Ну еще бы!

Юля выбежала из душа в полотенце, нисколько не удивилась при виде него, быстро попросила:

– Дай сигарету! Мне сейчас голову сушить, делать укладку – я это терпеть не могу!

Вика курить у них категорически запретила – только на террасе. Юля со вздохом ушла к себе, Максим остался сидеть на кухне.

– Тебе не кажется, что она маловато спит? – обратился он к Вике.

– Не знаю, я ей не нянька, – ответила та слегка обиженно. Правильно, получай по заслугам! Максим сменил тему:

– Ты не устаешь? Столько уроков – я думал, будет меньше.

– Устаю капец! Лучше бы тренировалась в день по два раза.

– Вот и я тоже. Валюсь каждый вечер без задних ног. Хорошо бы сегодня допоздна не затянулось.

Минут через пятнадцать Юля присоединилась к ним: уже с высушенной головой, в черном струящемся комбинезоне, открывающем спину, в лаковых туфлях без каблуков.

– Так лучше? – мрачно спросила Вику, но та не поддалась, грубить в ответ не стала.

– Роскошно! – воскликнула одобрительно, показывая большой палец. – А что наверх?

– Не знаю, вон пиджак могу у Максима попросить. Ты дашь?

– Дам, если надо.

– Ладно, шучу.

Юля принесла из спальни джинсовку с логотипом из двух срощенных букв «С», набросила на плечи.

– Можем идти.

Маргарита топталась у лифта в очередном вычурном костюме из брюк и жилета в мелкие узоры. До школы они дошли быстро, обсуждая на ходу, кому как нравится Маттео, их преподаватель. Юля утверждала, что он милый, но маменькин сынок – настоящий итальянец; Вика готова была его съесть, так от Маттео приятно пахло, а Маргарита, слушая их, кривила губы и презрительно усмехалась.

В большом зале на первом этаже особняка, с цементными полами и высоким потолком, с которого клочьями слезала старая побелка, горели специально установленные ради такого случая софиты; у дальней стены разогревался перед пультом диджей. На столах были выставлены угощения: крошечные пиццы на один укус, большие караваи серого хлеба со срезанными верхушками. Любопытная Юля сразу сняла одну такую крышку, и оказалось, что внутри караваи начинены тартинками из хлебной мякоти с анчоусами, огурцами и даже черной икрой. Подивившись щедрости организаторов, они быстренько повытаскивали лакомые кусочки, Максим принес дамам вина, которое разливали у отдельной стойки.

Официальная часть была недолгой: их поздравили с первой учебной неделей, первыми выходными и пожелали больших успехов, после чего началась дискотека. Максим издалека заметил Маттео: тот переходил от одной группы к другой, целовал в щеки студенток помоложе, а старших вежливо приветствовал рукопожатием. Постепенно он добрался и до них, отвел в сторонку Юлю и стал ей что-то рассказывать, оживленно жестикулируя. Максим мрачно размышлял о том, что Маттео вполне в ее вкусе: пронырливый, скользкий, с выщипанными бровями… Вылитый Василий – в средиземноморском варианте.

Она засмеялась, подняла бокал; они чокнулись и заговорили еще живее, стоя совсем рядом, почти касаясь друг друга. Маттео пригласил ее танцевать, Юля кивнула; Максим наблюдал за тем, как они двигаются по танцполу, смешавшись с толпой. На минуту, отвлекшись на другую пару, выпустил их из вида, а потом долго не мог найти.

К нему подошла Маргарита, предложила потанцевать тоже, и Максим не стал отказываться, преследуя тайный умысел поменяться партнершами, забрать Юлю себе. Но ни ее, ни Маттео нигде не было, сколько он ни скользил взглядом по подпрыгивающим вокруг головам. Вика болтала с поляками из их группы, музыка гремела, вино за стойкой лилось рекой. Максим позволил себе взять еще бокал, потом еще – где же Юля, в конце концов? Он вытащил телефон, проверил: она не заглядывала в мессенджер с самого обеда. Написал сообщение в надежде, что она все-таки прочтет и покажется, но нет, ничего…

Спустя полчаса, когда Максим уже был практически в отчаянии и рисовал себе картины страстного секса Юли и Маттео в учебном кабинете, она появилась в дверях с разрумянившимися щеками, сказала, что поднималась в дирекцию подписывать договор, который пропустила по недосмотру в первый день. Максим ей не поверил, но хотя бы успокоился – по крайней мере, Юля не сбежала с итальянцем, не уехала к нему. Значит, завтра у них Монтекатини, все по плану. В приподнятом настроении он сопроводил своих дам домой и лег спать, предусмотрительно поставив будильник на половину шестого.

Глава 8

Еще до сигнала Максим проснулся рывком, сразу сел на кровати, повертел головой, разминая шею. На улице было темно, рассвет только-только начинался. С грохотом подъехал к закусочной на первом этаже мусоровоз, притормозил. Дальше Максим смотреть не стал, заперся в ванной. Брился особенно тщательно, долго стоял под горячей, потом под холодной водой. Мазался кремом, смотрел на себя в зеркало и не узнавал: довольная ухмыляющаяся морда. Похлопал по щекам лосьоном, начал одеваться. Нетерпение скребло в груди, заставляло поторапливаться. Они договорились выйти в шесть, забрать машину и сразу ехать, чтобы уже на месте выпить кофе перед подъемом на гору.

Юля сидела на скамейке у подъезда с сигаретой, куталась в ту же, что и вчера, джинсовку. Максиму показалось, что она и волосы не расчесывала со вчерашнего вечера, но, правда, переоделась: опять в джинсы и свитер, теперь с капюшоном. Рядом с ней валялся расстегнутый рюкзак; оттуда высыпались книги, пенал с таблетками и блокнот, в котором она делала домашние задания. При виде него она вскочила, затолкала это все обратно, завязала на рюкзаке шнурок. Максим спросил, волнуясь: «Поехали?» – и она молча пошла вперед. Она была какая-то встревоженная, встрепанная, но Максим чувствовал, что вопросов ей лучше не задавать. В гараже они долго стучали в двери, пока заспанный механик не открыл, чтобы выдать «Фиат» и документы.

Максим сел за руль, Юля устроилась рядом, бросив рюкзак на заднее сиденье. Навигатор повел их к выезду из города, на платное шоссе. Юля сидела тихо, ковыряла носком кроссовки резиновый коврик под ногами. Потом включила музыку, немного оживилась, стала рассказывать, как ездила в Монтекатини с Ильей отдыхать. Дело было летом – жара страшная, посиделки по ночам на балконе. Они даже воду не ходили пить на термальный источник, хотя прилетели ради него. Полеживали целыми днями у бассейна, слушали цикад. Рядом с отелем находилась конечная станция фуникулера, который возил на ту самую гору; на станции был бар, где каждый вечер местный трубадур пел под гитару.

– Хорошо пел? – поинтересовался Максим, и Юля пожала плечами:

– Мы особо не слушали. Напьемся – и танцевать.

– Веселая у вас жизнь, – заметил он.

– Ты даже не представляешь, – сказала Юля, хмыкнув.

– Завидую!

Они уже подъезжали, навигатор показал пять минут до конца маршрута. Машину оставили у станции, пошли пить кофе в баре. Он только-только открылся, девушка за стойкой быстро обслуживала первых гостей. Максим спросил, что Юля будет есть: не помешает подкрепиться перед прогулкой. Она отказалась, заявив, что капучино и без того калорийный, но Максим настоял, купил им сладких круассанов – с абрикосом. Юля разломала свой, слизала начинку, отложила на блюдце хрустящие уголки. Максим завтракал размеренно, наблюдал за соседями: те листали газеты или смотрели в телефон. Юля завозилась на своем стуле, спросила у девушки за стойкой, где у них туалет. Отошла на несколько минут и вернулась умытая и причесанная, с блеском на губах.

– Так-то лучше, – одобрил ее Максим. Ему хотелось сказать ей, что она красивая, красивее всех, что он готов разглядывать ее, как картину в галерее, часами. Но в обстановке утреннего суетливого бара, куда входили один за другим чужие люди, шипела кофемашина, раздавались приветствия и пожелания хорошего дня, это было, наверное, неуместно.

Загремели цепи на воротцах, ведущих к фуникулеру, раздался звонок на посадку. Они заняли места на деревянной скамье; рядом сел пожилой мужчина с лохматой серо-бежевой болонкой. Собака шумно дышала, широко разевала пасть. Юля, спросив разрешения – «пермессо?» – погладила болонку по голове, почесала за ухом, и та благодарно лизнула ей руку. Вагончик быстро заполнился, и они тронулись вверх; хотя фуникулер считался самым старым в Италии, двигался он быстро – по мнению Максима, даже чересчур. В открытые окна залетал прохладный ветер, пахнущий цветением и весной, Юля, не отрываясь, смотрела на гору, где уже вырастали древние крепостные стены.

Стоило вагончику остановиться, как она побежала к парапету, с которого была видна пологая долина, городок внизу, между холмов. Их спутники, похоже, приехали на работу: они сразу разошлись по сторонам, и только мужчина с болонкой медленно двинулся вдоль смотровой площадки. За ней лоскутами пестрели ярко-красные и темно-оранжевые домики, улица вела дальше, к центральной площади с фонтаном, колонной, ресторанами – обычными итальянскими атрибутами.

У Юли несколько раз звякал в кармане телефон, но она его не доставала, вообще никак не реагировала. Несла на спине свой рюкзак, иногда останавливалась рассмотреть витрину. Максим чувствовал, что упускает шанс сблизиться с ней – она по-прежнему вела себя как его подружка, с которой можно покурить на скамейке и поболтать по душам. Похоже, вчерашний поцелуй ничего не изменил, Юля и думать о нем не думала.

Когда они спустились в том же красном вагончике вниз и пошагали по аллее, обсаженной платанами, в центр современного Монтекатини, Максим спросил, какие тут есть хорошие отели, где ей больше нравится. Юля предложила показать и проводила его к светленькой вилле в два этажа. Двери отеля были распахнуты настежь, на веранде шла уборка, грузчики подносили мебель.

– Его только весной открывают, в сезон, – объяснила Юля. – Мы не тут жили, в другом месте. Илья любит поновее.

Максиму отель – он назывался «Астория» – приглянулся; сбоку у него был садик с зарослями боярышника, который стоял в пене белых цветов, дальше виднелся пустой еще бассейн.

– Давай спросим ее, – предложил он и сам, не дожидаясь Юли, обратился на итальянском к строгой седовласой синьоре, наблюдавшей за уборкой: «Когда будет открыто?»

Та внимательно их оглядела, ответила, что первые постояльцы заезжают в следующие выходные. К тому времени надо успеть полностью все вычистить и залить бассейн. Дел невпроворот, синьоры ее извинят? Юля взяла Максима под руку, уводя от суровой итальянки, пригласила есть мороженое в джелатерию, которую запомнила с прошлого приезда.

Они прошлись по местному подобию голливудского бульвара, где в мостовую были вделаны звезды с именами итальянских знаменитостей, пообедали в «Чентрале» у городского собора из черного камня, поехали обратно во Флоренцию. Когда Максим сдавал машину в гараже, Юля потихоньку достала телефон из кармана, прочитала сообщения и написала что-то в ответ. Потом сказала, что скоро придет – есть одно дело, – и умчалась в сторону набережной.

Максим растерялся, не успел ее остановить. Понял, что совсем не хочет возвращаться домой, объясняться с Викой и Маргаритой. Пошел на пьяцца делла Репубблика, устроился на скамье возле карусели, наблюдая за прохожими. Заглянул в панорамный бар, где они праздновали приезд – вдруг Юля там? Ее, конечно, не было, напрасно он надеялся… Не было вечером в квартире, не было в телефоне – сообщения уходили в никуда. Вика на его обеспокоенные расспросы заявила, что Юля взрослый человек, имеет право на личную жизнь. Максим не мог заснуть, курил на кухне, глядя в окно, потом задремал на пару часов прямо там, на диване.

А когда солнце разбудило его, известив о начале нового дня, увидел Юлю в кофейне напротив, вместе с Маттео, и ощутил острую, тоскливую боль в сердце, от которой немела рука и язык становился ватным. Господи, как тяжело быть влюбленным, когда тебе сорок шесть! Да еще в такую вот диковинную птицу, колибри, которая трепещет крылышками перед носом, готовая в любой момент скрыться в своих экзотических джунглях. Зачем ему это, за что он так наказан? Он даже рассердиться на нее не может, отказаться раз и навсегда. Нет, готов сейчас же бежать через улицу, хватать и тащить домой, лишь бы была на глазах, с ним рядом.

Начиналась учебная неделя, но Максим впервые прогулял занятия, остался дома и лежал до обеда, пялясь в потолок. Какого черта пошел учить итальянский, какого черта познакомился с ней? Когда часы показали два – это означало, что соседки вот-вот вернутся, – Максим вылез из постели, оделся и сбежал из дома. Пошел слоняться по Флоренции, не видя ничего вокруг, пока не оказался перед Дуомо с его баптистерием и колокольней до самого неба. Выстоял очередь, поднялся на колокольню и, глядя оттуда на благословенный, чужой и прекрасный город, принял решение: бороться до конца. С облегчением, не задумываясь, взял такси до Монтекатини, зашел в отель, переговорил со строгой итальянкой и уехал назад.

На следующий день как ни в чем не бывало выпил с Юлей кофе с утра – она тоже ни словом не обмолвилась о своей эскападе, – вместе с группой явился на уроки. Видел, как краснеет Маттео, обращаясь к ней, и посмеивался про себя: ошибаешься, дружочек, ничего тебе не светит! Юля держалась, как обычно, равнодушно, писала в блокноте и поправляла на носу роговые очки. Но вечером, когда над крышами вспыхнули звезды, постучала к нему в спальню и попросилась переночевать. Забралась в пижаме под одеяло, отвернулась к стене и засопела, даже не сказала ничего.

До отъезда оставалась еще неделя, их с Юлей отношения никуда не продвинулись, но Максим об этом больше не волновался. На выходные был запланирован общий поход по магазинам, которого страстно жаждала Маргарита, и в субботу все выдвинулись в путь с самого утра. Страшное слово «аутлет», прозвучавшее перед посадкой в автобус, Максима по-прежнему пугало, но он все равно поехал, готовый и пакеты за Юлей носить, и вешалки подавать, если будет нужно.

Автобус привез их в настоящий отдельный городок, весь состоящий из бутиков и ресторанов, с площадями, скульптурами и фонтанами, между которыми тут же потерялись Вика и Маргарита, а они с Юлей купили сигарет и долго курили у входа, прежде чем нырнуть внутрь. На его удивление, она пошла прямиком к мужскому «BOSS», авторитетно заявив, что Максиму нужен парадный костюм.

– Да зачем? – попытался возразить он, но Юля отрезала сухо:

– Вдруг опять жениться соберешься, – и Максим, в ступоре от хода ее мысли, дал себя затащить в кабинку с ярким светом, разделся за темно-коричневой плотной шторой и стал по очереди примерять синие и серые брюки и пиджаки.

Примерно на четвертом костюме – они все были по размеру, все подходили, но Юля хотела посмотреть еще, – она прошмыгнула к нему, обняла за голый торс и стала целовать, царапая ногтями спину. Хотела уже опуститься на колени, но Максим ее остановил, смущенный донельзя этой неожиданной выходкой, прогнал из примерочной и долго не мог успокоиться, одеться обратно и выйти к продавцам, ожидавшим за кассой.

Почему-то Юлю его смущение развеселило, и она, попросив себе «каффе коретто», то есть с коньяком, в ближайшем баре, принялась его высмеивать, хотя и добродушно. Фантасмагорические события последних дней сделали Максима неуверенным – впервые в жизни. Казалось, что он то ли спит, то ли бредит, не различая иллюзии и реальность. Только вчера ночью, пока она лежала у него в кровати, он представлял себе примерно такую сцену, но сегодня, оказавшись внутри сна, побоялся погружаться в него.

Доктор в голове Максима посмеивался, прикидывал, какой препарат выписать для просветления ума. Созависимость, эмоциональное заражение – вот о чем примерно он думал, когда тоже просил себе коньяк или виски со льдом, пил за Юлино здоровье. Или когда, возвращаясь во Флоренцию на автобусе, гладил ее через задний карман джинсов, засунув туда, как Василий, сразу всю ладонь.

Между прочим, костюм они купили – уже в другом магазине – и пару свитеров, и рубашки. Юля, вместо того чтобы выбирать вещи себе, принялась наряжать его – с обычным азартом. Максим предлагал поискать ей что-то, хотел сделать подарок, но как бы не так: она отвечала, что у нее и без того все шкафы ломятся, одежду некуда класть.

Им оставалось учиться еще два дня, в среду лететь обратно в Москву. В понедельник после уроков Вика отозвала его в сторону, попросила пойти с ней на Понте-Веккьо, выбрать кольцо, чтобы осталась память. Максим понял, что позвали только его, не девчонок, когда увидел, как Вика одна, возле лестницы, переминается беспокойно с ноги на ногу.

– Мы вдвоем идем? – спросил с деланой беспечностью. – Без остальных?

Спортсменка кивнула:

– Да, мне нужно спокойно посмотреть. И чтобы ты высказал мужское мнение. Ничего?

– Ничего. Пошли.

Несколько колец у нее уже было на примете: печатка с флорентийским львом, тонкий обруч с разноцветными камешками, перстень с геральдической лилией. Максим посоветовал взять печатку – она понравилась ему больше всего. Сходил с Викой на удачу потереть нос бронзовому кабану возле Меркато Нуово, центрального рынка. Угостил ужином там же, за широким деревянным столом. И спросил наконец, что она думает про Юлю и Маттео: сколько раз та не ночевала дома и где, по ее мнению, была?

– Ты уверен, что хочешь знать? – поморщилась Вика.

– Конечно, раз спрашиваю.

– По-моему, она вообще ни разу у себя не спала. Бродила где-то. А уж с Маттео или нет – не знаю. Может, еще с кем-нибудь, – мстительно сказала спортсменка, глядя ему прямо в глаза.

– Понятно, – произнес он через силу, убеждая себя, что верить ей нельзя – наверняка ревнует. Ну ничего, он сам все узнает, когда они… в общем, уже скоро.

Наступил вторник, последний день в школе. Максим не мог сказать, что сделал успехи в итальянском – так, нахватался каких-то словечек, немного осмелел и мог свободно заговорить в магазине или в ресторане, не более того. Но остальные были довольны, даже капризная Маргарита. Юля утверждала, что готова переходить на следующий уровень, собиралась обсудить это с Марией. Все уговаривали ее не спешить, заниматься вместе с группой. Максим не очень беспокоился – если все пойдет как он задумал, необходимость таскаться на итальянский ради встреч с ней у него исчезнет.

Вечером все разошлись по своим спальням паковать чемоданы. Договорились потом посидеть на крыше в последний раз перед отъездом. Максим был уверен, что Юлька соберется за десять минут и явится к нему – и оказался прав. Она постучала, протиснулась боком в дверь, поглядела на его вещи, аккуратно разложенные по постели. Увидела, как он тщательно упаковывает обувь, очки, ноутбук, и восхитилась:

– Ну ты даешь! Как паззл – краешек к краешку! Я просто кучей все покидала, дома Илья разберет.

– Ну, у меня Ильи нет, выкручиваюсь своими силами.

– Бедненький! – вздохнула она, забираясь на кровать с ногами.

Покопалась в стопке рубашек, полистала на тумбочке книгу. Максим забросил пробный шар:

– Не жалко уезжать?

– Мне-то? Жалко, конечно.

– Я вчера со спортсменкой на мост ходил, – он решил ее подразнить, – кольцо выбирать.

– Выбрал? – спросила она мельком, нюхая флакон с его духами.

– Ага. Красивое. Перстень с монеткой, на ней герб со львом.

– Ну молодец.

– Между прочим, о тебе говорили.

– Надеюсь, хорошее.

– Ну как… она мне сказала, что ты не ночуешь дома. Это правда?

– Есть разница?

– Для меня да.

– А для меня нет. Верь чему хочешь.

Вот так. Максим медленно опустил в чемодан обувную коробку, выпрямился, повернувшись к ней спиной. За окном зазвонили колокола, в соборе Всех Святых начиналась вечерняя служба. И тут сзади раздался шорох, ее руки обвились вокруг него: Юля, стоя на кровати, обхватила Максима за шею, разворачивая к себе. Потерлась носом об его ухо, прошептала:

– Ну не сердись, прости! Ничего такого не было, просто гуляла. Один раз в ночной клуб ходили, и все. А Вика врет! Она сама в тебя влюбилась, серьезно! Выспрашивала у меня, кто ты да что. Женат ли, где живешь – в этом роде.

Максим и сам подозревал, что спортсменка к нему неравнодушна; получается, догадка оправдалась.

– Ты, я смотрю, и не удивился, – заметила Юля, – привык, что за тобой все бегают, да? Красавчик такой!

Она одобрительно похлопала его по плечу, отстранилась и полюбовалась:

– В очочках, умненький, ручки холеные! Признавайся, в клинике своей всех медсестер перетрахал?

– Нет, остались еще, – хохотнул Максим и повалил ее прямо на стопки одежды и книг, сжал изо всех сил.

– Полежи минуту спокойно, дай сказать!

Она замерла, широко распахнув глаза – показывая, что внимательно слушает.

– Тебе обязательно надо завтра в Москву?

Юля сдвинула брови:

– В каком смысле?

– В обыкновенном. Еще недельку тебя там подождут?

– Подождут и больше, а в чем дело?

– Я не хочу сейчас улетать, – начал он тоном гипнотизера. – И ты наверняка тоже не хочешь, правда? Весна только начинается, такое прекрасное время! В твоем Монтекатини отель открылся, я нам номер снял. Останешься еще на неделю? Со мной? Ты не торопись, подумай. Скажешь перед сном.

Она повела плечами:

– Я и сейчас скажу. Останусь с удовольствием. Надо только Илью предупредить.

Максим не рассчитывал, что она согласится так просто; ему уже казалось, что Юлька не поняла, о чем идет речь – он хочет жить с ней, всерьез сблизиться, отбить у мужа. Она уже вытаскивала из кармана телефон, набирала сообщение.

– Сейчас напишу, попрошу мне позвонить, как он освободится. А когда мы вернемся? Билеты ты купил?

– Куплю. Давай в среду, через неделю.

– Ладно, поняла.

Ее телефон завибрировал, Юля засунула наушник в ухо, помахала Илье на экране рукой:

– Приветик!

Тот заговорил, заулыбался. Юлька поднялась с кровати, подошла к окну. Показала мужу вид: виа Оньиссанти, кофейню на другой стороне.

– Слушай, ты не обидишься, если я еще на недельку задержусь? – спросила она легко, поворачивая телефон к Максиму и предлагая поздороваться. Помолчала, внимательно слушая, потом засмеялась:

– Да нет, не беспокойся. Все надежно. Я ж говорила.

Подозвала его к себе, шепнула: «Сам скажи!» Максим вытаращился на нее: «Что?» Он не представлял, как просить у мужа разрешения похитить его женщину, но кивнул солидно и заявил:

– Под мою ответственность. Через неделю я ее привезу.

Юля его оттолкнула, снова заговорила сама:

– Убедился? Ну что? Можно?

Закивала головой, усмехаясь:

– Да я поняла, поняла. А ты как? Что на работе?

Максим оставил ее, заперся в ванной. Сел на крышку унитаза, сжал руками виски. Ему не верилось, что все уже произошло, что Юлька не против и они остаются. В глубине души он был уверен, что она возмутится и откажется, придется ее долго уговаривать – с неизвестным исходом. А тут раз – и все. Он даже порадоваться не мог, сидел в недоумении; вопросы множились в голове. Но задавать их сейчас не имело смысла, у них неделя впереди. Там уж он до нее доберется, все узнает.

Юля постучала в дверь: выходи! Глаза у нее блестели, щеки разгорелись.

– Договорилась! – воскликнула она. – Это надо отметить. Девчонкам будем рассказывать или секрет?

О спортсменке и Маргарите Максим меньше всего думал, ему было все равно.

– Хочешь – скажи.

– Скажу завтра, прямо перед отъездом. Отправим их – и в путь, да?

– Да. Машину возьмем на весь срок. Куда ты еще хотела, в Лукку? Я тебя прокачу.

– Класс!

Они выбрались на крышу все вчетвером, закатили прощальную вечеринку. Вика принесла колонку, включила музыку. В холодильнике еще оставалось вино, воздух был теплый, луна заливала город призрачным светом. Юля бегала туда-сюда по лестнице, таскала из холодильника бутылки, подпевала музыке. Она высоко подтянула рукава свитера, и Максим обратил внимание на то, какими тонкими стали ее руки – кожа да кости. Надо будет все-таки проследить, чтобы она начала есть нормально.

Маргарита взялась рассказывать о том, какие у нее планы на лето: отвезти ребенка к бабушке, пригласить к себе итальянца, знакомого по переписке. Вика собиралась на очередные сборы перед соревнованиями. Была половина первого, когда они разошлись по комнатам; Максим думал, что Юля опять постучится к нему, ждал еще около часа, читал, не выключал свет. Сам стеснялся к ней идти, не хотел, чтобы спортсменка его услышала. Заснул тревожным сном, проснулся, задремал опять. Услышал будильник и удивился: неужели кончилась ночь? Пошатываясь, отправился в душ, потом собрал мелочи из ванной, положил в чемодан сверху.

В последний раз они зашли в кофейню напротив, все с вещами. Пока сидели за столом, Юля, толкнув его ногой, объявила во всеуслышание:

– А мы с вами не едем! Решили задержаться.

Вика вскинула голову, возмущенно уставилась на нее. Маргарита поджала губы: я так и знала! Максим протянул руку и взял Юльку за шею:

– Решил ее украсть еще ненадолго. Не обижайтесь, увидимся в Москве. Но до автобуса я вас провожу. Помогу с багажом.

Вика от помощи отказалась и поволокла свой темно-синий чемодан на колесиках по брусчатке. Юля осталась его ждать за столиком, караулить их вещи. Максим усадил спортсменку с Маргаритой в автобус до аэропорта, помахал на прощание. Помчался назад, к Юле, готовый к тому, что ее не окажется на месте, что она опять пропадет, упорхнет, скроется и придется ее искать. Тем удивительней было обнаружить ее там же, в той же позе, с тем же беззаботным выражением на лице.

Максим попросил ее еще посидеть, сбегал за машиной. Ему опять достался «Фиат», уже хорошо знакомый и совсем не такой крошечный, как казалось с виду. Он погрузил туда их вещи и повез Юлю по разгорающейся итальянской весне, в волшебный город Монтекатини с пиниями, платанами и двухэтажным стареньким отелем в окружении цветущего боярышника.

Глава 9

Номер им дали на втором этаже, с балконом и двумя комнатами: гостиной и спальней. В спальне, на пышной королевской кровати, Максим впервые занялся с ней любовью, сразу как приехали, не распаковывая чемоданов. Сначала испугался, увидев, какая она худая – сплошные ребра, ключицы, коленки. Зато грудь, почти плоская, была куда приятнее Ленкиных протезов, точно укладывалась в его ладонь.

Она захотела еще раз, потом еще, потом пошла в душ и переоделась в пижаму. Объявила, что до вечера никуда не пойдет, будет читать, а он может заниматься чем хочет. Чего Максиму хотелось – так это спать, после прошлой беспокойной ночи. Он заснул, положив голову ей на колени, но вскоре перевернулся, подтянул к себе подушку. Проснулся от щелчка балконной двери: Юля, набросив куртку, выбралась на улицу посмотреть, что там внизу. Под их балконом простирался сад, в нем – круглый бассейн с кирпичными бортами. Несколько гостей сидело в раскладных креслах, кудрявый упитанный малыш бегал по траве, высоко вскидывая ноги.

– Почему у тебя нет детей? – начал Максим атаку. Он давно готовился к тому, что они будут вести откровенные разговоры, и теперь, когда появилась возможность, не собирался тянуть.

Юля вздохнула:

– Ну вот, и ты туда же! Скажи мне, зачем они нужны?

– Чтобы узнать себя с новой стороны. Как родителя.

– Я и так знаю. Родитель из меня никакой.

– А если серьезно? Ты не хочешь? Или есть проблемы?

– Доктор, я на приеме? Я думала, ты психиатр, а не гинеколог.

– Просто объясни!

– Господи, Максим, да что тут такого! Я не собираюсь рожать, мне неинтересно. У меня отличная жизнь, зачем что-то менять?

– А твой муж – он не настаивает?

– Илья? С какой стати? Крики, пеленки – нет уж. Вот у тебя есть дочь – скажи, вы близкие с ней? Я сомневаюсь…

– Она уже взрослая, это не в счет. А в детстве было здорово. Представляешь – ты сам произвел человека на свет!

– Для чего? Чтобы он мучился? Боялся, уставал, знал, что умрет? Я бы своему ребенку такого не пожелала.

– То есть ты боишься смерти?

– Теперь уже нет. Слушай, давай с этим закончим. Ты меня зачем сюда привез – душу вынимать? Тогда я лучше в аэропорт.

Она раздраженно дернула плечом, спряталась от него в ванной. Максим слушал шум воды, жалея, что неудачно начал, придумывал, как ее развеселить. Постучал и предложил, перекрикивая душ:

– Пойдем мороженое есть? Туда же, на бульвар? Не обижайся, я просто так спросил…

Вечером, в качестве компенсации, он повез ее в ресторан на вершине горы, куда они в прошлый раз не попали, явившись слишком рано. Там готовились к ужину, расставляли посуду на столах, вытаскивали из подсобки складные стулья.

– Сейчас будешь пробовать божественную еду, – объявила ему Юлька, – ньокки с лангустинами…

– Ньокки? – Максим поморщился, вспомнив неудачный опыт в Генуе, но она настояла: ему понравится, совершенно точно.

И действительно, когда на стол выставили стеклянную тяжелую форму, в которой томились в креветочном соусе лодочки ньокки, присыпанные жареным шалфеем, от одного запаха у него рот наполнился слюной. Юля большой ложкой выложила их на тарелки, подтолкнула к Максиму: ну, пробуй! Он взял чуть-чуть, зажмурил глаза, немного обжег язык, но уже не мог остановиться – это и правда было божественно. Им принесли вино – фриццанте, с мелкими колючими пузырьками, – и оно тоже оказалось вкуснейшим, очень сухим и слегка фруктовым.

Юля вроде бы ела – перед ней уже вырастала горка шелухи от лангустинов. Она даже попросила десерт, отломила ложкой кусочек замороженной нуги, запила крепким эспрессо. Он твердо решил серьезных разговоров пока не заводить, ограничиться пустяками. Рассказал ей, как в детстве любил сидеть у матери на работе: она заведовала букинистическим магазином с иностранной литературой, и туда приходили студенты, переводчики с разных языков, вели долгие беседы, в том числе и с ним.

