Библиотека :)

Избранные произведения драматургов Азии (пер. Владимир Сергеевич Гривнин, ...) 2416K - Кобо Абэ - Муин Бсису - У Хань - Лао Шэ - Азиз Несин (скачать epub) (скачать mobi) (скачать fb2)

Избранные произведения драматургов Азии

Мохан Ракеш НАДЛОМЛЕННЫЕ

Мохан Ракеш (1925—1972) — индийский прозаик и драматург, писавший на языке хинди. Закончил Пенджабский университет в Амритсаре. Скитался по стране в поисках работы. Начал печататься в 1945 году. Многочисленные рассказы писателя вошли в сборники: «Человеческие обломки» (1950), «Новые облака» (1957), «Еще одна жизнь» (1961) и др. Автор романов «Темные закрытые комнаты» (1961; перевод на русский язык М., 1982), «Промежуток» (1972, премия Литературной академии Индии, 1972). Большим успехом пользуются пьесы Мохана Ракеша — «Один день в месяце ашарх», 1958 (из жизни Калидасы) и публикуемая в настоящем томе — «Надломленные» (1969).

Перевод с хинди Л. Кузнецова.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М у ж ч и н а  в  ч е р н о м  к о с т ю м е, который также выступает в ролях: М у ж ч и н а  п е р в ы й, М у ж ч и н а  в т о р о й, М у ж ч и н а  т р е т и й  и  М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ему 49—50 лет. Характерная черта, проявляющаяся и в выражении лица, — склонность к иронии, саркастичность. В роли  М у ж ч и н ы  п е р в о г о — одет по-европейски, в брюки и рубашку. Нетерпелив и беспокоен как человек, которому кажется, что он уже проиграл свою жизненную битву. В роли  М у ж ч и н ы  в т о р о г о  на нем брюки и индийский сюртук с глухим воротом. Доволен собой, но несколько суетлив и насторожен. В роли  М у ж ч и н ы  т р е т ь е г о  носит брюки и изящный легкий пиджак. В руке пачка сигарет. Все время курит. Всем своим видом старается показать, что живет только ради собственного удовольствия. В роли  М у ж ч и н ы  ч е т в е р т о г о  одет в брюки и длинный пиджак старого, немодного покроя. В лице подчеркнутое выражение нравственного превосходства и в то же время некоторого лукавства.

Ж е н щ и н а — ей около 40 лет. В глазах молодой блеск и неугасшее, но уже последнее желание. На ней простые, но выбранные со вкусом блузка и сари. Другое сари — на особый случай.

С т а р ш а я  д о ч ь — ей не более 20 лет, но лицо уже выражает усталость от борьбы с трудными обстоятельствами жизни, а также нетерпение. Иногда выглядит старше своих лет. Сари еще проще, чем у матери. Во всей ее личности проглядывает какая-то нецельность, разбросанность.

М л а д ш а я  д о ч ь — ей 12 или 13 лет. В чувствах, в голосе, в движениях — протест против всего на свете. На ней красивое платьице, но на одном чулке дырка.

С ы н — 23-х лет. На нем заправленная в брюки рубашка с короткими рукавами — яркая, броская, но уже застиранная.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Дом, где живет семья, прежде обладавшая средним достатком, но ныне скатившаяся почти до бедности.

Используемая во всех целях комната. Мебель представляет собой остатки былого благополучия — некогда приличные кресла и софа, обеденный стол, буфет, туалетный столик и т. д.; но все эти предметы с трудом нашли себе место в нынешней тесноте. Они расположены не так, как этого требует их назначение и соотношение, а как это диктуется недостатком пространства. Связь между ними, в угоду временному удобству, почти нарушена. Кажется даже, что и удобство это достигнуто лишь ценой примирения со многими неудобствами; более того, делаются попытки найти удобство именно в этих неудобствах. Среди основных предметов мебели разбросаны мелкие — тут треугольный столик, там два или три табурета, полка с растрепанными книгами, есть даже письменный стол со стулом. Диванные подушки, портьеры, скатерти, покрывала хотя и имеются, но так застираны, порваны, зачинены, что трудно даже сказать, что лучше: быть им здесь или вовсе не быть.

В комнате три двери. Первая — на задний дворик, где расположена и кухня, другая — в соседнюю комнату, третья — на улицу. Улица проглядывается и за задним двориком. Когда поднимается занавес, прежде всего виден разрозненный, с потрескавшимися чашками чайный сервиз, оставленный на обеденном столе. Затем поочередно освещаются потрепанные книги, сломанные стулья и прочая рухлядь. Спустя несколько секунд свет падает на ту часть софы, где сидит  М у ж ч и н а  в  ч е р н о м  к о с т ю м е, который нетерпеливо курит сигару. Световое пятно так и замирает здесь, но временами неясно высвечиваются и другие углы сцены.

М у ж ч и н а  в  ч е р н о м  к о с т ю м е (задумчиво стряхивая пепел с сигары). Ну вот, опять все сначала. (С видимым усилием заставив себя сосредоточиться для исполнения какого-то неприятного долга, рывком поднимается с софы.) Я не знаю, за кого вы меня принимаете и чего от меня ждете. Может, вы думаете, что в этой пьесе я какое-то строго определенное лицо — актер, режиссер, директор театра или еще кто-нибудь в том же роде? Вы заблуждаетесь, о себе я не могу сказать абсолютно ничего определенного — как, впрочем, и обо всей пьесе, потому что, собственно говоря, она столь же неопределенна. А причина в том, что… Нет, и о причинах тут говорить бесполезно. Конечно, всякое явление обусловлено какой-то причиной, хотя, впрочем, вовсе необязательно, чтобы внешняя, выставляемая напоказ причина соответствовала действительной. И если я не могу сказать ничего определенного даже о себе, мне ли судить о причинах или беспричинности других явлений окружающего мира. (Некоторое время стоит молча, размышляя о чем-то и затягиваясь сигарой.) Кто я, собственно, такой? Если хотите, это тот самый вопрос, который я перестал задавать себе, придя сюда, к вам. Кем я являюсь на сцене, я не являюсь вне ее, а кто я есть вне сцены… Впрочем, что вам за дело до того, кто я вне сцены? Наверно, вполне достаточно сказать, что я тот самый человек, с которым вы иногда вдруг сталкиваетесь на улице, при этом вы лишь окидываете меня сердитым, презрительным взглядом. Вот и все. А где я живу, чем занимаюсь, с кем общаюсь и в каких условиях существую — до всего этого вам нет никакого дела. Нет дела потому, что и мне нет дела до вас, и в момент нашего столкновения вы для меня то же самое, что для вас — я. Так что и вы можете оказаться на том месте, где сейчас стою я. Между вами и мной, двумя столкнувшимися на улице субъектами, некий знак равенства. Такое же равенство между вами и вот этим человеком, между этим человеком и тем, между тем человеком и мною… Не ломайте голову, не ищите в этом математическом примере ничего из ряда вон выходящего. Все дело в том, что если разложить меня на составные элементы, то в каких-то из этих элементов я совершенно подобен любому из вас, и именно потому — на сцене ли, или вне сцены — я не играю никакой особой определенной роли. (Начинает расхаживать по сцене.) Я сказал, что пьеса эта столь же неопределенна, как и я сам. То есть именно потому она и неопределенна, что в ней присутствую я, точнее, она и определенна и неопределенна в той же мере. Вы скажете — особая семья, особые обстоятельства! Допустим, можно изменить обстоятельства, но ведь я-то останусь самим собой. На месте этой женщины окажется другая, но ведь она тоже будет вынуждена терпеть меня, или же, если поменять нас местами, я стану терпеть ее. Все равно пьеса к концу сделается такой же неопределенной и так же трудно будет решить, что в ней главное, кому принадлежит ведущая роль — мне, этой женщине, обстоятельствам нашей совместной жизни или каким-то другим факторам, возникающим при соединении этих трех моментов… (Выходит на авансцену и становится перед зрителями с сигарой во рту, глядя куда-то вверх. Потом хмыкает и, вынув изо рта сигару, стряхивает пепел.) Но может быть, я только ищу себе оправдания, разыгрывая здесь перед вами роль романтически неопределенного героя неопределенной пьесы? Может быть, вам все-таки кажется, что эту пьесу можно сделать достаточно определенной — если, допустим, убрать из нее некоторых персонажей или, напротив, ввести в нее двух-трех новых, если кое-что вычеркнуть из текста или, напротив, добавить что-нибудь новое? Вы скажете, что можно переменить и кое-какие жизненные обстоятельства. Ну что же, если у вас найдется что посоветовать, это можно сделать после спектакля или даже по ходу пьесы, ведь мы с вами встретимся в ней не раз… (Наклоняет голову в легком полупоклоне, постепенно фигура его тускнеет и исчезает в темноте.)

Затем, один за другим, начинают освещаться разные углы комнаты, и скоро свет заливает всю сцену. Она пуста. На табурете лежит расстегнутая школьная сумка, из которой наполовину высыпались тетради и учебники. На софе валяются вразброс два или три старых журнала, несколько вырезанных оттуда и приготовленных для вырезания картинок, а также ножницы. На спинку одного из стульев небрежно брошены мужские брюки. С улицы входит  Ж е н щ и н а, неся в руках разнообразные предметы — что-то для дома, что-то из конторы для сверхурочной работы. У нее усталое лицо, и все эти вещи явно надоели ей. Сложив их на стул, она бегло оглядывает комнату.

Ж е н щ и н а (со вздохом облегчения). У-фу-фу-фу-фу! (Разочарованно.) Опять никого нет дома. (Глядит в сторону двери, ведущей во внутренние покои.) Кинни!.. Где ты там, слышишь? (Смотрит на школьную сумку, лежащую на табурете.) Вот как! Очень мило! (Берет в руки один из учебников.) Ну вот, опять порвала книжку! И ни капельки стыда. Откуда каждый день брать деньги на новые учебники? (Подходит к софе.) А вот чем занимается весь день господин Ашок! (Берет в руки вырезанные картинки.) Элизабет Тейлор… Одри Хэпбёрн… Софи Лорен… Тратить жизнь на эти картинки! (Положив на место картинки, хочет присесть, но наталкивается взглядом на брюки. Подходит к ним.) А здесь трудился главный господин. (Подняв брюки как дохлую кошку, брезгливо осматривает их, хочет бросить в угол, но, передумав, начинает аккуратно складывать.) Весь день человек дома, может же сделать хоть одно полезное дело — положить на место собственные штаны. (Прежде чем подойти к шкафу, замечает на столе неубранную чайную посуду и, сердито швырнув брюки обратно на стул, принимается складывать ее на поднос.) Даже посуду в кухню отнести не удосужится, коли уж садится за чай позже всех. Ждет, пока я приду, — уберу так уберу, а не уберу, так никто пальцем не пошевелит… (С подносом в руках направляется к двери, ведущей во внутренний дворик.)

Но в ту же минуту из нее выходит  М у ж ч и н а  п е р в ы й. Женщина останавливается на пороге и смотрит на него в упор, но он, пряча глаза, проходит мимо нее в комнату.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ты приехала? Я вижу, сегодня автобус пришел вовремя.

Ж е н щ и н а (ставя поднос обратно на стол). Очень хорошо: приходишь с работы, а дома ни души. Куда ты уходил?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Никуда. Тут был все время, только на минутку вышел. В магазин.

Ж е н щ и н а (снова взяв в руки его штаны). Просто не знаю, что за порядки в этом доме. С утра по всей комнате разбросана тысяча вещей.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (протянув руку). Дай сюда.

Ж е н щ и н а (встряхнув брюки и начиная складывать их). Что теперь давать? Мог бы и раньше это сделать. (Сердито открыв шкаф, кладет туда брюки таким движением, будто заключает их в тюремную камеру.)

Первый мужчина, чувствуя себя здесь лишним, озирается по сторонам, потом кладет руку на спинку стула. Женщина подходит к столу, берет поднос.

Кто тут пил чай?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (виновато). Я.

Ж е н щ и н а. Неужели тебе одному понадобилась такая гора посуды?.. Кинни давал молоко?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Я даже не видел ее.

Ж е н щ и н а (унося поднос). Чтобы видеть, надо быть дома. (Через дверь, ведущую во двор, уходит в кухню.)

Первый мужчина, растерянно хмыкнув, принимается раскачивать стул. Из кухни, обтирая руки краем сари, возвращается  Ж е н щ и н а.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Я вышел только на минутку.

Ж е н щ и н а (занимаясь уборкой других вещей). Почем я знаю, на сколько… Да, вот что: он опять сегодня приедет к нам, немного погодя. Ты будешь дома?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (перестав раскачивать стул). Кто приедет? Сингхания?

Ж е н щ и н а. Кто же еще? Он приглашен к кому-то на обед. А по пути обещал на пять минут зайти к нам.

С тем же «хм» Мужчина первый снова принимается раскачивать стул.

Мне не нравится эта твоя привычка. Сколько раз говорить.

Мужчина первый отнимает руку от стула.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Наверное, ты сама его пригласила.

Ж е н щ и н а. А разве я не должна была это сделать? В конце концов, он мой начальник.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Если даже и начальник, это вовсе не значит, что…

Ж е н щ и н а. Может быть, ты знаешь больше моего? Кажется, ведь это я работаю под его началом.

Мужчина первый снова принимается было раскачивать стул, но тут же поспешно отдергивает руку.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Когда он приедет?

Ж е н щ и н а. Не знаю. Когда будет проезжать мимо.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (таким голосом, будто у него болит горло). Ну и хорошо!..

Ж е н щ и н а. Люди завидуют мне. У меня он был уже дважды. Сегодня зайдет в третий раз. (Собрав ножницы, журналы и вырезанные картинки, кладет их в ящик письменного стола. Затем складывает учебники в сумку и отставляет ее к стенке.)

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Значит, люди знают, что он бывает у нас?

Ж е н щ и н а (сердито глянув на него). А что, это плохо?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Разве я сказал, что плохо? Наоборот, очень хорошо.

Ж е н щ и н а. Я прекрасно понимаю, как ты это говоришь.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Тогда лучше мне молчать. Если я молчу…

Ж е н щ и н а. Ты молчишь! Может, другой кто-нибудь. (Подняв со стула принесенные с работы вещи, начинает раскладывать их по местам.)

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Разве я сказал тебе хоть слово, когда он бывал у нас раньше?

Ж е н щ и н а. Ты молчал, потому что тебе было стыдно. И оба раза ты уходил из дому.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ну и что? Разве у человека не может быть дел?

Ж е н щ и н а (продолжая разбирать вещи). У тебя они окажутся и сегодня.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (смешавшись). Да, мне скоро нужно будет уйти… Но если ты считаешь, что лучше остаться…

Ж е н щ и н а. По мне, так можешь не оставаться. (Смотрит по сторонам — не осталось ли еще дел в комнате.) Тебе дать еще чаю? Я хочу приготовить для себя.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Тогда и мне дай чашку.

Женщина направляется к двери, ведущей во двор.

Послушай…

Она останавливается и смотрит на него.

Как с ней разделались? Ну… с той женщиной в вашей конторе, которая участвовала в забастовке?

Ж е н щ и н а. Когда разделаются, тогда и узнаешь.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Но все-таки разделаются?

Ж е н щ и н а. А ты что, ждешь этого? (Уходит.)

Покачав головой, Мужчина первый нерешительно оглядывается по сторонам, как бы соображая, чем теперь себя занять. Потом, будто что-то вспомнив, достает из кармана газету и разворачивает ее. С прочтением каждого нового заголовка меняется и выражение его лица — оно становится то радостным, то насмешливым, то напряженным, то разочарованным. В то же время он произносит различные реплики, вроде: «Очень хорошо», «Великолепно!», «Вот это крепко!», «О, смотри-ка», «Ну и что?». Из кухни возвращается  Ж е н щ и н а.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (отстранив газету, смотрит на нее). Смотри пожалуйста, теперь всюду забастовки.

Ж е н щ и н а (равнодушно, не глядя в его сторону). Тебе в самом деле нужно уйти? Ты куда-то собирался?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Да. Думал, не заехать ли к Джунедже.

Ж е н щ и н а. А… К Джунедже!.. Ну что ж, съезди.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. У меня сейчас нет денег, чтобы отдать ему долг. Но нужно хотя бы показаться на глаза.

Ж е н щ и н а. Что ж, съезди, покажись.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Он полгода пробыл за границей. Может быть, начнет какое-нибудь новое дело, в котором и мне…

Ж е н щ и н а. Ну как же, конечно! Для тебя он в лепешку готов расшибиться, как всегда. (Взяв тряпку, принимается обтирать стулья и прочие предметы в комнате.) У нас всегда столько пыли. Откуда только берется!

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ты зря так. Он во всем помогает мне.

Ж е н щ и н а. Если бы не помогал, не было бы и столько вреда от его помощи.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (рассерженный, садится на софу). Тогда я вообще не поеду к нему. Как будто мне все это одному нужно. А если до сих пор мне не везло, так это потому, что…

Ж е н щ и н а. Встань, пожалуйста. Дай мне убраться.

Поднявшись с софы, Мужчина ждет, когда снова можно будет сесть.

Сядь вон на тот стул. Там чисто.

Сердито, словно желая выругаться, Мужчина смотрит на нее, но потом отходит и садится на указанный ему стул.

(Продолжает ворчливо.) Вы с ним делали одно дело. Вложили одинаковые деньги. У вас была одна фабрика, одни и те же доходы и расходы. Только почему-то Джунедже повезло, а тебе не повезло.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (в гневе вскакивает с места). Ты говоришь это так, будто я…

Ж е н щ и н а. Чего ты вскочил?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Что, мне стоять уже нельзя?

Ж е н щ и н а (выдержав небольшую паузу, с упреком). Стоять-то можно, лишь бы не перед судом.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (с трудом сдерживая себя). Будь ты на моем месте, так узнала бы…

Ж е н щ и н а. И без того знаю. Разве нет?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (ворчливо). Сколько мы тогда денег получили от этой фабрики! Не успели внести свой пай, как тут же все взяли назад и истратили…

Ж е н щ и н а. Кто истратил? Я?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Нет, я! Ты помнишь, сколько тогда было расходов по дому? И за квартиру каждый месяц четыреста рупий, и без конца ездили в такси, и холодильник в кредит купили, и за детей в школу платили…

Ж е н щ и н а. И вино рекой лилось. И банкетам не было конца, тоже статья немалая!

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ты что, ищешь ссоры?

Ж е н щ и н а. Вот-вот, сейчас ты готов и поссориться. Чтобы под этим предлогом уйти из дому. А гость придет, подумает бог знает что. Разве не странно, что у мужа всякий раз находятся какие-то дела? Еще вообразит себе, будто я нарочно тебя усылаю.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. У нас с ним не было уговора, чтобы я непременно был дома.

Ж е н щ и н а. Прикажешь передать ему, чтобы впредь договаривался с тобой? Ты ведь у нас такой занятой человек, дохнуть некогда — то заседание, то совещание, на части рвут.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (сбавив тон, без прежнего запала). А ты только и ждешь случая, чтобы уколоть меня?

Ж е н щ и н а. Ну вот, вернулся твой Джунеджа — теперь опять начнешь пропадать из дому по три дня кряду.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (сопротивляясь из последних сил). Ты опять об этом? Если меня и не бывает иногда дома, то из-за чего, в конце концов?

Ж е н щ и н а. Это уж тебе знать. Или твоему сыну. Он тоже по три дня не ночует дома.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ты меня равняешь с ним?

Ж е н щ и н а. Нет, его с тобой. Он тоже, как и ты, загубил себе жизнь.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А твоя дочь? У кого она научилась губить свою жизнь? (Почувствовав, что перевес на его стороне, снова возвышает голос.) Мне бы и в голову не пришло с кем-то убежать из дому.

Ж е н щ и н а (пристально глядя ему в глаза). Что ты хочешь этим сказать?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А, что тут говорить!.. Иди лучше приготовь чай, вода уже, наверно, вся выкипела. (Сев на софу, снова разворачивает газету, но видно, что на чтении он сосредоточиться не может.)

Ж е н щ и н а. Я сама знаю, что выкипело, а что нет. Всякий раз, как я кого-нибудь приглашаю к нам в дом, мне заранее уже известно, что именно ты будешь в этот день делать и что говорить.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (делая вид, будто что-то читает в газете). У-ху-ху-ху-ху-ху…

Ж е н щ и н а. Сам же без конца твердишь — почему да почему я не поговорю с кем-нибудь насчет работы для мальчика. А когда представляется такой случай, так начинаешь…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Да-да, именно Сингхания устроит его на работу. И именно для того, бедняжечка, он приходит сюда.

Ж е н щ и н а. Ты должен быть уже и тем доволен, что такой солидный человек, по первому же приглашению…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Разве я недоволен? Я всегда ужасно радуюсь, когда у нас начинают бывать новые люди. Сначала приходил Джагмохан. Потом начал ходить Манодж…

Ж е н щ и н а (глядя на него в упор). Ну-ну, что еще у тебя на уме? Выкладывай.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А зачем? Я вовсе не для того вспомнил Джагмохана, чтобы портить тебе настроение!

Ж е н щ и н а (с ненавистью). Ты доведешь меня до того, что я сегодня же… (Не договорив, она направляется к двери, ведущей во двор, но в этот момент с улицы доносится голос  С т а р ш е й  д о ч е р и.)

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама!

Женщина застывает на месте и испуганно оглядывается. Лицо ее бледнеет.

Ж е н щ и н а. Бина приехала…

Мужчина нехотя складывает газету и встает.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Опять, наверно, та же история.

Ж е н щ и н а. Спроси, что ей нужно.

Снова слышится голос Старшей дочери.

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама, дай, пожалуйста, немного мелочи, пайс пятьдесят.

Мужчина первый, будто ища выхода из неприятного положения, медленно двигается к двери, ведущей на улицу.

Ж е н щ и н а. У тебя же есть пятьдесят пайс? Должны были остаться после покупки молока.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. На себя я истратил только пять пайс — вот, купил газету. (Выходит.)

Проводив его взглядом, Женщина выходит тоже, но в другую дверь — ведущую во двор. Появляется  С т а р ш а я  д о ч ь. М у ж ч и н а  п е р в ы й  входит следом за ней, обводит комнату растерянным взглядом; видно, что с уходом жены он вдруг почувствовал себя беспомощным, оказавшимся в сложной, непривычной для него ситуации.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (безуспешно пытаясь скрыть свое замешательство). Ты сядь…

С т а р ш а я  д о ч ь. А где мама?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. В кухне, наверно…

С т а р ш а я  д о ч ь (кричит). Мама!

Из двери, ведущей со двора, с чашками чая в обеих руках выходит  Ж е н щ и н а.

Ж е н щ и н а. Как твои дела?

С т а р ш а я  д о ч ь. Все хорошо.

Мужчина первый знаками старается показать Женщине, что дочь приехала без вещей.

Ж е н щ и н а. Хочешь чаю?

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, не хочу. Потом. Сначала пойду в ванную, умоюсь. Так жарко, я вся мокрая.

Ж е н щ и н а. Почему у тебя такие глаза?

С т а р ш а я  д о ч ь. Какие?

Ж е н щ и н а. Не знаю какие!

С т а р ш а я  д о ч ь. Тебе только кажется. Я сейчас умоюсь и приду. (Выходит во двор.)

Мужчина первый приближается к жене, многозначительно глядя ей в глаза.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А мне почудилось, что она опять, как и в прошлый раз…

Женщина протягивает ему одну из чашек.

Ж е н щ и н а. Пей чай.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (беря чашку). На этот раз с ней даже вещей нет…

Ж е н щ и н а. Ну и что? Может же она заехать к нам на минутку.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. У нее в сумочке была всего одна рупия. Даже нечем было расплатиться за такси…

Ж е н щ и н а. Это ничего не значит. Могла же она поехать к нам не из дому, а из какого-нибудь другого места.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Зачем ты всегда стараешься скрыть правду? Почему бы тебе хоть раз не спросить ее прямо?

Ж е н щ и н а. О чем же я должна ее спросить?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Я должен объяснять тебе это?

Сделав глоток из чашки, Женщина садится на один из стульев. Не дождавшись ответа, Мужчина продолжает говорить.

Я никогда не был хорошего мнения об этом человеке. Это ты все хвалила его — Манодж такой, да Манодж этакий… Прямо не человек, а идеал! И если бы при твоем попустительстве он не зачастил в наш дом, разве дошло бы до того, чтобы дочь, не спросясь, ушла к чужому человеку, а потом в таком виде…

Ж е н щ и н а (принужденно). А почему ты сам не спросишь ее о том, о чем считаешь нужным спросить?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Как же я могу спросить?

Ж е н щ и н а. А почему ты не можешь?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Да потому, что…

Ж е н щ и н а. Знаю, знаю! У тебя всегда находится какая-нибудь причина. (Большими глотками опустошает чашку.)

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ты все знаешь! Если бы в этом доме все делалось так, как я считаю нужным, то…

Ж е н щ и н а (вставая). …то уж не знаю, до какой бы еще беды мы дожили! Уж наверняка не имели бы даже того жалкого пропитания, которое получаем сейчас от моей службы. А дочь год от году все больше старилась бы в доме, и никому не пришло бы в голову…

М у ж ч и н а  п е р в ы й (делая знак в сторону двери, ведущей во двор). Она идет. (Поспешно допив чай, отдает чашку жене.)

Возвращается  С т а р ш а я  д о ч ь. Она уже овладела собой и теперь держится уверенней.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну вот, обмыла лицо холодной водой, немножко ожила. Такая жарища, просто ужас… (Ощутив на себе недоумевающие взгляды обоих родителей.) В чем дело, мама? Почему вы оба так смотрите на меня?

Ж е н щ и н а. Я сейчас вернусь, только отнесу чашки. (Выходит во двор.)

Мужчина первый, пряча от дочери глаза, делает безуспешные попытки чем-нибудь занять себя.

С т а р ш а я  д о ч ь. В чем дело, папа?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Дело?.. Ни в чем…

С т а р ш а я  д о ч ь (вдруг расслабившись). Но ведь все-таки что-то есть!..

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ничего особенного… Просто твоя мама сейчас сказала, что…

С т а р ш а я  д о ч ь. Что она сказала?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. То есть нет, это я хотел сказать…

С т а р ш а я  д о ч ь. Что сказать?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ну, это… В общем, о тебе.

С т а р ш а я  д о ч ь. Что ты хотел обо мне сказать?

Возвращается  Ж е н щ и н а.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Вот идет мама, пусть она сама тебе скажет. (Отходит в сторону, словно не желая участвовать в разговоре.)

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама, что папа хотел сказать обо мне?

Ж е н щ и н а. А почему ты не спросишь об этом у него?

С т а р ш а я  д о ч ь. Папа отсылает меня к тебе, а ты говоришь, почему я не спрошу у него!

Ж е н щ и н а. Твой отец хочет спросить у тебя…

М у ж ч и н а  п е р в ы й (перебивая ее). Если тебе самой не хочется это спросить, оставь ее в покое.

С т а р ш а я  д о ч ь. Но о чем нужно спрашивать меня?

Ж е н щ и н а. Ни о чем особенном. Только и дела, что ты явилась сегодня к нам таким образом, что ему показалось, будто…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Как будто тебе это не показалось!

С т а р ш а я  д о ч ь (тоном человека, которого допрашивают в суде). Что показалось?

Ж е н щ и н а. А то, что ты таишь в себе что-то такое, о чем не хочешь говорить с нами.

С т а р ш а я  д о ч ь. А почему вам это показалось? Разве я дала для этого какой-нибудь повод?

Ж е н щ и н а (мужу). Ну вот, а теперь изволь сказать ей все, что говорил мне.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ты начала, тебе и заканчивать.

Ж е н щ и н а. Хорошо. (Дочери.) Могу я прямо спросить у тебя?

С т а р ш а я  д о ч ь. Конечно, можешь.

Ж е н щ и н а. Ты счастлива там? Ну… с мужем?

С т а р ш а я  д о ч ь (глухо). Да, очень.

Ж е н щ и н а. Честно, от всей души?

С т а р ш а я  д о ч ь. А разве я говорю не от всей души?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (расхаживая по комнате и глядя в другую сторону). Это не ответ.

С т а р ш а я  д о ч ь (раздраженно). Так, по-вашему, было бы ответом от всей души, если бы я сказала, что несчастлива, что очень страдаю?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Когда человек говорит правду, это видно по его лицу.

С т а р ш а я  д о ч ь. А по моему лицу что видно? Что у меня начался туберкулез? Что я чахну и умираю?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Разве у человека может быть только туберкулез?

С т а р ш а я  д о ч ь. А что еще? Глаза перестают видеть? Нос и уши скрючиваются? Губы отваливаются? Что вы видите на моем лице?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (возвращаясь к ним, сердито). Тебя об этом спросила мать, с ней и разговаривай. Я в эти дела не стану вмешиваться. (Подойдя к софе, разворачивает газету, но в следующую же минуту замечает, что держит ее вверх ногами, и поспешно придает ей нужное положение.)

Ж е н щ и н а (дочери). Ладно, оставим это. Больше я никогда не стану спрашивать тебя о таких вещах.

На глазах у Старшей дочери выступают слезы.

С т а р ш а я  д о ч ь. А зачем спрашивать, мама? Всякий человек живет как может.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (перелистывая газету). Вот это ответ.

Ж е н щ и н а (мужу). Ты не можешь немного помолчать?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А разве я говорю? Сижу и молчу. (Читает газету.) «Принесение в жертву двенадцатилетнего мальчика ради успешного завершения строительства плотины». (Говорит через газету.) Ты говоришь что только тебе вздумается, а я не смей и слова вымолвить. (Читает в газете.) «Бесчеловечный поступок подрядчика, строящего плотину в деревне Маддха близ Удайпура». (Говорит через газету.) Всему есть предел.

Женщина, положив руку на плечо дочери, подводит ее к письменному столу.

Ж е н щ и н а. Сядь, пожалуйста.

Старшая дочь, смахивая слезы, садится на стул возле письменного стола.

Скажи мне, только честно-честно, что тебя там гнетет?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ничего не гнетет…

Ж е н щ и н а. Но все же?

С т а р ш а я  д о ч ь. …и все гнетет.

Ж е н щ и н а. И все-таки — что особенно?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ничего особенно…

Ж е н щ и н а. И все же?

С т а р ш а я  д о ч ь. …и все особенно.

Ж е н щ и н а. Например?

С т а р ш а я  д о ч ь. Например… все.

Ж е н щ и н а. Ты хочешь этим сказать, что…

С т а р ш а я  д о ч ь. Я хочу этим сказать… До нашей женитьбы я думала, что очень хорошо знаю Маноджа. А теперь… Теперь мне начинает казаться, что я совсем, совсем его не знала.

Ж е н щ и н а (стараясь доискаться до сути). Угу… Хм… Видимо, ты нашла в его поведении что-то такое, что…

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет. Ничего подобного. В этом смысле он совершенно безупречен.

Ж е н щ и н а. Но тогда, может быть, есть что-то такое в его характере, и он позволяет себе…

С т а р ш а я  д о ч ь. Да нет же, у него характер как у всякого другого. Скорее напротив, я бы сказала, что с ним легче и веселей, чем с любым другим человеком.

Ж е н щ и н а (по-прежнему доискиваясь более глубокой причины). Ну, а тогда в чем же дело?

С т а р ш а я  д о ч ь. Как раз этого я и не могу понять. Не знаю.

Ж е н щ и н а. А дела его идут хорошо?

С т а р ш а я  д о ч ь. Даже очень.

Ж е н щ и н а. А здоровье?

С т а р ш а я  д о ч ь. Прекрасное.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (не глядя в их сторону). Если одно лучше другого, на что же тогда жаловаться?

Ж е н щ и н а (мужу). Ты дашь мне самой разобраться? (Дочери.) Если на все это ты не можешь пожаловаться, то, значит, должно быть что-то совсем уж исключительное или…

С т а р ш а я  д о ч ь. Или?

Ж е н щ и н а. Или… Или то, о чем не говорят вслух.

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, нет! Если хочешь, все дело в том воздухе, которым мы оба дышим.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (посмотрев в их сторону). Как ты сказала? В воздухе?

С т а р ш а я  д о ч ь. Да, в воздухе.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (недоуменно, разочарованно покачав головой, снова отворачивается). Тоже нашла причину… Воздух!

Ж е н щ и н а (испытующе ощупывая взглядом лицо дочери). Я не понимаю тебя.

С т а р ш а я  д о ч ь (вставая). Наверно, я не сумею это объяснить. (Делает несколько неуверенных шагов по комнате.) И не только другим, но и самой себе. (Вдруг остановившись.) Бывает ведь так, что…

Ж е н щ и н а. Да. Что же?

С т а р ш а я  д о ч ь. …что чем дольше живут вместе два человека, чем дольше дышат одним воздухом, тем больше чувствуют себя чужими друг другу.

Ж е н щ и н а. И вы оба это чувствуете?

С т а р ш а я  д о ч ь. По крайней мере о себе я могу это сказать.

Ж е н щ и н а (пристально посмотрела на нее). Почему ты не сядешь?

С т а р ш а я  д о ч ь. Мне так лучше.

Ж е н щ и н а. Если то, что ты сказала, правда, то не кроется ли за всем этим какое-нибудь особое обстоятельство, которое…

С т а р ш а я  д о ч ь. Да какое же обстоятельство?.. Вот он расплещет чай из чашки, вот придет он на полчаса позже со службы — все это мелочи, которые сами по себе и внимания не стоят, но почему-то они постепенно вырастают во что-то тяжелое, невыносимое. Все время во мне копится какая-то тайная неприязнь к нему, и я только жду предлога, чтобы выплеснуть ее наружу. И что же в конце концов происходит?

Женщина молча ждет продолжения ее речи.

В конце концов наступает предел, за которым следует взрыв. Но знаешь, в такие моменты он произносит одну-единственную фразу…

Ж е н щ и н а. Какую же?

С т а р ш а я  д о ч ь. Он говорит, что вместе с собой я принесла из этого дома что-то такое, что не дает мне ни в какой ситуации быть естественной…

Ж е н щ и н а (вздрогнув, словно кто-то дал ей пощечину). Что же именно?

С т а р ш а я  д о ч ь. Когда я спрашиваю его об этом, он всегда отвечает одно и то же…

Ж е н щ и н а. Что же он говорит?

С т а р ш а я  д о ч ь. Что я должна поискать ответ в самой себе или вообще в нашей семье и что сам он объяснить ничего не может.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (снова повернувшись к ним). Вот как! Он именно так и говорит? Что же еще он говорит?

Ж е н щ и н а. Сейчас она не с тобой разговаривает.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Но ведь речь идет о моей семье?

Ж е н щ и н а. Твоя семья! Ха!

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Значит, это не моя семья? Говори же — не моя?

Ж е н щ и н а. Если ты и в самом деле считаешь ее своей, то…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Говори, говори все, что ты хочешь сказать.

Ж е н щ и н а. Это я должна была сказать тебе десять лет назад.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ничего, говори сейчас, пока десять лет не превратились в одиннадцать.

Ж е н щ и н а. Нет, никаких одиннадцати лет не будет! К этому все и идет.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (пристально смотрит на нее. С укором). Не будет?.. Ну что ж, он очень хороший человек, этот Джагмохан. Кстати, он опять перевелся в Дели. Я встретил его на Коннот-плейс. Обещал как-нибудь зайти к нам.

С т а р ш а я  д о ч ь (теряя выдержку). Папа!

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А что я такого сказал? Я только похвалил этого человека.

Ж е н щ и н а. Похвалил! Похвали так кого-нибудь другого. (Дочери.) Но ведь прежде Манодж просиживал у нас целыми днями, разве тогда он сам не видел, что…

С т а р ш а я  д о ч ь. Я его об этом не спрашивала.

Ж е н щ и н а. Почему же?

С т а р ш а я  д о ч ь. Потому, что мне иногда кажется… Как мне объяснить это? Когда он так уверенно говорит, у меня будто все переворачивается в душе… Мне становится так противно, так досадно… Мне хочется ему… Хочется все вокруг разбить вдребезги, хочется сделать что-то такое, отчего бы…

Ж е н щ и н а. Отчего — что?

С т а р ш а я  д о ч ь. Отчего ему стало бы ужасно больно, обидно. Ему вот нравятся мои длинные волосы, так я думаю иногда — хорошо бы их взять да отрезать. Он не хочет, чтобы я работала, а я, назло ему, мечтаю найти себе хоть какую-нибудь, хоть самую жалкую работу. Мне бы такое ему учинить, чтоб он прямо подскочил от злости!.. Но, как ни стараюсь, ничего у меня не выходит… И тогда я злюсь сама на себя, места себе не нахожу и…

Ж е н щ и н а. И приходишь сюда?

Старшая дочь, помолчав, качает головой.

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет.

Ж е н щ и н а. А что?

С т а р ш а я  д о ч ь. На несколько дней порываю с ним всякие отношения. Но потом… Потом постепенно все возвращается в старую колею. И опять наша жизнь идет по-прежнему до тех пор, пока мы… пока снова мы не скатываемся в ту же отвратительную яму. И вот тогда я прихожу сюда. Прихожу только для того, чтобы…

Ж е н щ и н а. Это твой дом, дочка.

С т а р ш а я  д о ч ь. Мой дом!.. Да. И я прихожу сюда, чтобы снова попытаться увидеть, что же есть в нашем доме такое, с чем я прихожу обратно к мужу и что делает меня такой дурной, такой низкой… (Почти срывающимся голосом.) Можешь ты сказать, мама, что это? И в чем это заключено? В наших окнах или в наших дверях? Или в потолке? В стенах? Или это в тебе? В папе? В Кинни? В Ашоке? Где оно — то гнусное, о чем он говорит, что я приношу с собой из этого дома? (Берет обе руки матери в свои ладони.) Мама, скажи, что это такое? И где оно прячется в нашем доме?

Длинная пауза. Руки обеих женщин крепко сплетены, они смотрят друг другу в глаза. Мужчина первый постепенно поворачивается к ним лицом. И тогда Женщина медленно отнимает свои руки от рук дочери. Ее взгляд встречается со взглядом мужа, и она делает несколько неуверенных шагов вперед, как будто желая что-то сказать ему. Старшая дочь стоит неподвижно и смотрит на них обоих, словно все еще надеясь услышать ответ на свой вопрос. Мужчина первый вдруг отводит глаза в сторону и топчется на месте, потом принимается машинально скручивать в жгут газету, которую все время держал в руках. Женщина тоже застывает на месте, как бы взвешивая что-то в уме, потом, тряхнув головой, возвращается к дочери и касается рукой ее плеча. Та, закрыв глаза, борется с нахлынувшим волнением, затем твердо снимает руку матери со своего плеча, опирается о спинку стула и садится на него. Не зная, что делать дальше, Женщина стоит в оцепенении, сложив руки ладонями вместе. Глаза ее снова встречаются с глазами мужа, они выражают немой упрек. Опомнившись, она сейчас же находит себе желанную отдушину — с преувеличенным тщанием приводит в порядок один из табуретов. Мужчина первый вскакивает с места, беспомощно озирается по сторонам и, увидев в своих руках скрученную в жгут газету, сильно смущается. Постояв немного с неопределенным выражением на лице, снова садится и принимается рвать на части газетный жгут. В эту минуту через наружную дверь в комнату входит  М л а д ш а я  д о ч ь  и, застав родных в таком странном состоянии, от неожиданности замирает на месте.

М л а д ш а я  д о ч ь. Никогда здесь ничего не поймешь.

Из всех троих только мать взглядывает на нее.

Ж е н щ и н а. Что ты говоришь?

М л а д ш а я  д о ч ь. Ну, сама скажи — можно тут что-нибудь понять? Придешь из школы — дома ни души. Придешь попозже — все вдруг явятся: и ты, и папа, и Бинни, зато все молчат, как воды в рот набрали…

Ж е н щ и н а (подходя к ней). Скажи лучше, где ты сама пропадала?

М л а д ш а я  д о ч ь. Куда глаза поглядели, там и пропадала. Разве был дома кто-нибудь, с кем можно посидеть? Дали мне горячего молока?

Ж е н щ и н а. Сейчас получишь свое молоко.

М л а д ш а я  д о ч ь. Сейчас получу! В школе есть захочется, так в кармане нет ни одной денежки. А домой придешь, даже молока горячего не дождешься.

Ж е н щ и н а. Я же сказала тебе, сейчас получишь. (Мужу.) Может быть, ты поднимешься наконец, или мне самой пойти?

Мужчина первый, собрав с пола в обе руки обрывки газеты, встает с места.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (будто проглатывая горький ком в горле). Иду… (Смотрит на обрывки газеты так, словно это был какой-то ценный документ, который он нечаянно порвал на куски.)

Ж е н щ и н а (младшей дочери). Ты опять сегодня порвала учебник?

Мужчина первый, уже сделавший несколько шагов, останавливается, чтобы услышать, чем кончится этот разговор.

М л а д ш а я  д о ч ь. Он сам порвался, что я могу поделать?.. Ну вот, сегодня на уроке шитья опять со мной было то же. Мисс сказала, что…

Ж е н щ и н а. О твоей мисс потом. Сначала скажи…

М л а д ш а я  д о ч ь. Ты всегда говоришь «потом». Если сегодня же не принесешь нитки, с завтрашнего дня не стану больше ходить в школу. Мисс перед всем классом сказала мне, что…

Ж е н щ и н а. Ты и твоя мисс!.. Просто заболеть от вас можно.

М л а д ш а я  д о ч ь. Тогда забери меня из школы. Пусть лучше я тоже весь день буду болтаться без дела, как Шоки.

Старшая дочь с видимым волнением и беспокойством смотрит на младшую сестренку.

С т а р ш а я  д о ч ь (не в силах сдержать себя). Ты что, до сих пор не научилась говорить о людях с уважением? Ведь он твой старший брат!

М л а д ш а я  д о ч ь. Ну и что? Разве он не болтается целый день дома?

С т а р ш а я  д о ч ь. Кинни!

М л а д ш а я  д о ч ь. А ты? Когда ты сама была здесь, что говорила о нем, а? Он ведь и тебе тоже старший брат. Хоть на год, а все-таки старше тебя.

С т а р ш а я  д о ч ь (матери). Это ты, мама, позволяешь ей распускать язык.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Если бы я ей это сказал…

Ж е н щ и н а. А ты прежде говорил бы то, что нужно сказать. А уж потом было бы видно, что получится.

М у ж ч и н а  п е р в ы й (направляясь к двери, ведущей во двор). Да что пользы говорить? Оттого-то я всегда и молчу. Пойду согрею ей молоко. (Выходит.)

М л а д ш а я  д о ч ь. К завтрашнему дню мне обязательно нужна коробка разноцветных ниток. И еще мисс Банерджи сказала всем девочкам, чтобы принесли в класс по три новых сумочки для бедных детей.

Ж е н щ и н а. По сколько?

М л а д ш а я  д о ч ь. По три. Всем девочкам велела. И еще ты сама сказала, что на этой неделе у меня обязательно будут заколки для волос и новые носки. Ты принесла их? Знаешь, как мне стыдно ходить в школу в рваных носках?

Общее неловкое молчание.

Ж е н щ и н а (стараясь замять неприятный разговор). Вот посмотри-ка! Ты пришла из школы и бросила свою сумку где попало, даже не закрыла ее. Нужно было мне прийти с работы, чтобы сделать это за тебя. Сейчас же отнеси на место!

М л а д ш а я  д о ч ь. Ты слышала меня?

Ж е н щ и н а. Слышала.

М л а д ш а я  д о ч ь. А почему не ответила? (Рывком поднимает сумку и с протестующим видом идет во внутренние покои.) Я говорю про заколки и носки, а ты про сумку. (Уходит.)

Старшая дочь вскакивает со стула.

С т а р ш а я  д о ч ь. Разве нам с Шоки когда-нибудь позволялось так дерзко разговаривать? Бывало, полсловечка лишнего скажешь, так влетит, что больше не захочешь.

Женщина отвечает не сразу. Она как будто ушла в себя.

Ж е н щ и н а (с усилием сосредоточиваясь). Что ты сказала?

С т а р ш а я  д о ч ь. Я сказала, что… (Вдруг насторожившись.) О чем ты думала?

Ж е н щ и н а. Нет… Я ни о чем не думала. (Глядя по сторонам.) Смотрю, все ли прибрала. К нам сегодня должны прийти и…

С т а р ш а я  д о ч ь. Кто должен прийти?

Из двери, ведущей со двора, выходит  М у ж ч и н а  п е р в ы й. У него в руках стакан с молоком, ложечкой он размешивает в нем сахар.

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Сингхания. Ее начальник. Сегодня у нас начинается новая серия визитов. (Поставив стакан на обеденный стол и ни на кого не взглянув, выходит в ту же дверь.)

Женщина провожает его насмешливо-горьким взглядом. Старшая дочь подходит к матери.

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама!

Глаза Женщины останавливаются на лице дочери.

В чем дело, мама?

Ж е н щ и н а. Ни в чем.

С т а р ш а я  д о ч ь. Но все-таки?

Ж е н щ и н а. Я же сказала: ни в чем. (Отступив назад, подходит к буфету и, раскрыв дверцы, начинает что-то искать.)

С т а р ш а я  д о ч ь (подойдя к ней сзади). Мама!

Не отвечая, Женщина достает из буфета скатерть и притворяет дверцы.

Ты каждый день слышишь эти слова. Стоит ли принимать их так близко к сердцу?

Женщина не двигается, пока не дослушивает фразу до конца, потом подходит к треугольному столику и меняет на нем скатерть. Старшая дочь подходит к ней.

Ведь ты же одна все делаешь в этом доме, если еще и ты… (Заметив перемену выражения в лице матери, умолкает.)

Держа в руках снятую со стола скатерть, Женщина смотрит на дочь, потом, стараясь сдержать усилившееся волнение, закрывает лицо скатертью.

Мама!

Женщина, медленно опускаясь на табурет, отнимает скатерть от лица.

Ж е н щ и н а (плачущим голосом). Я не могу больше, Бинни! Я не держу себя в руках, мне не вынести этого!

Из двери, ведущей со двора, с двумя кусочками поджаренного хлеба на тарелке, выходит  М у ж ч и н а  п е р в ы й. Последние слова жены доходят до его ушей, но он намеренно не позволяет себе реагировать на них даже выражением лица. Поставив тарелку рядом со стаканом молока, он подходит к этажерке и начинает рыться в папках, которыми тесно уставлена нижняя полка. Прежде чем что-то сказать, Старшая дочь выдерживает паузу, глядя на отца.

С т а р ш а я  д о ч ь (обращаясь главным образом к матери). Кому другому дано вынести в этом доме то, чего не можешь вынести ты? Я могу это узнать?

Мужчина первый, словно для того, чтобы стряхнуть пыль с папок, бьет одну о другую.

С тех пор как я стала сознавать себя, из года в год я вижу одно и то же — как ты, не жалея себя, днем и ночью губишь здоровье и нервы ради этого дома.

Мужчина первый с еще большей силой стряхивает пыль с двух других папок.

Ж е н щ и н а. И что же из этого вышло? (Испепеляющим взглядом посмотрев на мужа, вскакивает с табуретки.)

Мужчина первый снова громко хлопает одной папкой о другую. Раздраженная этими хлопками, Женщина обращается к мужу.

Тебе именно сейчас понадобилось поднимать пыль в доме?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Я ищу папку Джунеджи. Не знаю, куда запропастилась. (Начинает как попало запихивать папки на прежнее место.)

Громко топая ногами, в комнату вбегает  М л а д ш а я  д о ч ь.

М л а д ш а я  д о ч ь. Вот видишь, мама, он опять ко мне пристает!

С т а р ш а я  д о ч ь (почти кричит на нее). Почему ты так кричишь?

М л а д ш а я  д о ч ь. Потому что Шоки…

С т а р ш а я  д о ч ь. «Шоки, Шоки»! Это что еще за Шоки? Ты не можешь сказать Ашок-бхапа джи?

М л а д ш а я  д о ч ь. Ашок-бхапа джи? Это он-то? (Насмешливо хохочет.)

Ж е н щ и н а. А что там сейчас делал Ашок? Я думала, что он…

М л а д ш а я  д о ч ь. Что делал? В постели валялся! Когда я стала его будить, он схватил меня за волосы и…

Из двери, ведущей внутрь дома, выходит  С ы н. Он, видимо, не брился два или три дня.

С ы н. Кто валялся? Я? Абсолютное вранье!

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты что, перестал бриться?

С ы н (ощупывая свои щеки). Хочу отпустить бороду, на французский манер. Как, мне пойдет?

М л а д ш а я  д о ч ь (нетерпеливо). Кто-нибудь из вас слушает меня? Там он меня за волосы таскает, а здесь нарочно говорит про свою бороду. (Взяв со стола стакан, пьет, горячее молоко.)

Мужчина первый все еще занимается установкой папок на место. Когда ему удается втиснуть две или три папки, падают несколько других. Он поспешно поднимает их, но на пол валятся первые.

Ж е н щ и н а (подходя к Сыну). Могу я тебя спросить?

С ы н. Спрашивай, конечно.

Ж е н щ и н а. Сколько лет этой девочке?

С ы н. Вот и я хочу тебя спросить, как может двенадцатилетняя девочка…

М л а д ш а я  д о ч ь. Тринадцатилетняя!

Ж е н щ и н а. Ты понимаешь, что это такое — тринадцатилетняя девочка?

С ы н. Тринадцатилетняя девочка есть тринадцатилетняя девочка, ей и нужно быть такой, а она…

Ж е н щ и н а. Она уже не ребенок, чтобы дергать ее за косички.

Младшая дочь показывает брату язык. Кое-как справившись с папками, Мужчина первый встает с колен.

С ы н. Значит, мне придется извиниться перед ней в том, что…

Ж е н щ и н а. И непременно.

С ы н. …в том, что я отнял у нее эту книжку?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (не в силах более держаться в стороне, подходит ближе и вступает в разговор). Какую книжку?

М л а д ш а я  д о ч ь. Он неправду говорит. Не брала я у него никакой книжки. (Взяв тарелку с поджаренным хлебом, садится на стол.)

М у ж ч и н а  п е р в ы й (подойдя к сыну). Какую книжку?

С ы н (достает из-за пазухи и показывает издали). Вот эту.

М л а д ш а я  д о ч ь. Вот и неправда! Вовсе неправда! Я даже не видела ее.

С ы н (смотрит на нее широко раскрытыми глазами). Не видела?

М л а д ш а я  д о ч ь (сдавая позиции). Когда она была у тебя под подушкой, так это ничего. А когда я взяла ее на минутку, так ты…

М у ж ч и н а  п е р в ы й (протягивая руку за книжкой). Могу я взглянуть?

С ы н (пряча книжку обратно за пазуху). Нет… Вам не надо смотреть. (Матери.) Может, ты опять спросишь меня, сколько ей лет?

С т а р ш а я  д о ч ь. Не та ли это книжка, Ашок, которую написал Казанова?

М у ж ч и н а  п е р в ы й (громко). Подожди. (Оглядывает всех по очереди.) Могу я сначала спросить кого-нибудь, сколько лет мне?

На несколько мгновений все удивленно замирают, двигаются только челюсти Младшей дочери и ее ноги, которыми она болтает, сидя на столе.

Ж е н щ и н а. Разве кто-нибудь сказал что-то не так, чтобы…

М у ж ч и н а  п е р в ы й (чеканя каждое слово). Я спрашиваю вас, сколько мне лет? В каком я возрасте нахожусь?

Ж е н щ и н а (готовая дать отпор). Что ты хочешь этим сказать?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Кое-что хочу. Я хочу спросить сегодня всех — сколько уже лет я тащу на себе бремя жизни? И сколько из этих лет я отдал семье? И к чему я теперь пришел? К тому, что всякий, на кого я здесь ни взгляну, смеет разговаривать со мной пренебрежительно? Всякий, к кому бы я ни обратился, позволяет себе выказать ко мне свое открытое неуважение?..

С ы н (ища себе оправдание). Но я только потому так сказал, папа, что…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. У каждого найдется какая-нибудь своя причина. Один сказал по этому случаю, другой — по другому. Я хочу понять в конце концов свое положение в этом доме! Разве здесь я только того и достоин, чтобы молча проглатывать любые обращенные ко мне слова — кто бы их ни сказал, как бы ни сказал и почему бы ни сказал? Всякий раз упреки, всякий раз уколы… Что, по-вашему, только это я заслужил за все годы?..

Ж е н щ и н а (глядя на мужа с ненавистью). Кому ты это все говоришь?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. А кому я могу сказать? Кто здесь может выслушать меня? Кому следовало бы слушать, тот не считает меня ничем — разве что в крайнем случае чем-то вроде резиновой печатки. И использует эту печатку только по собственной нужде, когда надо где-то поставить штамп…

Ж е н щ и н а. Не слишком ли много ты сказал?

С ы н (желая остановить ее). Мама!

Ж е н щ и н а (не обращая на него внимания). Любопытно знать, когда это случилось и кому от этого была польза. Может быть, ты хочешь этим сказать, что…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Ничего я не хочу этим сказать. Будь по-твоему: в этом доме я даже не резиновая печать, а только огрызок ластика, который бывает нужен время от времени, чтобы что-то стереть. И после всего этого кто здесь может мне сказать, ради чего мне вообще следует жить в этом доме?

Все молчат.

Никто не может.

Ж е н щ и н а. Хочу задать тебе один маленький вопрос…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Да, да. (Кивает головой.) Знаю. Один маленький вопрос вот о чем: престиж, положение в обществе, честь… Ну конечно, все это могут принести в наш дом только другие, посторонние люди. Всем, что достигнуто хорошего в этом доме и что будет достигнуто, мы обязаны и будем обязаны только посторонним людям. А из-за меня здесь все только рушилось и гибло и впредь может только рушиться и гибнуть. (Показывая на сына.) Почему он до сих пор болтается без дела? Из-за меня! (Показывая на Старшую дочь.) Почему она ночью, не сказав никому ни слова, убежала из дому? Из-за меня! (Став лицом к жене.) И ты… Почему все эти годы ты только о том и мечтаешь, чтобы…

Ж е н щ и н а (обращаясь к детям). Вы слышите?

М у ж ч и н а  п е р в ы й. За то, что моя жизнь погублена, отвечаю я. За то, что твоя жизнь погублена, отвечаю я. За то, что жизнь всех этих людей погублена, отвечаю я. И все-таки я липну к этому дому, потому что я, домосед и лентяй такой-разэтакий, люблю домашний уют, потому что ноют мои старые кости, потому что…

Ж е н щ и н а. Что-то не пойму, ты всерьез это говоришь, или же…

М у ж ч и н а  п е р в ы й. Я говорю это всерьез. Я понимаю, что я и есть тот самый презренный червь, который подточил изнутри и сожрал всю семью. (Идет к выходу.) Ну что ж, теперь я насытился. Навсегда насытился. (Останавливается у двери.) Да и что, собственно, тут осталось, что можно еще подточить и сожрать, ради чего мне еще следовало бы остаться? (Выходит.)

Некоторое время все стоят в оцепенении. Потом Младшая дочь подносит ко рту поджаренный хлеб и начинает есть.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты думаешь, мама, что…

Ж е н щ и н а. К вечеру вернется. Это у нас бывает по меньшей мере раз в неделю.

М л а д ш а я  д о ч ь (бросает надкушенный кусок обратно на тарелку). Фу! Фу, гадость какая!

С т а р ш а я  д о ч ь (с гневом). Что там у тебя?

М л а д ш а я  д о ч ь. Что у меня! Это хлеб или уголь?

Ж е н щ и н а (сквозь зубы). Ты уйдешь отсюда или нет?

М л а д ш а я  д о ч ь. Не уйду.

Ж е н щ и н а. Не уйдешь?

М л а д ш а я  д о ч ь. Не уйду. (Вдруг встает и идет к наружной двери.) Пойдешь в комнату, там за волосы дергают, придешь сюда — здесь ссора да ругань без конца, а вместо хлеба один уголь… Обратно вернешься, того гляди, еще и отлупят… (Уходит.)

С ы н (намереваясь пойти вслед за ней). Ну-ка, куда это она?.. По крайней мере хоть эту девчонку… (Направляется к выходу, но, услышав голос матери, останавливается.)

Ж е н щ и н а. Послушай.

С ы н (пытаясь все-таки ускользнуть). Сначала я ее…

Ж е н щ и н а (жестко). Нет, сначала ты подойдешь сюда. И выслушаешь, что я скажу.

Сын с таким видом, будто ему не дали совершить какое-то очень важное дело, подходит к матери.

С ы н. Говори.

Ж е н щ и н а. Ты можешь хотя бы сегодня побыть немного дома? Он опять обещал заехать к нам, и ты…

С ы н (с выражением, означающим — «если кто и обещал заехать к нам, мне-то что?»). Кто обещал заехать?

С т а р ш а я  д о ч ь. Мамин начальник. Как его зовут, мама?

С ы н. А… Опять тот человек!

С т а р ш а я  д о ч ь. Разве ты видел его?

С ы н. Дважды.

С т а р ш а я  д о ч ь. Где?

С ы н. Где! Да здесь же, в этой самой комнате.

Ж е н щ и н а (Старшей дочери). И оба раза я приглашала этого человека только ради Ашока. Кстати, и сегодня тоже.

С ы н (довольно резко). Ради меня? Что у меня с ним за дела?

С т а р ш а я  д о ч ь. Наверное, мама хочет попытаться с его помощью устроить тебя на работу.

С ы н. Мне не нужна никакая работа. Во всяком случае, я не желаю искать работу с его помощью.

С т а р ш а я  д о ч ь. Почему? Чем тебя не устраивает этот человек?

С ы н. Человек! Это не человек, а свекла какая-то. Ни сесть по-человечески, ни слова сказать не может.

Ж е н щ и н а. Он получает пять тысяч. И управляет целой фирмой.

С ы н. Ну конечно. Получает пять тысяч, управляет целой фирмой, а пуговицы на штанах… Тут он справиться не может!

Ж е н щ и н а. Ашок!

С ы н. Не будь он твоим начальником, я бы в первый же день взял его за ухо и выставил за дверь. Рассядется на софе, расставит свои копыта — глаза бы не глядели! Ляжку себе чешет, смотрит куда-то в потолок, да еще и ко мне с разговорами лезет. «Ну-с, молодой человек, что вы скажете о политике?» Нужен ему мой взгляд на политику! Как и мне его пластыри и чесотка…

Ж е н щ и н а (поглаживая себе лоб, дочери). Вот… Вот это люди, ради которых я гублю свою жизнь, не знаю отдыха ни днем ни ночью…

С ы н. Сначала он тупо пялит на тебя глаза, потом начинает ухмыляться, как шут какой-нибудь. «Как вы думаете, отчего это нынешняя молодежь такая распущенная, никого не признает?» Слова-то вымолвить не умеет, а туда же — «молодежь», «распущенная»!

Ж е н щ и н а. Ну так что же?

С ы н. Что — «ну так что же»?

Ж е н щ и н а. Что ты намерен теперь предпринять?

С ы н. В отношении чего?

Ж е н щ и н а. В отношении самого себя.

С ы н. А что я?

Ж е н щ и н а. Тебе не кажется, что всякому человеку надо в жизни что-то делать, чем-то заниматься? Или ты хочешь, как отец…

С ы н (снова резко). Зачем ты всюду — нужно, не нужно — приплетаешь отца?

Ж е н щ и н а. Я определила тебя в колледж, ты бросил его. Я устроила тебя на завод, ты через полтора месяца ушел оттуда. Теперь я снова стараюсь что-то сделать для тебя, так и тут ты…

С ы н. А зачем тебе стараться? Разве я просил тебя об этом?

С т а р ш а я  д о ч ь. Так ты считаешь, что тебе можно… что ты имеешь право всю жизнь ничего не делать?

С ы н. Разве я так сказал?

С т а р ш а я  д о ч ь. А что, кроме работы, может тебя…

С ы н. Этого я пока не знаю. Могу сказать одно — то, к чему у меня нет интереса…

Ж е н щ и н а. Твой интерес!.. Да в чем он, твой…

С т а р ш а я  д о ч ь. Подожди, мама…

Ж е н щ и н а. Нет, это ты подожди, а мне позволь досказать. (Сыну.) У тебя есть интерес только к трем вещам — целыми днями валяться без дела, вырезать из журналов картинки, да еще… еще и вещи таскать из дому, то одно, то другое.

С ы н (язвительно глядя на нее). И это ты называешь домом?

Ж е н щ и н а. А ты, живя здесь, как это назовешь?

С ы н. Я здесь…

С т а р ш а я  д о ч ь (перебивает его). Подожди, Ашок! Мама имеет в виду только то, что…

С ы н. Думаешь, я сам не знаю, что она имеет в виду? Ты ведь ушла отсюда, а я пока еще здесь живу.

Ж е н щ и н а (в отчаянье). Так почему бы и тебе…

С т а р ш а я  д о ч ь (с упреком). Что ты говоришь, мама?

Ж е н щ и н а. Что я говорю? За кого меня здесь принимают? За машину, которая без устали — день и ночь, ночь и день — должна работать на всех? Если никому из вас и в голову не приходит хоть капельку подумать о том, каково мне с самого утра…

В это время в дверях, ведущих с улицы, появляется фигура  М у ж ч и н ы  в т о р о г о. Он тихонько, согнутым пальцем постукивает в дверь. Женщина, вздрогнув, оборачивается к нему и обрывает речь на полуслове. Стараясь не выдать голосом своего волнения, она поспешно обращается к гостю.

О, это вы?.. Пожалуйста, пожалуйста, входите.

С т а р ш а я  д о ч ь (беря на себя роль хозяйки, идет навстречу гостю). Пожалуйста, проходите.

Мужчина второй привычным, заученным жестом отвечает на ее приветствие и входит в комнату.

Ж е н щ и н а. Это моя старшая дочь Бинни. А с Ашоком вы уже знакомы.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да, прекрасно… Так вот она какая, твоя дочка! Да, да, я помню, ты говорила про нее. Это ведь ей в прошлом году делали операцию?.. Ах нет, операцию делали дочери миссис Матхуры. (Щуря глаза.) Постойте, разве дочери миссис Матхуры? Нет… но точно помню, что чьей-то дочери делали операцию.

Ж е н щ и н а. Идите сюда, на софу.

Направляясь к софе, Мужчина второй встречается взглядом с Сыном. Тот, в знак приветствия, небрежно прикладывает сложенные вместе ладони к груди. Мужчина второй тем же привычным, заученным жестом отвечает на приветствие.

М у ж ч и н а  в т о р о й (садясь). Столько людей перевидаешь за день, что… (Поглядев на свои часы.) Ого, уже пять минут седьмого! Меня очень просили, чтобы к семи приехал непременно. Там у них очень солидные люди и очень важное дело… (В упор разглядывая Старшую дочь, говорит матери.) Ты что-то говорила о своей дочке… В каком она колледже?

Ж е н щ и н а. Сейчас она не в колледже.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да, да… Ты говорила. (Старшей дочери.) Садись же. (Женщине.) И ты тоже.

Женщина садится на стул возле софы. Старшая дочь продолжает стоять с выражением нерешительности на лице.

Ж е н щ и н а. Сядь. Что ты стоишь?

С т а р ш а я  д о ч ь. Им скоро уходить. Я подумала… Воду для чая…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Нет, нет! Никакого чая. Я вообще очень мало пью. Где-то была статья… В «Ридерс дайджест», что ли?.. что если пить много чая… (Почесывает ляжку.) Какие прекрасные вещи печатаются в «Ридерс дайджест»! В наших журналах все рассказы да рассказы. Читать нечего. Только бумагу переводят… (Чешется.) Вот недавно приезжал один американец… Так он рассказывал, что…

Сын, который до сих пор держался в отдалении, подходит ближе к ним.

С ы н (матери). Мама, я…

Ж е н щ и н а. Подожди. (Мужчине второму.) Неужели и чашечки чая не выпьете?

М у ж ч и н а  в т о р о й. Нет, ни капли… Ведь наша фирма имеет широкие международные связи, принимает представителей со всего света. А из Японии недавно прилетела даже целая делегация… А вот, что ни говорите, Япония всем нос утерла. Я видел промышленную статистику Японии за прошлый год…

С ы н. Вы позволите мне удалиться, потому что…

Ж е н щ и н а. Тебе сказано, побудь еще минутку. (Мужчине второму.) Если вы больше любите кофе…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ни чая, ни кофе… Я вам расскажу один случай. Это не теперь было. Много лет назад. Когда я еще был в университете секретарем литературного кружка… (Наслаждаясь воспоминаниями.) Да, да, да, да… У меня с юности было ужасное влечение к литературной деятельности… Так вот… (Старшей дочери и Сыну.) Вы садитесь.

Старшая дочь садится.

С ы н. Дело в том, что…

Ж е н щ и н а (вставая). Сядь. Я сейчас приду, принесу закуску.

Взглядом приказав Сыну сесть, Женщина выходит в дверь, ведущую во двор. Сын провожает ее недовольной гримасой. Потом с неохотой подходит к письменному столу. Встретившись взглядом с сестрой, отвечает ей незаметной для гостя гримасой; повернув стул немного к софе, садится.

М у ж ч и н а  в т о р о й (Старшей дочери). Где-то я тебя встречал. Или нет?

С т а р ш а я  д о ч ь. Меня? Вы?

М у ж ч и н а  в т о р о й. На каком-нибудь вечере?

С т а р ш а я  д о ч ь. Да нет же, вы ошибаетесь.

М у ж ч и н а  в т о р о й. А все-таки мне кажется, что встречал. Впрочем, может быть, я встречал другую девушку. Но она очень похожа на тебя. Странно, не правда ли?

С т а р ш а я  д о ч ь. Что странно?

М у ж ч и н а  в т о р о й. Что очень многие люди похожи друг на друга. У меня есть дядя. Посмотреть со спины, так вылитый Уинстон Черчилль…

Тем временем Сын, открыв ящик письменного стола, достает оттуда картинки и начинает раскладывать их на столе.

С ы н. А у нас есть одна тетка. Если у нее отнять голову — вылитая Лолобриджида.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да?.. Вот-вот, я и говорю. Таких людей очень много. Если задуматься над странностями жизни, то иногда кажется, что… (Вдруг начинает ощупывать карманы.) Не забыл ли я их дома?.. (Вынув из кармана очки и поглядев на них, кладет их обратно в карман.) Нет, не забыл. Так вот я и говорю, что… О чем я говорил?

С т а р ш а я  д о ч ь. …Что если задуматься над странностями жизни, то…

С ы н. А разве не о промышленности Японии? По-моему, вы о ней говорили!

В дверь, ведущую со двора, с тарелкой закусок в руках входит  Ж е н щ и н а.

Ж е н щ и н а. Вы нам рассказывали какой-то случай — что-то по поводу употребления кофе…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да… Так вот он… то есть тот человек…

Ж е н щ и н а. Пожалуйста, угощайтесь.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да… непременно. (Старшей дочери.) Ты тоже бери! (Женщине.) А теперь сядь, пожалуйста.

Ж е н щ и н а (садясь на табурет). Вы что-нибудь придумали насчет того дела?

М у ж ч и н а  в т о р о й (жуя). Какого дела?

Ж е н щ и н а. Насчет того дела, о котором мы с вами говорили? Вы сказали, что если у вас найдется какое-нибудь приличное место, то…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Очень вкусно.

Ж е н щ и н а. Вы помните, да?

М у ж ч и н а  в т о р о й. Помню… Да, да, в самом деле, ты однажды говорила что-то в этом духе. Насчет своего двоюродного брата… Ах нет, это миссис Мальхотра. А ты о ком говорила?

Ж е н щ и н а (посмотрев на Сына). О нем.

Мужчина второй поворачивается и смотрит на юношу. Тот отвечает ему натянутой улыбкой.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да, да… Что он окончил? Кажется, он бакалавр коммерции?

Ж е н щ и н а. Я уже рассказывала вам. Он учился в колледже, должен был стать бакалавром естественных наук… Но на третьем курсе заболел и…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Хорошо, хорошо… Да, да… Ты говорила, он какое-то время работал в «Эйр Индия»…

Ж е н щ и н а. В «Эйр Фриз».

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да… В «Эйр Фриз». Да, да, да… (Снова поворачивается и смотрит на юношу. Тот опять отвечает ему той же неестественной улыбкой.) Идите сюда. Зачем вы так далеко сидите?

С ы н (показывая на свой нос). Понимаете, я немного…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ну да, ну да, понятно… Такой уж у нас климат, что поделаешь. А вот какая страна, с точки зрения климата, больше всего мне нравится, так это Италия. В прошлом году мне много пришлось поездить. Всю Европу объездил. Да… Но то, что увидел в Италии, больше не видел ни в одной стране. Знаете, в чем главная особенность Италии?.. Очень вкусно. Где ты это покупаешь? (Посмотрев на часы.) Ого, прошло уже пять или семь минут. Ну что ж…

Ж е н щ и н а. Тут на углу есть магазин.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Хороший магазин? Я всегда утверждаю, что если затронуть вопрос о пище и одежде, то с этой точки зрения… Тот американец то же говорил. Такое разнообразие в пище и одежде, как у нас в стране… Да и не только он, все иностранцы это признают — и русские, и немцы… Я всегда говорил, что если мы и внесли действительно какой-то вклад в дело разрядки, то он именно в том и заключается, что… Возьми хоть то же твое сари — какое простое и тем не менее… Если бы еще нам не морочили голову всякие там забастовщики, то к нынешнему времени наша текстильная промышленность… Ты ведь видела требования, которые наш профсоюз предъявил администрации?

Женщина в знак согласия кивает головой.

Что за глупости там, что за бессмыслица! Ведь совсем недавно мы ввели такую надбавку на дороговизну, что дальше уж…

Сын, достав из ящика стола блокнот, со стуком задвигает его. Мужчина второй поворачивается к нему лицом. Юноша с иронической учтивостью снова улыбается ему. Как только гость отворачивается, он принимается что-то чертить карандашом в блокноте.

Так я говорил, что… Да, о чем это я говорил?

Ж е н щ и н а. Вы говорили…

С т а р ш а я  д о ч ь. Вы говорили о разных вещах.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, но с чего я начал?

С ы н. С самой главной особенности Италии.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ну да, а потом?

С ы н. О разнообразии пищи и одежды. Об американцах, немцах и русских. О холодной войне, о разрядке, о забастовках. О текстильной промышленности. О надбавке на дороговизну.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Какая у мальчика прекрасная память! Да, так я хотел сказать, что…

Ж е н щ и н а. Возьмите еще, пожалуйста.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Нет, спасибо. Больше не стоит.

Ж е н щ и н а. Ну, что-нибудь еще… Знаете, как бы ни было, но вы должны что-нибудь сделать для него.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Непременно… Для кого и что сделать?

Ж е н щ и н а (глядя на Сына). Для него. Хоть что-нибудь.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да… непременно… Ну да, ведь это о нем… (Повернувшись к юноше.) По какому разряду вы кончили колледж?

Юноша чертит пальцем в воздухе какую-то неопределенную фигуру.

По какому?

С ы н (покрутив еще раз пальцем в воздухе). О!

М у ж ч и н а  в т о р о й (делая вид, что понял). О! Ах да, да…

Ж е н щ и н а. На третьем курсе он заболел, и потому…

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ну, да, да… Все правильно… Ну-ка, посмотрим, что там у нас. (Смотрит на часы.) Ого, мне пора. Так бежит время!.. (Вставая.) Ты непременно приходи. Давно уже к нам не заходила.

Женщина и Старшая дочь поднимаются с мест одновременно с гостем.

Ж е н щ и н а. Я как раз собиралась приехать к вам, побыть с вашей девочкой.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Она все спрашивает меня: почему та тетя так долго не приходит? Очень любит своих тетей. Она же, бедняжка, без матери…

Ж е н щ и н а. Очень, очень милая девочка. Вы позволите мне потом снова обратиться к вам по поводу нашего разговора? И ему тоже скажу, пусть как-нибудь навестит вас, правда?

М у ж ч и н а  в т о р о й (сластолюбиво оглядывая Старшую дочь). Кто? Она?

Ж е н щ и н а. Нет, Ашок.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ах да, да… Почему же нет? Но ты и сама непременно приезжай. Я тебе самой все скажу…

Ж е н щ и н а. Они уходят, Ашок.

С ы н (делая вид, что только сейчас понял это). О, вы уже уходите? (Встает из-за стола и подходит ближе.)

М у ж ч и н а  в т о р о й (глядя на часы). Не ожидал, что так долго засижусь у вас. (Направляясь к выходу, Старшей дочери.) А ты нигде не работаешь?

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, нигде.

Ж е н щ и н а. Она бы хотела, но… (Дочери.) Ты ведь хочешь, правда?

С т а р ш а я  д о ч ь. Да… То есть нет… Дело в том, что…

Ж е н щ и н а. Она боится.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Боится?

Ж е н щ и н а. Своего мужа.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Мужа?

Ж е н щ и н а. Да… Ему не нравится.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Эта девушка?

Ж е н щ и н а. Нет. Не нравится, когда она работает.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ну да… Ну да…

Ж е н щ и н а. Так вы не забудете?

М у ж ч и н а  в т о р о й. О ней?

Ж е н щ и н а. Нет, о нем.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Ах да, да… Ну, приезжай же к нам. Нужно поговорить о всяких служебных делах. Обо всех этих профсоюзных кознях и прочем-прочем…

Ж е н щ и н а. Непременно приеду. А если со мной приедет и…

М у ж ч и н а  в т о р о й (посмотрев на часы). О, как я у вас задержался! (Юноше.) Ну, а что вы думаете об этих бесконечных забастовках? На них теперь такая мода…

Юноша вдруг подскакивает, делая вид, будто в брюки к нему заползло какое-то насекомое.

С ы н. Ой-ой-ой! (Делает вид, что пытается поймать это насекомое.)

С т а р ш а я  д о ч ь. Что с тобой?

Ж е н щ и н а (с раздражением). Тебя о чем спрашивают?

С ы н (сестре). Ничего со мной… Тут жук, понимаешь?

С т а р ш а я  д о ч ь. Жук?

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, это верно, в нашей стране…

С ы н. Поймал!..

М у ж ч и н а  в т о р о й. …развелось столько всяких жуков, что…

С ы н. Придавил!..

М у ж ч и н а  в т о р о й. Придавил? Боже милосердный! Ох, эта ужасная страсть к насилию…

Ж е н щ и н а. Да, в нем это есть. Ему только попадись какой-нибудь жук…

С ы н. А жукам разве позволено творить всякие мерзости?

М у ж ч и н а  в т о р о й. Это вопрос моральных ценностей. Я всегда говорю, что… Сядьте, пожалуйста.

Ж е н щ и н а. Я хочу проводить вас.

М у ж ч и н а  в т о р о й. У нас, чтобы повысить моральные ценности… Вы слышали речь этого… Ну как его? Ну, который приезжал нынче?

С ы н. Брехендра Вришан.

М у ж ч и н а  в т о р о й. Да, да, да… (С сомнением.) Разве его так зовут? Он произносит такие речи… Кстати, и гороскопы прекрасные составляет… Но его речи! Вах, вах, вах! Что за речи! (С последними словами переступает порог и выходит.)

Вместе с ним выходит и  Ж е н щ и н а.

С ы н. Ха-ха-ха!

С т а р ш а я  д о ч ь. Над чем ты?

С ы н. Как, хороша сценка? Здорово я сыграл?

С т а р ш а я  д о ч ь. Кто сыграл?

С ы н. Я сыграл!

С т а р ш а я  д о ч ь. Так, значит, ты это…

С ы н. Конечно! Я его разыграл и в дураках оставил.

С т а р ш а я  д о ч ь. Уж не знаю, кто кого оставил в дураках.

С ы н. Это еще почему?

С т а р ш а я  д о ч ь. Как-никак, это он, а не ты, получает пять тысяч в месяц.

С ы н. Хочешь взглянуть на харю этого получателя пяти тысяч? (Показывает сестре рисунок, сделанный им в блокноте.)

С т а р ш а я  д о ч ь. Разве это он?

С ы н. А разве нет?

С т а р ш а я  д о ч ь. А что это у него на голове?

С ы н. Тут были сперва рога. Я их стер. У них же, все-таки, рогов не было.

Сестра берет у него из рук блокнот и внимательно разглядывает рисунок. Возвращается  Ж е н щ и н а.

Ж е н щ и н а (Сыну). Ты не выйдешь на минутку?

С ы н. Зачем?

Ж е н щ и н а. У него машина не заводится.

С ы н. А что с ней случилось?

Ж е н щ и н а. Аккумулятор сел. Придется подтолкнуть.

С ы н. Уже? Я пока еще вроде у него не работаю…

Ж е н щ и н а. Иди же скорей. Он и без того опаздывает.

С ы н. Не дай бог, если бы он и в самом деле нашел мне работу. Тогда вообще… (Выходит в дверь, ведущую на улицу.)

Ж е н щ и н а. Ума не приложу, что будет с этим парнем… Что это у тебя в руках?

С т а р ш а я  д о ч ь. Это? Это он нарисовал.

Ж е н щ и н а. Ашок? Дай-ка взглянуть.

С т а р ш а я  д о ч ь (протягивая ей блокнот). Он просто так. Сидел, сидел, да вот и…

Ж е н щ и н а (взяв блокнот в руки, рассматривает рисунок). Это лицо никого тебе на напоминает?

С т а р ш а я  д о ч ь. Кого бы, например?

Ж е н щ и н а. Например, твоего отца.

С т а р ш а я  д о ч ь. Папу? По-моему, совсем нет.

Ж е н щ и н а. А я нахожу какое-то сходство.

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, он рисовал этого человека… Который только что ушел.

Ж е н щ и н а (нахмурившись). Так вот он чем тут занимался!

Входит  С ы н.

С ы н (с нарочитой брезгливостью стряхивая пыль с ладоней). Каков сам, такова и машина.

Ж е н щ и н а. Подойди сюда.

С ы н (подходит к ней). В машине мотор хоть от толчка да заводится, а тут (показывает на лоб) — насчет этого двигателя еще вопрос.

Ж е н щ и н а (жестко). Что это у тебя здесь?

С ы н. А что, тебе нравится?

Ж е н щ и н а. Что здесь у тебя, я спрашиваю!

С ы н. Ничего особенного. Просто пещерный человек.

Ж е н щ и н а. Кто?

С ы н. Пещерный человек.

Ж е н щ и н а. Перестань комедию ломать. Отвечай прямо.

С ы н. Разве сама не видишь? И брови, и глаза, и челюсти…

Ж е н щ и н а. Мне надоели все эти твои штучки. Ты слышишь меня?

Не ответив, Сын подходит к письменному столу и, взяв с него картинки, начинает рассматривать их.

Ты слышишь или нет?

С ы н. Слышу.

Ж е н щ и н а. А если слышишь, разве ты не должен ответить?

Сын все так же рассматривает картинки.

Ты не должен ответить?

С ы н (кладет картинки обратно на стол). А что я могу сказать?

Ж е н щ и н а. А если нечего сказать, так помолчи. Но если я с таким трудом — лестью, всякими уловками — залучаю в дом людей, которые могут хоть чем-нибудь помочь нам, а ты принимаешься высмеивать их, рисовать на них карикатуры — этого я терпеть не стану. Ты слышал? Ни за что не стану.

С ы н. Если не можешь терпеть, зачем приглашаешь в дом людей, из-за которых…

Ж е н щ и н а. Ну-ну! Говори же, чем они тебе не угодили?

С ы н. Ладно, мать, оставим. Но я же не зря сразу хотел уйти из дому…

Ж е н щ и н а. Нет уж, договаривай!

С ы н. Из-за которых мы кажемся сами себе еще ничтожней, чем есть на самом деле.

Ж е н щ и н а (несколько опешив). То есть? Что ты имеешь в виду?

С ы н. То, что сказал. Вот взять всех этих людей, которые до сих пор побывали в нашем доме, — из-за чего ты их приглашала?

Ж е н щ и н а. А ты как сам считаешь — из-за чего?

С ы н. Я думаю, в каждом из них есть что-то, на твой взгляд, выдающееся. Одного ты приглашаешь потому, что он ужасно умный, прямо-таки исключительный интеллектуал. Другого потому, что он получает пять тысяч в месяц. Третьего за то, что он важная персона — шутка сказать, сам начальник округа. Вот и получается, что всякий раз ты приглашаешь не человека, а его жалованье, репутацию, чин…

Ж е н щ и н а. Что ты хочешь этим сказать? По-твоему, все в нашей семье оттого и становятся такими ничтожными, что к нам приходят эти люди?

С ы н. Да, мы все при них чувствуем себя совершенными пигмеями.

Ж е н щ и н а. И я, по-твоему, именно для того их и приглашаю, чтобы…

С ы н. Я не знаю, зачем ты их приглашаешь, но знаю, что к нам приходят только такие люди. Ну ладно… Тогда сама скажи, зачем ты их приглашаешь?

Ж е н щ и н а. А затем, чтобы хоть как-нибудь, хоть во что-нибудь хорошее обратить нашу семью, чтобы хоть еще кто-нибудь из вас разделил со мной то бремя, которое сейчас лежит на мне одной. И если я хочу завязать знакомства и связи с кое-какими хорошими людьми, то ведь никак не для себя, а только для вас. Но если вам кажется, что вы от этого становитесь еще ничтожнее, чем вы есть на самом деле, — что ж, я брошу свои попытки. Да, но при этом я скажу, что больше не намерена терпеть того, что происходит в этом доме. Один из вас, загубив все семейные средства, годами сидит дома сложа руки. Другой не только ничего не хочет сделать сам для себя — где уж там! — но считает оскорбительными все мои отчаянные потуги пристроить его к месту… Нет, так дело не пойдет, этак я и сама выбьюсь из сил. Ради чего мне рваться на части, если здесь больше ни у кого и ни за что голова не болит? Зачем мне до конца губить свою жизнь? Отчего бы не найти себе более приятное занятие и место? Надеюсь, хоть это никого из вас не сделает ничтожным?

