Библиотека :)

Сердце с горьким ядом [ЛП] (пер. Towwers • Book Translations Группа) 4475K - Бринн Уивер (скачать epub) (скачать mobi) (скачать fb2)

«Сердце с горьким ядом»

Автор: Бринн Уивер

Серия: «Царство теней #2»

Перевод для группы:

https://vk.com/towwersauthors

Тг канал: https://t.me/towwersauthors

АННОТАЦИЯ

Каратель и награда. Воин и оружие. Охотник и добыча, которая не сдается.

После веков в изгнании последняя из древних сирен рискнула поверить в любовь.

И жестоко поплатилась за это.

Дни Лу, заключенной в Царстве Теней, проходят в аду пыток и отчаяния. Она — древнейшая вампир-сирена, секретное оружие, которое никто не может разгадать. Наполовину гибрид из бессмертных существ, она — ключ к войне против Царства Света… если только ее враги найдут способ завершить превращение.

Совершив отчаянный побег, Лу пускается в бега с неожиданными союзниками. Враги уже близки к цели, они хотят найти древнейших вампиров, и Лу готова на все, чтобы защитить их от участи хуже смерти. Если она не успеет, мир погрузится в хаос войны сверхмощных держав. Но куда бы она ни пошла — Ашен рядом. Демон, которому она доверяла. Каратель, которого полюбила. Жнец, что отравил ее сердце предательством. А когда тайны Царства Теней и ее собственной истории начинают раскрываться, Лу ставит под сомнение все… даже мотивы загадочного демона, от которого не может убежать.

Она поклялась никогда не возвращаться.

Она решила больше не любить.

Вот только кому теперь верить?

Оглавление

МЕНЮ НАПИТКОВ ОТ ЛУ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ОТ АВТОРА

МЕНЮ НАПИТКОВ ОТ ЛУ

🃏 «Провидица» (из бара Tipsy Trope)

• 60 мл джина «Empress» (30 мл в основание, 30 мл - сверху, аккуратно по ложке)

• 30 мл тоник «Indian»

• 30 мл сока грейпфрута

• Украсьте цветами и долькой грейпфрута

🧜‍♀️ «Сирена» (от Мэри Стюарт, The Monarch Marina)

• 40 мл кальвадоса

• 40 мл коньяка

• 15 мл лимонного сока

• 7 мл кленового сиропа

• Встряхнуть, подать в охлажденном коктейльном бокале с пищевыми блестками

☕ «Кроффе» (от Ханны Р.)

• Кофе или эспрессо

• Сверху - взбитые сливки, шоколадный соус, немного красного пищевого красителя и красный сахар

ИЛИ

• Вспененное молоко с красителем и красный сахар сверху

🍊 «Гарикровавый» (фирменный коктейль Лу)

• 45 мл ликер «Campari»

• 120 мл свежевыжатого или взбитого с мякотью сока красного апельсина

• Налить «Campari» в хайбол со льдом. Сверху — пенистый сок красного апельсина

• Украсьте край бокала красным сахаром и долькой апельсина

🍷 «Фангрия» (от Нэт)

• 1 бутылка (750 мл) сухого красного вина (лучше всего - пино нуар или мерло)

• 120 мл бренди

• 120 мл ликер «Cointreau» или «Triple Sec»

• 240 мл апельсинового сока без мякоти (можно заменить на ананасовый)

• 1-2 апельсина, нарезанные кружочками

• Все смешать и убрать в холодильник на ночь (чем дольше, тем лучше)

• Можно добавить другие фрукты по вкусу (яблоки, виноград, вишню, ананас и т. д.)

• Перед подачей в бокал добавить немного лимонно-лаймовой содовой или газированной воды

ГЛАВА 1

Когда ты вампир, эмоции — это не просто чувства, запертые в груди. У них есть запахи. Цвета. У них есть вкус.

Предательство на вкус как медь. Как кровь во рту.

Как монета для лодочника.

Я знаю, о чем вы думаете. Но, вампишра, кровь на самом деле пахнет железом, а не медью. Возможно, для ваших ограниченных человеческих чувств так и есть. И вы правы, разница есть. Тонкий нюанс. Но я чувствую не просто кровь. Я чувствую ее смысл.

Железо — символ силы, как прутья, что держат меня в этой клетке.

Медь — символ любви.

И нет ничего опаснее или уязвимее любви. Ничто не убивает быстрее. Ничто не режет глубже.

Самое жестокое предательство — от того, кого любишь.

Как это сделал Жнец со мной.

Я закрываю глаза, и тот момент проносится в голове с пугающей ясностью. Я изо всех сил пыталась устоять на ногах, надеясь, что проживу достаточно долго, чтобы просто сказать ему. Хотела, чтобы он знал: я люблю. Ожидала, что он будет бороться за меня.

Но он не стал. Напротив.

Оказалось, моя любовь принадлежала только мне. И ее использовали против меня. Она заманила меня прямиком в эту чертову клетку. И что хуже всего — воспоминания не исчезают. Я помню каждое слово, шептанное в темноте. Каждый долгий, жгучий взгляд. До сих пор чувствую каждое прикосновение. И никак не могу убедить себя, что все это было иллюзией, хотя каждый день в этом месте доказывает обратное.

— Ты думаешь о нем, — говорит Эдия. Ее темные глаза прожигают меня подозрительным взглядом. Когда вы дружите больше трех столетий, сложно скрывать мысли.

Голос Жнеца всплывает в памяти, будто со дна: «У тебя очень выразительное лицо». Это почти прозвучало как комплимент — по крайней мере, пока он не продолжил: «Для вампира это недостаток. Тебе стоит над этим поработать».

Ну и мудак. Или, как мы с Эдией его прозвали, Тот Самый Жнец-Мудак-Ублюдок.

Я закатываю глаза. Последний час я металась между мыслями о том, как жизнь отвратительна, и мыслями о Жнеце. Но мне вообще не хочется думать. Хотя выбора у меня нет. Царство Теней не удосужилось обеспечить нас комфортом или развлечениями в убогой каменной клетке.

Так что я переключаю внимание на единственное позитивное, что у меня осталось. Эдию.

«Есть одна вещь, которая отвлечет меня от всего», — говорю я на языке жестов. Эдия смотрит на меня хмурым взглядом; она уже знает, что я скажу. «Спой еще раз».

— Боже, нет, — качает головой Эдия, ее выражение непоколебимо.

«Ну пожалуйста».

— Зачем? Ты уже слышала это шестьдесят тысяч раз.

«Всего семьдесят восемь».

— Это на семьдесят семь больше, чем нужно.

«Мне грустно. Развесели меня».

Долгая пауза. Я смотрю на Эдию снизу вверх, уткнувшись головой ей в колени, с самым невинным выражением. Выглядеть жалко для меня не проблема. Я не ела несколько дней. Лицо опухшее, в синяках, от пыток и слез. Тело дрожит от лихорадки. Лоб покрыт испариной, сколько бы раз Эдия ни вытирала его тряпкой, оторванной от края рубашки.

И хуже всего — у меня разбито сердце.

— Думай о хорошем, подруга. Ты хотя бы не связала с ним свою судьбу, — говорит Эдия, бросая взгляд на мою рваную рубашку, где шрам красовался бы над сердцем, будь иначе.

Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь. Потому что правда в том, что мысль о связи с Тем Самым Жнецом-Мудаком-Ублюдком подкралась ко мне незаметно. И, как дура, я рассматривала ее. Даже начала жаждать этого.

Дело в том, что я была так одинока. Прошли века с тех пор, как у меня забрали последнюю сестру. Века в бегах, века среди людей, чьи жизни так коротки. Так что, когда у меня не осталось выбора, кроме как привязаться к первому за триста лет бессмертному, кроме Эдии, мне не потребовалось много уговоров.

Идиотка тупая.

А теперь я одна. И мне больно. Я измотана, избита, больна, голодна и еще тысяча других ужасных вещей. И все равно продолжаю тосковать по мнему.

Как дура.

— Я люблю тебя, но твой вкус на мужчин просто отвратителен, — говорит Эдия, убиря прядь волос с моего покрытого синяками лица. — Он худший из всех.

Я сужаю глаза и пытаюсь зашипеть, но звука нет. Новая волна грусти накрывает меня с головой от осознания, что у меня нет даже шипения. Мой голос, что когда-то направлял корабли на скалы, повергал сильнейших мужчин и женщин на колени. Он приносил мне радость, даже когда приходилось скрывать его, чтобы выжить. Он стал чем-то драгоценным, редким, изысканным. А теперь его... просто нет. Он стерт, хотя я все еще слышу его слабый отголосок в голове. Но, как чернила, размытые водой на бумаге, контуры расплылись, исказились. Воспоминание — не то же самое, что реальность.

Слезы подступают к глазам, и я отворачиваюсь к железным прутьям двери.

— Ох, милая. Мне так жаль. Прости, — Эдия тревожно смотрит на мое изможденное лицо.

Без регулярной крови раны от моих ежедневных развлечений с Галлом, лучшим палачом Царства Теней, перестали заживать. Не то чтобы они заживали и раньше, даже когда Царство Теней изредка бросали мне мешок с кровью, который хрен пойми где хранился, вместо того чтобы лежать в чертовом холодильнике. Если бы не ограниченные заклинания Эдии, я была бы не крепче хрупкого человека на грани смерти. Ошейник с магией, который Жнецы заперли на ее шее, дает ей ровно столько силы, чтобы я оставалась живой — и Галл мог продолжать свои ежедневные наказания.

— Ты все еще любишь своего Жнеца, да? — голос Эдии тихий, полный сочувствия.

Трещина в сердце расширяется. Свежая боль вырывается наружу. Я отворачиваюсь еще дальше, пытаясь проглотить огонь, сжимающий горло. Из-за повреждений от серебряного укола Семена, вечного голода и нахлынувших чувств горло всегда болит. Головная боль царапает череп. Я провожу пальцами по виску, осторожно избегая надавливать на сломанный палец, который так и не зажил после вчерашнего визита Галла.

«Он не мой Жнец, Эдия. Уже нет».

Эдия наклоняется и целует мой покрытый испариной лоб. Она обнимает мою пульсирующую голову и тихо покачивает, шепча заклинание, чтобы облегчить боль, что жжет мозг, как молния.

— Ты ужасна, когда переживаешь разрыв, знаешь?

Я киваю.

Она вздыхает.

Наконец Эдия сжалилась надо мной. Она прочищает горло — так же, как всегда делает перед тем, как запеть.

— When I was young, I never needed anyone, and making love was just for fun. Those days are gone...¹

(Когда я была молодой, Мне никто не был нужен, и заниматься любовью было просто весельем. Те дни прошли).

Я слышу, как за дверью нашей клетки страж раздраженно переминается с ноги на ногу. Уголки моих губ едва заметно поднимаются.

— Living alone, I think of all the friends I’ve known, but when I dial the telephone, nobody’s home...

(Живя одна, я думаю обо всех друзьях, которых знала, но когда я звоню им, никого нет дома).

Страж тяжело вздыхает.

«Запевай, сучка. Порви их», — жестикулирую я, улыбаясь все шире. Глаза Эдии сверкают, она набирает полные легкие воздуха.

— ALL BY MYSELFFFFFF, DON’T WANNA BE, ALL BY MYSELFFFF, ANYMOOOOORE.

(Совсем одна, я не хочу быть, совсем одна, больше не хочу).

— Прекратите это проклятое пение! — орет страж.

— Заставь меня, ублюдок! — кричит она в ответ. Она снова вдыхает, а я трясусь от смеха у нее на коленях. — ALL BY MYSEEELFFFF, DON’T WANNA BE, ALL BY MYSELFFFF, ANYMOOOOORE!

Страж бьет мечом по прутьям двери, создавая дисгармоничный ритм. Но Эдия не останавливается. Даже когда ее голос дрожит от смеха, даже когда она нарочно фальшивит. Мы смеемся, как непослушные дети, пока слезы не текут по нашим лицам. Эдия заканчивает песню, но мы все еще давимся от смеха. И когда наконец успокаиваемся, мы сидим с угасающими улыбками.

«Ты же знаешь, что ты моя лучшая подруга и я люблю тебя больше всех на свете?» — жестикулирую и смотрю, как ее глаза наполняются теплом.

— Знаю, — говорит она. — Я тоже люблю тебя.

Когда наши улыбки окончательно исчезают, Эдия шепчет заклинание в мою кожу и целует меня в лоб. Если бы у меня был третий глаз, ее губы коснулись бы именно его. Но мое чутье, похоже, где-то потерялось по дороге. Этот глаз ослеп. Или, может, он видит прекрасно, а я просто предпочла смотреть в тень и убеждать себя, что тьма не принесет вреда.

Я ошиблась.

Пока мои мысли погружаются в пучину мрачной реальности и всех неверных решений, что привели меня сюда, Эдия поет другие песни, вытирая мой потный лоб отвратительной тряпкой. Она проводит пальцем по моим бровям, и ее голос становится тише, превращаясь в колыбельную. И вскоре я засыпаю.

Я знаю этот сон. Видела его много раз. Но это не просто сон — это воспоминание. И, как многие вампирские воспоминания, оно всплывает, когда хочет откусить кусок моей души, поднимаясь, как чудовище из бездонных морских глубин.

Впереди вижу хижину, в окне мерцает фонарь. Я шла за мужчиной, который в таверне хвастался, что поймал ведьму и собирается заставить ее страдать. Он был громким, наглым. Искал внимания. Переходил от стойки к столикам, рассказывая свою историю равнодушным посетителям. Никто не верил ему. Он едва мог удержать кружку эля — кто бы поверил?

Но я поверила.

Что-то в блеске его глаз... его запах. Как его сердце билось быстрее с каждым словом. Я чувствовала это. Адреналин. Предвкушение.

Я чувствовала правду.

Теперь, у хижины вдали от дороги, я наблюдаю, как он поднимается по ступеням. Каждый его шаг, каждый скрип неровных досок разрезает тишину. Он хочет, чтобы его слышали. Хочет напугать того, кто заперт внутри.

Человек шагает дальше в лунную тень. Но у меня бесконечное терпение. У меня есть время. Так что я жду. Стою неподвижно, пока он не добирается до крыльца. Когда его тяжелый ботинок наконец ступает на последнюю ступень, я наклоняюсь и бросаю шишку в стену дома. Она ударяется далеко слева от двери, скрытая темнотой.

Человек останавливается и смотрит в сторону звука. Он слегка пошатывается.

Я бросаю еще одну шишку в то же место.

— Кто там? — кричит он в ночь, делая несколько шагов к звуку.

Он не видит, как я прыгаю из темноты, преодолевая ступени, как призрак. Не слышит, как я приземляюсь позади него, бесшумно ступая босыми ногами. Подхожу вплотную, так близко, что могу пересчитать каждый волосок на его шее. Он пахнет виски и потом. Грязным бельем. И женщиной. Ее аромат – это смесь шалфея и звездного света.

Я чувствую, как гнев пузырится в груди. Всегда находила ироничным, что такой человек может быть одновременно отвратительным и... восхитительным. И он идеально подходит под критерии моей добычи. Не то чтобы их было много.

Наклоняюсь к его шее и выдыхаю тонкую струйку воздуха на кожу. Он вздрагивает, поворачивается.

— Бу.

Бью человека в висок, и он падает на крыльцо. Проходит всего два вдоха, и он начинает издавать чудовищный храп.

Я закатываю глаза, хватаю его за лодыжку и тащу в хижину.

Комната освещена фонарями, свет мерцает на толстых досках стола, лоскутных одеялах, покрывающих кровать и стулья. В углу слышу шорох — ведьма пытается слиться с тенями. Она связана магическими путами, выглядит яростной и настороженной, как загнанный зверь, готовый откусить конечность. Я слышу, как кровь быстрее бежит по ее венам. Чувствую запах синяков на коже, пот и грязь на одежде. Она смотрит на меня черными глазами, бросая вызов.

— Привет, — говорю я.

Она молчит, только сужает глаза. Мне уже нравится.

— Я Леукосия. А ты?..

Она смотрит на меня долго, не решаясь доверить что-то столь важное, как имя. Должно быть, видит что-то стоящее, потому что ее взгляд смягчается.

— Эдия, — наконец отвечает она.

— А этого урода ты знаешь? — я поднимаю ногу мужчины до уровня плеча и размахиваю ею.

— Он поймал меня.

Смотрю на мужчину, потом снова на ведьму. Ее темная кожа блестит в свете фонарей. Я чувствую в ней силу магии, и мне интересно, как такой пьяный идиот мог поймать кого-то вроде Эдии. Но когда я всматриваюсь глубже, вижу в ее глазах боль и потерю под страхом и яростью. Там горе. Глубокое, как океан.

Люди могут быть слабыми, но есть способы поймать даже бессмертных, даже тех, кто обладает огромной силой. Приманка, от которой нельзя отказаться. Обмен — чтобы спасти того, кого она любила, возможно. Что-то ужасное, чем шантажировали ее. Что-то, что он, скорее всего, все равно у нее украл, даже когда она согласилась подчиниться. Грех, за который он должен заплатить.

— Хочешь повеселиться? — я стараюсь, чтобы улыбка не стала слишком широкой.

Ведьма смотрит на мужчину. В ее глазах — ярость и отвращение. Ее взгляд встречается с моим, и на ее лице появляется зловещая ухмылка.

— Хочу.

— Мы будем прекрасными подружками, Эдия. Я это знаю.

Эдия... Эдия... Я шевелю губами, но звука нет. На мгновение я в замешательстве. Почему не слышу свой голос?

— Я здесь, Лу, — шепчет она, сжимая мою руку.

Недавние воспоминания вытесняют образы вековой давности. Воспоминания о том, как серебряный укол сжег мой голос. О том, как Ашен сошел с помоста, чтобы обнять воскресшую душу другой женщины. О страданиях, болезни и клетке, в которой мы теперь живем.

Слышу шаги и лязг ключей, приближающихся по коридору. Уже знаю — это стражи, пришли тащить меня к Галлу, чтобы он вырезал еще один кусок моего сердца.

«Хватит излечивать меня», — показываю я жестами, устало глядя на Эдию. Я должна бояться. Знаю, что меня ждет. Знаю, что будет, когда шаги остановятся у двери. Но я уже слишком устала для страха. Я просто хочу, чтобы Эдия пообещала мне одно.

«Хватит излечивать меня», — повторяю я, но она качает головой.

Ключ вставляется в замок.

«Хватит излечивать меня, прошу, Эдия».

Грубые руки стражей хватают меня и вырывают из объятий Эдии. Я падаю на каменный пол и скольжу к двери в их неумолимой хватке. Они захлопывают ее за нами и поднимают меня на ноги.

Я бросаю последний умоляющий взгляд на Эдию сквозь прутья нашей клетки, прежде чем меня уводят во тьму.

Так начинается еще один день пленницы Царства Теней.

ГЛАВА 2

Сначала это были настоящие медицинские эксперименты. Галл, в конце концов, талантливый пыточных дел мастер, да и медицинские знания у него есть. Первые дни моего плена он потратил на то, чтобы выяснить, что уже изменилось во мне после инъекции Семена, и что нужно сделать, чтобы завершить трансформацию, но с преимуществом для Царства Теней. Тогда я была слабее, так что мне в каком-то смысле повезло. Не помню некоторые надрезы, заборы крови и инъекции какой-то дряни. Я была слишком занята судорогами или потерей сознания, а иногда — рвотой, которую пыталась направить в Галла, но обычно промахивалась. Обычно.

Но на каждый смутный или темный момент приходится множество других — ярких, словно отполированное стекло. Была боль за гранью понимания. Потери, которые не измерить. Ярость, жарче самого свирепого пламени. И беспомощность, горькая беспомощность, заполнившая каждую трещину, оставшуюся после всего, что у меня украли.

Эмбер наблюдала за этими первыми днями с блеском удовольствия в глазах. Она играла роль медсестры безумного доктора, подавая ему скальпели, сковывая мои конечности серебряными наручниками. С болезнью и быстро угасающими силами мне было не отбиться. Один раз я все же плюнула ей в лицо — это было потрясающе, ведь слюна была кровавой и вонючей, так как они даже зубную щетку мне не дали. Ей это не понравилось так же сильно, как мне.

И раз они не нашли во мне ничего, что подсказало бы им следующий шаг, они начали задавать вопросы, пытаясь «мотивировать» меня болью. Может, стоило сначала предложить что-то взамен… ну, не знаю… кровь. Или чистую одежду. Или горячий душ. Возможно, я бы ответила. Возможно. Да и сказать-то мне особо нечего. Я не знаю, что было в этом ведьминском зелье, не знаю, что собирались вколоть мне в лаборатории Семена. Но уж точно не скажу им ни единого слова, которое могло бы помочь их делу.

Но теперь вопросов больше нет. Эмбер больше не приходит посмотреть. Думаю, даже ей противны мои ежедневные сеансы. Теперь только я и Галл. Теперь это просто наказание за мое преступление. Может, они считают меня сломанным оружием, которое уже не починить. А может, просто развлекаются, пока не найдут способ завершить мою трансформацию. Кажется, они держат меня в живых только ради этого, день за днем. И, думаю, это будет длиться вечно — как в человеческих мифах об аде.

Слова Эдии из той ночи, когда я впервые встретила Ашена, звучат у меня в голове, пока Галл поддевает заостренной деревянной палочкой мой ноготь, отрывая его от плоти.

Это будет расплата хуже смерти.

Вот уж не соврала.

Мы с Галлом играем в эту игру около часа: он вырывает ногти, сдирает их заостренными палочками, оставляя занозы, а я кричу без звука, и мое сердце разрывается. Честно, это самое страшное. От этого я плачу сильнее всего. Неважно, как больно, когда он срывает последний ноготь, мои пальцы и ноги окровавлены и пульсируют, — сердцу еще больнее. Оно будто пропитано жгучим ядом. В нем столько ярости, потерь и скорби, что почти не осталось света.

Когда Галл заканчивает, стражи волокут меня обратно в камеру. Грязь с сырого каменного пола въедается в оголенные ногтевые ложа, и я стараюсь не плакать от боли. Не хочу, чтобы Эдия видела мое отчаяние, когда мы приближаемся. Поднимаю голову к двери и вижу ее руки, сжимающие прутья.

Эдия отступает, когда стражи открывают замок и швыряют меня в камеру. Я падаю на бок, на еще не зажившие сломанные ребра. Обхватываю бок пульсирующими пальцами и переворачиваюсь на спину. Щелкает замок, и Эдия бросается ко мне.

«Мне бы передышку. Да?» — показываю я со слабой улыбкой. Но Эдия смотрит не на мое лицо. Ее глаза наполняются слезами, взгляд прикован к моим окровавленным пальцам.

— О, моя дорогая, — шепчет она, беря мою руку и осматривая кончики пальцев. Ее губы дрожат. Улыбка сходит с моего лица, я глубоко вдыхаю. Ресницы мокрые, глаза жжет.

«Перестань меня излечивать», — показываю я.

— Нет.

«ПРЕКРАТИ, Эдия. Прошу».

Эдия качает головой. Слезы переполняют ее глаза и стекают по темной коже.

— Нет, Лу. Ты пережила куда худшее. Тебя сжигали дотла. Ты лишилась голоса. Ты выжила после той странной сыворотки оборотня. Ты прошла через все — и переживешь это. Я могу тебя исцелить.

«И как ты исцелишь это?» — спрашиваю я, показывая ей один из ногтей, который успела схватить с пола, когда Галл освободил наручники и столкнул меня со стола. Не знаю, с какого он пальца, но все равно прижимаю его к кровавому ногтевому ложу указательного. Чертовски больно. Эдия морщится, глядя, как он соскальзывает в крови и сукровице на пол. Будь я здоровой вампиршей, я бы уже исцелилась сама. Но этого больше не происходит.

«Даже если бы могла, я не хочу, чтобы ты меня лечила», — я смотрю на нее долгим, тяжелым взглядом. Она наклоняется, чтобы обнять меня, а я задерживаю дыхание, горло горит. Уверена, это часть пытки. Жнецы надеются, что я сломаюсь и в отчаянии съем свою лучшую подругу. Тогда я буду сломлена окончательно. Моя душа разорвется, и я никогда не оправлюсь.

Но я не позволю этому случиться.

Отстраняюсь и с трудом встаю, Эдия подхватывает меня под локоть и ведет к кровати. Я чувствую себя выскобленной, как тыква на Хэллоуин. Не знаю, я сейчас жуткая оболочка или то, что вычистили и оставили гнить.

— Пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне дать тебе немного крови, — умоляет Эдия, смачивая вонючую тряпку в ржавой раковине и возвращаясь, чтобы вытереть пот с моего лба.

«Нет».

— Я знаю, ты можешь остановиться. Я верю в тебя.

«Не стоит. Я не верю в себя, Эдия. И в этом нет смысла. Это лишь продлевает неизбежное».

Эдия медленно, тяжело выдыхает. В глубине души она знает, что я права. Мы уже двадцать девять раз спорили об этом, и каждый раз приходили к одному и тому же. Она верит в меня. Я — нет. Я не буду пить. Мы обречены.

Только теперь я готова что-то с этим сделать.

Хотя вслух этого не говорю. Думаю, и не нужно. Эдия выглядит встревоженной больше обычного. Я улыбаюсь ей, насколько могу. Она сразу видит фальшь.

— Что? — спрашивает Эдия, и в ее голосе явная подозрительность.

«Ничего», — показываю я.

— Это не твое «ничего» лицо.

«Спой для меня, и тогда это будет мое "ничего" лицо».

— Не-е-е-ет.

«Посмотри на мои уродские пальцы», — показываю я с надутыми губами, поворачивая к Эдии свои безногтевые обрубки и шевеля ими, будто в джазовом приветствии. «Спой для моих грустных пальчиков».

Эдия морщится, бросает взгляд на мои руки, но затем снова смотрит мне в глаза.

— Да, они выглядят ужасно.

«Грустный голый мизинчик», — продолжаю я, размахивая одним пальцем у нее перед носом. «Ты же не откажешь голому мизинчику, правда? Он потерял свою шляпку. Только твоя песня сможет его развеселить».

— Ох, ладно, — вздыхает она, закатывая глаза. Легкая улыбка мелькает на ее губах. — Но только ради голого мизинчика.

Я сияю и укладываюсь головой ей на колени. Эдия убирает волосы с моего лица и смотрит на меня с улыбкой, но в ее глазах — глубокая печаль. Они блестят. Думаю, она понимает. Это наши последние дни, последние часы. Надеяться уже не на что, кроме как провести эти мгновения вместе.

— When I was young, I never needed anyone, and making love was just for fun. Those days are gone...

Я закрываю глаза. Засыпаю… изможденная, сломленная. И на этот раз мне не снится ничего.

Тихие голоса вырывают меня из сна. Моя голова по-прежнему лежит на коленях у Эдии. Она прижимает меня к себе, словно пытаясь укрыть в тени своих рук.

— Мне понадобятся образцы, — говорит незнакомый мужчина. Человек. Его запах разъедает мое горло, будто огнем. Судя по тембру голоса, он немолод. Акцент знакомый. Швейцарский, кажется. Он звучит нервно и неуместно. Как и все мы здесь.

— Мы предоставим все необходимое, — отвечает стражник.

Я выглядываю из-за рук Эдии и смотрю на дверь. Стражи стоят по бокам от невысокого мужчины лет шестидесяти. Он поправляет очки в серебряной оправе и смотрит на меня с жалостью и отвращением, едва прикрытыми маской страха и профессиональной холодности. Проводит рукой по лысой голове и поворачивается к одному из стражников.

— Проводите меня в лабораторию, — говорит он, и стражник кивает. Ученый. Как забавно.

Трое уходят, и мое сердце сжимается в груди, будто пытаясь вырваться.

— Что, черт возьми, происходит? — шепчет Эдия, ослабляя хватку, чтобы увидеть мой ответ.

«Новые эксперименты, наверное», — показываю жестами. Вряд ли нам долго придется гадать.

Мы сидим в тишине, прислушиваясь к звукам шагов, звяканью ключей или голосам в коридоре. Я наблюдаю, как Эдия смотрит на прутья нашей клетки. Обсидиановое ожерелье на ее шее оставляет на коже волдыри от магии, но Эдия ни разу не пожаловалась.

Когда она наконец опускает взгляд, я улыбаюсь, с трудом сглатывая ком в горле.

«Я люблю тебя, Эдия», — показываю я.

— Заткнись, — говорит она. Слезы уже застилают ее глаза. Не знаю, смогу ли снова видеть ее плачущей. Я улыбаюсь еще шире. Но внезапный звук срывает улыбку с моего лица.

Лязг в конце коридора.

Два пары сапог. Звяканье ключей отражается от каменных стен.

Сердце подступает к горлу, но я заставляю его успокоится, глядя в глаза Эдии. Ее черный, как оникс, взгляд наполняется скорбью, затмевая свет, что был там мгновение назад.

«Скоро увидимся», — показываю я, прежде чем крепко обнять ее. Ее плечи дрожат в моих объятиях.

— Надеюсь, родная, — шепчет Эдия, цепляясь за мои грязные, окровавленные рукава.

Стражник вырывает меня из ее рук, хватка его железная. Эдия вскрикивает, но ее отбрасывают ударом, и она падает на спину. Ее лицо — последнее, что я вижу: морщины отчаяния на лбу, слезы, блестящие на темной коже.

«Все хорошо», — пытаюсь сказать я, но не издаю ни звука, пока стражи тащат меня из клетки. Чертовы Жнецы. Надо было следовать плану. Надо было спалить это место дотла. Идиотка. Все, что я обещала не делать, — сделала. Все, что должна была сделать, — не сделала. И теперь мне конец. Хуже всего — я подвела лучшую подругу. Эта мысль гложет меня снова и снова. Я пытаюсь подавить ее, но не могу. Слезы застилают глаза, и я беззвучно твержу: «Прости». Мои окровавленные пальцы скребут пол, пока я пытаюсь встать. Не хочу, чтобы Эдия видела меня такой. Но я бессильна.

Эдия кричит мое имя, когда дверь захлопывается. Она бросается к прутьям, и последнее, что я вижу, — ее руки, сжимающие железо. Последнее, что слышу, — ее голос, зовущий меня.

ГЛАВА 3

Я не могу перестать дрожать.

Это чертовски унизительно. Серьезно.

Я вампирша, которой пять тысяч лет, пережившая всевозможные ужасы за века существования, а сейчас трясусь при виде хрупкого старика с иглой в руке.

По крайней мере, лысый ученый выглядит не более комфортно в этой ситуации, чем я. Его кадык вздрагивает при сглатывании, отчего мое собственное горло сжимается от голода. Шприц дрожит в его руке. Галл наблюдает в стороне с отсутствующим выражением лица, его мощные мускулы напрягаются, когда он скрещивает руки на груди. Я сверлю взглядом линии татуировок, выступающие из-под закатанных рукавов. Он даже не рядом, а мне уже страшно. Ему не нужно прикасаться ко мне. Ему даже не нужно быть в этой комнате.

Все из-за этого стола. Этого места. Этих серебряных наручников, сковывающих мои запястья и лодыжки. Из-за этого бесконечного цикла, день за днем за чертовым днем.

Я не знаю, сколько времени прошло. Может, двадцать? Тридцать? Моя безупречная вампирская память определенно подвела меня в первые дни заточения. Часы сливались воедино — бесконечная череда рвоты, судорог, пота и дрожи. Но с тех пор, как мое состояние стабилизировалось до постоянного уровня боли и отчаяния, я запомнила каждую деталь этого места.

Вот серебряный стол, где Галл хранит свои инструменты. На нем есть блестящее пятно у левого края — вмятина, отражающая свет лампы.

Вот выступ на стене напротив, темнее остальных. На этом я сосредотачиваюсь. В самые тяжелые моменты я представляла, как она поглощает мою боль, пока Галл вбивал молот в мои кости или вонзал скальпель в плоть.

Запах антисептика. Иногда я придумываю истории, чтобы развлечь себя — как он его достал? Мне нравится представлять, как Галл пробирается в Мир Живых, стоит в очереди в аптеке за спиртом, пока женщина перед ним покупает лотерейные билеты. Как он раздражается, но бессилен против человеческих норм поведения. Мне нравится мысль, что хоть раз он был беспомощным.

Я ищу что угодно, что унесет меня подальше от моего тела, хоть на мгновение. Лишь бы не воспоминания. Это единственное условие, которое я себе поставила. Почему? Потому что если я хочу выжить с разбитым телом в этой комнате, я не могла позволить себе жить с разбитым сердцем. Все эти дни я позволяла себе эту роскошь только в камере с Эдией. И это действительно роскошь — утонуть в своей скорби. Как погрузиться в горячую ванну. Как лежать под шелковыми простынями Жнеца, чувствуя, как его пальцы скользят по моей коже.

Но я больше не могу так продолжать. Я знаю, они никогда не отпустят меня. Жнецы не дадут мне быстрой смерти в Царстве Теней — не после преступления, которое я против них совершила. Я оружие, которое они не могут починить или разгадать. И даже если этот старичок справится, я отказываюсь сражаться за Царство Теней. Я лишь оттягиваю неизбежное, продолжая бороться за выживание.

Поэтому в этот раз, когда старик затягивает жгут на моей руке и простукивает ослабленную вену, я позволяю себе погрузиться в воспоминания. Воспоминания о Жнеце, его руке на моей спине, когда он наклонил меня в танце в Bit Akalum. Его ладони на моей щеке, когда он смотрел на меня с такой печалью у каирского кафе. Его поцелуй, когда он прижал меня к стене в своей спальне.

И каждое его слово возвращается ко мне вместе с образами, проносящимися в сознании.

«Ты разрушаешь мои стены, оставляешь беззащитным», — сказал он тогда в своей комнате, шепча слова мне в кожу.

«Если ты окажешься в ловушке в Царстве Света, я все равно найду тебя», — сказал он, проводя пальцем по моей щеке, его лицо прекрасное в свете ламп и проезжающих машин у рынка Хан аль-Халили.

«Попробуешь мне довериться?» — спросил он, когда песня смолкла, а наш танец закончился. И хотя я лишь улыбнулась в ответ, я сделала это. Доверилась ему.

Ему. Ашену.

И каждое его слово было ложью.

Я закрываю глаза, и слезы катятся по моей коже.

Я не чувствую укола иглы. Не замечаю, когда жгут снимают с руки. Лишь запах собственной крови, когда сталь извлекают из моей кожи, дает мне понять, что процедура уже закончилась.

— Мне нужно время для анализа образца, — говорит ученый. Я открываю глаза и вижу, как он поворачивается к Галлу, закрывает иглу и убирает пробирку с кровью в карман халата.

Галл издает низкий рокот, раздающийся в его груди.

— Сколько времени?

— Четыре часа. Возможно, меньше.

— Тебе нужно что-то еще для работы?

Ученый снимает очки, протирает линзы краем рубашки и надевает их обратно на нос.

— Если это не слишком сложно, еда и кофе.

— Организуем, — кивает Галл.

Они начинают обсуждать детали трапезы ученого.

Мой взгляд скользит по великану, прислонившемуся к стене.  В их обычном разговоре они не замечают ничего необычного.

Маленький человек стоит слишком близко к хищнику.

Я сжимаю пальцы на крае его рукава, собирая ткань в ладони, как паук, опутывающий добычу паутиной.

Мое тело не выдержит еще много пыток. Если я покалечу этого старика, Галл, возможно, обрушит на меня столько страданий, что я не вытерплю. Но если у меня хватит сил удержать его, сломать ему кости — я, наконец, получу то, на что надеюсь.

Смерть.

Ни Галл, ни ученый не замечают моей хватки, пока говорят. Они так легко отвлекаются на свои важные слова, свои эгоистичные мысли. Я закрываю глаза, стараясь не улыбнуться.

— Я принесу то, что ты просил, — говорит Галл. Я слышу, как его руки опускаются вдоль тела, когда он отталкивается от стены. Его шаги удаляются к двери. — Пошли.

Мое сердце яростно бьется в горле. Вот оно. Последние мгновения. Любовь к жизни, ко всем этим векам прошлого... она перехватывает дыхание. Горит в груди, как раскаленный нож. А самый острый клинок — любовь к тому, кого я потеряла. Я наконец позволила себе хотеть чего-то после стольких лет вдали от бессмертных, и вот к чему это привело. Предательство выжигает слезы на щеках, когда я открываю глаза.

Ученый задерживается у стола, затем пытается шагнуть к двери вслед за Галлом. Его рубашка натягивается, когда я цепляюсь за рукав. Его рука дергается ко мне, и я сжимаю его теплую ладонь.

Клыки опускаются, покрывая язык тонким слоем яда. Старик вскрикивает от неожиданности, когда я встречаю его взгляд угрожающей улыбкой. Сжимаю его руку, заковывая в тиски.

— Черт возьми, — рычит Галл.

Глухой удар, приглушенный крик.

Но звуки доносятся из-за стальной двери.

Резкий вдох — Галл понимает, что что-то не так. Звонкий звук меча, вынимаемого из ножен, наполняет комнату. Он несется к двери, и выбегает.

Тяжелая дверь захлопывается. В коридоре слышны удары, лязг металла. Мой взгляд мечется между выходом и стариком в моей хватке.

— Я... я здесь, чтобы... вытащить тебя, — бормочет он, дрожащей свободной рукой роясь в кармане халата.

Он достает ключ. Взгляд скользит к наручникам.

Я киваю. Мне нужно усилие, чтобы разжать пальцы, но я ослабляю хватку. Горло пылает, будто я проглотила лаву. В отражении его очков вижу, как красный свет в моих глазах вспыхивает ярче, прежде чем он отворачивается и вставляет ключ в скважину.

Он молча возится с наручниками, постоянно оглядываясь на дверь, откуда доносятся звуки борьбы. Освобождает запястье, затем лодыжки, возвращается к последней руке. Сердце бьется так, что кажется, вот-вот разорвет грудь. Пальцы покалывают, когда я шевелю ими в серебряных манжетах. В голове кричу ему, чтобы торопился. Глаза пронзает колющая боль.

Только не сейчас. Только не сейчас.

Я заставляю тело подчиниться. Глубоко вдыхаю. Успокаиваю биение сердца. Центрирую чакры или что там еще. Все, лишь бы не начались судороги.

Последний наручник со звоном падает на стол. На мгновение мы с ученым смотрим друг на друга.

Если он ждал благодарности — ошибся адресом.

Я вскакиваю и бросаюсь на него, мы падаем на пол. Воздух вырывается из его легких, когда спина ударяется о пол.

— Пожалуйста, пожалуйста, нет, — шепчет он, когда я склоняюсь к его лицу с улыбкой. — Я спас тебя.

Может быть. Но я не в милосердном настроении.

Впиваюсь в шею. Он дергается, пытаясь вырваться. Кровь течет по горлу, смягчая жгучую боль - моего верного спутника все эти дни в заточении.

Громкий удар в дверь — и звуки боя стихают. В коридоре тишина. Я, наверное, все равно умру здесь, рядом с этим человеком, слабеющим в моих руках. Но хотя бы сытой.

Дверь распахивается.

— Черт, — Коул стоит с мечом, на котором дымится кровь. Окидывает взглядом, я вижу за его ногами тела в коридоре. — Ты не должна была его есть.

Я пожимаю плечами, не отпуская шею старика. Он слабо стонет, вибрация передается по моим губам. Уже поздно.

Взгляд Коула скользит по моему лицу, по комнате, возвращается ко мне. Хмурит брови. Он подходит, берет меня за руку, крепко, но осторожно, будто боится причинить боль. Я вырываюсь, клыки все еще в плоти старика. Я слишком голодна, чтобы отпустить.

— Пора, Лу. Время на исходе. Эдия ждет.

Эдия.

Я отпускаю бесчувственного старика. Его дыхание поверхностное, сердце бьется медленно. Кровь стекает по подбородку и шее. Коул поднимает меня на ноги, я морщусь от боли. Видимо, этой еды недостаточно, чтобы залечить все раны. Теперь все работает иначе.

Тень пробегает по лицу Коула, когда он смотрит мне в глаза. Кажется, он понимает, что это сложнее, чем он думал.

— Пошли, — говорит он, разворачивается и тянет меня к двери.

Первое тело в коридоре — Галл.

Коул переступает через массивное тело моего мучителя, распластанное у стены с вспоротым животом, меч лежит в его раскрытой ладони. Прежде чем переступить через его ноги, я выхватываю кинжал из ножен Коула и вырываюсь.

Падаю на колени, заношу клинок и вонзаю в грудь мертвого. Едва нож пробивает кость, я выдергиваю его для нового удара. Все в глазах залито красной яростью. Вгоняю в живот. Обеими руками провожу лезвием вверх к груди, затем просовываю руку в теплые внутренности и вырываю кишки. Засовываю их ему в лицо и беззвучно кричу: «Ты должен знать, каково это». Бью окровавленным кулаком в щеку. «Ты должен знать…»

— Лу... Хватит, Лу. С ним покончено, — Коул хватает меня за запястье. Сжимает, когда я пытаюсь вырваться, но не отбирает клинок. Я бросаю на него яростный взгляд, все тело дрожит от гнева, но он наклоняется ближе: — Отомсти ему тем, что выживешь.

Его слова выбивают ярость из меня.

Я гашу огонь гнева и дергано киваю. Коул поднимает меня, каждое движение отзывается болью в ранах. Мы переступаем через убитых стражников, скользим по крови, проходим мимо пустой камеры с распахнутой дверью, заблокированной ногами мертвого Жнеца. Паника сжимает грудь при мысли об Эдии, но когда я озираюсь, она выходит из тени коридора.

— Слава богине, — шепчет она, когда мы останавливаемся перед ней. Я смотрю на ее шею — обсидиановое ожерелье исчезло, остались только волдыри. Она криво улыбается и поворачивается к Коулу: — Пока чисто.

— Ненадолго, — Коул оглядывает коридор. — За мной.

Мы сворачиваем направо, бежим по коридору, петляя в глубинах здания. На пути несколько убитых стражников и запертые ворота, для которых у Коула есть ключи. Поднимаемся по черной лестнице, перепрыгивая через ступени. Пальцы ног ноют, все еще раненые. Нет времени думать, почему выпитая кровь не залечила их хотя бы до состояния струпьев.

Останавливаемся на последней ступени. Коул проверяет коридор. Рукой тянется назад, прижимая меня и Эдию к стене. Я зажата между ними. Слева слышны голоса.

Сердце колотится, гулко отдаваясь в ушах. Кончики пальцев немеют, покалывание поднимается к запястьям. Боль в ногтевых ложах больше не чувствуется. Глазницы колит. Руки и колени дергаются.

— Коул, — шепот Эдии срочный. Она хватает его за руку, они прижимают меня. Коул оглядывается, в глазах вспыхивает тревога. — Судороги.

— Черт, — последнее, что я слышу, прежде чем чернота поглощает зрение в точку света, которая вспыхивает и гаснет.

Я просыпаюсь от толчков. Меня несут на руках. По телу разливается жар. Зубы стучат, кожа онемела, будто мышцы расплавились на костях. Открываю глаза — Коул смотрит вниз, с тревогой взгляде. Он не сбавляет шаг, пока я не стучу по руке, и он ставит меня на ноги.

— В порядке, Лу? — его рука держит меня за одну руку, Эдия — за другую.

Киваю, сглатываю. Язык как наждачка. Коул поднимает бровь, я снова киваю, наконец оглядываюсь.

Пьедестал.

Дым, поднимающийся к высокому потолку, как водопад.

Луч света из окна над туманом Царства Теней.

Я помню эту комнату.

Теперь она пуста — ни фигур на вызвышении, ни Жнецов в тенях, ни душ, готовых к перерождению.

Коул вкладывает в мою руку кинжал.

— Почти на месте, — шепчет, указывая от нашего укрытия в тени к ряду котлов у двери в конце зала. — Готова?

Киваю, хотя ноги дрожат, а тело слабое.

— Бежим.

Сердце бешено стучит. Мы вырываемся из-за колонн, бежим изо всех сил. Коул отпускает мою руку, возглавляя путь, его пылающий меч освещает тени и души, прячущиеся в них. Эдия тащит меня за собой. Легкие горят, сломанные ребра впиваются в плоть с каждым вдохом.

Стражник-Жнец появляется из скрытого прохода, кричит предупреждение — Коул убивает его мечом. Он быстрее и сильнее любого Жнеца, даже Ашена. Его грация не скована этим миром. Огненная дуга меча выписывает форму косы, рассекая стражника пополам, кровь хлещет на пол.

— Не останавливаться! — кричит он через плечо, перепрыгивая через тело. Он мчится к факелам, чтобы зажечь котел, который вынесет нас из этого мира.

Еще один стражник выскакивает из тени, преграждая путь между нами и Коулом. Эдия отпускает мою руку, направляет ладони на демона.

— Lizazzu salmani sunu, — говорит она, и стражник замирает, лишь глаза мечутся в панике, конечности каменеют.

Эдия смотрит на меня, я поднимаю большой палец.

— Боже, как же это приятно, — ее улыбка мимолетна.

Мы снова устремляемся к цели. Коул хватает факел, бросает в котел. Пламя взмывает над черно-золотыми камнями. Он ставит ногу в огонь, тянется к нам, приказывая бежать быстрее. Эдия тащит меня, босые ноги шлепают по каменному полу.

— Лу! — раздается голос позади. Он эхом разносится по колоннам и танцует в тенях.

Богатый тембр. Глубокий тон. Удивление и срочность.

Как два слога могут говорить так много.

Я останавливаюсь, заставляя Эдию замереть. Она смотрит за мое плечо с убийственным взглядом. Я медленно поворачиваюсь, дыхание застывает.

Время останавливается. Единственное движение во всем Царстве Теней — глаза Ашена. Они оценивают все за пару ударов сердца. Синяки на коже. Кровь на подбородке. Впалые щеки, потрескавшиеся губы. Грязную, рваную одежду, и окровавленные ногтевые ложа в руке, сжимающей клинок. Яростный, дикий блеск в моих красных глазах.

Ашен открывает рот, его прекрасное лицо искажено гневом и чем-то еще, что накатывает, как волна на скалы, прежде чем отступить. Может, потерей. Или сожалением. Мне все равно.

За один резкий выдох моя рука пустеет, потому что я кидаю клинок в грудь Ашена, который ранит его по самую рукоять.

ГЛАВА 4

Я хмурю взгляд, пока он не становится острым, как сталь. Ашен смотрит вниз на свою грудь, затем снова поднимает глаза на меня… и падает на колени. Его рука сжимает рукоять кинжала, но хватка слабеет.

— Ашен! — женский голос зовет его с отчаянием. Я не заметила ее в тени. Не услышала стук ее сердца, не уловила аромат сирени, который теперь плывет ко мне, смешиваясь с запахом дымящейся крови.

Давина бросается к Ашену, хватает его за плечи, пытаясь удержать от падения. Она не смотрит на нас. Ее взгляд прикован к клинку и крови, стекающей из раны на пол. Но глаза Ашена не отрываются от моих — ни когда он кренится вперед, ни когда его свободная рука безвольно падает вниз.

Я разрываю эту невидимую цепь между нами и поворачиваюсь. Мы с Эдией бежим. Бежим, пока стражи кричат из темноты, бросаясь на нас из тайных уголков зала. Бежим, пока его хриплый шепот моего имени не теряется в шуме шагов. И когда мы оказываемся достаточно близко, прыгаем в котел, врезаясь в объятия Коула, когда пламя взмывает вокруг нас.

Огонь гаснет, мы вываливаемся из котла в Мир Живых, приземляясь в незнакомой комнате. Коул вскакивает, хватает железную крышку и захлопывает котел, чтобы ни один Жнец не последовал за нами.

Мы жадно ловим ртом воздух, переглядываясь. Кажется, никто не знает, с чего начать или что сказать. Столько вопросов, что невозможно выбрать первый.

— Спасибо, — говорит Эдия Коулу. Я энергично киваю. Едва верю, что это реальность. Я была так готова умереть в том подземелье, что теперь все кажется сном.

Коул долго смотрит на Эдию, его взгляд скользит к ее шее, челюсть сжимается. Он отворачивается, осматривая комнату.

— Не благодарите пока. Здесь ненамного безопаснее. Пошлите.

Эдия берет меня за руку, и мы следуем за Коулом из комнаты в темноту старого маленького домика. Он не похож на другие здания Жнецов, что я видела. Уютный, теплый, с овечьими шкурами на потрепанных креслах и слоями ковров на потертом полу. Засушенные цветы в пыльных вазах украшают антикварную мебель, добавляя красок желтоватым стенам. За свинцовыми стеклами окон — все тот же серый туман, скрывающий солнце. Свет, что пробивается внутрь, уже у горизонта, рассеченный тенями сосен.

— Куда мы? — спрашивает Эдия, когда мы выходим из дома к черному седану, ждущему в тумане.

— В Хартингтон. Пару часов к югу. Надеюсь, доберемся к ночи, — Коул открывает заднюю дверь, Эдия помогает мне сесть. Я ложусь на сиденье, она накрывает меня пледом. Он кажется самым мягким, что касалось моей кожи. Пахнет ирисами и весной у моря. Этот прекрасный аромат лишь подчеркивает, насколько я отвратительна. Облегчение, стыд и, вероятно, мой собственный смрад вызывают слезы.

Эдия садится на переднее сиденье, оборачивается ко мне. Я показываю большой палец вверх, она отвечает слабой улыбкой, затем поворачивается к Коулу, когда он заводит машину и выезжает на дорогу, окутанную туманом.

— Что в Хартингтоне?

Коул отвечает не сразу.

— Надежда.

Мы вырываемся из цепких пальцев тумана, будто он не хочет нас отпускать. Вылетаем на гравийную дорогу, мчимся к свету заката.

Солнце касается моей кожи — кажется, прошел год с последнего раза. Я приподнимаюсь, закрываю глаза, но чувствую взгляд Эдии. Мы молча обмениваемся тревогой и недоверием, и я жестами задаю вопрос.

— Лу спрашивает, правда ли, что ты работаешь с ангелами, чтобы сохранить баланс миров. И был ли ты ангелом сам?

Коул встречает мой взгляд в зеркале заднего вида. Долго молчит, и когда отвечает, голос звучит напряженно:

— Кажется, это было в другой жизни. Может, в двух. Наверное.

— Как это возможно?

— Я отказался от крыльев, чтобы стать человеком. Для шанса проникнуть в Царство Теней.

Я стучу по сиденью Эдии, задаю жестами еще вопрос. Она усмехается, прежде чем повернуться к Коулу:

— Лу хочет знать, можно ли теперь звать тебя Коул-крот.

Он закатывает глаза.

— Очень смешно.

— Погоди... если ты отказался от крыльев, то твои крылья использовали для яда Крыло Ангела, который оборотни применили против...

Я пинаю сиденье, не давая ей произнести имя этого ублюдка вслух. Она оборачивается, хмурится, затем продолжает:

— ...против твоего коллеги?

— Нет. Я отдал крылья ради миссии.

Коул снова смотрит на меня в зеркало, его глаза сужаются, будто от гримасы.

— Насчет моего коллеги...

Я бью по его сиденью, он кряхтит.

— Надеюсь, Лу прикончила его насовсем? — спрашивает Эдия. Я чувствую ее взгляд, но слишком занята, сверля глазами Коула в зеркале.

— Нет. Но остальные, кого я убил мечом, не вернутся.

Его взгляд смягчается, и, кажется, я читаю в нем мысли. Это похоже на извинение — за то, что забрал месть, которая должна была быть моей. Не знаю, делает ли это его более ангельским или менее. Он снова смотрит на дорогу, тянется назад, к сумке у ног Эдии.

— Посмотри в сумке. Там кровь для тебя.

Я расстегиваю рядом стоящую сумку, достаю один из двух термосов. Откручиваю крышку, аромат теплой крови ударяет в нос и горло, наполняя рот ядом. Кардамон. Корица. Не хватает меда, но это похоже на то, что готовил мне мистер Хассан в Каире. Я впиваюсь взглядом в зеркало, мой немой вопрос висит в воздухе, но я не готова услышать ответ.

— Не все так, как кажется, Лу, — говорит Коул, и я понимаю: он знает. Не все вопросы готовы быть заданы. Не все ответы услышаны.

Я пью, глядя в окно. Мы погружаемся в тишину, все еще ошеломленные побегом. Эдия и Коул тихо обсуждают дни в заточении: сколько их прошло (двадцать шесть, черт возьми), как часто нас кормили (слишком редко), на какие вопросы мы отвечали (почти ни на какие — в отместку за голод).

В конце концов я допиваю первый термос, откидываюсь на сиденье, прижимая плед к лицу. Слишком измотана, чтобы пить второй или следить за разговором. Засыпаю почти мгновенно.

Просыпаюсь, мы все еще в пути, но солнце уже село. Веки липкие от пота, одежда прилипла к коже. Моя рука лежит в ладони Эдии, она склонилась над моими пальцами, осматривая их.

— Этого не должно быть, — говорит она Коулу. — Она выпила целый термос. Хотя бы это должно было зажить.

— Какой она пила?

Эдия замечает, что я проснулась, прячет тревогу за улыбкой, берет пустой термос.

— Красный.

— Дай ей другой, эта кровь должна быть сильнее.

Она откручивает крышку, наливает в стальную чашку. Тот же аромат корицы и кардамона, но насыщеннее, слаще, будто с примесью жимолости.

— Садись, милая, выпей это.

Я подношу чашку к губам, делаю глоток.

И сразу понимаю.

Она шипит, как шампанское. Чувствую, как пузырьки танцуют в горле, скользят по обожженным связкам, проникают за стену груди.

Это — время и история. Сила и потеря. Ярость и тоска.

Я отстраняюсь, жестом требую термос. Эдия передает, я зажимаю чашку между коленями. Она наблюдает, как я откручиваю крышку.

Нажимаю кнопку, опускаю стекло машины и выливаю содержимое на дорогу.

Эдия протестует, но я не слушаю, даже когда слезы заливают глаза, а зрение становится красным. Швыряю термос на дорогу, затем чашку, закрываю окно. Бросаю Коулу последний угрожающий взгляд, сворачиваюсь на сиденье, отвернувшись.

— Какого черта? — шепчет Эдия.

— Это его кровь, — тихо говорит Коул.

Эдия тяжело вздыхает. Я закрываю глаза, чувствуя, как ее рука ложится на мое бедро.

В машине воцаряется тишина.

ГЛАВА 5

Я не сплю, хотя и пытаюсь. Вскоре машина замедляется, поворачивает налево, затем еще раз налево и съезжает на гравийную дорожку. Я приподнимаюсь и вижу небольшой скромный фермерский дом, окруженный яркими цветами и высокими изгородями. Дверь открывается, и на пороге появляется ангел Эрикс, его широкая улыбка освещена фонарями на крыльце.

Машина останавливается, и Коул выскакивает, даже не заглушив двигатель. Он взлетает на крыльцо и крепко обнимает Эрикса. Когда они отстраняются, ладони Коула касаются его лица, прежде чем их губы сливаются в страстном поцелуе.

— Ангел и демон влюблены. Нет магии сильнее этой, — говорит Эдия, выключая зажигание. Она оглядывается на меня, и я киваю с легкой улыбкой. Мимолетная волна зависти пробегает по моим венам, когда я вижу, как они улыбаются друг другу. Мое сердце ноет.

«Пойдем», — показываю я, накидывая плед на плечи в надежде скрыть окровавленную рубашку и синяки на руках.

— Лу! Я так рад тебя видеть. И Эдия, приятно познакомиться, Коул рассказывал о тебе, — Эрикс отпускает Коула и идет к Эдии, острые перья его крыльев царапают каменную дорожку. Он обнимает ее, и она фыркает от его восторженного приветствия. Затем он направляется ко мне, но я отступаю, и он останавливается, не дотронувшись. Его взгляд скользит по моему лицу, я слегка качаю головой. Его кадык дергается. Я слишком омерзительна — в крови, синяках. В прошлый раз было забавно уронить его в обморок, выпив кровь Ашена, но сейчас мне не до веселья. Но больше всего в его глазах видна печаль. Глубокая печаль. За меня.

— Заходите, — он тепло улыбается, указывая на дом. — Можете помыться и отдохнуть.

Коул забирает сумки из машины, а Эрикс ведет нас внутрь. Дом ничем не примечателен — уютный, но немного старомодный. Кремовые кожаные диваны занимают слишком много места в гостиной, на стенах — пейзажи. Мы проходим мимо кухни и поднимаемся по узкой лестнице в спальни. Мы с Эдией получаем по комнате с общей ванной, а Эрикс и Коул занимают главную спальню напротив. Разобравшись с сумками, Эдия идет в душ, а мы собираемсяя на кухне.

— Вот, — Коул протягивает мне еще один термос, стоявший на столе, пока Эрикс готовит Эдии омлет. — Возможно, остыл, но могу подогреть.

Я колеблюсь, бросаю настороженный взгляд на черный термос.

— Это человеческая кровь, но с добавками, — Коул пододвигает его ближе.

Я сглатываю, беру термос и прижимаю к груди, не отрывая взгляда от Коула. Киваю.

— Прости. Я должен был сказать тебе в машине, чья была та кровь.

Слезы застилают глаза, я отворачиваюсь, снова киваю. Подхожу к кухонному острову, сажусь на табурет. Долго смотрю на термос, проводя пальцем по своему искаженному отражению на полированной поверхности. Вспоминаю все страдания: раны после битв, потерю близких, боль на костре. Несмотря на все это, сейчас кажется хуже всего.

Сначала я не понимала почему. Теперь знаю. Раньше всегда была надежда. Новые битвы, месть, планы. Теперь — ничего. Нет голоса, нет исцеления, нет покоя от воспоминаний. Только бегство и одиночество. Моя жизнь — памятник потерям. Страдания ради страданий.

Коул открывает термос, наливает кровь в керамическую кружку. Слежу за его взглядом, устремленным на густую жидкость, за легкой улыбкой на его губах.

— Вот, — он пододвигает кружку. — Тебе станет лучше.

Вряд ли, но я все равно слабо улыбаюсь в знак благодарности.

Коул смотрит на мою руку, когда я подношу кружку к губам.

— Эдия говорила, ты уже должна была начать исцеляться.

Я киваю.

— Есть идеи, почему это не работает?

Качаю головой, он передает мне ручку и бумагу. Движения медленные, давление ручки раздражает ногтевые ложа.

«Может, из-за зелья Семена. Или потому что гибридизация не завершена», — пишу я.

— Возможно, — но в его тоне сомнение.

Я слабо улыбаюсь.

«Или, может, мои половые губы тратят всю энергию, чтобы не превратиться в парашют».

Показываю Коулу свою записку, и он наклоняет голову, вопросительно прищурив глаза.

«Разве ты не видел огромный член гибрида?»

Коул смотрит на меня, будто у меня выросла вторая голова.

Я вздыхаю. Тот Самый Жнец-Мудак-Ублюдок точно понял бы шутку. Может, даже рассмеялся. Нет, точно рассмеялся бы или парировал сухим замечанием, заставив меня шутить еще больше.

Неважно.

Коул молча наблюдает, как я пью. Запах яиц на сковороде наполняет кухню, Эрикс кладет хлеб в тостер. Снова думаю о Том Ублюдке, о его любви к маслу. Я не готовилась к этим воспоминаниям, не думала, что выберусь из подземелья. Каждое — как клинок в сердце, особенно когда не ждешь удара.

— Взбодрись, Лу. Дальше будет только лучше, — Эрикс сияет улыбкой, поворачиваясь к сковороде. Кончики его крыльев царапают пол. Я скептически смотрю на Коула, он пожимает плечами. Не уверена в ангельском оптимизме Эрикса. Я не чувствую себя лучше, лишь менее голодной. Пот все еще покрывает кожу, голова пульсирует. Не лучший знак.

— Нам нужно найти того, кто сможет помочь, —говорит Коул после долгого молчания, пока Эрикс раскладывает еду для Эдии.

— Аптекарь в Каире. У него могут быть идеи, — входит Эдия, выжимая воду из волос полотенцем. — Он любит вампиров. Если не поможет, укажет, с чего начать.

«ТЕ САМЫЕ могут догадаться, куда мы направимся. Опасно», — жестикулирую я.

— Есть ли другие? — спрашивает Коул.

— Только по рекомендации мистера Хассана.

— Мы не можем вернуться в Царство Теней, так что придется лететь обычным рейсом, — Коул скептически смотрит на меня. — Сможешь сдержаться столько часов в железной банке со шведским столом из людишек?

Эрикс смеется, звук словно летний ветерок.

— Не глупи, Коул. Лу имеет доступ к Царству Света. Я могу провести ее в Каир через портал в Голубой Водопад.

Я перевожу взгляд с одного на другого.

— Это сработает, — кивает Коул. — Эдия, я достал кое-что у ведьм. В твоей сумке.

— Видела. Спасибо. Хорошее начало, — она ест, не отрывая глаз от тарелки.

— Твой гримуар и запасы сгорели?

— У меня есть запасные копии менее используемых заклинаний и более редких ингредиентов в Фэрфилде.

— Отлично. Эрикс, завтра отвези Лу в Голубой Водопад и доставь в Каир. Мы с Эдией поедем в Фэрфилд, соберем ее вещи и встретимся с вами.

Эдия замедляет жевание, мы обмениваемся тяжелым взглядом. С момента пленения мы не расставались, если не считать моих ежедневных вылазок с Галлом в камеру пыток. Она не хочет разлуки так же, как и я. Но ее взгляд скользит по моим не зажившим синякам, порезам, поту на коже. Она проглатывает кусочек, смиряется, кивает. Это лучший план.

— Я знаю, вы доверяли только друг другу, — Коул прерывает нашу немую беседу.

Эрикс кладет руку на плечо Коула, улыбаясь.

— Мы не просим доверия. Дайте нам шанс доказать его. Баланс между мирами хрупок, и только вместе мы сможем его сохранить.

Я смотрю в глаза Коула, пытаясь разглядеть его душу. Если он сказал правду, он отказался от крыльев ради этого шанса.

В груди теплится крошечный огонек, когда я вижу в его взгляде надежду. Может, не ту же, что у него. Мне важнее помешать Царству Теней в любых их планах. Но это хоть что-то. Огонь, который можно раздуть.

Я киваю.

«Окей», — беззвучно говорю.

Коул расплывается в улыбке. Эрикс буквально сияет, свет от кухонных приборов отражается в его перьях и на его коже, как в солнечных лучах. Я опускаю глаза, чтобы не видеть их энтузиазма, но не могу скрыть легкую улыбку на губах.

Сползаю с табурета, салютую своим неожиданным союзникам, забираю термос и кружку, извиняюсь взглядом перед Эриксом, который старается скрыть отвращение к крови.

Ноги будто свинцовые, когда я поднимаюсь по лестнице. Мышцы ноют после дней бездействия в камере. Быть почти человеком больно, слабость непривычна после пяти тысяч лет неуязвимости.

Ставлю кружку в ванной, беру сумку из комнаты, включаю душ. Почти пританцовываю от радости при мысли снять лохмотья. Хочу сжечь их или смыть в унитаз. Или, и то, и другое.

Пока вода нагревается, роюсь в сумке в поисках пижамы. Нахожу майку и шорты, кладу на стойку, затем ищу зубную щетку.

Пальцы натыкаются на холодный металл в кожаных ножнах. Рукоять моего кайкена.

Вытаскиваю кинжал, затаив дыхание, будто он может исчезнуть. Провожу пальцами по лезвию, закрываю глаза. Его вес словно часть меня, наконец вернувшаяся. Когда я снова могу дышать, всматриваюсь в темноту сумки, все еще сжимая в кулаке рукоять кайкена, как будто со дна может выскочить что-то зловещее и укусить меня. Мои пальцы касаются плоского кожаного куска, и я сразу понимаю, что это такое.

Достаю дневник, который дал мне Жнец.

Сердце пропускает удар, кровь стучит в ушах, заглушая звук воды. Слезы жгут глаза. Я сглатываю внезапный комок в горле, который подпитывает вечно горящее пламя.

Листаю страницы. Вижу свои записи и слышу его ответы. Улыбаюсь сквозь слезы на странице с надписью «МУДАК» разными шрифтами. Читаю незаконченную записку в Каире, которую пыталась написать в Каире, но не смогла закончить, ту, в которой говорилось бы о том, что я буду заперта в Царстве Света. И его обещание: «Я все равно найду тебя».

Читаю последнее, что написала ему. Рядом — клочок страницы, которую швырнула к его груди перед поцелуем.

«Я не такая, как все вампиры».

Из моей груди вырывается смех. Я определенно такая, как все вампиры, это точно. В тот момент я и представить себе не могла, насколько правдивым окажется это утверждение.

На следующей странице — неровность.

Записка другим почерком. Четким. Аккуратным. Каждая буква имеет значение. Как будто каждая из них была священной, когда ее писали.

«Прости». Рядом приклеено мое ожерелье от Эдии.

Выдыхаю, уставившись в это слово и в его бездну смыслов.

Срываю ожерелье, захлопываю книгу, будто в ней скрыто что-то еще, что может провернуть нож в моем сердце.

ГЛАВА 6

Это самый восхитительный прием душа за всю мою жизнь.

У Коула и Эрикса на полках в ванной очень много гелей для душа, шампуней и кондиционеров. Я пробую каждый. Абсолютно. Каждый. Стою под струей, пока кожа не становится красной, а вода — ледяной.

На выходе мне немного лучше, но даже мокрой и в полотенце я чувствую, что температура тела не в норме. После встречи с Семеном мой внутренний термостат настроен на «томление». Мне постоянно жарко. Я не привыкла и не хочу привыкать. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится идея отправиться с Эриксом в Царство Света, чтобы добраться до Каира. Если мистер Хассан сможет помочь, я готова на все. Даже понюхать член мертвого гибрида. Черт, даже живого. Так что да, вы понимаете, я серьезна.

Я сушу волосы, переодеваюсь и возвращаюсь в комнату, надеясь выспаться. Звуки смеха и разговоров внизу убаюкивают меня. Однако, несмотря на надежды, я просыпаюсь глубокой ночью от кошмаров. Похоже, Царство Теней не хочет меня отпускать.

Решив, что сон безнадежен, я встаю, закутываюсь в вязаный плед, беру дневник и вонючую одежду. Черт, они правда смердят. Теперь мне жаль Коула, который сидел с нами в машине. Чистой, я чувствую этот запах в десять раз сильнее.

Приоткрываю дверь, стараясь не разбудить новых соседей. В доме темно, все спят. Слышу ровное дыхание трех пар легких и чей-то легкий храп. Сердце Эрикса бьется, как у колибри. На губах появляется тень улыбки. Бесшумно спускаюсь на кухню, нахожу зажигалку для гриля и выхожу во двор с кайкеном на бедре.

Луны нет. Звезды как яркие шары, мерцающие в черном одеяле ночи. Как я и надеялась, во дворе есть кострище рядом с сараем и прудом. Вода неподвижна, отражает небо, как зеркало. Высокие камыши обрамляют берег, лягушки квакают в траве.

Четыре кресла окружают кострище. Я кладу вещи на то, что лицом к сараю, складываю дрова и разжигаю огонь. Когда пламя разгорается, бросаю в него одежду и наблюдаю, как она превращается в пепел.

Перебираю дневник, пальцы скользят по тисненым золотым узорам. Даже без луны видно, как они мерцают. Мысль о том, что Жнец выбрал этот дизайн, потому что он мне понравится... от этого факта, правдивый он или нет, не хочется сжигать его. Я вышла сюда, чтобы сбросить кожу, превратить воспоминания в пепел. Но... не могу. Может, если бы злилась. Иногда злюсь. Или если бы грустила. Часто грущу. Сейчас же я просто пуста, вычищена.

Открываю на последней записке.

«Прости».

Не смотрю долго на это слово, будто оно — заголовок пустой книги несбывшихся обещаний. Эти мысли горькие, мрачные. Но мы, вампиры, иногда не можем иначе, слишком много лет капля за каплей наполняют колодец памяти, который никогда не иссякнет.

Не отрываю взгляд от огня, медленно отрываю страницу. Волокна рвутся, как кожа, сходящая с плоти. Я знаю эти звуки. Галл позаботился, чтобы я их не забыла, даже если моя вампирская память когда-нибудь исчезнет.

«Прости».

Бросаю последний взгляд на слово, сжимаю страницу в кулаке и кидаю в огонь. Бумага вспыхивает оранжевым, края обугливаются, слова исчезают навсегда.

Вырываю следующую страницу. «Я не такая, как все вампиры». Сжимаю, бросаю в пламя.

Может, я больше и не вампир, — думаю, наблюдая, как горит бумага.

Может, нужно листать назад, до самого начала. Разобрать боль по кусочкам. Сжечь все сразу — это слишком. Но страница за страницей... это я вынесу. И справлюсь.

«Я не знаю. Насколько все плохо?»

Это было после встречи с ангелом в Саккаре, перед тем как Ашен впервые предложил мне свою кровь.

Колеблюсь. Вкус воспоминания наполняет рот. Кажется, до сих пор чувствую его присутствие в жилах. Пальцы на краю страницы готовы дернуть, но не могут.