– А кто был интересный? – спросила Юля живо, и Максим вспомнил сурового мужчину в очках, который, как он узнал позже, перевел на русский всего Фейхтвангера.

– Что сейчас твоя мама делает? – поинтересовалась она.

– Дома сидит. На пенсии. Но представляешь, недавно вышла замуж. В первый раз!

– То есть с твоим отцом они не были женаты?

– Нет. Да он у нас так, пришел-ушел. Потом вообще пропал из вида. Даже не знаю, жив ли еще. Он ее старше лет на пятнадцать.

– Значит, теперь она счастлива?

– Очень надеюсь. Они держат собак. Гуляют с ними в лесу. По-моему, здорово, я бы сам не отказался.

– Ну… не знаю. Пока не хочется о старости думать.

– А твои родители?

– Они умерли. Давно уже.

– Извини.

Максим почувствовал, что опять сворачивает не туда, предложил выпить за начало их личных каникул, и они чокнулись лимончелло.

Ночью, лежа в постели, он услышал, как Юля плачет, подмял ее под себя, накрыл всем телом. Ощущая себя драконом, хотел укутать чешуйчатыми крыльями, готов был фыркнуть огнем на любого, кто на нее покусится. Вроде бы она успокоилась, сказала ему «слезь!». В одиннадцать утра они спустились завтракать самыми последними. Вышли во двор, засыпанный белыми лепестками, выбрали место подальше от боярышника, на котором резвились мелкие пронырливые воробьи. Один подлетел к ним, с дерзким видом клюнул по скатерти.

Юля вертела в руках кофейную чашку, ломала тост. Объяснила, что должна принять таблетки, сбегала на минутку в номер. Постепенно повеселела, разговорилась. Предложила прокатиться в Лукку, соседний городок. По дороге, вздыхая, объяснила, что совсем запустила работу, надо бы хоть статейку написать про путешествие. Для этого потребовалось обойти весь центр, сфотографировать древний серый собор, крепость, несколько высоких башен с часами.

Дальше по программе у нее был обед – в здании бывшей церкви, где прямо за дверями исповедальни устроили кухню: там суетились в белых кителях повара, звенели ножи и кипел в черной кастрюле мясной соус для пасты. Юля представилась официально, сообщила, что будет делать обзор, и их угостили ко всему прочему омлетом со стружкой тосканских трюфелей. Максиму казалось, что он в каком-то раю: необыкновенная еда, удивительная девушка рядом, ни забот, ни хлопот. Он уже подумывал о том, чтобы взять отпуск на полгода, прокатиться с ней через Европу. Пускай штатные врачи сами возятся с больными – денег он им платит достаточно.

Но пришлось себя остановить: Юля с ним временно, на эту неделю. Об остальном еще предстоит позаботиться, как-то ее к себе перетянуть. Что связывает их с Ильей, если он готов настолько давать ей волю? Может, достаточно позвать – и она уйдет? Позвал же он ее остаться в Монтекатини, и вот они здесь. Мысль напиться вечером пришла сама по себе: только так, похоже, ее и удастся разговорить. Нет, вообще она щебетала постоянно, но никаких тайн не выдавала и подробностями своей жизни не делилась. А именно их Максим так жаждал узнать, чтобы спланировать следующий шаг.

Потихоньку полистал справочник в телефоне, узнал, какой бар в Монтекатини самый популярный – на площади, они там уже были. Отошел на минуту, вроде как в туалет, а сам позвонил туда и забронировал диван с краю, на двоих. В отеле, когда они вернулись из Лукки, велел ей одеться нарядно – они идут веселиться, все как она любит. Юля сразу встрепенулась, попыталась выяснить, что будет, но Максим отделался загадочной улыбкой. Она вытащила из чемодана комбинезон, в котором ходила на праздник в языковой школе, встряхнула в воздухе. Он был катастрофически мятый, но она все равно собиралась его надеть.

– Надо погладить, – заметил Максим с улыбкой, – нельзя так идти.

Он предложил спуститься на ресепшен и попросить утюг; им обещали принести его в номер в течение часа. Подивившись итальянской нерасторопности, он заказал коктейли в лобби-баре, чтобы время прошло быстрей. Поймал себя на мысли, что сам ждет момента, когда подступит алкогольная эйфория, представил, как будет заливать в себя виски или джин. «Опасно, опасно!» – кричал доктор внутри, но Максим не хотел слушать.

Горничная с утюгом и гладильной доской села в лифт, а они с Юлей поднялись по лестнице. Доска была старая, вся прожженная, утюг чуть ли не на углях, и они долго хохотали, пытаясь залить в него воду, чтобы пошел пар. Юля разделась, не стесняясь его, полезла в комбинезон, попросила застегнуть молнию сбоку. Ткань струилась и стекала вокруг нее, закрывала торчащие ребра и ключицы, зато оголяла горячую спину. Максим проследил, чтобы она не забыла куртку – вполне могла выскочить просто так.

– А танцевать будем? – спросила Юля, прикидывая, какую выбрать обувь – кеды или туфли.

– Сразу как напьемся, – выдал он лихо.

– Тогда кеды, – заключила Юля, и принялась распутывать на шнурках накрепко затянутые узлы. Покрутилась перед зеркалом:

– Краситься или нет? Ты скажи!

– Можешь, в принципе. На твое усмотрение.

Она покопалась в косметичке, валявшейся возле зеркала, потом перевернула ее и высыпала содержимое на комод. Открыла один тюбик, другой, но помазалась только блеском для губ.

– Не понимаю, мне хорошо или нет? Вообще себя не вижу со стороны.

Максим почувствовал, что пора выходить, пока она не разнервничалась – девушка, что с нее возьмешь! Повел ее сначала по аллее, потом по широкой центральной улице, мимо освещенных витрин, в «Чентрале». Диван, который он просил, был занят, вертлявый итальянец весь в черном извинился, сказал, что место сейчас освободится, и предложил в качестве компенсации «уно просеккино». Пока они пили, гостей, сидевших на их месте, куда-то передвинули, протерли стол и поставили на него несколько свечей и пепельницу.

– Наконец-то! – выдохнула Юля, затянувшись сигаретой и устремляя взгляд в стеклянный потолок – в баре не было стен, а отапливали его в прохладный вечер газовыми горелками, замаскированными под фонари.

– Ты что будешь пить? – Максим пролистал барную карту, передал ей. – Я настроен серьезно.

– До поросячьего визга? Чтобы утром плохо было? Давай виски! Нет, сначала сухой мартини!

Им начали носить коктейли, один за другим. Мартини, потом виски-сауэр. Итальянцы вокруг пили вино, посматривали на Юлю с Максимом косо. Он встряхивал рукой, поправляя браслет часов, травил анекдоты. Наплевав на этику, рассказывал про пациентов: помнишь ту дамочку в бархатном костюме? Заявила мужу, что в клинике ее домогались. Хорошо, тот знает, что она в психозе, не поверил. Кто ее будет домогаться – пусть в зеркало на себя посмотрит! А была еще одна – слала письма по электронной почте. Чистая порнография!

– Хочешь посмотреть? – смеясь, предложил Максим. – Я парочку сохранил для истории.

Юля сделала большие глаза: серьезно? Давай!

«Доктор вошел в палату в отглаженном халате и джинсах. Я сидела на кровати почти обнаженная, потому что недавно мне делали УЗИ. Он протянул руку и коснулся моего плеча. Потом его пальцы скользнули мне на грудь, губы задрожали. Он сказал: “Я так давно хотел это сделать!” – и стал меня целовать в беззащитную шею». И так далее и тому подобное.

– По-моему, ты в опасности, – нахмурилась Юля, – харрасмент, туда-сюда… Кстати, ты уже уехал из санатория? Дома живешь?

– Нет, в отеле.

– В смысле?

– Да в отеле, тут, с тобой.

– А-а, ты шутишь! Так, уже яснее. Ну а когда вернемся?

– Когда вернемся, тоже буду с тобой. Дома, в таунхаусе. Согласна?

Максим чувствовал, что его несет, как на санках с горы, но ничего не мог поделать; слова уже вырвались и повисли в воздухе, оставалось ждать, что она ответит.

– Меня Илья не отпустит! Ты же на меня плохо влияешь. Вон, затащил в гостиницу, приобщаешь к пьянству, устроил блуд.

– А мы ему не скажем, – он потянул ее к себе, – переедешь – и все. Тебе обязательно спрашиваться?

– Обязательно, – серьезно ответила она, упираясь ладонью ему в грудь, – даже очень. У меня, кроме него, никого нет.

Надо было переходить на трезвый тон, пытаться ее убедить, но как это сделать, когда в тебе полбутылки виски и неизвестно сколько сухих мартини? Максим решил, что и так сказал достаточно, пусть эта мысль просто останется у нее в голове, пока в виде допущения. Объявил:

– Сейчас будем танцевать!

За руку повел ее за собой на освещенный цветными софитами пятачок посреди бара, где отплясывало под музыку несколько пар, закружил, приподняв над полом. Ноги ее болтались, как у тряпичной куклы, светлые волосы рассыпались по плечам. На них стали обращать внимание, кто-то из сидящих за стойкой одобрительно захлопал.

Максим, подхваченный волной, попросил открыть шампанское и объявил во весь голос:

– Вольо фиданцаре! Кон куэста рагацца!

Кажется, сделал ошибку, но какая разница – смысл был и так ясен: у него помолвка с этой девушкой. Упал на колено, протянул к ней руки: ты согласна? Юля закивала, хохоча, сняла кольцо с безымянного пальца и спрятала в карман. Они поцеловались на глазах у изумленной публики, под громкие аплодисменты. Вернулись к себе на диван, получили в подарок от бармена еще шампанское и тарелку с пирожными.

Итальянцы вокруг радостно гудели, голова у Максима кружилась – давно не пил так много. По пути из бара домой он опирался Юле на плечи, а она крепко держалась за его ремень. Ночной портье, дремавший в кресле, подхватился, отдал им ключ со старомодной деревянной грушей – неужели такие еще бывают? В номере пахло Юлькиными духами, на полу валялся пустой чемодан, балконная дверь стояла распахнутая настежь. Максим мечтал скорей оказаться в постели, показать ей себя с неожиданной стороны, вытворить что-нибудь из БДСМ-репертуара, но стоило ему прилечь, как веки сомкнулись, и одна нога в замшевом мокасине так и застыла, перевесившись через край.

Было и похмелье, и головная боль, и обещание, данное самому себе, больше так не напиваться. И все равно, отоспавшись и посидев у бассейна в тени кипарисов, приняв аспирин и выпив литра три минеральной воды, он предложил вечером снова пойти в бар, можно в другой. Ощущение полета, нахлынувшее, когда он поднимал Юлю на танцполе, а вокруг хлопали и выкрикивали поздравления, подхватило Максима и теперь волокло вперед, словно тропический прилив.

Юлька держалась молодцом: не стонала и не кряхтела, только с утра долго торчала в ванной, потом пила капучино чашку за чашкой. Позвала его в «Макдоналдс», заверив, что тамошний коктейль – лучшее лекарство от похмелья. Разок пожаловалась, что ее тошнит, но проглотила свои таблетки и снова была готова в бой – то ли витамины помогли, то ли «Омега-3», или что она там еще принимала?

На этот раз они посидели в рыбном ресторанчике, съели стейки из тунца, запив белым вином. Когда он закрылся, перебрались назад в «Чентрале», где официант их узнал и приветствовал радостным возгласом: «Синьори, русси!» Они ограничились джином с тоником, и уж в эту ночь Максим постарался на славу, чтобы Юлька запомнила и поняла – выбор она сделала верный. А на следующий день пошли в знаменитые термы – те находились по соседству, и там наливали в кружки с узкими носиками вонючую минеральную воду, от которой, однако, сразу прочищалась голова и снова хотелось жить.

В крытом бассейне, тоже термальном, им выдали одноразовые тапки, шапочки на голову. Максим долго, с удовольствием сидел в теплом бурлящем водовороте, смотрел, как Юлька ходит от борта к борту, загребая руками. Лицо у нее было сосредоточенное, взгляд смурной. Он не хотел ей мешать, давал возможность подумать. Что там крутится в этой буйной голове? Оказавшись с ним в Монтекатини, она стала вести себя тише, уже не так носилась и порхала, хотя явно радовалась жизни и своему нечаянному отпуску. Иногда он замечал, как она на него смотрит исподтишка, словно что-то прикидывает, оценивает. Из кожи вон лез, чтобы ей доказать – он хорош, с ним хорошо. Твердо поставил себе целью до приезда в Москву обсудить с ней дальнейшие планы: в идеале она уходит от мужа и переезжает к нему.

Стоило бы предпринять что-нибудь символическое: подарить ей кольцо, например, – но она отказывалась носить украшения, и даже свой бриллиант, сняв единожды в «Чентрале», так и не надела обратно. В субботу весь день провалялась в кровати, объяснив это тем, что потянула спину. Потихоньку читала, выбегала покурить на балкон или смотрела видео в телефоне. Максим решил, что момент для разговора подходящий, и лег с ней рядом.

– Можешь мне ответить на вопрос? – начал осторожно.

Она усмехнулась:

– Ну давай.

– Что за отношения у вас с Ильей? Знаю, я уже спрашивал, но ты ничего не сказала. Пожалуйста, объясни!

– Да господи, проще простого!

Удивительно, что она не стала сопротивляться! Максим навострил уши, поднялся на локте, глядя ей в глаза.

– Он мне изменил, давно еще, в самом начале. Изменил серьезно, мы чуть не разошлись. Потом каялся, просил прощения. А я подумала – столько еще лет впереди! Вдруг мне тоже понравится кто-нибудь, и что тогда – уже я буду виновата? Я и предложила встречаться с кем хочется. Но с условиями.

– И с какими?

– Ну там… разными. Домой, например, чужих не водить…

– Он согласился?

– Он тогда на что угодно согласился бы. Разводиться не хотел. Понимаешь, мы же с ним с детства друзья.

– А Василий? Он откуда появился?

– По работе познакомились. Ты не подумай, у нас сначала ничего не было, долго. Просто общались. Потом он ухаживать стал. Незаметно как-то пролез в душу. И даже с Ильей подружился. Стал почти что членом семьи. Васька праздники любит, вечеринки, красивые вещи. Это он мне шмотки покупает, у него глаз – алмаз. Примерно так… Ну что, ответила я на твой вопрос?

– Более чем! Но ты довольна такой жизнью?

– Еще как! Я и свободна, и не одна. Поверишь – я их правда люблю, обоих.

Максим перекатился на живот, спросил, глядя в стену:

– А я тебе нравлюсь?

– Конечно! Зачем бы мне иначе тут торчать?

– Тогда подумай серьезно: ты можешь переехать ко мне? Я с тобой не хочу расставаться, ни за что! Влюбился как малолетка…

Юля не отвечала, теребила край простыни, закручивала его на палец. Максим решил нажать посильнее:

– Разводись, выходи за меня замуж! Увидишь, я надежный человек.

– Правда? – усмехнулась она. – Два раза в разводе – сразу видно, какой надежный.

– Там же совсем другая ситуация была! Анна Ивановна из ума выжила… Знала бы ты, что она устраивала – ее связывать надо было, а я терпел! Лечил ее, тянул до последнего. А с Ленкой – просто случайность. Тоскливо стало одному. Сидел в клинике, дома статьи писал, и все. А она начала готовить, ухаживать. И ее сын мне сразу понравился. Сашку напомнил, когда она маленькая была. Вот и все. Быстро стало ясно, что мы с ней чужие. Ей бы напиться и с соседкой трещать.

– В чем разница? Мы с тобой тоже напиваемся и трещим.

– Вот именно что мы с тобой! Я от тебя не могу оторваться. Помнишь, ты с Маттео ночью пропала?

Она скосила глаза, вздохнула:

– Извини!

– Да нет, я не к тому. Я у окна стоял и думал: только бы появилась! Только бы не случилось ничего! Пускай с кем угодно, но живая-здоровая. Кстати, а что все-таки у вас было? Я без обид, просто хочу знать.

– Шлялись по набережной полночи. Сходили в клуб. Ничего особенного.

– А почему он краснел на следующий день?

– Потому что дурачок. К себе меня тащил, а я не захотела. Ну и он немного попытался настаивать, получил по шее.

– Подожди, он хотел насильно? Ты отбивалась, что ли? Почему ты мне сразу не сказала? – Максим обрадовался возможности показать себя защитником, дать волю праведному гневу.

– Да ну, куда насильно! Просто переусердствовал с уговорами. В общем, пустяки.

– Точно?

– Точно. Максим, мы можем остановиться? Устала я от твоих разговоров, честное слово! Пошли гулять.

И они пошли: под платанами и пиниями, по просторному парку, в котором местные старички выгуливали собак – в точности как мать Максима с мужем в своих Люберцах. Там были громадные секвойи, упиравшиеся острыми верхушками в сумеречное небо, можжевельники источали острый животный запах. Мимо них проносились велосипедисты в шлемах, потом прошла группа молодых людей в строгих костюмах и платьях, с чехлами от музыкальных инструментов за спиной или в руках. Юля спросила:

– Оркестр, что ли? Пойдем за ними, посмотрим, вдруг будут выступать!

Группа двигалась к термам – там должен был под звездным небом проходить концерт. Они купили билеты – квадратики тонкой желтой бумаги, без мест, – заняли стулья в центральном атриуме, окруженном чередой колонн. Сфотографировались у фонтана с дельфинами и наядами, похлопали дирижеру – это была симпатичная девушка в мужском костюме с галстуком-бабочкой. Она объявила, что играть будут сначала Шуберта, потом Чайковского. Слушая музыку, Максим рассматривал скульптурные часы на стене с метровым циферблатом, по которому плавно бежала стрелка, отмеряющая секунды, и размышлял о том, что нашел, похоже, то самое счастье, к которому стремился. Теперь можно остановиться, не спешить. Осмысленно проживать каждое мгновение.

Стоило, наверное, взять Юлю за руку, но ему не хотелось быть навязчивым, вести себя как подросток, впервые оказавшийся с девушкой на концерте. Он сделал серьезное лицо, притворился, что вслушивается в мелодию, хотя на самом деле музыка не особенно его тронула. К тому же вокруг пищали комары, и несколько укусов уже чесалось на шее.

По дороге в отель он заговорил о том, чем им заняться завтра – куда ей хочется съездить?

– Может, к морю? – с сомнением в голосе сказала она. – Или нет, на озеро! В Торре-дель-Лаго. Там вилла Пуччини.

– Чья? – переспросил Максим.

– Ну ты что! Пуччини – композитора. Это он «Тоску» написал. И «Манон Леско». И «Турандот».

– Ну, если Турандот, то точно поедем. Лишь бы ты была довольна.

Юлька пообещала, что ему тоже понравится у Пуччини в гостях: там и сад, и музей, и озеро с лодками. Музей, однако, был закрыт, сад они посмотрели через ограду. За ней росли гортензии, вся в цветах стояла жимолость. В кафе на берегу пестрели полосатые шезлонги, местный аполлон, раздевшись до пояса, бродил по пляжу, подбирал мелкий мусор.

– Скажи, – обратился к Юле Максим, – что ты думаешь о моем предложении? Переедешь ко мне?

– Не знаю. Честно – понятия не имею. Это все как снег на голову. Я думала, ты просто захотел развлечься. Воспользоваться ситуацией – Италия, весна, малознакомая девушка. Я примерно так на это смотрела. Ничего не могу обещать.

– Вообще-то все люди сначала малознакомые. Потом узнают друг друга. Я тебя достаточно узнал.

– За две недели?

– Почти за год.

– Все равно. Мы только на итальянском встречались. Поболтали пару раз. Боюсь, тебе больше секс понравился, а не я.

– И он тоже, но не в этом дело. Я еще ни с кем себя не чувствовал так, как с тобой. Только упрекал, выискивал недостатки. А на тебя смотрю – и поражаюсь. Ты как будто специально создана для меня.

Юля вдруг нахмурилась, отвернулась.

– Нудный ты, прости господи! Специально создана – это из какой книги? Мастер художественного слова, блин! Лев Толстой…

Максима ее замечание резануло, стало больно, тревожно екнуло сердце.

– Я просто не знаю, как тебя убедить. А мне очень надо.

– Тогда не дави. Кто с ходу решает такие вещи? Я сюда ехала отдохнуть – и ты отдыхай. Пройдемся на моторке?

Их повез тот самый аполлон, который чистил пляж: он был заодно и капитаном маленькой лодочки с мотором и двумя парусами, на которой можно было прокатиться через озеро серого – стального – цвета. Юле не сиделось на месте, она то вставала, то пыталась рукой достать до воды, когда лодка на поворотах давала крен. Максим видел, как резко у нее в последние дни меняется настроение, волновался, что сам тому причиной, но с избранного курса не сходил. Ему, между прочим, тоже нелегко! Приходится ломать свою гордость, уговаривать. Но ничего, он потерпит. Пусть только она согласится, пусть согласится – он повторял эти слова, как мантру, прокручивал в голове, чуть ли не молился.

Они вернулись на причал, поблагодарили плечистого капитана с буйными черными кудрями, сели в машину. Юля порылась в рюкзаке, выпила лекарства – опять целую горсть.

– Тебе точно все это нужно? – Максим подозрительно покосился на пластиковый пенал, где в каждом отделении лежало штук по пять таблеток. – Глотаешь и глотаешь…

– Для хорошей кожи, – отшутилась она, – чтобы краситься меньше.

– Скажи конкретно, что там?

– Доктор, не начинайте. Не бесите меня!

– Я просто беспокоюсь. Ты знаешь, что коллаген сгущает кровь? Его опасно помногу принимать. И витамины – небезобидная вещь. Даже «Омега-3».

– Между прочим, мне их врач выписал. Причем хороший.

– В интернете все хорошие. Рекламу делают себе. Ты когда в последний раз сдавала анализы? Биохимию, например?

– Ну все, ты достал! Если сейчас же не прекратишь, выпрыгну из машины!

Юля красноречивым жестом взялась за ручку двери, и Максим сдался:

– Ладно, молчу! Но давай в Москве ты придешь в санаторий и сдашь кровь, хорошо?

– Максим!

– Не буду, не буду…

На дороге было людно: итальянцы возвращались с выходных, надвигался понедельник. Максим понимал, что у него всего два дня, он уже купил им на среду билеты в Москву. Надо все решить, пока они вдвоем, иначе она запрется дома, откажется встречаться или вообще куда-нибудь пропадет, как уже бывало. Представление о ее жизни он составил и считал, что с такой семьей Юле легко будет порвать, он даст ей гораздо больше.

Во вторник, когда они собирали чемоданы – точнее, он собирал, а она опять покидала кое-как вещи и убежала в лобби-бар, – он заметил рядом с ее косметичкой на зеркале какой-то бумажный пакет, которого не видел раньше. Сунул туда нос, из чистого любопытства, и обомлел: антидепрессанты, анксиолитики, нормотимики, обезболивающие, транквилизаторы – с половину его психиатрического арсенала. Что же это такое? Кто ее лечит и от чего? Неудивительно, что у нее так прыгает настроение, если она все это принимает. И эта неугомонность, бесконечная беготня – она же накачана по самые уши! Он судорожно припоминал симптомы, боялся признаться себе, что за увлечением не рассмотрел ее болезнь. Бродяжничество по ночам, возбуждение, сексуальные всплески. Потом апатия, хандра. Как он мог быть таким слепым! А еще доктор, кандидат наук… Провозился полжизни с алкоголиками, совсем потерял чутье. Господи, она ведь все это время пьет! Хорошо хоть не отравилась, не скатилась в психоз. Могла ведь, могла!

Он услышал торопливые шаги в коридоре, бросил пакет, словно змею, обратно на комод. Юля влетела в номер, прыгнула с разбега на кровать, поманила его к себе, и Максим, не в силах сопротивляться, лег с ней рядом, уже понимая, что совершает грандиозную ошибку.

Глава 10

Их самолет вылетал в половине четвертого, поэтому они успели спокойно выпить кофе, выписаться из отеля и доехать на арендованной машине до аэропорта, чтобы сдать ее уже там. Юля прошлась по дьюти-фри, закупила подарков «своим» – джин и виски, парфюм и шоколад.

– Давай я тебе тоже что-нибудь подарю, – попросил Максим, – только выбери!

Она вздохнула, прошлась вдоль витрин с сумками и платками, косметикой и прочей дребеденью. Увидела на стенде «Сваровски» хрустальную собачку – то ли мопса, то ли бульдога.

– Можно эту?

Собачку упаковали в коробку с уплотнителем, чтобы не разбилась, перевязали лентой, положили в пакет. Юлька прижала его к груди, воскликнула радостно:

– Спасибище!

Посадка уже начиналась, их повезли на автобусе в самолет. Максим купил билеты на рейс подороже, регулярным «Аэрофлотом», не поскупился на бизнес-класс. Поэтому сидели они вдвоем, без соседей. Пока взлетали, Максим судорожно думал, что ему теперь делать. Она больна, это очевидно. Говорить о болезни категорически не хочет – это очевидно тоже. Он влюблен в нее по-прежнему, но теперь ему еще и страшно. Снова связаться с психопаткой – о нет! Добиться Юли – переменчивой, небрежной, ироничной – о да!

В конце концов Максим пришел к единственно возможному выводу: надо пробовать, несмотря ни на что. Увозить ее из дома, класть в клинику и разбираться, в чем дело. Лечить ее сам он не сможет, да это и нельзя. Передаст Андрею Юрьевичу, тот отличный клиницист. Подберет ей препараты, подкорректирует схему, и можно в санаторий. Там нормализовать, постараться добиться ремиссии. Ну и потом потихоньку внушить, что ее жизнь теперь с ним, если сама к тому времени не поймет. Но давить, пока ее лечат, нельзя ни в коем случае. Надо вообще меньше показываться на глаза.

Теперь главное – как с ней об этом заговорить? Объявить, что видел лекарства? Подождать, пока она вытащит пенал, и «узнать» знакомые таблетки? Юля пошевелилась с ним рядом, забралась с ногами на кресло, положила голову Максиму на плечо. Тяжело вздохнула и сказала:

– Придется тебе кое в чем признаться.

Максим почувствовал, как от лица у него отливает кровь; руки похолодели, и в пальцах неприятно закололо. Неужели скажет сама?

Юлька, зажмурившись, прошептала:

– Я к тебе так привыкла… Правда-правда! Я подумаю, что делать дальше. Но это здорово, что ты предложил жить с тобой. Я оценила.

Максим вздрогнул, покосился на нее – Юлька сидела расслабленная, с блаженным лицом. Она сползла пониже, устроилась у него на коленях:

– Я, наверное, посплю.

Когда стюардесса пошла по салону, проверяя, все ли пристегнулись перед посадкой, Юлька выпрямилась, с сожалением оторвавшись от него, обула обратно кеды, уставилась в окно недовольным взглядом – опять над Москвой облака! Солнце в последний раз мелькнуло в иллюминаторе, самолет погрузился в серую пену, вынырнул над мокрой от дождя посадочной полосой.

– Пожалуйста, никуда не пропадай – торопливо начал Максим, пока они подруливали к аэропорту. – Бери трубку, если я звоню. Обещаешь?

Она автоматически кивнула, едва слушая, что он говорит, полезла под кресло за рюкзаком. Их выпустили первыми, задержав остальных пассажиров в салоне, багаж уже ждал, медлить не было причин. Муж встречал ее в зале, и Максим не знал, как себя с ним вести: поздороваться, пожать руку? Дикость! Они кивнули друг другу издали, Юля пошагала, не оглядываясь, к дверям.

Максим вызвал себе такси, через десять минут был уже дома: пустой холл, пустая кухня, пустой холодильник. Тьма за окном, балкон грязный после зимы. Он выкурил сигарету, замерз, забрался в спальне под одеяло. Завтра четверг, у всей группы урок. Вряд ли Юля придет, будет отсыпаться. Или нет? Зависит от того, что примет на ночь… или не примет. Но все равно, это шанс увидеться с ней. Надо идти.

Машина с утра завелась неохотно, Максим заподозрил, что садится аккумулятор. Надо было снять клеммы перед тем, как оставлять ее на улице на две недели. По дороге к метро он еще завернул в супермаркет, прогулялся между холодильников, гадая, какие продукты запасти. Что, если удастся привезти Юлю к себе после занятий? Тогда надо, чтобы в доме была еда. И вино… нет, никакого вина! Пока он не выяснит, что с ней такое, разгул надо прекратить. Да и потом они вряд ли к нему вернутся. Ей нужно спать, питаться нормально.

Он клал в тележку готовые сандвичи, сыры, придирчиво выбирал фрукты: яблоки и виноград. Посматривал на часы, чтобы не опоздать. Приехал первым, купил кофе себе и ей, встал у входа. Прибежала Вика-тихоня, удивленно поздоровалась с ним: вы уже вернулись? Максим понял, что стал в группе притчей во языцех – разведенный доктор влюбился в замужнюю вертихвостку на четырнадцать лет моложе его. Судя по взгляду тихони, разговоры о них имели место, еще какие! Она насмешливо поджала губы, прищурила один глаз, сказала:

– Ну, я пойду, ты жди тут.

Ему больше ничего и не оставалось, только ждать. Следующей мимо прошагала Маргарита, поздоровалась издалека кивком головы. Спортсменка опоздала минут на пять, урок уже начался. Это дало ей повод не задерживаться возле него, сразу мчаться на проходную. Максим присел на край скамьи, встроенной в цементную тумбу с декоративной яблонькой по центру, закурил, отпил остывший кофе. Несмотря на плюс пятнадцать и стеганый жилет поверх шерстяного свитера, его пробирал озноб, руки дрожали. Спустя полчаса он выкинул в урну оба стакана, сел в метро и поехал на работу.

Пациентов в санатории за три недели его отсутствия прибавилось: клиника их поставляла бесперебойно. Нескольких Максим хорошо знал – в частности дамочку в неизменном бархатном костюме с брезгливым выражением лица. Она стала еще дороднее, грудь уже вываливалась из расстегнутой молнии на куртке. По уму, ее давно следовало выписать, но муж настаивал на том, что его Елена Степановна нуждается в дополнительном лечении и уходе. Судя по всему, он завел ей неплохую заместительницу, вот и не спешил забирать. Исправно являлся три раза в неделю, привозил торты, конфеты, шоколад. Максим пытался ему объяснить, что сладкое ей не на пользу, но какое там – он не собирался перечить супруге, на деньги которой жил припеваючи много лет.

В групповом итальянском чате появлялись сообщения: «Юль, вы прилетели?», «Ты почему не пришла?», «На следующем уроке будешь?». Она не отвечала, но Максим все равно не спускал с телефона глаз. Переоделся в халат, сделал обход. Потом сидел в кабинете, пытаясь привести мысли в порядок. Первым делом надо связаться с ней. Если не напишет сама или не ответит в группу, он позвонит. В выходные правдами-неправдами затащит в клинику, заставит все рассказать, поручит Андрею Юрьевичу разобраться с лечением. Скорее всего, придется ее госпитализировать, вызывать мужа. Заодно повод встретиться с ним и переговорить.