Сын принимается молча выдвигать и снова задвигать ящик стола.

Почему ты теперь молчишь? Поведай же нам с высоты своего величия, как ты сам намерен построить свою жизнь?

С ы н. Оставь меня! Я не хочу, чтобы у меня вырвалось что-нибудь такое, отчего ты…

Ж е н щ и н а. Отчего я что? Говори же, что ты хотел сказать?

С ы н (садясь на стул). Ничего я не хочу сказать. (С нарочито легкомысленным видом достает из ящика журнал, ножницы и с силой задвигает ящик.)

Ж е н щ и н а (передразнивает его). Ницево я не хоцу сказать. Сяду на стульцик и буду калтинки вылезать. Сколько узе калтиноцек вылезал, маленький лебеноцек?.. Если нечего тебе сказать, так отчего бы тебе прежде язык свой…

С т а р ш а я  д о ч ь (подойдя к матери и удерживая ее за руки). Подожди, мама, остановись. Я сама поговорю с ним. (Брату.) Слушай, Ашок!..

С ы н. Тебе что, прямо-таки приспичило поговорить сейчас со мной?

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, я только хочу спросить тебя…

С ы н. Да зачем тебе это? Лично я не намерен сейчас никому и ничего отвечать.

С т а р ш а я  д о ч ь (помолчав немного). Но ты ведь знаешь, что до сих пор только мама…

С ы н. Ты все-таки за свое?

Ж е н щ и н а. Зачем ты с ним разговариваешь! Не нужно, совсем-совсем не нужно! Ни с кем не нужно разговаривать. Видно, настало время самой принимать решение…

С ы н. И непременно.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ашок!

С ы н. Я не хотел говорить, но…

С т а р ш а я  д о ч ь. Так зачем сказал?

С ы н. Потому что вынудили. Если ей все не по силам, зачем продолжать такую жизнь?

Ж е н щ и н а. Я потому ее продолжаю, что…

С ы н. Потому что больше некому это делать. В нашем доме это было сказано уже тысячу раз.

С т а р ш а я  д о ч ь. Так ты думаешь, что все, что мама здесь делает…

С ы н. Я спрашиваю, зачем она все это делает? И для кого она это делает?

С т а р ш а я  д о ч ь. Для меня делает.

С ы н. Ты бросила дом и ушла.

С т а р ш а я  д о ч ь. Для Кинни делает…

С ы н. Она день ото дня становится все более распущенной и дерзкой.

С т а р ш а я  д о ч ь. Для отца делает…

С ы н. Разве тебе не жаль смотреть на него?

С т а р ш а я  д о ч ь. И больше всего она делает для тебя.

С ы н. Но ведь я-то как раз, пожалуй, самый бесполезный человек в этом доме… Но почему все это так получается?

С т а р ш а я  д о ч ь. Это… Как я могу сказать, почему?

С ы н. По крайней мере скажи о себе. Почему ты бросила дом и ушла в чужой?

С т а р ш а я  д о ч ь (смутившись). Я ушла… Я ушла… потому что…

С ы н. Потому что ты любила Маноджа? Браво!.. А тебе самой эта сказка не кажется слишком уж наивной?

С т а р ш а я  д о ч ь (плачущим голосом). Так ты мне… Ты и мне говоришь… (Слабея, садится на табурет.)

С ы н. Я же тебя предупреждал… Здесь ни о чем не надо говорить.

Женщина медленно делает два шага к Сыну.

Ж е н щ и н а. Ты понимаешь, что ты сказал?

Не отвечая, Сын раскрывает журнал и принимается вырезать из него картинку.

Понимаешь?

Сын по-прежнему молча вырезает картинку.

Ну что ж, прекрасно. С сегодняшнего дня я буду заботиться только о себе. А о своей жизни извольте подумать сами.

Старшая дочь принимается тереть ногти одной руки об ногти другой.

Не так уж много лет мне осталось жить. И все-таки, сколько бы их ни осталось, этих лет, я не стану больше проводить их таким же образом и в том же доме. Все, что я могла сделать здесь, я уже сделала. И на этом я всему кладу конец — раз и навсегда!

Печальная, надрывная, тихая музыка. Сын смотрит на вырезанную им прежде картинку, потом начинает резать ее на большие куски — чак-чак-чак! — которые, кружась, падают на пол. Свет, постепенно перестав освещать фигуры людей, сосредоточивается в углах комнаты и наконец совсем гаснет. Вместе с наступлением темноты прекращается и музыка. Только несколько еще мгновений слышится щелканье ножниц — чак-чак-чак-чак.

Конец первого действия

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

В двух отдельных световых кругах  С ы н  и  С т а р ш а я  д о ч ь. Лежа на софе и болтая ногами, Сын играет сам с собой в карты. Старшая дочь стоит у письменного стола и намазывает маслом ломтики хлеба. Рядом на столе лежат консервный нож и невскрытая банка консервированного сыра. Когда сцена освещается полностью, сразу бросается в глаза беспорядок в комнате, какой бывает, если весь день никто не занимается уборкой. Тут и там немытые чайные чашки, смятая одежда и прочие как попало расставленные и разбросанные вещи.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты откроешь эту банку?

С ы н (занятый картами). Она не открывается.

С т а р ш а я  д о ч ь. Не открывается, так зачем принес?

С ы н. Ты же сказала: принеси от лавочника все, что он даст нам в кредит. Я даже по телефону позвонил в кредит.

С т а р ш а я  д о ч ь. Кому ты звонил?

С ы н. Дяде Джунедже.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты с папой говорил?

С ы н. Нет.

С т а р ш а я  д о ч ь. А с кем же?

С ы н. С дядей Джунеджей.

С т а р ш а я  д о ч ь. Он что-нибудь сказал?

С ы н. Если я с ним разговаривал, разве это не значит, что и он…

С т а р ш а я  д о ч ь. Я имела в виду — о папе, придет ли он домой.

С ы н. Сказал — не придет.

С т а р ш а я  д о ч ь. Не придет?

С ы н. Нет.

С т а р ш а я  д о ч ь. Почему же ты сразу мне не сказал? Что же я, по-твоему, просто так, для развлечения, делаю тут всякие сэндвичи…

С ы н. Я думал, тебе самой хочется сыру и сэндвичей, вот ты и затеяла все это.

С т а р ш а я  д о ч ь. Разве я не сказала, что до возвращения мамы с работы может прийти и папа? Они оба любят сыр и сэндвичи.

С ы н. Дядя Джунеджа тоже любит. Вот и покормишь его.

С т а р ш а я  д о ч ь. Он обещал прийти?

С ы н. Ему нужно о чем-то поговорить с мамой. Сказал, что, может быть, придет от шести до половины седьмого.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну вот, у мамы и без того скверное настроение. Недоставало еще и ему наговорить тут бог знает чего… Ты видел, какое было лицо у мамы, когда она уходила на работу?

С ы н. Нет, я старался не мозолить ей глаза.

С т а р ш а я  д о ч ь. Она за весь вечер-то не сказала ни слова, а уж утром… Никогда не видела ее такой молчаливой.

С ы н. Но о чем-нибудь она с тобой говорила?

С т а р ш а я  д о ч ь. Так, о чае и всяких пустяках.

С ы н. А сари надела очень даже красивое — как будто на свадьбу.

С т а р ш а я  д о ч ь. Значит, ты тоже это заметил?

С ы н. Так, мельком, когда она уже уходила.

С т а р ш а я  д о ч ь. Я думала, она после работы собирается куда-то пойти. Но потом слышу — говорит, что вернется в половине шестого, как обычно.

С ы н. Ты что, сама спросила ее?

С т а р ш а я  д о ч ь. Да. Потому что мне тоже надо как-то строить свои планы… И все же она так ничего толком не сказала.

С ы н. Насчет чего?

С т а р ш а я  д о ч ь. Что у нее сейчас на уме. Только пробурчала, что к половине шестого вернется… Но у нее было такое лицо, будто она и вправду…

С ы н. Что?

С т а р ш а я  д о ч ь. Будто она и вправду на что-то решилась…

С ы н. А разве это плохо?

С т а р ш а я  д о ч ь. А ты считаешь, что хорошо?

С ы н. Может быть, из этого что-нибудь и получится.

С т а р ш а я  д о ч ь. Что получится?

С ы н. Ничего. То, что на годы застряло на месте, не может оставаться там навсегда.

С т а р ш а я  д о ч ь. Так ты в самом деле хочешь, чтобы…

С ы н (заключая последним ходом свою одинокую игру в карты). Да, в самом деле. Я хочу, чтобы был достигнут какой-то результат, понимаешь?.. А ты этого не хочешь? (Собрав карты, поднимается с софы.)

С т а р ш а я  д о ч ь. Сегодня мне почему-то страшно слышать, что ты говоришь.

С ы н (подходя к ней). Но надеюсь, тебе сегодня не кажется, что я во всем не прав?

С т а р ш а я  д о ч ь. Не знаю. Но с другой стороны, не уверена и в том, что ты прав. (Взяв в руки банку и консервный нож.) Так что с этой банкой?

С ы н. Нашим ножом ее не откроешь. Он так затупился, что…

С т а р ш а я  д о ч ь. Как же быть?

С ы н. А другого ничего нет — вместо ножа?

С т а р ш а я  д о ч ь. Нашел у кого спросить! Я и сама в этом доме чувствую себя такой чужой…

Сын: А раньше не чувствовала?

С т а р ш а я  д о ч ь. Раньше? Но раньше…

С ы н. Понятно. Раньше ты не понимала, что это можно чувствовать. А едва почувствовала, так при первой же возможности ушла из дому.

С т а р ш а я  д о ч ь (резко). Ты опять за вчерашнее?

С ы н. Зачем ты сердишься? Я тоже ведь здесь как чужой. И это началось у меня с того дня, как ты ушла.

С т а р ш а я  д о ч ь. Как я ушла?

С ын. Ну может быть, и раньше, но по-настоящему я понял это с твоим уходом.

С т а р ш а я  д о ч ь. Что ты понял?

С ы н. Что в этом доме есть что-то такое…

С т а р ш а я  д о ч ь (взволнованно). Ты тоже это говоришь?

С ы н. А кто еще это говорит?

С т а р ш а я  д о ч ь. Так, кое-кто… Но в чем заключается то, о чем ты говоришь?

С ы н (пристально глядя на нее). А ты не знаешь?

С т а р ш а я  д о ч ь (отводя глаза в сторону). Я? Почему именно я?

С ы н. Я узнал это от тебя, и ты еще спрашиваешь, «почему именно я»?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты узнал это от меня? Ничего не понимаю.

С ы н. Правда есть правда. Конечно, лучше бы ее не знать. Можно обманывать других, а вот как обмануть себя?

Старшая дочь старательно намазывает масло на ломтик хлеба, но руки ее не слушаются.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну вот, ты всегда… Я же говорила тебе, что… Попробуй все-таки открыть эту банку. Уж если не откроется, тогда…

С ы н. Почему у тебя руки дрожат? (Берет банку.) Что ж, попробуем еще раз. Нужно что-нибудь острое… Минутку. (Уходит через дверь, ведущую наружу.)

Старшая дочь пытается продолжать свое дело, но руки окончательно отказывают ей, и она сдается.

С т а р ш а я  д о ч ь (потирая лоб, слабым голосом). Зачем он так говорит? Разве я в самом деле что-то знаю? (Содрогается всем телом, будто сквозь него проносится некий смерч. Собрав все силы, встает, подходит к двери, ведущей внутрь дома, и кричит.) Кинни! (Не получив ответа, заглядывает в дверь и возвращается.) Куда она пропала, эта девчонка? Утром плакала, говорила, что не пойдет в школу, пока не дадут ей все, что нужно для занятий, а теперь не поймешь, то ли она дома, то ли нет…

С ы н  вталкивает  М л а д ш у ю  д о ч ь  в дверь, ведущую с улицы.

С ы н. Иди домой.

Младшая дочь хочет убежать, но брат хватает ее за руку.

Я сказал тебе, сейчас же домой!

С т а р ш а я  д о ч ь (нетерпеливо). Что еще случилось?

М л а д ш а я  д о ч ь. Вот, Бинни-ди, он меня… (Пытается рывком высвободить руку.)

Брат с силой втаскивает ее в комнату.

С ы н. Иди сюда! Сейчас ты у меня узнаешь…

Старшая сестра подходит и высвобождает руку Младшей сестры.

С т а р ш а я  д о ч ь. Отпусти ее. Что она такого сделала, чтобы…

С ы н (отдавая ей вскрытую банку с сыром). Возьми банку. Открылась-таки. (Замахиваясь на Младшую сестру.) А ей я сейчас…

С т а р ш а я  д о ч ь (останавливает его руку). Ты с ума сошел?

С ы н. Не сошел, но сойду… Бог ты мой!

С т а р ш а я  д о ч ь. Но в чем же дело?

С ы н. Спроси у нее, в чем дело. Ну, черт возьми!..

С т а р ш а я  д о ч ь. В чем дело, что случилось, Кинни? Что ты натворила?

Младшая дочь, не отвечая, начинает всхлипывать.

Говори же, что ты делала?

Младшая дочь продолжает молча всхлипывать.

С ы н. Она не делала, а кое-что и кое-кому говорила.

С т а р ш а я  д о ч ь. Что говорила?

С ы н. Вот ее и спроси.

С т а р ш а я  д о ч ь (Младшей сестре). Почему ты не отвечаешь? У тебя язык отнялся?

С ы н. Не отнялся, а устал. Устал говорить о том, как женщины и мужчины…

С т а р ш а я  д о ч ь. Что-о-о?

С ы н. Вот ее спроси. Она все тебе расскажет. Все, что во дворе говорила Сурекхе.

М л а д ш а я  д о ч ь (всхлипывая). Она говорила или я ей говорила?..

С ы н. Ты говорила!

М л а д ш а я  д о ч ь. Нет, она говорила!..

С ы н. Ты говорила! А когда увидела, что я позади стою и слушаю, так сразу убежала.

М л а д ш а я  д о ч ь. Сурекха убежала или я убежала?

С ы н. Ты убежала!

М л а д ш а я  д о ч ь. Сурекха убежала!

С ы н. Ты убежала! А когда я догнал тебя и поймал, ты начала кричать, сбежались соседи, и ты стала им говорить, что я тебя обижаю, что пожалуешься маме, что мамы дома нет и поэтому я тебя бью.

С т а р ш а я  д о ч ь (Младшей сестре). Он правду говорит?

М л а д ш а я  д о ч ь. Это Сурекха начала. Она говорила, как ее мама и папа…

С т а р ш а я  д о ч ь (сурово). И тебе очень интересно было знать, как ее мама и папа…

С ы н. Не мама и папа. Тут совсем другое дело.

С т а р ш а я  д о ч ь. Замолчи, Ашок!

М л а д ш а я  д о ч ь. Ему никогда никто слова не скажет… А он каждый день бьет меня…

С т а р ш а я  д о ч ь. За что бьет?

М л а д ш а я  д о ч ь. За то, что я не позволяю ему брать мои вещи… А он все равно берет и отдает ей…

С т а р ш а я  д о ч ь. Кому — ей?

М л а д ш а я  д о ч ь. Ну, той… к которой он ходит… Взял мои браслеты, которые на день рождения подарили… Взял авторучку, которой меня в школе наградили… А если я маме пожалуюсь, он потом начинает душить меня за горло…

С т а р ш а я  д о ч ь (брату). О чем она говорит?

С ы н. Так, болтает всякую ерунду. Вранье, и больше ничего…

М л а д ш а я  д о ч ь. Вранье? А моя авторучка не у Варны?

С т а р ш а я  д о ч ь. Кто эта Варна?

М л а д ш а я  д о ч ь. Ну, та продавщица из магазина… За которой он бегает…

С ы н (снова пытается схватить ее). Ну погоди, сегодня я с тобой за все рассчитаюсь.

Спасаясь от него, Младшая сестра бегает но всей комнате. Брат преследует ее.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ашок!

С ы н. Сегодня она не уйдет от меня!.. Раз она так распустила язык, я ей…

Улучив момент, Младшая дочь выбегает в дверь, ведущую на улицу.

М л а д ш а я  д о ч ь (убегая). Варна, продавщица из магазина!.. Варна, продавщица из магазина!.. Варна, продавщица…

Сын хочет выбежать вслед за ней, но замирает на месте, увидев идущую ему навстречу мать. Ж е н щ и н а  входит в комнату с таким видом, будто ее ничто здесь больше не интересует. Лицо ее выражает смешанное чувство твердой решимости и крайней неуверенности в себе. Не глядя на дочь и сына, она складывает принесенные в руках вещи на стул поодаль от них. Сын, застигнутый врасплох, растерянно бродит по комнате, трогая и рассматривая то одну, то другую вещь. Старшая дочь, неся в руках тарелку с сэндвичами и банку сыра, направляется к двери, ведущей во двор.

С т а р ш а я  д о ч ь (проходя мимо матери). Я принесу тебе чаю.

Ж е н щ и н а. Мне ничего не нужно.

С т а р ш а я  д о ч ь. Выпей хоть чашку. (Уходит.)

Женщина бегло оглядывает комнату, еле заметными брезгливыми гримасами отмечая все непорядки в ней, но не проявляет никакого желания что-либо изменить и молча принимается раскладывать по местам принесенные с собой вещи. Возвращается  С т а р ш а я  д о ч ь.

(Показывает пустую обертку от чая.) Чай кончился.

Ж е н щ и н а. Я не буду пить чай.

С т а р ш а я  д о ч ь. Я хочу всем сделать по чашке.

С ы н. Мне тоже не надо.

С т а р ш а я  д о ч ь. Почему? Я уже грею воду, нужно только сходить за чаем.

С ы н. Если ты хочешь, завари для себя.

С т а р ш а я  д о ч ь. Что же, я одна буду пить? Я так радовалась, приготовила сэндвичи.

С ы н. Мне ничего не хочется.

Ж е н щ и н а. Я буду пить чай в другом месте, с одним знакомым.

С т а р ш а я  д о ч ь. Значит, ты дома не останешься?

Ж е н щ и н а. Нет. За мной заедет Джагмохан.

С т а р ш а я  д о ч ь. Он сюда придет?

Ж е н щ и н а. Я же сказала, он заедет за мной. А что тебе?

С т а р ш а я  д о ч ь. Сейчас и он должен приехать… дядя Джунеджа.

Ж е н щ и н а. Откуда ты это знаешь?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ашок звонил ему по телефону. Дядя Джунеджа сказал, что ему нужно кое о чем поговорить с тобой.

Ж е н щ и н а. Мне не о чем с ним разговаривать.

С т а р ш а я  д о ч ь. Но если он все-таки придет?

Ж е н щ и н а. Скажи, что меня нет дома. И неизвестно, когда вернусь.

С т а р ш а я  д о ч ь. А если он захочет подождать тебя?

Ж е н щ и н а. Пусть ждет. (Достав из шкафа несколько дамских сумочек, придирчиво оглядывает их, не зная, на какой остановиться.)

Старшая дочь вопросительно смотрит на брата, который явно ищет повод уйти из дому.

С т а р ш а я  д о ч ь (подойдя к матери и коснувшись рукой одной из сумочек). Вот эта лучше всех… А когда ты рассчитываешь вернуться?

Ж е н щ и н а (отложив в сторону сумочку, одобренную дочерью, берет в руки другую). Не знаю. Разговор может затянуться.

С т а р ш а я  д о ч ь (о сумочке). Да, эта еще лучше… А если он спросит, куда и с кем ты ушла?

Ж е н щ и н а. Скажи, что не знаешь… Впрочем, нет, скажи, что за мной приезжал Джагмохан. (Снова окидывая комнату брезгливым взглядом.) Грязь у вас какая!

С т а р ш а я  д о ч ь. Сейчас я все приберу. (Принимается за уборку.) А это будет правильно — все сказать ему?

Ж е н щ и н а. А почему бы и нет?

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, я просто так… Он ведь потом все скажет папе…

Ж е н щ и н а. Ну и что? (Подобрав в комнате несколько разбросанных вещей, подает их дочери.) Убери все это.

С т а р ш а я  д о ч ь. А то, что…

Ж е н щ и н а. Я не воровать иду, а выпить чашку чая с одним своим знакомым.

С т а р ш а я  д о ч ь. Но ты же знаешь, что папа дядю Джагмохана…

Ж е н щ и н а. А кого он любит, твой папа?

С т а р ш а я  д о ч ь. Но все же, если бы ты смогла вернуться пораньше, это было бы…

Ж е н щ и н а. У меня с ним очень важный разговор. У него были намечены на вечер другие дела. И только ради меня он отложил их. Он не какой-нибудь бездельник, с которым можно встретиться в любую минуту, когда только захочется.

Сын, беспокойно расхаживая по комнате, приближается наконец к выходу на улицу.

С ы н. Я выйду ненадолго, Бинни.

С т а р ш а я  д о ч ь. И ты тоже?.. Куда ты уходишь?

С ы н. Тут… Недалеко… Я скоро приду.

С т а р ш а я  д о ч ь. А если приедет дядя Джунеджа?

С ы н. К тому времени я, наверно, приду.

С т а р ш а я  д о ч ь. Наверно?

С ы н. Нет. Ну сказал же — приду! (Уходит.)

С т а р ш а я  д о ч ь (вслед ему). Послушай! (Идет за ним.) Ашок!

Брат не останавливается, и она, недовольно скривив губы, возвращается к матери.

Уж за чаем-то мог бы сходить!

Ж е н щ и н а (решительно, словно только и ждала этой минуты). Мне нужно кое-что сказать тебе.

С т а р ш а я  д о ч ь. Хорошо, я там приберусь и приду. (Показывает в сторону двери, ведущей внутрь дома.) Там тоже все разбросано. Я думаю, до прихода дяди Джагмохана…

Ж е н щ и н а. Только два слова.

С т а р ш а я  д о ч ь. Говори, я слушаю.

Ж е н щ и н а. Дело в том, что в следующий раз, когда я появлюсь здесь — если появлюсь вообще, — тебя я, возможно, не застану…

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну что это ты говоришь?

Ж е н щ и н а. Да, да. Для того я и позвонила сегодня Джагмохану.

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама!

Ж е н щ и н а. Не надо. Пусть так и будет. Я давно знала, что рано или поздно этим кончится.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты все как следует обдумала, чтобы…

Ж е н щ и н а (чуть прикрыв глаза). Как следует. (Закрыв глаза.) А теперь иди.

Старшая дочь некоторое время смотрит на нее. Потом медленно, словно в раздумье, идет к двери, ведущей внутрь дома.

С т а р ш а я  д о ч ь (на ходу). Все-таки подумай еще немного. (Выходит.)

Ж е н щ и н а. До каких пор мне думать? (Машинально перебирает ожерелье на шее, накручивает его на пальцы, дергает, отчего оно разрывается. Досадливо поморщившись, она снимает его и достает из шкафа другое.) Всю жизнь думай, всего опасайся… Из-за этого будет то, из-за того еще что-то! (Положив ларец с украшениями обратно в шкаф, хочет закрыть его. Но из-за беспорядка внутри он не закрывается до конца.) Один день думай… Другой день… (Дверца не поддается, тогда она распахивает ее полностью и с силой опять захлопывает.) Один год думай… Другой год… Третий… Десятый!.. (Щупая ногой под шкафом, где сложена обувь, вытаскивает оттуда сандалию. Но, не найдя ей пары, с силой запихивает обратно.) А теперь я снова должна подумать! (Подходит к туалетному столику. Стоит перед ним в сомнении, как бы соображая, зачем сюда пришла. Потом, вспомнив что-то, начинает, глядя в зеркало, надевать ожерелье. Надев, внимательно оглядывает себя. Подняв подбородок и поглаживая шею, пытается разогнать морщины.) До каких же пор?.. И зачем?.. (Не знает, что делать дальше. Одну за другой берет и ставит обратно на место принадлежности туалета на столике. Взяв баночку с кремом, некоторое время разглядывает ее, потом раскрывает.) Дом, контора!.. Дом, контора!.. (Накладывает крем, вдруг спохватывается, что этого сейчас не следовало делать. Стерев крем полотенцем, берет другую баночку. Налив из нее лосьона на тампон, думает, куда наложить. И, ничего не придумав, принимается протирать им запястья.) Подумай, подумай… (Обращает внимание на свои волосы. Машинально начинает протирать их лосьоном, но, спохватившись, откладывает тампон в сторону. Перебирая волосы пальцами, разглядывает места, где седина больше всего бросается в глаза. Ищет гребень, но не находит. В спешке выдвигает один за другим и пересматривает все ящики в туалете. Наконец находит гребень тут же, под полотенцем.) Ссоры, скандалы… Ссоры, скандалы… Ссоры, скандалы… О чем тут думать? (Действуя гребнем, старается зачесать внутрь седые волосы. Ее внимание привлекают морщины у глаз; положив гребень на столик, начинает разглаживать их пальцами.)

В это время в дверях, ведущих с улицы, появляется  М у ж ч и н а  т р е т и й — картинно затягиваясь сигаретой, он кольцами пускает дым. Женщина не замечает его, он направляется к треугольному столику, на котором стоит пепельница, с намерением стряхнуть пепел. Открыв баночку с пудрой, Женщина начинает пудрить кожу под глазами. Рука ее дрожит, поэтому пудра из банки немного рассыпается. Продолжает со вздохом.

Не о чем думать. (Встает. Внимательно разглядывает себя в зеркале.)

Мужчина третий от одной сигареты прикуривает другую.

Пусть будет то, чему и следует быть. (Чуть повернувшись к софе, замечает Мужчину третьего и вздрагивает от неожиданности. В глазах ее появляется блеск.)

М у ж ч и н а  т р е т и й (нежно). Хэлло! Куку!

Ж е н щ и н а. Ой! Я и не видела, как ты пришел.

М у ж ч и н а  т р е т и й. А я вижу, ты сама с собой разговариваешь, вот и…

Ж е н щ и н а. Я ждала тебя. Ты прямо со службы?

Мужчина третий курит, пуская кольца дыма.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Считай, что прямо.

Ж е н щ и н а. Считай — значит, нет.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Ну, как бы это сказать… Только на две минутки забежал в «Полярную звезду». Надо было подкинуть им один проектик. Потом заскочил домой, умылся и прямо…

Ж е н щ и н а. И это ты называешь «прямо»?

М у ж ч и н а  т р е т и й (пуская кольцами дым). Ты ничуть не переменилась. Все так же покрикиваешь на меня. Но видишь ли, милая Куку, все дело в том, что неприлично же весь вечер оставаться в одежде, которую надеваешь на службу… Вот я и решил…

Ж е н щ и н а. Но разве я не велела тебе сразу же, никуда не заходя ни на минутку, приехать сюда?

М у ж ч и н а  т р е т и й. А куда, собственно, я заходил хоть на минутку? В «Полярную звезду», например, я только…

Ж е н щ и н а. Ладно, оставь. Твоя игра в разные предлоги и оправдания для меня вовсе не нова.

М у ж ч и н а  т р е т и й (садясь на софу). Говори что хочешь. И для меня тоже не нова твоя привычка без причины закусывать удила.

Ж е н щ и н а. Ты садишься? Разве нам не пора?

М у ж ч и н а  т р е т и й. Минутку. Сейчас поедем. Сядь.

Женщина с недовольным видом садится рядом с ним на софу.

Ты так неожиданно позвонила. Мне даже показалось, что…

Глаза Женщины наполняются слезами.

Ж е н щ и н а (кладя свою руку на его). Джог!

М у ж ч и н а  т р е т и й (гладя ее руку). В чем дело, Куку?

Ж е н щ и н а. Я пришла к решению, которого боялась всю свою жизнь. Сейчас мне кажется, что…

М у ж ч и н а  т р е т и й (слегка похлопывая ее по руке). Не надо так расстраиваться, Куку.

Ж е н щ и н а. Я правду говорю. Если сегодня ты скажешь мне, что…

М у ж ч и н а  т р е т и й (оглядываясь на дверь, ведущую внутрь дома). Дома никого нет?

Ж е н щ и н а. Там Бинни. (Она убирает руку.)

М у ж ч и н а  т р е т и й. Она здесь? Но я слышал, что она…

Ж е н щ и н а. Да!.. Но вчера приехала к нам…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Давно ее не видел. Сколько лет пронеслось!

Ж е н щ и н а. Сейчас она придет, вышла на минутку. Знаешь, мне так много надо сказать тебе…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Я и пришел, чтобы выслушать тебя. Когда ты говорила со мной по телефону, у тебя был такой голос, что…

Ж е н щ и н а. Я очень… В ту минуту я снова была та самая…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Ты и сейчас та самая.

Ж е н щ и н а. Как хорошо, что ты меня понимаешь… Как хорошо! Что сейчас со мной творится… (Голос у нее осекается.)

М у ж ч и н а  т р е т и й. Ну-ну, спокойней.

Ж е н щ и н а. Джог…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Говори же.

Ж е н щ и н а. Ты ведь знаешь, я… Ты для меня единственный человек, на которого…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Зачем ты это говоришь? Разве об этом…

Ж е н щ и н а. У меня это само вырвалось… Знаешь что… Нет, уйдем отсюда, я потом все тебе скажу.

М у ж ч и н а  т р е т и й. У меня предложение.

Ж е н щ и н а. Да, я слушаю.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Скажи здесь все, что ты хотела сказать. А уж потом мы…

Ж е н щ и н а. Нет, нет. Не здесь.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Но почему?

Ж е н щ и н а. Здесь я не могу. Впрочем, если ты считаешь, что тебе неприлично показаться на люди вместе со мной, если ты видишь в этом что-то не то…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Помилуй, что ты говоришь? Куда велишь, туда и поедем. Я предложил это только потому…

Ж е н щ и н а. Я все знаю. Я никогда не понимала тебя превратно.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Так говори же, куда мы поедем?

Ж е н щ и н а. Куда сам считаешь нужным.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Куда я считаю! Да разве не ты сама всегда это решала?

Ж е н щ и н а. Ну, хорошо. Ты не против, если мы пойдем в «Гинзу»? Может быть, там будет свободен тот столик в углу, помнишь?

М у ж ч и н а  т р е т и й. Не спрашивай. Скажи — в «Гинзу», и все!

Ж е н щ и н а. Или «Йоркс»?.. Там в это время мало публики.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Я ведь сказал…

Ж е н щ и н а. Ну хорошо, тогда пойдем в тот маленький ресторанчик, где тебе очень понравились кебабы. Ты помнишь? С тех пор я больше там не бывала…

М у ж ч и н а  т р е т и й (в нерешительности). Туда? Знаешь, теперь я туда не хожу… Но если тебе хочется, можно и туда.

Ж е н щ и н а. Подожди. Прежде чем пойти, я кое-что все-таки скажу тебе.

М у ж ч и н а  т р е т и й (пуская дым кольцами). Что же именно?

Ж е н щ и н а. Я… Вчера я наконец приняла решение.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Вот как?

Ж е н щ и н а. Вообще-то я тебе уже однажды говорила еще в те дни… Но теперь я окончательно решилась.

М у ж ч и н а  т р е т и й (словно переваривая сказанное ею). Угу-м.

Небольшая пауза, в течение которой он обводит комнату задумчивым взглядом. Потом делает вид, что его внимание привлекла одна из книг, расставленных на книжной полке, встает и подходит к ней.

Ж е н щ и н а. Почему ты ушел?

М у ж ч и н а  т р е т и й (снимая с полки книгу). Просто так. Это что за книга?

Ж е н щ и н а. Может быть, ты не веришь мне?

М у ж ч и н а  т р е т и й. Нет, я слушаю.

Ж е н щ и н а. Для меня и раньше все это было непереносимо. Ты ведь знаешь… Но теперь дело дошло до крайности…

М у ж ч и н а  т р е т и й (листая книгу). Так ты хочешь сказать, что…

Ж е н щ и н а. Ты угадал.

М у ж ч и н а  т р е т и й (ставя книгу на место). Уху-м.

Встав с софы, Женщина приближается к нему.

Ж е н щ и н а. Прежде я не могла тебе этого сказать, но мне всегда было ужасно жаль, что из-за меня и тебе… и тебе пришлось столько пережить…

М у ж ч и н а  т р е т и й (поглаживая горло). Откровенно сказать, теперь я об этом как-то не задумываюсь… (Расхаживая по комнате, отдаляется от нее.)

Ж е н щ и н а. Помню, ты раньше часто повторял: «Только тогда человек должен думать, когда в том есть польза».

М у ж ч и н а  т р е т и й. Да, так оно и есть.

Ж е н щ и н а. Но, видно, между «раньше» и «теперь» есть разница? Ты это имеешь в виду?

М у ж ч и н а  т р е т и й. Да… Конечно… И немалая.

Ж е н щ и н а. Вот потому-то я и хочу сейчас сказать, что…

Из двери, ведущей внутрь дома, выходит  С т а р ш а я  д о ч ь.

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама, то белье, что ты приготовила для глаженья… (Увидев Мужчину третьего.) Хэлло, дядя!

М у ж ч и н а  т р е т и й. Хэлло! Хэлло! Вот это да! Неужели это ты?

С т а р ш а я  д о ч ь. А кто же, по-вашему?

М у ж ч и н а  т р е т и й. Но ведь ты же была вот такая! (Женщине.) А теперь и не узнать — совсем взрослая.

Ж е н щ и н а. Да, а теперь вот что получилось.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Она, помню, детские платьица еще носила.

С т а р ш а я  д о ч ь (смущаясь). Вот нашли что вспомнить! Когда это было!

М у ж ч и н а  т р е т и й. А помнишь, как она укусила меня за палец? Вот была чертенок!

Ж е н щ и н а (покачав головой). А в конце концов все мы становимся никому не нужными.

С т а р ш а я  д о ч ь. Посидите. Я сейчас приду. (Идет к двери, ведущей во дворик.)

М у ж ч и н а  т р е т и й. Куда же ты?

С т а р ш а я  д о ч ь. Сейчас приду. (Уходит.)

М у ж ч и н а  т р е т и й. Какая была пухленькая, цветущая девочка! Щеки точно как персики…

Ж е н щ и н а. Все щеки увядают со временем.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Постой, я слышал, что она… Она ведь сама, по собственному выбору?

Ж е н щ и н а. То-то и есть, что по собственному. Вот и вышло, что…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Но говорит-то как — серьезно, с достоинством!

Ж е н щ и н а. Да, ты прав, едва оперилась, а важности хоть отбавляй… Ну так что же, поедем?

М у ж ч и н а  т р е т и й. Как прикажешь.

Ж е н щ и н а (ища что-то в сумочке). Куда он подевался? (Найдя в сумочке платок, закрывает ее.) Ах, вот он!.. Так когда же я вернусь? Мне ведь нужно сказать ей, чтобы она знала…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Это от тебя зависит. Как ты захочешь.

Ж е н щ и н а. Скажу ей, что могу надолго задержаться. К нам должны приехать, пусть передаст.

М у ж ч и н а  т р е т и й. Кто-то еще должен приехать?

Ж е н щ и н а. Джунеджа. Ну, тот самый человек, из-за которого… Ты ведь все знаешь. (Смотрит в сторону дворика.) Бинни! (Не получив ответа, снова кричит.) Бинни!.. Куда же она ушла? (На ее лице растерянность и волнение.) Не знаю, куда пропала! Вот, извольте ее ждать…

М у ж ч и н а  т р е т и й. Ну что ж, подожди.

Ж е н щ и н а. Нет, нельзя. Если придет тот человек, мне будет трудно уйти. А я должна сегодня же сказать тебе очень важную вещь. Сегодня же.

М у ж ч и н а  т р е т и й (закуривая новую сигарету). Ну, хорошо. Тогда идем.

Ж е н щ и н а (оглядывая комнату таким взглядом, словно что-то забыла или потеряла здесь). Да… Идем…

М у ж ч и н а  т р е т и й (идет, потом останавливается). Но… разве ты не хочешь запереть дверь?

Ж е н щ и н а. Нет. Сейчас кто-нибудь да придет.

М у ж ч и н а  т р е т и й (пуская кольца дыма). Ну, как тебе угодно. Дело твое.

Ж е н щ и н а (снова оглядывая комнату). Да мне-то… Ну, идем.

Первым выходит Мужчина третий. Женщина идет за ним, держа в руках открытую сумочку и пытаясь что-то найти в ней. Некоторое время сцена остается пустой. Потом снаружи доносится плач и всхлипывания  М л а д ш е й  д о ч е р и. Вся в слезах, она входит в комнату и ничком бросается на софу. Потом, поднявшись с нее, оглядывает пустую комнату и, так же навзрыд плача, уходит в дверь, ведущую внутрь дома. Несколько мгновений сцена снова остается пустой. Потом в дверь со стороны дворика входит  С т а р ш а я  д о ч ь  с подносом в руках, на котором расставлены чайные принадлежности.

С т а р ш а я  д о ч ь. О! Уже уехали? (Поставив поднос на обеденный стол, подходит к двери, ведущей на улицу. Выглядывает наружу и некоторое время с задумчивым видом продолжает стоять там. Потом, тряхнув головой, снова идет к обеденному столу.) Такая бывает тяжесть в голове, будто там камень. (По пути, заметив беспорядок на туалетном столике, останавливается и поспешно приводит все в порядок.) Ничего нельзя понять… Как в темном лесу. (Отойдя от туалетного столика, подходит к обеденному столу и начинает готовить чай для себя. Вздыхает.) И сама я будто лес.

С тем же плачущим видом входит  М л а д ш а я  д о ч ь.

М л а д ш а я  д о ч ь. Когда не ну-нужно, так все т-тут торчат… А когда нужно, так ни-никого и не-не найдешь…

Оставив свое занятие, Старшая дочь подходит к ней.

С т а р ш а я  д о ч ь. Кинни! Что у тебя опять? Ты когда пришла с улицы?

М л а д ш а я  д о ч ь. Ко-когда пришла!.. Давно пришла. А ты са-са-ма где была?..

С т а р ш а я  д о ч ь. Я ходила за чаем. Кто тебя обидел? Ашок поколотил?

М л а д ш а я  д о ч ь. А он ку-куда ушел? Чтобы за уши меня потаскать, так он всегда тут как тут. А когда нужно, чтобы кто-нибудь поговорил с мамой Сурекхи, так у вас…

С т а р ш а я  д о ч ь. А что? Мама Сурекхи тебе что-нибудь сказала?

М л а д ш а я  д о ч ь. Где мама? Я должна пойти туда вместе с ней.

С т а р ш а я  д о ч ь. Куда? В дом Сурекхи?

М л а д ш а я  д о ч ь. Мама Сурекхи сказала, чтобы я сейчас же пришла к ней со своей мамой.

С т а р ш а я  д о ч ь. Но для чего?

М л а д ш а я  д о ч ь. Все соседи видели, как Ашок нас ругал. Тогда мама отвела Сурекху домой и побила, и та… И та сказала ей, что это я во всем…

С т а р ш а я  д о ч ь. Что она сказала?

М л а д ш а я  д о ч ь. Что это я ее всему научаю.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну… и что?

М л а д ш а я  д о ч ь. Тогда… тогда мама Сурекхи позвала меня и так отчитала, как будто я… Сначала скажи, где мама? Я сейчас же пойду туда вместе с ней. Она говорит, что я порчу ее девочку. И еще хуже того говорила про нашу семью.

С т а р ш а я  д о ч ь. Про что же?

М л а д ш а я  д о ч ь. Про все… Про тебя. Про Ашока. Про папу. Про маму… Почему ты не скажешь мне, где мама?

С т а р ш а я  д о ч ь. Мама ушла совсем.

М л а д ш а я  д о ч ь. Куда совсем?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты что, знаешь все места на свете, куда можно уйти?

М л а д ш а я  д о ч ь (еще пуще заливаясь плачем). Т-ты т-тоже м-меня ругаешь? Если мамы нет, пойди ты со мной…

С т а р ш а я  д о ч ь. Я не могу пойти.

М л а д ш а я  д о ч ь (сердито). Почему ты не можешь пойти?

С т а р ш а я  д о ч ь. Не могу пойти, и все. Сказано тебе?

М л а д ш а я  д о ч ь (отталкивая ее). Ну и не ходи, если не можешь.

С т а р ш а я  д о ч ь (с гневом). Кинни!

М л а д ш а я  д о ч ь. Не разговаривай со мной! (Передразнивает.) «Кинни!»

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты что, совсем не умеешь себя вести?

М л а д ш а я  д о ч ь. Да, совсем не умею.

С т а р ш а я  д о ч ь. Смотри, ты и от меня сейчас чего-нибудь дождешься.

М л а д ш а я  д о ч ь. Бей! Бей и ты! Пусть и папа тоже бьет.

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты перестанешь сейчас же плакать или нет?

М л а д ш а я  д о ч ь. Не перестану… (Передразнивает.) «Перестанешь или нет?»

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну как хочешь. Сиди и реви.

М л а д ш а я  д о ч ь. И буду сидеть и реветь.

За дверью, ведущей со двора, звук открываемой щеколды.

С т а р ш а я  д о ч ь (обернувшись в ту сторону). Это… Это кто же там? (Поспешно направляется к двери.)

Младшая дочь с выражением протеста на лице усаживается на стул. Вместе с  М у ж ч и н о й  ч е т в е р т ы м  возвращается  С т а р ш а я  д о ч ь.

(Входя.) А я думаю, кто же это стучится к нам с черного хода? Мы ждали вас, но ведь обычно вы входите с улицы…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да, обычно так, но… (Глядя на Младшую дочь.) Что с ней? Что она так нахохлилась?

С т а р ш а я  д о ч ь (Младшей сестре). Дядя Джунеджа пришел. Подойди, поздоровайся с ним.

Младшая дочь, отвернувшись в сторону, кладет руки на спинку стула.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (подходя к ней). Э! Да она, кажется, плачет! (Гладит ее по голове.) Ну-ну! Что с тобой, малышка? Кто тебя обидел? (Ласково причмокивает.) Ну, не надо. Встань, детка, так не годится. Мы теперь совсем большие…

М л а д ш а я  д о ч ь (резко вскочив, направляется к двери, ведущей на улицу). Да… Теперь мы вдруг большие! То мы маленькие, то большие… У вас никогда не поймешь! (От двери, сестре.) Я не вернусь домой, пока мама не придет! (Уходит.)

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (подходит к Старшей дочери). Савитри уехала?

Старшая дочь молча кивает головой.

Я тут уже с полчаса. Но увидел перед домом машину и поэтому немного погулял там, за вашим двориком. Твой папа сказал, что Джагмохан теперь в Дели, он опять перевелся сюда. А к вам он зачем? Просто так, повидаться? Или…

С т а р ш а я  д о ч ь. Это у мамы надо спросить. Я не знаю.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Мне сказал о нем Ашок. Но ему тоже, наверно, неизвестно, зачем он к вам приехал…

С т а р ш а я  д о ч ь. Вы видели Ашока?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да, на автобусной остановке. Он сказал, что едет ко мне — узнать о здоровье папы. Настаивал, чтобы я тоже поехал с ним, а потом мы вместе бы вернулись сюда. Но я подумал, что, раз уж я проделал такой длинный путь, следовало бы прежде повидаться с Савитри. Он сейчас в таком состоянии, что…

С т а р ш а я  д о ч ь. О ком вы говорите? О папе?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ну конечно, о нем, о Махендранатхе. Всю эту ночь он не спал ни минутки. Но главное…

С т а р ш а я  д о ч ь. Ему нехорошо?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да, неважно. И вообще… Но по-моему, Махендранатх сам поставил себя в такое положение…

С т а р ш а я  д о ч ь (стараясь избежать этой темы). Дать вам чаю?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (посмотрев на поднос с чайными принадлежностями). Это для кого столько приборов? Но никто, вижу, не притронулся.

С т а р ш а я  д о ч ь (в замешательстве). Это я приготовила, потому что… Потому что думала…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (словно угадав, что она хотела сказать). Наверно, они очень быстро уехали. Савитри знала, что я хотел приехать?

С т а р ш а я  д о ч ь (тихо). Знала.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Этого мне Ашок не сказал… Но вот тон его… Мне показалось, что… (Задумывается, потом, как будто что-то сообразив, продолжает.) А, хорошо! Очень хорошо. Парень с головой.

С т а р ш а я  д о ч ь (беря сахарницу в руки). Сколько вам сахару?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Совсем не надо. Мне нельзя сахар. Значит, оттого он хотел меня увезти, что… Он знал, что Джагмохан…

С т а р ш а я  д о ч ь. Молока?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Чуть-чуть.

С т а р ш а я  д о ч ь. Принести к чаю что-нибудь солененькое?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Нет, не нужно.

С т а р ш а я  д о ч ь. Садитесь, пожалуйста.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. О да! (Пододвинув стул ближе к столу, садится.)

Старшая дочь протягивает ему чашку с чаем, другую ставит перед собой и тоже садится за стол. Пауза.

С т а р ш а я  д о ч ь. Почему вы молчите? Скажите что-нибудь.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (со вздохом). Что сказать?

С т а р ш а я  д о ч ь. Хоть что-нибудь.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Я многое хотел сказать. Будь здесь Савитри, наверно, выговорил бы все до последнего слова. Но теперь, видимо, говорить не о чем.

Снова пауза. Оба почти в одно время выпивают чай и ставят чашки на стол.

С т а р ш а я  д о ч ь. Хотела спросить вас — у папы опять поднялось давление?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Только это ты хотела спросить?

С т а р ш а я  д о ч ь. Почему вы не убедите его, что…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (вставая). Кто может убедить его? Он так любит эту женщину, так привязан к ней всем сердцем, что никому…

С т а р ш а я  д о ч ь. Как вы это так говорите?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Тебе кажется, что я не прав?

С т а р ш а я  д о ч ь (тоже вставая). Но разве так может быть? (Задумчиво.) Если бы вы знали… Чего только мы не видели в этих стенах, до чего только не доходили эти два человека…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Что бы вы ни видели…

С т а р ш а я  д о ч ь. Нет, дядя, это не то, от чего можно так легко отмахнуться! Ведь я жила здесь, и мне часто казалось, что я не в родном доме, а в зверинце, в клетке с дикими животными… Вы и представить не можете того, что здесь происходило. Мама отчаянно кричала, папа в клочья рвал на ней одежду… Затыкал ей рот, запирал в комнату, избивал… (Содрогнувшись всем телом.) Нет, даже рассказать нельзя, какие дикие сцены я видела в нашей семье. Если бы все это знал посторонний человек, он только спросил бы — почему же эти люди еще много лет назад не решились…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ты не сказала мне ничего нового. Махендранатх сам все это рассказывал.

С т а р ш а я  д о ч ь. Рассказывал? И все-таки вы утверждаете, что…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. И все-таки я утверждаю, что он очень любит ее.

С т а р ш а я  д о ч ь. Как это может быть? Два человека, которые день и ночь терзают друг друга, губят друг другу жизнь…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Я говорю лишь об одном из них.

С т а р ш а я  д о ч ь. Так неужели вы и в самом деле полагаете…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Абсолютно. Только потому и сказал, что в нынешнем своем положении виноват сам Махендра. Если бы не так, он не молил бы меня сегодня, с самого утра, чтобы я во что бы то ни стало поехал к вам и уговорил бы твою маму. Знаешь, чем бы все кончилось, откажись я поехать сюда?

С т а р ш а я  д о ч ь. Чем же?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Махендра вернулся бы сюда сам. Он не стал бы раздумывать, чего это ему может стоить, если иметь в виду больное сердце. И так уж не первый раз, ты знаешь сама. Но только мне известно, как трудно бывает удержать его от подобного шага. Я тоже надеялся в душе, что что-то можно еще поправить, о чем-то можно еще договориться. Но когда я увидел у ваших дверей машину, стало очевидно, что уже ничего нельзя сделать. Совсем ничего! И лучше всего сейчас мне уйти отсюда. Кстати, куплю по пути лекарства для твоего папы… Ну, счастливо тебе… (Идет к двери, ведущей на улицу.)

Старшая дочь стоит на месте, словно окаменев. Потом делает несколько шагов вслед за ним.

С т а р ш а я  д о ч ь. Дядя!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (остановившись). Да?

С т а р ш а я  д о ч ь. Вы скажете папе?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. О чем?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ну, о том… Что приезжал дядя Джагмохан.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. А что, не надо говорить?

С т а р ш а я  д о ч ь. Я думаю, что…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (прищурив и снова открыв глаза). Пожалуй, ты права. Хотя, в конце концов, какая разница… Ну что ж, хорошо. (Идет к двери.)

С т а р ш а я  д о ч ь. Дядя!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (снова остановившись). Да, детка?

С т а р ш а я  д о ч ь. Вы уверены, что ничего нельзя сделать?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. На один день дело поправить можно. На два дня тоже. Но навсегда… Нет, ничего тут не поделаешь.

С т а р ш а я  д о ч ь. Но в таком случае разве не лучше…

С улицы доносится голос  Ж е н щ и н ы.

Ж е н щ и н а. Отпусти меня. Отпусти сейчас же.

С т а р ш а я  д о ч ь. Она вернулась.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да.

Закусив губу, Мужчина четвертый возвращается от двери и идет к обеденному столу. Вместе с  М л а д ш е й  д о ч е р ь ю  входит  Ж е н щ и н а. Младшая дочь тянет ее за руку, пытаясь увести с собой обратно.

М л а д ш а я  д о ч ь. Почему ты не идешь со мной? Иди же.

Ж е н щ и н а (пытаясь вырвать руку). Ты отстанешь от меня или нет?

М л а д ш а я  д о ч ь. Не отстану. То тебя дома не было, а теперь ты говоришь…

Ж е н щ и н а. Отпусти руку.

М л а д ш а я  д о ч ь. Не отпущу.

Ж е н щ и н а. Не отпустишь? (В гневе вырывает руку и отталкивает дочь.) Как ты смеешь так вольничать? Как у тебя наглости хватает!

М л а д ш а я  д о ч ь. Да, хватает. Когда мне соседи говорят обидные слова, здесь никогда и ни у кого нет времени, чтобы выйти к ним и сказать что надо.

С т а р ш а я  д о ч ь. Погоди, дай маме немного отдышаться. Она в дом не успела войти, а ты уже…

М л а д ш а я  д о ч ь. А ты лучше молчи. Когда я тебя просила пойти со мной, ты даже с места не сдвинулась, как идол каменный…

Ж е н щ и н а (схватив ее за платьице). Ну-ка, повтори, что ты сказала!

М л а д ш а я  д о ч ь (борется, стараясь вырваться). А что я сказала? Сама ее спроси — когда я пришла и сказала ей, она…

Ж е н щ и н а (давая ей затрещину). Повтори еще раз!

Пауза. Не зная, что делать, все смотрят в пустоту перед собой. Потом Младшая дочь кричит Женщине.

М л а д ш а я  д о ч ь (не в силах сдержать себя). Идол каменный… И все, все кругом каменные идолы!..

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (идя к ней). Оставь девочку, Савитри! Она сейчас не в себе…

Ж е н щ и н а. Не вмешивайтесь!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Но ведь…

Ж е н щ и н а. Я сказала вам, не вмешивайтесь. Я лучше вас знаю, с кем и как обращаться в этом доме. (Снова давая девочке затрещину.) А сейчас замолчи и ступай в другую комнату. Если еще хоть пикнешь, хорошего не жди.

У Младшей дочери только дрожат губы. Она не может произнести ни слова. Но продолжает стоять на месте, устремив на мать остановившийся взгляд, в котором одновременно выражены боль, обида, ненависть.

Иди в ту комнату. Ты слышала?

Девочка не двигается с места.

Не пойдешь?

Скрипнув зубами, но не сказав ни слова, девочка резко поворачивается и выходит в соседнюю комнату. Женщина идет следом за ней до двери и закрывает засов, бормоча.

Я тебя еще проучу, погоди у меня.

С т а р ш а я  д о ч ь. Сядьте, дядя.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Нет, я, пожалуй, пойду.

Ж е н щ и н а (приближается к нему). Вы собирались что-то сказать мне. (Кивнув в сторону дочери.) Она мне говорила.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да… Но сейчас ты не в таком настроении, чтобы…

Ж е н щ и н а. Я в совершенно отличном настроении. Говорите что нужно.

С т а р ш а я  д о ч ь. Дядя говорит, что папа опять нездоров.

Ж е н щ и н а. А когда он бывает здоров, уйдя из дома? Всякий раз одно и то же. Не так, что ли?

С т а р ш а я  д о ч ь. Ты устала. Будет лучше, если ты присядешь и поговоришь обо всем спокойно.

Ж е н щ и н а. Я абсолютно спокойна. (Мужчине четвертому.) Говорите же.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Я хочу сказать только одно…

Ж е н щ и н а (после некоторой паузы). Я слушаю.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ты… ты в самом деле не можешь освободить этого человека?

Ж е н щ и н а. Освободить? Я? Его? Что за вздор!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Это не вздор. Так, как ты его к себе привязала…

Ж е н щ и н а. Привязала? Я? К себе?.. Никто, кроме вас, не мог бы сказать ничего подобного.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Потому что никто не знает столько, сколько знаю я.

Ж е н щ и н а. Вам всегда кажется, что вы знаете очень много. Разве не так?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. В том, что касается Махендранатха, именно так. Только потому я и беру на себя смелость утверждать, — ты так скрутила его, что он не способен сейчас даже стоять на собственных ногах.

Ж е н щ и н а. На собственных ногах! Да разве у него были когда-нибудь собственные ноги?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ты говоришь о настоящем. Но ведь я его знал за десять лет до того, как ты увидела его впервые.

Ж е н щ и н а. Может быть, именно поэтому он уже и не стоял на обеих ногах.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Я знаю, Савитри, знаю все-все, что ты думаешь и говоришь обо мне.

Ж е н щ и н а. Да уж, конечно, я думаю, знаете… И все-таки сколько еще есть такого, о чем Савитри никогда и никому не говорила.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Например?

Ж е н щ и н а. Например… Но вы же пришли сами что-то сказать мне.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Нет. Первое слово тебе. (Старшей дочери.) Ты, детка, выйди ненадолго.

Старшая дочь молча направляется к двери.

Ж е н щ и н а. Дайте и ей послушать, если говорить должна я.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Хорошо. Останься, Бинни!

С т а р ш а я  д о ч ь. Но я думаю, что…

Ж е н щ и н а. Если я хочу, чтобы ты осталась здесь, то, наверно, на то есть важная причина.

Старшая дочь, опустив глаза, отходит в сторону и садится на стул возле обеденного стола.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (Женщине). Ты тоже сядь.

С этими словами он и сам опускается на софу. Женщина садится на одну из табуреток.

Так говори же все, что ты хотела мне сказать.

Ж е н щ и н а. Сначала я хотела бы задать вам вопрос. Как по-вашему, при каких условиях человека можно считать человеком в истинном смысле этого слова?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Не нужно вопросов. Говори то, что тебе хотелось сказать.

Ж е н щ и н а. В общем, конечно, человеком можно назвать всякое существо, которое ходит на двух ногах и говорит по-человечьи, — но если рассуждать серьезно, то разве не нужно, чтобы оправдывать звание Человека, обладать собственной человеческой сущностью, собственной индивидуальностью?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Поскольку я вижу, ты имеешь в виду Махендру, не хочешь ли ты сказать, что…

Ж е н щ и н а. Я хочу сказать, что с первой же минуты нашего знакомства я постоянно вижу, как он всюду, в любом деле ищет чьей-либо поддержки. И в особенности вашей. Нужно сделать это или нет — спрошу у Джунеджи. Нужно туда пойти или нет — узнаю мнение Джунеджи. Нужно купить что-то — ну самую пустяковую вещь, — прежде справлюсь, по вкусу ли она Джунедже. Нужно в чем-то пойти на риск — тоже только по совету Джунеджи. Да куда уж дальше — даже невесту себе найти! Как он решился на брак со мной? Только с согласия Джунеджи.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Я его друг. Естественно, он искал во мне поддержки.

Ж е н щ и н а. И каков же результат? Да только тот, что он ни в чем уже не мог полагаться на себя. Для всего в жизни у него один пробный камень — Джунеджа. Что Джунеджа думает, что Джунеджа хочет, что Джунеджа делает — то и ему нужно думать, нужно хотеть, нужно делать. Почему? Потому что Джунеджа сам по себе человек основательный, цельный. А он сам? А он сам даже не половинка, даже не четверть человека…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Можно, конечно, смотреть на это и с такой точки зрения. Но суть-то заключается в том, что…

Ж е н щ и н а (вставая). Дайте же мне сказать об этой сути, что я знаю сама. Живет человек. Он основывает дом, семью. Зачем он это делает? Чтобы удовлетворить свою потребность. Потребность в чем? А в том, чтобы восполнить свою внутреннюю… как бы это сказать… половинчатость, что ли, или неполноту. Таким образом он достигает для себя… или в себе… недостающей ему полноты. Другим не приходится тратить всю свою жизнь только на то, чтобы восполнять свою неполноту. Но для вашего Махендры это единственная цель жизни. И сам он только инертный материал, которым другие норовят заполнить какие-то пустые клетки. Он делает только то, чего хотят от него другие, чего ждут от него другие… Все зависит от того, как они сами захотят использовать его в своей жизни…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Использовать?

Ж е н щ и н а. А разве нет? Никто другой не станет делать эту работу, а Махендра станет. Никто другой не понесет эту ношу, а Махендра понесет. Затеяли открыть типографию, кого-то не хватает — он к вашим услугам. Фабрику основали, есть пустое место — он опять здесь. Где нужно заполнить пустые клетки, там и Махендра. А когда дело сделано, где Махендра? Оказывается, Махендра еще раньше получил и израсходовал свою часть. А доход его где? (По очереди тыча пальцем в предметы комнатной обстановки.) Вот, вот, вот он где — в этих ничтожных, бессмысленных вещах, которыми, как ему казалось, был осчастливлен этот дом…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Тут и правда Махендранатх слишком поспешил, я знаю это. Но причиной тому…

Ж е н щ и н а. Причиной была я — вы это хотите сказать? Только для меня, для моего счастья он поспешил натащить в дом всякого хлама и тем самым положил начало собственному падению… Да полно вам! Припомните-ка сами, что тут сыграло главную роль?.. Что и кто. Я думаю, в душе вы и сами прекрасно это понимаете.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Говори, говори. Я ведь не обижаюсь. В конце концов, ты жена Махендры и…

Ж е н щ и н а (в гневе поворачиваясь лицом к нему). Не вам называть меня женой Махендры! Что и Махендра человек со всеми своими потребностями, что и у него вдруг появились жена, семья — это с самого начала было не по нутру тем, кто числил Махендру в своих друзьях. Махендра женился, а в ваших глазах он как будто отнял у вас что-то вам принадлежащее. Ну как же! Махендра теперь не смеется, как смеялся прежде. Махендра теперь не радуется, как радовался прежде, сидя в кругу друзей. Махендра вообще уже совсем не тот, каким был когда-то. И вот Махендра из кожи лезет, он старается снова стать тем же добрым малым, каким знали его друзья. А как же? Вдруг кто-нибудь в чем-нибудь упрекнет его. Днем и ночью Махендра мечется, бьется. Бьется головой о стенки, бьет детей, терзает жену. Он не может тратить свой досуг на семью. Ему нужно быть среди друзей. Без Махендры не собирается ни одна вечеринка. Без Махендры ни один пикник не пикник. Главное в жизни для Махендры — так проводить время, как это принято у друзей. Но этого ему мало! Такая жизнь должна стать правилом и для всех его домашних. «Как ты можешь не пойти со мной в такое-то место? Почему ты с таким-то не разговариваешь как следует? И ты еще называешь себя образованным человеком — ведь ты даже не умеешь прилично вести себя на людях! Женщине нужно вот так ходить, вот так говорить, вот так улыбаться! Зачем ты всегда позоришь меня перед людьми?» И тот самый Махендра, который льстиво, как преданный раб, улыбается друзьям, дома превращается в лютого зверя. Каждую минуту ждешь со страхом — вот он кого-то схватит, кого-то растерзает. Сегодня он в гневе палит в огне собственную рубашку, завтра он бросается на жену и бьет ее головой об пол. «Говори, говори, говори — будешь ходить так, как я хочу, или нет? Будешь уважать все то, что я уважаю, или нет?» И все-таки Савитри так не ходит. Все-таки она не уважает то, что нравится ему. Ей нужен цельный, основательный человек, а не жалкая половинка, не ничтожная четвертушка. Один, но цельный — понимаете?.. Она кричит об этом, срывая голос. Она жаждет в корне переделать этого человека или… или навсегда отделить себя от него. Но не тут-то было! Стоит ей добиться в своих стараниях хоть крошечного успеха, стоит этому человеку хоть на чуточку измениться в лучшую сторону, как его друзья начинают плакать о нем. «О горе! Савитри взнуздала Махендру и ведет его на поводу… О горе! Савитри переломила хребет бедному Махендре, она лишила его всякой воли, она загубила в нем способности…» Словно он и не человек вовсе, а тряпичная кукла, этот несчастный Махендра!.. (Задохнувшись, умолкает.)

Старшая дочь, подперев подбородок ладонями, молча смотрит на них остановившимся взглядом.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (вставая). Тряпичная он кукла или еще кто — это уж как тебе угодно. Но на мой взгляд, он точно такой же человек, как и все смертные, — вот и весь его порок.

Ж е н щ и н а. Это вы говорите мне? Мне, прожившей с ним двадцать два года?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Конечно, ты прожила с ним много лет. И до известной степени узнала его, но…

Ж е н щ и н а (в отчаянии качая головой). О-хо-хо-хо-хо!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Я не хочу сказать, что то, о чем ты сейчас говорила, неправда. Но для того, чтобы узнать все это, не нужны были, двадцать два года. Разве двадцать лет назад я не слышал от тебя те же речи? Ты помнишь тот день?

Ж е н щ и н а. А вы не могли бы говорить только о том, что происходит сейчас? Двадцать лет! Нашли о чем вспоминать…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Подожди, эти же речи я слышал у себя дома. Ты пришла тогда ко мне и долго плакала, положив голову мне на плечо. Тогда ты сказала, что…

Ж е н щ и н а. Минутку! Если вам вздумалось ворошить те давние дела, я хотела бы, чтобы дочь…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. А что за беда, если она останется? Если она слышала начало разговора, пусть услышит и конец.

С т а р ш а я  д о ч ь (готовая встать и уйти). Но, дядя…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (Женщине). Ну так что? Ты считаешь, что при ней мне не следует говорить о таких вещах?

Ж е н щ и н а. Я думала не о себе. Ну что ж, хорошо. Пусть останется. (Садится на стул.)

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Сядь, Бинни.

Старшая дочь принимает прежнюю позу.

В тот день я впервые видел тебя такой взвинченной. Ты сказала тогда, что…

Ж е н щ и н а. Тогда я была совсем ребенком.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Допустим, что и так. Но это не мешало тебе рассуждать точно так же, как сейчас. И совершенно так же, скрупулезно, по косточкам, ты разобрала тогда всего Махендру. И тогда ты тоже утверждала, что он не в меру податлив в житейских делах. Правда, виновниками всех ваших бед ты считала тогда совсем других людей. То были его мать и отец. Я не ошибаюсь?

Ж е н щ и н а. Правильно. В том, что он сделался таким, немалая их заслуга.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. А вот имя Джунеджи не упоминалось тогда совсем. А почему? Могу я теперь открыть это?

Ж е н щ и н а. Но ведь…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ах, как давно это было! Думаю, не случится особой беды, если я открою один маленький секрет. Мое имя не упоминалось потому, что…

Ж е н щ и н а. Я уважала вас… И в этом все дело.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Пусть будет так. Можешь называть это уважением. Но за что ты меня уважала? За то ли, что как человек я был, в твоих глазах, лучше Махендры? Нет, за то…

Ж е н щ и н а. …что у вас было много денег? И что в своем круге вы пользовались непререкаемым авторитетом?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Нет. Только за то, что, кто бы я ни был, я прежде всего был не Махендра, а другой человек.

Ж е н щ и н а (вдруг вставая). Так вы хотите сказать, что…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. К чему такое нетерпение? Дай же мне договорить!.. Итак, я не знаю точно, чего ты хотела от меня. Но совершенно очевидно, что уже в то время ты не считала Махендру человеком, с которым могла бы прожить всю жизнь…

Ж е н щ и н а. Хотя вплоть до этого дня живу именно с ним…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да, но каждые два или три года ты делала очередную попытку отделаться от него. Ты отчаянно озиралась по сторонам, ты жадно искала средство, которое помогло бы добиться своего. Сначала таким средством показался тебе Джунеджа. Тогда, по твоим словам, ты уважала его. Что теперь ты думаешь о нем, ты уже высказала. Пойдем далее. После Джунеджи человеком, который на некоторое время очаровал тебя, был Шиваджит. Ну как же! Завидное положение в обществе, такие важные речи, громкие слова и к тому же апломб человека, объехавшего весь свет. И опять-таки главное было не в этом, а в том, что прежде всего это был не Махендра, а другой человек. Правда, очень скоро ты начала понимать, что перед тобой просто лицемер и лжец, человек с двойным дном. В каждом его слове слышится фальшь… Ну-с, после него твое внимание привлек Джагмохан. Прекрасные связи, редкое красноречие, привычка жить на широкую ногу, щедрость в расходах — все это было неотразимо. И всем этим он был вовсе не похож на Махендру, что тебя, главным образом, и восхищало в нем. Но вскоре, к великой своей досаде, ты обнаружила, что он с одинаковой легкостью тратит деньги и на тебя, и на первого попавшегося забулдыгу, что он просто жалкий трус, который так запутался в своих делишках, что поспешил удрать из города, иначе бы…

Ж е н щ и н а. Почему вы кружите все вокруг да около? Почему не скажете то, ради чего пришли сюда?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. А если взглянуть в корень, вывод напрашивается один — кто бы из этих людей ни оказался на месте Махендры, в любом случае уже через год-другой ты пришла бы к заключению, что жестоко ошиблась, что опять вышла замуж не за того человека. Ты думала бы, ты говорила бы о нем то же, что сейчас думаешь и говоришь о Махендре. Хочешь, скажу почему? Потому что для тебя смысл жизни в том, чтобы захватить в этом мире сразу все позиции, чтобы заполучить сразу все блага, чтобы затащить в свой дом сразу все добро. Короче, чтобы сразу получить все! Но нигде и никогда тебе не достанется все сразу, и с кем бы ты ни начала новую жизнь, ты по-прежнему останешься такой же неудовлетворенной, такой же мятущейся… И любой человек, которому приведется жить рядом с тобой, в конце концов начнет бить тебя головой об пол, рвать на тебе одежду, а ты…

Ж е н щ и н а (зажав край сари в зубах и кивая головой, издает звуки, похожие одновременно и на смех, и на рыдания). Ха-ха-ха-ха-ха!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (удивленно). Ты смеешься?

Ж е н щ и н а. Да… Не знаю… Может быть. Продолжайте же.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да, теперь Махендра и в самом деле раздраженный, даже злой человек. Но ведь было время, когда он умел весело, от души смеяться. Тогда никто не старался доказать, какой он со всех точек зрения никчемный и маленький человек, никто не кричал ему, что он должен быть тем-то и тем-то, то есть именно тем, чем он не является и чем не может быть, и что те достоинства, какие у него есть на самом деле…

Ж е н щ и н а. И все это время вы наблюдали только за ним одним — и не видели, что происходило с другим человеком, жившим рядом с ним?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Отчего же? Видел. Я видел, как из твоей руки, желавшей сразу захватить как можно больше, постепенно, капля за каплей, утекало даже то немногое, что уже в ней было. Видел, что оттого в твою душу все настойчивее вползал страх перед будущим, побуждавшим тебя к еще более отчаянным попыткам изменить свою судьбу. Видел, как этот страх обратился в ужас — это случилось в тот день, когда тебя постиг последний удар. Это было настоящее потрясение!

Ж е н щ и н а. О чем вы говорите?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. О твоем разочаровании в Манодже. Тебя прельстила его известность, его громкое имя. Тебе казалось — вот он, якорь спасения! Но ты чуть не потеряла рассудок, когда этот человек тайком, как ночной грабитель, увел из дома твою дочь…

С т а р ш а я  д о ч ь (вдруг вставая). О чем вы? Зачем вы это говорите, дядя?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Поневоле приходится, Бинни! Возможно, ты и сейчас не знаешь Маноджа так, как знает его…

С т а р ш а я  д о ч ь (закрыв лицо руками, падает на стул). О-о-о!

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. …как знает его она. Только поэтому она сейчас терпеть его не может. (Женщине.) Разве это не правда? После того, как Бинни с Маноджем ушли из дому, ты с горя решила хоть что-то переменить в семье — то ты кидалась с яростью на того же Махендру, то принималась стегать хлыстом своего отчаяния несчастного Ашока. Но все было тщетно, оставалось найти какой-то неведомый для тебя путь, сделать последнюю ставку на что-то из ряда вон выходящее. Впрочем, тут вдруг стало известно, что возвращается Джагмохан. Дороги вперед ты не видела и решила оглянуться назад. Сегодня ты уехала с ним из дому… О чем же вы договорились?

Ж е н щ и н а. Вы считаете себя вправе допрашивать меня?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Вовсе нет. Но я и без расспросов могу описать ваш разговор. Ты сказала, что очень и очень несчастна. Он сказал, что очень и очень сочувствует тебе. Ты сказала, что решилась наконец, чего бы это ни стоило, порвать со своей семьей. Он сказал, что как было бы прекрасно, если бы к такому решению ты пришла с десяток лет назад. Ты сказала, что то, что не сбылось тогда, может сбыться и теперь. Он сказал, что ему очень бы хотелось, чтобы это было так, но теперь возникли всякие затруднения, надо подумать о детях, о том, о сем. К тому же надо принять во внимание, что теперешняя работа ему не по душе, что, возможно, он скоро оставит ее, так что, к сожалению, очень многое он пока не решил даже в отношении самого себя… Ты задумчиво слушала его речи, вытирая глаза платком. Под конец он сказал, что уже поздно, тебе пора домой. Ты молча поднялась, вышла вместе с ним и села в его машину. По дороге он, видимо, обронил фразу, что, дескать, если тебе сейчас нужны деньги, он готов…

Ж е н щ и н а. Стоп, стоп, стоп — довольно! Я позволила сказать вам намного больше того, что мне хотелось бы услышать. Самое лучшее сейчас для вас — поскорее уйти отсюда, иначе я…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Не сердись, пожалуйста. Содержание твоего разговора с Джагмоханом я сумел угадать лишь потому, что на его месте я сказал бы тебе то же самое… Затем он попросил тебя позвонить ему завтра или послезавтра и весьма деликатно высадил тебя из машины поодаль от дома. В самом мрачном настроении ты вошла в дом и, естественно, сразу же избила дочку. Когда ты уходила, впереди была целая жизнь. Но с чем ты вернулась домой? С опустошенной душой и в очередной раз с пустыми руками…

Ж е н щ и н а. Я же сказала вам — довольно! Все вы… все до одного… одинаковы! Абсолютно одинаковы! Только маски, только маски… А где же лица? Вы все на одно лицо!..

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. И все-таки тебе еще кажется, что выбор есть. А где он, этот выбор? Повернись направо, взгляни налево, оглянись назад, посмотри вперед, в тот угол, в другой — неужели ты видишь его? Говори же, видишь?

Пауза. Старшая дочь, убрав руки от лица и растерянно моргая ресницами, поочередно смотрит на обоих. Потом вдруг раздается сильный стук в дверь, ведущую внутрь дома.

М л а д ш а я  д о ч ь (изнутри). Откройте! Откройте дверь!

С т а р ш а я  д о ч ь (матери). Ну что, мама? Открыть?

Ж е н щ и н а. Оставь пока.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Но если и дальше ее держать взаперти, она…

Ж е н щ и н а. Я уже сказала вам. Это мой дом. Я лучше знаю, что здесь надо делать.

М л а д ш а я  д о ч ь (стуча в дверь). Откройте! (В отчаянье.) Ну и не открывайте!..

Изнутри слышится стук задвигаемой щеколды.

Теперь будете сами меня просить, чтобы открыла.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Это твой дом. Ты лучше знаешь, что тут нужно делать. По крайней мере тебе кажется так. И потому, при всем желании, я не нахожу возможности что-либо переменить здесь. Единственное, о чем хочу напоследок спросить тебя — отчего бы тебе не освободить этого человека?

Ж е н щ и н а. Что за охота твердить без конца одно и то же?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Да пойми же — сейчас он беспомощен как ребенок. Это ты поселила в его душу убеждение, что, кроме тебя, нет у него в жизни никакой поддержки, никакой надежды. И разве не для того ты сделала это, чтобы на крайний случай иметь под рукой хоть эту, пусть бесполезную, но все-таки фигуру в твоей жизненной игре?

Ж е н щ и н а. Не понимаю, чего вы от меня хотите, о чем меня еще спрашиваете. Не понимаю, ради чего вы мучаете меня. Уходите, ради бога, и постарайтесь удержать его у себя навсегда. Не в его интересах возвратиться в эту семью. Да и мне… У меня тоже нет — поверьте, вовсе нет! — нужды в пешке, которая и сама не движется по доске, и не дает ходу другим фигурам.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (с минуту молча посмотрев на нее, с решимостью отчаянья). Ну что ж, пусть будет так. Больше он сюда не придет. Он слаб, но не до такой степени… Он привязан к тебе, но всему есть предел. И не настолько он беспомощен, как ему кажется… Будь у него силы оглянуться по сторонам, он увидел бы вокруг себя целый мир. И я постараюсь сделать все, чтобы он открыл наконец глаза…

Ж е н щ и н а. Конечно, конечно. Вы окажете ему настоящее благодеяние, да и мне в жизни вы не могли бы сделать большего подарка.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Ну что ж, теперь я ухожу. Все, что я мог тебе сказать, уже сказано. А теперь я и ему скажу все это. Я знаю, это трудно. Но на сей раз я вдолблю ему в голову, что…

В дверь, ведущую на улицу, входит  С ы н. У него взволнованное, огорченное лицо, словно он только что потерял что-то очень ценное и важное.

В чем дело, Ашок? Почему ты уехал оттуда?

Сын, не встречаясь с ним взглядом, быстро идет к сестре.

С ы н. Встань, Бинни! Принеси из комнаты трость.

С т а р ш а я  д о ч ь (вставая). Трость? Зачем она тебе?

С ы н. Не мне, а папе. Он не может без нее выйти из экипажа. Он совсем плох.

С т а р ш а я  д о ч ь. Папа вернулся?

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й. Так… Все-таки он вернулся…

С ы н (посмотрев на него, сдавленным голосом). Да. Все-таки вернулся.

Лицо Мужчины четвертого выражает боль и тревогу. Его глаза встречаются с глазами Женщины. Взявшись за спинку стула, она стоит молча. Видно лишь, как при дыхании поднимается и опускается ее грудь. Сын обращается к сестре.

Скорей же, иначе он…

С т а р ш а я  д о ч ь (идет к двери, ведущей внутрь дома). Сейчас. (Подойдя к двери, стучит.) Кинни! Открой скорей дверь.

М л а д ш а я  д о ч ь (изнутри). Не открою.

С т а р ш а я  д о ч ь. Смотри, ты дождешься. Я говорю, сейчас же открой!

М л а д ш а я  д о ч ь. Ну и пусть я дождусь! Не открою.

С т а р ш а я  д о ч ь (с силой стучит в дверь). Кинни! (Вдруг рука ее замирает.)

За дверью, ведущей на улицу, слышится шум — похоже, будто кто-то оступился и едва удержался на ногах, опершись на дверь.

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (бросается к двери). Что там?

С ы н (опережая его). Это папа. Наверно, он сам сошел с экипажа. (Выбегает в дверь.) Осторожно, папа, не торопись…

М у ж ч и н а  ч е т в е р т ы й (бросив взгляд на Женщину, тоже выходит). Держись, Махендра, будь молодцом… Вот так, вот так…

Свет в углах сцены меркнет, постепенно сосредоточиваясь на Женщине и Старшей дочери. Глядя на наружную дверь неподвижным взглядом, Женщина медленно опускается на стул. Старшая дочь смотрит на нее, потом тоже переводит взгляд на дверь. Звучит печальная музыка, мало-помалу начинает меркнуть и световое пятно вокруг двух женщин и тогда, почти в темноте, появляется смутная фигура  М у ж ч и н ы  п е р в о г о, опирающегося на руку  С ы н а.

С ы н (сдавленным голосом). Осторожно, папа… Осторожно.

По мере того, как они оба выходят на середину сцены, музыка начинает звучать громче, а мрак становится все глубже.

Занавес.

Бадаль Сиркар НЕСКОНЧАЕМЫЙ ПУТЬ

Бадаль Сиркар (род. в 1925 г.) — индийский драматург, пишущий на языке бенгали. Получил образование в Калькутте, где и начал работать инженером-градостроителем. По этой же специальности работал несколько лет в Восточной Африке.

Драматургией Бадаль Сиркар увлекался еще в студенческие годы, но обратился к ней профессионально только в 1971 году, оставив работу в муниципалитете Калькутты.

«Нескончаемый путь» — в бенгальском оригинале пьеса называется «Индраджит — тоже» — сразу сделал Бадаля Сиркара знаменитым в общеиндийском масштабе, ибо с этой пьесы начал свое триумфальное шествие так называемый «новый театр», с самого начала перешагнувший все языковые границы и ставший явлением культуры общенационального масштаба. За первой пьесой последовали: «Другая история», «Тридцатый век», «Сумасшедшая лошадь», «Процессия» и др.

Пьесы Бадаля Сиркара определили собой весь дальнейший ход развития «нового театра»: остросоциального, резко критического, скупого на театральные эффекты и эффектного по разнообразию драматургической стилистики и тематики. «Новый театр» формировался в напряженном противоборстве как с мишурным «псевдореализмом» коммерческого кинематографа, так и с «неоромантизмом», тем направлением в литературе, которое назойливо идеализировало «простых людей».

Перевод с английского М. Салганик.

Акт I

Письменный стол, заваленный бумагами. Спиной к залу сидит  п и с а т е л ь. Он пишет. Входит  т е т у ш к а. Мы называем ее тетушкой просто потому, что так удобней. Ее можно бы звать матушкой, бабушкой — как угодно. Тетушка сердита. Она не может понять, что происходит с писателем. Для тетушек вообще характерно непонимание.

Т е т у ш к а. Не понимаю, что с тобой.

Писатель не отвечает.

Обедать будешь или нет? Сколько можно ждать?

Писатель не отвечает.

Ну?

П и с а т е л ь. Минуточку.

Т е т у ш к а. Минуточку! Третий раз слышу. Больше не буду тебя звать.

П и с а т е л ь. Ты уже третий раз грозишься не звать меня.

Т е т у ш к а. Делай как знаешь… Все пишет, и пишет, и пишет. И какой от этого писания толк? Один бог знает… (Уходит, продолжая ворчать.)

Писатель перечитывает написанное. Читая, спускается со сцены. Появляется  д е в у ш к а. Будем называть ее Манаси. По-бенгальски это значит «Мечта» — имя довольно распространенное.

М а н а с и. Закончил?

П и с а т е л ь. Нет.

М а н а с и. Не хочешь почитать мне?

П и с а т е л ь. Я ничего не написал. (Рвет свои листки.)

М а н а с и. Зачем ты это сделал?

П и с а т е л ь. Затем, что это ерунда. Мне не о чем писать.

М а н а с и. Не о чем писать?

П и с а т е л ь. Не о чем. И не о ком. Кого я знаю?

М а н а с и (указывая на зал). А вот эти все люди? Разве ты никого из них не знаешь?

П и с а т е л ь. Кое-кого знаю. Тех, что похожи на меня. Но о таких, как я, пьес не пишут.

М а н а с и. Но может быть, ты попробуешь?

П и с а т е л ь. Пробовал. (Выбрасывает порванные листки и возвращается к столу.)

Манаси, помедлив минуту, уходит. Писатель резко поворачивается и сбегает в зрительный зал. Навстречу поднимаются  ч е т в е р о — минуту назад они искали свои места. Писатель — еще со ступенек — обращается к ним.

Эй, вы, вот вы, вы!

П е р в ы й. Простите, вы мне?

П и с а т е л ь. Будьте добры, поднимитесь на сцену.

В т о р о й. Мы все?

Т р е т и й. На сцену?

П и с а т е л ь. Вы все. На сцену. Если не возражаете.

Четверо поднимаются на сцену.

П е р в ы й. Теперь куда?

П и с а т е л ь. Вот сюда, пожалуйста. Вот, вот ступеньки… Простите, как вас зовут?

П е р в ы й. Амал Кумар Бос.

П и с а т е л ь. А вас?

В т о р о й. Бимал Кумар Гхош.

П и с а т е л ь. А вас?

Т р е т и й. Камал Кумар Сен.

П и с а т е л ь. А вас?

Ч е т в е р т ы й. Нирмал Кумар…

П и с а т е л ь (яростно обрывает его). Неправда! Амал, Бимал, Камал, Нирмал — так не бывает! Анекдот какой-то! Том, Дик, Джон! Как вас зовут, я спрашиваю?!

Гаснет свет. Сцена погружается почти в полную темноту. Амал, Бимал и Камал отступают в глубь сцены. Четвертый остается в центре.

Как вас зовут?

Ч е т в е р т ы й. Индраджит Рой.

П и с а т е л ь. Почему же вы назвались Нирмалом?