По спине пробегает ледяная волна.

И тут я слышу.

Тишину.

Лягушки замолчали. Нет стрекота насекомых. Даже звезды меркнут перед инстинктом, который заполняет мир и проникает в поры. Время останавливается.

Слышу всплеск в пруду. Волны нарушают поверхность воды, плещутся о берег.

Встаю, прижимаю дневник к груди. Плед падает к босым ногам. Отступаю медленно, шаг за шагом. Не хочу запутаться в его складках.

Ноздри раздуваются, ловя каждый запах: роса на траве, кондиционер для белья на одежде, дым костра.

Но ничего, кроме огня и треска дров.

Но я знаю, что не одна. Знаю.

Крадусь к сараю, нажимаю на железную защелку. Тихий щелчок — единственный звук, кроме огня.

Закрываю глаза. Дышу ровно. Когда дверь скрипит на петлях, приподнимаю ручку, чтобы ослабить давление. Как только появляется просвет, проскальзываю внутрь и прикрываю дверь, оставив щель для наблюдения.

Вынимаю кинжал, прижимаюсь лицом к щели, вглядываюсь в темноту. И жду.

Слышу раньше, чем вижу. Шуршание чешуи по земле.

Блестящая змея выползает из пруда, скользя по траве. Язык ловит отблески огня. Она огромна, больше анаконды. И точно не из этого мира.

Наблюдаю, как змея приближается к костру. Замедляется у моего пледа. Черт, надо было бросить его в огонь.

Язык змеи двигается быстрее. Она поднимает голову, пробует запах. Шипит от удовольствия.

Голова опускается, скрытая пламенем костра. Но мне не нужно видеть, чтобы знать — она пойдет по моему следу прямо сюда.

Закрываю дверь очень тихо. Боль в пальцах меркнет перед страхом и желанием выжить.

Оглядываюсь. Ночное зрение уже не то, что до встречи с Семеном, но лучше, чем у людей. Вижу полки с инструментами, горшки, старый трактор посередине, башню из покрышек справа.

Бегу к покрышкам, кладу блокнот на пол, не выпуская кинжал, беру покрышку. Я ковыляю обратно к двери и прислоняю ее к деревянным доскам, чтобы создать подобие баррикады. Присматриваюсь к щели и вижу, что змея ползет ко мне.

Хватаю следующую покрышку, ставлю на первую. Дышу часто, сердце колотится, готовое вырваться из груди.

Задерживаю дыхание, смотрю на костер.

Змеи нет.

«Черт», — беззвучно шепчу.

Отступаю от двери. Глаза мечутся по сараю, как птица в клетке, не понимающая как выбраться.

На мгновение ничего не происходит.

Тьма.

Только стук сердца.

И затем — резкий хруст.

Тишину разрывает треск дерева. Змея врывается в сарай, разбрасывая инструменты. Останавливается, чтобы встретиться со мной взглядом, оскаливает клыки. Брызги яда летят в мою сторону.

Увидев меня, змея яростно рвется вперед. Ее черное тело извивается в проеме, голова опускается на пол. Глаза не отрываются от меня. Я отступаю, легкие горят. Смотрю на свой кинжал — он меньше одного ее клыка.

Смеюсь. Даже когда расставляю ноги, готовясь к бою. Даже когда пот заливает глаза. Даже когда клыки выдвигаются, а зрачки светятся красным. Смеюсь и смеюсь.

Мне не убежать, не перепрыгнуть это чудовище. Не спрятаться. Остается один вариант.

Смириться и высосать из него силы, драться как вампир.

...Поняли?..

...Высосать из него силы?..

Ладно, знаю. Но если бы вас месяц пытали, тоже бы свихнулись.

Смех затихает, когда змея наконец проскальзывает внутрь.

Мы замеряем на мгновение, которое длится вечность. И затем она атакует.

Змея бросается вперед. Я уворачиваюсь вправо, ее пасть щелкает в воздухе. Промах. Снова бросается, я качусь влево. Чувствую, как зверь злится, когда у него снова ничего не получается.

Вскакиваю, замечаю топорик среди разбросанных инструментов. Бегу к нему. Змея отбрасывает назад свое массивное тело, извиваясь и сворачиваясь, а ее голова следит за мной. Она шипит, и я чувствую поток воздуха из ее легких, когда она наносит удар. Я не оборачиваюсь, но чувствую, что она промахнулась. Гладкий край зуба скользит по моей босой пятке.

Падаю, скольжу по полу, хватаю топорик и с размаху вонзаю в тело змеи.

Она бешено бьется, шипит, брызгает ядом. Запах крови наполняет воздух.

Хвост в неистовой ярости хлещет меня по лицу и ломает полку. Я хватаюсь за оружие и прижимаюсь к стене в поисках укрытия. Вокруг меня разлетаются щепки и сломанные инструменты. Проскальзывая под пролом, я прижимаюсь к стене, направляясь к дальнему концу полки в передней части сарая. Я пригибаюсь в укрытии, пока змея мечется по полу.

Смотрю на зверя. Его голова находится рядом с трактором, и он шипит в темноту, впадая в ярость. Я высовываюсь, чтобы посмотреть на дыру над полкой. Возможно, я смогу это сделать.

Сжимая в руках кайкен и топор, я выбираюсь из укрытия. Последний взгляд на змею. Глубокий вдох. Затем я поднимаюсь.

Я едва успеваю забраться на полку, как комнату наполняет злобное шипение. Не оборачиваюсь, но понимаю, что змея меня заметила.

Змея хлещет меня хвостом и сбивает с полки. Я лечу по воздуху и приземляюсь в грязь в центре комнаты. Топор падает рядом с моей рукой, но мне удается удержать кинжал. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь уползти, но змея хватает меня за ногу своим телом.

Мои пальцы касаются деревянной рукояти топора. Массивная голова змеи скользит в мою сторону. Может, у чудовища и нет выражения лица, но я чувствую ярость. Жажду мести.

Она замахивается головой, чтобы убить меня.

Я яростным шипением наносит удар как раз в тот момент, когда мне удается ухватиться за рукоять топора. Я бросаю его в раскрытую пасть змеи. Тупой конец ударяет по одному из клыков и ломает его, как ветку. Топор не попадает в цель, как я надеялась, но сбивает змею с курса. Это на мгновение отвлекает ее.

Я приподнимаюсь, когда змея бросается на меня, ее траектория слегка нарушена. Корпус уходит в сторону. Голова змеи так близко, что можно пересчитать каждую чешуйку.

Мой кайкен вонзается в глаз змеи, нанося смертельный удар.

Обеими руками вцепляюсь в рукоять, пока голова зверя дрожит. Тело извивается, бьется в хаотичных рывках. На языке - вкус пыли и сладкого яда победы. В ноздрях - сера, кровь и что-то знакомое, заставляющее замереть на мгновение. Что-то похожее на...

Вспышка света ослепляет. Кровь хлещет на меня пульсирующими брызгами. На миг задумываюсь - не моя ли?

Тяжелая змеиная голова насажена на клинок, но тело, отсеченное чистым дымящимся ударом, продолжает извиваться в темноте, словно все еще охваченное яростью. Запах опаленной плоти заполняет ноздри.

Отрываю взгляд от змеиной головы, пронзенной моим клинком. Взгляд сталкивается с глазами демона, чьи зрачки пожирает черное пламя.

Ашен опускает меч, адское пламя которого сжигает тени между нами.

Самый смертоносный хищник вошел в комнату.

ГЛАВА 7

Пламя течет по клинку, отбрасывая блики на извивающееся змеиное тело. Свет снизу освещает Жнеца, погружая сарай в тень.

Я не могу пошевелиться. Красота Ашена одинаково ослепительна и ужасна. Его кожа сияет в отблесках меча. Короткие темные пряди спадают на лоб. У ног клубится дым. Глаза горят самым темным пламенем, впиваясь в меня, словно скручивающиеся ножи. Он сжимает челюсти, метается между моих глаз.

Сердце бьется так, будто хочет вырваться из груди. Молнии пронзают мозг, ударяя в череп.

Тот Самый Жнец-Мудак-Ублюдок. Если бы не он, мне бы не пришлось терпеть эту постоянную боль. Не пришлось бы выносить месяц пыток. Я бы не менялась — возможно, не умирала бы. У меня бы, сука, были ногти.

Для полного унижения — я вся в крови и внутренностях, а Жнец, как всегда, безупречен. Рукава его черной рубашки закатаны до локтей. Из-под расстегнутого ворота выглядывают края татуировок. Ни капли крови на идеальных черных брюках и начищенных ботинкам.

— Вампирша...

Я оскаливаю клыки в беззвучном шипении.

— Лу... — он делает осторожный шаг ко мне.

Я отползаю назад, пальцами все еще сжимая рукоять кинжала, на котором торчит отрубленная голова змеи. Резким движением швыряю ее в Ашена. Он уворачивается от летящего куска мяса, а я разочарованно хмурюсь. Заношу руку с кинжалом, угрожая бросить.

— Крыло Ангела, — его голос звучит напряженно. Я замираю, не выпуская клинок. — Ты уверена, что на лезвии нет яда?

Бросаю взгляд на кинжал. Хм. Возможно, он прав... хотя вряд ли он так рискнул. Скорее всего, очистил его, прежде чем вернуть мне. Но на всякий случай — не готова расстаться с ценным оружием. Он быстр, я могу промахнуться. И я нахрен не вернусь в Царство Теней.

Алый отблеск ярости в моих зрачках отражается в стали моего клинка. Перевожу взгляд на Ашена, сужаю глаза. Свет в них вспыхивает ярче, предупреждая. И пусть этот чертов умник попробует не понять мою сверхвыразительную физиономию, над которой мне надо поработать. Я берегу яд на кинжале не для его блага, а для своего.

«Как ты меня нашел?» — спрашиваю жестом.

— Я всегда найду тебя, вампирша.

В это обещание я почему-то верю. Ашен слегка наклоняется, будто готов шагнуть вперед. Я направляю острие кайкена в его сторону.

«Держись нахуй подальше», — произношу я, медленно, чтобы не осталось сомнений. «Ninmen Elsal», — выдыхаю, надеясь, что этот шепот, этот воздух из легких, станет призывом. Расплатой.

Ашен наклоняет голову. Он понимает древние слова, но не их смысл. Я оскаливаюсь, а он хмурит брови.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.

Я моргаю, раздраженная, и указываю кончиком клинка на дергающееся тело змеи позади него.

«Убивала твоего питомца, тупица».

— Я велел тебе оставаться внутри.

«О чем ты вообще?» — беззвучно бросаю я, подкрепляя слова резкими жестами, которые могу сделать, не выпуская кайкен. Пусть он не понимает языка жестов, но суть уловит.

— Моя записка.

Как будто это что-то объясняет. Ярость взмывает до новых высот, когда Ашен окидывает меня взглядом: тонкая белая майка, прилипшая к телу от пота и змеиной крови, темно-синие шорты, оставляющие мало для воображения. Ноги в грязи, брызгах крови, синяках и порезах. Ашен снова встречает мой жесткий взгляд, и я вижу, как тонкая нить злости разжигает пламя в его глазах.

Я поднимаюсь с пола, пронзаю Жнеца своим самым свирепым взглядом. Мои руки дрожат от гнева.

«Ну что, Ашен?» — шепчу, наигранно улыбаясь, и мое дыхание клубится в холодном воздухе. «Разве не шедевр?»

По его лицу пробегает тень.

«Не нравится, что ты сделал со мной? Тогда пошел ты, Жнец».

— Твой дневник… — говорит он, замолкает и опускает взгляд, скользя по моему телу, потом на пол, осматривая пространство вокруг нас, замечая блокнот в пыли у колес. Ашен бросает на меня мрачный взгляд и подходит, чтобы поднять с пола дневник. — Где записка?

«Там, где ей место», — указываю кинжалом на дверь. «В огне».

— И что… все? Ты поверила моей сестре? Эмбер, которая угрожала тебе? Забрала Аглаопу? Привела Молпе в цепях и тащила ее душу по коридорам Дома Урбигу? Украла тебя из Мира Живых и спалила дом Эдии?

Я вижу тот самый момент, когда все цвета в глазах Ашена рушатся в бездну отчаянной тьмы. Пламя в его зрачках гаснет на мгновение, прежде чем он моргает. Так быстро, что я почти сомневаюсь, было ли это. Но как только его глаза снова открываются, огонь возвращается — неприступный жар, хранящий его тайны.

— Ты никогда не доверяла мне, да? В этом ты хотя бы была честна, — говорит Ашен, швыряя блокнот к моим ногам. Его челюсть напрягается. — А я тоже. Это была правда, Лу. Каждое слово.

Слышу, как его хватка сжимает рукоять меча. Мой взгляд скользит к этому движению, и я замечаю что-то новое: татуировки на его пальцах, черные буквы, обведенные мерцающим золотом. Вертикальные линии, шевроны, треугольники древнего языка, который мало кто из нас еще помнит. Шумерский язык. Это даты. Конкретно — два дня назад. Снова смотрю ему в глаза, хмурюсь, пока перебираю все возможные значения.

Мы стоим в тишине, которая длится будто пять тысяч лет, не отрывая взглядов друг от друга. Из-за змеи и этой напряженной встречи со Жнецом, стресс начинает разрушать мой хрупкий контроль над телом. Сердце бьется слишком громко в ушах. Пот стекает по позвоночнику. Хочу, чтобы он ушел, пока еще могу держаться.

«Ты попросил прощения. Как мило. Для меня это ничего не значит. А теперь исчезни нахрен», — шепчу, снова указывая на дверь.

Кожа горит, будто пленка огня над ледяной водой, невыносимое, невозможное противоречие ощущений. Сдерживаю желание прижать свободную руку к вискам, пока глаза покалывает. Не хочу казаться слабой. Но ладони уже немеют. Не чувствую пальцев ног. Левый глаз дергается. И Ашен все замечает.

— Что бы ты ни думала обо мне, тебе нужна моя помощь, — говорит он, голос все такой же тихий. Делает маленький шаг вперед, и я отступаю, неуверенно. — Я могу забрать тебя сейчас.

«Ты никуда меня не заберешь», — шепчу сквозь учащенное дыхание. Зрение плывет. Не свожу с Ашена глаз, будто он акула в бушующем море. Даже с отравленным клинком я не смогу его остановить.

Слезы от бессилия жгут глаза.

«Ninmen Elsal», — выдыхаю, сдерживая рыдания.

— Вампирша…

Ноги подкашиваются, падаю на одно колено, изо всех сил борюсь с онемением, ползущим вверх по икрам. Ашен делает еще шаг, и я запрокидываю голову. Прижимаю нож к своему горлу. Удивление вспыхивает в его глазах, когда взгляд падает на клинок.

«Я не вернусь», — беззвучно говорю, трясу головой. Хотела бы крикнуть это. Если это мои последние слова, они разорвут ночь. Расколют тьму пополам и выплеснут в мир последнюю вспышку яростного света.

Больше не пытаюсь скрыть отчаяние на лице. Слезы текут по щекам. Ашен переносит вес, готовясь к следующему шагу, но я вонзаю лезвие глубже. Чувствую запах крови. Не отвожу глаз от Жнеца, сильнее вдавливаю острие в плоть.

По его лицу вижу: Ашен очистил лезвие.

Здесь нет «Крыла Ангела». Какой же он мастер обмана. Но я больше не поверю в ложь.

«Ублюдок. Я знала. Здесь нет яда».

— Лу, опусти его.

«Возвращайся к Давине. Я никуда не пойду с тобой».

Искры вспыхивают в пламени его глаз.

— Боже, Лу. Я пытаюсь…

Треск.

Точечный свет разрывает время и материю. Молнии расползаются от центра, медленно, пожирая тьму сарая, оставляя за собой черноту — холодную, как сердце вселенной. Вдали мерцают звезды, кружатся галактики. Гравитация сжимает нас.

И из самой глубины тьмы выходит Эдия.

Ее глаза — омуты комет и звезд. Кожа, темная как полночь, светится, гудит от гнева.

— Ты дал мне обещание. Я сказала: верни ее невредимой, или я приду за тобой, — цедит Эдия, и ее голос сотрясает доски и сломанные инструменты вокруг. — Уходи, или я исполню свой долг, Жнец.

Смотрю на Ашена. Он неподвижен, как глыба гранита. Но где-то в глубине ярости, пылающей в его глазах, мне кажется, я вижу завихрение скорби.

— Я пытаюсь помочь ей, — говорит он, голос низкий, размеренный. Меч в руке, но пламя на лезвии и в глазах — не ярче свечи в холодной комнате.

— Ты и так достаточно помог.

Демон и ведьма замирают, словно каменные статуи. Я изо всех сил цепляюсь за сознание, переводя взгляд между ними. Уже знаю: Ашен не отступит. Но когда его взгляд впивается в мой и не отпускает, понимаю — он не нападет на нее. Даже если мог бы. Несмотря на силу Эдии, он все еще может убить ее. Но она может забрать его жизнь на время.

— Считаю до пяти, — говорит Эдия.

Ашен не отводит глаз от моих. Вижу, как пламя в его зрачках разгорается, но он не движется. Звезды за Эдией растягиваются, будто мы — гравитация, искривляющая их свет. Они становятся лезвиями созвездий в ночи. Их острия направлены на Ашена.

— Раз…

— Лу, я…

«Два» не звучит.

Есть только лучи света и кровь.

Ашен падает на колени, пронзенный двумя дюжинами осколков звезд.

Кинжал выпадает из моей руки. Слезы жгут щеки, когда его взгляд отрывается от моего. Он смотрит на кровь, текущую из тела. Поворачивается ко мне в последний раз.

И падает без движения.

«Ты сказала до пяти», — жестами показываю я Эдии, когда она подходит.

Она поднимает мой клинок и дневник, пока мы наблюдаем, как тело Ашена превращается в пепел.

— Он лгал, — говорит она, беря меня за руку и поднимая на ноги, хватая за плечо и направляя к черному полотну ночного неба, раскинувшемуся перед нами. — Я тоже.

ГЛАВА 8

Эдия опускает меня на диван в гостиной, кричит Эриксу и Коулу, а затем исчезает в вихре магии — черной пустоты и сверкающих звезд. Сверху доносятся торопливые шаги, зажигаются светильники, освещая лестницу. Коул появляется первым, щурясь от резкого света.

— Какого черта, Лу. Ты в порядке?

Я киваю и смотрю на Эрикса, который замирает в дверях, уставившись на меня. Черный портал клубится, и из тьмы выходит Эдия.

Громкий треск разрывает тишину — она бросает голову змеи на журнальный столик, разбивая стеклянную вставку.

— Что, во имя богини, это?

Еще один грохот раздается в углу комнаты. Будто кто-то уронил поднос с ножами. Мы поворачиваемся к Эриксу: он лежит без сознания на полу, крылья раскинуты по деревянным доскам.

— Он... он упал в обморок? — голос Эдии звучит одновременно раздраженно и недоверчиво.

Коул морщится, стискивая зубы, снимает плед с дивана и подходит, чтобы положить его на Эрикса, чей халат распахнут, открывая неприглядный вид на его яйца. Не то чтобы у яиц было много привлекательных сторон, если подумать... И если хотите знать мое мнение, то это не самые эстетичные части тела. Думаю, ангельские яйца — это лучшее, на что мы можем надеяться, и теперь я могу авторитетно заявить, что они ничем не лучше обычных яиц. Я ухмыляюсь при мысли о том, чтобы предложить высшим силам, правящим в Царстве Света, сделать яйца ангелов блестящими. И назвать это Сверкающими Шарами.

— Да... — говорит Коул. Его подозрительный взгляд в мою сторону отвлекает меня от этой мысли, прежде чем я успеваю слишком увлечься. Он поправляет голову Эрикса, чтобы тот не храпел. — У него фобия на кровь. Все в порядке.

— Я что-нибудь с этим сделаю, когда он очнется, — бормочет Эдия, хмурясь. Она указывает на столик. — Но сначала — это. Откуда оно здесь? Оно явно не из нашего мира.

Коул смотрит на отрубленную голову с одним глазом и раздвоенным языком, лежащую среди осколков.

— Его зовут Нингиш. Звали. Служебное создание Совета Царства Теней.

— Служебное? В каком смысле?

— Доставлял души, вершал правосудие... Развлекался убийствами. Но я никогда не слышал, чтобы он покидал Царство Теней. И у него есть близнец — белая змея по имени Зида.

Эрикс шевелится, и Эдия бросает Коулу тревожный взгляд, потом смотрит на меня.

— Близнец наверняка не обрадуется, что мы убили его брата.

— Скорее всего.

Эдия тяжело вздыхает и поворачивается ко мне, проводя пальцем по тонкой полоске крови на моей шее. Ее лицо спокойно, но во взгляде — настороженность.

— Расскажи, что произошло.

Я выдыхаю. Эдия переводит мои жесты для Коула, и я не упускаю деталей: как Нингиш выследил меня, как ворвался сквозь стену, каждый промах, каждую каплю яда. Между бровей Эдии залегает тревожная складка, когда мои жесты становятся медленнее, пока слова окончательно не застревают у меня в горле. Останавливаюсь на том мгновении, когда мой клинок пронзил глаз чудовища. Но Эдия не торопит меня. Она просто ждет, ее взгляд скользит к моей руке, которая непроизвольно тянется к кайкену, пальцы то сжимают, то разжимают рукоять. Когда я перевожу взгляд на Коула, а затем снова на нее, в ее глазах читается странная смесь - гордость и облегчение, будто она наконец-то может выдохнуть.

«Змея убила я. Ашен отрубил ей голову», — показываю я, наконец отпуская кинжал.

— Ты убила Нингиша в Мире Живых, но Ашен помешал ему возродиться, — говорит Коул.

Я задумываюсь. Он прав: голова здесь, пепла не было. Значит, Ашен добил его чем-то большим, чем просто адское пламя своего клинка. Либо так, либо на моем кинжале все еще оставалось достаточно «Крыла Ангела», чтобы совершить еще одно, последнее убийство.

«У Ашена были новые тату на костяшках. Дата — два дня назад. Что это значит?»

Коул хмурится, его взгляд скользит к моей шее, на которой я сама себе оставила рану.

— Совет создал армию. Ашена назначили Мастером Войны. Это знак его статуса.

По коже пробегает холод, но я фыркаю.

«Мастер Войны?»

Коул коротко кивает. По его серьезному выражению ясно — он не считает этот помпезный титул таким уж смешным.

— Это дает ему не только больше политической власти в Царстве Теней, но и физической силы. Он стал быстрее. Сильнее. А Эмбер... ее назначили в сам Совет.

«Бляяяять», — беззвучно растягиваю я. Никому от этого не станет лучше. «А кровь в термосе? Как ты ее достал?»

— Он отдал ее Имани. Сказал добавить специи и подогреть перед тем, как дать тебе.

— Имани? — переспрашивает Эдия, переводя взгляд между нами.

— Она владеет «Bit Akalum», клубом, где собираются все Жнецы, независимо от Дома. Не входит в Совет, но обладает влиянием... и интересами за пределами Царства Теней. Она помогала нам организовывать убежища вроде этого.

— А кинжал и блокнот?

— Тоже от Ашена.

— Если он передал все это... знал ли он о нашем плане побега?

Коул выдыхает тонкую струйку воздуха через сжатые губы.

— Если и знал, то ничего не сказал. Я почти не видел его после вашего пленения.

Эдия сохраняет невозмутимость, но в ее глазах на мгновение вспыхивает искра.

— Скорее всего, он догадывался. Но зачем так рисковать? Галл бы заметил, если бы Лу почувствовала себя лучше.

Ее слова пробуждают во мне темную мысль. Семен накормил меня перед взрывом в «The Maqlu». Он знал, что кровь понадобится, чтобы выжить. Может, Ашен действовал так же. Может, хотел, чтобы я стала оружием для Мастера Войны.

Эдия пристально смотрит на меня. Я откидываюсь на диван, пожимая плечами. Теперь, когда я высказала эту мысль, не хочу углубляться в то, что могло побудить Ашена отдать свою кровь или забрать мои вещи.

Может, он хотел помочь. Может, преследовал свои цели. Уже неважно. Факт остается фактом: он стоял на том помосте и не сказал ни слова в нашу защиту. Не опроверг обвинения Эмбер в том, что заманил меня сюда, ни в том, что выпустил этих проклятых гиен, ни в том, что привел меня к Семену. Из всего, что он сказал тогда, я запомнила лишь одно.

Давина.

Ашен наблюдал за происходящим... и прибрал власть к рукам.

Ублюдок. Как бы я хотела переиграть нашу встречу в сарае. Швырнула бы кайкен прямо ему в яйца.

— Он еще что-то сказал или сделал? — Коул сужает глаза, изучая мое лицо.

Только сейчас я замечаю красное свечение в своих зрачках. Кулак судорожно сжимает рукоять клинка, дрожа от ярости. Коул произносит мое имя, и я с усилием смягчаю выражение лица.

Кивнув ему, я обращаюсь к Эдии:

«Он спросил, что я там делаю. Сказал, что велел мне оставаться внутри — это не имело смысла. Потом упомянул записку».

— Записку? В дневнике? — ее взгляд переключается между мной и лежащим рядом блокнотом.

«Да. Там было лишь "Прости". К нему была приклеена подвеска, которую ты мне дала».

— Ты уверена, что больше ничего?

«Не увидела».

— Может, он написал невидимыми чернилами. Где теперь записка?

Я скривлюсь в подобии улыбки, поднимая брови.

Эдия смотрит на меня с плоским раздражением. Слишком хорошо знает меня.

— Ты уничтожила ее, да?

Киваю.

— Дай угадаю. Смыла в унитаз? Наверное, заодно и насрала на нее, да?

Фыркаю. Черт. Жаль, не додумалась.

Мотаю головой.

— Сожгла?

Ухмыляюсь. Еще раз киваю.

Эдия вздыхает, устало глядя на Коула.

— Что бы там ни было, теперь ее нет. Нам нужно уходить как можно быстрее. Мы не знаем, как близко его портал или где прячется Зида. Даже если он помог нам — не факт, что бескорыстно.

— Согласен, — Коул протягивает руку. — Пойдем, Лу. Тебе стоит принять душ перед входом в Царство Света.

Я слабо улыбаюсь и вкладываю ладонь в его. Он поднимает меня, обнимает за плечи и смотрит на Эрикса. Ангел мирно спит под вязаным пледом.

— Можешь сделать так, чтобы это не повторялось? — кивает Коул в его сторону.

— Не волнуйся, — Эдия подмигивает. — Когда я закончу, он сможет стоять в комнате, заваленной отрубленными головами и даже красивыми глазками не моргнет.

— Слава богу, — бормочет Коул. Останавливается возле Эрикса, отпускает меня, чтобы нежно поцеловать ангела в щеку. Затем снова берет меня за плечо и ведет наверх.

В коридоре он оставляет меня у ванной, проверяет комнаты и возвращается с одеждой — простой белой рубашкой и джинсами. Передает их, но задерживается в дверях.

— Не знаю, утешит ли тебя это... Но я из царства любви. Я вижу, когда чувства настоящие. Ашен действительно заботился о тебе. Может, все еще заботится.

Мы замираем. Не только его слова, но и боль в его глазах — так контрастирующая с юными чертами — тяжелым комом оседает в груди. Мир будто смещается вокруг меня, но я не готова отпустить ни капли своей ярости. Я чувствую, будто он выбил меня из равновесия, и когда я пытаюсь восстановить опору, все вокруг выглядит уже не так, как прежде.

Но даже если весь мир перевернулся с ног на голову, я не готова расстаться ни с каплей этой жгучей измены и ярости, что пылают у меня в груди. Мой взгляд скользит вниз по собственному израненному телу, а затем впивается в Коула — алый, обжигающий, полный немого обвинения. Свободной рукой я провожу вдоль искалеченного торса. Указываю на горло, имитирую речь и резко трясу головой. Поднимаю дрожащие израненные пальцы. И с каждым этим безмолвным жестом в глазах поднимается прилив горьких слез.

Его сочувствующий взгляд почти добивает мое разбитое сердце. Он кладет руку на мою и слегка сжимает.

— Знаю, Лу. Он подвел тебя. Но я верю, что человек может совершать ужасное, не будучи ужасным. Я должен в это верить.

Коул наклоняется, целует меня в щеку, затем прячет руки в карманы и уходит по коридору.

Когда я закрываю дверь ванной, кажется, будто мир вращается вокруг, а я остаюсь на месте — неподвижная точка в водовороте событий.

ГЛАВА 9

Путешествовать с ангелом… унизительно.

Иначе и не скажешь.

Во-первых, это не совпадает с моими феминистскими чувствами. Слушайте, я не против, чтобы меня иногда спасали. Мне нравятся рыцарские поступки. Пример 1: когда Ашен отрубил Джесси кисти рук. Это было чертовски горячо, если честно. Я бы залезла на него прямо в той луже крови, если бы не голод и неподходящий момент. Но висеть на Эриксе, как детеныш коалы, пока он несет нас по небу, — так себе.

Во-вторых, я - вампир. Так что вы, наверное, уже подумали…

...Ну же, скажите это. Я подожду.

Держись покрепче, обезьянка².

Ух. Вот и оно. Еще лет пятьдесят мне это будет мерещиться.

В-третьих, я не люблю высоту. Мне вполне комфортно управлять вертолетом, но это — чертова машина. А не я, пассажир, у которого теперь случаются припадки, и который прилип к потенциально сумасшедшему ангелу, регулярно теряющему сознание. Все это — не лучшее сочетание.

И наконец, Эрикс пахнет, как сладкая булочка с корицей. Наверное, звучит заманчиво, но, поверьте, когда твое лицо два часа подряд вжато в запах приторной корицы и кремовой глазури — очарование улетучивается. В результате мне стало нехорошо... чуть укачало... я сейчас...

Ага, вот оно. Я только что блеванула прямо вниз на лес. Кажется, я попала и в ни в чем не повинного кролика. Бедняжка. Прямо на его пушистую задницу.

— Твоя подруга Эдия - просто благословение, правда ведь? Если бы не ее заклинание, мы бы уже врезались в деревья. Единственное, что хуже крови, - это блевотина, — говорит Эрикс с веселым смехом. Меня это совершенно не успокаивает. Я стискиваю его крепче в своем коала-захвате, и он снова смеется. — Не бойся, я тебя не уроню. К тому же, мы почти на месте.

Всего несколько минут, и Эрикс замедляется, опуская нас на поляну у берега реки, в том месте, где она скапливается у Голубого Водопада. Солнце только начинает окрашивать облака розовыми и желтыми оттенками, предвещая рассвет.

Отхожу от Эрикса и оглядываюсь, вдыхая запах прохладной воды, падающей на камни и с шумом разбивающейся о гладь внизу. Здесь нет ветра, только пение птиц в тени и покой времени, еще не перешедшего из тьмы в свет. Лучшее время дня.

Я смотрю на Эрикса, который уже улыбается. Может, это от полета, или оттого, что я блеванула в последний раз за сегодня, но я чувствую, как мне становится легче, когда отвечаю ему такой же улыбкой.

— Пойдем, — говорит Эрикс, протягивая руку. Я беру ее, и он тянет нас к воде. — Солнце вот-вот покажется из-за горизонта. Сейчас лучшее время для путешествия.

Мы идем сквозь высокую траву, роса мочит одежду. Когда наши ступни касаются грубого песка на берегу, сердце начинает биться быстрее, в голове стучит сильнее. Я впервые осознаю, что никогда не беспокоилась о том, достойна ли я Царства Теней, хотя знала, что мне там не место. Мне не место и в Царстве Света, но, может, я немного боюсь быть там нежеланной. Мой свободный пропуск в обитель ангелов не ощущается как нечто заслуженное, хотя, наверное, технически это так.

Эрикс сжимает мою ладонь. Только тогда я понимаю, что вцепилась в его руку мертвой хваткой.

— Не бойся, Лу. Тебе понравится. Обещаю.

Я сосредотачиваюсь на водопаде впереди и глубоко вдыхаю, очищая мысли, прежде чем ступить в воду. Мы входим в водоем, направляясь к каскаду, и прохладная река поднимается по моему телу до самой груди. Ее успокаивающее прикосновение — облегчение для горячей кожи, и даже не осознавая, ныряю под рябь волн.

Когда всплываю, то вижу, как Эрикс плывет под водой, его острые крылья рассекают течение. Он появляется рядом со мной и улыбается, его кожа светится. Прежде чем он успевает стереть капли с глаз, я бью по поверхности, брызгая его в лицо. Его смех звенит вокруг.

— Сирена или ангел, делайте ставки! — кричит Эрикс и окунает меня с головой. Я ныряю глубже и тыкаю его пальцем в подмышку. Когда всплываю, он все еще смеется. Я скалюсь и бросаюсь на него, топя в ответ. И как только мне кажется, что я одержала верх, он швыряет меня в воздух, и я с размаху падаю обратно в воду, чуть не захлебнувшись от беззвучного смеха.

Мы плещемся, швыряем друг в друга фонтаны воды, хватаем друг друга за руки и ноги, пока щеки не начинают болеть от улыбок. Когда наконец замечаем, как рассвет бросает длинные тени сквозь деревья, мы наперегонки бросаемся к водопаду, хохоча и цепляясь за скалу, стараясь взобраться на выступ.

— Если тебе это понравилось, подожди, пока не увидишь, что нас ждет по ту сторону, — говорит Эрикс, встает и поднимает меня на ноги. Он смотрит на меня сверху вниз, и я улыбаюсь, осознавая, что это первый по-настоящему веселый момент за долгое время. И хоть он отвечает мне улыбкой, в его глазах я замечаю проблеск печали. Думаю, он понимает, насколько редкой для меня стала радость в Царстве Теней. Возможно, даже раньше.

Эрикс заходит под поток водопада и тянет меня за собой, прижимая к своей груди. Вокруг — запах корицы и сирени.

— Держись крепче, Лу. Сейчас начнется.

Крылья Эрикса складываются вокруг нас — сверкающие и смертоносные, острые и переливающиеся. Вода стекает по остриям его перьев. Я прикрываю глаза рукой и смотрю вверх, на струю воды, сияющую, как жидкое золото, словно теплота рассвета растворилась в потоке и наполнила его светом. У меня перехватывает дыхание, когда водопад начинает замедляться, и каждая капля застывает в воздухе. Я тянусь рукой и касаюсь золотой капельки, смеясь, когда она отлетает от моего пальца и сталкивается с другой каплей.

Давление в голове начинает нарастать. Просто ныряешь в глубину, однажды сказал Ашен. Но прежде чем грусть воспоминаний успевает зарыться в грудь, нас окружает взрыв цвета и сверкающих звезд — будто мы стали бомбой, взорвавшей само время.

Когда осколки рассвета опускаются к нашим ногам, мы уже стоим в другом мире.

Царство Света.

Я отступаю от Эрикса и кладу руку себе на грудь.

Да. Ну. Нахрен.

Пространство вокруг живет криками радости и взрывами смеха. Что-то гремит и грохочет — я поднимаю глаза и вижу, как вагонетку аттракциона уносит по синим рельсам. Вдалеке слева крутится Небесный Крикун, справа — колесо обозрения смотрит на ярко-голубую бухту. Я вижу силуэты, скользящие по волнам, накатывающим на берег. Горки и водные аттракционы извиваются вокруг нас, ларьки с сахарной ватой, попкорном и мороженым. Маленький поезд едет по рельсам прямо перед нами, гудя в приветствии, а дети на его вагончиках хихикают и машут. Звучит музыка, кто-то танцует, здесь пахнет чурросом и карамелью, повсюду игровые автоматы, и тут даже собаки — просто собаки, а не те мерзкие трехногие твари, шипящие тебе в лицо. Это счастливые собаки, они виляют хвостами, играют с детьми, подбирают упавший попкорн с земли.

Раздается хлопок, и я смотрю вверх — в небе расцветают фейерверки.

Это словно передоз мороженым и сладкой ватой. Все здесь — приторно-сладкое, нелепое и… МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ ЧЕРТ ПОДЕРИ.

Я оборачиваюсь к Эриксу с ошеломленной, сияющей улыбкой.

«Это все по-настоящему?» — шепчу.

— Ну, не весь мир тут такой, конечно… но, согласись, это круто, да?

Он выглядит немного неуверенно, будто боится, что я сочту это глупостью. Но я так не думаю. То есть, да, это глупо. Но глупо в самом офигенном смысле. Это не просто круто.

«Это чертовски эпично», стараюсь сказать я.

— Ты в состоянии прокатиться пару раз перед тем, как мы откроем портал в Саккару?

Нет. Но все равно прокачусь!.

Я отпускаю его руку и с криком мчусь к первой горке. Конечно же, там нет очереди. Здесь все слишком идеально, чтобы существовали такие вещи, как очереди. Мы все еще мокрые, садимся рядом, и защитные дуги опускаются на плечи, фиксируя нас на месте. Эрикс сидит, подогнув сверкающие крылья. Мое сердце колотится — не от страха или боли, хотя физические раны все еще ноют, — а от восторга. Может, из-за этого меня еще раз вырвет, кто знает? Но сейчас, глядя на Эрикса и видя ту же радость в его лице, мне плевать. Я просто хочу веселиться. И не удивляйтесь так: как я уже говорила, я не та древняя ворчливая вампирша из вашего воображения. Мне, может, пять тысяч лет, я наизусть читаю «Плач о гибели Уре» на шумерском, но… зачем? Когда есть американские горки?

Шестерни скрипят, и вагонетка дергается вперед, неся нас вверх по крутому подъему. Отсюда я вижу землю и море, окружающие нас. В воде раскиданы острова, словно архипелаг, некоторые с белыми строениями, устремленными в небо. Прямо перед нами парк развлечений тянется вдоль каньона, прорезанного рекой, над которой перекинут мост к великому белому городу. Слева аттракционы граничат с высокой стеной, а за ней — зеленые равнины с травами и полевыми цветами, колышущимися под мягким ветром. Я указываю туда, когда мы приближаемся к вершине.

— Это город Анур, прямо перед нами, — говорит Эрикс, показывая на белые башни и дворцы. — Дом Добродетелей управляет этим парком и ближайшим кварталом города. А те равнины слева — под опекой Дома Эсагилы. Там зиккурат³, видишь верхушку с золотым куполом?

Зиккурат выглядит массивным и внушительным, окруженным укрепленной стеной. Золото сверкает на солнце, придавая строению одновременно красоту и строгость. Я хочу услышать больше об этом месте. Хочу узнать все. Но земля уходит из-под ног, и прежде чем я успеваю что-либо подумать, мы летим вниз, мчась по рельсам цвета летнего неба.

Я поднимаю руки и кричу от восторга и страха, хоть звука изо рта все равно не выходит. И обычно это молчание разрывает сердце тугой петлей, но сейчас нет на это времени. Особенно когда Эрикс, сидящий рядом, просто визжит от восторга. Все, что я могу — смеяться, смеяться и еще раз смеяться.

Вот так мы и проводим утро. Вопим. Смеемся. Ну, может, один-два раза меня рвет. Ладно, три. Этот чертов «Рогатый Слингшот» и правда пугает даже в Царстве Света. И да, мне все еще плохо. Слишком жарко. Голова гудит. Но, по правде — оно того стоит. Несмотря на боль, слабость, и то, что мозг ощущается как поджаренная гофра внутри черепа... оно все равно стоит того. Два дня назад я сидела в камере. Думала, никогда больше не испытаю ничего хорошего. А теперь я выжимаю из этого все. К черту последствия.

Именно об этом я думаю, поедая сахарную вату и идя рядом с Эриксом, который макает чуррос в шоколад с выражением полного блаженства на лице. Я редко ем человеческую еду. Чаще всего она мне не на пользу. Но чистый сахар хотя бы легко переваривается. Как я уже сказала: к черту последствия.

— Попробуй, — говорит Эрикс, заметив мой взгляд. Он отрывает кусочек, обильно покрывает его шоколадом и протягивает мне. — Коул приготовил мне чуррос на десерт во время нашего первого свидания. Его были вкуснее.

Я кладу кусочек в рот. Это очень вкусно. И неожиданно хорошо сочетается с сахарной ватой. Я жестикулирую, задавая вопрос и подкрепляю его беззвучными словами:

«Как вы познакомились?»

— А, он меня убил, — просто отвечает Эрикс, совершенно серьезно кивая. Я давлюсь чурросом.

«Что?!»

Эрикс хлопает меня по спине, пока я кашляю, и смеется с легкой грустью:

— Да, он правда меня убил. Я тогда был человеком. Он тоже. Именно так он и привлек к себе внимание Царства Теней.

Я озираюсь, чувствуя, как земля под ногами качается, будто где-то рядом затаилась еще одна тайна. Я делаю вращательное движение рукой, чтобы он продолжал.

— Он заключил сделку. Если он откажется от своих крыльев ради этой миссии, то любая человеческая жизнь, которую он отнимет в Живом Мире, чтобы попасть на радары демонов, получит шанс стать больше, чем просто душой в Царстве Света. У меня был выбор: стать ангелом, — Эрикс пожимает плечами и улыбается, отрывая кусочек жареного теста. — Звучало довольно заманчиво. И на деле — да, круто. Летать с ножевыми крыльями — это, скажем честно, охренительно. Не находишь?

Я улыбаюсь шире. Да, правда, звучит круто. Я киваю, и Эрикс, похоже, немного успокаивается, ему приятно, что я не осуждаю.

Он ведет меня к перилам, откуда открывается вид на каньон и реку, впадающую в море. Мы стоим рядом, глядим, как вода петляет между скал.

— Когда мне рассказали, почему Коул сделал то, что сделал, я вызвался присоединиться к попытке сохранить равновесие. Я сам его нашел. Хотел, чтобы он знал - я простил его, — говорит Эрикс, едва улыбаясь, погруженный в воспоминания, и поворачивает взгляд к городу Анур. — Ушло немало времени, чтобы убедить его, что это правда. Он злился на себя, хоть и сделал то, что должен был. Иногда он до сих пор злится, особенно когда ему приходится забирать бессмертную душу и отправлять ее в Царство Теней.

Эрикс замолкает надолго, и мне кажется, мы оба теряемся в мыслях о Коуле. У меня сжимается грудь при одной мысли о том, каково это — отказаться от самого себя, делать ужасные вещи ради права жить среди врагов день за днем. Стать одним из них — просто ради шанса остановить войну. Я сглатываю и снова смотрю в сторону моря.

«Ты злился?» — спрашиваю я спустя несколько минут, стуча по его груди и изображая жест. Он молчит немного, потом мягко улыбается, глядя на свои ладони.

— Да. Иногда. Но я также видел, каким человеком является Коул. Он хороший. Смелый. Несмотря на то, что он сделал со мной и с другими. Он принимал тяжелые решения, не те, что хотел. Полюбить даже самые темные его стороны было несложно. Именно с них я и начал. С худших.

Я смотрю на свои руки, переворачивая ладони вверх, глядя на засохшие ссадины, шрамы и синяки, все еще покрывающие мою кожу. Я думаю об Ашене, о том, почему он сделал то, что сделал. Это были трудные решения? Или легкие? Он пытался защитить себя? Или интересы своего царства? Я не могу с уверенностью сказать, что им двигало нечто благородное. И после всего, что я пережила, не уверена, что это вообще важно. Потому что ярость и боль внутри меня все еще горят — и горят ярко.

Я сжимаю кулак и снова смотрю на море.

«Это не одно и то же», — шепчу я, не ожидая, что Эрикс заметит, как шевелятся мои губы. Но он замечает. Он кладет руку мне на плечо и притягивает ближе.

— Ашен - демон, Лу. Если ты отдаешь сердце созданию из тьмы, ты должна научиться любить не только звезды, но и саму тьму.

Мы долго молчим. Я снова и снова прокручиваю его слова в голове, пока за спиной вращаются аттракционы, звучит музыка и льется смех. Каким-то образом атмосфера этого места теряет свою яркость, когда мои мысли погружаются в пучину темноты.

ГЛАВА 10

Эрикс ведет меня к возвышению неподалеку от места, где мы появились — к порталу обратно в Мир Живых. Нас окутывает водопад света и выбрасывает в полную темноту, в которой запах известковой пыли перемешивается с ароматом коричной кожи ангела. Я открываю глаза в тьме такой плотной, что она кажется осязаемой. Она давит на лицо. Прежде чем я успеваю вдохнуть, слабое сияние начинает выталкивать тени прочь. Эрикс светится — будто кожа лишь полупрозрачная оболочка, сквозь которую сияет внутренний свет. Он освещает древние фрески на стенах вокруг нас. Я беру его под руку и, не скрывая восхищения, веду пальцем по видимой жилке — тьма над светом, и под моим прикосновением свет становится ярче.

— Коул зовет меня своим светлячком, — говорит он.

Я фыркаю.

«Еще бы».

Эрикс закатывает глаза, но все равно улыбается, берет меня за руку и ведет из предкамеры пирамиды Усеркафа.

— Мой светлячок покажет путь.

Мы идем по длинному и узкому коридору к выходу. Утренний свет медленно пробирается в темноту, жара пустыни начинает подползать все ближе. Тело Эрикса постепенно тускнеет, возвращаясь к нормальному состоянию, и мы выходим наружу в тот момент, когда на горизонте встает солнце. Вокруг никого.

— Пойдем, — говорит Эрикс, поворачиваясь ко мне с распростертыми руками, предлагая снова зацепиться за него. — Давай вернем тебе силы.

Я отвечаю ему тревожной улыбкой и прижимаюсь щекой к мускулам его ангельской груди, обвиваю его руками и ногами, когда он поднимает нас в воздух. Мы пролетаем над Серапеумом, и я думаю, сколько времени понадобилось, чтобы моя кровь исчезла в песке. Остались ли пятна среди тех же песчинок, где я стояла на коленях рядом с Ашеном?

Помню, как я думала тогда: «Asallah libakkunu», снова и снова, когда мы мчались в город на мотоциклах.

Я покоряю твое сердце.

Эрикс сажает нас на крышу дома мистера Хассана, и мы спускаемся на два этажа к его двери. Когда он открывает, его лицо расплывается в сочувственной улыбке, но она быстро исчезает. Эдия и Коул появляются за его спиной, и оба испытывают облегчение, когда старый аптекарь впускает нас внутрь. После краткого знакомства с Эриксом мы устраиваемся в гостиной, а Хассан заваривает свежий мятный чай и готовит мне чашку с кровью.

— Azizati, — говорит он, похлопывая меня по руке, когда садится рядом на бархатный зеленый диван. Он протягивает мне кружку, и я наслаждаюсь ее теплым, пряным запахом, идеально прогретым и подслащенным каплей меда манука.

«Спасибо, что принял нас», — показываю я жестами, Эдия переводит. «Извини, что поставила тебя в такую ситуацию».

Старик тепло смеется и легко хлопает меня по руке:

— Глупости. Я рад видеть тебя.

Странно. Для него прошло всего около месяца с нашей последней встречи. Для меня — будто целый век. И я задумываюсь о времени: как иногда годы проходят без особых перемен, а потом все вдруг переворачивается вверх дном.

Я смотрю на аптекаря и пытаюсь улыбнуться.

«Мне плохо. Я не восстанавливаюсь, как должна. Хотела спросить, можешь ли ты мне помочь».

— Да, твои друзья рассказали мне все, что знали. Дай-ка взглянуть на тебя, tifl alshaati almashur.

Я бросаю тревожный взгляд на Эдию, и она уверенно кивает. Ставлю кружку на стол и разворачиваюсь к старику. Его сморщенные пальцы берут мою руку, и он осматривает незаживающие раны, царапины и коросты. Его мутные глаза медленно скользят к моему горлу. Большой палец находит точку, где серебро выжгло мой голос.

Он начинает шептать, едва слышно. Потом громче. Его ладонь ложится мне на шею, и с каждым словом жжение в горле становится невыносимым. Гораздо хуже, чем обычная боль, к которой я пыталась привыкнуть. Жар нарастает. Пот выступает у корней волос, струится по вискам. Дыхание сбивается, я сжимаю челюсть, терпя, пока могу. Наконец не выдерживаю, хватаю его за запястье и отталкиваю руку, качая головой.

— Dhiaab alshaytan, — произносит он, как бы сплевывая на пол. Потом вздыхает, берет мою кружку, снова вручает мне и кивает. Я делаю долгий глоток, и он снова забирает ее, ставит на стол, берет обе мои руки в свои. Смотрю на Эдию, она серьезна, напряжена, но собрана. Я вижу, как ей тяжело.

— Azizati. Серебро мешает твоему телу восстанавливаться. Сколько бы крови ты ни пила — это не поможет. На металле лежит заклятие. Единственный способ избавиться от него — растворить серебро.

Растворить его… да чтоб вас. Это вообще не обнадеживающе звучит. Ни капли.

«Азотная кислота?» — спрашиваю я жестом, глядя на Эдию. Она кивает. В ее взгляде — решимость, но еще и страх.

— Мы будем вводить кровь через зонд, — говорит она. — Чем больше серебра растворим, тем быстрее ты начнешь восстанавливаться, если будет постоянный приток. Установим трахеостому, чтобы ты могла дышать.

— Вопрос. А почему мы не можем дать ей кровь через капельницу? — спрашивает Коул. Эдия медленно поворачивается к нему, прищуриваясь.

— Вопрос. Когда ты голоден, Эрикс кидает сэндвич в блендер и заливает тебе через катетер?

Коул моргает, бледнеет под ее взглядом:

— ...нет…

— Вот именно, — Эдия снова смотрит на меня, закатывает глаза и слегка качает головой. Боже, как же я ее люблю. — Нам нужно влить в тебя как можно больше крови заранее, чтобы все запустить. Потом уже держать процесс через зонд.

— Sahira  сможет использовать заклинание, чтобы ускорить восстановление, — добавляет Хассан, указывая на Эдию. Морщины на его лице углубляются, и он смотрит на меня прямо, не давая увлечься панике. Звучит серьезно. И, судя по его лицу, все действительно чертовски серьезно. — Мы не сможем заглушить боль. Заклятие в твоем горле - охранное. Никакая магия не снимет страдания.

— А усыпить ее нельзя? — спрашивает Эрикс, беспокойно переводя взгляд между аптекарем и ведьмой.

— Нет, — тихо отвечает Эдия. Она опускает плечи. — Мы можем ввести ее в каталепсию, но тогда метаболизм замедлится, станет только хуже. Вампиры невосприимчивы к обычным седативам. Она должна сделать это в сознании.

Вот и последняя капля в колодец страха. У меня дрожит все тело, так сильно, что хочется сбежать. Эдия поднимается и опускается передо мной на колени, кладет руки мне на бедра. Пытается улыбнуться настолько тепло, насколько может. Но я вижу это. В ее глазах.

Она боится, что это может быть прощание.

— Эй, милая, — говорит она тихим голосом.

Я кривлю губы в полуулыбке.

— Слушай внимательно. У тебя есть выбор. Ты можешь продолжать жить как сейчас. Практически человек. Ты всегда будешь больна, как сейчас. Вряд ли станет лучше. Голос не вернется. И рано или поздно ты умрешь.

Я аккуратно высвобождаю руки из ладоней мистера Хассана.

«Да ты прям как долбанный лучик света во тьме», — жестикулирую я.

Эдия усмехается:

— Просто говорю как есть, милая, — она глубоко вдыхает, и ее взгляд говорит, что время шуток прошло. Живот сжимается в тисках тревоги. — Ты проходила через дерьмо и раньше. Но всегда оставалась собой. Настоящей вампиршей. Способной исцеляться. Если мы сделаем это...

Моя губа дрожит, когда я вижу слезы, блестящие в глазах Эдии. Она опускает взгляд, собирается с силами и сжимает мои колени до боли. Когда она поднимает на меня свои стеклянно-черные глаза, мое сердце холодеет.

— Если мы сделаем это, Лу… будет больно. Если сработает - возможно, мы сможем обратить то, что сделал Семен. Есть шанс, что твое состояние стабилизируется, когда вернутся способности к исцелению. Но ты должна знать: такие же шансы, что ты не выдержишь. Если не успеешь исцелиться - умрешь.

Жизнь в качестве больного человека или страдания и высокая вероятность смерти за шанс вернуть себя прежнюю.

«Выбор между говном и диареей», — показываю жестами я.

Эдия слабо улыбается и кивает:

— Да. Типа того. У тебя есть время подумать.

Я вдыхаю воздух, который обжигает горло и усиливает пульсирующую боль в голове. Чувствую, как пот стекает по спине.

Оглядываю комнату: Коул с его мальчишеским лицом, скрывающим столько жертв; Эрикс, вырванный из Мира Живых, но нашедший в себе прощение и любовь; мистер Хассан, похлопывающий мою руку с отцовской нежностью, будто знает, что я не знала подобного в детстве, которого, возможно, и не было. И наконец Эдия — моя лучшая подруга, моя верная спутница. Моя родственная душа. Женщина, которая была со мной в самых темных временах.

Если я рискну, возможно, верну не только то, что потеряла. Может, их жертвы обретут смысл. Если выживу, мы сможем сохранить баланс между Царствами. И за это стоит бороться.

«Нет. Мне не нужно время. Давайте сделаем это».

ГЛАВА 11

Ну, конечно. Наивно было ожидать, что подготовка к этой процедуре займет какое-то время. Не знаю, с чего я вообще так решила, учитывая, что мистер Хассан — аптекарь. У него есть все: трубки медицинского качества, скальпели, антисептики и, конечно, целая куча зелий. Азотная кислота и кровь — в изобилии. Так что… да… времени, чтобы передумать и выпрыгнуть в окно на свободу, у меня почти не остается.

Старик усаживает меня в угол спальни, где готовит подносы с инструментами и одним глазом следит за мной, пока я поглощаю больше крови за один присест, чем за последние годы. В комнату входит Коул, и мистер Хассан уже собирается попросить у него донорство, но не успевает договорить — демон уже закатывает рукав. Я благодарно киваю, прежде чем вцепиться в его запястье. Его кровь дымная и сладковатая, но не такая насыщенная, как у Ашена. Никакого вибрационного отклика в венах, когда его рука отрывается от моих губ.

«Спасибо», — шепчу я, когда он сжимает мое плечо и отходит, прижимая салфетку к укусу.

Коул улыбается мягко и отступает, его внимание переключается на аптекаря.

— Не стоит.

— Попробуй мою! — сияет Эрикс, протягивая руку, заходя в комнату.

— Плохая идея, — говорит Коул.

Я качаю головой, соглашаясь с Коулом.

Эдия фыркает:

— У нас мало веры в чудо. Попробуй.

Мы с Коулом кривимся, пока Эрикс подносит свое коричное запястье к моему носу.

— Ну же, я хочу знать, какой у меня вкус, — весело настаивает он. Клыки у меня еще в яде и крови, когда я извиняюсь перед Коулом, и тот закатывает глаза, готовясь ловить своего парня, если что.

Я делаю долгий глоток ангельской крови. Она — как мед, только в десять раз слаще. Поднимаю взгляд на сияющую улыбку Эрикса и с усилием делаю еще один глоток, прежде чем отпустить.

— Ну как?..

Я стараюсь держать лицо, но Эдия уже хохочет, и я сдаюсь, соскребая вкус с языка, как пес, пытающийся избавиться от арахисового масла.

«Слишком сладко», — показываю я, снова принимая руку Коула, чтобы запить ангельский сироп чем-то менее мерзким. Просто отвратительно.

— Не расстраивайся, любовь моя. Ты просто слишком чистый для столь злобного создания, — говорит Коул, подмигивая мне.

— Возьми немного моей, — предлагает Эдия, но Хассан рычит со своего места:

— Оставь свою жизненную силу, sahira. Тебе нужна будет каждая капля. Кроме того, мы готовы начинать.

Слова старика вытягивают из комнаты весь прежний смех. Как по команде, пот на моей коже начинает литься вдвое сильнее — как будто паразит, что отказывается отпускать свою жертву.

Я отпускаю руку Коула, он поднимает меня за влажную ладонь и ведет к узкой кровати, застеленной чистыми простынями. Я расстегиваю рубашку и ложусь.

Начинаем с гастростомы: Эдия обезболивает левую сторону живота зельем, пахнущим антисептиком, корой ивой и какой-то ведьминой дрянью вроде полевого шпата и жженой змеи. Шепчет заклинание с сосредоточенной уверенностью. Она направляет руку Хассана — его движения точны, уверены, и хотя я чувствую запах собственной крови, ощущаю только давление. Эрикс отвлекает меня историями, Коул вешает пакеты с кровью для капельной подачи. У каждого — своя роль, и от осознания этого чуть не плачу.

Через минут сорок пять трубка установлена и подключена. Ребята переходят к трахеостомии. Та же сосредоточенность, та же точность. То, что они работают так близко к моему лицу, по иронии судьбы вызывает у меня удушье, учитывая их конечную цель, и страх, который окутывает мой мозг, словно пленка, проникает в мое тело, заставляя дрожать. Через пару таких мгновений я уже дышу через трубку.

Когда все готово, Хассан отступает, кивает и похлопывает меня по руке. Затем поворачивается к столу, где стоят стеклянные шприцы с азотной кислотой.

— Все хорошо, милая, ты справляешься, — говорит Эдия, склонившись надо мной. Я вцепляюсь в ее взгляд, как лодка в причал посреди шторма. Сердце грохочет в груди, уши закладывает. Эдия улыбается, и эта улыбка разрывает меня пополам. — Борись, Лу, — шепчет она. — Борись, а когда захочется сдаться - борись дальше. Я здесь, я с тобой.

Я пытаюсь улыбнуться. Губы дрожат.

Пора собраться с духом и сражаться, как вампир. Снова.

«Обещаю», — беззвучно шепчу. Готова поплатиться за это кровью. «Люблю тебя».

— И я тебя.

Хассан поворачивается к нам, в его руке шприц с желтой жидкостью. Я чувствую резкий запах кислоты. Слева щелкает отсос.

— Удачи, azizati. Прости за эту боль, — говорит он. Я киваю. Мой взгляд снова на Эдии, в ее глазах — глубины космоса. Тьма, галактики, чужие планеты и древняя сила. Это первозданная красота, одновременно пугающая и величественная. Если это последнее, что я увижу, то пусть.

— En alsikunusi ilimes musiti ittikunu alsi musitum kallatum kutumtum, — произносит она. Ее голос вьется вокруг меня, будто звуковая лента, окутывающая тело слоями заклинаний.

Я призываю вас, Боги Ночи. Вместе с вами я зову Ночь — Невесту вуали.

Аптекарь медленно подносит кончик иглы к моей коже. Он ведет ее по следу проклятия, тому самому, что украло у меня голос.

— Alsi bararitum qablitum u namritum.

Я призываю Сумерки, Полночь и Рассвет.

Он смотрит мне в глаза. И в его глазах я вижу то, что разбивает меня — он не верит. Он думает, что это не сработает. Что он отправляет меня на смертт.

«Все в порядке», — шепчу я, улыбаюсь. Но из горла выходит только тихое шипение дыхания сквозь трубку. Я хочу попробовать. Даже если шансов почти нет. У меня почти ничего не осталось.

Я обвиваю пальцами его руку, когда он прижимает иглу к моей плоти.

— Tuub libbi tu seri liirtedaani, ema usaammaru suummiratiia luuk suud.

Пусть здоровье и счастье всегда сопровождают ее; пусть она обретет все, чего желает.

Я стараюсь сохранить свою улыбку, глядя на старика, и нажимаю пальцем на его, вдавливая первые капли кислоты в горло.

Поначалу — почти привычно. Жжет, да, но не больше, чем обычно. Просто знакомая, постоянная боль от серебра.

Но это быстро меняется.

Огонь усиливается. Дыхание сбивается, сердце бьется, как в клетке.

И вот она — боль. Настоящая. Обрушивается, как цунами. Беспощадная, всепоглощающая. Жжет так, что даже глаза будто плавятся в глазницах. Я хочу выдрать это из себя, но Коул держит меня за руку.

Мои глаза полны слез. Я борюсь с кашлем. Во рту появляется вкус крови.

Хассан вводит еще больше кислоты.

Эдия продолжает заклинание, но я уже не слышу слов.

Хассан отдает приказы. Какие — не разобрать.

Отсос скользит в мой рот. Очередная порция кислоты впрыскивается в горло. Я не могу закричать. Не могу пошевелиться, меня удерживают.

Еще кислота. Еще кровь. Еще боль, такая жгучая, что невозможно выдержать. Будто я глотаю огонь. Будто пью расплавленную лаву. Отсос захлебывается. Я чувствую запах… плавящейся плоти.

Перед глазами темнеет. Я отталкиваю тьму. Я дала обещание. Я должна продолжать бороться. Борись, Лу.

Очередной шприц. Снова кислота. Как ее может быть еще больше?! Я готова поклясться, она уже прожгла меня насквозь.

Слышу, как Коул ругается.

Хассан рявкает на него:

— Отсос, мальчик.

— Она слишком медленно исцеляется!

— Меняй пакеты с кровью.

Боль становится сокрушительной. Отчаянной. Я бы пошла на все. Отдала бы все. Свою жизнь. Свою душу. Я умоляю, чтобы они остановились. Хассан читает это по моим глазам.

— Мы должны закончить начатое, azizati, — говорит он.

Я плачу, когда игла снова вонзается в мое горло. Это в сто раз хуже, чем было с серебром. Словно сам металл не хочет меня отпускать.

Отсос захлебывается. Что-то забивает насадку. Кусок моего горла. Оно буквально сжигается.

Я не хочу. Я не справляюсь. Я не могу.

Когда думаешь, что не можешь — продолжай.

— Почему это не работает?!

— Снова меняйте пакеты. Мы должны идти до конца.

— Но она умрет!

— Мы обязаны идти до конца.

Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу.

Хочу, чтобы они остановились. Хватит. Хватит. Хватит.

Ничего хорошего. Никакого покоя. Только боль. Больше ничего.

Раздается грохот из другой комнаты. Что-то разбивается. Дерево разлетается в щепки.

Мир замирает. Эрикс отпускает мои лодыжки и бросается к двери.

Ангел сталкивается лицом к лицу с разъяренным демоном.

По полу стелется дым. Вспыхивает свет - он исходит от Эрикса, его кожа сияет. Крылья распахиваются. Он заслоняет собой вход, преграждая Жнецу путь в комнату.

Мой взгляд встречается с глазами Ашена.

Ангел света. Ангел смерти. Значит, пришло время моей душе уйти. Кто-то услышал мою мольбу. Кто-то пришел, чтобы забрать меня.

— Вы ее убиваете, — шипит Ашен. В его голосе, кажется, отчаяние. И ярость. Он готов сжечь мир. Я уже однажды думала об этом.

Клинок Ашена вспыхивает пламенем. Я пытаюсь закричать Эриксу, чтобы он отошел. Из горла вырывается только хриплая булькающая жидкость.

Заклинание Эдии меняется, но мистер Хассан тянет ее назад.

— Сохрани ей жизнь, — говорит он. Потом поворачивается к двери:

— Ануннаки, пусть он войдет.

Я чувствую, как рядом напрягается Коул. Он хочет броситься к Эриксу.

— Но…

— Это мой дом, — гремит Хассан. — Пусть Жнец пройдет.

Эрикс бросает взгляд через плечо на старика. Тот лишь молча кивает. Эрикс убирает крылья ровно настолько, чтобы Ашен мог пройти, не задев лезвий.

— Еще раз встанешь между нами - я вырву тебе крылья и скормлю их своему шакалу, ануннаки, — рычит Ашен, толкаясь плечом о плечо с ангелом, проходя в комнату.

Он останавливается рядом со мной. Лишь на мгновение окидывает взглядом это жуткое зрелище. Его глаза замирают на моем горле, потом - на Эдии. Затем - на шприце в руке Хассана. Он замечает трубку для кормления и мешок крови на стойке. Снова смотрит на Хассана - в его глазах пылает черное пламя.

— Второй ящик слева, — говорит Хассан, кивая в сторону комода. Кажется, я слышу в его голосе одобрение. Может, даже улыбку.

Глаза Ашена сужаются от решимости, и он поворачивается к ящику. Перебирает содержимое, пока не находит то, что ищет.

— Что ты делаешь? — спрашивает Коул.

— Ей нужна моя кровь.

Ашен придвигает стул к кровати и садится. Наклоняется ко мне. Его пальцы дрожат, когда он пытается вскрыть стерильную упаковку. Я никогда прежде не видела, чтобы его руки дрожали. Но, может, все это просто… не по-настоящему. Ведь реальна только боль. Запах горящей плоти. Клубы едкого дыма. Остальное, возможно, иллюзия. Я брежу.

Я слышу звук у двери и вижу Давину. Она стоит на пороге. Осматривает комнату. Ее глаза широко раскрыты, невинны. Останавливаются на Ашене.

Пиздец. Я просила хоть что-то хорошее, а не еще больше боли. Кислота будто уже прожгла мое сердце.

— Эрикс, выведи ее, — говорит Ашен, не отрывая взгляда от своих дрожащих рук. Эрикс колеблется, его взгляд цепляется за Коула. Ашен словно чувствует их нерешительность - из его крыльев вырываются клубы ярости, дым и искры. Смотрит на каждого присутствующего. — Выйдите. Все. Нахрен.

Эрикс и Давина молча выходят. Коул остается, чтобы продолжать отсасывать жидкость. Ашен подключает свою кровь к трубке. Заклинание Эдии все еще звучит, заполняя комнату, но ее взгляд полон ярости на Ашена. Она готова разорвать его. Он не обращает внимания. Его глаза прикованы только ко мне.

Хассан готовит следующий шприц, но Жнец останавливает его. Вокруг нас дым. Он наклоняется ближе. Его лицо - все, что я вижу. Глаза цвета коньяка, охваченные черным пламенем. Темные волосы, пряди которых падают на лоб. Напряженная челюсть, подрагивающая от сдержанной злости и боли.

Я должна бы оттолкнуть его. Мне и так больно во всем теле. Я не выдержу и боли в сердце. Но я не могу. Просто не могу.

Он касается моего потного лба. Его ладонь теплая.

— Все в порядке, вампирша? — шепчет он.

Я зажмуриваюсь. Слезы вырываются наружу. Он стирает их. Я помню, как он говорил это в ту первую драку. В Царстве Теней.

Я все еще хочу его так же сильно, как прежде. Сейчас - больше, чем когда-либо. И я ненавижу себя за это.

Бью кулаком по кровати. Показываю ему средний палец. Его тихий смех окутывает пространство.

— Вот она, моя вампирша. А теперь направь всю эту злость туда, где она нужна.

Аромат его крови пробивается сквозь клубы страха и страданий. Он втыкает иглу себе в вену. Я смотрю, как он поднимает руку, и кровь стекает по трубке… ко мне.

В ту же секунду, как она попадает в мое тело — я чувствую это. Искорки. Гул в венах. Как звезды, вспыхивающие в животе, как пламя надежды, разгорающееся в груди.

Ашен берет меня за руку, и я позволяю себе забыть. Про боль. Про ярость. Про предательство, пульсирующее, как яд. Сейчас я просто хочу держаться за что-то хорошее, пусть даже на одно мгновение. Пусть даже по памяти.

Я сжимаю его руку. Он сжимает в ответ.

Жнец склоняется к моему уху. Его дыхание теплое. Его лоб касается моего. А в это время Хассан вжимает в меня иглу. Мои плечи сотрясаются от боли и страха.

— Останься со мной, вампирша, — шепчет он. Его слова как кислота. Растворяют мысли. Растворяют разум. Приносят и боль, и надежду.

Аптекарь нажимает на поршень и моя плоть словно превращается в жидкость. Агония превышает все, что я когда-либо ощущала. Мир проваливается в черноту.

Жнец шепчет у меня на ухо. Это колыбельная. Или заклинание. Я не различаю всех слов, но некоторые ловлю, как искры сквозь мрак: Baltu. Живи. Mamitu. Клятва.

Я утопаю в боли и тенях. И когда мир окончательно тонет во тьме, мне кажется, я слышу нечто невозможное. То, чего не может быть. Нечто волшебное. Смертельное. То, что демон никогда не должен чувствовать к существу, прикованному к Миру Живых.

Arammu.

Любовь.

ГЛАВА 12

Свет в комнате тусклый, когда я просыпаюсь. Я лежу лицом к открытому окну, и звуки вечернего рынка Хан эль-Халили доносятся снизу, полные жизни. На письменном столе горит масляная лампа, мягкое пламя льет теплый свет сквозь зеленый узорчатый абажур. Я вижу пузыри и неровности в стекле так ясно, будто оно прямо у моего лица. Зрение снова нормальное. Возможно, даже лучше, чем прежде.

Вены в теле гудят, будто в них бушует гроза. Каждое мое дыхание - как приток энергии. Сердце бьется, и с каждым ударом по венам проносится сила.

Это что-то новое. Я сама как будто новая.

И… странная.

Почти дикая. Хищная. Животная. Как будто я могла бы сейчас либо разорвать кого-то на куски, либо трахнуть до потери сознания.