К нему заглянула медсестра:

– Максим Викторович, посмотрите Банщикова в третьей палате?

Он поднялся из-за стола, и та, хихикнув, заметила:

– На вас две пары очков!

Максим посмотрелся в зеркало: действительно – одни на носу, вторые надо лбом. Снял лишние, повесил на шею стетоскоп. Пошел к Банщикову, у которого ни с того ни с сего развилась полноценная паническая атака, сначала беседовал с ним, уговаривая потерпеть, потом махнул рукой и дал распоряжение сделать укол. В восемь вечера, осознав, что все врачи, кроме дежурного, давно разъехались, Максим нерешительно взялся за телефон. Нашел среди контактов ее номер, послушал длинные гудки. Конечно же, Юлька не отвечала – все как он ожидал. Он попробовал еще раз, и вдруг она взяла трубку, вот только музыка на фоне гремела так, что ее едва было слышно.

– Ты где? – спросил Максим, и она сначала неразборчиво что-то пробормотала, а потом прокричала громче:

– В центре! Отмечаем мое возвращение! Ты завтра позвони, ладно? Или приезжай сюда, мои будут рады.

Ну да, рады! Еще не хватало снова попасть в ее бешеную компанию – итак едва спасся на Новый год. Максим вернулся в таунхаус, выгрузил из багажника продукты, валявшиеся там еще с утра. Поел в одиночестве на кухне, полистал Юлькин блог, где она активно выкладывала фотографии с вечеринки. Внутри у него все восставало при виде бокалов, стаканов и рюмок, которыми разряженные гости тыкали в объектив. Вопреки обыкновению, у Юли были уложены волосы, ярко накрашены глаза. Наверное, все это ей шло, но Максим ее не узнавал, глядел на снимки так, будто там чужой человек. Он привык считать, что один видит ее красоту – сквозь небрежность, растрепанные волосы, мятые джинсы и свитера. Но нет, она правда была красавицей, и теперь он с болезненной остротой это понял. На фото с ней рядом толкалась та же банда с Нового года – дива в боа, парень в неоне, Василий и Илья, четыре или пять других мужчин. Судя по интерьерам, вечеринка проходила там, где они были с группой, – в черной пещере с кораллами под потолком. У Василия, понял Максим, в его ресторане. Часы на экране телефона показывали половину двенадцатого, навигатор – время в пути, сорок восемь минут. Зачем он просит построить маршрут? Собирается к ней? Глупость, какая глупость! Пускай бы подумала, сравнила, разобралась и сама решила, что с ним ей лучше! Но ее надо остановить – нельзя, чтобы так продолжалось. Хотя бы как врач он обязан вмешаться.

Максим схватил со стола ключи, прыгнул за руль. Врубил музыку, старый добрый «Bloodhound Gang». Понимал, что превышает скорость, но ограничитель не включал. Плевать на штрафы, ему скорее надо к ней. Бросил машину как попало, в неположенном месте, быстрым шагом пошел к ресторану в глубине переулка. У входа курила подвыпившая молодежь, от басов сотрясались стекла. Охранник его притормозил: закрытая вечеринка, спецобслуживание.

– Я к Василию, – ответил Максим, – можете проверить.

Его пропустили, предупредив по рации владельца. В коридоре горели только синие неоновые трубки, не дававшие света, парочка тискалась у стены, пахло жженым сахаром и разлитым пивом. Максим протиснулся в главный зал: внутри сплошное месиво из танцующих тел, хаотичные всполохи света, диджей за микшерским пультом. Неоновый парень прошмыгнул мимо, и Максим схватил его за локоть:

– Где Юля?

– В привате, – он мотнул головой в сторону занавеса на торцевой стене. – Может, потанцуем?

Максим отшатнулся:

– О-о, нет! Спасибо.

Откинул занавес, ведущий в приватный кабинет, и увидел там Юлю, сидевшую у Василия на коленях, Илью в обнимку с двумя стриптизершами в латексных полосках, какие-то еще раскрашенные физиономии. Она не сразу заметила его; сначала Василий встретился с Максимом взглядом, дернул подбородком – смотри, кто у нас! Юля изумилась, обрадовалась, повисла на Максиме:

– Вот здорово, что ты приехал! Что будешь пить?

Сама она не выглядела пьяной, скорее была просто на взводе, как натянутая струна.

– Ты можешь выйти на улицу? – крикнул ей в ухо Максим, чтобы она услышала через музыку.

– Сейчас, подожди!

Юля подхватила со стола сигареты, лягнула игриво ногой одну из стриптизерш, пошла по коридору, преувеличенно виляя бедрами. Оглянулась: как он, видит? Успевает за ней? На крыльце вдохнула апрельский прохладный воздух, подняла на Максима глаза.

– Хочешь, сейчас ко мне поедем? – начал он с места в карьер, без долгих вступлений. – Я не могу без тебя. Ты что-нибудь говорила мужу?

– Нет пока. Времени не было.

– И он ничего не спрашивал? Про то, почему ты задержалась?

– Я же сразу сказала, что останусь на неделю с тобой, какие проблемы?

– Остаться в Италии с другим мужиком – не проблема?

– Не с девушкой же… вот тут бы они удивились!

Юля затянулась сигаретой, посмотрела на Максима сочувственно:

– Если хочешь, можем и к тебе. Но мне завтра утром надо быть дома.

– Ты не понимаешь – я не хочу, чтобы ты возвращалась. Неужели тебе нравится… это все?

– Мне? Очень! Пошли потанцуем, потом уедем.

– Нет, поехали сейчас.

Он взял ее за плечо, надавил, уткнулся лбом в лоб. Юля досадливо стряхнула его руку, отступила на шаг. Он попытался ее удержать, потянул к себе; она вырвалась, побежала назад в коридор. Возле кухни хотела оглянуться, поскользнулась на гладкой плитке и полетела с размаха вперед, прямо на застекленный винный шкаф с острыми металлическими углами. Максим застыл: словно в замедленной съемке у него перед глазами мелькнули ее волосы, шкаф содрогнулся, Юля ударилась об алюминиевое сверкающее ребро и отлетела к стене. Подняла на него удивленное лицо, и только тут сморщилась от боли. Джинсы над коленом у нее прорвались, по краям дыры быстро выступала кровь.

Максим кинулся к ней, вцепился в ногу – кожа расходилась в стороны, выворачивалась наружу. Он крикнул повару: «Полотенце чистое, живо!» Тот засуетился, подал полотенце, побежал звать Илью. Вокруг тут же собралась толпа, все в ужасе смотрели, как Максим пытается зажать рану, остановить кровь. Он быстро скрутил жгут, затянул на бедре.

– Вызывать скорую? – спрашивал Илья растерянно, раз за разом. – Или везем в травмпункт?

Максим выпрямился, окинул его взглядом с высоты своего роста, сделал строгое лицо.

– В травмпункте очередь. Надо ко мне в клинику.

– Я подгоню машину, – Василий показался у Ильи из-за плеча.

– Какую машину?! – возмутился Максим. – Вы же все пьяные! Сидите тут, я сам.

Он согнул ей ногу, разогнул, спросил, не больно ли. Нет, гнется нормально. Значит, просто порезала кожу, достаточно зашить.

– Помогайте! – окликнул он Василия с Ильей, поднимая ее на руки. Те встали в дверях, придержали створки, проводили их к «Рейнджроверу». Максим усадил Юлю на заднее сиденье, устроил ногу удобно, скатав в валик свою куртку и подложив под колено. Она помалкивала, зато ее свита только и делала, что многословно предлагала помощь. Максим отмахнулся от них, завел двигатель и стартовал, скрипнув шинами по влажному асфальту.

По дороге позвонил в клинику, сказал, что везет травму, надо будет наложить швы, четыре-пять. Кто дежурит, Андрей Юрьевич? Очень кстати. Их встретили у входа, Максим занес Юлю сразу в процедурную, где были готовы шприцы с обезболивающим, иглы, пинцеты и шовный материал. Медсестра накрыла стол одноразовой стерильной простыней, Андрей Юрьевич зашел, начал надевать перчатки. Сказал преувеличенно бодро, обращаясь к Юле:

– Раздеваемся! – и вот тут она перепуганно глянула на Максима, а в глазах у нее он увидел слезы.

– Подожди, я помогу!

Максим вымыл руки, ослабил жгут. Кровотечение вроде бы прекратилось; он стянул с нее джинсы и пересадил на стол. Андрей Юрьевич спросил, что произошло, осмотрел рану и уже взялся за шприц, чтобы обезболивать, но Юля вцепилась в Максима, стоявшего рядом, и сказала, что никому не позволит к ней прикасаться, пусть зашивает он.

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – повторяла она, стуча зубами, – Максим, только ты!

Врач вопросительно уставился на него, готовый снимать с иглы колпачок.

– И она пусть тоже уйдет, – Юля мотнула головой в сторону медсестры. – Девушка, не надо так на меня смотреть!

– Может, ей успокоительного? – предложил Андрей Юрьевич, переводя глаза с Юли на Максима и обратно. Юля закричала:

– Не надо! Выйдите вы все, сейчас же! Максим, прогони их!

Тот не отставал:

– Давай я ей сделаю лоразепам! Не даст же зашить!

– Себе его коли! – глаза у Юли сузились в щелки, щеки покраснели. Она попыталась подняться, кожа на ноге опасно натянулась.

– Ладно, – выдохнул Максим, – я сам. Спасибо, Андрей Юрьевич, можешь идти.

Тот пожал плечами, вернул шприц на салфетку и вышел, пропустив вперед медсестру.

Юля легла на стол, зажала ладонью глаза. Из-под руки у нее текли слезы, но всхлипов не было слышно.

– Готова? – спросил он, надевая перчатки. – Не бойся, больно не будет.

– Я не боюсь. Шей.

– Сначала обезболю. Секунду потерпи.

Он обколол рану, сел с ней рядом на стул, дожидаясь, пока подействует анестезия.

– Ты что так вскинулась на лоразепам? – не без заднего умысла спросил Максим, моля про себя «ну же, расскажи, что с тобой, признайся!».

– Я от него не могу ходить. Шатает во все стороны, голова раскалывается.

– Ты часто принимала? Таблетки или уколы?

– Мне кололи в больнице. Отвратительно!

– В какой больнице? С чем ты лежала?

– В Центре неврозов. На Варшавке.

Юля отвела от лица руку, вытерла слезы. Максим молчал, колотясь от внутренней дрожи. Дальше, дальше давай!

– У меня МДП, еще с университета.

Чего-то такого он и ожидал, судя по набору лекарств.

– Теперь это называется БАР, биполярное аффективное расстройство. Галлюцинаций нет?

– Стойких не было. Запахи преследуют иногда, и все.

– Сейчас гипомания, надо думать?

– Да.

– Давно?

– Полгода. Но терпимая, сам видишь.

– Я вижу, что ты таблетки глотаешь горстями и запиваешь алкоголем. Тебе не объясняли, что это недопустимо?

– Я приспособилась. Иначе невмоготу.

– Значит, неправильно подобрали лекарства. Эта схема давно?

– Месяца три.

– Придется все отменить. И посмотреть по состоянию. Ляжешь в больницу?

– К тебе?

– Конечно, ко мне. Но врач будет другой. Я тебя лечить не могу.

– Хорошо.

Максим почувствовал, как отпускает внутри тревога, кровь приливает к щекам.

– Вот и правильно, умничка! – он наклонился к ней, поцеловал. – Давай зашивать!

Руки уже не тряслись, уверенно держали пинцет с иглой. За пятнадцать минут он наложил швы, перевязал ей колено. Когда закончил, часы над дверью показывали два ночи, в клинике было совсем тихо.

– Сейчас здесь переночуем и завтра проконсультируемся с доктором. Прямо с утра.

– Хорошо. Только мне надо моих предупредить. И чтобы Илья тоже завтра пришел.

У нее в телефоне висели пропущенные звонки, сообщения; Юля быстро ответила, что с ногой все в порядке, она остается в клинике на ночь. Утром будет консультация, Илье лучше присутствовать. Максим вынужденно признал, что муж действительно не помешает. Кто еще знает картину так, как он? Врачу будет легче разбираться.

Медсестра на посту дремала, но при виде него сразу вскинула голову.

– Палату приготовьте, – распорядился Максим. – Есть свободные на третьем этаже?

Она закивала, убежала наверх. Юля, пока он выходил, уже слезла со стола, но Максим вовремя вернулся и запретил ей шевелиться. Достал из шкафчика чистый хирургический костюм, помог надеть брюки вместо джинсов, порванных и испачканных кровью. Велел санитару отвезти ее в отделение на кресле, а сам заскочил в ординаторскую за халатом. Пока поднимался по лестнице, услышал из палаты наблюдения крики, какой-то шум и порадовался про себя, что ему туда не надо – пусть Андрей Юрьевич попотеет.

Юля лежала под одеялом, накрывшись по самую макушку. Услышав его, она высунула нос, попросила:

– Полежи со мной!

Максим усмехнулся:

– Не получится, тут видеонаблюдение. Завтра все будут знать, что главврач залез к пациентке в постель.

Он устроился на диванчике, вздохнул, подпер подбородок рукой.

– Скажи, ты догадывался, что со мной что-то не то? – негромко сказала она.

– Сначала нет. Потом увидел у тебя лекарства.

– Когда, во Флоренции? Или уже в Монтекатини?

– Когда уезжали из отеля.

– А почему молчал?

– Боялся.

– Чего?

– Что ты сбежишь. Спрячешься от меня.

– Наверное, надо было. Теперь я для тебя сумасшедшая. Больная.

– Глупости не говори! Никакая ты не сумасшедшая. Поспи, завтра проконсультируемся с врачом.

– Только не с этим Юрьевичем, ладно?

– Ладно. Отдыхай! – пробормотал Максим, сам проваливаясь в дрему.

Его разбудил стук в дверь – медсестра сообщила, что приехал Юлин муж. Максим раздернул шторы, приоткрыл окно. На улице уже рассвело, дождь прекратился, во внутреннем дворике прогуливались перед завтраком стационарные пациенты. Юля заворочалась в кровати, неудачно задела ногу и охнула, сразу проснувшись.

Пора было идти договариваться, чтобы ее посмотрели. Илья сидел в коридоре первого этажа, бледный с похмелья. Максим мимоходом поздоровался с ним и постучал к Славе, с которым работал уже лет сто – еще с первой своей наркологии:

– Вячеслав Олегович, свободен?

Пришлось изложить подкорректированную версию событий: хорошие знакомые, у жены БАР, на Варшавке лечили – недолечили. Тот сразу спросил, будет ли муж присутствовать, и Максим ответил, что да.

– У них своеобразная ситуация, могут и не рассказать, – добавил он осторожно.

– А что такое? Алкоголизм? Промискуитет?

– Всего понемногу. Главное ее нормализовать, лучше стационарно. Оторвать от среды.

Слава понятливо кивнул, усмехнулся:

– Похоже, тут личная заинтересованность?

– Может быть, может быть.

– Ну, зови их сюда.

Юля уже хромала к кабинету в хирургических штанах и майке-безрукавке; Илья вскочил с банкетки, подхватил ее под руку. Максим представил их врачу, а сам вышел и прямиком отправился в комнату охраны. Там отпустил дежурного на перекур и вывел на монитор картинку с камеры: Слава за столом, Юля с мужем в креслах напротив. Воровато оглянувшись, включил звук, начал слушать обычные вопросы и ответы, и вдруг почувствовал, как становится стыдно – он подсматривает за ней, а она не знает. Нет, лучше карту потом прочитать.

Когда они закончили и Илья пошел провожать больную в палату, Максим спросил Славу, что удалось решить.

– Госпитализируем недельки на две. Пусть отойдет немного. Там такая схема – непонятно, как она до сих пор жива. Вон, посмотри!

Максим пробежал глазами лист с назначениями, охнул.

– Как на подопытной собаке, экспериментировали! Она еще и пьет, сказала тебе?

– Сказала. И муж подстрекает. Правильно ты говоришь, что надо удалить из среды. Семейка у них, конечно… Ты там каким боком?

– Итальянский с Юлией Дмитриевной учим в одной группе.

– Уж не с ней ли ты в отпуск ездил? – подмигнул Слава.

– Она тоже была.

– Гляди, Максим Викторович! Сам знаешь, такой диагноз на всю жизнь. Будет нервы тебе мотать. И что в ней такого – одни кости. Пищевое расстройство тоже запущенное, придется следить, чтобы не блевала после еды.

– Проследим. Ладно, спасибо. Оформишь ее, денег не бери. За мой счет.

– Уверен?

– Естественно. Уступи мне кабинет на минутку, я с мужем поговорю.

Максим отправил медсестру за Ильей, устроился на Славином месте – собственно, до открытия санатория кабинет был его. Он еще не знал, что хочет сказать Юлькиному мужу, но чувствовал, что решать будут они один на один. Его план: увезти ее из клиники в санаторий, оттуда к себе. Пусть делает ответный ход.

– Максим, – начал Илья сам, едва открыл дверь, – спасибо, что вчера помог. Я, правда, до сих пор не понял, как она упала. Бежала куда-то?

– Бежала. Я хотел ее забрать.

– Забрать? Куда это?

– Ко мне. Мы это обсуждали, Юля согласна.

– Думаю, ей просто лень спорить. Послушай моего совета, не лезь к ней!

– Сам разберусь. Сядь, поговорим спокойно.

Илья вернулся в то же кресло, в котором сидел на консультации, забросил ногу на ногу. Максим автоматически отметил, что они с ним похожи: оба высокие, темноволосые, с серыми глазами.

– Почему ты допускаешь, чтобы она пила? Знаешь же, что нельзя!

– А ты ей запрети! Запрети попробуй! Они с Васькой оба такие – подавай им праздник каждый день.

– Про ваш тройничок я вообще молчу! С кем спать – твое личное дело, но для чего ты домой его пустил?

– Я пустил? Это она так сказала? Да они ж не разлей вода! Юльке лишь бы не жить по-человечески, детей не рожать.

– Ты предлагал?

– Сто раз. Она ни в какую. Боится.

– Тогда почему вы вместе?

– В смысле почему? Я ее люблю! Где еще найдешь такую сумасшедшую?

Максим и сам ответил бы так же – тут он Илью понимал. Тем не менее уступать не собирался:

– Ей будет лучше со мной, – заявил ему в глаза, – я ее увезу.

– Куда? – усмехнулся Юлькин муж. – В Италию?

– Может, и в Италию. Подальше от вас.

– Знаешь, если тебе охота – пробуй. Мешать я не стану. Все равно назад прибежит.

Илья встал, давая понять, что разговор окончен. Руку не протянул, просто сказал:

– До свидания. Спасибо еще раз.

– Не за что. Пока.

Юля сидела в палате на диване, вертела в руках телефон. Максим задрал на ней до колена штанину, пощупал бинт:

– Пойдем в процедурную, на перевязку.

– А здесь нельзя?

– Нет. Хочешь, я тебя отнесу?

– Хочу. Неси.

В коридоре, держа Максима за шею, Юлька шепнула ему на ухо:

– Персонала своего не стесняешься? А больных? Вдруг какая-нибудь маньячка нападет!

– Не нападет, – ответил он, – все под седацией.

В процедурной он проверил шов – чистый. Промыл, просушил и, не сдержавшись, поцеловал чуть выше стежков, гладя бедро ладонью.

– Я говорил с твоим мужем, – признался, не глядя ей в лицо, – он не против, чтобы ты ушла ко мне. Переедешь после больницы?

– Похоже, ты уже все решил.

Вячеслав Олегович продержал Юлю в клинике две недели, как договаривались. Подобрал лекарства – у нее потихоньку открылись глаза, настроение перестало прыгать, как раньше. Максим пользовался любым предлогом, чтобы вырваться из санатория к ней, и Юлька, словно ребенок, радовалась их встречам. Хотела скорее вернуться на итальянский – теперь, когда мысли не так разбегаются в голове, учиться будет одно удовольствие. Перед отправкой в санаторий к ней прикатил Василий, привез теплые вещи, чтобы гулять на улице. Максим, принимая в кабинете больных, наблюдал через окно за тем, как она сидит в беседке: читает или разговаривает с кем-нибудь. Больше всего Юлю полюбили его алкоголики: она снисходительно выслушивала их рассказы, смеялась в ответ. Максим радовался, что лечение помогает – в целом она не изменилась, просто стала спокойнее.

Однажды вечером, когда Максим заканчивал работу, позвонил Артем, предложил вместе погулять с Филей. Они встретились у въезда в поселок, и пес Максима не узнал, посмотрел настороженно.

– Как у вас дела? – спросил Максим, погладив Филю по коричневой шерстке. – Собираешься к бабушке на каникулы?

– Собираюсь. Через две недели.

– У тебя же школа еще месяц! Почему так рано?

– У мамы новый друг. Они хотят остаться вдвоем.

«Ай да Ленка, – подумал Максим, – не теряет времени даром!»

– Значит, отдохнешь подольше.

– Она хочет, чтобы я его папой называл, – пожаловался Артем, – говорит, что мы будем жить вместе.

– Ты делай так, как тебе удобнее. Не называй, если еще не готов.

– Максим, ты точно к нам не вернешься? Может, вы с мамой помиритесь?

– Нет, прости. Но мы с тобой все равно будем друзьями. Пойдем-ка Филе мячик покидаем.

Они походили по парку, поиграли с собакой, и Максим проводил Артема домой. Мальчик попросил подняться с ним на лифте; Ленка открыла дверь и пригласила зайти, поговорить.

В квартире было чисто, вкусно пахло какой-то стряпней.

– Поужинаешь? – предложила она, но Максим отказался, гадая, зачем бывшей понадобилась вся эта акция.

– Тебе надо знать, – объяснила Ленка, – у меня есть мужчина, мы живем здесь. Он предлагает отдать тебе деньги за ипотеку. Чтобы не быть обязанным. Как ты на это смотришь?

– Может перевести на счет. Но я ничего не требую. Квартира твоя.

– Ладно, я ему скажу. Как ты вообще? Все хорошо?

– Нормально, – Максим не собирался вести с ней задушевные разговоры. – Я пойду.

– Точно не посидишь? Он скоро придет, я бы вас познакомила.

Максим подумал – хватит с него чужих мужей, их в последнее время было достаточно, быстро попрощался и сбежал к себе в таунхаус. Запер двери, включил музыку и стал представлять, как Юля переедет к нему. Будет ходить по дому, сидеть за ноутбуком в его кабинете. Готовить утром завтрак, спать рядом каждую ночь. Ему не верилось, что такое возможно, что сбывается его мечта. Сколько времени прошло с их знакомства, год? Да, почти. Он и не заметил.

Он выписал ее из санатория седьмого мая, в перерыве между праздниками. Посадил в машину и повез во Внуково, показывать новый дом. К ее приезду там поработал клининг, приехала доставка продуктов и готовой еды. Перед крыльцом Максим посадил в порыве вдохновения елочку, рядом поставил садовые качели под тентом, чтобы пить кофе по утрам. У многих соседей такие уже были, а он озаботился только сейчас. В холле Юля огляделась, поводила носом:

– Чувствую себя питомцем… Которого привезли к хозяину. По-твоему, это нормально?

– Прекрати! Пойдем, покажу тебе все.

Он провел ее по первому этажу, кухне и гостиной. Открыл холодильник, похвастался запасами. Наверху уложил в постель, позволил себе наконец нормальный секс после месяца воздержания. И в клинике, и в санатории они ни разу не спали вместе, хотя порой ему и трудно было утерпеть. Случалось, что Юля заходила в его кабинет, крутилась рядом, показывая, что не против. Он представлял, как позабавится охранник, сидящий у мониторов, и разворачивал ее, выгонял.

Теперь, завладев ею, он наслаждался без спешки; вот только с новыми лекарствами она стала не такой взрывной, медленнее разгонялась и не требовала еще и еще. Максима это устраивало, даже радовало. В ее темпераменте всегда было что-то болезненное, и нынешнее спокойствие он воспринимал как положительную динамику.

Из постели Юля перекочевала в ванну, которую он для нее приготовил – даже свечки зажег и налил ароматного масла. Шов зажил, на его месте осталась розовая полоса. Ее коленки торчали над водой, уже не такие хрупкие: под наблюдением ей волей-неволей приходилось есть, и пару килограммов Юля прибавила точно.

– Давай подумаем, как твои вещи перевезти, – предложил Максим, сидя рядом с ней на пуфе, который приволок из гостиной. – Шкафы для тебя свободны.

– Надо с Ильей договориться, пусть упакует. Он мне всегда чемоданы собирал.

– Тогда я подъеду и заберу.

– Можем вместе, я хочу домой зайти.

– Теперь тут твой дом.

Она протянула ему руку: помоги вылезти! Встала из воды, начала вытираться и добавила мимоходом:

– Вообще-то это моя квартира. И мебель, и все мое, папа подарил. Но Илья будет там жить как раньше. Пока я здесь.

– Пока? – переспросил Максим, вскинув голову.

– Не придирайся к словам, ладно? Пошли кофе попьем.

Он сварил им латте, два больших стакана. Накормил Юлю «Цезарем» из доставки, проследил, чтобы она приняла таблетку. Пообещал, что со следующей недели она возобновит уроки итальянского: пропущенный месяц легко можно нагнать.

– А ты? – прищурилась Юля. – Больше не хочешь?

– Если честно, я только ради тебя ходил.

Юля позвонила мужу, договорилась, что завтра приедет за вещами; Илья нисколько не возражал против того, чтобы их собрать. Максима ситуация коробила, но он решил перетерпеть – у них свои отношения. Сейчас она привыкнет, обустроится, можно будет обсудить развод. До сих пор все складывалось по его плану, и Максим надеялся, что и дальше будет так.

Глава 11

Никакой завтрак наутро Юля не приготовила, да Максим на него и не рассчитывал. Когда он проснулся, ее не было рядом, и ему сразу стало страшно: неужели сбежала? Он обыскал комнаты, кухню, распахнул дверь и увидел ее на качелях с кружкой в руках. Она отталкивалась обеими ногами от земли и смотрела, как кофе переливается через край на траву. Делала вид, что его не замечает, хотя он стоял в двух шагах.

Максим остановил качели, сел с ней рядом.

– Ты выспалась? Все хорошо?

– Хорошо. Мне нравится за городом, оказывается. По крайней мере когда тепло.

– Вот и отлично. Мне скоро на работу, хочешь поесть? Я что-нибудь разогрею.

– Да не надо, – попыталась отговориться она, но Максим настоял, накормил ее, дал лекарство.

– Теперь можно ехать. У тебя есть планы?

– Я тут поработаю. До кафе дойду. Только ты не поздно!

– Нет, в шесть освобожусь.

Он бы с удовольствием остался, но в санатории его ждали. Поступали новые пациенты, как без главврача! Несколько раз за день Максим ей звонил: Юля сидела дома, потом в кафе возле поселка. Назад он мчался как бешеный, давил и давил на газ. Затормозил у дверей, и ощутил в груди теплую волну при виде открытых окон с колышущимися занавесками. Юля босиком стояла в холле, встречала его. Он бросил на пол портфель, развязал галстук, а она, подхватив за Максимом движение, расстегнула пуговицы у него на рубашке и пряжку ремня. Забралась на кухонную столешницу – он заметил коленку со шрамом, полоску голой груди и накинулся на нее, словно год не видел, изголодался.

От Василия пришло сообщение: Юлю ждут коробки и прощальная вечеринка. «Опять они празднуют, что ж за люди такие», – думал Максим, одеваясь и готовясь выходить. Возле ее подъезда распускались тюльпаны, тугие темно-фиолетовые бутоны стойко сопротивлялись налетающему ветру. Дверь в квартиру опять была открыта, оттуда несся шум – казалось, он и не прекращался никогда. Юля спешно побежала внутрь, кинулась Василию на шею, стала целовать, приговаривать: «Миленький мой, хорошенький, я соскучилась!» Тот ее обнимал, кружил. Выглядело это диковато, но остальных нисколько не смущало. Илья вышел из спальни в толстовке с закатанными рукавами, кивнул Максиму, подзывая к себе.

– Все готово, я коробки запаковал. Можем выносить.

Коробок было штук шесть, довольно больших, но их удалось разместить в багажнике и на заднем сиденье. Максим хотел сразу ехать, однако его остановили: как же праздник? Юля горела желанием остаться, жадным взглядом посматривала на бутылки, расставленные на столе. Максим ее строго предупредил, что пить ни в коем случае нельзя, только-только удалось стабилизировать настроение.

– Раньше ты не возражал, – буркнула она, отталкивая его руку и бросая себе в стакан кружок лимона. – Мне, может, такая стабильность и ни к чему.

Единственное, что радовало его в этой ситуации – Юля тут больше не живет. С ними любой рехнется, честное слово. В домофон звонили, приходили еще какие-то люди. Вечеринка набирала обороты, кто-то уже целовался в углу, дверь в ванную была заперта, и неоновый парень безуспешно стучался туда, громко ругаясь. Илья похлопал в ладоши, требуя внимания, и на экране проектора заскользили кадры: Юлька в платье, с букетом в руках – похоже, их свадьба. Дальше они где-то на островах, с Василием в ночном клубе, на фоне Эйфелевой башни и Миланского собора. Караоке-дива сказала в микрофон речь про то, что сегодня от них уезжает душа компании и главная заводила, но они все-таки надеются с ней встречаться. Юлька перехватила инициативу, начала уверять, что никуда не денется. Она видела, что Максим нервничает, но как будто нарочно тянула, не собиралась уезжать. В конце концов он шепнул ей на ухо, что подождет в машине, пусть прощается спокойно.

Ждать пришлось долго, около часа. С Юлькой спустился Василий, открыл дверцу и сказал Максиму внимательно за ней следить – будто он не для этого ее у них и забрал. По пути она что-то себе под нос напевала, крутилась на сиденье.

– Ты не выпила без меня? – обеспокоенно спросил Максим, но Юлька помотала головой, посмотрела честными глазами.

Теперь перед его таунхаусом стояли сразу две машины, «Рейнджровер» и Юлькина «Вольво», в шкафу висели ее вещи – нарядные; а те, что она носила каждый день, обычно валялись кое-как по креслам и стульям. Она бросала ключи где попало и потом долго не могла найти, забывала телефон, и до нее нельзя было дозвониться. Продолжала свою хаотичную работу – обзоры, статейки, блог. Время от времени делала Максиму подарки, которые он с изумлением принимал: ничего себе заработки у его девушки, если она может себе позволить просто так купить в дом новую акустику или антикварный микроскоп. Юле определенно нравилось пополнять коллекцию Максима, и вещи она выбирала оригинальные, которых он, может, и не нашел бы. У него появились раритетные книги с авторскими автографами, медицинские гравюры с аукциона, библейский атлас в переплете из натуральной кожи. Максим шутил, что скоро одной витрины станет мало, придется заказывать еще. Он тоже пытался ее баловать, куда-нибудь приглашать. С подарками терялся: украшения Юлька не любит, одежду не хочет.