И н д р а д ж и т. Боялся.

П и с а т е л ь. Чего боялись?

И н д р а д ж и т. Потерять покой. Когда перестаешь играть по правилам, теряешь покой.

П и с а т е л ь. Вы всегда называли себя Нирмалом?

И н д р а д ж и т. Нет. Первый раз.

П и с а т е л ь. Почему?

И н д р а д ж и т. Годы идут. С годами начинаешь бояться. Боишься даже счастья. С годами начинаешь хотеть покоя. Полного покоя.

П и с а т е л ь. Сколько вам лет?

И н д р а д ж и т. Сто? Двести? Не помню. По свидетельству о рождении — тридцать пять.

П и с а т е л ь. Где вы родились?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Учились?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Работаете?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Женились?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Умерли?

И н д р а д ж и т. Я еще жив.

П и с а т е л ь. Уверены?

Пауза.

И н д р а д ж и т. Нет. Не уверен.

Сцена медленно освещается. В центре сцены неподвижно стоит Индраджит. В глубине сцены Амал, Бимал и Камал. Их взгляды застыли, устремленные в какую-то точку в глубине зрительного зала. Писатель медленно шагает по сцене и говорит нудным голосом утомленного учителя.

П и с а т е л ь. По переписи тысяча девятьсот шестьдесят первого года население муниципальной части Калькутты составило два миллиона девятьсот двадцать семь тысяч двести восемьдесят девять человек. Приблизительно два с половиной процента населения получили высшее университетское образование. Их называют по-разному. Но в целом они составляют «средний класс». Это «интеллектуалы», хотя, приведись им жить своим интеллектом, они умерли бы с голоду. Это «образованные люди» — если считать университетский диплом доказательством образованности. Это «элита», потому что они все время подчеркивают свою обособленность от масс. Это Амал, Бимал, Камал.

Амал, Бимал, Камал стоят преувеличенно самодовольные, с горделивым видом. Входит  т е т у ш к а.

Т е т у ш к а. Ты обедать будешь?

П и с а т е л ь. Нет.

Тетушка уходит. Входит  М а н а с и.

М а н а с и. Ты что-нибудь написал сегодня?

П и с а т е л ь. Нет.

М а н а с и  уходит.

(Продолжая.) Я уже написал несколько пьес. Хочу писать еще. Я ничего не знаю об угнетенных массах. Я не знаком ни с одним рабом угольных шахт. Не знаю тех, кто возделывает рисовые поля. Рыбаки с Ганги, сантальские племена, цыгане, заклинатели змей — да никого из них я не знаю. А те, кто мне знаком, кто окружает меня, они бесформенны, бесцветны и бессмысленны. В них нет драматургического начала. Это Амал, Бимал, Камал. И Индраджит — тоже.

Гаснет свет. Полная темнота.

Г о л о с  п и с а т е л я. Это я — Амал, Бимал, Камал. И Индраджит — тоже я.

Как эхо, подхватывает его слова хор голосов, шепчущих в темноте.

Х о р.

Оглушительный взрыв музыки топит шепчущие голоса. Яркий свет. Чрезвычайно резкий, ослепительно белый, который нигде не дает полутени. Сцена пуста. Музыка резко обрывается. Входит  И н д р а д ж и т. На нем та же одежда, тот же грим, но выглядит он значительно моложе. Входит  А м а л, который изображает профессора. С этой минуты все, кто появляется на сцене, слегка походят на марионеток. Амал, Бимал и Камал играют свои роли по пьесе. Ни их жесты, ни их голоса не утрируются — просто в их движении появляется механический ритм, смешной и жалкий одновременно.

А м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

А м а л. Тело продолжает оставаться в состоянии покоя или в состоянии неизменного движения по прямой до тех пор, пока не оказывается под воздействием внешних факторов, изменяющих это состояние.

А м а л  уходит. Индраджит стоит, не меняя позы. Входит  Б и м а л.

Б и м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

Б и м а л. Поэзия, в самом общем смысле этого слова, может быть определена как плод воображения.

Б и м а л  уходит, входит  К а м а л.

К а м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

К а м а л. Основными качествами произведений Тагора являются ясность мысли, логическое построение композиций, точность языка и равновесие теории и фактов.

К а м а л  уходит. Индраджит зубрит.

И н д р а д ж и т. Равновесие теории и фактов. Равновесие теории и фактов. Плод воображения. Вы плод воображения. Состояние движения. Состояние покоя. Движение по прямой.

Входят  А м а л, Б и м а л  и  К а м а л; теперь они студенты, брызжущие юношеской энергией и весельем.

А м а л. Это в каком же смысле не умеют играть? Сыграл разок-другой, а тебе все нехорошо?

Б и м а л. Да ему повезло, родненький. Ему просто повезло. Не игрок, а дубина!

К а м а л. Но вообще крикет — это игра блистательной неуверенности. Что, не так, Индра?

И н д р а д ж и т. Что? Да, конечно.

А м а л. По-твоему, конечно. Значит, в крикете мастерство не играет роли?

И н д р а д ж и т. Я этого не говорил.

Б и м а л. Все равно футбол интересней.

И н д р а д ж и т. Это уж точно.

К а м а л. А я люблю голливудские вестерны, они тоже интересные. Хотя я и на серьезные фильмы хожу.

Б и м а л. Амал, а ты видел Юла Бриннера?

А м а л. Спрашиваешь! Да я все фильмы с ним видел. Удивительный человек, правда, Индра?

И н д р а д ж и т. Я видел одну картину или две.

К а м а л. Ух ты, интеллигент!

А м а л. Потрясающий актер! Один на миллион. И голову бреет.

Б и м а л. Один на миллион? Ну, это ты перехватил.

К а м а л. А что, он по-своему как Эйнштейн.

И н д р а д ж и т. Я начал читать книгу про Эйнштейна, ни фига не понял.

А м а л. А что там понимать? Эйнштейн сказал, что измерений не три, а четыре.

Б и м а л. Да ну его. Мне бы как-нибудь спихнуть физику. А четвертое измерение мне ни к чему. Амал, ты к практикуму подготовился?

А м а л. Я у старшего брата взял шпаргалки. Когда сдавать?

Б и м а л. Тринадцатого. Я еще даже не начинал готовиться. А ты, Индра?

И н д р а д ж и т. Вчера начал. Два дня ничего не делал. Книжка попалась хорошая, зачитался.

К а м а л. Про что книжка-то?

И н д р а д ж и т. Пьесы Бернарда Шоу.

А м а л. Бернарда Шоу? Ну, ты хохмач! Правду говорю, хохмач! А ты читал «Человек и сверхчеловек»?

Б и м а л. Нет, там этого нету.

К а м а л. Наш Прамадха Нат Биши тоже написал что-то похожее.

А м а л. Ну, ты даешь! Сравнил тоже. У них Шоу, а у нас Биши.

Б и м а л. У Биши ничего получается. Вот он все время и лезет в политику. А это уж совсем ни к чему.

К а м а л. Как это ни к чему? Либо литература отражает политику, либо она перестает быть литературой.

А м а л. Не согласен. Литература должна запечатлевать истинную красоту. А грязному делу, политиканству, в литературе не место.

Б и м а л. Я не согласен со словом «грязный». Если в жизни существует грязь, так и литература должна ее описывать. Литература должна быть реалистической и давать картину подлинной жизни. Правда, Индра?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Конечно, должна быть реалистической. Но позволительно ли ей быть фотографическим отображением жизни или…

К а м а л. А вы знаете, который час? Половина восьмого!

А м а л. Вот это да! А практикум? Я побежал.

К а м а л. Подожди. Мне в твою сторону.

А м а л  и  К а м а л  уходят.

Б и м а л. Пошли, Индра?

И н д р а д ж и т. Понимаешь, у меня тут дело одно есть.

Б и м а л. Так тебе в какую сторону?

И н д р а д ж и т (указывая направление, куда ушли Амал и Камал). Туда.

Б и м а л. Почему же ты с ними не пошел?

И н д р а д ж и т. Не сообразил.

Б и м а л. Да катись ты к черту! Пойду один.

Б и м а л  уходит. Уже давно слышится приглушенная музыка. Теперь она становится громче, мелодия усложняется. Входит  п и с а т е л ь.

П и с а т е л ь. Привет, Индра! Ты что здесь делаешь?

И н д р а д ж и т. Ничего. Сижу.

П и с а т е л ь. О чем задумался?

И н д р а д ж и т. Ни о чем.

П и с а т е л ь. Ребят сегодня видел?

И н д р а д ж и т. Видел.

П и с а т е л ь. Кого?

И н д р а д ж и т. Амала, Бимала и Камала.

П и с а т е л ь. Ну и что вы делали?

И н д р а д ж и т. Трепались просто.

П и с а т е л ь. О чем?

И н д р а д ж и т. Обо всем понемногу.

П и с а т е л ь. Крикет — кино — физика — политика — литература?

И н д р а д ж и т. А? Ну да, крикет — кино — физика — политика — литература. Как ты узнал?

Писатель не отвечает. Достает из кармана горсть жареных орешков.

П и с а т е л ь. Угощайся.

И н д р а д ж и т. Я вот думал, что мне делать.

П и с а т е л ь. В каком смысле?

И н д р а д ж и т. Учиться осточертело.

П и с а т е л ь. Ну и чем ты хочешь заняться?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Подмывает плюнуть на все и уйти.

П и с а т е л ь. Куда?

И н д р а д ж и т. Понятия не имею. Куда-нибудь подальше. В дальние края. Хочется повидать джунгли, пустыни, айсберги… Птиц разных, пингвинов, страусов… Или зверей — ягуаров, кенгуру. Ну и народ всякий — бедуинов, эскимосов, масаев.

П и с а т е л ь. Короче говоря, весь набор из учебника географии для шестого класса. Плюс книги, рекомендованные для внеклассного чтения.

И н д р а д ж и т. Должен же быть настоящий мир, не только в учебнике. Настоящая жизнь. Живут же где-то люди. Где-то далеко. Не здесь.

П и с а т е л ь. Вдали от крикета, от кино, физики, политики, литературы?

И н д р а д ж и т. Хотя бы.

П и с а т е л ь. Ну, пошли.

И н д р а д ж и т. Куда пошли?

П и с а т е л ь. Ты же сказал, что хочешь путешествовать.

И н д р а д ж и т. Прямо сейчас?

П и с а т е л ь. А почему нет?

И н д р а д ж и т. Кончай трепаться. Вообще зря я с тобой разговариваю.

П и с а т е л ь. У тебя деньги есть?

И н д р а д ж и т. Примерно полрупии. А что?

П и с а т е л ь. И у меня полторы. Пойдем на вокзал. Спросим, до какого места можно взять билет за две рупии. Дальше придется пешком.

И н д р а д ж и т. Знал бы, что будешь смеяться, вообще бы не стал с тобой говорить.

П и с а т е л ь. А я не смеюсь. Я серьезно.

Индраджит внимательно смотрит на писателя. Вид у того вполне серьезный. Индраджит начинает колебаться.

И н д р а д ж и т. А как же мама?

П и с а т е л ь. Да, действительно. Мама.

И н д р а д ж и т. Ну и потом — экзамены скоро.

П и с а т е л ь. Опять верно. Поговорим об этом после экзаменов. Вот возьми орешек — последний.

П и с а т е л ь  уходит. Слышен голос тетушки.

Т е т у ш к а. Индра!

И н д р а д ж и т. Да, мама.

Индраджит не двигается с места. Т е т у ш к а  выходит на сцену.

Т е т у ш к а. Домой идешь или нет? Сколько можно ждать тебя с ужином?

И н д р а д ж и т. Мама, а что, если я…

Т е т у ш к а. Ну, что еще?

И н д р а д ж и т. Вот если я возьму и уеду…

Т е т у ш к а. Не говори глупости. Ужин остынет. Пошли. (Уходит.)

Слышится хоровое пение. Сначала негромкое. Постепенно звук нарастает. И н д р а д ж и т  медленно следует за тетушкой.

Х о р.

П и с а т е л ь  входит еще до того, как хор смолкает. Последнюю строчку писатель поет вместе с хором.

П и с а т е л ь. Ничего интересного! Ничего драматичного! Ну разве можно писать пьесы о таких людях? Все эти ребята — Амал, Бимал, Камал…

На сцену с грохотом выбегают  А м а л, Б и м а л  и  К а м а л. Они окружают писателя.

А м а л. Ребята, поэт! Ну, как живешь?

П и с а т е л ь. Спасибо, нормально.

Б и м а л. Что новенького написал?

П и с а т е л ь. Да ничего особенного.

К а м а л. Чего ломаешься? Не украдем мы твои стихи. Я так, например, даже списать не смогу. У меня всегда была двойка по чистописанию.

Все трое хохочут.

П и с а т е л ь. Одно маленькое стихотворение написал.

А м а л. Валяй.

Б и м а л. Если мы поймем, порви. Не поймем — отправь в журнал.

Все трое хохочут.

П и с а т е л ь. Вы вправду хотите послушать?

А м а л, Б и м а л, К а м а л (хором). Валяй!

П и с а т е л ь.

(Замолкает.)

А м а л. Ну, а дальше?

П и с а т е л ь. Девять-восемь-семь. (Замолкает.)

Б и м а л. Ну, давай дальше!

П и с а т е л ь. Все.

К а м а л. Все?

П и с а т е л ь. Да.

Пауза. Все трое хохочут.

А м а л. Лихо!

Б и м а л. Браво! Поразительная зрелость таланта!

П и с а т е л ь. Так вы поняли?

К а м а л. Мы бы, конечно, поняли, если бы ты с самого начала объяснил, что это арифметика. А если это стихи, так где уж нам понять.

Хохочут.

П и с а т е л ь. Пьесу я хочу написать.

А м а л. Пьесу? Почему ты вдруг решил в драматургию кинуться?

П и с а т е л ь. Не вдруг. Я уже давно об этом думаю.

Б и м а л. А что, хорошая идея. Можно поставить на выпускном вечере. Поговори с Бишну.

К а м а л. Бишну твой — зануда. Ты знаешь Чаудари с четвертого курса? Он тоже пьесу написал. Вполне приличную. Так Бишну не понравилась. Нет, видите ли, драматургического развития сюжета.

А м а л. А ты какую пьесу хочешь написать? Социальную?

П и с а т е л ь. А что такое социальная пьеса?

Б и м а л. Ты что, не знаешь, что такое социальная пьеса? А еще в драматурги лезешь.

К а м а л. Социальная пьеса — это, ну как тебе сказать, пьеса о современности, понимаешь, пьеса о нашей эпохе. Ясно?

П и с а т е л ь. Я хочу написать про нас.

А м а л. А сюжет какой?

П и с а т е л ь. Сюжета не будет.

Б и м а л. Ну ладно, а тема какая?

П и с а т е л ь. Тема? Я же сказал тебе — про нас.

К а м а л. Про кого — про нас?

П и с а т е л ь. Ну, про тебя, Индраджита, меня…

А м а л. Чего-чего? Ты ошалел, парень? Вот это драматург!

Б и м а л. Мы не годимся для драмы.

К а м а л. Между прочим, парень, в этой драме не будет ни одной женской роли!

Хохочут.

А м а л. Ты из себя не строй деточку, Камал. А как насчет этой героини, что около тебя живет?

Б и м а л. Правда, ребята, я забыл. Как у тебя с ней дела, Камал?

К а м а л. Да бросьте вы. Это все платоника. Пускай лучше Амал расскажет, что было на пляже в Пури прошлым летом.

Б и м а л. А что было, Амал? Что ж ты молчал?

А м а л. Да не было ничего.

К а м а л. Ну давай-давай, Амал. Какие секреты между друзьями?

Они отходят в сторону и начинают шептаться. По сцене проходит  М а н а с и. Все трое разглядывают девушку, перешептываются, пересмеиваются. Манаси пересекает сцену в обратном направлении — теперь она загримирована под другую девушку. Трое шепчутся, пересмеиваются. Их смех становится все грубей. Снова Манаси — она опять другая девушка, и теперь с ней  И н д р а д ж и т. Трое замолкают. Их разбирает любопытство, и они не скрывают этого. Манаси и Индраджит, разговаривая, медленно проходят по сцене.

А м а л. Во дает! Видели?

Б и м а л. То-то он так переменился в последнее время.

К а м а л. И заметь, никому ни слова. Эй, поэт, видел?

П и с а т е л ь. Ага.

А м а л. И что ты об этом думаешь?

П и с а т е л ь. Я думаю, что появилась женская роль для пьесы.

Б и м а л. Пускай тогда у тебя Индра будет главным героем, а мы просто так.

К а м а л. А что за девица?

А м а л. Откуда я знаю? Индра ведь никогда ничего не рассказывает.

Б и м а л. Тихоня.

К а м а л. Они все такие, тихони. У него это не от тихости, а оттого, что нами пренебрегает. Очень много о себе понимает. Я эту породу знаю.

А м а л. Поэт, а ты ее знаешь?

П и с а т е л ь. Кого?

Б и м а л. Что с тобой, поэт? Вдохновение напало? Героиню твоей пьесы, кого же еще!

П и с а т е л ь. Ее зовут Манаси.

К а м а л. Конец света, ребята. Значит, и поэт с ней знаком. Тебя Индра познакомил?

П и с а т е л ь. Нет.

А м а л. Кончай врать, поэт.

П и с а т е л ь. Поверьте мне, я ее никогда раньше не видел.

Б и м а л. Ну ладно, ладно. Тогда расскажи, что Индра тебе о ней говорил.

П и с а т е л ь. Индра мне ничего о ней не говорил.

К а м а л. Ясненько. Ты ее первый раз видишь. Индра тебе ничего не говорил, а зовут ее Манаси, так?

П и с а т е л ь. Я не знаю, как ее зовут. Я просто подумал: может быть — Манаси, и сказал.

А м а л. Правду говорят, что все поэты чокнутые.

П и с а т е л ь. Помогите лучше мне придумать название для пьесы.

Б и м а л. Пьесы-то еще нет, а тебе уже название понадобилось!

К а м а л. Зачем ты нас спрашиваешь? Ты ж сам здоров имена придумывать!

П и с а т е л ь. Я думаю назвать ее «Амал, Бимал, Камал, Индраджит и Манаси».

А м а л. Ничего себе! Да у тебя это на обложке не уместится.

Б и м а л. И зачем нас называть? Мы же не герои!

К а м а л. Точно. Назови просто «Индраджит и Манаси». И пошли, ребята.

А м а л. Куда?

Б и м а л. Вот если б кто-нибудь меня чайком напоил…

К а м а л. Пошли, так и быть. Я угощаю.

А м а л, Б и м а л, К а м а л  уходят.

П и с а т е л ь. Индраджит и Манаси. Индраджит и Манаси. (Обращается к залу и начинает монолог перед публикой.) Вам всем должно быть хорошо известно, как много пьес было написано про Индраджита и Манаси в разных странах, в разные эпохи. Мифологические пьесы, исторические пьесы, бытовые пьесы, комедии, трагедии. Индраджит и Манаси появляются в них под разными именами, в разных одеждах. В пьесах говорится об их счастье и страданиях, об их встречах и разлуках, о ревности и непонимании, о психологии и физиологии. Любовь Индраджита и Манаси — неумирающая тема драматургии… Индраджит!

Входит  И н д р а д ж и т.

И н д р а д ж и т. Что случилось? Ты что орешь?

Ответ Индраджита звучит диссонансом после монолога писателя. Появление Индраджита после риторического призыва нелепо. Писатель пытается вернуться к приподнятому тону.

П и с а т е л ь. Ответь мне, Индраджит…

И н д р а д ж и т. Какого тебе черта надо?

П и с а т е л ь. Расскажи мне о себе. Поведай мне повесть, древнюю, но вечно юную, как история Адама и Евы, повесть, которая начинается…

И н д р а д ж и т. Ты можешь говорить не стихами, а обыкновенной прозой? Какая блоха тебя укусила?

Писатель понимает, что возвышенной тираде все равно конец.

П и с а т е л ь. Что у тебя с Манаси?

И н д р а д ж и т. Манаси? Какая еще Манаси?

П и с а т е л ь. Девушка, с которой ты прошел только что.

И н д р а д ж и т. А тебе все надо видеть, да? Между прочим, ее зовут не Манаси, а…

П и с а т е л ь. Какая разница, как ее зовут? Я называю ее Манаси.

И н д р а д ж и т. Ты называешь ее Манаси. Ее родители до тебя назвали, дали ей имя…

П и с а т е л ь. Мне неинтересно, как назвали ее родители. Так расскажи мне.

И н д р а д ж и т. Что?

П и с а т е л ь. Расскажи мне о себе и о ней, расскажи мне о том, что значит она для тебя.

И н д р а д ж и т. Она моя сестра.

Пауза.

П и с а т е л ь. Сестра?

И н д р а д ж и т. Двоюродная.

П и с а т е л ь. Двоюродная сестра. Почему?

И н д р а д ж и т. Я полагаю, это произошло потому, что ее мать является сестрой моей матери.

П и с а т е л ь. Да нет же, я не о том. Почему она тогда была с тобой?

И н д р а д ж и т. Приходила к нам в гости. Я провожал ее домой. Я ее всегда провожаю.

П и с а т е л ь. Но тогда, значит, это не Манаси?

И н д р а д ж и т. Я тебе сказал, что ее не так зовут.

П и с а т е л ь. Но я подумал… Вы шли и разговаривали.

И н д р а д ж и т. Разговаривали. Ну и что?

П и с а т е л ь. Вы были… понимаешь… вы были увлечены разговором.

И н д р а д ж и т (с улыбкой). Ты заметил? Я действительно люблю с ней разговаривать. И всегда провожаю ее самой длинной дорогой.

П и с а т е л ь. А почему ты любишь с ней разговаривать?

И н д р а д ж и т. Трудно сказать. Может быть, потому, что мы с ней говорим не о том, о чем обычно треплешься целый день.

П и с а т е л ь. Не о крикете, не о политике, не о литературе?

И н д р а д ж и т. Вот именно. Не о крикете, не о политике и не о литературе. Во всяком случае, не только об этом.

П и с а т е л ь. А о чем еще?

И н д р а д ж и т. О самых разных вещах. Мы говорим о себе. Я ей рассказываю про своих знакомых, про друзей. И она тоже. Она рассказывает, что у нее дома, что в колледже, рассказывает мне про подруг.

П и с а т е л ь. А еще?

И н д р а д ж и т. Ну что еще? А с тобой мы о чем говорим?

П и с а т е л ь. Со мной? О крикете, о кино, о политике…

И н д р а д ж и т. Не всегда. Мы говорим и о другом. О том, что ты пишешь. О людях, о будущем. О разных глупых желаниях.

П и с а т е л ь. Ты не забыл своих пингвинов, кенгуру, эскимосов?

И н д р а д ж и т. Мне больше не с кем об этом говорить.

П и с а т е л ь. А с Манаси?

И н д р а д ж и т. Слушай, ты, ее зовут…

П и с а т е л ь. Я знаю, что ее зовут не Манаси. А ты возражаешь против того, чтобы я звал ее Манаси?

И н д р а д ж и т (улыбаясь). Не возражаю. Мне в общем-то нравится это имя. Ее зовут не так красиво.

П и с а т е л ь. Тогда давай дальше. Ты ей можешь рассказать те вещи, которые рассказываешь мне?

И н д р а д ж и т. Могу. Если хочешь знать, я тебе не все могу рассказать, что ей говорю.

П и с а т е л ь. Понимаю.

И н д р а д ж и т. Ничего ты не понимаешь. Дело не в том, что я не могу тебе рассказать. Просто не говорю. Вот и все. Ничего особенного в этом нет. Мы с ней высказываем разные мысли. Говорим о том, что мне нравится. Или, например, что мне не нравится. О пустяках, в общем.

П и с а т е л ь. Так Манаси твой друг?

И н д р а д ж и т. Друг? Ну, в общем, да. Мне легче, когда я с ней поговорю. Тут целый день крутишься, вертишься, всякие вещи происходят… Ты понимаешь?

П и с а т е л ь. Что понимаю?

И н д р а д ж и т. Видишь ли, все происходящее — бессмысленно. Похоже на огромное колесо. Оно крутится и крутится. Крутится вечно. И мы вместе с ним крутимся. Все кругами и кругами…

П и с а т е л ь. Раз-два-три. Раз-два-три, два-раз-два-три.

И н д р а д ж и т. Что ты сказал?

Громко вступает музыка, и громко поет хор: «Раз-два-три». Входит  А м а л. Теперь он снова профессор.

А м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

А м а л. Каков удельный вес железа?

И н д р а д ж и т. Одиннадцать и семь десятых.

А м а л  уходит, входит  Б и м а л.

Б и м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

Б и м а л. Кто был Мазини?

И н д р а д ж и т. Один из основателей современной Италии.

Б и м а л  уходит, входит  К а м а л.

К а м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

К а м а л. Как повлияла духовная отрешенность индусской философии на развитие древнеиндийской литературы?

И н д р а д ж и т. Духовная отрешенность индусской философии является, по всей видимости, основной причиной композиционных отклонений от основного сюжета, столь распространенных в древнеиндийской литературе. Основное повествование часто прерывается описаниями, теоретическими построениями и…

К а м а л  уходит. Голос Индраджита тонет в громкой музыке. На сцену выбегает  А м а л: он студент.

А м а л. Индра, скажи, ради бога, профессору, что я заболел. Новая картина — я пошел в кино.

И н д р а д ж и т. Будет сделано.

А м а л  убегает, вбегает  Б и м а л.

Б и м а л. Индра, можешь дать на денек свои лекции по химии?

И н д р а д ж и т. Бери.

Уходит  Б и м а л, входит К а м а л.

К а м а л. Индра, у тебя рупии не найдется до той недели?

И н д р а д ж и т. С собой нет, могу завтра принести.

К а м а л  уходит, входит  т е т у ш к а.

Т е т у ш к а. Индра, ты ужинать идешь?

И н д р а д ж и т. Не сейчас, мама, попозже.

Т е т у ш к а. Почему не сейчас? Поешь, и я помою посуду.

Т е т у ш к а  уходит. Музыка становится громче. Поет хор.

Х о р. Девять-восемь-семь-шесть-пять-четыре-три-два-один.

И н д р а д ж и т. Кругами и кругами во веки веков.

Т е т у ш к а (из-за сцены). Индра! Индра!

И н д р а д ж и т. Иду, мама.

И н д р а д ж и т  уходит. Входит  т е т у ш к а.

Т е т у ш к а. Есть будешь?

П и с а т е л ь. Нет.

Т е т у ш к а  уходит. Входит  М а н а с и.

М а н а с и. Тебе сегодня писалось?

П и с а т е л ь. Нет.

М а н а с и  уходит.

Раз-два-три. Амал-Бимал-Камал. И Индраджит. И Манаси. Из дома — в школу. Из школы — в колледж. Из колледжа — в мир. Растем. И все кругами и кругами. Раз-два-три. Два-один. Амал-Бимал-Камал. И Индраджит — тоже.

А м а л, Б и м а л, К а м а л  и  И н д р а д ж и т  приходят на экзамены. Писатель шагает по сцене, доходя до кулисы, возвращается. Звонок.

Время истекло. Сдавайте экзаменационные работы.

Все продолжают торопливо писать. Писатель обходит одного за другим, собирает учебники. Все встают, идут за писателем, жестами объясняя ему что-то. Сомнения. Страх. Отчаяние.

(Оставшись на сцене один.) Из школы — в колледж. После колледжа — экзамены. После экзаменов — диплом. С дипломом — в мир.

Входят  А м а л, Б и м а л, К а м а л  и  И н д р а д ж и т.

А м а л. Что ты теперь собираешься делать?

Б и м а л. Дай мне экзамены сдать сначала. Я боюсь наперед загадывать.

К а м а л. Отец в этом году выходит на пенсию, так что, сдам экзамены или нет, все равно надо искать работу.

А м а л. Ты думаешь, легко найти работу? Я каждый день смотрю все объявления в газетах. Нет ничего.

Б и м а л. Тебе-то о чем беспокоиться? Это у меня три сестры дома, и всех трех нужно замуж выдавать.

К а м а л. Никогда со мной раньше такого не было. Скоро кончатся экзамены — и живи как знаешь. С ума можно сойти.

П и с а т е л ь (вызывает). Амал Кумар Бос!

Амал приплясывает от радости. Другие поздравляют его, пожимают руки, хлопают по плечам.

Бимал Кумар Гхош!

Бимал приплясывает — и все повторяется.

Камал Кумар Сен!

То же самое.

Индраджит Рой!

То же самое. Входит  т е т у ш к а. Один за другим они подходят к ней и кланяются. Тетушка их благословляет. Тетушка уходит. Они следуют за ней.

П и с а т е л ь. Так, а теперь — мир. Видите, стоят стулья? На них сидят люди мудрые, люди ученые. Они проверяют. Они принимают экзамены. Им поручено установить, на что вы годитесь. А в коридоре — длинная скамья. Она — для Амала, Бимала, Камала. И для Индраджита.

Входят  А м а л, Б и м а л  и  К а м а л  и идут по направлению к скамье.

Одну минуточку! Подождите, пожалуйста.

Они возвращаются.

Извините, я забыл. Здесь нет никаких стульев. И забудьте про скамейку. Здесь трава, зеленая трава. А вот деревья. И за лохматой, листвой деревьев небо окрашивается в розовый цвет. Солнце встает каждый день. Но оно не каждый день красится в розовый цвет. Закат.

Тем временем на сцену вышли  И н д р а д ж и т  и  М а н а с и  и сели под лохматым деревом. У Манаси в руках книга. Писатель уходит.

М а н а с и. Зачем ты подарил мне книгу? Я должна была сделать тебе подарок.

И н д р а д ж и т. Почему?

М а н а с и. Ну как — почему? Ты сдал экзамены, а я должна сделать тебе подарок. Разве не так?

И н д р а д ж и т. А где это написано, что если я сдал экзамены, то ты мне должна делать подарки, а не я тебе?

М а н а с и. Это нигде не написано. Так делают все. Это правило.

И н д р а д ж и т. А ты всегда делаешь, как все? Все делаешь по правилам?

М а н а с и (улыбается). Разве ты даешь мне все делать по правилам?

И н д р а д ж и т. А ты бы хотела?

М а н а с и. Женщины должны жить по правилам.

И н д р а д ж и т. Опять! Который раз я это слышу! Женщины должны, женщины обязаны. Мужчины могут не подчиняться правилам, а женщины должны, женщины обязаны.

М а н а с и. Разве это не так?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Я и сам подчиняюсь правилам. Бесчисленным правилам. Живу, как все. Все сдают экзамены, и я сдал. Все ищут работу, и я ищу. Но вот ты скажи мне одну вещь.

М а н а с и. Что?

И н д р а д ж и т. Я живу по правилам. Я живу, как все. Но откуда я знаю, что это правильно?

М а н а с и. А какой еще выход?

И н д р а д ж и т. Можно ненавидеть эту жизнь, как все. Можно ненавидеть правила.

М а н а с и. И что от этого изменится?

И н д р а д ж и т. Зачем молиться цепям, которые сковывают нас?

М а н а с и. А кто сказал, что им нужно молиться?

И н д р а д ж и т. Но если мы признаем, что правила — это цепи, но не пытаемся освободиться от них, так разве это не то же самое, что молиться им?

М а н а с и. Ну, и что ты предлагаешь?

И н д р а д ж и т. Ничего. Я просто не хочу жить в цепях. И не хочу жить среди глухих стен. Хочу все сломать!

М а н а с и. Против чего ты воюешь?

И н д р а д ж и т. Против мира. Против людей, которые меня окружают. Против того, что называется обществом. И против всех правил, которые оно придумало. Помнишь, я тебе рассказывал про Лилу?

М а н а с и. У которой муж болен туберкулезом?

И н д р а д ж и т. Был болен туберкулезом. Он недавно умер. А его родители выгнали ее из дому.

М а н а с и. Куда же она денется?

И н д р а д ж и т. Некоторое время после его смерти они ее не трогали. Постепенно отобрали у нее все деньги, все до пайсы, и выгнали вон.

М а н а с и. И что с ней стало?

И н д р а д ж и т. Мне говорили, что сначала она жила у родственников. У них есть небольшая лавка. Но хозяин этой лавки занимается темными делишками — краденое скупает, женщин поставляет в разные заведения. Понимаешь?

М а н а с и. Так что же с ней будет?

И н д р а д ж и т. Да не будет, а уже есть. Можно себе представить, что с ней. (После паузы.) Справедливое правило, правда?

Манаси молчит.

А на автобусной остановке ко мне сегодня привязался мальчишка. Лет семи. Все хотел мне ботинки почистить. А на руках у него еще малыш — годовалый.

Манаси молчит.

Я не дал ему чистить ботинки. И денег не дал. Только рявкнул на него: «Пошел, дурак!» Если бы он не ушел, я бы его и ударить мог.

М а н а с и. Но почему же, за что?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Не знаю, кого надо бить за все это. Знаю, что мальчишка не виноват, а все равно мог ударить. Не принимаю я все эти правила и мальчишку тоже не принимаю. Семилетний мальчишка чистит обувь да еще заботится о годовалом братишке — не могу я с этим смириться!

М а н а с и. Но ты сейчас говоришь совсем о других вещах!

И н д р а д ж и т. Почему же о других? Вот оборотная сторона твоих разговоров: «Все так живут, все так делают!»

М а н а с и (после паузы, негромко). Ты за что на меня сердит сегодня?

И н д р а д ж и т (после паузы). Ты же знаешь, что я не на тебя сержусь… Знаешь ведь?

М а н а с и. Знаю.

И н д р а д ж и т. Зачем же ты это сказала?

М а н а с и. Я боюсь тебя, когда ты бываешь таким.

И н д р а д ж и т. Каким?

М а н а с и. Когда ты зол, когда начинаешь воевать против всех.

И н д р а д ж и т (после паузы). Смысла нет негодовать. Слепая, бессмысленная ярость. Все равно что головой о стену биться.

М а н а с и. Если ты это понимаешь…

И н д р а д ж и т. Ты читала Библию?

М а н а с и. Библию?

И н д р а д ж и т. Ты помнишь историю про древо познания добра и зла? Адама и Еву выгнали из рая, когда они начали понимать, что к чему.

М а н а с и. Я знаю эту историю.

И н д р а д ж и т. Может быть, если бы я не начал задумываться, что к чему, я бы тоже благоденствовал в нашем обществе с чудными его правилами. А теперь вот — бьюсь головой о стенку.

Пауза.

М а н а с и. Индра!

И н д р а д ж и т. Что?

М а н а с и. Ты ведь знаешь, что я очень глупая.

И н д р а д ж и т (со смехом). Это еще почему?

М а н а с и. Я тебя не понимаю. Я тоже вижу все, что видишь ты. Иногда мне бывает грустно, часто мне бывает жалко людей, но вот ярости твоей — этого во мне нет.

И н д р а д ж и т (помолчав). Ты бы хотела, чтоб я перестал злиться?

М а н а с и (очень медленно). Нет. Оставайся, какой ты есть. Я просто боюсь за тебя, поэтому так сказала.

И н д р а д ж и т. Когда пройдет моя злость — мне конец.

М а н а с и (тихо). Я знаю, Индра. Оставайся, какой ты есть. Воюй с моими страхами тоже.

Пауза.

Иногда я начинаю думать, что стало бы со мной, если б тебя не было.

И н д р а д ж и т. Почему?

М а н а с и. Я знаю, тебе это придется не по вкусу. Но если я подчиняюсь многим вещам, то это потому, что на свете есть ты. Иногда я думаю, если б тебя не было — я бы поняла, что такое ярость.

И н д р а д ж и т. Значит, я приношу тебе вред.

М а н а с и. Да нет же, Индра! Не так — я просто не знаю, как говорить об этих вещах… Ты не понимаешь, как много ты значишь для меня. Не понимаешь, какой смелой я становлюсь благодаря тебе. Если бы не эта смелость, я бы давно погибла.

Индраджит молча слушает.

Но моя смелость — не от ярости. Я не хочу сердиться. Я люблю жизнь. Я покоряюсь, я подчиняюсь, я не сопротивляюсь, но я и не жалуюсь. Оттого, что ты есть, я могу любить эту жизнь… Мне легче жить… Боже мой, я не умею этого выразить словами!

И н д р а д ж и т. Говори же, говори…

М а н а с и. Не могу, не умею. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

И н д р а д ж и т. Мы и говорили о другом.

М а н а с и. Если я не пойму эту книжку, ты мне поможешь?

И н д р а д ж и т (медленно). Как только я найду работу… как только я найду работу — я на тебе женюсь.

М а н а с и. Нет.

И н д р а д ж и т. Увидишь.

М а н а с и. Ты что, забыл, что мы с тобой родственники?

И н д р а д ж и т. Как же, забудешь! Всякий раз, как я заговариваю о женитьбе, ты напоминаешь мне об этом.

М а н а с и. А ты всегда отвечаешь одно и то же — «Мне все равно».

И н д р а д ж и т. Мне не все равно. Но это еще одно дурацкое правило, с которым я не согласен. Ни с чем я не согласен! И ни с кем!

М а н а с и. А со мной?

И н д р а д ж и т. С тобой я согласен, с твоими правилами — нет.

М а н а с и. Тебе быстро надоест со мной.

И н д р а д ж и т. Опять. Любимые словечки.

М а н а с и. Но это правда. Я обыкновенная девушка.

И н д р а д ж и т. А я — чрезвычайно необыкновенный человек.

М а н а с и. Не знаю. В чем-то — необыкновенный.

И н д р а д ж и т. Благодарю вас. Как приятно слышать!

М а н а с и. Кажется, я ошиблась. Ты как все!

И н д р а д ж и т. Прекрасно, тогда, значит, нет проблемы.

М а н а с и. В каком смысле?

И н д р а д ж и т. Мужчина как все женится на девушке как все — и никаких проблем. Все проблемы решены.

М а н а с и. Ничего не решено. И вообще нам пора идти.

И н д р а д ж и т. Почему?

М а н а с и. Потому что уже поздно.

И н д р а д ж и т. Ну и пусть поздно.

М а н а с и. Ты, по-моему, очень доволен. Ты меня всегда задерживаешь допоздна, а меня потом дома ругают.

И н д р а д ж и т. Да ну его к черту, твой дом!

М а н а с и. Опять начинается! Я ухожу.

И н д р а д ж и т (поднимаясь с травы). Ну ладно, ладно, пошли.

М а н а с и. Опять сердишься? Думаешь, я испугаюсь?

И н д р а д ж и т. Нам пора идти. Уже поздно. Тебя будут дома ругать.

М а н а с и. Не пойду.

И н д р а д ж и т (снова усаживается). Как хочешь.

М а н а с и. Нет, пойдем.

Индраджит, вставая, пробует обнять Манаси за плечи. Манаси торопливо сбрасывает его руку.

Ты что делаешь? Мы же в парке, нас могут увидеть.

И н д р а д ж и т. Ну и что?

М а н а с и (шепотом). Смотри, кто-то идет!

На сцену выходит  П и с а т е л ь. Он садится в углу.

И н д р а д ж и т. Ну и пусть.

М а н а с и. Но он же нас видит.

И н д р а д ж и т. Пусть любуется.

Индраджит снова обнимает Манаси. Манаси опять сбрасывает его руку, вырывается, убегает. Индраджит со смехом следует за ней. Писатель встает и выходит в центр сцены.

П и с а т е л ь. Индраджит и Манаси. Они далеко зашли. Далеко зашли. Далеко зашли? А как далеко они зашли? Или они тоже ходят кругами? Все кругами и кругами? Может быть, они поженятся. А что будет потом? А потом будет все опять кругами и кругами. Может быть, они не женятся. Что тогда? И тогда все кругами и кругами. Математическая задача, где в ответе — нуль. Никто не решается заглянуть в ответ, а все решают и решают задачу. Тогда в ответе получается… жизнь. У каждого — своя.

Входят  А м а л, Б и м а л, К а м а л.

Подождите, вам еще не время.

А м а л, Б и м а л, К а м а л  уходят.

Минуточку. А если предположить, что нет никаких кругов? Нет никакой задачи? Есть только минута. И каждая минута жизни — это жизнь. И не надо прибавлять минуту к минуте, не надо прибавлять свою жизнь к чужим. Потому что тогда-то и выходит нуль в ответе. Будем беречь минуты. Минуты — в них жизнь.

А м а л, Б и м а л, К а м а л  и  И н д р а д ж и т  входят и усаживаются на скамью. Они тщательно одеты, напряжены, нервозны. Писатель уходит. Звонок. Амал переходит к стульям, предназначенным для мудрых и ученых, кланяется пустым стульям и с их разрешения усаживается на стул напротив. Он молча отвечает на безмолвные вопросы, остальные беседуют на скамье.

Б и м а л. Ты знаешь по именам всех членов кабинета министров?

К а м а л. Да нет, откуда.

Б и м а л. Черт, надо было справочник захватить!

К а м а л. А что толку? Черт их знает какие вопросы придут им в голову.

Б и м а л. Который час, Индра?

И н д р а д ж и т. Двадцать минут первого.

К а м а л. Сволочи. Нас вызвали на собеседование в одиннадцать, а сами только в двенадцать явились.

Б и м а л. Все равно это одна показуха. Они уже давным-давно нашли себе человека на эту работу.

К а м а л. Кого? Кого они берут? Того малого, что вошел перед Амалом?

Б и м а л. А черт его знает! Кого-нибудь да возьмут.

К а м а л. Сколько времени Амал уже там?

И н д р а д ж и т. Минут пять.

Б и м а л. Интересно, какие вопросы они ему задают.

Амал встает со стула. Он пытается уйти в том же направлении, что пришел, но сидящие на стульях одергивают его, и он, глупо улыбаясь, уходит в другую сторону.

К а м а л. Интересно, а по технике спрашивают?

Б и м а л. Вряд ли. Им же вообще все равно, что ты отвечаешь. Им важно как.

К а м а л. Это точно. Уж лучше лихо ответить: «не знаю», чем нести околесицу.

И н д р а д ж и т. Между прочим, лихо ответить «не знаю» довольно трудно, ты не находишь?

Звонок. Уходит Бимал. Оставшиеся двое продвигаются по скамье.

К а м а л. Горло пересохло. У тебя с собой нет какого-нибудь лекарства?

И н д р а д ж и т. Нет.

Камал достает сигарету, собирается закурить.

Зачем же ты куришь, если пересохло горло?

К а м а л. И то правда. Сигарета не поможет. (Прячет сигарету.) Ты уже на скольких собеседованиях был?

И н д р а д ж и т. На пяти.

К а м а л. Лидируешь. У меня это четвертое. И что тебе потом сообщали?

И н д р а д ж и т. Ничего. Одна фирма прислала письмо — сожалеют, что не могут взять.

К а м а л (помолчав). Через месяц отец уходит на пенсию.

Индраджит не отвечает. Входит  п и с а т е л ь, улыбается, садится на скамью рядом с Индраджитом. Пауза.

П и с а т е л ь. Который час?

И н д р а д ж и т. Половина первого.

К а м а л (писателю). Вас на который час вызывали?

П и с а т е л ь. На одиннадцать. Я сегодня утром был еще на одном собеседовании, в половине одиннадцатого назначили. Мне всегда так везет. Я уж боялся, опоздаю сюда. Шел, ни на что не надеялся. Но, думаю, дай все-таки зайду.

К а м а л. Вас еще не приглашали?

П и с а т е л ь. Нет еще. Я спрашивал. Хоть в чем-то повезло.

Тем временем Бимал закончил собеседование. Он выходит. Звонок. Со скамьи встает Камал.

Сигарету?

И н д р а д ж и т. Спасибо, не курю.

Писатель закуривает.

П и с а т е л ь. Вы не знаете, какие вопросы задают?

И н д р а д ж и т. Нет, они никому не разрешают выходить сюда.

П и с а т е л ь. Всегда так делают. Но дело в том, что у этих сукиных детей мало вопросов и они задают одни и те же.

И н д р а д ж и т. А как прошло то собеседование, на котором вы утром были?

П и с а т е л ь. Очень мало надежды. Правда, там работа была получше, чем здесь.

И н д р а д ж и т. Поэтому вы и пошли туда, рискуя все проворонить здесь?

П и с а т е л ь. Конечно. В этом и была моя ошибка, видимо. Если работа нужна до зарезу, то гораздо разумнее искать работу попроще — легче найти.

И н д р а д ж и т. Ну, в общем, вы ничего не потеряли.

П и с а т е л ь. Поэтому я и говорю, что мне повезло. А если бы опоздал? Я уже три ночи не спал. Если б вы только знали, как мне нужна работа!

И н д р а д ж и т. А кому не нужна?

П и с а т е л ь. Нет, я понимаю, что каждому нужна. Но может быть, мне нужна больше, чем другим. Да, впрочем, я ведь могу рассказать вам, в чем дело. Понимаете, я уже снял квартиру. Недорогую квартиру, как вы знаете, найти трудно. А эта — с отдельной уборной.

И н д р а д ж и т. Простите, я не совсем…

П и с а т е л ь. Видите ли, я женился против воли отца. Если я не найду работу в течение месяца, от квартиры придется отказаться. Мне не у кого брать взаймы на квартиру…

А м а л, Б и м а л  и  К а м а л  усаживаются на стулья, предназначенные для мудрых и ученых. Теперь звонит Амал. Входит  И н д р а д ж и т  и садится напротив них. Идет безмолвный обмен вопросами и ответами. Писатель молча курит. Потом выбрасывает сигарету, выходит на середину сцены.

Амал ушел на пенсию. Его сын Амал ищет работу. Бимал болен. Его сын Бимал ищет работу. Камал умер. Его сын Камал ищет работу. И Индраджит — тоже. И сын Индраджита — Индраджит. На улице стоит семилетний мальчишка. У него деревянный ящичек чистильщика. Он держит маленького братишку. На улице стоит девушка. Зовут ее Лила. Ее муж умер от туберкулеза. Небо пылает розовым закатом. В розовом закате Манаси стремится полюбить жизнь. Жизнь. Так много жизни. Так много клочков, кусочков, обломков, обрывков, молекул и атомов. Они смешиваются, перемешиваются и движутся кругами и кругами. Они складываются вместе и движутся кругами и кругами неслыханно громадного колеса… А я должен писать о них. Я должен вложить в слова трагедию вращения атомов… Но язык бессилен. Но слова немы, измучены, изуродованы.

И н д р а д ж и т  уходит. Звонок.

Звонок. Один атом погиб, другой занял его место. Три атома. Бесчисленные атомы смешиваются, перемешиваются и заставляют вращаться гигантское колесо. Секунды, минуты, часы — круги и круги.

Звонок. Амал, Бимал и Камал проявляют признаки нетерпения.

Звонок. Будет еще звонок. А Земля все та же. А век все тот же. Моя планета! Моя эпоха! К черту гигантское колесо! К черту математические задачи! Мы — существуем! Амал, Бимал, Камал — живут! И Индраджит — тоже. И я — тоже. Мы живем! Мы живем сейчас! Мы живем на этой земле.

Амал, Бимал и Камал нетерпеливо встают со стульев. Звонок звонит почти беспрерывно. Гаснет свет. Сцена медленно погружается в темноту. Освещена только фигура писателя.

Я раздвоен. Я разъят на атомы. Я симфония из атомов. Земля раздавлена, но все еще жива. Столетие старо, но все еще живо. Столетие старо, но все еще прислушивается.

Полная темнота.

Х о р (негромко).

Акт II

П и с а т е л ь  вытирает пыль со столов и стульев, постепенно приближаясь к середине сцены.

П и с а т е л ь. Из дома — в школу, из школы — в колледж, оттуда — в жизнь, а жизнь — контора. Такая, как эта. Здесь работают много людей. Они делают важную работу. Здесь работают Амал, Бимал, Камал и Индраджит.

Входят  А м а л  и  Б и м а л.

А м а л. Опять электричка в восемь пятьдесят две опоздала!

Б и м а л. И в Сиалде такая пробка была утром!

Входят  К а м а л  и  И н д р а д ж и т. Амал и Бимал уже заняли свои места за столами.

К а м а л. Опоздал на девять тринадцать ну буквально на одну минуту.

И н д р а д ж и т. А я два автобуса пропустил — не втиснешься.

Садятся за столы.

А м а л (Бималу). Ну, как твой сын?

Б и м а л. Поправляется. (Камалу). Твоя дочка пошла в школу?

К а м а л. Нет еще. (Индраджиту.) Ручку свою нашел?

И н д р а д ж и т. Нет, наверное, в трамвае потерял.

А м а л. Хариш!

Б и м а л. Хариш!

К а м а л. Хариш!

И н д р а д ж и т. Хариш!

Никто не отвечает. Они повышают голос.

А м а л. Хариш!

П и с а т е л ь. Да, господин.

Б и м а л. Чашку чая.

К а м а л. Хариш!

П и с а т е л ь. Да, господин.

К а м а л. Сбегай за сигаретами.

И н д р а д ж и т. Хариш!

П и с а т е л ь. Да, господин.

И н д р а д ж и т. Отправь это письмо.

На протяжении всей сцены писатель не сделал ни одного движения. Ему никто не дал ни денег на сигареты, ни письма. Никто даже не посмотрел на него.

А м а л. Карманников развелось нынче! Вчера вот тоже в автобусе… Только он завернул на…

Б и м а л. Гомеопатам вполне можно доверять. Мой деверь, уж не знаю сколько лет, страдал от хронической дизентерии…

К а м а л. А какие теперь трудные экзамены в третьем классе! Не только по…

Писатель пересекает сцену тяжелыми шагами. Четверо привстают со стульев, садятся снова. Звонит телефон.

П и с а т е л ь. Алло! Алло! Да, да, да. Заказ. Доставка. Безналичный. Пятнадцать процентов, Да. Всего. (Начинает подписывать бумаги.)

А м а л. Хариш!

Б и м а л. Хариш!

К а м а л. Хариш!

И н д р а д ж и т. Хариш!

Писатель по очереди подходит к каждому из столов.

П и с а т е л ь. Да, господин. Да, господин. Да, господин. Да, господин.

Амал передает ему папку.

А м а л. Отнеси это господину Бималу.

Писатель передает папку Бималу. Бимал вручает ему другую папку.

Б и м а л. Господину Камалу.

Все повторяется.

К а м а л. Господину Нирмалу.

П и с а т е л ь. Господин Нирмал на пенсии!

К а м а л. Тьфу ты! Я имел в виду господина Индраджита.

Писатель относит папку Индраджиту.

И н д р а д ж и т. Господину Амалу.

А м а л. Господину Бималу.

Б и м а л. Господину Камалу.

К а м а л. Господину Индраджиту.

Писатель бегает с папками от одного стола к другому, убыстряя темп, пока все это не начинает напоминать карусель. Звонок. Писатель подходит к столу начальника, возвращается.

А м а л. Хариш!

Б и м а л. Хариш!

К а м а л. Хариш!

И н д р а д ж и т. Хариш!

П и с а т е л ь (ухмыляется). Господин директор послал меня за кофе.

А м а л. Ну, хорошо.

Б и м а л. Ну, хорошо.

К а м а л. Ну, хорошо.

И н д р а д ж и т. Ну, хорошо.

Писатель выходит на середину сцены.

П и с а т е л ь. После папок — чай. Потом опять папки. Потом обеденный перерыв. Снова папки. Снова чай. Потом — троллейбусы, трамваи, автобусы и электрички. Есть контора и побольше. Там работа еще важнее.

А м а л. Гхош, старина, ты вечером в клуб придешь?

Б и м а л. Нет, я сегодня спешу домой. Жена уходит в гости.

К а м а л. Рой, старина, починил автомобиль?

И н д р а д ж и т. Да нет, зажигание барахлит. А такси невозможно достать. Такая морока с этими такси!

Писатель перешел к столу директора. Звонит телефон.

П и с а т е л ь. Алло, алло. Да. Да. Совещание. Заседание. Бюджет. Доклад. Да. Да. Всего хорошего. (Вызывает.) Мисс Мальхотра!

Входит  М а н а с и  с блокнотом стенографистки.

М а н а с и. Слушаю вас.

П и с а т е л ь (прохаживаясь по сцене). В ответ на ваш номер — в связи с вышеупомянутым — при наличии возможности — не позднее пятнадцатого — сего года — рассчитывая на ваше сотрудничество — заранее благодарны.

Звонит телефон.

Алло, алло. Да. Да. Совещание. Заседание. Бюджет. Доклад. Да. Да. Всего хорошего. Благодарю вас, мисс Мальхотра. Это — все.

М а н а с и  уходит. Писатель выходит на просцениум, обращается к зрительному залу.

Это — все, мисс Мальхотра. Это — все, дамы и господа. Это — все! (Уходит.)

А м а л. Это — все.

Б и м а л. Это — все.

К а м а л. Это — все.

Постепенно они начинают повторять слова «это — все» хором и даже пританцовывают. Молчит только Индраджит. Остальные смеются.

А м а л. Встряхнись, старина!

Б и м а л. Проснись, старина!

К а м а л. Приди в себя, старина!

Один за другим они похлопывают Индраджита по плечу и выходят.

Индраджит сидит за столом. Молчит. Входит  п и с а т е л ь. Начинает вытирать пыль. Индраджит механически перебирает папки.

П и с а т е л ь. Вы что-нибудь ищете, господин?

И н д р а д ж и т. А? Да, ищу.

П и с а т е л ь. Что вы ищете, господин?

И н д р а д ж и т. Что-нибудь другое.

П и с а т е л ь. Простите, господин?

И н д р а д ж и т. А? Нет, ничего. Все равно ничего другого нет. Разве не так? Это — все. Так ведь?

П и с а т е л ь. Извините, господин. Я вас не совсем понимаю. У вас что-нибудь пропало? Вы не можете найти?

И н д р а д ж и т. Я ничего не могу найти, Хариш. Впрочем, дело не в этом. Передай завтра эту папку господину Амалу, а эту — господину Бималу, а вот эту — господину Камалу. Пусть ее подпишет начальник. Может быть, я завтра не приду.

П и с а т е л ь. Вы нездоровы?

И н д р а д ж и т. Нездоров? Очень может быть. Я буду нездоров завтра. До свидания. (Уходит.)

П и с а т е л ь. Амал ушел, Бимал ушел, Камал ушел, Индраджит сидит и думает. Индраджит ушел, я сижу и думаю. Я, частица, думаю о целом. Я, пылинка, основа жизни. Но земля раздавлена, но небо мертво, а эпоха тупо качает головой. А я все сижу и думаю. Я думаю о Человеке, о целом Человеке, и кусочки моего сознания кружатся в непрестанном поиске. В поиске чего-то нового.

Входит  т е т у ш к а.

Т е т у ш к а. Так вот ты где? А я тебя ищу. Ты что здесь делаешь?

П и с а т е л ь. Думаю.

Т е т у ш к а. Все бы тебе думать! О чем ты думаешь?

П и с а т е л ь. Я думаю — кто мы?

Т е т у ш к а. А что тут думать? Ты — это ты. А кто же ты еще?

П и с а т е л ь. Верно, конечно. Мы — это мы. Мне никогда это не приходило в голову. Но… кто же мы?

Т е т у ш к а. Ну что ты говоришь! Вы все — очень способные молодые люди. Получили такое хорошее образование. Все на такой хорошей работе…

П и с а т е л ь. Ты, наверно, права. Только я хочу задать тебе еще один вопрос. Потрудней.

Т е т у ш к а. Ну, спрашивай.

П и с а т е л ь. А зачем мы?

Т е т у ш к а. То есть как зачем мы?

П и с а т е л ь. Ну, зачем мы живем на свете?

Т е т у ш к а. Чепуха какая! А почему бы нам не жить?

П и с а т е л ь. Это нелогично.

Т е т у ш к а. Я твоей логики не понимаю. Я только знаю, что тебе приходят в голову всякие глупости, потому что ты не женат. Почему ты не женишься?

П и с а т е л ь. Я ведь говорил не о женитьбе.

Т е т у ш к а. Вот в этом и беда. Ты никогда не говоришь о женитьбе. Только и говоришь, зачем, почему, отчего! Можешь ты мне объяснить, почему ты не женишься?

П и с а т е л ь. Трудно объяснить. Я пока не нашел ответа на вопрос, зачем я должен жениться.

Т е т у ш к а. Какой здесь может быть вопрос? Все женятся, а ты почему не можешь?

П и с а т е л ь. Ну вот, ну вот, начинается! Все так делают. Раз все, значит, и я. Почему чихают, почему кашляют, почему плачут, почему смеются, почему живут — а потому, что все так делают.

Т е т у ш к а. Ну, пошло!

Хочет уйти, но писатель останавливает ее.

П и с а т е л ь. Почему любят, почему ненавидят, почему страдают, почему клянут судьбу. Почему плачут, почему смеются, почему живут — а потому, что все так делают.

Т е т у ш к а. Ты перестанешь или нет?

П и с а т е л ь. Почему ночью спят, почему стараются поступать правильно, почему живут и почему умирают — потому что все так делают.

Т е т у ш к а. Ты сумасшедший, просто сумасшедший. Вот если б ты женился, у тебя бы вся эта дурь из головы вылетела! (Уходит.)

Писатель обращается к зрительному залу.

П и с а т е л ь. Женитьба. Рождение, женитьба, смерть. Сначала рождение, потом женитьба. Сначала женитьба, потом смерть. Давным-давно я слышал сказку. Помню, там был принц. И принцесса. И после многих приключений они поженились и были вечно счастливы. Счастливы. Так счастливы, что об этом даже сказку сложить нельзя было.

Свадебные колокольчики. М а н а с и — новобрачная.

Свадьба. Муж и жена.

Входит  А м а л.

М а н а с и (счастливым голосом). Уже вернулся?

А м а л. Я сказал директору, что мне нездоровится.

М а н а с и (испуганно). Тебе действительно плохо?

А м а л. Конечно, мне плохо без тебя.

М а н а с и (смеясь). Ах ты, мой глупенький!

А м а л. Ты мне не рада?

М а н а с и. Конечно, нет. Чему тут радоваться?

Смеются. Манаси подходит к Амалу. Он обнимает ее.

П и с а т е л ь. Супружество. Муж и жена.

Амал уходит. Манаси теперь домохозяйка. Входит  Б и м а л с газетой, садится, читает. Манаси подходит к нему. Бимал не обращает на нее внимания.

М а н а с и. Наверное, сегодня в мире произошли чрезвычайные события.

Б и м а л. Ты что? С чего ты это взяла?

М а н а с и. Ты все утро не можешь оторваться от газеты.

Б и м а л. Да я только что открыл ее. (Откладывает газету.) Так что ты хотела мне сказать?

М а н а с и. Ничего особенного. Хотела спросить: мы вечером куда-нибудь пойдем?

Б и м а л. Сегодня? Понимаешь, сегодня у нас на работе один служащий уходит на пенсию, мы решили собраться и отметить это дело. А куда ты хотела пойти?

М а н а с и. Никуда. Ты бриться будешь? Уже девять часов.

Б и м а л. Девять? Ах ты, черт! (Торопливо убегает.)

П и с а т е л ь. Супружество, муж и жена.

Манаси — задерганная и уставшая мамаша. Входит  К а м а л.

М а н а с и. Неисправимый ты человек! Прекрасно знаешь, что Кока болен, и все равно где-то болтаешься до десяти часов.

К а м а л. Я принес тебе овсянку.

М а н а с и. И страшно гордишься этим. Выполнил свой долг. А ты подумал, чем я буду кормить ребенка до десяти часов?

К а м а л. Так что, в доме совсем ничего нет?

М а н а с и. Что было, я ему уже дала. Апельсины купить ты, конечно, забыл. Ну, сколько раз я тебе говорила…

К а м а л. Апельсины в магазине очень дорогие. Я решил заглянуть завтра на базар.

М а н а с и. В общем, иди и мой руки. Ужин стынет.

Камал выходит. Манаси удаляется в противоположном направлении.

П и с а т е л ь. Супружество. Мужчина и женщина. Муж и жена. Амал, Бимал, Камал. Индраджит — тоже.

Входит  И н д р а д ж и т.

Боже мой, кто это? Ты, Индраджит?

И н д р а д ж и т. Привет, вот не ожидал тебя видеть.

Пожимают друг другу руки.

П и с а т е л ь. Я тебя сто лет не видел.

И н д р а д ж и т. Сто не сто, а, по-моему, лет семь мы не виделись. Так?

П и с а т е л ь. И где ты был все эти годы? В Бхопале?

И н д р а д ж и т. Нет. С той работы я через год ушел. С тех пор ездил с места на место. Перебрасывали из одного отделения фирмы в другое.

П и с а т е л ь. То есть как раз то, чего ты хотел?

И н д р а д ж и т. Разве? Разве этого я хотел? Не знаю.

П и с а т е л ь. Ну что ты, забыл, как мечтал о пингвинах, кенгуру, эскимосах?

И н д р а д ж и т. А! Набор из учебника географии для шестого класса. Ты все еще помнишь об этом?

П и с а т е л ь. А ты забыл?

И н д р а д ж и т. Нет. Не забыл. Просто, наверное, я сильно изменился. Не знаю, конечно, что произошло бы, если б мы в тот день ушли из дому с двумя рупиями в кармане. Только теперь мне кажется, что нет никакого мира за пределами учебника географии. А если есть, то не в нашей стране.

П и с а т е л ь. За границей?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Я никогда не был за границей. Однажды был разговор о том, чтобы поехать на работу в Малайю. Ничего не вышло.

П и с а т е л ь. А если б вышло, поехал бы в Малайю?

И н д р а д ж и т. Конечно, поехал бы.

П и с а т е л ь. Ты ведь так и не женился?

И н д р а д ж и т. Все времени нет. А ты?

П и с а т е л ь. То же самое.

И н д р а д ж и т. Ну, а как остальные?

П и с а т е л ь. Кто, например?

И н д р а д ж и т. Амал, Бимал, Камал.

П и с а т е л ь. У них все нормально, хорошая работа, хорошие семьи.

И н д р а д ж и т. Как ты странно это сказал.

П и с а т е л ь. Нет-нет, у них действительно все в порядке. Правда, я им не завидую. А ты?

И н д р а д ж и т. Не знаю.

П и с а т е л ь. А как Манаси?

И н д р а д ж и т. Какая еще Манаси? Ах да, ты же называл ее Манаси. С ней все в порядке.

П и с а т е л ь. И где она сейчас?

И н д р а д ж и т (с улыбкой). Ты хочешь спросить, замужем ли она? Нет, не замужем. Работает учительницей в Хазарибаге.

П и с а т е л ь (помолчав). Ну и что? Это все, что ты можешь сказать?

И н д р а д ж и т. Что еще тебе сказать?

П и с а т е л ь. Что хочешь.

И н д р а д ж и т. Ей-богу, ничего. Никаких событий, никаких происшествий. Я работаю. Она работает. Я пишу письма. Она отвечает. Раз в год мы встречаемся. Берем отпуск в одно и то же время и приезжаем в Калькутту. Больше ничего.

П и с а т е л ь. А жениться на ней ты не собираешься?

И н д р а д ж и т. Может быть, когда-нибудь и поженимся. Но пока что нет. Был в нашей жизни такой день — я как раз окончил колледж, — когда мы могли пожениться без долгих размышлений. Сидели в парке на траве, разговаривали. Строили планы. Спорили. Потом поспорили по-настоящему…

Входит  М а н а с и. Она садится на траву под лохматым деревом. Индраджит подходит к ней. Писатель отходит в сторонку.

М а н а с и. Я не могу, Индра.

И н д р а д ж и т. Почему?

М а н а с и. Ну, почему ты так настаиваешь? Дай мне время, дай мне подумать. Ты напрасно на меня сердишься.

И н д р а д ж и т (помолчав). Я на тебя не сержусь. Завтра я уезжаю в Бхопал. Поэтому и хотел, чтобы ты дала мне ответ.

М а н а с и. Разве на твоем отъезде в Бхопал все кончается?

И н д р а д ж и т (медленно). Не знаю.

М а н а с и. Индраджит!

И н д р а д ж и т. Не знаю, Манаси. Ничего не знаю.

М а н а с и (тихо). Тогда… может быть, подождем, пока ты не узнаешь? Поезжай в Бхопал, подумай.

И н д р а д ж и т. Теперь кто сердится?

М а н а с и. Я не сержусь, Индра. Просто я знаю, о чем говорю. Жизнь — это жизнь, а не игра в бирюльки.

Гаснет свет. Манаси исчезает в темноте. Когда сцена освещается снова, Индраджит стоит рядом с писателем.

И н д р а д ж и т. Игра кончилась, детство миновало. Жизнь — это жизнь. Мы размышляли, мы прикидывали, мы и по сей день размышляем и прикидываем. Мы боимся превратить жизнь в игру. Шутка, что ли? Жизнь — такая бесценная вещь. Ты газеты читаешь?

П и с а т е л ь. Иногда.

И н д р а д ж и т. Я читал, что все эти атомные штучки управляются кнопками и что есть система блокировки — знаешь, как на железной дороге, — так что никто не может случайно начать атомную войну, если даже нажмет не ту кнопку по ошибке. Ты только подумай: атомная бомба, или водородная бомба, или еще какая-то бомба могла бы уничтожить весь мир — из-за дурацкой ошибки. Можешь себе представить?

П и с а т е л ь. Ты к чему все это клонишь?

И н д р а д ж и т. А ни к чему. К тому, что жизнь — очень ценная штука. Поэтому с ней нельзя шутить. К ней надо относиться серьезно. Над ней надо размышлять.

П и с а т е л ь. Значит, ты готов жениться. А Манаси решилась?

И н д р а д ж и т. Не совсем так. Нельзя же все время говорить и думать об атомных бомбах. Вот посмотришь на звездное небо, вспомнишь все, что ты читал по астрономии, и начинаешь задумываться над местом нашей планеты в солнечной системе, на планете живет микроб под названием человек — а у него какое назначение? Но и об этом нельзя думать все время. А то можно нечаянно повеситься.

П и с а т е л ь. Но ты же все равно об этом думаешь?

И н д р а д ж и т. Иногда. А иногда я воспринимаю свою жизнь как что-то очень значительное, забываю, как она ничтожна в сравнении с вечностью, забываю, что мое существование еще менее осмысленно, чем существование невидимой пылинки во вселенной. Мне тогда начинает казаться, что важнее всего во вселенной именно моя жизнь.

П и с а т е л ь. Может быть, природа дала нам умение забывать как оружие для борьбы со смертью.

И н д р а д ж и т. Оружие оказалось не из могучих. Плоды познания. Небо, усыпанное звездами. Смешение всего. Ты, я, Манаси, Амал, Бимал, Камал…

Голос Индраджита заглушает музыка. Гаснет свет. Когда музыка стихает, слышен голос Индраджита в темноте.

Самое глупое, что может сделать человек, самое нелепое, на что он способен, — это его попытка вырваться из неизменного ритма смерти.

Прожектор высвечивает фигуру  М а н а с и.

М а н а с и. Пусть я микроб, но я ищу. И мне не стыдно искать. Дерзкое утверждение жизни — залог бессмертия мгновенной вспышки.

Гаснет свет. Когда он зажигается снова, на сцене один писатель.

П и с а т е л ь. Дерзкое утверждение жизни. Чьей жизни? Индраджита, Манаси, моей, еще чьей? Амала, Бимала, Камала?

Входит  А м а л.

А м а л. Здорово, поэт. Как жизнь?

П и с а т е л ь. Спасибо, в порядке.

А м а л. Все пишешь?

П и с а т е л ь. Бывает.

А м а л. Закончил свою пьесу?

П и с а т е л ь. Нет. А ты как живешь?

А м а л. Паршиво.

П и с а т е л ь. Что так?

А м а л. Испортил себе всю карьеру, когда связался с этой вонючей фирмой. Ты только представь себе: шесть лет занимаю должность старшего помощника, а когда освобождается место помощника директора, так берут человека со стороны!

П и с а т е л ь. Скажите пожалуйста!

А м а л. Ну, не свиньи? Впрочем, я сам виноват. Предлагали мне перейти на другую работу, а я не пошел. Решил дождаться повышения здесь. Вот теперь и сижу как дурак. Не жизнь, а свинство.

П и с а т е л ь. А как дома?

А м а л. Не спрашивай. Шесть лет я торчу в этой фирме и все еще старший помощник. Жена считает, что я неудачник. Ну ладно, я побежал.

Амал уходит, приходит  Б и м а л.

Б и м а л. Привет поэту, как живешь?

П и с а т е л ь. Спасибо, все в порядке.

Б и м а л. Все пишешь?

П и с а т е л ь. Бывает.

Б и м а л. Закончил свою пьесу?

П и с а т е л ь. Нет. А ты как живешь?

Б и м а л. Не жалуюсь. Меня перевели в Ранчи. Завтра уезжаю.

П и с а т е л ь. Семью берешь с собой?

Б и м а л. Да, там дают квартиру. Но поедет со мной только жена, потому что сын учится в английской школе. Я в эти обыкновенные школы вообще не верю. А какие школы в Ранчи, я думаю, ты себе представляешь.

П и с а т е л ь. Я смотрю, ты счастлив, всем доволен.

Б и м а л. Жаловаться не на что. Ты меня извини, у меня дел перед отъездом!.. Тебе в какую сторону? А то подвезу.

П и с а т е л ь. Нет, спасибо.

Б и м а л. Тогда пока.

Бимал уходит, входит  К а м а л.

К а м а л. Привет! Как жизнь?

П и с а т е л ь. Спасибо, в порядке.

К а м а л. Все пишешь?

П и с а т е л ь. Нет.

К а м а л. Бросил? Конечно, когда сталкиваешься с жизнью лицом к лицу, тут не до хобби. Вот ты, может, помнишь, я играл на аккордеоне? Тоже бросил. Аккордеон сломался. Нет денег починить. А ты застрахован?

П и с а т е л ь. Нет.

К а м а л. Ты не застраховал свою жизнь? Как ты можешь так рисковать? Это же все-таки обеспечение какое-то. Кто знает, что ждет нас впереди. Застрахуй жизнь.

П и с а т е л ь. А кому останутся эти деньги?

К а м а л. А ты разве не женат?

П и с а т е л ь. Нет.

К а м а л. Ну, женишься. А раз женишься, пойдут дети. Да и ты не молодеешь. А с возрастом страховка меньше. Ну, говори, на какую сумму тебя застраховать? Я все устрою — я страховой агент.

П и с а т е л ь. А ты что, бросил свою работу?

К а м а л. Ты спятил? Кто это бросает работу? Понимаешь, у меня есть прекрасная идея для бизнеса. Если все пойдет хорошо, я смогу и работу оставить, и страховку эту проклятую. Ты никого не знаешь, кто бы мне дал денег под эту идею?

П и с а т е л ь. Нет, никого.

К а м а л. Ну, неважно. Кого-нибудь найду. У меня прекрасная идея. Пока. Не забудь застраховаться.

Камал уходит.

П и с а т е л ь. Дерзкое утверждение жизни — залог бессмертия мгновенной вспышки. Вот мы и есть эти вспышки. Я должен написать пьесу о притязаниях на бессмертие мгновенных вспышек — Амала, Камала, Бимала. И Индраджита.

Входит  И н д р а д ж и т.

Индраджит, чем оправдано твое притязание на бессмертие?

И н д р а д ж и т. Что-что?

П и с а т е л ь. Это я просто так. Манаси видел?

И н д р а д ж и т. Нет еще. Мы с ней договорились встретиться в том парке.

Индраджит уходит.

П и с а т е л ь. Ну да, в том парке. Под лохматым деревом. Так много слов. Так много надежд. Все осталось на этой траве. На зеленой траве рождается жизнь, растет, устает, переплетается с другой жизнью… Индраджит и Манаси. Опять будут сидеть в этом парке на зеленой траве, разговаривать. Опять слова, но слова стареют. Они повторяются снова и снова. Но это неважно. Пойдем посидим на зеленой траве. Там так хорошо пахнет разогретой землей. Оставим на траве еще немного слов, посидим под розовым сиянием закатного неба.

Входят  М а н а с и  с  И н д р а д ж и т о м. Садятся рядом. Разговаривают. Писатель — в сторонке.

И н д р а д ж и т. Может быть, мы теперь не скоро увидимся.

М а н а с и. Почему?

И н д р а д ж и т. Я собираюсь уехать.

М а н а с и. Ты и так уже не живешь в Калькутте.

И н д р а д ж и т. А теперь собираюсь уехать совсем далеко. За границу.

М а н а с и. Куда?

И н д р а д ж и т. В Лондон.

М а н а с и. В Лондон? А работа у тебя там будет?

И н д р а д ж и т. Ничего не знаю. Есть только деньги на билет. И я получил письмо, что меня принимают на вечерние курсы. Паспорт готов, документы в порядке, а работу я себе найду.

М а н а с и. А если не найдешь?

И н д р а д ж и т. Устроюсь как-нибудь. Я же один — прокормлюсь.

М а н а с и (помолчав). Индра, сколько ж ты так будешь бродить с места на место?

И н д р а д ж и т. Сколько сил хватит.

М а н а с и. Тебе это нравится?

И н д р а д ж и т. Нет.

М а н а с и. Тогда почему?

И н д р а д ж и т. Что — почему?

М а н а с и. Почему ты не устроишься в жизни?

И н д р а д ж и т. А мне это понравится?

М а н а с и. Не знаю.

И н д р а д ж и т. И я не знаю. А вообще, дело не в том, нравится или не нравится. Жизнь не для того предназначена, чтобы нравилось.

М а н а с и. Индра!

И н д р а д ж и т. Что?

М а н а с и. Ты бы успокоился, если бы женился на мне?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Теперь уже не знаю. Раньше знал.

М а н а с и. Ты на меня никогда не сердишься?

И н д р а д ж и т. Раньше сердился. Теперь уже нет. Ну, кто знает, что получилось бы из нашего брака? Может быть, мы даже дружить бы перестали.

М а н а с и. Может быть, у нас установились бы другие отношения, даже лучше нынешних.

И н д р а д ж и т. Не знаю. Я без конца думаю, думаю, спорю с собой, что-то себе доказываю, в чем-то себя убеждаю и всегда возвращаюсь к тому, с чего начал. Возвращаюсь к этой короткой фразе — «не знаю». Я так устал. Мне надоело думать, спорить, доказывать и убеждать. Я же все равно ничего не могу сделать. Мне все надоело. Я устал. Мне все время хочется спать.

Пауза.

М а н а с и. Давай погуляем.

И н д р а д ж и т. Давай.

Они встают с травы и медленно уходят. К центру сцены усталыми шагами подходит писатель.

П и с а т е л ь.

Акт III

А м а л, Б и м а л  и  К а м а л  играют в карты. Каждый говорит по фразе, после чего бросает карту на стол. Камал берет со стола три карты. Идет игра.

А м а л. Пятнадцатого августа тысяча девятьсот сорок седьмого года Индия добилась независимости.

Б и м а л. Мы освободились от оков британского империализма.

К а м а л. Мы готовы создать независимое общество.

А м а л. Капиталистической системе — конец.

Б и м а л. Фашизм — путь к уничтожению мира.

К а м а л. Важнее всего — сохранить индивидуальность.

А м а л. Демократией ничего нельзя добиться.

Б и м а л. Диктатура плоха в любой форме.

К а м а л. Простые люди всюду страдают.

А м а л. Вся страна погрязла в коррупции.

Б и м а л. Правительство никуда не годится.

К а м а л. Власть разлагает, а абсолютная власть разлагает абсолютно.

А м а л. Политика — грязное дело.

Б и м а л. Каждый должен заниматься своим делом.

К а м а л. Живи и дай жить другому — вот лучшая политика.

А м а л. А повышения я так и не получил.

Б и м а л. Квартиру мне дали паршивую.

К а м а л. Из моей прекрасной идеи ничего не вышло.

А м а л. Жена болеет.

Б и м а л. Сын провалился на экзаменах.

К а м а л. Отец умер.

А м а л. Черт знает что.

Б и м а л. Не жизнь, а свинство.

К а м а л. До чего все опротивело.

А м а л. Бимал…

Б и м а л. Камал…

К а м а л. Амал…

А м а л. Бимал…

Б и м а л. Камал…

К а м а л. Амал…

Слышен громкий голос писателя.

П и с а т е л ь. И Индраджит!

А м а л. Как жизнь, поэт?

Б и м а л. Как жизнь, поэт?

К а м а л. Как жизнь, поэт?

Никто из них не поднял головы. Они продолжают играть в карты.

П и с а т е л ь. Вчера получил письмо от Индраджита.

А м а л. Что пишет?

Б и м а л. Он, по-моему, где-то за границей?

К а м а л. Он разве еще не вернулся?

П и с а т е л ь. Сдал последние экзамены.

А м а л. Правда? Рад за него.

Б и м а л. Теперь вернется, получит приличную работу.

К а м а л. Ну еще бы! С иностранным-то дипломом.

П и с а т е л ь. Хотите, прочитаю вам письмо?

А м а л. Ну что ж, пожалуй.

Б и м а л. А длинное письмо?

К а м а л. Неважно, в конце концов, длинное или короткое.

Писатель начинает читать письмо. Игроки не обращают на него внимания. Они продолжают играть.

П и с а т е л ь. Калькутта, Бхопал, другие города, опять Калькутта, Лондон. Прошлое — кругами и кругами, как будто вращается огромное колесо. Но это только кажется. На самом деле это не колесо. Движение идет как будто по спирали. Каждый виток чуть выше другого. И в этом трагедия. Трагедия знания. Я вижу, я познаю, я понял, я отбрасываю. Мне нужно что-то новое — и все равно я все время чего-то жду, жду невозможного. Я все еще продолжаю думать, что это — еще не все. Наступит день — и случится что-то настолько ослепительное, что все померкнет в сравнении с этим. Упрямый, нелепый, невыносимый сон! Он мне упрямо снится. Даже когда я не сплю.

Входит  И н д р а д ж и т. Он останавливается возле писателя. Амал, Бимал, Камал продолжают играть в карты. Писатель не отрывает глаз от письма. Индраджит начинает говорить.

И н д р а д ж и т. Я добился всего, чего хотел. И оказалось, что я хотел не этого. Вот в чем истина. Я еще многого добьюсь. А когда добьюсь, пойму, что мне не это нужно. Вот в этом тоже истина. Прошлое и будущее. Все направлено в разные стороны, потому что мечта не умерла. Когда она умрет, будущее и прошлое сольются воедино. Тогда настоящее сможет прекратить заглядывать в будущее в нелепой надежде. Настоящее тогда станет конечной геометрической точкой. Называется эта точка — смерть.

Входит  М а н а с и.

М а н а с и. Смерть?

И н д р а д ж и т. Да, смерть. Смерть — это счастливое событие. Многие люди счастливее всего, когда умирают. Для них завтрашний день слился со вчерашним. И они счастливы в смерти. Все равно же я умру. Почему же не сегодня?

М а н а с и. Не умирай. Живи!

И н д р а д ж и т. Чтобы жить, надо верить. Верить в бога, или в судьбу, или в работу, или в человека, или в революцию, или в себя, или в любовь. Разве я могу сказать, будто во что-то верю?

М а н а с и. Разве ты не веришь в жизнь?

И н д р а д ж и т. Жизнь? Стараешься занять себя мелкими, ненужными делами, потому что нет ответа на самый большой вопрос. Играешь в скучную игру лжи и притворства, и все это не нужно и никогда не было нужно, но почему-то все это делаешь. Это жизнь. Жизнь человека. Я — человек. Один из миллионов, один из миллиардов. И ложь моей жизни — это ложь миллионов и миллиардов людей.

М а н а с и. Чего ты хочешь?

И н д р а д ж и т. Заснуть. Или смеяться над всем этим. Просмеяться всю свою жизнь. Наверное, это самое правильное. Жизнь так нелепа, что было бы смешно не посмеяться над ней!

Индраджит смеется. Манаси и писатель, низко склонив головы, уходят со сцены в противоположных направлениях. Амал, Бимал и Камал начинают смеяться, хотя они ничего не слышали и не понимают, что их, собственно, насмешило. Смех становится все громче. П и с а т е л ь  выбегает на сцену и машет зрителям, умоляя жестами перестать смеяться, как будто бы смеются они! Амал, Бимал и Камал, смеясь, уходят со сцены. Индраджит тоже.

П и с а т е л ь. Перестаньте смеяться. Ради бога, перестаньте смеяться. Я не могу писать. Ну, разве вы не видите, как я стараюсь? Я изо всех сил стараюсь написать пьесу. Пьесу про Амала, Бимала, Камала и про Индраджита.

Входит  т е т у ш к а.

Т е т у ш к а. Есть хочешь?

П и с а т е л ь. Нет.

Тетушка уходит, входит  М а н а с и.

М а н а с и. Есть хочешь?

П и с а т е л ь (закрывая лицо руками). И ты тоже?!

М а н а с и. Извини! Я ошиблась. Я должна была спросить — ты что-нибудь написал?

П и с а т е л ь. Как я могу писать? Индраджит не возвращается. Он за три года написал мне три письма. И во всех трех письмах одно и то же.

М а н а с и. Что он пишет?

П и с а т е л ь. Все те же круги. Все идет кругами и кругами. Но не умирает, не умирает упрямый, нелепый, невыносимый сон. Он отказывается умирать. Человек видит жизнь реалистически, а думает о ней романтически. Разве можно написать пьесу о таком человеке?

М а н а с и. Нужно.

П и с а т е л ь. Это невозможно. Я стараюсь увязать его жизнь с событиями. А он ускользает. Он говорит: это реальность. Чем больше я заставляю его говорить, тем дальше ускользает он. Он говорит: это не настоящие слова. Он говорит, что знает слишком много.

М а н а с и. И все же он мечтает.

П и с а т е л ь. Но день придет, и кончится мечта.