Я подавляю это дикое ощущение и прикасаюсь рукой к шее. Трахеостомы больше нет. Кожа под пальцами гладкая, чистая. Я отнимаю руку, разворачиваю ее ладонью вверх и вижу, как отросли ногти — идеальной формы, с плавно изогнутыми кончиками. Вдыхаю тонкий запах серебра и стали, и пульс начинает ускоряться, пока я не улавливаю аромат Эдии. Тогда я скольжу рукой под подушку и касаюсь рукояти моего кайкена. Я знаю, что она положила его туда, как напоминание о том, что мне хотелось бы держать рядом.

Лоб прохладный и сухой. Нет больше липкого пота, жара, назойливой боли в голове или резей в глазах. Жжение в горле сменилось тупой болью — свеча вместо прежнего пожара. Сглатываю, не веря, что это реально.

Ритмичный стук чужого сердца отвлекает от самоанализа. Поворачиваю голову. Ашен сидит у кровати на стуле. Он положил голову на скрещенные руки и частично на мои. Его лицо повернуто ко мне, и его ровное дыхание согревает мое обнаженное плечо. Даже во сне он прекрасен: темные волосы рассыпались по лбу, густые ресницы отбрасывают тени на скулы, пухлые губы прижаты рукой, из-за чего рот чуть приоткрыт. Половина меня хочет дать ему пощечину. Другая половина мечтает, чтобы эти губы сделали кое-что другое — и одна лишь мысль об этом заставляет живот сжаться от желания.

Сдерживаю порыв и просто наблюдаю. Никогда не видела, чтобы демон спал, раньше он всегда просыпался первым. Сейчас, в этой тишине, он выглядит почти... ангельским. Осторожно отодвигаю прядь с его лица, касаясь так легко, что он даже не шевелится.

Аромат сирени выдает присутствие еще до того, как я замечаю слабый пульс в коридоре. Поднимаю взгляд — Давина стоит в дверях, наблюдая. Хочу что-то сказать, но не знаю что. Да и стоит ли? Мои первые слова ее не достойны, даже если она ни в чем не виновата. Она смотрит на меня долгим безмолвным взглядом, слабо улыбается улыбкой, полной печали и тихо закрывает дверь, уходя.

Я должна бы поблагодарить ее. Но гораздо сильнее хочется убить. Жестоко. Искупаться в ее крови, наложить заклинания на ее кости. Не знаю почему.

Нет, знаю.

За то, что она снова существует. За то, что забрала то, что было моим.

По спине пробегает дрожь. Желание убить сильнее обычного. Что о многом говорит, учитывая, что я... ну, вампир.

Черт, я чувствую себя очень странно. Не плохо странно — скорее, безумно странно. Эмоции свелись к двум примитивным импульсам:

Желанию крушить все вокруг,

Или

Желанию просто... трахаться.

С одним конкретным человеком.

С тем, чьи карие глаза теперь прикованы ко мне с явной настороженностью. И он прав, сейчас мои желания балансируют на лезвии ножа.

Трахнуть его

Или

Прикончить.

Ашен приподнимается, не убирая руку с моего бока. Двигается медленно, будто перед ним дикий зверь. Глаза сканируют мое лицо, оценивая угрозу. Теперь, когда он проснулся, буря в моих жилах разгорается в десять раз сильнее. Жажда вспыхивает, как фитиль. Пока не ясно, к чему она приведет, и вряд ли я вообще контролирую этот выбор.

— Лу...

Я шиплю. О, да, это приятно.

— Леукосия...

Шиплю снова.

— ...вампирша? — пробует он.

Сужаю глаза в яростном взгляде. Ашен выпрямляется, бросая взгляд на дверь. Наверное, услышал, как она закрылась. Может, даже знал, что Давина была здесь. Или, что хуже, ждал ее. Ревность вздымается волной, и я издаю новый шип — низкий, яростный, полный ненависти. Его спина мгновенно выпрямляется, ладони поднимаются в успокаивающем жесте.

— Лааадно, вампирша...

Приподнимаюсь с осторожной медлительностью. Мышцы напряжены, будто налиты прежней силой, но теперь в них есть еще и искра. Одеяло соскальзывает с тела, но мне плевать. Протягиваю руки, ожидая увидеть свечение под кожей. Внешне ничего. Но я чувствую это. А вместе с этим — заряд крови Ашена, будто я проглотила молнию, и теперь она бьется в моих венах.

Провожу пальцами по месту, где была трубка для питания. Ни боли, ни следа. Интересно, сколько я была без сознания? Но спрашивать не стану — первые слова должны быть для чего-то особенного.

Провожу пальцами по своей прохладной, чистой коже, когда слышу, как скрипит стул Ашена, словно он пытается отодвинуться. Резко поворачиваю голову в его сторону и пронзаю его яростным взглядом. Он слегка откидывается назад и поднимает руки, пытаясь успокоить меня. Я вижу, как он сглатывает, и до меня наконец доходит, что я без верха. Его глаза не отрываются от моих, и это злит еще больше. Он же любит сиськи. У меня даже есть записка на эту тему. Почему он, черт возьми, не смотрит на мою грудь? Хотя, если он все-таки посмотрит, я могу его ударить. Еще не решила. Но в любом случае он гребаный мудак.

Я поворачиваюсь к нему всем корпусом, как будто дразню. Вижу в его глазах полную растерянность – он совершенно не знает, что со мной делать. Да и я сама понятия не имею. Склоняю голову набок, мой взгляд сужается и вспыхивает красным светом. В голове – спор: «Почему ты не смотришь?», «Смотри вниз, придурок!», «Если посмотришь, я тебя убью!». Не знаю, какой голос победит.

— Все в порядке, вампирша? — спрашивает Ашен с такой густой тревогой в голосе, что она ощущается, как свет далекой звезды.

Я наклоняюсь к нему, как тигр перед прыжком. Клыки удлиняются, рот наполняется ядом. И вдруг – вижу быстрый взгляд, метнувшийся на мою грудь.

Отталкиваюсь от кровати и сбиваю его с ног. Словно врезалась в кирпичную стену, но силы достаточно, чтобы мы оба рухнули на пол. Ашен падает на спину, а я, сохранив вампирскую грацию, оказываюсь сверху. Его руки по-прежнему подняты в этом идиотском, умиротворяющем жесте. Хочется отрубить их и выбросить в окно. Он же Жнец, ради всего святого! Он мог бы прикончить меня в мгновение ока. Ладно, почти. Но не сегодня. А его попытки меня успокоить только еще больше раздражают.

Ашен снова смотрит на меня, и я осознаю, что абсолютно голая. Это либо очень удобно, либо дает мне право на убийство.

Я откидываюсь назад, сидя на Ашене, и сверлю взглядом Жнеца, который выглядит как человек, стоящий на перепутье и не знающий, куда идти. Он снова сглатывает. Это движение кажется восхитительным, и меня охватывает дикое желание.

Рассматриваю татуировки на его шее, которые исчезают под воротником. Смотрю вниз, вдоль пуговиц его безупречно выглаженной черной рубашки, затем вверх на отметины на его руке. Я прослеживаю линии мышц под рукавом. Мой взгляд скользит по его плечу, шее, очертаниям челюсти и скул. Когда я вновь встречаюсь с его глазами, в глубине зрачков разгорается слабый огонек.

Я чувствую, как он возбуждается. Он знает, что я это ощущаю. Вижу в его глазах это желание, такое сильное, что оно жжет изнутри. Наши взгляды сливаются в одно целое, связанные невидимой цепью. Сердце бешено колотится в груди.

Мы двигаемся одновременно. Только что я смотрела на Ашена сверху вниз, а в следующее мгновение – я уже в его объятиях, поглощенная поцелуем. Одной рукой хватаю его за волосы, другой – за плечо и тяну к себе. Его руки прижимаются к моей коже, скользя по моей спине.

Поцелуй дикий. Грубый. Ожесточенный страстью. Мы пожираем друг друга. Я рву на нем рубашку, и пуговицы разлетаются по комнате. Он швыряет ее, как змея сбрасывает кожу. Я прихватываю зубами его нижнюю губу и царапаю ее клыками, втягиваю тонкую струйку крови. Это последняя искра, поджигающая пламя.

В моих венах взрывается бешеная страсть, и я вонзаю ногти в его спину. Ухмыляюсь, чувствуя, как он напрягается, но не отстраняется, а, наоборот, подается вперед, навстречу боли. Мой хриплый смех звучит странно и зловеще. Как дым в темной комнате. Непохоже на меня. Но мне это нравится. Я впиваюсь ногтями еще сильнее, и Ашен рычит, поднимая нас с пола, целуя с еще большей яростью, его страсть отражает мою.

Ашен бросает меня на кровать, и я одариваю его зловещей улыбкой, проводя кончиком языка по крови, собравшейся под ногтем. В его глазах сверкают искры, когда он нависает надо мной. Он – хищник, выслеживающий добычу, его взгляд прикован к моему лицу, а выражение лица голодное. Он нависает надо мной, и моя улыбка становится шире. Я облизываю палец, жадно слизывая остатки его крови. Он смотрит на меня, словно зачарованный.

А потом он набрасывается на меня.

Ашен кусает меня за шею, в точке соединения с плечом, сжимая челюсти до боли. Я сдавленно вскрикиваю, но во мне горит жажда большего. Инстинктивно хватаюсь за его волосы, не позволяя ему отстраниться, пока его руки, оставляющие на моих бедрах синяки, которые заживут слишком быстро.

Оторвавшись от моей шеи, Жнец оставляет пылающий след поцелуев на моей груди, уделяя особое внимание чувствительной коже одного соска, а другую сминает в ладони. Он нежно обводит сосок языком, и слегка пощипывает второй между пальцами. Я извиваюсь под ним, но он придавливает меня к кровати свободной рукой, надавливая на живот. Его нога захватывает одно из моих бедер, а другое я обвиваю вокруг его спины. Отчаянно пытаюсь вырваться, но он кусает мою шею, оставляя на коже болезненные отметины.

В ярости шиплю и освобождаю ногу из-под него, собираясь ударить его коленом в лицо. Он перехватывает мое бедро, и на его лице появляется самодовольная ухмылка. Хочу сожрать его заживо за эту наглость.

— Ну-ну, вампирша, — мурлычет он, отодвигая мою ногу в сторону, открывая вид на самое сокровенное. — Веди себя хорошо.

К черту это. Я хочу по-плохому.

Резким движением хватаю Ашена за затылок и притягиваю его губы к своим. Провожу ногтями по его спине, чувствуя, как его тело содрогается от моего прикосновения. Прерываю поцелуй, чтобы с жадностью прильнуть к его шее, дразня лишь намеком на касание клыков. Провожу ими по его коже, пока не чувствую, как он поддается вперед, и теплая кровь стекает мне в рот.

Ашен отрывается от меня, одаривая темным, хищным смехом, и прижимает мои плечи к матрасу. Приподнявшись на руках, он прожигает меня взглядом, полным греховной насмешки.

— Я же сказал, — рычит он, цепляя мои колени, одно за другим, — веди себя хорошо.

Одним резким движением Ашен раздвигает мои ноги и бесцеремонно прижимается губами к промежности. Он жадно поглощает меня, с наслаждением вылизывая каждый сантиметр, словно поедая заживо. Его низкое рычание отзывается вибрацией в самом низу живота. Он раскрывает мои бедра еще шире, оставляя на коже болезненные отметины от его сильной хватки.

— У тебя невероятно сладкий вкус, — шепчет он, отрываясь от меня, чтобы осыпать поцелуями внутреннюю сторону моего бедра. Затем закидывает одну из моих ног себе на плечо и проникает пальцем между моих половых губ, потом вторым, двигая ими медленно, но настойчиво, словно маня меня подойти к краю. Я стону, мои нервы вспыхивают огнем от его прикосновений. Он возвращается к моему центру, осыпая поцелуями. — Обожаю слушать твои стоны, вампирша. Почти так же сильно, как твою восхитительную, идеальную киску, — шепчет он, снова опускаясь, чтобы полакомиться.

Он продолжает сводить меня с ума своими ласками, замедляя темп каждый раз, когда чувствует, что я сжимаюсь вокруг его пальцев, сосет и кусает, наслаждаясь моими стонами. Я издаю почти все звуки, кроме слов. Ашен доводит меня до грани и отступает, раз за разом, пока я в отчаянии не ударяю кулаком по кровати и не рычу от разочарования. У него хватает наглости рассмеяться мне прямо в киску, и это практически лишает меня рассудка от желания. Но он делает то, что я хочу, то, в чем я нуждаюсь. Он двигает пальцами и ласкает языком мой клитор, пока я не достигаю ослепительного, наполненного звездами оргазма, извиваясь на его лице.

Рваное дыхание все еще жжет в горле, когда Ашен обрушивается на меня с поцелуями и укусами. Его губы прижимаются к моим, и я чувствую вкус своего возбуждения на его языке. Поцелуй становится глубже, и я ощущаю шелковистый кончик его члена у своего входа. Но он ждет. Ждет моего разрешения. И я долго отказываю ему, играя с ним. Он не проявляет нетерпения. Он использует время, чтобы изучить мое тело. Мой рот своим языком. Мою плоть своими руками. Он исследует каждый дюйм, пока я не буду готова впустить его.

И когда я это делаю, это не утоляет моей жажды. Он входит в меня полностью, и я хочу еще больше. Мои стенки сжимают его член с каждым толчком, и мне все еще мало. Каждое движение дарит взрыв удовольствия, но впереди еще целая галактика для исследования. Ашен отрывается от моих губ и берет мое лицо в ладони, входя в меня глубже.

— Ni mina titaan ina zae darisam, — шепчет он тихо и нежно. Я хочу вечно жить в этом раю внутри тебя.

Но мне не нужны исповеди, натягивающие колючую проволоку вокруг моего сердца. Мне не нужны слова, похожие на любовь. Мне нужна истина. А истина сейчас – лишь в ощущениях, в моей плоти, дыхании, костях.

Я обвиваю его спину ногой и одним отточенным движением переворачиваю нас. Упираюсь ладонями ему в грудь и вонзаю ногти в его кожу, с холодным любопытством наблюдая, как он закрывает глаза, впитывая и боль, и наслаждение.

Я раздвигаю ноги шире и начинаю вращать бедрами, принимая его как можно глубже, играя с его эрекцией, пока он ласкает мою грудь. Мое возбуждение распространяет свой аромат в воздухе. Влажный пот покрывает мускулы Ашена. Я преследую оргазм до края пропасти и ныряю в нее, все мышцы напрягаются, спина выгибается дугой, ногти глубже врезаются в кожу Ашена. Моя киска сжимается вокруг его члена, и удовольствие взрывается.

Когда волны оргазма утихают, я открываю глаза и смотрю на Ашена. Моя грудь тяжело вздымается, а он убирает пряди волос с моего плеча. Я чувствую его пульсацию внутри меня, но он все еще не достиг пика. В его взгляде не огонь, а тоска. Что-то темное и отдаленное, что я вытащила из его глубин.

Закрываю глаза, отгораживаясь от него. Медленно вращаю бедрами и наклоняюсь над ним, опираясь руками на подушку над его плечами. Чувствую запах крови от царапин, и наклоняюсь, чтобы поцеловать один из багровых отметин.

Открываю глаза и смотрю на свои руки – напряженные, когти как у хищника. Может быть, я все еще меняюсь, становясь чем-то новым. Может быть, мне еще предстоит эволюция.

Но я всегда останусь вампиром. Первородным вампиром.

И есть одна вещь, которую никогда нельзя забывать о вампирах.

Мы адаптируемся к чужим потребностям в моменте, чтобы получить от то, что нам нужно.

Останавливаюсь. Дыхание замедляется. Утихает все, даже сердце.

Наклоняюсь ближе, выдыхая тонкую струйку воздуха на кожу Ашена. Мои губы скользят по его уху, и я слегка провожу клыками по мочке. Он вздрагивает, его руки крепче сжимают мою спину и скользят вниз по ребрам. Он содрогается внутри меня, приближаясь к разрядке.

Я дразняще вращаю бедрами и снова замираю. Он рычит, испытывая и наслаждение, и разочарование.

— Скажи мне, Жнец, — шепчу я ему на ухо, низким и хриплым голосом. Он не похож на мой, и это одновременно радует и злит. — Каково это, когда тебе отказывают в том, что, как тебе казалось, ты заслужил?

Ашен издает сдавленный смешок в ответ на мои провокации и хватает меня за бедра. Я вращаю ими еще раз, и он стонет.

Все происходит настолько быстро, что его руки не успевают оторваться от моего тела.

Горячая кровь хлыщет из его шеи, заливая мою грудь. Я откидываюсь назад и смотрю на его лицо с легкой, зловещей улыбкой. В моей руке мой верный кайкен, я чувствую запах серебра и тепло кожи рукояти.

Эрекция Ашена все еще тверда во мне, когда я встаю. Он судорожно глотает воздух, его губы шевелятся. Он пытается что-то сказать. Думаю, мое имя.

Наклоняюсь и провожу языком по разрезу на его горле, пробуя вкус. Затем прижимаюсь своими губами к его, смешивая его кровь во рту, и откидываюсь назад, чтобы оценить результат.

— Я всегда думала, что вкус предательства отдает медью. Расскажешь, так ли это, когда вернешься с той стороны.

В его глазах — боль и ярость, и все остальное, что он испытывает и о чем я не хочу знать. Одним быстрым движением клинка я обрываю его жизнь.

Слезаю с кровати и вытираю нож о его ногу, прежде чем он обратится в пепел. Смотрю, как последний серый кусочек оседает в неподвижном воздухе, пока не остается только кровавое пятно на простынях.

Когда он исчезает, я осматриваю тихую комнату, ищу полотенца, халат или одежду. Вижу свою сумку на стуле у стены.

Делаю три шага.

Останавливаюсь.

Что-то не так.

Как вспышка, сознание проваливается в темноту, и меня уносит в ночь.

ГЛАВА 13

Я вижу Ашена, лежащего голым на черном каменном алтаре. Его глаза закрыты, грудь неподвижна, дыхания нет. Сердце не бьется. И вдруг все оживает. Сердце начинает стучать сначала тихо, потом все сильнее, когда он вдыхает и выдыхает. Я хочу уйти. Уйти, пока он не открыл глаза. И как-то отгоняю эту картину.

В моей голове трещит звук, будто электричество. Проходит так же быстро, как и появляется, и я моргаю, оглядываясь. Знакомая комната. Каменный домик Аглаопы на Анфемоэссе. Ракушки на окне звенят, как колокольчики. Внизу волны бьются о скалы.

— Чего ты хочешь? — звучит голос за спиной. Я резко оборачиваюсь, но девушка не смотрит на меня. Ее длинные черные волосы струятся между лопатками, а за спиной сжат клинок. Она крадется ближе к двери.

— Я пришла забрать твою душу за Преступление Мятежа, — говорит Эмбер, выходя из тени коридора. Ее зловещая улыбка остра, как серебряный меч, опаленный адским огнем. — Но мы обе знаем, что ты на самом деле сделала. Скажи, где оно?

— Никогда, — бросает Аглаопа и метает клинок, который вонзается в плечо Эмбер. Она бежит мимо меня к утесам. Я знаю, что я там. Знаю, что будет дальше.

Треск снова разрывает мою голову, и видение превращается в нечто похожее на сны. Они как фрагменты, словно я смотрю их в открытом театре сквозь густой туман.

Но туман сгущается. Сумерки темнеют.

И вот я в Царстве Теней.

Слышу, как Эдия зовет меня издалека. Она в камере. Недосягаема. Меня тащат по каменному полу к комнате в конце зала. Галл ждет меня там с подносом инструментов, готов начать.

Я в панике, хватаюсь за руки и ноги. Чувствую крепкую хватку, открываю глаза, чтобы сопротивляться. Но это Эдия, она присядет рядом, с тревогой смотрит на меня.

— Ты в порядке, Лу. Ты в безопасности, — говорит она, ее глаза бегают по моему телу, ища раны. Я чувствую запах крови – не моей. И запах мочи

— Я, блять, описалась, — шепчу я своим новым, хриплым голосом.

Глаза Эдии широко раскрываются, она резко вдыхает, удивленная. На мгновение замирает, а потом крепко обнимает меня.

— Твой голос! Ты можешь говорить, Лу. Ты можешь говорить, — повторяет она, с трудом сдерживая слезы. Отстраняется, глаза ее блестят, осматривая мое лицо. — Ты в порядке?

Я киваю, рука тянется к голове, где пульсирует боль. Это не как уколы иглами, как раньше, а жужжание, словно рой разъяренных шершней кружит в мозгу. От этого явно не легче.

Эдия наклоняет голову, прищуривается, наблюдая за мной, когда я тру голову и вздыхаю. Она смотрит на мое голое тело, затем на кровать в крови, и снова на меня.

— Где Ашен?

Я сжимаю губы и поднимаю брови.

— Ты пахнешь сексом.

Я улыбаюсь с оттенком горечи.

— Ты переспала с ним.

Киваю, прикусывая нижнюю губу.

— А потом убила его.

Киваю снова.

Эдия застывает. И вдруг разражается смехом.

— Конечно же убила. И это лишь одна из причин, почему я тебя обожаю, — она снова обнимает меня.

— Я тоже тебя люблю, — хриплю в ответ, сжимая ее в объятиях.

Эдия встает, протягивает руку.

— Пойдем, — говорит, мы сцепляемся за предплечья, она помогает мне встать. — Пойдем в душ, расскажешь все.

Она убеждается, что я стою, срывает постельное белье и бросает в кучу на полу. Находит халат в шкафу, ведет меня по коридору. Я рассказываю про Ашена, пока она ждет, когда нагреется вода. Когда она проводит меня под струю и задвигает занавеску, я возвращаюсь к снам.

— Сначала был сон про Аглаопу, — говорю, пропуская момент с алтарем. — Момент, когда она встретила Эмбер на Анфемоэссе. Эмбер сказала, что пришла забрать сестру за Преступление Мятежа, но намекнула на что-то другое. Спросила, где «оно», но я не понимаю, о чем речь.

— Хм, ладно — слышу Эдию через занавеску.

— Потом был сон про Давину. Смутный, нечеткий. Давним-давно она была Жнецом, забрала тело. В этом было что-то необычное. Она знала, что нельзя, но сделала. Что-то опасное. Предательство. Нарушила обещание и заплатила высокую цену.

Я чувствую это, как атмосферу. Впечатление. Сильные эмоции, но образы размыты. Они за занавеской, которую не могу отодвинуть. Только прижать лицо и пытаться разглядеть.

— И ты все это увидела, когда описалась?

Я смеюсь, мою волосы шампунем.

— Да, кажется.

— Что еще?

— Кассиан.

— Кассиан?

— Кассиан.

— Странно и непонятно.

— Угу, — мычу я, хотя не уверена, что согласна. Он – часть этого, что бы это ни было. Наша странная компания неудачников? Наш… квест? Чтобы спасти царства? Черт, это звучит безумно. Кассиан – последний вампир на Земле, которого я бы взяла на наш квест, если только этот квест не предполагает разврат и большое количество вина. — Он должен быть с нами, это я точно знаю. Почему-то уверена. Мы должны его найти.

— Не сложно, — говорит Эдия, пока я смываю шампунь. — Он почти не уезжает из Рима.

— Верно, — говорю я, выжимая воду из волос и нанося кондиционер. — Хотя если он узнал о Семене и его миссии создавать гибридов, возможно, скрывается. Он один из самых древних, так что наверняка Семен его захочет.

— Уверена, Ашен будет рад с ним встретиться, — говорит Эдия, сидя на краю раковины. Я выглядываю из-за занавески с насмешливым взглядом. — Он знает?

— Что? Что я обратила Кассиана в вампира?

— И это тоже. Но я больше про то, что ты оставила Кассиана у алтаря и разбила ему сердце.

Эдия ухмыляется, а мой взгляд горит алым. Я отступаю назад под душ и задвигаю занавеску, слыша ее смех.

— Это не его дело. Если ты забыла, он предал меня и посадил нас обеих в чертов подвал. На месяц. И я только что убила его во второй раз, так что ему плевать на эту древнюю историю.

— Да, но он спас тебя от демона-змеи...

— Я сама себя спасла, сучка! — перебиваю я.

— ...а потом вылечил тебя своей демонической кровью, часами шептал тебе слова любви на ухо и не отходил от постели, угрожая всем, кто смотрел на тебя. Кажется, фраза «если ты еще секунду будешь смотреть на нее, я выколю тебе глаза и сожру их, как кейк-попсы» была адресована Коулу.

Я фыркаю и пытаюсь охладить внезапный прилив тепла, разливающегося в груди.

— Интересно. Но это логично. Мастер Войны очень заинтересован в здоровье и благополучии нового потенциального оружия Царства Теней.

— Да... Я думаю, дело не в этом.

— Мне плевать, в чем дело. Он демон, я вампир. Мне не место в его мире, и я скорее умру, чем вернусь. Они сразу же бросят меня обратно в ту темницу и продолжат с того места, где остановились. И уж точно я не поведусь на его уловки, точка.

— Тогда объясни... почему ты переспала с ним?

Я высокомерно пожимаю плечами, хотя Эдия этого не видит.

— Он чертовски сексуален, а я была возбуждена. Это был яростный секс. Одноразовый.

Эдия смеется, будто раскусила меня.

— Ох, вампирша. Ты облажалась.

Я фыркаю, смывая кондиционер.

— Почему это я облажалась? Он облажался. Это я его трахнула.

— О да, ты его трахнула, это точно. Но когда Кассиан узнает, что ты жива, у него могут быть чувства по этому поводу. И не думаю, что Ашен любит делиться.

— Пфф. Делиться нечем. Я не туша кита, вокруг которой будут драться акулы. Я – косатка, которая подплывает незаметно и надирает обеим задницы.

— Ага. Ты прям морская кунг-фу панда.

Я выключаю воду и резко открываю занавеску.

— Морские кунг-фу панды — вершины пищевой цепочки, спасибобольшое.

Эдия смеется над моим яростным выражением лица и протягивает полотенце. Мой взгляд смягчается, когда я замечаю, сколько света в ее глазах. Сколько облегчения. Видеть ее улыбку без боли и тревоги — будто окунуть сердце в мерцающий свет.

— Ладно, морская панда. Я просто говорю, что тебе стоит подготовиться на случай неудобных вопросов. И ты можешь думать, что никому не принадлежишь, но другие могут считать иначе. И я начинаю верить, что это вообще не связано с твоим потенциалом устроить ад в мирах. — Эдия наклоняется ко мне, пока я заворачиваюсь в полотенце, и целует меня в щеку. — Я знаю, что ты принадлежишь мне.

— Я всегда принадлежала тебе.

Эдия подмигивает и кивает на столик, где сложена моя одежда.

— Вот именно, сучка. А теперь извини. Мой питомец пописал на пол, пойду уберу.

Я хрипло смеюсь, Эдия улыбается, прежде чем выходит из комнаты. Когда она уходит, я привожу себя в порядок, чувствуя себя менее энергичной, чем при первом пробуждении, но немного лучше, чем когда очнулась в луже на полу. Когда я протираю зеркало и внимательно рассматриваю себя, я выгляжу так же, как до встречи с Семеном и пыток Царства Теней. Но внутри я другая. Я знаю это. Точно знаю, что что бы Семен ни начал, мне нужно это закончить. Я не могу вернуться назад. Я никогда не буду прежней. Но, возможно, смогу контролировать то, кем стану.

Когда выхожу к остальным, они сидят за столом, уставленным египетскими деликатесами. Кебабы, фалафель, тарелка с рулетиками махши. Для меня нет тарелки — только большая керамическая кружка и чайник, и я чувствую запах крови даже через всю комнату, пряной и сладкой, именно такой, как я люблю.

Коул улыбается мне по-мальчишески, набивая рот едой, все его манеры Жнеца из Bit Akalum явно вылетели в окно при первой же возможности. Он уплетает за обе щеки. Эрикс машет вилкой с фалафелем. Его крылья распластаны за стулом, как переливчатые ножи. Давина сидит между Коулом и мистером Хассаном, не улыбаясь и не хмурясь. Она просто смотрит на меня внимательным, проницательным взглядом, отводя медовые пряди волос от глаз изящной рукой. Мистер Хассан сияет, наливая мне в кружку и приглашая сесть рядом с Эдией.

Голова гудит, будто в ней рой ос, но я держу себя в руках и спокойно сажусь, не падая и не обмачивая штаны. Благодарно улыбаюсь мистеру Хассану, а затем окидываю взглядом всех.

— Спасибо вам за все, что вы сделали, — говорю я. Мой голос все еще хриплый и грубый, но я жива, и я могу говорить.

— Эдия сказала, ты потеряла сознание? — спрашивает Эрикс, нахмурившись.

Я киваю. Взгляд скользит к Давине, но я возвращаю его к ангелу.

— Я чувствую себя лучше, чем раньше, но думаю, это не конец. Что бы Семен ни начал, это нужно закончить.

— У меня есть кое-что, что может помочь, azizati, — говорит мистер Хассан, вставая и направляясь к буфету. Он достает кожаный мешочек и кладет его рядом с моей кружкой, затем вынимает маленький флакон с прозрачной жидкостью. — Это эликсир стабилизации. Его используют молодые и сильные ведьмы, которым трудно контролировать свои развивающиеся силы. Тебе стоит принимать его по утрам, но можно и днем, если почувствуешь недомогание. Он не закончит то, что началось внутри тебя, но поможет держать дар под контролем, а не наоборот. В мешочке хватит на несколько дней.

— Спасибо, — улыбаюсь я. Старый аптекарь похлопывает меня по руке и садится, отмахиваясь от благодарностей. Я перекатываю флакон между пальцами, наблюдая, как жидкость стекает по стеклу. — Нам нужно найти остальных до того, как это сделает Семен. Мы не можем позволить ему создавать новых гибридов или подвергать этому других вампиров.

— Остальных? — переспрашивает Коул.

— Кассиана и Валентину. Они – два последних вампира древнейших поколений. Семен охотится за самыми старыми вампирами, якобы, из них получаются лучшие гибриды.

Перья Эрикса позвякивают, когда он поворачивается на стуле.

— Как мы их найдем?

— Кассиана, наверное, найти проще. Он почти никогда не покидает Рим.

— Он уже покинул, но ушел недалеко, — говорит мистер Хассан, привлекая всеобщее внимание. Он смотрит на меня с легкой улыбкой. — Пока ты отдыхала, твой Жнец попросил меня узнать, где находятся оба вампира.

— Он не мой Жнец, — бурчу я в кружку.

— Я поговорил с аптекарем Рима, — продолжает он, не смущаясь. — Она сказала, что Кассиан уехал в Равелло. Он с ковеном ведьм.

Коул поднимает брови, но не отрывается от еды.

— А Валентина? Есть идеи, где она?

— Пока нет, но я продолжу искать. Если найду, отправлю вам сообщение, — отвечает мистер Хассан, подталкивая тарелку басбусы к Давине. Наши взгляды встречаются на мгновение, прежде чем мы обе отворачиваемся.

Эдия легонько толкает меня локтем.

— Ты знаешь Валентину, Лу? Не помню, чтобы ты о ней упоминала.

— Нет, никогда не встречалась. Слышала ее имя мельком, но она всегда держалась в тени. Она – вампирша, которую создал Арне Ларсена, того, кого Семен превратил в гибрида с огромным членом, — улыбаюсь я, когда Эрикс давится фалафелем. — Кассиан, возможно, знает ее. Он всегда следил за происходящим среди нашего вида.

Наступает момент, когда мы все молча переглядываемся, понимая: нужно найти других раньше Семена.

— А что насчет тебя? — спрашивает Давина. Ее голос не такой, как я ожидала. Тихий, но уверенный, как легкий ветерок, который все же прорезается сквозь лес.

— Что насчет меня?

— Ты сказала, что тебе нужно закончить то, что начато. Кассиан и Валентина могут помочь?

Я долго смотрю на Давину, обдумывая ее вопрос.

— Вряд ли. Но я бы предпочла найти их первой, прежде чем у Семена будет шанс. У него уже есть месяц форы.

Я не отвожу взгляд. Мне любопытно, как она отреагирует. Она должна знать, что значит для меня этот месяц в Царстве Теней. Она видела хотя бы проблеск того, через что я прошла, и сама пережила свои страдания там, как душа. Ее лицо бесстрастно, но мне кажется, я вижу понимание в ее глазах, когда она кивает.

— Нам лучше уйти как можно скорее, — вмешивается Эдия, переводя взгляд между нами. Она засовывает в рот несколько кусочков басбусы и запивает большими глотками воды. Остальные следуют ее примеру, доедая, что могут, пока мистер Хассан объясняет, как добраться до убежища ковена в Равелло. «Villa Datura» на окраине города, среди холмов. Клуб «Caelum», с видом на Амальфитанское побережье.

Мы встаем как один, кроме Давины. Ее взгляд перебегает от мистера Хассана ко мне, затем к остальным и обратно. Она задерживается на краю стула, не зная, что делать.

Черт.

Оставить ее здесь просто кажется неправильным. Я все еще хочу перемолоть ее кости, но понимаю, что она тоже страдала. И все еще страдает. Наверное, как мы все. У всех есть воспоминания, которые хочется подавить, горе, которое нужно пережить, или любовь, которую потеряли, и разбитые сердца, которые нужно залечить. Мы все ищем свое место. Может, иногда стоит помогать друг другу. Думаю, мир станет лучше.

Ладно, оговорюсь: кроме Ашена. Ему не помогать. По понятным причинам.

Но мне становится легче, когда я говорю:

— Пойдешь с нами.

И я вижу, что ей тоже становится легче. Она неуверенно, но с облегчением улыбается и кивает.

Наша группа направляется в гостиную, Давина слегка отстает, наблюдая с края комнаты, пока Коул и Эрикс двигают мебель, освобождая место для портала Эдии. Я на мгновение задерживаюсь, наблюдая, как она раскладывает на полу сосновые иглы, обугленные травы и кости, прежде чем идти за сумками. Пишу мистеру Хассану записку, вырванную из блокнота, с извинениями за испорченные простыни. Оставляю ее на кровати, проводя рукой по поверхности матраса, будто моя кожа может впитать воспоминания.

Когда я возвращаюсь к остальным, Эдия уже читает заклинание, широко раскинув руки. Черный вихрь галактик раскручивается по ее зову, и я с восхищением смотрю на подругу.

— Она и целительница, и путешественница? — спрашивает Давина, останавливаясь рядом со мной и наблюдая, как с пола поднимается мерцающая черная сфера. Я поворачиваюсь к ней с гордой улыбкой и слегка киваю. — Мама была путешественницей. В мое время их было очень мало.

— Сейчас еще меньше, — говорю я. — Большинство были уничтожены со времен твоей эры.

Я не уточняю, но это висит в воздухе. Правда в том, что большинство этих ведьм пали от клинков Жнецов. Их убивали за преступления, сфабрикованные только для того, чтобы сокрушить их силу и подчинить ковены. А если не Жнецы, то люди. Страх человечества перед неизвестным обрек многих сильных ведьм на страдания и костры.

Давина сглатывает и отводит взгляд, прежде чем исчезнуть в портале. Эрикс и Коул следуют за ней, поблагодарив мистера Хассана и взяв у него пакеты с едой с благодарными улыбками. Эдия обнимает старика и смотрит на меня долгим понимающим взглядом, прежде чем шагнуть в мерцающую черную сферу.

— Я не знаю, как тебя отблагодарить, — говорю я старику, сжимая его руки. В моих глазах появляются слезы. Я вижу, как они блестят и в его глазах.

— Azizati. Я уже говорил. Из всех бессмертных существ вампиры – мои любимые. А ты – больше всех.

Сердце расцветает, как цветок, в груди. Хочется спросить, почему. Но и не хочется. Я не уверена, что оправдаю его ожидания. Просто хочу принять его слова, будто я их заслуживаю.

— А как мы отплатим за твои услуги?

— Жнец позаботился об этом.

Я закатываю глаза.

— Конечно, еще бы.

Старый аптекарь улыбается.

— Я скажу твоему Жнецу, куда ты ушла, когда он вернется.

Я фыркаю и поднимаю глаза к потолку, прежде чем посмотреть на старика.

— Скажи что угодно, только не Равелло. Буквально что угодно. Рейкьявик⁴. Лима⁵. Середина Сахары.

Мистер Хассан широко улыбается. Он точно скажет ему про Равелло. Возможно, даже точный адрес. Не удивлюсь, если он прицепил ко мне GPS-маячок. С меткой: «Вампирша ЗДЕСЬ».

— Почему? — спрашиваю я.

— Как думаешь?

— Потому что ты безумный старый романтик, вот почему.

— Может, чуть-чуть.

— Ты же понимаешь, что это из-за него меня бросили в темницу и пытали, да?

— Разве, azizati? Потому что он также единственная причина, по которой ты сейчас стоишь здесь.

Хочется сказать: «Да, это все его вина», но я молчу. Улыбка аптекаря становится немного печальной. Сердце сжимается, и я стараюсь не думать о том, что тысячелетия забрали и у него.

— Может, твой Жнец делал плохой выбор. Может, он делал единственный возможный выбор. А теперь пытается сделать лучше.

— Это... загадочно. И не особо помогает.

Аптекарь смеется и поворачивает меня к порталу, подталкивая к темноте.

— Удачи, shakhs shabun. Я буду думать о тебе.

Я улыбаюсь через плечо, не сводя глаз с мистера Хассана, пока тень сферы не поглощает пространство за мной, и шагаю в теплую ночь Италии.

ГЛАВА 14

— Почему у вашего рода так много клубов? — спрашиваю я, одергивая платье, облепившее мои ноги, и слегка пошатываясь на каблуках после двух бутылок вина, выпитых с головокружительной скоростью в Вилле Датура. Ведьмы ковена Датура оказались очень гостеприимными: усадили нас выпить, предоставили гостевой дом на территории, дали нам одежду и наложили заклинание, чтобы скрыть крылья Эрикса на время нашей вылазки в Клуб «Caelum». Они явно торопились указать нам направление к Кассиану, что наводит на мысль — его короткий визит уже успел всем надоесть.

Что, впрочем, неудивительно.

Эдия смеется и вцепляется мне в руку, пока мы ковыляем по крутым улочкам Равелло. Ночной воздух пропитан ароматом цветов и оживленной итальянской речью.

— Может, мы, ведьмы, просто любим танцевать. Или выпить. А может, и то, и другое.

— Подтверждаю. Оба варианта верны, — говорю я, снова поправляя платье.

Эдия шлепает меня по руке.

— Хватит его теребить.

— Оно чертовски тесное.

— Так и задумано.

— Будто меня в него нарисовали, господи.

Каблуки мне велики на полразмера, платье — минимум на два размера мало. Вырез спереди глубокий, сзади — еще глубже. Черное, с блестками, едва прикрывающее задницу и кинжал, притороченный к бедру на пределе анатомических возможностей. Идеально для клуба. А еще может служить салфеткой.

— Ты выглядишь сногсшибательно. Тесно — это хорошо.

— Твое не обтягивает, а ты выглядишь потрясающе, — парирую я, кивая на ее сверкающее бирюзовое платье. Вырез соблазнительно открывает грудь, а ее темная кожа будто светится в лунном свете. Ее наряд тоже короткий, но явно удобнее.

— Ну, знаешь... Не помешает напомнить Кассиану, чего он лишился за эти века. Если хочешь убедить его пойти за тобой, даже если ради его же блага.

— Это... очень плохая идея.

Эдия смеется и прижимает меня к себе, оглядываясь на Эрикса и Коула, за которыми следует Давина. Затем ее взгляд устремляется к фонарям клуба «Caelum» — массивному каменному зданию, нависающему над морем под звездами.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— Ты про что?

— Вот это.

Эдия делает невинное лицо.

— Этот взгляд. Эта улыбка, — настаиваю я, указывая на ангела и демона позади нас.

Эдия пожимает плечами.

— Да ничего! Просто проверяла, не проявились ли крылья Эрикса.

Я фыркаю от смеха.

— Что?

— Конечно. И точно не потому, что ты мечтаешь оказаться между демоном и ангелом, как начинка в бутерброде.

Эдия громко хохочет — слишком громко, выдавая себя. Ее кожа слишком темная, чтобы разглядеть румянец, но я чувствую, как кровь приливает к ее щекам.

— Не мечтаю, — шипит она.

— И как это назвать? «Демангелведьм»?

Эдия не может сдержать усмешку.

— Нет. Правильный термин — «демангелсосветпалочковедьм».

Мы заговорщически ухмыляемся друг другу, и я немного крепче сжимаю Эдию. Голоса, смех и музыка льются по улице, как вода. Сегодня мы — часть этого мира. Обычно смертные существуют где-то рядом, но сейчас, среди этого оживления, я чувствую, что жизнь все еще может быть прекрасной — даже для таких, как мы. Я задумчиво улыбаюсь и смотрю на звезды, пока мы идем в тишине.

— Как ты? — внезапно спрашивает Эдия, понизив голос и похлопывая меня по руке.

Улыбка сходит с моего лица.

— Так себе, если честно. Не стоило пить вторую бутылку, — признаюсь я, прикрывая отрыжку кулаком. Голова гудит с тех пор, как я очнулась на полу у мистера Хассана, а смешивать эликсир с алкоголем мне не хотелось — я выбрала последнее. Боль то накатывает, то отступает, но не исчезает. И дело не только в ней. Я чувствую себя... не собой. Вино должно было отвлечь или хотя бы дать повод для отвратного самочувствия. Что ж, получила второе.

— Я имела в виду, как ты себя чувствуешь из-за встречи с Кассианом, — говорит Эдия, хотя и оглядывает меня обеспокоенным взглядом. Думаю, мы обе надеялись, что процедура в Каире волшебным образом все исправит. Но в магии есть забавная вещь. Иногда она совсем не волшебная.

— Да, насчет этого. Хороший вопрос. Не знаю, немного странно, наверное? — На самом деле я старалась об этом не думать, что было еще одной причиной выпить столько вина. Но Эдия не настаивает на большем, просто кивает, когда мы останавливаемся под синими фонарями бара ковена Датура.

Мы ждем, пока остальные нас догонят, когда достигаем входа в клуб, двери которого охраняют два колдуна-вышибалы. Помимо того, что они немного великоваты, эти огромные колдуны ничем не отличаются от обычных посетителей, которые ждут в очереди или спотыкаются, выходя из клуба, но я чувствую магию в них. Она окружает это место такой толстой пеленой заклинаний, что воздух почти мерцает. Персонал, очевидно, был предупрежден о нашем прибытии и отступает, чтобы пропустить нас.

Музыка накрывает нас волной, смешиваясь с запахом пота, алкоголя и зелий. Сердца бьются вокруг, голоса сливаются в гул.

Клуб погружен во тьму, разрываемую лишь светом со сцены, где диджей сводит треки. Эдия ведет нас через границу между танцполом и высокими столиками. Длинный бар изгибается волнообразной линией слева от нас, бармены за ним выстраивают стопки шотов и смешивают коктейли. Мы направляемся к лестнице, где еще два вышибалы охраняют бархатный канат, отгораживающий VIP-зону. Увидев нас, они открывают проход и отступают в сторону.

С каждым шагом по лестнице мое сердце бешено колотится. Прошло очень, очень много времени с тех пор, как я видела Кассиана, но я все еще помню каждый дюйм его кожи. Я почти чувствую, как мои пальцы обводят глубокий шрам, который рассекает его левую бровь, и еще один, поменьше, на верхней губе. Следы кровавых сражений.

Горячий римский воин с загорелой кожей и мускулами, с большими карими глазами, которые сверкали от улыбки даже тогда, когда он вспарывал животы? Да... Мы, вампиры, такое замечаем. И нам это нравится. Так что, конечно, я была по уши увлечена им тогда. Он был своего рода психотически горячим.

Я влюбилась сильно и быстро.

Всего через месяц после встречи с ним я сделала Кассиану предложение, и он принял его. Я сделала его бессмертным. И поначалу он был великолепен. До некоторых пор.

Я чувствовала себя так, словно меня развели, понимаете? Я искала воина, который пойдет со мной в бой, а вместо этого получила типичного парня из Тиндера, который на фотке держит рыбу. Ладно, может, это немного грубо... он все же убивал людей. Много людей. Но его больше интересовала политика: дорогие одежды, ужины и манипуляции смертными.

Это было скууууучно.

Я пыталась убедить себя, что все наладится, когда мы поженимся и свяжемся кровными узами. В конце концов, Кассиан сделал мне поистине эффектное предложение, которое вполне соответствовало его вкусам. Мы, вампиры, обожаем романтические жесты. Я бы предпочла что-нибудь более скромное и интимное, но, к его чести, он приложил много усилий. Там были колесницы цветов. Там были певцы и дети, танцующие по улице в мою сторону, как какой-то дурацкий маленький флешмоб. Он даже поставил пьесу, черт возьми, о мифической женщине, которая крадет душу простого солдата, и тра-та-та, тра-та-та, они жили долго и счастливо, Леукосия, выйдешь ли ты за меня замуж, КОНЕЦ.

…….

………Да, это было так же кринжово, как и звучит.

Но я, конечно, сказала «да». Как можно отказать, когда на тебя с надеждой смотрят пара сотен человек? И мне было одиноко. А в таком состоянии я, как мы уже выяснили, творю полную дичь.

Плюс он был горяч, и обращался со мной хорошо. Ничего ужасного — например, не бросал меня в подземелье на месяц пыток. Он любил меня. И я его. По крайней мере, мне так казалось. Но, видимо, недостаточно.

Так что я... сбежала. В день свадьбы.

Да, страх подхватил меня, как парус, понес на восток через имперские провинции, путешествуя все дальше и дальше на протяжении веков, пока в конце концов я не оказалась в Японии, где сражалась вместе с Томоэ Годзэн. Тогда было много отвлекающих факторов. И еды. Дефицита в мудаках не наблюдалось. Охота была хороша, а войны помогали забыть, какая же я тварь — бросила человека, который хотел на мне жениться.

Кстати о мудаках: хочу забрать свою катану у Того Самого Жнеца-Мудака-Ублюдка.

В любом случае, в конце концов я немного собралась с духом и извинилась в письме, и после этого мы время от времени поддерживали связь. Знаю, знаю, все равно не очень хорошо. Я трусиха. Пару раз даже смутно подумывала о том, чтобы вернуться. Но я не вернулась. Я больше никогда не видела Кассиана. И насколько ему было известно, слух был правдой. Последняя из сирен умерла на костре триста лет назад.

Так что да, выражение шока на его прекрасном лице сейчас определенно оправдано.

Кассиан ставит бокал на стол. Едва. Его рука будто не слушается. Он медленно поднимается с кожаного дивана, где сидел с двумя ведьмами.

— Леукосия?..

— Привет, Кассиан.

Мой хриплый голос явно не совпадает с его воспоминаниями. Вижу это по морщинке между его бровями.

Он смотрит на старшую из двух ведьм, потрясающую женщину с длинными, седеющими каштановыми волосами, которые волнами спадают на плечи. Она выглядит уверенной. Контролирующей. Могущественной.

Женщина встает и идет к нам, протягивая мне руку. Ее тело слегка смещается, преграждая путь между мной и Кассианом. Но ее улыбка приветлива и безмятежна.

— Benvenuta, Леукосия, — говорит она с мягким итальянским акцентом. — Меня зовут Бьянка, а это моя дочь, Джанна.

— Джиджи, — поправляет младшая ведьма, наклоняясь в сторону, улыбаясь, и сходство с матерью бросается в глаза.

Я улыбаюсь в ответ и протягиваю руку Бьянке. Ее теплые пальцы обвиваются вокруг моих.

И прежде чем я успеваю понять, что происходит, она выхватывает длинную стальную булаву из-за спины и вонзает ее мне в сердце.

...В сердце.

...В чертово сердце...

— Какого хрена, — говорю я в ужасе. Она проводит булавкой по языку, пробуя мою кровь, а Эдия хватает меня за руку и оттаскивает назад. Я слышу взрыв адского пламени над клинком Коула. Смотрю вниз на след крови, вытекающей из моей груди, но чувствую, как рана уже затягивается изнутри. Когда снова смотрю на Бьянку, ее глаза затянуты клубящимися серыми облаками.

Ну блять…что за хрень.

— Это хреновый способ поздороваться.

— Прости, — морщится Джиджи. — Но только так она может видеть.

— Мои искренние извинения, вампирша. В наши дни нельзя быть слишком осторожной, — говорит Бьянка, ее глаза снова становятся темно-карими, когда она отворачивается, чтобы взять салфетку со столика. Она протягивает ее мне с доброжелательной улыбкой, затем окидывает взглядом остальных за моей спиной. — Пожалуйста, опустите оружие. Я не хотела причинить вред.

Я скептически фыркаю.

— Нашли то, что искали? — спрашиваю я, вытирая грудь.

Улыбка Бьянки расширяется.

— Это и многое другое. Присаживайтесь, выпьем. — Она изящным жестом указывает на кресла, затем поворачивается к небольшому, но хорошо укомплектованному бару. — Франко, prendi del sangue per la vampira⁶.

Теперь, когда я явно не представляю угрозы, Кассиан сокращает расстояние между нами и обнимает меня. Это чувство одновременно знакомое и новое, теплое, но сдержанное. Его тело не изменилось за века, но запах стал современнее — одеколон и дезодорант сильно продвинулись со времен Римской империи.

Когда он отстраняется, его сверкающие глаза изучают мое лицо. И снова — эта морщинка между бровями.

— Ты выглядишь… как-то иначе, — говорит он, его голос с акцентом звучит древнее, чем у Бьянки.

— В последнее время со мной кое-что происходило.

Бьянка смеется, и ее смех обволакивает нас.

— «Кое-что».

Видимо, она почувствовала куда больше, чем «кое-что». Я встречаю ее взгляд, но она лишь улыбается.

— А ты не изменился, — говорю я, снова глядя на Кассиана. И это правда. Его шоколадные волосы чуть длиннее, чем я помню, но глаза все так же улыбаются, а загорелая кожа сияет. Взгляд Кассиана скользит за мою спину, и я отступаю, давая ему пройти.

— Эдия, рад снова тебя видеть, — говорит он. Они обмениваются теплыми приветствиями, целуя друг друга в щеки. Мы, бессмертные, часто пересекаемся — эти двое встретились в Риме века назад, еще до того, как я познакомилась с Эдией. — Не удивлен, что ты и Леукосия нашли друг друга. Вы, наверное, неразлучны.

— Абсолютно верно, — улыбается Эдия. — Рада тебя видеть.

Далее очередь представлять Давину. Я слышу, как ритм сердца Кассиана сбивается, когда он берет ее руку, но его приветствие звучит с легким, непринужденным шармом. Давина остается сдержанной и нечитаемой. Вежливой, но не дружелюбной. Умно. Не могу винить ее за то, что она ничего не выдает.

Когда все представления закончены, мы рассаживаемся по мягким кожаным диванам и креслам. Бьянка занимает кресло во главе импровизированного стола, а я сажусь напротив Кассиана, на ее прежнее место. Официант приносит поднос с бокалами, еще одну бутылку вина и высокий стакан крови для меня. Я бросаю взгляд на Эрикса, но он, слава богу, спокоен. Вряд ли мы произвели бы хорошее впечатление, если бы он сейчас рухнул в обморок. И что-то подсказывает мне, что впечатление для Бьянки важно.

— Где второй Жнец? — спрашивает она. Ее взгляд устремлен на меня, как отточенный клинок. Я прикусываю губу и прячу их за краем бокала, поднимая брови с наигранной невинностью.

— Второй Жнец?

Улыбка Бьянки становится чуть хитрой.

— Твой Жнец.

— У меня нет…

— Тот, что спас тебя?

— Как ты…

— Тот, с кем ты связана кровью?

— Связана… что?

— Высокий. Темные волосы. Хорошо одет.

— Связана кровью? Я не понимаю, о чем ты…

— Vampira, — мурлычет она, растягивая слово, полное и насмешки, и укора. Мои щеки пылают. Прощай, хорошее впечатление. Мой рот открыт, будто я рыба, выброшенная на берег и задыхающаяся на воздухе. — Связанные кровью. Чем больше ты пьешь, тем сильнее переплетаются ваши судьбы. Но, полагаю, они уже сплелись довольно крепко, раз ты почувствовала это с первой встречи. Все было в твоем заклинании.

— Ч-что? Я… заклинание… что? — я совершенно не ожидала такого поворота. Меня выбило из колеи. На лбу выступает испарина, и головная боль усиливается.

— «Saggiu Ashen hiu. Asallah libukkunu, assus martuktuk», — повторяет Бьянка мое заклинание.

Но я слышу его не ее голосом, а своим. Тем, каким он был раньше.

Моргаю — и вот я снова в переулке в Сэнфорде, склонившись над Ашеном, моя кровь течет в его раненое сердце.

Я слышу его прерывистое дыхание. Чувство поражения сковывает меня. Моя рука лежит на животе, там, где была его, когда он вытащил меня из боя.

Что-то тянуло меня к нему. Причина, по которой я его спасла. Не просто боевое товарищество. Не просто несправедливость от того, что демон умирает от яда «Крыло Ангела».

Это был он.

Это было прошлое, которое я чувствовала, но не видела. И будущее, которое могло бы быть, если бы я рискнула. Если бы приняла этот огромный риск.

Я моргаю и трясу головой. Эдия сжимает мою руку.

— Лу?..

— Я… я… — опускаю взгляд, на секунду радуясь, что на этот раз не описалась. Затем снова смотрю на Бьянку, стараясь не выглядеть так панически, как я себя чувствую. Кажется, не выходит. Ее улыбка расширяется. Да, точно не выходит.

— Это не так. Связанные кровью… это же не реально. И я ни с кем не связана, — лепечу я.

Бьянка пожимает плечами.

— Возможно. Но не волнуйся, vampira. Я не сказала, что вы связаны друг с другом. Я сказала — ваши судьбы переплетены.

Слава богу.

— Хотя чаще всего первое тоже верно.

Черт возьми.

— Да, часто это любовь. Или смерть. Или и то, и другое. Кто знает? Судьба полна загадок.

Твою мать.

— Связанные кровью? — переспрашивает Эрикс, наклоняясь вперед. Я стону. Его глаза буквально сверкают, будто в них насыпали блесток, когда он смотрит на меня. Да, именно так, сверкают глаза, а не яйца, как мы шутили. Ему чертовски нравится эта затея.

— Священные узы кровной связи, нерушимые расстоянием и временем. Две души, сплетенные общим началом. Это похоже на диалог Аристофана о любви в «Пире» Платона. Две половинки одного целого, разделенные богами, ищущие свою недостающую часть. Только в реальности такое встречается куда реже, чем предполагал Платон.

— Настолько редко, что это вообще миф, — замечает Эдия.

Бьянка смотрит на нее и ухмыляется.

— Для могучей ведьмы я думала, ты знаешь лучше.

— Простите, что? — переспрашивает Эрикс, озираясь. — Мистофелис⁷? При чем тут Кот? Я совсем запутался.

— Dio ci salvi tutti⁸, — стонет Бьянка. Эдия давится вином и выплевывает его обратно в бокал. Джиджи хохочет. Кассиан хихикает, пока не встречает взгляд Давины — пустой, оценивающий. — Не Мистофелис. Аристофан. Афинский драматург. Позволь угадать, ты бессмертен всего тридцать секунд, да? Современное образование такое убогое. Gesù Cristo⁹.

Эрикс откидывается в кресле, буквально сжимаясь.

— Платон написал «Пир» как философский диалог о любви, — объясняет Бьянка, ее жесты плавны и грациозны. — В произведении Аристофан высказывает идею о том, что боги разгневались из-за высокомерия людей, и поэтому Зевс разделил наши тела и души на две части. Мы остались без своих половинок и были вынуждены искать их. Когда две души встречаются, их охватывает родство, юмор и любовь. Мы возвращаемся к своей изначальной природе. Исцеляемся. Due anime diventano una.

— И ты думаешь, Лу и Ашен… это две души, которые когда-то были разделены? И теперь воссоединились? — переспрашивает Эрикс, снова наклоняясь.

— Кто знает? — пожимает плечами Бьянка. — Два древних существа, чьи корни уходят так далеко, как только можно проследить. Оба сломленные и одинокие, теперь связанные кровью узами, которые превосходят разум и магию. Две судьбы, сплетающиеся ближе с каждой каплей разделенной жизни. Разве это не похоже на миф, воплотившийся в жизнь?

Ее взгляд останавливается на мне, пронзая душу.

Мне хочется спорить, отрицать все, что она сказала. Сказать, что наша связь умерла, когда погиб Ашен. Что все, что осталось, было вырвано из меня, когда он стоял и смотрел, как меня уводят в клетку. Любовь истлела в подземельях Царства Теней. Я хочу рассказать ей, как каждый укол, каждый порез, каждый ожог и перелом разрывали наши судьбы. Как они крали у меня частицы меня — и все, что могло остаться в этой связи, умерло вместе с ним.

Но это не было бы правдой.

Возможно, мы распутались. Но где-то, как-то — мы все еще связаны. Болью, местью, любовью или смертью — но связаны. Я ставлю бокал на стол. Откидываюсь в кресле. Я хотела правды — и получила ее. По крайней мере, часть. Я чувствую это, каким бы невозможным оно ни казалось. Ашен и я… наши судьбы сплетены. Закончится ли это моей гибелью, его или чем-то еще, я не знаю. Но мы часть большого полотна, готового порваться. Я знаю это. Я чувствую, как судьбы плетут для нас нити, ведущие нас к тайнам миров.

— Мне нужно найти Валентину, — говорю я, не отрывая взгляда от Бьянки.

Уголки ее губ приподнимаются.

— Дай мне два дня.

— Нам нужно забрать Кассиана с собой, пока Семен не выследил его здесь.

— Пожалуйста, — улыбается она шире, когда Кассиан фыркает.

Голова проясняется. Вены наполняются легким жужжанием. Я встаю, кивая Бьянке.

— Два дня.

— Два дня.

— Ты куда? — спрашивает Эдия, озадаченно глядя на нас.

— Вниз. Выпить и повеселиться, пока есть возможность, — отвечаю я, протягивая ей руку. Она берет ее и встает, остальные следуют нашему примеру. Ноги кажутся тверже, когда я поворачиваюсь к лестнице.

Я знаю правду.

Жнец вернулся в Мир живых.

И он идет за мной.

ГЛАВА 15

Музыка вибрирует в груди. Она окутывает нашу маленькую компанию бессмертных, словно вода, унося на своих волнах. В конце концов, за нашими плечами — века практики и десятилетия грации. Но когда ты вампир, танец обретает собственную мелодию. Он наполняет меня сердцебиениями. Звуком работающих мышц, воздуха, проходящего через легкие. Ритмичным стуком каблуков по полу. Голосами. Смехом. Шепотом кожи. Ласками. Поцелуями. Ароматами и звуками желания.

С каждой нотой я чувствую, как возвращаюсь к себе. Закрываю глаза и улыбаюсь так, как давно не улыбалась. Растворяюсь в этом потоке звуков. Танцую, пока тонкий слой пота не покрывает кожу, сверкая в мигающем свете. С каждой песней я все больше чувствую себя собой.

Через некоторое время я отделяюсь от остальных, останавливаясь у края танцпола, чтобы перевести дыхание и просто понаблюдать. Взгляд скользит к столикам, Давина сидит с Кассианом, робко улыбаясь, пока он, увлеченный рассказом, оживленно жестикулирует. В этом моменте есть что-то... большее, чем просто норма. Отворачиваюсь, будто тяжесть моего взгляда может разрушить их чары.

Я смотрю на гирлянды, обрамляющие сцену, слегка улыбаясь диджею, сводящему песни и биты, которых я никогда не слышала. Размышляю, какие ноты мог бы добавить мой голос, — и вдруг чувствую его.

Гул в моей крови подобен магии музыки. У него есть темп. Мелодия.

Я чувствую запах чернил. Невыкуренного табака, нагретого солнцем. Слышу одно сердцебиение, такое же медленное и мощное, как мое, его ритм почти так же знаком.

— Ты была права, — тихий голос звучит у самого уха, достаточно громко, чтобы перекрыть музыку.

Тепло разливается по спине. Я сопротивляюсь желанию прижаться к нему, закрываю глаза, и на губах появляется легкая улыбка. Тянусь к кинжалу на бедре, но чья-то рука медленно спускается по моему предплечью, отводя ладонь от лезвия. Его пальцы переплетаются с моими.

— В чем? — спрашиваю я, когда он подходит ближе, прижимаясь грудью к моей спине. Он отводит мои волосы с плеча, касаясь затылка, прежде чем откинуть их.

— Предательство, — говорит Ашен. Его губы скользят по шее. — На вкус оно было как медь. Но пахло тобой.

Огни прорезают темноту клуба, освещая меня, так же, как его слова освещают тени в моей душе. Тепло сжимается внизу живота.

— Рада слышать. Не хотелось бы, чтобы оно пахло другой женщиной. Было бы неловко. Хотя, погоди-ка...

— Вампирша... — его низкое рычание отдается в груди, и моя улыбка становится шире. Ашен говорит ровно, несмотря на ярость, кипящую внутри него. — Пошли со мной.

Что ж. Кажется, он все еще любит приказывать. А значит, я все еще буду получать удовольствие, отвечая:

— Нет.

— Пожалуйста.

— Не, спасибо.

Ашен вздыхает, и его дыхание будто запускает электрический ток по моей коже. Он проводит пальцем по открытой спине. Мое сердце взрывается с каждым его прикосновением.

Мы начинаем двигаться в такт музыке, но будто находимся на другом танцполе, чем все остальные. Кажется, они не слышат настоящей музыки. Настоящая музыка — медленная. Чувственная. Это ритм сердца Ашена, бьющегося у моего позвоночника, когда его рука опускает наши переплетенные пальцы мне на живот, притягивая ближе. В его ласке, когда я поднимаю руку и впускаю пальцы в его волосы. Музыка — в его дыхании, согревающем шею, в тепле губ, шепчущих в кожу.

На мгновение мне хочется забыть, что мы каратель и добыча, солдат и оружие, охотник и жертва, которая не сдается. Кто из нас кто — я уже и сама не знаю. Не хочу вникать. Просто хочу верить, что мы просто мужчина и женщина на танцполе. Ничего больше.

— Пошли со мной на улицу, — снова говорит Ашен, на этот раз мягко. Соблазнительно.

— Нет, — так же тихо отвечаю я, продолжая двигаться с ним в такт.

— Ты не сможешь избегать меня вечно.

— Могу попробовать.

Его зубы слегка касаются уха. Слова звучат в голове моим новым, хриплым голосом. Могу попробовать. Но я не хочу. Пока нет.

Ашен крепче обнимает меня. Его пальцы скользят по линии челюсти. Дыхание вторит пульсу. Из моих губ вырывается стон — так тихий, что даже я едва слышу, но Ашен чувствует его по вибрации в горле. Я понимаю это по тому, как его поцелуй становится огнем на коже. Мое тело тает в его объятиях под звуки музыки.

— Пойдем со мной, вампирша.

Я вздыхаю, отчасти из-за его настойчивости, отчасти из-за прикосновений.

— Ты не сдашься, да?

— Как и ты. Ты самое упрямое существо во всех мирах.

— Удивлена, что ты только сейчас это понял, — говорю я, и легкий смешок Ашена согревает кожу. — Кажется, я была ясна, Жнец. Я скорее умру, чем позволю тащить себя обратно в Царство Теней.

Его хватка крепчает, когда моя рука опускается.

— Я не собираюсь тебя туда тащить.

— Со всей возможной грубостью заявляю, Жнец: я тебе на слово не верю.

— Хм, — он гудит прямо у шеи. Волна жара устремляется вниз живота, а по коже разливается румянец. — Тогда вот что: я обещаю не забирать тебя и не позволю никому другому увести тебя из этого клуба. Если только ты сама не попросишь.

Я искренне смеюсь, но смех быстро становится едким. Ашен, кажется, не смущен. Его пальцы все еще переплетены с моими. Он кладет подбородок мне на плечо.

Не могу сказать, что пытаюсь вырваться из его объятий, но и выходить с ним в ночь тоже не горю желанием. Ощущение, что мы просто мужчина и женщина, ускользает. Оно испаряется, как туман на солнце.

— Ты? И обещание? — мой голос звучит сладко и невинно, несмотря на боль и злость, скрытые под поверхностью. — Ты нарушил почти все данные мне обещания. Кроме того, Жнец, тебе давно стоило понять: среди бессмертных единственные обещания, что чего-то стоят, оплачиваются кровью.

Его свободная рука скользит по запястью, поднимается выше локтя. Медленно, осторожно, будто он смакует каждое прикосновение. Грудь вспыхивает, когда его ладонь касается плеча. Мурашки следуют за его пальцами, как хвост кометы, когда его рука движется к ключице и останавливается над сердцем.

— Тогда я заплачу кровью, — говорит Ашен, его губы касаются уха с каждым словом. Он поднимает руку, поднося запястье к моим губам.

Я закрываю глаза. Горло горит от желания при виде вен под кожей. Но дело не только в этом. В намеке. В самом жесте, который притягивает меня не меньше, чем запах, вкус или ощущение его сущности, текущей по моим жилам. Это больше, чем сила секретов и времени в его крови. Это магнитное притяжение, будто мы должны найти друг друга через любые расстояния, миры и время.

«Связанные кровью», — вспоминаю я слова Бьянки. «Чем больше ты пьешь, тем сильнее переплетаются ваши судьбы».

Эти слова оседают в груди, как раскаленный стеклянный шар. Они расширяются, заполняя каждую пустоту, покрывая меня правдой изнутри. А правда в том, что эта кровная связь жестока. Все не должно быть так. Мне не нужно что-то настолько священное от того, кто предал меня.

Я убила почти всех, кто предавал меня за эти тысячелетия. Но тот, кто ранил сильнее всего, сейчас здесь, обнимает меня. И я позволяю. Не могу остановиться.

Нет, все не должно быть так. Не с этим врагом. Не с человеком, который никогда не должен был стать моим.

Та печаль, что поднимается при этих мыслях, — как зыбучие пески. Как место, где мне не положено быть. Как пустыня, что отталкивает меня от моря и поглощает. Сухая, иссушающая. Бесконечная. Безжалостная. Она затягивает, не оставляя ничего, покрывая мой мир грубыми зернами, пока не задыхаюсь, теряя даже волю бороться.

Я замедляю движения. Мускулы постепенно каменеют. За несколько тактов музыки я становлюсь почти статуей.

— Чего ты хочешь? — требую я. Мой голос низкий, напряженный. Ни намека на игривость, флирт или шутки. Музыка продолжается вокруг, будто оставляя нас на холодном, пустом берегу. — Чего ты хочешь? — повторяю я, когда он не отвечает.

Ашен слегка отстраняется, но его губы все еще близко к моему уху, а рука сжимает мою. Я чувствую, как он напрягается. Его запястье все еще передо мной — как обещание.

— Поговорить. Наедине.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, наполняя легкие, чтобы отвлечь сердце чем-то реальным.

— Ладно, — отталкиваю его запястье. Поворачиваю голову ровно настолько, чтобы он услышал каждое слово, но не увидел моего лица. — Но мне не нужны твои жалкие клятвы.

Его пальцы ослабляют хватку, но это я в конце концов отпускаю его руку.

ГЛАВА 16

Я отхожу от Ашена, но знаю, он последует за мной. Направляюсь к выходу на террасу. Мысли шепчут, что я выиграла небольшую битву с собой, но в груди ноет, будто уже проиграла.

Не оглядываюсь, пока пробираюсь через танцпол. Взгляд Эрикса ловит мой сквозь толпу. В его глазах вопрос, когда он замечает Ашена за моей спиной. Мой едва заметный кивок, кажется, успокаивает его. Он отвечает тем же и наблюдает, но не идет за мной.

Ночь прохладна, и мурашки пробегают по коже, когда мы выходим на пустую террасу. Воздух кажется разреженным без солнца. Звезды ярко горят над морем. Я подхожу к каменному ограждению и смотрю на обрывы, уходящие в ночной берег.

Ашен останавливается рядом, опираясь руками на камень. Достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло, но не касаться. Он не смотрит на меня, но ощущаю, как его внимание ловит каждое мое движение — от сжатых ладоней, чтобы не теребить платье, до вздоха, когда тишина затягивается.

— Ты добился своего, Жнец. Говори, — мой голос звучит устало, а не раздраженно. Смотрю на океан, пока не всплывает мимолетное воспоминание о доме с сестрами, терзая меня.

Ашен слегка опускает голову. Вижу, как он смотрит на берег.

— Прости, Лу.

— За что, Жнец? За то, что уже сделал, или за пытки, которые еще планируешь?

Из него вырывается горький смех. Чувствую, как он бросает на меня взгляд, но не отвечаю взаимностью.

— Я пытаюсь помочь. Твое состояние не стабилизируется, пока ты не закончишь то, что начал Семен.

Я и так чувствую эту правду внутри. Мои способности к исцелению вернулись, но тело и разум работают нестабильно. Видения приходят почти против моей воли. Кажется, во мне есть сила, которую я не контролирую. Как и мочевой пузырь, судя по всему.

Но даже зная это, я не буду с Ашеном играть в вежливость. Напротив, моя вечно тлеющая ярость вот-вот закипит.