Она снова ходила на итальянский, сосредоточенно делала уроки по вечерам. Максим интересовался, действительно ли им задают так много, что приходится учить по несколько часов, но Юлька объясняла, что ей нравится: голова просветлела, память стала лучше, язык дается совсем легко. В ноутбуке, стоявшем на столе в кабинете, у нее вечно крутились итальянские сериалы, разные ток-шоу. В глубине души Максим радовался, что она сосредоточилась на учебе, понимая, что какое-то увлечение у нее должно быть, иначе начнется сначала хандра, а потом жди срыва.

Он пристально следил за ее настроениями, замечая малейшие перемены: какая проснулась, какая вернулась с занятий, какая сидит вечером на кровати с книгой. Она продолжала ходить к Вячеславу Олеговичу на психотерапию, два-три раза в неделю. Мысль о том, чтобы подсмотреть записи с сеансов, посещала Максима неоднократно, но он запрещал себе соваться в клинику, чтобы не поддаться соблазну. В конце концов, для него неважно, что именно там – главное, она потихоньку поправляется, приходит в себя.

Лето поджаривало Москву как на сковородке, без кондиционера невозможно сесть в машину, невозможно работать. Юлька заезжала в санаторий и требовала сделать ей душ Шарко – пусть только вода будет похолоднее. Максим возился с депрессивными пациентами, на которых жара действовала угнетающе, купировал панические атаки. Побаивался, как бы с Юлькой не случилось чего-нибудь в этом роде, но нет, она частенько посиживала на солнце, качаясь на качелях, могла улечься в санатории загорать, пока остальные торчали на групповых сессиях или потели на йоге.

В клинике ее приучили есть трижды в день, и Максим поддерживал этот распорядок. Они обязательно завтракали, хоть он и не просыпался голодным по утрам, потом обедали – он на работе, она где-нибудь в городе, – ужинали вдвоем дома или в ресторане. Где-то через месяц после переезда Юлька предложила позвать его дочь, сказала, что хочет познакомиться. Максим еще помнил, как неловко ему было на их встрече с Ленкой-Элиной, пригласил Сашу в кафе на Маяковке с утра в воскресенье. Та прилетела по первому зову, горя желанием посмотреть на новую пассию отца. Наверняка собиралась критиковать, строить скептическую физиономию. Тем сильней он удивился, когда они начали болтать как подружки: Юля знала и Сашкиных любимых музыкантов (кое-кого даже лично), и ее подкаст, и даже писателей-чудаков, у которых дочь брала интервью. Максим сидел тихонько, не вмешивался в разговор, наблюдал будто со стороны за двумя девушками, ради которых был готов в огонь и в воду. Они выбегали курить, но не звали его с собой; потом вообще договорились сходить в кальянную и в караоке.

Сашка хотела фотосессию – Юля тут же посоветовала фотографа и предложила локацию: у Василия в ресторане. Максим вздрогнул, настороженно поднял одну бровь. Она закатила глаза: ладно тебе! Он знал, что их отношения не прерывались, Юлька перезванивалась и с Василием, и с Ильей, могла заехать ненадолго в квартиру, что-то завезти или забрать.

Но прекратились постоянные вечеринки, клубы и выпивка, беготня и нервные срывы. Он видел, как она крепнет, спит по ночам, здраво и последовательно рассуждает. Язвительность, правда, никуда не делась, и Юлька по-прежнему могла сказать, что он себя ведет как старый дед, или упрекнуть в медлительности. Максиму, наоборот, казалось, что они нашли золотую середину – между ее нервной энергией и его домоседством. На работе замечали, что главврач помолодел, посвежел; медсестры бросали на него недвусмысленные взгляды. Та, что едва не затащила его в постель на Новый год, – Алиса? Алина? – при встрече с Юлькой в коридорах поджимала губы и ускоряла шаг, а в свои дежурства не упускала возможности принести Максиму чай или кофе, проводить до палаты, позвать к телефону.

Активизировались и пациентки, бродившие по отделению в неглиже из-за жаркой погоды; снова он получал записки, сообщения по электронной почте – и где они только брали адрес? Некоторые зазывали под любым предлогом в палату, устраивали провокации. С этими у него разговор был короткий: немедленно успокойтесь, оденьтесь, хотите, чтобы я вызвал санитара?

Однажды, когда Юлька заехала за ним, чтобы отвезти домой – свою машину он поставил в сервис, – в кабинет вломилась молоденькая шизофреничка, в слезах утверждала, что Юля не знает, какой он человек, что за чудовище, насильник и растлитель. Совала ей в руки свои рисунки – голые тела, распахнутые глаза без зрачков, оскаленные волчьи морды. Девушка была талантливая, рисунки производили впечатление. Юля потом даже спрашивала Максима, не давал ли он больной повод думать, что между ними что-то есть; он ответил намеренно серьезно, чтобы она запомнила: нет, никогда, ни в коем случае. Любые отношения с пациентками – табу. Между прочим, у нее самой не возникало крамольных мыслей насчет Вячеслава Олеговича? Это нормально, в психотерапии называется «перенос».

Юлька на его слова расхохоталась и ответила, что единственная крамольная мысль, которая может возникнуть в отношении его, – это откуда он берет свои жуткие галстуки. Жена ему покупает, чтобы других претенденток отпугнуть? Тогда она на правильном пути.

– Все мысли у меня про совсем другого доктора, – закончила Юлька разговор, подставляя под его ладонь коленку со шрамом, который, она знала, вызывал у него гарантированную и однозначную реакцию.

Максим был ей благодарен за податливость, готовность идти ему навстречу. Юлька быстро поняла, что для него ценны их утренние мгновения: постель, потом кофе на качелях, поцелуй на прощание. Могла внезапно приехать на работу, просто чтобы обнять, сказать пару слов. Он не ждал от нее такой нежности, не рассчитывал на снисходительность, но былая ирония уступила место искреннему обожанию, в котором он купался, как в море. Она допытывалась, чего ему хочется, исполняла все и даже больше. Максиму хотелось как-то ее отблагодарить, показать, насколько ему приятно.

Он знал, что настоящим подарком для нее будет путешествие – большое, долгое, о котором она не раз заговаривала с ним. Решил сделать сюрприз: сам нашел в Тоскане дом, купил билеты и оставил их, уезжая, в кухне на столе. Не прошло и десяти минут, как Юлька ему позвонила:

– Максим, ты гений! Ура, едем отдыхать!

На следующий день у нее был урок итальянского, и Юлька, конечно, поделилась новостями. Сказала, что все завидуют, особенно спортсменка. А еще хотят к ним в гости: пригласим? Максим ничего не имел против, пускай приходят. Как-нибудь в выходной. В следующую субботу.

Явились все, включая преподавательницу, Марию. Обошли таунхаус, поохали над коллекцией, которую Юля в последнее время неплохо пополнила. Посидели за столом, вспоминая, как проводили время во Флоренции, как недоумевали, когда Юля с Максимом сбежали в Монтекатини. Маргарита пожимала плечами: надо же, познакомились на курсах случайно, а теперь живут вместе. Вот бы ей так! Спортсменка язвительно заметила на это, что больше мужчин у них в группе нет, Маргарите ничего не светит. Та обиженно выпятила нижнюю губу; Мария, пытаясь сгладить ситуацию, пошутила, что в сентябре придут новенькие.

Когда солнце село и на улице стало чуть прохладнее, они все вышли на газон перед домом, сели кто в кресла, кто на качели. Юля спросила Максима потихоньку, можно ли открыть вино, раз у них гости. Очень уж хочется повторить те вечера на крыше! Он согласился, тем более что из лекарств она принимала только один, нейтральный, препарат. Откупорил бутылку легчайшего чилийского муската, хотел нести во двор, но тут в кухню прокралась спортсменка, якобы по пути в туалет.

– Ну что, – спросила его, – доволен семейной жизнью?

Она крутила на пальце то самое кольцо, которое они выбирали на Понте-Веккьо, смотрела в глаза настойчиво и прямо. Максим улыбнулся, не пытаясь скрывать истинные чувства, кивнул:

– О да!

– И ничего, что она две недели черт-те где по ночам слонялась?

Он не стал реагировать, продолжил улыбаться.

– Ну-ну, – прищурилась спортсменка, – смотри не пожалей!

Вино, которое он налил, она выпила одним глотком, протянула ему бокал – добавь-ка!

– А ты мне тогда нравился, – сказала жестко, меряя его взглядом. – Позвони, если вдруг что.

Максим с усмешкой отодвинул ее с пути. На улице стоял туман, поднимавшийся от разогретой земли, Юля сидела на траве, вытянув перед собой ноги. Он дал ей подушку, погладил по волосам; Маргарита при этом горестно вздохнула. Вика-тихоня подняла тост: за счастье и за новые знакомства. У нее опять были какие-то неприятности, проблемы; Максима так и подмывало предложить хороший антидепрессант. Деликатная Мария почувствовала, что пора прощаться, вызвала такси. Проводив гостей, Юля легла на качели, Максим устроился на подушке рядом. Она держала бокал с недопитым вином, смотрела, как мелкие пузырьки оседают на стенках.

– Слушай, – Юля положила ему на плечо свободную руку, – спасибо тебе! Я так хорошо себя чувствую. Наверное, лет десять такого не было. И думать могу, и не блуждаю, как зомби. Мне казалось, что болезнь – это навсегда. Всегда буду или лежать носом в стену, или носиться как угорелая, мысли ловить за хвост.

– Вячеслава Олеговича благодари, – вставил Максим, хотя в действительности был и счастлив, и польщен ее признанием.

– Не в нем дело. Без тебя мне было плевать, что со мной. Лишь бы каждый день на максимуме. Веришь, я думала, вообще до тридцати не доживу. Отравлюсь таблетками или сердце остановится спьяну.

– Сплюнь, бестолковая! И никогда так не говори. Давай вообще к этой теме не возвращаться. Для меня ты никакая не больная. И это я тебя должен благодарить.

– За что?

– Да за все это… Что домой хочется скорей. Что все мысли о тебе – не о клинике, не о пациентах. Не о бухгалтерии, проверках, налоговой. Хочу вообще с работы уйти.

– Так можно?

– Можно, конечно. Буду получать долю от прибыли, там солидная сумма.

– На жизнь хватит?

– Более чем.

– Если что, у меня тоже есть деньги. Могу участвовать.

– От твоих статей?

– Не только. Папа мне акции оставил, счет в банке за границей. Я богатая, если ты не понял.

– Понял-понял. Но уж как-нибудь прокормлю тебя сам. Без папы.

– Ты любишь меня?

Максим не ожидал такого вопроса, но давным-давно знал на него ответ.

– Очень люблю.

– Здорово! – Юлька потянулась, зевнула. Похоже, ответного признания ждать не приходилось. Максим толкнул качели, она покатилась вниз, с хохотом упала на землю. Бокал перевернулся, вино пролилось в траву. Максим целовал ее, мял в руках, как глину, тем более что на костях уже нарос кое-какой жирок, и это было до невозможности приятно.

– Синяки останутся, – хихикала она, не сопротивляясь, – будешь лечить. И борода колется, иди побрейся.

Максим и правда побрился, раз просят. Провел с ней удивительный, незабываемый час. Позвал курить на балконе, где теперь стояли два раскладных стула.

– А мы завтра с Сашкой фотографироваться идем, – вспомнила Юлька – она тебе не говорила?

– К Василию твоему?

– К нему. Не ревнуешь?

– Не-а. Идите-идите.

– Какой ты уверенный! Любо-дорого…

Она прищурилась, всмотрелась в темноте Максиму в лицо.

– Думаешь, все – поймал?

– Думаю, да.

– Вот и ладно.

Весь день к нему в телефон сыпались Сашкины фотографии, еще не обработанные, но и без того удачные. Фотографом оказался тот самый парень в неоне, который вечно торчал у Юльки дома, и Максим был вынужден признать – талант! На черном фоне, под кораллами, торчащими из потолка, дочь выглядела эффектно и вызывающе. Ей сделали грим, прическу, придумали наряд. Поздно вечером они прикатили во Внуково, Сашка даже согласилась переночевать у отца, чего отродясь не бывало. Сели втроем ужинать, делиться впечатлениями. Когда Юлька ненадолго отошла забрать ноутбук из машины, дочка хлопнула Максима по руке и воскликнула:

– Пап, это бинго! Считай, тебе повезло!

– Думаешь?

– Уверена! Держись за нее, она классная.

– А что про ее друзей скажешь?

– Чумовая компания! Егор, фотограф, очень известный, к нему так просто не попасть. Юле спасибо. И ее Вася такой милый!

– О чем они говорили, ты не слышала?

– Нет, было не до того.

Не прошло и недели, как Юля, уехав на итальянский с утра, позвонила ему предупредить, что вернется позднее обычного.

– Куда ты? – нахмурил он брови, махнув рукой медсестре, которая сунулась зачем-то в дверь.

– К Илье надо. Есть дело.

– Какое?

– Это допрос?

– Не говори, если не хочешь. Только отвечай на звонки.

– Ладно. Пока.

Максим уже перестал бояться, что она сбежит. Спокойно доработал остаток дня, поехал во Внуково. Юлька не подвела: в одиннадцать ее «Вольво» остановился на дорожке. Максим видел в окно, что она сидит, не глуша двигатель, смотрит прямо перед собой. Вышел, открыл дверцу машины:

– Что случилось?

– Там драма. Илья говорит, что не может без меня жить.

– Вылезай, дома расскажешь.

Суть драмы оказалась проста: Илья осознал, что Юлька для него «главное в жизни», умолял вернуться. Предлагал встречаться с Максимом, если ей так уж надо, но жить все-таки с ним. В целом Максиму вообще было все равно, что у них происходит, – лишь бы Юлька досталась ему.

– Ты почему расстраиваешься? – спросил он, протягивая ей сигарету.

– Грустно, – вздохнула она. – Раньше же мы хорошо жили. Получается, я виновата.

– Да в чем?

– Что бросила его. Что ему тяжко. Что я с тобой.

– Здравствуйте, приплыли! Он малый ребенок? Без мамочки не справится?

– Как ты не понимаешь – я все порчу! Илью вот до нервного срыва довела. От тебя тоже бегала, обманывала. Специально не брала трубку, чтобы ты нервничал. Во Флоренции вообще кошмар был… Я плохой человек, ужасный! Тебе нечего со мной делать! Лучше поеду обратно к Илье, он меня знает. Ты себе найдешь кого-нибудь, вот увидишь. Не такую, как я…

Она уже рыдала, заливалась слезами. Максим поставил на стол локти, уперся в ладони лбом, зажмурил глаза. Все ясно: истерический эпизод, надо срочно ее увозить. Слава богу, с поездкой уже решено, чуть-чуть осталось.

– Послушай меня, – обратился он к ней сурово, – это реакция на фоне отмены лекарств. Я не твой врач, завтра пойдешь к Вячеславу Олеговичу. Сейчас сделаю чай, ты пока постой под душем.

– Психиатр хренов! Я тебе говорю, что у меня жизнь разваливается, а ты – постой под душем! Я гадина, гадина, урод!

Максим схватил ее за шиворот, поволок по лестнице наверх. Открыл в ванной холодный кран, начал умывать, бесцеремонно плеская в лицо водой.

– Дыши, дыши, – повторял сквозь зубы, – вдох носом, выдох ртом, на пять счетов.

Она сначала сопротивлялась, вырывалась из его хватки, потом притихла, взяла полотенце.

– Все, отойди.

Максим пошел заваривать чай, оставив Юльку успокаиваться. Пока она не слышала, позвонил в клинику, записал ее на прием. Назавтра сам отвез, проводил в кабинет и ждал на банкетке, чувствуя себя строгим отцом дочери-неврастенички. Когда Юлька вышла, заперся со Славой вдвоем обсудить ситуацию.

– Предупреждал же тебя, – морщился тот, – ничего другого не будет. Теперь она отказывается принимать лекарства. Говорит, что больше ни за что. Хочешь, попробуй уговорить.

Максим попробовал – и наткнулся на глухую стену.

– Если ты меня любишь, – заявила Юлька тоном, не допускающим возражений, – то не будешь заставлять. Никаких таблеток, однозначно. И прекрати за мной следить – что я ем, сколько сплю. Только попробуй запретить пить или встречаться с кем мне хочется: сразу уеду. Решай сейчас.

Она явно все обдумала, прорепетировала свою речь. Лицо у Юльки было мрачное, взгляд холодный. «Пугает, – думал Максим, – на понт берет». А если нет? Уйдет ведь запросто. Ох, только не это! Даже хорошо, что она поправилась настолько, чтобы ему противостоять. Да еще так категорично.

– Я тебя понял, – серьезно ответил он. – Больше не буду. Ты не моя пациентка, врач у тебя есть. Понадобится – обращайся. Но и поблажек не жди. Раз ты здоровая, веди себя соответственно.

– Договорились. Едем домой?

– Напомни, где твой дом?

– Во Внукове. Таунхаус, девяносто квадратных метров. Ориентир – елка перед крыльцом, качели с красным тентом. Будете проезжать мимо – проезжайте.

Глава 12

Август оказался не прохладнее июля, душная пелена висела над Москвой. Сизый смог курился в центре, за городом его разбавляли по вечерам туманы. Они и были единственным источником влаги, питавшим рыжие газоны на обочинах шоссе. Максим вез Юльку на такси в аэропорт, держал ее за руку на заднем сиденье, рассказывал, как здорово им будет в доме на холме, где есть и бассейн, и патио, и оливковые деревья. Водитель обернулся, спросил:

– Куда летите?

– В Италию, – ответил Максим, – в отпуск.

– Завидую! Ну, хорошо вам отдохнуть.

За паспортным контролем присели выпить кофе на дорожку; рейс был вечерний, и летное поле освещали прожектора.

– По виски? – спросила Юля. – Кафе корретто?

– Перед самолетом не хочу. Можешь себе заказать.

– Без тебя не буду. Потерплю до прилета.

Максим держал обещание: не делал ей замечаний и ничего не запрещал. Приходилось бороться с собой, но зато с того, последнего, визита в клинику у них ни разу не было стычек или ссор. Юлька прекратила общаться с прежней компанией и, кажется, даже ни разу не заглядывала к себе в квартиру. Возможно, созванивалась еще с Василием или с Ильей, но если и так, то редко – они не засыпали ее сообщениями, как раньше.

С ее замужним статусом Максим на время смирился, давая Юльке передышку, но собирался очень скоро поставить вопрос ребром. Пускай язвит насчет его патриархальных взглядов, изощряется в остроумии – он-то знает, зачем нужен брак. Случись что – и твоего, с позволения сказать, «бойфренда» даже в больницу к тебе не пустят. Не та у нас страна, чтобы пренебрегать формальностями.

У него был и еще один далекоидущий план, в котором Юльке отводилась важная роль. Что, если продать таунхаус и купить настоящий дом? Где-нибудь в черте города или сразу за кольцом. Идеально – в старом поселке вроде Переделкина: с глухими заборами, лесными участками и соседями не от мира сего, которые обитают там уже сто лет. Завести собаку – как ты там, такса Филя? – и когда-нибудь обязательно ребенка. Если кто и может Юльку надежно привязать, то это общий сын или дочь.

Максим не считал себя слишком старым для новой семьи, маленьких детей. Сорок семь – для мужчины не возраст. Вырастит еще, ничего страшного. И сил хватит, и денег. Юльку бы уговорить – но пока к этому лучше не подступаться. Всему свое время.

Наконец самолет взлетел, оставив внизу дымную Москву; свет в салоне погасили, чтобы пассажиры могли заснуть и не тревожить стюардесс понапрасну. Максим и сам был не против подремать, но Юлька вертелась, ласкалась к нему, заводила разговоры. Они съездят в Венецию? А в Болонью? Ничего не далеко, бешеному волку семь верст не крюк. Максим отвечал, что он не настолько бешеный, лучше в следующий раз просто полететь на другое побережье.

– Но во Флоренцию же ты меня повезешь? Апероль пить на пьяцце?

– Во Флоренцию обязательно. И в Монтекатини. По местам боевой славы.

Юлька хихикнула, откинулась на спинку кресла.

– Рад, что я в твоем распоряжении?

– Не то слово.

Прилетели они ближе к полуночи, на машине, заказанной заранее, двинулись в сторону Пистойи. Когда въехали на холм, Максим переключил фары на дальний свет, и листья олив, растущих по обеим сторонам узкой однополосной дороги, вспыхнули серебряными снопами: словно в театре раздернулся занавес, явив взору волшебные декорации. Юлька ахнула, прижала руку к губам – какая красота! Опустила стекло, высунулась чуть ли не до пояса. Максим потянул ее за ремень обратно на сиденье:

– Тихо-тихо! Насмотришься еще. Понять бы, куда сворачивать!

Указатель вел с дороги вниз, чуть ли не в овраг. Пришлось вылезти и посмотреть, как туда спускаться: проселок, засыпанный гравием, вился между дубов. Осторожно, на тормозах, Максим подкатил к воротам, перед которыми на мощеной площадке стояли маленький трактор и пара легковушек. Юля вылезла, нажала на столбике кнопку звонка. Никто не показывался, во дворе было тихо. Пробежала через лужайку кошка, торопившаяся по своим делам; в свете фар ее глаза мигнули темно-желтым. Наконец появился заспанный хозяин, буркнул невнятно пару слов и отпер им дверь. Юля сказала на итальянском, что они лучше сразу лягут, а дом посмотрят с утра. Хозяин кивнул и удалился, почесывая затылок.

Вдвоем они сунулись в кухню, поискали ванную, наскоро умылись и завалились спать. Максима позабавило постельное белье в мелкий цветочек – как у его матери на даче. Он подгреб к себе Юльку вместо подушки, уткнулся носом ей в спину. Хорошо, позвонки больше не торчат, даже грудь появилась, хотя и та, плоская, была хороша. От его поползновений Юлька отмахнулась, попросила подождать до завтра.

Их разбудил петух, с рассветом загорланивший свою песню; ему в ответ заблеяла коза.

– Тут что, зоопарк? – сонно поинтересовалась Юля, подходя к окну. Выглянула и обомлела, позвала его:

– Ты только посмотри!

Максим поднялся, потягиваясь, положил руки ей на плечи. За окном сбегал вниз покатый бок холма, заросший оливами, по нему закладывала петли дорога. В золотом мареве плыл городок Пистойя: желто-красное пятно среди зелени и солнечных лучей.

– Так и стояла бы тысячу лет, – вздохнула Юлька, – но есть очень хочется. Посмотри, что у нас в холодильнике?

Хозяин не подкачал: в холодильнике нашлись яйца, молоко, круг пекорино в бумаге, ремесленный хлеб. Юлька быстро разобралась с простенькой кофеваркой, налила кофе в две кружки, и они вышли на лужайку, где стояла железная скамья.

– Блаженство!

Максим вытянул ноги, сбросил шлепанцы и пощупал босой ступней траву. Лужайка обрывалась в нескольких шагах от скамьи; склон шел уступами, и на следующем располагались хозяйственные постройки: курятник, загон, где паслась коза, еще несколько сараюшек. Трактор тащил между оливами прицеп с обрезанными ветками, за ним с лаем бежала собака.

– Не наше Внуково, да? – усмехнулась Юлька. – И самолеты не садятся над головой.

– Они тебе мешают? Ты не говорила.

– Мешают, когда настроение плохое. Когда хорошее, радуют.

– К слову, выход есть. Как ты смотришь на то, чтобы переехать?

– Сюда? В Италию?

– Пока в Переделкино. В свой дом.

– Ты его, наверное, уже и присмотрел?

– Нет, хотел сначала с тобой посоветоваться.

– Дом – это хлопоты. Надо, чтобы там все время кто-то сидел, охранял. Не я же буду это делать!

– Наймем человека. Ты скажи, как тебе идея? Представляешь – зимой выходишь, у тебя снег.

– Ага, и его надо расчищать.

– Опять же, вопрос разрешимый. Зато никаких соседей, тишина. Двор, костер. Будем читать у огня вечерами.

– Комаров кормить!

– То есть ты против?

– Да нет… Просто это как-то серьезно. Мне надо будет квартиру продать? Хочешь купить вместе?

– Ни в коем случае, квартира твоя. Я куплю сам. Чтобы ты там жила со мной.

– Скажи еще, до самой смерти!

Из-за скамейки внезапно вышел хозяин, поздоровался, пожал Максиму руку. Черный сеттер закрутился возле Юльки, тыкаясь носом ей в колени.

– Как его зовут? – спросила она, и хозяин ответил:

– Роналду, как футболиста.

Самого хозяина звали Марчелло, вот только на Мастрояни он ничуть не походил: был приземистый, с бородкой и колючим придирчивым взглядом. Он жил с семьей в отдельном домике на краю фермы, а главное здание сдавал туристам вроде них. Максим попросил показать, где что находится на территории, и они прошлись до бассейна, окруженного дубами, посмотрели патио и уличный мангал для барбекю. Хозяин предлагал пользоваться тем и другим без стеснения, все удобства – только для гостей. Если нужны свежие яйца, он будет приносить по утрам, от собственных кур. То же с оливковым маслом: запасы хранятся в подвале, можно брать для готовки.

Юля заметила, что готовить не собирается, гораздо интереснее ходить по ресторанам, тем более это ее работа. Но Марчелло спасибо, он очень гостеприимен. Максим слушал, как она бойко говорит по-итальянски, млел от ее голоса. Хозяин предложил ей посмотреть свой «зоопарк»: козу Джильду – о, «Риголетто»! – ослика, лошадей. Оказалось, что и коза, и ослик нужны, чтобы щипать под оливами траву. Косить ее было бы дороговато, ферма занимает несколько гектаров.

Приближаться к лошадям Юлька побоялась, зато сразу подружилась с собакой, которая следовала за ней по пятам с влюбленными глазами. Максим чувствовал себя примерно так же, как этот Роналду, – боялся выпустить Юльку из вида, отойти хоть на шаг. Обнимал, держал за шею, и хозяин понимающе цокал языком: «Белла Джулия, ке белла!»

До обеда они плавали в бассейне, валялись на разогретых солнцем камнях, подстелив толстые полотенца. Хозяин вынес для них шезлонги, но Юлька так и осталась на земле, а Максим все-таки перебрался повыше, чтобы любоваться долиной. Потом открыли вино, устроили аперитив. А под вечер, поспав несколько часов, поехали в город ужинать и гулять.

Маленькую Пистойю нельзя было назвать туристическим центром, но народу вокруг прохаживалось достаточно, и Максим присматривался, как одеты итальянки. Ему нравились их длинные платья, кожаные сандалии на худых ногах, многочисленные браслеты. Возле магазина с одеждой он позвал Юлю:

– Пошли-ка зайдем!

Выбрал для нее пару вещей, попросил примерить. Она вздохнула недовольно, но подчинилась, спряталась за шторку. Когда вместо джинсов и футболки на ней оказался летящий шифон, Юлька превратилась в глазах Максима в сказочную фею, и он, не сдерживая восхищения, упросил ее купить и этот наряд, и еще один, из невесомого льна.

– Это ж для домохозяек, – сопротивлялась она, – куда я в таком пойду?

– Как куда, в ресторан! Оставь, не снимай. Я пока заплачу.

Ловкая итальянка, торговавшая в бутике, тут же подсунула Юле и сандалии, и ожерелье из тонких цепочек.

– Дай я на тебя посмотрю, – попросил Максим, когда они вышли, и Юля покружилась перед ним, уже не такая сердитая.

– Великолепно! Буду тебя наряжать. И не вздумай отказываться! Это тебе в обмен на разрешение напиваться по вечерам.

– Обмен неравноценный. Пить вместе, а в платье ходить мне одной. Ну ладно, ради тебя…

Они стояли на рыночной площади в окружении прилавков с остатками овощей: владельцы распродавали их со скидкой, и из соседних ресторанчиков кто-то все время выбегал то за баклажанами, то за зеленью, то за пахучей дыней. У них был намечен один, который советовал хозяин, но там не оказалось свободных мест, пришлось встать в очередь. Правда, двигалась она быстро, минут через десять они уже сидели за столом. Наелись как следует пасты, запили белым вином. Попросили еще бутылку – под разговоры.

– Говори, как будем время проводить, – обратился к Юльке Максим, – куда тебе хочется?

– Завтра во Флоренцию. Соскучилась!

– Хорошо. А еще?

– Доехала бы до Сиены, там такая площадь – как морская раковина.

– Отлично. Дальше?

– Ну и в Сан-Джиминьяно. Феерическое место!

– Везде свожу.

– Но, кажется, будет встречная просьба. Какая?

– Одевайся всегда так, – хохотнул Максим, – и соглашайся, когда я тебе что-нибудь покупаю. Сколько можно таскать одни джинсы?

– Не одни, их несколько! – оскорбилась она.

– Никакой разницы.

– Боже, дальше придется вставать на каблуки!

Максим пожал плечами:

– Было бы неплохо. Но есть возможность отказаться.

– Если что?

– Если подумаешь про развод.

– Зачем он нужен? Жениться собрался?

– Собрался. Пусть дом будет пополам.

– Его же еще нет!

– Такие вещи планируют заранее.

Юлька вздохнула, сморщила нос:

– Максим, ну это ж сколько документов менять! Можно хоть фамилию ту же оставить?

– Нельзя. Будешь Доценко.

– Как с тобой сложно, ты не представляешь!

– А ты потерпи.

– Это хоть не срочно?

– Как вернемся, займешься. Детей у вас нет, имущественных споров не возникнет, я думаю?

– Вряд ли, что нам делить… Но ты уверен? Не пожалеешь потом?

– Сделай так, чтобы не пожалел.

Городок ночью казался еще меньше, уютнее. Улицы, затянутые гирляндами, манили пройтись, перетекали одна в другую. Витрины светились, из баров несся гомон. Максим был готов идти и идти вперед, но Юлька начала жаловаться, что в сандалиях ей неудобно. Он вытащил из рюкзака ее старые кеды, усадил на ближайшее крыльцо и переобул. Завязал потуже шнурки, поднял ее за руки.

– Уф, – выдохнула Юлька, – другое дело! Теперь могу хоть на край света. Давай вокруг собора наперегонки?

– Наперегонки не надо. Просто вокруг.

Собор был сильно похож на Дуомо во Флоренции, такой же бело-зеленый, полосатый. Но дух при виде него не перехватывало, сердце не замирало. На площади стояли деревянные трибуны, шла подготовка к показательному турниру по местной разновидности футбола. В него играли на песке, старинным тяжелым мячом, набитым шерстью. Площадку уже отсыпали, ее ограждала полицейская лента.

– Может, придем завтра посмотреть? – предложил Максим.