М а н а с и. Я знаю.

П и с а т е л ь. И что тогда будет?

М а н а с и. Тогда мечты не будет.

П и с а т е л ь. И что тогда?

М а н а с и. Тогда он не сможет держаться за соломинку.

П и с а т е л ь. И он утонет.

М а н а с и. Пусть тонет. Может быть, в глубине он найдет твердую почву, может быть, с этого и начнется настоящая жизнь.

П и с а т е л ь. Откуда ты знаешь?

М а н а с и. Я ничего не знаю. Я глупая. Я ничего не знаю. Я просто верю.

Манаси уходит.

П и с а т е л ь. Веришь? Как можно верить в дно морское?

Входит  И н д р а д ж и т.

И н д р а д ж и т.

П и с а т е л ь. Индраджит!

Индраджит не оглядывается. Он механически повторяет стихи. Также механически отвечает.

И н д р а д ж и т. Что?

П и с а т е л ь. Так ты вернулся?

И н д р а д ж и т. Да.

П и с а т е л ь. Когда ты вернулся?

И н д р а д ж и т. Давно.

П и с а т е л ь. Где ты живешь теперь?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. И что ты делаешь?

И н д р а д ж и т. Работаю.

П и с а т е л ь. Ты женился?

И н д р а д ж и т. Да.

П и с а т е л ь. Так Манаси все-таки вышла за тебя замуж?

И н д р а д ж и т. Нет.

П и с а т е л ь. А как же?

И н д р а д ж и т. Женился на другой.

П и с а т е л ь. На другой?

И н д р а д ж и т. Да.

П и с а т е л ь. Кто она?

И н д р а д ж и т. Женщина.

П и с а т е л ь. Как зовут ее?

И н д р а д ж и т. Манаси.

П и с а т е л ь. Разве это возможно?

И н д р а д ж и т. Все возможно. На свете столько разных Манаси. Одни приходят, другие уходят. На одной из них женишься. На сестре Манаси. По имени Манаси. Или на подруге Манаси — ее зовут Манаси. Или на дочери Манаси — Манаси.

П и с а т е л ь. Так же, как Амал — Бимал — Камал?

И н д р а д ж и т. Так же, как Амал — Бимал — Камал. И Индраджит.

Входит  М а н а с и — замужняя женщина.

И н д р а д ж и т. Позвольте познакомить вас: Манаси, моя жена. Поэт. Мой старый друг.

П и с а т е л ь. Очень рад познакомиться.

М а н а с и. Я тоже. Что вы пишете?

П и с а т е л ь. Что придется.

М а н а с и. А над чем вы работаете сейчас?

П и с а т е л ь. Пишу пьесу.

М а н а с и. Как интересно! Вы нам ее прочитаете?

П и с а т е л ь. Охотно. Как только закончу.

М а н а с и. И много вам еще осталось?

П и с а т е л ь. Немного. Пожалуй, через день или два начну писать.

М а н а с и. Так вы еще не начинали?

П и с а т е л ь. Пока нет.

М а н а с и. Но вы сказали, что вам осталось немного.

П и с а т е л ь. Дело в том, что между началом и концом пьесы почти нет разницы. Это, видите ли, замкнутый круг.

М а н а с и. Я, кажется, вас не понимаю.

И н д р а д ж и т. И не можешь понять, Манаси. Слова не предназначены для понимания.

М а н а с и. Как же так? Люди говорят для того, чтобы их понимали.

И н д р а д ж и т. Это раньше так было. Теперь по-другому.

М а н а с и. Глупости!

И н д р а д ж и т. Вот именно. Глупости. Посмотри-ка!

Входят  А м а л, Б и м а л  и  К а м а л.

М а н а с и. Кто это?

И н д р а д ж и т. Это Амал, Бимал и Камал.

А м а л. Капитализм, империализм, социализм.

Б и м а л. Демократия, диктатура, общество благосостояния.

К а м а л. Экономика, политика, социология.

А м а л. Чек, счет, расписка.

Б и м а л. Доклад, отчет, протокол.

К а м а л. Совещание, заседание, собрание.

А м а л. Цивилизация, просвещение, культура.

Б и м а л. Литература, философия, история.

К а м а л. Самоуглубление, возвышенность, фатализм.

А м а л. Кино, театр, цирк.

Б и м а л. Футбол, баскетбол, балет.

А м а л. Работа, кафе, улицы.

Б и м а л. Автобусы, троллейбусы, трамваи.

К а м а л. Папки, пыль, мухи.

А м а л. Жена, сын, дочка.

Б и м а л. Шофер, повар, горничная.

К а м а л. Брат, племянник, деверь.

Пауза.

М а н а с и. Что они говорят?

И н д р а д ж и т. Слова.

Амал, Бимал, Камал уходят, продолжая говорить.

М а н а с и. Что это за слова?

И н д р а д ж и т. Не знаю. Спроси поэта.

М а н а с и (писателю). Разве нет других слов на свете?

П и с а т е л ь. Наверное, есть. Должны быть. (Обращается к зрительному залу.) Разве нет других слов? Разве больше нечего сказать?

Зал молчит.

Совсем нечего?

Зал молчит.

Где же я возьму слова для своей пьесы? Ведь эти слова ничего не значат. И кто поставит мою пьесу? И кто придет ее смотреть?

Индраджит и Манаси направляются к выходу.

Подожди. Не уходи!

Манаси уходит, а Индраджит возвращается.

Скажи мне прежде чем уйдешь.

И н д р а д ж и т. Что тебе сказать?

П и с а т е л ь. Где Манаси?

И н д р а д ж и т. Она же только что вышла.

П и с а т е л ь. Другая Манаси! Манаси, которая работает в школе в Хазарибаге. Где она?

И н д р а д ж и т. В Хазарибаге.

П и с а т е л ь. Ты ей пишешь?

И н д р а д ж и т. Пишу.

П и с а т е л ь. А вы встречаетесь?

И н д р а д ж и т. Иногда.

П и с а т е л ь. Где вы встречаетесь?

И н д р а д ж и т. В парке. Под лохматым деревом.

П и с а т е л ь. И разговариваете?

И н д р а д ж и т. Разговариваем.

П и с а т е л ь. О чем?

И н д р а д ж и т. О чем всегда разговаривали.

П и с а т е л ь. О том же, что Амал, Бимал и Камал?

Индраджит не отвечает.

Скажи мне, Индраджит, ответь мне.

Индраджит не отвечает. Он уходит в парк, где под лохматым деревом его ждет  М а н а с и. Манаси из Хазарибага.

М а н а с и. Скажи мне…

И н д р а д ж и т. Что тебе сказать?

М а н а с и. То, что ты мне всегда рассказывал.

И н д р а д ж и т. А что я тебе рассказывал?

М а н а с и. О своей жизни.

И н д р а д ж и т. А, да. Жена все делает по дому, я работаю. Жена любит ходить в театр. Я ее сопровождаю. Иногда она уходит навещать своих родителей. Тогда я ужинаю в ресторане. Жена возвращается домой. Я хожу на работу.

М а н а с и. Что ты мне рассказываешь?

И н д р а д ж и т. Я тебе рассказываю о моей жизни. Ты просила, чтобы я рассказал.

М а н а с и. Я хотела, чтоб ты рассказал о другом.

И н д р а д ж и т. О чем — о другом?

М а н а с и. О себе.

И н д р а д ж и т. Обо мне? Я иду вдоль рельсов. Дорога прямая. Когда я оглядываюсь, я вижу, как рельсы сливаются вдалеке. Когда я смотрю вперед, я вижу, как рельсы сливаются вдалеке. И чем дальше я иду, тем дальше от меня эта точка слияния. Впереди меня то же, что и позади. Что было вчера, будет завтра.

М а н а с и. А потом?

И н д р а д ж и т. Я сначала все думал, что придет поезд. Догонит меня или придет навстречу.

М а н а с и. Что ты сделаешь, если он придет?

И н д р а д ж и т. Убегу. Или меня задавит. Уж по крайней мере что-нибудь произойдет. Но это все пустяки. По этой линии поезда не ходят. Я уже знаю это. Поэтому я подумал…

М а н а с и. Что ты подумал?

И н д р а д ж и т. Я подумал — пожалуй, не стоит дальше идти. Это бессмысленно. Лучше лечь на рельсы.

М а н а с и. Это невозможно, Индра.

И н д р а д ж и т. Почему?

М а н а с и. Если есть дорога, по ней надо идти.

И н д р а д ж и т. Я уже много прошел.

М а н а с и. Пройдешь еще больше.

И н д р а д ж и т. Я устал.

М а н а с и. Все равно придется идти дальше.

И н д р а д ж и т. Но зачем, зачем, зачем? Все по той же дороге, все идти, и идти, и идти. Неужели нельзя остановиться?

М а н а с и. Нельзя.

П и с а т е л ь.

И н д р а д ж и т (Манаси). Зачем же?

М а н а с и. Если есть дорога, по ней надо идти.

И н д р а д ж и т. Зачем? Что ждет меня в конце пути?

М а н а с и. Все идут.

И н д р а д ж и т. Все идут?

Входит  А м а л, видит писателя.

П и с а т е л ь. Здравствуй, Амал, ты что здесь делаешь?

А м а л. Пришел сдавать экзамен.

П и с а т е л ь. Экзамен? В твоем возрасте?

А м а л. Экзамен в институте, повышение и усовершенствование. Я пробовал сдать его в прошлом году, но провалился. Может, в этом году повезет. Я знаешь как готовился!

П и с а т е л ь. Да зачем тебе этот экзамен?

А м а л. О, это очень важно. Если только я его сдам, пойду на повышение. Если хочешь знать, я даже могу стать директором фирмы. Так что ты уж меня извини — тороплюсь.

Амал уходит, входит Б и м а л.

П и с а т е л ь. Здравствуй, Бимал, куда мчишься?

Б и м а л. Цемент доставать. Обещали в одном месте.

П и с а т е л ь. Зачем тебе цемент?

Б и м а л. Строю дом. Купил участок. Ты знаешь, как теперь трудно с участками в Калькутте?! Я все деньги на него угрохал и теперь просто не знаю, на что строить дом.

П и с а т е л ь. Зачем тебе это строительство, если денег нет?

Б и м а л. Как это зачем? Деньги надо куда-то вложить. А при нынешней инфляции недвижимость — единственная ценность. Надо о детях подумать. Так что ты меня извини. Я в бегах.

Бимал уходит. Входит  К а м а л.

П и с а т е л ь. Куда торопишься, Камал? Здравствуй.

К а м а л. У меня свидание с одним человеком. Обещал достать денег. Надеюсь, что не подведет.

П и с а т е л ь. Много денег? Зачем они тебе понадобились?

К а м а л. У меня прекрасная идея. Остановка только за деньгами. Никаких проблем. Не нужно ни разрешения на импорт, ни разрешения на сборку, и есть прекрасный рынок. Большой спрос. Единственная остановка за деньгами.

П и с а т е л ь. Может быть, ты подождешь? Соберешь деньги, потом осуществишь свою идею.

К а м а л. Когда это потом? У меня шестеро детей. Ты что, не знаешь? И платят мне мало. В прошлом году старшая дочка болела тифом, мы все деньги истратили на докторов и лекарства. Это не жизнь. Надо сделать рывок и выйти в люди. Так что ты меня извини — опаздываю.

Камал уходит. Писатель тоже уходит.

И н д р а д ж и т. Все идут? Они бегут, эти другие. Амал, Бимал и Камал.

М а н а с и. Но ведь они идут.

И н д р а д ж и т. Они — счастливые люди. К чему-то стремятся, на что-то надеются, чего-то хотят.

М а н а с и. А ты?

И н д р а д ж и т. У меня ничего нет.

М а н а с и. А было?

И н д р а д ж и т. Было. Был я сам. Я думал, что мне предстоит что-то сделать в жизни. Я не знал, что именно. Но знал, что важное. Великое. Я мечтал метеором прочертить небо от горизонта к горизонту, сквозь облака. Но метеоры сгорают, и остается прах. И все же, пока они горят, от их сияния ослепнуть можно.

М а н а с и. Твой метеор сгорел?

И н д р а д ж и т. Нет, Манаси. Полет не состоялся.

М а н а с и. Почему?

И н д р а д ж и т. Наверное, я не метеор. И не был метеором. Только хотел быть. Я такой же, как все. Обыкновенный человек. Такой же, как они. Пока я воевал, я мечтал. Теперь я смирился.

М а н а с и. Индраджит!

И н д р а д ж и т. Нет, нет, Манаси. Не зови меня Индраджитом. Я не Индраджит. Я Нирмал. Амал, Бимал, Камал и Нирмал. Я — Амал, Бимал, Камал, Нирмал!

Он отодвигается от Манаси. Манаси неподвижна. Входит  п и с а т е л ь.

П и с а т е л ь. Индраджит!

И н д р а д ж и т. (медленно оборачиваясь). Простите, вы ошиблись. Меня зовут Нирмал Кумар Рой.

П и с а т е л ь. Ты не узнал меня, Индраджит?

И н д р а д ж и т. Кто вы? Вы поэт?

П и с а т е л ь. Я не могу закончить свою пьесу, Индраджит.

И н д р а д ж и т. Не имеет значения. У нее нет конца. Ее конец и начало — одинаковы.

П и с а т е л ь. И все-таки я должен написать ее, ведь должен?

И н д р а д ж и т. Это ваше произведение, вам и решать. Я не имею к этому отношения. Я — Нирмал.

П и с а т е л ь. Но у тебя же ничего нет. Ни продвижения по службе, ни строящегося дома, ни прекрасных идей. Какой же ты Нирмал?

И н д р а д ж и т. Такой, как все.

П и с а т е л ь. И все равно ты не Нирмал. Я тоже такой, как все. Но я не Нирмал. Ни ты, ни я. Мы уже никогда не сможем стать такими.

И н д р а д ж и т. Как же тогда жить?

П и с а т е л ь. Дорога. Нам остается только дорога. Мы идем. Мне не о чем писать. А все-таки писать я буду. Тебе нечего делать. А все-таки ты чем-нибудь займешься. Манаси незачем жить, а все-таки жить она будет. У нас есть дорога. Мы по ней пойдем.

И н д р а д ж и т. Да зачем же, когда мы знаем, что эта дорога никуда не ведет?

П и с а т е л ь. Потому, что у нас надежды. Потому, что мы знаем, что нас ждет в будущем. Потому, что для нас будущее уже стало прошлым. Мы пришли к пониманию того, что прошлое и будущее — едино.

И н д р а д ж и т. И мы должны жить?

П и с а т е л ь. Должны жить. Должны идти. Это как паломничество к храму, которого на самом деле нет.

Манаси стоит между писателем и Индраджитом. Все трое смотрят куда-то поверх голов зрителей, за пределы зрительного зала, куда-то далеко, может быть в ту точку, где смыкаются рельсы. Три фигуры освещены. Все остальное в темноте. Они негромко хором читают.

Лао Шэ ЧАЙНАЯ Пьеса в трех действиях

Лао Шэ (1899—1966) — китайский прозаик и драматург. Окончил учительский институт, с 1924 по 1930 год преподавал китайский язык в Лондонском университете. В Англии начал заниматься литературным трудом. Опубликовал множество романов и сборников рассказов. Наиболее известные из них — «Философия старины Чжана» (1926), «Записки о кошачьем городе» (1933), «Рикша» (1935). В годы второй мировой войны Лао Шэ — один из руководителей Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства по отпору врагу. В 1946 году выехал в США, где завершил трилогию «Четыре поколения одной семьи».

После возвращения на родину в 1949 году обращался главным образом к драматургии. Огромным успехом пользовались его пьесы «Фан Чжэньчжу» (1950), «Драконов ус» (1950), «Ихэтуань» (1961).

Драма «Чайная» была написана в 1957 году, ее показал пекинский Художественный театр во время своих гастролей по Западной Европе. Действие пьесы происходит в пекинской чайной в три разные исторические эпохи, особенности которых мастерски изображены драматургом.

Лао Шэ был искренним другом Советского Союза, активным деятелем Общества китайско-советской дружбы, неоднократно приезжал в СССР, был активным участником Афро-азиатского писательского движения. Покончил с собой во время так называемой «культурной революции». Посмертно опубликован незавершенный роман «Под пурпурными стягами» (1979).

Перевод с китайского Е. Молчановой.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В а н  Л и ф а (В а н) — с виду двадцати с лишним лет. Добр, но себе на уме. Совсем молодым лишился отца, хозяин чайной «Юйтай».

Т а н  Т е ц з у й (Т а н) — гадает по лицу, курит опиум, лет тридцати.

С у н  Э р ъ е (С у н) — труслив, любитель поговорить, лет тридцати.

Ч а н  С ы е (Ч а н) — под тридцать, хорошо сложен; прямой, честный; приятель Сун Эръе; оба — завсегдатаи чайной.

Л и  С а н ь (Л и) — слуга в чайной, тридцати с лишним лет. Услужлив, добр.

Э р  Д э ц з ы (Д э) — двадцати с лишним лет, мелкий чиновник.

М а  У е (М а) — мелкий помещик, тридцати с лишним лет, с европейским образованием.

Л ю  М а ц з ы (Л ю) — около тридцати, сводник, характер жестокий.

К а н  Л ю (К а н) — крестьянин, бедняк, сорока лет. Из предместья Пекина.

Х у а н  П а н ц з ы (Х у а н) — сорока с лишним лет, бродяга.

Ц и н ь  Ч ж у н ъ и (Ц и н ь) — владелец дома, в котором находится чайная. В первом действии ему за двадцать. Из богатой семьи, впоследствии капиталист, сторонник реформ.

С т а р и к — восьмидесяти лет, одинокий, бездомный бродяга.

Д е р е в е н с к а я  ж е н щ и н а — лет за тридцать, бедная, продает дочь.

Е е  д о ч ь — девочка лет десяти.

П а н  Т а й ц з я н ь (П а н) — сорок лет, разбогател, ищет невесту.

С я о  Н ю э р (Н ю э р) — одиннадцати лет, бой Пан Тайцзяня.

С у н ь  Э н ь ц з ы (С у н ь) — двадцати с лишним лет, соглядатай.

У  С я н ц з ы (У) — двадцати с лишним лет, соглядатай.

К а н  Ш у н ь ц з ы (Ш у н ь ц з ы) — дочь Кан Лю; в первом действии ей пятнадцать, продана в жены Пан Тайцзяню.

В а н  Ш у ф э н ь (Ш у ф э н ь) — жена Ван Лифа, хозяина чайной, сорока с лишним лет, честнее и справедливее мужа.

П о л и ц е й с к и й — двадцати с лишним лет.

Б а о т у н — продавец газет, шестнадцати лет.

К а н  Д а л и (Д а л и) — двенадцати лет, приемный сын Пан Тайцзяня. Впоследствии связан с Кан Шуньцзы одной судьбой.

Л а о  Л и н ь (Л и н ь) — тридцати с лишним лет, дезертир.

Л а о  Ч э н ь (Ч э н ь) — тридцати лет, побратим Лао Линя, тоже дезертир.

Ц у й  Ц з ю ф э н ь (Ц у й) — сорока с лишним лет, в прошлом — член парламента, впоследствии становится верующим, поселяется в гостинице при чайной.

О ф и ц е р — тридцати лет.

В а н  Д а ш у а н ь (Д а ш у а н ь) — сорока лет, старший сын Ван Лифа, хозяина чайной; честный.

Ч ж о у  С ю х у а (С ю х у а) — сорока лет, жена Ван Дашуаня.

В а н  С я о х у а (С я о х у а) — тринадцати лет, дочь Дашуаня.

Д и н б а о — семнадцати лет, смелая, смышленая.

С я о  Л ю  М а ц з ы (С я о  Л ю) — сын Лю Мацзы, за тридцать. Наследовал дело отца.

С б о р щ и к  п л а т ы  з а  э л е к т р и ч е с т в о — сорока с лишним лет.

С я о  Т а н  Т е ц з у й (С я о  Т а н) — сын Тан Тецзуя, за тридцать, наследовал дело отца, надеется стать настоятелем даосского храма.

М и н  Ш и ф у (М и н) — за пятьдесят, шеф-повар.

Ц з о у  Ф у ю а н ь (Ц з о у) — за пятьдесят, известный рассказчик старинных книг.

В э й  Ф у с и (В э й) — рассказчик, затем певец пекинской оперы.

Ф а н  Л ю (Ф а н) — за сорок, музыкант, играет на маленьком барабане; коварный и вероломный.

Ч э  Д а н д а н (Д а н д а н) — торговец серебром, тридцати лет.

Г о с п о ж а  П а н с ы (П а н с ы) — жена четвертого племянника Пан Тайцзяня, некрасива, мечтает стать императрицей; сорока лет.

Ч у н ь м э й — прислуга Пансы, девятнадцати лет.

Л а о  Я н (Я н) — мелкий торговец, тридцати с лишним лет.

С я о  Э р Д э ц з ы (С я о  Д э) — сын Эр Дэцзы, забияка, тридцати лет.

Ю й  Х о у ч ж а й (Ю й) — преподаватель начальной школы, учит Ван Сяохуа, за сорок.

С е  Ю н ж э н ь (С е) — коллега Юй Хоучжая, за тридцать.

С я о  С у н ь  Э н ь ц з ы (С я о  С у н ь) — сын Сунь Эньцзы, соглядатай, за тридцать.

С я о  У  С я н ц з ы (С я о  У) — мужчина около тридцати, соглядатай, как и его отец.

С я о  С и н ь я н ь (С и н ь я н ь) — прислуга, девятнадцати лет.

Ш э н ь — начальник управления штаба жандармерии, сорока лет.

П о с е т и т е л и  ч а й н о й — мужчины.

С л у г и  ч а й н о й — мужчины.

Б е ж е н ц ы — мужчины, женщины, старые, молодые.

С о л д а т ы.

П о с т о я л ь ц ы  г о с т и н и ц ы — мужчины.

О ф и ц е р  и  с о л д а т ы  с  в ы с о ч а й ш и м  у к а з о м — семь человек, мужчины.

Ж а н д а р м ы — четверо мужчин.

Ш а  Я н (Г л у п ы й  Я н  или  Д у р а ч о к  Я н) — мужчина, пересчитывающий драгоценности.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Время действия: 1898 год, начало осени, разгром движения за реформы^[1].

Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».

Сейчас такие чайные почти перевелись, а еще несколько десятков лет назад в каждом городе непременно была хоть одна. Здесь можно было выпить чаю, перекусить, купить сладостей. Устав за день, сюда приходили отдохнуть и утолить жажду чашкой крепкого чая дрессировщики птиц, которые ублажали посетителей пением своих питомцев; здесь судачили, болтали, сводничали. Стоило начаться потасовке, что случалось довольно часто, как тотчас находился третейский судья и улаживал спор; кончив дело миром, пили чай, ели лапшу с тушеным мясом и расходились добрыми друзьями. Словом, чайная в те времена была излюбленным местом многих, там собирались по делу и без дела, проводили свой досуг.

Придешь, бывало, и чего только не услышишь! И про то, как огромный паук, приняв диковинный облик, был убит молнией; и про то, что необходимо поставить вдоль берега моря заграждения на случай вторжения иноземных войск. Толковали здесь о новых амплуа артистов Пекинской оперы, о новых способах приготовления опиума. И посмотреть было на что, когда кто-нибудь из посетителей приносил показать редкую драгоценность. Так что чайные и в самом деле играли великую роль, даже с точки зрения познавательной. Сейчас вы как раз видите такую.

У самого входа — стойка и плита. Потолок в чайной высокий, места много — столы, стулья, скамейки, табуретки. Все без труда умещаются. Из окна виден двор, во дворе навес, там тоже устраиваются посетители. Во внутреннем помещении и летней пристройке висят клетки с птицами. Куда ни посмотришь — везде надписи: «болтать о государственных делах воспрещается!»

В данный момент два посетителя, прикрыв глаза, тихонько поют, покачивая в такт головами. Еще несколько слушают пение сверчков, посаженных в банку. С у н ь  Э н ь ц з ы  и  У  С я н ц з ы  в своих длинных серых халатах сыщиков вполголоса беседуют.

Сегодня дело чуть было не дошло до потасовки, будто бы из-за голубя. Уж тогда наверняка было бы пущено в ход оружие, ибо ссора вспыхнула между гвардейцами императора и солдатами арсенала, а и те и другие — любители подраться. Хорошо, что все кончилось миром — кто-то из посетителей предотвратил драку, и сейчас недавние враги, все еще возбужденные, бросая друг на друга злобные взгляды, входят в чайную и направляются прямо во двор.

М а  У е  в дальнем углу пьет чай.

В а н  Л и ф а стоит у стойки.

Шлепая сандалиями, входит  Т а н  Т е ц з у й  в длинном грязном халате.

В а н. Погулял бы лучше, Тан Тецзуй!

Т а н (мрачно улыбаясь). Осчастливь Тан Тецзуя, хозяин! Пожертвуй чашечку чая, а я тебе погадаю: могу по лицу, могу по руке! И денег не возьму! (Решительно берет руку Вана.) Сейчас усюй — двадцать четвертый год Гуансюя^[2]. Сколько вам лет, уважаемый…

В а н (отнимает руку). Ну-ну! Ладно! Чаем я тебя и так угощу, а гаданье свое оставь при себе. Оба мы — горемыки, что толку гадать? (Выходит из-за стойки, приглашает Тана сесть.) Если не бросишь курить опиум, бедовать тебе всю жизнь! Это мое предсказание, оно вернее твоего.

Входят  С у н  Э р ъ е  и  Ч а н  С ы е. Ван Лифа их приветствует. У обоих в руках клетки с птицами. Они вешают клетки на стену и ищут свободное место. У Сун Эръе озабоченный вид. У Чан Сые — беззаботный. К ним быстро подходит  Л и  С а н ь, берет чай, который они принесли, заваривает. Сун и Чан занимают столик.

С у н. Прошу вас! Пейте!

Ч а н. Прошу вас, угощайтесь! (Смотрит во двор.)

С у н. Видно, опять что-то случилось?

Ч а н. Возможно. Хорошо еще, что до драки не дошло. Раз уж такая охота подраться, нашли бы другое место. К чему заводить ссоры в чайной?

Появляется  Э р  Д э ц з ы, один из драчунов, подходит к Чан Сые.

Д э. Ты чем-то недоволен?

Ч а н (вежливо, но без робости). Вы меня спрашиваете? Я сижу и пью чай, за свои кровные. А что, кому-нибудь это мешает?

С у н (оглядывая Эр Дэцзы). Я вижу вы не из простых. Присаживайтесь, выпьем чаю, мы ведь тоже не лыком шиты.

Д э. Что тебе от меня нужно?

Ч а н. Силу свою хочешь показать? Так показал бы ее лучше на иностранцах! Там есть где разгуляться! Они вон императорский дворец сожгли! Но с ними вы что-то не воюете, хоть и на казенных харчах живете!

Д э. Ладно! Об иностранцах потом, а пока надо бы тебя хорошенько проучить. (Собирается пустить в ход кулаки.)

Посетители, поглощенные своими делами, ничего не замечают. Один Ван Лифа, почуяв неладное, быстро подходит к ним.

В а н. Ну что вы, братцы! Все мы приятели, с одной улицы, неужели нельзя договориться по-хорошему? Дэ, дружище, шел бы ты во двор!

Дэ, не слушая его, смахивает со стола чашку, которая разлетается вдребезги, пытается схватить Чан Сые за горло.

Ч а н (вскакивает). Ты чего?

Д э. Чего? Не удалось схватиться с иноземцами, но ты-то от меня не уйдешь!

М а. Эр Дэцзы! Опять ты за свое?

Д э (озирается и замечает Ма Уе). Ха, Ма Уе, ты здесь? А я тебя и не приметил. (Подходит, здоровается.)

М а. Все можно уладить добром. Зачем же сразу кулаки в ход пускать?

Д э. А ты, пожалуй, прав! Пойду-ка я во двор. Ли Сань! (Указывая на разбитую чашку.) Запиши на мой счет!

Ч а н (подходит к Ма). Вы человек умный, рассудите нас по справедливости.

М а (встает). У меня свои дела! Пока! (Уходит.)

Ч а н (обращаясь к Ван Лифа). Тьфу, чудак какой-то!

В а н. Ты, видно, его не знаешь. Иначе не связывался бы.

Ч а н. Не везет мне сегодня.

В а н (тихо). Зачем ты тут про иностранцев говорил? Он же кормится за их счет, исповедует их религию, говорит на их языке. Чуть что — сразу начальнику уезда жалуется. Даже чиновники предпочитают с ним не связываться.

Ч а н (возвращается на свое место). Хм, терпеть не могу этих иностранных прихлебателей!

В а н (кивает головой в сторону Сунь Эньцзы и У Сянцзы, тихо). Ты поосторожнее! (Громко.) Ли Сань, еще чашку чая! (Подбирает осколки.)

С у н. Сколько за разбитую чашку? Я плачу! Человек воспитанный не станет вести себя как торговка.

В а н. Подожди! Потом рассчитаемся. (Отходит.)

Появляется сводник  Л ю  М а ц з ы, он ведет  К а н  Л ю. Лю Мацзы здоровается с Сун Эръе и Чан Сые.

Л ю. Рано вы сегодня! (Достает трубку, набивает табаком.) Попробуйте-ка! Табачок свеженький, настоящий английский! Чистый, ароматный!

Ч а н. Надо же! Табак и тот иностранный! Сколько же наших денежек уплывает за границу!

Л ю. Ничего! В Китае денег куры не клюют! Ну, вы отдыхайте! А у меня тут дельце есть.

Ли Сань приносит чашку чая.

Л ю. Ну как? За десять лянов серебра согласен? Только давай прямо, без канители! У меня нет времени тебя обхаживать.

К а н. Господин Лю! За пятнадцатилетнюю девушку всего десять лянов?

Л ю. Отдавай тогда ее в веселый дом! Может, там прибавят лян-другой. Только на это ты ведь сам не пойдешь!

К а н. Так она ж мне родная дочь! Разве могу я…

Л ю. Дочь-то дочь, но что делать, если кормить нечем! Кого тут винить?

К а н. Кого винить? Это правда, нам, деревенским, хоть в петлю лезь! Но продать дочь, чтобы хоть раз накормить семью, какой же для этого надо быть скотиной!

Л ю. Ваши деревенские дела меня мало интересуют. А я ради тебя стараюсь, тебе помочь хочу. Да и дочь твоя будет сыта, одета. Разве этого мало?

К а н. А кому она достанется?

Л ю. Ты запрыгаешь от радости, когда узнаешь! Чиновнику из императорского дворца!

К а н. Зачем ему деревенская девчонка!

Л ю. А ей что от этого хуже будет?

К а н. Кому же все-таки вы ее отдадите?

Л ю. Пан Тайцзяню! Слыхал о таком? Самой императрице прислуживает. А до чего богат! Уксус и тот в посуде из агата держит!

К а н. Господин Лю, как же я в глаза дочери смотреть буду? Совесть замучает, что отдал дочь в жены такому жестокому человеку.

Л ю. Раз продаешь, все равно совесть замучает. Неважно кому. Главное, что дочь будет как сыр в масле кататься, в шелках ходить. Разве это не счастье? Ну ладно, говори прямо, согласен?

К а н. Да где ж это видано? Чтобы такой богач и за десять лянов?

Л ю. Да во всей вашей деревне десяти лянов днем с огнем не сыщешь! Ты что, не знаешь, что в деревнях ребят на пять фунтов муки меняют?

К а н. Охо-хо! Пойду-ка поговорю с дочкой!

Л ю. Слушай, другого-такого случая не будет! Прозеваешь — пеняй на себя! И не мешкай.

К а н. Да-да! Я мигом.

Л ю. Я подожду тебя!

К а н. Охо-хо! (Медленно уходит.)

Л ю (подходит к Чан Сые и Сун Эръе). До чего же трудно с этой деревенщиной. Никакой радости!

С у н. Дельце, видно, выгодное?

Л ю. Не так чтобы очень! Разумеется, кое-что и мне перепадет.

Ч а н. А в деревне до чего дошли! Детей продают!

Л ю. Кто знает, что лучше! Может, пришлось подыхать бы, как бездомной собаке на улицах Пекина!

Ч а н. И все-же, господин Лю, не доброе это дело, жестокое!

Л ю. Ну нет! Они еще благодарить меня должны, что нашел им покупателя! (Спешит сменить тему разговора.) Сун Эръе, взгляните-ка! (Достает и показывает часы.)

С у н (берет часы). Хороши!

Л ю. Вы только послушайте, как идут.

С у н (слушает). Сколько же они стоят?

Л ю. Нравятся? Уступлю! Не торгуясь — за пять лянов! Носите, а разонравятся, вернете за те же деньги. Вещь стоящая — фамильная ценность.

Ч а н. До чего же это противно! Сколько можно навешать на себя всякого заморского барахла! Вы только взгляните на себя, Лю: трубка — заморская, часы — тоже, халат из заморской материи, штаны и те…

Л ю. А что? Заграничные вещи и в самом деле хороши! А в нашем, китайском, только деревенщина ходит. Оденься я во все китайское, на меня никто и не глядел бы!

Ч а н. А по-моему, наши шелка и атласы куда лучше!

Л ю (к Сун Эръе). Так берете или не берете? Люди на вас иначе смотреть станут, если вы будете при таких часах. Времена теперь настали другие. Верно я говорю?

С у н (часы, ему нравятся, но кажутся чересчур дорогими). Да я бы…

Л ю. Берите, а деньги отдадите потом.

Появляется  Х у а н  П а н ц з ы.

Х у а н (плохо видит, не различает посетителей, входит, обращается ко всем). Эй, братцы! Это я, Хуан Панцзы, здороваюсь с вами! Мы — свои люди, ссориться не будем!

В а н. Твои приятели во дворе!

Х у а н. О! Я и не разглядел! Хозяин, дай-ка мне чашку лапши с мясом. Раз я здесь — драки не будет!

Д э (входит). А они уже помирились. Давай к нам! (Уходит.)

Слуги то и дело проносят чай во двор. Входит  с т а р и к  с зубочистками, расческами, ухочистками и прочей мелочью. Медленно, с низко опущенной головой проходит мимо посетителей — никто ничего не покупает. Он направляется во двор. Ли Сань его останавливает.

Л и (тихо). Шел бы ты отсюда, отец. Там люди мирятся, им не до тебя. Покупателей не найдешь. (Дает ему чашку чаю.)

С у н (тихо). Из-за чего они схватились, Ли Сань?

Л и (тоже тихо). Как будто бы из-за голубя. К кому-то залетел чужой голубь, а тот не хотел возвращать… вот и пошло. Э, лучше не вмешиваться. (Обращается к старику.) Сколько вам лет, почтенный?

С т а р и к (возвращая пустую чашку). Спасибо за чай. Восемьдесят два стукнуло. И никому я не нужен. Время сейчас такое, что о человеке меньше заботятся, чем о голубе. Э, да что говорить! (Медленно уходит.)

Входит  Ц и н ь  Ч ж у н ъ и, одет по последней моде, самодовольный.

В а н. А, господин Цинь, выбрали наконец-то время к нам заглянуть. Что же вы один?

Ц и н ь. Пришел посмотреть, как молодой хозяин ведет дела.

В а н. Учимся, господин Цинь, учимся! Иначе нельзя. Отца рано лишился. Хорошо еще, что клиенты — друзья покойного. Если и допущу промашку, делают вид, будто не замечают. В нашем деле ладить надо с людьми. Отец, бывало, поприветствует посетителей, поговорит с ними, старается снискать их доброе расположение. Вот и я так. Потому и обходится без особых неприятностей. Присаживайтесь! Чайку заварить?

Ц и н ь. Спасибо, не надо! Недосуг мне рассиживаться.

В а н. Останьтесь, пожалуйста. Окажите честь!

Ц и н ь. Так и быть! (Садится.) Ты только не очень меня обхаживай.

В а н. Ли Сань, завари-ка самого лучшего чая! Как поживают ваши родные, господин Цинь? Как дела? Все ли в порядке?

Ц и н ь. Да не так уж чтоб очень.

В а н. Неужели? Такая большая торговля! Не то что моя!

Т а н (приблизившись). У господина лицо предвещает счастье, высокий лоб, округлый подбородок. Хотя он и не министр, но его ждет такая же удача, как Таочжу^[3]!

Ц и н ь. Не приставай! Иди себе с миром!

В а н. Выпил чаю, уважаемый, ну и ступай себе на улицу. (Подталкивает Тан Тецзуя к двери.)

Т а н. Ладно, ладно! (Уходит, опустив голову.)

Ц и н ь. Послушай, Ван! А не повысить ли мне немного арендную плату? Ведь того, что платил твой отец, теперь и на чай не хватит!

В а н. Это так, господин Цинь! Только зачем же себя утруждать. Пришлите управляющего, мы с ним договоримся. Если надо, буду больше платить. Я не против. Нет, не против!

Ц и н ь. Ты молодец, похитрее отца будешь! Ладно, не к спеху. Дом мой. И рано или поздно я все равно отберу его.

В а н. Зачем же пугать человека? Я ведь знаю, как вы заботитесь обо мне, как близко принимаете к сердцу мои дела. Не вышвырнете же вы меня с моими чайниками на улицу торговать.

Ц и н ь. Поживем — увидим!

Входит  ж е н щ и н а, с виду крестьянка, ведет за руку  д е в о ч к у  лет десяти. У девочки в волосах соломка — знак того, что она продается. Ли Сань сначала их не впускает, но потом, сжалившись, разрешает войти. Мать с дочерью медленно направляются во двор. Посетители чайной разом замолкают, смотрят на них.

Д е в о ч к а (дойдя до середины чайной, останавливается). Мама, я есть хочу.

Женщина тупо смотрит на дочь, потом вдруг падает на пол.

Ц и н ь (Вану). Вышвырни их!

В а н. Да-да! Идите, идите! Нечего вам тут делать!

Ж е н щ и н а. Сжальтесь! Кому нужна девочка? Всего за два ляна!

Ч а н. Ли Сань, две чашки лапши с мясом, я плачу! Пусть поедят за дверью.

Л и. Да-да! (Подходит к женщине.) Вставай! Подожди за дверью. Сейчас я вынесу вам лапшу.

В а н. Живо!

Мать и дочь выходят. Ли Сань выносит им две чашки с лапшой.

В а н (подходит к Чан Сые). Добрая вы душа, господин Чан, но послушайте меня: всем не поможешь! Бедняков слишком много! И никому до них нет дела! (К Цинь Чжунъи.) Верно я говорю, господин Цинь?

Ч а н (к Сун Эръе). По-моему, уважаемый Эръе, скоро конец Китаю!

Ц и н ь (все еще раздраженно). Не знаю, конец или не конец, но это вовсе не зависит от благодетелей, готовых кормить похлебкой нищих. Слушай, Ван, а я, пожалуй, и в самом деле отберу у тебя дом.

В а н. Вы не сделаете этого, господин Цинь!

Ц и н ь. Я не только это сделаю. Землю в деревне, магазины в городе — все продам!

В а н. Зачем?

Ц и н ь. Подкоплю деньжат, построю завод!

В а н. Завод?

Ц и н ь. Да, завод! Огромный завод! Вот тогда и беднякам можно будет помочь, и иностранным товарам преградить дорогу, и государство спасти! (Глядя на Чан Сые, обращается к Вану.) Э, да что с тобой толковать. Ты все равно не поймешь!

В а н. Вы все о других печетесь, а о вас кто позаботится, когда имущество ваше из рук уйдет?

Ц и н ь. Ничего ты не смыслишь! Только так и можно сделать нашу страну богатой и сильной! Ну ладно, мне пора. А дела у тебя идут неплохо. Если не наделаешь глупостей, аренду не повышу.

В а н. Погодите, я рикшу позову.

Ц и н ь. Не надо, я пройдусь пешком!

Цинь Чжунъи направляется к двери, Ван идет за ним.

Входит  П а н  Т а й ц з я н ь, поддерживаемый боем. У боя в руках кальян.

П а н. А, господин Цинь!

Ц и н ь. А, господин Пан! Успокоились за эти два дня?

П а н. Еще бы! В Поднебесной воцарился порядок: пришел высочайший указ. Тань Сытун приговорен к смертной казни. Скажу тебе так: не сносить головы тому, кто осмелится нарушить порядок, установленный предками!

Ц и н ь. Я давно это знал!

Воцаряется тишина, посетители, затаив дыхание, прислушиваются к разговору.

П а н. Вы — человек умный, господин Цинь. Потому и разбогатели!

Ц и н ь. Какое там богатство! Так, пустяки.

П а н. Скромничаете! Кто в Пекине не знает Цинь Чжунъи. Ни один из чиновников не может с вами тягаться. Да, ходят слухи, будто среди богачей появились сторонники реформ.

Ц и н ь. Что-то не верится. Во всяком случае, до вас мне далеко.

П а н. Спасибо на добром слове! Но я вот что скажу — каждый из нас — мастер своего дела.

Смеются.

Ц и н ь. На днях зайду, потолкуем! Всего хорошего! (Уходит.)

П а н. Да-а! Видно, и в самом деле настали другие времена, раз наш новоиспеченный богач смеет со мной зубоскалить. (К Вану.) Лю Мацзы здесь?

В а н. Подождите минутку, уважаемый, сейчас позову.

Лю Мацзы давно заметил Пан Тайцзяня, но не подходил, боясь помешать его беседе с Цинь Чжунъи.

П е р в ы й  п о с е т и т е л ь. А кто такой Тань Сытун?

В т о р о й  п о с е т и т е л ь. Слышал я, будто он совершил тяжкое преступление. А иначе за что бы его приговаривать к смертной казни?

Т р е т и й  п о с е т и т е л ь. Месяца два или три назад кое-кто из чиновников и ученых замыслили что-то мудреное. Нам этого не понять.

Ч е т в е р т ы й  п о с е т и т е л ь. Ладно! Как бы там ни было, на казенном содержании не пропадешь. А этот Тань да Кан Ювэй хотели распустить императорскую гвардию, чтобы мы сами добывали себе пропитание! Хорошо придумали! Нечего сказать.

Т р е т и й  п о с е т и т е л ь. А что толку от наших денег, если начальство добрую половину себе загребает?

Ч е т в е р т ы й  п о с е т и т е л ь. Лучше жить прокаженным, чем спокойно умереть. Я скоро протянул бы ноги, если бы должен был зарабатывать себе на пропитание.

В а н. Господа! Господа! Не надо болтать о государственных делах!

Разговор прекращается.

П а н (усаживается за столик.) Двести серебряных за деревенскую девчонку? Не много ли?

Л ю (стоит навытяжку). Зато какая девчонка! Ее принарядить да манерам обучить — не стыдно будет и в городе показаться. Хороша! И знает, что к чему! Уж вы поверьте. Я для вас больше, чем для отца родного, стараюсь. Не пожалеете!

Появляется  Т а н  Т е ц з у й.

В а н. Тецзуй, опять пришел?

Т а н. На улице черт знает что творится! Полная неразбериха.

П а н. Уж не единомышленников ли Тань Сытуна ищут? Но тебе, Тан Тецзуй, не о чем беспокоиться. Кому ты нужен?

Т а н (хмыкнув). Никому, управляющий, но дайте мне немного опиума, и я совсем успокоюсь.

Некоторые, почуяв, что обстановка накаляется, выскальзывают из чайной.

С у н. Пойдем и мы, Чан. Уже поздно!

Ч а н. Что ж, пошли!

К ним подходят соглядатаи Сунь Эньцзы и У Сянцзы.

С у н ь. Погодите.

Ч а н. В чем дело?

С у н ь. Что это ты здесь болтал, что Китаю скоро конец придет!

Ч а н. Я люблю свою страну и боюсь, что ей грозит гибель.

У (к Сун Эръе). Слыхал?

С у н. Братцы! Мы каждый день тут пьем чай. И хозяин знает, что мы — люди надежные.

У. Отвечай, слыхал или нет, что он сказал? Я тебя спрашиваю…

С у н. Господа, неужели нельзя по-хорошему договориться? Присаживайтесь к нам!

С у н ь. Придержи язык, не то и тебе наденем наручники. Раз он сказал, что Китаю скоро конец, значит, он из одной шайки с Тань Сытуном.

С у н. Я… Я слыхал… Он… сказал…

С у н ь (Чану). Пошли!

Ч а н. Куда? Надо же разобраться!

С у н ь. Сопротивляешься власти? Ну, погоди у меня! (Вытаскивает наручники.)

Ч а н. Ну-ну! Поосторожнее! Я — маньчжур.

У. Маньчжур и предатель? Тем хуже! Протягивай руки!

Ч а н. Не надо! Я не сбегу!

С у н ь. Пожалуй, не сбежишь! (Суну.) Пойдем с нами, расскажешь, как было дело. Не бойся, тебя мы отпустим.

Со двора входят  Х у а н  П а н ц з ы  и еще несколько человек.

Х у а н. Ну вот, кажется, все и уладили. Напрасно я сюда притащился.

С у н. Господин Хуан! Господин Хуан!

Х у а н (протирает глаза). Это кто?

С у н. Это — я, Сун Эръе. Прошу вас, замолвите за меня словечко!

Х у а н (разглядев). А-а! Уважаемые господа Сунь Эньцзы и У Сянцзы! Работаете? Давайте, давайте!

С у н. Господин Хуан, помогите! Замолвите словечко!

Х у а н. Я вмешиваюсь лишь тогда, когда властям не управиться. А так соваться — неловко. (Обращаясь ко всем.) Верно я говорю?

В с е. Верно! Верно!

Сунь Эньцзы и У Сянцзы уводят Чан Сые и Сун Эръе.

С у н (к Вану). Присмотри за нашими птицами!

В а н. Будьте спокойны! Пришлю их вам домой.

Шпики и задержанные уходят.

Х у а н (заметив Пан Тайцзяня). А, старина, и ты здесь? Собираешься, говорят, жениться? Прими мои поздравления!

П а н. Надеешься выпить свадебного вина?

Х у а н. Если окажешь честь приглашением.

Входит  женщина с пустыми чашками, ставит их на стойку. За ней идет девочка.

Д е в о ч к а. Мама! Я еще хочу есть!

В а н. Идите, идите!

Ж е н щ и н а. Пойдем, детка.

Д е в о ч к а. Мама, ты меня не продашь? Не продашь, а, мам?

Ж е н щ и н а. Девочка моя! (Плачет, уводит дочь.)

Появляется  К а н  Л ю  с дочерью  К а н  Ш у н ь ц з ы. Останавливается у стойки.

К а н. Доченька! Шуньцзы! Не человек я — зверь! Но что делать? Не пристрою тебя — умрешь с голоду. И вся семья тоже умрет, если я не раздобуду несколько лянов серебра. Смирись, Шуньцзы, с судьбой. Сделай доброе дело!

Ш у н ь ц з ы. Я… Я…

Л ю (подбегая). Она согласилась? Вот и прекрасно! Подойди к господину управляющему! Поклонись ему!

Ш у н ь ц з ы. Я… (Теряет сознание.)

К а н (поддерживает ее). Шуньцзы! Шуньцзы!

Л ю. Что такое?

К а н. Голодная она, да еще расстроилась. Вот голова и закружилась. Шуньцзы! Шуньцзы!

П а н. Зачем мне такая дохлятина?!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Время действия: десять с лишним лет спустя. После смерти Юань Шикая империалисты подбивают китайских милитаристов осуществить раздел страны, в любой момент может вспыхнуть междоусобная война.

Начало лета. Утро.

Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».

Все чайные в Пекине к этому времени закрылись. Только «Юйтай» по-прежнему принимала своих посетителей. Но все там было теперь по-другому, все было подчинено одной цели — как-нибудь выжить. Как и прежде, в передней комнате подавали чай, задние комнаты были превращены в гостиницу. В чайной не только торговали чаем, но и тыквенными семечками, лапша же с тушеным мясом ушла в область предания. Кухню переместили в задний дворик, специально для обслуживания постояльцев гостиницы. Мебель тоже стала совсем иной: маленькие столики, покрытые светло-зелеными скатертями, да плетеные стулья. Со стен убрали картины с изображением «восьми хмельных даосских святых», исчез не только сам бог богатства Цайшэнь, но и ниша, куда его ставили, его место заняли модные красотки — реклама иностранной табачной фирмы. По-прежнему украшали стены надписи «Болтать о государственных делах запрещается», только иероглифы стали крупнее. Ван Лифа проявил настоящую сметку. Его чайная не только не погибла, напротив, она теперь процветает. На несколько дней ее закрыли из-за ремонта фасада и завтра должны открыть. В а н  Ш у ф э н ь  и  Л и  С а н ь  расставляют столы и стулья, передвигают их и так и эдак.

Ван Шуфэнь уже сделала современную прическу, а Ли Сань никак не может расстаться с косичкой. Входят несколько студентов, здороваются и уходят.

Ш у ф э н ь (увидев, что косичка мешает Ли Саню). Послушай, Ли Сань, в нашей чайной все изменилось к лучшему, не мешало бы и тебе расстаться с косичкой.

Л и. К лучшему, к лучшему. Уж так хорошо, что дальше ехать некуда!

Ш у ф э н ь. Не скажи, старина! Слышала я, что все чайные позакрывались: и «Дэтай» у Западных ворот, и «Гуантай» у Северного моста, и «Тяньтай» у башни Гулоу. А наша нет. Почему? Да потому, что отец Шуаньцзы^[4] знает толк в переменах к лучшему!

Л и. Чего уж там. Не стало императора — казалось бы, большей перемены и быть не может. А пришел Юань Шикай и тоже захотел стать императором. Черт знает что творится в Поднебесной: сегодня палят из пушек, завтра — закрывают городские ворота! Перемены к лучшему, говоришь? Это мы еще посмотрим. А косичку я пока оставлю. Вдруг снова вернутся старые времена?

Ш у ф э н ь. Не упрямься, Санье! Благодаря переменам у нас теперь республика. Можем ли мы не идти в ногу со временем? Ты только посмотри, какой у нас тут порядок, какая чистота! Не то что прежде. Красиво! Обслуживаем только людей культурных. Честь какая! А ты носишься со своей косичкой. Куда это годится? Даже смотреть неприятно!

Л и. Госпожа, тебе одно не нравится, мне — другое.

Ш у ф э н ь. Другое? Что же именно?

Л и. А то, что и чайная и гостиница на хозяине да на мне. Вдвоем, как бы там ни было, трудно управляться.

Ш у ф э н ь. Верно! Чайная — на хозяине, но в гостинице я ведь тебе помогаю!

Л и. Ну, помогаешь. Но надо же убрать больше двадцати номеров, накормить больше двадцати человек! То за покупками сбегать, то на почту — письма отправить! Сама посуди, легко это?

Ш у ф э н ь. Ты прав, нелегко! Но в это смутное время всевышнего надо благодарить, что есть хоть такая работа. И терпеть.

Л и. Я не железный. Совсем из сил выбился. Сплю пять часов в сутки, а то и еще меньше.

Ш у ф э н ь. Послушай, Санье, кому сейчас хорошо? Вот пройдут каникулы, а там глядишь, старший закончит начальную школу, подрастет младший, начнут помогать, нам и полегчает. Ты ведь еще при старике Ване, отце Ван Лифа, служил, ты старый наш друг, верный помощник.

С важным видом входит  В а н  Л и ф а.

Л и. Верный помощник? Двадцать лет прослужил, пора бы жалованье прибавить. Везде перемены, а заработок прежний.

В а н. Зачем так говорить, старина?! Если дела пойдут лучше, будешь получать больше. Завтра открываем чайную, и да сопутствует нам удача! Только не сердись, ладно?

Л и. Не прибавишь — работать не буду!

Слышен голос.

Г о л о с. Ли Сань, Ли Сань!

В а н. Поспеши, господин зовет! Потом поговорим на досуге.

Л и. Да! Гм!

Ш у ф э н ь. Вчера закрыли городские ворота, не знаю, открыли их или нет. Хозяин тут сам управится, а ты, Санье, сходи за овощами. Главное — солений купи хоть немного.

Снова слышен голос.

Г о л о с. Ли Сань, Ли Сань!

Л и. Вот-вот! Там зовут, тут в лавку гонят, хоть разорвись! (Возмущенный уходит.)

В а н. Мать Шуаньцзы, стар Ли Сань стал, ты должна…

Ш у ф э н ь. Санье давно недоволен. И ненапрасно. Ему я не могу сказать, а тебе скажу, что думаю: надо искать еще одного человека.

В а н. Еще одного? А где взять средства ему на жалованье? Доход у нас и так мизерный. Можно бы, конечно, заняться чем-нибудь другим. Но чайная досталась мне по наследству, и я не могу ее бросить!

Издалека доносятся пушечные выстрелы.

В а н. Слышишь? Опять палят, черт бы их побрал! А ты все шумишь, шумишь! Счастье, если завтра можно будет открыть чайную. Что ты на это скажешь?

Ш у ф э н ь. Умный человек глупости не скажет! Из-за моих разговоров, что ли, палят?

В а н. Хватит молоть чепуху! Лучше делом займись!

Ш у ф э н ь. Не свалишься от усталости, так пристрелят! Все ясно как дважды два! (Медленно уходит.)

В а н (уже не так резко). Мать Шуаньцзы, не бойся! Не первый день палят — а не убили! Пекин — благословенное место!

Ш у ф э н ь. Благословенное! Как же! Сердце колотится так, что вот-вот выскочит. Пойду дам Санье денег на овощи.

У входа беженцы, мужчины и женщины, просят о помощи.

Б е ж е н е ц. Сжалься над нами, хозяин! Войди в наше положение!

В а н. Идите! Идите! Нечем мне вам помочь, и чайная еще закрыта.

Б е ж е н ц ы (хором). Да пожалей ты нас! Мы ведь беженцы!

В а н. Некогда мне разговаривать с вами! Я сам себе не могу помочь!

Появляется  п о л и ц е й с к и й.

П о л и ц е й с к и й. Идите, идите! Убирайтесь!

Беженцы уходят.

В а н. Ну что? Близко идут бои?

П о л и ц е й с к и й. Совсем рядом! Потому и беженцев столько. Меня прислало начальство, тебе велено сдать восемьдесят цзиней лепешек — к двенадцати часам. Солдаты не уйдут из города, пока не получат сухой паек.

В а н. Всевышний, спаси и помилуй! Вы же умный человек! Мне бы постояльцев накормить, ведь чайная не работает! Мне и один цзинь взять неоткуда, не то что восемьдесят.

П о л и ц е й с к и й. Понимаю, но у меня приказ. Сам смотри! (Хочет уйти.)

В а н. Погодите! Истинная правда, чайная не работает, вы же знаете. Откроем, так вы с нами хлопот не оберетесь! Ну ладно, вот вам на чашку чаю. (Дает деньги.) Замолвите за меня словечко, век не забуду!

П о л и ц е й с к и й (принимая деньги). Замолвить можно, не знаю только, будет ли от этого толк.

Врываются  с о л д а т ы в изодранной форме с винтовками наперевес.

П о л и ц е й с к и й. Служивые, я тут как раз проверяю прописку, чайная не работает!

С о л д а т. Мать твою!

П о л и ц е й с к и й. Хозяин, дай солдатам на чай, пусть попьют в другом месте.

В а н. Не обессудьте! Чайная еще закрыта! А то с удовольствием напоил бы вас чаем (вручает деньги полицейскому).

П о л и ц е й с к и й (передает деньги солдатам). Ну ладно, служивые, вы уж не обижайтесь, он и в самом деле не может вас обслужить.

С о л д а т. Кому нужны эти бумажки? Серебро гони!

В а н. А где мне его взять, служивые?

С о л д а т. Дай ему пинка в зад!

П о л и ц е й с к и й (Вану). Добавь еще немного!

В а н (достает деньги). Если найдете еще хоть юань, сожгите мой дом! (Передает деньги.)

Солдат забирает деньги и уходит.

П о л и ц е й с к и й. Пронесло! Мне скажи спасибо! Крышка бы тебе, если бы не я. Ни одной чашки не осталось бы!

В а н. Вовек не забуду твоей доброты!

П о л и ц е й с к и й. А ты не думаешь, что с тебя причитается?

В а н. Конечно! Но обыщите меня, медяка не найдете, верно говорю. (Поднимает халат.) Обыщите! Сделайте милость!

П о л и ц е й с к и й. Тебя не перехитришь! До завтра! А что будет завтра, один бог знает! (Уходит.)

В а н. Погодите! (Видя, что полицейский ушел, топает ногами). Черт бы их побрал! Воюют! Воюют! Сегодня воюют! Завтра воюют! Только и делают, что воюют! А какого черта воюют?

Входит  Т а н  Т е ц з у й, по-прежнему худой, неопрятный, но в шелковом халате.

В а н (сердито). А, это ты, господин Тан? Я больше задаром чаем не пою! (Оглядывает Тана, улыбается.) А ты, видно, хорошо живешь! В шелках ходишь!

Т а н. Чуть получше прежнего. Время мне благоприятствует.

В а н. Благоприятствует? Просто не верится.

Т а н. Чем хуже времена, тем лучше у меня идут дела. Каждый хочет знать, суждено ему выжить или умереть. Вот и идут ко мне гадать.

В а н. Пожалуй, что так.

Т а н. Слышал, ты гостиницу открыл, сдай мне комнату.

В а н. Господин Тан, боюсь, с твоим пристрастием у меня тут…

Т а н. А я бросил курить опиум.

В а н. Правда? Ты что, в самом деле разбогател?

Т а н. Я курю теперь героин. (Указывая на рекламу, висящую на стене.) Видишь, сигареты марки Хадэмэнь, длинные, не очень туго набитые (вытаскивает сигарету и показывает), высыплешь из нее табачок, набьешь героином, и хорошо. Сигареты великой Британской империи, героин — из Японии, две великие могучие державы — и обе у меня на службе! Ну не счастье ли это?

В а н. Счастье, да еще какое! Только у меня все номера заняты. Освободится какой-нибудь, непременно сдам тебе!

Т а н. Нет у тебя ко мне уважения! Боишься, что мне нечем будет платить за постой?!

В а н. Ну что ты! Мы же давнишние соседи. Как же можно без уважения?

Т а н. Ты за словом в карман не лезешь!

В а н. Не в этом дело! Я говорю от чистого сердца! Посчитай, сколько за десять с лишним лет ты выпил бесплатно моего чая? Сейчас тебе лучше живется, вот и вернул бы долг!

Т а н. Завтра верну. Все сполна! Да и много ли там набралось? (Сконфуженный, уходит.)

С улицы доносится крик торговца газетами: «Новости о боях на Чансиньдяне! Покупайте газеты! Читайте о боях на Чансиньдяне!» Т о р г о в е ц  заглядывает в чайную.

Т о р г о в е ц. Хозяин, новые сведения о боях на Чансиньдяне! Купите газету, почитайте!

В а н. А о чем-нибудь другом там есть?

Т о р г о в е ц. Может, и есть. Прочитайте.

В а н. Не надо! Иди!

Т о р г о в е ц. Читай не читай, хозяин, они все равно будут воевать! (Тан Тецзую.) Господин! А вы интересуетесь?

Т а н. Я не он (указывает на Ван Лифа). Дела государства меня волнуют больше всего. (Берет газету и, не расплатившись, уходит.)

Торговец бежит за ним.

В а н. Чансиньдянь! Чансиньдянь! Совсем близко отсюда. (Кричит.) Эй, Санье, завтра утром пораньше купи овощей. Скоро наверняка закроют городские ворота. И останемся мы ни с чем. Слышишь? (Ему никто не отвечает. Возмущенный, убегает.)

Входит  Ч а н  С ы е  со связкой редьки и двумя курицами.

Ч а н. Хозяин!

В а н. Кто там? А, это ты, Сые! Чем занимаешься?

Ч а н. Торгую овощами! Добываю хлеб собственным трудом! В поте лица своего. Сегодня за городом беспорядки, ничего не купишь. Бегал-бегал, удалось добыть эти две курицы да несколько цзиней редьки. Слышал, что ты завтра открываешь чайную, вот и принес, может, пригодятся.

В а н. Спасибо! А я уж и не знал, что делать.

Ч а н (оглядывая чайную). Хорошо! Очень хорошо! Просто прекрасно! Все крупные чайные позакрывались, один ты благодаря своему уму смог приспособиться к новым временам.

В а н. Ну что ты! Какой там ум! Я просто сил своих не щажу, вот и весь секрет. Тревожно только, что в Поднебесной такие беспорядки!

Ч а н. Таким, как я, теперь, пожалуй, и места не найдется в чайной.

Входит  С у н  Э р ъ е, одет бедно, в руках клетка с певчими птицами.

С у н. Услыхал, что ты завтра открываешь чайную и пришел поздравить. (Увидев Чан Сые.) А ты, Сые, совсем про меня забыл!

Ч а н. Здравствуй, брат!

В а н. Присаживайтесь!

С у н. Здравствуй, хозяин! Здорова ли жена, дети? Как идут дела?

В а н (бодро). Все благополучно! (Берет кур и соленья.) Сые, сколько за это?

Ч а н. Сколько дашь!

В а н. Сейчас я вас чаем угощу. (Уносит покупки.)

С у н. Как живешь, Сые?

Ч а н. Торгую овощами. Работы лишился, вот и приходится как-то добывать на пропитание. А ты как?..

С у н. Я? Слезы, а не жизнь — видишь, во что одет, на кого похож?

Ч а н. Ты, брат, горемычный, неужто не найдешь какого-нибудь дела?

С у н. Думаешь, не искал? Но кто согласится сейчас взять на службу маньчжура? И при Цинах было не очень хорошо, но сейчас я просто с голоду помираю.

В а н (приносит чайник, протягивает Чан Сые деньги). Вот возьми. Хватит?

Ч а н (берет деньги, не считая, прячет за пазуху). Ладно!

В а н  Э р ъ е (указывает на клетку). Канарейка?

С у н. Да-да! Она самая. Голодаю, а птицу кормлю. (Воодушевившись.) Погляди, до чего хороша! (Открывает крышку.) Глянешь на нее — и умирать не хочется!

В а н. Ну что вы все о смерти! Погодите, и вам повезет.

Ч а н. Пойдем, браток! Выпьем где-нибудь рюмку-другую. Развеем тоску. Хозяин, вас я не приглашаю, денег не хватит.

В а н. Да я все равно не могу составить вам компанию. Занят.

Ч а н  С ы е  и  С у н  Э р ъ е  уходят, входят  С у н ь Э н ь ц з ы  и  У  С я н ц з ы. Они, как и прежде, в серых халатах, только с узкими рукавами, поверх халатов — серые куртки.

С у н (делает шаг вперед, кланяется). А-а! Это вы, господа!

Ван Лифа тоже кланяется. Вошедшие в растерянности.

С у н ь. В чем дело? Вот уже несколько лет республика, а вы кланяетесь, как при маньчжурах! Разучились приветствовать по-китайски?

С у н. Это потому, что вы в серых халатах. Сразу вспомнилось прошлое.

В а н. И мне тоже. И потом, прежние поклоны куда красивее.

У (хохочет). Я вижу, Сун Эръе, ты не у дел, а наши серые халаты сослужили нам добрую службу. (Увидев Чан Сые.) Уж не Чан Сые ли это?

Ч а н. Да-да! Глаз у тебя верный! В год усюй я здесь сказал, что Великому Цинскому государству скоро конец, так вы схватили меня и упекли на год в тюрьму!

С у н ь. Хорошая у тебя память! Как поживаешь?

Ч а н. Вашими заботами! Вышел из тюрьмы, а тут как раз наступил год гэньцзы^[5], началось движение в поддержку Цинов против иностранцев. Я присоединился к ихэтуаням^[6], воевал против иностранцев. Воевали, воевали, а Цины все равно погибли! Туда им и дорога! Я хоть и маньчжур, но люблю справедливость! А что сейчас? Каждый день с трех часов ночи до десяти утра хожу с коромыслом по городу, пока не распродам овощи. Трудом своим зарабатываю на жизнь и чувствую, что сил прибавилось. И если чужеземцы снова двинут против нас войска, я, Чан, в любую минуту готов сразиться с ними. Я — маньчжур, а маньчжур — тот же китаец! Что вы скажете на это?

У. Живем как живется! Был император — служили императору, пришел Юань Шикай — служили ему, а теперь… Что скажешь, Сунь Эньцзы?

С у н ь. Кто кормит, тому и служим!

Ч а н. И чужеземцам готовы служить, если накормят?

С у н. Пойдем-ка отсюда!

У. Я так скажу тебе, Чан Сые. Иностранцы — великая сила! Пушки — заморские. Ружья — тоже. А без них не повоюешь.

С у н. Да, это верно! Ну, Сые, пошли!

Ч а н. До свиданья, господа! Желаю вам повышения по службе и богатства! (Уходит вместе с Сун Эръе.)

С у н ь. Ну и стервец!

В а н (наливает чай). Чан Сые всегда такой, упрямый, несговорчивый! Не обращайте внимания. Выпейте лучше чайку, только что заварил.

С у н ь. А кто твои постояльцы?

В а н. Студенты по большей части да еще несколько знакомых. У меня есть регистрационная книга, в любую минуту могу доложить в департамент полиции. Показать?

У. Нам людей надо смотреть, а не книгу.

В а н. Стоит ли! Гарантирую, что все это — люди надежные!

С у н ь. А почему ты предпочитаешь студентов? Они что, такие уж честные?

В а н. Они — самые надежные. Ежемесячно вносят плату. У кого денег нет, тот в институт не пойдет. А чиновника сегодня повысят, завтра понизят, торговец — сегодня открыл лавку, завтра закрыл. Видите, какой у меня расчет!

С у н ь. А верно ты рассуждаешь! Сейчас даже нам приходится добывать на пропитание!

У. Да, именно потому мы и стараемся кого-нибудь взять, чтоб хоть немного подработать.

С у н ь. Разумеется, того, кто провинился, прочих отпускаем. Ну, давай посмотрим, кто там у тебя?

В а н. Господа! Господа! Не беспокойтесь! У меня народ надежный!

С у н ь. Пойми ты! Должны же мы как-нибудь жить!

У. Раз хозяин желает сохранить свое доброе имя, пусть и о нас позаботится.

В а н. Да… я…

С у н ь. Вот что я думаю. Первого числа каждого месяца ты нам немножко… того… а?

У. В знак признательности, а?..

С у н ь. Именно! В знак признательности подкинешь нам… Так и тебе удобно, и нам проще.

В а н. И сколько же вам в знак признательности?

У. Ну-у! У нас с тобой давняя дружба. Сам смотри! Ты человек умный! Не станешь же ты ставить себя в неловкое положение!

Л и (входит с корзиной). А-а! Господа! (Кланяется по-маньчжурски.) Сегодня опять, должно быть, закроют городские ворота. (Не дожидаясь ответа, идет к выходу.)

Вбегают  н е с к о л ь к о  с т у д е н т о в.

С т у д е н т. Санье, не выходите на улицу, там хватают мужчин.

Уходят во двор.

Л и (направляется к выходу). Ну и пусть схватят! Не все ли равно, где быть кули.

С испуганным видом вбегает  Л ю  М а ц з ы, наскакивает на Ли Саня.

Л и. Ты что, ошалел?

Л ю (запыхавшись). Не… Не… не выходи! Меня чуть не схватили!

В а н. Подожди, Санье!

Л и. А как же обед? Чем кормить будем?

В а н. В обед солеными овощами, в ужин — курятиной.

Л и. Ладно. (Возвращается.)

Л ю. Мать честная, насмерть перепугался!

С у н ь. Главное, что остался жив! Побольше продашь девиц, и все.

Л ю. Один продает, другой покупает, а я всего лишь посредник. Что же вы меня попрекаете? (Выпивает подряд три чашки чаю.)

У. Мы, полицейские, еще при маньчжурах создали партию гэминдан и не любим вмешиваться во всякие грязные дела. Но раз уж ты нам попался, пеняй на себя. Таких, как ты, надо сажать в бочку с навозом.

Л ю. Господа! Ну зачем вы так говорите! Я и без того скоро подохну с голоду! Сами судите. Прежде я был вхож в дома почтеннейших господ маньчжур, во дворец к евнухам. А эта революция мне боком вышла. Сейчас, куда ни глянь, все министры да замминистры, командиры да разные начальники, им наложниц подавай изысканных: то актрисочку, чтобы и петь умела, то театральную знаменитость. За раз выкладывают четыре-пять тысяч серебра! А я — кручусь, верчусь — и никакого толку! Дело пустяковое, яйца выеденного не стоит!

С у н ь. Ты плохо кончишь! Сидеть тебе в бочке с навозом, не иначе!

Л ю. Ладно, сегодня я не могу преподнести вам ничего путного, но в другой раз в грязь лицом не ударю!

У. Сегодня у тебя, видно, дело! Не стал бы ты иначе выходить в такое тревожное время!

Л ю. Какое там дело!

С у н ь. Лучше не ври, себе же во вред! Ладно, хозяин, мы пошли, зайдем первого числа. Не забудь!

В а н. Скорее забуду, как меня звать!

У. Заметано! (Уходит вместе с Сунь Эньцзы.)

В а н. Господин Лю! Чаю попил? А теперь иди. Своим ремеслом занимайся где-нибудь в другом месте!

Л ю. Не беспокойся, делай, что тебе надо, а я подожду здесь своих приятелей.

В а н. Ты не темни! Сказали тебе, своими делами занимайся в другом месте. Тут у нас сейчас все по-новому, культурно!

Во дворе появляется  К а н  Ш у н ь ц з ы  со свертком, ведет  К а н  Д а л и. Заглядывает в чайную.

Д а л и. Сюда?

Ш у н ь ц з ы. Да, да! О, теперь тут все по-другому! (Входит, оглядывается, увидев Лю Мацзы.) Кан Дали, входи! Мы пришли, куда надо!

Д а л и. Мам, а ты не ошиблась?

Ш у н ь ц з ы. Нет, не ошиблась! Раз он здесь, значит, все верно.

В а н. Вам кого?

Ш у н ь ц з ы (подбегает к Лю Мацзы). Узнаешь меня? (Хочет ударить, но не может, дрожит рука.) Ах ты, ты… (Хочет выругаться, но робеет.)

Л ю. И что это ты ни с того ни с сего накинулась на меня?

Ш у н ь ц з ы (в отчаянии). Ни с того ни с сего? Ты что, не узнаешь меня? А еще мужчиной себя считаешь! Чем занимаешься? Чем хлеб добываешь?! Нет у тебя ничего святого! (Плюет.)

В а н. Послушай, почтенная! Расскажи по-хорошему!

Ш у н ь ц з ы. Ты ведь хозяин? Да? Так ты должен помнить, как десять с лишним лет назад Тайцзянь нашел себе тут жену!

В а н. А-а-а! Вы — та самая, которую Тайцзянь взял в…

Ш у н ь ц з ы. А все он, благодетель. (Указывает на Лю Мацзы.) Сейчас я с ним рассчитаюсь! (Хочет ударить.)

Л ю (уклоняется от удара). Да как ты смеешь! Как смеешь! Я настоящий мужчина, я женщин не бью. (Пятится.) Я свидетеля приведу! (Убегает.)

В а н (к Кан Шуньцзы). Сестрица, присядь, расскажи, как было дело. Где Пан Тайцзянь?

Ш у н ь ц з ы (садится переводя дух). Умер. Племяннички голодом его уморили. Когда установилась республика, у него еще водились деньги, но власть свою он потерял, тогда племяннички и осмелели, стали его донимать. Он не выдержал и умер. А нас выставили из дома в чем мать родила.

В а н. Это… это?..

Ш у н ь ц з ы. Мой сын!

В а н. Твой?

Ш у н ь ц з ы. Его тоже продали Пан Тайцзяню, когда он сына захотел.

Д а л и. Ма! Твой отец тебя здесь продал, да?

Ш у н ь ц з ы. Да, сынок, здесь. Я тогда упала без памяти. Сколько жить буду, не забуду этого места.

Д а л и. А я так и не помню, где меня отец продал.

Ш у н ь ц з ы. Тебе, почитай, годок был в ту пору. Я тебе мать заменила, ты и прикипел ко мне сердцем.

Д а л и. Помню, как он, старый негодник, царапал тебя, щипал, кусал, а меня все трубкой тыкал. А родни у него сколько было! Разве могли мы с ними со всеми справиться? Если бы не ты, убили бы они меня!

Ш у н ь ц з ы. Да-да! Их было много, а мы — безответные. Встретила Лю Мацзы, думала, разорву на части, а даже пощечину дать не смогла, рука не поднялась.

Д а л и. Подожди, мам, вырасту, мы вместе их побьем! Я не знал родной матери, а теперь знаю — ты мне родная мать!

Ш у н ь ц з ы. Хорошо, хорошо! Мы никогда с тобой не расстанемся. Я буду работать, а ты — учиться. (После паузы.) Хозяин, меня в твоей чайной продали, так что нас, можно сказать, связала одна судьба. Не поможешь ли мне подыскать какую-нибудь работу? Я не боюсь с голоду помереть, мальчонку жалко.

Появляется  В а н  Ш у ф э н ь, слышит их разговор.

В а н. А что ты умеешь делать?

Ш у н ь ц з ы. Все. Стирать, шить и штопать, стряпать умею. Я деревенская, работы не боюсь. Только бы снова не попасть в лапы к такому, как Тайцзянь, а остальное горе — не горе.

В а н. Сколько же тебе платить за труды?

Ш у н ь ц з ы. Чтобы хватило на еду, на жилье да чтоб сын ходил в школу. Больше ничего мне не нужно.

В а н. Ладно, поспрошаю. Десять лет с лишним прошло, а я помню все, будто вчера это было. Да, страшное это дело!

Ш у н ь ц з ы. Ну а пока куда мне деваться с сыном?

В а н. Возвращайся в деревню к отцу.

Ш у н ь ц з ы. К отцу? А жив ли он? Я не знаю. Если и жив, все равно не вернусь! Не отец он мне больше!

В а н. Так ведь работу сразу не найдешь!

Ш у ф э н ь (подходит). Она все умеет: и стирать и готовить — и совсем немного за это хочет. Возьму-ка ее к себе!

В а н. Ты?

Ш у ф э н ь. А я, что, не хозяйка? Мы с Ли Санем и так надорвались от работы!

Ш у н ь ц з ы. Хозяин, вы испытайте меня. Увидите, как я буду работать! Не подойду, прогоните прочь!

Ш у ф э н ь. Пойдем-ка со мной, сестрица!

Ш у н ь ц з ы. Когда-то меня тут продали, а теперь пришла сюда, как в родительский дом! Идем, сынок!

Д а л и. Хозяин, если вы не будете меня бить, я буду помогать маме (уходит вместе с Вам Шуфэнь и Кан Шуньцзы).

В а н. Черт побери! Сразу два рта прибавилось. Тайцзянь подох, а его выводок, значит, мне!

Л и (закрывая собой появившегося Лю Мацзы). Давай скорей! (Уходит.)

В а н. Шел бы ты отсюда! Не то схлопочешь!

Л ю. Сказал же тебе, что дожидаюсь приятелей!

В а н. Тебе чего надо?

Л ю. Эх! Сытый голодного и, правда, не разумеет! Ты вот всю жизнь будешь держать чайную, а я — своим ремеслом заниматься.

Входят веселые  Л а о  Л и н ь  и  Л а о  Ч э н ь. Вошедшие моложе Лю, но он называет их братьями.

Л ю. Брат Линь, брат Чэнь! (Видя, что Ван недоволен, засуетился.) Хозяин, никого нет, сделай милость, больше это не повторится.

В а н. Она (указывает на дворик) все еще здесь!

Л ю. Неважно! Она все равно не сможет ударить. А если попробует, приятели мне помогут.

В а н. Ну и гусь же ты! Да-а! (Уходит.)

Л ю. Присаживайтесь! Поговорим!

Л и н ь. Говори ты, брат!

Ч э н ь. Да нет, лучше ты!

Л ю. Не все ли равно, кто будет говорить?

Ч э н ь. Ты говори, ты — старший!

Л и н ь. Видите ли, мы — названые братья.

Ч э н ь. Да-да! Мы — побратимы. Нас водой не разольешь.

Л и н ь. У него есть несколько юаней серебром.

Ч э н ь. И у него тоже.

Л ю. А сколько всего? Назовите сумму!

Л и н ь. Не время еще.

Ч э н ь. Сладим дело, тогда и скажем.

Л ю. Если есть серебро, любое дело можно обтяпать.

Л и н ь, Ч э н ь (вместе). В самом деле?

Л ю. Сволочь буду, если вру!

Л и н ь. Тогда говори, брат.

Ч э н ь. Лучше ты говори!

Л и н ь. Видишь, нас двое?

Л ю. Вижу!

Ч э н ь. Нас водой не разольешь.

Л ю. Так, так.

Л и н ь. Ведь если двое дружат, над ними никто не смеется?

Л ю. Никто.

Ч э н ь. А если трое? Смешно?

Л ю. Трое? А кто они?

Л и н ь. Мы двое и еще одна женщина.

Л ю. Так, так, так. Понял! Только таких дел я еще никогда не улаживал. Трудновато, пожалуй, будет. Пара — это обычно двое, муж и жена, но чтобы трое — отродясь не слыхал.

Л и н ь. Трудновато, говоришь, уладить?

Л ю. Еще бы!

Л и н ь (Лао Чэню). Вот видишь!

Ч э н ь. Чего тогда попусту толковать?

Л и н ь. Как же так попусту? Десять лет с лишним провоевали, и чтобы полбабы в жены не получить!

Л ю. Не попусту! Не попусту, не попусту! Что-нибудь придумаем! Сколько у вас серебра?

Не спеша входят  В а н  Л и ф а  и  Ц у й  Ц з ю ф э н ь. Разговор прекращается.

В а н. Господин Цуй, вчера господин Цинь присылал за вами, просил зайти. Отчего же вы не идете? Такой образованный, такой эрудированный человек! Чего только вы не знаете! И членом парламента были, а теперь вот живете здесь у меня, все дни молитесь. Что бы вам не заняться каким-нибудь делом. Такие, как вы, должны служить отечеству. И тогда народ будет жить спокойно.

Ц у й. Мне до сих пор стыдно, что я был членом парламента. Ведь это грех! Тяжкий грех! Что проку от революции? Сам заблуждался, других вводил в заблуждение — вот и все. Да что говорить? Сейчас остается лишь каяться да о душе думать.

В а н. А вот господин Цинь построил завод и теперь собирается открыть банк.

Ц у й. Завод, банк! Он говорит, что так можно спасти Китай. А спасает самого себя! С каждым днем становится все богаче! Но стоит какому-нибудь иностранцу пальцем пошевелить, и от всей его затеи ничего не останется.

В а н. Не надо так говорить! Неужели у нас больше нет никакой надежды?

Ц у й. Трудно сказать! Очень трудно! Сам посуди, сегодня этот главнокомандующий бьет того, завтра тот бьет этого. А кто заставляет их воевать?

В а н. В самом деле, кто? Кто эти мерзавцы?

Ц у й. Иностранцы!

В а н. Иностранцы? Ничего не понимаю.

Ц у й. Постепенно поймешь. Настанет день, когда все мы станем рабами оккупантов! Я делал революцию и знаю, что говорю.

В а н. И вы ничего не предпримете, чтобы воспрепятствовать этому?

Ц у й. В молодости я считал своим делом служить Поднебесной. Честное слово. А теперь понял: Китай обречен на гибель.

В а н. Но управлять страной все равно надо.

Ц у й. Управлять? Пустая затея! Китай не спасти! Он обречен. Ну ладно, пойду-ка я в храм Хунцзисы, а если господин Цинь снова пришлет за мной, скажи, что сейчас я могу лишь молиться, ни на что другое не годен. (Уходит.)

Возвращаются  С у н ь  Э н ь ц з ы  и  У  С я н ц з ы.

В а н. Господа, есть новости?

Сун Эньцзы и У Сянцзы молча садятся у двери, смотрят на Лю Мацзы и его собеседников. Лю Мацзы растерян, опустив голову, направляется к двери. Лао Чэнь и Лао Линь тоже смущены, молча смотрят друг на друга.

Ч э н ь. Пошли, брат?

Л и н ь. Пошли.

С у н ь. Погодите! (Преграждает им путь к выходу.)

Ч э н ь. В чем дело?

У (встает). А ты не знаешь?

Все четверо смотрят друг на друга в упор.

С у н ь. Идите за нами. Без шума.

Л и н ь. Куда?

У. Ведь вы дезертиры? Припрятали серебришко и решили укрыться в Пекине? А когда денег не станет, в бандиты податься?

Ч э н ь. А тебе что за дело? Да я один с восемью такими, как ты, справлюсь.

С у н ь. Ты? Так ведь ты ружье продал, верно? А безоружному вооруженного не одолеть. (Похлопывает по пистолету.) Это я один справлюсь с восемью такими, как ты!

Л и н ь. Ни к чему это! Все мы — братья!

У. Верно! Давайте потолкуем. Вам что дороже — жизнь или деньги?

Ч э н ь. Деньги нам дорого достались! Кто кормил, за того и воевали. И немало повоевать пришлось!

С у н ь. Вы — дезертиры! Сами отлично это знаете.

Л и н ь. Давайте поговорим! Вы, кажется, назвали нас братьями?

У. Кажется, да. Давай поговорим!

В а н (у двери). Господа! Идут с высочайшим указом.

Чэнь и Линь в панике, хотят убежать.

С у н ь. Ни с места! Слово благородного человека: отдадите половину серебра — и безопасность вам гарантирована. Мы свои люди!

Л и н ь, Ч э н ь (вместе). Согласны!

Входят с высочайшим указом: двое с мечами, обернутыми в красную материю, с винтовками через плечо, один с пикой, к которой прикреплен высочайший указ, четверо с разноцветными древками (черными и красными), позади офицер, конвоирующий задержанных.