— Конечно, теперь ты эксперт. Эмбер лично принесла тебе отчеты? Или ты наблюдал через скрытую камеру?

Ашена напрягается. Я будто вижу, как каждый его позвонок смыкается.

— Ты знал, что она участвовала вначале? Пока все не стало слишком ужасным даже для нее.

Ашен молчит. Напрягает челюсть, когда смотрит на руки.

— Что ты узнал о моем состоянии, раз стал таким экспертом, Ашен? Что-то понял после той херни, которую ввел мне Галл? Или, может, после сломанных костей? Вырывание ногтей по одному дало понять, как меня «починить»?

Его сердце бьется чаще. Слышу, как учащается дыхание.

Поворачиваюсь к нему, красный свет моих глаз скользит по ограждению, пока не останавливается на его лице. Сжимаю челюсть, пока мы таращимся друг на друга. Смотрю сквозь горячие слезы, которые обжигают кожу. Даже не заметила, как они появились.

Ашен выпрямляется и поворачивается ко мне. Пламя разгорается в его глазах.

— Лу...

— А когда... — голос срывается.

Ашен делает шаг вперед, а я назад, вытягивая руку, чтобы остановить его. Мой голос низкий и яростный, когда я наконец беру себя под контроль.

— А когда он разрезал мой живот, чтобы проверить, смогу ли я теперь выносить ребенка благодаря сыворотке Семена, Ашен? Как тебе такое? А когда он и твоя сестра взяли... Когда они...

Сжимаю губы. Дыхание сбивается. Взгляд падает на пол, и я пытаюсь загнать все воспоминания о подземелье в глухую тюрьму разума. Не могу пережить это снова. Что они делали со мной. Что вводили. Что вырезали. Что украли.

— Лу...

Эти две буквы звучат из его уст с такой яростью, болью и скорбью. И все же, этого недостаточно. Вообще.

С огромным усилием заталкиваю горе обратно под ярость, что живет под кожей. Вытираю слезы и делаю глубокий вдох. Поворачиваюсь к морю. Лучше пусть меня преследуют воспоминания о сестрах, чем ужасы этого нового ада.

— Я умру, но ты не заточишь меня в том подземелье, Ашен. Умру, но не стану твоим оружием и не позволю сделать с другими то, что сделали со мной.

— Мне жаль, Лу, что с тобой это произошло, — говорит Ашен. Вижу, как отчаянно он хочет приблизиться, но сдерживается. — Я не делал этих ужасных вещей. Не видел и не наблюдал. Я сделал все возможное, чтобы исправить это.

Горько смеюсь.

— Ашен, ты заставил меня пообещать делать все, как ты говоришь, а когда пришло время — промолчал. Буквально.

— О чем ты?

— В «The Maqlu». Заставил пообещать: если ты попросишь бежать или оставить тебя — я должна сделать это. Но ты не просил. Ни в клубе. Ни когда стоял на помосте в Царстве Теней и смотрел на меня сверху вниз. Я доверилась тебе, как ты просил. А ты подвел меня.

— В «The Maqlu» не было времени, вампирша, — Ашен игнорирует мои колкости. — А в Зале ты едва стояла. Мы были окружены.

— Я была окружена. Ты стоял на помосте и смотрел на меня свысока.

— Ты правда думаешь, у меня был выбор? Ты не представляешь, насколько могущественны Эшкар и Имоджен, Лу. Мы уступали в численности и стратегии. Если бы я умер, какие шансы были бы спасти тебя? Твоя судьба была бы одинаковой в любом случае, голос Ашена резок от отчаяния и собственной ярости. — Тебе некуда было бежать. Единственный выход был — терпеть.

Я презрительно фыркаю, пока гнев поднимается по горлу и оседает ядом на языке.

— Терпеть. Тебе легко говорить. А что ты терпел, пока меня пытали в твоем подземелье? Ужины, вино и танцы в «Bit Akalum»? Свободу путешествовать между мирами? Любовь женщины, которую потерял давно и получил назад как награду за мою поимку?

— Она не ты, — рычит он, голос гремит в ночи, свет в глазах становится черным пламенем. Он делает шаг ко мне, затем еще один. Я впиваюсь ногами в пол, отказываясь отступить, хотя адреналин кричит, чтобы я бежала. — Я использовал все связи. Заключал сделки. Нарушал каждое правило. И хуже всего - знал, что каждый момент может быть твоим последним.

Ашен останавливается так близко, что мои ресницы дрожат от его дыхания. Сжимаю зубы, пока не кажется, что они треснут. Ногтями впиваюсь в ладони, пока не чувствую запах крови.

— Если ты готов на такое ради своего оружия, то мне жаль тебя, Жнец. Потому что ты приложил все усилия, и все равно проиграешь войну. Я позабочусь об этом. Лучше я превращу твой мир в пыль. Лучше умру, чем буду сражаться за Царство Теней, о великий Мастер Войны.

Рука Ашена молниеносно сжимает мое горло. Дым клубится за его спиной, когда крылья разворачиваются, заполняя пространство. Искры сыплются на каменный пол.

— Так в тебе все-таки есть много демонического, — говорю я, запрокидывая голову, словно приглашая сжать сильнее. — Однажды я поверила, что ты не такой, как другие в твоем мире. Докажи, что я ошибалась в последний раз, на случай, если не усвоила урок. Прикончи меня, чтобы мне не пришлось делать это самой.

Его большой палец медленно скользит по линии челюсти, ласка настолько нежная, что ее можно принять за воображение.

— Какая же ты стихийная, вампирша. Едкая. Храбрая. Безрассудная, — его взгляд скользит по моему лицу.

— Хватит тратить мое время на снисходительные жнецовские речи. Убей меня уже.

— Я не причиню тебе вреда. И не позволю тебе сделать это самой.

Его глаза вспыхивают решимостью. А затем в выражении мелькает намек на извинение. Прежде чем я успеваю среагировать, его другая рука раздавливает хрупкую ампулу на цепочке у моей груди. Жидкость смешивается с кровью из мелких порезов на нашей коже и стекает между грудями.

— Что за...

— Sabbi Leucosia libbu amaru nanam. Batiltu iskakku shul libbu istu abatu ana simtim alaku.

Резкий вдох разрывает жжение в горле. На мгновение мы просто смотрим друг на друга.

— Ублюдок, — шиплю я.

Не отрывая взгляда, выхватываю кайкен из ножен на бедре и пытаюсь поднести к горлу, но рука дрожит, будто ее сдерживает невидимая сила. Вкладываю всю силу в движение. Стискиваю зубы, рыча, пытаюсь приблизить лезвие. Оно не двигается ни на миллиметр.

Но я уже знаю, почему. Потому что понимаю его слова.

«Сердце Леукосии — буря. Останови оружие от уничтожения собственной судьбы».

Ашен отнял у меня возможность покончить с собой, забрал последний шанс сбежать из этого ада.

Чистейшая ярость течет по побелевшим костяшкам, и я направляю нож на Ашена, успевая поранить его плечо, прежде чем он выбивает клинок. Его хватка возвращается к моему горлу, и он прижимает меня к стене. Сердце бешено бьется под его ладонью, вонзающей осколки от ампулы глубже в кожу.

— Отлично. По крайней мере, я еще могу ранить тебя.

Мы смотрим друг на друга. Его дыхание обжигает кожу. Пепел и дым от его крыльев заволакивают пространство, скрывая свет звезд на небе.

— Я не причиню тебе вреда, — повторяет он тихо. Черное пламя пляшет в его глазах. Я чувствую его жар, когда он изучает мое лицо, задерживаясь на губах.

— Ты уже причинил. Снова. Буквально через две секунды после обещания. Или ты забыл, что до сих пор вдавливаешь стекло мне в грудь, гребаный мудак?

Будто и правда забыв, Ашен медленно убирает руку. Осколки падают на пол. Некоторые остаются в коже. Он смотрит на мою окровавленную грудь, морщится и вытаскивает один осколок, затем другой, не обращая внимания на те, что торчат из его ладони.

— Прости, — шепчет он, не отрывая взгляда от моей кожи. — Я сделал единственно возможный выбор, чтобы спасти тебя.

— Извинения ничего не значат, когда ты совершаешь непростительное. Ну не знаю, например, заставляешь кого-то довериться тебе, а потом предаешь, чтобы его месяц морили голодом и пытали в гребаном подземелье.

— Это сделал Эшкар, не я, — говорит Ашен все тем же тихим голосом. Он прижимает большой палец к моей челюсти, когда вытаскивает длинный осколок.

— Ах да, прости. Ты просто стоял и смотрел, ничего не делая. Зато успел обнять другую девушку через несколько часов после того, как трахнул меня в своей машине. И в доме. В домах, прошу прощения.

Его взгляд скачет между моими глазами.

— Это не то, что ты думаешь.

— Какая неожиданность. Правда – это ложь. Реальность - иллюзия. А общий знаменатель во всем этом дерьме - ты.

Мы застываем в напряженной тишине. Моя ярость пылает под кожей, горло под его хваткой. Как и в комнате, когда он прижал меня к стене, кажется, я могу вырваться, если захочу. Часть меня хочет бежать как можно дальше. Другая, более безрассудная, - чтобы он сжал руку, пока мир и все его страдания не исчезнут. Но больше всего, хоть и не признаюсь, я хочу остаться здесь. Как парус в ветрах страха, привязанный к его руке.

Горе и желание пожирают борьбу в моей плоти, клетка за клеткой. Сколько ни сражаюсь, мое сердце упрямо бунтует против разума.

— Зачем, Ашен? — шепчу я. Гневные слезы наполняют глаза. Это слезы ярости, потери и тоски. — Зачем ты это делаешь? Скажи мне правду. Хотя бы раз, если больше никогда не скажешь ничего честного.

Пламя в его глазах не гаснет. Но сквозь огонь я вижу не только злость и разочарование. Вижу отчаяние. Агонию и страдание. Он пережил новую боль, и она до сих пор терзает его, преследуя каждый вздох.

— А ты как думаешь? — он ждет реакции, но я отказываюсь ее дать. Ашен отводит взгляд и наклоняется. Мурашки бегут по моей шее и рукам. Тепло разливается внизу живота, когда его губы касаются кожи, и он шепчет на ухо: — Libbu isriq, ekimmu.

Слова заползают в грудь и обвиваются вокруг костей.

Ты украла мое сердце, вампирша.

— Тогда забери его обратно, — шепчу. — Я не могу быть твоим оружием.

— Я так не говорил.

— Тебе не нужно. Ты явно хочешь больше власти в Царстве Теней.

Его улыбка становится едкой, когда наши взгляды сталкиваются.

— Ты правда веришь, что в этом причина?

— А в чем еще?

— В чем же еще.

Я фыркаю, пронзая его ядовитым взглядом.

— Ты либо не говоришь ничего, либо лжешь. Не знаю, почему ждала, что сейчас что-то изменится.

— Ты все равно сожгла бы мои слова, — его взгляд задерживается на мне, прежде чем снова опускается к груди. Мы погружаемся в тишину, пока он с хирургической точностью и терпением влюбленного вытаскивает осколки. Я хмурюсь, но он не смотрит, сосредоточенный на осколках в моей плоти.

Отворачиваюсь, когда слезы, которые не могу сдержать, текут по щекам. Одна падает на ключицу, задерживается на кости, затем скользит к сердцу. Рука Ашена замирает. Его палец ловит каплю, растирает ее по коже, пока она не высыхает.

— Хватит, — шепчу я, когда он возвращается к крошечным осколкам. Пытаюсь оттолкнуть его, но он отводит мою руку.

На челюсти Ашена дергается мускул, но выражение его лица полно решимости, и он продолжает сосредоточенно вытаскивать стекло.

— Еще не все, — говорит он, но я не знаю, о чем он: об осколках в моей коже или о суровой судьбе, ранящей мое сердце.

ГЛАВА 17

Когда Ашен наконец отпускает меня, я ухожу без лишних слов, оставляя его в пустой ночи, где ему и место. Найдя остальных и выдержав их слабые протесты, я одна возвращаюсь на Виллу Датура, хотя прекрасно понимаю, мое одиночество лишь иллюзия. Ашен достаточно близко, чтобы я чувствовала его присутствие. Он следит, чтобы я добралась благополучно, но держится на расстоянии.

Ощущение, что за мной следят, не исчезает и на вилле. Оно преследует меня, пока я иду через сад к гостевому дому. На кухне я останавливаюсь, чтобы взять бутылку вина, намереваясь устроиться в своей комнате, хорошенько напиться и строить планы мести.

Но, разумеется, судьба посылает этот план к чертям.

Я так поглощена раздражением, что лишь через минуту замечаю равномерное тук-тук-тук из гостиной. Откидываюсь назад, чтобы заглянуть за угол, вглядываясь в темноту.

Пара янтарных глаз смотрит на меня в ответ. Ритм учащается. Это хвост, стучащий по дивану.

Уртур. Гигантский шакал Дома Урбигу. Здесь, в Мире живых. На диване. Еле помещаясь.

Я отступаю на кухню. Делаю длинный глоток прямо из бутылки. К черту бокалы, мы уже давно прошли эту стадию.

Снова заглядываю.

Тук-тук-тук.

Сделав еще один глоток вина, я беру бутылку с собой и направляюсь в свою комнату. Ашен уже там, сидит на краю моей кровати. Конечно же.

— Просто замечательно. Проваливай к черту.

Ашен слегка улыбается.

— Не могу.

— Можешь. Это называется дверь, — указываю я на нее. — Ты встаешь, проходишь через нее и не возвращаешься.

— В гостевом доме больше нет свободных мест.

— Тогда вали на диван.

— Уртур храпит.

— Отлично. Надеюсь, он не даст тебе уснуть всю ночь. Может, у него даже настоящее бешенство, а не ангельское, и тогда ты умрешь медленной и мучительной смертью, лая на свою тень. Я с огромным удовольствием понаблюдаю за твоей недостойной, позорной кончиной.

Ашен отворачивается, пытаясь скрыть смешок.

— Ты такая злая, вампирша.

Я бросаю на него яростный взгляд, который не дает ничего, кроме, возможно, усиления его веселья.

— Все еще сыплешь комплиментами, я смотрю. Тронута. А теперь проваливай.

Ашен встает, и на мгновение мне кажется, что я выиграла этот раунд. Что, конечно, глупо. Потому что кто-то явно меня ненавидит.

— Есть вторая змея. Ее зовут Зида, — говорит Ашен, приближаясь, пока не оказывается прямо передо мной.

— Я слышала.

— Зида охотится на тебя. Я не могу оставить тебя здесь одну, ты будешь слишком уязвима. Поэтому Уртур охраняет вход.

— Я справилась с Нинигиш сама, чувствуя себя при этом отвратительно, спасибобольшое. И даже не думай приписывать себе мою победу.

Легкий смешок вырывается у Ашена, но когда наши взгляды встречаются, его выражение становится серьезным. Решимость в его глазах разгорается пламенем.

— Зида быстрее. Умнее. Незаметнее. Ее будет гораздо сложнее убить. Когда она придет, мы должны быть готовы.

Ашен поворачивается к комоду. Он берет что-то, прислоненное к нему в тени, и протягивает мне мою катану.

— Это твое, — его голос тихий и низкий. Я ставлю бутылку вина на пол и беру катану обеими руками, закрывая глаза, когда ее вес ложится в ладони, где ей и место. — Пожалуйста, постарайся не убить меня ею. Я устал воскресать в Царстве Теней. Это... крайне неприятно.

— Если не хочешь, чтобы я это сделала, перестань меня раздражать, — говорю я, прижимая меч к груди. Ашен отвечает слабой улыбкой. Смотрю на него, словно бросая вызов, но его улыбка не исчезает. Лишь усиливает жар в его глазах, когда они задерживаются на моих губах. Я понимаю, что его улыбка может быть связана не с моими словами, а с тем, что я вообще могу их произносить. Смотрю в пол. — Спасибо.

Мы стоим в тишине долгое мгновение. Я думаю о Зиде и гадаю, как близко она может быть. Как далеко позади на нашем следу...

Черт.

— Мистер Хассан...

— Я уже предупредил его. Он в безопасности от змеи, — говорит Ашен. Он наблюдает с острым интересом, как я киваю и выпускаю неровный вздох сквозь сжатые губы. С видимым усилием Ашен отворачивается и направляется к кровати. Он берет одну из подушек и кладет ее на пол под закрытым окном, оставляя рядом свой меч и кинжал.

— Ты не свалишь? — говорю я, пока он тащит овечью шкуру от камина к своему импровизированному ложу.

— Нет.

Я фыркаю и поворачиваюсь к шкафу, достаю длинный халат и накидываю его на плечи, затем направляюсь к двери с катаной в одной руке и бутылкой вина в другой.

— Куда ты пошла? — голос Ашена - идеальная смесь недовольства, усталости и раздражения. Звучит восхитительно.

— Пить. В другом месте.

— Вампирша...

— Расслабься, демон. Я лучше посижу с собакой в темноте и рискну подхватить жнецовское бешенство, — говорю я, подходя к двери. Слышу, как он шевелится, когда я на пороге, но не оборачиваюсь. — Мне нужно побыть одной.

Я жду, что он начнет спорить, но этого не происходит. Выхожу в коридор, тихо закрывая за собой дверь.

Сижу на диване с тяжелой головой Уртура на коленях, когда Эдия возвращается с остальными. Оказывается, шакалы — неплохие слушатели для пьяных и разбитых сердцем вампиров, связанных с демонами. Я сижу здесь так долго, что ноги затекли.

— Мы... мы что, завели собаку? — останавливается Эдия, осматривая сцену. Хвост Уртура шлепает по дивану в ответ.

— Уртур, это Эдия. Эдия, это Уртур, демонический шакал. Не знаю, как он тут оказался, но он отличный собутыльник. Я рассказала ему свою грустную историю, и он разрешил мне плакать в его шерсть. Она мягкая и пахнет серой, — обнимаю огромную черную голову Уртура.

Тук-тук-тук.

— Я-я-ясно, — тянет Эдия, бросая взгляд на остальных.

Коул берет бокал с кухонной стойки и проходит мимо Эрикса и Эдии.

— Налей мне вина, и я расскажу, как Уртур обоссал кровать Ашена.

— Не-е-е-ет, — кричу я. Коул занимает кресло напротив, а остальные расходятся по комнатам. — Только не шелковое белье для секса.

Демон тихо смеется.

— Ага. Он как-то пробрался в комнату Ашена и застрял там. Обоссал всю кровать. Ашен был не в духе несколько дней.

— Он обожает эти простыни. Не то чтобы я его виню, — мы улыбаемся друг другу и замолкаем, пока я глажу гладкую шерсть Уртура. — Он в моей комнате.

— Не удивлен. Что произошло между вами на улице?

— Он наложил на меня заклятие. Против меня самой, — говорю я, выковыривая соринки из густой шерсти шакала. Моя улыбка гаснет, и я продолжаю смотреть на свои руки. — Если он попытается утащить меня в Царство Теней, я не смогу остановить его. Я больше не могу вычеркнуть себя из уравнения.

Коул вздыхает и долго молчит, прежде чем ответить.

— Мне жаль, Лу. Зная, в каком вы оба состоянии... Я понимаю, почему ты хотела иметь такую возможность. Но не думаю, что он планирует везти тебя туда. Думаю, он просто... боится. Особенно после того, что случилось, когда ты убила Нинигиш.

— Это все равно подлый поступок, — делаю глоток вина.

— Знаю. Но он был в отчаянии. И не знал, что делать. Он демон, в конце концов. Он не всегда поступает правильно, даже когда пытается.

— Правильно, — повторяю я, и когда Коул встречает мой взгляд, я дразняще улыбаюсь. — Это говорит твоя бывшая ангельская оптимистичность.

— Не-а. Ее давно нет, — он откидывается в кресле, закрывает глаза и закидывает ноги на стол.

Я наблюдаю за ним. Его лицо такое же юное и неизменное, как всегда. Настоящая маска для всего, что он видел за свою долгую бессмертную жизнь.

— Почему ты на самом деле отказался от крыльев? — он открывает глаза и смотрит на меня. Слышу тяжелый удар его сердца, полный печали.

— Давно я потерял того, кто был мне дорог. Я должен был защищать его. Это было мое предназначение. Любить его - неожиданный дар, — Коул смотрит в вино, вращая бокал. Вздыхает перед тем, как сделать глоток. — Я долго скорбел. Научился жить с горем. Но не мог найти новую цель. Она словно ускользала. Поэтому, когда появилась эта миссия, я подумал, что она заполнит пустоту. По крайней мере, хоть какие-то перемены. Может, я все еще хотел наказать себя за то, что не защитил любимого человека.

Я провожу пальцами по шерсти Уртура, наблюдая, как Коул крутит бокал. Краткая улыбка мелькает на его лице, и я понимаю — он вспоминает моменты с тем человеком.

— Ты нашел то, что искал? В своей миссии?

Коул усмехается.

— Ну, я нашел страдания, это точно. Мое время смертного было к счастью недолгим. Были приятные моменты. Друзья. Серфинг. Но и много ужасного. Например, ситуация с Эриксом. Ну, пока все не стало хорошо, но мне было трудно это принять.

— Ты словно говоришь, что Царство Теней лучше, чем твоя жизнь смертного.

— Так и есть, — его уверенность удивляет меня. Он смотрит мне в глаза. — Там есть ужас. Да. Ты знаешь. Ты чувствовала. Но там есть и потенциал. Это может стать чем-то другим. Просто нужно исцелиться и снова обрести цель.

— Как исцелить?

— Любовью, Лу. Одну душу за раз. Одного зверя за раз, — Коул указывает бокалом на Уртура, чья голова все еще удобно устроилась у меня на коленях. Его улыбка неожиданно мудра для такого юного лица. — Одного демона за раз.

— Я знаю, к чему ты клонишь. И прежде всего, он уже любил раньше.

— Не так, как тебя. И не думаю, что его когда-либо любили в ответ так, как любила ты.

— Боже, Коул, — стону я, проводя рукой по лицу. Отдергиваю ее, почувствовав запах собаки. — В тебе слишком много от ангела, чтобы одержимо сводить любые пары, какими бы испорченными они ни были, и много от демона, чтобы получать удовольствие, наблюдая, как они неизбежно вспыхивают и разбиваются, как крушение поезда.

Коул смеется.

— Не-а, Лу. Я просто говорю, что вижу. Демона, измученного любовью.

Я закатываю глаза. Чувствую, как румянец поднимается по шее к щекам. Коул улыбается, и я опускаю взгляд в шерсть Уртура.

— Никто из нас не может быть уверен. Мы не так долго были вместе.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что секунда может значить столько же, сколько день, неделя или даже годы.

Черт. Я знаю это, но все равно хмурюсь.

— Мы даже не знаем, вдруг это все игра ради власти. Он никогда не говорит, что чувствует. Так что любовь, которую ты в нем видишь, может быть иллюзией.

— Да ладно, Лу. Ты убиваешь его несколько раз, а он все равно возвращается. Он носится по Миру живых, когда должен готовиться к войне, но вместо этого грозится превратить глаза людей в кейк-попсы, потому что беспокоится о тебе. Он мог бы уже десять раз вернуть тебя в Царство Теней, но добровольно терпит общество бессмертных, которые его презирают, лишь бы быть рядом с тобой. Черт, он даже общается с Эриксом, своим смертельным врагом.

— Не думаю, что угрозы вырвать Эриксу крылья и скормить их Уртуру можно назвать общением, — хвост шакала шлепает по дивану, и я не уверена, то ли он откликнулся на свое имя, то ли мечтает закусить ангельскими крыльями. — Нет никаких доказательств, что он любит меня или кого-то, кроме себя. И я не собираюсь прощать его только потому, что это полезно для Царства Теней. Я ничего не должна ему и его Царству. Без обид.

— Лу, — тянет Коул, наклоняясь вперед в кресле. Его взгляд проникает прямо в меня. — Я говорю это не ради него или Царства. Я говорю, потому что вижу, как ты сама себя мучаешь. Ты злишься, тебе больно, и у тебя есть на это право. Но я также видел, как ты смотрела на Ашена, когда он ворвался в ту комнату в Каире. Ты хотела, чтобы он был там, и злилась на себя за то, что приняла его помощь. Я говорю не о крови, а о заботе и поддержке. Я прав?

В горле встает ком. Я отвожу взгляд в угол комнаты. Киваю.

— Я понимаю, Лу. Когда Эрикс нашел меня, я тоже не хотел принимать его прощение. Не хотел чувствовать его любовь или свою. Я был слишком зол на себя. Боялся ошибиться снова или потерять. Со временем я научился позволять себе чувствовать. — Коул допивает вино и встает, проходя за диваном. Останавливается по пути на кухню и кладет руку мне на плечо, наклоняясь к уху. — Ты можешь позволить себе любить его. Тебе не нужно наказывать себя за это. Не нужно наказывать себя за то, что принимаешь его любовь. Ты можешь чувствовать все.

Я не поворачиваюсь к Коулу. Не хочу, чтобы он видел слезы в моих глазах. Но кладу свою руку на его и сжимаю. Слегка киваю, потом снова таращусь на бокал.

Коул целует меня в макушку и уходит. А я еще долго сижу в темноте с шакалом, размышляя о словах, о том, как исцелить сломанный мир. Как исцелить сломанную душу, сломанное сердце. Это происходит по одному моменту любви за раз.

Вот бы и меня она исцелила.

ГЛАВА 18

Голова гудит. В висках словно роятся шершни.

Кажется, я моргаю, но перед глазами лишь белая пелена. Я в метели. Снежные вихри скользят по коже. Здесь так холодно. Я потерялась, и вокруг лишь холод и белизна.

— Перестань стоять над ней. Ты ее пугаешь.

— Она уже напугана, ведьма.

— Ну, так ты напугаешь ее еще больше, демон с дымными крыльями и огненными глазами. Просто остынь, черт возьми. Возьми ее за руку. Нет, за руку, а не за рукав, тупица.

— Какая разница…

— Отпусти, — шипит Эдия, когда я начинаю дергаться и вырываться. — Именно так ее хватали, чтобы утащить из камеры.

Тишина. Я чувствую, как тепло покидает мою руку, и сопротивление уходит из тела. Сознание будто расколото надвое: одна часть осознает, но не может пошевелиться, другая - заперта где-то далеко и страшно.

— Хочешь помочь по-настоящему? Научись делать это правильно. Возьми ее за руку. Говори спокойно.

Теплая ладонь смыкается вокруг моей. Кажется, это единственное, что удерживает меня на земле.

— Вампирша. Проснись… — что-то касается моего лица, и оно кажется мокрым. То ли это моя кожа, то ли его рука, не знаю. Все тело влажное. Я стону и слышу шепот Эдии, но не разбираю слов. Когда Ашен говорит снова, в его голосе меньше тревоги, но она все равно проскальзывает: — Лу, ты в безопасности. Проснись.

Я зажмуриваюсь. Гул стихает, и, открыв глаза, я наконец вижу. Но мне не нравится то, что передо мной.

Хорошая новость: я не обмочилась.

Плохая новость: я переделала ванную. Своей кровью.

Мой кайкен лежит на полу рядом. Тело покрыто потом и темными брызгами. Я дрожу от холода, будто костный мозг выкачали и заменили снегом. Пальцы ноют. Я все еще наполовину в метели, наполовину здесь, на кафельном полу.

Я в полном, блять, недоумении. Я была в постели?.. Кажется?.. Это последнее, что помню. Легла, а Ашен сидел у окна, наблюдал, как я бросаю ему последний пьяный, подозрительный и слегка расфокусированный взгляд, прежде чем натянуть одеяло до подбородка и отвернуться. А теперь он стоит на коленях рядом, держа мою руку, а Эдия присела с другой стороны. Оба выглядят серьезными. Обеспокоенными.

— Что за херня-я-я, — выдыхаю я. Голос хриплый, горло саднит. Язык кажется слишком толстым и липким. Внезапно накатывает усталость, будто я не спала, а бежала.

Эдия встает, берет полотенце. Включается вода. Ашен остается рядом. Когда полотенце готово, он берет его у Эдии и осторожно вытирает мою кожу. Я смотрю на его лицо, на глаза, следящие за движением руки по моей щеке и шее. Он замечает мой взгляд и встречает его. Пытается успокоить улыбкой, но морщина между бровями выдает слишком много тревоги.

Взгляд скользит к зеркалу. Поверхность которогоиспещрена древними шумерскими символами — шевронами, линиями, треугольниками.

— Не припоминаю такого в журнале «Жизнь Марты Стюарт», — говорю я, разглядывая текст, растянувшийся по зеркалу и части стены. Ашен хмурится, и я чувствую его недоумение.

— Октябрьский выпуск прошлого года. «Бюджетный Хеллоуин: декор из собственной крови», — отвечает Эдия.

— Точно. Получилось на ура. Бьянка будет в восторге.

Ашен бормочет что-то невнятное, похожее на «haramenzen» — шумерское «хулиганы». Я ловлю взгляд Эдии, и она на мгновение улыбается, пока Ашен подхватывает меня с пола, накидывает полотенце на плечи. Когда я стою более уверенно, поворачиваюсь к зеркалу.

— Gasaan tiildibba me zi ab. Dul susi giskasilim tilla. Nigkulli duma galu barama niingar, — шепчу я, читая первую строку. — Первые строки моего заклинания в Сэнфорде.

— «Королева, дарующая жизнь умирающим. Оружие - сладкий голос. Моя музыка не позволит творить ни одному смертному», — переводит Ашен. Наши взгляды встречаются в отражении. Кровавые буквы — словно маска на наших лицах.

— «Umunzid kian utudza angim sunutega. Gasaan utud muszid kesdi. En utud sag men mama», — продолжает Эдия, читая следующую строку. Вместе с первой они повторяются снова и снова. — «Истинный облик, созданный небом и землей, ты была сотворена, как небо - неосязаема. Потомство царицы, облаченное в истинную форму. Потомство жреца, чья голова увенчана короной».

— Что это значит? — спрашивает Ашен, вглядываясь в буквы, будто ждет, что текст выдаст ему тайный смысл. Оба смотрят на меня в зеркале, но я лишь пожимаю плечами.

— Не знаю. Я ничего не помню, — говорю я, пытаясь выудить из памяти сон, который выманил меня из комнаты и привел сюда. Но там лишь метель, туманные мгновения перед пробуждением. Я смотрю на Ашена. — Ты что-нибудь слышал?

Он качает головой, и тревога в его глазах сменяется досадой.

— Нет. Я проснулся, а тебя не было. Вышел разбудить остальных и услышал, как ты разговариваешь в ванной. Ты повторяла строки заклинания. — Его челюсть напрягается. Когда он поднимает глаза, в них пляшут языки пламени. Взгляд скользит к Эдии. — Как это возможно? Я читал заклинание, которое должно было уберечь Лу от самоповреждений.

Выражение лица Эдии мрачнеет.

— Она не хотела причинить вред. Она хотела передать сообщение.

Ашен снова смотрит на меня, и я вижу, что ее слова только усиливают его тревогу. И раздражение.

— Кому? И о чем?

— Не знаю, но утром покажем это Бьянке, — говорит Эдия, поворачиваясь ко мне. — Может, она расшифрует, что ты пыталась сказать. В клубе она увидела что-то в твоей крови, связанное с заклинанием, возможно, и здесь сможет помочь.

— Да. Не могу дождаться. В прошлый раз было так весело, — отвечаю я с тяжелой долей сарказма, глядя Эдии в глаза. Рука тянется к влажной майке, прижимается к сердцу, которое, кажется, уже перенесло больше боли, чем стоило.

Ашен хмурится, пытаясь понять наш обмен репликами. Какие бы выводы он ни сделал, они только ухудшают его настроение. Он демон, для этого много не надо.

— Приведи ее в порядок, ведьма, — бросает он хрипло, мягко подталкивая меня к Эдии. — Ей нужен отдых.

— Во-первых, я здесь. Не говори так, будто меня нет, — огрызаюсь я, сбрасывая его руку и сверля его взглядом. Он хмурится, морщина между бровями углубляется. Ладно, признаю, он прав насчет чистоты и отдыха. Я чувствую себя отвратительно и смертельно усталой. — Во-вторых, я ускользнула прямо у тебя из-под носа, так что злиться стоит только на себя. А не на Эдию.

— Именно на себя я и злюсь, вампирша, — говорит Ашен, делая шаг вперед. Его горящие глаза согревают мою кожу. Взгляд полон ярости. Он наклоняется, поднимает кайкен с пола, смотрит на кровь на лезвии. — Это больше не повторится.

Он снова смотрит на меня, мышца на скуле дергается, когда он изучает мое лицо, задерживаясь на губах. Хочется отпустить колкость насчет его мотивов, но я сдерживаюсь. Все же бросаю на него злой взгляд, который становится только интенсивнее, когда наши глаза встречаются.

— Дай нам немного пространства, Жнец, — говорит Эдия, включая душ. Ашен ловит мой взгляд, но кивает в ответ. Задерживается на секунду дольше, чем нужно, затем разворачивается и уходит, направляясь в комнату.

— Странная ночка, — шепчу я со вздохом, бросая полотенце на раковину и снимая промокшую майку и шорты.

— Да, в последнее время много странных дней и ночей, — отвечает Эдия, пока я забираюсь в душ. Она закрывает занавеску, но я чувствую, что она не уходит. — Твой Жнец сильно перепугался, когда нашел тебя здесь, разрисовывающей стены.

— Он не мой, Эдия, — говорю я, наблюдая, как вода смывает кровь с порезов на пальцах.

Наступает тяжелая пауза молчания.

— Ты никогда в этом не убедишь себя, знаешь ли.

Я вздыхаю. Хотела бы, чтобы она ошибалась.

Эдия оставляет меня под струей горячей воды, возвращается с чистой пижамой и флаконом эликсира, оставляет их на раковине и уходит. Когда я вытираюсь, а волосы собираю в пучок, иду по темному коридору обратно в комнату.

Дверь приоткрыта. Жнец расхаживает у окна, погруженный в мысли, за ним тянется шлейф дыма и искр. Он замирает, услышав, как дверь закрывается, и поворачивается ко мне. Мы стоим, молча глядя друг на друга.

— Прости, — наконец говорит он.

— Это не твоя вина.

Хотя часть меня хочет обвинить именно его. Но он был рядом, на полу, держал мою руку. Ему не обязательно было это делать. И как бы я ни пыталась убедить себя держаться подальше, часть меня все равно тянется к нему. Я смотрю на него сейчас, стоящего у окна, и мне не нужны сверхъестественные чувства, чтобы увидеть боль и вину в его глазах, даже в темноте, даже на расстоянии.

Ашен опускает взгляд.

— Я не допущу этого снова.

— У тебя может не быть выбора.

— Я должен был бодрствовать. Или остаться у двери, — тихо говорит он, встречая мой взгляд. — Возможно, другой выбор привел бы к другому исходу.

— Не так уж все плохо. Всего пара порезов и новый декор.

— По ту сторону все ощущалось иначе.

Я наклоняю голову, обдумывая его слова.

«Ощущалось».

Ашен никогда не говорит о чувствах. Только о том, как есть, как было. Но не о том, что остается после. «Разрушая мои стены, оставляешь беззащитным». Но он не сказал, что боится или надеется. «Ты украла мое сердце, вампирша». Но он не сказал, что любит.

Может, поэтому я так легко влилась в Царство Теней. Я договаривала за него. Заполняла пробелы. Но сейчас все иначе. И это уже второй раз за ночь. Он злится на себя и признает это, а теперь добавляется что-то еще.

— Как это ощущалось? На той стороне? — мой голос тихий, усталый, полный ожидания, что мне снова придется заполнять пробелы.

Ашен отворачивается в темноту. Думаю, он не ответит, но затем его взгляд возвращается ко мне, челюсть напрягается.

— Как погружение в глубокую воду и утопление. Как беспомощность.

Тишина снова окутывает нас. Мы смотрим друг на друга из своих углов, не решаясь пошевелиться или разрушить это мгновение.

Постепенно искры гаснут, дым рассеивается. Ашен подходит к кровати, откидывает одеяло и жестом предлагает мне лечь. Сегодня у меня нет сил спорить. Между беспокойным сном, остатками алкоголя, эмоциональным хаосом и горячим душем я готова обменять перемирие на отдых. Так что я без возражений забираюсь под одеяло, почти постанываю, когда оно накрывает меня. Ашен устраивается рядом, но поверх покрывала. Он берет мою руку, поднимает ее, разглядывает пальцы в полосе лунного света.

— Не заживают, — замечает он. Порезы все еще открыты, но кровь уже не идет.

— В кайкене серебро. Займет немного больше времени.

Мой пульс учащается, когда Ашен изучает каждый порез. Его палец медленно скользит по линии сердца на ладони, будто он надеется, что я не замечу. Но я замечаю.

— Ты можешь взять мою кровь, чтобы ускорить заживление, — говорит он тихо, почти с надеждой.

Я не отвечаю, но и не отказываю. Сердце ведет разум туда, куда не стоит, и я думаю о том, каково было бы, если бы мы были парой. Принятие его крови было бы естественным. Обычным делом. Но мы не пара, и каждый глоток приближает меня к зависимости. И эта потребность односторонняя. Я вампир - неудивительно, что чья-то кровь может манить. Но я сомневаюсь, что та малость моей крови, которую он получил в нашей первой схватке, действует на него так же.

— Не могу, — наконец говорю я, но не отнимаю руку. — К утру все заживет. Завтра мне все равно придется охотиться. Сейчас мне просто нужен отдых.

— Тебе просто нужен отдых, — повторяет он. Тьма поглощает его слова, и на мгновение остается только тишина. Ашен переворачивает мою руку и подносит к губам, задерживая поцелуй на костяшках. Кости будто нагреваются от его прикосновения. — Спи спокойно, вампирша. Больше никуда не уходи.

По его тону я понимаю, что он говорит не только о лунатизме. Он имеет в виду бегство. От него. Кажется, он хочет этого для себя, а не ради великой цели или славы своего Царства. Хочется верить. Даже после всего, что доказывало обратное. Мысль согревает грудь, хоть я и не хочу этого.

Я разрешаю себе почувствовать хоть немного. Только тепло его прикосновения в этом моменте неопределенности. Так что я позволяю его руке сомкнуться вокруг моей. Позволяю ему положить руку на ребра. Я принимаю это утешение, чтобы наконец отдохнуть.

Снимаю часть доспехов с сердца и засыпаю под тяжестью его руки, с переплетенными пальцами.

ГЛАВА 19

Сквозь закрытые веки пробивается тусклый свет, когда я прихожу в себя. И мне совсем не хочется возвращаться в сознание. Мне невероятно комфортно. И тепло. Я отдохнувшая. Не так, как после траты сил на исцеление. А по-настоящему. И почему-то... в безопасности.

Именно это осознание запускает цепную реакцию мыслей. Ванная. Метель. Кровь.

Жнец.

Под моим ухом ровный стук сердца.

На спине тяжесть его руки.

И кожа. Много теплой кожи. Ритм дыхания, от которого шевелятся распущенные волосы на моих плечах.

А еще, утренний стояк. Утренний. Стояк. Прижатый. К моему животу.

Ну. Блять. Пиздец.

Я развалилась на Жнеце, как вампирское одеяло, даже не пытаясь сохранить приличие. Кто знает, куда делось покрывало. Наверное, я сбросила, чтобы прижаться к нему. И он, наверное, не спал, когда я это делала. Готова поспорить, ему это понравилось. Моя щека лежит на голой груди Ашена, а я точно помню, что вчера он лег в футболке. Так что давайте просто представим худшее, ладно? Наверное, я и ее с него стащила. Возможно, даже зубами.

Блять.

Ашен дышит глубоко и ровно. Он не шевелится. Так что, может, если мне повезет, я смогу убежать до того, как умру от стыда.

— Доброе утро, солнышко.

Бляяяяяяяяяяять.

Вот и все. Я официально мертва. Снаружи, конечно, я выгляжу живой — румянец это подтвердит, — но внутри я уже разложилась в лужицу позора.

Что еще хуже, я даже не пошевелилась. И теперь, кажется, не могу. Застыла на месте.

— Приятный сюрприз, — в голосе Ашена звучит улыбка. — Хотя мне, наверное, стоит опасаться за жизнь, учитывая, чем обычно заканчивается для меня близость с тобой.

Наконец я отрываю лицо от его груди и откидываю волосы со лба. Глубоко вдыхаю, прежде чем бросить на него яростный взгляд, который четко дает понять: это твоя вина, ублюдок.

И, черт возьми, он так прекрасен, даже утром, даже после того, как на нем всю ночь лежал вампир. Это просто... нечестно. Он выглядит, как ангел, а у меня, я уверена, под глазами остатки туши. Но Ашен идеален, и все только усугубляет его довольная ухмылка, которую он даже не пытается скрыть. Золотые искры в его глазах танцуют от удовольствия. Он выглядит совершенно расслабленным: одна рука под головой, другая все еще на моей спине.

Его хватка слегка усиливается, ровно настолько, чтобы я это заметила. Мой взгляд становится еще злее.

— Где твоя футболка?

— Ты попросила ее снять. Я просто выполнил просьбу, — говорит он. Мои глаза сужаются. Его - вспыхивают. Мы смотрим друг на друга.

— А теперь я прошу надеть ее нахрен обратно.

Мгновение тишины.

— Не могу.

Я сдерживаю рык.

— Почему?

— Ты мне мешаешь.

Пытаюсь отодвинуться. Моя майка задралась во сне, и теперь мой голый живот прижат к его. Кожа липнет от утренней итальянской жары. Ашен прижимает меня чуть сильнее.

Вот же ж мудак.

Мой взгляд становится ярче. Улыбка Ашена - шире. Он явно наслаждается, думая, что выиграл какую-то битву. Но я, блять, сирена. Никто не обыгрывает меня в игре желаний. Привлечение и Уничтожение, и все такое. Думаю, пора начать играть на победу. Но для этого нужно преимущество. А сейчас у меня его... нет.

Мне нужно взять себя в руки. Быстро. Очень быстро.

Убираю вторую руку с его ребер и складываю ладони под подбородком, опираясь на его грудь. Заглядываю в глубину его глаз, пытаясь найти там что-то настоящее. Сейчас я вижу только самодовольство.

— Выглядишь очень довольным собой, — говорю я, стараясь сохранить лицо, хотя раздражение скребет под кожей.

— И не без причины. Ты не пыталась сбежать. Скорее наоборот. Казалось, тебе вполне комфортно оставаться на месте. — Улыбка Ашена становится чуть шире, когда мои глаза снова сужаются. Он думает, что выбил меня из колеи. Знает, как задеть. Так что пора уровнять шансы, ведь и у него есть слабое место.

Резко упираюсь ладонями в его грудь, сажусь верхом, зажимая его твердый член между бедер. И вот он уже... выглядит потрясенным.

Отлично.

— Для Мастера Войны ты слишком радуешься мелким победам, — говорю я, глядя сверху вниз.

— Любая победа над тобой - достижение, — отвечает он, и хотя слова звучат гладко, я все равно ловлю в его взгляде настороженность. В прошлый раз в такой позе я перерезала ему горло. Недоверие вполне оправдано.

Я оскаливаюсь. Его глаза сужаются, когда я убираю руки с его груди. Медленно, мучительно медленно, хватаюсь за подол майки и снимаю ее. Мои волосы рассыпаются по плечам. Он рассматривает мою грудь, и я слышу, как его дыхание сбивается, кровь пульсирует. Его руки скользят по моим бедрам, затем по бокам. Желание почувствовать, как он заполняет меня, как тело подстраивается под него, почти невыносимо. Почти.

Бросаю майку на пол и смотрю на Ашена, чувствуя, как под бедрами бьется его сердце. Его член пульсирует подо мной, пока он изучает мою кожу. Теперь нас разделяют только тонкие шорты и его боксеры.

— Не привыкай, — шепчу я, наклоняясь ближе. Его руки ласкают мою кожу, движения медленные и осторожные. В глазах огонь. — Ты проиграешь больше битв, чем выиграешь. Эту в том числе.

Резким движением я соскальзываю с кровати и отхожу. Разрыв с его теплом физически болезнен. Желание того, что могло бы быть, грызет меня изнутри. Но я отбрасываю это чувство, бросая Ашену дьявольскую ухмылку через плечо. Я вижу в его взгляде такую же яростную, мучительную жажду, какая живет во мне.

— Ты говорил, что Зида охотится на меня, — меняю тему, чтобы выбесить его еще сильнее, достаю флакон эликсира и выпиваю. Затем беру лифчик и надеваю, все еще повернувшись спиной. Снимаю шорты и выбираю самые соблазнительные трусы из своего скудного гардероба. Ашен долго молчит, но я чувствую его взгляд.

— Верно.

Его глаза все еще пылают, когда я поворачиваюсь. Он садится, пока я выбираю белую рубашку в шкафу.

Смотрю на него с холодным выражением, пока застегиваю пуговицы. Он выглядит так, будто готов сорвать ее с меня, но остается на месте.

— Ты послал ее за мной? И Нинигиша?

Выражение его лица мрачнеет, желание исчезает, будто я окатила его холодной водой.

— Конечно нет.

Разворачиваюсь к нему полностью. Медленно застегиваю рубашку.

— А кто?

— Эшкар, — говорит он, и я не вижу лжи в его глазах. Хотя раньше тоже не видела, и это меня уже подводило.

— Может, ты и не посылал их, но воспользовался ситуацией. Ты проследовал за Нинигиш ко мне. Так ты нашел меня в первый раз, — упираю руки в бока и наблюдаю.

— Да. Неподалеку от твоего портала был еще один. Он быстро вышел на твой след. — Черты Ашена мягче в утреннем свете. Но глаза все равно горят. Я отворачиваюсь, чтобы не увидеть в них то, что сожмет мое сердце.

Взгляд скользит к татуировкам на его груди — геометрической морде шакала. Надпись под ней: Shalasu Ningsisa. «Милосердное Правосудие». Смотрю на Ашена, и уголки губ кривятся в усмешке. Милосердное Правосудие. Что за бред. Может, тысячелетия назад Царство Теней и было таким, но сейчас там нет и намека на милосердие.

Отворачиваюсь, пока ярость не зажгла все внутри меня. Роюсь в шкафу, пока не нахожу джинсовые шорты.

— Твой мир, наверное, скучает по Мастеру Войны. Разве у тебя нет приспешников, чтобы тащить меня обратно? Хотя, может, они и не нужны. Зачем тратить ресурсы, если можно просто заманить меня в ловушку, — слышу, как скрипит кровать, но не оборачиваюсь. — Вот твой план, да? Ошибаешься, если веришь, что я сама приду в твое чертово подземелье.

Гнев нарастает с каждым словом. Натягиваю шорты и слышу шаги Ашена по ковру. Черт, шорты такие узкие. И короткие. Практически как трусы. На улице даже не жарко, зачем я их выбрала?

Едва успеваю застегнуть шорты, как он останавливается рядом. Я смотрю на него снизу вверх, он - сверху вниз. В его взгляде идеальный баланс ярости и желания.

— Ты знаешь лишь малую часть, вампирша, и почти все остальное - неправда, — говорит он, и запах его кожи заполняет пространство между нами.

— Очень обнадеживает, Жнец. Прямо сейчас я готова доверить тебе свою жизнь. Пожалуйста, унеси меня отсюда.

Грудь Ашена поднимается и опускается в глубоком вдохе. Челюсти напрягаются.

— Я не причиню тебе вред.

Делаю шаг ближе. Мы стоим в напряженном молчании.

— Докажи, — говорю я и разворачиваюсь, выхожу из комнаты, хлопнув дверью.

Улыбка расцветает на моем лице, пока я иду по коридору.

Хищников вроде Ашена всегда заводит провокация. И нет лучшего способа разжечь желание, чем отказ. Подойти так близко к тому, чего хочешь, и вдруг потерять... Скажите, разве это не заставляет хотеть еще сильнее?

Да, обожаю играть в эту игру.

ГЛАВА 20

Захожу на кухню как раз в тот момент, когда Кассиан наливает себе кофе. Он поднимает взгляд, улыбается и добавляет в чашку крови.

— Доброе утро, zanne dolci¹⁰.

Я фыркаю и направляюсь к шкафам, роюсь в них, пока не нахожу блендер на верхней полке. Беру его и споласкиваю кувшин.

— Хорошо спалось?

— Лучше, чем тебе, судя по слухам. Ты всегда любила ночные прогулки, — говорит он, раздувая пар над кружкой и наблюдая за моими действиями с ухмылкой. Я знаю, он чувствует, как мои щеки пылают. — Давина в главном доме, скоро приведет Бьянку, чтобы та взглянула на надписи, которыми ты, похоже, разукрасила ванную.

Разворачиваюсь к холодильнику, достаю масло, снимаю фольгу и шлепаю весь брусок в миску. Ставлю в микроволновку на две минуты.

— Где остальные?

Кассиан кивает в сторону окна, выходящего в сад. Коул сидит в тени, читает сегодняшний выпуск «Corriere della Sera», а перед ним разложены другие газеты. Эрикс и Эдия резвятся на солнце, перекидывая фрисби, а Уртур носится между ними, высунув язык.

Я стою и наблюдаю за ними. Кассиан присоединяется ко мне, и я улавливаю нюансы его запаха — новые и незнакомые. Шалфей и анис в одеколоне. Более древний, едва уловимый аромат кожи, похожий на айву и мирру.

Мы молчим. Кажется, мы оба понимаем, как много нужно сказать, и как сложно это сделать. Возможно, эти слова так и останутся невысказанными. Но приятно снова держать в руках эту петлю времени, будто однажды я смогу замкнуть разорванную цепь.

— Рада снова тебя видеть, — бросаю я, взглянув на него. Его добрые глаза улыбаются в ответ, но я вижу в их теплом коричневом оттенке старую боль, новую неловкость и вопросы.

Я глубоко вдыхаю и хочу сказать, что мне жаль, так жаль за ту боль, что причинила ему триста лет назад. Я поступила с ним несправедливо, и письма не смогли этого исправить. Может, ему было легче верить, что я умерла. Может, мое возвращение хуже, чем вечная потеря.

Но прежде чем я успеваю заговорить, Кассиан улыбается и отходит к острову.

— Значит, Жнец, да? Ты всегда умела находить неприятности.

— Как и ты, — улыбаюсь я в ответ, беру кофейник и несу его к блендеру.

— Эдия рассказала мне немного о том, что случилось с вами в его мире. Ты в порядке?

Я поворачиваюсь и облокачиваюсь на столешницу. Мы смотрим друг на друга. Радость исчезает из его глаз, сменяясь беспокойством.

— Нет. Но со временем все наладится. И я сделаю все, чтобы с тобой такого не случилось.

— От чего ты никогда не убегала, так это от борьбы. Я верю тебе.

Я не позволяю себе поморщиться от этого заслуженного укола, скрытого в комплименте. Просто слегка киваю и возвращаюсь к кофе, оставляя в кофейнике лишь глоток.

— Что ты задумала? — спрашивает Кассиан с опаской.

Я бросаю ему улыбку через плечо, услышав, как в коридоре закрывается дверь.

— Войну, — тихо говорю я, и улыбка становится хищной.

Он смеется, закатывает глаза и подносит кружку к губам.

— Ты ни капли не изменилась.

Мы улыбаемся друг другу, когда на кухню входит Ашен. Он, как всегда, в черном — от полированных туфель до дорогого костюма. Мы выглядим полной противоположностью: я в белой рубашке и обтягивающих коротких джинсовых шортах, а он — словно сошел со страниц романа о мафии, с новыми татуировками на костяшках.

— Доброе утро, — говорит он Кассиану низким хриплым голосом. Если бы я не знала его лучше, могла бы подумать, что в нем есть капля ревности.

— Жнец. Надеюсь, моя создательница не мешала тебе спать своими ночными прогулками, — подмигивает он мне за спиной Ашена, достает из хлебницы два ломтя и кладет их в тостер.

— Кажется, вампиры и сон плохо сочетаются по разным причинам, — парирует Ашен с намеком, пока идет к холодильнику.

Я скольжу мимо его широкой спины, хватаю сливки и пакет с кровью.

— Звучит так, будто ты эксперт. Должно быть, провел много ночей с моими сородичами, — говорю.

— Было дело, — отвечает он. Мне даже не нужно смотреть на него, чтобы увидеть загадочную ухмылку в его голосе. Наглый ублюдок.

Микроволновка пикает, и моя радость мгновенно затмевает ядовитые ростки ревности. Я почти подпрыгиваю к блендеру, выливаю сливки, затем кровь. Не спешу, наблюдая, как Ашен роется в холодильнике и ничего не находит. Он закрывает дверцу, когда выскакивают тосты, и разворачивается — прямо ко мне, к моей руке на ручке микроволновки. Его глаза сужаются: теперь он чувствует этот запах, перебивающий аромат тостов.

Топленое масло.

Ох, как же он любит масло.

Но сегодня ему не видать его.

Он смотрит на меня с ненавистью, когда я открываю микроволновку и с слащавой улыбкой достаю миску. Отступаю к блендеру и, не отрывая взгляда, выливаю все содержимое в кувшин.

— Что, черт возьми, ты готовишь? — морщится Кассиан, наблюдая, как я закрываю крышку и включаю блендер.

— Пуленепробиваемый крофе, — отвечаю я, не сводя глаз с Ашена. Он скрещивает руки на груди и прислоняется к столешнице, наблюдая за работой блендера.

— Понятно, — Кассиан соскальзывает с табурета с кружкой в руке. — Звучит отвратительно. Я пойду подожду Бьянку и Давину снаружи. Чао.

Мы остаемся на месте, пока он уходит. Я слащаво улыбаюсь, наливаю свое творение в большую кружку и с самым невинным выражением лица делаю первый глоток. Кассиан прав — это гадость. Жирный кофе просто отвратителен, и я не понимаю, как люди это придумали. Но мое лицо не выдаст ничего, кроме восторга от «самого восхитительного напитка в мире».

— Проблемы, Жнец?

Ашен отталкивается от столешницы и делает шаг вперед, забыв про тост. Его взгляд становится опасным. Мне внезапно хочется запрыгнуть на столешницу и позволить ему трахнуть меня до беспамятства. А потом убить его ножом для масла.

Но это не по плану. Он должен потерять голову от желания, а я - дергать за ниточки, пока он не попадет в мою ловушку. Какую именно, я еще не решила. Наверное, снова пырнуть ножом, это же весело. Но этот его убийственный взгляд переключает во мне вампирский режим, и я хочу начать опасную игру быстрее.

Все равно запрыгиваю на столешницу. В этом нет ничего страшного. Сижу вполне невинно, даже если слегка раздвигаю бедра. Хотя бы эту часть фантазии я могу воплотить.

— Кажется, что-то не так. Помочь найти? — делаю глоток крофе, пока он приближается.

Ашен останавливается передо мной. Вынимает кружку из моих рук, подносит к губам, нюхает и делает маленький глоток. Морщится от отвращения и возвращает ее.

— Это пиздец как мерзко.

— Тогда возьми свое. Я оставила тебе, — киваю на кофейник, где осталось глотка два.

Ашен бросает взгляд на кофейник, затем возвращает пылающие глаза ко мне и делает шаг ближе. Его бедра касаются моих коленей, а руки ложатся на столешницу, загораживая меня. Греховная ухмылка трогает его губы, когда он останавливает взгляд на моих.

— Ты забыла, что случилось в прошлый раз, когда ты не играла по правилам?

Я делаю глоток и провожу пальцем по его горлу.

— А ты?

Мы смотрим друг на друга в тишине. Ашен наклоняется ближе, его глаза скользят по моим губам. Я чувствую их жар. Вижу, как поднимается и опускается его грудь. Чувствую его знакомый запах — чернила, нюхательный табак и мята.

На язык капает капелька яда, и я проглатываю, ощущая жжение в горле. Ашену стоит наклониться еще на пару сантиметров — и наши губы соприкоснутся. Этот поцелуй будет яростным, как и желание, клокочущее в груди. Или же я могу разорвать его горло зубами, выпить всю кровь и вонзить нож в сердце, отправив обратно в Царство Теней. Могу раскрасить кухню в цвет его жизни, пока его плоть не превратится в пепел. Или позволить ему сорвать с меня одежду, раздвинуть ноги и пировать на мне прямо здесь, на холодной столешнице.

— В твоих глазах бушует война, вампирша, — шепчет Ашен, забирая кружку и ставя ее на стол. — Интересно, что происходит в этой устрашающей голове.

— Думаю, убить ли тебя.

Ашен смеется. Этот звук... Я забыла, какой он теплый, драгоценный и редкий. Он преображает его лицо. Он всегда прекрасен, но когда смеется - сияет. Потусторонне и величественно. Вся эта серьезность и скрытая скорбь исчезают, хоть и на мгновение.

— Не сомневаюсь, что убийство у тебя на уме. Но есть и кое-что еще, я так думаю.

— Ты прав, — киваю я, сверля его серьезным взглядом. — Как убить тебя. Это тоже на уме.

Ашен снова смеется, морщинки появляются вокруг его глаз. Он наклоняется еще ближе.

— Ты забываешь, какое у тебя выразительное лицо, вампирша.

— Да, серьезный недостаток, надо над этим работать, как мне говорили.

Мы застываем в тишине, глядя друг на друга, следующие слова и не сделанные движения висят на лезвии ножа. Возможно, у меня выразительное лицо, но язык тела шепчет вампиру куда больше. Я слышу, как кровь Ашена быстрее бежит по венам. Вижу румянец на его щеках. Не пропускаю легкий оттенок ванили в его запахе или как расширяются зрачки, когда его взгляд перебегает между моими глазами.

Ашен приближается. Его глаза опускаются к моим губам. Пальцы скользят по моему бедру, тело прижимается ко мне, а мои ноги раздвигаются, давая ему место.

— Второй Жнец, полагаю, — раздается насмешливый голос Бьянки. Ашен медленно выдыхает и отстраняется, поворачиваясь к ней. Мое сердце бешено колотится. Бедное, сколько же оно уже страдает. И скоро станет еще хуже. Я уже понимаю это по тому, как Бьянка держит одну руку за спиной.

За ней в кухню входит Давина, а следом — Кассиан. Давина переводит взгляд с меня на Ашена, затем останавливается на ведьме, будто это единственное безопасное место. Все веселье Ашена испарилось, и это, кажется, самый неловкий момент в истории. А для того, кто прожил пять тысяч лет, это о чем-то говорит.

— Buon giorno, — говорит Ашен, вежливо склоняя голову. — Sono Ashen, di Casa Urbigu.

Улыбка Бьянки становится шире от его приветствия на итальянском, но в ней есть напряженность. Как лидеру могущественного ковена, в чьем убежище появился древний и опасный Жнец, ее можно понять.

— Добро пожаловать, Ашен. Надеюсь, во время твоего визита все будет в порядке.

Ашен лишь кивает в ответ. Весь свет, что я видела в нем минуту назад, исчез. Это не только грустно, но и пугающе. Я чувствую холод. Не знаю, какой из этих людей настоящий Ашен — тот, что дразнит и смеется, или тот, что отстранен и полон тьмы. Так легко убедить себя видеть то, что хочется, я уже не понимаю, что реально.

Я все еще разглядываю Ашена, пытаясь разгадать его, когда Бьянка останавливается у края столешницы. Чувствую ее пристальный взгляд, со вздохом спрыгиваю вниз.

— Ciao, vampira. Слышала, ты переделала мою ванную, — говорит она с неизменной ухмылкой. Ее не смущает, что я испачкала кровью белые стены. Скорее, она выглядит немного виноватой. И я догадываюсь, почему.

— Да, прости за это. Хочешь посмотреть?

— Не нужно, — улыбка Бьянки становится шире.

Блять.

Быстро, как змея, она вонзает мне в грудь иглу, пронзая сердце.

— Черт! — хриплю я, хватаясь за окровавленную рубашку. Прислоняюсь к столешнице, но Ашен оттаскивает меня назад, вставая между мной и Бьянкой. Черный дым стелется по плитке.

— Объяснись, ведьма, — шипит он, но она уже пробует иглу, медленно проведя по ней языком. Ее глаза становятся серыми, наполненными туманом.

— Она Провидица, — сквозь зубы говорю я, задыхаясь. Ашен оглядывается на меня через плечо. Его глаза уже пылают, когда он замечает кровь, проступающую через ткань. — Так она видит.

— Но не только я, да, vampira? — ее глаза проясняются, и она смотрит на меня поверх плеча Ашена. Ее улыбка полна тайн. — Ты тоже видела, сама того не зная.

Я едва успеваю осознать вопрос, когда она повторяет первые слова моего заклинания:

— Gasaan tiildibba me zi ab.

Королева, дарующая жизнь умирающим.

Я моргаю — и оказываюсь уже не на кухне.

Я в метели.

Стою на перепутье старых троп. Может, это небольшая поляна, сложно сказать. Вокруг кружит снег, цепляясь за голые ветви деревьев и вечнозеленые лапы. Он покрывает мою кожу. Опускаю взгляд, сугробы почти по колено.

Я знаю, что не одна.

Знаю, что бежала, потому что выбора не было.

Легкие горят. Острие катаны исчезает в снегу рядом со мной. Сжимаю рукоять крепче. Ладонь потная, но лицо ледяное, будто я на морозе уже давно.

Чувствую запах хвои. Дым костра въелся в волосы, которые хлещут по лицу. Чувствую нюхательный табак и чернила — запах Ашена. И что-то еще. Мускусное. С легкой серной ноткой.

Черт.

Снег передо мной движется, приближаясь змеиной тропой. Я отступаю. Поднимаю меч.

Хватит бежать.

Из снежного покрова вырывается розовая пасть. За ней тянется тело белых чешуй.

Я падаю на спину, когда Зида целится в мою грудь. Закрываю глаза, готовясь к смертельному удару.

Но когда открываю их снова, над головой — кристально-синее небо. Слышу море. Оно омывает мои босые ноги. Чувствую его вкус на губах. Упираюсь пальцами в теплый песок, а не снег.

Сажусь, сбитая с толку и мокрая насквозь, в тонком льняном платье, прилипшем к коже. Волосы стали длиннее, до талии, и покрыты мокрым песком. Оглядываю узкую полоску пляжа и острые скалы, торчащие из воды. Я хорошо знаю этот остров. Знаю эти утесы.

Анфемоэсса. Остров сирен.

Смотрю в море. К горизонту удаляется корабль. Его парус ловит ветер, весла убираются, когда судно набирает скорость. Я поднимаюсь на ноги, шатаясь, будто земля должна качаться подо мной, как волны.

Делаю несколько шагов в воду. Паника заполняет грудь так же быстро, как вода поднимается по ногам.

Они оставляют меня здесь. Я не знаю, где должна быть, но не одна.

Вижу мужчину и женщину на палубе, наблюдающих за мной, пока корабль исчезает вдали. Чувствую, как воспоминания ускользают вместе с ними. Боль в груди такая, будто сердце разорвалось пополам.

— Ummum, — шепчу, приподнимая платье, которое мешает идти. Делаю шаг глубже. — Ummum! Batiltu!

«Мама!.. Подожди!..»

Я зову их, зову снова и снова. Но они не отвечают. Только смотрят.

Иду вперед, пока не начинаю плыть, но волны возвращают меня обратно. Вскоре корабль исчезает в закате.

Отчаянные слезы смешиваются с соленой водой на коже, пока море выбрасывает меня на берег. Рыдаю, лежа на песке, горло горит. Все, что я знала, уходит, как нити из рваной ткани. Закрываю лицо руками, будто могу удержать себя между ладонями. Плачу, пока все не стихает, даже предательство этого одиночества. Корабль уплывает, забирая все, кроме моего имени.

И тогда я слышу голос. Самый сладкий, самый добрый из всех.

— Akhatu, — говорит девушка. Сестра. Ее сухая рука ложится мне на плечо. Поднимаю взгляд на улыбающееся лицо Аглаопы. — Не бойся, любимая. Я позабочусь о тебе.

Как только она убирает руку, видение исчезает.

На кухне стоит шум. Голова снова гудит, как от шершней. Прижимаю ладони к вискам, и из губ вырывается стон. Его заглушает яростная тирада Ашена.

— Не знаю, что ты сделала, ведьма, но ты исправишь это, или я вырву твой позвоночник через глотку!..

— Назад, Жнец, — голос Кассиана напряжен, но я не вижу его сквозь дым и искры крыльев Ашена.

— Клянусь, сделаю это голыми руками!..

— Отойди, черт возьми!..

— У тебя ровно три секунды!..

— С ней все в порядке, — перебивает Бьянка, и в ее голосе столько веселья, что она вот-вот рассмеется. — Убедись сам.

Дым рассеивается, и Ашен оглядывается на меня. Кассиан стоит между ним и Бьянкой, кончик меча направлен острием к горлу Ашена. Бьянка выглядит крайне развлеченной.

Ашен поворачивается ко мне полностью и подходит, берет мой подбородок в ладонь. Его пылающий взгляд проникает так глубоко, будто оставляет частицу себя во мне. Голос тихий и напряженный, когда он говорит:

— Все порядке, вампирша?

Я киваю, хотя голова и грудь все еще ноют.

— Не волнуйся, Жнец. Я просто помогла ей вспомнить то, что она видела, — Бьянка смотрит на меня поверх его плеча. Ее улыбка становится шире. — Я не брала то, что ты так ценишь.

Я отстраняюсь от его прикосновения. Когда наши взгляды встречаются, он отчаянно хочет, чтобы я осталась в пределах досягаемости. Я не отхожу дальше, но и не приближаюсь.

— Что это было? Что я видела? — спрашиваю я, обращаясь к Бьянке.

— Твои слова на стене - не просто заклинания. Не просто магия. Это столкновение прошлого и будущего. Твоей истории. И твоей судьбы.

— Что это значит?

Ее улыбка становится печальной.

— Что нити судьбы натягиваются, и тайна скоро откроется.

Я не знаю, что со мной происходит. Кто я, и что все это значит. Древнее прошлое еще менее понятно, чем будущее. А то, как Ашен смотрит на меня - будто я и его погибель, и спасение - заставляет думать, что настоящее, возможно, хуже всего.

ГЛАВА 21

Большую часть дня я провожу одна после ухода Бьянки. Мне не до общения. К тому же, я голодна. Так голодна, что это уже перешло в раздражение. Я вымещаю всю злость на ванной, оттирая свое кровавое, загадочное послание с зеркала, пока оно не начинает сверкать безупречной чистотой.

Перехожу к стене, вооружившись всеми моющими средствами, какие только нашла. Запах химии и искусственных ароматов щиплет ноздри, но он напоминает мне Сэнфорд, простую жизнь, когда я убирала номера в «Лебеде», играла в «Эрудита» с Энди и в «криббедж» с Питером, восхищалась бесстрашием Биан. От этого становится немного грустно. Они наверняка волнуются. Я сбежала с каким-то странным угрюмым типом в татуировках и не вернулась. С их точки зрения, меня, скорее всего, уже убили и бросили в могиле, оставив после себя лишь комнату с жалкими пожитками. Даже мою роскошную кофемашину «Rocket Appartmento». Черт.

Эти мысли поглощают меня настолько, что я не замечаю Ашена в дверях, пока не поворачиваюсь за спреем. Вижу его в теперь уже чистом зеркале и слегка вздрагиваю, что, судя по теплу в его взгляде, кажется ему милым. Я сверлю его взглядом и возвращаюсь к стене.

— Опять подкрадываешься?

— Бьянка заходила, — говорит Ашен. Он делает шаг в ванную и кладет на столешницу бумажку. — Она нашла Валентину. Нам нужно уехать завтра.

Я откидываюсь назад и читаю ее курсивный почерк.

— «Магура»?.. Серьезно?.. Блять.

Ашен кивает, а я с новым рвением возвращаюсь к стене.

— Когда ты в последний раз был в Румынии?

— Ты уже знаешь ответ. Когда твои идиоты-Жнецы похитили душу Влада.

Воцаряется долгая тишина, нарушаемая только скребущей щеткой.

— Влад потерял контроль, — наконец говорит Ашен тихим, серьезным голосом. — Он привлекал к себе внимание, убивал куда больше, чем нужно. Ты знаешь не хуже меня, что его нужно было остановить.

Моя рука опускается, я медленно поворачиваюсь, и красный свет затягивает мои зрачки, отражаясь в зеркале. Я смотрю на Ашена через отражение.

— Ты был там?

— Нет, Лу. Я не был там и не участвовал в решении забрать его душу.

Мы смотрим друг на друга, пока я ищу в его глазах правду. Наверное, это уже не должно иметь значения — было так давно. Те Жнецы, что устроили засаду на Влада в тот холодный январский день, давно переключились на другую добычу, а его дух все это время пребывает в их мире. Где-то.

Я возвращаюсь к своему занятию, сверля взглядом запачканную кровью штукатурку.

— Ты мастер рассказывать мне о том, чего не делал, Жнец, — бросаю я, мельком встречая его взгляд в зеркале. — Интересно, расскажешь ли ты когда-нибудь о том, что сделал.

Тишина затягивается. Я скребу и скребу, пока не убеждаюсь, что Ашен ушел, и продолжаю даже после, пока солнце не начинает садиться, а мои пальцы не стираются в кровь.