– Ну нет, даже не думай. Во Флоренцию хочу, апероль пить. В «Фельтринелли» за книгами. Ты туда не заходил? Покажу тебе – обалдеешь! Три этажа книжечек, плюс кофейня внутри. Можно сидеть сколько захочешь, читать, что под руку попадется. Я там вечно с кем-нибудь знакомлюсь. На литературной почве.

Максим нахмурился:

– Надеюсь, теперь ты знакомиться не будешь?

– Не надейся. Там такие очаровательные старички – и все хотят поговорить.

– Ладно, со старичками можно. Но чтобы не моложе шестидесяти.

– Самый сок!

По дороге домой, на холм, Юля попросила снова зажечь дальний свет, чтобы оливы в темноте засияли. Зрелище было эффектное, Максим сбросил скорость, чтобы самому оценить. Они устроились на скамейке, прихватив еще вина; внизу мерцали огоньки, на фермах, разбросанных по склону, светились голубым бассейны.

– Я бы искупалась, – заявила Юлька, и Максим ее поддержал. Жара к ночи не ослабела, вино, пусть и охлажденное, не помогало. Не утруждаясь переодеванием, Юлька сдернула платье и нырнула в воду в белье; Максим сел на борт, стал за ней наблюдать. Она легко плавала, не торопилась подниматься на поверхность. «Как рыбка, – думал он, – и характер такой же. Лишь бы ни о чем не думать, ни за что не отвечать». Не страшно, у него ответственности на двоих. Пускай себе резвится.

Они приняли душ вместе, потом спали до десяти – не помешали ни петух, ни коза. Поднявшись, сразу сели в машину, помчались во Флоренцию. Перед Дуомо Максим поднял голову, поглядел на колокольню – пять месяцев назад он принял там решение побороться за Юльку, и вот она с ним. Уже не против развода, не против покупки дома. Практически здорова, но осталась собой – это надо поставить Вячеславу Олеговичу в заслугу. Пора двигаться дальше. Все будет хорошо.

– Ну что, рванем в твой книжный? Как, ты говоришь, называется?

– «Фельтринелли». Пошли, я отведу.

Мимо статуй – Похищение сабинянок, Персей с головой Медузы, флорентийские львы – они добрались до торговой галереи, где находился магазин. Юлька устремилась к стеллажам, как дорвавшаяся до кондитерской шестилетка, начала хватать книги с полок, стремительно перелистывать страницы. Максима обстановка тоже захватила, хотя книги были итальянские – на английском совсем немного, для туристов. Он взял увесистый томик с историей семейства Медичи, присел за многометровый общий стол, где читали журналы те самые старички, про которых Юлька говорила. Она прошла мимо него, словно они не знакомы, подмигнула исподтишка: смотри! Устроилась на свободном стуле, разложила веером детективы и сентиментальные романы, открыла один, и тут же сосед обратился к ней: «Любите Камильери?»

– Обожаю! Всю серию про комиссара Монтальбано.

– Видели фильм?

К ним подключился другой импозантный пенсионер, сидевший напротив, объявил, что Лука Дзингаретти в роли комиссара хорош, но ему не сравниться с Марко Джалини в роли Скьявони. И этот сериал Юлька смотрела, готова была обсуждать.

Максим понимал, о чем они говорят, но в общих чертах – может, и не стоило бросать итальянский. Она раскраснелась, заспорила о еще каком-то актере, вспомнила кино про «Перфетти сконошутти», «Идеальных незнакомцев». Даже здесь, в чужой стране, вокруг нее образовывался кружок посвященных, готовых общаться. Наверное, дело в том, как она умеет слушать, думал Максим – словно только и ждет, чтобы ее наставили, просветили. Вот хитрюга! И с алкоголиками в санатории так, и с ее друзьями-приятелями. Да даже с ним!

Она почувствовала на себе его взгляд, улыбнулась.

– Синьори, – воскликнула, будто только что заметила его, – познакомьтесь с моим мужем! Массимо, по-русски – Максим.

В груди у него вспыхнул огонь, рот растянулся до ушей. Старички одобрительно закивали, один повторил те же слова, что и хозяин дома при первой встрече: «Белла, ке белла!» Разговор перешел на Москву, Россию, президента. Итальянцы привычно ругали власти, называли премьер-министра грабителем, возмущались притоком эмигрантов. Тут и Максим был бы не против вступить в разговор, но слов не хватало, пришлось призвать Юльку на помощь. Она переводила свободно, не стеснялась делать ошибки, сложные понятия объясняла доходчиво, с журналистской ловкостью.

Прощаясь, улыбнулась собеседникам так, будто знает их давным-давно, пожала сухие сморщенные руки, одного даже обняла. Нагруженные книгами, они перешли площадь и поднялись через магазин в панорамный бар за аперолем. И тут Максим вспоминал их прошлый приезд, с которого у него сохранились в телефоне фотографии. Нет, все-таки она здорово изменилась! Больше не прикрывается свитерами до колен, уже не тощая, как привидение. Вот только опять эти джинсы и майка, сколько можно! С такой фигурой прятаться в них – преступление.

Максим входил в азарт, мечтая, как будет ее наряжать, заваливать красивыми вещами. Сейчас же и надо начать – благо они в магазине. На его предложение пойти что-нибудь примерить Юлька закатила глаза:

– Еще как минимум два коктейля! Потом делай со мной что хочешь.

Они курили, выпускали дым в купол зонта. Ели соленые жирные чипсы из белой миски. Держались за руки, и Максим играл Юлькиными пальцами, перебирал их, гнул в разные стороны – она хвасталась, что они у нее как на шарнирах. В конце концов, признав, что апероля пока достаточно, она согласилась идти выбирать одежду. Женского там был целый этаж, всякие модные бренды. Максим ориентировался на итальянок, которых видел только что в баре: пусть попробует вот этот лук и тот, с манекена. Продавщица сообразила, что клиент готов потратиться, начала предлагать еще и еще. Юлька выходила из примерочной к зеркалу, перед которым был расстелен ковер; Максим сидел на диванчике, оценивал наряды. Ему казалось, что ей идет абсолютно все, вещи сидят идеально. Юлька его энтузиазма не разделяла, критиковала юбку – слишком коротка, топ – слишком открытый. С обувью пошло легче, а сумку она даже сама попросила. Попыталась заманить в мужской отдел, но Максим категорически воспротивился. Она обещала, слово надо держать!

Нагруженные покупками, они отправились обедать – недалеко, в кафе на площади. Юлька ворчала, что устала и хочет домой, магазины ее раздражают. Но у Максима оставался еще один, самый важный, пункт маршрута.

– Сиди тут, отдыхай. Я отойду на полчасика.

– Хоть до вечера, – она потрясла в воздухе книгой, – я буду читать.

Естественно, он собрался на Понте-Веккьо. Давно знал, какое кольцо хочет для нее: надо, чтобы бриллиант был утоплен в обруч, не цеплялся и не мешал. Подходящее попалось быстро, размер Максим выбрал на глаз, надеясь не прогадать. Спрятал коробочку с кольцом в карман: надо подумать, как вручить торжественно.

Юлька так и сидела за столом над раскрытой книгой, вот только рядом примостился какой-то лощеный тип в шейном платке под расстегнутым воротом рубашки. Почему-то именно платок бросился Максиму в глаза: жара под тридцать градусов, а этот обвязался… Итальянец – кто бы еще вырядился в рубаху с длинным рукавом по такой погоде – поигрывал солнечными очками, держа их на весу, оглаживал зачесанные назад волосы. Вещал что-то, обращаясь к Юле, взмахивал темпераментно свободной рукой. Утешало, правда, то, что она сидела равнодушная, даже не улыбалась. Кивнула пару раз, потом увидела Максима и вскочила: ой, а вот и мой спутник!

– Чего он хотел? – спросил Максим, когда итальянец, откланявшись, удалился.

– Познакомиться со славянской девушкой. Он слышал, что славянки – самые лучшие жены.

– Мир держится на заблуждениях, – вздохнул Максим.

– Очень смешно!

Приближался вечер; мимо них проходили парочки в обнимку, фотографировались, катались на карусели.

– А давай рванем в «Чентрале»! – загорелась вдруг Юлька. – Закутим! Интересно, нас там вспомнят?

– Ты же устала, просилась домой – удивился Максим.

– Все, отдохнула! Поехали прямо сейчас.

– Насчет кутежа не обещаю. Я за рулем.

– Брось ты! Возьмем такси, там ехать три минуты.

– Если ты настаиваешь…

С весны бар изменился: на террасе вместо обогревателей появились напольные вазы с цветами, а танцевали теперь не у стойки, а прямо на улице, за помостом. Максим даже не удивился, когда бармен их вспомнил и заговорил с Юлькой. Жестом указал на Максима: похоже, они вместе? Юлька подтвердила – «си, инсьеме». Что будете пить?

Конечно, она попросила сухой мартини – чтобы непременно в треугольных бокалах и с оливкой на шпажке. Максим выпил пару, решил остановиться. Эйфория и без того переполняла его, в допинге не было нужды. А вот Юлька требовала еще, говоря, что собирается напиться в хлам и плясать.

Максим попытался ее урезонить, предложил дома посидеть вдвоем на их «панорамной» скамейке или у бассейна. Разозлившись, Юлька оттолкнула его руку, лежавшую у нее на плечах, с нарочитым кокетством попросила сигарету у официанта. Тот подхватил ее заигрывания, фамильярно обнял за талию, позвал выпить у стойки за его счет. Потом они танцевали, а Максим смотрел и не верил своим глазам: зачем она это делает? Что хочет доказать? Алкогольный туман у него в голове сразу развеялся, правда проступила во всей беспощадной очевидности. Юлька играет с ним. Подманивает к себе и отступает. Ластится, а потом кусает за руку. Осознанно или нет – вопрос. Но ему лучше быть настороже, не расслабляться.

Максим сделал единственное, что мог в такой ситуации: попросил бармена поставить на стол бутылку виски и лед, усадил Юльку рядом и пил с ней до тех пор, пока не начал заплетаться язык. Рассказывал про пациенток, зная, что ее эти истории почему-то заводят. Признавался в любви, сыпал обещаниями: всегда вместе, только с тобой, ты и я. Купим дом, заведем собаку, будем ездить в Италию хоть каждый месяц. Может, эмигрируем вообще, надо изучить варианты. Ты же согласишься, правда? Моя девочка, моя Джульетта!

Девочка хохотала, льнула к нему. Она явно была в своей стихии, восторженно вслушивалась в пьяные клятвы. Официанта, подошедшего еще раз ее пригласить, прогнала нетерпеливым жестом. В такси по дороге домой вытворяла такое, что Максим, будь он трезв, сгорел бы со стыда. Они долго отпирали ворота, пытаясь попасть ключом в скважину замка, которая почему-то всякий раз от них ускользала, потом вдвоем повалились на траву и, хохоча, лежали так, глядя сквозь листву дуба на звездное небо.

– Видишь, Большая Медведица, – говорил Максим, – вон там!

– У меня сразу три, – захлебывалась от смеха Юлька, – и они все разбегаются.

Потом Юльку тошнило в ванной; Максим придерживал ей волосы и подавал воду, стакан за стаканом. Стоял с ней под душем, стараясь тоже протрезветь, чтобы назавтра не проснуться с головной болью. Смотрел, как она, покрутившись с минуту, засыпает, как ходит вверх-вниз ее новая, округлая и теперь еще более аппетитная грудь.

Утром, пока Юлька еще спала, он попросил хозяина съездить вместе до «Чентрале», забрать их машину. Тот понятливо усмехнулся, что-то заметил насчет хорошего отпуска и любви русских к спиртному. Итальянцы предпочитают крепкому алкоголю вино. После обильного ужина с бутылкой «Кьянти» легко можно садиться за руль… Максим, устав разбирать иностранную речь, пообещал заплатить за поездку отдельно – компенсировать неудобство.

С прошлого вечера он знал, куда повезет Юльку дальше, и мысленно готовился, подбирал слова. Подъезжая к воротам, увидел ее на скамье – в пижаме, с растрепанными волосами, – и понял, что не может ее потерять, ни за что на свете! Юлька поднялась ему навстречу, взмахнула рукой. За спиной у нее разгоралось утро, шелестели листьями оливы, и это было то самое счастье, которого он ждал столько лет.

Глава 13

Несколько дней они провели в блаженном «фарньенте» – прочли большую часть книг, которые купили во Флоренции или привезли с собой, опустошили сделанные для них хозяином запасы вина. Максим попробовал сам готовить, раз Юлька отказывается, и ему понравилось делать соусы для пасты из трав и овощей, запекать на гриле рыбу с местного рынка. Кухней он занимался с удовольствием; Юлька ела и нахваливала, но сама даже помидоры резать не бралась. Пока мужчина возился с грилем, посиживала в раскладном кресле с бокалом в руке, рассказывала что-нибудь. Ее голос по-прежнему приводил Максима в восторг, загорелая кожа будила желания, которые они в полном согласии удовлетворяли.

Если Юльке становилось скучно, она шла играть с собакой, кормила Джильду-козу. Даже лошадей перестала бояться и несколько раз прокатилась под чутким руководством Марчелло. Проснулась как-то на рассвете, пошла на скамейку посидеть в тишине и вдруг постучала в окно, разбудила: Максим, скорей, там олень!

Действительно, между оливковыми деревьями бродила изящная косуля, объедала ветки. Марчелло потом объяснил им, что олени в Тоскане охраняются государством, охотиться на них нельзя, но фермеры сильно недовольны, что те вредят деревьям – обламывают молодые побеги. Оливки тут важная статья дохода; в ноябре, когда будет еще солнечно, приедут сборщики, снимут урожай. Масло пойдет на продажу, часть Марчелло с семьей оставят себе. Деревья надо беречь.

Юлька слушала его рассказы, склонив голову к плечу, переспрашивала, если попадались незнакомые слова. Звала его иногда перекурить. Если Максим с утра залеживался в постели, Марчелло приходил выпить с ней кофе, любуясь долиной со скамьи. Являлся с подношениями: персиками или абрикосами, молодым сыром, домашним вином. Его жена-швейцарка, коротконогая Сюзанна, катала на открытой кухне тесто для пасты, которую Максим потом у них покупал.

По своим владениям хозяева ходили в потертых джинсах, бесформенных рубахах и майках, но с приближением вечера наряжались в пух и прах, отправлялись в Пистойю встретиться с приятелями в ресторане. Максим подталкивал Юльку плечом: смотри, даже Сюзанна в «Гуччи»! Надо брать пример.

Юлька хмыкала, но если они решали поужинать в городке, доставала из шкафа новые платья, примеряла, выбирала что-нибудь. Максим фотографировал ее во всех возможных ракурсах, потихоньку пересматривал снимки. Неужели это та дерганая девчонка, которая таскала его по Флоренции за собой, сбегала ночами, не могла усидеть на месте?

Наконец проводить время на ферме Юльке надоело, она снова потребовала кататься. Объявила вечером за коктейлем:

– Завтра в Сан-Джиминьяно. В музей пыток тебя поведу.

– Заманчиво. Соглашусь, пожалуй.

– Еще бы ты отказался!

Средневековая деревня на вершине холма была видна издалека; еще на подъезде Максим пленился устремленными в небо башнями. Машину пришлось оставить внизу, подниматься по крутой лестнице. Между домиками с окнами-бойницами бодро шагали туристы, крутили головами, восторженно ахали. Максим обратил внимание на почтовые ящики на дверях: тут живут, кто бы мог подумать! Из ящиков торчали свернутые в трубку газеты, конверты с письмами. На нижних этажах продавали в магазинчиках сувениры, в барах наливали кофе. Была даже художественная галерея с современной скульптурой. Он засмотрелся на обрывки металлических кружев, складывающиеся в коленопреклоненную фигуру, подозвал Юльку – нравится?

– Лучше бы это мужчина был, – пожала она плечами, – а то тетка чужая.

Музей пыток оказался не шуткой: они действительно туда пошли, изучили разные инквизиторские приспособления. Максим опасливо подошел к столу, на котором человека можно было разорвать пополам; посидел в деревянном ящике с гвоздями. Юлька посмеялась над описанием пытки козой: можно попробовать с Джильдой. Провинившемуся посыпали пятки солью, и коза лизала их, пока не начнет слезать кожа.

После темного нутра музея залитая солнцем площадь перед главным собором казалась ослепительной; она была вымощена кирпичом и окружена стенами из желтого песчаника. Вход в Дуомо временно перекрыли, там шло венчание. Юлька предложила посидеть в баре, подождать. Сама попросила у стойки капучино, выбрала мороженое Максиму и себе.

Снаружи собор казался совсем уж минималистичным: голые стены, пара окон под крышей, серая лестница к центральным дверям. На ней стояли гости, ждали молодых. Те вышли под руку; две девчушки в розовом несли за невестой кружевной шлейф. Лестницу усыпали лепестки цветов, в молодоженов бросали рис и мелкие монетки. Жених гордо выпрямлял спину, поворачивался к фотографу, картинно улыбаясь. Они показали кольца на безымянных пальцах, поцеловались в объектив. На площадь степенно въехал лимузин, украшенный цветами, увез новобрачных; гости поспешили на парковку к автобусу.

Двое мужчин споро убрали с лестницы ограждения, чтобы туристы могли пройти внутрь. Максим собрался за ними, но Юлька попросила задержаться, еще посидеть. Она грызла кругляш вафли, которым было украшено мороженое; покончив со своим, взяла еще и у Максима. Вздохнула:

– Теперь я все время голодная. Стану толстой, и ты меня разлюбишь.

– До толстой тебе килограмм двадцать, не беспокойся. Ешь, раз хочется.

Она облизала ложку, отложила в сторону.

– Можем идти, – сказала, потягиваясь с довольным видом.

Максим обнял ее за спину, подталкивая по лестнице вверх, провел по ковровой дорожке, оставшейся от свадьбы, до дверей. За ними словно вспыхивал экран кинотеатра: росписи насыщенными красками били в глаза. Они закрывали стены от пола до потолка, а сам потолок, лазорево-синий, как будто состоял из кусочков неба. По обеим сторонам от центрального прохода бежали волны полосатых черно-белых арок, короткими рядами стояли скамьи для прихожан.

Максим замер у стены со сценами из жизни какой-то местной святой – Фины? Та, похоже, была совсем молоденькая, художник изобразил ее с детски наивным лицом, лежащей то в кровати, то на странном приспособлении вроде доски.

– Она кто? – развернулся Максим к Юльке, и та объяснила:

– Санта-Фина. Серафима по-русски. Умерла в пятнадцать лет. Все время болела и не ела почти, отдавала еду бедным. Считалась целительницей. Фрески, между прочим, самого Гирландайо!

Максиму имя ни о чем не говорило, но Юлька его произнесла с почти религиозным придыханием, наверное, художник был знаменитый.

За циклом со Святой Финой начались сцены из Ада: мордастые черти заставляли грешников, окруживших стол со скатертью, есть из общей тарелки жирную мышь. Были там и Страсти Христовы, Снятие с Креста, вознесение Богородицы. На потолке выглядывали из медальонов бородатые старцы; один сурово грозил Максиму холеной рукой.

В каменном Дуомо жара не ощущалась, зато на улице пекло так, словно солнце задалось целью растопить городок в лаву. Юлька устремилась куда-то по улочке, утверждая, что знает тихое место, где можно отдохнуть. Этим местом оказался дворик монастыря, с лужайкой и вездесущими оливами. Туристы туда не заглядывали, Максим с Юлькой остались одни. Она поставила локти на крошащуюся каменную стену, за которой холм обрывался вниз, прищурила глаза и полезла в сумку за темными очками.

– Подожди, не надевай! – попросил Максим.

Сердце у него в груди колотилось, руки вспотели, но решимость толкала вперед. Он на секунду отвернулся, достал из рюкзака коробочку с кольцом, открыл. Протянул Юле:

– Ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста, скажи да!

Она вскинула голову, посмотрела ему в лицо, потом на толстенький золотой обруч, упакованный в бархат.

– Пожалуйста. Да, выйду.

Максим схватил кольцо, надел ей на палец, радуясь, что оно подходит, ничего не придется переделывать.

– Целоваться будем? – спросила она, и Максим впился в нее с такой силой, что они стукнулись зубами.

– Погоди, – Юлька вывернулась из его руки, сама обняла, потерлась щекой о щеку. Перед его глазами убегал к горизонту картинный тосканский пейзаж с рядами заостренных кипарисов, но Максим не видел его, поглощенный одной мыслью: она согласна, надо действовать быстрей. Только приедут в Москву, пусть идет оформляет развод. И сразу подать заявление, договориться на ближайшую дату. Свадьба ему не нужна, но если вдруг она захочет, можно устроить. Снять ресторан, позвать знакомых, коллег… С Ленкой он ничего такого не делал, расписались – и все. Тут совсем другой случай.

Максим настоял на том, чтобы остановиться в Сиене, пока они близко, посмотреть площадь-раковину. Итальянская архитектура, хоть и типовая, ему до сих пор не приелась, вызывала интерес. Пьяцца-дель-Кампо действительно была вогнутая, с собором вместо жемчужины. Поблизости находился знаменитый университет, и студенты бродили стайками по городу, громко переговаривались, обнимались при встрече.

– Я бы с удовольствием поучилась еще раз, – заметила Юлька, – на истории искусств. Только представь: поселиться здесь, слушать лекции на итальянском! Это же мечта!

Максим, вдохновленный ее согласием, всерьез задумался: не перебраться ли в другую страну? Что его держит в России – работа налажена, недвижимость можно продать в любой момент.

– Я обдумаю. Если ты серьезно.

– Правда? Да-да-да, серьезно, очень! Ну какой же ты умничка, как я тебя люблю!

Она сама вздрогнула, выпалив это, удивленно уставилась на него. Потом кивнула собственным мыслям, повторила:

– Ну да. Я тебя люблю. Так странно…

Максим ничего странного в этом не видел: она, между прочим, только что согласилась замуж за него выйти. Юлька притихла, зашагала одна вперед, пожимая плечами. Он дал ей пару минут опомниться, потом догнал.

– Это надо отпраздновать! Шампанского?

За шампанским заехали в большой супермаркет на шоссе, приволокли домой целый ящик и пригласили Марчелло с Сюзанной вечером на дружеский ужин. Максим опять взялся готовить: замариновал мясо, нарезал кружками баклажаны, дольками – сладкий перец. Разжег угли, чтобы успели прогореть, а шампанское спрятал в морозилку. Юлька накрыла в патио зеленый крашеный стол, и, когда хозяева пришли с букетом, поставила цветы в вазе по центру. Марчелло проверил вместе с Максимом стейки, объявил, что «бистекка фьорентина» должна быть практически сырая внутри, но с корочкой. Потыкал один кусок пальцем и велел подавать, мясо готово.

Они все-таки дали «бистекке» отдохнуть, накрыв фольгой, а сами пока выпили за здоровье всех присутствующих. Сюзанна лихо опрокидывала шампанское, затягивалась сигаретой. Она попросила Юльку показать кольцо, и та вытянула вперед руку, покрутила перед собой.

– Диаманте! – потряс головой Марчелло. – Прециозо!

Максим сидел с гордым видом: да, бриллиант, дорогой. Для своей женщины ему ничего не жалко. Он уже порядком выпил – начал чуть заранее. Но все равно мясо нарезал недрогнувшей рукой, разложил всем по тарелкам.

Сюзанна намекнула, что к стейкам лучше бы красного вина, у них есть очень неплохое, сейчас она принесет. Марчелло, в кои то веки, вызывался помочь жене, сходил за вином сам. На бутылках не было этикеток, только наклейки с годом урожая. Виноград выращивал какой-то их знакомый, делал вино и продавал маленькими партиями, не гонясь за выгодой.

Крепкое, полнотелое, оно подходило к их ужину идеально; несколько бутылок разошлось в мгновение ока.

Дальше снова пили шампанское, закусывая грушами и сыром, смотрели на звезды.

– Расскажи, Джулия, как вы познакомились? – спросила Сюзанна, в очередной раз закурив.

– О, благодаря Италии! Учили вместе итальянский язык.

– Как романтично! – прочувствованным тоном откликнулась хозяйка. – Вы уже знаете, когда будет свадьба?

– Мне еще нужно развестись, – ответила Юлька на это, – я замужем.

Сюзанна охнула, потом принялась утешать: ничего страшного, жизнь – непредсказуемая штука. Зато теперь все будет просто замечательно. Массимо так ее любит, это видно сразу!

– Когда мы познакомились, он тоже был женат, – вставила Юлька ехидно, – и не в первый раз.

Сюзанна решила дальше не расспрашивать, повернулась к мужу: что скажешь? Он одобрительно похлопал Максима по руке, сказал, что вполне его понимает. Прожить всю жизнь с одной женщиной – подвиг. Мало кто на такое способен. Ему удается – но только пока. Напоследок Сюзанна предложила помочь убрать со стола, но Юлька отказалась: они справятся сами. Когда хозяева ушли, вынесла еще шампанского и позвала Максима к бассейну.

– Вот это жизнь, – повторила несколько раз, сидя на бортике и болтая ногами в воде, – всегда бы так!

– Почему ж ты не переехала сама, раз тебе здесь нравится?

– Да у Ильи вся работа в Москве. Куда бы мы поехали?

– Значит, мне повезло.

– Угу.

Юлька стянула через голову платье, спрыгнула в воду.

– Иди сюда, вода теплая!

Максим тоже разделся, нырнул, догнал ее на глубине. Прижал к борту, подтянул за ноги вверх. Юлька шептала ему на ухо, что любит, очень-очень-очень. Что ей ни с кем не было так хорошо… да-да, сильней… вот сейчас… Прежде чем уйти в дом, они еще полежали на шезлонгах, разглядывая перемигивающиеся вдалеке огни. Послушали музыку в телефоне, дали выветриться опьянению, хоть и не до конца. Засыпая, уже в постели, она еще раз посмотрела на кольцо, сжала руку в кулак и приложила к груди, вздохнув глубоко и сладко.

Отпуск летел к концу, предвещая неотложные дела. Максим заставил Юльку позвонить Илье, сообщить, что развод все-таки придется оформить. Как тот отреагировал, она не сказала, но еще несколько часов после звонка сидела мрачная, раздражаясь на любые попытки ее расспросить. Максим чувствовал себя победителем, вполне готов был потерпеть это мимолетное недовольство. Юлька пошла бродить между оливковыми деревьями, велела оставить ее одну. Гладила ослика, который увязался за ней, швыряла палку собаке. Вернулась уже спокойная, с улыбкой на лице.

– Все хорошо? – обратился к ней Максим.

– Прекрасно! Только я опять хочу есть. Поедем за пиццей?

– Поедем. И там же поедим.

Пиццерия, в которую они до этого уже заглядывали, смешно называлась «Шимпанзе»; на оживленную городскую улицу со светофорами выходила только неприметная витрина, где можно было забрать пиццу навынос, но если пройти через зал насквозь, открывался внутренний дворик с пинией и столиками, расставленными в ее тени. Там не только ели, но еще и собирались большими компаниями, играли в пинбол, даже танцевали по вечерам.

Пиццу они теперь заказывали как итальянцы – по одной на каждого; Юлька любила с сырным краем, начиненным рикоттой, Максим – простую, с хрустящей корочкой. Бармен щедро разливал апероль в пивные бокалы, получалось чуть ли не по пол-литра, если считать вместе со льдом. Юлька подъедала с тарелки палочки картошки-фри, которую тут подавали в качестве комплимента, макала в бурый кетчуп. Столики стояли так тесно, что очень быстро все гости сбились в единый коллектив, перезнакомились, завели общий разговор. Платили за «раунды» – каждый получал по бокалу «шприца» и одобрительное подмигивание бармена.

Когда совсем стемнело, пришел музыкант с синтезатором, начал подключать аппаратуру. Планировалось живое выступление, каверы на старые песни. Максим подпевал «Металлике», Юлька – Бонни Тайлер. Музыкант передал ей микрофон, она подхватила: «I need a hero…» Ей вторил весь бар, земля качалась у Максима под ногами, когда он, встав, попытался ее обнять. Юлька объясняла, что ее муж обожает караоке, у них каждые выходные вечеринки с песнями. Потом запуталась, ткнула в Максима пальцем – нет, это не муж… то есть тоже, будущий.

Итальянцы повторяли, что Джулия «белла, белиссима», и Максим был с ними совершенно согласен. Она хвасталась кольцом на пальце, говорила, что, возможно, поселится в Италии и будет учиться на факультете истории искусств. Всей душой он хотел в это верить, готовился продать и жилье, и бизнес, бросить все к ее ногам. Вроде и понимал, что пьян, но мыслил на удивление трезво. За цену таунхауса в черте Москвы можно купить очень неплохой домик тут, в Тоскане – он видел предложения в витринах риелторских контор. Доходы будут поступать, ему достаточно прилетать с проверками пару раз в год. Вячеслав Олегович на месте, справится. Опять же, не придется больше возиться с алкоголиками, которые Максиму до смерти надоели.

Юлька родит, остепенится. Он будет возить детей в местную школу, потом забирать, кормить спагетти. Научится готовить болоньезе, лазанью, что тут еще едят? Сашка станет прилетать к ним в отпуск, там и внуки пойдут. Максим уже представлял себя патриархом, восседающим во главе стола рядом с красавицей-женой. Он – пацан из Люберец, студент, грузивший ящики, фельдшер скорой помощи… Кто бы ему сказал тогда, четверть века назад, что ждет впереди! Не стал бы спешить с семьей, уж точно не связался бы с Анной Ивановной. Но тогда бы и Сашки не было – нет, все получилось правильно. Всему свое время, надо уметь ждать.

Юля рухнула рядом с ним на стул: пора сделать перерыв, горло уже хрипит от песен. Музыкант тоже присел, получил заслуженный ужин. Гости постепенно расходились, благодаря друг друга за отличный вечер. Максим с Юлькой тоже двинулись потихоньку домой – пешком поднялись на холм, трогая руками ветки кустов на обочинах. Под конец у Максима закололо в боку, но он храбрился, ни разу не попросил притормозить. Надо будет походить в спортзал в санатории, подумал мельком, потренироваться, раз он начинает новую жизнь.

На подходе к воротам Юлька подвернула ногу, ойкнула, и остаток пути он пронес ее на руках. Устроил дома на кровати, ощупал лодыжку, понял, что ничего страшного нет. Приложил пакет со льдом, завернув в полотенце. Подержал холодную руку на ее лбу, почитал вслух, чтобы она заснула. А сам погрузился в изучение информации: что требуется, чтобы в Италии сдать экзамены и открыть психиатрическую практику. На всякий случай.

Глава 14

Последние дни было решено провести с пользой для здоровья: наезжая в термы Монтекатини за минеральной водой. Юлька полюбила прохаживаться по галерее, где по-прежнему кружили пожилые пары, совершая моцион и заводя разговоры. С ней, конечно, поговорить хотели все, и Максим казался себе молчаливым телохранителем при известной актрисе. Юлька утверждала, что совершенствует итальянский, но ее собеседники были из самых разных стран – бывшие соотечественники – украинцы, скандинавы, знавшие английский, симпатичная французская старушка.