У, Сунь, Линь и Чэнь стоят по стойке «смирно», потом вынимают из-за шапок значки, удостоверяющие личность, показывают офицеру.

У. Разрешите доложить! Мы как раз допросили и обыскали одного дезертира.

О ф и ц е р. Он?

У (указывает на Лю Мацзы). Да-да!

О ф и ц е р. Связать!

Л ю (кричит). Господа! Нет-нет! Я не дезертир!

О ф и ц е р. Связать!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Теперь в чайной не так красиво, как прежде. Вместо плетеных стульев табуретки и длинные скамьи. Помещение мрачное, мебель тоже. Только надписи прежние: «Болтать о государственных делах воспрещается!» Правда, теперь они гораздо большего размера и написаны более крупными иероглифами. Рядом висит еще одна надпись: «Плата за чай взимается вперед». Раннее утро. Окна закрыты ставнями. В а н  Д а ш у а н ь, сын Ван Лифа, с печальным видом убирает помещение. Входит  Ч ж о у  С ю х у а, жена Ван Дашуаня, с дочерью  В а н  С я о х у а.

С я о х у а. Мам, свари мне лапши на обед. Я давно ее не ела.

С ю х у а. Знаю, дорогая. Но удастся ли купить муки? Если она даже и есть в лавке, то где взять на нее денег?

С я о х у а. Надеюсь, что она есть и что деньги найдутся.

С ю х у а. Хорошо бы! Но это не так-то просто! Иди, Сяохуа, но будь осторожна, остерегайся джипов!

Д а ш у а н ь. Сяохуа, подожди!

С я о х у а. Что еще, па?

Д а ш у а н ь. Вчера вечером…

С ю х у а. Я с ней поговорила, она все поняла.

Д а ш у а н ь. Смотри, никому ни слова о делах дядюшки Дали! Никому! Проговоришься — всем нам конец! Поняла?

С я о х у а. Не скажу! Ни за что не скажу! Меня уже спрашивали, вернулся ли дядюшка Дали, а я сказала, что он уехал несколько лет назад и мы ничего о нем не знаем.

Появляется  К а н  Ш у н ь ц з ы. Она немного сутулится, но все еще бодрая.

Ш у н ь ц з ы. Сяохуа! Сяохуа! Ты не ушла еще?

С я о х у а. Что, тетушка?

Ш у н ь ц з ы. Сяохуа, дорогая, дай мне еще разок взглянуть на тебя! (Гладит ее по головке.) Красавица! Тебе поесть бы досыта, стала бы еще краше!

С я о х у а. Тетушка, вы уходите?

Ш у н ь ц з ы. Да-да! Ухожу, чтобы вам было легче! Дали так велит. Разве могу я его ослушаться? Когда мы пришли с ним сюда, он меньше тебя был.

С я о х у а. А теперь вон какой вырос! И такой сильный!

Ш у н ь ц з ы. Д-да! Он был здесь всего минутку, а я помолодела на несколько лет. Я словно бы сокровище нашла. Да, я пойду за ним. С радостью разделю с ним все трудности и невзгоды. Какие у него руки, какие ноги! Настоящий богатырь!

С я о х у а. Тетушка! И я пойду с вами!

Ш у н ь ц з ы. Иди, детка, в школу! Я еще приду повидать тебя!

С я о х у а. Тетушка! Подождите, пока я не вернусь из школы!

Ш у н ь ц з ы. Ну-ну! Беги, дорогая, беги!

Ван Сяохуа уходит.

Д а ш у а н ь. Тетушка! Это отец вам велит уходить?

Ш у н ь ц з ы. Он еще не решил. А я боюсь, как бы кто не узнал о том, что Дали сюда приходил. Да и я своим уходом могу навлечь на вас неприятности. В наше время то и дело кого-нибудь хватают. А я не хочу, чтобы вы из-за меня пострадали!

С ю х у а. Тетушка, сами решайте. В живых останется тот, кто укроется. Время сейчас такое.

Д а ш у а н ь. Да, это верно!

Ш у н ь ц з ы. Мать Сяохуа, давай хорошенько подумаем! И ты, Дашуань, подумай как следует! (Уходит вместе с Чжоу Сюхуа.)

Входит  Д и н б а о.

Д и н б а о. Эй, хозяин, я пришла!

Д а ш у а н ь. Кто ты такая?

Д и н б а о. Я — Крошка Динбао. Меня послал сюда Сяо Лю. Сказал, что хозяину нужна служанка.

Д а ш у а н ь. Служанка? Да ты посмотри, какая у нас захудалая чайная! Мы с отцом совсем обеднели, не знаем, что делать.

Медленно входит  В а н  Л и ф а. Одет небрежно, но вид бодрый.

В а н. Ты что это, сын, вздумал за моей спиной судачить? Кто обеднел? Открой-ка ставни! Время позднее, а чайная все закрыта.

Ван Дашуань открывает ставни.

Д и н б а о. Как самочувствие, хозяин?

В а н. О! Мне бы чашки три лапши с мясной подливой, не отказался бы! Увы, нету. Сколько тебе лет, красавица?

Д и н б а о. Семнадцать!

В а н. Всего?

Д и н б а о. Да! Мы с мамой вдвоем живем, отца нет. После победы власти отняли у нас дом, который оставил отец, сказали, что это «имущество предателя». Мама умерла с горя, а мне пришлось идти в служанки. До сих пор никак не пойму, что значит «имущество предателя». А вы понимаете?

В а н. Будь осторожнее, девушка! Слово скажешь не так — и свалится на тебя беда! Видишь склады господина Циня позади дома? Кому-то они помешали, их тоже объявили имуществом предателя. Вот как!

Д и н б а о. Вы правы, хозяин, меня тоже можно причислить к имуществу предателя. У кого рука покрепче, тому и служи! Черт бы все побрал! Мне только семнадцать, а я часто думаю, что лучше бы умереть, пока не сгнила заживо, чем заниматься таким ремеслом.

Д а ш у а н ь. Отец, тебе в самом деле нужна служанка?

В а н. Да это мы просто так с Сяо Лю говорили. Я всю жизнь люблю перемены, а вообще-то дела наши плохи! И это меня беспокоит!

Д а ш у а н ь. Не только вас, меня тоже! Но вы, видно, забыли о старой марке чайной «Юйтай»! Целых шестьдесят лет чайная существует! И вдруг служанка!

Д и н б а о. Что хорошего в старой марке? Ведь чем старее, тем ей цена меньше! Будь мне сейчас двадцать восемь, на меня никто бы глядеть не стал, как ни назови, хоть Крошкой Динбао, хоть Маленьким Сокровищем.

В чайную входят  д в о е.

В а н. Доброе утро, ранние гости! Заварку принесли? Сын, сбегай за кипятком!

Дашуань уходит.

Господа, извините! Плата вперед.

П е р в ы й  п о с е т и т е л ь. Впервые такое слышу!

В а н. Я раньше тоже не слышал, хотя не один десяток лет держу чайную. Но вы люди умные, должны понимать: чай, уголь — все денег стоит, сейчас одна цена, а через минуту, пока вы чай пьете, глядишь, уже подскочила. Не проще ли вперед заплатить? Как по-вашему?

В т о р о й  п о с е т и т е л ь. По-нашему? Проще совсем не пить (уходят).

Д а ш у а н ь (несет кипяток). Что такое? Ушли?

В а н. Теперь тебе ясно?

Д и н б а о. А если бы я подошла и сказала: «Пришли, мальчики?» Они наверняка выложили бы серебряный!

В а н. А ты, сын, упрямей осла!

Д а ш у а н ь (ставит чайник). Ладно, пойду прогуляюсь. Тошно мне тут сидеть!

В а н. И мне тошно!

Входит  Л ю  М а ц з ы-младший в европейском костюме с портфелем под мышкой.

С я о  Л ю. Крошка Динбао! Ты здесь?

Д и н б а о. Ты же велел, я и пришла!

С я о  Л ю. Хозяин, ты посмотри, какое маленькое сокровище я тебе отыскал! Собой хороша, молода, прекрасно одета, с опытом — все при ней!

В а н. Боюсь только, не по карману!

С я о  Л ю. Ей не надо платить! Верно, Динбао?

В а н. Как не надо?

С я о  Л ю. Не беспокойся, старик! Положись на меня! У нас с Динбао свои планы! Так я говорю, Крошка?

Д и н б а о. Еще бы! Без этих планов не процветала бы нечестность!

С я о  Л ю. Нечестность? А ты, пожалуй, права! В свое время моего отца уволокли отсюда связанным. Не веришь? Спроси хозяина. Так я говорю, хозяин?

В а н. Собственными глазами видел!

С я о  Л ю. Я правду говорю! Связали, выволокли на дорогу и копьем проткнули! Так я говорю, хозяин?

В а н. Не видел, но слышал, что так оно и было.

С я о  Л ю. Я никогда не лгу, Крошка Динбао! Но мой отец занимался никудышным делом. И прожил свою жизнь кое-как. Я же должен показать, на что способен. Мне надо отличиться! (Открывает портфель, достает записную книжку.) Взгляни, Малютка, на мои планы!

Д и н б а о. У меня нет времени! Пора возвращаться домой. Отдохну денек, а завтра примусь за работу!

В а н. Динбао, мне еще надо подумать.

С я о  Л ю. А я за тебя подумал, хозяин! Не веришь? Сам убедишься. Утром Крошка Динбао встанет у двери, склонит набок головку. И сразу повалят посетители! Слышишь, Крошка? Это тебя касается!

Д и н б а о. Лучше бы это меня не касалось!

С я о  Л ю. Нельзя быть такой пассивной, Крошка! Слушай…

Входит  с б о р щ и к  д е н е г  з а  э л е к т р и ч е с т в о.

С б о р щ и к. Хозяин, плати за электричество!

В а н. За сколько месяцев?

С б о р щ и к. За три!

В а н. Еще три месяца подожди, и будет ровно полгода. Только я все равно не смогу заплатить.

С б о р щ и к. Что ты мелешь?

С я о  Л ю. Он говорит истинную правду! Мы в подчинении у начальника управления Шэня! Знаешь такого? Он — член горкома гоминьдана, начальник управления штаба жандармерии. Не хочешь ли с него получить за электричество? Что скажешь на это?

С б о р щ и к. Конечно, не хочу! Извините! Дверью ошибся!

С я о  Л ю. Ну что, хозяин? Слышал? Нравится? Методы времен Гуансюя давно устарели!

В а н. Век живи — век учись! Я многого еще не знаю!

С я о  Л ю. Вот именно!

Входит  Т а н  Т е ц з у й-младший, в шелковом халате на подкладке, в атласных туфлях.

С я о  Л ю. Ой-ой! Да никак это ты, Тецзуй, сукин сын!

С я о  Т а н. О! А это ты, Сяо Лю, черт бы тебя подрал! Подойди-ка, дай на тебя поглядеть! А ты, стервец, ничего! Разоделся как! Со спины поглядеть, еще больше на иностранца похож, чем сам иностранец! Хозяин, я ночью наблюдал за небесными светилами и увидел, как засверкала фиолетовая звезда Цзывэй, это знак, что скоро появится настоящий император. Вот я и хочу с Сяо Лю и с этой…

С я о  Л ю. …С Крошкой Динбао. До чего же хороша, все при ней — и красота и таланты. Положимся на волю судьбы. Хорошо мы сейчас живем, как рыба в воде. Хозяин, повернись, дай-ка я погляжу. Отлично! Отлично! Доброе знамение! Тебе еще повезет! Дай-ка мне чашку чая!

В а н. Тан Тецзуй-младший!

С я о  Т а н. Не называй меня так! Я теперь духовный наставник!

С я о  Л ю. Кто же пожаловал тебе такой титул?

С я о  Т а н. Через денек-другой узнаешь.

В а н. Наставник, ты только не забудь, что твой отец всю жизнь пил у меня задаром чай! Но по наследству это не передается!

С я о  Т а н. Хозяин, ты еще пожалеешь о том, что сказал, когда я надену святое одеяние!

С я о  Л ю. Сяо Тан, постой, я приглашаю тебя на чашку кофе, и Малютка Динбао пойдет с нами. Но тут у меня серьезная затея, послушай сначала.

С я о  Т а н. Ты, хозяин, не подумал о том, что сегодня наставник выпьет чашку-другую твоего чая, а завтра даст тебе должность начальника уезда! Ну ладно, рассказывай, Сяо Лю.

С я о  Л ю. Я только что говорил тут с Крошкой Динбао. У меня грандиозные планы!

С я о  Т а н. Я весь внимание!

С я о  Л ю. Хочу организовать «трест». Это американское слово, если не понимаешь, поясню, в переводе на пекинский значит «скупить полностью»!

С я о  Т а н. Понятно! Не иначе как ты собрался прибрать к рукам всех девиц!

С я о  Л ю. А ты неплохо соображаешь! Слушай, Малютка! Это имеет к тебе прямое отношение, и к хозяину чайной — тоже!

В а н. Я слушаю!

С я о  Л ю. Я собираюсь объединить всех танцовщиц, всех веселых женщин, и явных и тайных, джиповых девочек и служанок и создать «трест».

С я о  Т а н (прикрыв глаза). А власти что скажут?

С я о  Л ю. Власти? Начальника управления Шэня сделаем председателем, меня управляющим.

С я о  Т а н. А меня?

С я о  Л ю. Найдешь подходящее название для треста — будешь советником, если пожелаешь!

С я о  Т а н. Только проездные чтобы платили не в фаби^[7].

С я о  Л ю. Нет, ежемесячно несколько американских банкнотов!

С я о  Т а н. Дальше?

С я о  Л ю. Дело включает куплю-продажу, транспортировку, обучение и снабжение. Одни покупают девиц, другие — продают. Из Шанхая перевозим в Тяньцзинь, из Ханькоу — в Чунцин, готовим джиповых девочек, служанок, поставляем американским солдатам и офицерам. И всем этим будет заправлять «трест». Что ты скажешь на это?

С я о  Т а н. Великолепно! Великолепно! Во-первых, это предусматривает единый контроль, во вторых — обеспечивает нужды американских солдат, что, несомненно, пойдет на пользу государству.

С я о  Л ю. Ладно, ты только придумай для «треста» название получше да поизысканнее, что-нибудь вроде «брови — листочек ивы, глаза — косточки абрикоса, губы — вишни». Что-нибудь эдакое, поэтичное.

С я о  Т а н. Хм… «Трест», «трест»… Нет, нет! Само слово «трест» исключает изысканность. Ты посмотри, какими оно иероглифами пишется: «похищать людей с целью выкупа» или «убивать заложника»^[8]. Не годится! Не изысканно!

С я о  Л ю. Да! Не очень изысканно! Но слово-то американское и пользуется популярностью!

С я о  Т а н. И все же «Объединенная фирма» куда красивее!

С я о  Л ю. Допустим. И как бы ты назвал эту «Объединенную фирму»?

Д и н б а о. Самое подходящее название — «Грязная фирма»!

С я о  Л ю. Не болтай, Крошка. Разговор серьезный! Будешь стараться, сделаем тебя над всеми девочками начальницей!

С я о  Т а н. Может быть, «Хуа хуа» — «Не скупись на цветы». Красивая девочка все равно что цветок! Нравится цветочек — не скупись, выкладывай денежки, вот тебе и название. Как поется в пекинской опере: «Горы синие, вода зеленая, прекрасен и порочен этот мир!» Что скажешь?

С я о  Л ю. Спасибо тебе, Сяо Тан. Спасибо! (Жмет руку.) Пойду к Шэню, провентилирую этот вопрос. Если он одобрит, считай себя советником. (Убирает бумаги в портфель, хочет уйти.)

В а н. Как мне быть с Динбао?

С я о  Л ю. Я же сказал, не твоя забота. Это забота «треста». Просто я хочу провести эксперимент в твоей чайной.

Д и н б а о. Ты обещал напоить меня кофе.

С я о  Л ю. Сяо Тан, пойдешь с нами?

С я о  Т а н. Идите! А я должен подождать здесь одного человека.

С я о  Л ю. Пошли, Крошка!

Д и н б а о. До завтра, хозяин! До встречи, наставник! (Уходит вместе с Сяо Лю.)

С я о  Т а н. Хозяин, дай почитать газету!

В а н. Сейчас поищу. Где-то здесь валялось несколько штук двухлетней давности!

С я о  Т а н. Да ты что!

Входят  М и н  Ш и ф у, Ц з о у  Ф у ю а н ь  и  В э й  Ф у с и.

Мин Шифу садится отдельно, Цзоу Фуюань и Вэй Фуси — вместе. Ван Лифа раскланивается с ним.

В а н. Прошу простить, уважаемые, деньги вперед.

М и н. Все в порядке, брат!

В а н. Ох! Жгут губы слова эти проклятые: «Деньги вперед!» (Быстро заваривает чай.)

Ц з о у. Ну как, хозяин, будем вечером давать представление?

В а н. Уже пробовали, никакого толку! Только попусту жечь электричество. Этим посетителей не заманишь!

Ц з о у. И то верно. Третьего дня я выступал в Хойсяньгуане, читал отрывки из разных пьес. Рассказывал о странствующих рыцарях и борцах за справедливость, о злодеях и о героях, о почтенных старцах и о молодых… И сколько вы думаете пришло народу?

В а н. Сколько же? Ведь вы мастер рассказывать эти пьесы! Как вы, никто не умеет.

Ц з о у. Если я мастер, как вы говорите, тогда почему пришло всего пять человек, да еще два безбилетника?

В э й. И все же брат, у тебя дела идут лучше, чем у меня. Я уже больше месяца совсем без дела.

Ц з о у. А кто велел тебе идти в певцы?

В э й. Так ведь голос у меня есть и гримироваться я умею.

Ц з о у. Но на сцене ты не очень-то стараешься.

В э й. Пою-пою, черт возьми, и хоть бы на лепешку с лапшой заработал! Что же я рехнулся, чтобы еще стараться?

Ц з о у. Да, Сифу, задушили нас модные песни. Но я так думаю: искусство наше нам дороже жизни. О нем болит душа. Еще несколько лет, и все его забудут. Мы виноваты перед нашими учителями. Пословица гласит: «Злу никогда не одолеть добра». Но сейчас зло восторжествовало. Все хорошее, все справедливое гибнет на корню.

В а н (к Мин Шифу). Давненько я вас не видел.

М и н. Никак не мог выбраться. Я ведь теперь кормлю заключенных.

В а н. Шеф-повар банкетов, который обслуживал сто, а то и двести человек, теперь печет кукурузные лепешки?

М и н. Что поделаешь? В наши дни больше всего людей именно в тюрьмах. Какие там банкеты? Я даже утварь всю продал.

Входит  Ф а н  Л ю  со свитками картин.

М и н. Уважаемый Лю! Как там моя кухонная утварь? Мне деньги нужны.

Ф а н. Мин Шифу, купи лучше картину!

М и н. Зачем она мне?

Ф а н. Да ты посмотри, что за картина! «Шесть великих отшельников». Дун Жомэй рисовал!

М и н. Небо хорошо нарисовано, только голод им не утолишь!

Ф а н. Он плакал, когда отдавал мне картину!

М и н. Я тоже плакал, когда отдавал тебе свою кухонную утварь.

Ф а н. Кто плачет, тот ест тушеное мясо! Иначе зачем бы мне хлопотать? Поставь себя на мое место. Думаешь, можно прокормиться игрой на барабане?

М и н. Уважаемый Лю, должна же быть совесть у человека, как можно так со старым приятелем?

Ф а н. Стоит ли говорить о паре каких-то побрякушек! Не вспоминай больше об этом. Иначе подумаю, что ты ничего не смыслишь в дружбе.

Входит  Ч э  Д а н д а н, позвякивая двумя серебряными юанями.

Д а н д а н. Кто купит два юаня? Наставник, не желаете ли?

Сяо Тан молчит. Входят  П а н с ы  и  Ч у н ь м э й. Пансы богато одета, вся в драгоценностях. Следом за ней идет  Л а о  Я н, торговец всякой всячиной.

С я о  Т а н. Государыня!

Ф а н  Л ю. Государыня!

П а н с ы. Наставник!

С я о  Т а н. Я к вашим услугам, государыня! (Усаживает Пансы, наливает ей чаю.)

П а н с ы (увидев, что Чэ Дандан направляется к двери). Дандан! Подожди минутку!

Д а н д а н. Да, государыня.

Л а о  Я н (раскрывает короб с товарами). Государыня, взгляните!

П а н с ы. Спой-ка мне свою песенку, уж очень она мне нравится!

Л а о  Я н. Американские иголочки и ниточки, таблеточки! Помада, крем, чулочки из нейлона. Хоть мал мой короб, есть в нем все, что для души угодно! Вот только бомбы атомной с собой не прихватил!

П а н с ы. Ха-ха-ха! (Берет пару чулок.) Чуньмэй, держи! Дандан, рассчитайся с Лао Яном.

Д а н д а н. Государыня! Помилуйте!

П а н с ы. А кто ссудил тебе деньги? Проценты идут? Сколько ты мне задолжал? Наставник, проверь-ка!

С я о  Т а н. Сейчас!

Д а н д а н. Не затрудняй себя, наставник, я рассчитаюсь с Лао Яном.

Л а о  Я н. Государыня, пожалейте. Ведь он не отдаст.

П а н с ы. Не посмеет! Я не позволю!

Л а о  Я н. Угу! (Обращаясь ко всем.) Кому еще что нужно? (Поет.) Американские иголочки…

П а н с ы. Хватит! Иди!

Л а о  Я н. Да-да! Американские иголочки и ниточки, болваном буду, если не уйду! Пошли, Дандан! (Уходит вместе с Данданом.)

Ф а н (подходит). Госпожа, мне удалось раздобыть жертвенную утварь с голубой эмалью, вещь старинная, но недорогая. На алтаре будет выглядеть очень красиво! Хотите взглянуть?

П а н с ы. Покажи императору!

Ф а н. Слушаюсь! Его величество скоро взойдет на престол! Заранее вас поздравляю! Я мигом сбегаю за жертвенной утварью и отнесу ее в храм. Государыня! Замолвите за меня словечко, вовек не забуду.

М и н. Уважаемый Лю, а как с моим делом?

Ф а н. Пригляди-ка пока за моими картинами! (Уходит.)

М и н. Стой! Надул меня, денег за утварь не отдаешь, но у меня еще остался кухонный нож! (Убегает.)

П а н с ы. Хозяин, матушка Кан здесь? Попроси ее выйти!

С я о  Т а н. Сейчас сбегаю. Матушка Кан, выйдите на минутку.

В а н. Что случилось?

С я о  Т а н. Произошли важные события в императорском дворце!

Появляется  К а н  Ш у н ь ц з ы.

Ш у н ь ц з ы. Зачем пожаловала?

П а н с ы (идет навстречу). Матушка, я жена вашего четвертого племянника, пришла повидать вас. Присаживайтесь. (Усаживает Кан Шуньцзы.)

Ш у н ь ц з ы. Жена четвертого племянника?

П а н с ы. Да! Когда вы ушли из дома Пана, я не была еще его женой.

Ш у н ь ц з ы. Я с Панами не знаюсь! Зачем я вам понадобилась?

П а н с ы. Ваш четвертый племянник Хайшунь — главный настоятель храма трех императоров. Он — двоюродный брат начальника управления Шэня, занимает важный пост в партии гоминьдан и скоро будет императором. Вы не рады?

Ш у н ь ц з ы. Императором?

П а н с ы. Да! Императорское одеяние уже готово. Он взойдет на престол в Сишане.

Ш у н ь ц з ы. Вы хотите поднять мятеж?

С я о  Т а н. Госпожа Кан, район Сишань занимает Восьмая армия. Пан Хайшунь взойдет на престол и уничтожит ее. Разве в Нанкине будут против?

П а н с ы. С Хайшунем все в порядке; правда, последнее время он начал попивать да волочиться за бабами. Уже сменил несколько жен.

С я о  Т а н. Государыня, во дворцовых покоях проживало семьдесят две наложницы! Это можно проверить по книгам.

П а н с ы. Был бы ты государыней, понял бы мои обиды! Я вот что думаю: будь вы со мной заодно, почтенная госпожа, я звала бы вас матушкой-государыней, и вдвоем мы справились бы с ним. Хорошо я придумала? Верно? Пойдемте со мной, почтенная госпожа, у вас будет все, что пожелаете!

Ш у н ь ц з ы. А если я не пойду с тобой?

П а н с ы. Не пойдете?

С я о  Т а н. Пусть почтенная госпожа подумает, пусть подумает!

Ш у н ь ц з ы. И думать не стану! Нечего мне водиться с Панами. Пусть четвертая невестка будет императрицей, а я так и останусь простой старухой, горе до конца дней своих мыкать! Что глаза на меня таращишь? Застращать хочешь? Не застращаешь! Уж сколько лет, как я ушла от вас, — посмелела! Сама могу на кого хочешь таращиться. (Поднимается, идет.)

С я о  Т а н. Почтенная госпожа! Почтенная госпожа!

Ш у н ь ц з ы (останавливается, поворачивается к Сяо Тану). А ты, парень, оставь эту затею! Не гни спину! Попробуй честным трудом зарабатывать. (Уходит.)

П а н с ы (срывает зло на Ван Лифа). Хозяин, подойди-ка ко мне! Попробуй уговорить старуху! Уговоришь — получишь мешок белой муки, не уговоришь — разнесу к чертовой матери всю твою чайную. Наставник, пошли!

С я о  Т а н. Хозяин, я вечером зайду узнать, согласилась старуха или не согласилась.

В а н. А если я умру до вечера?

П а н с ы. Тьфу! Туда тебе и дорога! (Уходит вместе с Сяо Таном и Чуньмэй.)

В а н. Ну и дела!

Ц з о у. Скажи, брат, что это за пьеса?

В э й. У меня в памяти их более двухсот, а этой что-то не припомню. Не знаешь, откуда она родом, эта баба?

Ц з о у. Как не знать! Ведь это дочь Дун Батяня, она в свое время неизвестно от кого родила… впрочем, ладно, неблагородно вдаваться в подробности.

Возвращается  В а н  Д а ш у а н ь.

В а н. Побудь здесь, сын, а я отлучусь. Мне надо по одному делу посоветоваться.

С я о  Д э (громко кричит). Открывай! (Входит.) Дашуань, завари чаю покрепче. Я при деньгах! (Вынимает четыре серебряных юаня, раскладывает.) Посчитаем! Один истратил, четыре осталось; пять мао^[9] за одного, скольких я отлупил?

Д а ш у а н ь. Десятерых!

С я о  Д э (считает по пальцам). Правильно! Позавчера четырех, вчера шестерых, ровно десять! Дашуань, брат, возьми! Нет денег — задаром пью чай, есть — плачу! Бери! (Дует на один юань, потом прикладывает к уху, слушает.) Этот хорош, один двух стоит, держи!

Д а ш у а н ь (не берет). За что же это тебе платят? Да еще серебром! Его теперь и не увидишь!

С я о  Д э. А я подался учиться!

Д а ш у а н ь. Учиться? Ты ведь в грамоте ничего не смыслишь! Чему же ты учишься?

С я о  Д э (берет чайник со стола, пьет прямо из носика и тихо говорит). Горком гоминьдана послал меня в Институт государства и права. Вот это, скажу тебе, работенка. Никогда такой не было. Одно удовольствие! Куда лучше, чем на Тяньцяо! За каждого студента — пять мао серебром! Скольких я вчера отлупил?

Д а ш у а н ь. Шестерых!

С я о  Д э. Точно! И среди них двух девиц. Пересчитал я им ребрышки! Ты потрогай, какие у меня мускулы! (Протягивает руку.) Прямо железные. Вот и говорю, молотить эту братию такими руками — одно удовольствие.

Д а ш у а н ь. И что, если совсем смирные? Ты их бьешь, а они терпят?

С я о  Д э. А я только смирных бью. Я не дурак!

Д а ш у а н ь. Послушай, Сяо Дэ! Нехорошо бить людей.

С я о  Д э. Ну, это как сказать! Я хоть кулаками работаю! А учитель, который преподает историю гоминьдана, как приходит на занятия, сразу кладет на стол пистолет.

Д а ш у а н ь. Это не учитель! Подонок какой-то!

С я о  Д э. Правильно! Подонок! Нет, неправильно! Тогда выходит, что я — тоже подонок. Что это ты, брат, так меня честишь? Дождешься, я и тебе кости пересчитаю.

Д а ш у а н ь. Меня хоть убей, я подлаживаться к тебе не стану. Ни за какие блага!

С я о  Д э. Складно ты говоришь! Тебе бы с твоими талантами историю гоминьдана в институте преподавать. Ну ладно! Сегодня я больше не буду бить студентов.

Д а ш у а н ь. Хорошо бы никогда их не бить!

С я о  Д э. Да нет, просто сегодня мне дали другую работенку.

Д а ш у а н ь. Какую же?

С я о  Д э. Бить учителей!

Д а ш у а н ь. Почему сегодня учителей, а не студентов?

С я о  Д э. А это как прикажет начальство. Говорят, учителя решили бастовать. Бастовать нечестно! Значит, надо бить! Мне велено дожидаться их тут.

Ц з о у. Идемте, мой друг!

В э й. Пойдемте! (Уходит вместе с Цзоу Фуюанем.)

С я о  Д э. Дашуань, бери деньги!

Д а ш у а н ь. Не нужны мне твои деньги! Ты получил их за то, что избивал студенток.

С я о  Д э (берет другой юань). Обменяем! Этот я получил за избиение студентов. Годится?

Дашуань отказывается.

Ну давай так договоримся. Ты побудь тут, а я пойду куплю чего-нибудь вкусненького. Разве не ради того мы живем, чтоб поесть, выпить да состариться? (Собирает деньги, уходит.)

Появляется  К а н  Ш у н ь ц з ы  со свертком в руке, за ней идут  В а н  Л и ф а  и  Ч ж о у  С ю х у а.

Ш у н ь ц з ы. Хозяин, может, я останусь, а?

В а н. Я…

С ю х у а. Не обязательно же она разнесет чайную!

В а н. Кто знает! В храме трех императоров легко выходят из себя.

Ш у н ь ц з ы. Я очень тревожусь за Дали. Уйду — раскрою тайну, и всему конец! Это еще хуже, чем если разнесут чайную.

Д а ш у а н ь. Тетушка, я провожу вас. Можно, отец?

В а н. Что?

С ю х у а. Сколько горя она тут перенесла, сколько нам помогала. А теперь, выходит, даже проводить ее нельзя?

В а н. Я не сказал, что нельзя. Проводите! Проводите!

Д а ш у а н ь. Подождите, тетушка, я оденусь. (Уходит.)

С ю х у а. Отец, что с вами?

В а н. Оставь меня в покое. Ты и представить не можешь, что творится у меня на душе! Вы пока идите с тетушкой, а сын вас догонит. Если по дороге что-нибудь случится, возвращайтесь!

С ю х у а. Тетушка Кан, здесь ваш дом! Мы вас никогда не забудем!

Ш у н ь ц з ы. Я тоже вас не забуду! Бодрости тебе, хозяин. (Уходит вместе с Чжоу Сюхуа.)

В а н. Бодрости? А для чего она мне?

Входят  С е  Ю н ж э н ь  и  Ю й  Х о у ч ж а й.

С е (смотрит на надпись, достает деньги, кладет на стол). Отец, завари-ка чаю!

В а н (берет деньги). Сейчас!

Ю й. Боюсь, Юнжэнь, что мы в последний раз сидим в этой чайной!

С е. А я думаю, что буду чаще сюда заглядывать. После того, как сменю профессию и стану велорикшей.

Ю й. Крутить колеса, пожалуй, лучше, чем быть учителем начальной школы!

С е. А я как нарочно преподаю физкультуру. Сам голодный, дети голодные, а тут еще занимайся спортом. Не смешно ли?

Вбегает  В а н  С я о х у а.

В а н. Сяохуа, ты что так рано из школы?

С я о х у а. Учителя забастовали! (Увидев Юй Хоучжая и Се Юнжэня.) Учитель Юй! Учитель Се! Вы не хотите нас больше учить? Мы ждали, ждали вас, не дождались и стали плакать. Потом устроили собрание и решили соблюдать дисциплину и не сердить вас больше.

Ю й. Мы хотим вас учить, но не можем. Нам нечего есть. И нашим детям тоже. Не волнуйся, попей чайку, а мы пойдем посоветуемся — может, что-нибудь да придумаем.

С е. Сяохуа, повтори уроки, не бегай попусту!

Появляется  В а н  Д а ш у а н ь  со свертком под мышкой.

С я о х у а. Пап, это мой учитель.

Д а ш у а н ь. Уходите, уважаемые, быстрее, они устроили засаду, собираются вас бить.

В а н. Кто они?

Д а ш у а н ь. Сяо Дэ и компания. Он только что отсюда ушел, скоро вернется.

В а н. Господа, возьмите обратно ваши деньги (отдает). Пожалуйста! Поспешите!

Д а ш у а н ь. Идите за мной!

Появляется  С я о  Д э.

С я о  Д э. На улице демонстрация, черт бы их всех побрал! Ничего не купишь! Дашуань, ты куда! Кто эти двое?

Д а ш у а н ь. Да вот зашли чайку попить? (Уходит вместе с Юй Хоучжаем и Се Юнжэнем.)

С я о  Д э. Стойте!

Те продолжают идти.

Сначала я посчитаю вам ребра, а потом потолкуем.

В а н. Сяо Дэ!

С я о  Д э. (Пускает в ход кулаки.) Отведайте-ка!

С е (бьет по лицу, пинает ногой). Отведай сам!

С я о  Д э. Ой-ой! (Валится на пол.)

С я о х у а. Так тебе и надо!

С е. Вставай! Еще добавлю!

С я о  Д э (встает, закрывает лицо). Ой-ой! (Пятится назад.) Ой!

Д а ш у а н ь. Уходите поскорее! (Уводит обоих.)

С я о  Д э. Ну погоди, хозяин! Ты их отпустил, а мы с тобой посчитаемся! С ними не справился, думаешь, и тебя не одолею, старая развалина?

С я о х у а. Дедушка! Сяо Дэ побежал догонять учителей, что будем делать?

В а н. Он их не тронет! Повидал я таких на своем веку. Слабых обижают, а сильных боятся!

С я о х у а. А если он придет тебя бить?

В а н. Меня? Я знаю, что ему сказать.

С я о х у а. А папа куда пошел?

В а н. Вышел на минутку! Не волнуйся! Иди занимайся, дорогая.

С я о х у а. Как бы учителя не пострадали! Я очень беспокоюсь. (Уходит.)

Вбегает  Д и н б а о.

Д и н б а о. Хозяин! Хозяин, я должна вам что-то сказать!

В а н. Говори, девушка!

Д и н б а о. Сяо Лю недоброе замыслил. Он хочет отнять у вас чайную.

В а н. Отнять? Эту рухлядь? Кому она нужна?

Д и н б а о. Они скоро будут здесь, сейчас нет времени все рассказать подробно. Придумайте что-нибудь!

В а н. Спасибо, девочка!

Д и н б а о. Я пришла к вам с добром, вы уж не выдавайте меня!

В а н. Я пока еще в своем уме, девочка! Успокойся!

Д и н б а о. До скорой встречи!

Возвращается  Ч ж о у  С ю х у а.

С ю х у а. Они ушли, отец.

В а н. Вот и хорошо.

С ю х у а. Отец Сяохуа сказал, чтоб вы не тревожились. Он проводит до места тетушку Шуньцзы и вернется.

В а н. Вернется не вернется, как хочет!

С ю х у а. Отец, что с вами? Чем вы так расстроены?

В а н. Ничем! Иди к Сяохуа. Она хотела горячей лапши. Сделай ей чашечку, если найдешь немного муки. Бедные дети, нечем их покормить!

С ю х у а. Белой — ни крошки! Сварю ей суп с клецками из темной муки. (Уходит.)

Возвращается  С я о  Т а н.

С я о  Т а н. Хозяин, договорились?

В а н. Вечером! Вечером я непременно дам тебе ответ.

С я о  Т а н. Хозяин, ты говорил, что мой отец пил у тебя всю жизнь задаром чай. Так вот, несколько слов, которые ты услышишь сейчас, с лихвой возместят этот долг. Они спасут тебе жизнь. Храм трех императоров пострашнее японцев. Им разнести твою чайную ничего не стоит! Будь осторожен.

В а н. Знаю. А ты и нашим, и вашим. И передо мной заискиваешь, и перед госпожой? Верно я говорю?

Входят  С у н ь  Э н ь ц з ы-младший и У  С я н ц з ы-младший в синих европейских костюмах.

С я о  Т а н. Господа! Вам сегодня досталось!

С я о  С у н ь. Да уж! С ног сбились! Учителя бунтуют!

В а н. А что, господа, забастовка теперь называется «бунтом»?

С я о  Т а н. Ну как дела?

С я о  У. Больше сотни схватили, человек семьдесят избили, а им все нипочем. Ну, теперь пусть побунтуют!

С я о  С у н ь. Добром с ними нельзя! Из-за них не получишь от американцев ни риса, ни белой муки!

С я о  Т а н. Именно! Господа! Получите рис и муку, про меня не забудьте! А я позабочусь, чтобы вам уютно было на кладбище! Ладно! Занимайтесь своими делами, господа!

С я о  У. Ты говорил, хозяин, что забастовка теперь называется «бунтом»?

В а н. Стар я стал, не все понимаю, вот и спросил.

С я о  С у н ь. Хм, ты с ними одного поля ягода!

В а н. Я? Высоко меня ставишь!

С я о  У. Некогда нам тут с тобой лясы точить! Говори прямо!

В а н. Что говорить?

С я о  С у н ь. Кто главный у учителей?

В а н. А я почем знаю?

С я о  У. Кто заходил к тебе вчера вечером?

В а н. Кан Дали!

С я о  С у н ь. Он и есть главный! Ты сдал его властям?

В а н. Будь он и в самом деле главным, я все равно его не выдал бы! Пойми ты! Я долгие годы водил дружбу с вашими отцами.

С я о  У. Нечего мне зубы заговаривать! При чем тут дружба! Говори как есть!

В а н. Выдать человека? За деньги? Этого ты добиваешься?

С я о  С у н ь. Сразу видно, ты с моим отцом дружил! Его выучка! Только запомни! Не скажешь правду, прикроем твою чайную! Другие давно позакрывались, а твоя все держится. Не иначе как ты секрет какой-то знаешь.

Влетает  Э р  Д э ц з ы-младший.

С я о  Д э. Пошли скорей! Там людей не хватает!

С я о  У. А ты, поганка, чем занимался?

С я о  Д э. Не видишь, все лицо распухло? Я не прохлаждался!

С я о  У. Хозяин, мы скоро вернемся! А ты подумай!

В а н. Не боитесь, что сбегу?

С я о  У. Еще зубоскалит, старый чурбан! На тот свет убежишь — и там достанем! (Бьет Ван Лифа, уходит вместе с Сунь Эньцзы-младшим и Эр Дэцзы-младшим.)

В а н (обернувшись). Сяохуа! Мать Сяохуа!

Вбегают  С ю х у а  и  С я о х у а.

С ю х у а. Я все слышала. Что делать?

В а н. Уходите быстрее! Догоняйте матушку Кан! Живо!

С я о х у а. Я возьму сумку с книгами. (Уходит.)

С ю х у а. Захвати что-нибудь из одежды, Сяохуа! Отец! Как же мы вас тут одного оставим?

В а н. Я жил в этой чайной, здесь и умру!

Вбегает  С я о х у а  с сумкой и вещами.

С ю х у а. Отец!

С я о х у а. Дедушка!

В а н. Ладно! Идите! (Вынимает из-за пазухи деньги и старую фотографию.) Бери деньги, сноха. А ты, Сяохуа, возьми фотографию чайной, какой она была тридцать лет назад, отдашь отцу. Идите!

Возвращаются  Л ю  М а ц з ы-младший и Д и н б а о.

С я о  Л ю. Сяохуа, учителя бастуют, а ты с мамой к бабушке собралась?

С я о х у а. К бабушке!

В а н (нарочно). Сноха, возвращайся скорее!

С ю х у а. Да, отец! Поживем там денек-другой и вернемся. (Уходит вместе с Сяохуа.)

С я о  Л ю. Хозяин! Добрые вести. Начальник управления Шэнь одобрил наш план.

В а н. Какая радость! Какая радость!

С я о  Л ю. И для вас есть кое-что приятное! Начальник Шэнь разрешил отремонтировать чайную. Он выслушал меня и сказал «хорошо».

В а н. Что все это значит?

С я о  Л ю. Я избавляю тебя от лишних хлопот! Отныне распоряжаться всем буду я. А ты переберешься в другое место! Договорились? Чтоб не морочил мне потом голову!

В а н. Ну что ты! Как можно! Кстати, я и сам решил перебраться в другое место!

Д и н б а о. Ты бы о хозяине подумал, Сяо Лю, ведь он прожил тут всю жизнь.

С я о  Л ю. Видишь ли, я всегда великодушен. Сейчас сбегаю за начальником Шэнем, пусть придет и посмотрит. А ты, хозяин, приведи все в порядок. Надо здесь побрызгать духами, а то пахнет дурно. Ты уж постарайся, Крошка! Ну, я пошел. (Уходит вместе с Динбао.)

Входит  Ч а н  С ы е  с корзинкой, в ней бумажные деньги и земляные орехи, ему за семьдесят, но держится прямо.

Ч а н. Чем ты так огорчен, друг?

В а н. Ой, брат Чансы, как ты кстати пришел! Сейчас я заварю чай, самый лучший! Выпьем по чашечке! (Уходит.)

Входит  Ц и н ь.

Ц и н ь. Хозяин Ван дома?

Ч а н. Дома! А вы кто?..

Ц и н ь. А я — Цинь.

Ч а н. Господин Цинь?

В а н. Кто? Господин Цинь? (Вносит чай.) Как раз собирался сказать вам, здесь ожидаются большие перемены. Присаживайтесь! Присаживайтесь!

Ч а н. У меня тут земляные орешки (достает), очень хороши к чаю!

Ц и н ь. Только нам они не по зубам.

В а н. Какая досада! Есть орехи, да не по зубам! Смешно! Как поживаете, господин Цинь?

Ц и н ь. Никому дела до меня нет. Пришел, хозяин, с тобой поговорить. Ездил в Тяньцзинь на свой завод посмотреть!

В а н. А его разве не отобрали? Или опять вернули хозяину? Вот счастье-то!

Ц и н ь. Снесли мой завод!

Чан, В а н (вместе). Как снесли?!

Ц и н ь. Снесли! Сорок лет жизни я ему отдал! Стерли с лица земли! Никто не знает, а ты, хозяин, все знаешь! С двадцати лет я ратовал за развитие промышленности, чтобы спасти страну! А сейчас… все прахом пошло! Пусть влияние мое ничтожно, и мне их не одолеть, но надо же все делать по-человечески. Ведь это народное достояние! А что они сделали? Все разгромили, машины на лом продали! Ну скажите вы мне, есть ли на свете второе такое правительство?! Есть или нет? Я тебя спрашиваю, Ван!

В а н. Я ведь тоже открыл поначалу хорошую гостиницу, но вам непременно надо было рядом построить склады! И что теперь? Склады опечатали, все, что там было, растащили. А ведь я вам советовал не выпускать имущества из рук, но вам во что бы то ни стало понадобилось все распродать и открыть завод!

Ч а н. Вспомните, что вы сказали, когда я уплатил за тарелку лапши для матери и девочки, которую мать от нужды продавала?

Ц и н ь. Теперь-то я понимаю! Хозяин, у меня к тебе просьба. (Достает несколько деталей машин и стержень от шариковой ручки.) Завод сровняли с землей! А это я там подобрал, среди обломков. На этой ручке моя фамилия. Уж кому-кому, а ей хорошо известно, сколько чеков я подписал! Сколько сочинил планов! Оставляю это тебе! На досуге повеселишь посетителей. Скажешь им: был когда-то такой чудак Цинь Чжунъи, не понимал, что хорошо, что плохо, очень любил свой завод. Не один десяток лет отдал ему, и вот все, что осталось! Посоветуй им кутить, проигрывать деньги! Пусть делают все, что хотят! И никаких добрых дел! Скажи им, что был такой глупец по имени Цинь Чжунъи, что дожил он до семидесяти с лишним лет, и только тогда понял это!

В а н. Ручку оставь себе! Я ведь перебираюсь в другое место!

Ч а н. Куда же?

В а н. Не все ли равно! У меня все не так, как у вас обоих. У вас было большое состояние, настоящее дело, сильная воля! А большое дерево валится в бурю! Ты, Сые, всегда был смелым, заступался за обиженных. Я же был всю жизнь покорным, только и делал, что кланялся всякому-каждому. Думал только о том, чтобы вырастить детей, чтобы они жили в тепле и сытости, чтобы были здоровы. Но пришли японцы, младший сын сбежал, жена не перенесла горя и померла. Ушли японцы, казалось, можно передохнуть, но кто знал… (Горько смеется.) Ха-ха… ха-ха… ха-ха!

Ч а н. И мне не лучше! Всю жизнь я добывал себе на пропитание тяжелым трудом. Всегда жил по совести! И ничего не добился! Мне за семьдесят, а я дошел до того, что торгую орехами! О чем я мечтал? О том лишь, чтобы страна моя не терпела унижения от иностранцев. Но… Ха-ха-ха!

Ц и н ь. Когда здесь были японцы, все говорили о каком-то сотрудничестве. Но вернулось наше правительство, и завод объявили имуществом предателя! А сколько товаров было на складах! (Указывает за чайную.) Ничего не осталось! Был еще банк. Меня заставили стать пайщиком. Паи приняли, а меня вышибли! Ха-ха!

В а н. Перемены к лучшему! Я о них никогда не забуду! Ведь не хотелось быть хуже других. Торговля чаем не приносила никакого дохода, и я открыл гостиницу, потом закрыл гостиницу и пригласил рассказчиков. Но посетителей все равно не прибавитесь! Я нанял служанку! Надо же мне как-то выжить. Даже взятки давал. Только злых, черных дел никогда не творил. Не нарушал законов, предписанных небом! Почему же они не дают мне жить? В чем я провинился? Перед кем? Император, императрица и вся их свора живут в свое удовольствие! А у меня на кукурузную лепешку не хватает! Это кто ж такое придумал!

Ч а н. Я все надеялся, что люди будут жить по справедливости, что никто никого обижать не будет. А что получилось? Все мои старые друзья гибнут один за другим — кто с голоду умирает, кого убивают! Слез не хватает оплакать всех! Сун Эръе, такого хорошего человека, голод унес. На гроб для него пришлось выпрашивать у людей, сколотили четыре доски, и все. Но у него хоть был такой верный друг, как я. А меня что ждет? Посмотри! (Достает из корзины бумажные деньги.) Это на похороны. Савана нет, гроба тоже. Одни жалкие бумажки! Ха-ха!

Ц и н ь. Сые, давайте устроим себе отпевание! Разбросаем бумажные деньги, справим тризну по трем старикам!

В а н. Верно! Давай, Сые, устроим похороны по всем правилам, как в былые времена, да-да!

Ч а н (встает, кричит). Родственники умершего, давайте наградные сто двадцать чохов^[10]. (Разбрасывает бумажные деньги^[11].)

Цинь, В а н (вместе). Сто двадцать чохов!

Ц и н ь (берет одну монету). Я все сказал, больше нечего. До свиданья! (Уходит.)

В а н. Всего доброго!

Ч а н. Еще чашечку! (Допил.) До встречи!

В а н. Желаю счастья!

Входят  Д и н б а о  и  С и н ь я н ь.

Д и н б а о. Они уже едут, дедушка! (Опрыскивает комнату духами.)

В а н. Ну и пусть! А я уйду. (Собирает бумажные деньги, уходит.)

Д и н б а о. Дедушка, а почему бумажные деньги?

В а н. Кто знает? (Уходит.)

Входит  Л ю  М а ц з ы-младший.

С я о  Л ю. Идите сюда! Встаньте у дверей.

Динбао и Синьянь становятся у двери, одна слева, другая справа. У входа в чайную останавливается машина, появляются  д в а  ж а н д а р м а, за ними начальник управления  Ш э н ь  в военной форме, в сапогах, сбоку шашка, в руках плетка. За ним еще  д в а  ж а н д а р м а.

Ш э н ь (осматривает помещение, переводит взгляд на девиц — Динбао и Синьянь). Хорошо!

Динбао пододвигает ему стул.

С я о  Л ю. Разрешите доложить, начальник Шэнь, что чайная «Юйтай» была открыта шестьдесят лет тому назад. Стоит в хорошем месте, имеет добрую славу. Лучшего для нашей опорной базы и желать нечего. Успех обеспечен! Динбао и Синьянь будут разносить чай. Сюда приходит много разного народа, так что информация будет исчерпывающая.

Ш э н ь. Хорошо!

Динбао берет у жандарма сигареты марки «Кэмел», предлагает Шэню закурить, Синьянь подбегает с зажигалкой.

С я о  Л ю. За чайной прежде были склады, теперь они пустые, товарами вы распорядились. Их надо подремонтировать, сделать там танцевальный зал и спальни. На досуге зайдете поразвлечься, поиграть в карты, выпить кофейку. А если захотите, проведете здесь ночь. Это, так сказать, будет ваш личный маленький клуб. Меня назначьте заведующим. Здесь наверняка будет куда вольготней и веселей, чем в гостинице, ну и конечно, удобнее!

Ш э н ь. Хорошо!

Д и н б а о. Начальник, можно обратиться к вам с просьбой?

Ш э н ь. Хорошо!

Д и н б а о. Очень жаль хозяина этой чайной. Нельзя ли выдать ему форменную одежду, и пусть он будет швейцаром, будет приветствовать посетителей, встречать и провожать машины. Его все хорошо знают. Он прожил здесь всю жизнь и будет как бы маркой для чайной.

Ш э н ь. Хорошо! Действуй!

С я о  Л ю. Есть! (Спешит во дворик) Хозяин Ван! Друг моего отца! Дед! (Уходит. Через минуту снова вбегает.) Начальник, он повесился! Повесился!

Ш э н ь. Хорошо! Хорошо!

Занавес.

У Хань РАЗЖАЛОВАНИЕ ХАЙ ЖУЯ Историческая драма в девяти действиях

У Хань (1909—1969) — известный китайский историк, публицист и общественный деятель. Автор ряда монографий и сборников статей, посвященных главным образом проблемам истории Китая, — «Чжу Юаньчжан», «Учеба», «Весна», «У светильника», «Взять винтовку» и др. Помимо научной и педагогической работы принимал активное участие в общественной жизни страны, в частности в обществе Китайско-советской дружбы, членом правления которого был со дня его основания.

Историческая пьеса «Разжалование Хай Жуя», написанная в 1961 году и тогда же поставленная на сцене Пекинского театра музыкальной драмы, вызвала широкий общественный резонанс. Прозрачная историческая аналогия была воспринята как поддержка честных и принципиальных коммунистов, усомнившихся в непогрешимости «великого кормчего» и осмелившихся выступить против его авантюр. Пьеса была запрещена в годы так называемой «культурной революции»; жертвой ее пал и сам автор. Ныне в Китае честное имя У Ханя восстановлено, а его пьеса, по образному китайскому выражению, «выпущена на волю из ледяного дворца».

Перевод с китайского В. Годыны.

Стихи в переводе Л. Черкасского.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Народный гнев

Время действия: 1569 год. День поминовения усопших. Место действия: уезд Хуатин области Сунцзян, подножие горы Хэнъюньшань.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С ю й  И н, третий сын Сюй Цзе, помещик-тиран, около 40 лет.

Ч ж а о  Ю й ш а н ь, крестьянин, 65 лет.

Х у н  А л а н ь, сноха Чжао, 31 года.

Ч ж а о  С я о л а н ь, внучка Чжао Юйшаня, 16 лет.

В а н  М и н ъ ю, начальник уезда Хуатин, продажный чиновник, 40 лет.

С л у г и  Сюй Цзе, ч и н о в н и к и  хуатинского ямыня, к р е с т ь я н е-ж а л о б щ и к и, д е р е в е н с к и е  ж и т е л и.

С ю й  И н  верхом на коне, за ним следуют  п р и с л у г а  и  ч е л я д ь.

С ю й  И н (декламирует).

Я — Сюй Ин, третий сын Сюя. Приехал погулять у могил предков. Вот и собак выпустил, и сокола. Ну и раздолье! Ба! Кто это там у могилы? Две красотки! Совсем недурно поразвлечься с ними. Эй, слуги! За мною, живо!

Сюй Ин и слуги уходят. Появляются  Х у н  А л а н ь  и  Ч ж а о  С я о л а н ь, несут благовонные палочки и ритуальные деньги^[12].

Х у н  А л а н ь (поет).

От кого ждать помощи? Воскури свечи, Сяолань, сожги деньги. Поклонись праху отца!

Женщины кланяются, плачут.

О, отец Сяолань! (Продолжает петь.)

Как тяжко нам с дочкой живется! Когда же свершится возмездие?!

Ч ж а о  С я о л а н ь. Мама, не плачь! Смотри! Сюда идут!

Мать и дочь быстро складывают жертвенную утварь, собираются уйти. Появляется  С ю й  И н  со  с л у г а м и, хватает Сяолань за руку, девушка вырывается. Хун Алань становится между ними.

С ю й  И н. Иди, иди! Мне девочка нужна, а не ты!

Х у н  А л а н ь. Будьте учтивы, господин. Это моя дочь.

С ю й  И н. Вот и прекрасно! Вместе с нею пойдешь ко мне в дом.

Х у н  А л а н ь. К вам в дом? С какой стати? Мы не родные вам, не знакомые.

С ю й  И н. Ну и что! Обе станете моими наложницами.

Х у н  А л а н ь. Как можете вы говорить такое?! Пойдем скорей отсюда, Сяолань.

Сюй Ин жестом повелевает слугам задержать женщин.

Спасите нас, односельчане, помогите! Над женщинами измываются!

С ю й  И н. Чего шумишь? Я зла тебе не собираюсь причинять и обижать не стану.

Х у н  А л а н ь. Он убийца моего мужа, мой лютый враг. Спасите же нас, помогите!

Появляются  с е л ь с к и е  ж и т е л и, в суматохе мать с дочерью убегают.

О д н о с е л ь ч а н е. Опять этот мерзавец Сюй людей тиранит. Хоть бы его всевышний покарал!

С ю й  И н. Догнать!

Слуги Сюй Ина разгоняют толпу и пускаются в погоню. Появляется  Х у н  А л а н ь, Ч ж а о  С я о л а н ь и  Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Чжао Юйшань преграждает путь помещику и его слугам.

Мне потолковать с тобой надо.

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Не о чем нам толковать. Вы захватили нашу землю, загубили единственного моего сына. А теперь за меня взялись, требуете, чтобы я долг вам отработал! Но вам и этого мало. Решили опозорить несчастную вдову и ее дочь! Нет от вас бедным людям житья!

С ю й  И н. Подумай хорошенько, Чжао Юйшань. Ведь ты бедняк, к тому же стар. Тебе не прокормить сноху и внучку. Смирись, пусть будут у меня. Я наряжу красоток в бархат и шелка, дам им прислужниц. Ну и тебе кое-что перепадет.

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Молчи, Сюй Ин! Иди своей дорогой. Хоть я бедняк, но чести не забыл и торговать людьми не стану!

С ю й  И н. Не хочешь, негодяй? А ну-ка, люди, взять ее!

Девушку хватают. Чжао Юйшань и Хун Алань пытаются ее спасти.

Всыпьте этому мерзавцу хорошенько!

Слуги бросаются к Чжао Юйшаню, сноха и внучка стараются его защитить. Старика жестоко избивают, Сяолань уводят.

К р е с т ь я н е. Где справедливость? Где закон? Избить человека! Средь бела дня похитить девушку! Ну и жизнь!

Хун Алань громко плачет, люди помогают Чжао Юйшаню подняться, старик медленно приходит в себя.

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Сношенька, сейчас не время плакать. Спеши с жалобой в уезд. Надо Сяолань спасать! (Поет.)

Х у н  А л а н ь. Как же вас избили! Живого места нет! Если я из дому отлучусь, некому будет за вами присмотреть.

К р е с т ь я н е. Ты иди, Алань, неси жалобу в уезд, ну а мы за стариком присмотрим. Не тревожься!

Х у н  А л а н ь. Что ж, большое вам спасибо. Я пойду.

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Возвращайся поскорее. Внучку спасай!

Х у н  А л а н ь. Ладно. (Уходит.)

Вслед за ней уходят крестьяне и уводят Чжао Юйшаня.

Зал в ямыне. В окружении  ч и н о в н и к о в  появляется  у е з д н ы й  н а ч а л ь н и к  В а н  М и н ъ ю  и  к р е с т ь я н е-ж а л о б щ и к и.

В а н  М и н ъ ю (декламирует).

Эй! Кто там с жалобами?

Ж а л о б щ и к и. Мы. (Протягивают бумаги.)

В а н  М и н ъ ю. На кого жалуетесь?

П е р в ы й  ж а л о б щ и к. На семью государева наставника Сюя: силой землю отнял!

В т о р о й  ж а л о б щ и к. На Сюя жалуюсь, ограбил меня.

Т р е т и й  ж а л о б щ и к. На третьего сына Сюя жалуюсь: дом у меня забрал!

В а н  М и н ъ ю. Странно! С той поры как я вступил в должность, что ни день слышу жалобы на Сюя. Так и нынче. И толкуют все одно и то же: землю отнял, захватил имущество. А не думают о том, что не годится затевать тяжбу с государевым наставником. Правду говорили, что в местах сих подлый люд живет. Эй, гоните вон сутяжников! Вон сутяжников!

Служащие ямыня прогоняют жалобщиков. Появляется  Х у н  А л а н ь, бьет в барабан^[14]; когда ее вводят в зал, опускается на колени.

Еще одна с жалобой. Наверняка на Сюев. Эй, женщина, на кого жалуешься?

Х у н  А л а н ь. Всемилостивейший господин, сама я женщина простая, бедная, а жалуюсь на третьего сына из семьи Сюев. Он дочь мою увез насильно, жестоко избил свекра-старика. Вступитесь, господин, за обездоленных! (Плачет.)

В а н  М и н ъ ю. Я привык решать дела точно и без промедленья. Говори, что с твоей дочерью случилось?

Х у н  А л а н ь. Ее увел насильно третий сын Сюя.

В а н  М и н ъ ю. Кто может это подтвердить?

Х у н  А л а н ь. Односельчане.

В а н  М и н ъ ю. Где же они?

Х у н  А л а н ь. Остались присматривать за свекром-стариком, его избили.

В а н  М и н ъ ю. Так я и знал: свидетелей нет и доказательств — тоже. А где старик?

Х у н  А л а н ь. Я ведь сказала, что его избили. Он двинуться не в силах.

В а н  М и н ъ ю. Избили, говоришь? Такое дело требует проверки. В Поднебесной справедливость должна торжествовать! Старик твой не пришел сюда, так кто ж докажет, что его избили? Ты вот пришла в ямынь, а с чем пришла? Где твоя жалоба, написанная на бумаге, где доказательства, свидетели? Нет ничего, все клевета! Скажи спасибо, что ты женщина, к тому же впервые нарушила закон, не то я наказал бы тебя по всей строгости. Эй, гоните ее прочь!

Х у н  А л а н ь. Явите милость, господин! Я правду говорю, не лгу — меня обидели.

В а н  М и н ъ ю. Если обидели — я все решу по справедливости. За клевету ты понесешь кару. Я не глупец, чтобы твою болтовню принять на веру, мне нужны доказательства.

Х у н  А л а н ь. О ваша милость, о справедливый господин! Не оставляйте без внимания обиду бедной женщины.

В а н  М и н ъ ю. Да, ты права, я справедлив. Но если мое решение тебе не по душе, приходи в другой раз и помни: без свидетелей и доказательств я дела разбирать не стану. А сейчас ступай.

Хун Алань, плача, уходит.

Нелегкая мне предстоит задача. Опять увел насильно девушку, избил жестоко старика. Решать по справедливости… Но кто я такой, чтобы с государевым наставником тягаться? Однако эта женщина не оставит меня в покое, каждый день будет приходить, замучает до смерти. Как же быть? (Задумывается.) Кажется, придумал, нашел выход! Доложу-ка я всю эту историю самому Ли Пинду, правителю области. Он человек бывалый! Недаром говорят:

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Слушание дела

Время действия: месяц спустя.

Место действия: ямынь уезда Хуатин.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С ю й  И н.

С ю й  Ф у.

К р е с т ь я н е.

Ч ж а о  Ю й ш а н ь.

Х у н  А л а н ь.

В а н  М и н ъ ю.

С л у ж а щ и е  с у д а, к р е с т ь я н е.

Появляются  С ю й  И н  и  С ю й  Ф у.

С ю й  И н (декламирует).

Ну и старец, ну и Чжао Юйшань, вздумал жаловаться на меня. Но, как говорят, солдату с офицером не сражаться. Я отправил золото в подарок: двести лянов начальнику уезда, триста лянов — правителю области. Всех подкупил. Ну, а Ван Минъю помог мне: сказал, что подлый люд не знает приличий, возвел напраслину на честного чиновника и потому достоин самой строгой кары. Что ж, Чжао Юйшань, посмотрим, как решится это дело. Сюй Фу!

С ю й  Ф у. Здесь я.

С ю й  И н. Ступай к уездному начальнику и потихоньку выведай, что в тот день у них случилось. Только лишнего смотри не говори.

С ю й  Ф у. Не извольте беспокоиться, почтенный господин. (Уходит.)

Появляются  В а н  М и н ъ ю  и служащие ямыня.

В а н  М и н ъ ю (декламирует).

Бедняков всех обобрал как липку, ничего с них больше не возьмешь. Думал, где б еще поживиться. И вот нынче сам наставник Сюй прислал мне золотой слиток. Да, совсем не плохо быть чиновником! Но пора кончать сегодня с этим делом, чтоб никто не мог сказать: чиновник глуп, дело выеденного яйца не стоит, а он справиться не может, тянет. Эй, слуги, введите всех причастных к делу Хун Алань.

Появляются  Х у н  А л а н ь, Ч ж а о  Ю й ш а н ь, к р е с т ь я н е.

К р е с т ь я н е. Мы явились, господин судья.

В а н  М и н ъ ю. Станьте в сторону. Должен вам сказать, что я все тщательно проверил, разобрал и сейчас начну слушание дела. Только говорите правду. Лжи не потерплю. Хун Алань!

Х у н  А л а н ь. Я здесь, господин.

В а н  М и н ъ ю. Ты пожаловалась на Сюй Ина, что он увел твою дочь. Когда это было?

Х у н  А л а н ь. В День поминовения усопших.

В а н  М и н ъ ю. Свидетели есть?

К р е с т ь я н е. Мы свидетели, собственными глазами видели.

В а н  М и н ъ ю. Еще ты жалуешься, Хун Алань, что Сюй Ин избил твоего свекра. Свекор здесь?

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Здесь, господин.

В а н  М и н ъ ю. Где следы побоев?

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. У меня все тело в ранах.

В а н  М и н ъ ю. Свидетели есть?

К р е с т ь я н е. Мы свидетели, собственными глазами видели.

В а н  М и н ъ ю. Следователь, произведи осмотр.

Следователь снимает с Юйшаня одежду, производит осмотр.

Следователь. Господин судья, раны на теле не обнаружены, конечности целы.

В а н  М и н ъ ю. А! Подлые! Оклеветали благородного человека. Ну-ка, всыпьте этому мерзавцу хорошенько!

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Как же так, господин судья?! На мне живого места нет. Посмотрите, пожалуйста, еще раз!

Н а р о д. Господин судья, мы же сами видели, как жестоко Сюй Ин избил старика. Если лжем, судите нас.

В а н  М и н ъ ю. Ну и чудеса! Вам говорят, даже царапин нет, а вы свое твердите. Следователь, произведи осмотр еще раз!

С л е д о в а т е л ь. Тут вроде на колене ранка есть, и больше ничего.

В а н  М и н ъ ю. Ввести Сюй Ина!

Входят  С ю й  И н  и  С ю й  Ф у.

С ю й  И н. Почтенный господин, Сюй Ин явился.

В а н  М и н ъ ю (притворно строго). Стань в сторону, невежда! Жалуются на тебя, что ты насильно увел девушку, избил ни в чем не повинного старика. Признаешь себя виновным?

С ю й  И н. Я отпрыск знатной чиновничьей семьи, изучаю поэзию, постигаю высшую справедливость. И вдруг такое обвинение! Дозвольте же спросить, когда это случилось?

В а н  М и н ъ ю. Жалобщики утверждают, будто случилось это е День поминовения усопших.

С ю й  И н. В День поминовения усопших? Куда же я в этот день ходил? А! Вспомнил! Как раз в тот день я навещал сюцая^[16] Чжана, беседовал с ним о поэзии и никуда не выезжал из города.

В а н  М и н ъ ю. Кто может это подтвердить?

С ю й  И н. Сюй Фу, один из домочадцев.

В а н  М и н ъ ю. Сюй Фу, ездил куда-нибудь Сюй Ин в тот день?

С ю й  Ф у. Господин, в тот день хозяин мой и вправду ходил лишь в дом сюцая, из города не выезжал. Я был с ним вместе и тоже никуда не отлучался, что и свидетельствую.

В а н  М и н ъ ю. Все ясно. В День поминовения усопших Сюй Ин был у сюцая. Не раздвоился же он в самом деле, чтобы в то же самое время очутиться за городом, увести насильно девушку и избить старика! Ну-ка, всыпьте этой подлой Хун Алань!

Х у н  А л а н ь. Справедливый господин судья, не оклеветали мы его, это могут подтвердить даже крестьяне из соседних деревень. Умоляю вас, прислушайтесь к словам несчастной женщины. Моя дочь сейчас томится в доме Сюя, прикажите освободить ее!

В а н  М и н ъ ю. До чего же ты строптива, женщина! Хочешь доказать, что только ты одна здесь правду говоришь, все остальные лгут? Я выслушал и жалобщиков, и ответчика. Но кто поверит бедняку, а не чиновнику! Эй, дать ей палок!

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Явите милость, господин начальник. Я бедный человек, грамоте не обучен, но разбираюсь, что к чему. От предков нам достался клочок земли, кой-какая утварь, тем мы и живем. А господин Сюй принес фальшивую бумагу и отнял все, чем мы владели. От горя и обиды единственный мой сын скончался, жену вдовой оставил, дочь — сиротой. Теперь нам надобно платить ему налоги да еще оброк натурой покрывать. Несправедливо это. А кому пожалуешься? В День поминовения усопших господин Сюй силой увел внучку, а меня избил. Горько нам, обида не дает покоя! И солнце в небе, и люди на земле — все могут быть у нас свидетелями. Господин судья не верит беднякам, не вступается за них, он защищает богачей. Где же справедливость? Где доброта? Нехорошо так, господин начальник, вступаться надо за простых людей!

В а н  М и н ъ ю. Да как ты смеешь, дерзкий раб, говорить, что раны есть, когда их нет! Господин Сюй весь день провел у друга, из города не выезжал, а ты заявляешь, будто он был в деревне, избил тебя и увел твою внучку. Это ли справедливость? Это ли доброта? Не только достояние твое скудно, но и ум, вот почему ты ничего не смыслишь в законе, клевещешь на чиновника. Злость и коварство овладели тобою. Эй, взять его да всыпать хорошенько, чтоб неповадно было!

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. Я жаловаться буду, господин судья.

В а н  М и н ъ ю. Куда? Кому?

Ч ж а о  Ю й ш а н ь. В область пожалуюсь, а не поможет — дойду и до столицы! (Поет.)

В а н  М и н ъ ю. Какая наглость! (Поет.)

Слуги до смерти забивают старика.

С л у ж а щ и е. Господин начальник, преступник скончался.

Х у н  А л а н ь. Ай-я! (Поет.)

В а н  М и н ъ ю (от страха меняется в лице, но вскоре приходит в себя). Тело унесите, остальных гоните прочь.

Старика уносят. Хун Алань, горько плача, уходит. Удаляется, смеясь, Сюй Ин, за ним, строя рожи, следует Сюй Фу.

Дело приняло опасный оборот. Кто мог подумать, что старик не вынесет побоев? (Задумывается.) Впрочем, не так уж это страшно!

С л у ж а щ и й  я м ы н я (подает Ван Минъю правительственный вестник). Господин начальник, срочная бумага. Ознакомьтесь, пожалуйста.

В а н  М и н ъ ю (раскрывает и испуганно роняет вестник). Ай-я! Хай Жуй назначен губернатором десяти областей Интяни! Проклятье! Надо же было такому случиться, чтобы его прислали как раз в наши края. Что же делать? (Поднимает бумагу и снова читает.)

С л у ж а щ и й  я м ы н я. Как, неужели сюда приезжает сам Хай Ясное Небо^[17]? Теперь жди беды!

В а н  М и н ъ ю. Приготовить все необходимое в путь, я немедленно отправляюсь в Сучжоу.

Ван Минъю и служащие суда уходят.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Вступление в должность

Время действия: начало июня 1569 года.

Место действия: беседка для встреч важных чиновников перед городскими воротами Сучжоу.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ч ж э н  Ю й, правитель области Сучжоу, 55 лет, честный, с добрым именем.

С я о  Я н ь, начальник уезда У, 45 лет, корыстный чиновник.

Л и  П и н д у, правитель области Сунцзян, по прозвищу Ли Шкуродер, около 50 лет, чиновник алчный и несправедливый.

В а н  М и н ъ ю.

Х у н  А л а н ь  и  д е р е в е н с к и е  ж и т е л и.

Х а й  Ж у й, 54 лет, с проседью, в простой одежде.

Г о с п о ж а  С е, мать Хай Жуя, 71 года, строга и справедлива, вдова с молодых лет, пользуется любовью и уважением сына.

Г о с п о ж а  В а н, вторая жена Хай Жуя, 30 лет, добрая и боязливая. Почитает мужа, но боится, как бы его прямота не привела к беде. Узнав же суть дела, всегда принимает сторону мужа.

Х а й  П э н, старик из семьи Хай, слуга Хай Жуя, прямой, честный, оберегает хозяина от неприятностей.

С о л д а т ы, с т р а ж н и к и.

Появляются  ч и н о в н и к и, с о л д а т ы, с т р а ж н и к и, з н а м е н о с е ц.

Ч ж э н  Ю й. Господа, ревизор Хай Жуй выехал из Нанкина, но пока еще не прибыл. Боюсь, что и на сей раз мы его не дождемся.

С я о  Я н ь. Когда придворный советник Хун Мянь узнал, что прибывает ревизор, он уменьшил число носильщиков своего паланкина с восьми до четырех.

Л и  П и н д у. А у нас некоторые чиновники всю ночь перекрашивали красные ворота своих домов в черный цвет^[18], чтоб не накликать беды…

В а н  М и н ъ ю. Говорят, что Хай Жуй честный и справедливый, но еще не известно, правда ли это.

Ч ж э н  Ю й. Правда, господа. Я был в столице и сам убедился в этом. (Поет.)

От такой дерзости император пришел в неописуемую ярость, хотел казнить Хай Жуя, велел следить за ним, чтоб не сбежал. Узнав же, что тот сам давно ждет смерти, император сбит был с толку и спустя немного приказал Хай Жуя заточить в тюрьму. Пробыл он в неволе до тех пор, покуда император не скончался. Теперь его назначили в Цзяннань. Так что нам, господа, следует быть начеку!

Сяо Янь, Ли Пинду и Ван Минъю от страха меняются в лице.

Ч ж э н  Ю й. Ну и жарища! Давайте перейдем в беседку. Нам сообщат, когда он будет приближаться, без опозданья встретим.

Уходят в беседку.

Х а й  Ж у й (из-за сцены). Поспешим.

Появляются  Х а й  Ж у й, г о с п о ж а  С е, г о с п о ж а  В а н  и  Х а й  П э н.

(Поет.)

Г о с п о ж а  В а н. Мне так жарко, что даже нет охоты любоваться этим прелестным пейзажем.

Г о с п о ж а  С е. Сынок, далеко еще до Сучжоу?

Х а й  Ж у й. Теперь уже недалеко. Давайте, матушка, передохнем немного. Вы не против?

Г о с п о ж а  С е. Я согласна.

Х а й  Ж у й. Там впереди лесок, пойдемте! Хай Пэн, веди.

Госпожа Се, госпожа Ван и Хай Пэн уходят; появляется  Х у н  А л а н ь  и  к р е с т ь я н е.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Давайте дух переведем. Жара измучила. Скажи, женщина, отчего ты плачешь?

Х у н  А л а н ь. Обидели меня, и вот решила я отправиться с жалобой в Сучжоу к губернатору.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Кто ж тебя обидел?

Х у н  А л а н ь. Сюй Ин из уезда Хуатин и уездный начальник. Они землю у людей отнимают, насильно девушек уводят, насмерть забивают людей.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Что же все-таки с тобой приключилось?

Х у н  А л а н ь. Ай-я! О Небо! (Поет.)

Хай Жуй прислушивается, качает головой.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Трудно этому поверить.

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Верь не верь, а я собственными глазами видел. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Почему жалобу не подали?

Т р е т и й  к р е с т ь я н и н. Подавали, господин чиновник, только жалобщика до смерти забили.

Х а й  Ж у й. А по какому праву?

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Судья сказал, что старик лжет, клевещет на чиновника.

Х а й  Ж у й. Кто был свидетелем?

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Сюй Фу, управляющий Сюй Ина.

Х а й  Ж у й. Как может быть слуга свидетелем хозяина! Ну и дела! Так что же он сказал, этот свидетель?

Т р е т и й  к р е с т ь я н и н. Сказал, что в День поминовения усопших его хозяин был у сюцая и никуда не выезжал из города.

Х а й  Ж у й. А кто такой этот Сюй Ин?

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Третий сын государева наставника Сюя.

Х а й  Ж у й. Вот оно что! Но если он не выезжал из города, как же умудрился увезти девушку и избить старика?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. В том-то и дело, что выезжал. Я сам видел, как он увез девушку и избил старика. Не померещилось же мне.

Х а й  Ж у й. В таком случае и ты виновен. Раз видел, в свидетели надо было идти.

Т р е т и й  к р е с т ь я н и н (поет).

Х а й  Ж у й. Выходит, богатый всегда прав, а бедный виноват?

К р е с т ь я н е. Выходит, так.

Х а й  Ж у й. Но вас ведь много, а богач один! Как же это одному ему поверили?

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Неведома вам, господин, горькая доля бедняка: мы все берем в аренду землю Сюев. Поэтому должны молчать.

Х а й  Ж у й. Ага! Вы, значит, все у Сюя арендаторы.

К р е с т ь я н е. Всю землю Сюй захватил да еще требует оброк. Так тяжело нам, что и не расскажешь!

Х а й  Ж у й. И все же вы не правы. Жаловаться надо!

В т о р о й  к р е с т ь я н и н  и  т р е т и й  к р е с т ь я н и н. Вы, господин чиновник, не из здешних мест, поэтому вам странно. Правитель нашей области по имени Ли известен всем как шкуродер, так Шкуродером и прозывается. А уездный начальник — взяточник. К кому же обращаться с жалобой? (Поют.)

Х а й  Ж у й. Куда же вы сейчас идете с жалобой?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. В Сучжоу.

Х а й  Ж у й. А тамошний правитель бескорыстен? Он вступится за вас?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Вступится. Туда недавно назначили Хай Жуя, он справедлив и бескорыстен. Сейчас я вам про него расскажу. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Вы в самом деле верите в его справедливость?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Верим. Он, правда, еще не прибыл на место назначения, но всех уже оповестили, что можно идти к нему с жалобами. Не зря прозывается он Ясное Небо.

Х а й  Ж у й. Спасибо вам!

За сценой ударяют в барабан.

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Это чиновники пришли встречать Хай Цинтяня. Давайте же и мы посмотрим на него.

Хун Алань и крестьяне толпясь идут навстречу  ч и н о в н и к а м. С т р а ж н и к и  сбивают с ног первого крестьянина и Хай Жуя. Хай Жуй поднимается и наталкивается на  Л и  П и н д у.

Л и  П и н д у. Слепая тварь, ты что меня толкаешь, не видишь — перед тобою господин? Бейте его!

Стражники хватают плети, но Чжэн Юй утихомиривает их. Чиновники, стражники и солдаты уходят, вслед за ними уходят Хун Алань и крестьяне.

Х а й  Ж у й. Такая мелкая сошка — и столько спеси. Нетрудно догадаться, почему он так притесняет простой люд. (Поет.)

Воистину:

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Встреча с Сюем

Время действия: десять дней спустя.

Место действия: поместье Сюй Цзе в уезде Хуатин.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Х а й  Ж у й, в красном халате и шелковой шляпе.

Х а й  П э н.

С ю й  Ц з е, 75 лет, невысокого роста, седобородый, белолицый, приятной наружности, одет по-домашнему.

С л у г и  С ю я.

Появляется  С ю й  Ц з е  в сопровождении  с л у г.

С ю й  Ц з е (поет).

Я — Сюй Цзе, был первым министром при двух императорах, стал стар и от дел удалился. Хозяйство мое на весь район Саньу распростерлось, слуг не счесть. Я знатен, богат, чего мне желать?! Месяц назад прочел в правительственном вестнике, что Хай Жуй назначен правителем в Цзяннань. Давно мы не виделись с ним. Сюда он наверняка приезжает по каким-то делам. (Поет.)

Я много лет служил при дворе, а сын мой и внуки жили в деревне. Случалось, что они совершали преступления против крестьян. А Хай Жуй человек дотошный, как начнет расспрашивать, не отвертишься. Что тогда? (Задумывается.) Ладно, велю сыну быть поосторожней, не делать глупостей. Главное, чтоб у Хай Жуя не было фактов в руках, тогда легче будет отговориться. Да, приезд Хай Жуя и радует меня, и тревожит.

Входит  с л у г а.

С л у г а. Господин наставник, пожаловал господин Хай.

С ю й  Ц з е. Скорей зови, да вели музыкантам играть.

Под звуки музыки входит  Х а й  Ж у й  в сопровождении  Х а й  П э н а.

Х а й  Ж у й. Господин наставник!

С ю й  Ц з е. Хай Жуй!

Х а й  Ж у й. С той поры как вступил в должность, все было недосуг, и только сегодня смог прийти повидаться, так что прошу покорнейше простить меня!

С ю й  Ц з е. Хай Жую не к лицу просить прощенья. Вы посланник императора, правитель области, облечены большим доверием. Это я должен извиниться, что не встретил вас. Но будьте снисходительны: чем больше лет, тем меньше сил. Пожалуйста, садитесь!

Х а й  Ж у й. Нет, нет, вы садитесь первым.

Хай Жуй и Сюй Цзе кланяются друг другу и садятся.

Мы столько лет не виделись, а вид у вас бодрее, нежели был прежде.

С ю й  Ц з е. Спасибо на добром слове. Но я за это время сильно постарел, лишь зубы сохранились — по-прежнему ем мясо. Я полагаю, Хай Жуй, что ваше драгоценное семейство пожаловало сюда вместе с вами?

Х а й  Ж у й. Вы правы. Я сюда с семьей приехал. Мать, хоть и стара годами, все еще крепкая.

С ю й  Ц з е. Непременно нанесу вам визит.

Х а й  Ж у й. Это будет для меня огромной честью.

С ю й  Ц з е. Чему обязан вашим визитом?

Х а й  Ж у й. Я пришел навестить вас и пожелать здоровья, а заодно потолковать о деле, совета испросить.

С ю й  Ц з е. Чем смогу, тем непременно помогу.

Х а й  Ж у й. Вы, господин наставник, служили при дворе, многое на своем веку повидали. И в здешних делах, надеюсь, тоже разбираетесь неплохо. Я ж только прибыл и не знаю, с чего начать. Надеюсь на ваши наставления.

С ю й  Ц з е. Ха-ха! К чему такая скромность! Но раз вы просите, я, не мудрствуя лукаво, без лишних церемоний обо всем вам откровенно расскажу. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Благодарю за совет. Жалобщиков и сутяг надо призывать к порядку и поступать с ними, как велит закон. Это ясно. Ну, а если чиновники измываются над бедными людьми, как тогда быть?

С ю й  Ц з е. Вы всегда были справедливы, и если смогли самому императору высказать правду, чем прославились в истории, то что для вас простой чиновник! (Поет.)

Х а й  Ж у й. Весьма благодарен за указания, господин наставник! (Поет.)

И еще хочу я поговорить с вами об одном деле.

С ю й  Ц з е. Говорите же, я весь внимание.

Х а й  Ж у й. Жительница уезда Хуатин крестьянка Хун Алань жалуется на вашу семью, говорит, что вы захватили ее землю, насильно увели дочь и избиваете ни в чем не повинных людей. Вот и решил я спросить у вас, как быть мне с этим делом.

С ю й  Ц з е (меняется в лице). Вот оно что! А на кого именно она жалуется?

Х а й  Ж у й. На Сюй Ина.

С ю й  Ц з е. На Сюй Ина? Это мой сын, по счету третий. Все, чем я владею — хозяйство и земля, принадлежит мне лично, о чем, надеюсь, вам известно. Зачем же нам чужие земли? Что до Сюй Ина, он во всем меня слушается и поведенья вполне достойного. Во всяком случае, он не такой распущенный, чтоб увозить насильно или избивать людей… Только сейчас я говорил вам, что люди здесь сутяжничать привыкли. Вам надобно об этом помнить и не поддаваться на обман.

Х а й  Ж у й. Значит, вы считаете, что жалоба несправедлива? Вашего сына оклеветали?