В конце концов я сдаюсь и отправляюсь на кухню за перекусом перед охотой. Не в силах вынести еще один пресный стакан крови с рисовыми хлопьями, я роюсь в шкафах, пока не нахожу кампари. Чищу и режу несколько апельсинов, забрасываю их в блендер вместе с пакетом крови и напеваю в такт жужжания. Только когда кроваво-оранжевая смесь превращается в пенистую красную кашу, я замечаю, что не одна. Давина наблюдает с внимательным, любопытным взглядом, пока я переливаю смесь в бокал со льдом и кампари.

— Привет, — говорю я. Голос звучит неуверенно, хотя я стараюсь казаться расслабленной. — Хочешь?

Давина морщит нос с подозрением.

— Что это?

— Алкоголь. Мой вариант напитка под названием «Гарибальди». Я назову эту версию «Гарикровавый коктейль», — с театральным взмахом рук представляю я бокал. Подозрение Давины только усиливается. Мои руки дрожат, будто я худший в мире фокусник, и я прочищаю горло, стараясь быть менее странной. — Могу сделать классическую версию, если хочешь. Без крови, конечно.

Давина задумывается на мгновение. Пожимает плечом.

— Было бы здорово, спасибо.

Я быстро улыбаюсь, наливаю остатки кровавого сока в другой бокал и споласкиваю кувшин. Тишину нарушает звук бегущей воды. Обычно я наслаждаюсь неловкостью, но сейчас в этом мало приятного.

— Должно быть, это так странно, но и захватывающе, столько нового вокруг, столько вещей, которые можно попробовать впервые, — говорю я, слегка морщась от собственных слов.

— Наверное, — отвечает она, явно не убежденная. Моя кожа горит, и я сдерживаюсь, чтобы не залезть в морозилку, пока достаю лед. Ладно, может, это неудачное начало, но что, черт возьми, мне ей говорить? Мы же не будем заплетать друг другу косы и спорить, в каком фильме Том Круз бежит агрессивнее всего.

Тишина длится еще несколько мгновений, пока я наливаю пару стопок кампари в бокал. Затем добавляю еще немного. Ладно, может, еще одну. Потом доливаю и в свой. Не осуждайте меня, мне это нужно. Если уж суждено вести неловкий разговор, пусть он будет подкреплен алкоголем.

Беру апельсины, еще один нож и разделочную доску, передаю их Давине через остров. Занять ее работой кажется хорошим способом отвлечь внимание от меня и моей внезапной неспособности поддерживать беседу. Хотя это не особо помогает. Ее глаза продолжают метаться в мою сторону, пока она ловко режет фрукты. Когда она заканчивает, я смешиваю сок, наполняю ее бокал и подаю с металлической трубочкой.

Ну и что, если я испытываю легкое удовольствие, когда она не перемешивает и давится от глотка чистого кампари?

— Вкусно? — невинно спрашиваю я.

— Эээ… да…

Я помешиваю свой напиток, и моя ухмылка слегка растягивается, прежде чем я делаю еще один глоток. Эта девушка не дура. Она замечает это и улыбается, глядя в бокал, прежде чем последовать моему примеру.

— Полагаю, ты искала меня специально. Я права? — спрашиваю я, не отрывая взгляда, отступаю и облокачиваюсь на столешницу. Лицо Давины снова становится невозмутимым, и она кивает. — Чем могу помочь?

— Я должна извиниться.

Я уже понимаю, что для этого разговора понадобится куда больше алкоголя. Делаю еще один долгий глоток, прежде чем отойти и долить бокал.

— Я тоже должна извиниться перед тобой.

Давина наклоняет голову, выглядит искренне озадаченной.

— За что?

Вздыхаю. Что ж, будем откровенны.

— Потому что я переспала с Ашеном в Каире перед тем, как убить его. Если честно, я была не в себе. Не то чтобы это оправдание. Мне не стоило связываться с твоим мужчиной.

Давина опускает взгляд, ее замешательство углубляется, хотя я вижу румянец под веснушками. Ее пульс учащается, а в запахе появляются нотки перезревшей вишни.

— Он не мой. Ты имела полное право.

— В Царстве Теней все выглядело иначе, — говорю я, пристально глядя на нее, но она не отводит взгляд.

— Я думаю, что в Царстве Теней многое выглядит не так, как есть. Оно полно ловушек и иллюзий, — отвечает Давина, помешивая коктейль. Пожалуй, не поспоришь. Место довольно ужасное. — Ашен был шокирован, снова увидев меня, и когда я вернулась, он был первым, кого я узнала. Так долго я была призраком, запертым в кошмарах. Я бросилась к первому, кто казался безопасным. Но, Лу, даже если он проявил ко мне доброту в тот момент, он никогда не простит меня за то, что я сделала. И знай я, что между вами что-то есть, я бы не побежала к нему.

У меня много вопросов насчет этой «непрощенности», но я откладываю их на потом, фыркаю и отворачиваюсь.

— Мы не вместе. Он сделал выбор, и не в мою пользу.

— Это неправда…

— Он наблюдал, как меня утаскивали на пытки. Он знал, что со мной будет, Давина. Ценю твои извинения, но они не нужны. Ты ни в чем не виновата.

Я осушаю бокал за несколько глотков и громко ставлю его на стол. Мне нужно убраться отсюда. Иначе воспоминания навалятся, как башня, которая раздавит меня при падении.

— Ты знала, что он плакал? — спрашивает Давина, когда я уже собираюсь уйти. Я замираю спиной к ней. — Я видела его злым, яростным. Но таким уничтоженным - никогда. Он держался, пока мы не добрались до его комнаты в Доме Урбигу. А затем преобразился, как зверь в клетке. Он метался. Разнес свои покои, сломал все, пока не рухнул на колени, рыдая.

— Чувство вины творит с людьми странные вещи, Давина.

— Не для Ашена, — говорит она с такой уверенностью, что я оборачиваюсь. Ее лицо так же серьезно, как и слова. — У него за плечами многовековой опыт вины. Ярость и сожаление - часть его, как кости и кровь.

Я пытаюсь подавить ревность, которая поднимается по телу, чтобы утянуть меня под воду. То, как она знает его, их общая история... Даже то, что она была в его комнате, будто имела на это право. Это она видела, как он потерял самообладание.

Я заталкиваю ревность поглубже. Это лишь означает, что я чувствую, будто мне должны то, что мне не принадлежит.

Остается только усталая, горькая боль.

Сардоническая ухмылка ползет по моим губам, когда я делаю шаг к Давине.

— Что, хочешь сказать, его сломала любовь? Чушь. Если бы он любил меня, он бы боролся за меня.

Впервые я вижу огонь в Давине — темно-янтарную искру глубоко в зрачках.

— Он боролся. Единственным способом, который мог принести победу.

Моя ухмылка исчезает. Я изучаю ее лицо, отмечаю пульс, запах, румянец. Жду изменений, делая еще шаг.

— И что ты получишь от этих слов?

В ее глазах мелькает замешательство.

— Получу?

— Насколько я понимаю, каждый Жнец в Царстве Теней ищет выгоду. Они готовы предать кого угодно ради желаемого. А теперь ты одна из них. Так что тебе с этого?

Мы долго смотрим друг на друга. Я почти чувствую, как она вплетена в это полотно, что связывает нас всех. Если бы я могла заглянуть под ее кожу, возможно, увидела бы все узлы и переплетения. Но где конец — не знаю.

Я устаю ждать ответа и не хочу спрашивать снова. Просто хочу утолить жажду и посидеть наедине с мыслями. Поваляться в самобичевании — думаю, заслужила. Так что отступаю и поворачиваюсь.

— Я должна ему, — говорит Давина. Я бросаю на нее подозрительный взгляд через плечо, и ее черты смягчаются во что-то, слишком похожее на жалость. — Не как долг или услуга, которую он требует. Но за вред, что причинила. Я хочу, чтобы он был счастлив. И должна это тебе.

— Ты ничего мне не сделала. Ничем мне не обязана.

— Ошибаешься.

Она говорит это с такой убежденностью, что я наклоняю голову. Чувствую, как сдвигаются брови. Слышу, как ее пульс учащается от адреналина.

— Что ты имеешь в виду…

— Эй, Лулу, Давина, — раздается голос Эрикса, входящего на кухню. Его перья звенят, когда он складывает крылья за спиной. Он кивает в сторону бокала Давины, открывая холодильник. — Выглядит вкусно.

Давина ставит почти полный бокал на столешницу.

— Можешь допить, если хочешь. Мне пора.

С коротким кивком она уходит. Я наблюдаю, как она исчезает за углом, направляясь в свою комнату. Эрикс с энтузиазмом принимает ее предложение и допивает коктейль, пока достает из холодильника сыр и фрукты. После такого «удачного» разговора с Давиной я не в состоянии поддерживать беседу, так что ухожу в свою комнату, а затем незаметно ускользаю в город.

С каждым шагом к Равелло я пытаюсь оставить позади мысли о Давине, Ашене и всех остальных. Даже пытаюсь сбросить все изменения, что во мне произошли. Хочу быть лишь той, в которой все еще уверена. Той, что у меня лучше всего получается.

Одинокой вампиршей, охотящейся в ночи.

ГЛАВА 22

Честно говоря, я в предвкушении охоты на подонка, которого можно сожрать. Давненько я не выслеживала добычу. Даже Джесси, блядь, Бейтс не в счет — его уже почти убили, когда я наконец выпила его кровь. Да он еще и без рук был. Я не использовала свою песню, чтобы заманить жертву, с тех пор как в первую ночь в поместье Жнеца попался тот паренек на «Цивике» с дурацким глушителем. Горло горит при одной мысли, и боль сильнее обычного — голод уже подбирается к желудку.

Я сижу в кафе и наблюдаю за жителями Равелло, пока не нахожу достойного кандидата. Честно говоря, искать подонков долго не приходится. Они кишат на этой земле, как чума. Сегодня — не исключение. Этого, судя по дружеским возгласам, зовут Альберто. Он разглагольствует перед приятелями о девушке, которая сделала ему минет, а потом он ее бросил. Он продолжает перечислять женщин, которые были «слишком толстыми», «слишком громкими», «слишком сумасшедшими» или «слишком плохими в постели». Иными словами, врет, и, скорее всего, у него маленький, вонючий, кривой член. Может, проверю, когда разорву ему глотку. Мразь.

В конце концов он отделяется от друзей и направляется домой, а я следую за ним в тени. Мы проходим через Пьяцца Дуомо, движемся на восток по каменной площади. Сегодня ночью людей мало, и к тому времени, как мы добираемся до Виа Джованни Боккаччо, улица пуста и темна.

Я чувствую себя немного театрально, немного взволнованно. Даже немного страшно, если честно. Я давно не пела. Так что, думаю, нужно выбрать что-то мощное. Для такого важного момента нужна тяжелая артиллерия. А самой мощной певицей была и остается Селин Дион.

Начинаю напевать мелодию Ashes. Несколько тихих нот. До минор. Нижние тона перед кульминацией. Звук моего голоса заставляет Альберто обернуться. Он бросает на меня взгляд и ухмыляется, видимо, не видя во мне угрозы. Поворачивается и заходит в туннель.

Это… не так… он уже должен был попасть под мое влияние. Даже тихое напевание должно было пробудить магию, которая втянет его в мои сети.

Я пытаюсь отмахнуться от этого, заходя в туннель следом. Прочищаю горло. Глотаю комок тревоги, поднимающийся из желудка. Даю ему пройти несколько шагов и начинаю снова. В туннеле мой голос зазвучит еще богаче и красивее. В конце концов, все любят небольшое эхо, как в соборе.

Я начинаю снова, тихо, с самого начала, пою слова.

What's left to say?

These prayers ain't working anymore

Every word shot down in flames

(Что еще тут можно сказать?

Эти молитвы больше не помогают.

Каждое слово исчезло в огне).

Шаги Альберто слегка замедляются. Ура.

What's left to do with these broken pieces on the floor?

I'm losing my voice calling on you

(Что еще можно сделать со всеми этими осколками, лежащими на полу?

Я теряю голос, взывая к тебе).

Чуть медленнее…

'Cause I've been shaking

I've been bending backwards ‘till I'm broke

Watching all these dreams go up in smoke

(Ведь меня бросало в дрожь,

Я лезла из кожи вон, пока не оказалась разбита.

Я наблюдаю, как все эти мечты тают в воздухе).

Альберто спотыкается, его голова наклоняется…

Я делаю глубокий вдох. Вкладываю в голос все. Он чистый, теплый, завораживающий. Вся эта эмоция изливается в темноту вокруг нас.

Let beauty come out of ashes

Let beauty come out of ashes

And when I pray to God all I ask is

Can beauty come out of ashes?

(Пусть красота родится из пепла.

Пусть красота родится из пепла.

И когда я молюсь Богу, я спрашиваю лишь об одном

Может ли красота родиться из пепла?)

Альберто останавливается и медленно поворачивается ко мне. Я чувствую внезапное облегчение. Мой голос, может, и не тот, что раньше, но магия все еще здесь. Слава богам, где бы они ни были. Она все еще здесь.

— Questo è il primo¹¹… — говорит он, ухмыляясь.

Нет…

Нет-нет-нет…

Не может быть…

Взгляд Альберто скользит по моему телу с хищным блеском.

— Non ho mai avuto una ragazza che mi facesse una serenata prima¹².

Нет…

…Не сработало.

Альберто делает шаг в мою сторону. Вся его поза кричит о самоуверенности.

— Как тебя зовут? — спрашивает он на ломаном английском.

Я чувствую, будто мои кости превратились в камень. Альберто должен быть под моим контролем. Должен быть в ловушке грез. Но вместо этого в кошмаре оказалась я.

Горло горит от злости, голода, страха и печали. Оно горит от усилий, потраченных на пение. Глаза наполняются слезами, которые щиплют, умоляя пролиться.

Альберто делает еще один шаг, но вдруг замирает, его взгляд цепляется за что-то позади меня в темноте. Даже в ночи я вижу, как он бледнеет. Разворачивается и уходит так быстро, как только может, исчезая в туннеле.

Мои плечи дрожат, пока я смотрю ему вслед. Слезы остывают на ночном воздухе, скатываясь по щекам. Я изо всех сил пытаюсь загнать шок и горе обратно в сердце, которое, кажется, переполнено утратами. Закрываю лицо руками и молюсь, чтобы это оказалось всего лишь страшной иллюзией. Но нет. Я знаю, что нет.

Слышу шаги. Сильные руки обнимают меня сзади, и Ашен притягивает к себе.

— Тш-ш, моя вампирша, — шепчет он на ухо. От этого я плачу еще сильнее. Ашен крепче сжимает меня и целует в висок. — Не плачь, моя Лу.

— Не сработало… — все внутри будто разорвано на тонкие полоски. Кажется, я больше не узнаю себя. Твердые объятия Ашена только заставляют меня сомневаться в том немногом, что, как мне казалось, я знала.

— Сработало. Ты просто поймала не того.

Ашен слегка ослабляет хватку, разворачивает меня к себе и прижимает к груди. Держит так долго, согревая. Я плачу в его безупречную рубашку, вдыхая запах нюхательного табака, слушая сердцебиение, которое успокаивает, даже когда я этого не хочу. Спустя время, которое кажется вечностью, Ашен запускает пальцы в мои волосы, отстраняется и смотрит в глаза.

— Хватит, — шепчу я. Крупные слезы все еще катятся по коже. Он стирает одну из них.

— Что хватит?

— Просто хватит, — говорю я. Не знаю, обращаюсь ли к Ашену или к себе. Утром это казалось игрой. Но я не могу играть и побеждать в таком состоянии. Отвожу взгляд, но не ухожу от его прикосновений. — Хватит заставлять меня чувствовать то, чего я не должна.

Ашен убирает прядь волос с моей щеки и берет мое лицо в ладони. Я встречаю его взгляд всего на мгновение и сразу жалею. Я не единственная, кому больно. Все написано у него в глазах.

— Что именно, вампирша?

— Не надо, — вырываюсь и смотрю под ноги. Не хочу быть такой уязвимой на открытом пространстве. Чувствую себя тигром без когтей. Змеей без клыков. Ноги будто налиты свинцом, когда я отступаю и ускользаю в ночное одиночество.

— Я скажу тебе еще одну вещь, которую не делал, вампирша, — кричит Ашен мне вслед. В его голосе звучит такая боль, что я замираю. Тишина между нами тянется так долго, что я оборачиваюсь. Ашен стоит, окутанный тенями туннеля. Но я все равно вижу его отчетливо. Вижу напряжение в челюсти, сведенные брови. Вижу, как тяжело ему сделать вдох. — Еще одна вещь, которую я не сделал, и это было хуже всего.

Мое сердце останавливается. Словно ледяные щупальца скользят по позвоночнику. Не думаю, что сейчас готова услышать какое-то ужасное признание. Но, наверное, это идеальный момент для удара. Я собираюсь с духом, но голос звучит устало, а не твердо.

— Что?

Ашен выходит из тени. Каждый шаг осторожен, будто я могу убежать, взорваться или просто исчезнуть.

— Я никогда не говорил тебе, что чувствую. Ты спрашивала меня, по-своему, но я не отвечал.

Он останавливается передо мной. Свет уличного фонаря озаряет его лицо жутковатым сиянием.

Ашен изучает мои глаза, наверное, находя в них следы страха, недоверия и смятения. Века одиночества виднеются в его взгляде, когда он это замечает, и он делает глубокий вдох.

— Я не говорил тебе, как жизни, потраченные на забор душ, истощили мою собственную. Не рассказывал обо всем, что потерял за десятилетия. Я должен был сказать, как каждая минута с тобой выводила меня из тени. Быть с тобой - словно ступить на райский берег после плавания в море скорби. Разлука с тобой - будто падение в холодную, безжалостную тьму, — пальцы Ашена скользят по моей щеке, и я закрываю глаза. Хочу прижаться к его прикосновению. Хочу утонуть в его словах. Борюсь с собой с каждым ударом сердца. — Я пытался держаться подальше и не смог. Пытался оттолкнуть тебя и потерпел неудачу. Пытался защитить, и тоже провалился.

Ашен подходит ближе. Его ладони согревают мои щеки. Дыхание обжигает кожу. Он осторожно целует один закрытый глаз, затем другой.

— Посмотри на меня, Лу. Пожалуйста, — шепчет он. И я смотрю. Он смотрит в ответ с такой решимостью и тоской, что я без тени сомнения понимаю: это правда. — Хуже всего было то, что я не сказал, что люблю тебя, Лу. Я должен был сказать, когда ты впервые доверила мне свой голос. Или когда мы сидели в пустыне у Саккары. Или когда стояли под твоим именем в библиотеке. Даже когда я держал тебя на руках, пересекая границу Царства Теней. Я должен был повторять это снова и снова, чтобы ты больше не сомневалась. Ты бы знала, что я приду за тебя. Что несмотря ни на что, я найду способ вытащить тебя. Что я отдам ради тебя все.

Я не могу двигаться, думать, даже дышать. В лице Ашена столько тоски. Время, проведенное вместе, было таким коротким и недостаточным. Оно потускнело, как медь, оставленная под дождем, незащищенная и забытая. И в этом проблема любви. Какой бы сильной она ни была, любовь опасна, подвержена порче. Она может быть ядом, таким же смертельным, как злость или скорбь.

И я боюсь.

— Я не могу, — шепчу. — Я теряю себя. Я не могу это чувствовать.

— Но я могу, — говорит Ашен. Его решимость не запятнана моей честностью. Скорее, она становится еще ярче. — Я помогу тебе найти себя снова, Лу. Во мне достаточно любви на нас обоих, пока ты не передумаешь.

— А если я не передумаю?

Ашен наклоняется ближе. Его пальцы осторожно скользят по моим скулам, будто он может запомнить каждый дюйм на своих подушечках.

— Я бессмертный, у меня много времени.

Я смотрю в глаза Ашена, и на мгновение мне кажется, что все может быть так просто. Если я отпущу себя. Позволю ему заботиться обо мне. На мгновение. Час. Одну ночь.

Я слышу, как камеры сердца Ашена качают кровь под его ребрами. Он притягивает меня ближе, пока моя грудь не касается его, пока его пламенная тоска не растапливает мои стены. Искры появляются в его глазах, когда он следит за моими.

— Я люблю тебя, моя вампирша. Неважно, как ты изменишься, что потеряешь или обретешь. Ты всегда будешь моей Лу.

Пушки, бастионы, каменные блоки, охраняющие мое сердце… они рассыпаются в прах.

Когда наши губы наконец встречаются, этот поцелуй другой. Очищенный до чего-то настоящего. Это не просто волна желания, прорывающая плотину, чтобы унести. Это то, что чувствуешь, когда у тебя ничего не осталось, но все равно рискуешь. Когда кто-то прикрывает твой угасающий огонь ладонями. Этот поцелуй — любовь. Может, я решу, что не хочу ее. Может, оставлю в темном уголке сердца и буду надеяться, что она зачахнет. Но она есть, даже если я не даю ей права на существование.

Наши языки ласкают друг друга в этом дурманящем поцелуе. Я чувствую вкус мяты и ванили. Вкус яда желания. Провожу пальцами по татуировкам на шее Ашена и притягиваю его ближе. Его руки скользят по моей спине, и одна из шершавых ладоней находит оголенную кожу под свитером. Ашен вздыхает в мои губы, будто его руки скучали по моему телу. Он приподнимает меня, а я держу его лицо в руках.

Ашен отстраняется, чтобы оставить поцелуи на моей шее.

— Вернемся на виллу, вампирша, — шепчет он в кожу.

Я качаю головой, и он целует мою челюсть, будто не согласен. Мой голос звучит потерянно, будто я не знаю, как решить простейшую проблему.

— Я голодна.

Ашен отводит волосы и проводит пальцем по венке на шее.

— Я знаю. Можешь выпить мою.

Мрачный смешок вырывается из моих губ, и Ашен крепче сжимает меня в объятиях. Это так заманчиво после неудачной охоты. Может, это делает меня слабой, но вряд ли я смогу отказаться.

— Ты соответствуешь критериям мудака, — говорю я, выдыхая, когда Ашен покусывает кожу на горле. Стараюсь не вздохнуть, когда его губы смягчают укус. — Если это твой план заставить меня влюбиться, он не сработает.

Я чувствую ухмылку Ашена в его поцелуе, который медленно возвращается к моим губам.

— Мой единственный план - заставить тебя поверить моим словам. Войти в тебя и наблюдать, как ты кончаешь с моей кровью на языке и моим именем на губах.

Я ухмыляюсь от желания, когда Ашен опускает меня и поправляет волосы. Он смотрит в мои глаза с ненасытным голодом и жаром.

— Когда ты влюбишься…

— …если…

— Когда ты влюбишься, вампирша, это будет не из-за крови или магии. Это будет по твоему выбору.

— А если я не выберу тебя?

— Может, и не выберешь. Но я должен верить, вампирша. Так же, как я выбрал тебя, — говорит он, вдыхая мой запах, согревая кожу прикосновениями. Я закрываю глаза, и время замедляется, выдергивая нити боли из сердца и сшивая его заново ярким шелком. — Иногда даже демоны должны верить в любовь, моя вампирша. И я верю в тебя.

ГЛАВА 23

Темнота комнаты — это отдельное царство. И в этом царстве Ашен — другой человек. Его сила, тени и десятилетия темного прошлого никуда не делись. Но он кажется незащищенным. Хотя иногда он все же борется с собой, пытаясь сохранить оборону, понемногу он рушит защиту.

Когда дверь закрывается за ним, отрезая внешний мир, Ашен долго смотрит на меня. Наверное, я выгляжу так же разбито, как чувствую себя внутри. Как догорающий фитиль. Но он смотрит на меня так, будто нашел что-то дикое, редкое и драгоценное. Глядя на свое отражение в его глазах, я не чувствую себя сломленной. Я чувствую себя тем, кем была долгое время. Уникальной.

Жнец приближается медленными шагами. Возможно, он ожидает, что я отступлю по мере его приближения. В последнее время я часто так делала. Но на этот раз я твердо стою на месте.

Когда он останавливается передо мной, в глазах Ашена вспыхивает мягкий огонь. Он не пылает, как обычно. Не чернеет от ярости. Он похож на пламя, которое горит уже давно, лаская воздух нежными языками.

Ашен прикасается к моему лицу, и в его прикосновении я чувствую облегчение. Я слегка прижимаюсь к его ладони и закрываю глаза. Касание - такая простая вещь, но столь же важная, как воздух или вода. Мой мозг кричит, чтобы я не сдавалась, но в конце концов он сдается не Ашену. Побеждает мое израненное сердце, пропитанное ядом. У него есть воля к жизни, которую не сдержать никаким доводам.

— Ki murangen, naga ekimmu, — шепчет он. «Я люблю тебя, моя вампирша». Его дыхание обжигает мою кожу. Его губы касаются моих. Я чувствую его слова в прикосновении и знаю, что он говорит правду. Знаю, без надежды или веры. Может, есть другие вещи, которые для него так же важны, как я, но его любовь, будь она медной или стеклянной, она настоящая.

Поцелуй углубляется, и Ашен хватает край моей кофты, медленно стягивая его вверх, позволяя пальцам скользить по коже. Я отстраняюсь, и он снимает его через голову. Сжимаю его руки, пока он расстегивает мой лифчик. Он медленно стягивает бретели, сначала с одного плеча, затем с другого, пока лифчик не падает на пол.

Я расстегиваю пуговицы на рубашке Ашена, пока наши языки исследуют друг друга. Его руки касаются каждого открытого участка кожи. Они скользят по ребрам, спускаются к плечам. Опускаются вдоль позвоночника. Касаются груди, медленно водят круги вокруг сосков. Когда последняя пуговица расстегнута, я стягиваю рубашку с его плеч, вдавливая пальцы в каждый мускул, пока ткань не падает на пол.

Ашен отстраняется, чтобы провести губами по моей шее, оставляя поцелуи и легкие укусы вдоль ключицы. Он прокладывает путь вниз, пока не берет грудь в рот, посасывая. Мои пальцы вплетаются в его короткие волосы, ногти скользят по коже головы. Его стон вибрирует в моей груди, пока он водит языком вокруг соска. Переходя ко второй груди, он опускается на колено, притягивая меня к себе, ладони раскинув по моей спине.

Не убирая рук, Ашен целует меня по центру груди, затем начинает медленно спускаться вниз. Он следует линии, ведущей к животу. Целует пупок, расстегивая мои джинсы и стягивая их. Замедляется, опускаясь ниже, останавливается над линией трусиков.

И затем замирает сверхъестественно неподвижно.

Его сердцебиение ускоряется. Плечи под моими руками становятся горячими. Дым стелется по полу, будто весь мир замер.

Ашен прижимает лоб к моему животу. Обхватывает мои бедра и притягивает ближе, его хватка твердеет, как раскаленный камень.

— Жнец?..

Его хватка сжимается. Дым извергается за ним, как вулканогенное облако. Искры трещат в клубящихся тенях.

Что-то не так.

— Ашен?..

Он медленно вдыхает, выдыхает еще медленнее. Будто пытается загнать демона обратно под поверхность человека. — Мне так жаль, моя Лу. Правда. — Его голос тонкий и напряженный. Я никогда не слышала его таким.

Я знаю, за что можно извиняться. Часть меня все еще ищет, на кого бы свалить вину за все мои страдания, и он - легкая мишень. Но, возможно, не во всем он виноват. Иногда я думаю, что простое знакомство затянуло нас в водоворот кипящей воды. Нам не хватило бы сил просто плыть. Нам было суждено сгореть.

— За что?

Ашен не отвечает словами. Он лишь сжимает меня крепче, прижимая лоб к моей коже. Я чувствую запах серы и соли. Оттенок кислого цитруса. Это страх. И ярость. И скорбь.

Он остается неподвижным, прижавшись ко мне. Его дыхание сбито. Тело слишком горячее, хватка слишком крепкая. Я не понимаю его. Он не ослабляет хватку. И затем что-то влажное скользит по моей коже. Боже.

— Ашен?

Я кладу руки на его лицо, провожу большими пальцами под глазами, размазывая горячую слезу по его щеке.

— Ашен.

Я отталкиваю его, чтобы опуститься на колени и взять его лицо в ладони. Он смотрит вниз.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Что не так?

Ашен качает головой.

— Не прячься от меня сейчас, — шепчу я. — Посмотри на меня.

Он отрывает взгляд от пола, и его стеклянные глаза встречаются с моими. Глубина горя в них - это скорбь, которая никогда не отпускает.

— Говори со мной, Ашен.

— Ты сказала, что Галл… — Ашен делает напряженный вдох, ярость борется с печалью, искры сыплются на пол. — Ты сказала, что он разрезал тебя. Чтобы проверить, можешь ли ты выносить ребенка.

Воспоминание об этой пытке многогранно, как свет, преломляющийся в призме. Боль скальпеля. Запах крови в воздухе, обжигающий мое собственное горло голодом. Ощущение каждого слоя, который снимали. Не только кожи, мышц и органов, но времени, надежды, мечт, давно покинувших меня. Боль осознания, что если они проверяют, значит, что-то могло измениться. И отчаянная надежда, что ничего не изменилось.

Я сглатываю ком в горле.

— Да.

— Ты сказала, что они украли. Украли у тебя, — говорит Ашен, его ярость так горяча, что мне хочется убрать руки с его кожи.

Я киваю, слеза скатывается из уголка глаза. Кажется, в комнате не хватает воздуха. Я едва могу выдавить слово, но оно звучит, растянутое шепотом.

— Да.

— Что украли, Лу? Ты была беременна?

Я качаю головой. С чувством благодарности и ярости к судьбе говорю:

— Нет, я не была беременна.

Может, это был шанс, который мог бы быть, если я меняюсь в самых основательных аспектах. Проклятие всех вампиров — никогда не зачать, даже полукровку. Может, его можно было снять. Но Царство Теней украли даже эту возможность.

— Я никогда не смогу забеременеть, даже если стану чем-то новым. Галл и Эмбер…

Грудь сжимается, язык кажется слишком толстым. Сердцебиение отдается в ушах. Капли пота выступают на лбу. Ашен смотрит на меня со страхом, настоящим страхом — за то, что я уже сказала, или за то, что недоговорила. Я сглатываю и пробую снова.

— Они взяли… украли…

Боже, я просто не могу. Кажется, меня отравили воспоминаниями и воображением. Как будто пленка покрывает все, что видишь, тот ужасный момент, когда страхи, о которых ты даже не подозревала, разворачиваются перед тобой. Ужас, от которого скручивает живот, пока тошнота не поднимается к горлу. Мозг подбрасывает образы того, что могло бы быть. Ты видишь себя в летнем солнце, держа на руках свою мечту, а затем смотришь, как ее вырывают.

Я лишь качаю головой. Взгляд блуждает по темным углам комнаты. Ашен выдыхает долго и дрожит. Опускает голову. Клубы дыма раскрываются, становясь занавесом из искр и теней, прекрасным саваном, окутывающим нас. Они колышутся, как траурная вуаль на ветру. Это печально. Зловеще.

— Прости, Лу. Я не осознавал до этого момента, что такое возможно. Не до тех пор, пока не поцеловал твою кожу и не вспомнил твои слова. Все вдруг сложилось в ужасный кошмар.

Ашен проводит рукой по волосам. Плечи опускаются. Впервые он выглядит как человек, которого я могу сломать. Но я вижу, что он уже так же разбит, как я. Сколько бы раз я ни желала стереть его в порошок, сейчас не хочу этого. Не хочу и чинить его. Я просто хочу существовать с тем, кто знает, каково это.

Ашен берет мою руку, переворачивает ладонью вверх, проводит большим пальцем по линиям.

— То, через что ты проходишь… я пережил подобную потерю давным-давно.

— У тебя был ребенок?

Долгая пауза, пока густой дым окутывает нас, тяжелый, как одеяло.

— Почти.

Кости в груди будто проваливаются. Между нами витает горечь, скорбь и вина, но и общее горе, что связывает нас.

— Мне так жаль, Ашен. Очень жаль.

Некоторые из тех слоев времени, что копились, как толстый осадок, в глазах Ашена, будто стираются, когда он смотрит на меня. Не просто на меня, а в меня, прямо в душу, будто видит ее форму и цвет. Он сжимает мою руку.

— Знаю, я не давал тебе причин верить моим обещаниям, моя Лу. Но клянусь тебе, клянусь, я сделаю все, чтобы ты получила свою месть. Если захочешь сжечь все миры, я подам тебе спичку и буду стоять с тобой, пока не упадет последний пепел. Я заплачу за это обещание жизнью, если понадобится.

Я пытаюсь улыбнуться, но это кажется неестественным.

— Гениальный план. Если я уничтожу все миры, ты останешься единственным, кого можно любить.

— В этом есть плюсы, если пощадишь меня.

Долгая тишина, прежде чем мы обнимаем друг друга. Мое тело впитывает его тепло. Его гнев остывает под моей кожей. Я смотрю через его плечо, как мои пальцы проходят сквозь дым, клубящийся у его спины. Искры следуют за рукой, а Ашен держит меня крепче, будто находя облегчение в прикосновении.

— Уведи нас, — шепчу я, пока его пальцы скользят вдоль позвоночника. — Заставь забыть. Закрой от остального мира, чтобы не было прошлого и будущего, только мы в этой комнате. Хотя бы на одну ночь.

Мы покачиваемся, как два дерева, чьи стволы переплелись за десятилетия бурь.

— Хорошо, моя вампирша, — говорит он. Когда момент настает, Ашен поднимает нас с колен. Его крылья все еще окутывают нас густым черным туманом, будто миры давно исчезли, и мы остались в своем измерении. — Но я не могу обещать, что одной ночи будет достаточно.

И когда Ашен подхватывает меня на руки, а я обвиваю ногами его спину, искры дождем сыплются на мою кожу, и я понимаю, что он прав. Одной ночи не хватит. Когда он кладет меня на кровать, целует и ласкает каждый дюйм моего тела, шепча восхищения на древних языках, я знаю, что недели в этой комнате будет мало. Когда он стягивает трусики и возвращается губами к моему центру, чтобы пировать мной, а мир и время исчезают, пока я разваливаюсь на части, я понимаю, что года здесь будет слишком мало. И когда он входит в меня, глядя в глаза с теплотой, а мое тело принимает его, я понимаю, что он уже осознал. Любого времени в мире никогда не будет достаточно.

ГЛАВА 24

Еще темно, когда я просыпаюсь и тянусь к Ашену, но его место в постели пусто. Однако я слышу его сердцебиение в комнате. Чувствую запах его кожи, теплых чернил. Но есть и что-то еще. Другое сердце, запах другого мужчины. И крови.

Я отбрасываю волосы с лица и сажусь, включая лампу у кровати. Мой взгляд сталкивается с испуганными глазами человека.

Альберто.

— Какого черта? — Я прижимаю простыню к обнаженному телу, пока Ашен бросает мужчину на пол. Тело Альберто обмякает, будто уже безжизненное, но он стонет, когда его голова ударяется о ковер. Кинжал Ашена воткнут в основание его шеи с хирургической точностью. Альберто в сознании, но полностью парализован.

— Ты что, кот, который таскает домой птичек?

Ашен пожимает плечом.

— Подумал, ты проголодалась.

— Так ты просто принес мне еду на вынос?.. И перерезал ему спинной мозг?..

Он смотрит на плачущего мужчину с таким же интересом, как на жука или камень.

— Ты говорила, что все становится грязно, когда ты не поешь. Я решил сделать процесс... чище.

— Как ты вообще его нашел?

— Взял Уртура. Тот был не против. Шакал, кажется, к тебе неравнодушен.

Сердце сжимается в груди, пока я наблюдаю, как Ашен смотрит на Альберто. Никто раньше не приносил мне такой «еды». Ни среди других вампиров, ни в те дни, когда я была с сестрами на Анфемоэссе, еще не понимая, кто я и как питаться. Даже Эдия приносила мне чаши и кувшины с кровью, чтобы поставить на ноги. Но не притаскивала настоящих подонков. За столько веков никто не приносил мне добычу так, как это сделал Ашен.

Жнец замечает мое оцепенение и переводит взгляд на меня.

— Что?

— Это очень... мило, — говорю я, и Ашен отвечает мне теплой улыбкой, от которой становится тепло внутри. Я снова смотрю на мужчину на полу и прижимаю простыню чуть выше к груди. Альберто смотрит на меня с лицом, мокрым от слез, хнычет, моля о пощаде.

Улыбка Ашена исчезает, когда он понимает, в чем проблема. Он бормочет что-то о выколотых глазах, переворачивает Альберто лицом в другую сторону.

— У него странный член, — ворчит он, и я взрываюсь смехом.

— Ты разглядывал его член?

— Выбора не было. Он обосрался и обмочился, а я не собирался тащить его к тебе в таком виде. Пришлось обмыть и переодеть, — Ашен бросает Альберто презрительный взгляд и возвращается ко мне. — Маленький. Загибается влево.

Я хлопаю ладонью по постели.

— Так и знала!

Мы ухмыляемся друг другу. Теперь, когда Альберто не пялится на меня с мокрыми от слез глазами, я отпускаю простыню. Взгляд Ашена скользит вниз, к моей груди, и его зрачки вспыхивают пламенем.

— Вампирша, — рычит он, голос низкий и опасный, пока он приближается ко мне.

Медленная улыбка расползается по моему лицу, когда я ловлю в его глазах хищный блеск.

— Жнец.

Ашен берет мою лодыжку, проводит пальцами по икре, сжимает ее и притягивает меня ближе.

— Иди поешь свою птичку, а потом я отлижу тебе.

— Ты ужасный. И ненасытный, — я визжу от смеха, когда Ашен наклоняется и кусает меня за чувствительное место возле колена. Он проводит носом по внутренней стороне бедра, поднимается выше, пока его губы не касаются нежной кожи у самого верха ноги. Альберто на полу кричит громче, умоляя о помощи, которая не придет.

— Иди, — шепчет Ашен, обхватывая мою ногу рукой и стаскивая меня с кровати. — Не хочу слушать его хныканье. Только твое.

Одной рукой он поднимает меня, другой накидывает на меня халат, ждет, пока я просуну руки в рукава, затем завязывает пояс. Закончив, он оставляет долгий поцелуй на моей щеке и отходит, усаживаясь на кровать с книгой на коленях.

Я наблюдаю за ним. Он быстро погружается в чтение, прижимает пальцы к нижней губе, задумавшись. Кажется, он не замечает моего взгляда, пока я не вижу, как уголки его рта дергаются в улыбке.

— Иди, вампирша. Пока я не придумал, как наказать тебя за то, что ты медлишь вернуться в постель.

Он бросает взгляд поверх книги, и когда наши глаза встречаются, его черты смягчаются в тусклом свете. В них не только любовь и нежность, но и капля гордости. Будто он совершил что-то важное, отправившись в ночь и принеся мне этот подарок. Я отвечаю ему мимолетной улыбкой и отворачиваюсь, прежде чем он успеет прочесть слишком много по моему лицу.

Я сажусь на колени рядом с Альберто. Клыки вытягиваются при звуке его тихих всхлипов. Сладкий яд наполняет мой рот.

— Тихо, птичка, — шепчу я ему на ухо. Он хнычет и умоляет, пока я не прикрываю его рот ладонью, но сопротивления в нем уже нет. Он как загнанный олень. Знает, что умрет, даже если еще не готов. — Если доберешься до загробного мира, запомни: единственное, что сделало тебя особенным, - это то, что он принес тебя сюда для меня.

Последние мольбы Альберто вибрируют о мою ладонь, когда мои клыки вонзаются в его кожу. Я прокалываю яремную вену и вздыхаю, когда его кровь устремляется в мое горло. Длинными глотками я пью его сладкую, сочную жизнь. Она не похожа на кровь Ашена, даже близко. Ничто не сравнится. Но голод утихает, жжение в горле прекращается.

Альберто постепенно замолкает и вскоре теряет сознание, его сердце замедляется. Последние удары пульса жизни текут в мой рот, и я все еще держусь, высасывая каждую каплю из его бледнеющей, холодеющей плоти. Закончив, я вытаскиваю клинок из его позвоночника и вытираю о его рубашку. Поворачиваюсь к кровати и вижу, как Ашен наблюдает за мной.

— Лучше? — спрашивает он. Я киваю. Его глаза следят за каждым моим движением, когда он закрывает книгу и откладывает ее на тумбочку.

Я держу клинок Ашена и встречаю его взгляд, развязывая пояс халата и позволяя ткани соскользнуть с плеч на пол. Его зрачки вспыхивают, когда я взбираюсь на кровать и подползаю к нему. Я ползу по его телу, пока не оказываюсь верхом на его животе, а его теплые ладони согревают мои бедра.

— Ты выглядишь немного нервным, Жнец, — говорю я с хищной улыбкой, проводя лезвием по его груди и поддевая кончиком одну из черных пуговиц на рубашке. Его взгляд скользит вниз, затем возвращается к моим глазам. Когда я поднимаю кончик ножа, пуговица отрывается от ткани, звонко падая в темноту.

— И не без причины, — отвечает он.

Я срезаю следующую пуговицу, и она отлетает в изголовье, прежде чем скатиться на пол.

— На этот раз, надеюсь, ты будешь внимательнее. Кажется, я хорошо тебя проучила в Каире, но, уверена, ты позволил мне и Эдии убить тебя еще до этого.

— Думал, если дам тебе выпустить пар, тебе надоест.

— Это никогда не надоест.

Пуговицы одна за другой летят в темноту, пока не остается ни одной. Кончиком клинка я раздвигаю края его рубашки, провожу лезвием по коже, достаточно, чтобы вызвать дрожь, но не чтобы порезать. Я возвращаю клинок к его груди, останавливаюсь над татуировкой в виде шакала. Могу представить, как вгоняю лезвие между его ребер, достигаю сердца. Все может измениться навсегда, если сделать это правильно. Я оставлю свой след, получу собственный шрам. Он будет моим. По-настоящему. На всю вечность. И я буду его.

Я переворачиваю нож и протягиваю ему рукоятью.

Не сегодня. Может, никогда.

Ашен берет клинок, но не сводит с меня взгляд. Я вижу, как в его глазах вспыхивает пламя. Ощущаю облегчение, когда он откладывает кинжал и проводит руками по моим бокам. Но искра уже зажглась. Он знает, что я думала о связи кровью, пусть и мгновение. И, возможно, сейчас он оставит это, но сомневаюсь, что навсегда.

Значит, мне просто нужно его отвлечь.

Я опускаюсь к его ногам, расстегиваю ремень, затем пуговицу и молнию. Он приподнимает бедра, и я стягиваю с него штаны, бросая на пол. Дыхание Ашена прерывается, когда я снова взбираюсь по его ногам и беру основание его эрекции в крепкую хватку. Шелковистый кончик блестит от влаги, и я провожу языком по нему, наблюдая, как он закатывает глаза и запрокидывает голову.

Я сильно сжимаю губы на кончике и медленно опускаюсь, заставляя его содрогнуться. Работаю рукой у основания, с каждым движением погружаясь глубже, пока он не касается задней стенки моего горла. Он стонет, вплетает пальцы в мои волосы, задавая ритм. Я провожу языком по нижней части его головки, затем снова втягиваю его, снова и снова. Хватка Ашена на моих волосах становится жестче, глаза слезятся, но мне это нравится - ощущение распухших губ вокруг его длины, то, как я свожу его с ума. Я дразню его, довожу до края, затем замедляю ритм, когда чувствую, что он вот-вот взорвется. Когда провожу ногтями по его яйцам, он рычит и вгоняет себя глубже в мое горло.

— Вампирша, — шипит он. — То, что я сделаю с тобой...

Я провожу его твердым стволом по своему подбородку, шее, между грудями, вокруг соска.

— Тебе не позволено давать обещания, Жнец.

— Я их сдержу, — говорит он, тяжело дыша, протягивая мне запястье. Шевелит пальцами. — Пей, и я расскажу, какие.

Я смотрю на его запястье, пытаясь подавить нарастающее желание, пока мой язык медленно скользит по кончику его члена.

— А если откажусь, ты все равно их выполнишь?

— Несомненно, — он стонет, когда я снова беру его в рот. — Но мне нравится, когда ты пьешь.

— Хм, — произношу я, и звук вибрацией отдается вокруг его члена, затем вынимаю. — Ты не уточнил, что именно я должна пить.

Я даю ему дьявольскую улыбку, прежде чем взять его как можно глубже, работая ртом, скребя ногтями по его яйцам, пока он не начинает повторять мое имя, как молитву. Его член пульсирует, и он кончает мне в горло. Даже это что-то во мне пробуждает. Не то же, что его кровь, но я чувствую его. С каждым глотком он становится частью меня, и мне интересно, чувствует ли он то же самое от того, что я ему даю.

Когда я проглатываю последние капли, Ашен подтягивает меня к своей груди, обнимая всей силой. На мгновение мне кажется, что все, мы отдохнем, и я, может быть, засну с полным животом и телом на полу. Но как же. Мы бессмертны. У нас выносливость другого уровня. Ашен переворачивает нас, прижимает мои запястья над головой, и я понимаю, что он намерен сдержать слово.

— Ты там хотел что-то со мной сделать?.. — спрашиваю я. Один уголок его рта дергается в грешной улыбке, взгляд скользит по моему лицу. Я прикусываю губу, делаю самые невинные глаза. Его зрачки вспыхивают в ответ. — Ты выглядишь так, будто готов сожрать меня целиком, исчадие ада.

Улыбка Ашена озаряется, он целует мою грудь, скользит языком по коже, пока не берет сосок в рот. Моя спина выгибается, его хватка на запястьях становится жестче.

— Именно это я и собираюсь сделать, — говорит он, отпуская. — Затем я войду в тебя так глубоко, что ты не поймешь, где заканчиваюсь я и начинаешься ты. А когда ты кончишь так много раз, что моя сперма будет стекать по твоим ногам, я переверну тебя и вгоню свой член в твою тугую попку, и буду трахать, пока не заполню тебя полностью.

Я притворно ахаю, пытаясь не засмеяться, ерзаю.

— Грязный демон. Отпусти. Сила Христа тебя изгоняет.

— Кроме меня, тебя никто не слышит, вампирша, — Ашен отпускает мои запястья, но сжимает руку на моей шее, удерживая на месте, пока целует мой живот. — Отныне и до рассвета любая часть меня будет внутри тебя.

— Бесстыдник. Отпусти меня, ибо я благочестивая и непорочная дева.

Ашен замирает, бросает выразительный взгляд на тело на полу, затем на меня, прежде чем укусить мягкую кожу рядом с пупком. Я визжу и смеюсь, а из его груди вырывается рык желания.

— И ты будешь пить мою кровь, пока скачешь на мне, крича мое имя.

— Какой ты требовательный.

— Требования только начинаются, моя вампирша, — говорит он, раздвигая мои бедра и прижимая одно колено к матрасу. Он проводит языком по моей киске, кружит вокруг клитора. — Кроме того, ты обожаешь мои требования. Я чувствую это на вкус.

Мой костный мозг превращается в лаву. Спина выгибается, когда он пожирает мою плоть. Я извиваюсь, но Ашен держит меня крепко за горло. Он скребет зубами по клитору, вгоняет язык внутрь, сосет, пирует мной.

— В этот раз будешь вести себя хорошо? — спрашивает он, отрываясь. Его взгляд скользит по моему телу, он смотрит в мои глаза с проницательностью хищника, вводя один палец, затем другой.

Я молчу, пока он скользит пальцами внутри, заставляя меня стонать. Выражение Ашена становится мрачнее. Дьявольская улыбка мелькает на его губах. Он не сводит с меня глаз, зажимает клитор зубами и кусает. Я взвизгиваю, затем стону, когда он снимает боль, оставляя только удовольствие.

— Я задал вопрос, — требует он, ускоряя ритм.

— Я не умею быть хорошей, — говорю я прерывисто.

— Вот это моя вампирша. А теперь я хочу, чтобы ты терлась этой сладкой киской о мое лицо и скакала на моей руке, пока не кончишь.

Мое сердце будто взрывается и лопается одновременно.

Ашен набрасывается на меня, как голодный. Он вгоняет пальцы в мою киску. Проводит плоским языком по моим губам, пьет мое возбуждение. Кружит вокруг клитора, иногда кусает, но всегда целует. Затем он сосет этот чувствительный, набухший бугорок, не отпуская, пока я не кончаю. Мои бедра отрываются от матраса, но он держит мою шею. Выжимает из моего оргазма каждую каплю, пока я не становлюсь бездыханной.

Но, верный слову, едва он вынимает пальцы, как его член уже скользит внутрь. Он подносит блестящие пальцы к моим губам.

— Вылижи, — требует он, вгоняя в меня член длинными, мощными толчками.

— Я могу сделать лучше, — отвечаю я с коварной улыбкой, прежде чем взять его пальцы в рот и вонзить клыки. Ашен шипит от боли и удовольствия, я держусь, сжимаю челюсти, пью его кровь.

Ашен трахает меня с яростью. Его ладонь все еще на моей шее, хватка становится жестче. Я чувствую напряжение, сжимающее мою кожу, перекрывающее воздух. Улыбаюсь вокруг его пальцев, вонзаю клыки чуть сильнее. Пью, ощущая сладость, как ядовитый мед, дымчатый аромат его кожи, искрящуюся кровь, и вся моя боль растворяются.

Весь мир будто смещается в его хватке и в моей. Есть только этот мужчина, это чувство, этот вкус. Только то, как он смотрит на меня. Его рука на моей шее, мое тело, растягивающееся вокруг него. Мое доверие к своему сердцу. Мое доверие к его. Как я оказалась здесь, не знаю. Но в отсутствии шума и мыслей, печали и боли, есть только то, чего я хочу. Чего я действительно хочу. И сейчас я хочу только этого - чувствовать Ашена в каждой части себя. В теле. В венах. В душе.

Ашен вытаскивает пальцы из моего рта. Мои клыки рвут его кожу, оставляя две чистые линии, острие скользит по суставам, прорезает ноготь. Он рычит, но я знаю, ему это нравится - ему нравится немного боли, наказания, нравится видеть, как его кровь наполняет мой рот. Это видно по тому, как его тело дрожит от желания. Как напрягаются мышцы пресса. Он выходит почти полностью, затем вгоняется с силой.

— Высунь язык, — говорит он, голос хриплый, рука горячая, как раскаленное железо, на моей шее.

Моя кожа покрыта потом. Я так близка к оргазму, что едва могу думать, осознать его требование. Я стону, проглатывая кровь.

— Сосредоточься, вампирша, — его команда звучит густо и сладко, как растопленная карамель. Он вдалбливается в меня с каждым словом. — Высунь. Свой. Язык.

Я слишком близка к краю, чтобы сопротивляться, потому что он прав — я обожаю его приказы. Так что я подчиняюсь. Высовываю язык.

— Вот моя вампирша, — говорит он снисходительно, держит окровавленные пальцы над моим ртом. Его горячая кровь стекает по коже, покрывает мой язык, скользит по горлу нитью искрящегося жара. Его толчки длинные, глубокие, он наблюдает, завороженный. Я стону, мои стенки сжимаются вокруг него. — Теперь скажи мое имя и кончай.

И, черт возьми, его слова, его кровь, его имя на моих губах, его толстый член, входящий так глубоко, как он и обещал… и я теряю себя. Совершенно. Кончаю с ослепительной яркостью, как взрывающаяся звезда. Это прожигает вены, плавит кости, стирает разум, оставляя только ощущение моего тела, сжимающегося вокруг Ашена, пока он изливается в меня. Я слышу только его отчаянный рев, когда он падает в бездну вслед за мной.

Мы падаем друг на друга, его грудь прижимается к моей, дыхание учащенное, и мое сердце, кажется, рвется из груди, лишь бы приблизиться к нему. Оно стучит в костях, в ушах, в мозгу, захватывая мысли, пытаясь слиться с ритмом пульса Ашена. Я не могу думать ни о чем, кроме покалывания под кожей, этого пульсирующего гула крови.

— Я чувствовал твое присутствие в себе с момента, когда твоя кровь впервые смешалась с моей, — признается Ашен медленно, осторожно, его дыхание все еще неровное.

Словно голос во сне, слова, которые не имеют смысла, мой мозг пытается выбраться из этого тумана. Он отпускает мою шею, опирается на локоть, смотрит на меня, наблюдая, как слова проникают в мысли. Он все еще внутри меня, все еще твердый. Мое сердце все еще бешено бьется, кожа покалывает. Ашен смотрит мне в глаза, будто ищет меня. Я моргаю, замечаю, что мои зрачки светятся ярким вампирским блеском, красный отблеск отражается в поту на его лице.

— Я все еще чувствую тебя, когда ты пьешь. Будто ты пробуждаешься в моих венах, — его другая рука скользит по моему плечу, течет по бицепсу, оставляя кровавый след. Он смотрит мне в глаза, каждое движение, каждое слово будто тщательно продумано. — Ты тоже чувствуешь меня в своих.

Да. Я прикусываю нижнюю губу, провожу языком по крови на коже. Закрываю глаза. Даже эти капли как глоток искр. Я киваю, открываю глаза.

Рука Ашена скользит к моему запястью, затем сжимает кулак.

— Это уже началось, вампирша, — говорит он, его взгляд почти раскаянный, умоляющий. Он разжимает мою руку, освобождая рукоять кинжала. Я резко вдыхаю, смотрю на свои пальцы, раскрывающиеся, как цветок, выпуская лезвие.

Лезвие, которое я взяла с тумбочки, даже не задумываясь.

Лезвие, которое я использовала бы не для убийства, а для скрепления.

Я смотрю на Ашена в замешательстве и шоке, а он бросает кинжал через комнату, не сводя с меня глаз.

— Это уже началось. Но мы не закончим сегодня. Только когда ты поймешь свой выбор.

Я открываю рот, чтобы сказать что-то... о том, как это может быть выбором, если оно уже началось, или как я могу решать, если мое тело и сердце действуют раньше мозга, или просто... что угодно. Но ничего не выходит.

— У тебя все еще будет выбор, — говорит Ашен, и это звучит как клятва. Правдиво. Он проводит пальцами по моей скуле, будто впечатывая обещание в кожу. И с ножом, лежащим где-то в тени, я чувствую облегчение в этом потоке смятения. Я смотрю на него, все еще возвращаясь к себе из тумана желания.

— А если я выберу не тебя? — спрашиваю я. Пытаюсь вложить в это силу, но голос звучит хрипло, чуть больше шепота.

Кровавая рука Ашена оставляет след на моих ребрах, когда он поднимает ее, опираясь на предплечья. Его пальцы проводят алую линию по моим губам, он смотрит с пылающими глазами, как мой язык скользит по этой пряной сладости.

— Может, и не выберешь. Может, убьешь меня. Но я вернусь. Я буду возвращаться к тебе снова и снова, — говорит Ашен, двигаясь внутри меня, медленно выходя почти полностью, затем входя так глубоко, как только могу принять. Огонь в его глазах разгорается, когда я стону и провожу ногтями по его спине. Его движения начинаются медленно, но я уже чувствую желание, скручивающееся внизу живота. — Но ты должна знать секрет, моя вампирша.

Я ловлю мимолетный вздох в груди. Стараюсь, чтобы голос звучал ровно, хотя все остальное уже тает.

— Какой?

Движения Ашена становятся мощнее. Толчки сильнее, и я знаю, удовольствие будет только нарастать, пока не поглотит меня целиком.

— Я не говорил, что тебе будет легко выбирать кого-то, кроме меня.

ГЛАВА 25

Все, что он обещает, он выполняет. И даже больше.

Я скачу на его члене, пью из его шеи и шепчу его имя, пока он сжимает мою грудь.

Я заглатываю его всю длину, пока он впивается пальцами в мои волосы и рычит мое имя, как отчаянную мантру.

Мы трахаемся, пока я не наполняюсь его спермой и собственным возбуждением настолько, что оно стекает по моим ногам.

Затем он переворачивает меня и медленно входит в мою попку, его тело содрогается — сначала только головка, неторопливые, ленивые толчки.

— Я не из стекла, Жнец. Я выдержу, — говорю я через плечо с хищной улыбкой, пока рука Ашена скользит по моему позвоночнику. От моих слов он снова вздрагивает.

— Я хочу не спешить с тобой, — отвечает он, входя сантиметр за сантиметром, пока постепенно не заполняет меня полностью. Он выжидает долгий момент, мы оба тяжело дышим, кожа блестит от пота. Он выходит наполовину, затем снова входит, снова ждет. — Боже, — шепчет он, проводя рукой по моему бедру, вниз к тазу, сквозь короткие волоски, пока не достигает клитора.

— Я думала, ты говорил, что божества не подчиняются, — шепчу я, пока его пальцы скользят внутрь, затем возвращаются к клитору.

Он выходит, снова медленно, на этот раз полностью. На мгновение мне кажется, что он нарушит слово, но его пальцы входят в меня, как только он покидает мою попку. Он опускает голову мне на спину, его дыхание обжигает кожу прерывистыми волнами, будто он едва сдерживается.

— Я ошибался, — говорит Ашен, входя снова, наслаждаясь тем, как мое отверстие сжимается вокруг головки его члена. Он погружается до конца, пока его бедра не прижимаются ко мне, затем начинает медленные, ленивые толчки. — Здесь есть еще одно божество. Ты - чертова богиня, посланная, чтобы уничтожить меня.

И, как и обещал, он не спешит. Он задает ритм, который нарастает, и вскоре он уже вгоняет в меня с силой, его яйца шлепаются о мою киску, а пальцы кружат вокруг клитора.

— Ты такая узкая, моя богиня. Такая чертовски узкая, — шепчет он мне в ухо снова и снова, пока моя спина выгибается, и я кончаю, стоная его имя. Он изливается в меня, мы отдыхаем, лишь чтобы начать снова, и снова, пока рассвет не окрашивает небо.

В коридоре все еще тихо, когда мы идем в ванную, чтобы принять душ вместе. Мои ноги липкие, тело расслабленное и приятно ноющее, кожа покалывает от крови, которую я пила у Ашена. И все же в душе мы занимаемся любовью еще раз — я обвиваю ногами его талию, он прижимает мою спину к прохладной плитке, а я слизываю кровь с его пальцев, размягченных теплой водой. И испытываю последний ослепительный оргазм за ночь, которая, как мне хочется, никогда не закончится.

Мы перевязываем его пораненные пальцы, возвращаемся в комнату, переступая через холодный труп на полу, и забираемся на простыни, пропахшие сексом и обещаниями. Я ложусь на грудь Ашена, пряча голову под его подбородком. Он натягивает одеяло, обнимает меня за спину, медленно перебирает пальцами мои волосы - звук и ощущение его прикосновений мелодичны, как колыбельная.

— Я люблю тебя, Лу. Моя прекрасная, неземная, волшебная богиня Лу, — шепчет он.

Люблю. Он говорит это так легко, будто это и привилегия, и облегчение. Как бросить раненую птицу в небо и смотреть, как она исчезает вдали - исцеленная, дикая, свободная. И хотя я не могу ответить тем же, он, кажется, не против. Даже осознание, что он готов ждать, вытягивает из моего сердца еще немного яда. Наша кровь - это жидкое терпение. И пока он ждет, я могу говорить вещи, которые значат для меня не меньше, чем любовь.

— Не уходи, если не сможешь уснуть. Я не хочу просыпаться одна, — признаюсь я, голос усталый и вялый. Все, что я не хочу озвучивать, кошмары, страх, доверие, комфорт, висит в воздухе.

Ашен крепче обнимает меня. Он оставляет поцелуй в моих волосах.

— Я буду здесь, когда ты проснешься, — шепчет он.

И тогда я погружаюсь в глубокий, безмятежный сон.

Просыпаюсь от шепота в ухо и щекотки на шее от дыхания Ашена.

— Вампирша. Просыпайся.

Тихий приказ Ашена вызывает во мне желание сделать прямо противоположное. Я прижимаюсь ближе, впитывая его тепло, которое разливается по моей спине.

— ...Не-а.

— Уже почти полдень.

— Не важно.

— Остальные готовят обед.

— Я на диете из мудаков, а они не учитывают мои предпочтения.

— Они будут гадать, где мы.

Я фыркаю и притягиваю его руку крепче к своему животу, все еще отказываясь открывать глаза.

— Они прекрасно знают, где мы.

Я зарываюсь глубже под одеяло, Ашен пытается осторожно его стянуть, но мертвая хватка на краю покрывала не ослабевает. Я прижимаю его к шее, переворачиваюсь к нему лицом.

Ашен — первое, что я вижу, открыв глаза, и в этот момент понимаю: я могла бы просыпаться рядом с ним тысячу лет подряд, и каждый раз это было бы как удар током — просто смотреть на него. Эти темные ресницы и тепло в глазах цвета коньяка. Сияние его кожи, блеск коротких темных волос в утреннем свете. Эти линии черных татуировок, спускающихся по шее и плечам, исчезающих под одеялом.

Окутанная его запахом, его прикосновениями, его внимательным взглядом, я чувствую, как часть боли, тревоги и гнева, которые я таскала на себе, как петлю, отступает. Хотя бы ненадолго. Как будто я наткнулась на целебные воды и вышла на другом берегу чуть более спокойной.

«Вот что делает любовь, дурочка», — шепчет мне внутренний голос.

«Нет, вот что делает хороший секс, дурочка», — отвечаю я.

«Это был не просто секс, и ты знаешь. Ты не подпустила бы его близко, если бы ничего не чувствовала».

«Заткнись нахрен. У тебя даже голоса нормального нет», — огрызаюсь я, и эта мысль колет сердце, как раскаленная игла.

«Так зачем отнимать у себя еще что-то, когда у тебя и так уже столько отняли?»

...

...

«Ты права, стерва».

Взгляд Ашена скользит по чертам моего лица, прежде чем вернуться к глазам. Он улыбается, и это выглядит слишком проницательно для моего комфорта.

— Ты когда-нибудь просто просыпаешься спокойно, или каждый твой день начинается с какой-нибудь битвы? Интересно, бывает ли в твоих мыслях покой.

Я сужаю глаза. Его улыбка становится чуть шире.

— О чем ты думала только что?

— Не скажу.

Ашен слегка смещается, нависая надо мной, его вес прижимает мое плечо к матрасу. Он целует мою шею, его дыхание вызывает мурашки на груди.

— А если я потребую, чтобы ты сказала? Тебе, кажется, нравятся мои требования.

Я подавляю дрожь желания.

— Думаю, пора вставать, — ворчу и выскальзываю из-под него, его рука тянется вслед.

— Ладно, вампирша, — говорит он, пока я направляюсь к шкафу. В его голосе слышится самодовольная улыбка. — Подкинешь мне мой кинжал, когда будет возможность? Тот, что я вытащил у тебя из рук. Может, как-нибудь обсудим, что ты собиралась с ним сделать.

Я замираю и бросаю на него убийственный взгляд через плечо. В ответ он выдает самую дразнящую, раздражающе милую ухмылку. Я замечаю кинжал в паре шагов, поднимаю его с пола, перекидываю с ладони на ладонь, не отводя взгляда от Ашена.

— Вампирша... — низко предупреждает он, хотя улыбка все еще играет на его губах.

Кинжал вылетает из моей руки и с глухим стуком вонзается в изголовье. Ашен смотрит на лезвие у своей головы, затем на меня, его улыбка становится шире.

— Промахнулась, — говорю я, пытаясь метнуть в него взгляд не менее острый, чем клинок, который он выдергивает из дерева.

— Нет, не промахнулась.

— Могу повторить.

Ашен смеется. Боже всемогущий, этот звук. Как будто мне наносят удар в грудь. Но в хорошем смысле. Ну, типа, приятный удар. Ладно, возможно, это звучит странно. Просто это не теплые объятия, не как завернуться в плед и смотреть из окна на падающий снег, потягивая горячий шоколад. Это шок. Это неожиданно. Это перехватывает дыхание и захватывает меня. Я чувствую его отголосок в костях, когда он затихает.

Но почему?

Потому что это так редко случается? Демоны-жнецы не славятся легким смехом. Потому что это тяжело заработать, и это я вызвала его к жизни? Или просто... это он? Потому что мне нравится видеть и слышать, как он преображается, когда позволяет себе отпустить контроль?

«Дура, это потому что ты влюбляешься...»

«Заткнись, женщина».

Улыбка Ашена растет, когда он смотрит на кинжал.

— Я видел, как ты метаешь лезвия даже боковым взглядом. Ты никогда не промахиваешься, — его взгляд скользит ко мне, он дарит мне темную, самоуверенную ухмылку. Я не могу решить, хочу ли дать ему по лицу или сесть на него. — Значит, я тебе нравлюсь?

Я стараюсь не краснеть и отворачиваюсь, надевая халат.

— Возможно. Как ракушки нравятся китам, или блохи - собакам, или...

— ...только не эти осы...

— ...или те осы, что откладывают яйца в пауков, зомбируют их, заставляя плести безумную паутину, а потом высасывают из них все соки и убивают. Да, ты мне нравишься именно так.

Он набрасывается на меня, прежде чем я успеваю закончить, подхватывает одной рукой за талию и бросает нас обоих на кровать.

— Ты, вампирша, в неминуемой опасности, — рычит он, зажимая меня между своих конечностей. Он пытается выглядеть серьезно, но я вижу тепло в его глазах.

— Почему? Ты умеешь откладывать яйца?

Я хохочу, пока Ашен неумолимо щекочет мне бока, пока я не умоляю его остановиться. Мы смотрим друг на друга, смех затихает, я пытаюсь отдышаться.

Я не чувствовала себя так легко уже давно. Так свободно. Я знаю, что, как только мы выйдем из этой комнаты, реальность снова настигнет нас, но в этот момент острые края моего разбитого сердца кажутся чуть менее колючими.

Ашен смахивает пряди волос с моих щек, изучает мое лицо. Этот свет все еще в его глазах, даже когда улыбка почти исчезает. Его рука скользит по моей шее, останавливается на пульсе.

— Ты уже любишь меня, вампирша?

Я издаю недоверчивый смешок.

— Абсолютно НЕТ.

Выражение Ашена становится только теплее, несмотря на мой ответ.

— Уверена?

— Неужели ты думал, что я влюблюсь в тебя за одну ночь? Каким бы умопомрачительным ни был секс, этого не случится.

Самоуверенная ухмылка снова появляется на его губах.

— Умопомрачительным?

Я закатываю глаза, а его ухмылка становится еще наглее, что, казалось бы, невозможно.

— Сотри эту улыбку с лица. Ты и сам знаешь, Жнец. Но суть в другом: одна ночь ничего не меняет.

— Но может, если позволить. Самые значительные перемены в жизни случаются в одно мгновение, — говорит Ашен. Его низкий голос звучит тише, взгляд скользит к моим губам, улыбка растворяется. Его пальцы ласкают линию пульса. — Десятилетия проходят без изменений. Один день сливается со следующим. Они текут медленной чередой воспоминаний и сожалений, становятся статичными, неизменными, пока жизнь - это просто существование. И вдруг ты оказываешься в переулке лицом к лицу с красивой, дерзкой, бесстрашной вампиршей, и она наполняет твой мир цветом и светом. Один вздох времени - и ты понимаешь, что жил в черно-белом мире. Одной ночи хватило, чтобы изменить мою жизнь.

Мое сердце бьется так сильно, что Ашен наверняка чувствует его под своей ладонью. Мы смотрим друг на друга, и в его глазах вся тоска, желание, потребность. Но в нем есть что-то, чего я не видела до прошлой ночи. Легкость. И решимость.

Мой мозг наконец включается. Я сглатываю комок в горле, воскрешаю боль, которая живет в моей груди, как пойманное существо.

— Мгновения хватает, чтобы разбить сердце. А чтобы починить разбитое, нужно время. Если оно вообще того стоит.

Ашен наклоняется ближе, не отводя глаз, пока не прижимает губы к моим в долгом поцелуе.

— Я говорил, моя вампирша. У меня бесконечное время, — говорит он, отстраняясь.

— Времени недостаточно.

— Тогда скажи, что тебе нужно.

— Твои секреты. Правду.

Ашен глубоко вдыхает, будто собирается с силами.

— Спрашивай что угодно.

Я беру его руку, провожу пальцами по золотым и черным татуировкам на костяшках.

— Почему Мастер Войны здесь, в Мире Живых? Один?

— Чтобы найти тебя и вернуть, — говорит он без предисловий, промедления или эмоций. Мы смотрим друг на друга, он оценивает мою реакцию. — Ты не удивлена.

— Нет. Я так и думала. Говорила тебе в клубе «Caelum»? — я не отпускаю его руку, хотя признание все равно вонзает иглу боли в живот. Я хочу, чтобы он знал: его честность стоит усилий.

— Я не сказал, что сделаю это.

— Но ты мог бы, когда мы закончим то, что начал Семен.