Старушка и рассказала им, что в парке напротив терм еще работает летний оперный театр, билеты продаются свободно. Юлька злилась на себя: как же она пропустила, могли раз десять сходить! Оперу она обожала всей душой, особенно итальянскую: Верди, Пуччини, Доницетти. Они изучили афиши, выяснили, что могут в тот же день попасть на «Травиату». Максим был рад, что не придется слушать пресловутую «Тоску» в третий раз, пусть хоть что-то новенькое.

Постановка его покорила: изящные минималистичные декорации, идеально поставленный свет, если учесть, что театр представлял собой просто эстраду в окружении стриженых туй. Да и главная героиня была совсем не громоздкой синьорой, а подвижной тонкорукой девушкой, так что легко верилось в сюжет: больная чахоткой доживает последние месяцы, пытаясь получить от них удовольствие.

Юлька благодарила его за поездку, за оперу, за кольцо. А больше всего – за то, что не пытался лечить, не наблюдал и не комментировал ее состояние. Оно действительно Максима не беспокоило, Юлька держалась молодцом. Похоже, ключом к успеху оказались не таблетки, а стабильные отношения без сюрпризов, его к ней любовь.

Как только вернулись в Москву, Максим отправил ее подавать заявление на развод, зная, что еще придется ждать, супругам дадут какое-то время для примирения. Юлька пообещала в ближайшие дни договориться с Ильей сходить в ЗАГС. Гораздо больше ее занимало другое: из глянцевого журнала пришло предложение вести собственную колонку. Новость она сообщила с горящими глазами, показала проект договора, по которому ей обещали очень неплохую оплату и возможность самой выбрать фотографа для сотрудничества.

Максим ее поддержал – пусть занимается делом. У колонки жесткие сроки, это не статейки время от времени кропать.

– И кого ты хочешь в фотографы? – спросил из деликатности, чтобы показать свой интерес.

– Егора, естественно! Он гениальный! Я бы ни с кем больше не стала связываться. Очень надеюсь, что в журнале его одобрят.

– Ну, пусть себя проявит с лучшей стороны…

– Да-да, – подхватила она, – нам уже сказали сделать фотосессию со мной как пилот, для первого выпуска. В домашней обстановке. Завтра снимаем.

– Завтра? И где – здесь?

Максим обвел взглядом гостиную таунхауса: интересно, как она будет смотреться на страницах глянца?

– Ой нет, не здесь, у меня! Там свет гораздо лучше, большие окна. Ну, ты помнишь.

– Помню-помню. Кстати, что ты будешь делать с квартирой после развода? Сдавать?

– Да нет, зачем? Пусть Илья живет себе. Мне не жалко.

– Тебе не кажется, что это странно? Жить в квартире бывшей жены?

– Ничего странного. Он еще и мой друг – на минуточку. Он же не виноват, что у меня новые планы…

Максим в который раз подивился их отношениям, но возражать не стал. Он ведь тоже вложил немалую сумму в ипотеку для Ленки, и что-то пока ее мужчина ни копейки не вернул.

На фотосессию Юлька собиралась в волнении, выбирала наряды, крутилась перед зеркалом. В Италии Максим столько всего ей накупил, что выбор и правда был нелегкий, но она остановилась на двух вариантах, сказав, что последнее слово за Егором. Повесила платья в чехлах в салоне своей «Вольво», поцеловала Максима на прощание и умчалась.

Он тоже уезжал: в санаторий, на работу. Осмотрел по-быстрому новеньких, провел собрание с персоналом, а потом заперся в кабинете и позвонил Юльке по видеосвязи. Она ответила: в камере появилось накрашенное взволнованное лицо под наполовину готовой прической. Над ней колдовала парикмахер, крутила локоны щипцами, вызывающими в памяти инструментарий из музея пыток. Максим увидел у дальней стены Илью – тот совещался с Егором-фотографом о чем-то.

– Сколько народу у вас, – буркнул он ворчливо, – всем обязательно быть?

Юлька оглянулась, пожала плечами: что такого?

– Тут еще и осветитель, и визажист.

Визажистом оказалась караоке-дива; похоже, весь плюшевый десант был в сборе. Максим пожелал ей удачи, а сам сделал мысленно заметку: надо закончить пораньше и ехать туда. Нечего ей делать с этой бандой. Он хорошо слышал музыку на заднем плане; наверняка они и выпивку запасли для поднятия настроения. С их любовью к вечеринкам фотосессия быстро перерастет в кутеж.

От раздумий его отвлек вызов к пациенту, потом начался групповой сеанс психотерапии. Максим сидел на неудобном стуле в кругу больных, проводил обычные упражнения. Дал задание вспомнить самый тяжелый момент, связанный с употреблением алкоголя, и полились признания: испугался собственный ребенок, забрали в полицию и избили.

– Я переспала с водителем такси, – вздохнула женщина, которую недавно перевели из клиники, – заразилась, потом лечилась и скрывалась от мужа. Но он все равно узнал.

Солидный государственный функционер с вываливающимся из пижамных штанов брюхом усмехнулся на ее слова, заметил:

– Меня грозили с должности снять. Если бы не это, ни в жизнь лечиться бы не пошел.

Максим слушал вполуха, представляя себе, как Юлька сейчас развлекается. Рисовал в голове картины – она позирует фотографу, потом начинает раздеваться. Тьфу ты, это же для журнала, совсем он с ума сошел!

– Спасибо всем за участие, продолжим послезавтра, – сказал, не дожидаясь истечения сеанса, за пять минут до конца. Кое-кто из больных посмотрел на него вопросительно, остальные не обратили внимания, начали вставать.

Максим пошел к себе оставить халат и переодеться; когда уже готов был ехать, его задержала медсестра, постучав в кабинет.

– Максим Викторович, можно на минутку?

Она вошла, прикрыла за собой дверь.

– Да, Алиса. Что такое?

– Я хотела вас попросить… Мне нужна справка с места работы, в медицинский институт.

– Решили учиться дальше?

– Да. Буду, как вы, наркологом и психиатром. Хочу потом работать у вас. Возьмете?

– Смотря как закончите. Вдруг еще передумаете насчет психиатрии.

Она помотала головой:

– Нет, что вы! Не передумаю! И можно будет изменить мне график? Я бы выходила на ночные дежурства.

– Уставать будете, я не советую. Лучше отучитесь спокойно, потом вернетесь.

– Не могу, мне деньги нужны. Я в Москве одна, без родителей. Без мужа.

– Ну, это дело поправимое. Найдете себе кого-нибудь, пока учитесь. И уйдете от нас.

– От вас – ни за что.

Щеки ее разрумянились, и Максим понял, что с разговором пора кончать.

– Хорошо, справку я напишу. На посту заберете.

– Огромное вам спасибо! Вы знаете, я вами всегда восхищаюсь! Как вы умеете с пациентами разговаривать, как видите людей! У меня никогда так не получится!

– Получится, не беспокойтесь, – пробормотал Максим, ища в кармане пиджака ключи от машины, – вопрос опыта. Если это все, то мне пора.

Она еще раз поблагодарила, отступила к дверям. Максим тоже встал, и тут она перегородила ему путь, налегла грудью.

– Максим Викторович, вы помните Новый год? Я с тех пор все время про вас думаю…

Она тянулась за поцелуем, держала его за рукав. Максим расцепил настырные пальцы, мягко сказал:

– Это лишнее. Идите, Алиса. Всего вам хорошего.

Она опустила голову, изобразила, что вытирает слезы:

– Извините!

Вышла из кабинета, не забыв тряхнуть волосами у него перед носом, прошлепала «кроксами» по ламинату в коридоре, свернула за угол. Максим запер замок, поморщился и, сев в машину, написал Юльке: «Еду за тобой. Собирайся. Буду через 15 минут».

Он позвонил в домофон, и дверь сразу, не спрашивая, открыли. Перед квартирой стоял на штативе софт-бокс, внутрь тянулся провод. Играла музыка, раздавались голоса, Юльку было слышно от самого лифта: она требовала, чтобы дива спела. Но Максиму обрадовалась, закричала всем, что Билли-Боб пришел. Прислонившись к стене, стоял Василий – вот кого он не ожидал увидеть! Фотограф Егор, на этот раз не в неоновом костюме, а в обычных джинсах и рубашке, пожал Максиму руку; дива-гример махнула издалека, подняв банку с пивом. От Юльки спиртным не пахло, и то хорошо.

Илья отозвал Максима в спальню, предложил поговорить.

– Слышал, вы жениться собираетесь? – спросил скептически.

– Правильно слышал.

– Она не разведется, спорим?

– Еще не хватало! Тебе сколько лет?

– Тридцать один, а что?

– А мне сорок восемь. Уж поверь, я знаю, как доводить дело до конца. Лучше готовься сваливать из ее квартиры.

– Это почему?

– Потому что мне не нравится, что ты тут живешь. Съедешь, и она сюда носа больше не покажет.

– Съехать-то я могу. Только Джульетта ко мне всегда найдет дорогу. Думаешь, она в первый раз уходит? Как бы не так!

– А мне плевать! Хоть в миллионный. И не смей ее спаивать, ясно? Пожалеешь!

– И что ты мне сделаешь? Послушай моего совета, отстань от нее сам, пока не поздно! Ничего у вас не получится.

Максим молча развернулся, вышел в гостиную.

– Одевайся, мы уезжаем, – сказал Юльке, – я жду в машине.

Она сидела на диване, прижавшись к Василию, смотрела в ноутбуке снимки.

– Я не могу, мы еще не закончили! – возмутилась во весь голос. – Я сама вернусь, попозже. Или ты посиди здесь.

Максима передернуло, он схватил Юльку за руку и поволок за собой. Она упиралась, потом обернулась и крикнула:

– Я сейчас!

Спустилась с ним в лифте, распахнула дверь подъезда и вытолкала наружу.

– Хочешь – уезжай! Я остаюсь. Предупреждала: мной не командовать!

– Садись в машину! – рявкнул Максим. – Немедленно! И объяснишь по дороге, в который раз ты так «уходишь из семьи».

Он скривил гримасу, показал кавычки пальцами в воздухе.

– Не твое дело! Оправдываться я не буду, не надейся.

Она вдруг замолчала, потерла глаза.

– Максим, ты делаешь только хуже. Пожалуйста, уезжай. Подожди меня дома, я скоро.

У него едва не вырвалось «или ты едешь, или больше не возвращайся», но Максим вовремя себя остановил. С ней так нельзя, это он успел усвоить.

– Я о тебе же забочусь! Вспомни, что с тобой творилось, когда ты тут жила, неужели хочешь опять?

– Теперь все по-другому. Только притормози, не напирай. Ты мне веришь?

Он хотел бросить резкое «нет», затолкать ее в «Рейнджровер», утащить силой. Но вместо этого сделал выдох и сел за руль.

– Быть дома не поздней девяти часов. Последнее предупреждение. Для твоего же блага.

– Ладно, договорились. Не злись. Пока!

Максим нажал на газ, сорвался с места. Посмотрел в зеркало: Юлька стояла, глядя ему вслед. В девять она не приехала, телефон отключила. Он звонил ей до утра, отчаянно жалея о своей вспышке, о том, что вообще явился на фотосессию. Зачем было гнать волну сейчас, когда он нащупал ее слабые стороны, понял, как с ней обращаться? Доктор, какой же вы дурак!

В санатории с утра принимали новых пациентов, троих сразу. Медсестра Алиса проверяла у них вещи, оформляла документы. Максим окинул ее оценивающим взглядом, попросил зайти к нему, забрать справку. Пока она заканчивала с больными, быстро отвернул глазок камеры к стене, сунул за щеку пластинку жвачки. Как только постучала, втащил ее в кабинет, повалил на диван, задрал короткий халат. Она сразу включилась, решив, что это такая игра, что его грубость – шутка. Притворно застонала, сделала вид, что сопротивляется, а сама шарила руками по его спине, по волосам. Выпустив злость, Максим ее прогнал – отправил к кастелянше пересчитывать постельное белье. Сел за стол, спрятал лицо в ладони. Потом умылся над раковиной, надел очки и вышел как ни в чем не бывало, стараясь не обращать внимания на холод в груди.

Отработал день, в телефон не заглядывал. Сообразительная Алиса не показывалась ему на глаза, пряталась в бельевой. Ближе к вечеру прошел дождь, и сразу, в одночасье, похолодало. Максим мчался по мокрому шоссе, салон «Рейнджровера» разрывали басы. И тут перед собой он увидел знакомый темно-синий «Вольво», догнал, проверил – да, номер ее. Резко перестроился вправо, встал колесо к колесу. Она держала скорость около 120, не замечала его. Максим дернул машину вперед, потом притормозил, они опять поравнялись. Юлька повернула голову, закусила губу. Попыталась оторваться, он, конечно, нагнал – у него двигатель мощнее. Они словно зависли рядом, не чувствуя движения, на спидометре горели цифры – 160. Но вдруг Юлька вильнула, замедлилась, оказалась у него сзади и ушла на ближайший съезд, к аэропорту. Максиму поздно было поворачивать, и он так и гнал вперед до следующей развязки, вцепившись в руль. Нарочно допустил занос, крутнулся в обратную сторону и полетел в поселок, отчаянно надеясь найти ее дома и все забыть.

«Вольво» стоял на дорожке, в кухне горел свет. Юлька сидела за столом перед включенным ноутбуком. Рядом – стакан, в нем тает лед. Сигарета в пальцах, вверх поднимается дым. Максим прошел, не разуваясь, к ней, сел напротив. Отпил у нее виски, тоже закурил.

– Больше так никогда не делай, – единственное, что смог сказать.

– Скорость не превышать? – улыбнулась она, словно не понимала, о чем Максим говорит. – Ты первый начал. Кстати, мы сегодня в ЗАГС сходили, отнесли документы. Через месяц будет готово свидетельство о расторжении брака. Ты рад?

– Рад.

В груди немного отпустило, начал таять холод, поселившийся там днем. Зато нахлынуло раскаяние, захотелось признаться ей в том, что он натворил, извиниться. Пришлось себя сдержать в приказном тоне: нет и нет. Юлька вылила в рот остатки виски из стакана, потрепала его по руке:

– Вот и хорошо. Пойдем погуляем?

Они оделись потеплее, прошлись по поселку, заглядывая соседям в окна. У кого-то за тонкими шторами весь первый этаж был виден насквозь: интерьеры, дети, собаки. Навстречу попадались другие гуляющие, возле дуплекса расположилась, несмотря на холод, компания с гитарой и кальяном. Из леса по-осеннему пахло сырой листвой, на соседних дачах жгли костры.

Качели перед их таунхаусом так и стояли накрытые тентом; Максим его убрал, и они еще долго сидели там, кутаясь в плед. Небо постепенно очистилось, и Юлька наблюдала, как спускаются, готовясь приземлиться, самолеты.

– Давай уже жениться скорее, – прошептала, кладя голову ему на плечо.

Ее слова пролились бальзамом на растерзанные нервы, Максим выдохнул и встал.

– Давай. А теперь пора спать.

Не прошло и недели, как он понадобился в клинике, на замену заболевшему врачу. Заодно встретился со Славой: тот интересовался, как себя чувствует Юлия Дмитриевна, не нужна ли консультация? Максим ответил, что с ней все в порядке, состояние стабильное. А пищевое расстройство? Тоже прошло, даже набрала вес. Работает в журнале, ведет колонку. Сегодня у нее, кстати, выезд, съемки за городом в гольф-клубе. Слава кивнул, передал привет. Под вечер она позвонила; голос был возбужденный, слова сыпались бесконтрольно. Потрясающее место, поля для гольфа, ты бы видел, какая тут красота!

– Вы пили? – с подозрением спросил Максим.

– Ты что, я же на работе! Но тут замечательно! Нам номер дали, останемся переночевать, приезжай!

– Вам – это кому?

– Да тут и Васька, и Егор. Мы в бассейн собираемся. Заказали массаж. Ты же приедешь? Ну пожалуйста, Максим!

– Нет. И ты давай домой.

– Еще чего! Нас тут так принимают! Даже неудобно будет отказаться. И вообще, если ты не хочешь, мы Илье позвоним. Он сразу примчится.

Юлька шумно дышала, похоже, отбиваясь от кого-то, хихикала.

– Меня Егор тащит в СПА! – выкрикнула в трубку. – Все, мы побежали!

Связь оборвалась, Максим с силой сунул телефон в карман. Ну вот! Этого он и боялся. Забрать ее не получится, опять устроит скандал. Думай, доктор, думай! Но что тут придумаешь – надо ехать домой и ждать.

Максим спал, когда она позвонила – на часах была половина пятого. Юлька плакала, всхлипы гулко отдавали в динамик. Говорила, что напрасно давала Максиму надежду, что недостойна его и вообще… Она все портит, везде от нее раздор.

– Сиди где сидишь, я сейчас приеду, – отрезал Максим. – Геолокацию сбрось.

Она попыталась отказаться, потом прислала метку. Максим наскоро побрызгал в лицо холодной водой, надел первое, что попалось под руку. По пустому кольцу добрался до клуба, напугал своим видом полусонного охранника, требуя пропустить его внутрь. Написал Юльке, чтобы выходила, он ждет. С ней спустился Илья: он волок Юльку на руках, та рыдала ему в шею. Пришлось ее отцеплять, заталкивать в машину. Когда Максим захлопнул наконец дверцу, Илья выпрямил спину, встал с ним лицом к лицу.

– Она тебя бросит, – сказал уверенно. – И месяца не пройдет. Я предупреждал.

Старая люберецкая закалка взыграла в Максиме с такой силой, что он, не задумываясь, занес кулак и обрушил его в улыбающуюся дерзкую рожу. Илья зашатался, отступил; Максим ударил еще раз, и тот рухнул на асфальт. Юлька заколотила по стеклу ладонью, но Максима это не остановило: он подскочил к распростертому на земле телу, замахнулся ногой. И вдруг понял, что это уже бессмысленно – попахивает уголовщиной. Сплюнул, прыгнул на водительское сиденье. Пристегнул Юльку одной рукой, второй выкрутил руль. И повез ее к себе в логово, как хищник добычу, готовый сожрать.

Глава 15

На полпути ей стало плохо; пришлось остановиться и ждать на обочине, пока Юльку тошнило. Максим больше не собирался ей помогать, утешать, подавать водичку. Сама виновата, пусть отвечает. Зато она слегка протрезвела, начала говорить. Просила прощения, обещала, что больше такое не повторится. Уверяла, что любит, что просто захотела отдохнуть. Что не было ничего плохого – подумаешь, посидели в баре, поплавали в бассейне. Максим молча довез ее до Внукова, приказал ложиться и спать. Все разговоры вечером, после работы.

Было семь утра, стоило заглянуть в санаторий, немного переключиться. Медсестры уезжали с ночной смены; он увидел Алису и предложил подбросить. Жила она далековато, но Максим никуда не спешил. Вел машину плавно, под джаз развлекал спутницу беседой. Алиса хлопала глазами, смотрела на него с обожанием. Пригласила подняться к ней, выпить кофе. У нее была маленькая квартирка, очень старая, съемная; зато чистенькая, отмытая до блеска. До кофе, конечно, не дошло – точнее, дошло позднее, когда Максим уже насытился ею и был готов уезжать. Она предлагала приготовить завтрак, называя его – забавно! – по имени-отчеству. В клетке возле окна сидел желтый волнистый попугайчик, поглядывал на Максима задорным глазом.

У подъезда Максим оглянулся – Алиса махала ему из окна рукой. Надвигался ноябрь, самый унылый месяц. Вот-вот начнется приток депрессивных, придется работать, закатав рукава. Уже не получится все время гоняться за Юлькой. Интересно, проспалась она? Чем занимается? Дома ли вообще?

Оказалось, дома – и не одна. На кухне сидел Егор, обрабатывал фотографии. Юлька валялась на диване, пила минеральную воду из бутылки. Сроки подгоняют, надо делать материал, объяснила она, вот только голова болит. Что принять? «Яду», – вертелось у Максима на языке. Он растворил ей таблетку аспирина, заглянул к Егору в экран: что получилось на фотосессии? Кадры были один лучше другого; Егор снял Юльку и в бассейне, и в ресторане, и на поле для гольфа. Теперь срочно требовался текст. Клуб хорошо заплатил за рекламу в колонке, правление рассчитывало на грандиозный результат.

– Поесть бы, – заметила Юлька мимоходом, – пускай Васька чего-нибудь привезет, ты как?

Максим не понял, обращается она к Егору или к нему, но сказал, что лучше закажет доставку. Может, суши? Они согласились, уткнулись каждый в свой экран. Суши ели, не отрываясь от работы, Максим чувствовал себя лишним.

Когда ближе к полуночи Егор уехал и Юлька, зевая, приплелась в спальню, Максим поставил ей ультиматум: им нужен ребенок. Он многое терпит, закрывает глаза. Пусть и она пойдет ему навстречу. Ей тридцать два, куда еще тянуть? Лекарства она больше не принимает, никаких противопоказаний нет. Надо записаться к гинекологу и удалить спираль. Не пить, вести нормальный образ жизни.

Юлька выслушала его с безмятежным лицом, обещала подумать. Максим рассчитывал на долгие пререкания, уговоры, но нет, обошлось. Он подождал несколько дней, потом напомнил: гинеколог, запись. Она снова согласилась, но объяснила, что ее врач в отпуске, загорает на островах. Вернется через две недели, и можно записываться. Две недели прошло, Максим подступился к ней опять. Ах да, точно. Но надо дождаться следующего месяца, в этом они не успевают, не те дни.

Следующий месяц уже декабрь, там Новый год, праздники… Что, если отложить вопрос с ребенком до весны? У них еще куча времени, она уверена, что забеременеет сразу. Максим вспылил: нет! Сейчас. Если она его любит.

Юлька заплакала, вспомнила старую присказку про то, что на нее нельзя давить. Максим был непреклонен, даже перебрался в санаторий на пару дней, чтобы она ощутила его отсутствие, испугалась. Юлька звонила, уговаривала вернуться. Потом перестала, затаилась. А когда Максим приехал, дом стоял пустой. Исчезли из шкафов ее вещи, из кабинета ноутбук. Только в ванной остались какие-то баночки и флаконы.

Теперь испугался уже он – до смерти. Пережал, перестарался! Знал ведь, предчувствовал! Он попытался выследить ее, поймать у подъезда. Но ни Юльки, ни ее «Вольво» там не было, на домофон никто не отвечал. Не придумав ничего лучше, Максим помчался к Василию в ресторан: вдруг она там? Василия не было тоже. Когда появится? Неизвестно, он за границей. Улетел праздновать Новый год.

Максим полез в Юлькин Инстаграм: ну конечно! Италия, Флоренция, украшенные елки. Рестораны, коктейли, подарки. На корпоративе в санатории он напился до белых чертей, спал потом в кабинете. Сам не помнил, что делал с Алисой; она мелькала где-то на периферии зрения, звала вместе отмечать.

Максим уже решил, что запрется дома и будет сидеть один. Запасся виски и замороженной пиццей, купил у барыги в поселке полкило красной икры. Но Слава – верный друг – не позволил, прикатил вместе с другими холостяками, заявив, что Новый год – праздник семейный, а коллектив клиники – одна семья. Они притащили еды: покупной оливье, палки копченой колбасы, даже жареную утку. Явился и пучеглазый Андрей Юрьевич, и Роман – третий учредитель, еще несколько врачей из неженатых.

Пить начали в десять вечера, разогревались шампанским. Максим предлагал добавлять в него коньяк, утверждая, что коктейль называется «Огни Москвы», и им угощали когда-то в гостинице «Москва», в баре на первом этаже. Что там наливали на самом деле, он давно забыл, хотя в студенчестве считался завсегдатаем и потратил в том баре немало денег, заработанных в ночные смены. Между прочим, оттуда и знакомство с Анной Ивановной – звездой.

Анну Ивановну коллеги-учредители помнили хорошо, оба переглянулись и закатили глаза. Новенькие доктора были не в курсе их с Максимом перипетий, им ее имя ни о чем не говорило. Максим переключился на воспоминания об Италии: эх, дорогие мои, там аперитив подают уже в двенадцать дня, благословенная страна! Съездите во Флоренцию, сходите в «Ринашенте» в панорамный бар. Кто любит апероль? Тоже можно плеснуть в шампанское. Максим покопался в запасах, вытащил оранжевую бутылку. Лил щедро, не жалея; коктейль становился все крепче и крепче.

Заговорили про пациентов: в санатории сейчас никого. Зато не надо дежурить. Здание заперто, только охрана. Слава подмигнул: на нашу долю психов хватит. Сейчас перепьются, напразднуюся и хлынут лечиться. Может, пора по виски?

Максим вытащил сразу весь ящик, хвастливо продемонстрировал: вот, прикупил. Гулять так гулять! Кому льда? Под виски разговоры стали откровеннее, интимные подробности пошли в ход. Андрей Юрьевич похвастался недавними подвигами с участием Красной Шапочки, которую подцепил в стриптиз-баре. Слава поморщился, посоветовал быть осторожнее. Мало ему в клинике медсестер? Вот, например, эта… ходит за Максимом… Алиса?

– Светленькая такая, с челкой? – попытался вспомнить Роман, который теперь бывал на работе редко, разве что бухгалтерскую отчетность проверял.

– Светленькая, да, – кивнул Слава, – Максим Викторович у нас по блондинкам. Привозил тут лечиться одну – хорошенькая, богатая. Правда, БАР и РПП, но это мужа проблемы, не его. Да ведь?

Максим вздрогнул, быстро хлебнул из стакана.

– Ты о ком? – сделал вид, что не понимает.

– Да о Юлии Дмитриевне твоей. Только не говори, что не ее ты в Италии выгуливал летом.

Максим пожал плечами, пряча глаза.

– Это которой мы ногу зашивали? – вступил Андрей Юрьевич, везде готовый сунуть свой любопытный нос. – Красивая, только бешеная совсем. Как она от меня отбивалась! Темперамент – огонь! Завидую…

– Хватит вам, – нахмурился Максим, – Юлия Дмитриевна у нас замужняя женщина, отдыхает сейчас с семьей.

– Отдохнет и вернется, – рассмеялись за столом, – давайте-ка за ее здоровье!

За Юлькино здоровье Максим выпил до дна, сразу налил еще.

– Расскажи, – стал подзуживать Андрей Юрьевич, – какая она? Подвижная небось, горяченькая, одного раза мало?

– Вот это нравы, – вздохнул Рома. – У тебя ее фото есть?

Максим открыл Юлькины соцсети, показал снимки. Часть была профессиональная, для колонки, на них Юлька смотрелась вообще моделью.

– Ого! – присвистнули коллеги; Роман похлопал Максима одобрительно по плечу.

Открыли следующую бутылку, разлили, выпили за любовь. Максим радовался, что виски глушит боль и можно говорить про Юльку вот так, запросто, бравируя.

На экране телевизора появился президент, началось поздравление. Максим включил звук, а сам достал из холодильника еще шампанского. Каждый за столом знал, что шампанское после виски – верная смерть, что сейчас начнется непотребство, а назавтра будет плохо, но ни единого слова об этом не прозвучало, все радостно поднимали бокалы. Пробка выстрелила в потолок, брют ударил в голову. Максим, шатаясь, отошел в коридор за сигаретами, покопался в кармане куртки, и тут завибрировал в кармане его телефон. Номер незнакомый, кто это может быть? Пациентка какая-нибудь решила порадовать? Он закурил, вышел на крыльцо, нажал зеленый кружок:

– Алло?

– Привет, – раздался в трубке Юлькин голос. – Узнал?

Максим молчал, пытаясь дышать, из динамика неслась, как обычно, музыка.

– В Москве уже Новый год, а у нас нет, – философски заметила Юлька, – хотела тебя поздравить. Ты как?

Максим откашлялся, хотел что-то сказать, но она перебила:

– Я знаю, что получилось нехорошо. Даже немножко жалею. Ты скучаешь?

Максим снова попытался ответить и не успел, Юлька продолжала:

– Я очень скучаю. Без тебя все не то.

Он затянулся сигаретой, медленно опустился на крыльцо и сел прямо в снег.

– Ты правильно говорил, – заторопилась Юлька, – нельзя так жить, как живу я. Но и ты меня пойми – я не могу по щелчку измениться. А у тебя все срочно. Срочно развод, срочно дети.

Кто-то позвал ее, Юлька фыркнула: да погоди!

– Ты меня слушаешь?

Максим кивнул, хоть она и не видела его, прижал трубку плотнее к уху.

– Я тебя люблю, – раздался ее шепот. – С Новым годом!

Связь оборвалась, экран телефона погас. Из кухни неслись голоса: Максим Викторович, ты куда пропал? Иди назад, замерзнешь! Он вернулся, хватанул еще виски, врубил музыку погромче. Выкрикнул во весь голос:

– От Юлии Дмитриевны всем привет! Из Италии! С праздничком, семья!

Дальше он помнил урывками: Андрей Юрьевич начал звонить своей стриптизерше, пытался вызвать ее во Внуково «со всем балетом», но они уже были заняты на мероприятии. Зато ответила Алиса, тут же согласилась приехать и привезти подружек из мединститута. Чтобы не напугать девушек, они быстро прикончили открытую бутылку виски, сложили пустую тару в мусорный мешок, спрятали. Выставили на стол шампанское, чистые тарелки и бокалы.

Максим взялся резать апельсин, задел палец, залил кровью раковину. Ему оказали первую помощь: посмеялись и промыли порез ледяной водой. Слава плюнул на ладонь и протянул Максиму для рукопожатия: братаемся, дружище ты мой! Они обнялись, станцевали пьяную джигу.

В дверь позвонили – влетели с мороза румяные медички, начали сбрасывать шубки. Все были кокетливые, нарядные, молоденькие. Мужчины расправили спины, принялись галантно ухаживать. Девушек рассадили так, чтобы каждому досталось по соседке; Андрей Юрьевич с места в карьер попытался приобнять свою – шатенку в платье с блестками.

Алиса вертелась вокруг Максима, всячески показывая, что они вместе. Максим наблюдал за ее маневрами снисходительно, позволял обнимать себя, садиться на колени. Покружил под какую-то музыкальную чушь, которую потребовали их гостьи; остальные тоже танцевали, Андрей Юрьевич целовал партнершу в голое плечо, сдвинув с него бретельку.