С ю й  Ц з е. Да, я так считаю!

Х а й  Ж у й. Ну, а если вы ошибаетесь!

С ю й  Ц з е. Ошибаюсь? Исключено!

Х а й  Ж у й. Вам нужны доказательства?

С ю й  Ц з е. Да. Тогда можно будет вершить суд по закону.

Х а й  Ж у й. Вот именно, по закону! А теперь разрешите удалиться.

Играет музыка, Сюй Цзе, кланяясь, провожает Хай Жуя.

С ю й  Ц з е. Ай-я! Дело, о котором говорил Хай Жуй, весьма опасное и не терпит отлагательств. Позову-ка я Сюй Ина да расспрошу обо всем подробно. Эй, младшего господина ко мне!

С л у г а. Младшего господина к господину наставнику!

Входят  С ю й  И н  и  С ю й  Ф у.

С ю й  И н. Здравствуйте, отец. Зачем звали?

С ю й  Ц з е. Жалуются на тебя: говорят, девушек увозишь, людей избиваешь. Это правда?

С ю й  И н. Было дело, только не дали ему хода, закрыли.

С ю й  Ц з е. Где закрыли?

С ю й  И н. В уезде Хуатин.

С ю й  Ц з е. Как же это удалось сделать?

С ю й  И н. Уездный судья велел мне показать на суде, будто тот день я провел у сюцая и из города не выезжал. А старика жалобщика стражники забили насмерть. На том все и кончилось.

С ю й  Ц з е (испуганно). Ай-я! Забили насмерть! Насмерть! А кто свидетельствовал, что ты не выезжал из города?

С ю й  И н. Сюй Фу.

С ю й  Ц з е (обращаясь к Сюй Фу). Ты был свидетелем?

С ю й  Ф у. Был, господин наставник!

С ю й  Ц з е. Но ведь слуга не может быть свидетелем у господина. (Обращаясь к Сюй Ину.) Дело дошло до губернатора. Не знаю, что теперь с тобою будет, негодник!

С ю й  И н. Ничего особенного! Можно откупиться. На серебро любой чиновник падок.

С ю й  Ц з е. Известно ли тебе, болван, кто губернатор?

С ю й  И н. Да кто бы ни был. Подумаешь, велика птица!

С ю й  Ц з е. Накликал ты беду, глупец несчастный. Нынче стал губернатором Хай Жуй, честнее нет чиновника на свете, непреклонный, бескорыстный. Если он станет решать дело по закону, прощайся с жизнью.

С ю й  И н (испуганно). Ай-я! Хай Жуй стал губернатором? Как же нам быть, отец?

С ю й  Ц з е. Как быть?! Как быть?!

С ю й  И н. Я виноват, но надо побыстрей придумать выход.

С ю й  Ц з е. Что тут придумаешь? Мало того, что старика забили насмерть, так ты еще в свидетели привел слугу! Не знаю, что и делать. Впрочем… И благородный муж может обмануть разок. Ну-ка, подойди, на ушко тебе шепну.

Отец и сын перешептываются, на лице Сюй Ина появляется улыбка.

Прикажи всем домочадцам, чтоб бесчинств не творили, вели себя пристойно.

С ю й  И н. Слушаюсь, отец.

С ю й  Ц з е. Как? Ты все еще здесь?!

С ю й  И н. Бегу!

С ю й  И н  и  С ю й  Ф у  уходят.

С ю й  Ц з е. Ай-я! Значит, правда, что людей избивает, девушку увел. Жаль, что, беседуя с Хай Жуем, я был неосторожен и лишнего наговорил. Не приведи Небо, чтоб взялся он всерьез за это дело, ведь нам тогда несдобровать. Когда-то я оказал ему любезность, и если он и вправду благородный муж, на любезность любезностью ответит. Посмотрю, как станет он решать дело Сюй Ина, тогда и действовать начну. Быть может, еще удастся спасти сына. Словом, время покажет, надо подождать. Воистину:

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ Материнский наказ

Время действия: три дня спустя после описанных событий.

Место действия: внутренние покои сучжоуского областного ямыня.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Х а й  Ж у й.

Х а й  П э н.

Г о с п о ж а  С е.

Г о с п о ж а  В а н.

Появляются  г о с п о ж а  С е  и  г о с п о ж а  В а н  в сопровождении  с л у ж а н к и.

Г о с п о ж а  С е (поет).

Г о с п о ж а  В а н (поет).

Г о с п о ж а  С е. Невестка, Хай Пэн сказал, что везде только и разговоров что о Хай Жуе, поистине ясном как небо, живом Будде среди людей. Его хвалят за то, что он сразу же взялся строить каналы и дамбы — будто миру явился сам Владыка водной стихии. Затяжные дожди принесли много бед, река Усун разлилась, вышла из берегов, но Хай Жуй созвал всех пострадавших, и они, благодаря Небо и Землю, укротили реку. Он поровну разделил землю между людьми, упорядочил налоги. Я очень рада, что народ хвалит моего сына. Не пропали, значит, зря мои старанья, когда я его растила. (Поет.)

Г о с п о ж а  В а н (поет).

Г о с п о ж а  С е. Твой муж прославился своей честностью и прямотой. Он был разжалован, брошен в тюрьму, но всегда оставался верен себе, мысли его и слова едины. Никто не в силах склонить его к несправедливости. Это ли не достоинства благородного человека? Прошу тебя, не надо так сильно волноваться за него!

Г о с п о ж а  В а н. Я постараюсь быть спокойной.

В сопровождении  Х а й  П э н а  появляется одетый по-домашнему  Х а й  Ж у й.

Х а й  Ж у й (поет).

Г о с п о ж а  В а н. О мой господин!

Х а й  Ж у й. О моя супруга! Добрый день, матушка!

Г о с п о ж а  С е. Садись, сынок.

Х а й  Ж у й. Благодарю.

Г о с п о ж а  С е. Ты забыл о пище с той поры, как вступил в должность, вот уже несколько ночей не смыкаешь глаз. Трудолюбие — качество весьма похвальное, смотри только не переусердствуй.

Х а й  Ж у й. Спасибо за совет. Я исполню вашу волю, матушка, но…

Г о с п о ж а  С е. Что «но»?

Хай Жуй вздыхает.

Отчего ты, сын мой, так вздыхаешь?

Х а й  Ж у й. Вам, матушка, неведомо, что с тех самых пор, как я стал правителем, все только и жалуются на государева наставника Сюя: он захватывает чужие земли, потакает бесчинствам сына, измывается над людьми, покрывает преступных чиновников. Поистине, корысти ради забыл о справедливости. Сын его, Сюй Ин, отнял землю и все имущество у крестьянина Чжао, увел его внучку-сироту, единственного сына издевательствами довел до могилы. Чжао пожаловался в суд, но Сюй Ин подкупил чиновников, и несчастного старика забили насмерть. Когда-то у наставника Сюя было доброе имя. Однажды он спас мне жизнь. Не понимаю, что стало с ним. (Поет.)

Г о с п о ж а  С е. Узнать человека, сынок, нелегко. «Чем жить воспоминаниями о прошлом, лучше подумать о будущем»^[22]. Тебе он сделал добро, а народу причинил много зла. Как тут быть? Простить его в благодарность за оказанную услугу или поступить согласно закону? (Поет.)

Х а й  Ж у й. И я так думаю. Завтра же открою присутствие. Как велит закон, с Сюй Ином разберусь, заставлю Сюев вернуть крестьянам захваченную землю; обнародую приказ, чтоб все без исключения чиновники, отнявшие чужие земли, отдали их тотчас же владельцам. Прошу вас дать мне еще один совет.

Х а й  П э н. Дозвольте обратиться, господин. Только не прогневайтесь за мою прямоту. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Ты не прав. Конечно, Сюй большую власть забрали, но меня этим не испугать! (Поет.)

Г о с п о ж а  В а н. Мой господин, слова Хай Пэна справедливы. Подумайте над ними хорошенько. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Мне слушать не хочется подобные речи. Этот Сюй Цзе попустительствует всем бесчинствам своего сына, вы же советуете преступить закон в благодарность за некогда оказанную мне услугу. Как же я стану после этого матери в глаза глядеть, как перед троном предстану, перед народом?! (Поет.)

Г о с п о ж а  С е. Постигая книги древних, верша мудрые дела, помогая народу, мой сын поступает так, как велит ему закон и совесть. Только так он может выразить благодарность императору и умиротворить народ. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Благодарю за наставление. (Жене.) Матушка устала, проводите ее в покои отдохнуть.

Госпожа Се и госпожа Ван уходят.

Хай Пэн, пойди распорядись, чтоб завтра ровно к назначенному часу явились в присутствие все причастные к делу Хун Алань, а также правители и чиновники Сучжоу и Сунцзяна.

Х а й  П э н. Слушаюсь. (Уходит.)

Х а й  Ж у й. Поистине:

ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ Суд

Время действия: следующий день.

Место действия: зал областного ямыня в Сучжоу.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Х а й  Ж у й.

Ч и н о в н и к и.

Х у н  А л а н ь  и  к р е с т ь я н е.

С ю й  И н.

С ю й  Ф у (в платье сюцая).

И н с п е к т о р  у ч и л и щ  уезда Хуатин.

Г л а ш а т а й, с т р а ж н и к и, с о л д а т ы, с л у ж а щ и е  я м ы н я.

П о я в л я ю т с я  ч и н о в н и к и.

Ч ж э н  Ю й (декламирует).

Л и  П и н д у.

С я о  Я н ь.

В а н  М и н ъ ю.

С я о  Я н ь. Милостивые господа, правитель Хай прибыл сюда тайно, поэтому мы и не смогли его встретить. Нынче он еще не открывал присутствия и никого из военных чиновников не принимал. Только и знает, что следить за строительством дамб да вести разговоры с крестьянами, ремесленниками и торговцами. Все это довольно странно.

Ч ж э н  Ю й. За то, что мы его не встретили, спросу никакого быть не может — ведь он приехал тайно. Другое беспокоит: с тех пор как он вступил в должность, ни разу еще не открыл присутствия и ни одного дела не решил.

Л и  П и н д у. Да, все это очень странно! Уж несколько дней подряд мы ждем его, а он как будто бы не замечает. В чем же тут причина?

В а н  М и н ъ ю. Изо дня в день приходим и все без толку.

Г л а ш а т а й. Все слушайте приказ правителя: открыть ворота, начать присутствие!

Чиновники уходят. Музыка. Появляются  с т р а ж н и к и, с о л д а т ы, с л у ж а щ и е  с у д а, Х а й  Ж у й — в одежде правителя, шелковой шляпе, красном халате.

Х а й  Ж у й (декламирует).

Я, Хай Жуй, стал правителем Интяни. Вижу, как бесчинствуют чиновники, обманывают и притесняют народ. Надо всех свидетелей призвать и изжить порок суровой карой. Нынче я открываю присутствие. Необходимо строже блюсти законы, истребить зло во благо народа. Эй, зовите всех служащих в зал.

Г л а ш а т а й. Служащим ямыней Сучжоу, Сунцзяна и прочих областей войти в зал.

Входят  ч и н о в н и к и, глашатай вызывает всех по именам.

С л у ж а щ и е  я м ы н е й. Докладываем: чиновники явились по зову уважаемого господина. Ничтожные слуги совершили поступок, заслуживающий жестокого наказания, — не встретили вас. С надеждой молим о прощении.

Х а й  Ж у й. Извините, что доставил вам хлопоты. В том, что вы меня не встретили, нет вашей вины, ибо я никого не известил о своем прибытии. А вот сейчас мы встретились, так что прошу без лишних церемоний!

Л и  П и н д у. Осмелюсь спросить почтенного господина правителя, где мы прежде с вами встречались?

Х а й  Ж у й. У беседки для приема чиновников. Взгляните на меня повнимательней.

Чиновники с испугом смотрят на Хай Жуя. Ли Пинду ни жив ни мертв от страха.

Хочу посоветоваться с вами по одному делу. Присаживайтесь.

Ч и н о в н и к и. Благодарствуем.

Ч ж э н  Ю й. Почтенный господин правитель, позвольте дерзкому спросить, в какой день вы намерены вскрыть печати^[23] и приступить к разбору тяжб?

Х а й  Ж у й. К чему же назначать особый день? Нынче и начнем. Глашатай, вскрой печати и объяви о разборе жалоб.

Г л а ш а т а й. Слушаюсь, господин правитель. (Вскрывает печати.)

Х а й  Ж у й. Прошу, милостивые господа.

Ч и н о в н и к и. Слушаемся, господин правитель.

Х а й  Ж у й. Как вы справляетесь с обязанностями?

Ч и н о в н и к и. Службу несем честно и усердно. Трон почитаем, простому народу помогаем.

Х а й  Ж у й. Вы в самом деле почитаете трон и помогаете простому народу?

Ч и н о в н и к и. Так мы и поступаем.

Х а й  Ж у й. Ха-ха! Раз все вы справедливы и честны, прошу вас вместе со мною разобраться в одном деле. Здесь начальник уезда Хуатин?

В а н  М и н ъ ю. Здесь.

Х а й  Ж у й. Хочу спросить, как вы решили дело Хун Алань?

В а н  М и н ъ ю. Это дело… Это дело… я решил по справедливости. Оно, собственно, уже закрыто.

Х а й  Ж у й. По справедливости решили, говорите? Тогда прошу вас объяснить, как именно?

В а н  М и н ъ ю. Хун Алань жаловалась на Сюй Ина, что он в День поминовения усопших насильно увез ее дочь, избил свекра. Но мне известно, что тот день Сюй Ин провел в доме у сюцая Чжана и из города не выезжал. Ясно, что обвинение ложное, и клеветники наказаны по заслугам.

Х а й  Ж у й. Кто свидетельствовал, что в День поминовения усопших Сюй Ин не выезжал из города?

В а н  М и н ъ ю. Управляющий Сюй Ина по имени Сюй Фу, он был вместе с хозяином.

Х а й  Ж у й. Слуга хозяину не свидетель! Ладно, ответьте мне еще на один вопрос: при каких обстоятельствах умер старик Чжао Юйшань?

В а н  М и н ъ ю. Этот… Этот… Его ударили разок-другой, совсем не сильно. Кто мог подумать, что он скончается? Видно, совсем дряхлым был.

Х а й  Ж у й. Ха-ха-ха! «Кто мог подумать, что он скончается»! «Решил по справедливости»! Глашатай, позвать Хун Алань и всех свидетелей.

Глашатай вводит в зал  Х у н  А л а н ь, к р е с т ь я н, С ю й  И н а  и  С ю й  Ф у.

Х у н  А л а н ь (плача). Милостивый господин, выслушайте бедную крестьянку.

Х а й  Ж у й. Не плачь, лучше расскажи все как было.

Х у н  А л а н ь. Светлейший господин! (Поет.)

Х а й  Ж у й. Захватили землю, загубили мужа, девушку насильно увезли, свекра до смерти забили. Нет предела гневу и негодованию! Сюй Ин!

С ю й  И н. Я здесь!

Х а й  Ж у й. Хун Алань жалуется, что ты отнял у нее землю, увез дочь, насмерть забил свекра. Правда это?

С ю й  И н. Я отпрыск знатной семьи. Как же мог совершить такое?! К тому же в тот день я не выезжал из города, сюцай Чжан может подтвердить. Судья Ван уже решил это дело. Надеюсь, ваша светлость тоже решит его по справедливости и не станет слушать речи подлых клеветников. Уповаю на ваше расположение к нашей семье.

Х а й  Ж у й. Отчего ж не решить, раз есть свидетели.

С ю й  И н. Показания все точные, я головой ручаюсь.

Х а й  Ж у й. Да. Ты ответишь мне головой, если свидетельства вдруг окажутся ложными. Сюцай Чжан!

С ю й  Ф у (выдавая себя за сюцая Чжана). Я здесь.

Х а й  Ж у й. Скажи честно, День поминовения усопших Сюй Ин провел у тебя в доме?

С ю й  Ф у. Да, у меня. В тот день господин Сюй не только читал книги, но и написал сочинение!

Х а й  Ж у й. Какое сочинение?

С ю й  Ф у (громко). «Тысячесловник», то есть я хотел сказать — «Сто фамилий»^[24].

Сюй Ин меняется в лицо.

Х а й  Ж у й (ударяет кулаком по столу). Ах, наглый раб! Ты лишь позоришь звание сюцая. Преступник!

С ю й  Ф у. Извините, господин правитель, но сюцай я настоящий и шапку ученого ношу настоящую.

Х а й  Ж у й. Предположим. Тогда скажи мне, в каком году ты получил степень?

С ю й  Ф у. Степень… степень…

С ю й  И н. Почтенный господин правитель, он и в самом деле уездный сюцай, я могу подтвердить.

Х а й  Ж у й. Замолчи. Здесь инспектор училищ уезда Хуатин?

И н с п е к т о р. Здесь.

Х а й  Ж у й. Числится в вашем заведении такой сюцай?

И н с п е к т о р. Впервые о нем слышу.

Сюй Ина бросает в дрожь. Сюй Фу падает на колени.

Х а й  Ж у й. Мошенник ты, а не ученый. За лжесвидетельство и клевету умрешь под палками.

С ю й  Ф у (отбивая поклоны). Пощадите, светлейший господин судья! Я во всем сознаюсь.

Х а й  Ж у й. Правду говори, тогда помилую. Ты кто такой?

С ю й  Ф у. Я Сюй Фу, слуга господина Сюя.

Х а й  Ж у й. Если слуга, зачем выдаешь себя за сюцая?

С ю й  Ф у. За ложь достоин смерти, но солгал я не по доброй воле — заставили меня.

Х а й  Ж у й. Наглый раб! Ответь же наконец, где был Сюй Ин в День поминовения усопших?

С ю й  Ф у. Ездил к горе Хэнъюньшань, на кладбище, погулять.

Х а й  Ж у й. А где сейчас девушка Чжао Сяолань?

С ю й  Ф у. В доме господина. Он приказал мне увезти ее. Девушку пытали, но она не покорилась.

Х а й  Ж у й. За что избили Чжао Юйшаня?

С ю й  Ф у. За то, что он вступился за девушку. Господин приказал его избить.

Х а й  Ж у й. Сильно избили?

С ю й  Ф у. Все тело старика было в глубоких ранах и рубцах.

Х а й  Ж у й. Отчего же тогда при освидетельствовании в уезде Хуатин сказали, что ран нет?!

С ю й  Ф у. Областной и уездный начальники получили от господина взятку, я сам давал им деньги.

Ли Пинду и Ван Минъю, дрожа, поднимаются со своих мест.

Х а й  Ж у й. Сколько дал? Свидетели есть? Все начистоту выкладывай.

С ю й  Ф у. Правителю области дал триста лянов золотом, начальнику уезда — двести.

Ли Пинду, Ван Минъю в страхе падают на колени.

Х а й  Ж у й. Ты сам давал?

С ю й  Ф у. Собственными руками.

Х а й  Ж у й. А как умер Чжао Юйшань?

С ю й  Ф у. Его запороли насмерть.

Х а й  Ж у й. Ты сам это видел?

С ю й  Ф у. Собственными глазами.

Ван Минъю, Ли Пинду и Сюй Ин отбивают поклоны, прося пощады.

Х а й  Ж у й (поет).

Слушайте приговор: Сюй Ин, отнявший у матери дочь, избивший старика, подкупивший чиновников, по ложному свидетельству загубивший человека, приговаривается к смертной казни через повешение. Захваченное имущество возвращается пострадавшим, остальное идет в государственную казну. Похищенную девушку возвращают матери. Ван Минъю, нарушивший закон и загубивший жалобщика, приговаривается к обезглавливанию. Ли Пинду по прозвищу Шкуродер, алчный и корыстный, отстраняется от должности и будет отбывать срок в тюрьме до особого императорского повеления. Лжесвидетель Сюй Фу, выдававший себя за сюцая не по собственной воле, за чистосердечное признание заслуживает снисхождения, он приговаривается к ста палочным ударам и трем годам ссылки. Следователь за взятку и ложные освидетельствования со службы изгоняется, получает сто палочных ударов и два года ссылки. Справедлив ли приговор, милостивые господа?

Ч ж э н  Ю й. Великий губернатор печется о народе, искореняет зло. Мы подчиняемся всем сердцем.

С ю й  И н (кланяется). Великий губернатор, прошу сохранить мне жизнь, хотя бы ради отца, с которым вы некогда были в дружбе.

Х а й  Ж у й. Молчи! Перед законом все равны — и знатные, и простолюдины. Увести.

Стражники уводят Ван Минъю, Ли Пинду, Сюй Ина и Сюй Фу.

Хун Алань, ты хочешь еще что-нибудь сказать?

Х у н  А л а н ь. Светлейший господин судья, вы отплатили за обиды обездоленных. Да продлится ваше благополучие на многие годы! (Кланяется.)

Х а й  Ж у й. Почтенные, совсем недавно я беседовал с вами. Большое спасибо за наставления. Это дело завершено. Есть у вас ко мне еще какие-нибудь дела?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Есть, господин правитель. Чиновники отобрали у нас землю и имущество и еще заставляют платить налоги. Народ бедствует. Уповаем на вашу доброту!

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н  и  в т о р о й  к р е с т ь я н и н. Великий судья, заступитесь за нас!

Х а й  Ж у й. Глашатай, объяви! Приказываю всем чиновникам в десятидневный срок вернуть крестьянам землю и имущество. В противном случае они понесут суровую кару.

Г л а ш а т а й. Слушаюсь.

К р е с т ь я н е (отбивая поклоны). Господин правитель — народный заступник. Пришли наконец к крестьянам Цзяннани светлые дни! Огромное вам спасибо за то, что облагодетельствовали нас. Мы начертаем ваш образ и с утра до вечера будем ему поклоняться! (Поют.)

Благодарствуем, великий судья!

Х а й  Ж у й. Стоит ли так горячо благодарить! Вы свободны, можете идти по домам.

Хун Алань и крестьяне, кланяясь, уходят.

Ч ж э н  Ю й  и  С я о  Я н ь. Позвольте и нам откланяться.

Х а й  Ж у й. Погодите. Начальник уезда У здесь?

С я о  Я н ь. Здесь.

Х а й  Ж у й. Ты брал взятки, тратил деньги из государственной казны, порочил имя чиновника. Признаешь свою вину?

С я о  Я н ь. Признаю!

Х а й  Ж у й. Отстраняю тебя от должности. Глашатай, сними с него чиновничью шапку.

Глашатай снимает шапку с Сяо Яня. Сяо Янь уходит.

Правитель области Сучжоу здесь?

Ч ж э н  Ю й. Здесь.

Х а й  Ж у й. Слыхал я, что службы ради вы не щадите сил. Отриньте же сомненья и тревоги.

Ч ж э н  Ю й. Благодарю. (Удаляется.)

Х а й  Ж у й. Более десяти дней решали это дело. Нынче же в трех уездах приводят в порядок оросительные каналы, необходимо очистить реку Баймаохэ, а также установить размер налогов. Тогда народ вздохнет свободнее. Воистину:

Появляются  с т р а ж н и к и. Глашатай со свитком под барабанную дробь зачитывает указ.

Г л а ш а т а й. Слушайте все! Чиновники и простолюдины! Наместник десяти областей Интяни правитель Хай именем закона повелевает чиновникам-тиранам вернуть крестьянам землю, отнятую силой. В противном случае их ждет суровое наказание.

Крестьяне, радостные, с песнями и танцами, уходят, глашатай и стражники тоже удаляются.

ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ Прошение о помиловании

Время действия: три дня спустя после описанных событий.

Место действия: областной ямынъ в Сучжоу.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Х а й  Ж у й.

Х а й  П э н.

С ю й  Ц з е.

С л у г и  С ю я.

С ю й  Ц з е  одет по-домашнему, в паланкине, в сопровождении слуг.

С ю й  Ц з е (поет).

Вот и ямынь. Слуга, доложи!

С л у г а. К господину Хаю пожаловал с визитом почтенный наставник Сюй.

Появляется  Х а й  Ж у й.

Х а й  Ж у й. А, это Сюй явился с ответным визитом. Что ж, раз пришел, проси.

С ю й  Ц з е. В благодарность за то, что вы посетили меня, я тоже решил нанести вам визит.

Х а й  Ж у й. Достоин ли я такой чести?! Прошу! Господин наставник, кажется, чем-то встревожен?

С ю й  Ц з е. Вы правы, весьма встревожен. (Поет.)

Х а й  Ж у й (поет).

С ю й  Ц з е. Господин Хай! У меня остался единственный сын, остальные все умерли. Имейте же состраданье к старику, будьте снисходительны. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Вот вы, наставник, любите своего сына. А подумали ли вы о Хун Алань? О муже ее, сведенном в могилу, о насмерть забитом свекре? Вспомнили хоть раз об остальных сиротах и вдовах, о родителях, у которых отняли детей? (Поет.)

С ю й  Ц з е. Да, да, великий Хай, вы правы. Я говорил так. Но из тюрьмы тогда вас вызволил, замолвил перед императором словечко. Некогда нас связывала дружба, вспомните об этом! (Поет.)

Х а й  Ж у й. Наставник Сюй, я помню, вы меня спасли, когда на мою голову пал гнев императора. Но я подал Доклад, потому что люблю свою страну и предан императору. Какое же тут преступленье? Сын ваш избивает людей, а после, чтобы откупиться, дает взятки. Вот и выходит, что я на пользу закона действую, а он — во вред. (Поет.)

С ю й  Ц з е. Верно! Верно! Я действительно так говорил. И вот сейчас готов отдать часть земли, чтобы искупить вину сына. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Касательно земли уже издан приказ. Всем чиновникам, захватившим крестьянскую землю, велено вернуть ее прежним владельцам. Ваша семья захватила двести тысяч му земли, согласно закону, вы вернете ее народу. (Поет.)

С ю й  Ц з е (про себя). Двести тысяч му! Двести тысяч! Землю вернуть, сына казнить! Проклятье! Гнев меня душит! Ты рассудка лишился, Хай Жуй! (Подходит к Хай Жую.) Эй, эй, почтенный господин, послушайте-ка, что я вам скажу. (Поет.)

Х а й  Ж у й (смеется). Шапки чиновника? Мне собственная голова не дорога, не то что шапка! Вот она! (Снимает шапку. Поет.)

Наставник Сюй, вот она, шапка, вот! Хай Жуй не только чиновник, но и опора Небу и Земле. Государственный Указ оглашен, без промедления верните землю!

С ю й  Ц з е. О Хай Жуй! А наша дружба! Вы ею пренебрегли?

Х а й  Ж у й. Хай Жуй не смеет ради личной дружбы поступиться великим законом империи!

С ю й  Ц з е. Нельзя ли смягчить Сюй Ину наказание?

Х а й  Ж у й. Вы сами говорили, что надобно закон блюсти и охранять порядок, перед законом все равны: бедняк и знатный. Раз преступленье налицо, преступника надо судить.

С ю й  Ц з е. А землю тоже непременно надо возвращать?

Х а й  Ж у й. Земля отнята силой, а это противоречит и разуму, и чувствам. Поэтому ее необходимо вернуть.

С ю й  Ц з е. Но хоть немного можно оставить?

Х а й  Ж у й. Нельзя. Закон незыблем, как гора!

С ю й  Ц з е. Смотри, Хай Жуй, как бы тебе потом не раскаяться.

Х а й  Ж у й. Все едино для меня: и жизнь, и смерть, и слава, и позор. Я никогда ни в чем не раскаивался.

С ю й  Ц з е. Значит, нашей дружбе конец?

Х а й  Ж у й. Конец!

С ю й  Ц з е. Ну что ж, Хай Жуй. (Поет.)

Х а й  Ж у й (поет).

Прошу!

Разгневанный Сюй Цзе уходит.

Так я и знал, что старик не смирится, придет и шум поднимет. Но и на этом, полагаю, он не успокоится. Поторопиться надо — решить пять самых важных дел: покончить с произволом, установить наказания для преступников, упорядочить налоги, улучшить систему орошения, возвратить крестьянскую землю и тем самым хоть немного облегчить заботы императора. (Декламирует.)

(Надевает шапку.) Ох уж эта шапка, шапка правителя! (Смеется.)

ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ Контрмеры

Время действия: следующий день.

Место действия: поместье Сюй Цзе в уезде Хуатин.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С ю й  Ц з е.

П е р в ы й  д р у г  семьи Сюев.

В т о р о й  д р у г  семьи Сюев.

У ч и т е л ь  семьи Сюев.

Появляются  д р у з ь я  семьи Сюев.

П е р в ы й  д р у г (декламирует).

В т о р о й  д р у г.

П е р в ы й  д р у г. Хай Жуй приказал вернуть землю крестьянам. Как быть?

В т о р о й  д р у г. Меня тоже об этом уведомили, и весьма строго. Видно, придется вернуть.

П е р в ы й  д р у г. В ней вся моя жизнь. Как же отдать?

В т о р о й  д р у г. Хм! Думаете, другим легче, чем вам?

П е р в ы й  д р у г. Вы куда идете?

В т о р о й  д р у г. К почтенному Сюю.

П е р в ы й  д р у г. Пойду и я к нему, посоветуюсь, как быть. Сын его приговорен к смертной казни, и старик поехал в управу к правителю Хаю просить о помиловании. Дождемся его возвращения. Наверняка привезет новости.

В т о р о й  д р у г. Пойдемте же.

П е р в ы й  д р у г. Вот и пришли. Есть кто-нибудь в доме?

Появляется  с л у г а.

С л у г а. А, это вы! Господин наставник еще не вернулся. Пожалуйста, пройдите в зал и подождите немного.

П е р в ы й  д р у г. Позовите учителя.

С л у г а. Слушаюсь.

Входит  у ч и т е л ь.

П е р в ы й  д р у г. Мы решили дождаться наставника.

В т о р о й  д р у г. Правитель Хай приказал вернуть землю крестьянам, чем навлек на себя гнев чиновников. Послушаем, что скажет наставник, когда вернется.

У ч и т е л ь. В приказе все ясно сказано, и обсуждению он не подлежит. Так что вряд ли наставник сможет дать какой-нибудь совет.

П е р в ы й  д р у г. Мало того, что приказ издал, так еще назначил приемный день для жалобщиков, и теперь чернь валом валит к нему с жалобами на нас, чиновников. Сей поступок его достоин всяческого порицания. Здесь и так народ привык сутяжничать, а правитель еще потакает этому, вот все и распоясались.

В т о р о й  д р у г. Как вы полагаете, учитель, есть надежда на помилование Сюй Ина?

У ч и т е л ь. Хай Жуй и господин наставник — старые друзья. Несколько дней назад Хай Жуй его посетил, а нынче наставник поехал к нему с ответным визитом. Возможно, правитель, памятуя их прежнюю дружбу, проявит снисходительность. Впрочем, это еще неизвестно.

П е р в ы й  д р у г. Не мог же Хай Жуй забыть, что господин наставник был первым министром при двух императорах.

Появляются  С ю й  Ц з е  и  с л у г и.

П е р в ы й  д р у г, в т о р о й  д р у г  и  у ч и т е л ь. Господин наставник вернулся!

С ю й  Ц з е. Вернулся. Гнев обуял меня, злость душит!

П е р в ы й  д р у г, в т о р о й  д р у г  и  у ч и т е л ь. Как, неужели Хай Жуй не сделал вам снисхожденья?!

С ю й  Ц з е. Какое там «снисхожденье»! И землю приказал вернуть, и сына не помиловал.

П е р в ы й  д р у г  и  в т о р о й  д р у г. Раз господин наставник ничего не смог сделать, что о нас говорить!

С ю й  Ц з е. Соблюдайте спокойствие. Сейчас все обсудим. Придумаем что-нибудь.

П е р в ы й  д р у г. Мы уже толковали и с областными чиновниками, и с уездными. Все в растерянности. Может быть, господин Сюй найдет выход. За деньгами дело не станет.

С ю й  Ц з е. Рубить — так под корень. Прежде всего надо его лишить должности, чего бы это нам ни стоило. Тогда мы снова станем хозяйничать в Поднебесной.

В т о р о й  д р у г. Есть выход! Я придумал: надо жалобу отправить императору и в жалобе той написать, что, мол, Хай Жуй простолюдинов подстрекает к клевете на знатных, нарушает местные порядки.

С ю й  Ц з е. Не годится. Пока жалоба до столицы дойдет, пока ее разберут, месяцы пройдут, а то и годы. Но, как говорится, дальней водой близкого огня не потушить.

П е р в ы й  д р у г. Хай Жуя надобно убить, кого-нибудь подкупим, и пусть разделается с ним.

С ю й  Ц з е. Ну, это еще хуже. Во-первых, ему подвластны войска; во-вторых, у него надежная охрана. В случае провала нам грозит суровое наказание.

П е р в ы й  д р у г  и  в т о р о й  д р у г. И так плохо, и эдак нехорошо. Выходит, мы в проигрыше?

С ю й  Ц з е. Что значит в проигрыше! Надо еще раз все хорошенько обдумать.

У ч и т е л ь. Господин наставник, я придумал план.

П е р в ы й  д р у г  и  в т о р о й  д р у г. Говорите же скорее!

У ч и т е л ь. Жалобу надо отправить, только сделать это быстро, через своих людей. У господина наставника есть при дворе знакомые, напишем им письмо, пошлем дары, пусть похлопочут за нас. А чтоб покончить с этим делом, подкупим чиновников-земляков и попросим их подать жалобу. Будем атаковать его извне и изнутри и выживем из этих мест. Так все решится в нашу пользу.

С ю й  Ц з е. Отлично! Это и называется «рубить под корень», и результата ждать недолго. Как говорится, воткнешь палку — тут же тень ложится. Не только надобно его изгнать отсюда, но сделать так, чтобы его разжаловали навсегда, чтоб не был он чиновником и впредь.

П е р в ы й  д р у г  и  в т о р о й  д р у г. И в самом деле, план хорош. Похлопочите же за нас, почтенный господин наставник.

С ю й  Ц з е (поет).

П е р в ы й  д р у г  и  в т о р о й  д р у г. Ну, раз решили, надо поспешить. Расходы все поделим поровну. Гонца пошлем не мешкая, чтоб к ночи был в столице.

С ю й  Ц з е. Решенье справедливо, я тотчас же сажусь писать письмо. Пошлем три тысячи золотых лянов. Две тысячи — главному евнуху, тысячу — столичным чиновникам-землякам. Нужно только выяснить, кто из них самый надежный.

В т о р о й  д р у г. Родственника моего, который служит при дворе, Дай Фынсяна, тоже заставляют землю возвратить. Так что он уж постарается для нас.

С ю й  Ц з е. Дай Фынсян — мой ученик, непременно похлопочет. Итак, быстрее надо посылать гонца в столицу.

В т о р о й  д р у г. Да-да. Пойду в дорогу собираться. Прощайте.

Друзья Сюй Цзе и учитель уходят.

С ю й  Ц з е. Ха-ха-ха!

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ Разжалование

Время действия: пять месяцев спустя после описанных событий.

Место действия: большой зал областного ямыня в Сучжоу.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Х а й  Ж у й.

Д а й  Ф ы н с я н, 50 лет, новый правитель Интяни.

С ю й  Ц з е.

С ю й  И н.

В а н  М и н ъ ю.

З н а м е н о с е ц  Д а й  Ф ы н с я н а.

С т р а ж н и к и, с о л д а т ы, с л у ж а щ и е  я м ы н я.

Г л а ш а т а й  Х а й  Ж у я.

Появляются  Д а й  Ф ы н с я н  в платье императорского посланника, с т р а ж н и к и, с о л д а т ы, с л у ж а щ и е  я м ы н я  с регалиями.

Д а й  Ф ы н с я н (декламирует).

Я, Дай Фынсян, назначен правителем областей Интяни. На днях наставник Сюй прислал письмо, просил скорей приехать. Спешу, спешу!

Дай Фынсян удаляется, входит  С ю й  Ц з е.

С ю й  Ц з е (декламирует).

Чиновник из отдела наказаний областного суда сообщил мне, что осенний вестник с императорскими указами должен прибыть со дня на день. Новый правитель Дай Фынсян уже выехал из столицы. Ради спасения сына поспешу-ка ему навстречу. (Сюй Цзе нахлестывает коня.)

Появляется  г л а ш а т а й.

Г л а ш а т а й. Присутствие открывается!

Входят  ч и н о в н и к и, с о л д а т ы, с т р а ж н и к и, Х а й  Ж у й.

Х а й  Ж у й (декламирует).

Эй, ввести преступников сюда.

Стражники вводят  С ю й  И н а  и  В а н  М и н ъ ю.

Высочайшее повеленье уже прибыло, и вы понесете заслуженную кару. (Разворачивает приговор. Декламирует.)

С ю й  И н  и  В а н  М и н ъ ю. Молим о пощаде, великий господин! (Кланяются.)

Х а й  Ж у й. Увести! В положенный час вас казнят.

Стражники уводят Сюй Ина и Ван Минъю, входит  з н а м е н о с е ц  Д а й  Ф ы н с я н а.

З н а м е н о с е ц. Я привез государев Указ.

Музыка, появляются  Д а й  Ф ы н с я н, С ю й  Ц з е.

Д а й  Ф ы н с я н. Императорский Указ гласит, что отныне Хай Жуй освобождается от должности правителя Интяни и ему надлежит вернуться в свое имение. На его место назначается Дай Фынсян. Быть посему.

Х а й  Ж у й. Многие лета императору! Дозвольте спросить почтеннейшего посланца, за какое преступленье разжалован Хай Жуй?

Д а й  Ф ы н с я н. Вы измываетесь над народом, притесняете чиновников.

Х а й  Ж у й. Это клевета! (Поет.)

Дозвольте спросить, когда прибывает новый губернатор?

Д а й  Ф ы н с я н. Он перед вами. Желаю здравствовать.

Х а й  Ж у й. Желаю здравствовать. Как новому правителю, я кое-что хочу сказать вам.

Д а й  Ф ы н с я н. Прошу вас, говорите.

Х а й  Ж у й (поет).

Д а й  Ф ы н с я н. Молчите! Вы отстраняетесь от должности за то, что притесняете чиновников и над народом издеваетесь. (Поет.)

Х а й  Ж у й. Кто посягнул?

Д а й  Ф ы н с я н. Вы.

Х а й  Ж у й. Да как вы смеете такое говорить! (Поет.)

Д а й  Ф ы н с я н. Что за гнусность! Как вы смеете поносить людей?

С ю й  Ц з е. Господа, не надо оскорблять друг друга. Хай Жуй, я пробовал уговорить вас по-хорошему — не злить народ, не обижать чиновников, но вы не вняли моему совету, упорствовали в своем заблуждении, вот вас и разжаловали. Послушайте же, что я вам сейчас скажу. (Поет.)

Х а й  Ж у й (поет).

С ю й  Ц з е. Кто строит козни?

Х а й  Ж у й. Вы! (Поет.)

С ю й  Ц з е. Вы чересчур многословны и упорствуете в своем заблуждении.

Г л а ш а т а й. Настало время исполнить императорский Указ.

Д а й  Ф ы н с я н, С ю й  Ц з е (испуганно). Какой указ?

Х а й  Ж у й. Казнить Сюй Ина и Ван Минъю.

С ю й  Ц з е. А! (Бледнеет и дрожит от страха.)

Д а й  Ф ы н с я н. Приказываю казнь отложить.

Х а й  Ж у й. Приказываю предать казни.

Д а й  Ф ы н с я н. Я теперь правитель и приказываю казнь отложить.

Х а й  Ж у й. Пока еще правитель я. Приказываю предать казни.

Д а й  Ф ы н с я н. Нельзя, господин Хай.

Х а й  Ж у й. Почему?

Д а й  Ф ы н с я н. Следуя наказу члена государственного совета сановника Ли и чиновника Фэна из управления церемоний, я заявляю, что наставник Сюй стар, имеет заслуги перед государством и сына его надобно помиловать. Вы обязаны выполнить императорский эдикт.

Х а й  Ж у й. Где он?

Д а й  Ф ы н с я н. Вскоре будет здесь.

Х а й  Ж у й. Ну, а сейчас?

Д а й  Ф ы н с я н. Сейчас я передаю устный приказ высших сановников смягчить наказание. Это также мой приказ.

Х а й  Ж у й. Вы не имеете права приказывать.

Д а й  Ф ы н с я н. Почему?

Х а й  Ж у й. Печать и символ власти пока еще в моих руках!

Д а й  Ф ы н с я н. Тогда прошу вас вручить их мне.

Х а й  Ж у й. Это невозможно. Прежде я должен выполнить полученный мною императорский Указ.

Д а й  Ф ы н с я н. Господин Хай! (Поет.)

Х а й  Ж у й. Ха-ха! (Поет.)

Д а й  Ф ы н с я н. Вы не боитесь казни?

Х а й  Ж у й. Стыдно бояться смерти тому, кто служит опорой Небу и Земле! Только бесчестный человек может нарушить закон корысти ради. (Поднимает жезл.) Привести приговор в исполнение.

Г л а ш а т а й (принимая жезл). Слушаюсь.

Глашатай уходит, раздаются три пушечных выстрела; Сюй Цзе падает на землю, Дай Фынсян, пораженный, застывает на месте. Хай Жуй передает ему большую печать.

Х а й  Ж у й. Вот печать, примите ее, господин Дай. А я удаляюсь.

Дай Фынсян стоит, опустив голову.

Х о р  и з-з а  с ц е н ы.

Саадала Ваннус СУЛТАН ЕСТЬ СУЛТАН, ИЛИ ЧТО ТОТ СУЛТАН, ЧТО ЭТОТ Игра в двух частях

Саадала Ваннус (род. в 1941 г.) — сирийский драматург. Окончил факультет журналистики Каирского университета. Получил диплом Сорбонны по театроведению.

В конце 60-х годов основал в Дамаске театральную труппу. Работал начальником ведомства театра и музыки Министерства культуры Сирии и редактором детского журнала «Усама». В настоящее время — главный редактор журнала «Аль-Хайят аль-Масрахийя» («Театральная жизнь») и руководитель Экспериментального театра в Дамаске.

Автор нескольких одноактных пьес, объединенных в сборнике «Сказки труппы, состоящей из статуй» (1965). В последующие годы написал и поставил еще пять пьес: «Вечер, посвященный Пятому июня» (1968), «Слон, ваше величество» (1969), «Голова мамлюка Джабера» (1970), «Вечер с Абу Халилем аль-Каббани» (1973), «Султан есть султан, или Что тот султан, что этот» (1977), обработал и перевел ряд пьес зарубежных драматургов, написал ряд теоретических статей о проблемах нового арабского театра. На русском языке публикуется впервые.

Перевод с арабского Т. Путинцевой и Т. Муазена.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С у л т а н.

В е з и р.

П а л а ч.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и.

М а й м у н.

А б у  А з а  а л ь-М у г а ф а л ь.

У м  А з а, его жена.

А з а, его дочь.

А р к у б, его слуга.

Ш е й х  Т а х а, мулла.

Ш а х б е н д е р, глава торговцев.

У б а й д.

З а х е д.

Место действия — вымышленное государство.

Время действия — все времена.

ПРОЛОГ

Действующие лица появляются на сцене как труппа бродячих актеров. Весело, оживленно, жестикулируя с ловкостью цирковых фокусников и акробатов, они на глазах у зрителей начинают переодеваться в костюмы своих персонажей. Так на сцене возникают  с у л т а н, в е з и р, п а л а ч, н а ч а л ь н и к  с т р а ж и, М а й м у н, А б у  А з а  а л ь-М у г а ф а л ь, У м  А з а, А з а, А р к у б. Два актера, изображающие  ш е й х а  Т а х у  и главу торговцев  Ш а х б е н д е р а, идут в глубину сцены и занимаются там куклами, висящими на веревках. На авансцену выходят  У б а й д  и  З а х е д — они руководят всем спектаклем.

У б а й д (перекрывая шум и голоса остальных). Все это — игра!

А б у  А з а. Это игра!

С у л т а н. Мы просто играем!

Некоторое время все действующие лица на разные голоса перебрасываются этими словами. Затем Убайд громко стучит в пол палкой, которую держит в руках. Все умолкают.

У б а й д. Ну как, готовы?

Г о л о с а (в беспорядке). Да. Все готовы! Давайте начинать!

П а л а ч. Можно мне спросить? Я кого играю — палача или стражника?

З а х е д. А тебе не все равно?

П а л а ч. Да у меня в руках топор, а не меч.

У б а й д. Ладно. Будешь палачом. (Обращаясь ко всем.) Ну что, начнем?

Действующие лица разделяются на две группы. Первую из них составляет около себя Захед — это Аркуб, Абу Аза, Ум Аза и Аза. Вокруг Убайда собираются султан, везир, палач, начальник стражи, Маймун. Группы становятся друг против друга.

Ш е й х  Т а х а  и  Ш а х б е н д е р. Нам куда?

У б а й д. А мулла шейх Таха и глава торговцев Шахбендер пусть отойдут в сторону и водят куклы.

Шейх Таха и Шахбендер возвращаются на прежнее место в глубине сцены и снова начинают заниматься куклами. Убайд и Захед отходят в другой угол сцены.

(Стучит палкой.) Итак…

А р к у б (за ним стоит первая группа). Можно начинать.

П а л а ч (за ним стоит вторая группа). Нельзя начинать.

А р к у б. Можно!

П а л а ч. Нельзя!

А р к у б. На борьбе между «можно» и «нельзя» строилась вся история человечества. Мы нищие, бродяги, голодранцы — нас называют по-всякому. И мы никогда не устаем добиваться того, что «можно».

П а л а ч. А мы, сильные мира сего? Короли, принцы, султаны, господа. Нас тоже называют по-всякому. И мы тоже не устаем запрещать то, что «нельзя».

А р к у б. Мы так стараемся.

П а л а ч. И мы стараемся.

А р к у б. Вот так все и стараются в течение веков. И вот… (Запнувшись, бессильно опускает руки.) Здесь долго объяснять нечего. Главное, что наша доблестная страна установила для себя незыблемый принцип — разрешается ровно столько же, сколько запрещается. А для баланса между благополучием и благонадежностью…

А р к у б. Воображать…

П а л а ч. Можно.

А р к у б. Фантазировать…

П а л а ч. Можно.

А р к у б. Мечтать…

П а л а ч. Можно, но… осторожно.

А р к у б. Но чтобы мечты осуществлялись…

П а л а ч. Нельзя.

А р к у б. А фантазии превращались в действительность…

П а л а ч. Нельзя.

А р к у б. Или чтобы воображение приводило к беспорядкам…

П а л а ч. Нельзя.

А р к у б. Вот так и возник в нашей славной стране принцип «разрешается столько же, сколько запрещается».

М а й м у н. Тогда представим себе воображаемое государство…

А з а. И нафантазируем некую историю…

С у л т а н. Да-да, пусть все это будет воображение и фантазия.

А р к у б. И начнем мечтать. У каждого из нас своя мечта, и она не оставляет нас, как тень. (Кричит.) Давайте мечтать! Мечтать можно!

П а л а ч. Но… осторожно.

А р к у б. Нет-нет, это же просто отдельные мечты, которые не осуществляются и не имеют никакого значения. Так что мечтайте! Мечтать можно!

Все действующие лица рассыпаются по сцене и наперебой начинают рассказывать о своих мечтах.

А б у  А з а (завертевшись как безумный, напевает и пританцовывает).

У м  А з а (грубо толкает его). Совсем рехнулся! Ты бы сначала выбросил дурь из головы.

А б у  А з а.

У м  А з а (рассудительно). Ну а мне что делать? Кому жаловаться? Муж-то у меня совсем никудышный, бездельник и пьяница. Да и компания у него — одни проходимцы, их теперь больше, чем приличных людей. Обобрали его, разорили и по миру пустили. Все мы продали, осталась только крыша над головой да пара циновок. Ну и долгов по горло. А он до горячки допился, все бредит. Дочка у нас единственная, так ее теперь ни один хороший человек замуж не возьмет. Кому мне жаловаться? Если б я могла, поговорила бы с султаном. Может, он помог бы нам, вытащил бы нас из этой пропасти.

А б у  А з а.

А р к у б. Ну что ж, пусть он мечтает… Мечтать дозволено всем.

В е з и р. Я везир Барбир, по прозвищу Опасный. У меня одна мечта — всегда быть рядом с султаном. Помогать ему своими советами, своею выдумкой, управлять политикой и законами страны.

С у л т а н. А я — тот, кем все мечтали бы быть. Я сам султан! Так о чем же мне еще мечтать? (Грустно.) Не о чем. Мне ничего не нужно, и от этого я так скучаю, везир. (Уходит.)

В е з и р. Я — ваша тень, которая всегда следует за вами. (Уходит вслед за султанам.)

М а й м у н. Меня зовут Маймун. Я охраняю султана, его опочивальню и его тронный зал. Моя заветная мечта — чтобы мой повелитель султан хоть мельком вспоминал обо мне, когда ему скучно.

А з а (застенчиво, с мечтательным взглядом, в то время, как Аркуб влюбленно смотрит на нее). Он явится из далекой страны. Проникнет в город как ветер или ворвется как шторм. Лицо его будет словно соткано из солнца и мрамора, а глаза его засверкают как удар кинжала. Все мужчины испугаются его горящих глаз и разбегутся по домам. Улицы опустеют… В городе исчезнут глупость и пошлость, насилие и унижение. А он помчится как ветер или как шторм по улицам, пока не найдет меня. И тогда лицо его станет как светлый луч, а глаза — как ласковая мокрая трава. И мы не скажем друг другу ни слова, ибо его желание встретится с моим желанием. И мы соединимся, как две пряди волос в одной косичке и уйдем далеко-далеко, не знаю куда. Далеко-далеко… Туда, где воздух чист, а жизнь радостна. Где все люди равны и никто не страдает от голода и унижения. Я не знаю, где это. Но далеко-далеко… И я жду его, жду и никогда не устану ждать.

А б у  А з а (поет и пританцовывает).

А р к у б. Мечтайте! Мечтайте все!

П а л а ч. Слабонервные люди думают, что отрубать головы — это противное ремесло. Ну а некоторые трусишки даже думают, что палачи, такие, как я, страдают бессонницей. Но я вам скажу точно, а я знаю, что говорю, — это ремесло пьянит и наполняет восторгом. Ну разве не наслаждение видеть, как опускается топор и голова скатывается вниз, а кругом фонтаны крови! Да это неописуемое наслаждение. Султан однажды сам испробовал — не знаю уж, как ему это взбрело в голову, — совершить казнь своими руками, так я по его лицу видел, что и он испытал то же самое. Если бы я не был палачом, уж и не знаю, кем бы я мог еще быть.

А р к у б. А Аркуб, о чем он мечтает?

А б у  А з а (продолжая вертеться и напевать).

А р к у б (показывая на Абу Азу). Это мой хозяин. А я его слуга. На службу я к нему поступил еще тогда, когда он был богат. А когда дела его пошли вкривь и вкось, я не бросил его. Он давно уже ничего мне не платит. И то, что я сам накопил, тоже забрал — вроде в долг, говорит. У меня, конечно, все это записано, но мне самому очень странно, что я остался у него. А то, что он мой хозяин, а я у него слуга — просто смешно. Все говорят, что я еще дурее его. Правда, некоторые считают, что я остался у него из благородства. Но я не так уж глуп и не так благороден, как они думают. Здесь вся штука в том, что я влюблен в дочку моего хозяина. Если бы я его сейчас бросил, то, значит, и с ней распростился бы, и денежки — пиши пропало. А так долг его мне все растет и растет, растет и растет, пока не превратится в приданое для его дочки. А что ему тогда останется делать? Деньги он мне вернуть не сможет, вот и придется дать согласие на брак. Я своего добьюсь. И тогда уж обниму мою Азу наяву, а не в каких-то там мечтах.

А б у  А з а. Аркуб! За мной!

(Уходит.)

А р к у б (идет за ним). Ничего, когда-нибудь ты за мной пойдешь… (Оглянувшись, кричит.) А вы мечтайте, мечтайте! Мечтать разрешается! (Уходит.)

Ш е й х  Т а х а  и  Ш а х б е н д е р (вместе). А мы — из мечети и с базара. Все нити жизни у нас в руках.

Ш е й х  Т а х а. Одна нить — религия, она держит весь народ.

Ш а х б е н д е р. Другая — еда, торговля, она тоже держит весь народ.

Ш е й х  Т а х а  и  Ш а х б е н д е р (вместе). Мы правим даже дворцом, султаном и всей политикой. И будем править всегда. (Уходят, играя куклами на веревках.)

Убайд при помощи Захеда начинает прилаживать себе горб на спину и принимает облик нищего горбуна. Захед перебрасывает себе через плечо толстую веревку, которой обычно пользуются носильщики.

У б а й д. А мы… нам лучше придержать язык за зубами и не высказывать то, что у нас на уме.

З а х е д. Мы лучше останемся в сторонке. Так оно и бывает в жизни.

У б а й д. Один раз появимся здесь, другой — там. Но это так, вне игры.

Слышится свисток стражи.

З а х е д. Бежим.

Они скрываются. Появляется  н а ч а л ь н и к  с т р а ж и, осматривает сцену, будто преследуя кого-то, и уходит.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Картина первая

Плакат: «Когда султану скучно, он вспоминает о том, что подданные его веселы и забавны»^[27].

Тронный зал во дворце султана. Несколько ступеней, покрытые дорогим бархатом, ведут к площадке, на которой стоит трон — огромное роскошное кресло из черного дерева и слоновой кости, отделанное золотом и кораллами, на подлокотниках трона — головы драконов с красными языками. Вокруг пустота, в которой нет ничего реального, человеческого. Тронный зал — это холодное, голое пространство. Лишь позади трона — дверь, ведущая в опочивальню султана.

С у л т а н  сидит на троне в массивном царственном наряде. Собственно, наряд этот похож скорее на футляр, который не просто покрывает султана, но и придает ему определенную форму, образуя его величественную фигуру. Огромная мантия, вытканная из золотых и серебряных нитей, кажется неподвижной, чалма, посреди которой, словно головешка в костре, горит огромный рубин, спускается на лоб султана почти до бровей. Султан потонул в этом наряде, и тоненькая его рука вяло держит тяжелый жезл. Рядом стоит  в е з и р, он тоже как бы засунут в футляр своего пышного наряда, из которого виднеется лишь одна голова. Вдали у двери, опустив голову, стоит  М а й м у н. Рядом с ним — д в о р ц о в ы й  х о р. Движения персонажей в этой сцене скупы и автоматичны, что вместе с пустотой тронного зала создает атмосферу бездушия и застывшего холода.

Х о р (поет).

Лицо султана выражает беспробудную тоску. Жестом он приказывает хору замолчать. Хор умолкает с такой внезапностью, с какой выключается приемник.

В е з и р (хору). Можете уходить.

Хор тихо расходится. Маймун стоит в прежней позе, опустив голову. Неловкое молчание.

Не хочет ли великий султан просмотреть некоторые срочные дела?

С у л т а н. Когда у меня плохое настроение, никаких срочных дел быть не может.

В е з и р. Да ниспошлет вам аллах хорошее настроение.

Пауза.

С у л т а н. Маймун, помассируй мне пальцы.

М а й м у н (с молитвенным видом, опустив глаза, приближается к султану). Какую честь, о великий султан, дарите вы своему ничтожному рабу… (Становится на колени перед троном, осторожно, словно это драгоценнейший из камней, берет руку султана и начинает ее массировать.)

Молчание.

В е з и р. Вчера собиралась местная знать, чтобы обсудить некоторые детали предстоящего празднования в честь очередной годовщины вашего восшествия на престол.

С у л т а н. Неужели им еще не надоело думать о чем бы то ни было?

В е з и р. Их тревожат некоторые проявления вашей мягкости, великий султан, и они боятся, что это может стать опасностью и для вас и для них.

С у л т а н. Их султан уже преодолел все опасности, и его не волнуют пузырьки, которые поднимаются над тихой гладью государства.

В е з и р (нерешительно). И все-таки… День праздника восшествия на престол приближается. Следует принять кое-какие меры.

С у л т а н (задумывается). Годы идут и идут, а я все торчу на этом троне.

В е з и р. Ваше правление столь благословенно. Мы разукрасим страну, как невесту, и устроим праздник, равного которому еще не было. Наши эмиры, богачи и торговцы уже приготовили подарки к этому историческому дню. Ювелиры принесут статую султана, сделанную из чистого золота и драгоценных камней. А торговцы шелком оденут все шествие…

С у л т а н (резко перебивая). Ты что, хочешь меня этим удивить или считаешь, что я недостоин этих ничтожных подношений?

В е з и р. Не приведи аллах!

С у л т а н. Таких султанов, как я, наша страна уже перевидала предостаточно.

В е з и р. Но все они, включая и ваших предков, по сравнению с вами лишь жалкие тени, исчезающие при вашем свете. Кто из султанов сидел на этом троне так долго? Кто из султанов способен был обеспечить стране такой порядок и расцвет? Кто из султанов был таким султаном, как вы?

С у л т а н. Порою мне кажется, что эта страна меня недостойна. (Помолчав.) Маймун, даже лучшие из моих жен могут позавидовать твоим нежным пальцам.

М а й м у н. Пальцы становятся нежными, когда они прикасаются к драгоценностям…

С у л т а н (пытаясь отнять руку). Ну вот, все уже прошло.

Маймун с влюбленным видом продолжает массировать.

(Резко выдергивает руку.) Ну довольно, я сказал!

М а й м у н (испуганно вскакивает и отходит к дверям). Простите, великий султан.

С у л т а н (встает с трона и спускается по ступеням вниз). Мне ужасно скучно, и настроение прескверное.

В е з и р. Почему бы вам не пойти в гарем? Там у вас сотни невольниц, и каждая из них — образчик красоты.

С у л т а н. Оставь меня в покое. Не хочу в гарем. Там я чувствую себя так, словно тону в мыльной пене.

В е з и р. У эмира Уардшаха сегодня собирается цвет нашей знати. Быть может, вас развлечет быть жемчужиной этого вечера.

С у л т а н. Знаю я такие вечера. Мне придется обсуждать с ними государственные дела. Какое уж тут развлечение!

В е з и р. Хотите, я вызову учителя шахмат?

С у л т а н. Все равно я знаю, что выиграю у него.

В е з и р. А может, пригласить шутов?

С у л т а н. Их шутки меня уже не смешат. А мне очень хочется повеселиться. Поиздеваться над кем-нибудь, что ли. Да, вот, пожалуй, то, что мне нужно. Всего-навсего над кем-нибудь поиздеваться, жестоко и беспощадно.

В е з и р. Ваш верный везир готов принять любые издевательства великого султана с поклоном и удовольствием.

С у л т а н. Ты-то? Нет. Поиздеваться над тобой — ничего не убавит, не прибавит. Мне нужно что-нибудь похитрее, поизощреннее. Я бы поиздевался над всей страной, над всем народом. (Задумчиво шагает по залу, затем поворачивается к Маймуну.) Маймун! Ты можешь исчезнуть.

М а й м у н. Слушаю и повинуюсь! (Исчезает.)

С у л т а н. А не отправиться ли нам в город?

В е з и р. Вот этого я ждал и боялся. Умоляю вас, повелитель, найдите себе другое развлечение.

С у л т а н. Не хочу другого развлечения. А чего ты так боишься всякий раз, когда я хочу погулять по городу?

В е з и р. Не знаю. Простите меня, великий султан. Но эти прогулки с переодеванием всегда тревожат меня. Даже когда мы возвращаемся обратно, я потом долго не могу прийти в себя.

С у л т а н. Ты боишься, что мы потеряем трон и везирство?

В е з и р. Какой предатель смел бы так думать! Нет, я далек от этой мысли, но жители города как лягушки, им не надоедает квакать. Вы, может быть, заметили, что по пути нам встречаются лишь те, кто ворчат и жалуются. У неблагодарных людей языки длинные. Боюсь, как бы их ядовитая слюна не задела моего повелителя, и тогда у него настроение испортится еще больше и зажжется гнев в груди. Не лучше ли нам положиться на стражу, она донесет нам все в точности — кто куда направился, кто что сказал, кто что подумал. Так зачем же вам, мой повелитель, идти в город самому и соприкасаться там с грязью и зловонием?

С у л т а н. Затем, что это всегда развлекало меня. Когда я вижу, как эти маленькие человечки вертятся там вокруг жалкой монетки или куска хлеба, меня охватывает необъяснимое наслаждение. Эта мелочная жизнь настолько забавна и смешна, что ничего подобного не способен придумать ни один придворный шут. Но сегодня у меня другой план. Я хочу посмеяться надо всей страной и кое-что придумал. Принеси мне одежду простого горожанина, везир.

В е з и р. Вы действительно хотите…

С у л т а н. Я приказываю, и этот приказ не подлежит ни обсуждению, ни ослушанию.

В е з и р (хмуро). Слушаю и повинуюсь. (Скрывается за дверью, ведущей в опочивальню султана.)

С у л т а н (задумчиво ходит по залу). То-то будет весело! Вот уж я посмеюсь! Буду смеяться до тех пор, пока не пройдет эта невыносимая тоска в груди. (Злобно стучит жезлом по полу.) И тогда, может быть, я расскажу об этом в своей речи во время предстоящего празднества.

На стук быстро входит  М а й м у н.

М а й м у н. К вашим услугам, мой повелитель.

С у л т а н. Маймун, у меня как будто снова онемели пальцы. (Протягивает ему руку.)

Маймун, преклонившись, с трепетом и обожанием прикасается к пальцам султана.

Сегодня я, кажется, очень рано лягу спать.

М а й м у н. Спокойного вам сна. Приятнейших сновидений.

С у л т а н. Если моя любимая жена спросит обо мне, скажи, что я устал и не хочу, чтобы меня беспокоили.

М а й м у н. Я не замедлю передать ей ваше повеление.

С у л т а н. А утром, с восходом солнца, ты разбуди меня. Начни массировать мне ноги. Только очень осторожно. Я не хочу пробуждаться резко.

М а й м у н. Я превращусь в дуновение ласкового ветерка, мой повелитель.

Появляется  в е з и р.

С у л т а н (заметив везира). А теперь ты можешь исчезнуть.

М а й м у н (поднимается). Слушаю и повинуюсь. (Исчезает.)

В е з и р. Может быть, вы передумаете?

С у л т а н. Твой загородный дворец готов?

В е з и р. Он всегда готов к приему великого султана.

С у л т а н. Прикажи, чтобы туда привезли все, что следует, а потом исчезли. Знаешь, куда мы пойдем?

В е з и р. Куда вам будет угодно, мой повелитель.

С у л т а н. Помнишь, мы как-то встретили одного чудака, который мечтает стать султаном, чтобы…

В е з и р. …чтобы отомстить всему свету за свои неприятности?

С у л т а н. Он самый. Как его зовут?

В е з и р. Кажется… кажется, Абу Аза аль-Мугафаль.

С у л т а н. Вот к нему мы и отправимся сегодня вечером. Ты увидишь, какую потеху затеял твой султан. Только я хочу, чтобы никто ничего не знал об этом. Маймун будет думать, что я отправился спать в опочивальню. А мы выйдем через подземный ход, который уведет нас далеко от дворцовых стен.

В е з и р. А стража… разве не пойдет с нами?

С у л т а н. Ни одного человека.

В е з и р. Но в прошлый раз стражники издали следили за нами. Нужна осторожность, великий султан.

С у л т а н. Я сказал — ни одного человека. Помоги мне переодеться.

В е з и р (помогает султану снять его массивный роскошный наряд). Что чувствует мой повелитель, когда этот величественный наряд сползает с его плеч?

С у л т а н. Облегчение.

В е з и р. И больше ничего?

С у л т а н. Что за вопрос? Конечно, нет. (Постепенно обнажается.)

В е з и р (раздевается сам). А я, признаюсь, когда снимаю свою одежду, то ощущаю какую-то слабость и бессилие. Вам это может показаться смешным, но мне кажется, ноги у меня делаются ватные и почва уходит из-под них.

С у л т а н. Ты, верно, и дня бы не прожил, если бы потерял пост везира. Где штаны?

В е з и р. Вот они.

Продолжают переодеваться.

Затемнение.

Интермедия

Плакат: «Теперь весь народ вынужден жить переодетым».

На окраине города. Опершись о палку, стоит  У б а й д; на спине у него большой горб. Осторожно, украдкой он озирается по сторонам, кого-то ищет. Через некоторое время появляется  З а х е д  в одежде носильщика.

У б а й д. Я уже начал бояться, что ты заблудился.

З а х е д (весело рассматривая его). Клянусь честью, я бы тебя не узнал, если бы встретил случайно на улице.

У б а й д. Главное, чтобы меня не узнала стража.

З а х е д (пристально вглядываясь ему в лицо). А этот синяк?

У б а й д. Синяк настоящий. А что, заметно?

З а х е д. Еще бы, он совсем синий и опух.

У б а й д. Значит, еще одна небесполезная деталь.

З а х е д. Ты что, дрался?

У б а й д. Просто анекдот. Шел по базару, а у одного торговца яблоки в корзине лежали, такие красивые, аппетитные… Ну я и сунул себе пару яблок в мешок. А он заметил да как кинулся на меня. Убежать не могу, а в драку лезть боюсь — стражу позовут. Вот и пришлось дать себя поколотить, пока какие-то добрые люди не сжалились надо мной и не отбили меня. (Улыбается.) А яблоко-то у меня все равно одно осталось.

З а х е д. Ты сумасшедший, так рисковать из-за какого-то яблока. А представляешь, если бы тебя забрали, стали допрашивать и выяснили, что ты и есть именно тот, кого ищет вся городская стража.

У б а й д. Я же не для себя старался. Я подумал об Азе, и мне так захотелось преподнести ей яблоко.

З а х е д. Так можно погубить себя.

У б а й д. Ты же знаешь, как дорога мне эта девушка. Если бы не она, я бы не знал, куда мне деваться. У братьев я появиться не могу, а мечети кишат переодетой стражей. Аза уговорила свою маму приютить меня, она очень ласкова со мной и так любит слушать мои рассказы. У них мне живется спокойно, только вот слуга все дело портит. Он меня терпеть не может, злится все время. Боюсь, как бы он не доставил мне каких-либо неприятностей.

З а х е д. Значит, ты не смог привлечь его к себе. А жаль. Такие, как он, должны быть с нами.

У б а й д. У слуг положение двойственное. Конечно, логически они должны быть с нами, но на самом деле — ничего подобного. Жизнь господ очаровывает и привлекает их. И они колеблются между униженным повиновением и тайным желанием быть копией своих хозяев. Однако мы встретились не для того, чтобы обсуждать эти вопросы. Ну, что там у тебя?

З а х е д. Нам удалось найти одно местечко, где мы могли бы регулярно встречаться.

У б а й д. Хорошая новость. Ты известил всех?

З а х е д. Почти.

Вдалеке появляется  п р о х о ж и й. Убайд, заметив его, толкает Захеда и принимает прежнюю позу.

У б а й д (тоном нищего). Да сохранит аллах вас и детей ваших…

З а х е д (увидев прохожего, подыгрывает). Пусть тебе сам аллах и подает. (Отходит в сторону.)

Прохожий приближается к Убайду.

У б а й д (причитает). Милостыня это как зерно, а от зерна рождается семь всходов. (Когда прохожий поравнялся с ним, Убайд хватает его за полу накидки.)

П р о х о ж и й. Фу, оставь меня!

У б а й д. Да сохранит аллах детей ваших, да откроет он перед вами добрую дорогу.

П р о х о ж и й (с отвращением отталкивает его). Сказал, оставь меня. (Удаляется, ворча.) Скоро доживем до того, что милостыню будут просить с ножом у горла. (Уходит.)

Захед снова подходит к Убайду.

У б а й д (смеется). Доживем, доживем, осталось недолго.

З а х е д. До чего доживем?

У б а й д. Этот человек тут напророчил, что когда-нибудь милостыню будут просить с оружием в руках.

З а х е д. Тогда и нищих не будет.

У б а й д. И нам не надо будет скрываться. Ну, говори скорее дальше, а то сейчас настанет час молитвы, появится много прохожих.

З а х е д. С текстом обращения все согласны. Абдалла его размножит. К празднованию дня восшествия на престол все будет готово.

У б а й д. А как его распространять?

З а х е д. Разбросаем по всем улицам, это нетрудно. Но вот многие думают, что в этот день можно было бы добиться чего-нибудь посерьезнее…

У б а й д. Чего? Покричать «Долой султана!» и всем дружно отправиться за решетку?

З а х е д. В народе столько сейчас накипело недовольства и разочарований, что достаточно было бы одного шага. И тогда зашатается трон, а перед нами откроются новые возможности.

У б а й д. Правильно. Народ устал от нищеты и дрожит от страха, но время еще не пришло. Передай всем, кто сомневается. У султана сейчас один выход — усилить пытки и казни. Нам нужно действовать тайно, чтобы избежать жертв. А вот когда окрепнем, то выступим — ни раньше, ни позже.

Слышится голос муэдзина. Вдали показываются  д в о е  п р о х о ж и х.

У меня есть еще разговор — о том, как нам действовать в дубильне. Но здесь становится опасно. Послезавтра у восточного кладбища. (Тоном нищего.) Да сохранит аллах вашу молодость…

З а х е д (дает ему милостыню). На закате солнца… (Уходит.)

Двое прохожих приближаются.

У б а й д. Подайте милостыню несчастному инвалиду. Да поможет аллах вам и вашим детям…

Затемнение.

Картина вторая

Плакат: «В доме Абу Азы аль-Мугафаля смешались реальность и иллюзии».

Большой дом в типично арабском стиле. В глубине две двери, ведущие в комнаты. Направо широкая дверь — с улицы. А з а  зажигает два светильника, висящие на стене. Затем идет в левый угол комнаты, где лежит старый разорванный матрац и аккуратно поправляет его. Сзади к ней подходит  А р к у б. Вдали слышится хриплый голос Абу Азы, напевающий: «Был бы я султаном в нашем государстве, всех без промедленья я б в кулак зажал…»

А р к у б. Красавица звала меня?

А з а (удивленно и сухо). Никого я не звала.

А р к у б. А мне послышалось, будто кто-то так нежно-нежно позвал меня: «Аркуб».

А з а. Это тебе показалось.

А р к у б. Красавица ничего не хочет, приказать мне?

А з а. Мне ничего не нужно.

А р к у б. Сердце у меня разрывается, когда я вижу, как ты пачкаешь свои ручки из-за этого проклятого горбуна.

А з а. Насчет моих рук ты не беспокойся, а о нем не смей плохо говорить.

А р к у б. Субханалла!^[28] Да я терпеть его не могу!

А з а. За что же это?

А р к у б. С тех пор, как он появился в этом доме, у моей черноглазой красавицы взгляд стал какой-то рассеянный и затуманенный. Околдовал он тебя, что ли, ты так заботишься о нем. Впрочем, я не удивлюсь, если он и в самом деле окажется колдуном.

А з а. Аркуб! Как тебе не стыдно? Он же больной человек.

А р к у б. Больной? А я, по-твоему, здоров? Почему ты не пожалеешь меня?

А з а. Что с тобой?

А р к у б. И это спрашивает та, что разбила мне сердце. Будто ты сама не знаешь, что со мной! Да у меня горб побольше, чем у него, только он здесь, в груди, и давит мне на самое сердце.

А з а (еще более сухо). Ты опять?

А р к у б. Да я просто умираю от твоего равнодушия. Не ем, не сплю…

А з а. Я тебе говорила уже много раз — ничего не хочу слушать.

А р к у б (приближается к ней, его движения и голос неестественны). Ах, огонь страсти сжигает все у меня внутри. Ну пощади меня! В твоей талии моя болезнь и мое исцеление! (Пытается обнять ее.)

А з а (в гневе отталкивает его). Ты с ума сошел?

А р к у б. А разве такая прелесть не способна свести с ума?

А з а. Убирайся сейчас же или я позову отца.

А р к у б. Ты все равно будешь моей, Аза, рано или поздно.

А з а. Я скорее умру. Если я сейчас позову отца, то он сломает палку о твою спину.

А р к у б (изображая гнев и обиду). Это твой отец-то? (Напевает издевательским тоном.)

А з а (с горечью). И откуда только в тебе столько наглости, Аркуб!

А р к у б. От твоего равнодушия и твоих капризов.

Г о л о с  А б у  А з ы. Аркуб! Где ты, Аркуб?

А р к у б. Вот хозяин и сам меня зовет. (Уходит.)

А з а (хватается за голову, в отчаянии). О аллах, как можно жить в таком аду! (Уходит внутрь дома.)

Появляются  А б у  А з а  и  А р к у б.

А р к у б. Что вам угодно, хозяин?

А б у  А з а. Поди-ка сюда. (Озирается по сторонам.) Мне послышались чьи-то голоса… Что, эта женщина еще не вернулась?

А р к у б. Какая женщина? А, хозяйка? Нет еще.

А б у  А з а. А ты где пропадал?

А р к у б. По нужде ходил.

А б у  А з а. Нашел время. Ты пропустил важный момент — сейчас твой хозяин восходил на трон.

А р к у б. Когда?

А б у  А з а. Только что. Во сне.

А р к у б. У вас даже лицо вспотело. Устали, наверное?

А б у  А з а. С чего бы это?

А р к у б. Ну раз на трон лазали. Трон-то, верно, высокий, к нему по лестнице подниматься надо, а лестницы крутые да винтовые, как на минарет.

А б у  А з а. Дурак ты, Аркуб!

А р к у б. Зато вы уж очень умный, хозяин.

А б у  А з а. Впрочем, оно и понятно. Откуда тебе, невежественному парню, знать, как восшествуют на трон. Ты, видно, думаешь, что это все равно, что на крышу залезть. Но если бы ты видел этот трон. С обеих сторон стража стоит, как два ряда тополей, и между ними по роскошному ковру я парил, будто птица. А за мной — все государственные деятели, а передо мной — хор. Когда я взошел на трон, все сразу согнулись в поклоне и воцарилась тишина. Великий момент!

А р к у б. И в этот великий момент вы забыли обо мне хозяин? Так-то вы вознаградили меня за долгую службу! Не могли меня подождать?

А б у  А з а. Дурак ты. В таких делах не ждут и не торопят.

А р к у б. Только не говорите, что, пока я справлял нужду, вы себе уже и везира назначили.

А б у  А з а. Не волнуйся, Аркуб. Везира у меня еще нет.

А р к у б (кидается ему на шею). Вы возвращаете меня к жизни, хозяин! Теперь назначайте скорее. Лучше меня во всей стране везира не найти.

А б у  А з а. А я все еще не решаюсь.

А р к у б. Почему, хозяин?

А б у  А з а.

А р к у б. Избави аллах! Неужели вы хотите меня погубить ради какой-то дурацкой рифмы?

А б у  А з а. Такая рифма вполне достойна пера султана. Но знаешь, почему я колеблюсь? Я, конечно, ценю твою преданность, но боюсь, что для поста везира ты не подходишь. Уж слишком ты простого происхождения. А везир должен быть знатен, богат, благороден. Ты не обижайся, дружок, но ведь ты же простой смертный, такой же, как все.

А р к у б. Как все… А сами-то вы кто? Спуститесь на землю. Или, может, вам кажется, что вы сидите на груде золота? (Делает вид, что уходит.)

А б у  А з а. Я? Эй, постой, куда ты?

А р к у б. Пойду поищу ваше знатное происхождение и мое тоже.

А б у  А з а. Пойди сюда.

А р к у б. Отстаньте.

А б у  А з а. Хозяин приказывает тебе подойти.

А р к у б. Ну что еще?

А б у  А з а. Поближе. Вот ты рассуждаешь о моем происхождении. А посмотри на меня внимательнее. На лицо, ну…

Аркуб берет голову Абу Азы за уши и грубо вертит ею из стороны в сторону.

Ну что ты там видишь?

А р к у б. Что я вижу? Хмельные глаза… Желтую кожу, пьяную рожу, нечесаную бороду…

А б у  А з а (разозлившись). Оставь мою бороду в покое. А ты не видишь разве, что мое лицо отмечено царственной печатью, признаком того, что я должен быть султаном?

А р к у б. Нет, не вижу. Вот признаки болезни и близкой кончины…

А б у  А з а (в гневе отталкивает Аркуба). Чтоб тебе аллах свет в глазах погасил! Да на моем лице царственные знаки блестят как звезды. Я взглянул на себя в зеркало и чуть не ослеп от их блеска. А я-то еще собирался назначить тебя своим везиром.

А р к у б. Ой держите меня, хозяин, а то я в обморок упаду от счастья.

А б у  А з а. Возьми себя в руки.

А р к у б. Человек не каждый день становится везиром. (Вглядывается ему в лицо.) Ну конечно же, вон они… и печать, и знаки…

А б у  А з а. Ты их видишь?

А р к у б. Ага, с тех пор как вы назначили меня везиром. Они просто прыгают с вашего лица, как метеориты.

А б у  А з а. Если ты будешь так себя вести, я не пожалею о своем решении.

А р к у б. Можете на меня положиться, мой повелитель. С чего начнем?

А б у  А з а. Всех врагов и недругов мы сожжем в аду. Но сначала неплохо бы повеселиться. (Напевает.)

Аркуб! Ты ничего не хочешь вложить в государственную казну?

А р к у б. Ну вот вы и добрались до сути дела. Только у меня уже ничего не осталось.

А б у  А з а. Ты что же, хочешь получить пост везира задаром? Или сомневаешься в честности своего хозяина?

А р к у б. Не приведи аллах, но у моего хозяина сейчас такое положение, что долгов возвращать он никак не может.

А б у  А з а. Когда я взойду на трон, ты пожалеешь о своих словах. Можно подумать, что ты мне много денег дал.

А р к у б. Ого-го сколько, не пересчитать. У меня все записано как положено.

А б у  А з а. Ну тогда что тебе стоит добавить еще какую-нибудь мелочь на бутылочку, а?

А р к у б (не зная, как открутиться, делает вид, что прислушивается). Тс-с! Кажется, хозяйка пришла.

А б у  А з а (берет его за рукав). Не выдумывай, я ее по запаху учую раньше, чем ты услышишь ее шаги. Гони денежки.

А р к у б. Но она мне не велела вам ничего давать. Она моя хозяйка, вы мой хозяин. Я не знаю, кого и слушать.

А б у  А з а. Узнаешь, если я разозлюсь и как следует поколочу тебя. Я — хозяин в этом доме, и от меня здесь все зависит. А когда я взойду на трон…

А р к у б. Ах, оставьте вы, хозяин, этот трон в покое. Но… раз вы хозяин, то, значит, все здесь зависит от вас?

А б у  А з а. И ни от кого другого.

А р к у б. И если вы что-то решите или пообещаете, то никто вам не помешает сдержать слово?

А б у  А з а. Я разрушу весь дом, если мне придется мое слово повторять дважды.

А р к у б. Тогда другое дело. Тогда мы сейчас обо всем и договоримся.

А б у  А з а. О чем договоримся?

А р к у б. О том, буду я счастлив или несчастлив. К тому же это касается всех нас. И если хозяин выполнит мою просьбу и…

А б у  А з а. Выполню. Только сначала выполни ты мою.

А р к у б. А может быть, самое время поговорить обо мне? А то больше сил нет терпеть. У меня ведь дела сердечные. Одно ваше слово, хозяин, и я вознесусь на седьмое небо от счастья.

А б у  А з а. Сердечные? Разве можно обсуждать сердечные дела, не промочив горла? Давай, припиши к моему счету какую-нибудь мелочь и ступай в лавку.

А р к у б (достает маленькую тетрадку и кусок карандаша, который висит у него на шее). Придется еще приписать сюда на полбутылки. (Записывает.)

А б у  А з а. Не люблю половинчатости, предпочитаю целую.

А р к у б. Полбутылки, и все. Распишитесь-ка вот тут.

А б у  А з а (расписывается). Вот тебе. Расплачиваюсь — даже до получения товара.

А р к у б (прячет тетрадку и карандаш и идет к двери). Ха, он еще говорит о расплате. Высосал из меня все, что я накопил. Да если я своего не добьюсь, то такой тарарам подниму! Не уйти ему из моих сетей.

А б у  А з а. Не задерживайся долго в лавке!

Аркуб оборачивается, кивает головой и уходит.

(Вертится и весело напевает.)

(Все более и более увлекаясь собственной игрой.) Ах, что я вижу? Это ты приполз ко мне на коленях? Плачешь от страха? Трудно поверить — сам глава торговцев Шахбендер в слезах молит меня о пощаде. (Ставит ногу на воображаемого Шахбендера.) А ты забыл, как клялся, что разоришь меня и голым по миру пустишь? Ты думал, что навсегда избавился от меня, когда снял с меня последние штаны и я объявил о своем банкротстве? И вот теперь мы встретились и чаша весов качнулась в другую сторону. Ты ползаешь тут передо мной и публично раскаиваешься, а я… я не спешу мстить тебе и наслаждаюсь твоим унижением. А ты, ты, шейх Таха, не прячься за свои четки, их ведь, кажется, девятьсот девяносто девять штук. Ведь и ты со своими друзьями предал меня, когда я попал в беду. Да к тому же еще объявил меня сумасшедшим. Мое место было среди вас, а вы все сплотились, чтобы унизить меня, разорить и уничтожить. И вот вы теперь здесь передо мной. И судьба ваша зависит от одного моего слова. О, моя месть будет страшной. Нет-нет, не просите, не умоляйте меня! Слишком поздно!

Появляется  А з а, на лице ее следы слез.

А б у  А з а. Теперь, когда я стал вашим повелителем…

А з а. Ты один, отец?

А б у  А з а. Нет, дочь моя. Я тут расправляюсь со своими врагами.