— Я мог бы уже сейчас, если бы хотел, — говорит Ашен, и мои брови вопросительно поднимаются. — Тот ученый, которого ты атаковала в подземелье? Ты не убила его. Совет считает, что Коул освободил тебя по своей инициативе. Они не знают о причастности доктора Келлера. Но у него нет преданности тебе, учитывая обстоятельства. Он сделает все, чтобы выжить, и он все еще в Царстве Теней, анализирует образец и работает над сыворотками. Они уверены, что он найдет способ завершить твою трансформацию. Моя единственная миссия от Совета - вернуть тебя живой, и я убедил их, что действовать в одиночку увеличит шансы на успех.

— Если они хотели меня живой, зачем посылали змей?

— Нингиш должен был доставить тебя, а не убить. А теперь, когда он мертв, Зида захочет мести, а не выполнения миссии. Она придет, чтобы добить тебя.

— И как мне знать, что ты не решил продлить миссию, чтобы выманить Коула, или Эрикса, или узнать планы Царства Света?

Ашен задумывается на долгий момент, наблюдая за мной.

— Это было бы логично. Но не поэтому я остаюсь, и все, что я могу сказать - тебе придется мне доверять.

Я не отвечаю, и, кажется, Ашен не ждет ответа. Он просто смотрит, изучает. Запоминает. Тишина затягивается, пока его пристальное наблюдение не начинает нервировать.

— Что будет, если ты явишься в Совет с пустыми руками? — спрашиваю я тихо. Меня это беспокоит, хоть я и не хочу признавать, что нервничаю из-за того, что они могут с ним сделать.

— Не знаю, — говорит Ашен, отводя взгляд, играя прядью моих волос. Он накручивает ее на палец, раскручивает, снова и снова. — Не знаю.

Я поднимаю руку, кладу ему на лицо. На мгновение задумываюсь, стоит ли. Но затем он прижимается к моей ладони, возвращает взгляд ко мне, и кажется правильным - быть пойманной его глазами.

— Спасибо.

В его выражении мелькает удивление.

— За что?

— За то, что рассказал мне это.

Он улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Поднимаю другую руку к его лицу, притягиваю его к себе, целую долго и глубоко. Наши языки лениво переплетаются, дыхание смешивается со сладким потоком воздуха. Жажду между нами, кажется, невозможно утолить, и вскоре тепло разливается внизу живота. Еще несколько мгновений в этой комнате, одни, без остального мира. Вот все, чего я хочу.

Естественно, мир хочет мне в этом отказать.

В дверь стучат, наш поцелуй резко обрывается, будто мы оба удивлены, что реальность снова настигла нас.

— Слушайте сюда, секс-маньяки, — раздается голос Эдии за дверью. Я стону, проводя рукой по лицу, Ашен фыркает. — Все готово к отъезду в Румынию. Но мы не можем подобраться к Мэгуре через портал. Валентина наложила на район слои заклятий. Портал откроем в Кымпулунг, возьмем машины и поедем по земле. Так что заканчивайте трахаться, поехали.

Я фыркаю.

— Да, дорогая.

— И под «трахаться» я имею в виду один раз, а не шесть.

— Господи.

— И не забудьте про труп на полу. Коса хочет собрать с него все ценное, пока он не начал разлагаться.

— Как ты...

Но Эдия уже уходит по коридору. Слышны ее недовольные шажки.

— Один! Не шесть! — кричит она, а я закатываю глаза и тяжело вздыхаю.

— Обожаю ее, но она невыносима, — говорю я, пытаясь выскользнуть из-под Ашена. Он хватает меня за талию, прижимает губы к моей шее. — Что ты делаешь? Ты же слышал женщину, нам пора собираться.

— Я слышал. Она сказала «один раз». Я знаю, что лучше не ослушиваться ее прямых приказов, — говорит он между поцелуями, его рука скользит под халат.

Я смеюсь, но уже сжимаю его плечи, провожу пальцами по спине. Прижимаю губы к его горлу, пока его ладонь скользит вниз, огибает грудь, опускается к животу, пока не достигает самого желанного места.

— Вампирша, — мурлычет он, обнаруживая, что я уже мокрая от возбуждения. Он кружит вокруг клитора легкими, дразнящими движениями. — Всегда такая мокрая для меня.

— Так же, как ты всегда такой твердый для меня, — говорю я, обхватывая его член. Он стонет, когда я провожу рукой по стволу.

— Болезненно твердый, и чаще, чем мне хотелось бы признать.

Ашен накрывает мой рот в жестком поцелуе, пока мы трогаем, дразним друг друга. Я теряюсь в его тепле, в желании, что клубится внизу живота. Румыния, порталы, машины — все исчезает, остаются только руки Ашена, его рот и эта ненасытная потребность.

Ашен прерывает поцелуй, прижимает лоб к моему, его дыхание прерывисто.

— Если бы мы были умны, мы бы сделали это в душе, чтобы угодить и Эдии, и Косе нашей пунктуальностью.

— Согласна, — говорю я, запыхавшаяся и отчаянная. — Но я не могу ждать.

— Слава богу, — Ашен входит в меня, мы оба вздыхаем, мое тело принимает его. Его пальцы продолжают играть с клитором, пока он вгоняется в меня глубоко и сильно. Я покусываю его плечо, пока он не кладет руку на мою щеку, мягко направляя мои губы ближе к его шее. — Возьми еще, — шепчет он.

Я смеюсь, дыхание обжигает его кожу.

— Чем больше я беру, тем больше хочу.

— Я знаю.

— Ты играешь нечестно.

— Я не обещал играть честно.

Я поднимаю голову, ловлю его взгляд. Он улыбается, и хотя он дразнится, он также честен. И если я честна с собой - я действительно хочу больше. Ничто не сравнится с этим вкусом, с этими ощущениями. Я не знаю, магия ли это кровной судьбы, столетия одиночества или безрассудное желание хватать то, что я хочу, даже если это мне во вред. Но когда мои клыки опускаются, я знаю - не откажусь. Не могу.

Я целую его шею, затем вонзаю зубы в кожу. Проникаю ровно настолько, чтобы пить безопасно, затем делаю глоток. Электрическая энергия растекается по горлу, этот вкус, который так уникально принадлежит Ашену. Нежная сладость, теплая острота, насыщенная солоноватость с медным оттенком. Она шипит, как леденцы, согревает изнутри, разливается по венам, как молния.

Ашен впивается пальцами в мои волосы, прижимает к шее, пока я делаю еще один глоток. Его движения становятся ритмичными, менее резкими, но почему-то более мощными.

— Господи, — шипит он, голос вибрирует на моих губах. — Почему это ощущается так?

Я отстраняюсь, хмурюсь, глядя ему в глаза.

— Как?

— Как будто ты живешь в моих венах. Как будто вся сила миров перетекает в меня. Как будто я чувствую твою историю, живую, яркую, прямо под кожей, — шепчет он, смахивая волосы, прилипшие к моим вискам. Его глаза цвета коньяка полны надежды. — Так бы это ощущалось?

Я так поглощена его описанием, что не сразу понимаю вопрос.

— Что?

— Если бы мы были связаны?

Я качаю головой, едва заметно.

— Я... не знаю, — шепчу, и сердце наполняется новым видом яда. Не гневом, не печалью, не одиночеством или завистью. Это болезненный укол сострадания. Я вдруг понимаю, как мало в жизни Ашена было по-настоящему хорошего. То, как он смотрит на меня, будто вся его сила и мощь зависят от моего ответа, - это ясно, как хрусталь. Все, что знал этот мужчина - тьма и потери. То, что сказала Эмбер, правда. Он ищет свет и надеется, что я буду им.

— Не знаю, Ашен, — повторяю я, обнимая его крепче, стремясь к разрядке, что нарастает во мне с каждым движением. — Может, однажды мы узнаем.

ГЛАВА 26

Я надеялась, что мир оставит нас в покое хотя бы ненадолго. Но как только мы выходим из спальни, нас встречают конкретные вопросы и проблемы. Мелочи вроде того, что взять с собой в Румынию, где сейчас не по сезону холодно, учитывая ограниченный ассортимент, который может предложить Ковен Датуры. Другие проблемы — например, какую машину мы сможем арендовать, чтобы в ней комфортно разместился демон-шакал внушительных размеров. И большие вопросы, вроде того, что, блять, я вообще делаю со своей жизнью, о боже.

Я не влюбляюсь в него, я не влюбляюсь в него, я не влюбляюсь в него.

Мне приходится повторять это в среднем каждые три минуты двадцать шесть секунд. И я подсчитала это точное число, чтобы отвлечь себя. Потому что каждый раз, когда Эдия бросает мне понимающую ухмылку, или Эрикс смотрит на меня сверкающими глазами, или Ашен находит способ коснуться моих пальцев или задержать руку на моей спине, я чувствую, как таю. Как будто все мои эмоции написаны на лице. Что, вероятно, так и есть, и я уверена, что это видно не только по моему супервыразительному лицу, но и по рукам, одежде и... блять... Я не влюбляюсь в него.

Одна ночь ничего не меняет. Ему это было нужно, мне это было нужно, мы взрослые люди, которые заслужили немного удовольствия.

И мы его получили. Много удовольствия. В разных позах и на протяжении многих часов. И теперь я чувствую себя лучше, правда. Даже несмотря на то, что случилось, когда я попыталась петь - от этих воспоминаний глаза наполняются слезами, если я слишком долго думаю об этом. Знаю, что мне придется с этим смириться. Как-нибудь. Но каждый раз, когда кажется, что это меня захлестывает, Ашен оказывается рядом, будто знает, куда занесли мои мысли. Он проверяет, как я, отвлекает и просто... милый. И вина, которую я возложила на него, кажется теперь такой далекой, но, видимо, так и должно быть.

Не поймите меня неправильно, это все еще очень сбивает с толку, ведь я хотела отыграться на нем как следует. И я все еще не могу сказать, что доверяю ему полностью. Факты есть факты. Возможно, он прав насчет того, что нас окружили в Царстве Теней, но мне все равно не нравится, как он стоял в стороне и наблюдал. И он технически проклял меня, так что я все еще злюсь и на это. Кроме того, я думаю, что у его действий могут быть и другие мотивы, и, возможно, нам обоим легко забыть о них и сосредоточиться только на чем-то одном в Мире Живых, будто остальные его обязанности перестают существовать, пока он здесь. Точно так же, как я чувствовала, отгораживаясь от внешнего мира, когда мы были одни в моей комнате.

Как бы он ни был мил, добр и чертовски горяч, он все еще демон с миссией, в центре которой - я. И это плохо. Очень плохо.

Не влюбляюсь. Нет.

Эти мысли, тревоги, надежды и страхи все еще крутятся во мне, пока Эдия создает портал, который перенесет нас на окраину Кымпулунга.

Мы стоим группой во дворе виллы, часть ковена выстроилась за улыбающейся Бьянкой, включая Джиджи, которая, как выяснилось, является Косой, забравшей тело Альберто из комнаты, когда мы с Ашеном наконец вышли, чтобы принять душ (и заняться любовью в последний раз, вопреки прямым указаниям Эдии). Ее ярко-зеленые глаза выделяются на фоне теплой загорелой кожи, а длинные каштановые волосы волнами спадают до середины спины. Она отделяется от группы ведьм, чтобы поцеловать Давину в обе щеки.

— Было так приятно встретить другую Косу, — говорит она.

— Спасибо, Джанна. Взаимно. Хотя для меня это было давно, — отвечает Давина.

— Пожалуйста, зови меня Джиджи. Однажды Коса - навсегда Коса, — улыбается Джиджи, ее улыбка ослепительна в лучах полуденного солнца. — Счастливого пути, Давина.

Давина машет на прощание остальным членам ковена, которые смотрят на нее с теплотой и легкой грустью, пока она проходит сквозь портал. Впервые я понимаю, что это место, наверное, было для Давины островком знакомого конфорта, где она была среди своих, даже если они не были ее кланом. В моем сердце щемит, когда я смотрю, как она исчезает из виду.

За ней следует Кассиан, который тепло прощается с Бьянкой и теми, кто стоит рядом. Эрикс, Коул и Эдия быстро следуют за ним. Затем идет Ашен, за ним по пятам следует Уртур, и перед тем, как войти в вихрь, он оборачивается, чтобы бросить на меня тревожный взгляд, будто боясь, что я не последую за ним. Я улыбаюсь ему, он кивает в ответ и, бросив последний взгляд на Бьянку, исчезает во тьме глубин космоса.

— Большое спасибо за гостеприимство, — говорю я Бьянке, делая шаг вперед. — Еще раз извините за беспорядок, который я устроила в вашей ванной.

Бьянка улыбается, в ее глазах играет веселье.

— Не беспокойся, vampira. Люблю развлечения.

Мы целуем друг друга в щеки, я машу остальным, с которыми не успела познакомиться, и подхожу к порталу.

— Vampira, — зовет Бьянка прямо перед тем, как я ступлю в темноту. Я останавливаюсь и поворачиваюсь с вопросом в глазах. — Не забывай. Gasaan tiildibba me zi ab. Ты уже знала.

Первая строка моего заклинания. Королева, дарующая жизнь умирающим. Я моргаю, и на мгновение снова оказываюсь там, в Сэнфорде, склонившись над Ашеном, пока моя кровь течет в его рану. Взгляд, который он бросил на меня перед этим - полный смирения, - свеж в моей памяти, будто я только что его видела.

Я снова моргаю и возвращаюсь в реальность, стою перед порталом, повернув голову к улыбающейся ведьме. Череп гудит от начинающейся головной боли, и я потираю висок.

Бьянка улыбается. Ее взгляд немного сочувствующий.

— Удачи, vampira. Она тебе понадобится.

«Ну, это пиздец как обнадеживает», — думаю я, хотя вежливо киваю в ответ. Поворачиваюсь и шагаю в портал, исчезая в изображении космоса и тайн пространства и времени.

Когда мы появляемся с остальными в румынской глуши, головная боль усиливается, будто шершни размножились и решили, что места в моем черепе для них слишком мало. И они в ярости.

Я выпиваю глоток эликсира и прислоняюсь к дереву, осматривая окрестности. На земле тонкий слой снега, но солнце яркое, отражаясь на поверхности, как сверкающие драгоценности. Я закрываю глаза и жду, пока боль утихнет, делая еще один глоток.

— Ты в порядке? — спрашивает Коул, останавливаясь рядом со мной и наблюдая, как остальные обмениваются сумками и обсуждают последние детали. Я поднимаю взгляд и улыбаюсь.

— Да. Думаю, да.

— Он уже не так хорошо работает, да? — говорит он, кивая на флакон в моей руке. Я делаю еще один глоток, затем перевожу взгляд на заснеженные холмы.

— Нет.

Коул вздыхает и прислоняется к дереву. Тепло его плеча проникает через мой свитер и согревает кожу. Мы замолкаем, наблюдая, как остальные смеются и болтают. Крылья Эрикса сверкают на ярком свету, такие же сияющие и прекрасные, как и душа, которой они принадлежат. Высокая, грациозная фигура Эдии впитывает течение разговора, пока она смеется. Кассиан все такой же, каким я его знала, - добрые глаза, сверкающие весельем, пока он рассказывает какую-то оживленную историю, которая заставляет даже Давину улыбнуться. Ашен наклоняется, чтобы провести рукой по ночной шерсти Уртура, пока шакал тычется носом в снег. Он оглядывается через плечо, бросает на меня взгляд, который быстро сменяется беспокойством, когда он замечает боль на моем лице. Я улыбаюсь, он собирается встать, но я качаю головой, откидываюсь назад и допиваю последние капли дымчатой жидкости.

— Ты не станешь такой, как Арне, — говорит Коул.

Я испуганно смотрю на него. Понимаю, что эта мысль не была на переднем плане, но эта тревога висела где-то сзади, как вечное облако, закрывающее солнце.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю.

Мы долго смотрим друг на друга, затем я кладу голову ему на плечо и обхватываю его руку. На мгновение он напрягается, но затем накрывает мою руку своей ладонью.

— Ты хороший человек, Коул. Спасибо.

Коул выдыхает, и это похоже на облегчение, будто он носил это в легких слишком долго. Может, ему просто нужно чаще это слышать.

— Не за что, Лу, — шепчет он, и его голос звучит напряженно, когда он сжимает мою руку. Он откашливается и отходит от дерева. — Я пойду с Кассианом и Эдией за машинами. Ты будешь в порядке?

— Да, — отвечаю я, сжимаю его руку и отпускаю. — Все будет хорошо.

Коул бросает мне небольшую улыбку через плечо, засовывает руки в карманы и идет к Эдии и Кассиану. Они направляются в сторону Кымпулунга, Давина решает пойти с ними. Эрикс, Ашен и я остаемся, садимся на упавшее бревно и болтаем, наблюдая, как шакал катается в снегу.

Когда остальные возвращаются с двумя седанами и фургоном «Opel», мы грузим вещи и отправляемся колонной. Коул, Эрикс и Эдия едут впереди, за ними следуют Кассиан и Давина. Ашен укладывает Уртура назад в фургон, несмотря на протесты демонического зверя, который предпочел бы исследовать новизну снега, и мы замыкаем колонну.

Мы едем какое-то время молча. Это комфортная тишина, прерываемая только радио и взлаиванием Уртура, которому, видимо, снится что-то, что снится демонам-шакалам. Маленькие мышки или румынский снег, или фрисби в Равелло, наверное. Тишина позволяет мне погрузиться в мысли и воспоминания, пока мы проезжаем маленькие городки и широкие поля, холмы и заснеженные горы. Ландшафт становится все более знакомым по мере приближения к Брану, где замок Влада теперь является туристической достопримечательностью для тех, кто интересуется кровавой историей человека, которого я превратила в самого известного вампира в мире. То, что люди считают легендой, хотя это правда. Думаю, нам, бессмертным, только на руку ваше нежелание верить в нас. Хотя мы верим в вас.

Мы сворачиваем до Брана и направляемся на северо-запад, к Мэгуре. Узкая грунтовая дорога петляет вверх к горам Пятра-Крайулуй, делая крутые повороты. Уртур просыпается, когда мы подпрыгиваем на неровностях, и скулит, когда его голова ударяется о крышу фургона на особенно резкой кочке. Мы все еще движемся хорошо, несмотря на участки с выбоинами и канавками, где вода стекала с гор и прорезала дорогу.

— Я знаю, что это не то же самое, но все равно красиво, Лу, — тихо говорит Ашен, вырывая меня из мыслей о Владе.

— А?

— Твой голос.

Я не осознавала, что напевала под песню по радио - что-то румынское, чего раньше не слышала, но с запоминающейся мелодией. Наши взгляды встречаются, и Ашен видит мою небольшую улыбку благодарности. Я перевожу взгляд на пейзаж за окном.

— Сколько эликсира у тебя осталось? — спрашивает он, и хотя он старается говорить ровно, я слышу беспокойство в его голосе.

Я тереблю рукоять катаны, чтобы не тереть висок, это все равно не помогает унять пронзительную боль.

— Наверное, недостаточно.

— Как только мы найдем Валентину, найдем и способ это исправить, — говорит Ашен. Я вижу, как он бросает на меня взгляд краем глаза, но продолжаю смотреть на дорогу.

— Не думаю, что это будет так просто, Ашен.

Я молчу, наблюдая, как задние огни машины Кассиана исчезают за поворотом впереди, а затем снова появляются, когда мы его проезжаем.

— Мы же не можем просто прийти в какую-нибудь генетическую лабораторию и приказать им во всем разобраться.

— Нет. Но мы можем найти Семена и забрать сыворотку у него.

Я ничего не отвечаю. Я все еще не доверяю Ашену настолько, чтобы рассказать ему все. Не про сыворотку Семена и то, как он сможет контролировать меня с ее помощью, используя свою силу Альфы. Не про то, что мне нужно будет сделать, чтобы победить его без передачи этой силы следующему оборотню. Нет, я ничего не скажу об этом. И хотя я могу прижаться к его прикосновению, когда он протягивает руку через консоль и проводит пальцами по моим волосам, мои мысли уплывают далеко, запертые вне его досягаемости.

Я смотрю на две машины впереди и переключаю мысли на бессмертных внутри них, пока мы петляем вверх по горной дороге.

— Давина была Косой?

Ашен напрягается при этой внезапной смене темы, которая, как я надеюсь, отвлечет его от других мыслей. Я бросаю на него острый взгляд, напоминая, что он согласился раскрывать мне свои секреты, и хотя вижу, что ему не хочется обсуждать Давину, он все равно сделает это.

— Да. Она была Косой.

— Что случилось? Почему ее «скосили с должности»?

Ашен делает глубокий вдох. Его хватка на руле становится крепче, пластик протестует под его ладонями.

— Она забрала тело, которое не должна была.

— Жнеца?

Ашен качает головой.

— Нет. Намного хуже.

— Ангела? Думаю, это бы плохо кончилось.

Долгая пауза.

— Нет, Лу. Не ангела, — смотрю на него, но он молчит, пока я не теряю терпение и не шлепаю его по руке. Он хмурится, и я вижу, как он борется с собой, чтобы раскрыть этот секрет. — Полубога.

— Чего?

Его глаза темнеют. Он кивает.

— Полубога?.. Серьезно?

Ашен снова кивает, и его брови сдвигаются.

— Да.

— И Давина забрала этого полубога? Кто его убил? Как? Что это было? Я никогда о таком не слышала. Почему?

— Только Царство Теней и Царство Света должны были знать об этом. Это было тщательно охраняемой тайной по указу богов. Прошли века с тех пор, как последний полубог умер. Они были более хрупкими, чем другие существа, более смертными, хотя и обладали некоторыми силами своих предков. И ангелы, и демоны были обязаны защищать знание об их существовании от всех остальных.

Мой взгляд скользит по пейзажу за окном, пока я пытаюсь осмыслить его слова.

— Так она просто наткнулась на тело или знала, что делает? Ты рассказал ей, что это было?

— Да. Это я рассказал ей о его существовании. Я любил ее. Думал, что могу ей доверять. Но ее жажда мести за смерть родителей была сильнее, чем я предполагал, и она использовала эту информацию, чтобы заключить сделку с вампиром, который хотел, чтобы кости были перемолоты в пыль, а пепел от сердца - собран. В обмен вампир должен был захватить Барбосса Сарно для Давины.

— Что? Бобби Сарно? Она знала Бобби?

Ашен мрачно кивает и тяжело вздыхает.

— Ты не единственная, кого Бобби Сарно предал.

Я фыркаю и смотрю, как две машины впереди входят в крутой поворот, гравий сыплется вниз по обрыву справа.

— Это еще мягко сказано. Уверена, очередь желающих убить Сарно была длинной. Кто был вампиром?

— Давина отказалась сказать. Она лишь сказала, что вампир убил полубога и устроит засаду на торговом корабле Сарно в обмен на сбор. Вампир должен был захватить Сарно и передать Давине сообщение, чтобы она могла открыть портал и убить его сама.

Резкий вдох застревает у меня в легких.

Сердце замирает в клетке из костей.

«И я обязана тебе», — сказала Давина в Равелло.

Мой ответ эхом звучит в памяти: «Ты ничего мне не должна. Ты мне ничего не обязана».

Я помню, как твердо прозвучали ее следующие слова.

«Ты ошибаешься».

И голос моей сестры на утесе в Анфемоэссе, перед тем как она столкнула меня в безопасность моря.

«Найди Барбосса Сарно, с того корабля. Возьми заклинание. Возьми оружие и отомсти».

— Аглаопа, — шепчу я, и холодный ужас ползет по коже.

Я поворачиваюсь к Ашену. Он смотрит на меня. Его глаза расширяются.

Взгляд Ашена все еще прикован ко мне, когда это происходит. Он не видит того, что вижу я - то, что прямо за его окном.

Острый край бронетранспортера, металл сверкает на солнце.

Последняя ясная мысль кричит в моей голове, пока ее не заглушает грохот крутящегося металла и звон бьющегося стекла. Бьянка была права.

Я уже знала.

ГЛАВА 27

Я чувствую руку сестры на моем мокром плече. Она вдавливает песчинки в мою влажную кожу, улыбаясь мне сверху вниз. Грохот океана нарастает, волны бьются о пляж и скалы, выступающие из моря.

Не волнуйся, дорогая. Я позабочусь о тебе.

Я открываю глаза.

Океан оказывается кровью, бурлящей в моих ушах. Песчинки — осколками стекла, впившимися в плечо и лицо. Запах бензина, машинного масла, охлаждающей жидкости и крови наполняет разбитый фургон едкими ароматами. Уртур скулит, заглушая шипение пара, тревожные сигналы приборной панели и стоны умирающего двигателя.

Я осматриваю свое тело. Все в крови и обломках. Все болит. Голова. Рука. Один палец вывернут неестественным образом. Сломанные ребра скребутся друг о друга острыми краями. Глубокий порез на бедре кричит от боли, когда я поворачиваюсь к водительскому сиденью.

Голова Ашена склонена вперед, подбородок уткнулся в грудь. Кровь стекает по его лицу ручейками и тяжелыми каплями падает на ноги. Я слышу хрип проколотого легкого и клокотание внутреннего кровотечения. Он без сознания, тяжело ранен, но жив.

Из задней части фургона доносится шорох. Я уже чувствую и ощущаю запах повреждений, когда смотрю на Уртура.

Янтарные глаза шакала встречаются с моими, и я слышу, как он виляет хвостом, даже сквозь скулеж. Он дышит прерывисто, поверхностно. В его дыхании - запах крови. Ломаных костей. Желчи от пробитой печени. Уртур снова поскуливает и опускает голову, его тело дрожит.

Я неуклюже расстегиваю ремень безопасности. Стиснув зубы от боли, разворачиваюсь к Уртуру. Он скулит, когда я выползаю из сиденья. Сломанные ребра начинают срастаться, но недостаточно быстро, чтобы не впиваться в легкие при каждом вдохе.

— Эй, дружок, — шепчу я, опускаясь на колени рядом с Уртуром, зажатым между сиденьями. Провожу рукой по его шелковистой шерсти, пахнущей серой. Он скулит, но теперь слабее. Каждый вдох поверхностнее предыдущего, каждый удар сердца - тише. — Все хорошо, — шепчу я, обхватывая шею Уртура. По моей коже катятся слезы. Его скулеж затихает. Я чувствую, как он ускользает у меня в руках. Тело обмякает. — Все будет хорошо.

Остаются лишь последние шепоты дыхания - и Уртура больше нет. Я наблюдаю, жду, и сначала ничего не происходит, но наконец первые хлопья пепла поднимаются от его тела. Я склоняю голову с облегчением. Он возвращается в Царство Теней.

Но облегчение длится недолго.

— ЛуЛу… — голос зовет меня выше по склону, с которого мы только что скатились.

Блять.

Я перебираюсь через рассыпающееся тело Уртура и выглядываю в трещину разбитого стекла.

Черт, черт.

Ашен стонет, придя в себя на переднем сиденье.

— Лу, — его голос слаб и медлителен, будто он изо всех сил цепляется за сознание. Он поворачивает голову, глядя на пустое пассажирское место. В голосе прорывается паника: — Лу!?.. Лу…

Я не отвечаю, забираясь обратно на свое место. Он морщится от боли, пытаясь пошевелиться, и теперь я вижу, что его левое плечо неестественно опущено - вывих. Одна из многих травм на этой стороне тела, и его сердце бьется ради меня тревожным ритмом.

— Все в порядке, вампирша? — спрашивает он, осматривая порезы на моем лице и кровь, проступающую сквозь рубашку. Тянется убрать осколки стекла с моей щеки. Я отстраняюсь.

— Счастливая ЛуЛу, — напевает Эмбер, приближаясь, осторожно спускаясь по крутому склону. — Пора возвращаться в Царство Теней, Лу.

Взгляд Ашена встречается с моим, и время останавливается.

Я вижу страх. Настоящий страх.

— Как она узнала? — шепчу я. Горячие яростные слезы наполняют глаза.

Я должна уже бежать, но не могу пошевелиться. Губы дрожат. Руки трясутся от шока.

Есть только одна правда. Боль, выжигающая меня целиком, тело и душу.

Эмбер столкнула нас со склона, зная, что Ашену нужно лишь умереть, чтобы воскреснуть невредимым в Царстве Теней. А я, вампир, могу быть изувечена - и выживу.

Особенно если выпила достаточно крови заранее. Крови Альберто.

И крови Ашена. Крови, которую он принес для меня. Крови, которую заставлял меня пить.

— Как она узнала, где мы будем? — на этот раз мой голос режет, как осколки стекла. Глаза горят. Сердце превращается в пепел и проваливается в груди.

— Лу, я…

— Что ты наделал?

Яростный взгляд прожигает слои боли и печали в его глазах.

Ашен не отводит взгляда. Покорность гасит разгорающийся в его глазах огонь.

Он протягивает мою катану через консоль. Мы смотрим друг на друга, пока звук ломающихся веток приближается, и Эмбер зовет меня.

— На клинке остался яд, — говорит Ашен. Я бросаю взгляд на меч, затем на него. Мое лицо, должно быть, выражает тысячу эмоций - ни одной хорошей, только страх, смятение, потерю, ярость, отчаяние. Ашен кладет руку на мою, сжимает, когда мои пальцы белеют от силы хватки. — Сдержи слово и беги, вампирша.

Я не прижимаюсь губами к Ашену в последний поцелуй. Не говорю добрых слов. Только бросаю на него последний злобный взгляд, прежде чем развернуться с клинком в руке. Держусь за решимость в мыслях, за боль в сердце.

— Вампирша, — Ашен зовет, когда я хватаюсь за края разбитого окна. Я останавливаюсь вопреки здравому смыслу, но не оборачиваюсь. — Я люблю тебя, Лу.

Его слова застревают в груди, холодные, как лед.

— Конечно, — говорю я, не оглядываясь. — Вот только недостаточно.

Я выбрасываю меч в окно и вылезаю следом. Приземляюсь с глухим стуком, от которого боль расходится по сломанным костям. Из-за угла и перевернутого фургона Эмбер меня не видит, хотя уверена - она близко. Я оставлю кровавый след и отпечатки на снегу. Как бы быстро ни бежала, она догонит.

Пригибаюсь, перекатываюсь через каменистый выступ. Укрытие позволяет спуститься ниже, к группе вечнозеленых деревьев. Добравшись, приседаю и оглядываюсь на фургон. Дорога отмечена поваленными деревьями и развороченной землей, ведущей к металлической груде, шипящей на снегу.

— Я устала разгребать твои беспорядки, братец, — говорит Эмбер. Она у водительской двери. Я не вижу ее отсюда. Не вижу и Ашена, только слышу его прерывистый выдох. — Вернусь за тобой.

Я разворачиваюсь и бегу.

Карабкаюсь по камням, пробираюсь между деревьев. Ветки цепляются за одежду и кожу. Спотыкаюсь о скрытый снегом лед на мелководье ручья.

— Могла бы и остановиться, ЛуЛу. Я все равно догоню, — кричит Эмбер. Она уже ближе, чем я ожидала.

Я выбегаю по тропе на небольшую поляну. На другом конце оборачиваюсь, обнажаю меч, бросаю ножны в снег.

Она права. Могла бы и остановиться. Тело еще слишком разбито, чтобы продолжать.

Ожидание растягивается в вечность, хотя Эмбер близко. В голове назойливо крутится глупая поговорка: «Кто над чайником стоит, у того он не кипит». Тысячу лет я вглядываюсь в просвет между деревьями, пока она наконец не появляется.

И, конечно, появляется. Выходит на поляну, будто у нее все время мира.

Волосы Эмбер собраны в высокий хвост, макияж безупречен, будто не было ни аварии, ни погони по склону.

— Надеюсь, не заставишь меня потрудиться, ЛуЛу?

Я поднимаю меч и качаю головой.

Эмбер улыбается, доставая два коротких меча за спиной.

— Так и думала.

Она бросается вперед, я встречаю ее на поляне, отражая удар всей своей ослабевшей силой. Она атакует быстро и жестко. Я отбиваюсь, но не могу нанести удар. Эмбер быстра. Умела. И, в отличие от меня, не ранена. Два быстрых удара обрушиваются на мою левую руку. Порезы достаточно глубоки, чтобы отбросить меня.

— Ой, — она зловеще улыбается. — Прости за это.

Я молчу, лишь усиливается ненависть во взгляде. Ее ухмылка в ответ тоже.

Она снова нападает. Вспышки солнца сверкают на клинках. Острая боль пронзает кожу, когда третий удар приходится на руку. Запах снега, крови и сосны заполняет ноздри. Если бы я могла хотя бы ранить ее… Но Эмбер парирует каждую атаку.

Наконец мне удается пнуть ее по руке. Один меч летит в сторону. Темный зловещий смех - единственное предупреждение перед новой яростью ее атак.

Эмбер использует силу, рубя меня с жестокой грацией. Она неумолима. Меч бьет по моему снова и снова. Уворачивается, только чтобы обрушить новый удар. Я едва держусь. Но, возможно, в этом проблема. Нужно попробовать другое. Падаю в снег, пытаясь выбить ноги из-под нее.

Как в замедленной съемке, я наблюдаю свою ошибку.

Эмбер прыгает выше, но опускается всем весом на клинок. Сталь вонзается мне в лодыжку. Сухожилие рвется с глухим щелчком. Появляется ослепляющая боль, и я кричу от ярости.

— Ну-ну. Голос вернулся. Как интересно.

Эмбер бьет по руке, меч падает вне досягаемости. Она приседает достаточно близко, чтобы я чувствовала исходящее от нее тепло, но так, что дотянуться не могу.

Я смотрю на нее с красной яростью в глазах, в ее - черное пламя, дымчатые искры клубятся за спиной.

— Я изрежу тебя на ленточки, Леукосия. Целую или по частям, но верну в Царство Теней.

На ее губах застывает злобная улыбка. В следующее мгновение горячая кровь брызгает мне в лицо.

— Не сегодня, — раздается за спиной Эмбер знакомый низкий голос. Мы обе смотрим на упавший в снег меч, окровавленное лезвие торчит у нее под ключицей. Она судорожно вдыхает, наши взгляды встречаются.

Я улыбаюсь.

— Пошла нахер, Эмбер, — говорю я и со злобным шипением вкладываю в удар всю свою ярость.

Эмбер падает без сознания.

— Stai bene, zanne dolci¹³? — Кассиан подходит ко мне с привычной кривой ухмылкой, добрые теплые глаза улыбаются.

Я опускаюсь, измотанная, окровавленная, разбитая, но победившая. Победа, которая все равно чувствуется поражением.

Горло сжимается при мысли о том, что могло случиться. Она забрала бы меня, как и обещала. Швырнула бы в ту темницу. Второго шанса на побег не было бы – Царство Теней позаботилось бы об этом. Эти мысли уносятся, как обломки приливной волной, когда Кассиан перекидывает мою руку через плечо, и я крепко обнимаю его.

— Спасибо, Кассиан. Огромное спасибо.

— Все в порядке, — говорит он. — Ты будешь в порядке, — он обнимает крепче, когда я теряю часть себя в его доброте.

Авария. Боль. Бой. Страх.

Медный привкус на языке.

Я чертова дура.

Дрожу, сдерживая слезы, крик, рыдания. Ярость, какой никогда не знала. Не только к Ашену - к себе. Я хотела, чтобы сердце доказало, что разум ошибается. Хотела простить, любить. И к чему это привело? Ко дну склона, изрезанной в клочья.

— Почему? Почему я снова это делаю? Я влюбилась в него. Опять. Что, блять, со мной не так? — шепчу. Понимаю, насколько жалобно это звучит, что сама виновата не меньше других, но Кассиан лишь крепче обнимает. Делится теплом и тишиной.

— С тобой все в порядке, Лу. Твое сердце полно мужества, а любить - смелый поступок.

— Как ты можешь так говорить? Я сбежала от тебя. А мы подходили друг другу.

Кассиан смеется и крепче прижимает меня.

— Нет, не подходили, tesoro. Нам было нужно разное. Мы просто слишком долго не хотели в это верить, даже любя друг друга, — он отпускает, чтобы оставить целомудренный поцелуй на щеке. Смотрит долго, будто пытается разделить силу и надежду. — Ты не сбежала от меня. Ты побежала к себе. А теперь пошли. Выберемся отсюда, — он берет мою руку, и мы поднимаемся с замерзшей земли.

Когда я встаю на здоровую ногу, мы начинаем путь через поляну. Быстро находим ритм, и Кассиан осторожно ведет меня между корнями и камнями. Понимаю, что подъем будет долгим.

Но не понимаю, как мало у нас времени.

Внезапный хруст.

Скользкая сталь, входящая в плоть.

Кровь, заливающая легкое.

Вопль разрывает тишину луга. Проходит мгновение, прежде чем я осознаю, что кричу я.

Кассиан выпускает мою руку, я падаю в снег. Он смотрит, как клинок выходит из его тела, прежде чем опуститься рядом на колени.

Нет…

— Совет, вампирша: убедись, что враг мертв, прежде чем поворачиваться спиной, — говорит Эмбер, встряхивая меч, разбрызгивая густую темную кровь по снегу.

Кассиан падает на бок. Легкие выталкивают последнее дыхание в холодный воздух. Я переворачиваю его на спину, наши взгляды встречаются. Он беззвучно шевелит губами: Прости, пока кровавая пена собирается во рту.

Нет. Нет, нет.

Я кусаю свою руку, рву его рубашку, хотя он качает головой и пытается успокоить улыбкой. Он хватает мое запястье, не давая каплям крови упасть в рану. Слезы застилают зрение, когда я смотрю ему в глаза.

— Нет, Леукосия. Andrà tutto bene¹⁴, — шепчет он. Тело начинает трястись. Горло напрягается, пытаясь вдохнуть. — Спасибо за все эти годы. Ti devo la vita¹⁵.

Я трясу головой. Сжимаю его руку.

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

Кассиан слабо улыбается перед тем, как тело содрогается. Его хватка - как железные тиски, но я не кричу.

— Ты хороший человек, Кассиан. Хороший человек, — повторяю снова и снова, пока его дыхание не обрывается, и он умирает у меня на руках. Я все еще держу его ладонь, даже когда она обмякает, а рука становится тяжелой. Держу, пока последние слабые удары сердца не исчезают в небытии.

— Очень интересно, — размышляет Эмбер, переводя взгляд с рукояти моего меча на лезвие. Ее глаза скользят ко мне. — Крыло Ангела. Что ж, одним вампиром в мире меньше, не великая потеря. Хотя тащить его в Царство Теней было бы приятно.

Я дрожу от ярости.

Эмбер наклоняется ближе. Кровь шипит, падая на снег.

— Ты закончила? Пора двигаться. Нас многое ждет.

Я буду сражаться до последнего вздоха. Сделаю каждый момент для нее таким же адом, как для меня. Если мне суждено страдать, то и она не избежит подобной участи.

Ядовитая улыбка расползается по лицу Эмбер, когда она протягивает руку, пальцы сжимаются, готовые вцепиться в мои волосы.

Вспышка света обжигает глаза. На мгновение я думаю, что это ожидаемая боль.

Но затем раздается крик.

— Прими свой конец, демон. Ибо это твои последние вздохи в любом из миров, — гремит знакомый голос над ослепляющим светом. Эмбер все еще кричит, когда я прикрываю глаза и вглядываюсь в сияние.

Кровь хлещет из ее отрубленной руки. Кисть Эмбер лежит в снегу, скрюченная, как умирающий паук.

Ангел из Саккары возвышается над Эмбер. Она замахивается моим мечом, но даже не успевает приблизиться к его светящемуся клинку. Он описывает мощную дугу, и меч рассекает ей живот. Внутренности вываливаются, она визжит, падая на колени. Еще удар - и голова Эмбер слетает с плеч, ужасный вопль обрывается благословенной тишиной.

Я не могу пошевелиться, наблюдая, как дергается ее тело. Кровь пропитывает снег, расползаясь дальше, поглощая чистый покров. Это… очень удовлетворительно.

Ангел становится передо мной, закрывая кровавую сцену своими сияющими крыльями. Протягивает руку.

— Отправляйся со мной в Царство Света. Нам есть что обсудить, Леукосия.

ГЛАВА 28

Ангел из Саккары оказался больше, чем я помнила. Слишком высокий. Пугающе высокий. И безумно красивый. Без своего странного белого балахона его черты стали видны: смуглая кожа, изумрудные глаза, острые скулы, полные губы. Он - воплощение контрастов, где каждая деталь пребывает в идеальном равновесии. Даже выражение его лица - гармония противоречивых эмоций: удовлетворение, сверкающее в глазах, и ярость, горящая там же.

— Откуда ты знаешь мое имя? — спрашиваю я.

— Какой уместный вопрос, — ангел улыбается, и в этой улыбке - одобрение и злоба. Он прячет меч в ножны. — Пойдем со мной, и ты получишь ответ.

— В прошлый раз ты разрезал мне щеку, будто Ганнибал Лектер, ищущий перекусить. Пусть я и благодарна за вмешательство, но мне не улыбается куда-то идти с тобой.

— Ты права, я так и сделал. Приношу глубочайшие извинения, — он слегка склоняет голову, но звучит это совсем не искренне.

В ответ я лишь сужаю глаза.

— Могу заверить, это больше не повторится.

Брови мои ползут вверх с явным сомнением.

— У тебя не так уж много выбора.

Вот в это я верю. Здесь власть явно не в моих руках.

Тяжело вздохнув, я размашисто взмахиваю рукой - жест неохотного согласия. Он улыбается моему яростному взгляду, разворачивается и подбирает мой меч и ножны из снега.

— Меня зовут Алорос. Я из Дома Эсагила, жемчужины Города Анура, — бросает он через плечо, будто бросает кость благодарной дворняге. Я закатываю глаза, но он этого не видит. — Дом Эсагила - один из самых могущественных в Царстве Света. Ты узришь наш зиккурат и заплачешь от его красоты. Нет храма величественнее во всем Царстве.

— Это в вашем доме нашелся предатель, отдавший крылья для яда Крыло Ангела, или он был из другого места?

Алорос оборачивается и сужает глаза, с трудом сдерживая гримасу.

— Я не в праве обсуждать это с вампиром, чья душа окутана тьмой.

— Значит, «да».

Его лицо искажается еще сильнее, а я отвечаю слащавой улыбкой. Ангел шагает ко мне, вкладывает меч в ножны и перекидывает ремень через плечо.

— Его звали Леандр. В последний раз его видели год назад, в Иерусалиме.

— Дай угадаю. Он был с ведьмой Милой Каррас. Она работала с Бобби Сарно и его отцом, собирая части для гибрида, да?

Алорос мрачно кивает, останавливаясь передо мной. Его хмурость смягчается, когда взгляд скользит по моей кровоточащей руке и щиколотке. Он протягивает руку, но я смотрю мимо него - туда, где в снегу лежит бездыханное тело Кассиана.

— Мне нужно передать сообщение моим спутникам, — говорю я, и в горле встает колючий ком. Алорос следует за моим взглядом, затем снова смотрит на меня, его рука все еще ждет моей.

— Мы можем сделать это позже, если пожелаешь. Демоница, скорее всего, была не одна. Нам нужно идти.

Я не отвожу глаз от Кассиана, даже когда киваю и беру руку ангела. Он поднимает меня на руки, прижимает к груди, и его крылья порхают, вздымая снег над полем боя в хрустальных вихрях. И я все еще смотрю на Кассиана, пока мы не пролетаем над лесом, и верхушки сосен не скрывают его из виду.

— Он умер с честью. Настоящий воин, — говорит Алорос, пока мы скользим по холодному воздуху. Я не отвечаю, потому что эти слова кажутся пустыми.

Мы движемся на юго-восток, и вскоре уже снижаемся. Перед нами - глыба серо-белого камня, устремленного в небо, и зияющий черный вход в пещеру, будто немой крик. Я знаю эту пещеру. Пещера Лилиечилор.

— Пещера Летучих Мышей? Серьезно? — говорю я, когда он опускает нас у входа.

— Да. Нам повезло, что портал оказался так близко к месту твоего краха. Божественное благословение, не согласна?

Тяжелое предчувствие оседает в животе, когда ангел несет меня в темноту.

— Учитывая, как судьба издевалась надо мной в последнее время? Нет. Не согласна.

Алорос невозмутимо шагает в тень. Его кожа излучает мягкий свет, освещая путь.

— Имей веру, вампир.

Мы замолкаем, когда он ставит меня на здоровую ногу. Мы стоим в зале, где сырость камня, влажная земля и запах гуано¹⁶ щекочут нос. Над нами, среди камней, спят летучие мыши, некоторые шевелятся и пищат от вторжения света.

— Если я заражусь бешенством от этих небесных грызунов, я прирежу тебя, — бросаю я, глядя на ангела. — То же самое, если твои сородичи заразят меня ангельским бешенством. Ты будешь первым, кого я укушу, когда пена пойдет изо рта.

Алорос смотрит на меня с смесью недоумения и отвращения.

— Ты странное создание.

Я вздыхаю с досадой. Почему только Жнец, кроме Эдии, действительно понимает меня?

— Ладно, ануннаки. Давай закончим с этим, чтобы я могла начать рыдать у твоего зиккурата.

Его взгляд задерживается на мне еще на мгновение, прежде чем он начинает читать заклинание.

— Sagzu galam gen galu nupade, — произносит Алорос, широко раскинув руки, будто обнимая тьму. «Твое сердце глубоко и не познано». Его голос разносится по пещере. Мыши суетятся вокруг. — Anshar. ati, me peta babka.

«Первый из небесных. Привратник, открой мне врата».

На стенах пещеры вспыхивают синие символы, окрашивая светлый камень в теплые тона. Крылья ангела мерцают, будто ловят звездный свет. Перед нами возникает столп света, и Алорос снова подхватывает меня.

— Это унизительно, — ворчу я, обхватывая его шею здоровой рукой.

— Согласен, — отвечает он. — Нести существо с темной душой в Город Анур… неприятно.

Я закатываю глаза.

— Я не об этом.

Алорос сужает глаза без тени насмешки, и я вздыхаю, когда мы шагаем в свет.

Искры дождем сыплются на нас, пока мы стоим в пульсирующем, как сердце, столпе энергии. Давление нарастает в голове, будто весь свет собирается там, пока мир не перестает вращаться во вселенной. Каждая искра вокруг замирает, повиснув во времени. Затем все взрывается и исчезает, и мы оказываемся в Царстве Света.

Алорос ставит меня на помост, перед высокими мраморными воротами. Они открыты, но охраняются ангелами в белых доспехах. Над аркой — «Эсагил», выложенное мерцающими золотыми нитями.

Позади раздаются смех и музыка. Оборачиваюсь: вдали виднеется парк аттракционов. Видимо, это край квартала Анура, посвященного Дому Добродетелей. Веселье парка проникает на улицы: музыка, смех, приветствия. Между домами развеваются яркие флаги. Дети, домашние животные и даже осел носятся в догонялки. Выглядит куда интереснее, чем строгий вход в Дом Эсагила. Я тяжело вздыхаю и поворачиваюсь к воротам.

Мне не терпится покончить с этим, поэтому я прихрамываю вперед, но Алорос хватает меня за руку и ведет в лавку с одеждой.

— Ты не войдешь в зиккурат, выглядя так, будто проиграла схватку с демоном, даже если это правда, — говорит он, не оставляя места для возражений.

Мы заходим в небольшую лавку. Пожилая женщина с кудрявыми волосами и широкой улыбкой провожает нас вглубь. Алорос усаживает меня на скамью, пока Мариам, хозяйка лавки, приносит таз с водой и чистые полотенца. Она снимает мою окровавленную одежду, пока Алорос роется на стеллажах, затем промывает заживающие раны, смывая последние капли крови с моей кожи.

К счастью, как и в Царстве Теней, деньги здесь не в ходу. Что хорошо, ведь при мне только одежда да катана, перекинутая через плечо ангела.

Хотя я бы не заплатила ни гроша за то уродство, что выбрал Алорос.

Это белое платье из воздушной ткани, бесформенное, с едва заметными рукавами и завязками на шее. Оно ниспадает до самых ног. Я выхожу из примерочной с каменным лицом и сталкиваюсь с Алоросом, который сменил запачканный кровью наряд на просторную белую тунику и льняные штаны.

— Мы что, собираемся прыгать с парашютом? — размахиваю руками.

Алорос сужает глаза.

— Я выгляжу так, будто перепутала тряпку для уборки с одеждой.

Он хмурится.

— Зато у меня есть платок, чтобы вытирать слезы, когда я заплачу у зиккурата.

Алорос закатывает глаза и тяжело вздыхает.

— Пошли, низшее существо. Ты прилично выглядишь для Дома Эсагила, скорее бы избавиться от тебя.

Он предлагает руку, чтобы поддержать меня, и мы не спеша выходим из лавки, проходим мимо стражей ворот. Теперь я понимаю, почему он выбрал эту одежду. Дом Эсагила сильно отличается от Дома Добродетелей. Здесь царит спокойствие и легкость. Нет смеха, шумных игр или грохота аттракционов. Все белое и золотое, изящное и тихое. Именно таким я и представляла скучное, мирное Царство Света.

Мы идем по узким безмолвным улицам, сворачиваем налево, где дорога заканчивается у великолепного сада с подстриженными деревьями и яркими цветами. За ним возвышается зиккурат, солнце играет на позолоте его вершины. Вблизи видны надписи, высеченные на камне храма, каждая подсвечена изнутри.

— Узри. Зиккурат Дома Эсагила, — говорит Алорос, останавливаясь у края сада. Он скрещивает руки на груди и с гордостью смотрит на храм, будто сам его построил.

Мы стоим в тишине. Долго. Очень долго.

Я ерзаю и прочищаю горло.

— Так когда начать рыдать, собственно? — спрашиваю я, когда Алорос смотрит на меня. Между его бровей залегает раздраженная складка. — Сейчас? Или...

Ангел прерывает меня с раздражением.

— Идем, низшее существо.

Коварная улыбка расползается по моему лицу, и я ковыляю за ним по дорожке через сад. Мы проходим через ворота крепостной стены, поднимаемся по каменному пандусу к входу в храм.

Внутри зиккурат не такой, как я ожидала. Если снаружи - это грозный камень, то внутри - поток естественного света, будто стены стеклянные. Виден парк аттракционов слева, город позади, поля, тянущиеся к горизонту. Полированный пол отражает свет, как вода, и каждый наш шаг оставляет яркие всплески цвета под ногами.

Алорос ведет меня к широкой лестнице в центре зала, мы поднимаемся на три пролета и выходим в коридор. Он тянется до самого свода, где мерцающий потолок напоминает поверхность моря, если смотреть на нее из глубины.

По обе стороны, доходящие до середины стены. Я чувствую мощь, окружающую нас. Она наполняет меня трепетом и ужасом. Сердце бьется чаще: а вдруг я снова стану пленницей?

— Что это за место? Для чего этот храм? — спрашиваю я, бросая настороженные взгляды по сторонам.

— Зиккурат выполняет множество функций для нашего рода, — отвечает Алорос, пока мы идем мимо закрытых дверей. — Здесь есть врата в Мир Живых. Места для размышлений и созерцания. Он показывает нам добро и зло в человечестве и тех, кто между.

Алорос останавливается у последней двери. Он берется за золотую ручку, и свет змеится по матовому стеклу. Скрытые механизмы щелкают, засовы отпираются один за другим.

— Мы даже принимали здесь врагов. Строили планы. Планы положить конец тирании, терзающей три царства.

Он открывает дверь, и взору открывается комната. В ней нет ничего, кроме мраморного алтаря, на котором лежит тело. Воздух застревает в легких.

— Твой демон выполнит свое обещание и захватит власть в Царстве Теней. И когда это случится, мы дадим ему то, за чем он пришел.

Я шатаюсь в комнату и падаю на колени у алтаря. Рука дрожит, когда я касаюсь холодной кожи знакомой щеки. Возможно, с опозданием, но, как и обещал Алорос, я плачу.

— Аглаопа из Анфемоэссы снова будет жить.

ГЛАВА 29

Она выглядит точно так же, как в моих воспоминаниях, а не так, как должна была быть в Царстве Теней. Длинные прямые черные волосы, ниспадающие на плечи, словно глянцевый шелк. Оливковая кожа, прохладная под моими пальцами. Ее гордые, острые черты, пугающе прекрасные, не изменились за столетия. Я беру ее руку и подношу к губам, целуя сеть вен под кожей.

— Как? — спрашиваю я. В голове роятся тысячи вопросов, но этот - единственный, который я могу выговорить. — Как она здесь оказалась?

— Из-за твоего демона, разумеется, — отвечает Алорос, обходя алтарь и останавливаясь с другой стороны, чтобы рассмотреть мое заплаканное лицо. — В Доме Эсагила поднялся немалый переполох, когда он явился с душой в Царство Света. Как ты понимаешь, такое сложно представить.

Мой взгляд мечется между сестрой и Алоросом, в глазах - тяжесть невысказанных вопросов.

— Он… что?

Алорос смотрит на меня с жалостью.

— Жалкое зрелище: он был мокрым, словно только что выплыл из Бухты Душ, чтобы достать Аглаопу из Анфемоэссы. Его демоническая кровь тлела под кожей в нашем мире. — он морщит нос. — Это было бы отвратительно, если бы не оказалось столь… захватывающим поворотом событий. Если бы ему не нужно было выполнить свою миссию в Царстве Теней, ему, несомненно, предложили бы вознесение в Царство Света за такой акт бескорыстной любви.

Мой рот открывается, как у рыбы, выброшенной на берег. Я разглядываю тело сестры, будто вижу ее впервые. Хотя на самом деле, новым взглядом я смотрю не на нее. Я поднимаю глаза на Алороса, и в груди разливается отчаянная растерянность.

— Зачем? Зачем он принес ее сюда?

Алорос смотрит на меня с легкой улыбкой, и в его глазах впервые появляется что-то похожее на искреннюю мягкость.

— Он рассказал о произошедшем с оборотнем, о том, что твое превращение началось, но не завершилось. Он был полон решимости освободить тебя до того, как Царство Теней завершит процесс, и просил предоставить тебе убежище и защиту, если ты захочешь остаться в нашем мире. Но он не хотел, чтобы ты была здесь одна. Он сказал, что нет ничего, чего ты желала бы сильнее, чем возвращения Аглаопы. И ведьме Эдии тоже разрешен проход в Дом Эсагила.

Сердце бешено колотится в груди. Голова кружится, будто мозг скребет по черепу изнутри.

— В обмен на что? — спрашиваю я, щурясь от боли.

— Ашен из Дома Урбигу согласился занять пост Мастера Войны, предложенный его Советом. Теперь он использует новую власть, чтобы захватить контроль над Царством Теней. Он уничтожит Эшкар и Ведьму-Жрицу Имоджен, а затем установит новый порядок и будет сражаться на нашей стороне, чтобы положить конец тирании, угрожающей всем трем мирам.

Я прижимаю пальцы к вискам, пытаясь прогнать боль.

— Тирании?..

Алорос долго смотрит на мою сестру, прежде чем повернуться ко мне с серьезным выражением.

— Мы забыли свое предназначение. Царство Теней должно вершить милосердное правосудие. Царство Света - дарить истинное спасение. Мир Живых - испытывать души и предлагать им новый путь. Но некоторые из нас поддаются шепоту соблазнов. А тем временем Нефилимы готовятся отнять у нас все. Если мы не объединимся. Если не дадим отпор. Надвигается война, и не та, о которой ты думаешь.

Я долго смотрю на Алороса, переваривая каждое слово. Кажется, будто пелена спадает с глаз, но я все равно ничего не понимаю. Смятение разжигает боль внутри - воспоминания о предательствах, которые, как кирпичи, годами держали меня на дне бесконечного отчаяния.

— И вы хотите объединить миры против Нефилимов… И вы верите, что Жнец сдержит слово? Что он не предаст вас, захватив власть?..

Алорос смеется.

— Да, вампир. Я верю, что он сдержит слово. Но не ради меня. Он не похож на других. И у него есть… мотивация.

Я опускаю взгляд на дрожащие руки, пытаясь осмыслить этот безумный пазл. Кажется, я никогда еще не чувствовала себя такой перевернутой с ног на голову. Аглаопа, лежащая передо мной, так же прекрасна, как века назад… Жнец, который принес ее сюда и заключил немыслимую сделку с врагом… И ангел, который сейчас смеется над моей наивностью, его острые перья скребут по полу, когда он обходит алтарь и останавливается рядом.

— Демон говорил, что ты была у Провидицы. И все же, кажется, ты избрала слепоту. Позволь мне показать тебе то, что ты упустила, — Алорос кладет руку мне на лоб. От прикосновения его теплых пальцев мир растворяется.

Время распадается на нити света, заполняющие мое зрение. Каждый разговор, каждое признание, шепотом сказанное между мной и демоном, разматывается и танцует вокруг. Они кристаллизуются, становясь ясными и жгучими, как яд.

«Ты знаешь лишь малую часть, вампирша».

«Я люблю тебя, моя вампирша. Неважно, как ты изменишься, что потеряешь или обретешь».

«Я верю в тебя».

Я моргаю и вижу Ашена в Царстве Теней. Он лежит на черном каменном алтаре в пещерном зале, освещенном лишь факелами, точь-в-точь как в том видении, которое я пыталась забыть. Он открывает глаза, моргает в замешательстве, затем резко садится, проклиная что-то. Он уже собирается встать, когда Эмбер выходит из тени и бросает ему черный шелковый халат. За ней - трое жнецов с обнаженными мечами.

— Здравствуй, дорогой брат.

Он молчит, лишь смотрит на нее с подозрением, продевая руки в рукава.

— Кажется, твоей вампирше несладко. Семен Абдулов схватил ее.

Ашен резко вдыхает и бросается вперед.

— Я должен ее спасти…

— Позволь мне сказать, что ты сделаешь дальше, — Эмбер улыбается, и другие жнецы смыкаются вокруг него. — И ты выполнишь все, что я скажу, иначе я заставлю Леукосию страдать. Начну с того, что она увидит, как ты умрешь вечной смертью.

Я слышу треск - громче, чем когда-либо. Он раскалывает мой разум, и видение меняется.

Теперь я вижу Ашена на берегу Бухты Душ. Черная вода омывает его босые ноги. Его обнаженная грудь тяжело вздымается, когда он смотрит на воду. Волны движутся неестественно, будто под масляной поверхностью скрывается что-то зловещее.

Каждая мышца напрягается, когда Ашен делает первый шаг в море. Кажется, одно прикосновение волн причиняет ему боль. Брови сведены. Кулаки сжаты. Челюсть напряжена до хруста. Но, несмотря на явные мучения, он не сводит глаз с островов вдалеке и делает еще шаг, затем еще. Каждый кажется хуже предыдущего. К пятому он уже готов рухнуть на колени, но все равно плывет вперед, стиснув зубы от агонии. Он страдает.

Затем я вижу его в разбитом фургоне у подножия холма. Слышу стук его сердца - слишком быстрый для обычного ритма. Дыхание оставляет в холодном воздухе облачка пара. Он закатывает рукав.

— Ana nurika nami azziz. Ana elleti tiparika azziz, — шепчет он, и татуировка вспыхивает на коже.

«К яркому свету взываю. К сияющему свету взываю».

Через несколько тяжелых вдохов за окном машины появляется звезда - крошечная, как точка иглы, но ярче солнца. Она расширяется, наполняя воздух гулом энергии, заключенной в светящиеся нити. Шар растет, и Ашен заслоняется рукой, когда он взрывается, рассыпаясь искрами по снегу.

Из сверкающих осколков выходит Алорос.

— Ты звал, демон?

Ашен тяжело дышит. Медленно поворачивает голову, наблюдая, как ангел сильным движением открывает покореженную дверь. Алорос долго изучает его раны своими мерцающими зелеными глазами.

— Вампирша, — голос Ашена слаб. — Нас подловили. Моя сестра преследует ее. Она хочет вернуть Леукосию в Царство Теней.

Ашен указывает в сторону окна, и ангел выпрямляется, окидывая взглядом раздавленную крышу фургона.

— Поблизости есть портал?

— Да.

— Отвези ее в свой мир и дай ей выбрать, куда идти дальше.

— А твоя сестра?

Выражение Ашена становится ядовитым.

— Убей ее. Это может быть наш единственный шанс.

Алорос оглядывает его тело, пока Жнец подавляет кашель.

— А ты? Ты поклялся в верности Дому Эсагила.

— Я ненадолго в этом мире. Сдержу слово, когда вернусь в Царство Теней.

Алорос смотрит на него долгим взглядом, затем кивает. Его крылья расправляются.

Одним резким движением он взмывает в небо - и мое сознание возвращается в Царство Света.

Я падаю вперед, упираясь лбом в холодный мрамор. Сжимаю веки, пытаясь проглотить ком в горле.

Все, что сказал Ашен, было правдой.

Мои ужасные слова всплывают в памяти: «Ты мастер рассказывать мне о том, чего не делал»

Но он никогда не говорил мне, что сделал.

Договор с ангелами.

Спасение моей сестры.

Защита меня.

Он пожертвовал своим выбором.

Я могла дать ему свою кровь в фургоне, чтобы исцелить его. Но вместо этого оставила умирать. Думала о нем худшее. Снова поверила, что он предал меня. Потому что он - злодей в истории каждого бессмертного. Особенно в моей.

Этот демон, живущий в сожалении, гневе и скорби, который, казалось бы, вообще не способен чувствовать то, что чувствует ко мне. Но он чувствует.

Он сказал, что любит меня, а я ответила, что этого недостаточно.

И все равно он использовал последние мгновения, чтобы спасти меня.

Тело содрогается от эмоций. Кулаки сжаты так сильно, что пальцы вот-вот сломаются.

— Ты достаточно страдала в горькой тьме, — голос Алороса внезапно становится теплым, почти добрым, когда он кладет руку мне на спину. — Может, теперь ты откроешь глаза?

Я моргаю, с трудом отрывая взгляд от пола. Ангел стоит на коленях рядом, указывая за спину длинными, изящными пальцами.

Я слабо отталкиваюсь от пола. Чувствую себя разбитой, будто внутри лишь осколки часового механизма, когда поворачиваюсь туда, куда он показывает.

— Все в порядке, вампирша?

Из моего рта вырывается звук, которого я никогда раньше не издавала. Я прикрываю ладонью губы. Кажется, отчаяние покидает мое тело, как злой дух, изгнанный светом.

У открытой двери стоит Ашен, сжимая бок, где сломаны ребра. Боль от пребывания в Царстве Света написана у него на лице. Дым клубится от его плеч, почти скрывая Эрикса, который стоит позади.

Я поднимаюсь на ноги.

В ответ на его привычный вопрос я впервые качаю головой.

— Нет, — выдыхаю я. — Не в порядке.

Его взгляд скользит по моему лицу, следит за слезами на щеках.

— Что ж, не удивлен, — говорит он, оглядывая меня с ног до головы. — Судя по всему, ты проиграла битву с пододеяльником.

Смех, больше похожий на рыдание, вырывается из груди. В следующее мгновение я уже бегу.

Ашен кряхтит, когда я врезаюсь в него сильнее, чем планировала, но все равно обнимает меня, прижимая к себе. Его пальцы впиваются в мои волосы, прижимая щеку к его горячему, бьющемуся сердцу.

— Моя Лу, — шепчет он, уткнувшись лицом в мою шею. — Я думал, больше никогда не почувствую тебя в своих руках.

Я сжимаю его сильнее. Он глубоко вздыхает, и я не хочу отпускать, даже если его тело обжигает меня. Кажется, под его кожей бушует огонь. Плечи трясутся, когда все, что я сдерживала, обрушивается на меня тяжелой волной. Но впервые за долгое время я не тону. Я поднята над этим морем - его объятиями.

Я отстраняюсь, не отрывая глаз от его, провожу руками по его рукам, плечам, касаюсь лица, притягиваю его губы к своим. Поцелуй - как глоток прохладной воды для человека в лихорадке. Его язык скользит по моим губам, и я открываюсь ему, целую глубоко, надеясь забрать его боль. Его руки медленно скользят по моей шее, плечам, останавливаются на спине. Когда поцелуй заканчивается, он все еще держит меня, будто я - его якорь в этом мире.

— Как ты здесь оказался? — шепчу я.

— Эдия кое-как меня подлатала для пути. Она с остальными отправились к крепости Валентины. А мне нужно было убедиться, что ты в безопасности. Увидеть тебя, — он отстраняется, касается моего лица, стирая слезы. Его глаза блестят в окружающем нас свете. — Я всегда буду приходить за тобой. Неважно, сколько времени займет путь или кто встанет у меня на дороге. Неважно, в каком мире. Я люблю тебя, моя Лу.

Его губы снова касаются моих, и я чувствую это каждой клеткой. Это не иллюзия. Эта любовь - правда. Она может сверкать, как медь на солнце, но на вкус - как мята и чернила.

ГЛАВА 30

Мы вызываем немало любопытства, следуя за Алоросом по улицам Дома Эсагила. Вампир и демон сами по себе уже заставляют прохожих останавливаться и пялиться, но идущие рука об руку? Это не просто диковинка - это исторический момент.

Вскоре за нами тянется целая процессия: ангелы и души присоединяются к нашему шествию. Ашен явно не в восторге. Он ворчит, притягивает меня ближе и время от времени бросает через плечо угрюмые взгляды, хотя разглядеть его лицо сквозь дым, стелющийся за ним, все равно невозможно.

Когда мы наконец проходим ворота Дома Эсагила и оказываемся у платформы, зеваки рассыпаются по сторонам, наблюдая, как демон и ангел стоят друг против друга.

— Благодарю за помощь, — говорит Ашен. Слова четкие, но сквозь них пробивается боль от пребывания в этом мире. Его кожа покрыта испариной, волосы потемнели от влаги.

— Не утруждай себя, демон. Просто сдержи слово, — отвечает Алорос. Ашен кивает, и ангел переводит взгляд на меня. Протягивает катану и маленький кожаный мешочек. — Твой меч, вампирша. И эликсир. Демон попросил достать его на случай, если ты решишь остаться.

— Что тебе и стоит сделать, — вставляет Ашен. — Как ни больно это говорить, здесь тебе безопаснее.

Я вздыхаю и бросаю на него недовольный взгляд. Мы уже трижды обсуждали это с тех пор, как покинули зиккурат и мою сестру.

— Нет. Я не останусь.

Ашен молча закатывает глаза, но его пальцы сжимают мои чуть сильнее. Как бы он ни противился, я знаю - он рад, что я остаюсь рядом.

— Спасибо, — говорю я Алоросу. Долго смотрю на него, затем отпускаю руку Ашена и неожиданно обнимаю ангела. К моему удивлению, он отвечает на объятия - жестко, но тепло.

— Счастливого пути, низшее существо, — произносит он, отстраняясь. Я фыркаю и поднимаюсь на платформу к Ашену и Эриксу. Последний взгляд - и нас поглощает свет, перенося в Мир Живых.

Пещера встречает нас холодом и мраком. Глифы больше не освещают стены. Но Эрикс светится изнутри, и мы молча выходим на закатное солнце.

— Я полечу к Валентине и вернусь на одном из транспортов, — говорит Эрикс.

— Мы подождем в том домике, — отвечает Ашен, указывая на коттедж, укутанный заснеженными деревьями. Снаружи он выглядит крепким, хотя дверь заколочена доской.

Эрикс улыбается и взмывает в небо, направляясь на север. Мы с Ашеном медленно поднимаемся к домику. Даже без жгучей боли из-за Царства Света, он все еще придерживает ребра, и мы еле движемся.

Вломиться в старый дом несложно. Внутри пахнет пылью и нафталином, но в целом он в хорошем состоянии: потертый синий стол на кухне, кресло и диван у каменного камина. Я складываю растопку в очаг, Ашен поджигает ее мечом и с тяжелым вздохом опускается в кресло.

Я вожусь с огнем, украдкой поглядывая на изможденного демона. Он сидит, запрокинув голову, глаза закрыты, рука прижата к боку. Каждый вдох дается с трудом, но в его позе есть облегчение - будто боль заменила непосильную ношу.

Мне нужно столько сказать ему, но все фразы кажутся жалкими. «Прости» — смехотворно мало. «Люблю» — будто не вовремя. «Эй, теперь, когда я точно знаю, что ты не мудак, вот что: я оказывается люблю тебя, любила и раньше, просто сейчас подходящий момент»... Боже, как же это тупо.

— Ты подойдешь сюда, вампирша, или будешь весь вечер сражаться сама с собой? — голос Ашена прерывает мои мысли. Глаза все еще закрыты, но один он приоткрывает, чтобы увидеть мою реакцию. Щеки предательски пылают. — Я почти слышу, как ты думаешь.

Я встаю, безобразное платье раздувается вокруг меня, будто я - гигантский зефир.

— Да? И что же, по-твоему, я думаю?

Ашен протягивает руку, приглашая сесть к нему на колени. Я оседлываю его бедро, а его ладонь обхватывает мою руку.

— Наверное, что-то вроде «Я ошиблась насчет тебя, Жнец» против «Не скажу ему этого, потому что вампиры никогда не ошибаются», — передразнивает он мой голос.

Я фыркаю, проводя пальцами по его груди, ощущая рельеф мышц под рубашкой. Он вздрагивает от прикосновения и закрывает глаза.

— Что еще?

— Хм... «Я обожаю тебя, Жнец» против «Ты мудак за то, что не сказал мне о сестре».