Люстру потушили, оставив только подсветку над плитой; Максим, пошарив в шкафчиках, нашел оставшиеся от Ленки свечи. Елки у него не было – не озаботился, гирлянд тоже. Зато свечи, затрепетав, создали за столом романтическую обстановку, девушки стали податливее. Роман первым уединился с бойкой хохотушкой в очках, увел вроде как показать в витрине коллекцию и пропал. Максим, сознавая, что Алиса неизбежно утащит его в спальню, оттягивал момент: снова взялся за виски и пил, подливая ей и себе, со зловещей улыбкой. Алиса спрашивала, почему он мрачный, о чем думает, не хочет ли чего. Хлопотала, варила кофе, подавала зажигалку, когда он собирался закурить. Кажется, раздевала, расстилала постель. За стеной раздавались стоны, в кабинете кто-то был, но Максим не знал, кто – и с кем. Алиса взгромоздилась на него сверху, показалась тяжеловесной, под ней трудно было дышать. Пришлось перевернуться, высвобождаясь, придержать ее руки, чтобы не стискивали так. Он был как под наркозом, ничего не ощущал; но она все шевелилась, дергалась, бормотала. Максим прикрыл глаза, потом открыл: за окном рассвело, он лежал один. Провалился в сон снова, очнулся, не сразу понял, где находится. Рядом на подушке голова – чья? Он дернул одеяло, ожидая увидеть кого угодно, только не Юльку, которая широко распахнула глаза и улыбнулась ему. Вдруг что-то громко хлопнуло, взорвалось, Максим зажмурился, и Юлька пропала, а на ее месте возникла черная каракатица, тянущая к нему свои щупальца. Максиму стало страшно, и он закричал, попытался ее оттолкнуть, понимая, что сейчас провалится куда-то в пучину, под воду. Щупальца душили его, Максим отбивался, отворачивал голову от костяного клюва, над которым моталась из стороны в сторону белая челка… подождите, где он ее видел? Алиса?

Она испуганно спрашивала:

– Максим Викторович, что с вами? Вам плохо? Хотите воды?

Максим оттолкнул протянутый стакан, выругался, вода пролилась на постель. Хотел вскочить, но тело не слушалось, руки тряслись. Его вырвало раз, другой, потом опять был сон, потому что Юлька бежала к нему по виа Оньиссанти, а он знал, что сейчас Новый год и вокруг Москва, только непонятно, почему у него дома медсестра из санатория. Вот она трясет его, уговаривает повернуться на бок. Моет пол – может, это и не медсестра, а домработница? Надо сказать, чтобы сменила белье, опять пахнет чужой женщиной. Он обнимал подушку, признавался ей в любви. И только к вечеру пришел в себя, добрался до ванной. Сунул голову под кран, постоял, держась за бортик, чтобы не упасть. Побрел вниз – на кухне убрано, ни следа от вчерашней попойки. Может, и не было ничего? Максим уже не знал, насколько может верить своим воспоминаниям, но в холодильнике, когда он полез за минералкой, стояли обернутые пленкой тарелки, бутылка шампанского, прикрытая пробкой. А Алиса сидела на диване и таращилась на него. Объясняла, что не могла оставить в таком состоянии. Что ему сделать – кофе? Может быть, сладкий чай? Сварить суп? Вызвать из клиники кого-нибудь? Максим помотал головой и пошел обратно спать. Алисе велел выметаться, не показываться на глаза. Когда у нее дежурство? Послезавтра? Вот и хорошо, пусть отдыхает. Он даже такси не предложил вызвать, разберется сама. Сюда же приехала! Внизу хлопнула дверь, на мгновение все стихло, и Максиму показалось, что он слышит, как падает снег.

В следующий раз он проснулся среди дня, с головной болью, но трезвый – вроде бы. Глянул в телефон: 2 января. Послонялся по дому, включил телевизор, но смотреть на мигающий экран не было сил. Его мутило, шатало из стороны в сторону. Максим полез в холодильник проверить, что осталось из еды, наткнулся на шампанское и выпил, как воду, все, что оставалось в бутылке. Довольно быстро стало легче, нахлынула надежда. Ничего, он еще повоюет! Юльку можно вернуть – вон, она сама уже звонит. Интересно, когда ее компания возвращается? А ему когда на работу? Пятого, что ли… Надо позвонить Славе, узнать расписание.

Слава тоже маялся похмельем, собрался приехать и жарить шашлык. Привез уже замаринованный в пластиковом ведре. Они разложили мангал, хранившийся у Максима в кладовке, вывалили мясо на решетку, чтобы не возиться с шампурами. Нюхая ароматный дым, выпили по стопочке, повеселели. Закусили жареным луком, который приготовился быстрее свинины, унесли шашлык в дом. Ели с общего блюда, накалывая куски на вилку, подливали друг другу. Включили музыку, и на шум явилась соседка, с которой Ленка свела когда-то дружбу, мужа тоже привела. Пьяный, Максим уже не раздражался на них, подумал даже, что соседкин муж вполне ничего собеседник. Соседка вспомнила про караоке, предложила спеть, и они несколько часов орали песни, выходя периодически проветриться на крыльцо и здороваясь с гуляющими. Кто-то заворачивал к ним, оставался; появлялись незнакомые лица, приносили с собой водку и коньяк. Максим вдохновенно ухаживал за барышней в лыжном костюме, уговаривал снять его и садиться за стол. Она была не одна, с кавалером, но Максима это нисколько не смущало.

Дальше лыжный костюм пропал, но появилась еще какая-то женщина, старше и красивее – как Моника Белуччи. Максим заглядывал в ее темно-карие глаза, убеждал, что такой, как она, место в Италии, под дивным средиземноморским солнцем. Он, например, часто бывает в Тоскане, может и ее свозить. Моника отвечала, что обожает путешествовать: вот и сейчас она проездом в Москве, гостит у друзей. А живет в Челябинске, сибирячка. Максим принялся расспрашивать про ее маршруты, любимые страны – как хорошо встретить родственную душу! Показывал фотографии из Флоренции, но почему-то на них везде была Юлька, и пришлось объяснять, что это не жена, нет-нет. Он учил итальянский язык, ездил с группой.

Моника интересовалась его работой; Максим в красках расписал и клинику, и санаторий, и свои врачебные достижения. Он, мол, известный психиатр, один из лучших в России. Слава это немедленно подтвердил, сам присел к ним на диван. Откуда у Максима такая знакомая? Почему самые красивые женщины всегда возле него? Моника распустила волосы, развязала на шее шелковый шарф. Друзей, у которых она гостит, тоже надо позвать, настаивал Максим. Да они уже здесь – это его соседка с мужем. Значит, мы с вами прямо через стену, я и не знал!

Он пошел приготовить Монике апероль – как во Флоренции! – по дороге его перехватили, отвлекли; когда Максим вернулся, ее уже не было, только Слава храпел на диване, закрыв лицо рукой. Вроде бы наступило утро, но Максиму не хотелось смотреть на свет, и он задернул в доме все шторы. Запасы виски кончались, он собрался сесть в машину и прокатиться до супермаркета, но не мог найти ключи. Вместо Славы с ним был Андрей Юрьевич: он уговаривал Максима отоспаться и протрезветь, потому что завтра им обоим на работу. Как завтра, сегодня же третье число?

– Четвертое, – сказал Андрей Юрьевич сурово, – в санатории уже наплыв.

Максим поклялся лечь спать, вытолкал его за дверь. А сам пешком добрел до палатки на выезде, потихоньку спросил, есть ли водка или еще какое спиртное. Ему показали подозрительную бутылку, но тут доктор взял свое – покупать Максим ничего не стал, вызвал такси и поехал в ресторан. Туда его не пустили, завернули на входе. Он сердился, доказывал, что совершенно трезв и хочет праздновать, как все люди. Охранник его толкнул, Максим вспылил, попытался драться, но упал в снег. Его подняли, отряхнули, посадили в какую-то машину. Водитель спрашивал адрес, Максим не помнил. Полез в телефон, позвонил по первому номеру в списке контактов: Алиса.

К ней его и привезли, уже в беспамятстве, потому что Максим по дороге все-таки заставил водителя притормозить у магазина, купил мерзавчик «Арарата» и зачем-то ананас. Коньяк выпил, ананасом кинул в прохожего возле Алисиного подъезда. Прохожий увернулся; экзотический фрукт попал в сугроб.

Алиса укладывала Максима спать, он сопротивлялся. Объяснял, что его девушка прилетает, надо ехать за ней в аэропорт. А вы, Алиса, пятое колесо в телеге, ха-ха! Удивляетесь? Не удивляйтесь! Вы, конечно, тоже ничего, но с ней вам не сравниться. Откуда этот попугай, надо выпустить на волю… в Австралию!

В следующий раз Максим открыл глаза в палате, увидел над собой пластиковый пакет с раствором, трубку, тянущуюся к руке. Ему срочно надо было в туалет, но встать не получалось. Он позвал: эй! Рядом появился санитар, подсунул утку. Вдруг у него из-за спины надвинулся на Максима паровоз, громко завыла сирена. Над паровозом летел в воздухе черный след, языки дыма пытались душить, хватали за горло. Из-под колес бросились в разные стороны крысы с толстыми розовыми хвостами. Максим замахал руками, почувствовал, как в кожу впилась игла.

Провал, тьма, электрическая лампа. Слава стоит возле кровати, переговаривается с Андреем Юрьевичем.

– Сколько я тут? – спросил Максим, жмурясь, узнавая потихоньку клинику.

– Третий день, – сказал Слава. – Ты зачем вчера в кабинет полез? Тебя фиксировать, что ли, надо?

– Куда полез? – удивился Максим.

– В свой бывший кабинет. Взял ключ на посту, пока санитар отошел. Забрался в шкаф, там нашел бутылку из подарков. Мы тебя только-только в чувство привели, а ты опять!

Максим не помнил ничего – ничегошеньки! Сделал вид, что засыпает, а сам слушал сердце, колотящееся в груди. Оно лупило о ребра, словно собиралось вырваться наружу, тело покрывал холодный пот.

– Давай диазепам, у него пульс сто пятьдесят, – распорядился Слава, – пусть отсыпается.

Опять его кольнуло, театральный занавес перед глазами сомкнулся, свет погас.

Глава 16

Выписываться Максим не спешил – зачем? Придется возвращаться на работу, ездить в санаторий. Лечить таких же, как он, бедолаг. Ему кололи витамины, капали раствор. Кормили как на убой – повар проявлял чудеса изобретательности. Он занимал резервную палату, которую держали в клинике всегда, для высокопоставленных «гостей». Там были и большой телевизор, и ванная, даже кофемашина. «Бара не хватает», – мрачно думал Максим, которого по-прежнему так и тянуло выпить. Он перебивал это желание сигаретами, старался отвлечься, но помогало не особо. Максим подозревал, что ему добавляют в еду дисульфирам, собирался попробовать алкоголь, чтобы проверить. Потом одергивал себя: мозг ищет способ добраться до заветного шкафчика, вот и все. На кой черт родные пациентов «благодарят» врачей, даря бутылки? Не идиоты ли?

Славе не признавался, говорил, что тяги нет. Держал в уме вариант: выйти потихоньку за вахту, купить пузырек в ближайшем магазине. Вещи – кошелек, ключи, документы, – у него отобрали, но телефон остался при себе, а карта была привязана к нему. Немного оклемавшись, Максим начал смотреть Юлькину ленту, но она ничего не публиковала: там висели только фото с Нового года, потом тишина. На звонки механический голос отвечал, что абонент недоступен; то же самое и по номеру, с которого она связывалась с ним в последний раз.

Пустота грызла, подтачивала его изнутри. Просыпаясь, Максим думал о том, насколько бессмысленны все его потуги устроиться, снова вести человеческую жизнь. Сколько ему осталось – лет пятнадцать-двадцать? Там хватит инфаркт, и поминай как звали. Он собирался взять отпуск, привести голову в порядок, но коллеги были против. Лучше заниматься делом. Работать, выходить на дежурства. Отдых – возможность для срыва.

Половина января прошла, он и не заметил. Слава заглянул проведать, посоветоваться насчет новеньких, и словно ненароком сболтнул:

– Юлию Дмитриевну ночью привезли.

Максим не понял, о ком речь, кивнул, спросил диагноз.

– Паническая атака, депрессивное состояние. Неудивительно – полгода ничего не принимала, и ты не уговорил.

– Я? – удивился Максим. – В каком смысле?

– Ну это ж твоя Юлия Дмитриевна, та самая… Забыл?

Максим поперхнулся, закашлялся, похлопал по груди.

– Она здесь? Что с ней?

– Говорю же – паника. Дышать не могла, сознание теряла. Хорошо, супруг догадался не вызывать скорую, привез сразу сюда. Накачали бы эуфиллином, нам потом разбирайся.

– А сейчас как? Ты что делал?

– Купировал, капельницу поставил. Не волнуйся, спит она. Можешь потом проведать. В пятнадцатой, индивидуальной.

Слава ушел; Максим метался по своей палате от стены к стене, скрипел зубами. Юлька здесь, этажом ниже. Что они сделали с ней? Зачем он отпустил, зачем? Господь с ним, с разводом, с ребенком, хоть бы видеть ее! Не хочет замуж – не надо, боится уходить – пусть живет с Ильей. Даже встречи, обычная связь его теперь устроят. Он готов быть один, любовником при ней. Если ей так лучше…

Максим выждал час, больше терпеть не было сил. Оделся, впервые за десять дней избавившись от пижамы, побрился, подпилил ногти. В ординаторской взял белый халат, чтобы персонал не приставал. Спустился по лестнице крадучись, словно в подземелье. Коридор оказался пустой, никто его не видел. Перед дверью с табличкой «15» Максим сделал вдох, постучал и сразу открыл.

Юлька лежала на боку, завернувшись в одеяло. Жалюзи на окне опущены, шторы задернуты наглухо. В палате пахло духами, спиртом от инъекций. В вене у нее торчал катетер, но капельницу уже убрали, залепили пластырем руку. Она не повернулась, не оторвала голову от подушки, вообще не пошевелилась. Максим присел на край кровати, погладил ее по спине. Она что-то пробормотала, дернулась, стряхивая его ладонь.

– Юль, это я, – прошептал он, – как ты?

– Уйди, – сквозь зубы процедила она, – не трогай!

– Это я, Максим, – сказал он громче, – ты меня не узнала?

Она откинулась на спину, посмотрела на Максима опухшими глазами.

– Ты что тут делаешь?

– Представляешь, тоже лечусь!

– Ну вот, я и тебя довела!

– Да я сам. Запил.

– Потрясающе… Хорошо провел время?

– Ты не представляешь!

– Я тоже. Мы во Флоренцию летали. Там и началось. Думать не могу, дышать тяжело. Голова болит, если заплакать – не успокоишься. Ты сделаешь что-нибудь? Пожалуйста!

– Конечно. Все будет хорошо. Сейчас прокапаем, назначим лекарства. Будешь принимать?

– Да. Если ты скажешь.

Она села, обхватила его за шею.

– Я так соскучилась! Полежи со мной!

Максим, плюнув на видеонаблюдение и охрану, отодвинул Юльку к стене, вытянулся рядом и сунул ей под голову руку. Словно жертвы кораблекрушения, нового всемирного потопа, они лежали, согреваясь друг о друга. Похоже, Юлька плакала – рукав его рубашки, даже через халат, промок от слез. Она опять была худая, невесомая, места на кровати почти не занимала. Максиму хотелось притиснуть ее к себе, ощутить все выступы и впадины ее тела, стать единым целым, но страшно было нарушить хрупкое равновесие.

По коридору кто-то прошел, провезли каталку. На посту зазвонил телефон, трубку долго не брали, звонок стих. Юлька дышала неслышно, грудь едва шевелилась, но глаза были открыты, она не спала.

– Ничего не получилось, да? – спросила внезапно, вытерев слезы. – Из-за меня.

– Я тоже виноват, – заторопился Максим, – я понимаю! Прости, прости! Если ты вдруг… если захочешь попробовать еще раз…

– Давай только сейчас об этом не будем, – она накрыла его рот ладонью, и Максим стал ловить губами ее пальцы, целовать, кусать; потом потянул на них обоих одеяло, накрывая с головой, пряча от чужих взглядов. К нему жались ее тоненькие ребра, острые коленки толкали в бедро, мокрая щека терлась о шею. Максим согласился бы навечно запереться в этой палате, скрываясь под одеялом с ней вдвоем, никогда оттуда не выходить.

Но прислал сообщение Илья – едет навестить, постучала медсестра, явившаяся делать укол. При виде Максима она насторожилась, спросила, правильно ли все поняла: фенибут, внутримышечно. Он уже сидел на диване возле окна; жалюзи поднял, шторы раздвинул. Велел колоть, сам похлопал Юльку ободряюще по плечу. Сбежал к себе, собрал вещи, предупредил Славу, что будет дома до вечера, а потом выйдет на ночное дежурство. Завтра ждет Юлию Дмитриевну в санатории, пусть муж ее перевезет. С ее депрессией они там справятся в спокойной обстановке. Погуляет в парке, походит на психотерапию, адаптируется к новым таблеткам. Слава хотел возразить, потом посмотрел на Максима и вздохнул.

– Забирай, – сказал обреченно, – тебе же хуже. Любишь ее?

– Не спрашивай.

Дома оказалось грязно, жарко – котел, который Максим выкрутил на полную, когда приехали гости на Новый год, так и работал все это время. Он вызвал домработницу, велел устроить генеральную уборку, а сам переоделся и двинул в санаторий. Его приветствовали радостно, расспрашивали, как прошли каникулы: Андрей Юрьевич героически хранил тайну, Слава тоже не распространялся насчет их похождений. Одна Алиса испуганно посматривала на Максима, вспоминая, наверное, в каком неприглядном виде он явился к ней десять дней назад.

Ночью было спокойно, пациенты спали. Максим прошелся до беседки, покурил на морозе, вернулся греться в кабинет. Тут же за ним просочилась Алиса:

– Максим Викторович, принести вам чай?

– Несите, – ответил он солидно, – с лимоном.

Она поставила на стол кружку, замешкалась, топчась перед ним.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально. Ты извини за беспокойство. Больше не повторится.

– Нет-нет, я просто за вас волновалась. Может быть, я могу чем-то помочь?

Максим примерно представлял себе, какой помощи от нее ждать, и потому велел возвращаться на пост и следить за больными. Алиса покраснела, выскользнула за дверь. Напоследок жалобно добавила:

– Если что, я здесь.

Максим был весь в ожидании, в смутных волнениях. Завтра Юльку привезут, она останется как минимум на пару недель. Стоит ли заговаривать с ней о возвращении? Или примириться с мыслью, что вдвоем им не быть, предложить просто встречаться? Как же это мелочно, по-конформистски! Он-то хотел захватить ее, завоевать, владеть целиком и полностью, а все сведется к свиданиям в отелях или у него дома. Отказаться, оставить Юльку в покое? Нет, невозможно. По крайней мере, не сейчас.

До ее приезда он успел подремать, привести себя в порядок. Доставил ее Василий, не Илья; затащил в холл сумку с вещами, проводил до палаты. Максим наблюдал за ними по камерам, ждал, пока Василий уедет. Только его машина тронулась с парковки, Юлька прибежала к Максиму в кабинет, сказала, что ей опять нехорошо, всю трясет. Он попытался было отправить ее к лечащему врачу, но она отказывалась, просила, чтобы только Максим ею занимался. Позабыв об этике и правилах внутреннего распорядка, он повел Юльку в процедурную, сам сделал укол.

Новый антидепрессант дал побочные эффекты; у нее были огромные, как блюдца, зрачки, мучила жажда. Максим успокоил ее, сказал, что это быстро пройдет. Предложил одеться и выйти на воздух, погулять.

– Ты со мной? – позвала она. – Пойдем, мне одной страшно.

Он поводил ее немного по дорожке, разрешил покурить. Юлька сидела на скамейке несчастная, худая, под глазами синяки. Шапка сползла набок, шарф закрывает лицо до самого носа. Она сняла перчатку с одной руки; пальцы, державшие сигарету, дрожали. И все равно Максим видел ее красивой, уверенной – как прошлым летом в Италии, как у него дома в первые месяцы. Вот-вот прищурится, отпустит в его адрес какую-нибудь колкость…

Она поддела снег ногой, подбросила вверх.

– Ненавижу зиму, – сказала, брезгливо глядя, как снежинки оседают на брюках, отряхнулась, посмотрела на ладонь – мокрая.

– В Италии почти весна, – автоматически ответил Максим, – хочешь поехать?

– Не знаю. Мне все равно. Если и там будет страшно, то лучше не надо.

– Не отпускает?

– Нет. Только от таблеток твоих тошнит.

– Это пройдет, вот увидишь!

Максиму-мужчине хотелось ее развеселить, Максим-доктор знал, что ничего не выйдет, пока не подействуют лекарства.

– Депрессивный эпизод с чего начался? – спросил он, садясь рядом с ней.

– Да я не поняла. Все было нормально, потом выпили в клубе, а у меня ночью паника. Куда бежать, непонятно, чужая страна. Вызвали платного врача, он что-то вколол. Я еле дотерпела до Москвы. Не поверишь, в самолете думала: пусть разобьется, пусть! Только бы это закончилось. Мы садились плохо: боковой ветер, самолет сносит. Люди в салоне уже переглядываются, я одна довольна: рухнем сейчас, думаю, и конец. Даже ремень отстегнула, чтобы наверняка…

– Ты же понимаешь, что это болезнь! Сейчас полегчает, будешь опять порхать.

– Скорей бы! А ты серьезно насчет Италии? Мои бы меня отпустили, надоела я им.

– Конечно, серьезно! Ты только лечись. Потом сразу улетим.

– А ребенка просить не будешь? Сам видишь, мне нельзя!

– Не буду, не волнуйся. Живи как живешь.

– И про развод не станешь допекать? Мы свидетельство не забрали, развод не считается.

– Не стану. Ни слова не скажу.

Ее глаза блеснули, лицо чуть оживилось.

– Тогда давай. Мне сколько тут лежать? Когда побочки пройдут?

– Дней десять потерпи.

– Долго! Но делать нечего.

Она вела себя тихо, незаметно. С алкоголиками не болтала, как раньше, держалась в сторонке. Вечерами выбиралась в холл, где работал телевизор, смотрела в экран невидящими глазами. Кто-то из старых знакомых – постоянных клиентов – пытался заговаривать с ней, Юлька хмурилась, не отвечала. Они не обижались, хорошо зная, что такое перепады настроения. Хлопали по плечу, утешали: все пройдет, держись!

Максим проводил с ней все время, какое мог себе позволить, домой уезжал поздно, возвращался чуть ли не на рассвете. Набрал ночных дежурств, и они сидели у него, обсуждали какую-нибудь книгу или смотрели фильм. Он не подступался к ней, не намекал; она тоже была холодная, отстраненная. Но по ночам, когда Максим провожал ее в палату, все-таки просила иногда полежать вдвоем.

Алиса пронюхала, что у него к пациентке личный интерес, ходила с оскорбленным видом. Однажды, выдавая Юльке таблетки на вечерний прием, съязвила насчет «поздних отбоев»: мол, надо ложиться вовремя, не отвлекать дежурного врача. Максим это услышал, вызвал Алису к себе и отчитал, напомнив о субординации. Врач для того и дежурит, чтобы пациент мог к нему обратиться в любое время. Алиса резко ответила, что такое внимание почему-то не ко всем, остальных он сам загоняет спать. Максим прикрикнул на нее; не хватало, чтобы еще огрызалась! Она расстроилась – или сделала вид, извинилась, подошла вплотную.

– Максим Викторович, – сказала дрогнувшим голосом, – я думала, что мы…

– Пожалуйста, – перебил он ее, – иди работай!

Ему было немного стыдно за то, как он пользовался Алисой, когда с Юлькой начались неприятности, но Максим оправдывал себя тем, что она сама напрашивалась, преследовала, приставала. Нет, так она неплохая девушка, заботливая. Просто у него голова занята только Юлей, ею одной.

В субботу, заступив на ночное дежурство, Максим попросил повара приготовить ужин для него отдельно. Юлька плохо ела, так и ходила словно костлявая тень. Он надеялся потихоньку ее накормить, не в столовой, а у себя. Что-то она поклевала, Максим отвел ее в палату. Согласился полежать, чтобы она заснула. Но Юлька не собиралась спать, о чем и сообщила, стаскивая через голову свитер. Скомандовала погасить свет, но Максим оставил ночник возле кровати, а камеру отвернул. Как долго он не видел ее раздетой, сколько терпел! Она потянулась к кнопке выключателя, он отодвинул ее руку.

– Не надо, пусть горит.

– Я некрасивая, не смотри!

Максим горячо возразил, наклонился поцеловать шрам над коленом, и замер: параллельно тонкой, почти невидимой полоске, шли новые, ярко-красные, зловещие.

– Это что такое? – поднял на нее глаза. – Откуда? Ты сама?

Юлька спрятала ногу под простыню, отвернулась.

– Врачу говорила? Это давно началось?

– Да не шуми ты так! Один раз всего было. Видишь, заживает уже.

– Если еще появятся такие мысли – сразу ко мне! Нет меня – к дежурному доктору. Только не сделай с собой ничего смотри!

– Не сделаю. Мне уже лучше. Раздевайся скорей, пока не передумала!

Тут у него возражений не возникло, разделся как миленький и лег к ней. Это было совсем не то, что раньше – медленный, чувственный, расслабленный процесс, слияние, а не противостояние. Оторваться от нее казалось Максиму кощунством; он боялся, что сейчас очнется и поймет – Юльки нет, он задремал в кабинете, и все ему приснилось. Совсем рядом зажужжал телефон, Максим удивился – два часа ночи, кто это может быть? Осторожно вытащил руку у Юльки из-под головы, постаравшись не разбудить, увидел Сашкин номер.

– Пап, – плакала она, – ты на работе? Приезжай скорее, бабушка умерла.

В тещиной квартире на Таганке был разгром, на коврике при входе валялись использованные голубые бахилы. Максим сразу почувствовал себя прежним неопытным фельдшером, который ехал на вызов, трясясь – только бы не смерть! Вспоминал, как впервые оказался у Анны Ивановны дома, пришел знакомиться с ее матерью. Та, еще властная и решительная – майор прокуратуры! – смотрела на него скептически, прикидывая, сколько этот юнец протянет рядом с ее выдающейся дочкой.

Теперь майор лежала в резиновом мешке где-то в морге на проспекте Мира, Анна Ивановна, пьяная вдрызг, обливалась слезами на кухне. Сашка растерянно металась по комнатам, искала документы – страховой полис, паспорт умершей – и ничего не могла найти. В спальне Анны Ивановны мужской голос говорил по телефону; пока Максим не видел, таинственный визитер выскользнул за дверь.

– Пап, – воскликнула дочь, увидев его, – ты не представляешь, что тут творилось! Мне мама позвонила, говорит, бабушка умерла. Приезжаю: они с мужиком пьяные, бабушка мертвая в кровати, и запах… жуть! Она, похоже, несколько дней так пролежала, мать не заходила к ней.

Пришлось связываться с похоронным агентом, договариваться насчет морга, кремации. Естественно, этим занимался Максим – Анна Ивановна так и продолжала пить и рыдать. Сашку он отправил домой, хотел немного прибрать на кухне, потом передумал и не стал. Налил себе кофе, чтобы не слипались глаза, сел напротив бывшей супруги.

– Что, явился позлорадствовать? – прищурилась она, сжимая в руке хрустальный стакан. – А у меня все прекрасно! Вовремя мать на тот свет собралась! Это она мне знак подавала – продай квартиру, живи в свое удовольствие, пока силы есть! Я так и сделаю, увидишь. Мы с Рудольфом, кстати, хотим пожениться. А ты все один! Как был неудачник, так и остался. Ну, что скажешь? Права я? Права?

Максиму не хотелось вступать в истерическую полемику, исход которой он знал и так: бывшая жена полезет драться, потом свалится и уснет.

– Анна Ивановна, – сказал он примирительно, – сейчас агент приедет, надо похороны устроить. У тещи деньги остались?

– Ты только о деньгах и думаешь! – взвизгнула она. – На людей тебе наплевать! У меня мама умерла только что, я ее на руках держала!

– Никого ты не держала, – вспылил Максим, – водку жрала с любовником, пока она мертвая лежала! Хоть сейчас думай, что говоришь, возьми себя в руки! Я спрашиваю: деньги на похороны есть?

– Нет! Ни копейки! Пусть государство платит, она на него сорок лет молотила.

– Пока государство раскошелится, тещу на поле памяти развеют вместе с бомжами. Ладно, я сам. Иди проспись, не маячь тут.

Максим переговорил с агентом; церемонию назначили на послезавтра. Он отправил сообщение Сашке, что все сделано, пусть не беспокоится. Анна Ивановна пряталась в ванной, не показывалась на глаза; наверняка у нее там была заныкана бутылка. Вместо работы пришлось ехать за свидетельством о смерти, потом везти его в морг. Максим предупредил Юльку, что в санаторий не придет – организует похороны.

В положенный день, купив сотню гвоздик, он явился в морг прощаться с тещей. Она лежала накрашенная, неузнаваемая в просторном деревянном гробу, который казался для нее слишком большим; после смерти тело съежилось, словно душа занимала в нем значительное место и теперь, отлетев, оставила после себя пустоту. Анна Ивановна опиралась на руку Рудольфа – куцего мужичка за шестьдесят, но в дорогом костюме и при галстуке. Сашка приехала с женихом, которого Максим немного знал; они поздоровались, пожали друг другу руки. Дочь была заплаканная, горевала по бабке, которая в детстве водила ее в театры на лучшие места, пользуясь служебным положением, и угощала мороженым в кафе «Полюс».

Когда гроб с тещей поехал по помосту сквозь черную стену, Анна Ивановна взвыла, и Рудольф вывел ее из зала. Сашка вытирала слезы рукавом, пришлось Максиму дать ей пачку одноразовых платков, которая обычно лежала у него в кармане, для пациенток. Вокруг стояли люди: бывшие сослуживцы из тех, кто помоложе, соседи тещи по дому. Приехал на машине с мигалкой генерал в военной форме, еще какие-то высокие чины.

Поминки Максим решил устроить в ресторане по соседству, заранее внес предоплату. Стол был накрыт, бутылки группками расставлены по центру. Анна Ивановна жадно посматривала на них, торопила всех усаживаться. Она водрузила портрет тещи с траурной лентой на один из торцов, потребовала, чтобы ей налили стопку водки и накрыли хлебом. Под суровым взглядом покойной гости вели себя робко, осторожно накладывали в тарелки ресторанную кутью.

Потом, выпив одну рюмку, вторую, немного разошлись, начали вспоминать, каково было служить под ее началом. Соседки вздыхали, перешептывались, тоже вставляли свое слово: такая женщина, вроде и резкая, с норовом, но всегда готова прийти на помощь. Сколько ее просили – устроить в больницу, протолкнуть ребенка в институт, – никогда не отказала.

Максим не помнил, чтобы теща хоть пальцем о палец ради кого-то, кроме своей ненаглядной Анечки, ударила, но раз люди говорят, наверное, так и есть. Сашка со слезами рассказывала, как ездила с бабушкой отдыхать в Крым, в служебный пансионат. Им там выделяли лучшие номера, кормили как на убой. Они ходили на пляж, ловили медуз; бабушка покупала ей чурчхелу, вареную кукурузу, а себе пиво и вяленую рыбу.