А з а. Но, отец…

А б у  А з а. Нет-нет, не проси, чтобы я пощадил их. Если бы не они, ты была бы сейчас жемчужиной во дворце какого-нибудь эмира.

А з а (кричит). Не хочу я никакого дворца, не хочу эмира, не хочу никакой свиты, ничего не хочу!

А б у  А з а (очнувшись). Что с тобой, доченька?

А з а (невидящими глазами смотрит на него). Ничего. Мамы все еще нет, а уже стемнело.

А б у  А з а. Не волнуйся. Ты же знаешь, если наша мама кому-нибудь начала жаловаться на свою жизнь, то ее не остановить.

А з а. Но ведь она пошла ради нас с тобой…

А б у  А з а. И ты тоже, Аза? Довольно с меня и того, что она извела меня своими упреками. (Печально.) Все говорят, что я сумасшедший, живу за счет жены и не стыжусь этого…

А з а. Я не это имела в виду, отец.

Входит  А р к у б.

А р к у б (напевает). Пока я существую, готов вино я пить…

А б у  А з а (оживляется). Вот рюмочку налью я и буду долго жить. (Серьезно, дочери.) Не беспокойся, она скоро вернется.

А р к у б (подходит к Азе). Молодая хозяйка не хочет ничего приказать мне?

Аза, не отвечая, отворачивается от него и уходит. Аркуб делает за ней несколько шагов.

А б у  А з а (задерживает Аркуба). Эй, давай-ка мне скорее вино, Аркуб!

А р к у б. Вот оно. Выдержанное, золотистое. Вы своего добились, теперь мне осталось добиться своего. Послушайте, давайте поговорим как мужчина с мужчиной.

А б у  А з а. Поговорим как хозяин со своим слугой. (Открывает бутылку.) Стаканы не нужны, люблю тянуть прямо из горлышка. (Напевает.)

(Поднимает бутылку, но вдруг застывает, прислушавшись.) Пришла… Дверь открыла… В дом вошла… (Отбивает такт ногой.) Тра-ля-ля-ля-ля. (Закрывает глаза и пьет из горлышка.)

А р к у б (испуганно оглядывается). Ну вот, упустил подходящий момент. Теперь спрашивается, кто из нас дурак…

Входит  У м  А з а.

У м  А з а. Не хватает только барабана или дудки. Конечно, тебе что? Живем прекрасно, дом в порядке.

А б у  А з а. Отдышись сначала.

У м  А з а. Да ты разве даешь отдышаться! Я тружусь в поте лица, а ты дома отсиживаешься, жрешь, пьешь, и настроение у тебя преотличное. Откуда ты достал эту отраву?

Входит  А з а.

А б у  А з а. Голубь по небу летал и бутылочки кидал…

А р к у б (смущенно прячется за спину Абу Азы). До чего красиво сказано!

У м  А з а (набрасывается на Аркуба). А, это ты, Аркуб?

А р к у б. Нет, торговец вином, хозяйка, торговец вином.

У м  А з а. А деньги откуда? Или завтра к нам в дом еще один кредитор постучит?

А р к у б (толкает Абу Азу, шепотом). Вы, кажется, говорили, что вы хозяин в этом доме…

У м  А з а (схватывает Аркуба за шиворот и трясет его). Ты что там бормочешь? Отвечай! Какой еще кредитор нам будет в дом стучать?

А р к у б. Все тот же самый.

У м  А з а. Кто же это?

А р к у б. Это я, хозяйка.

У м  А з а (готова убить его). Я же тебя просила не давать ему денег. Как он тебе отдаст? Откуда возьмет, чтобы с тобой рассчитаться?

А р к у б (пытается освободиться из ее рук). Спасите меня, хозяин.

А б у  А з а (допив бутылку). Женщина, оставь в покое моего везира.

У м  А з а (бросает Аркуба и поворачивается к мужу). Ты меня с ума сведешь! Нас по миру пустишь! Мы все тут с тобой рехнемся!

А з а (старается успокоить мать). Ну что с тобой, мама?

А б у  А з а. Аркуб, принеси мне палку.

У м  А з а. Да-да, принеси палку, Аркуб. То ли он меня поколотит, то ли я из него дурь выбью. (Замахивается.)

Аза пытается успокоить мать. Аркуб удерживает Абу Азу.

А б у  А з а. Палку мне!

А з а. Я покончу с собой, если вы не прекратите!

А р к у б. Успокойтесь, хозяин, успокойтесь.

У м  А з а (сникая на руках у дочери). Сил у меня больше нет! Совсем я одна, а забот вон сколько.

Стук в дверь. Аркуб спешит открыть.

Мы пропали. Никто нам уже не поможет. Последнее потеряем, что у нас осталось, — наш дом.

А р к у б (возвращается и шепчет Абу Азе). Хозяин, там пришли какие-то хаджи Махмуд и хаджи Мустафа. Говорят, вы с ними когда-то уже встречались.

А б у  А з а (смущенно). Вот уж неподходящий момент…

Входит  с у л т а н, переодетый в платье горожанина и назвавшийся хаджи Мустафой, за ним — переодетый  в е з и р — хаджи Махмуд. Останавливаются в дверях.

У м  А з а. Брат дом за долги отнять хочет, а нас на улицу выбросить. Мой брат. Родной. Да от этого кровь в воду превратится может. (Снова бросается на Абу Азу.) Ты слышишь? Что ж, мы у тебя как скот на заклании? Все на нас ножи точат!

А р к у б (старается привлечь внимание хозяев к пришедшим). Хозяин.

А б у  А з а. Эти ножи скоро превратятся в знамена. Если бы я был султаном, я бы знал, как поступить с этими подонками.

А р к у б. Хозяин, они уже вошли.

У м  А з а. Не могу я больше этого терпеть! Да брось ты эту проклятую бутылку! (Бросается на мужа.)

А б у  А з а (увертываясь). Палку мне! Где палка, Аркуб? (Бежит и наталкивается на вошедших. Очнувшись.) Добро пожаловать, хаджи Махмуд и хаджи Мустафа. Вы пришли к нам в дом, оказали честь, а у нас тут драка да ругани не счесть.

М у с т а ф а. Клянусь аллахом, ваш юмор способен развеять любые неприятности.

У м  А з а (тоже останавливается и с любопытством рассматривает неожиданных гостей). А это еще кто?

А р к у б. Это хаджи Махмуд, это хаджи Мустафа. Однажды они уже заходили к нам. (Подмигивая Ум Азе, шепотом.) Кстати, тогда еще и денег дали.

У м  А з а. Ступай к себе, Аза.

А р к у б. Да-да, Аза, иди, иди к себе.

Аза бросает на него гневный взгляд и уходит. Махмуд и Мустафа проходят в комнату.

М а х м у д. Когда мы первый раз попали в этот дом, нам было так хорошо здесь и мы полюбили его жильцов. Мы обещали прийти еще, и если бы не множество дел, то давно бы сдержали свое обещание. И вот, кажется, теперь не вовремя. Если наш визит вам неприятен, то мы зайдем в другой раз. Ведь у нас никакой срочности нет, сами понимаете.

А б у  А з а. Сразу чувствуется, какие вы благородные, порядочные и тактичные люди! Своим визитом, право, вы нам такую честь оказываете.

М у с т а ф а (лукаво). Надеемся, что у вас здесь все в порядке?

У м  А з а. А раз вы спрашиваете, клянусь аллахом, ничего от вас не скрою. Никакого порядка у нас нет.

А б у  А з а. Не слушайте вы ее. Эти женщины просто не могут без скандалов, вот сами их и устраивают.

У м  А з а. Это я-то люблю скандалы? Да если бы не гости, я бы…

М у с т а ф а (подходит к ней). Не волнуйтесь так. Быть может, мы вас помирим…

А б у  А з а. Не хочу я с ней мириться! Пусть она признает, что я здесь в доме главный. Пусть слушается меня.

У м  А з а. Была у нас одна беда, теперь две. Сначала скверные люди разорили нас, а теперь он совсем обезумел. И жаловаться мне некому, добрые люди. Вот если бы я встретила самого султана, я бы…

М у с т а ф а. Ну и что бы вы ему сказали?

У м  А з а. Что? О, у меня есть немало, что ему сказать! Я бы сказала… Я бы сказала. О ты, великий повелитель наш! В твоей стране хозяйничают жулики и мошенники. До справедливости никому дела нет. Повсюду обман, грабеж и насилие. Никаких законов, никакого спасения… И… еще… Да ты не беспокойся. Если бы я увидела султана, у меня бы нашлось, что ему сказать.

М у с т а ф а. А вы не преувеличиваете?

У м  А з а. Пусть-ка он сам слезет с трона и поглядит своими глазами. Если бы я преувеличивала, почтенный, вы бы нас такими не видели. А то весь дом развален, а хозяин рехнулся.

А б у  А з а. И чего я только живу с этой противной бабой! Будто я не могу иметь тысячи прекраснейших наложниц. Аркуб! Расстилай наши самые шикарные матрацы и побольше мягких подушек набросай для дорогих гостей!

А р к у б. Каких еще подушек, хозяин? Ведь у нас…

А б у  А з а. И сервируй нам ужин серебряными приборами…

У м  А з а. Люди добрые, вы нас не осудите, если у нас ничего не найдется для гостей.

М а х м у д. Заклинаю аллахом, не утруждайте себя. Мы ведь пришли к вам, чтобы, наоборот, хозяина дома к себе пригласить. Это мы будем угощать вас, слушать вас и наслаждаться вашими шутками.

А р к у б. А слугу хозяина?

М а х м у д. Ты пойдешь тоже вместе с нами.

А б у  А з а. Если бы вы не заклинали аллахом, я бы, конечно, настаивал, хаджи Махмуд, чтобы вы поужинали у меня.

У м  А з а. Ну, а я? Скажите, что делать мне?

М у с т а ф а. У меня есть идея. (Отводит Махмуда в сторону.) Дай мне какую-нибудь бумагу и печать.

М а х м у д. Что вы задумали?

М у с т а ф а. Пусть эта женщина повидается с султаном.

М а х м у д. Мало того, что она тут наговорила?

М у с т а ф а (получая бумагу и печать). Теперь моя затея развлечет нас еще больше.

А б у  А з а (шепотом, Махмуду). Эй, хаджи Махмуд, чего вы там шепчетесь? Твой друг, видно, плохо воспитан.

М а х м у д. Ничего, когда он разольет вино по бокалам, вы не откажете ему в хорошем воспитании.

М у с т а ф а. Вот, сестрица. Я надеюсь, ты умеешь хранить тайны. Дело в том, что я имею некоторое отношение к султану и могу помочь тебе встретиться с ним.

У м  А з а (испуганно). С самим султаном? А то, что я сейчас наговорила?..

М у с т а ф а. Ничего страшного. Только обещай — никому ни слова.

У м  А з а (едва приходя в себя). Сохраню тайну, как в глубоком колодце.

М у с т а ф а. Тогда возьми эту бумагу и предъяви ее завтра страже. Они тут же проведут тебя в тронный зал.

У м  А з а. Побольше бы таких благородных людей, как вы. Только у меня язык уже словно к горлу присох. Можно я с собой дочку возьму? Может, это мне силы придаст.

М у с т а ф а. Можно, конечно.

М а х м у д. Ну что ж, пошли, хаджи Мустафа?

М у с т а ф а. Да помоги нам аллах (Ум Азе.) Ты спи сегодня спокойно, а твой муж составит нам компанию.

У м  А з а. Аллах да сохранит вас, добрый господин.

Мустафа и Махмуд идут к двери.

М у с т а ф а (тихо). Эта забавная семейка очень развлекает меня.

Они уходят, Абу Аза и Аркуб следуют за ними.

А р к у б (внезапно останавливается). Хозяин! Давайте запрем снаружи дверь на ключ. А то горбун придет, а женщины тут одни. Нельзя так.

А б у  А з а. Да оставь ты этого горбуна в покое. Может, дочь моя надеется заботой о нем снискать милость аллаха.

Аркуб и Абу Аза уходят.

У м  А з а (радостно зовет). Аза! Аза!

Появляется  А з а.

Аллах велик и милостив, дочь моя. Знаешь, куда мы с тобой завтра пойдем? Как ни старайся, все равно не отгадаешь. Мы пойдем во дворец к самому султану.

А з а. Султану?

У м  А з а. Да-да. К самому султану. И мы все ему расскажем и попросим о защите и справедливости. Давай теперь поедим чего-нибудь и решим, как нам себя завтра вести.

А з а. Ой, мама!

У м  А з а. Ничего не бойся. У твоей матери голова на плечах и ума достаточно. Пойдем я тебе расскажу, что тут было.

Они уходят.

Затемнение.

Интермедия

Плакат: «Рассказ о том, почему в государстве все скрываются и переодеваются».

Наступила ночь. В доме Абу Азы виден лишь тот угол, в котором Аза стелила старый матрац. Приятный лунный свет освещает фигуру  У б а й д а, сидящего на матраце. Откинувшись к стене, Убайд что-то пишет. Спустя некоторое время появляется  А з а. Убайд вздрагивает, смущенно прячет бумагу, на которой писал, и, отпрянув от стены, делает вид, что ему больно. Аза пристально смотрит на него.

У б а й д (смущенно и в то же время радостно). А ты еще не спишь?

А з а (мрачно). Нет, не спится.

У б а й д. Мрачное выражение твоего лица плохо сочетается с красотой этой ночи. Что-нибудь случилось?

А з а (с трудом). Мне так страшно и одиноко.

У б а й д. Отчего?

Аза молчит.

Скажи, не бойся. Когда человек выложит все, что у него на душе, ему становится легче.

А з а. Не знаю. (Помолчав, взрывается.) Не могу я больше жить в этом аду! Мне кажется, что я живу с какими-то безумными привидениями в пещере, где нет ни воздуха, ни света.

У б а й д. Но эта пещера — твой дом, привидения — твои родственники, а ад, сколько бы он ни продолжался, прекратится.

А з а. Не могу больше терпеть.

У б а й д. Это всегда так кажется в минуты несчастья. Но терпению нет предела и человек терпит любой ад, потому что знает — несчастье не может длиться вечно.

А з а. А когда оно пройдет, это несчастье?

У б а й д. Когда-то, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, в такие прекрасные ночи сердце мое билось ровно и легко. И я словно чего-то спокойно ждал. Чего-то радостного и непонятного.

А з а. Я устала ждать. Иногда меня охватывает отчаяние, и тогда я чувствую только страх и одиночество. Неужели этот ад кончится?

У б а й д. Обязательно.

А з а. А ты не знаешь, где оно сейчас, это радостное и непонятное, то, чего мы все ждем?

У б а й д. Может быть, оно уже здесь, в городе.

А з а. В городе? Так чего же оно ждет? Почему не появляется? Не очистит воздух, не прогонит нищету, не придет… за мной… (Смущенно замолкает.)

У б а й д (роется у себя в мешке). Придет, когда настанет время. (Вынимает яблоко.) Смотри, что я принес тебе. Хотел больше принести, но вот… не получилось.

А з а. Не надо.

У б а й д. Возьми. Мне будет приятно видеть, что ты успокоилась, грызешь яблоко, наслаждаешься этой прекрасной ночью и мечтаешь о том, что впереди.

А з а. Какой ты добрый… Когда я слушаю тебя, жизнь не кажется мне такой уродливой и безысходной. (Нерешительно.) Но ты меня удивляешь. Тебя окружает какая-то тайна. Прошу тебя, не сердись и верь, что, даже если мне пригрозят отрезать язык, я все равно никому ничего не скажу. Но два дня тому назад я видела, как ты сам делаешь себе горб на спине.

У б а й д. Вот ты и разгадала мою тайну.

А з а. Но я не знаю причины. Просто я очень удивилась и все время спрашиваю себя, зачем тебе горб.

У б а й д. Чтобы меня никто не узнал.

А з а. А зачем тебе это?

У б а й д. Потому что я сейчас вынужден скрываться.

А з а (застенчиво). Может быть, ты и есть, кого я жду…

У б а й д. Ты не устала, не хочешь спать?

А з а. Нет-нет.

У б а й д. Тогда я расскажу тебе, как начались все эти переодевания.

А з а. Ты не ответил на мой вопрос.

У б а й д. Ты не хочешь, чтобы я рассказал тебе?..

А з а. Хочу, но скажи…

У б а й д. Потом, а сейчас слушай. (Задумчиво.) Где-то когда-то давным-давно жили люди, и жили они весело и радостно как песня. Все они были равны, и это было равенство свободных людей, а не рабов. Работали они на своей общей земле и все добро делили между собой поровну, как члены одной дружной семьи. Ели с одной тарелки, одевались одинаково. Лица у этих людей были чисты, а глаза прозрачны. Они ничего не скрывали друг от друга — то, что внутри, то и снаружи. Не было ни обманов, ни зависти, ни ненависти. Жизнь текла спокойно, гармонично, как течет ручеек или как льется песня. Но вот однажды… и этот день стал началом истории… в жизнь этих людей ворвался хаос. Один человек отделился от остальных. Он был сильным, он был хитрым, но это неважно. Он надел блестящие одежды, изменил выражение лица и забрал себе большую часть земли и имущества. Так появился имущий, владелец. Это была первая стадия переодевания! Владелец стал обрастать роскошью и превратился в короля и султана — это уже высшая стадия переодевания. С той поры простая и ясная жизнь людей кончилась, а переодевание все разрасталось и разрасталось. Появились эмиры и везиры, солдаты и наемники, рабы и бродячие нищие — все они надели свои наряды, вошли в свои роли и все начали враждовать между собой. Одни переоделись, чтобы властвовать, других заставили переодеться, чтобы служить и быть угнетенными. А надо всеми возвышается правитель — король или султан, потомок того самого первого владельца, он больше всех озабочен тем, чтобы сохранить свою пышную одежду. Так это и продолжается до сих пор, но не может продолжаться вечно.

А з а (задумавшись). А как же может кончиться все это притворство и когда лица людей снова станут чистыми, а глаза прозрачными?

У б а й д. В истории есть рассказ о том, как в одной стране один народ не захотел больше терпеть насилия, гнета, голода и нищеты, и тогда люди восстали и убили своего султана и съели.

А з а (вздрагивает). Съели султана?

У б а й д. Так говорится в истории.

А з а. И не отравились?

У б а й д. Ну, помучились животом немного, кого-то вытошнило, а потом ничего, выздоровели. Все люди снова стали равными. И не нужно было больше никому ни скрываться, ни переодеваться. Исчезли фальшь и притворство. И жизнь потекла спокойно и прекрасно.

Молчание.

Г о л о с  У м  А з ы. Аза! Ты еще не спишь? Завтра нам вставать ни свет ни заря!

А з а. Не спится что-то. Сейчас лягу.

Г о л о с  У м  А з ы. Завтра нам понадобятся силы и ясная голова. Иди сейчас же спать!

А з а (шепотом). Я обещала ей никому не говорить, но тебе скажу. Завтра мы идем к султану.

У б а й д. Султану?

А з а. Я тебе потом все расскажу. (Неуверенно.) Ведь теперь я знаю, что это ты и есть, кого я жду. И ты никогда не оставишь меня. (Уходит.)

У б а й д. Если бы она знала, какую боль причинила мне! Как я ждал этого момента и как боялся! Завтра мне придется менять дом, одежду и скрываться снова.

Затемнение.

Картина третья

Плакат: «Султан предоставляет свое ложе и свой наряд гражданину Абу Азе аль-Мугафалю».

Опочивальня султана. Входят хаджи  М у с т а ф а, хаджи  М а х м у д  и  А р к у б. Они разговаривают приглушенными голосами. Горит слабый свет. С султанского ложа слышится громкий храп.

М а х м у д. Что это? Человек храпит или осел кричит? Он же разбудит весь дворец.

А р к у б. Какой позор! Если бы мой хозяин знал, где он спит, он бы постыдился даже дышать.

М у с т а ф а. Мы напоили его очень сильным снотворным.

М а х м у д. Вот будет скандал, если проснется кто-нибудь из свиты.

А р к у б (вынимает из кармана грязный, рваный платок). Я заткну ему сейчас этот платок в глотку.

М у с т а ф а. К чему же? Быть может, нашему повелителю-султану это кажется забавным. Не часто ему удается слышать, как его подданные храпят.

А р к у б (потрясенно). Султану? Вы сказали, хаджи Мустафа, нашему повелителю-султану?

М у с т а ф а. Да-да. Пора уже объяснить тебе, в чем дело.

М а х м у д. Не спешите, хаджи Мустафа.

М у с т а ф а (резко). Не перебивай меня, хаджи Махмуд. Мы, Аркуб, из свиты султана и затеяли эту комедию по его приказу, а цель — повеселить его. Мы рассказали султану о дикой фантазии Абу Азы, ему это пришлось по вкусу, и вот он решил немного развлечься. Твой хозяин спит сейчас на ложе нашего повелителя-султана.

А р к у б (подпрыгивает). На ложе самого султана? Позор! Я должен немедленно прекратить этот храп.

М у с т а ф а. Оставь его в покое. У нас ничего не получится, пока ты не поможешь нам. Утром твой хозяин должен спокойно проснуться, надеть султанскую чалму и царствовать целый день вместо султана. А ты наденешь платье везира.

М а х м у д. Как? Мое платье? (Спохватившись.) То есть платье везира?

А р к у б. Везира?

М а х м у д. А может быть, везир не хочет, чтобы кто-нибудь надевал его платье?

М у с т а ф а (резко). Если султан хочет, то и везиру следует хотеть.

А р к у б (потрясенно ощупывает себя). Я… платье везира?

М у с т а ф а. Да-да. И будешь вести себя со своим хозяином так, будто он и есть настоящий султан. Нужно быть очень внимательным. Любая неосторожность может все испортить.

А р к у б. Не беспокойтесь, хаджи Мустафа. В таком деле у меня большой опыт.

М у с т а ф а. Ну тогда… ваш султан будет с удовольствием ждать завтрашнего дня. Вся эта веселая чехарда, несомненно, доставит ему немало развлечения.

А р к у б. А потом… потом я увижу настоящего султана?

М у с т а ф а. Конечно, увидишь. И он достойно наградит тебя. А теперь — спать. Смотри, Аркуб, не опоздай к рассвету.

А р к у б. Я проснусь с первым лучом солнца. С вашего высокого позволения, желаю вам приятного сна. (Уходя, останавливается у султанского ложа.) Храпи, мой хозяин, храпи, пока тебе разрешают. А завтра они тебя в сумасшедший дом отправят. (Уходит.)

М а х м у д. Мой повелитель, у нас есть еще время отказаться от этой затеи. Мой долг велит сказать вам, что ваш каприз не безопасен.

М у с т а ф а. Везир мой, от страха ты даже лишился всякого чувства юмора. Я же тебе сказал — мне ужасно хочется позабавиться. Я чувствую себя как ребенок, который расставил ловушку и ждет, когда в нее попадется первая жертва. Мы сегодня лопнем от смеха.

М а х м у д. Но ловушку-то вы сделали из моего наряда… (Поправляется.) Моего и своего тоже.

М у с т а ф а. Ты опять о наряде? Не будь смешным.

М а х м у д. Да простит меня мой повелитель, но я без своего наряда словно тела лишился. А что же со мной будет, когда я увижу в нем этого слугу?

М у с т а ф а. Моему везиру не подобает быть такой тряпкой. Ну что ты волнуешься?

М а х м у д. Да потому что эти игрушки опасны.

М у с т а ф а. Тем интереснее. Конечно, опасны. Может быть, этот дурак к концу дня и вовсе рассудка лишится. Но я же не могу отказаться от желания поиздеваться над ним. Представляю, какой начнется переполох! Первым, разумеется, придет в ужас наш изысканный Маймун. А за ним все остальные поведут себя так, словно во дворце поселились джинны. Произойдет множество всяческих недоразумений. К вечеру я вдоволь насмеюсь надо всеми и докажу им, что далеко не всякий может быть султаном.

М а х м у д. А если эти недоразумения приведут к какой-нибудь непоправимой глупости?

М у с т а ф а. Ну что ты? Мы можем вмешаться, когда захотим.

М а х м у д. Мой повелитель, разрешите мне остаться везиром в этой игре. Я останусь рядом с ним и буду направлять его так, чтобы избавить нас от каких бы то ни было глупостей и ошибок.

М у с т а ф а. Фи, ты просто смешон. Неужели ты ни на один день не можешь отказаться от своего везирства? Нет, ты будешь там же, где буду я. Пойдем лучше спать.

М а х м у д. Тогда извольте сказочку на сон грядущий. Где-то когда-то, давным-давно рыбак вытащил из моря свою сеть, а в ней — закупоренная бутылка. Взял рыбак бутылку в руки, а из нее раздался стон и плач…

М у с т а ф а. Не надо, сегодня я засну без сказки.

М а х м у д. Как вам будет угодно, мой повелитель. (Кланяется.)

Мустафа уходит.

(Гневно и презрительно глядя ему вслед.) Когда султан забывает о своих обязанностях и сбрасывает свой наряд — это признак конца. Пусть он получит урок — от «А» до «Я». Но что бы там ни было, я должен быть начеку. Главное — спасти свой народ и придумать запасной ход.

Затемнение.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Интермедия

Плакат: «Напоминаем, что все это игра. Давайте держать пари, каков же будет результат».

Появляются  А р к у б  и  п а л а ч, но так же, как и в начале спектакля, они ведут себя подобно цирковым артистам. Вдали стоят  У б а й д  и  З а х е д.

П а л а ч (проделав акробатическое упражнение). Самое важное — это все точно рассчитать, а чтобы рассчитать, нужно обо всем помнить.

А р к у б. Поэтому, чтобы не очень увлекаться и ни о чем не забыть, мы на минутку остановимся и напомним…

П а л а ч. Государство это — вымышленное, а события — воображаемые.

А р к у б. И мы просто фантазируем.

П а л а ч. Каждый сам по себе, о чем хочет.

А р к у б (подпрыгивает). Воображение. Фантазия. Мечта.

У б а й д. Не бывает правителя, который бы оставил свой трон, пока его не стащили с него.

З а х е д. Не бывает правителя, который одолжил бы свой трон или сдал его в аренду даже в шутку.

А р к у б. Мы просто играем.

П а л а ч. И до сих пор вполне невинно.

А р к у б. Итак, сегодня мой хозяин вознесется на трон и будет править страной. Он такой же, как все мы, один из нас, из нашего народа, из нашего квартала. Он должен помочь нам.

П а л а ч. Нет, теперь он принадлежит к избранным, он был богатым торговцем, он должен нам помочь.

А р к у б. Он из народа, один из нас.

П а л а ч. Нет, он один из нас.

А р к у б. Он поможет нам!

П а л а ч (готовясь начать драку). Нет, нам!

А р к у б. Он один из нас.

П а л а ч. Нет, из нас.

Начинают драться.

У б а й д (разнимает их). Давайте продолжим игру, так будет лучше.

Затемнение.

Картина четвертая

Плакат: «Гражданин Абу просыпается султаном».

Опочивальня султана. На ложе спит  А б у  А з а. М а й м у н  с влюбленным видом сосредоточенно массирует ему ноги. Наконец Абу Аза поднимает голову и в недоумении смотрит на Маймуна. Потом быстро закрывает глаза и снова прячет голову в подушки.

М а й м у н (заметив, что Абу Аза проснулся, еще ниже припадает к его ногам). Да благословит аллах ваше пробуждение, мой повелитель, и да ниспошлет вам благодушие и отраду.

А б у  А з а. Какой приятный сон мне снится!

М а й м у н (продолжая массировать). Да продлит аллах дни моего повелителя и сделает их светлыми и цветущими и во сне и наяву.

А б у  А з а (вздрагивает). Ой, щекотно, довольно.

М а й м у н. Пусть у меня отсохнут руки, если мое прикосновение было грубо!

А б у  А з а. Нет-нет, это нежнее дуновения самого ласкового ветерка. Я весь словно растворился в каком-то странном хмелю.

М а й м у н. Но… но мой повелитель приказал мне разбудить его с восходом солнца.

А б у  А з а. Попроси солнце, чтобы оно задержало свой восход.

М а й м у н. Аллах всемогущ, а мой повелитель могущественнее всех смертных.

Абу Аза резким движением приподнимается на постели, с изумлением разглядывает Маймуна, затем озирается вокруг. Маймун продолжает стоять на коленях, опустив голову.

А б у  А з а (словно сам с собой). Неужели я проснулся? (Ощупывает себя, постель, берет серебряный кубок, стоящий рядом на столике.) Мои руки говорят мне, что все это настоящее, наяву, но то, что видят мои глаза, ничем не отличается от снов. Эта постель, серебро, золото, бархат, шелк, вся эта роскошь… Какой странный сон!

М а й м у н. Не приведи аллах, чтобы моему повелителю привиделись тяжкие сны или чтобы какой-нибудь недуг омрачил его пробуждение.

А б у  А з а (снова разглядывает Маймуна, неуверенно). А ты кто такой, дружок, а? И где мы?

М а й м у н. Чем провинился я, что мой повелитель не хочет больше узнавать меня? Вы проснулись в своей постели, а я — ваш слуга Маймун, верно и преданно охраняющий ваш тронный зал и вход в опочивальню.

А б у  А з а. Встань, дружок, подойди ко мне.

М а й м у н (приближается, опустив голову). Я весь в вашем распоряжении, мой повелитель, и готов исполнить любое ваше желание.

Абу Аза робко проводит рукой по лицу Маймуна, ощупывает его щеки, волосы.

Как щедра и благосклонна рука моего повелителя, нежнейшая из рук всех смертных.

А б у  А з а. Не покидай меня, прекрасный сон.

Входит  А р к у б  в одежде везира. В нем больше не видно и следов прежнего легкомыслия, все его движения и жесты подчеркнуто солидны и степенны.

А р к у б. Да благословит аллах ваше пробуждение, мой повелитель.

А б у  А з а (быстро закрывает лицо руками). Ну, закаркала ворона, прикончила все мои прекрасные сны и наслаждения.

А р к у б. Солнце взошло, мой повелитель. Пора вставать. Государственные дела ждут вашего разбирательства и ваших решений.

А б у  А з а. Убирайся отсюда! Какое мне дело до солнца! Пусть себе не восходит. Я не намерен ради него покидать этот рай.

М а й м у н (шепотом, склонившись). Господин везир, я боюсь, не заболел ли наш повелитель.

А р к у б. А ну-ка, отойди в сторонку, я сам погляжу, что тут такое с нашим повелителем.

А б у  А з а (внимательно смотрит на Аркуба). Эй, Аркуб, чего это ты так вырядился?

А р к у б. Аркуб? Мой повелитель соизволит шутить сегодня с утра? Или называет меня каким-то вульгарным именем, чтобы понасмехаться надо мной?

А б у  А з а (рассердившись). Твой хозяин не любит шутить натощак. Кто я и кто ты?

А р к у б. А что же все это, как не шутка? Вы — могущественный султан Фахр ад-Дин, а я тот, кого вы милостиво назначили своим везиром, и все зовут меня везир Барбир Опасный.

Абу Аза сбрасывает с себя покрывало и резко встает.

М а й м у н. Проснулось наше совершенство!

А р к у б. Наша величавость и сама справедливость.

А б у  А з а. Скажите, что я делал вчера вечером?

М а й м у н. Вчера, мой повелитель, вы почувствовали усталость и рано отправились спать.

А б у  А з а. Господи, что тут наяву, что во сне? (Разгуливает по комнате и ощупывает все, что попадается на его пути.) Что наяву, что во сне?

А р к у б. Нашему повелителю пора одеваться, возлагать на себя чалму и приниматься за неотложные государственные дела. (Маймуну.) Позови свиту, раб.

Маймун уходит.

А б у  А з а. Эй, Аркуб!

А р к у б (перебивая). Я прошу вас, мой повелитель, не унижайте меня, пожалуйста, так перед свитой даже в шутку.

А б у  А з а. Пойди сюда. Я хочу все-таки понять, что тут наяву, а что во сне. Дай мне по морде.

А р к у б. О, мой повелитель!..

А б у  А з а. Дай мне по морде!

Аркуб не без удовольствия залепляет Абу Азе сильную пощечину, тот даже пригнулся, схватившись рукой за щеку.

Ах, будь проклята моя борода, за то, что она не так густа, чтобы уберечь меня от удара! (В гневе бросается на Аркуба.)

А р к у б. Простите меня и верните мне этот удар двести раз подряд. Если бы мой повелитель сам не приказал мне, я бы скорее отрубил себе руку, чем посмел прикоснуться к нему.

А б у  А з а (потирая щеку, задумчиво). Значит, это не сон… (После паузы.) Напомни мне… Я не знаю, у меня сегодня что-то с головой… С каких пор мы с тобой стали султаном и везиром?

А р к у б. Через несколько дней вся страна будет отмечать юбилей восшествия на престол нашего повелителя, могущественного Фахр ад-Дина. И все это время я, везир Барбир, нахожусь рядом с моим повелителем, как его тень и хранитель.

Слышится шум. Входит  М а й м у н, за ним  д в а  с т р а ж н и к а  и  х о р.

Х о р (выстроившись в ряд, поет).

А р к у б. Закройте тело нашего славного и щедрого правителя царственными одеждами.

Стражники склоняются в почтительном поклоне. Маймун массирует плечи Абу Азы, а когда начинается одевание, он нежно разглаживает каждую деталь туалета. Церемония одевания происходит медленно и торжественно, словно магический, священный, обряд.

А б у  А з а. Заколдован я, что ли, или рехнулся?

Х о р. Гордости нашей, султану великому, слава!

А б у  А з а. Все вокруг словно стеклянная завеса, за которой какой-то мираж… Заколдован я, что ли, или сошел с ума?

Х о р. Бессмертному, мудрому, достохвалимому — слава!

М а й м у н (чувствуя напряжение в Абу Азе, шепчет ему). Милостью аллаха, мой повелитель, дайте расслабиться вашему божественному телу.

А б у  А з а. Словно я шагаю по воде, а ноги мои не тонут и остаются сухими. И будто ветер уносит меня куда-то далеко-далеко от всего, что было раньше. Я, наверное, сошел с ума?

Х о р. Бесстрашному, сильному и дерзновенному — слава!

А р к у б (протягивает Абу Азе чалму). Поосторожней с чалмой-то. Берегите ее как зеницу ока.

А б у  А з а. Ну вот, ветер затих, и прошлое осталось позади. Все растворилось в памяти. Иду вперед, а за мной лишь сплошная черная стена. Заколдован я, что ли?

М а й м у н (нежно берет его руку). Разрешите украсить эту драгоценную руку изумрудами и сапфирами.

А б у  А з а. Я вижу свет, лица. Все вижу очень ясно.

На него надевают чалму.

Х о р.

А б у  А з а. Я как будто заново родился. Вошел в большой красивый зал, здесь все блестит, словно лезвия кинжалов. Но мне как-то пусто, одиноко.

А р к у б. А вот и жезл великого султана.

Абу Аза берет жезл в руки и принимает решительную позу. Тело его напряглось еще больше, лицо серьезно.

Х о р (поет, словно читает молитву).

А б у  А з а (жезлом стучит по полу, хор замолкает). Через несколько минут я займусь в тронном зале просмотром дел своих верноподданных!

А р к у б. Все свободны. Можете идти.

Затемнение.

Интермедия

Плакат: «К свите султана прибавляются еще два человека».

В одном из темных углов тронного зала притаились хаджи  М у с т а ф а  и хаджи  М а х м у д, переговариваясь шепотом.

М у с т а ф а (улыбаясь). Ты заметил, как они нескладно пели? Представляю себе, как они вытаращили глаза от удивления и как у них глотки пересохли от страха и растерянности.

М а х м у д (сердито). Ничего я не заметил, пели как пели. Никакие глотки не вытаращили.

М у с т а ф а. Вытаращили глотки? Что с тобой сегодня?

М а х м у д. Ничего. Мы же решили сегодня развлекаться.

М у с т а ф а. Развлекаться, веселиться, смеяться. Или тебе по-прежнему кажется, что без своего везирского наряда ты лишился тела?

М а х м у д. Да, и головы тоже.

Из опочивальни появляется  М а й м у н  и проходит на свое обычное место у дверей зала.

М у с т а ф а. А вот и наш Маймун. Посмотрим сейчас, как он удивится, и послушаем, что он нам расскажет.

М а х м у д. Между прочим, я что-то не вижу на его лице никакого удивления.

М у с т а ф а. Маймун! Маймун!

Маймун оборачивается в их сторону и с удивлением смотрит на них.

Подойди-ка сюда!

М а й м у н (неохотно приближается к ним и с интересом их разглядывает). Что тебе нужно, незнакомый человек?

М у с т а ф а. Незнакомый?!

М а й м у н. Уж не думаешь ли ты, что я когда-нибудь тебя видел? Странно, что ты знаешь, как меня зовут. И еще более странно, как вы сюда попали.

М у с т а ф а (в гневе). Маймун!

М а й м у н. Послушайте, для того, чтобы кричать на меня, мало знать, как меня зовут.

М у с т а ф а (с трудом овладев собой, меняет тон). Ну ладно, юноша, прости, но мне тоже странно, что ты не узнал нас. А ведь мы из свиты султана. Частенько бываем во дворце и знаем всех его обитателей в лицо и по имени, а вот они, к сожалению, не всегда узнают нас.

М а й м у н. Да ведь я не нарочно не узнал вас, почтенный. Я душу готов отдать за своего повелителя, и его свита мне тоже очень дорога.

М а х м у д. Да благословит тебя аллах! Теперь скажи, наш повелитель проснулся в хорошем настроении?

М а й м у н. Сначала я испугался, что он заболел. А потом оказалось, что он просто видел кошмарный сон, и, когда проснулся совсем, снова был как ясное солнышко. (Трогает пальцами свое лицо, мечтательно.) В жизни не забуду, как он сегодня утром гладил меня по лицу своими царственными пальцами.

М у с т а ф а. Скажи, Маймун, а ты внимательно смотрел сегодня на своего повелителя?

М а й м у н. Что вы такое спрашиваете, почтенный господин! Кто же может смотреть на солнце, когда оно сияет!

М у с т а ф а. Хорошо. А теперь взгляни на меня получше.

М а й м у н (с нетерпением). Я и так смотрю на вас больше, чем позволяет время. Я спешу.

М у с т а ф а. Ты что, действительно не узнаешь меня?

М а й м у н. Как хотите, почтенный господин, но я не помню, чтобы когда-либо видел вас раньше.

М у с т а ф а (протягивает ему руку). А эти пальцы ты не помнишь, ты не прикасался к ним раньше?

М а й м у н (Махмуду). Что это с вашим приятелем? (Крутит пальцем у виска.) Ему не хватает только заявить, будто он сам султан. Прошу прощения, господа. Мой повелитель с минуты на минуту должен появиться в зале. (Покачивая от удивления головой, отходит от них.)

М у с т а ф а. Я всегда знал, что Маймун просто гадина, дурак, продажная тварь.

М а х м у д. Боюсь, что не он один.

М у с т а ф а. Что ты хочешь этим сказать?

М а х м у д. Ничего особенного.

М у с т а ф а. Сегодня вечером я отрублю ему пальцы и выброшу собакам.

Затемнение.

Картина пятая

Плакат: «Султан есть султан, и тот, кто был гражданином Абу Азой, забывает обо всех своих врагах и нащупывает единственно правильный путь в управлении государством».

Ярко освещается весь тронный зал, где посреди большого пустого пространства стоит трон султана. Появляется султан  А б у  А з а, за ним — А р к у б. Походка Абу Азы твердая, чеканная, медлительная. На лице выражение сосредоточенности, серьезности и благородства.

М а х м у д. А вот и султан.

М у с т а ф а (вздрогнув). Султан? Это ты имеешь в виду нашего дурака?

М а х м у д. Смотрите, как он величаво вышагивает. Кажется, ему ваш наряд пришелся в самую пору. А этот-то, Аркуб, смотрите, как выпятился. Мой, мой наряд он наполнил ничтожеством и дуростью. (Хочет броситься на входящих.) Пусть лопнут мои глаза, я не могу этого видеть!

М у с т а ф а (удерживает его). Не расстраивай нашей игры, ведь она только что началась.

М а х м у д (вырывается). С меня словно содрали кожу, натянули на него, и теперь мои руки, ноги, все тело разлагаются. (Подбегает к Аркубу и шепчет ему.) Ты поосторожней будь, хоть с моим платьем-то.

Султан останавливается. Аркуб смущен. Махмуд разглаживает свой везирский наряд на Аркубе, расправляет складочки. Мустафа пытается оттащить его назад.

С у л т а н. Что это за люди? Где охрана?

А р к у б (скрывая смущение, пытается прибегнуть к хитрости). Не стоит, великий султан. Я, верно, забыл сказать вам, что этих двух дервишей мы как-то встречали в провинции… в провинции…

М у с т а ф а (с издевкой). Амбар аш-Шаркийа.

А р к у б. Да-да, Амбар аш-Шаркийа. Вы разве не помните их, мой повелитель?

С у л т а н. Нет, не помню. В моем государстве нет провинции под названием Амбар аш-Шаркийа.

А р к у б. Тогда, значит, этот человек пошутил.

С у л т а н (сухо). Короче говоря, кто они?

А р к у б. Короче говоря, эти два дервиша, пройдя через всю страну и минуя множество опасностей, явились вчера во дворец с просьбой принять их в свиту султана. Они надеются повеселить нашего повелителя.

С у л т а н. У меня и так большая свита. И ни один не уступает другому в тупоумии и невежестве.

А р к у б. Ну эти… Мустафа и Махмуд несколько отличаются от других.

С у л т а н. А что они умеют делать?

А р к у б. Изображать султана и везира, причем очень похоже, ну, еще придумывать всякие затеи, шутить, лаять…

М у с т а ф а (вскрикивает). Лаять?..

М а х м у д (бьет Мустафу по спине, с ненавистью). Ну вот, теперь мы с тобой и полаем… Докатились.

А р к у б. Я имел в виду… я хотел сказать, что в свите великого султана это иногда называют пением. Ну, а еще эти дервиши очень ловко занимаются акробатикой, умеют неплохо пить и владеют секретами разврата и прожигания жизни.

С у л т а н. Хорошо, прибавь их к моей свите. Сегодня вечером я испытаю их. Но вы все здесь, верно, забыли, что по утрам я не люблю видеть никого лишнего. (Поворачивается к ним спиной, и торжественное шествие продолжается.)

Аркуб с улыбкой смотрит на Мустафу и Махмуда и, покачав головой, следует за султаном.

М а х м у д. Смейся, Мустафа, радуйся. Вот мы уже и добились назначения в свиту султана — с трудом, правда.

М у с т а ф а. Ты как меня назвал? Мустафа? Забылся, что ли?

М а х м у д (тащит его в дальний угол зала). Пойдем-ка лучше в сторонку, а то он обернется и увидит нас.

Султан легко и привычно поднимается по ступеням к трону и садится — величественно и просто. Аркуб не может отказать себе в удовольствии потрогать, погладить и даже понюхать трон и, подпрыгивая, вертится рядом.

А р к у б.

С у л т а н (удивленно и вопросительно смотрит на него). Что это за чепуха?

А р к у б. Но ведь враги, мой повелитель, разорили… осрамили… «А потом бы до друзей своих добрался…» С кого будем начинать?

С у л т а н. О каких врагах ты говоришь? И вообще, что это ты тут порхаешь? Мне кажется, ты везир, а не шут.

А р к у б (склоняет голову и принимает важную позу). Простите, мой повелитель. Я немного развеселился, потому что час мести настал…

С у л т а н. Какие враги? Какая месть?

А р к у б (подражая голосу Абу Азы). «Шейха Таху, подлеца-пройдоху…»

С у л т а н. Подлеца? Почему?

А р к у б. Потому что совести у него нет. Он сирот грабит.

С у л т а н. А разве он не выступал в пятницу на молитве с восхвалением султана?

А р к у б (смущенно). Выступал, конечно.

С у л т а н. Что он, подстрекал людей к бунту и неповиновению?

А р к у б. Да как бы он посмел? Нет, я только сказал, что совести у него нет и он бедняков грабит.

С у л т а н. Несчастье этой страны в том, что аллах милостивый, милосердный вложил в рот ее жителей вместо языков змеиные жала.

А р к у б. Ну, а Шахбендера, того, что на базарах власть имеет непомерную…

С у л т а н. Наш друг Шахбендер?

А р к у б. Друг? Мой повелитель, вы называете его другом? Да ведь он разорил вас!

С у л т а н. Что с тобой сегодня? Навязываешь мне какую-то вражду с лучшими людьми государства. Это же мой оплот, моя поддержка. Или ты хочешь расшатать мой трон?

А р к у б. Простите, мой повелитель, но мне показалось, будто я слышал, что вы говорили о них кое-кому, что…

С у л т а н. Когда…

А р к у б. Может быть… вчера.

Султан на секунду задумывается, затем стучит жезлом по полу. Маймун тотчас же подбегает к нему.

М а й м у н. Что прикажете, мой повелитель?

С у л т а н. Послушай, юноша, что ты вчера делал в это время?

М а й м у н (растерянно). В это время? В это время я опрыскивал трон моего повелителя благовониями.

С у л т а н. А почему сегодня ты этого не делаешь?

М а й м у н. Я собирался, но мой повелитель как раз постучал… (Начинает опрыскивать трон.)

С у л т а н (некоторое время сидит, погруженный в задумчивость, затем поворачивается к Аркубу). Знаешь, мне, когда я один, иногда тоже мерещатся странные вещи… Или, может быть, они снятся мне. Но, когда я просыпаюсь, я стараюсь не говорить о них, не вспоминать и забываю…

А р к у б. Вы правы, мой повелитель, может быть, и мне что-то снилось… или снится. Поэтому оставим наших врагов в покое, велим принести сюда казну и заберем оттуда побольше денег. А потом… «потом мы пир горой себе устроим и пьянствовать будем все ночи напролет». А потом пойдем к бабам, а?

С у л т а н (в гневе перебивает его). Везир!

Аркуб умолкает, султан подозрительно разглядывает его.

Пойди-ка сюда.

Аркуб приближается вплотную.

А ну, повернись-ка!

Аркуб поворачивается, как манекен.

Еще раз! (Задумчиво смотрит на него, затем внезапно.) А ты в самом деле везир Барбир?

А р к у б. Мой повелитель, вы сомневаетесь в своем верном везире?

С у л т а н. Не будем больше пока. Итак, кто у меня сегодня первый посетитель?

А р к у б. Первый посетитель? Ну, первый посетитель у нас, мой повелитель, сегодня, ну этот… как всегда.

Султан снова внимательно смотрит на Аркуба, затем стучит жезлом. Быстро подбегает Маймун.

С у л т а н. Ступай, введи того, кто пришел первым.

М а х м у д. Ты заметил, он уже начинает подозревать Аркуба.

М у с т а ф а. Кто бы мог представить, что этот дурак так войдет в роль!

М а х м у д. А ты думаешь, он играет роль?

М у с т а ф а. А что же он тогда делает? Разве может человек так измениться в течение одного часа?

М а х м у д. На это иногда и часа не требуется. Ты помнишь этот день несколько лет тому назад?

М у с т а ф а. А что тогда было?

М а х м у д. Почти то же самое, что и сейчас.

М а й м у н (выкрикивает у двери). Начальника стражи — к великому султану!

М а х м у д (злорадно). Ты все еще надеешься, что он споткнется о свой наряд или сползет с трона? Тебе еще не смешно, хаджи Мустафа? Что же ты не смеешься?

М у с т а ф а. Ты уже второй раз забываешься. Вспомни, кто мы и каково наше положение.

М а х м у д. Ну как же, я и так помню. Ты сейчас — хаджи Мустафа, я — хаджи Махмуд. А наше положение — члены свиты великого султана.

М у с т а ф а. Барбир!

М а х м у д. А где он, этот самый Барбир? Кого ты зовешь? Посмотрим лучше, как будет себя вести начальник стражи. Ведь он все видит и все знает — даже когда кто из жителей страны спит со своей женой.

М у с т а ф а. Да, уж этот, конечно, сразу поймет, что к чему.

Появляется  н а ч а л ь н и к  с т р а ж и  и направляется к трону небрежной, презрительной походкой, как человек, хорошо знающий себе цену. В руках у него плетка. При виде его Аркуб прячется за спинку трона. Султан внимательно, с напряжением следит за походкой начальника стражи, и лицо его принимает еще более суровое, жесткое выражение. Чувствуется, что назревает неизбежный конфликт.

М у с т а ф а (шепотом). Кажется, начальник стражи уже все понял. Взгляни, как он идет.

М а х м у д. Он и раньше всегда так ходил, я даже не раз предупреждал его.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (останавливаясь перед троном. Безо всякого почтения). Начальник стражи явился.

С у л т а н (сдерживаясь). Как спала моя страна сегодня ночью?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Как всегда. Спокойно и уверенно.

С у л т а н. Не произошло ли каких-нибудь неприятных событий?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Не произошло.

С у л т а н. Не замышлялся ли какой-нибудь тайный заговор?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Для моих подчиненных не бывает ничего тайного.

С у л т а н. Не слишком ли ты самоуверен? Крайняя самоуверенность притупляет бдительность.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (резко). Я не привык к подобному тону.

С у л т а н. Султану следует время от времени менять тон, если он не хочет, чтобы сети тайных заговоров оплели его трон.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (начинает теряться). Мой повелитель на что-нибудь намекает?

С у л т а н. Твоему повелителю нет надобности намекать. Государство не лишено тайных заговоров.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Мой повелитель что-нибудь подозревает?

С у л т а н. Султан без подозрений — это султан без трона.

М а х м у д (вскрикивает от восхищения). Клянусь аллахом, я тоже всегда так думал!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Какая низость! Кто и о чем донес моему повелителю?

С у л т а н (чувствуя, что этот бой им уже выигран). А ты здесь как раз для того, чтобы доносить мне, а вовсе не для того, чтобы допрашивать меня. И потом… (Голос его звучит еще увереннее и громче.) Как ты смеешь называть верность султану доносом?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (робко). Растерянность сковала мой язык… Я не хотел, мой повелитель… тревожить вас подобной мелочью. Я уже казнил всех, кто допустил его побег из тюрьмы, и мы сейчас ищем его повсюду. Он не уйдет от нас со всей своей шайкой, где бы он ни скрывался.

Султан спускается с трона и с гордым видом обходит вокруг начальника стражи.

М у с т а ф а (растерянно). Что это там случилось у нас, а?

М а х м у д. И случилось, когда ты еще был султаном и изнывал от тоски. Я же хотел серьезно поговорить с тобой, принять меры…

М у с т а ф а. Ты говоришь — когда я еще был?..

М а х м у д. Да, прошедшее время — здесь единственно подходящая форма грамматики.

М у с т а ф а. Барбир!

М а х м у д. О ком ты? Где он?

С у л т а н (останавливается перед начальником стражи, в гневе стучит жезлом по полу). Побег из тюрьмы, шайка, тайный заговор, а начальник стражи приходит к султану с таким видом, словно он явился к рабыне, да еще при этом говорит — «для моих подчиненных не бывает ничего тайного».

М а х м у д. Так его, мой повелитель, так его! Клянусь аллахом, ты льешь бальзам на мою душу.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (падает на колени). Умоляю вас, не гневайтесь, мой повелитель! Это была ошибка. Она не повторится. Все не так уж страшно.

М у с т а ф а. И это — начальник стражи! Недремлющее око государства! Он не узнает своего султана. Он опускается до такого уровня. Снится мне это, что ли?

М а х м у д. На этот раз нет.

С у л т а н (снова поднимается к трону и уверенно садится на него). Что значит — «не так уж страшно»? Твой повелитель не любит сидеть на троне, который шатается.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Это всего лишь бродяга. А те, кого он собрал вокруг себя, — просто сброд.

С у л т а н. И чего же этот сброд хочет?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Устроить беспорядок в стране. Но я их зажарю на сковородках прежде, чем они сдвинут хоть одну пылиночку.

С у л т а н. И как же ты их зажаришь? Они что, у тебя в темницах?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (растерянно). Нет, но мы же их правда ищем.

С у л т а н. А поймали только одного, и тот сбежал?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Мы поймали еще одного… (Стыдливо.) Но он умер под пытками, так ни в чем и не признавшись. Но мы их всех, всех поймаем.

С у л т а н. Не люблю жалких обещаний. Если ты их не поймаешь до праздника, можешь повеситься.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Мой повелитель!

С у л т а н (стучит жезлом). Молчать! На сегодня с меня довольно и этого чрезвычайно интересного донесения. (Задумывается.)

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (подавленно). Слушаю и повинуюсь, мой повелитель. (Уходит.)

А р к у б (выскакивает из-за трона, подпрыгивает). Ты его сразил начисто! Пришел как павлин, а ушел как мышь. Настоящий султан наверняка нам недурно заплатит за службу, которую мы ему случайно сослужили.

С у л т а н. Кто?

А р к у б (спохватившись). Нет-нет, ничего. Это я сам с собой разговариваю.

С у л т а н. Можешь разговаривать сам с собой молча. Не мешай мне думать.

М у с т а ф а. Заколдован я, что ли? Начальник стражи меня обманывает. Что происходит в моей стране?

М а х м у д. В этой стране творятся такие дела, которые обязывают султана не расставаться со своим нарядом и покрепче держать в руках бразды правления.

М у с т а ф а. Ну, а ты? Ты что-нибудь знал?

М а х м у д. Когда я был везиром, а ты был султаном, мне не раз хотелось влепить тебе пощечину.

М у с т а ф а (в ярости хватает его за воротник). Ты?.. Ты?.. Барбир? Пощечину?

М а х м у д. Отстань, хаджи Мустафа, не позорься. Кому нужен султан, который скучает и легкомысленно ведет себя? И кому нужен везир, который не знает, что делается в стране?

М у с т а ф а. А кому нужен этот дурак?

М а х м у д. Султан, которого ты называешь дураком, сумел сразу распознать, что творится в его стране.

М у с т а ф а (в отчаянии). Заколдован я, что ли, или сошел с ума? Что все это значит?

М а х м у д. Ничего особенного, кроме того, что наш великий султан припал сегодня к своему наряду, как зародыш к чреву матери, и держится за жезл, как за пуповину. Вчера ты еще тоже мог добиться того же.

М у с т а ф а. Это же какой-то бред. Я немедленно прекращу все это! (Хочет броситься к трону.)

Махмуд его задерживает.

С у л т а н (очнувшись от своей задумчивости, стучит жезлом). Позвать ко мне палача!

А р к у б. Палача? Спаси нас аллах! А зачем это он нам потребовался?

М у с т а ф а. Сейчас, когда явится палач, я положу конец всей этой комедии. Топор палача будет беспощаден.

М а х м у д. Сия комедия начата султаном, и никто, кроме султана, не может положить ей конец. А хаджи Мустафа есть хаджи Мустафа.

М у с т а ф а. Заколдован я, что ли…

Входит  п а л а ч.

П а л а ч (кланяясь). Палач к вашим услугам, великий султан.

М у с т а ф а. Или я сошел с ума? Неужели никто не видит, что у султана другое лицо?

М а х м у д. У султанов лица не бывает.

Султан с вожделением рассматривает топор палача.

А р к у б. Спаси нас аллах! Что это за страшная железка? Неужели мы весь день будем глазеть на топор в то время, как дивные красавицы ждут наших ласк и объятий!

С у л т а н (бросает на Аркуба гневный взгляд). Эй, палач, ты сам стань направо от меня, а топор поставь поближе к моей руке.

Палач становится навытяжку справа от султана, а топор прислоняет вплотную к трону так, что рукоятка топора оказывается у самого подлокотника.

А р к у б (с возмущением). Аллах милостивый, милосердный, что происходит с моим хозяином?

С у л т а н (с явным удовольствием гладит топорище). Вот так… Пусть будет у меня под рукой, чтобы я чувствовал пальцами его холод и твердость, чтобы это железо проникало мне в пальцы, в руку, в тело, до мозга костей. Я бы хотел слиться с этим железом, стать с ним единым целым — султаном-топором. А ты, ты стой там, палач.

П а л а ч (закашлявшись). Слушаю и повинуюсь!

А р к у б. Клянусь аллахом, я ничего не понимаю. Ведь мы же хотели просто пошутить! Где же они, эти шутки? Я не узнаю больше своего хозяина. А султан — ведь он же ждет, когда начнется веселье. Ничего не понимаю.

М а х м у д. Как бьется сердце! И душит желание вернуть себе свой наряд. Настал момент, когда везир должен быть рядом со своим повелителем.

М у с т а ф а. Заколдован я, что ли, или сошел с ума? (Стараясь взять себя в руки.) Везир! Усмири его сейчас же!

М а х м у д. Вы имеете в виду — усмирить моего повелителя великого султана или железный топор, хаджи Мустафа?

М у с т а ф а. Я приказываю тебе немедленно прекратить эту комедию!

М а х м у д. …И узнал рыбак, что в бутылке, попавшей к нему в сеть, закупорен джинн. Джинн плакал — плакал и молил выпустить его на свободу. Смягчилось сердце рыбака, он и открыл бутылку. И тогда джинн вырвался оттуда, превратился в огромного-огромного великана и захохотал так, что содрогнулись все горы и пустыни, а потом кинулся на рыбака, чтобы убить его.

М у с т а ф а (шатаясь). Заколдован я, что ли, или сошел с ума?

М а х м у д. Я не стану жалеть тебя, если сказка так и закончится на этом. А мне нужно добиться своего.

Свет на сцене притухает, видна лишь рука султана, сжимающая топор.

Интермедия

Плакат: «Дай мне наряд султана, и да будет тебе султан».

Все персонажи предыдущей картины застывают в неподвижности. М у с т а ф а  выходит из своего укрытия и с безумным видом кружится по сцене.

М у с т а ф а. И никто не узнал его в лицо! Заколдован я, что ли, или сошел с ума? Что здесь происходит?

С обеих сторон сцены из глубины выходят  У б а й д  и  З а х е д, на авансцене они встречаются. Их реплики звучат очень просто, естественно и сердечно.

У б а й д. Он переоделся и стал султаном? Что ж, это превращение вполне закономерно. Даже если все это сказка или фантазия.

З а х е д. В государствах, где царствует притворство, фальшь, всегда действует закон «дай мне наряд султана, и да будет тебе султан».

М у с т а ф а (вертится по сцене). Что здесь происходит? Где истина, а где фальшь? Где сон и где явь?

З а х е д. Здесь нет ни истины, ни фальши. Вся суть в оболочке, а содержимое неважно. Детали меняются, суть остается.

У б а й д. Тот, кто восседает сейчас на троне, кажется очень жестоким. А тот, кто мечется около, тоже был жестоким. Рано или поздно он бы все равно стал более жестоким. Обстоятельства обязывают каждого защищать свою власть.

З а х е д  и  У б а й д (вместе). Детали разные, суть одна. В государствах, где царствуют притворство и фальшь, — это основной закон.

М у с т а ф а (с широко раскрытыми глазами мечется по сцене, останавливаясь перед каждым действующим лицом). Зеркала… Зеркала… Я словно заперт в комнате с зеркалами. Здесь все стены из зеркал, потолок, пол, окна — тоже из зеркал. А я кручусь и кручусь совсем один. Хлопну в ладоши — и все хлопают тоже. Кричу, и тысячи голосов эхом отвечают мне. Наклоняюсь, и миллионы склоняются передо мной… Иду, и за мной идет тысячная толпа, от которой содрогается земля. И у всей этой толпы мои слова, мои жесты, мои движения. Зеркала кругом, зеркала…

У б а й д. Гордость заставляет правителей забыть изначальную истину. Когда фараон Хеопс, взглянув на огромную пирамиду, возомнил, что он сильнее, чем само время, он забыл, что люди, которые погибли, воздвигая эту пирамиду, повиновались не ему — человеку, а его власти.

З а х е д. А когда ассирийский царь Ашурбанипал разгуливал по своим дворцам и наслаждался собственным могуществом, он забыл, что люди, которые строили эти дворцы, тоже повиновались не ему — человеку, а его короне и скипетру.

У б а й д  и  З а х е д (вместе). В любом государстве это всегда закон основной — «дай мне наряд, чалму, корону — да будет тебе фараон, султан, король». (Уходят.)

М у с т а ф а (продолжая кружить между действующими лицами, застывшими на сцене). И никто не узнал его в лицо! Потому что за ними — зеркала, а за ними — еще зеркала… Заколдован я, что ли, или сошел с ума? (Возвращается в свое укрытие к Махмуду.)

Картина шестая

Плакат: «Султан есть султан, а тот, кто был гражданином Абу Азой, отказывается от себя и от своих родственников».

Застывшие действующие лица оживают.

М а й м у н (приближается к трону и склоняется перед султаном). Мой повелитель, там пришли две женщины из ваших верноподданных. У них бумага с печатью для прохода во дворец. Они хотят видеть вас.

А р к у б (радостно потирает руки). Женщины? Кажется, теплее становится, теплее…

С у л т а н. Введите.

М а х м у д. Как мне нравится этот лаконизм!

М у с т а ф а. Две женщины! А я и забыл совсем! Вот сейчас-то все и выяснится.

Боязливо входят  У м  А з а  и  А з а. Они растерянны, не поднимают глаз.

А р к у б. Кого я вижу? (Протирает глаза.) О, создатель! Как они сюда попали? Ну, наконец-то начнется комедия! (Пытается спрятаться за кресло.)

С у л т а н (Аркубу). Не люблю, когда везир разговаривает сам с собой, как кретин.

А р к у б (растерянно, заикаясь). Хозяин… повелитель… Да ведь это… взгляни на них…

С у л т а н. После приема я серьезно займусь тобой… Что хотят эти женщины от своего султана?

У м  А з а (неожиданно бросается на колени, говорит заученным тоном заученные слова). Я приветствую великого султана, властвующего над всеми смертными, я повинуюсь великому султану, я пришла вместе со своей дочкой просить и умолять о помощи и милости нашей семье, которую злые люди разоряли, грабили, угнетали…

С у л т а н. Наше назначение — помогать угнетенным. Но твой повелитель не любит плача и криков. Встань, женщина, и расскажи, что произошло.

А р к у б (преодолевая страх, выходит из-за кресла, распрямляется). Эх, была не была! Неужели так и уходить с пира не пивши, не евши.

У м  А з а (с помощью дочери поднимается с колен). О великий султан, такие, как мы, не могут не плакать, не жаловаться на свою судьбу. Мы пришли просить о справедливости, а справедливость великого султана не убоится жалоб и накажет наших мучителей. Судьба моя на этом свете ужасна, потому что я замуж вышла за человека тупого, лживого и ни на что не способного.

А р к у б (важно). Женщина, неужели ты пришла сюда для того, чтобы занимать время нашего повелителя рассказами о своем муже?

А з а (увидев Аркуба, удивленно). Мама, смотри, да ведь это же Аркуб!

У м  А з а (поднимает голову, сердито шепчет). Ты с ума сошла? Как ты можешь спутать везира Барбира с Аркубом!

С у л т а н. Не мешай женщине, везир. Мне нравится простота моих подданных, когда они выкладывают душу и рассказывают о своих горестях.

М у с т а ф а. Как будто это я сам говорю! Или это говорит мое отражение? Кто я? А кто он?

Аза от страха прячется за мать и украдкой рассматривает султана и Аркуба.

У м  А з а. Когда скот ведут на заклание, то он уж ничего скрывать не может. Вот вам и сказ. Мой муж ни на что не способен, а в наше время сотрут любого, кто не умеет хитрить и обманывать. После смерти отца у мужа осталось приличное наследство, но сам он еще был маленький да несмышленый, и назначили над ним опекуна — шейха Таху. А этот шейх — человек без стыда, без совести, готов за деньги и свою бороду, и свою религию продать. Вон он и хотел присвоить себе все наследство, мужу удалось спасти лишь половину или даже меньше. Пожаловались судье, а тот вертел-крутил, вертел-крутил, забрал у нас все, что мог, обругал и выгнал. А мы опять собрали, что осталось, и муж открыл лавочку на базаре, стал тканями торговать. Вначале даже дела неплохо пошли, но подонков ведь больше, чем хороших людей. Торговцы стали завидовать моему мужу, а главный из них — Шахбендер — споил его, обманул и разорил. Мы и сами не поняли, как все это случилось, только сожрали нас, как скотину жрут, пустили по миру. В наше время ни у кого из людей нет ни совести, ни порядочности. А теперь муж мой и вовсе рехнулся

Аркуб закашлялся.

и запил. Ничего не осталось. Даже дочь единственную не могу одеть как следует.

А з а. Мама…

У м  А з а. А ты не стыдись, доченька. Это же наш султан, наш повелитель, он должен знать все наши беды. Кроме вас, после аллаха у нас ведь никого нет, великий султан. Вот мы и пришли молить о помощи и справедливости.

Султан задумчиво поглаживает топор.

М у с т а ф а. Ведь это же его жена и его дочь. И никто никого не узнает. Заколдован я, что ли, или сошел с ума?

М а х м у д. И то, и другое.

А з а (прижимаясь к матери). Мама, взгляни на султана… Мне страшно.

У м  А з а (шепотом). «Страшно, страшно», я тебя с собой взяла, чтобы ты меня поддерживала, а не для того, чтобы ты боялась.

А з а (заикаясь, шепчет). Но он же… он очень похож на… отца…

У м  А з а. Что ты, доченька? Ты бредишь? Это, верно, роскошный дворец тебе на голову подействовал.

С у л т а н (неожиданно обращается к Аркубу). Везир! Ты знаешь этих женщин?

А р к у б (застигнутый врасплох). Мой повелитель… быть может, я и встречал их… где-нибудь…

С у л т а н. Ты знаешь их или нет?

А р к у б. А может быть, мой повелитель припоминает сам…

С у л т а н. Нет. Я спрашиваю — отвечай.

А р к у б. Гм… Знаю или не знаю? Может быть, и встречал…

С у л т а н. Не люблю увиливаний. Говори прямо, какое ты имеешь к ним отношение?

А р к у б (начинает смущенно, затем овладевает собой). Ну, раз вы настаиваете… то я выскажу откровенно свою просьбу. Ваш везир влюблен. Я уже видел эту девушку… однажды… и она навсегда оставила след в моем сердце.

С у л т а н. Мой везир говорит о своей любви, как слуга.

А р к у б. Я бы хотел, мой повелитель, взять ее в жены, милостью аллаха и его пророка. Если бы ты дал мне ее, то у Аркуба, то есть у твоего везира, выросли бы крылья и он взлетел бы на седьмое небо.

С у л т а н. Летающий везир мне не нужен.

М а й м у н (приближается). О, великий султан. Ваша любимая жена пришла передать вам, что она ждет вас к завтраку.

А р к у б. Любимая жена?

С у л т а н. Хорошо. Я скоро приду.

М а й м у н (удаляясь). Слушаюсь, мой повелитель.

У м  А з а (шепчет Азе). Султан озабочен, это хороший признак.

А з а. Давай уйдем поскорее. Мне так страшно! Я даже боюсь на них глаза поднять.

У м  А з а. Ничего, сейчас он все решит по справедливости, ты сразу и успокоишься.

С у л т а н. Мы выслушали твою просьбу, женщина, и нас опечалило, что жизнь была так сурова к вам.

У м  А з а. Да сохранит аллах нашего повелителя и его везира.

С у л т а н. Ничто меня так не печалит, как несчастье моих подданных, потому что это основа зависти, глупости и ненависти. Я ведь сам не кто иной, как один из своих подданных. И знаю, как бывает горько, когда изменяет счастье. Тогда человек начинает всех ненавидеть и видит кругом лишь одни недостатки. Значит, ты пришла сюда, чтобы сказать мне, что я плохой султан и что у меня плохое государство?

У м  А з а. Аллах отруби мне язык, если я о чем-нибудь таком подумала!

С у л т а н. Скажи, женщина, кто восхваляет султана в мечети и молится за него?

У м  А з а. Шейх Таха, а за ним все жители города.

С у л т а н. А если тот, кто восхваляет султана и молится за него, бессовестен и бесчестен, то это значит, что и султан недостоин власти и доверия.

У м  А з а (в страхе). Не приведи аллах мне и подумать об этом.

С у л т а н. Но такова логика. Если шейх султана без стыда и без совести, если судьи султана бесчестны, если султан недостоин власти и доверия, значит, вся власть в государстве несостоятельна, а законы фальшивы. Ты, женщина, пришла, чтобы это сказать мне?

У м  А з а. Пусть аллах лишит меня последнего крова, если я хотела сказать что-нибудь подобное.

М а х м у д. Он так умен, а меня нет рядом, чтобы помочь ему.

М у с т а ф а. Кто все это говорит, я или он?

Аркуб ошеломленно наблюдает за всем происходящим.

А з а. Мама, мне плохо.

У м  А з а (гневно шепчет). Нашла место! (Дрожа, обращается к султану.) Простите, великий султан, рабыне своей, что она не смогла как следует обдумать свои слова.

С у л т а н. Ничего, женщина. Я знаю, несчастье ослепляет человека. Поговорим теперь о торговле и торговцах. Когда твой муж открыл свою лавку, он взял разрешение на торговлю у Шахбендера?

У м  А з а. А почему он должен был просить разрешения, мой повелитель? Разве не каждый имеет право открыть лавку?

С у л т а н. Да, каждый, но в то же время каждый имеет право защищать свою лавку и свою торговлю, как ему заблагорассудится. Все, что сделал Шахбендер, это защитил себя и свое добро. Торговля — дело разрешенное, но и конкуренция — тоже. Когда твой муж открыл лавку, не спросив разрешения Шахбендера, Шахбендер стал ему противником и конкурентом. Значит, твой муж сам обрек себя на борьбу, на которую у него не было ни сил, ни возможностей. И вот результат — он проиграл и обанкротился. У каждого есть право на борьбу. И у каждого есть право эту борьбу выиграть. А тебе правильнее было бы жаловаться на своего мужа — ведь он причина твоих несчастий. Он лодырь, ни на что не способен и хочет свалить все свои беды на других. А потом что? Он еще и запил с горя! Женщина, этот визит затянулся. Везир, запиши мое решение.

Аркуб, вздрогнув от неожиданности, пристраивается писать.

Мы, великий султан, приговариваем мужа этой женщины к позору, для чего его надлежит провезти по всем базарам города от городских ворот до центральной площади. А женщине назначить годовую пенсию в пятьсот дирхемов, из казны везира, за что он получает эту девушку для того, чтобы жениться на ней или сделать ее своей рабыней.

А з а (ухватившись за мать, кричит). Мой повелитель!

С у л т а н (стучит жезлом). Аудиенция окончена! (Быстро уходит.)

А р к у б (растерянно). Пятьсот дирхемов? Ничего не понимаю.

М у с т а ф а. Что же это делается? Он продает свою дочь, а себя приговаривает к позору? И никто никого не узнает!

М а х м у д. Султану необязательно знать всех своих подданных, хаджи Мустафа.

М у с т а ф а. Подданных? Кто это говорит? Я? Он? Никто никого не узнает! И никто никого не узнает!

У м  А з а (задумчиво). Все, что сказал сейчас султан, мы уже слышали от шейха, судей и Шахбендера. Словно они сговорились. Не хватало только позора. Но может быть, ты станешь… женой везира. Кто знает. Аллах велик, дочь моя.

А з а. Но, мама, я не хочу, я ни за что не переступлю порог его дворца. У меня уже есть жених.

У м  А з а. Жених? Кто же он?

А з а. Этот, кто должен явиться и положить конец всей этой нищете, этому унижению, насилию, притворству.

У м  А з а. Замолчи. Хватит с нас и одного сумасшедшего — твоего отца!

П а л а ч (толкает обеих женщин к выходу). А ну, валяйте отсюда. А завтра к вам приедут за дочкой.

У м  А з а (в страхе). Уйдем отсюда, доченька, уйдем.

Ум Аза и Аза уходят, за ними — палач.

М у с т а ф а. И никто никого не узнал. Последняя надежда — это моя любимая жена. (Как в бреду.) Когда она увидит его, она закричит, и все раскроется. Тогда я разобью все зеркала, перережу всех без исключения, всех участников, всех свидетелей, всех, кто стоял здесь, кто смотрел, всех, всех. Жена моя любимая, кричи, кричи громче. Я иду к тебе. (Бежит через зал.)

М а х м у д (бросается за ним). Ты куда, хаджи Мустафа?

М у с т а ф а. Мой час настал. Я разобью все зеркала и перережу всех. Час настал.

Махмуд презрительно смотрит на него. Маймун пытается остановить Мустафу, но тот его грубо отталкивает и убегает.

Интермедия

Плакат: «Султан есть султан, а султану требуется везир, который был бы везиром».

М а х м у д (выходя на авансцену). Действительно, час настал. Этот парень еще не поверил в то, что он настоящий везир, да и великий султан начал, как видно, в этом сомневаться. Убрать его — и великий султан станет моим султаном и повелителем. (Вынимает письмо и направляется к Маймуну.) Маймун!

М а й м у н. Что это стряслось с вашим другом, почтенный? Он меня чуть с ног не сбил и убежал к жене султана, на ту половину.

М а х м у д. Он не совсем в себе, но ты не беспокойся… Могу ли я положиться на тебя в одном важном деле, дорогой?

М а й м у н. Сделаю все, что смогу.

М а х м у д. Вот письмо. Его надо срочно передать султану.

М а й м у н. Отнесу сейчас же, почтенный господин.

М а х м у д (отдает ему письмо). Благослови тебя аллах.

Маймун уходит.

Мы узнали, что ты не султан. А тот, кто стоит рядом с тобой, — не везир. Но он это знает и рассказал нам. Поэтому покинь дворец до того, как мы нападем на тебя. Знай, что человек, одетый в наряд везира, наш друг. Если с ним что-нибудь случится, то гнев наш будет страшен… Это последнее испытание, мой повелитель. Или этот безумец отнимет свой наряд или ты будешь продолжать носить его. И в том и в другом случае государство окрепнет. И окрепнет значение везира. Но прежде всего мне нужно получить обратно свой наряд.

Возвращается  п а л а ч. С печальным видом он садится около трона и нежно гладит свой топор. Махмуд подходит к нему.

Ты гладишь топор, как невесту. Неужели ты так его любишь?

П а л а ч. Больше всего на свете. Но, кажется, я теряю его.

М а х м у д. Почему?

П а л а ч (с трудом). Потому что у меня появился соперник — мой повелитель.

М а х м у д. Действительно. Он так сжимал это железо, словно хотел слиться с ним.

П а л а ч. Я всей душой чувствую, что он заберет его у меня и что это холодное твердое железо будет принадлежать ему. Мне кажется, я теряю сознание и почва уходит у меня из-под ног.

М а х м у д. О, это я хорошо понимаю, от этого я и сам страдаю сейчас.

П а л а ч. Правда, понимаешь? А кто ты?

М а х м у д. Я… из свиты султана.

Вбегает  А р к у б.

А р к у б (кричит). Хаджи Махмуд, хаджи Махмуд, где ты? Спаси меня!

М а х м у д. Что с тобой?

А р к у б. Он, кажется, совсем с ума сошел! Скажи своему приятелю, ну этому… чтобы он вмешался в это дело.

М а х м у д. А что случилось?

А р к у б. Странная вещь… Пришел Маймун и дал ему какое-то письмо. И вдруг он помрачнел, задрожал, как вулкан, да как топнет ногой об пол, да как закричит: «Я знал, что у меня везир — не везир, ну а султан… Они думают, быть султаном — шуточки. Султан есть султан, я им всем покажу!» А потом как зарычит не своим голосом: «Позвать палача! Перекрыть все входы во дворец!»

П а л а ч (вздрогнув, вскакивает). Мой повелитель зовет меня! Бегу к нему! (Убегает.)

А р к у б. Страшное дело! Он погряз в этой затее до самых ушей. Пригрозился меня в тюрьму бросить. Где мой настоящий повелитель? Позови его скорей, а то мне крышка.

М а х м у д. Ну а любимая жена султана? Она как?

А р к у б. Жена? Да она кинулась к нему, ласкала его, кормила из своих рук. А когда он вскочил и зарычал, бросилась к его ногам, целовала их и визжала: «Ты мой султан, ты мой господин, делай со мной, что хочешь, ты мой султан, ты мой повелитель!»

М а х м у д (торжественно). Вот это момент! А Мустафа?

А р к у б. Что Мустафа? Он прибежал и говорит: «Это я султан!» Мы так смеялись. Любимая жена султана повязала ему свой поясок на шею, он стал на четвереньки и залаял. Ну давайте же скорее, где наш повелитель?

М а х м у д. Ты же только что был у него.

А р к у б. Хаджи Махмуд, мы тут с этими игрушками все с ума сойдем. Где мой настоящий повелитель? Султан-то где?

М а х м у д. Я тебе серьезно говорю, наш султан — это тот, от которого ты только что пришел.

А р к у б. Нет, не морочь мне голову. Ведь я-то уж знаю, что этой мой хозяин.

М а х м у д. Он наш повелитель. А этот костюм мой. Снимай, пока тебя в тюрьму не забрали.

А р к у б. Снимать… это? Что ж мне, так, не пивши, не евши, и уходить с пира?

М а х м у д. Послушай, тогда продай мне мой пост везира.

А р к у б. Твой пост? Пока мой хозяин — султан, почему бы мне не быть везиром?

М а х м у д. Да потому, что он узнал, что ты ненастоящий везир и посадит тебя в тюрьму. Давай скорей поменяемся одеждой, пока нас тут не увидели.

А р к у б. А сколько ты мне за это дашь?

М а х м у д. Не торгуйся.

А р к у б (хлопает себя по голове). Да, а как же девушка? Везирство я тебе, пожалуй, продам, но только без девушки.

М а х м у д. Наш султан дал ее везиру. Так что забирай деньги и проваливай. Слышишь, вон он уже рычит. Уйдем-ка лучше отсюда.

А р к у б (уходя). Везде с ума посходили. И у хозяина в доме, и у султана во дворце.

Махмуд и Аркуб уходят.

Картина седьмая

Плакат: «Султан есть султан, и перед ним единственная дорога — пытки и казни, казни и пытки».

В тронный зал вбегает  с у л т а н, он в ярости. За ним — п а л а ч  и  М а й м у н.

С у л т а н. Железо! Ничто не спасет государство, кроме железа. Топор станет моей рукой и моим сердцем, одеждой и постелью. Тебе больше не придется работать, палач.

П а л а ч. Палач был бы счастлив выполнять приказы моего повелителя.

С у л т а н. С сегодняшнего дня султан сам будет выполнять приказы, которые издает.

П а л а ч. Я скорее отрублю себе руки, чем дам моему повелителю запачкать свои пальцы.

С у л т а н. Кровь не пачкает; ничто не очищает правителей так, как кровь.

П а л а ч (дрожащим голосом). А что же будет делать палач, мой повелитель?

С у л т а н. Он будет рядом со мной, помогать мне. Все в заговоре, все хотят броситься на дворец. А у начальника стражи бунтовщики убегают из-под самого носа. Нет, пришло время закрутить покрепче все гайки в этом государстве.

В е з и р (подбегает к султану). Да-да, пришло время, мой повелитель. Этот омерзительный заговор ненадолго разлучил меня с вами. Но мы раскрыли заговор и теперь арестуем всех подозрительных людей. И всех, у кого на лице заметим тяготение к бунту и к беспорядку.

С у л т а н. Да-да, у меня к тебе еще есть дело. Нужно создать стражу, которая будет следить за начальником стражи и остальной стражей.

В е з и р. Разумная идея, мой повелитель. Я тотчас же приступлю к ее исполнению.

С у л т а н (всматривается в него). А где тот человек, который выдавал себя за везира?

В е з и р. Мы обязательно схватим его, мой повелитель.

М а й м у н. Великий султан, к вам делегация местной знати. Они с какими-то требованиями.

С у л т а н. Пусть войдут.

Входят  ш е й х  Т а х а  и  Ш а х б е н д е р.

Ш е й х  Т а х а  и  Ш а х б е н д е р. Салям, наш повелитель.

С у л т а н. Приветствую вас.

В е з и р. Я сообщу вам добрую весть, почтенные. Можете ни о чем не беспокоиться, ничего не требовать. Наш повелитель держит свой жезл железной рукой.

С у л т а н. Если речь идет о беспорядках, которые начинались в стране, то с ними покончено. Всех бунтовщиков мы затолкаем в тюрьмы, ну и топору придется поработать вовсю.

В е з и р. Глашатай объявит сейчас о раскрытии заговора. Мы добьемся полного повиновения народа великому султану.

Ш а х б е н д е р  и  ш е й х  Т а х а. Это действительно добрая весть.

С у л т а н. Я хочу, чтобы мои подданные воспитывались в духе высоких идеалов и в полном единении с их повелителем. Пусть шейх Таха составит нам новые программы для медресе, для ученых и глашатаев.

Ш е й х  Т а х а. Субханалла! Как совпали наши мысли. Я ведь хотел предложить то же самое.

В е з и р. Я же сказал вам, не надо ничего требовать — государством правит железная рука. Поговорим лучше о предстоящем празднике.

Ш а х б е н д е р. К празднику все готово, мой повелитель. И все подарки тоже готовы.

Султан стучит жезлом. Шахбендер и шейх Таха, кланяясь, пятятся к выходу.

(Шепчет.) А ты не заметил, что наш султан как-то изменился?

Ш е й х  Т а х а. Да, он больше стал похож на султана.

Они смеясь подталкивают друг друга и застывают.

Затемнение.

ЭПИЛОГ

На сцене, так же как и в начале спектакля, появляются все исполнители в костюмах своих персонажей.

М у с т а ф а (с женским поясом, висящим у него на шее, словно поводок, кружится по сцене). Это же все игра, только игра. Я — он. Я или он. Зеркала кругом… Но они же разбились. И мое лицо теперь из тысячи осколков. Кто соберет из осколков мое лицо? Где везир? Где стража? Где мои рабыни? Я — султан. Это же все была только игра. Но ведь султан — это я!