Я замираю, жду, пока он откроет глаза.

— Почему ты не сказал?

Его взгляд скользит по моему лицу, и кожа горит от этого.

— Я хотел, чтобы ты выбрала то, что лучше для тебя, а не из-за того, что ты якобы, обязана отплатить мне. Я не собирался манипулировать тобой через тех, кого ты любишь.

Я долго смотрю на него, затем наклоняюсь и целую его в щеку.

— Спасибо, — шепчу. — Я видела, как ты страдал, плывя через Бухту Душ. Тебе не нужно было этого делать.

— Я хотел, чтобы у тебя был кто-то рядом. Не выносил мысли, что ты останешься одна, — его пальцы медленно скользят по моей руке.

Я прижимаюсь к его шее, чувствуя ровный пульс под кожей. Знаю, что сказала недостаточно, но эти прикосновения значат больше любых слов.

— Ты уже любишь меня, вампирша? — в его тоне игривость и серьезность. Я приподнимаюсь, и он морщится от резкого движения, хватаясь за бок.

Я игнорирую вопрос и хватаюсь за подол его рубашки.

— Покажи.

— Все заживет.

— Конечно, звучит убедительно. Перестань ныть и покажи.

Ашен хмурится, закатывает глаза и наклоняется, чтобы я могла стянуть рубашку. Мои пальцы скользят по боку, нащупывая темные синяки. Под кожей осколки сломанных ребер, не меньше пяти.

— Ашен, — протягиваю я, касаясь его лица.

— Через пару дней заживет. Скорость регенерации жнецов.

— Возможно, но у вампиров быстрее. Я могу помочь.

Он снова дергается, но боль не унять. Не отвечает, только смотрит на меня с нахмуренным лбом.

— Магия есть не только в твоих жилах, — закатываю рукав и подношу запястье к губам. Клыки удлиняются. Я не отвожу взгляда, пока впиваюсь в кожу. В его глазах - любопытство, капля страха перед неизвестным и море боли. Протягиваю руку: густая кровь стекает по коже. Он смотрит на ранку, затем на меня. — Пей, Ашен.

Жнец берет мою руку, поднимает. Воздух в хижине будто заряжен электричеством. Его взгляд прикован к моему, словно мы связаны этой секундой.

Ашен ловит струйку крови языком, не давая ей упасть на платье. Слизывает ее с моей кожи, оставляя алый след на губах. Сердце колотится, когда он приближается к запястью.

Когда его губы наконец смыкаются над раной, и он делает первый глоток, мое тело вспыхивает. Я чувствую, как ему становится легче. Слышу, как осколки костей начинают срастаться. Он закрывает глаза и вздыхает.

— Как на вкус? — шепчу я. Дышу часто, внизу живота тугая спираль желания. Чувствую, как моя промежность смачивает ткань его брюк, и едва сдерживаюсь, чтобы не потереться о его бедро.

Ашен делает еще один глоток, и волна удовольствия окутывает мои кости. Губы дрожат.

Он открывает глаза, в них пляшут самые яркие огни.

— На вкус как рай, вампирша.

На мгновение мы застываем, будто превратились в камень. Не дышим, не моргаем. Затем он резко обхватывает меня рукой, поднимает, не отпуская запястья.

Кажется, мои кости тают, плоть растворяется под его прикосновением. Ашен садит меня на край стола, вжимается между ног, продолжая пить. С каждым глотком наша связь крепнет, будто через кровь он соединяется с той частью себя, что живет во мне. Вся его сила, история, потери и тоска. Он - в моих жилах.

Делает еще один глоток, и он отпускает руку. Смотрит на меня, будто открыл новый мир. Мы замираем: тяжелое дыхание, бешеный пульс. Затем он наклоняется и целует меня глубоко, как океан. На губах - вкус моей крови, в носу - его дурманящий запах, а его сердце бьется в унисон с моим.

Его пальцы находят шнурок на шее платья, развязывают. Вырез распахивается, ткань сползает с плеч, обнажая грудь. Я стону, когда он касается сосков.

— Кажется, я начинаю видеть преимущества этого ужасного платья.

— Подожди, пока не спустишься ниже.

Он замирает, затем ведет руку вниз, туда, где я уже мокрая. Смазывает пальцы возбуждением, кружит над клитором.

— Вампирша, — голос низкий, укоризненный. — Без белья в Царстве Света? Даже для вампирши это распутно. Надеюсь, ты не собиралась трахать ангелов.

Я хихикаю, но смех превращается в стон, когда он щиплет меня.

— Тебя это беспокоит?

— Еще как, — рычит он, вводя пальцы внутрь. Я сжимаюсь вокруг них. — Ты моя, вампирша. И я ни с кем не делюсь. Особенно с ануннаками.

— Хорошо, — мое дыхание прерывисто. Он двигает пальцами, выписывая волны удовольствия. — Потому что я хочу только тебя. Всегда только тебя.

Ашен замирает. Мы смотрим друг другу в глаза. В его взгляде - все. Покой. Жажда. Тоска. Это разбивает и собирает мое сердце заново. Мы как два лоскута, сшитых вместе, словно в древних мифах. Процесс нелегкий: некоторые швы кривые, некоторые приходится распарывать и делать заново. Здесь есть боль и прогресс, вина и красота, тени и свет. И теперь я знаю: я хочу все это.

Тянусь к его поясу, не отрывая взгляда, расстегиваю ширинку, освобождаю его. Он приподнимает слои моего платья, я направляю его к себе, вздыхаю, когда он входит. Снова впиваюсь клыками в запястье.

— Пей, — умоляю я, когда он заполняет меня полностью. — Я хочу почувствовать, каково это.

Он берет мою руку, выходит почти до конца. Губы смыкаются над раной, язык скользит по дырочкам. Затем он вновь входит в меня, делая глоток.

Я кричу от наслаждения, на грани слез. Он стонет, повторяет снова и снова. Я извиваюсь под ним, он закидывает мою ногу на плечо, входя глубже. Я шепчу его имя, когда мы приближаемся к краю.

— Я чувствую тебя, — говорит Ашен, отпуская запястье. Его рука скользит по бедру к груди, ритм толчков не сбивается. — Вкушаю все, что ты скрываешь. Даже если не говоришь, я знаю.

Я не отвечаю, но комок в горле - это невысказанные эмоции. Киваю, снова подношу запястье к его губам. Это мое признание, и он понимает. Когда мы вместе падаем в пучину удовольствия, он знает.

Даже если я не говорю этих слов, он завоевал мое сердце.

ГЛАВА 31

Эдия приезжает за нами. Уже стемнело, когда она поднимается по заснеженной тропе и стучит в дверь коттеджа. Ее лицо светится облегчением, но в глазах потерянность. Сердце сжимается при мысли о том, как они нашли Кассиана, брошенного в снегу, рядом с телом убийцы.

— Это был мой клинок, — шепчу я, обнимая ее.

— Но не твоя рука, — она сжимает меня крепче. Мы стоим так, пока ладонь Ашена не касается моей спины.

— Нам пора, — его голос тверд, но мягок. — Ты видела других Жнецов? — спрашивает он, когда мы с Эдией перестаем обниматься.

— Да. Двоих убили, одного захватила Валентина. Он подтвердил: они следили за Семеном и поняли, что мы близко. Их предупредила ведьма из Кымпулунга, когда мы арендовали машины.

Брови Ашена сдвигаются, когда он закрывает дверь, и мы идем к машине. — Она убила последнего Жнеца?

— Да. Но не навечно. У нее не было средств. У Валентины серьезная защита, но задерживаться не стоит. Особенно с Семеном поблизости. Думаешь, убитые Жнецы вернутся с подкреплением?

Ашен молчит, пока мы подходим к машине. Открывает мне дверь, затем садится на сиденье.

— Возможно, нет. Они были преданы Эмбер, когда она пыталась укрепить влияние в Совете. С ее смертью они могут отступить. Но гарантий нет, — он касается моей руки, будто проверяя, что я реальна. — Ты права. Здесь оставаться нельзя.

Мы едем в тягостном молчании. Горный серпантин, и с каждой встречной фарой по спине пробегает холодок, вдруг нас снова столкнут с дороги? Но пальцы Ашена на моем локте успокаивают. Эдия замечает это, ловит мой взгляд в свете приборной панели и улыбается. Я отвечаю ей, и это ощущается как легкая искра среди тяжести утраты.

— Давина, — говорю я, когда пересекаем мощный магический барьер. Значит, убежище близко. — Она в порядке? Она и Кассиан... казалось, между ними что-то было.

Эдия хмурится.

— Не знаю. Она держалась в стороне. Собранная, но явно подавленная.

Я вздыхаю.

— Перед аварией мы поняли: Давина знала Аглаопу и мстила Бобби Сарно. Он их связывал, — говорю я, смотря на темную дорогу впереди.

— И полубог, — добавляет Ашен, избавляя меня от необходимости хранить секрет от лучшей друзей. Я благодарно улыбаюсь, он сжимает мою руку.

Эдия поворачивается с недоумением.

— Полубог? Я думала, это просто мифы.

— Оказывается, нет, — говорю я. — Аглаопа что-то затевала. Теперь ее душа в Царстве Света, ждет воскрешения.

— Что? Как она туда попала?!

Я указываю на Ашена.

— Аглаопа хотела сердце и кости полубога, добытые Косой. Предложила Давине захватить Сарно в обмен. Поэтому ее и забрали в Царство Теней.

— Кто ее забрал?

Ответ вспыхивает, как фары среди деревьев. В одно мгновение я вижу все.

Чувствую запах конюшни: навоз, сено. Слышу птиц за дверью, вижу солнечные лучи, освещающие пылинки, как звезды.

Слышу их спор, будто стою рядом. Как Давина призналась в содеянном. Как Ашен умолял ее бежать, но она отказалась.

«Если ты отпустишь меня, они поймут, что это ты мне рассказал. Я поступила неправильно», — ее голос дрожит, слезы катятся по щекам. «Это должен сделать ты».

«Ты не можешь просить меня об этом. Беги!» — его голос полон ярости и отчаяния. Сердце бешено бьется, я чувствую это в его запахе.

Затем - ослепительная вспышка магии.

Ашен теряет контроль над клинком. Его рука движется по воле Давины, пока острие не оказывается у ее сердца.

«Жаль, что иначе нельзя», — шепчет она. Крупные слезы катятся по лицу, пока Ашен трясет головой. Она бросается на клинок, не дав ему слова сказать.

Я чувствую это так, будто нахожусь внутри него. Ощущаю, каково это - забрать душу. Как энергия пронзает тело. Присутствие духа. Ее страх и скорбь. И вдруг понимаю.

Видение обрывается. Я знаю каждую деталь. И сердце разрывается от боли за этого молчаливого человека, который смотрит в окно, не решаясь встретиться с моим взглядом.

Когда душа Давины прошла сквозь его ладонь в Царство Теней, от нее отделилась другая.

Та, о которой он не знал. Пока она не просочилась сквозь его пальцы, как вода, растворившись в мире, будто ее и не было.

Та, что росла внутри нее. Ребенок, который почти стал его.

Я отстегиваю ремень и перебираюсь на заднее сиденье, прямо на колени к Ашену. Обвиваю руками его шею, прижимаюсь. И через мгновение он позволяет себе принять это утешение, обнимает меня, как спасательный круг в шторме. Я запускаю пальцы в его волосы, прижимаю его голову к своей шее. Знаю: слов, способных унять его боль, нет. Но если горе не отпускает его, то и я не отпущу. Поэтому обнимаю. Обнимаю, пока мы не приезжаем на место.

Мы подъезжаем к каменному поместью Валентины. Магия пульсирует в воздухе. Эдия была права: порталом сюда не пробраться. Энергия нарастает, когда мы останавливаемся у массивной стены. Ворота открываются, заклинание расступается, пропуская нас.

Мощеная дорога ведет к фонтану с ангелом, изъеденным временем. Дом больше похож на замок: круглые башни, дубовая дверь с аркой. Она открывается, когда мы выходим.

Из дома выходит женщина с натянутой улыбкой. Ее длинные черные волосы ниспадают до талии свободными локонами. На ней богато расшитый жакет, черные кожаные брюки и ботильоны. Ее изящная рука покоится на локте красивого мужчины с волнистыми светлыми волосами и в таком же безупречном и эффектном бордовом костюме. Они стоят на верхней ступеньке крыльца, и по мере нашего приближения их улыбки становятся чуть более приветливыми, если не сказать, что их забавляет мое глупое платье.

— Приветствую, друзья. Я Валентина, а это мой супруг Флорин, — говорит она, жестом указывая на человека, который склоняет голову. Мои брови поднимаются от интереса. Я никогда не слышала о человеке, который остался человеком после союза с вампиром. Обычно их сначала превращают, ведь они так хрупки по сравнению с нами. Но кто знает, какие у них фетиши. Или, может быть, Валентина просто устала от бессмертия, кто знает? Это странно, но, учитывая всю ее сверхскрытность, она и сама странная, даже среди наших.

— Приятно наконец познакомиться, — говорю я, поднимаясь по ступеням, чтобы пожать ее протянутую руку. — Я Леукосия, а это Ашен из Дома Урбигу.

Улыбка Валентины расширяется.

— Я рада встретить последнюю из первых сирен. Для меня честь принимать вас в нашем доме. Пожалуйста, проходите.

Пара разворачивается, и мы следуем за ними в прихожую. Высокие стены украшены древними доспехами и гобеленами, пол устлан потертыми персидскими коврами. Валентина излучает гордость, объясняя планировку дома. Мы идем по коридору мимо формальной гостиной и библиотеки в более уютную гостиную, где Коул и Эрикс сидят у камина, пьют красное вино за игрой в шахматы. Они оба выглядят облегченными, увидев нас, и встают, чтобы тепло поприветствовать, но я чувствую тяжесть дня, лежащую на всех нас. Поэтому мы не задерживаемся. Флорин и Эдия остаются в гостиной, пока мы с Ашеном продолжаем путь с Валентиной к спальням.

— Я уверена, ты уже догадываешься, что мы не сможем остаться здесь надолго, — говорю я Валентине, пока мы поднимаемся по винтовой лестнице башни. — Прости, что принесли неприятности к вашему порогу, но уверяю, они уже были на пути. Им нужны старейшие из нас, чтобы создавать гибридов.

Валентина оглядывается на меня через плечо и улыбается. Она выглядит как вампирша из кино: изящная, но суровая. Красивая, загадочная и опасная.

— Не извиняйся. Мой дом переживал атаки и раньше. Мы хорошо защищены.

— Но не если отряд Жнецов нагрянет одновременно со стаей оборотней, — говорю я. Вижу, как ее улыбка на мгновение меркнет, прежде чем она отводит взгляд. — Нам нужно обсудить следующие шаги и быть готовыми уйти как можно скорее. Если Семен уже в этом районе, мы не имеем преимущества. Нам придется найти способ уйти и перегруппироваться.

Мы достигаем площадки и останавливаемся у двери. Валентина поворачивается и смотрит на нас обоих с напряженной улыбкой. Я чувствую огорчение от необходимости вырвать ее из места, которое она явно любит, но никакая защита не будет хороша. На мгновение я задумываюсь, могу ли использовать какое-то вампирское старшинство над ней, но я одета как парашют и пахну сексом и кровью, так что... вероятно, нет.

— Давай обсудим это утром. А сейчас, уверена, вам нужно отдохнуть, — говорит она, открывая дверь в просторную комнату. И, честно говоря, она права. Я чертовски измотана. Валентина замечает мое томное выражение, когда я смотрю на эту роскошную кровать с тысячей подушек, и ее улыбка становится теплее. — В гардеробе есть одежда, бери все, что нужно. Поговорим завтра.

Мы с Ашеном входим в комнату, и усталость накрывает меня с новой силой, когда дверь закрывается за нами. Мы стоим в тишине мгновение, прежде чем разложить наши скудные пожитки, оружие рядом с кроватью и мой мешочек с эликсиром на одной из тумбочек. Головная боль начинает усиливаться от усталости, поэтому я беру флакон с собой, пока ищу в гардеробе и достаю черную атласную ночнушку с кружевами и тонкими бретельками. Я бросаю свое ангельское платье в огонь и наблюдаю, как оно вспыхивает, прежде чем забраться на огромную кровать. Ашен принимает душ в соседней комнате, пока я устраиваюсь, и он напевает незнакомую мелодию своим глубоким тембром. Есть что-то навязчивое в мрачной мелодии минорных нот. Может, он слышал это когда-то в «Bit Akalum». Может, это колыбельная Жнецов.

Я закрываю глаза и быстро проваливаюсь в сон.

ГЛАВА 32

Мне снятся странные сны о снеге, змеях и заклинаниях. Иногда я осознаю, что сплю, и подхожу так близко к пробуждению, что чувствую, как рука Ашена сжимает меня крепче. Я слышу, как он шепчет мне на ухо, но лишь однажды различаю слова:

— Спи, вампирша. Единственный крепкий сон ты найдешь в моих объятиях.

Со временем сны меняются.

Я иду по дороге возле Дома Урбигу в Царстве Теней. Туман кажется гуще, чем раньше. Будто его можно подтолкнуть. Управлять им. Может, даже приподнять. Снять, как кожуру апельсина. Интересно, что скрывается под ним? Скорее всего, ужас. Страдание. Ни одно другое место не знает такой тьмы, и, думаю, оно может предложить куда больше, чем я уже видела. Но мне интересно: а если бы туман рассеялся, если бы все оказалось под солнцем — каким бы оно было?

Я продолжаю идти. Ни душ, ни жнецов. Тишина ощущается почти физически. Мне это не нравится. Она густая, как туман.

Я начинаю напевать, чтобы заполнить пустоту звука. Мой голос звучит иначе, чем после Каира. Ближе к тому, каким был раньше, но богаче. Темнее. Кажется, он проникает в туман, пытаясь что-то найти.

Вдалеке раздается звук. Я замираю. Это повторяющийся напев, который становится громче с каждым ударом моего сердца, окружая меня из серой, безграничной глубины тумана.

Это мой собственный голос, отвечающий мне.

Сделай это сейчас. Пришло время.

В этих шепчущих словах есть сила, которая заставляет мои глаза широко раскрыться. Я чувствую себя полностью проснувшейся, под кожей будто бежит ток. Я перевожу взгляд на часы на противоположной стене. Чуть больше трех утра.

Я лежу неподвижно. Минуты тянутся бесконечно. Этот голос продолжает шептать с каждым тиком секундной стрелки.

Сделай. Это. Се-айча-ас.

При-ишло. Время.

Я пытаюсь подавить эти мысли, но не выходит. Какое-то срочное чувство заставляет меня моргать в темноте, а мышцы — напрягаться под тяжелой рукой Ашена. Чем дольше я сопротивляюсь, тем настойчивее становится мой собственный голос.

— Ты собираешься лежать без сна всю ночь или поговоришь со мной? — Ашен шепчет в темноте, и в его голосе слышится насмешка. Я закрываю глаза, медленно выдыхаю через нос и переворачиваюсь к нему лицом.

— Как ты узнал, что я не сплю?

Он фыркает, и его дыхание окутывает мое лицо сладким теплом.

— Ты думаешь, я не знаю ритма твоего спящего сердца? Или как медленно поднимается и опускается твоя грудь, когда ты спишь?

Я улыбаюсь в темноте, но улыбка мгновенно исчезает. Этот настойчивый шепот в голове становится громче.

«Не теряй ни секунды. Сделай это сейчас».

— Что случилось? — Ашен спрашивает, и в его голосе появляется тревога. Он отводит прядь волос с моего лица, и его рука скользит вниз по шее. Мой пульс учащенно бьется под его пальцами, а внутри все сжимается, будто туго затянутый узел. — Лу?.. Что не так?

Я сажусь и перекидываю ногу через Ашена, оказываясь у него на бедрах. Его теплые ладони ложатся на мои ягодицы, и кожа под шелком ночной рубашки покрывается мурашками. Сердце бешено колотится в груди, и я уверена, он это слышит, — от этого румянец, уже разливающийся по моей коже, становится еще ярче. Я мысленно благодарю все святые гребаные силы за то, что свет выключен, как Ашен щелкает выключателем лампы на тумбочке. Я с драматическим вздохом закрываю лицо руками.

Наклоняюсь и выключаю свет.

Ашен включает его снова.

Я шиплю, но звук получается скорее отчаянным, чем угрожающим. Тянусь, чтобы снова выключить лампу или, может, вообще сбросить ее на пол, но Ашен ловит мою руку за запястье. Когда я пытаюсь сделать то же самое второй рукой, он ловит и ее.

— Вампирша, — он произносит с неуверенным смешком. — Что на тебя нашло?

— Выключи свет, Жнец.

— Нет. Ты краснеешь, и мне это нравится.

Я снова шиплю, а он смеется, и этот теплый, насыщенный звук немного смягчает мое раздражение.

— Хватит срываться на лампу. Она ничем не заслужила твой гнев. Скажи, что происходит.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями. Теперь в голове звучит и голос Кассиана: «Любить — смелый поступок». Та смелость, которая, по его мнению, живет в моем сердце, явно выпрыгнула в окошко и сбежала в румынскую деревню, чтобы жить долго и счастливо без меня.

— Ты дрожишь, — говорит Ашен. В его голосе снова нарастает тревога. Он смотрит на мои плечи, и я действительно дрожу. Я сражалась столько раз, что уже сбилась со счета, а теперь дрожу в его руках, как потерянная мышка. Господи. Я едва не закатываю глаза на саму себя. — Лу, какого черта...

— Я хочу создать связь, — выпаливаю я. Ох уж эта моя красноречивость. Просто вывалила это в ночную тишину.

И воцаряется молчание.

— С тобой, — уточняю я. — Прямо сейчас.

Молчание затягивается.

Боже правый. Кто-нибудь, убейте меня. Румянец пылает так сильно, что, кажется, моя кожа вот-вот загорится. Знаете что? Я бы хотела, чтобы это было правдой. Хотела бы, чтобы вампиры действительно не переносили солнечный свет. К черту загар, я бы вышла на улицу и дождалась утра, чтобы сгореть, как пережаренный бургер на гриле.

Я стону и обмякаю, как жалкий воздушный шарик, пытаясь слезть с Ашена и найти место, где можно умереть от стыда. Но он крепче сжимает мои запястья.

— Лу, — он тянет мое имя, и в этих двух буквах слышится удивление. Его голос чуть громче шепота. — Ты серьезно?

— Нет, конечно, это просто ужасная шутка, неудачная...

— Лу...

— Давай просто спать, это всего лишь кошмар...

— Лу...

— Просто наполовину гибридное заклинание, ничего страшного, просто жалкая иллюзия...

Меньше чем за мгновение я оказываюсь на спине. Губы Ашена прижаты к моим. Его язык проникает в мой рот, руки скользят по бокам, и он поглощает все мои слова своим прикосновением. Он целует меня так глубоко, что напряжение в теле постепенно уходит, и он, кажется, уверен, что я больше не попытаюсь выкарабкаться из ямы, которую только что вырыла.

Хотя это меня не останавливает.

— Давай просто не будем...

Ашен закрывает мне рот ладонью.

— Замолчи... — его глаза перебегают между моими. В зрачках вспыхивают искры. Запах табака и чернил наполняет мои ноздри от его руки. — Ты хочешь создать связь со мной?

Он не убирает руку, поэтому я лишь после паузы киваю, слегка дрожа.

— Не потому что увлечена моментом? Ты действительно хочешь этого? Со мной?

Я снова киваю. Из глаз будто бегут слезы, но я сдерживаю их.

— Лу, — произносит он, и его лицо полностью преображается, когда мое имя слетает с его губ. Улыбка достигает глаз, морщинки лучами расходятся от уголков. Его кожа сияет в тусклом свете. Зрачки горят. Он выглядит... счастливым. Я понимаю, что никогда раньше не видела его по-настоящему счастливым.

Все складывается, как стянутая нить, которая превращает рваное полотно в вытканный узор.

Каждую улыбку, которую он пытался скрыть, каждый стыдливый взгляд, который отворачивал... Он никогда не думал, что заслуживает что-то подобное. Сколько бы он ни говорил о том, как сложно выбрать кого-то кроме него, или что процесс уже начался, он на самом деле не верил, что это случится. Он готов был провести всю свою бессмертную жизнь, тянуться к тому, что никогда не сможет удержать.

Я обхватываю руку Ашена и отвожу ее ото рта.

— Спроси меня, — шепчу я. — Спроси, как ты всегда спрашиваешь.

Взгляд Ашена задерживается на моих губах. Я вижу, как кадык двигается, когда он сглатывает. Теперь это не просто плохо скрытая шутка, и он знает это. Я слышу это по его сердцебиению.

— Ты уже любишь меня, вампирша? — спрашивает он, и его глаза встречаются с моими.

На моих губах появляется улыбка, сначала едва заметная, но каждое изменение на моем лице отражается в его глазах. Если мне казалось, что я видела его счастливым секунду назад, то сейчас это ничто по сравнению с тем, что я вижу, когда произношу вслух:

— Да, Ашен. Как бы я ни пыталась, я никогда не переставала. Я люблю тебя. И выбираю тебя.

Ашен смотрит на меня всего мгновение, потом опускает лоб на мое плечо, и его тело напрягается. Я знаю, он пытается не поддаться тому, что чувствует. Я глажу его по спине, целую в щеку, прижимаю к себе и шепчу снова:

— Я выбираю тебя, Ашен. Я выбираю тебя.

Ашен делает глубокий вдох, будто всплывает из самых темных глубин океана, а затем снова погружается, увлекая меня за собой. Его губы на моих, руки касаются каждого доступного участка кожи. Он отрывается, чтобы поцеловать мою челюсть, шею, плечо, а затем снова возвращается к губам. И говорит то, что чувствует. Шепчет о любви, облегчении и даже радости.

Потом мы просто лежим, обнявшись. Мои мысли возвращаются к тому, что Ашен говорил о десятилетиях, прожитых в тени сожаления и скорби. О том, как дни сливались в бесцветную массу. Для меня те годы в бегах были временем одиночества и тщетных попыток забыть все, от чего я отказалась ради выживания. Хотя мы шли разными путями, каждый наш шаг был просто еще одним днем существования, а не жизни. А потом мы оказались в одной точке и нашли нечто неожиданное. Несовершенное. Но, несмотря на все недостатки, это наше. Наш маленький мир, где мы выбираем друг друга. И я хочу принадлежать Ашену так же, как он принадлежит мне. Я не хочу терять больше того, что люблю, когда у меня есть выбор.

Ашен отстраняется и смотрит мне в глаза. Искры в них все еще горят, а кожа сияет, но я вижу и намек на нервозность. Чувствую ее по резкому оттенку цитруса и участившемуся сердцебиению.

— Как мы это сделаем? — спрашивает он, отводя волосы с моего лица.

— Очень осторожно, — отвечаю я и толкаю его в плечо, чтобы он перевернулся на спину. На нем только пижамные штаны, и я стягиваю их, бросая на пол. Он уже возбужден, и я беру его член в руку, начиная медленно двигать ладонью. — Обратного пути не будет. Мы будем связаны жизнью и смертью. Если один из нас умрет, умрет и другой. Ты уверен?

Взгляд Ашена не отрывается от моего.

— Больше, чем когда либо, вампирша.

Я не отвожу глаз, снова садясь на него, вынимаю, провожу головкой его члена по клитору, прежде чем повторить движение. Ашен стонет, когда я покрываю его влагой, а затем снова касаюсь набухшего клитора. Его руки скользят по шелку ночной рубашки, обхватывая мою грудь, пока я продолжаю двигаться, крепко сжимая основание его члена. Я слышала, насколько сильным должно быть чувство связи, поэтому после нескольких движений опускаюсь на него, содрогаясь, когда он заполняет меня.

— Кинжал, — говорю я, бросая взгляд на его клинок на тумбочке, продолжая медленно двигать бедрами. Он тянется и подает его мне рукоятью вперед.

Не замедляя движений, я впиваюсь клыками в запястье, держащее нож, прокусывая глубоко, чтобы кровь текла свободно. Она тут же стекает по руке, когда я отрываюсь.

— Сделай три долгих глотка, — говорю я, поднося запястье к его губам. — Представь то, что хочешь, чтобы я узнала о нас. Секрет или момент, который хочешь, чтобы я увидела твоими глазами. Держи это в голове. И приготовься к боли.

Ашен кивает и прижимает губы к укусу. Капли крови падают на его татуировки.

Я хватаюсь за его плечо, когда он делает первый глоток. Чувствую его присутствие в своих венах.

Он пьет еще. Моя рука крепче сжимает кинжал, пока удовольствие поглощает. Оно разливается по телу, как лесной пожар. Я раздвигаю ноги шире, пытаясь принять его глубже, продолжая двигать бедрами.

Ашен сжимает мою руку. Его грудь вздымается от прерывистого дыхания. Он закрывает глаза и делает третий глоток.

Я отрываю запястье от его губ.

И вонзаю кинжал ему в грудь.

Мои чувства улавливают каждый звук. Хруст плоти, скольжение рассеченной кожи. Каждую мышцу, напрягающуюся от боли и наслаждения.

Я ввожу клинок, пока острие не пронзает его сердце, а затем резко выдергиваю. Наклоняюсь и прижимаю губы к ране, чтобы пить прямо оттуда.

Мгновение — и я вижу то, что он хотел мне показать.

Я просыпаюсь в переулке в Сэнфорде.

Добыча вампирши лежит рядом.

Голова пульсирует. Я сажусь и прикладываю руку к виску, затем к груди. Она горит. Когда я опускаю взгляд, татуировки на груди перечеркнуты красной линией. Непонимание давит на меня, как туман оборотней. Их уже нет. И ее нет.

Меч лежит рядом, но я не беру его. Я прокручиваю в голове все, что произошло. Помню, как увидел вампиршу, увлекающей жертву в переулок. Помню панику на ее лице, когда я развернул ее. Ее глаза стали такими большими и круглыми при виде меня, что я чуть не рассмеялся.

Ее плечо было приятно прохладным под моей ладонью. Она отказалась говорить, но ей и не нужно было. Ее яркие карие глаза, пухлые губы. Черты лица - нежные, но сильные. Современные, но древние. Так красивы. Она передавала каждую мысль, провокацию, каждый страх одним лишь взглядом.

Я помню схватку с волками. Она была бесстрашной. Ей было... весело. В ее глазах вспыхивали искры, когда она поворачивалась ко мне, улыбаясь с окровавленными клыками. И она была сильной. Быстрой. Гибкой и грациозной. Более искусной в бою, чем любой вампир, которого я видел за последние столетия.

Я помню укус на ее руке. Я вытащил ее из боя. Ее живот был таким холодным под моей ладонью, и я не хотел отпускать. Мне не стоило даже задумываться о смерти вампира в зубах оборотней, если только они не утащили бы ее живой, чтобы создать очередное чудовище. Но я не чувствовал безразличия. Было неправильно позволить им забрать ее. Я не мог позволить ей погибнуть.

Я взял ее руку, когда битва закончилась. На ее лице была боль... а затем тревога.

След от клинка волчицы все еще горит на моей спине, проходит через грудь и выходит с другой стороны.

Яд Крыло Ангела. Боль, какой я никогда не знал. Ощущение неминуемой, вечной смерти. Я помню, как думал, что вампирша оставит меня умирать, как поступил бы любой бессмертный, столкнувшись с Жнецом.

Но она не оставила.

Все всплывает из тумана. То, как она смотрела на меня, будто считала, что поступает правильно. Так храбро и безрассудно. Она прокусила свою руку, я помню это. Как ее густая кровь капала в мою рану. Ее древняя сила согревала мою грудь. Ощущение ее, живой, в моих венах. И ее слова. Ее заклинание.

Ее голос. Этот потусторонний, зачарованный, пугающий голос.

Теперь я вспомнил.

Это была Леукосия из Анфемоэссы.

Этого не может быть, но это правда.

Я хватаю меч и с трудом встаю. Пламя оживает на клинке, когда жертва начинает шевелиться.

Я найду ее. И буду защищать.

Мне нужно знать, почему она спасла меня. Последняя из первых сирен, самая редкая из бессмертных.

Мне нужно знать, чувствовала ли она то же, что и я, хотя бы на мгновение.

Я вздрагиваю, когда моя кровь стекает по клинку в руке и попадает в рану Ашена, начиная затягивать повреждение, которое только что нанесла.

— Ты знал. С самой первой ночи ты знал, кто я.

Ашен кивает. По его лицу видно, что боль начинает ослабевать по мере заживления раны.

— Почему ты не сказал мне, когда вытащил меня в сад церкви на следующий день? Или в любой из последующих дней?

Ашен забирает кинжал из моей руки и смотрит на смесь наших кровей на лезвии. Мое сердце несколько раз нервно бьется о ребра.

— Я хотел, чтобы ты доверилась мне, и сама рассказала.

Замедляю движения и долго смотрю на него. Искры в его глазах разгораются ярче, когда он запускает пальцы в мои волосы и притягивает к себе для поцелуя. Наша кровь смешиваются во рту, пробуждая покалывание в венах. Не прерывая контакта, он переворачивает нас и поднимается на колени, входя в меня с мощными толчками.

Я передаю ему кинжал. Он подставляет запястье. Сердце стучит в висках, когда я целую его вены, прежде чем впиться клыками в плоть.

Делаю первый глоток, а он продолжает двигаться, рыча от желания.

Пью еще, и он оживает в каждой клетке.

Последний, глубокий глоток - и я отпускаю. Он колеблется, и я вижу проблеск страха в глазах Ашена.

— Сейчас, Ашен. Я скажу, когда остановиться.

Он вонзает клинок мне в грудь, и я не могу сдержать крик от боли. Но наслаждение так же глубоко и всепоглощающе.

Ритм Ашена сбивается, и клинок замирает.

— Не останавливайся, — шепчу я, впиваясь пальцами в его бедра. Он входит в меня, и я стону, стараясь не двигаться под ним. Второй рукой я накрываю его ладонь, сжимающую рукоять. — Глубже, Ашен.

Он вводит клинок дальше. Я дышу короткими вздохами, впиваюсь ногтями в его талию и удерживаю в голове момент, который хочу показать ему. Первый раз, когда он дал мне свою кровь в Саккаре, как я почти наклонилась, чтобы поцеловать его, когда он держал мое лицо в руках с теплотой и гордостью во взгляде. Я хочу, чтобы он знал, что это значило для меня. Хочу, чтобы он увидел это моими глазами.

Он вонзает клинок, и наконец я чувствую, как он касается моего сердца.

— Вытащи и пей, — сжимая зубы, говорю я, отпуская его руку.

И он делает это. Прижимает губы к моей груди и делает долгий глоток крови из моего сердца. Затем отстраняется, чтобы капнуть своей в рану, как сделала я для него.

Но на этот раз, когда его кровь касается моей, эффект ошеломляющий. Это разрушение.

Все мои века жизни разворачиваются, и Ашен вплетается в ткань моей истории. И во всех возможных вариантах будущего он — часть меня, в каждом успехе и неудаче. Судьбы нашли две нити и отрезали от ткацкого станка, связав вместе, чтобы соткать новый узор. Мы сплетены, тень и свет.

Тьма, возможно, все еще живет в нас обоих, но я могу любить ее так же, как и искры звезд, внезапно окружающие нас, поднимающиеся с пола, вырывающиеся из скрытых уголков комнаты, падающие с потолка, как сверкающий дождь.

И эти звезды не просто падают вокруг нас. Они оживают под моей кожей. Каждое движение Ашена внутри наполняет меня светом.

Я переплетаю пальцы с его и поднимаю наши руки, наблюдая, как крошечные вспышки разноцветных звезд поглощают нас. Мы переводим взгляд с соединенных рук друг на друга, и Ашен прижимает мою ладонь к подушке, наклоняясь, чтобы поцеловать меня с теплотой, которая проникает прямо в душу.

С нарастающей потребностью Ашен ускоряется. Его толчки становятся сильнее. Он прерывает поцелуй, подставляя запястье. Мои клыки вонзаются в его плоть, а он прижимает губы к заживающей ране на моей груди. Мы пьем друг друга, и эти искры воспламеняют даже самые тонкие вены и капилляры, расходясь от груди, как паутина. Удовольствие сжимается и сплетается внутри, лишая дыхания.

Я стону, впиваясь в его кожу. Он сжимает мою руку, прижимая ее к подушке. Входит глубже, и я приподнимаю бедра, чтобы принять его полностью, насколько это возможно. Мое тело подстраивается под него.

Я делаю долгий глоток крови, и наслаждение нарастает, Ашен продолжает двигаться, и его стон желания резонирует в моих легких. Напряжение борьбы сдерживаться делает его лицо прекрасным в своей муке. Мы приближаемся к краю, цепляясь за каждую секунду боли и удовольствия этого момента.

— Еще, — шепчу я. Голос звучит и отчаянно, и требовательно. Ашен смотрит мне в глаза, мои окровавленные губы касаются его запястья. — Возьми больше. Дай больше. Я хочу все. Хочу быть наполненной тобой.

Темная улыбка скользит по его окровавленному лицу. Я никогда не видела ничего более желанного, и теперь это мое. Он мой.

Ашен выходит почти полностью и резко входит снова. Я вскрикиваю, настолько близко к краю, что мне приходится цепляться за него.

— Моя вампирша. Ты же знаешь, я никогда не откажу тебе.

Он прижимает запястье к моим губам, а рот к ране на моей груди, и мы пьем друг друга. И затем он снова входит, снова и снова, пока экстаз не охватывает меня, пока искры не пожирают каждую клетку моего тела. Свет нашей связи поглощает меня, тело и душу. Он окутывает каждую частицу моего сердца, когда я разлетаюсь на части. Мои мышцы сжимаются вокруг Ашена, когда он наполняет меня. Оргазм вызывает вспышки света на краях зрения, и он не прекращается, волна за волной, никогда не ощущала подобного раньше.

Искры трансформации горят так ярко, что я чувствую их запах, прежде чем они рассыпаются вокруг. Элементы жизни. Звездная пыль, вспыхивающая пламенем.

«Моя стихийная вампирша», — слышу я в голове.

Время распутывается вокруг меня. Теперь я понимаю, что бесконечные петли живут в каждой нашей клетке. Мы можем чувствовать будущее. Ощущать прикосновение судьбы к коже. Прошлое - это эхо в наших венах. А настоящее - призма, в которой сталкиваются наша история и надежды.

Теперь я понимаю. Мы оба знали. Может, и не осознавали, но знали, что наши нити связаны.

Бьянка была права.

Кровная судьба - это правда. Нам было суждено встретиться, даже если для этого потребовались десятилетия одиночества или века страданий. Нам было суждено оказаться именно здесь.

— Вампирша, — шепчет Ашен, все еще твердый внутри меня, продолжая медленные, нежные движения. — Посмотри на меня.

Я открываю глаза, даже не осознавая, что закрыла их. Багровый огонь пылает в его зрачках. Но он другой. Огонь выглядит как жидкость, а не пламя. Его взгляд перебегает между моими глазами, пока он нависает надо мной. Выражение на его лице - то, чего я никогда раньше не видела. Это изумление. Благоговение.

— Что ты видишь? — спрашиваю я, касаясь его щеки ладонью.

— Пепел, мерцающий в красном свете твоих глаз, — он наклоняется и целует мою скулу, затем другую. — Так прекрасно.

Я ничего не говорю о перемене в нем, просто провожу пальцами по его лицу, вдоль челюсти, вниз по яремной вене, затем по ключице. Мои пальцы скользят по грудине под татуировками и мышцами, пока не достигают свежего шрама над его сердцем.

— Теперь у тебя не только отметки твоего дома. Теперь есть и мои, — говорю я, стирая засохшую кровь с раны. Брови сдвигаются, когда под пальцем открывается шрам.

— Что? — спрашивает Ашен, наклоняясь.

— Я... никогда не видела такой метки связи.

Я стираю еще кровь. Под ней проявляется татуировка золотого и черного цвета. Это вертикальная линия, сужающаяся к низу. По обе стороны от нее расходятся изображения двух львиных голов, смотрящих в противоположные стороны.

— Булава Нергала. Символ мира и войны. Жизни... и смерти, — шепчу я, проводя пальцем по мордам львов.

Ашен хмурится, встречает мой взгляд, затем смотрит на мою грудь. Он облизывает палец и стирает им нашу смешанную кровь с отметины на моей коже. Как и у него, она темно-золотого цвета, но с оттенком лазурита. Это тоже жезл, но наверху - синий полумесяц, охватывающий восьмиконечную золотую звезду.

— Скипетр Эрешкигаль. Сила повелевать светом и тьмой, — говорит Ашен. Он поднимает глаза и кладет руку на мое сердце. Я чувствую его в каждом ударе под его ладонью. — Что это значит?

— Не знаю. Наверное, то, о чем стоит волноваться, учитывая нашу историю, — говорю я, глядя ему в глаза, переворачиваю его на спину и прижимаю ладони к его груди. — Но сегодня ты вытрахаешь эти мысли у меня из головы.

Ашен отвечает зловещей ухмылкой. Я подношу руку к губам и впиваюсь в уже почти зажившие следы на запястье.

— Ты же знаешь, я ни в чем не могу отказать тебе, моя вампирша.

ГЛАВА 33

Я протираю полотенцем зеркало в ванной и долго смотрю на себя в приглушенном свете штормового рассвета. Меня снова оставили без гребаного фена, а за пределами нашей комнаты замок будет холодным как ад из-за снежной бури, назревающей снаружи.

Наклоняюсь и разглядываю новую татуировку на груди. Надо признать, выглядит она чертовски круто. Золотые и синие детали мерцают, будто подсвечены изнутри. Из нас двоих я точно получила более впечатляющий рисунок, и мне не терпится позлить Ашена этим. Как я уже говорила ему, никогда не видела таких отметин связи, но, честно говоря, сомневаюсь, что вампир и демон из Царства Теней когда-либо создавали связь раньше. Бессмертные враги, сомнительные моральные принципы, взаимное недоверие… в общем, все то, что обычно не способствует долгим отношениям. Видимо, Ашен и я этот принцип пропустили. Слава богу.

Я знаю, что в наших странных отметинах, наверное, кроется нечто большее, чем просто необычный союз. И да, понимаю, что упрощаю ради своего же спокойствия. Но, серьезно. В последнее время у меня был чертовски паршивый период. Это были американские горки, и, за исключением перерыва с Эриксом в парке аттракционов, совсем не веселые. Разве вы не стали бы просто плыть по течению? Что я вообще могу изменить в судьбе или предназначении, если эти высшие силы уже се начали? Я всего лишь существо. Могу просто держаться и посмотреть, куда это меня приведет.

Неудивительно, что мой подход «се ля ви» не совсем по душе Ашену.

Выхожу из ванной с полотенцем на голове и вижу Ашена, сидящего посреди кровати в окружении пыльных кожаных книг и пахнущих стариной свитков.

— Вижу, ты нашел библиотеку, — говорю я, когда Ашен поднимает взгляд от книги, лежащей у него на коленях. Его глаза скользят к отметине на моей груди, слегка сужаются, а затем снова встречаются с моими.

— Да... У Валентины впечатляющая коллекция, — его голос звучит отстраненно, пока он переводит взгляд обратно на страницы.

Я достаю из шкафа серый свитер и джинсы.

— Ну, конечно. Она же нечасто выбирается наружу. Нужно же как-то развлекаться, помимо своих человеческих игрушек, — надеваю одежду и возвращаюсь к кровати, беру том о шумерской мифологии. Это не человеческий текст с попытками интерпретировать древние цивилизации, а наша собственная хроника, записанная бессмертными, которые там действительно были. — Нашел что-нибудь?

Ашен глубоко вздыхает.

— Ничего, чего мы уже не знали бы о значении символов. Нет никаких записей о том, что они появлялись на других бессмертных или что это могло бы означать.

Я чувствую его разочарование из-за пустых поисков. Его эмоции - словно рябь под моей кожей. Как вода, натыкающаяся на границы озера и возвращающаяся с рассказами о противоположном берегу.

Забираюсь на край кровати, вынимаю книгу из рук Ашена и кладу ее рядом.

— Все в порядке, — говорю я, усаживаясь к нему на колени. Его брови едва заметно поднимаются от подозрения, когда я провожу пальцами по рубашке до места, где под темно-синим хлопком скрывается его новая татуировка. — Понимаю, ты завидуешь, потому что моя отметина куда круче твоей. Не бойся, могучий Жнец. Современные человеческие технологии спасут тебя. Мы можем сводить тебя на лазерное удаление.

Ашен закатывает глаза и фыркает.

— Или найдем тату-мастера, и он перекроет ее. Добавим пару кружков внизу, изгиб сверху, несколько линий... и получится член с яйцами.

— Господи, — стонет он.

— Нет, нет, у меня есть идея лучше, — я извиваюсь, чтобы схватить его кинжал с тумбочки, и снова сажусь ему на бедра. — Я просто воткну его в тебя еще раз. Уверена, сработает. — Ашен пытается выхватить клинок, но я уворачиваюсь. — Просто... не... двигайся... а то получится как у Альберто...

— Я уже сомневаюсь в своих жизненных выборах, — говорит он, вырывая кинжал и швыряя его через комнату. Я улыбаюсь, беру его лицо в ладони и целую. Когда отрываюсь и смотрю в его коньячные глаза, то знаю - он чувствует меня так же, как я его. Вижу, как тревога и раздражение смягчаются в его взгляде, когда он обнимает меня.

— Ты видел Валентину, когда брал книги? — спрашиваю я, проводя пальцами по отметине под его рубашкой.

Ашен качает головой.

— Нет. И Флорина тоже. Но нам нужно найти их и обсудить, как безопасно убраться отсюда.

Киваю и целую его еще раз, прежде чем мы покидаем кровать и книги.

Наши поиски почти бесполезны. Флорина мы находим внизу, в кабинете, склонившимся над бумагами. По словам партнера Валентины, вампирша уехала в Кымпулунг прошлой ночью, чтобы выследить ведьму, которая выдала нас Эмбер. Ашен раздраженно вздыхает, узнав, что она вернется не раньше полудня, а возможно, и позже, из-за снега, который с утра валит тяжелыми мокрыми хлопьями.

Оставляем Флорина за работой и бродим по дому, как призраки, осматривая комнаты. Это напоминает мне первые дни знакомства с Ашеном, когда он изучал гостиницу, выискивая камеры и проверяя аварийные выходы. Я улыбаюсь воспоминанию о том, как он докладывал мне о своих находках в отеле и городке Сэнфорд. Провожу пальцами по отметине связи, скрытой под мягкой шерстью свитера, кажется, с тех пор прошла целая жизнь.

После нескольких часов в библиотеке мы наконец оставляем поиски знаний, чтобы трахнуться у книжного шкафа (почему бы и нет?), а затем направляемся в гостиную, где собрались остальные. Эрикс и Коул сидят у огня за очередной партией в шахматы. Давина устроилась в кресле у высокого окна с книгой на коленях. Она поднимает на нас взгляд, когда мы входим, и свет из окна подчеркивает темные круги под ее глазами и красноту век. Она смотрит на меня мгновение, на губах мелькает печальная улыбка, а затем снова погружается в чтение.

Слышу звон льда в шейкере и поворачиваюсь к мини-бару в другом конце комнаты. Эдия стоит там и готовит коктейли. Если она не может варить зелья - делает напитки. Я улыбаюсь и иду к ней, разрываясь между желанием рассказать ей все о прошлой ночи и страхом произнести хоть слово об этом.

— Привет, детка, — говорит она, замечая мое приближение. — Ты в порядке?

Киваю и целую ее в щеку, пока она наливает напиток в бокал и посыпает сверху съедобными блестками.

— Что на этот раз приготовила?

Эдия широко улыбается и протягивает мне бокал.

— В нем нет крови, но он напоминает мне тебя, так что я назвала его «Сирена». Кальвадос, коньяк, лимонный сок и кленовый сироп.

Делаю глоток. Сладкий, но с мощным ударом.

— Чертовски вкусно.

Эдия сияет от успеха нового рецепта.

— Забирай. Сделаю еще.

Я иду к дивану, где Ашен устроился с бокалом вина от Эрикса и Коула. Сажусь справа от него, и его рука естественно ложится на спинку дивана за моей спиной, пальцы касаются моего плеча, будто так и должно быть. Это такая мелочь, но для она значит не меньше, чем прошлая ночь. Не скрываться. Быть любимой среди других. Это чувство так давно было мне незнакомо. Эдия тоже это видит. Может, она и не знает всех деталей, а может, знает. Но по ее улыбке, несмотря на все, что происходит вокруг, я понимаю - она счастлива за меня.

Валентина входит в комнату как раз в тот момент, когда Эрикс и Коул присоединяются к нам на диванах для игры в вист. Она выглядит спокойной, но я ощущаю напряжение: сердце бьется чуть быстрее, дыхание поверхностное. Она бросает взгляд с Ашена на меня с натянутой улыбкой, и я стараюсь не вздыхать. Бессмертные всегда строят предположения о Жнеце. Я и сама так делала. И почти чувствую, как каменные стены его крепости снова вырастают вокруг него.

Я переплетаю наши пальцы, чтобы отвлечь от фальши в улыбке Валентины, когда она наливает ему вина.

— Прошу прощения за мой внезапный отъезд прошлой ночью, — говорит Валентина, глядя на меня, и ее улыбка становится теплее. — Решила, что лучше сразу разобраться с той ведьмой в Кымпулунге. Я ценю безопасность здесь, особенно когда у нас гости.

Делаю глоток и неотрывно смотрю на Валентину, пока она не отводит взгляд и не принимается наполнять следующий бокал.

— Это очень мило с твоей стороны, но у нас есть другие проблемы, если Семен Абдулов где-то рядом. У него большая и сильная стая, и он охотится на нас обоих.

Валентина бросает на меня взгляд, который говорит больше, чем слова.

— Мой дом переживал угрозы оборотней и раньше. Нам не о чем беспокоиться. Здесь множество заклятий, и я наняла лучшие местные ковены для защиты периметра. Они не пробьются.

— Семен - не обычный оборотень, — говорю я, сверля ее взглядом, сдерживая красный блеск в глазах. — Он собрал союзников не только среди оборотней. Он в сговоре с ведьмами-оборотнями. С ангелами. Он успешно создал гибридов. Он выжег мой голос. И он даже не единственная наша проблема, если за нами еще и группа мятежных Жнецов. Нам нужно убраться отсюда и найти безопасное место, чтобы собраться с силами и придумать, как получить преимущество.

Валентина смотрит на меня и вздыхает. Она явно настроена держать оборону в этом замке. И я понимаю - бежать тяжело. Если начать, можно никогда не остановиться. Но риск того стоит. Я считаю себя экспертом в вопросах «делай все, чтобы тебя не поймали».

Ашен сжимает мои пальцы, пока я делаю большой глоток коктейля.

— Думаю, будет мудро последовать совету моей жены.

Я фыркаю, и напиток прямиком летит через нос. Господи Иисусе, жжет, будто туда вылили лаву.

— Про-простите? — голос Эдии звучит слаще сахара, а на лице расцветает ухмылка. Я щурю слезящиеся глаза, пытаясь подавить кашель. Щеки горят. — Ты... ты только что сказал «жена»?

Все мысли о Семене, оборотнях, безумных ангелах и гибридах с огромными членами мгновенно испаряются, когда я поворачиваюсь к Ашену.

— Твоя кто? Я не твоя жена.

— Разве? — он притворно невинно поднимает брови.

— Нет. Ты помнишь свадебную церемонию? Потому что я - нет, а я вампир. Я помню аб-со-лют-но все. А мы, вампиры, - драматичные существа, которые всерьез воспринимают всякие романтические обручения, — я щелкаю его прямо по соску. — Так что нет, Жнец. Я тебе не жена.

Ашен фыркает, потирая грудь.

— Тогда что, моя девушка? Звучит нелепо.

— Мы не...

— Партнер по жизни? Еще хуже.

— Ашен... — шиплю я.

— Что, вампирша? Я лишь следую твоим правилам.

— Ашен...

— Ты сказала в ресторане, что «спаривание» — это «прошлый век». «Супруг» подойдет больше? Я не знаком с современной вампирской терминологией отношений.

— Это было про секс с Энди Картрайтом, а не про связь!

Эдия громко смеется.

— У тебя был секс с Энди Картрайтом?

— О боже, нет. Какого хрена?

— Вне зависимости от предпочитаемой терминологии, это восхитительное создание и я - связаны, — говорит Ашен, пока я провожу рукой по лицу. Я чувствую волну его самодовольства, которая тянет за ниточки под моей кожей, а Эдия ликует, бормоча я так и знала, предчувствовала, и устраивает мини-фейерверк над журнальным столиком.

— Господи. Да ты прям с размаху залетел, — шепчу я ему на ухо под треск фейерверка. Пытаюсь улыбнуться Коулу в ответ на его поздравления, пока Эрикс хлопает в ладоши с сияющими глазами.

— Карма - сучка, правда, вампирша? — шепчет он в ответ, целуя меня в скулу.

— Карма за что?

— Ну, например, за попытку превратить мою татуировку связи в член.

Я фыркаю, но смех затихает, когда взгляд падает на Давину. Стараюсь не кривиться, но она встречает мой взгляд легкой улыбкой. Боль от потери Кассиана все еще читается на ее лице, но сейчас это скорее облегчение, чем новый груз. Часть меня хочет увести ее и засыпать вопросами об Аглаопе и теле, которое она забрала, но оставляю это на потом. Она и так страдает, не стоит вскрывать старые раны, по крайней мере, не сегодня.

— Поздравляю с вашим союзом, — говорит Валентина, отвлекая мои мысли от Давины. — Мы должны отпраздновать за ужином.

Флорин входит в гостиную с приветливой улыбкой.

— Я слышал «праздновать»? Если так, достану из погреба «Шато Марго».

— Ценю жест, но нам нужно уезжать, — голос Ашена вежлив, но тверд, не оставляя места для возражений. — И как можно скорее. Если Семен уже здесь, мы в опасности.

Мысли о том, что нужно сделать для побега, вызывают головную боль, которая ползет от основания шеи, растекается по черепу и давит на глаза. Я прижимаю пальцы ко лбу.

— Эликсир? — шепчет Ашен. Я киваю, понимая, что забыла принять его утром. Может, из-за процесса связи и количества выпитой крови, но я проснулась с необычно хорошим самочувствием. Видимо, просто вылетело из головы.

Допиваю коктейль и проверяю карманы в поисках флакона. Валентина забирает мой бокал, прежде чем я успеваю поставить его на стол.

Мои пальцы касаются ее.

В мгновение прикосновения я вижу. Вижу, кто она на самом деле.

Валентина отворачивается с бокалом, не подозревая о моей способности.

Эдия встречает мой взгляд. Я говорю с ней без слов. Прежде чем я поворачиваюсь к Ашену, он уже вкладывает рукоять кинжала мне в ладонь.

Клинок вылетает из моей руки, и Валентина падает на пол. В момент смерти иллюзия рассеивается.

Она превращается в Милу Каррас, ведьму-оборотня.

ГЛАВА 34

Глаза Эдии темнеют, когда она пригвождает Флорина к стене лезвиями из звезд. Он кричит, больше от ярости, чем от боли. Иллюзия спадает и с его черт: светлые волосы укорачиваются, становятся рыжими, по носу рассыпаются веснушки. Яркие, полные гнева голубые глаза метаются от одного к другому. Он прекрасен. Ангельски прекрасен.

— Лиандр, — шепчет Коул, сжимая кулаки. — Так вот где ты прятался.

Лиандр фыркает с презрением и сплевывает кровь на ковер.

— Не прятался. Творил. Спасал. Обеспечивал будущее Царства Света.

— Развязывая войну между мирами, — говорит Ашен. — Отдавая Мир Живых стае оборотней, которым нечем править, и заставляя их платить за это уничтожением Царства Теней.

— Ты говоришь так, будто твой Совет веками не строил планов по уничтожению Царства Света. Именно поэтому наши старейшины отправили его, — Лиандр кивает в сторону Коула. — Он должен был раскрыть планы Эшкара и Имоджен о войне.

Коул наклоняется к падшему ангелу, дым клубится у его плеч.

— Я отдал свои крылья, чтобы остановить войну, а не начать ее. Ты же отдал свои за яд.

— Неужели ты думаешь, моя цель была менее благородна? В Царстве Света и так слишком много душ. Слишком многие проходят. Мы должны закрыть наши врата и защитить древних, тех, кто заслужил место среди аннунаков.

— В Царстве Теней тоже есть души, нуждающиеся в защите.

Лиандр смеется, будто Коул только что произнес нечто невероятно смешное. Он хохочет до слез. И, честно говоря, я его понимаю. Меня тоже чуть не прорывает на хохот. Мысль о том, что Царство Теней кого-то защищает, нелепа. И не нужно быть провидцем, чтобы предугадать его ответ.

— Защита? В Царстве Теней? Ты видел, как они обращаются с душами. Обрывки человечества, дрейфующие в агонии, заполняющие Бухту Душ, пока они не доберутся до вашего Черного моря, чтобы столкнуться с ужасами его бездны. Души бессмертных, обращенные в рабство, пока не исчерпают свою пользу, а затем сбегают, как дикие звери, становясь добычей для забавы, — за спиной я чувствую, как Ашен напрягается, и Лиандр замечает это, его взгляд скользит между Жнецами. — О да, я слышал об играх Жнецов. Ямы. Гонки. Охоты. Имоджен обожает воскрешать ради забавы. «Милосердное Правосудие» не так уж милосердно в реальности, да? Неужели ты думаешь, что Царство Теней заслуживает снисхождения за ваше варварство?

Дыхание застревает у меня в груди при мысли об ужасах, которые я даже не могла вообразить.

Ашен всегда говорил, что в тумане есть нечто худшее, чем то, что я видела. Я не сомневалась, но и не пыталась представить. Даже в их камерах пыток я знала - там есть нечто большее. Больше страданий. Больше несправедливости. Больше безнадежности и боли.

Я сглатываю ком в горле и встречаю взгляд Эдии. Знаю, что она думает то же самое - это лишь намек на то, что творится в Царстве Теней. Мы отводим глаза, и я снова обращаюсь к падшему ангелу.

— Я видела это варварство, — делаю шаг к Лиандру. Его голубые глаза приковываются к моим. — Я жила в нем. Страдала от него. Выжила.

— И ты можешь остановить его, — шепчет он. — Ты можешь помешать Царству Теней причинять вред другим душам. Все, что нужно - закончить то, что начал Семен. Стать лучшей из гибридов. Уничтожить Царство Жнецов.

Я наклоняю голову, прищуриваюсь. Ноздри ловят запах крови, сочащейся из его плеч.

— Тебе не кажется, что этого и хотят нефилимы? Чтобы мы перегрызли друг другу глотки, а они забрали все, что пожелают, пока мы заняты нашей войной?

Лиандр усмехается.

— Нефилимы? Это всего лишь миф. Есть лишь безжалостная несправедливость Царства Теней. Лишь Царство Света, впускающее слишком многих за слишком малую цену. Лишь Мир Живых, который люди не заслуживают. Пусть человечество сбрасывает свои смертные души под властью бессмертных. Пусть наполняют свой мир мертвыми, раз уж так стремятся уничтожить его.

Я делаю еще шаг. Сердце колотится, отдает в горло. Мы смотрим друг на друга, и я вижу надежду в его глазах - так же, как он видит ненависть в моих. Ненависть к тому, как все устроено. К тому, что творят с теми, кто оказался под властью развращенных сил.

Я наклоняюсь, наши лица так близко, что я чувствую его кожу - легкий аромат корицы, запах его прежнего мира.

— Как мне одной сразиться со всеми ними? — шепчу.

На его губах появляется намек на улыбку.

— Не одной. Со многими, под руководством Семена, но твоим командованием. Ты знаешь, как попасть в их мир и где искать.

Мы замираем. В комнате кажется тихо, но это не так. Здесь бьются сердца, слышны прерывистые вдохи, мышцы напрягаются вокруг костей. Трещит магия Эдии, шелестят перья Эрикса за его спиной, вспыхивают и гаснут искры в дымных крыльях.

Я наклоняюсь к самому его уху. На язык стекает сладкий яд.

— Если я сожгу Царство Теней, то сделаю это на своих условиях. Не Абдулова. Не твоих. Моих, — отстраняюсь, наблюдая, как его улыбка меркнет. — Где Валентина?

Губы Лиандра сжимаются, челюсть напрягается. Я отступаю, скользя взглядом по его чертам, запоминая каждую деталь. Красный отблеск в моих глазах отражается в его белых зрачках.

— Ладно. Узнаю сама.

Я прижимаю ладонь ко лбу и вторгаюсь в его разум.

Один миг, и я в каменном коридоре без окон. Сводчатый потолок, тусклые лампы на стенах. Гудят провода, тянущиеся к двери в конце. Знаю, она заперта не просто железом. Чувствую магию. Заклинания, как у дверей «The Maqlu». Родовая магия. Каррас и Сарно.

Валентина там. И Флорин. Но что-то еще... Пытаюсь шагнуть вперед, но Лиандр удерживает меня. Он теперь человек, но его разум все еще силен, а я неопытна в этом новом даре видения.

Стискиваю зубы и прорываюсь. Еще шаг. Подгибаю колени, пробиваюсь сквозь невидимую силу. Еще шаг, и меня отбрасывает яркой вспышкой, швыряет на пол.

Голова ударяется о землю, и я уже в другом месте.

Передо мной золотая стена. На ней ряды колец, одно в другом, с полированным лазуритовым шаром в центре. Линии движутся в противоположных направлениях, как механизм замка или часов. Тик-тик-тик.

Подхожу ближе, в кольцах вспыхивают символы, загораясь золотым светом. Но это письмена на языке, которого я не знаю.

— Покажи, что это значит, — требую.

— Нет, — голос Лиандра окружает меня, но я слышу, как ему тяжело говорить.

Пытаюсь запомнить каждый символ, врезать их в память. Знаю, это важно, и он не хочет, чтобы я видела. Тянусь к лазуриту... Тиканье становится громче и громче, пока пальцы не касаются холодного камня. Последний тик грохочет в голове, я вскрикиваю, закрываю глаза, зажимаю уши.

Треск разрывает сознание. На мгновение мне кажется, что голова расколота, мозг вытекает на пол.

— Лу... — зовет Эдия. Я открываю глаза. На ее лице страх. Пытаюсь стряхнуть боль. Моя рука все еще на лбу Лиандра, я убираю ее, и его тело обмякает на звездных клинках, пригвождающих его к стене.

Из уголков его глаз струятся кровавые слезы. Зрачки расширены. На лбу отметина: полумесяц, обнимающий восьмиконечную звезду, от которой расходятся черные прожилки, скрываясь под кожей.

Я убила его.

Своим разумом. Прикосновением. Ничем другим.

…

…

Черт-черт-черт-черт.

Так. Не психуй. Не. Психуй.

Это было чертовски круто, но и ужасающе, и о боже, не психуй.

— Ты психуешь, — говорит Эдия.

— Знаю! Знаю-знаю-знаю! — машу руками, будто из них может хлынуть магия. — Я убила его!

— Ты вампир, ты убивала и раньше. Он заслужил. Он мудак.

— Но не разумом, Эдия.

Она пожимает плечами.

— Ну, типа того. Пение, контроль сознания, какая разница?

— Блять. Твою ж мать. Все плохо.

— Ты шутишь? Это потрясающе, — она кладет руку мне на плечо. Я дергаюсь.

— Нет. Не трогай меня. Не хочу причинить тебе вред.

Эдия смеется, будто все в порядке. Остальные смотрят настороженно, кроме Ашена, в чьих глазах читается тревога. Я чувствую ее под кожей.

— Ты убила Лиандра, потому что хотела, — успокаивает Эдия, снова кладя руку мне на руку. — Ты не хочешь вредить мне. Я верю в тебя, Лу.

Я открываю рот, чтобы сказать, что не верю в себя, но тут слышу. Звук вдалеке. Такой тихий, что кажется игрой воображения.

Пробираюсь к окну, распахиваю створку. Снежная буря, горы, леса за стенами дома Валентины. Солнце - лишь холодный желтый шар, равнодушно взирающий на меня.

Ветер бьет в стекло, снег хлещет по лицу.

И затем я слышу это.

Волчий вой в лесу.

Даже не закрываю окно, поворачиваюсь к остальным.

— Нам нужно оружие. Валентина в катакомбах под домом, — бросаю последний взгляд на падшего ангела, пригвожденного к стене. — Оборотни уже здесь.

ГЛАВА 35

Мы с Ашеном мчимся по лестнице за мечами, обмениваясь лишь парой деловитых фраз, но молчание компенсируется тревожными взглядами. Сборы занимают считанные минуты, и вот мы уже в холле с остальными, но мне отчаянно хочется остановить время. Хотя бы на мгновение. Просто поговорить. Возможно, это последний шанс.

Когда мы приходим, все готовы. Только Давина без оружия, но она снимает со стены алебарду с отполированным серебряным лезвием. Постукивает древком по ладони, проверяя вес, и встречает мой взгляд решительной улыбкой.

— Сойдет, — говорит она.

Я отвечаю кивком.

— Пошли.

Веду всех вглубь дома, через коридор, в библиотеку. Останавливаемся перед гобеленом с охотой, занимающим всю каменную стену до самого пола. В центре — Влад на белом коне, ведущий друзей за величественным оленем. В углу, среди охотничьих собак, скромно изображена женщина.

— Народ, оцените. Фотобомба, — становлюсь рядом с вышитой версией себя и тычу пальцем между портретом и своей грудью.

— Да ладно! — Эдия фыркает.

— Помню ту охоту. Это я прикончила оленя. Влад был так пьян, что свалился с коня. — Осматриваю гобелен в последний раз и срываю его со стены, обнажая железную дверь, несмотря на драматичный вздох Эрикса. — Да брось, мистер «искусствовед-ангел». Два дня назад ты не отличил бы Мисофелиса от Аристофана. Люблю тебя, но заткнись нахрен.

Эдия хохочет и взрывает магией дверную ручку, срывая печать. Мы ступаем на площадку винтовой лестницы, уходящей вниз. Щелкаю выключатель, включаются решетчатые лампы, которые начинают гудеть.

— Она внизу, — говорю, когда Ашен подходит. Пламя вспыхивает на его клинке.

— Помни обещание, вампирша. Если скажу «беги» - беги.

На мгновение все вокруг перестает существовать. Ашен смотрит в мои глаза, и я чувствую, как наши шрамы поют в унисон. Прикасаюсь к его груди, ощущая тепло под пальцами. «Я живу там», — думаю, и меня окутывает покой. Я всегда буду частью его, как и он - частью меня. Мы больше не умрем в одиночестве. После столетий тоски я наконец принадлежу кому-то, а он - мне.

И черта с два я побегу, не сражаясь за это.

Медленно улыбаюсь. Ашен закатывает глаза.

— Ты же не побежишь, да?

Качаю головой.

— Ясно. Тогда хоть постарайся сегодня не пырнуть меня, ладно? Надоело.

— Это никогда не надоест, — отвечаю, и он улыбается, прежде чем украсть у моих губ жаркий поцелуй. Затем разворачивается и ведет нас вниз.

Спускаемся глубже. Воздух становится влажным, пахнет сыростью, когда мы достигаем катакомб. Лестница выводит в узкий коридор - точь-в-точь как в видении из разума Лиандра.

— Они там. Валентина и Флорин, — говорю, и Ашен оборачивается с мрачной тревогой во взгляде. Кивает Эдии.

Та достает из кармана мешочек, шепчет заклинание «Akbuus gallaai» в горсть порошка и дует в сторону двери. Волна энергии срывает петли, отправляя створку в полет. Эдия поворачивается и улыбается.

— Крутая сучка, — одобряю я. Эдия подмигивает, и мы следуем за ней.

Пыль еще не осела, когда мы переступаем через дверь и застываем в огромном зале.

— Мать вашу, — шепчет Коул. — Ты видела это в его разуме?

Глотаю ком в горле.

— Нет. Он не пустил меня так далеко.

— Теперь ясно почему, — отвечает Коул, делая неуверенный шаг вперед.

Слева от нас расположена небольшая, но хорошо оборудованная медицинская зона. Металлический стол для осмотра с серебряными наручниками, лежащими на полированной поверхности. За ним - стеллажи, уставленные рядами пробирок с сыворотками и шприцами. Но самое жуткое - справа. Ряды прозрачных камер, в каждой из которых находится человек. Они смотрят на нас с таким же изумлением, как и мы на них. Некоторые бьют кулаками в стекло, другие мечутся по своим клеткам, третьи сидят на койках, поджав колени к груди, и смотрят на нас с подозрением и страхом.

И одна из них мне знакома. Она прижимает ладони к стеклу, и по ее лицу текут слезы.

Валентина.

Мы бросаемся к ее камере. В двери есть небольшие отверстия для связи, и она прижимается к ним, ее дыхание оставляет запотевшие круги на стекле.

— Помогите мне, пожалуйста. Умоляю. Вытащите его, — ее голос дрожит, слезы оставляют блестящие дорожки на бледной коже. Она указывает на камеру позади себя, где у прозрачной перегородки стоит Флорин. Он выглядит изможденным, но в его глазах еще теплится огонь.