Сашкин жених сидел с Максимом рядом; пока Сашка говорила, он потихоньку позвал Максима покурить. У входа в ресторан, затягиваясь сигаретой, сказал, что момент, конечно, не самый подходящий, но они редко видятся, поэтому придется сейчас: он просит у Максима руки его дочери. Максим согласился: момент совсем не тот. Пускай приезжают в гости в выходные, там и обсудим. Увидев, что парень сник, Максим похлопал его по плечу, сказал, что в целом не против.

После поминок он помчался в санаторий, мечтая увидеть Юльку и освободиться наконец от груза на душе. Она его пожалела, погладила по голове, потерлась носом о щеку, стянув предварительно очки. Но и пожаловалась: опять та медсестра, злюка, ругала ее за то, что отвлекает врача.

– Скажи уже, чтобы ко мне не приставала! Какое ей дело, чем ты занят? Или… есть дело? А?

Юлька смотрела озабоченно, но и с интересом. Максим подумал – чисто гипотетически, – что факт случайного секса с медсестрой ее вряд ли смутит, но говорить об этом не стоит, себе дороже. Больше с Алисой он иметь дел не собирался, поиграл и хватит. А то привяжется, надумает всякого.

В выходные Сашка с женихом прикатили во Внуково на такси торжественные, с шампанским и тортом. Дочь, едва войдя, закрутила головой: а где Юля? Максим не сразу опомнился – ему казалось, весь свет должен знать, что он опять один, а вот поди ж ты, родная дочь не в курсе.

– А Юля тут больше не живет, – признался он, – бросила меня Юля.

– Папа! – воскликнула Сашка. – Ну как же так? Что ты натворил?

– Почему сразу я?

– Потому что она тебя любит. И сама точно не ушла бы. Значит, ты виноват!

– Наверное, Саша, наверное. Но лучше поговорим про вас, – поспешил Максим сменить тему. – Значит, будет свадьба?

– Будет, – вмешался жених, – но на выезде. Теперь так можно. Выездная регистрация, где-нибудь за городом.

– Я хочу в Царицыно. Весной. В конце апреля – начале мая.

– Смотрю, вы уже все придумали. Что вам подарить?

– Ты уже квартиру подарил, куда больше-то? Но если хочешь, можешь купить мне платье, – засмеялась Сашка.

– Куплю с удовольствием. О детях думаете?

– Пока нет. Решили пожить для себя. Ты же не торопишься нянчить внуков?

– Не тороплюсь, но и не откажусь, если будут.

Мать Максима с мужем, когда он навестил их в Люберцах, обрадовались новостям, посмотрели на фотографии жениха, расспросили, что за человек, насколько Максим его знает. Претензий к Сашкиному выбору у него не было: парень достойный, перспективный, на хорошей работе. Сашку любит, что еще надо.

– А ты-то как? – спросила мать, воспользовавшись минуткой, когда ее муж вышел на веранду покормить собак.

– Нормально, мам.

– Почему сам не женишься? Не любишь ведь жить один!

– Не на ком. Та, которая нравится, замуж не хочет. А с другими смысла нет.

– Переборчивый ты стал! Когда на Ане женился, не был таким. Она сказала, ты и побежал за ней.

– Учусь на своих ошибках.

– Та, которая нравится, замужем, что ли?

– Угадала.

– Может, разведется?

– Вряд ли.

О том, что Юлька замужем, напомнила лишний раз и машина Ильи, стоявшая у подъезда санатория – Максим заметил ее сразу, подъезжая к зданию. Действительно, Юльке пора выписываться. Илья, не здороваясь, пронес сумку мимо Максима, закинул в багажник. Юлька ждала возле кабинета, уже одетая и даже подкрашенная.

– Проходи, – повел головой Максим, – присаживайся.

Она с улыбкой уселась перед ним в кресло, заложила ногу за ногу.

– Что скажете, доктор? Какие рекомендации на будущее?

– Лекарства у тебя в выписке, принимай, не пропускай.

– А как же Италией меня лечить? Передумали?

– Нет. Италия и ты – идеальное сочетание. В марте?

– Давай. Можно я буду к тебе сюда приезжать?

– Нужно. И почаще.

– Боже, у нас начинается тайный роман! Как интересно! Жаль, голубиной почты больше нету.

– Телефон есть. Я тебе позвоню.

– Договорились. Пока?

– Пока!

Провожать ее Максим не пошел, не хотел наткнуться на Илью. Смотрел в окно, как Юлька забирается в машину, как зажигаются фары. Они уехали, он остался один. Точнее, остался бы – не явись через минуту Алиса.

– Максим Викторович, – начала она, – нам нужно поговорить.

– Опять в институте требуют справку?

– Да, но я не про то. Простите, даже не знаю, как начать.

– Алиса, в чем дело?

– Эта пациентка, Юлия Дмитриевна… У вас с ней отношения?

– Не понимаю, как это касается тебя.

– Наверное, не касается… А почему вы не были на работе в последние дни?

– Тещу хоронил. Бывшую.

– Извините, я не знала…

– Алиса, да что такое, в конце концов? Нужен другой график? Ты увольняешься и боишься сказать? С учебой проблемы?

– Нет. То есть да. Я буду брать академ.

– Почему? Хотела же учиться…

– Я беременна.

– Выходишь замуж?

– Максим Викторович, вы не поняли. Я беременна – от вас!

Максим сделал паузу, пытаясь осознать, что сейчас услышал.

– Уверена, что от меня?

Алиса залилась румянцем, возмущенно уставилась ему в лицо:

– У меня больше никого не было. Вы что, не верите мне?

Конечно, Максим не верил; точнее, вообще не думал о том, что у их мимолетной связи могут быть последствия.

– Подожди, раз ты берешь академ, то об аборте речи нет?

Она кивнула:

– Правильно. Аборт я не стала бы делать ни за что! Но если вы не хотите ребенка, я пойму. Мне надо было предохраняться, думать головой.

«О да, – кричал доктор у него внутри, – тебе надо было думать! И мне! Вот же черт!»

– Новость, конечно, неожиданная. Дай мне несколько дней, хорошо?

– Пожалуйста. Сколько угодно. Пока ничего не меняется, я буду дежурить в прежнем графике, ночами. Академ понадобится на следующий год.

– Я понял.

Она тихонько прикрыла за собой дверь; Максим снял очки, протер стекла краем халата. Допрыгались, доктор? Так вам и надо. Бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Рука сама потянулась к заветному шкафчику с подарками, потом упала: пусто там, ничего нет. Все бутылки он раздал санитарам, ни одной не оставил. Сигареты лежат в кармане, но от них поднимается давление, надо ограничить. Ему еще жить, растить нового ребенка. Вот и решилась, доктор, ваша судьба.

Максим открыл окно, затянулся, выдохнул на улицу дым. Похлопал по карманам, ища стетоскоп: надо обойти палаты перед сном. Юльки нет, за ней уже убрали, перестелили белье. Завтра ляжет туда кто-то новый, а может, и старый – сюда все возвращаются. Максим выбросил окурок в снег, посмотрел, как догорает алый кончик, прижался лбом к стеклу. Потом встряхнулся, пригладил волосы. И двинул на обход.

Глава 17

Юлька прислала сообщение: «Не заезжай за мной, встретимся в аэропорту». Он пожалел – уже настроился прокатиться с ней на такси. Когда добрался, Юлька, как ни удивительно, ждала его возле стоек, рядом с маленьким чемоданом. Они обнялись, Максим постарался задержать ее в руках подольше. Поцеловал в макушку, торчащую на уровне его подбородка, запустил в волосы пальцы, пощекотал нежную шею.

– Пойдем, я голодная, – поторопила она, – сдавай скорее багаж!

Они традиционно уселись пить кофе, попросили, чтобы бармен добавил туда коньяк. Юлька жевала блинчик, предлагала Максиму попробовать. Он отказывался: сыт, в санатории поел. Присматривался к ней – щеки румяные, глаза блестят, говорит бойко. Спрашивать, как Юлька себя чувствует, он не хотел, сам оценивал наметанным глазом. Вроде на гипоманию непохоже, просто приподнятое настроение. Хотя у нее трудно понять; вот и Вячеслав Олегович говорит, что она очень больна и очень хорошо адаптирована.

Максим взял ее за руку, покрутил на пальце кольцо. Она опять носила прежнее, а то, которое он подарил, прятала где-то дома.

– Что у тебя слышно? – спросил он. – На работе как?

– Отлично! Попала в телевизор, теперь вкалываю. Надо доверие оправдать.

– Я тебя смотрю. В записи, правда.

– Нравится?

– О да! Ты умеешь слушать.

– Продюсер тоже так считает. Ну, хоть на что-то сгодилась.

– Станешь звездой, забудешь меня!

– До сих пор не забыла. Теперь уже вряд ли.

Они прошли в самолет, заняли удобные кресла-кабинки в бизнес-классе. Юлька сразу разулась, закуталась в плед.

– Скорей бы прилететь, надоела эта холодина!

Максим тоже мечтал погулять под весенним солнышком, пропитаться теплом. Летели во Флоренцию, только на выходные. У Юльки теперь плотный график, она не может отлучаться надолго. Максим решил побаловать ее, заказал люкс в «Савое»; окна выходили на пьяцца делла Репубблика, где по-прежнему вертелась под музыку карусель. В соседнем здании – «Ринашенте», ставший таким любимым панорамный бар.

Места пришлось подождать, в пятничный вечер бар был забит под завязку. Наконец столик нашелся; Юлька предложила взять вместо апероля белое вино. Максим относился к коктейлю равнодушно, пил только из-за нее, поэтому согласился с радостью. Бутылка охлаждалась в ведерке со льдом, закатные лучи заливали площадь, на душе от Юлькиного присутствия было спокойно, легко. Рядом шумели итальянцы, приходилось наклоняться, чтобы слышать друг друга.

– Я в «Уффици» хочу, давай завтра с утра? – спросила Юлька. – На Боттичелли.

– А мы попадем? Там очереди…

– Вообще-то я билеты купила.

– Тогда пойдем.

– А потом куда?

– Мне все равно. Куда поведешь.

Пока что она повела его ужинать, потом захотела вернуться в отель. В номере Максим вспомнил, что привез для нее подарок, достал из чемодана смешную пижаму с меховой овцой на груди.

– Наконец-то ты понял, что девушке надо! – воскликнула Юлька. – А то все пытался в платье нарядить.

Она тут же переоделась, прыгнула с размаху на кровать и, надев очки, взялась за планшет.

– Что читаешь? – заглянул Максим ей через плечо.

– Бредятину очередную. Надо в блоге отрекламировать.

– У тебя, между прочим, мужчина рядом.

Максим попытался отнять планшет, но Юлька сказала, что устала и хочет спать – момент не тот. Он покорно откинулся на подушки, сам потянулся за книгой. На тумбах возле кровати горели лампы, стояли в вазах живые цветы. Максим достал розочку, понюхал, протянул Юльке. Она не заметила, и он провел цветком ей по руке.

– Мешаешь, – автоматически бросила она, – убери.

Пришлось отказаться от своих поползновений, выключить свет и засыпать. Но даже это было приятно – заснуть с ней рядом на новом месте, в другом городе, другой стране. Проснувшись, слушать непривычные звуки с улицы: стрекот моторино, звонкие итальянские голоса. Юлька завозилась у него под боком, перевернулась на спину, потянулась:

– Доброе утро!

Теперь момент точно был подходящий: тепло, уютно, пробивается сквозь шторы ласковый свет.

– Только не дыши на меня, – смеялась Юлька, – заглянул бы в ванную сначала!

Пижама с овцой валялась на полу, Юлькина кожа скользила под его руками, по-прежнему шелковая, безупречная. Максим растягивал удовольствие, прикрывал глаза, чтобы не видеть ее; но простое осознание того, что это Юлька, что она с ним, доводило его до грани, чреватой взрывом.

Они оделись, вышли на улицу пить капучино. Кофе давно не казался Максиму таким ароматным, первая затяжка – такой вкусной. Он не сразу заметил, что Юлька смотрит на него, не отрываясь, наблюдает за каждым движением.

– Ты что? – спросил он удивленно. – Пей, остынет.

– Красавчик ты, – вздохнула она, – залюбовалась прямо! И глаза голубые-голубые!

– Серые, не выдумывай.

– На солнце голубые. А волосы седеют.

– Покрасить?

– Нет, конечно. Тебе идет.

В Уффици все равно оказалась очередь – но хотя бы отдельная для тех, у кого уже есть билет. Юлька устремилась прицельно к Боттичелли, минуя нескончаемых итальянских мадонн с пухлыми младенцами; притормаживала разве что посмотреть интерьеры. Зато у «Рождения Венеры» они простояли добрых полчаса, разглядывая и комментируя.

– У нее грудь как у тебя, – шепнул Максим, – но ноги, конечно…

– Да, в наше время с такими не выживешь! Ни одни джинсы не налезут.

– И волосы подстричь бы!

– Тогда чем она прикрываться будет?

Перешли к «Весне» с амуром, прицелившимся в одну из граций, Меркурием, апельсиновыми деревьями. Юлька разглядывала цветы под ногами персонажей, объясняла, что всего их пятьсот – целый ботанический справочник.

– Откуда ты все это берешь? – спросил Максим, удивляясь, как всегда, ее замечаниям.

– Познания мои смутны и обширны, – хмыкнула она, – читаю много.

Максиму хотелось вернуться в сады Боболи, посмотреть на Флоренцию с высоты. Билеты с их последнего визита подорожали, зато больше ничего не изменилось: ни статуи, ни фонтаны, ни аллея с каменными дубами.

– Помнишь, ты меня тут поцеловал, – воскликнула Юлька, шагнув под своды их черных веток, – а то никак не решался. И чего тянул, скажи?

– Ты все время убегала.

– Вранье. Я на Новый год с тобой осталась, куда уж яснее намек-то?

– Да мне не это надо было!

– А что?

– Как сейчас: чтобы ты мне доверяла.

– Ой, не сочиняй! Ты одного хочешь: командовать. Как этой твоей… младшей женой. Что она, слушается?

– Слушается, – усмехнулся Максим.

– А ты и рад. Кстати, как дочка?

– Нормально, работает.

– Да я не про Сашку, про другую!

– А! Растет. Говорит уже. И «мама», и «папа», и «дай». Хочешь посмотреть фотографии?

Алиса – «младшая жена» – родила полтора года назад, Максим назвал девочку Катей. Кабинет на втором этаже переделали в детскую; Алиса сразу после свадьбы взялась за ремонт. Максим не узнавал свой дом, где поселились внезапно две женщины, большая и маленькая. Очень выручала работа, на которой он успешно прятался от новых обязанностей, тем более что клиник теперь было три, плюс санаторий.

Возвращаться в институт после рождения дочери Алиса не стала, даже не собиралась. Сидела во Внукове, нянчилась с ребенком. Готовила, гладила, мыла полы. Время от времени просила: давай съездим отдохнуть. Максим отговаривался занятостью, отправлял ее с Катей в какой-нибудь отель «все включено». Один раз она заикнулась о том, что давно хотела посмотреть Италию, но он отказался наотрез – сам не поедет, и ей там делать нечего. С ребенком в Турции гораздо удобнее – еда под рукой, море, бассейн.

Он показал Юльке фото: Катя в коляске, на игрушечной лошадке, в детском стульчике.

– Хорошенькая, – небрежно сказала она, – на тебя похожа.

В действительности девочка была похожа на мать, ничего от себя Максим в ней не находил. С дочкой занималась только Алиса, он самоустранился и занял позицию наблюдателя: смотрел, как Катя растет, но всеобъемлющей любви, как когда-то к Сашке, не ощущал. Иногда заигрывал с мыслью: будь это Юлькин ребенок, что бы он чувствовал? Молился бы, носил на руках… Но вот не получилось. Орешек оказался не по зубам.

Юлька подхватила его под руку, задрала к солнцу нос.

– Когда-нибудь я сюда перееду, – промурлыкала мечтательно, – буду на старости лет кости греть.

– И я с тобой, – поддержал Максим, – позовешь?

– Посмотрим на твое поведение.

Они спускались к реке через Ольтрарно, разглядывали желтые дома с лепниной, садиками, тесными дворами. Шутили, что им подошел бы такой – и желательно еще выкопать бассейн. Прошли через мост, посидели в кофейне, где Юлька когда-то делала по утрам уроки. Посмотрели на окна квартир, в которых их разместила языковая школа, вспомнили Маргариту, Вик – спортсменку и тихоню. Со спортсменкой Юлька поддерживала отношения, та удачно вышла замуж и разводила в Подмосковье собак. Про Маргариту было известно только, что итальянца она себе не нашла, по-прежнему одна.

Ужинали в отеле; весь первый этаж там занимал элегантный ресторан с дорогой посудой, пианистом и обширной картой вин. Юлька приоделась, закрутила волосы в пучок, накрасила глаза, сказав, что это только ради него – грим ей на телевидении надоел. Максим всматривался в улыбающееся лицо, знакомое до мельчайших деталей, трогательную морщинку под нижним веком. Пианист играл Пуччини на глянцевом черном рояле, раскачиваясь в такт, за окном бежали по кругу карусельные лошадки.

Эту же музыку Максим слышал у них в номере, через распахнутые балконные двери, когда целовал Юлькины шрамы, дурацкие татуировки, появившиеся в последнее время, родинки ниже спины. Искал ответ на вопрос, почему так не может быть всегда, и не находил. Она любит его, он от нее без ума. И что? Ничего…

В воскресенье после обеда они улетали, зачем-то возвращались в Москву. Уж точно не ради его клиник или ее работы.

– Что у вас с Ильей? – спросил Максим, пока она рассматривала внизу, сквозь дымку облаков, Доломитовые Альпы.

– Ой, все отлично! С тех пор как Васька уехал, дома покой. Мы, наверное, оба подустали. Теперь отдыхаем. Васька, кстати, удачно устроился. Живет в Майами как у Христа за пазухой. Точнее, у американской супруги под крылом. Представь: собирается музыкой заниматься. Хочет записать альбом.

– Ему не поздновато?

– Да он выглядит как мальчик, ты что! Нисколько не изменился. Думаю слетать туда, проведать. Ему в Москву нельзя, ждет грин-карту.

– Илья встречается с кем-то?

– Не знаю. Вроде бы нет.

– До сих пор не понимаю, зачем тебе все это надо. Могла бы жить как нормальный человек.

– С тобой, что ли? Питомцем? – хмыкнула она. – Спасибо, не надо.

Максим рассердился:

– Да ты ни разу не сказала, что тебе плохо! Сбежала просто, и все.

– Зачем говорить? Ты не изменишься. Люди вообще не меняются, ты как психиатр должен знать. Сколько больных возвращаются к тебе? Процентов девяносто?

Крыть было нечем, Максим это понимал, но все-таки попытался возразить:

– Ради тебя я бы попробовал. Могу попробовать.

– Не надо. Ты прекрасен такой, какой есть.

– Если прекрасен, почему ты не со мной?

– Потому что ты не человек. Ты – персонаж. Со своими дурацкими убеждениями.

Максим опешил:

– Ты о чем?

– Серьезно? Не понимаешь?

– Нет! Объясни!

– Да что объяснять-то, дубина? У тебя в голове все по полочкам, как в кадетском учили. И от принципов своих пацанских ты ни на шаг не отступишь. В идеале твоя женщина должна сидеть дома и варить борщи. Вот только загвоздочка – с такой скучновато. И что делать? А другую найти, поинтересней. Найти и прогнуть, тоже дома запереть. Рыпнется – пригрозить. Очень хорошо, чтобы скорей родила, правда? Тогда волей-неволей пару лет от тебя никуда не денется.

– Неправда! – возмутился Максим, хотя и ощутил в душе предательский холодок. – А если и так, что плохого? Разве предназначение женщины не в этом? Рожать детей, хранить очаг – для тебя это пустые слова?

– Ты по сторонам оглядись!

Он воспринял это буквально: оглядел салон первого класса, в котором кроме них была еще пара пассажиров.

– Госссссподи, – прошипела Юлька, – да я не про то! Двадцать первый век на дворе, а ты все про очаг какой-то, как в пещере! Я сама убиваю своих мамонтов, и мне нравится. Я не буду переделываться ни под кого. Даже под тебя. Каким бы прекрасным ты ни был. И еще, – она сделала паузу, прикусила нижнюю губу. – Признайся честно: тебе надоело возиться со мной. И твоя Алиса беременная очень кстати подвернулась. Ты воспользовался поводом и соскочил – изящно так, по-джентльменски.

Максим схватился за голову:

– Да я случайно с ней связался, пока мы ссорились с тобой! Если бы ты хоть слово… хоть как-то дала понять… я бы ни за что…

– Кого ты сейчас обманываешь, меня или себя? Тебе так важно чувствовать себя правым? Ну и сиди со своей правотой.

– Да в чем я неправ-то? Ну вот по-твоему – в чем? Что не бегаю от ответственности? Что хочу оберегать, защищать? Я тебя на руках носил, дрожал над тобой, а ты все равно ушла! Почему ты ушла, Юля?

– Потому что это не жизнь. Точнее, не моя жизнь. Она твоя. Ты в ней царь, бог и воинский начальник. Главврач всея психиатрии. Тебе это кажется правильным, пусть. Но я хочу прожить так, как я хочу. Совершить свои ошибки. Добиться своих успехов. Своих, понимаешь?

– Я разве тебе мешал?

– Нет, не мешал. Ты просто не допускал мысли, что можешь быть не главным. А ты не главный, Максим. И вокруг тебя не персонажи – живые люди. В том числе те, кто не нуждается в твоей ответственности и защите. В том, чтобы ты их осчастливил. Удивительно, да?

Дом в Переделкине Максим действительно купил – сразу как ушел от Алисы. Нет, о разводе заговорил не он, она сама заявила, что им лучше расстаться. Его все равно не бывает дома, дочерью он не занимается. Ребенок видит, что отношений между ними нет, один холод. Пусть будет определенность, а не это постоянное ожидание: придет папа ночевать или не придет, сможет провести с ними время в субботу или не сможет.

Максим обрадовался возможности уйти, сохранив лицо, платил щедрые алименты, не отказывал ни в чем: новую машину – пожалуйста, частный детский сад – ради бога. Алиса вернулась на работу в клинику, к Вячеславу Олеговичу, Максим позаботился о том, чтобы она стала старшей сестрой и достаточно получала. Дважды в месяц брал дочь на выходные к себе, но ей не очень нравилось, слишком была привязана к матери. В основном они смотрели мультики, от которых Максим мгновенно уставал, шел на террасу покурить и задерживался надолго, копаясь в телефоне; постепенно такие визиты сошли на нет.

Зато Сашка с внуками могла прикатить в любое время, мальчишки деда обожали. Они были уверенные, бойкие, хорошо говорили, несмотря на возраст. Требовали, чтобы Максим завел собаку, и он всерьез рассматривал такую возможность. С соседнего участка иногда забегал шпиц по кличке Мультик, крутился возле детей, приносил в зубах ярко-оранжевое колечко, которое ему надо было бросать.

Соседей Максим знал: супружеская пара, одна дочь, уже взрослая. Музыкантша, играет в оркестре на арфе. Живет в центре, сама по себе. Он здоровался с ними через забор, мог иногда одолжить какой-нибудь садовый инструмент, которым обзавелся, решив устроить альпийскую горку. Юлька с его переезда ни разу в доме не появилась, хоть Максим и приглашал. Но в санаторий заглядывала, могла позвать на ужин или в театр. Недавно позвонила, попросилась на прием – официально. Уселась в кресло, свела на переносице брови.

– Выпиши антидепрессант, – попросила хмуро, – опять началось.

– Что такое? Паника?

– Вообще сниженный фон. Сил ни на что нет, просыпаюсь уже усталая. На работе тяну из последних сил.

– Как с женским здоровьем? Цикл регулярный?

– Да, в норме.

– Суицидальных мыслей нет?

– Нет, просто опостылело все.

Максим вытащил бланки, занес ручку над строкой:

– Полных лет?

– Сорок. Можно подумать, ты не знаешь!

До сих пор она казалась ему девочкой – с самого их знакомства на итальянском. Разница в возрасте и теперь никуда не делась, но Юлька повзрослела, смотрела как будто сквозь него, сидела с отсутствующим видом. Максим тоже оценил ее по-новому: красивая, отстраненная, успешная женщина. Он встал из-за стола, подошел к ней, протянул рецепт. Попытался удержать ее руку, но Юлька отдернула пальцы, буркнула недовольно:

– Не пойду я в процедурную обниматься!

– А если разок?

– Старая я для этого. Молоденькую себе найди.

– Ангедония как симптом депрессии, – вздохнул Максим, – все ясно с тобой.

– Я лучше поеду. Спасибо вам, доктор, за рецепт.

– Всегда пожалуйста.

Максим сидел перед домом на террасе, попивал кофе, собираясь закурить первую сигарету из пяти, которые позволял себе в день. Цвели крокусы на альпийской горке, выпускал огненные листочки барбарис. С соседнего участка неслись звуки арфы, звенел время от времени собачий лай.

– Мультик, – раздался голос хозяйки, – мешаешь, замолчи!

Лай стих, потом острая рыжая мордочка показалась на стороне Максима, из-под забора.

– Иди сюда, – похлопал он по ноге, подзывая шпица.

Тот подбежал, доверчиво запрыгнул на колени, похожий на плюшевую набивную игрушку. Покрутился, устраиваясь, и замер, прикрыв глаза. Максим механически гладил пушистую шкурку, щупал треугольные уши. Шерсть приминалась под руками, упитанное тельце отдавало тепло. Соседка окликнула его:

– Максим, он вам не мешает?

– Наоборот, греет. Пусть лежит.

– Ну, отправите его потом домой.

– Хорошо.

– К нам дочь приехала. Репетирует, – в голосе соседки слышалась гордость.

– Я так и понял.

Кофе заканчивался, сигарета догорала. Максим затянулся поглубже, затушил ее в пепельнице. Снял Мультика с колен, открыл дверь, позвал за собой. Тот повел носом, зацокал коготками в сторону кухни – куда ж еще! Максим знал, что кормить собаку нельзя, хозяева запрещают. У Мультика диета.

– Прости, друг, ничем не угощу, – сказал он, – водички могу налить.

От блюдца с водой шпиц брезгливо отвернулся, пить не стал. Максим поднялся в спальню: пора было переодеваться, ехать на работу. Мультик, которому карабкаться по лестницам категорически не нравилось, копошился внизу. Шкаф явил Максиму свое идеальное нутро: рубашки развешаны по цветам, свитера сложены в стопки. Брюки на специальных зажимах, ботинки в ряд на отдельной полке, в выдвижном ящике – белье. Его вещами занималась домработница, теперь уже не приходящая, а постоянная: они с мужем жили в отдельном маленьком домике на краю участка. Муж присматривал за водоснабжением, канализацией; отвечал за стрижку газона и обрезку кустов. На жене были дом, готовка, уборка. Удобно – и не страшно, что в отсутствие хозяина заберутся воры. Можно держать калитку открытой, не запирать ворота. Сейчас Максим уедет, а она придет: наведет порядок, приготовит ужин, запустит стирку. Надо оставить записку, чтобы тщательней вымыла в ванной кафель, на нем налет.

Максим натянул брюки, заправил в них рубашку. Какой свитер надеть – серый, синий? Или просто пиджак? Наверное, пиджак удобней: в кабинете он его снимет, заменит на халат. Главврачу положено выглядеть представительно, нужен галстук. Например, шелковый голубой, с рисунком из миниатюрных хризантем. На его фоне глаза тоже становятся голубыми. Максим посмотрелся в зеркало, расправил плечи. Взял со столика часы, защелкнул на руке золотой браслет. Что еще осталось – духи, очки, телефон…

В дверь позвонили; Мультик яростно залаял. Кто это может быть? Домработница не пользуется звонком, да и рано для нее. Максим сбежал по ступенькам, подхватил собаку под мышку. Открыл: на террасе стояла незнакомка. Молодая, белокурая, в чем-то светлом. Высокая, ростом чуть ли не с него.

– Мультик! – воскликнула она, протягивая вперед руки. – Ты куда делся? Извините, я его сейчас заберу.

Максим передал шпица ей, заметив попутно тонкие музыкальные пальцы без колец, выступающие косточки на запястьях. Девушка наклонила голову, и длинные волосы перетекли со спины вперед, упали на лицо.

– Я Лиза, – сказала она, – а вас Максим Викторович зовут? Меня мама к вам отправила, Мультика забрать.

– Можно просто Максим, – ответил он галантно, – мы же соседи. Зайдете на кофе?

– А я вас не задержу? Вы, наверное, на работу собираетесь?

– Спешки нет. Как главный врач, могу приезжать в удобное время.

– Тогда давайте.

По-прежнему держа Мультика на руках, Лиза вошла в дом, огляделась, похвалила скандинавский продуманный интерьер. Максим включил кофемашину, вспенил в чашках молоко, достал сахарницу и серебряные ложечки.

– Я слышал, как вы играете, – обратился к Лизе, – удивительный у вас инструмент.

– Да, арфа, – улыбнулась она. – Но это мама выбирала, я сама хотела на скрипке.

– Маме лучше знать, – подмигнул Максим, – правда?

– Да, как выяснилось. Арфисток меньше, чем скрипачек.

Они вышли на улицу, присели на плетеный диван.

– Дать вам куртку? – спросил Максим.

Лиза рассмеялась, откинула волосы за плечо:

– Не надо. Уже почти лето.

На ней был тонкий кашемировый костюм, бежевый в рубчик, белые кеды. Голые щиколотки, на одной – золотая цепочка.

– Мама говорила, вы врач, – начала Лиза, – а какой именно? Хирург?

– Почему хирург?

– Ну, вы так выглядите… солидно…

– Нет, я психиатр.

– Востребованная специальность. Сейчас у всех депрессии, расстройства. В оркестре только о них и говорят.

– А у вас? Ничего такого не было?

– Нет. Никогда. Я вообще не понимаю, как можно страдать, когда существует музыка! Послушайте Моцарта, Чайковского!

– Оперу, – подхватил Максим, – я ее обожаю!

– Ой, правда? Тогда приходите ко мне, я играю в оперном театре.

– С удовольствием. Когда вы выступаете?

– В выходные, через два дня. Сможете в субботу?

– Конечно.

– Тогда я занесу вам билет.

Лиза допила кофе, встала с дивана, прижимая к себе собаку.

– Большое вам спасибо! И приятно было познакомиться.

Максим проводил ее глазами: прямая спина, легкая походка, светлые пряди, рассыпанные по плечам. Хлопнула калитка, Мультик залаял за соседним забором. Максим занес в кухню чашки, взял с комода ключи от машины. Перед дверью замер, зажмурился на секунду, а потом шагнул через порог, навстречу весеннему дню.

Москва – Флоренция – Монтекатини-Терме, 2021

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17