— Где эта панель управления? Есть способ отключить замки? — Коул оглядывается, пока Ашен осматривает дверь Флорина, прикидывая, как ее взломать. Он дергает массивную задвижку, и когда та не поддается, начинает бить по ней рукоятью меча с такой силой, что искры летят от металла.

— Я не знаю. Есть какая-то панель управления... Пожалуйста, нам нужно уйти, пока оборотни не вернулись, — голос Валентины прерывается.

— Ты гибрид? — задаю я прямой вопрос, наблюдая, как ее выражение меняется.

Валентина смотрит на меня, и в ее глазах читается такая глубина отчаяния и вины, что мне становится физически больно. Она выглядит совсем не так, как та холодная, расчетливая версия, которую изображала Мила. Эта женщина кажется мягче, человечнее, уязвимее.

— Нет. Но Абдулов... — она делает паузу, сглатывая. — Он использовал меня, чтобы создавать их. Заставил превратить их всех в вампиров. А потом сделал гибридами, — она делает широкий жест в сторону рядов камер, которые тянутся через весь зал в три ряда. Здесь должно быть не меньше тридцати клеток, а если есть еще помещения... Я перевожу взгляд обратно на Валентину. Ее плечи трясутся от подавленных рыданий. — Я не хотела этого. Клянусь. Но он угрожал Флорину. Использовал ту ведьму... Она мучила его магией. Мы пытались сопротивляться, но...

— Все в порядке, Валентина. Мы найдем способ освободить вас, — говорю я, бросая взгляд на Ашена, который изучает дверь. — Эдия, есть идеи?

— Кажется, да, — отвечает она, и я вижу, как в ее глазах загорается искра вдохновения. Она поворачивается к Эриксу. — Сколько тепла выдерживают твои перья?

Эрикc пожимает плечами и оглядывается на свои крылья, медленно расправляя их. Звук, похожий на перезвон хрустальных колокольчиков, наполняет комнату, когда его перья шевелятся и замирают.

— Не знаю. Но можем проверить, — говорит он с характерной для него беспечностью.

— Прижми кончик пера к стеклу, — командует Эдия, и Эрикc послушно выполняет, проводя кончиками перьев по поверхности. Они издают скрежещущий звук, словно ножи по стеклу.

— Hula zuba u itaatuuka. Qu turkunu liteli sa me.

Перья Эрикса начинают светиться, сначала темно-красным, как тлеющие угли, затем переходя в ярко-оранжевый, как рассвет, потом в золотисто-желтый и, наконец, в ослепительно белый. Сначала ничего не происходит, но затем я замечаю - стекло начинает пузыриться и плавиться, стекая вязкими каплями.

— Валентина, — перекрикиваю заклинание Эдии, — ты же можешь колдовать. Именно поэтому они за тобой пришли, да?

Она кивает, и в ее глазах вспыхивает понимание.

— Повтори за Эдией. Нужно ускорить процесс. Я займусь дверью Флорина.

Валентина снова кивает, закрывает глаза и начинает шептать те же слова. Стекло под перьями Эрикса теперь плавится быстрее, образуя дыру, через которую уже видны очертания комнаты за ней.

Я подбегаю к Ашену, который изучает дверь. На металле уже видны вмятины, но механизм все еще держится. Хватаю его за руку и указываю на работу Эдии и Валентины.

— Нам нужен Алорос. Если гибриды почуяли нас...

— То Семен тоже, — заканчивает он, и на его лице мелькает тень тревоги. Он прикрывает меня своими дымчатыми крыльями, закатывает рукав и начинает читать заклинание. Татуировка на его предплечье вспыхивает кроваво-красным.

Как и в моем видении после аварии, перед нами появляется точка света. Я наблюдаю, как она растет, пульсирует, превращаясь в сияющую сферу, которая становится выше Ашена, а затем взрывается дождем искр. Из падающего света выступает Алорос.

— Демон, — произносит он, и в его голосе звучит привычная снисходительность. — Хотя мне и льстит твоя постоянная нужда в моей помощи, это начинает надоедать.

— Меньше слов, больше дела, — бросает Ашен, и Алорос, к моему удивлению, не спорит.

Он расправляет крылья, ослепительно белые, с перьями, которые кажутся выкованными из чистого света, и направляет их кончики к стеклу. Затем кивает мне, и я понимаю, что от меня ждут.

Закрываю глаза. Протягиваю руку к точке, где перья касаются стекла. Подхватываю ритм заклинания Эдии, чувствуя, как слова сами складываются на моем языке.

Жар начинается где-то глубоко внутри, разливаясь по венам, как расплавленное золото. Моя отметина связи светится, как маяк в шторме, и я направляю всю энергию через нее. Под ногами завихряется ветер. Открываю глаза и вижу, как перья ангелов начинают светиться еще ярче. Стекло пузырится и стекает густыми каплями, как растопленная карамель. Но этого недостаточно, слишком медленно.

Перевожу взгляд на Ашена. Наш зрительный контакт длится доли секунды, я смотрю на его меч, затем на расплавленное стекло. Он понимает без слов. Пламя вспыхивает на его клинке, отражаясь в его глазах, которые теперь горят, как два угля.

Ашен вонзает меч в оплавленное отверстие, аккуратно минуя перья ангелов. Проходит всего мгновение, и вся стеклянная стена взрывается, рассыпаясь на тысячи осколков, которые падают, как дождь из алмазов. Флорин свободен.

— Коул! Твой меч! — кричит Ашен поверх шума заклинаний и воя магического ветра, который теперь бушует в зале.

Коул повторяет маневр, и вторая камера взрывается. Стекло еще не успело коснуться пола, когда Валентина уже бросается к Флорину. Они сталкиваются в объятиях, оба дрожа - она от рыданий, он от сдерживаемых эмоций.

— Спасибо, — Валентина вытирает слезы и смотрит на нас поверх плеча Флорина. В ее глазах - целая гамма чувств, от облегчения до невероятной благодарности.

Алорос подходит ближе, осматривая свои крылья. Свет в перьях уже гаснет, переходя в глубокий оранжевый, как закат. Структура их не повреждена, и он выглядит скорее заинтересованным, чем обеспокоенным. Его взгляд скользит по рядам камер.

— А остальные пленники? — спрашивает он, и в его голосе впервые звучит что-то, напоминающее сострадание.

— Все гибриды, — отвечает Ашен, стирая пот со лба. — Оставим их здесь, пока не разберемся, как с ними безопасно поступить.

Алорос кивает, затем поворачивается к Валентине и Флорину, которые все еще держатся друг за друга, будто боятся, что их снова разлучат.

— Я отведу вас в безопасное место, — говорит ангел.

Валентина делает шаг вперед. Ее глаза вспыхивают алым светом, и в них появляется неожиданная твердость.

— Отвези Флорина. Они вторглись в мой дом. Держали нас в плену. Мучили. Я хочу возмездия.

Алорос вздыхает и бросает на меня взгляд, который ясно читается как «вот почему я называю вас низшими существами». Я только пожимаю плечами в ответ.

— Как пожелаешь. Человек, — он обращается к Флорину, — следуй за мной.

Они прощаются долгим, страстным поцелуем, полным обещаний и боли разлуки. Когда они наконец разъединяются, на щеках обоих блестят слезы. Флорин шепчет что-то на ухо Валентине, и она кивает, сжимая его руку в последний раз, прежде чем отпустить.

Алорос разворачивается, и его крылья вспыхивают ослепительным светом. Он кладет руку на плечо Флорина, и они исчезают в вспышке, оставляя после себя лишь несколько медленно падающих перьев.

Валентина поворачивается к нам. Следы слез еще видны на ее лице, но глаза горят решимостью. Алый отблеск в них не угасает.

— Ты Леукосия, не так ли? — ее голос теперь тверд, как сталь.

Я киваю.

— Приятно познакомиться, хотя обстоятельства, — делаю широкий жест рукой, — мягко говоря, так себе.

— Абдулов хочет тебя. Он придет сюда.

— Ага. Надеюсь на это, — отвечаю я, выхватывая катану из ножен за спиной. Лезвие со звоном выходит наружу, отражая тусклый свет ламп.

— И что теперь? — спрашивает Валентина, глядя на каждого из нас. Коул передает ей лезвие, и в этот момент по комнате разносится электрический звон.

Я слышу звук одновременно открывающихся двадцати восьми засовов.

— А теперь мы, блять, бежим.

ГЛАВА 36

Я бросаюсь в медицинский кабинет, хватаю с полок горсть флаконов и шприцев, но Ашен хватает меня за руку и тянет в коридор. За нами слышится звон разбивающихся стеклянных дверей и топот бегущих шагов. Мы устремляемся за остальными по коридору, изо всех сил стараясь не отстать.

Когда Эдия достигает дальнего конца, она разворачивается к нам, и внезапный порыв ветра поднимает ее черные волосы с плеч. Она поднимает ладони и начинает читать заклинание. Я оглядываюсь на бегу, позади нас камни обрушиваются, перекрывая путь к залу. К тому моменту, как мы добираемся до конца, крыша коридора рушится, и осколки летят нам в ноги, когда мы останавливаемся.

— Есть другой выход из этого зала? — спрашивает Эдия, пока Ашен забирает у меня часть флаконов и шприцев, складывая их в карман рубашки. Остальное я засовываю в джинсы.

— Да, — отвечает Валентина. — На противоположной стороне есть еще одна дверь. Она ведет в лес.

— Тогда пойдем, пока нас не окружили.

Мы взбегаем по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, с оружием в руках и яростно бьющимися сердцами. Эрикс первым вырывается в библиотеку, но резко останавливается, отклоняясь назад, и остальным приходится затормозить на площадке. Огненный меч проносится в сантиметрах от его груди. На другой стороне двери стоит Жнец, занося меч для нового удара.

Эрикс выпрямляется и парирует следующий удар вспышкой света на своем серебряном клинке. Ангел контратакует с такой силой, что отбрасывает демона глубже в комнату. Звон металла разносится по библиотеке, ударяясь в витражи и высокий потолок. Крылья Эрикса расправляются, он резко сводит их перед собой, выбивая меч из руки демона, а затем вспарывает ему грудь и шею перьями. Жнец уже падает на колени, когда Эрикс вонзает меч ему в сердце, и горячая кровь разливается по гобелену у их ног.

— Твой парень - настоящий крушитель, — говорю я.

— Знаю, — одновременно отвечают Эдия и Коул.

Я поднимаю брови, а они обмениваются короткой, но хищной улыбкой.

— О, вот как, да?

Улыбка Эдии становится шире.

— Да, вот так.

— Ты скрывала подробности.

— Может, в другой раз, — отвечает она, когда в комнату врывается второй демон с мечом наготове. Та бросается на нас, но на этот раз ее встречает клинок Коула. Я узнаю ее - так же, как и предыдущего. Оба были с Эмбер в зале воскрешения, в моем видении Ашена в Царстве Теней.

Эдия подключает к битве свои дары, швыряя в демона сферу энергии. Та отражает ее мечом, но этого мгновения хватает Коулу, чтобы ранить ее в плечо. Коул и Эдия сражаются в слаженном танце заклинаний и огня, черные сферы, озаренные ярким пламенем. Они оттесняют Жнеца в коридор и вместе преподносят ей вечную смерть от магии и стали.

Едва демон падает, Коул и Эдия на мгновение смотрят друг на друга - и затем сливаются в страстном поцелуе. Мое сердце вот-вот разорвется от любви при виде моей подруги, которую Коул подхватывает на руки, а Эрикс обнимает их обоих. Я смотрю на Ашена, и он улыбается мне сверху вниз, и я знаю - он чувствует любовь, что озаряет мою душу через нашу связь.

— Пошли, вампирша. Давай выбираться отсюда, чтобы ты могла услышать все те живописные подробности, которые Эдия, уверен, хочет поскорее рассказать.

Я смеюсь, когда он обнимает меня за плечи, прижимает к себе и целует в щеку. Жизнь - это все в коротком мгновении. Любовь, страх, надежда. Счастье на краю смерти. Я чувствую… насыщение. Если бы я могла продлить этот момент навеки, вся магия жизни была бы у меня в руках.

Ладонь Ашена скользит к моей спине, он подталкивает меня вперед, а Давина и Валентина следуют за нами. Эрикс, после того как трио распадается, ведет нас по коридору к главному выходу. Валентина на ходу объясняет планировку катакомб, где появятся гибриды, где сильные и слабые места в окружающей местности.

— Дороги - плохой вариант, — говорит она. — Из-за снежной бури мы скорее застрянем или сорвемся с пути в спешке. Скорее всего, либо Семен, либо демоны уже перекрыли их, если только они не заняты борьбой друг с другом.

— Я узнала тех двоих, что мы убили в библиотеке. Похоже, за нами охотятся те, кто был верен Эмбер. Сколько их было в ее «Клубе дрянных девчонок»? — спрашиваю я Ашена.

— Не уверен. Двенадцать, насколько я знаю, но может быть больше.

— А за последние два дня мы убили пятерых. Не лучший расклад, — смотрю на Ашена, когда мы останавливаемся. Валентина достает пару мечей из потайного шкафа и возвращает одолженный клинок Коулу.

— Если проберемся через лес и пересечем гору, по ту сторону есть ковен ведьм с укрепленным убежищем, — говорит Валентина, проводя пальцем по серебряному гладиусу в руке. Она улыбается ему, словно старому другу. — У меня с ними хорошие отношения. Они могущественны и дадут нам численность для контратаки. Гибриды выйдут с другой стороны дома, ниже по склону. У нас есть небольшой запас времени, если двинемся сейчас.

Я киваю и поворачиваюсь к ангелу в нашей компании.

— Эрикс, ты можешь полететь вперед, чтобы предупредить их?

Его взгляд перескакивает на Коула и Эдию. Я знаю, он не хочет оставлять их, но он вкладывает меч в ножны и отвечает мне тревожной улыбкой.

— Да. Смогу.

— Тогда выбираемся. У нас мало времени. И что бы ни случилось, — я пристально смотрю на Валентину, чтобы не осталось сомнений, — Семен Абдулов - мой.

Валентина кивает, и мы выходим через парадную дверь, держась ближе к дому, прежде чем пересечь заснеженный газон к небольшому проходу в каменной стене. Снег глубокий, наметенный ветром в сугробы, но мы движемся быстро, бежим где возможно. Едва добираемся до опушки леса, как до нас доносится отвратительный вой со стороны леса за домом. Он похож скорее на вопль призрака, чем на волчий, - как будто душу рвут на части, чтобы создать что-то новое.

— Гибриды, — говорит Валентина, заметив мой вопросительный взгляд. — Они выбрались из катакомб.

Я глубоко вдыхаю, и мы устремляемся вперед сквозь лес, карабкаясь по камням, перелезая через поваленные деревья и пробиваясь сквозь сугробы. То попадаются поляны, то лес становится таким густым, что приходится прорубать путь мечами. Хотя падающий снег быстро заметает наши следы, нас все равно будет легко выследить.

Хотя об этом не стоит сейчас беспокоиться.

Первая атака приходит от оборотней, которые спускаются с холма перед нами, словно волна из шерсти и клыков. Их туман стелется впереди сквозь деревья, окутывая ландшафт и скрывая снежные сугробы под ногами. Я готовлю меч и ищу Семена.

Валентина выходит вперед навстречу. Она разворачивается с клинками и сносит голову первому волку ударом по шее. Она уже убивает второго, когда Ашен и Коул расправляются со своими первыми.

— Она великолепна, — говорю я, когда Эдия встает рядом, и мы наблюдаем, как Валентина потрошит еще одного оборотня. Она шипит ему в морду, вспарывая живот и вываливая кишки на снег.

Давина встает с другой стороны и готовит свою пику, пока Эдия формирует в ладони шар магии и запускает его в стаю. Двух волков сбивает с ног, и только один поднимается.

Мы продвигаемся вперед, присоединяясь к битве, образуя свободный круг, пока волки смыкают кольцо. Ветер несет запахи крови, желчи, мочи, разорванных внутренностей и прочие ароматы битвы. Я шиплю, рублю, колю. Украдкой смотрю на Ашена, его лицо сосредоточено, меч описывает изящные дуги. На Давину, которая, к удивлению, ловко орудует пикой. Она отлично попадает в глазные яблоки. Коул и Эдия сражаются в своем слаженном, элегантном танце, как и в доме. И обычно я бы наслаждалась этим - убийством оборотней, битвой с друзьями, шипением… но неизвестность с гибридами, отсутствие Семена и местонахождение остальных Жнецов не дают мне расслабиться.

Как выясняется, это еще не самые большие проблемы.

На арену готовится выйти новый игрок.

ГЛАВА 37

Снег взрывается из-под земли слева от поля боя. Огромная белая тень взмывает в воздух, словно смертоносный кнут. Гладкая чешуя мерцает сквозь хаос метели.

Все разбегаются - неважно, на чьей они стороне. Никто не хочет оказаться под телом, извивающимся и падающим сквозь шквал.

Змея впивается клыками в волчицу, которая подбиралась ко мне, и та с воем падает на снег. Зида приземляется на залитый кровью снег и устремляет на меня свои серебряные глаза.

Вспышка металла привлекает мое внимание. Кинжал вонзается Зиде в бок, и она с яростным шипением поворачивается к Ашену.

Наша встреча взглядами длится лишь мгновение, но я вижу его отчаяние. Чувствую его в груди.

— Лу! Беги!

Змея разворачивается к Ашену, и он поднимает меч, готовясь к схватке, но с холма уже спускаются новые оборотни, а вой гибридов раздается все ближе. Он не сможет победить их всех. Особенно если она тоже вступит в бой.

Я бросаюсь вниз по склону.

— Зида! — кричу я через плечо. Бегу изо всех сил. Надо отвлечь ее от него. — Давай, поймай меня!

За спиной раздается взрыв магии Эдии, снег и ветки разлетаются в стороны, я понимаю, что Зида преследует меня.

Я не останавливаюсь. Не оглядываюсь. Тропа поворачивает налево, и я следую за ней, пока не выбегаю на широкую поляну. Даже когда тропа заканчивается, я не замедляюсь. Пересекаю открытое пространство и снова скрываюсь в лесу. Пробегаю еще две лужайки, прежде чем перестаю слышать ее за спиной. Но все равно продолжаю спускаться, позволяя склону нести меня сквозь деревья.

Я оказываюсь на маленькой поляне, засыпанной глубоким снегом, и резко останавливаюсь в центре.

Я знаю это место.

Запах хвои. Жгучий холод снега на вспотевшем лице. Дым костра и аромат Ашена, вплетенный в волосы, которые хлещут по щекам.

И ощущение, что я не одна.

Я сгибаю колени и готовлю клинок.

Снег колышется, когда змея стремительно приближается под его покровом. Зида вырывается из белой пелены, пасть разинута, клыки блестят, яд выплескивается с яростью.

Я делаю перекат вправо и вскакиваю, уперев меч на плечо. Острие рассекает ее чешую, пока ее тело проносится мимо.

Зида падает на снег, извиваясь от боли и гнева. Горячая кровь испаряется, растапливая снег.

Я стою и смотрю на нее, тяжело дыша. Ее движения затихают, остается лишь легкое подергивание хвоста. Я опускаю взгляд на меч, затем снова на змею.

— Это либо чертовски глупо, либо чертовски гениально, — говорю вслух, вкладывая меч в ножны и приближаясь к демоническому созданию. Я впиваюсь клыками в запястье, а она не сводит с меня глаз. Ее розовый язык мелькает, и она шипит, когда я касаюсь ее блестящей чешуи. — Заткнись, змея. Я пытаюсь помочь.

Я кладу руку на нее и капаю кровь в рану.

— Gasaan tiildibba me zi ab.

«Королева, дарующая жизнь умирающим».

— Itti memes sa zumri uri u musaati sa qate uri lissahitma, — шепчу я, закрывая глаза и продолжая капать кровь вдоль раны Зиды.

«Кровью моего тела и очищающей кровью моей руки да будет это излечено».

— Sharuuh laani epsis lukur dusangu.

«Велик тот, кто превращает врага в друга».

Я повторяю строки заклинания, продвигаясь вдоль тела Зиды, пока не дохожу до конца раны. Заканчиваю как раз в тот момент, когда из-за деревьев доносится вой гибридов.

Я смотрю на змею и знаю, что она смотрит на меня. Ее язык мелькает. Разорванные ткани срастаются.

— Прости за твоего брата. Я виновата.

Змея отвечает вялым шипением.

— Ладно. Стоило попробовать. И, кстати, не за что, — бросаю я, отдавая ей шутливый салют, прежде чем броситься в разрыв между деревьями, оставляя Зиду заживать в одиночестве.

Я бегу вверх по склону, пытаясь вернуться к месту, где остальные, вероятно, все еще сражаются. Подъем дается тяжелее, что, впрочем, неудивительно. Снег, гора, напряжение битвы и усилия на исцеление змеи — все это берет свое. Движусь медленнее, но все же успеваю миновать две поляны. Добираюсь до первой лужайки, через которую спускалась, и наконец нахожу то, что искала.

Семен Абдулов стоит между мной и горой.

— Koroleva piyavok, — произносит он, и по его лицу расползается улыбка. Его темные, залитые гелем волосы и шерстяное пальто угольного цвета будто не тронуты стихией. — Ты выглядишь уставшей. У меня есть кое-что, что может помочь.

Я обнажаю меч.

— Придурок. Не сомневаюсь. Оно течет в твоих венах.

Семен смеется.

— Ну вот сюрприз. Ты вернула голос. Наверное, было весело.

— Еще как, — говорю я, сжимая рукоять катаны. — Могу показать, если хочешь. Ты же так любишь медицинские эксперименты.

Он снова смеется, его ледяные Альфа-глаза горят ярко, контрастируя с белым снегом вокруг. Еще двое из его стаи появляются из леса позади него в волчьем облике.

— У меня другие планы на нашу встречу, koroleva piyavok. Но ты можешь сделать это проще для нас обоих, просто пойди со мной.

Я сгибаю колени и поднимаю меч.

— Отказано, ублюдок.

Глаза Семена вспыхивают ярче.

— Как скажешь.

Волки бросаются вперед, а туман растекается по полю ко мне. Но я слышу и другой звук - слева. Гибриды, продирающиеся сквозь лес к нам.

Черт.

Я сосредотачиваюсь на ближайших волках. Они атакуют слаженнее, чем те, что выше по склону. По очереди щелкают зубами. Прыгают вне досягаемости моего меча и возвращаются с новой силой. Один задевает мой икру, рвет джинсы, но не касается кожи. Я успеваю ранить его в лапу, когда он отскакивает. Пользуясь моментом, я перехожу в атаку на второго. Едва я убиваю их обоих, как на смену приходят еще двое. Но я не свожу глаз с главной цели - Семена Абдулова.

Первые гибриды вырываются из леса. Это словно ярмарка уродцев, сборная солянка из скрещенных тварей. Некоторые в человеко-вампирском облике - еще куда ни шло. Другие бегут на четвереньках, как волки, но с человечьими чертами: участки без шерсти, где просвечивает кожа, или смешанные черты лица. Они просто отвратительны. Независимо от степени мерзости, все они устремляют взгляд на меня, и это не прибавляет уверенности в завершении моей трансформации.

Я в меньшинстве.

Я ставлю на план, который может превратить меня в урода.

Я в полной жопе.

Как только собираюсь броситься на Семена в последней отчаянной попытке добраться до Альфы, мимо моего лица пролетает вращающийся клинок и вонзается в одного из волков, кружащего вокруг меня.

Я бросаю взгляд направо. Это один из демонов из «Дрянных девчонок» Эмбер. Он смотрит на меня, и я не знаю, целился ли он в меня или в волка.

«Похрен», — думаю я. «Все равно уже по уши в дерьме».

— Не давайте им укусить вас! — кричу я незнакомому Жнецу, когда еще трое присоединяются к нему. — У них яд «Крыло Ангела»!

Он сужает глаза, затем бросает еще один клинок, попадая гибриду в глаз, когда тот начинает перебежку через поле. Это не убивает тварь, но замедляет. Я вижу, как гибрид вырывает нож из глаза, и готова поспорить, что это дерьмо уже заживет.

Меня передергивает. Они определенно крепче оборотней. Это очень плохо.

Я снова сосредотачиваюсь на цели и срубаю следующего волка, стоящего между мной и Семеном, который достает из-под пальто длинный серебряный меч. Новые оборотни устремляются ко мне, но я рублю их, пока Жнецы встречают первых гибридов в снегу.

Черный мерцающий шар магии рассекает ветер и сбивает одного из волков у меня на пути. Второй попадает в гибрида поодаль. Коул выбегает из леса, за ним Эдия, и они врываются в битву.

Когда я снова смотрю на Семена, он поднимает меч. Но я вижу проблеск страха в его глазах. Его тело не может скрыть это от меня.

И наконец между нами образуется просвет. Как луч солнца, пробивающийся сквозь тучи.

Я бегу изо всех сил. Его пальцы сжимаются вокруг рукояти. Если я доберусь первой, он ударит со всей силы. Я уже знаю, на что он способен в человеческом облике. Видела это на кирпичном заводе.

Но у него нет демона-спутника с фактором неожиданности.

Ашен вонзает клинок в спину Семена, достаточно высоко, чтобы парализовать конечности, но не настолько, чтобы убить мгновенно. Он придерживает руку Альфы, когда ноги того подкашиваются, и опускает его на землю. Глаза Семена расширены от шока, и это вызывает бурю воя, скуления и рычания среди волков и гибридов.

— Что там твоя подружка так красноречиво сказала в Сэнфорде прямо перед тем, как я разорвала ей глотку? — спрашиваю я, оскаливая клыки и приседая рядом с ним. — Ах, да. Вспомнила. «Отвлечение ведет к уничтожению». Полагаю, это была твоя подружка? Та, с обсидиановым клинком, высшее звено в стае, немного высокомерная, прямо как ты? Я права?

Семен с ненавистью смотрит на меня, пока Ашен передает мне флаконы с сывороткой, а я достаю шприц из заднего кармана.

Я беру первую сыворотку, снимаю колпачок с иглы и набираю достаточно жидкости, чтобы почувствовать запах. Отбрасываю ее за спину.

— Не, это уже пробовала.

Семен сердито смотрит и плюет на снег у моих колен.

— Чертова koroleva piyavok.

— Как мерзко, — говорю я, набирая золотистую сыворотку из другого флакона и поднося к носу. — Знаешь, что еще мерзко? Кровь ангела. И это определенно пахнет как кровь ангела. Так что я пас. Вряд ли она хорошо усвоится, учитывая мои нынешние отношения.

Я разбиваю флакон о голову Семена. Золотистая жидкость стекает по его коже, пока Альфа кроет меня матом по-русски. Его глаза полны ярости, когда взгляд впивается в меня. Я надуваю губы.

— О нет. Это был единственный такой на полке. Он что, коллекционный? Извини. А теперь подержи-ка вот это, — вонзаю пустой шприц в парализованную ногу Семена и беру новый, набирая жидкость из следующего флакона. — Ах, вот оно.

— Что ты делаешь? — хрипит Семен, следя за мной. Страх снова в его глазах. Ашен срубает волка, пытающегося атаковать сзади, и голова катится по снегу мимо нас.

— Можно сказать, заканчиваю то, что ты начал. Но с одним отличием, я выбираю сторону. Свою. Но время решает все, так ведь? — наполняю шприц и убираю флакон в карман, затем нажимаю на поршень, выдавливая пузырьки. Ашен убивает еще одного волка, а я наклоняюсь к уху Семена. — А теперь не дергайся, щенок. Сейчас королева пиявок покажет, как это делается.

Я впиваюсь клыками в глотку Альфы, и мой яд заполняет его вены, пока я пью, пью и пью. На вкус его кровь такая же, как у всех оборотней. Дымная. Затхлая. Но я знаю, что он древний и могущественный. Это тоже чувствуется.

Сердце Семена замедляется. Дыхание становится поверхностным. Его челюсть обмякает рядом с моим лицом. В последние мгновения перед смертью я вынимаю клыки.

Поднимаю взгляд на Ашена.

— Я люблю тебя, — говорю я.

Он улыбается. То, как он выглядит в этот момент - темные волосы, мокрые от пота и снега, татуировки на шее, сияние кожи - это станет одним из тех воспоминаний, что светят во тьме, когда долгие годы печали попытаются утянуть меня в пучину времени.

— Я тоже люблю тебя, моя Лу. Всегда, — отвечает он.

Вонзаю иглу в яремную вену и нажимаю на поршень. Как только чувствую, как жжение разливается по венам, я разрываю глотку Семена.

Я была права: время решает все.

Просто я не успела.

ГЛАВА 38

Единственный способ управлять стаей оборотней - быть Альфой.

А единственный способ для Альфы стать Альфой - либо унаследовать положение, либо убить за него. Пока последний вздох Альфы не покинет его тело, его мысли и правила остаются законом. Только тогда власть переходит к следующему.

Но сначала нужно стать оборотнем.

Или гибридом.

Я чувствую, как приказы Семена проникают в мой мозг, пока трансформация расползается по венам.

Взять вампиров живыми.

Остальных убить.

Но для него уже слишком поздно. Нет возврата от того, что я сделала, прежде чем ввела сыворотку себе в шею. Последний вздох Семена вырывается из перехваченного моими зубами горла.

Но этого мгновения достаточно, чтобы гибрид впился клыками в плечо Ашена.

Последний хриплый вздох Семена тонет в моем крике.

Все вокруг замирает.

Гибрид отпускает плечо Ашена, словно укусил раскаленное железо.

Оборотни, окружившие нас, застывают, их светящиеся глаза моргают. Они наблюдают за нами, затем поднимают морды к небу и воют. Гибриды подхватывают жуткими голосами.

Я чувствую все их мысли, подчиненные мне.

И это больно. Как будто в голове не хватает места. Как будто кровь застывает. Мышцы деревенеют. Суставы - будто из осколков стекла, режущих кости, которые должны соединять. Я цепляюсь за сознание, пока поле боя кружится перед глазами. Каждое движение к Ашену -агония. Но мне важно только добраться до него, до того, как он опустится на колени, прижимая руку к разорванному плечу, тяжело дыша.

Я подношу запястье к губам, дрожа от внезапного холода под кожей. Кусаю, подползая ближе. Зубы дрожат, когда я вижу, как он падает на спину.

— Все в порядке, вампирша? — шепчет он, прерывисто дыша. Тянется ко мне. Я знаю, он чувствует панику, жгущую метку на моей груди, так же как я чувствую его скорбь и смирение. Мои плечи трясутся, но я отказываюсь отвечать, отнимая руку.

— Gasaan… tiildibba me… zi ab… — говорю я, дрожа, замерзшая до самых клеток. Держу руку над его раной, капая кровь на изуродованную кожу. — Tirrama salutti… sa kassapti sa… ruhi ipusu… supii arkis ups…

Цвет лица Ашена угасает на моих глазах. Я слышу, как его сердце гонит яд по венам. Он касается моей щеки. Его рука слишком холодна.

— Моя Лу. Прости, моя вампирша. Ты была так храбра.

Я чувствую каждую слезу на своей коже. Мы не можем закончить так. Не можем. После всех страданий, врозь и вместе. Это не конец.

— Нет, Ашен. Я… могу… Itti memes sa zu… sa sumri… Ittis memes sa…

— Лу, — шепчет он, когда я запинаюсь на заклинании. Огонь в его глазах гаснет. Лопнувшие сосуды окрашивают белки в красное. Кашель сотрясает грудь, и он притягивает меня к себе в последний раз. — Больше нет великих рисков. Мы приняли их все.

Я прижимаюсь ухом к его груди, дрожа в объятиях. Его сердце поет мне последнюю отчаянную песню - рваную, прерывистую.

Больше нет великих рисков.

Я ловлю ртом воздух. Руки Ашена больше не могут удерживать меня, когда я отталкиваюсь от его груди.

— Я люблю тебя, Ашен, — говорю я. Смотрю в его глаза, а слезы капают на рубашку.

Время решает все.

Прежде чем он успевает сделать вдох, я выхватывай кайкен с бедра и провожу им по его горлу, глубоко, насколько хватает сил.

Глаза Ашена расширяются, в них - отчаяние.

— Прости, — шепчу я. Бросаю клинок, одну руку кладу ему на лицо, другую - на грудь, где метка теряет тепло под моей ладонью. — Прости. Я здесь, Ашен. Все в порядке.

Ашен уходит с моим голосом в ушах, с моим прикосновением на коже. Я провожаю его с любовью, наблюдая, как гаснет его взгляд.

Его последний вздох касается губ, когда я целую его в прощание.

Я не моргаю.

Не двигаюсь, когда Эдия падает рядом, хватает меня за плечи, зовет по имени.

Я только жду.

И вот первый серый пепел поднимается с кожи Ашена.

Я издаю вопль облегчения. Искры и пепел кружатся в снегу, устремляясь к небу. Я закрываю лицо руками, а Эдия обнимает меня.

— Ты сделала это, Лу. Он возвращается. Ты сделала это, — шепчет она на ухо, сжимая крепко. — С ним все в порядке, Лу… Лу?.. Лу!

Голос Эдии становится тише, будто удаляется по туннелю. Я закрываю глаза, когда она кладет меня на спину в снег. Я нахожу разумы гибридов и волков и шепчу им свои желания. Akaassi kunusi, akammi kunusi anna naga. Повторяю снова и снова, пока не теряю нить.

— Нет, Лу… Ты же моя лучшая подруга. Моя родственная душа. Пожалуйста, останься, — умоляет Эдия. Я чувствую ее руку на лице и открываю глаза. Слезы текут по ее коже, но она пытается быть сильной, хотя знает: я вижу, как дрожит ее губа.

— Думала… сработает… — моя улыбка мгновенно сметается волной боли. Тело содрогается. — Люблю тебя…

Трудно дышать. Мне страшно. Так страшно.

— Я люблю тебя, Лу. Люблю. Ты слышишь, Лу? Лу…

Слышу. Свое имя. Крик.

Тик, тик, тик.

Я открываю глаза, моргая в тусклом свете. Упираюсь руками в камень и поднимаюсь с пола. Передо мной - черная стена из полированного обсидиана. Кольца вращаются в противоположных направлениях. В центре - сверкающая сфера из черного турмалина.

Как и в сознании Леандра, я делаю шаг ближе. Серебряные символы вспыхивают на кольцах. Тот же язык, но другие слова.

Тиканье в голове громче. Я подхожу ближе. Лента шепота обвивает меня невидимым узлом. Я протягиваю руку к сфере и касаюсь гладкой прохладной поверхности.

Звук обрушивается на меня, последний тик - как удар по черепу.

Мои легкие вдыхают так, будто я никогда не дышала.

Я извиваюсь, но давление на плечи прижимает меня. Дергаю ногами, открываю глаза.

— Просто дыши, Лу. Медленно. Ты в безопасности, — говорит Ашен. Его руки теплые на моей коже.

— Аш…ен?..

Он улыбается, видя мое замешательство и то, как я глотаю воздух, будто тону. Его глаза блестят, когда он кивает. Я оглядываю комнату, но взгляд возвращается к нему. Боюсь, что он исчезнет.

— П-прав…да?..

Он смеется.

— Да, — касается метки на моей груди. Она покалывает, согревается. Это якорь, единственное, что держит мою израненную душу в теле. — Это правда, моя вампирша. Моя безрассудная, храбрая, блистательная вампирша. Ты в Зале Воскрешения в Царстве Теней.

Новая волна паники накрывает меня. Я пытаюсь вскочить, но Ашен удерживает.

— Медленно, Лу. Ты в безопасности. Обещаю.

Я дрожу, когда он прижимает меня к груди. Обнимает, укутывает краями своего черного плаща, прикрывая каждый сантиметр обнаженной кожи.

— Я… ошиблась, — шепчу ему в плечо, стуча зубами.

— В чем?

— У-убивать тебя… Это надоело.

Ашен смеется, сжимая крепче.

— Наконец-то, — говорит он, а я рассыпаюсь на части, которые он пытается собрать в объятиях.

Я отпускаю все. Страх и адреналин битвы. Триумф и горечь победы и потери в один миг. Панику, отчаяние, шок. Разрывающий сердце крик Эдии, все еще звенящий в ушах.

Меня уносит сильным течением, и я хватаюсь за то, что может провести меня через это. Любовь. Надежду. Облегчение и возможность. То, что чувствует Ашен, - пульсирует под моей кожей. Он отстраняется, держа мое лицо в руках.

— Ты в порядке? — спрашивает он, изучая мои черты.

— Все еще холодно. Но лучше. Терпимо. Чувствую себя… больше. Не знаю, как.

Это правда. Головная боль прошла, жжение в горле исчезло, странные всплески силы больше не угрожают поглотить меня. Все под контролем, просто я еще не понимаю, что это за «все».

Но сейчас мне все равно. Важно лишь то, что я здесь, Ашен здесь, а Эдия и остальные уже знают, что мы оказались тут. Мы просто смотрим друг на друга. Теплая рука Ашена отводит волосы с моего лица - он любит это делать - и он задумчиво следит за движением.

— Я пытался убедить себя, что благодарен за дни, которые у нас были. Не хотел, чтобы ты боялась, — шепчет он, все еще проводя пальцами по моим волосам. — Но в сердце этого было мало. Я хотел больше времени. Быть избранным тобой, даже если я этого недостоин. После столетий тьмы, пережив моменты света с тобой, я понял, что жажду большего. Видеть, как ты воскресаешь рядом, знать, что у нас будет еще время, пусть даже мгновения… Это счастье, которого я не знал.

Мое сердце тает, горячее и яркое, как жидкое золото. Я провожу пальцами по его метке. Она жужжит под кожей.

— Я хочу поцеловать тебя.

— Тогда целуй.

— Но я теперь гибрид. А вдруг я ошиблась? Может, в моем яде теперь Крыло Ангела. Что, если я убью тебя?

Глаза Ашена играют в свете факелов. Искры вспыхивают в зрачках.

— Тогда наше время и правда будет мгновенным, потому что я отдам жизнь за этот поцелуй.

Прежде чем я успеваю усомниться, его губы прижимаются к моим, а язык скользит внутрь. Сердце колотится в горле. Он касается острых краев моих зубов, и капля яда попадает в поцелуй. Я чувствую сладкий, медовый вкус - такой, как всегда. Ничего необычного. Ни Крыла Ангела, ни запаха оборотня. Только я.

Я прерываю поцелуй, смотрю в его глаза и знаю: он чувствует мое облегчение, когда я улыбаюсь. Так же как я чувствую его желание - всепоглощающее, ненасытное.

Я обвиваю руками его шею, и мы снова сливаемся в поцелуе, где нет места нежности. Это жесткий, отчаянный, яростный поцелуй. Я чувствую вкус крови, когда зубы царапают губу. Яд покрывает язык, скользящий по его. Хватаюсь за складки его черного шелкового плаща и тяну вниз, на каменный алтарь.

— Ты когда-нибудь трахался в Зале Воскрешения? — спрашиваю я, задыхаясь, пока его руки скользят по моей груди, бедрам.

— Нет, — он покусывает плечо. — И сюда могут войти в любой момент.

Я хватаю его за шею, ловлю взгляд, не отпуская, и сжимаю его твердый член между ног. Темная, грешная улыбка расползается по моим губам.

— Тогда поторопись, Жнец.

Он отвечает озорной ухмылкой, прежде чем входит в меня. Я стискиваю зубы, подавляя стон. Каждый толчок жестче, глубже. Я сжимаю его, будто втягиваю внутрь. Он входит до самого конца, целуя меня, как голодный, будто поглощает саму мою душу.

Мои руки скользят под плащ, касаются его груди, ощущают напряженные мышцы плеч. Провожу пальцами по каплям пота на спине, сжимаю его ягодицы. Он стонет мне в рот, приподнимая мои бедра, меняя угол, и я отрываюсь от поцелуя с криком наслаждения.

— Тс-с-с, вампирша, — шепчет он, прикрывая мой рот ладонью. Ухмыляясь, не отводит взгляда, опуская свободную руку на мое бедро, затем поднимает ногу, закидывая ее себе на спину. Он продолжает бить в одну точку снова и снова, приближая меня к ослепляющему оргазму. Я кричу, звук приглушен его рукой. — Если бы у нас было больше времени, я трахал бы тебя всеми способами. Но сейчас кончи для меня.

Мои губы дрожат под его ладонью, я откидываю голову, убираю его руку ото рта и прижимаю к своему горлу. Он сжимает аккуратно.

— Сильнее, — шепчу я, царапая его спину ногтями.

Глаза Ашена горят алым пламенем, когда он входит жесткими толчками и увеличивает давление на горло, шипит сквозь стиснутые зубы.

— Боже, спаси мою душу. Хотел бы я, чтобы ты понимала, какую власть имеешь надо мной.

Я улыбаюсь, должно быть, очень грешно, потому что его глаза вспыхивают, и я чувствую их жар на своей коже.

— Кроме меня, здесь никого нет, Жнец. Как подобает демону, отдай мне все до последней капли.

Он замирает, и я на секунду побаиваюсь, что сломала его. Хихикаю и впиваюсь ногтями глубже, готовясь к финальному рывку.

— Ох, вампирша. Ты в неминуемой опасности.

— Надеюсь, быть вытраханной до потери сознания.

— Ты даже не представляешь.

После этого слов нет.

Ашен трахает меня. Нас окружают звуки наших тел, отчаянных стонов, трения о камень. Я чувствую запах парафина от факелов, его аромат - чернила и табак, высушенные на солнце. Запах возбуждения, пота, сырых стен подземелья. Но вижу только его. Не отвожу глаз, даже когда он сходит сильнее, а мое зрение темнеет.

Я выгибаюсь, когда оргазм разрывает меня, сжигая нервы, сводя мышцы. Сжимаюсь вокруг него, рык вырывается из груди Ашена, его рука сжимает мое горло. Я чувствую, как его член пульсирует, наполняя меня, его тело содрогается. Кажется, это никогда не кончится, и я не хочу, чтобы кончалось. Эти волны наслаждения, его движения внутри меня, чувство наполненности им. Если бы можно было остановить время, я осталась бы здесь навеки.

Когда Ашен замедляется, он постепенно ослабляет хватку на шее, целуя оставленные синяки. Мое зрение проясняется с каждым вдохом.

— Ты сказала, что убивать меня надоело, но все равно пытаешься, — его голос сладок, как мед, когда он целует мочку уха. Я смеюсь, когда он кусает ее, и обнимаю его, притягивая к себе. Мы лежим так, восстанавливая дыхание, но когда он отрывается, чтобы поцеловать меня в губы, я слышу.

Шум. Шаги, приближающиеся к комнате.

— Компания, — шепчу я, и Ашен встречает мой взгляд на мгновение, прежде чем выскользнуть из меня и схватить другой плащ со стены.

— Ты будешь в безопасности, — говорит он, помогая мне надеть его. В его голосе слишком много тревоги, чтобы я успокоилась. — Просто следуй за мной. Делай все, что скажу.

Нервозность смывает все наслаждение, хотя я чувствую, как его семя и мои соки стекают по бедрам. Ашен завязывает пояс и хватает мою руку, когда шаги у двери становятся громче.

— Доверься мне, — умоляет он, сжимая мою руку. — Будет тяжело. Очень тяжело. Но я верю в тебя. Я люблю тебя, моя Лу. Не забывай.

Щелкает замок.

Ашен отпускает мою руку. Пламя в его глазах гаснет, когда он выпрямляется и смотрит на меня с холодным безразличием.

Переключается. Человек, которого я знаю, становится незнакомцем. И я вдруг сомневаюсь, кто из них настоящий.

По моему позвоночнику течет волна страха.

Я не чувствую его. Не чувствую его под кожей.

В комнату входят двое Жнецов в черной униформе, более формальной, чем у предыдущих стражников.

— Принесите мои доспехи, — говорит Ашен через плечо, не отводя от меня ледяного взгляда. — Соберите Совет. Скажите Эшкару и Имоджен встретить нас в «Kur».

— Сэр?

— Скажите им, что Мастер Войны вернулся с трофеем. Готовым оружием, которое выиграет нашу войну против Царства Света.

ГЛАВА 39

Я молча наблюдаю, как Ашен переодевается в тунику и черную кожаную амуницию. Он застегивает матовую черную броню на груди и плечах. Я замечаю золотые узоры по краям и узнаю рисунок виноградных лоз и листьев - такой же, как на позолоченных страницах моего дневника, оставшегося где-то в Румынии. Я поднимаю взгляд на Ашена, но в его глазах лишь холодная отстраненность. Мое сердце сжимается.

Мне не дали одежды. Даже обуви. Я просто стою и смотрю, обнаженная под шелковым плащом.

Когда Ашен готов, он хватает меня за руку и ведет к двери. Двое солдат бросают настороженные взгляды в мою сторону, но молчат, следуя за нами. Мы поднимаемся по черным ступеням, и только звук шагов и бряцание доспехов нарушают тишину.

Мы проходим два пролета, прежде чем попадаем в пустую темную комнату с окнами, обрамляющими высокие двустворчатые двери из красного дерева. Души, прикованные к железным ручкам, начинают открывать их при нашем приближении.

Обе смотрят на меня. В меня.

«Леукосия из Анфемоэссы», — шепчет голос в моей голове. «Оружие сладкоголосое».

Это исходит от души справа. От женщины. Я понимаю это, хотя они почти бесформенны, лишены черт.

Она была ведьмой. Ведьмой из Бразилии. Изабель. Изабель Соуза. Ковен Техома. Преступление мятежа. Ее забрала Нури из Дома…

— Вампир, — говорит Ашен, но в его голосе нет ни тепла, ни нежности. Он холодный и отстраненный, но смущенный. Только сейчас я осознаю, что бормотала, перечисляя подробности о душе, которую никогда не встречала.

Я моргаю, глядя на Ашена, и он выглядит ошарашенным тем, что видит.

— Я превращаюсь в собаку?

Между его бровями пробегает складка.

— Нет. Но цвет твоих глаз на мгновение изменился.

Готова поспорить, он стал ледяным синим, как у Альфы. Это дает мне каплю надежды, что заклинание, произнесенное в последние мгновения в Мире Живых, чтобы связать оборотней и гибридов со мной даже после смерти, сработало.

Я не жду, пока Ашен потянет меня за собой, и шагаю вперед, стараясь не задерживать взгляд на душах, не отводящих глаз.

Густой туман. Тусклые сумерки. Газовые фонари. Черная карета, останавливающаяся в конце пути, запряженная призраками за шеи. Кажется, в Царстве Теней ничего не изменилось.

Мы начинаем спускаться по ступеням здания, когда из глубин тумана доносится пронзительный крик. Ему отвечают другие, и трое Жнецов вокруг меня обнажают клинки.

В темноте слышны шлепанье ладоней и босых ног по дороге. Это ползуны.

— Целая стая в такой час? — говорит один из солдат, когда Ашен выставляет руку вперед, оттесняя нас назад. Я смотрю на него и по выражению его лица понимаю, мои глаза снова изменились.

— Их тянет к ней. Возвращайтесь в здание.

— Нет.

— Вампир…

Я хватаю его за руку и прижимаю ладонь ко лбу, прежде чем он успевает схватить меня. Я захватываю его мысли, не настолько сильно, чтобы причинить боль, как с Леандром, но достаточно, чтобы заставить отступить. «Дай мне сделать это», — шепчу я в его сознание и отпускаю, не дожидаясь ответа.

Он смотрит на меня, ошеломленный и дезориентированный, и я пользуюсь моментом, чтобы отойти. Спускаюсь по ступеням навстречу приближающимся ползунам, чьи разлагающиеся тела еще скрыты туманом.

Цепляюсь за надежду, делая последний тяжелый шаг к туману. Я вспоминаю что-то с моего первого визита в Царство Теней. Что-то, засевшее в памяти, как заноза, с того момента, когда мы шли домой из «Bit Akalum». Когда ползуны атаковали.

Душа смотрела на меня.

Но напала на Ашена.

Я слышу их. Слышу их раздробленные, скорбные мысли.

Делаю глубокий вдох. Он заполняет каждую щелочку легких.

Первые ноты моей песни взмывают в темноту, когда ползуны выбегают на дорогу. Я выбрала ее специально для них - этих древних, потерянных душ, которых преследуют и ненавидят в единственном мире, принявшем их. Я пою им «Песню Сейкилоса». Ту самую, что Сейкилос высек на надгробии своей жены.

Пока живешь — сияй, не печалься ни о чем. Жизнь - лишь миг, время требует свое.

Ползуны резко останавливаются. Их глаза впиваются в меня. Их обрывки мыслей колышутся в моем сознании.

Я делаю шаг к ближайшему и осторожно протягиваю руку. Он настолько изувечен, что я не могу понять, кем был, пока не касаюсь его плеча. Чувствую только запах тления и скорби, легкий оттенок серы в его белых прядях волос.

Закрываю глаза и вижу вспышки леса, пятна солнечного света. Серебристый мех и янтарные глаза, отражающиеся в зеркальной глади горного озера. Это был оборотень.

Убираю руку, и мы смотрим друг на друга. Существо тяжело дышит, нюхая воздух, будто проверяя мой запах.

— Иди, — шепчу я, и в мгновение ока они все разворачиваются и убегают обратно в туман - все, кроме того, кого я коснулась. Он отступает с дороги, пока я медленно прохожу мимо. Его глаза не отрываются от моих, даже когда Жнецы проходят так близко, что ножны Ашена задевают ногу существа.

Я поднимаюсь в карету, за мной следуют Жнецы, и мы медленно движемся вперед, в туман. Когда отодвигаю занавеску и выглядываю в окно, ползун все еще наблюдает за нами, следуя рядом с каретой, пока мы не теряем его в вездесущем тумане.

Поворачиваюсь и встречаю оценивающий взгляд Ашена.

— Что ж, — скрещиваю руки на груди. — Это было интересно.

Ашен сужает глаза, но ничего не говорит, отводя взгляд. Я все еще не чувствую его под кожей. Щупальца страха царапают мой позвоночник.

Карета везет нас сквозь сумеречные тени, и в конце концов туман рассеивается, когда мы достигаем Бухты Душ. Я смотрю на маслянистую черную воду, вспоминая видение Ашена, плывущего к островам вдали, и слова Леандра о глубинах. Когда бросаю взгляд на Ашена, его челюсть напряжена, взгляд прикован к морю. Его глаза встречаются с моими лишь на мгновение.

Мы проезжаем через ворота и останавливаемся у входа в «Kur». Солдаты первыми выходят из кареты, за ними Ашен. Я кладу руку в его раскрытую ладонь, и его пальцы смыкаются вокруг моих, когда он помогает мне спуститься. Легкое сжатие охватывает мои кости, прежде чем он лишает меня тепла своего прикосновения.

«Я верю в тебя». Я держусь за эти слова, сказанные им в Зале Воскрешения, как за единственное, что удержит меня от страха, подступающего к горлу. «Я люблю тебя, моя Лу. Не забывай».

Делаю глубокий вдох, когда мы входим в грозное здание. Чувство ужаса борется со всеми моими усилиями сохранять спокойствие. Я бросаю взгляд на котлы, откуда сбежала с Коулом и Эдией. Мой взгляд задерживается на том месте, где упал Ашен, сраженный клинком, брошенным мной. Я помню, как его горячая кровь залила пол, как он отчаянно звал мое имя.

Когда мы наконец достигаем противоположного конца здания, величественный зал заполнен Жнецами, выстроившимися по обе стороны, создавая проход к возвышению. Я вижу несколько знакомых лиц из «Bit Akalum», включая Имани и Тессу, и тех, кто наблюдал, как мы с Ашеном танцуем, с хищным желанием в глазах.

Имоджен и Эшкар стоят на возвышении, одетые в такие же роскошные черные мантии, как и в прошлый раз. Их окружают двенадцать незнакомых Жнецов в столь же формальных одеждах. Совет, видимо.

Несколько стражников стоят по краям возвышения, все смотрят на меня с тусклым пламенем в глазах. Я слышу звук позади и оборачиваюсь, солдаты в черных доспехах закрывают проход. Я глотаю ком страха, тяжелый, как булава, в горле. Похоже, в этот раз бежать некуда.

— Мастер Войны, — говорит Эшкар, выступая вперед. Тупой конец его длинного копья стучит по камню. — Я делал ставки на других, но именно ты возвращаешься победителем, а твоя сестра - вовсе нет.

— Я единственный, кто был вам нужен.

Эшкар фыркает.

— Да. Похоже, так, — Его взгляд скользит ко мне. — Ты привел нам вампиршу.

— Гибрида, — поправляет Ашен, делая шаг к возвышению. — Оружие. Завершенное.

— Так утверждают твои солдаты. Как?

— Когда повреждения в ее горле были исправлены, ее состояние стабилизировалось. Она приняла сыворотку оборотня и теперь контролирует гибридов, а также стаю Семена Абдулова.

Имоджен делает шаг вперед, ее взгляд скользит по моему плащу вниз до босых ног.

— Как это возможно? Почему она не атакует нас?

— Я связал ее с собой, — говорит Ашен, и мои щеки вспыхивают, когда вокруг нас поднимается шепот. Эшкар поднимает руку, успокаивая зал. — Я контролирую ее через кровь и общую метку. Она не смешана с ануннаки, а со мной.

Я подавляю недоверчивый смех, когда холодная волна страха сжимает позвоночник. Черт. Черт. Черт. Возможно, я совершила самую большую ошибку. Самую глупую. Ту, из которой не выкрутиться. Блять. Что, если я снова заполнила пробелы? Возможно, я только что связала свою жизнь с величайшим врагом. С тем, кто преподносит меня, как трофей. О боже. Ветер страха дует сильно, и все мои паруса готовы умчать меня подальше отсюда.

«Просто доверься мне. Это будет тяжело. Очень тяжело».

Я стараюсь не ерзать под грузом разрушающейся уверенности и взглядов всего Совета.

— Подведи ее сюда, — говорит Эшкар, и в его глазах сверкает триумф, когда он смотрит прямо на меня.

Я смотрю на Ашена. Он кивает, и ничего больше. Даже искры в его глазах нет.

Смотрю вперед.

Делаю глубокий вдох. И затем делаю выбор.

В этот раз мне нужно доверять не ему.

А себе.

Я должна верить, что все, что видела и чувствовала, - реально. Я знаю, что видела в человеке, которого выбрала. Что в моем сердце. Я знаю, что любовь, которую чувствую, - не иллюзия. И знаю, на что способна сама, без чьей-либо помощи.

Ашен берет меня за руку, и мы поднимаемся по ступеням возвышения, останавливаясь перед Эшкаром и Имоджен. Они осматривают меня, будто музейный экспонат - красивый, но разочаровывающий.

— Имоджен, если позволишь, — Эшкар жестом указывает на меня.

Имоджен скользит вперед, ее глаза вспыхивают ярко-зеленым пламенем. Длинные рыжие волны приподнимаются от плеч в легком ветерке. Она протягивает руку ладонью вверх, татуировка на ней светится золотым светом.

— Возьми мою руку, юная, — ее голос звучит сладко, несмотря на зловещую улыбку.

Я не отвожу взгляда, когда кладу руку в ее ладонь.

Моргаю, и мы стоим так же, как секунду назад, но теперь в гостиной дома Жнецов, куда я попала с Эдией и Коулом после побега.

— Твой дом, — говорю я.

Имоджен улыбается.

— Да. Нравится?

Я не отвечаю, скользя взглядом по комнате, прежде чем вернуться к ней. Ее улыбка расширяется.

— Говорит ли Ашен из Дома Урбигу правду?

— Да. Моя трансформация завершена. И мы связаны.

Улыбка Имоджен становится благосклонной. Она поднимает руку и отводит волосы от моего лица материнским жестом. Я чувствую след магии в ее пальцах. Это пробуждает во мне тоску по матери, которую, возможно, никогда не знала. По той, что оставила меня на берегу, как существо на острове, лишь с именем.

Я чувствую запах моря. Слышу грохот волн.

Прогоняю воспоминание и вижу, как глаза Имоджен вспыхивают ярче.

— Я могу помочь тебе узнать, почему они оставили тебя на Анфемоэссе. Найти твое прошлое, — шепчет она.

Боль от этого предательства жжет сердце. Я все еще чувствую, как волны тянут меня обратно к берегу. Мой отчаянный крик застревает в горле, когда я кричу вслед, соленая вода заливает рот, пока я не оказываюсь на берегу, как выброшенный штормом обломок.

Чувствую руку Аглаопы на плече. И держусь за ее любовь. За всю любовь, что у меня есть сейчас, настоящую, за семью, которая не оставила бы меня на берегу. Которая сражалась бы рядом со мной в любой битве.

Слезы жгут глаза. Одна скатывается по щеке. Имоджен притягивает меня ближе.

— Ты принадлежишь нам. Ты можешь помочь нам выиграть войну против Царства Света. Остановить их, прежде чем они уничтожат нас и ввергнут Мир Живых в хаос. Твои друзья, твой род - они умрут там, если мы не остановим их. А в обмен на помощь мы дадим тебе то, что ищешь. Семью.

Еще одна слеза, затем другая. Имоджен держит мою руку, обнимая другой.

Она обнимает меня, потому что я стала тем, кем она хотела.

Так что я могу получить от нее то, что хочу.

Близость.

Я обнимаю Имоджен в ответ. И затем вонзаю клыки в ее горло.

Имоджен визжит, когда я впитываю ее сущность. Ее мысли. Ее душу. Я держусь, сжимая ее руку, пока мы падаем на колени. Она бьет меня свободным кулаком, но ее силы тают, пока она не обмякает в моих руках.

— У меня уже есть семья, — шепчу я в ее умирающие глаза.

Отпускаю ее руку.

Когда моргаю, я снова оказываюсь на возвышении. Имоджен падает безжизненной к моим ногам. Я поднимаю взгляд на Эшкара и улыбаюсь.

Мгновение тихого шока растворяется в хаосе. Ашен приказывает солдатам схватить Совет. Стражи бросаются ко мне, другие оттесняют Эшкара. Один хватает меня за руку, и я прижимаю ладонь ко лбу. Отправляю его разум в темную комнату, забирая меч, пока он бродит с вытянутыми руками, будто ощупывает путь.

Я слышу Ашена за спиной, он рубит всех, кто подходит слишком близко, сражается со стражами Совета и солдатами, не подчиняющимися его приказам. Я убиваю одного, затем другого украденным мечом, пока вокруг нарастает хаос. Крики и проклятия, звук клинков, рассекающих кости и плоть, хлюпающая кровь под ногами. Это симфония. И все, что я вижу, - Эшкар.

Я бросаю меч. Он мне больше не нужен.

— Gassan tiildibba me zi ab. Alsi kunusi, — говорю я, поднимая руки. Мой голос звучит поверх ойни, наслаиваясь. Он колеблет дым, поднимающийся по стене за возвышением. Он разбивает окна высоко над туманом, и стекло дождем сыплется в зал.

«Королева, дарующая жизнь умирающим. Я призываю тебя».

Эшкар готовит копье и бросается ко мне, но я не двигаюсь.

Он делает лишь два шага.

Зида атакует в белом вихре чешуи, вырываясь из теней, затем снова скрывается у края возвышения. Она готовится к новому удару, когда Эшкар смотрит на свою грудь - на яд, смешивающийся с кровью, текущей из дыры рядом с сердцем. Он поднимает взгляд на меня, и я вижу только шок, ярость и страх в его глазах.

Я не отвожу взгляда от Эшкара, ни когда Зида атакует остальных членов Совета, ни когда Уртур пробегает справа, расправляясь со стражами, ни когда кто-то кричит о ползунах, врывающихся в зал. Я смотрю на Эшкара, когда Ашен проходит мимо, вырывает копье из его рук и обезглавливает одним ударом меча с адским пламенем. Даже когда голова Эшкара катится по возвышению, останавливаясь в луже крови, мои глаза все еще прикованы к его.

— Хватит! — гремит Ашен, ударяя древком копья о возвышение. Он окидывает зал взглядом, затем подходит к голове Эшкара, поднимает ее за волосы и показывает залу, заполненному стражами, солдатами и Жнецами. Ползуны окружают толпу, не давая никому сбежать. Души блуждают по краям зала, будто не зная, куда идти. Даже гиены крадутся в тенях, смотря на меня.

Мертвые лежат вокруг. Некоторые - в вечной смерти, другие тела рассыпаются искрами и пеплом. Ашен смотрит на двух солдат, пришедших с нами, и приказывает им отправить подкрепление в Залы Воскрешения. Они спешат прочь.

Ашен поворачивается к залу.

— Эшкар и Имоджен мертвы. Совет мертв, — я бросаю взгляд через плечо, Зида беспокойно извивается за мной. Члены Совета лежат в лужах крови. — Нами правила коррупция. Нас вели к конфликту, который не выиграло бы ни одно царство. Нас уводили от истинной цели - вершить правосудие душ. Милосердное правосудие. Не жестокость. Не варварство. Не пытки. Правосудие.

Ашен бросает голову Эшкара в толпу. Некоторые Жнецы ахают, когда она катится между ними.

— Теперь я управляю Царством Теней. И говорю вам как ваш правитель: настоящий враг там, ждет, чтобы воспользоваться нашей слабостью. И мы почти отдали им то, чего они хотели.

Взгляд Ашена скользит по залу, прежде чем он вкладывает меч в ножны. Он поворачивается, подходит к телу Эшкара, опускается на колени и снимает цепь с окровавленной шеи. Фигурный золотой квадрат, усыпанный темно-красными рубинами и отполированным турмалином.

Ашен долго смотрит на него, затем встает и подходит к краю возвышения, держа цепь в одной руке, копье - в другой. Он останавливается передо мной.

И я чувствую его под кожей.

Столько гордости. Столько любви. Но и страх. Не знаю, страх за меня или передо мной.

— Все в порядке, вампирша? — шепчет он. Я киваю, на миг улыбаясь. Тепло в его глазах смягчает грозный вид. — Спасибо, моя Лу.

— За что? — шепчу в ответ под шорох чешуи Зиды.

Ашен улыбается. Подходит ближе, но не касается меня.

— За то, что доверилась мне.

Мое сердце бьется так, что, кажется, разобьет кости. Мне так хочется прикоснуться к нему, но множество взглядом удерживает мои руки в рукавах плаща. Я снова улыбаюсь, стараясь не смотреть на демонов, уставившихся на нас.

— Я обещал тебе кое-что, — говорит он. — И теперь время решить, чего ты хочешь.

Я хмурюсь в недоумении.

— Я клялся, что если ты захочешь сжечь все царства, я поднесу тебе спичку, — Ашен поднимает окровавленную цепь, квадрат на ней вращается. — Это спичка.

Я перевожу взгляд с золотого квадрата на его глаза.

— Не понимаю.

— Этот ключ открывает все коридоры в Царство Теней. Все врата. Ты могла бы впустить гибридов и оборотней, — его голос так тих, что слышу только я. — Здесь самые сильные Жнецы, у твоих ног. Ты могла бы очистить эти земли от каждого демона. Сжечь дотла, и я буду охотиться с тобой, пока последний Жнец не умрет от твоей руки.

Я сглатываю.

Не могу отрицать. Я хотела этого. Думала об этом так часто. В самые темные моменты это было моим спасением, когда демоны резали, ломали и крали у меня. Я мечтала, чтобы они сгорели.

Ашен видит войну в моих мыслях. Он не отводит взгляда, мягко улыбаясь и отступая.

— Выбор за тобой, моя Лу. Любовь моя. Это спичка, — он протягивает цепь, — или милосердие.

Ашен поднимает копье, и я слежу за его длинным древком до острия, указывающего в потолок.

Смотрю на Ашена, его лицо такое терпеливое, будто он заставит все царство ждать в тишине, сколько потребуется.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Выдыхаю через сомкнутые губы, чувствуя каждый удар сердца.

Открываю глаза.

— Милосердие.

Ашен опускает цепь, делает шаг, затем другой. Он останавливается передо мной, вкладывает древко копья в мою раскрытую ладонь. Его пальцы смыкаются вокруг моих, и он успокаивающе улыбается.

— Жнецы и души. Звери и твари тьмы, — голос Ашена гремит по залу, его глаза прикованы к моим. — В качестве первого акта как правитель Царства Теней я отрекаюсь от власти и передаю ее Леукосии из Анфемоэссы.

Ашен отпускает мою руку. Вынимает меч из ножен, опускает взгляд. И затем склоняет голову, опускаясь на одно колено у моих ног.

— Демоны Царства Теней, — его голос режет тишину, острый и смертоносный, как клинок. — Склонитесь перед вашей Королевой.

ОТ АВТОРА

Писать эту книгу было удивительным опытом, но и невероятно сложным. «ССГЯ» вытолкнула меня далеко за пределы зоны комфорта как автора. Я по-прежнему остаюсь «пансером» — то есть не планирую сюжет заранее, что иногда… довольно страшно. В этот раз мне пришлось переосмыслить многие идеи, перекроить их так, как я не ожидала, но я очень довольна результатом. Главной моей целью было сделать историю Лу и Ашена достойной, помочь им расти и исцеляться - как по отдельности, так и вместе. Надеюсь, мне удалось этого добиться для вас, читателей.

Я бесконечно благодарна друзьям и семье за их поддержку и вдохновение. Отдельное спасибо моим читателям, многие из которых стали замечательными друзьями. Ваша поддержка, ВАШИ КОММЕНТАРИИ КАПСЛОКОМ, сообщения, видео, фотографии и даже РЕЦЕПТЫ НАПИТКОВ… Боже, это потрясающе! Нэсса, Ванесса Роуз, Ли, Наталья, Натали, АРЛИ (кричу в ответ, потому что мы так общаемся), Никс, Келс, Джесси, Лин (ты заставляешь меня СМЕЯТЬСЯ), Лина (мой личный генератор хайпа!), Джинни, Керри, Лора, Седона, Джесси, Мэйси (эти потрясающие эдиты, СПАСИБО!), Ханна (напитки!), и БЕЛЛА — моя дорогая Белла, которая всегда трогает меня до глубины души.

Особая благодарность Стефани Фурне, одной из моих любимых авторов, которую мне посчастливилось назвать подругой. Твоя постоянная поддержка и вдохновение значат для меня очень много. (Если вы еще не читали книги Стефани, БЕГИТЕ ИСПРАВЛЯТЬСЯ. Вы не разочаруетесь. Ее последний роман — Dream House, и я ОБОЖАЮ его).

Спасибо моей замечательной подруге Сане за любовь, доброту, смех, поездки, сидр, долгие разговоры и за то, что всегда разрешаешь мне останавливаться, чтобы поймать змею, ха-ха. Риган, спасибо за неизменную поддержку и дружбу - ты всегда знаешь, что сказать, и я вечно буду поднимать маргариту в твою честь. Эйприл - девочка, мы довели искусство жаловаться на НАУКУ, ха-ха. И Мэри, я так рада, что ты вернулась, и мы снова можем проводить время вместе - я счастлива, что ты в моей жизни (даже когда ты разбиваешь мне сердце своими песнями сирены). Я люблю вас всех и горжусь нашей дружбой.

Спасибо моей семье. И снова: надеюсь, вы это не читаете. Особенно мой сын, Хейден. Просто… никогда не читай эту книгу. Никогда-никогда. Но я все равно надеюсь, что ты мной гордишься.

И последнее, но не менее важное: огромное спасибо моему потрясающему мужу Дэниелу. Без тебя эта книга не увидела бы свет. Ты был моим советчиком, моим болельщиком, моим всем. Ты читал отзывы, когда я не могла набраться смелости, приносил мне кофе и вино (к счастью, не одновременно), помогал выкраивать время для писательства и правок и каждый день говорил, как гордишься мной. Без твоей руки, поддерживающей и подталкивающей меня вперед, я бы не справилась. Я так тебя люблю.

С любовью,

Бринн xx

Notes

[

←1

]

Песня Селин Дион «All by Myself»

[

←2

]

Фраза из фильма «Сумерки», когда Эдвард взял на спину Беллу.

[

←3

]

Древнее культовое сооружение

[

←4

]

Город в Исландии

[

←5

]

Лима — город на тихоокеанском побережье Южной Америки, столица Республики Перу.

[

←6

]

«Принеси крови для вампира»

[

←7

]

Персонаж сборника стихов Т. С. Элиота 1939 года "Книга практичных кошек Старого Поссума" и его музыкальной адаптации 1981 года "Кошки Эндрю Ллойда Уэббера". Мистоффелис - молодой черно-белый смокинговый кот, обладающий магическими способностями, которые он пока не может полностью контролировать.

[

←8

]

«Боже, спаси нас всех»

[

←9

]

«Господи Иисуссе»

[

←10

]

С итал. «сладкие клыки»

[

←11

]

«Это впервые»

[

←12

]

«У меня никогда раньше не было девушки, которая исполняла бы мне серенаду.»

[

←13

]

«Ты в порядке, сладкие клыки?»

[

←14

]

«Все будет хорошо»

[

←15

]

«Я обязан тебе жизнью».

[

←16

]

Гуано - скопившиеся экскременты морских птиц или летучих мышей.