А р к у б. Ах, мой хозяин, ты не увидишь больше рядом с собой своего Аркуба.

М у с т а ф а. А мое лицо из тысячи осколков. Кто же я теперь?

А р к у б. Даже деньги, за которые я продал свое везирство, оказались фальшивыми. И я потерял ту, которую мечтал назвать своей женой. Это все игра. Я был в ней и участником, и жертвой. Но разве я чему-нибудь научился? Боюсь, что теперь уже поздно. Я не хотел быть с такими, как я сам, и не смог дотянуться до тех, кто надо мной.

М у с т а ф а. А мы все играли, играли, играли… Кто же я теперь?

У м  А з а. Я добивалась справедливости, а добилась рабства для дочери и позора для мужа. Если бы мне знать, где он. Я ищу его, ищу и нигде не нахожу. Это, конечно, игра. И я в ней проиграла, но разве я научилась чему-нибудь? Да, я узнала, что там, наверху, все они одинаковы и все заодно. Но мне-то от этого какая польза?

П а л а ч (потрясенно). А я в этой игре был и участником и жертвой. Султан отобрал у меня топор, и я стал его тенью или пылью. А чему может научиться тень или пыль?

А з а. Эта была игра. Меня втолкнули в нее, не знаю почему. Теперь я рабыня в этом ужасном дворце, и по мне ползают страшные пауки. Кто мой отец? Кто везир? Кто Аркуб? А кто султан? Я лежу между постелью и пауками и ничего не понимаю. Луна! Где луна? Почему она скрылась и погасла?

М у с т а ф а. Скажите же, что это была игра. А султан есть султан. Это я. Это — я. Это — я!

Султан, везир, начальник стражи, Маймун и палач составляют группу, которая выстраивается на левой стороне сцены. За ними, в глубине, шейх Таха и Шахбендер двигают куклами так же, как и в прологе. С другой стороны стоят Убайд, Захед, обе женщины, Аркуб и Мустафа.

С у л т а н. Может быть, эта игра и была игрой, но (тоном приказа) с сегодняшнего дня больше играть нельзя.

Г р у п п а  п е р с о н а ж е й  н а  л е в о й  с т о р о н е  с ц е н ы (повторяет). Играть нельзя!

Шейх Таха и Шахбендер хлопают в ладоши.

С у л т а н. Фантазировать нельзя.

Г р у п п а. Фантазировать нельзя!

Шейх Таха и Шахбендер хлопают в ладоши.

С у л т а н. Мечтать нельзя!

Г р у п п а. Мечтать нельзя!

Шейх Таха и Шахбендер хлопают в ладоши.

З а х е д. Если даже меняются султаны, то все равно дорога у них одна — пытки и казни, казни и пытки.

У б а й д. Нам нужно выбрать подходящий момент — не опоздать и не поспешить.

З а х е д. Этот момент еще не настал?

У б а й д. Во всяком случае, он не так уж далек.

Актеры снимают свои костюмы и говорят по очереди, сначала тихо, потом все громче и громче и, наконец, все вместе.

А к т е р ы. История рассказывает об одном народе…

— Который не захотел больше терпеть насилия, гнета, голода и несчастья, угнетения, нищеты…

— Они восстали…

— Убили своего султана…

— И съели.

— Помучались животом немного…

— Кого-то вытошнило…

— А потом ничего, выздоровели…

— И тогда все люди стали равными…

— И не нужно было больше никому ни скрываться, ни переодеваться…

— Исчезли фальшь и притворство…

— И жизнь потекла спокойно и прекрасно…

В с е (вместе). И жизнь потекла спокойно и прекрасно.

Занавес.

Нгуен Хюи Тыонг БАКШОНСКОЕ ВОССТАНИЕ Пьеса в пяти действиях

Нгуен Хюи Тыонг (1912—1960) — вьетнамский прозаик и драматург. Родился в семье бедного ученого-конфуцианца. В 1932 году окончил среднюю школу в Хайфоне. Три года ездил по стране в поисках работы, в 1935 году получил должность секретаря ханойской таможни.

Первые значительные произведения Нгуен Хюи Тыонга были опубликованы в периодической печати в начале 40-х годов — повесть «Ночь под праздник Лонгчи» (1942—1943) и пьеса «Ву Ни То» (1943—1944). С 1943 года участвует в подпольной патриотической Ассоциации деятелей культуры «За спасение Родины». Приветствовал Августовскую революцию 1945 года.

В 1946 году опубликовал пьесу «Бакшонское восстание» — первое крупное произведение послереволюционной литературы во Вьетнаме. Ему принадлежат также романы «Жизнь крестьянина Люка» (1955—1956) и «Навеки с тобою, столица», который не был закончен автором и опубликован после его смерти в 1961 году.

Перевод с вьетнамского Н. Никулина.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Т х а й, 30 лет, вьетнамец.

К ы у, 24 года, крестьянин, тхо^[29] по национальности.

С т а р ы й  Ф ы о н г, 60 лет, тхо по национальности.

Е г о  ж е н а, с т а р а я  Ф ы о н г, 60 лет.

Ш а н г, 18 лет, сын Фыонгов.

Т х о м, 20 лет, дочь Фыонгов, жена Нгаука.

Н г а у к, 27 лет, зять Фыонгов.

Действие пьесы происходит в сентябре и октябре 1940 и в начале 1941 года в Бакшоне.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Дом стариков Фыонгов. Свайная постройка, в комнате почти никакой мебели, но опрятно, чисто.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Открывается занавес. За сценой гремит винтовочная пальба, иногда раздаются громкие крики. В те моменты, когда все затихает, из-под настила свайного дома доносится хрюканье и свинячий визг.

С т а р а я  Ф ы о н г (прячется в темном углу, наткнулась на метлу, топчется на ней. Она бледна, в глазах растерянность. Услышав треск автоматной очереди, вздрагивает. В отчаянии бормочет). О небо! Милостивое небо! (Съеживается, горбится и ползет в угол; бамбуковые стволы, из которых сложен пол, стучат друг о друга, старушка пугается еще сильнее.) Смилуйся, о небо! Смилуйся над нами! Погибель наша пришла! Помогите нам, боги! Детей сберегите от напасти!

Воцаряется тишина.

(Дрожа, отбрасывает в сторону метлу. Хлопнув себя по щеке, убивает москита. На лице написана полная растерянность, она прислушивается; опираясь руками об пол, пытается встать.) Как бы старика-то уму-разуму научить? Ну что ему дома не сидится? Ведь седой весь, а непутевый. (С раздражением.) Да еще мальчишку, Шанга, с собой потащил. Эх, как бы уму-разуму научить старого… А вдруг с дочерью и с зятем что случится? Горе мне, горюшко!

Слышно, как над самой крышей со свистом пролетает пуля.

(Мгновенно кидается на пол. Застывает на месте. Потом с усилием поднимается, садится. Вид у нее вконец перепуганный.) Хоть из кожи вон лезь, а с этими французами, с этими тэями^[30] ни за что нам не сладить. Вот нагрянут опять, всех моих расстреляют. (При мысли об этой страшной каре старушка вздрагивает.) Великое всемилостивейшее небо! Избавь нас от этой напасти! (Цепляясь за стену, поднимается. Но ноги не держат ее, чтобы не упасть, прислоняется к стене. Начинает вслушиваться.) Затихло, что ли? Эх, эти тэи все равно что псы окаянные. Еще счастье, если просто расстреляют. А вот как станут пытать, допрашивать, в тюрьму посадят, что тогда? Смилуйся над нами, небо! Не дай им возвратиться, этим тэям, этим французам. Вернутся они, зло вымещать начнут, хоть в джунгли беги, не спрячешься. Всех перебьют в селении! (Тяжело вздыхает.) Смилуйся над нами, небо!

Раздается стук в дверь. Старушка вздрагивает.

Т х о м (за дверью). Мама! Открой скорей! Мама!

С т а р а я  Ф ы о н г (почти всхлипывая). Кто та-ам?

Т х о м (сердито). Я, Тхом, твоя дочь, кто же еще может быть?

С т а р а я  Ф ы о н г (глядит в щелку). А ты не обманываешь? Ты на самом деле Тхом?

Т х о м (сердится). Ну, конечно. Кто же еще? Мама! Открывай же! Что ты там замешкалась?

С т а р а я  Ф ы о н г (обрадованно). Я сейчас, я живо… (Тихо.) Ну, за нее, за дочь-то, хоть я теперь спокойна. (Подходит к двери, пытается ее открыть. Руки ее не слушаются, и старушка никак не может отодвинуть щеколду.)

Т х о м (нетерпеливо). Что с тобой стряслось, мама? Дело простое — дверь открыть.

С т а р а я  Ф ы о н г. Цепляется что-то, никак щеколду не выну…

Т х о м (с досадой). Беда нам с тобой, мама!

С т а р а я  Ф ы о н г (суетится). Ты меня, дочка, подгоняешь, я и совсем растерялась. Подожди-ка минутку, постой спокойно. Открою, открою сейчас. Ведь не нарочно же я тебя в дом не пускаю…

Т х о м (ласково). Дверь открыть — сущий пустяк: раз и готово. А ты все возишься и возишься. Просто узнать тебя не могу.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ну вот, наконец-то!

Дверь открывается, через дверной проем вдали виднеются горные вершины; облака окутывают их густым туманом. Т х о м  и  Н г а у к  вбегают в дом.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

С т а р а я  Ф ы о н г, Т х о м  и  Н г а у к.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ой! Тут и братец моего Шанга^[31], Нгаук!

Н г а у к. Запирайте дверь, быстрей!

Т х о м (помогая матери задвинуть щеколду). Дай-ка я, мама, у меня сноровки больше.

С т а р а я  Ф ы о н г (отойдя в сторону, любовно осматривает дочь). Что с вами? Не случилось ли чего?

Т х о м. Люди селения нескольких французов захватили, ведут их по дороге.

С т а р а я  Ф ы о н г. Да неужели? Французов захватили? И что-нибудь над ними учинили?

Т х о м. Нет, что ты. Связали — только и всего. Французы рассвирепели, глядят так, что оторопь берет, а народ не боится — идет себе за ними, люди будто мухи слетелись, да еще шуточки отпускают. Подумать страшно! А эти самые тэи такие ужасные, физиономии кровью налились, все руки и ноги в волосах!

С т а р а я  Ф ы о н г. Вон оно как! И не испугались наши, схватили тэев. Истинно: ни бога, ни черта не боятся. О небо, смилуйся над нами! Отродясь такого не видывала! Теперь наверняка горюшка хватим, тэи нас в покое не оставят! И говоришь, своими глазами видела?

Т х о м. Скоро их по улице мимо дома поведут.

Доносится шум толпы. Крики: «Эй, гляди, двух бородатых поймали!»

Вот, мама, можешь полюбоваться. А я уж поостерегусь. (Подталкивает мать.)

С т а р а я  Ф ы о н г (медлит). Нет, дочка. Еще отец меня учил, чтоб я не высовывалась попусту, не заглядывала на улицу.

Доносятся крики: «Братья, выходите, посмотрите на пленных тэев!»

Тоже нашли на кого любоваться. Ты мне, дочка, лучше скажи, не видала ли ты где нашего Шанга?

Т х о м. Нет, не видала.

С т а р а я  Ф ы о н г. Хорошо, что хоть вы пришли, у меня на душе чуть полегче стало, да с вами не так теперь и страшно. А то я думала, что и жива не останусь!

Издалека доносятся крики: «Тэев поймали! Тэев в плен взяли!»

А отца с Шангом вы там нигде не встречали?

Т х о м. Мама, ты еще спрашиваешь. Ну, где же они оба могут быть? В толпе, конечно, идут, на тэев смотрят. Вся душа за них изболелась.

С т а р а я  Ф ы о н г. Девочка ты моя, дочка… (Голос ее становится ласковым, оглядывает дочь с головы до ног.) Что это ты такая растрепанная? (Поворачивается к зятю.) И ты, Нгаук, какой-то странный…

Н г а у к (насмешливо). От бунтовщиков бежали!

С т а р а я  Ф ы о н г (придвигаясь к Нгауку и переходя на таинственный шепот). Что это значит, сынок?

Н г а у к (с сухим смешком). Как? Будто вы не понимаете, мама. На днях тэи вернутся, головы с плеч полетят, всех бунтовщиков перестреляют. Как говорится, весь огород от сорных трав прополют. Вот так-то.

С т а р а я  Ф ы о н г. Неужели! А с моим сыном, с Шангом-то, что будет?

Н г а у к. Аа-а! (Беззвучно смеется.) С ним дело ясное…

С т а р а я  Ф ы о н г (с болью). Как же нам быть? (Ворчливо.) Умоляла их, просила. Куда там! Слушать не захотели, что сын, что отец. А теперь как быть? Горюшко мне, горе! И муж, и сын — оба сразу! Нгаук, сынок, может, ты нашей беде поможешь, а? Скажи мне по совести, успокой старуху.

Н г а у к (с напускной важностью). Это дело такое… Но вообще-то откуда мне знать? Ведь того, кто до волоска тех самых тэев дотронется, ждет смерть! А вы подумайте только! Берут их в плен, ведут по улицам на позорище, хотят расстрелять! Это дело такое…

С т а р а я  Ф ы о н г. Как же быть?

Н г а у к. Ну, так… Да откуда мне знать? Но тем, кто идет в толпе, за пленными тэями, им наверняка несдобровать.

С т а р а я  Ф ы о н г. А говорили люди, что одолеем их… Может, и впрямь одолеем?

Н г а у к. Как сказать! Кое-кто думает, что уже одолели. Вроде бы все верно. Загнали тэев в ущелье. Взяли нескольких в плен. Теперь водят по улицам, показывают. А на самом деле кто кого одолел? На самом деле чем больше мы будем их так одолевать, тем потом кара будет страшнее.

С т а р а я  Ф ы о н г. Говорили еще, что придут японцы, а французы укатят восвояси.

Н г а у к. От кого это вы слыхали, мама? Вы поосторожнее: скажете где-нибудь ненароком да тут же и раскаетесь. Вы вот говорите, что французы уберутся отсюда. Беда в том, что никуда они не денутся, а вернутся да и селение с землей сровняют, как в Биньза. Сейчас веселитесь — пожалуйста. Только знайте: возвратятся тэи с войском, начнут мстить — тогда не жалуйтесь!

С т а р а я  Ф ы о н г. А у нас все говорили, что японцы по французам ударят, тогда французам одно останется — восвояси улепетывать.

Н г а у к. Нет. Восвояси они не собираются, вместе с японцами на нас насядут.

С т а р а я  Ф ы о н г. Почему же говорят, что японцы за нас? Если же и японцы нагрянут, да тэи вернутся, косить всех подряд начнут, тут уж не выжить, не уцелеть. Одна погибель нам остается, от смерти никуда не уйдешь. Ничего здесь, видно, не придумаешь (со слезами в голосе). И я, я тоже помру. Смилуйся, небо! За какие же это грехи?

Н г а у к. Если бы господин начальник округа был жив…

С т а р а я  Ф ы о н г. Что с ним случилось, с господином начальником-то?

Н г а у к. Как что? Расстреляли. И господина заместителя — тоже.

С т а р а я  Ф ы о н г. Неужели всех расстреляли? И нам смерти не миновать! Когда же это?

Н г а у к. Вы, мама, оказывается, ничегошеньки не знаете. Их судили народным судом — так это называется, ни больше, ни меньше! Все как полагается. И судья был, и присяжные заседатели — словом, как у тэев заведено. Но дело в том, что судьей был некий господин из рабочих, присяжным заседателем — какой-то отставной солдат. В законах они ни уха ни рыла не понимают. Суд заседал — смешно сказать! — прямо посреди рынка. Ударили в колотушку, созвали народ. Привели господина начальника округа и господина заместителя. Потом, видите ли, стали у народа мнение спрашивать. А народ, ясное дело, господ чиновников всегда недолюбливал. Нашлись такие людишки, которые даже требовали чиновных господ облить керосином да поджечь. Говорили, мол, что они тэям сапоги лизали, что предатели они и против революции. Еще, мол, им повезло, что просто расстреляли. Ничего себе, хорош суд!

С т а р а я  Ф ы о н г. Господ чиновников убивают, французов связывают. Разве такое дозволено? Ох уж эти мне революционеры. Откуда только храбрости понабрались?

Т х о м. Что там революционеры, теперь все осмелели. Да и по чести сказать, начальник округа много народу на тот свет отправил. Зло творил — злой смертью и умер, он людей стрелял прямо в своей управе.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ужасы какие! Оказывается, начальник округа тоже…

Н г а у к. Что тоже? Разве он вам что-нибудь плохое сделал? Если послушать этого учителишку Тхая, всех придется послать на гильотину. Известно ведь, что каждый лез прямо в управу и нес без стеснения всякую околесицу. Немудрено, если господин начальник бывало и прикрикнет, осерчает… Со стороны кажется, что он был злой, а на самом деле никто ведь его как следует не знал. Французы с ним считались. Я был там в управе совсем маленькой пешкой, а благодаря тому, что работал под началом самого господина начальника, жил куда лучше заместителя! Сколько всего ко мне в руки плыло… А теперь…

Т х о м (укоризненно). Я в тот день предупреждала тебя, незачем деньги вперед давать. Не послушал ты. Плакали наши денежки: не одна ведь сотня.

Н г а у к. Ты говоришь так, будто бы господин начальник наши деньги присвоил. Нужно ему было… Подумай только, какой это начальник округа, имеющий четвертый чиновничий ранг^[32], станет что-нибудь делать для мелкой сошки вроде меня так просто, ни с того, ни с сего? Подумаешь, какие-то три сотни пожалела!

Т х о м. А разве не жаль? Ведь деньги. Я с голода пухнуть не желаю.

Н г а у к. Не бойся. Я тебе голодать не дам. Кто-кто, а я-то уж не боюсь, что без денег останусь. У меня их куча! Ты себе кольцо справить задумала? Скажи, сколько тебе надо денег, — дам, не пожалею, а молчишь — откуда узнаю, чего тебе хочется.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ты не голодаешь, дочка, что и говорить. Одета не хуже любой чиновницы. А на что тебе кольцо? Женщина должна по дому работать. Доля наша такая.

Т х о м. Не успели к маме в дом войти, а уж переругались. Давно я ничего не покупаю и кольцо заказывать не стану. Мама все видит, все понимает.

Н г а у к. Почему ты кольцо не хочешь? Деньги у меня есть. Не сомневайся.

Т х о м. Хоть деньги есть, все равно заказывать не стану.

Н г а у к. Боишься, люди засмеют?

С т а р а я  Ф ы о н г. А ведь в самом деле, люди засмеют, дочка. Не надо, погоди. Во всем нашем селенье, да что там, во всем округе, не найти такой пары, как ты с Нгауком. Подумать только, одна радость у вас в доме должна быть и счастье.

Н г а у к. Небось ты, Тхом, наслушалась речей этого учителя Тхая.

Т х о м. Не будем об этом, ты же знаешь, ни к чему хорошему такой разговор не приведет.

С т а р а я  Ф ы о н г. Да Тхай здесь и не бывает. Когда его слушать-то? Уж с каких пор ушел он, и не помню. За его спиной люди говорят, мол, ушел — и хорошо. А смотришь — скучают о нем, вспоминают. Беда! Он не просто так, в учителя выбился! Да привадился к другому делу. Ни жены у него, ни детей, о себе не думает, а весел всегда как в новогодний праздник.

Т х о м. Сколько раз в тюрьме уже сидел.

С т а р а я  Ф ы о н г. А ты откуда знаешь?

Т х о м. Люди говорят.

С т а р а я  Ф ы о н г. Подумаешь — и жалко его. Куда он ушел, не знаю. А в тот день, когда он уходил, такой дождь, такой ливень был! Замешкайся он тогда хоть немного, сцапал бы его господин Хыонг. Но ловок он, этот Тхай. Ушел, а через полчаса господин Хыонг вместе с тэями нагрянул. Небось, уже два месяца с тех пор минуло. Один у него грех — за такое тяжелое дело взялся. А я против него ничего не имею, пусть бы жил у нас.

Н г а у к. Зовите, приглашайте его… Революций никаких и в помине нет, а он на вашу семью погибель только накличет.

Доносятся радостные возгласы.

С т а р а я  Ф ы о н г (дрожа). Двери-то закрыты? (Тянет за собой Тхом.) Иди сюда, ко мне. И ты, Нгаук, сынок.

Пауза.

Нгаук, сынок, неужели тэи все-таки вернутся?

Н г а у к. Как пить дать вернутся, мама.

С т а р а я  Ф ы о н г. Что ж будет? Отчего это японцы их всех не перебили! Как было бы хорошо, насколько бы легче стало. Так нет, оставили их в живых зачем-то. Если живы тэи — значит, жди беды, значит, хлебнем еще горя. Напасть какая! И что отец с мальчишкой Шангом надумали? Ишь какие прыткие!

Н г а у к. Это работа учителишки Тхая.

С т а р а я  Ф ы о н г. Что же делать, Нгаук, сынок?

Н г а у к. Ничем не могу помочь.

Доносятся громкие крики: «Смерть тэям! Судить предателя Хыонга! Смерть проклятым псам!» Нгаук исподволь посматривает на старушку. Раздаются выстрелы.

С т а р а я  Ф ы о н г (хватает дочь за руку). Погибель наша пришла!

Н г а у к. Не бойтесь, мама. Уже целую кучу тэев расстреляли.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ты же сам говорил, чем больше мы их убьем, тем страшнее они нам будут мстить.

Н г а у к. Это я пошутил, мама. Всех их надо истребить. Оставим — нам хуже будет.

Раздаются крики: «Смерть предателям!» Слышно мычание коровы.

Т х о м. Предателей все ненавидят. Кто только занимается этим подлым ремеслом? Как хоть они выглядят, эти предатели? Никогда в жизни еще ни одного не видала. Небось один страх на них смотреть-то.

С т а р а я  Ф ы о н г. Вот уж и неправда. Взять господина Хыонга, разве ты его не знаешь? Из красавцев красавец.

Н г а у к. И коровы мычат.

С т а р а я  Ф ы о н г. Да… Вроде бы по лестнице кто-то поднимается.

Г о л о с  с т а р о г о  Ф ы о н г а. Откройте!

С т а р а я  Ф ы о н г (радостно засуетилась). Старик пришел, слышите, дети. А с ним, наверно, и Шанг вернулся.

Опять слышен нетерпеливый голос старого Фыонга.

С т а р а я  Ф ы о н г. Сейчас, сейчас, Тхом, отвори-ка дверь. Живо, живо откроем! Счастье, счастье-то какое!

Н г а у к. Я иду, мама. Я сейчас!

В дом врываются крики: «Победа! Победа! Посмотрите на пленных тэев! Победа, братья!»

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Т е  ж е  и  с т а р ы й  Ф ы о н г.

С т а р ы й  Ф ы о н г (с винтовкой за спиной, на поясе кобура с пистолетом, он в военной фуражке и босиком). Вот это да! Все в сборе! Будто сговорились. Ну, наконец дома, не верится даже.

С т а р а я  Ф ы о н г (в радостном возбуждении). А я тебя, старик, за француза чуть не приняла, перепугалась. Что это ты так вырядился?

С т а р ы й  Ф ы о н г (улыбаясь). Что, похож на тэя? А чего нам бояться этих тэев? Они не боги, они даже и не тигры, и не пантеры. Бояться их нечего. Вот наши ведут их — так этих тэев дрожь бьет. Раньше раздолье им было, все-то их страшились. А теперь и мы выглядим не менее внушительно.

С т а р а я  Ф ы о н г. А где Шанг, отец?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Сейчас придет.

Н г а у к (увивается вокруг старика). Давайте я помогу вам.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Поможешь?

Н г а у к. Вам, наверно, тяжело, отец?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ты про амуницию? Заладил: тяжело, тяжело… Черт побери! У меня ружье за плечом, а ты говоришь тяжело! Эх, еще парень называется.

Н г а у к. М-да, конечно, ведь я не такой крепкий, как вы.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Мать и вы все, выглянули бы из дому, посмотрели, что на улице творится. Люди на демонстрацию вышли. Буйволов — и тех в хлевах не удержишь. Можно сказать, весь округ на улицу вышел. А вы дома отсиживаетесь. Хороши, нечего сказать! Храбрецы! Герои! Бить проклятых тэев — вот в чем храбрость. Такой храбрости тэи и боятся, а тэев нам пугаться нечего.

С т а р а я  Ф ы о н г. Я дряхлая, совсем из ума выжила, кого я устрашить-то могу?

С т а р ы й  Ф ы о н г. А ты, мать, подойди-ка сюда, полюбуйся. Вон, видишь, идет почтенная На, да ты ее знаешь. Она и детей, и внуков на демонстрацию вывела. Говорит, мол, если и умереть потом придется, ей все равно нипочем. Иди-ка сюда, я тебе покажу…

Старая Фыонг пятится назад.

А что, Нгаук с женой тоже одряхлели и из ума выжили?

Н г а у к. Я собирался пойти, отец, но за маму испугался — одна она в доме — вот и зашел. Ведь бой был, ей так страшно.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Мы с тэями воюем, пули над головой свистят — и ничего, не боимся, а он, видите ли, за мать испугался, которая дома сидит. Понятно, что у тебя за сыновняя привязанность…

Н г а у к. Отец, а бой уже кончился?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Конечно, раз люди на демонстрацию вышли.

Н г а у к. Ну как, отец, наши всех тэев перебили? Откуда они в наши края повалили вдруг?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Выходит, что ты, Нгаук, совсем ничего не знаешь. Японцы ударили по французам, французские солдаты бежали сюда к нам. Мы же подняли восстание, уничтожили их, захватили оружие — словом, мы делаем революцию. А ты ни о чем и не слыхал?

Н г а у к. Каким же оружием наши с французами дрались?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Каким оружием? Кто дубиной, кто ножом, а кое у кого охотничьи ружья нашлись. А были такие, кто одними кулаками воевал.

Н г а у к. И что, победили?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Куда уж нам там против них? Да только вот одиннадцать тэев все же сбросили в ущелье. А краснопоясные солдаты-вьетнамцы с пулеметами перешли на нашу сторону. Куда уж нам…

Н г а у к. Вот здорово! Это же победа! А где теперь наши храбрецы? Славно они дрались, а?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Еще спрашиваешь где? На демонстрации, конечно, с народом. Поют «Мы, люди Вьетнама», да так, что все кругом трясется, народ тоже с нами поет, кто знает слова, кто нет, но веселье идет вовсю. Не пойму тебя: сам дома отсиживаешься, а все выпытываешь, что да где.

Н г а у к. Эх, жаль…

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ты не печалься. Еще столько будет демонстраций, что ног не хватит на все ходить. (Увлеченно.) Народу тьма, будто муравьев, все смеются, лица у людей прямо расцветают. Седые старики ковыляют, малые ребятишки бегут, ножонками топают. Матери с грудными младенцами и те не усидели на месте. Женщины, мужчины — все вышли. Глаза у людей горят, что твои лампы. Буйволов гонят, коров. Дубинки несут, серпы, косы, сохи, бороны. А вы ничегошеньки не знаете! Люди всю работу в поле забросили, на демонстрацию пошли. Радость, большая радость! А тэи не успокоились, они жаждут вернуться, всех поубивать хотят, дома сжечь как в Моняе или Биньза. Только мы их не пустим в наши края, мы соберем все силы, объединимся, мы теперь знаем, что даже одними кулаками да охотничьими ружьями и то можно их прогнать. Мы теперь сами себе власть. Это же счастье; кто этого счастья не понимает, тот никчемный человек. Тому уж в жизни ничего больше не остается. Демонстрация скоро мимо пройдет. Вы идете? Ступайте, а то люди вас засмеют.

С т а р а я  Ф ы о н г. Да совестно как-то идти.

С т а р ы й  Ф ы о н г. На демонстрацию идти совестно, а под чужеземной властью жить не совестно. Ну и странно же ты эту самую совесть понимаешь!

С т а р а я  Ф ы о н г. Не брани меня, отец, будет тебе. Я сидела тут, из-за тебя с ума сходила, волновалась, а явился — только ругань да брань. Помолчи-ка. Да они уже далеко ушли, теперь и идти незачем.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Так догони. За чем дело стало? И прихвати с собой Тхом да Нгаука. Тхом, наряжаешься ты, право, будто гулящая бабенка. Всего-то жена какой-то мелкой сошки из окружной управы, а посмотришь — императрица. Погляди-ка вокруг, разве кто-нибудь одевается, как ты? У людей не жизнь, а мука, тело прикрыть нечем, рубахи нет, рису не хватает, есть нечего, люди пожелтели, иссохли. Ходить в отрепьях сейчас не стыдно.

Н г а у к. Какие у вас старомодные взгляды, отец.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Нисколько не старомодные. Если родину захватили чужеземцы, тут не до щегольства, на себя надевать золото в такое время — позор. Чем шикарней наряд, тем больше к тебе презренья. У нас дом скромный, надо во всем скромность соблюдать.

С т а р а я  Ф ы о н г. Оставь ее, отец. Пусть как хочет, так и одевается. Скажи лучше, где наш мальчишка, где Шанг?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Сказал же, сейчас придет. Если бы с ним что-нибудь скверное случилось, разве я бы так радовался?

Н г а у к (придвигая топчан). Вы небось устали, отец, присядьте, отдохните немного.

С т а р ы й  Ф ы о н г (снимает винтовку, ставит ее рядом, садится на топчан). И в самом деле устал чуть-чуть, а бить проклятых тэев — одно удовольствие. Отнял у врагов этот пистолет, цена ему — десяток тысяч серебром. Почтенный Тхэт себе такой же добыл.

С т а р а я  Ф ы о н г. А почтенному Тхэту ведь тоже шестьдесят, никак не меньше.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ты уж скажешь, шестьдесят. Это нам с тобой по шестьдесят, ему все семьдесят.

С т а р а я  Ф ы о н г. Семьдесят?

С т а р ы й  Ф ы о н г. А в бою он держался получше, чем иные восемнадцатилетние. Да, молодежи было там очень много. Ты, мать, думаешь, что наш Шанг совсем мальчишка. А посмотрела бы ты на него в бою: счастье, что у нас такой сын. Были там и парнишки по двенадцать-тринадцать лет, выслеживали врага — в разведку ходили. И еще дядюшка Кыу отличился.

С т а р а я  Ф ы о н г. Дядюшка Кыу придурковат малость, он, ясное дело, смерти не боится.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Много ты знаешь, старая. Дядюшка Кыу так ловко заманивал тэев в ловушки — смотреть было одно удовольствие. А ты какой-то вздор плетешь. Он ведь нигде не учился, только и знал, что крестьянскую работу. Но распространять листовки, например, мастер. Ты думаешь, кто у нас в округе листовки разбрасывал — все он!

С т а р а я  Ф ы о н г. Боже! Кто бы мог подумать! Все говорили про него, что он слабоумный, за целый день и словечка не вымолвит. А он, оказывается, вон какой!

С т а р ы й  Ф ы о н г. Если не смекалка дядюшки Кыу, неизвестно, как бы у нас дело повернулось. Ну, ладно, все говорим, говорим. Собралась идти — так иди. Чего мешкаешь?

С т а р а я  Ф ы о н г. Хорошо, иду, иду. А демонстрация-то далеко уже. Да и ночь скоро. Люди небось по домам уже разошлись.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Люди? Это товарищи наши, друзья, а ты — «люди». Откуда ты знаешь, что разошлись? Не хочешь идти — не ходи, нечего разные причины выдумывать.

С т а р а я  Ф ы о н г. Право, не знаю. Пойду, пожалуй. Шанг вернется, вели ему подождать меня. Слышишь, отец?

С т а р ы й  Ф ы о н г. И я с тобой. Что мне дома сидеть. Да-а, темновато. Сегодня вечером демонстрация с факелами пойдет. Выйдем тогда.

В с е. Ладно.

Т х о м (зажигает лампу и ставит посреди дома). Ты ел, отец?

С т а р ы й  Ф ы о н г. В общем-то, уже должен был бы проголодаться. В полдень шел бой, и я успел только комок риса сунуть в рот, а есть все равно что-то не хочется. (Воодушевляясь.) Сколько лет мы ждали этого дня! Ненависть так и клокочет, как только вспомнишь, что они с нами делали, за горло хватали, будто рабов гоняли, словно буйволов, словно собак, избивали, поиздевались над нами всласть.

С т а р а я  Ф ы о н г. А вдруг тэи опять вернутся?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Если вернутся, бить их будем нещадно. Ты зря не изводи себя, не печалься. Надо будет, все как один умрем.

С т а р а я  Ф ы о н г. Я слыхала, что в Моняе тэи с винтовками ворвались в селенье, дома сожгли, людей вывели на рыночную площадь и постреляли. (Дрожит.) Боюсь я, как бы у нас не случилось такой беды.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Драться будем, отобьемся от них. Кто сказал, что нам не отбиться? А дрожать станем перед ними — только гибель свою приблизим. Они сильны и мы должны быть сильными. Тут уж — кто кого — не на жизнь, а на смерть. Да ты раньше времени-то не умирай.

С т а р а я  Ф ы о н г. А наш Шанг все не возвращается. Что с ним, отец?

Старый Фыонг не отвечает, с укором смотрит на жену, вынимает из кобуры пистолет, собирается нажать на курок.

(Кричит.) Полно тебе, старый! Горе ты мое!

Старый Фыонг качает головой, сжимает губы. Слышно, как в хлеву хрюкают свиньи, дерутся петухи. В черной рамке дверного проема виднеются две горные вершины, блестят звезды; появляется чей-то силуэт, за спиной — винтовка.

В с е (кроме старого Фыонга, громко). Кто это?

Старый Фыонг поднимается, старушка, Тхом и Нгаук прячутся за его спиной.

Т е н ь (смеется). Да это я!

С т а р а я  Ф ы о н г. Небо! Это ты, Шанг, сынок?

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Т е  ж е  и  Ш а н г.

Ш а н г. Отец, ты давно вернулся? А где мама? Мама, ты что? Испугалась?

С т а р а я  Ф ы о н г (боязливо поглядывает на мужа, вдруг вскрикивает). А что у тебя на лице, сынок? (Бросается к Шангу.) Что с тобой?

Ш а н г. Так… ничего. (Заметив Тхом и Нгаука, шагнувших ему навстречу.) А вы здесь отсиживаетесь? Не стыдно?

С т а р а я  Ф ы о н г. Почему стыдно, сынок? Тхом с мужем только недавно пришли нас проведать.

Ш а н г. Нашли время по гостям расхаживать. Бездельем мучаетесь.

Т х о м. Но скажи, что, что нам делать?

Н г а у к. Шанг, дай мне какое-нибудь дело, поручи что-нибудь.

Ш а н г. Опять небось хитришь?

Н г а у к. Откуда это ты взял?

Т х о м. Не придирайся к человеку, Шанг.

Ш а н г. Дать тебе какое-нибудь дело? А разве мне кто-нибудь давал дело? Я разве выпрашивал себе чего-то? Тэи свирепствуют сейчас в Моняе. Во всем Бакшонском округе никто не может ни есть, ни спать спокойно, народ бежит целыми деревнями. Высунь свой нос и посмотри, что в соседних деревнях творится. Сколько деревень пылает! И у нас появились беженцы, люди спасаются, бегут, ведут за собой коров, гонят свиней. Ты что, не знаешь об этом? Если бы мы дожидались, пока нагрянут французы, то были бы уже трупами. Но мы все поднялись, укрылись в недоступных местах и отбивались от врага уже со вчерашнего дня. Сначала было нас несколько человек, потом к нам повалил народ. Первое время шли только из нашей округи, а потом потянулись люди и из других мест. Посмотрел бы ты, отец: из джунглей выходят, с гор спускаются, старики и то с радостью идут, женщины, девушки рукава засучили, с палками, ножами, луками двинулись на врага. Иные целыми семьями идут — отец, мать, ребятишки, большие и малые. Один человек из Фэкхао принес рис для всех, кто решил биться с тэями. Вот как. А в нашем доме что? От нечего делать по гостям разгуливаем, да еще бормочем, нет ли, мол, какого для нас дела. И не стыдно? Или, может, дожидаемся, когда господин начальник округа оживет и какое-нибудь дельце поручит? Дела, видите ли, он хочет…

С т а р а я  Ф ы о н г. Шанг, сынок, ну что ты. Не успел с зятем свидеться, а уже давай ссориться.

Н г а у к. Пусть, мама, пусть он выложит все начистоту.

Т х о м. Никогда я не слыхала, чтобы учитель Тхай разговаривал вот так, как Шанг. Тхай человек знающий, говорит — приятно послушать. Разве он кому-нибудь хоть раз нагрубил? Со всеми здоровается за руку, всегда приветлив, со стариками почтителен, с молодыми дружелюбен. Вот это человек. Не то что братец Шанг. Если бы Тхай сейчас был здесь…

Н г а у к. Полно тебе, жена, пусть он выговорится.

Ш а н г. Если ты рассуждать умеешь, сестра, должна была бы со стыда умереть. Не позор ли так жить, как вы? Никчемные вы людишки!

Т х о м. Здесь, я смотрю, только один братец Шанг — голова.

Ш а н г. Пусть будет так, но ведь вы даже на демонстрацию и то не вышли. А скоро начнете денежки подсчитывать, мол, не купить ли мне чин девятого или восьмого класса, а там — глядишь: в начальники округа, в министры полезете!

С т а р а я  Ф ы о н г. О ком это ты говоришь, Шанг?

Ш а н г. О ком я говорю, тот знает.

С т а р ы й  Ф ы о н г (строго). Шанг!

С т а р а я  Ф ы о н г. Когда родственники приходят, надо быть с ними пообходительнее, сынок. С чего это ты так распалился?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Расскажи-ка лучше о себе, Шанг.

Ш а н г. Дядюшка Кыу поручил мне отделением командовать. Я ходил по домам разных начальников и старост, конфисковал, отобрал, значит, у них удостоверения, печати, бумаги. И знаешь, что было смешно, отец, — никто из них не сопротивлялся, все с охотой нам отдавали. А многие, не дожидаясь, когда к ним явятся, сами несли сдавать свои дела дядюшке Кыу. Иные даже говорили, что хотят революции послужить. В каждой деревне я обращался к ответственному, чтобы он собрал народ. Народу приходило — уйма. Все радостные, счастливые. Все хотели высказаться. Завтра снова за дело, отец.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Хорошо, сынок.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ты там, смотри, не очень строго. Много ли ты знаешь? А господа начальники и старосты все в летах, почтенные, как твой отец.

Ш а н г. Ну и что же? Цепных псов убивать не жаль, отец. С несколькими пришлось расправиться. Привели их к общинному дому, ударили в колотушку, созвали народ, стали говорить об их злых делах. Потом опросили всех: казнить виновных или помиловать. Если народ приговаривал их к казни, тогда казнили. Этот проклятый Хыонг получил сполна за свои преступления.

С т а р а я  Ф ы о н г. Это почтенный Хыонг-то?

Ш а н г. Почтенный? Этот Хыонг водил тэев жечь наши дома, он показывал им, кого арестовывать, кого расстреливать. Ничего себе почтенный! А ты не припомнишь, из-за кого два месяца назад чуть-чуть не схватили учителя Тхая?

С т а р а я  Ф ы о н г. Скверный он был человек, этот Хыонг. Нечего сказать, дрянной человечишка, но убивать его зачем? И дети ведь у него остались. Это не игрушки, это лихое дело.

Ш а н г. А потом мы конфисковали его добро. Часть пошла в пользу революции, а остальное раздали народу. Те, у кого тэи сожгли дома, получили больше. Отобрали у Хыонга всю одежду, одеяла, рис. У нас в деревне никто о нем не жалеет. Его сын и то нам сказал: «Я против вас зла не затаил. Вы поступили правильно». Странно, а?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Так и сказал? В самом деле странно.

С т а р а я  Ф ы о н г. Очень я за тебя боюсь, сынок. Придут тэи, что тогда будет?

Ш а н г. А кто тебе сказал, что тэи придут? Голову тому надо снести!

Старушка и Нгаук переглянулись.

Тэи, говоришь? Их и духа здесь не осталось. Есть несколько тэев, правда, но их мы держим взаперти в том конце деревни. Ты сидишь, мама, дома да дрожишь из-за пустяков. А ты бы спустилась в ущелье Фэкхао, взглянула бы — там тэи лежат — да спросила бы: придут они к нам или нет. (Отцу.) А здорово было сверху спускать их в ущелье! Я к этому делу тоже руку приложил.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Повоюешь с тэями — узнаешь, что не так уж они страшны.

С т а р а я  Ф ы о н г. Что с тобой, Шанг? Ты весь в лице изменился. Спрашиваю тебя, а ты не отвечаешь.

Ш а н г. Схватился я там врукопашную с одним тэем, а он — камень в руку и давай меня бить — больно было, думал, что уже все, конец.

С т а р а я  Ф ы о н г (закрыла глаза и вздрогнула). Страсти какие! Все у меня внутри так и похолодело. Ты уж там поосторожней, сынок.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Жаль только, что нет с нами Тхая. Эх, вернулся бы он сюда, сразу стало бы веселее. Тогда бы мы во всем разобрались.

Ш а н г. Да, вот еще интересное дело. В доме Хыонга мы нашли фотографию Тхая. Я захватил ее с собой. Чуть было не забыл.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Где она? Любопытно. Дай-ка взглянуть.

Ш а н г (вытаскивая из кармана книжку). Я и эту книжку тоже прихватил: называется «Дневник партизана». А вот и фотография.

С т а р ы й  Ф ы о н г (берет фотографию в руки).

Все окружают его.

Не застите свет, ничего не видно. Хитер был этот Хыонг, старый жук. От него не убережешься. Даже фотографию нашего Тхая где-то раздобыл. Счастье, что мы от него теперь избавились. Вам хорошо видно?

Н г а у к (внимательно разглядывая). Очень похож, очень.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Повесьте кто-нибудь фотографию на стену. (Мечтательно.) Может быть, он узнает, какие у нас здесь дела творятся, и вернется?

Ш а н г. Он-то обязательно узнает. Он все знает. Я повешу фотографию. Хорошо бы рамку.

С улицы слышатся возгласы: «Товарищи! Зажигайте факелы, выходите на демонстрацию!»

С т а р ы й  Ф ы о н г. Рамка-то очень нужна. Но повесим пока так. Демонстрация начинается. Днем было весело, а вечером еще веселее будет. Нет тэев — для нас радость. Жаль, что в деревне никто не умеет плясать в маске льва. Эх, если бы кто-нибудь сумел! Я видел в городе, как пляшут. Красиво! Лучше и не придумать.

Старик Фыонг со старушкой, Тхом, Нгаук и Шанг стоят у двери и смотрят на улицу. Там мелькают огненные блики.

Ш а н г (громко). Смотрите, впереди — товарищ Кыу.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Где он?

Слышится голос Кыу: «Приглашаем всех односельчан на демонстрацию в честь нашей победы. Мы избавились от ига колонизаторов!» Громкие крики: «Мы свергли власть чужеземцев, братья!»

Ш а н г. Посмотри, как хорошо, мама. Факелы горят, светло, будто днем. Наши ребята идут, за плечами — винтовки. А какой у них бравый вид! Вот и почтенный Тхэт. Пошли! Вон, вон, посмотрите, идет На с грудным ребенком и другие женщины. Сколько народу! Вся округа вышла. (Прыгает вниз.) Мама, видишь: у самых джунглей движутся светлые точки — это факелы.

Слышатся голоса: «Где старый Фыонг? Иди сюда, Шанг! Скорей, скорее! Демонстрация будет всю ночь. Бросайте дела! Идите с нами!»

Ш а н г. Спускайтесь!

С т а р ы й  Ф ы о н г. Пойдемте все! Скорей, и ты, Тхом, и ты, Нгаук.

Занавес быстро опускается. За сценой слышны ликующие крики. Слышатся звуки дудочки.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Дом старого Фыонга. Двери широко распахнуты. Утреннее солнце играет на вершинах гор.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Т х о м  и  Н г а у к.

Н г а у к (спускается по лестнице, разговаривая с Тхом, которая находится в доме). Ладно, я пойду посмотрю, как там наши оборону готовят.

Т х о м. Ты иди, но только ненадолго. Мне не хочется, чтобы ты влезал в эти дела, а оставаться совсем в стороне — неудобно. Да ты и так поработал: таскал для этих укреплений кирпичи с таким усердием, что поесть забывал; сейчас во всем селении, во всей округе такое воодушевление (показывает вниз), стоять в стороне просто никак нельзя. Но ты, Нгаук, лучше возился бы с бумагами. Тогда, если что и случится, то с нами ничего не будет.

Н г а у к. Я ничего особенного и не делаю. Во всех делах готов помогать. По военной части — пожалуйста, по канцелярской части — извольте! Я во всем смыслю.

Т х о м. Ты уж лучше канцелярией занимайся. А скажи, откуда у тебя так много денег?

Н г а у к. Все-то ты лезешь со своими расспросами. Есть деньги — радуйся. Чего еще нужно? Незачем вынюхивать — почему да откуда. Голову на плечах иметь надо, ясно? Вот что я тебе скажу: ты знаешь, что у нас есть деньги, и знай себе, но другим, смотри, не проболтайся, отцу с матерью даже не говори. И про то, что мы дом купили, тоже помалкивай.

Т х о м. Зачем же такие секреты? Ты что, своровал эти деньги, что ли?

Н г а у к. Нет, не своровал, но языком болтать об этом не следует. Запомнила, слышишь? Помалкивай о деньгах, а то я рассержусь.

Т х о м. Ладно, ладно, все ты меня учишь. Сегодня до смерти своими наставлениями замучил.

Н г а у к. Ну, ты посиди пока дома. Слушайся меня во всем. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Т х о м, появляется  Т х а й.

Т х а й (с сумкой в руках, говорит приветливо). Это вы, Тхом?

Т х о м (обернувшись). Кто это? А-а, господин Тхай. Когда вы успели вернуться?

Т х а й (входит в дом). Только что.

Т х о м. Отец все о вас горюет, каждый день вспоминает. А выглядите вы хорошо, загорели даже.

Т х а й. Неужели? А вы, Тхом, помолодели. Где отец?

Т х о м. Отец дома-то почти не бывает. Братец Шанг — тоже. Целыми днями на укреплениях пропадают.

Т х а й. А мама? Я так и подумал, что отец там, но решил заглянуть сначала сюда, проведать ее. Она здорова?

Т х о м (простодушно). Здорова. А вы к ним, смотрю я, совсем по-родственному относитесь.

Т х а й. Они для меня все равно что отец с матерью.

Т х о м. Пожалуй, больше, чем отец с матерью. Отец вас больше любит, чем меня, свою дочь.

Т х а й. Такого еще никогда не бывало. Я-то знаю, отец и мать очень любят вас, Тхом.

Т х о м. Теперь отец ненавидит меня. (Краснеет от стыда.) Больше всех он любит вас, а еще Шанга. Отец теперь даже мать недолюбливает. (Печально.) А нас с Нгауком просто терпеть не может.

Т х а й. Вы напрасно так думаете, Тхом. А кто такой Нгаук?

Т х о м (смущенно). Нгаук — это мой… (стушевывается совсем, уходит от ответа). Я не знаю, кто он.

Т х а й. А-а, значит вы замуж успели выйти. Что ж, великолепно!

Т х о м (удивленно). Откуда вы знаете? Кто вам сказал?

Т х а й. Как кто? Вы сами мне сказали.

Т х о м. Когда же это я успела проговориться? Я ведь вам ответила, что не знаю, кто он.

Т х а й. Из этого я и понял, что вы вышли замуж.

Т х о м. Вот как! Ловко вы меня поймали. Недаром все вами восхищаются.

Т х а й. Ничего особенного. Вы уже вышли замуж, а я только после узнал. Вот и все. Если бы я предсказал, что вам суждено выйти замуж, это другое дело. Право, жаль, что не предсказал. А вы всегда выглядите славно. Нечего мне вам подарить, разве что… Возьмите вот этот гостинец. Рисовый пирог.

Т х о м. Рисовый пирог? Так сразу и гостинец даете. Господин Тхай, а вы знаете, отец совсем Нгаука не переваривает. Потому что Нгаук не ходил воевать против тэев. А меня с матерью ненавидит за то, что мы на демонстрацию не пошли.

Т х а й. Зря это он.

Т х о м. Вы скажите ему, господин Тхай, а то мне так тяжело, так плохо. (Грустно.) Если вы скажете отцу, он вас сразу послушает.

Т х а й. Хорошо, я скажу. Но это неправда, что отец вас ненавидит. Вы не должны так думать. Наверняка ничего подобного нет. Желаю вам с мужем счастья и доброго согласия.

Т х о м. Вы добрый. Только поздравили меня как-то нерадостно.

Т х а й. Неужели?.. А у вас здесь славные перемены происходят. Почему же вы на демонстрацию-то не ходили?

Т х о м. Я ходила. Если бы не пошла, перед подругами, перед соседями стыдно было бы.

Т х а й. Скажите откровенно, вам нравится бывать на демонстрации?

Т х о м. Нравится, я только тэев боюсь. Если бы не боялась, вот как вы, то все было бы ничего. Мне очень страшно.

Т х а й. Вы думаете, что я не боюсь? Все боятся, всем страшно бывает, когда бьют…

Т х о м. Неужели и вы боитесь? Быть не может!

Т х а й. Нет, правда. Я ведь такой же, как и вы. Да, да. Кому не хочется спокойной, тихой жизни? Но враг не оставляет нас в покое, потому нам и приходится с ним воевать. Посмотрите на отца, ему уже за шестьдесят, а его на несколько месяцев угоняли на разные работы, ни единого су не платили, только — ругань, побои. Вы помните, как его избили до того, что все лицо распухло? Да еще он должен был добывать откуда-то деньги — подати да налоги платить. А налоги с каждым днем все тяжелей.

Т х о м. Да, тяжелее и быть не может.

Т х а й. Сидели у нас на шее французы, а теперь еще и японцы пришли. Труднее раз в десять будет.

Т х о м. Вот как? Беда, хоть помирай.

Т х а й. Вы взгляните только: раньше у людей кое-какая одежонка была, а этой осенью почти все ходили в рванье. Раньше много было таких, как вы, а теперь и они голодные и в отрепьях. На нас постепенно наседают, наседают, сегодня немного завинтят, завтра чуть-чуть подкрутят. Что же в конце концов с нами станет? Пять лет рваную рубаху носили — хорошо, а на следующий год и рваной не будет; рису купить денег нет, а на рубаху — и подавно. Хоть голым ходи. Посмотрите, разве когда-нибудь было такое у вас в семье? Отец и мать работают всю жизнь с зари дотемна: на рисовом поле вода почти закипает — все равно работают, холод такой, что внутренности коченеют — тоже идут работать. И что же? Стали они жить лучше? Вернее сказать, что еще хуже. Так ведь?

Т х о м. Мау^[33] земли продать пришлось.

Т х а й. Вот видите. Поэтому нам надо врагов прогнать, чтобы землю свою сохранить, чтоб не гоняли разные повинности отбывать, не заставляли платить тяжелые подати. Вы говорите, что есть такие, кто не боится боли, не боится воевать. Боятся все, очень боятся, но врага надо разбить, чтобы жить и работать спокойно. А так — ни риса, ни одежды нет — все равно смерть. А разгромим врага, завоюем спокойную жизнь, тогда избавимся от голода и от холода. Поэтому, хоть и страшно, а идем. Ради себя самих идем, не ради кого-то.

Т х о м. Как было бы хорошо, господин Тхай, если бы тэи ушли от нас сами, без всякой войны.

Т х а й. Еще бы! Что и говорить. Но во всяком деле свои трудности. А преуспеешь в трудном деле — на душе радость.

Т х о м. Убрались бы они восвояси, как было бы славно.

Т х а й. Это верно. Вот прогоним их, никаких тяжелых податей не надо будет платить, землю всем дадим — пашите, высаживайте рис, живите; а если лишние деньги заведутся, покупайте одежду, лекарства. Ведь теперь больным-то лекарства не дают. Если захирел, высох, так и помирай. А мы потом домов настроим, чтобы везде чисто было. Высоких домов, как в городе. Хорошо будет, а? Школы откроем — пусть все учатся, чтоб никто в невежестве не прозябал. Тэи учить нас не станут, ни к чему им.

Т х о м. А мне тоже можно будет учиться?

Т х а й. Почему бы нет? Вам нужно учиться.

Т х о м. Неужели? Ой, стыдно-то как… Голоса чьи-то слышны, вроде бы отец идет.

Т х а й. Да? (Выглядывает.) Вот это здорово! В самом деле здорово. А вы куда?

Т х о м. Мне идти надо. До свиданья. (Уходит.)

Г о л о с  с т а р о г о  Ф ы о н г а. Небо! Да это Тхай. Посмотри-ка, Кыу! Иди сюда скорей.

Т х а й. Здравствуйте, отец.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Т х а й, с т а р ы й  Ф ы о н г  и  К ы у.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Тхай! Я от радости совсем растерялся. А тут и Кыу со мной.

Т х а й (поддерживая старика под руку, входит в дом). Я было собрался вас разыскивать. Здравствуй, Кыу, здравствуй.

С т а р ы й  Ф ы о н г  и  К ы у. Когда же ты вернулся, Тхай?

Т х а й. Только что. Зашел проведать мамашу Фыонг, а потом думал сразу же к вам на укрепления, да вот разговорился с Тхом.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Зря ты сразу туда к нам не пошел. Мы тебя совсем заждались. А с ней хоть целый день говори, все без толку. Ничего не понимает!

Т х а й. Нет, она понимает. Что же, пойдем? Как идут дела?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Посидим здесь, дома тоже можно поговорить. По-моему, так даже удобнее. Как ты думаешь, Кыу?

К ы у. Здесь нам, пожалуй, будет неплохо. Знаешь, Тхай, ты вернулся — у меня, можно сказать, с души камень свалился. Хотя забот у нас ой как много.

Т х а й. Ну, что же, давайте поговорим. О делах расскажите. Я только понаслышке кое-что знаю. Вы мне растолкуйте поподробнее.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Рассказывай ты, Кыу.

К ы у. Хорошо. Когда японцы из Китая ударили на город Лангшон, французы бежали, они хотели через наш Бакшонский округ выйти к городу Тхайнгуену. А по пути стали сгонять людей на разные работы, отбирали рис. Тогда несколько парней собрались и стали за французами охотиться, чтоб отнять у них винтовки и патроны. Народ пошел за этими ребятами, нам удалось захватить много оружия, патронов.

Т х а й. Это мне уже известно. А что было в Моняе и Биньза?

К ы у. Сейчас очередь дойдет. В Моняе вьетнамец-начальник округа заартачился, стал показывать свою преданность французам. Крестьяне соседних сел стянулись к управе, вооружены были только охотничьими ружьями. Начальник округа выстрелил несколько раз, потом перерезал колючую проволоку и удрал. Народ бросился в управу и все, что там было, — разные бумаги, судебные дела — свалили в кучу и подожгли. Печать начальника округа тоже туда, в огонь, бросили. Конфисковали оружие и пишущую машинку, все остальное разнесли в щепы.

Т х а й (качая головой). Зачем же? Зря.

К ы у. А в Биньза вооруженные солдаты сами разбегались целыми отрядами — никто удержать их не мог. Там француз был один, перекупщик, он как увидел такое дело, уселся и рыдал целый день. (Все смеются.) Потом бежал вместе с женой и детьми. Народ захватил укрепление. Вьетнамцы-солдаты, капралы, сержанты, их оставалось уже мало, — перешли на нашу сторону. Захвачено было тридцать отличных винтовок и двенадцать ящиков с патронами. Люди радовались, ликовали, винтовки и патроны носили по деревням, показывали. Женщины с детьми и то выбегали посмотреть.

С т а р ы й  Ф ы о н г. И кто бы мог подумать, что…

К ы у. Да-а… Потом французы подписали с японцами договор, солдаты опять пришли в Моняй и Биньза. И начали зверствовать. Обстреляли все деревни — свинцовый душ устроили, затем ворвались в селения, арестовали массу народа, вывели на рыночную площадь и расстреляли. А сколько домов сожгли. Забрали все подчистую: свиней, кур, рис. А еще пригрозили: кто не сдаст винтовки и патроны, тот пулю в лоб получит. Народ слаб оказался — принесли ящики с патронами, сдали. Некоторые наши ребята с досады слезу пустили.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Можно было умереть с досады, не то что слезу пустить.

К ы у. Народ запаниковал, разбежался, попрятался, рис в пещерах захоронили. Многие семьи укрылись в наших краях. Все плачут они, не наплачутся — дети, старики; посмотришь — жалость берет.

Т х а й. Эти тэи дикарей перещеголяли.

К ы у. Народ в тех округах голову поднять не смеет. Враг собирается добраться и до наших мест. Но у нас тут есть крепкие люди, да и у тебя голова на плечах. Мы весь народ поднимем, возьмем ножи, винтовки, дубинки, разделимся на отряды, перекроем дороги, врагу не пройти. Такая война — для нас милое дело. Кто сюда сунется — получит по заслугам. Подкараулим — и живо сбросим в пропасть. Никаких выстрелов — а бандит уже готов. Случалось нам их с самой вершины сбрасывать — всю башку себе размозжит, пока слетит вниз по скалам. В этом деле, между прочим, уважаемый Фыонг — большой мастер.

Т х а й. Вы меня потом поучите, как устраивать засаду, отец. Рассказывай дальше, Кыу.

К ы у. Полмесяца уже прошло, как тэи с перепугу не показывают сюда носа. Не то что раньше. А народ везде поднимается, борется против зверств, убивает псов-предателей.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Дело идет на лад.

К ы у. Мы действуем так, как ты нам советовал, — постоянно атакуем врага. Сначала мы вышибли солдат из укрепленного пункта. Во-вторых, ударили по отряду, который стоял в деревне, где старостой был Хыонг. В-третьих, окружили укрепление в Вуланге и захватили его. Когда взяли Вуланг, все просто ликовали. Народ потянулся со всех сторон с оружием, с продовольствием. Это для нас хорошая подмога. Каждый день сейчас будто праздник. Так-то вот, Тхай.

Т х а й. Захват Вуланга — такое большое дело, что оно в историю нашей революции войдет. Мы, когда услышали об этом, очень были рады.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Теперь Вуланг тэям ни за что не отдадим. Ты пошел, посмотрел бы. Я сам кирпичи носил, землю таскал; все — старики и молодежь, мужчины и женщины — с коромыслами на плечах целыми днями вереницей ходили туда-обратно, шли и пели. Никто об усталости и не думал. А тебе не повезло, я скажу. Ведь ты здесь все революционное дело начинал, но последние дни быть в наших краях тебе не привелось. Кыу у нас с речами выступал, я тоже вздумал несколько слов сказать — засмеяли, совсем меня засмеяли.

Т х а й. Как же это так?

К ы у. Народ любит старого Фыонга. Нет, его не засмеяли. Он вышел вперед речь держать — все ему захлопали. А он взял да и тоже захлопал, тогда-то люди и засмеялись. Но это — хороший смех. Народ Фыонга любит.

Т х а й. Отцу хлопать тоже не запрещается, что здесь дурного?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Если выходишь говорить и люди тебе хлопают — это одно, а если сам себе хлопаешь — какая-то глупость получается. Ну, я в тот момент засмущался, а ладоши сами собой захлопали. (Хлопает в ладоши.) Понимаю, что смешно, а сам все хлопаю, вроде бы знак подаю, чтоб мне еще сильнее хлопали. Посмеялись надо мной славно.

Т х а й. Тем лучше. Что из того?

К ы у. Почтенный Фыонг там хорошие слова сказал, теперь люди их повторяют: «Мол, раньше, при империалистах, мы между собой были словно курица-наседка с утенком: наседки ведь утят никогда не любили. Теперь же мы как наседка с цыпленком: цыплят-то наседки любят».

Т х а й (захлопав в ладоши). Хорошо сказано, почтенный Фыонг.

К ы у (хлопая в ладоши). Ура, почтенный Фыонг!

С т а р ы й  Ф ы о н г (тоже захлопав в ладоши). Эх, опять невпопад…

Все смеются.

Т х а й. А настроение у народа боевое?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Сразу видно, что ты только-только приехал. У нас тут люди всех народностей: тхо, маны, кини, нунги^[34] — объединились, сдружились, как братья в одной семье. Все мы — бойцы, товарищи. Женщины, девушки за всякое дело берутся с радостью, тоже революцию делают, тоже воюют, даже старушки, которые ничем уж помочь не могут, дома сидят, молятся за победу революции. Вчера в Вуланге несколько человек выступали на митинге, хорошо, правильно говорили. Вот только моя жена да дочь на улицу ни ногой, просто срам мне старому.

Т х а й. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Раньше-то среди женщин здесь никакой работы не вели, а теперь, сами, отец, говорите, дело пошло на лад.

С т а р ы й  Ф ы о н г. На демонстрациях и митингах у нас просто замечательно. Ликует народ. Кругом оживленье, кругом радость. Митинги во всех деревнях прошли. Где собиралось всего человек тридцать — сорок, а где и три — четыре сотни. Товарищи из народности ман, нунг тоже выступали. Сначала было так: скажешь, мол, на митинг ступайте — от страха дрожат. А теперь удивительно хорошо получается. Хлопают так, что все вокруг грохочет; птицы с гор взлетают нам на радость. А на демонстрациях еще веселее. Народ выходит и в солнцепек, и в дождь. Через горы, через джунгли идут. Позавчера демонстрация до самого Вуланга дошла, длинный хвост тянулся. И чем дальше шли, тем многолюдней становилось. Даже бросали рис жать и присоединялись. Несколько раз по вечерам с факелами ходили. Я все про позавчерашнюю демонстрацию хочу рассказать: половину пути к Вулангу шли в темноте; были и старики с посохами, и старушки с младенцами. Все дела люди бросили, а на демонстрацию вышли.

К ы у. Подарков в честь освобождения Вуланга принесли видимо-невидимо.

Т х а й. Какие же подарки? Небось много разной всячины.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Много, даже трибуну — на митингах выступать — притащили, ее сразу припрятали. Чего там только не было: ножи, ружья, дубинки, ситец, сандалии, одеяла, циновки, патроны, потом еще сотня корзин с рисом, кукурузой, бататами. Что еще-то?

К ы у. «Тигровая» мазь…

С т а р ы й  Ф ы о н г. Точно, «тигровая» мазь. Свинцовая примочка тоже была. Все, что требуется. Да, чуть не забыл, не меньше двух десятков поросят принесли. Визг стоял такой, что не разберешь, о чем люди говорят. Даже голова разболелась, но на душе хорошо; когда есть поросята и они визжат — и это радостно. Даже корову пригнали. Один старик ко мне подходит и говорит, что, мол, хочет отдать для бойцов корову. Словом, всего столько было, что не перечислишь.

Т х а й. Послушаешь вас, радостно становится. В самом деле, жаль, что меня здесь не было. Еще что-нибудь хочешь сказать, отец? А ты, Кыу?

Кыу и С т а р ы й  Ф ы о н г (подумав немного). Вроде бы все сказано.

Т х а й. Послушайте теперь мои выводы.

К ы у. Хорошо, говори.

Т х а й. Я коротко. Судя по тому, что вы мне сейчас рассказали, и по тому, что я слышал от товарищей по дороге, у нас здесь с вами настоящее вооруженное восстание. Мы действовали своевременно. Люди разных народностей объединены для борьбы с общим врагом. В дни нелегких испытаний выдвинулось много славных бойцов революции, таких, как ты, Кыу, и таких, как вы, отец; это приятная неожиданность. Вы и с людьми поговорить умеете, и в военном деле понимаете толк.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Перехваливаешь ты нас.

Т х а й. Я говорю правду. Слушайте дальше: я вижу, народ у вас активный, все ходят на демонстрацию, на митинги. Женщины тоже горячо берутся за дело, а раньше просто боялись революционной работы. Словом, все это очень и очень радует.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Эх, такое зло берет на эту Тхом!

Т х а й. Но, скажу откровенно: далеко не все делается так, как следует. Ты, Кыу, взял бы записную книжку, отметил бы. Во-первых, разбить вражеские отряды мы сумели, ликвидировать власть колонизаторов тоже сумели, а вот немедленно создать временную революционную власть для поддержания порядка не смогли. Революционной власти-то еще нет, а прошло целых полмесяца. По-моему, это самое большое упущение. Согласны?

К ы у. Верно, проглядели мы.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Это дело мы действительно проморгали.

Т х а й. По части политических вопросов пока все. Дальше, военные дела. Жалуются многие, что дисциплина слаба: поставят бойца на пост, а он возьмет да и уйдет — просто так, без спросу, домой, а иной заснет прямо на посту. Было и такое: один старик, подслеповатый совсем, увидел корову, а вообразил, что это тэи нагрянули, поднял шум, представьте — целый отряд наших разбежался. Словом, воевать мы еще не умеем.

К ы у. Это и меня очень беспокоит.

Т х а й. Здесь нам надо срочно навести порядок. И третье. Многие мне о том говорили, но я не знаю, насколько это верно. Если они не ошибаются, значит, мы допустили очень опасный просчет.

К ы у. В чем дело, Тхай?

Т х а й. Мы чересчур засорили наши ряды реакционными элементами. Создается впечатление, что это действительно так. Мне рассказывали такой случай: были пойманы с поличным вражеские лазутчики; затем их отпустили, потому что, мол, они родственники и знакомые наших товарищей, да еще поверили россказням этих предателей и приняли их в отряд. Это действительно было?

К ы у. Да, было. Но они поклялись…

Т х а й. Какие там могут быть клятвы? Ты немедленно сведешь меня с ними. Нельзя же всю работу строить на родственных отношениях. Мы не можем так легко прощать. Если наш товарищ совершит проступок, мы и его должны, не дрогнув, наказать. Тем более когда речь идет о его родственниках. Приходится быть строгим, крутым. В нашем революционном деле нельзя полагаться на личные симпатии, от этого революции один вред. От людей скверных, людей подозрительных надо избавляться. Другого пути нет.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ты, Тхай, верно сказал. По-моему, Кыу в этом отношении мягковат бывает.

К ы у. За это несу ответственность. Можете быть уверены, что больше решать дела в зависимости от личных отношений не буду. Обещаю вам.

Т х а й. У меня других замечаний нет. Что вы думаете о том, что я сказал?

С т а р ы й  Ф ы о н г  и  К ы у. Ясное дело: все правильно.

Т х а й. Пойдем к укреплению, кстати, народ соберем, еще раз поговорим. Плохо, когда мы сами не знаем, где у нас уязвимое место, важно его выявить, чтобы вовремя принять меры.

С лица Тхая исчезает озабоченность и строгое выражение. Он опять становится веселым и жизнерадостным.

Идемте, идемте.

В небе над горами сияет солнце.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Не понимаю, почему это, когда ты говоришь, все сразу становится ясно, словно бамбуковую дранку рубишь. А мне все одно, что так, что эдак, не разберу, где хорошо у нас дело идет, где надо подправить. Иногда такая злость на себя берет.

Т х а й. Привыкните, ничего здесь мудреного нет.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Легко сказать, привыкну. А пока могу до такой беды довести, что погибнем все, привыкать не доведется.

Т х а й. Ну, пошли. (Показывает на горы.) Какая тут красота! Чудесные у нас в Бакшоне леса и горы. Утро-то какое светлое, радостное.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Тебя приветствует.

Т х а й. Вы так думаете, почтенный Фыонг? Небо добрый знак подает? Спасибо вам.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Не за что. По правде сказать, красоты я здесь никакой не вижу. Привык, должно быть.

Т х а й. Нет, здесь красиво. Но тем более, тем решительнее мы должны бороться за прекрасный Бакшон, за то, чтобы соотечественники наши были свободны, были счастливы, понимали красоту своего края.

С т а р ы й  Ф ы о н г (хлопает в ладоши). А ведь верно! Правильно.

Т х а й. Вы опять хлопаете в ладоши?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ну и что ж такого? Можешь смеяться, я все равно буду хлопать. Кто там? Вроде бы Шанг явился.

Г о л о с  Ш а н г а. Отец! Говорят, Тхай вернулся, он здесь?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Здесь. А ты чего какой-то встревоженный?

Т х а й. Это ты, Шанг?

Г о л о с  Ш а н г а (радостно). Здравствуй, товарищ.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Т е  ж е  и  Ш а н г.

Т х а й (пожимая руку Шангу). А я по тебе соскучился. Откуда это ты? Вид у тебя перепуганный.

Ш а н г. Ой, небо! Тхай! (От радости прыгает вокруг Тхая.) Когда ты приехал? Во всей округе тебя ждут не дождутся. Надо что-то предпринять, Тхай, а не то…

Т х а й. А не то, что?

Ш а н г. Скверное дело, Тхай. С утра в народе поползли слухи, что скоро тэи ударят, а японцы их поддержат, вместе, значит, они явятся. Расшумелся народ — беда!

В с е (кроме Тхая). Что же делать?

Т х а й. Выдумка это. Японцы возвратили французам власть внутри нашей страны, чтобы не заниматься внутренней политикой и развязать себе руки для войны в Китае. Мне это известно. А ложные слухи распространяют сами французы, чтобы посеять страх. Мы как следует должны все обдумывать, а не кидаться в панику, как темные люди.

Ш а н г. И еще одно. Кто-то подделал письменный приказ военного комитета, в приказе говорится, что бойцы отряда самообороны нашей деревни должны отойти на другие позиции!

В с е. Черт побери! Где приказ? (Сгрудившись, читают бумагу, которую Шанг вынул из сумки.)

К ы у (читая и перечитывая бумагу). На самом деле, фальшивая. И печать тоже фальшивая. Откуда ты это взял, Шанг?

Ш а н г (смотрит на отца, что-то несвязно бормочет, вдруг начинает плакать). Я нашел эту бумагу при обыске у Тона. Допросил, он говорит, что Нгаук его научил.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Кто научил?

Ш а н г (всхлипывая). Нгаук…

С т а р ы й  Ф ы о н г. Негодяй Нгаук?! Неужели он это сделал? Где он? Небо! Где он? (Выбегает.) Тхом!

Шанг бежит за ним следом.

К ы у (тоже выбегает). Почтенный Фыонг!

Слышны выстрелы и отчаянные крики.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Действие происходит возле свайной горской постройки. Но это — не жилище старых Фыонгов. В дом ведет лестница. Сумрачный дождливый вечер в горном ущелье. Восходит луна.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Т х а й  и  К ы у.

К ы у (сердито). Невероятно! Старый Фыонг сказал, чтобы мы шли сюда, он встретит нас здесь. А мы ждем, ждем, недолго и пулю в лоб получить. Или старик уже снюхался со своим зятьком? Что-то он изменился в последнее время.

Т х а й. Не возводи напраслину на человека. Если подозревать и старого Фыонга, то чему же верить, какому небу и какой земле?

К ы у. Но оставаться здесь нельзя, кругом рыщут тэи. Пойдем, товарищ, ничего не поделаешь. Только куда идти без старого Фыонга?

Т х а й. Тогда подождем еще чуть-чуть. Потом подыщем себе какое-нибудь прибежище. Здесь труднодоступных мест немало. Партизанить можно. Одна беда — путей отхода нет, вокруг непроходимые джунгли да горы. В случае чего остается только обороняться до конца.

К ы у. Оружие пока есть. А сколько у нас его тэи отобрали! Маузер мой — эх, так жаль. Плохо наши дрались: только услыхали, что Вуланг захвачен — сразу разбежались врассыпную, как цыплята. Да что в том толку — бежать-то, не спасешься, а поймают — убьют.

Т х а й. Шанг со своими ребятами дрался отлично. Один он десятерых уложил. Стойко ребята держались. Отважно…

К ы у. Не знаю, где бы укрыться. Вроде бы мы от них уже ушли. А Шанг, действительно, стоял насмерть, не ожидал от него. И Кхао тоже…

Т х а й. Да, Кхао… Сказать откровенно, я не думал, что этот парень, медлительный такой, под пытками будет вести себя как герой: ничего им не выдал. С виду недалекий, а мужества ему не занимать. Не ожидал от него, прямо говорю. Уговаривали они его, посулами соблазняли — он все на своем стоял. Удивительный человек. Видишь, Кыу, какими делает людей революция?

К ы у (прислушивается). Это что, стреляют?

Т х а й (на мгновение настораживаясь). Нет. Шум какой-то, но это не выстрелы.

К ы у. Нам, пожалуй, все же лучше уйти в джунгли. Здесь слишком открытое место.

Т х а й. Идем. (Уходят.)

К ы у. Ты голоден? Со вчерашнего вечера не ел…

Т х а й. Голоден. Но ничего, привык уже.

К ы у (остановившись). Поздно ты возвратился в наши края. Если бы хоть на десять дней раньше, не было бы такого разгрома. А ты только три дня назад появился, не успел осмотреться, как пошло вдруг, пошло… Вот что, товарищ, я за тебя очень волнуюсь. Погибнешь ты — большой ущерб от этого будет нашему делу. И подумать только, из-за этого поганого пса Нгаука! (Гневно и решительно, делая несколько шагов обратно.) Нет, нет, не простим ему! В этом браунинге еще есть шесть патронов, разыщу его, башку ему продырявлю. Этих собак-предателей в живых нельзя оставлять. Он и живет-то для того, чтобы вредить. Нет, не спущу ему, чего бы это мне ни стоило. Пусть меня самого убьют, но, если мне и его убить удастся, за счастье почту. (Устремляется вперед.)

Т х а й (удерживает Кыу). Кыу, товарищ, ну и смешон же ты.

К ы у. Из-за него мы потеряли Бакшон, сколько из-за него наших товарищей погибло, сколько ни в чем не повинных людей пострадало, сколько наших трудов, усилий на нет сошло! (Плачет навзрыд.)

Т х а й (тянет за собой Кыу). Полно, Кыу. Полно, Кыу, пойдем, товарищ, пойдем. (Уводит Кыу.)

С минуту сцена остается пустой. Слышатся рыдания Кыу, затем воцаряется тишина. Раздается собачий лай и затихает.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Т х о м, за ней появляется  с т а р а я  Ф ы о н г. Тхом спотыкается и чуть не падает, у нее из кармана вываливаются ассигнации, рассыпаются золотые бусинки ожерелья.

Т х о м. О, небо!

С т а р а я  Ф ы о н г (испуганно подбегает к дочери). Что с тобой? Что случилось?

Т х о м. Споткнулась, думала, что разобьюсь насмерть. (Наклоняется и подбирает деньги и золото.)

С т а р а я  Ф ы о н г. Куда это ты засмотрелась? Будь осторожней, если в темноте идешь.

Т х о м. Ничего. (Торопливо подбирает деньги.)

С т а р а я  Ф ы о н г (присаживается рядом и помогает дочери). Милостивое небо! Откуда у тебя такие деньги взялись, Тхом?

Т х о м. Муж мне только что дал.

С т а р а я  Ф ы о н г. А у него они откуда? И зачем ты таскаешь с собой так много денег? Да еще золотое ожерелье. Все бусинки подобрала?

Т х о м. Все.

С т а р а я  Ф ы о н г. Вот еще одну нашла. Так от твоего ожерелья ничего не останется. Сосчитай-ка, все на месте?

Т х о м (прячет деньги в карман). Все.

С т а р а я  Ф ы о н г. И так совсем расстроилась, а тут еще… Где же этот мальчишка Шанг, где отец?

Т х о м. Где же им быть-то, как не там?

С т а р а я  Ф ы о н г. Если скрыться не успели, горе мне тогда, милостивое небо! А ты как думаешь, успели они, а? Что они делают? Небось там, вместе с учителем Тхаем. Случится что-нибудь с отцом или Шангом — не переживу я. Горе мне. Отец так уж этими делами усердно занимался, вчера даже утром и не поел, а тэи вдруг как нагрянули, пошла драка… За это время просто с голоду и то помереть можно… И все из-за этого учителя Тхая.

Т х о м. Не говори так, мама. Услышит отец — рассердится. Беда!

С т а р а я  Ф ы о н г. Что это за беда? Беда будет, если нас всех тэи перебьют. Зачем только старик с бунтовщиками связался? Как узнала я тогда, что этот Тхай вернулся, места себе не находила.

Т х о м. Отец и без него уже с тэями воевать ходил. Во всем этот Кыу виноват.

С т а р а я  Ф ы о н г. И Кыу из той же шайки. Но главный у них — учитель Тхай. Хоть он позже приехал, но подговорил он их всех еще бог знает когда. Отец-то рассказывал, что еще ходил разбрасывать эти, как их…

Т х о м. Листовки.

С т а р а я  Ф ы о н г. Вот-вот, листовки; с прошлого года он этим занимался, а я так и не знаю, что это такое. Все Тхай его подбивал.

Т х о м. Ты ведь сама говорила, что этот Тхай славный.

С т а р а я  Ф ы о н г. Да, говорила, но тогда еще он таких дел не успел натворить. Теперь-то уж никто не сознается, что Тхай ему люб. Но, пожалуй, все-таки сам по себе он неплохой человек.

Т х о м. Как можно отца упрекать? Отец ведь видел, какой этот Тхай старательный, день и ночь работает без устали. Я и то послушала три дня назад, как он говорит о родине, о чужеземных властях, про то, какие мерзости тэи устраивают, мне тоже не по себе стало.

С т а р а я  Ф ы о н г. И ты туда же.

Т х о м. Нет, мама.

С т а р а я  Ф ы о н г. Шанг, сынок, где ты? Откликнулся бы. Где искать тебя, сынок?

Т х о м. Как же нам быть теперь?

С т а р а я  Ф ы о н г. Я у тебя об этом узнать хотела, а ты меня спрашиваешь.

Т х о м. Что я могу? Вот Шанг, он такой у нас отчаянный…

С т а р а я  Ф ы о н г. Да, да. Где-то он теперь? Может быть, его уже…

Т х о м. Убили?! Нет, не убили.

С т а р а я  Ф ы о н г. А если в плен взяли? Поиздеваются всласть, а потом на всю жизнь калекой оставят. Дом-то проклятые тэи уже сожгли, конечно. А где Нгаук, муж твой?

Т х о м. Ему-то бояться нечего.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ты думаешь, кто ничего такого не сделал, тому и бояться не надо? Тэи всех подряд убивают, скажи своему, чтоб тоже поостерегся. Но слыхала я, Тхом, что он помог им.

Т х о м. Как это помог им?

С т а р а я  Ф ы о н г. Говорят, что он господам обо всем докладывал.

Т х о м. Каким господам? Что докладывал?

С т а р а я  Ф ы о н г. Откуда мне знать? Только сказывают, что он заступиться перед тэями может. Старая Бе пришла ко мне и говорит: «Скажи своему зятю Нгауку, чтоб помог вашим, замолвил за них словечко. У вас в семье заступник есть, хорошо вам». Говорят, он и вправду может помочь.

Т х о м. Мама, послушать тебя, так получается, что мой муж поважнее всех французов.

С т а р а я  Ф ы о н г. А ты спроси его, попробуй. Если можно своего человека попросить, чтоб словечко замолвил, что же тут плохого?

Т х о м. Все-то люди на моего Нгаука наговаривают. Когда он в управе служил, сплетничали, мол, взятки помогает подсовывать и сам подношениями не брезгует. А позавчера вдруг стали говорить, что он нарочно слухи распускает… Загубили бы его, если бы не ты, мама…

С т а р а я  Ф ы о н г. Да. Если тогда не упросила бы этого Кама, ведь я как-никак тетка ему родная, то убили бы Нгаука, ни за что убили бы.

Т х о м. А теперь старая Бе говорит, что Нгаук заступиться перед тэями может.

С т а р а я  Ф ы о н г. Да, говорит.

Т х о м. И это еще не все. Некоторые поговаривают даже, что он держал связь с тэями, приказ подделал, фальшивый подложил, чтобы повстанцы ушли из Вуланга, а тэи в это время и ударили.

С т а р а я  Ф ы о н г. Неужели?

Т х о м. И ты тоже разное болтаешь. Люди сто грехов ему приписывают.

С т а р а я  Ф ы о н г. Какие сто грехов? Об этом я ничего не слыхала.

Т х о м. С того дня, когда ты уговорила Кама отпустить Нгаука, он к своему дому и подходить боится. Вот ведь как человеку жизнь испоганили, горе просто!

С т а р а я  Ф ы о н г. А деньги? Деньги-то?

Т х о м. Деньги муж передал мне через Тху, чтоб долг возвратить.

С т а р а я  Ф ы о н г. Так Нгаука, оказывается, дома нет. Что же нам делать, что делать?

Т х о м. Ой, мама!

Вдруг мать и дочь бросаются друг к другу. Входит  с т а р ы й  Фы о н г  с пистолетом у пояса, в глазах сверкает затаенный гнев, на лице написано горе, ступает тяжело.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Т е  ж е  и  с т а р ы й  Ф ы о н г.

С т а р ы й  Ф ы о н г (хватается за пистолет). Кто здесь?

Т х о м (вскрикивает). Отец!

С т а р а я  Ф ы о н г. Это ты, отец! (Выбегает навстречу.)

С т а р ы й  Ф ы о н г (прямо направляется к ним, голос звучит холодно и жестко). Что вы здесь делаете?

Т х о м. Отец…

С т а р ы й  Ф ы о н г (отталкивает Тхом, она падает, испуганно вскрикивает; старик хватает старую Фыонг, он сжимает зубы, его пробирает дрожь, говорит замогильным голосом). Ты знаешь, что ты натворила?

С т а р а я  Ф ы о н г. Странно как-то ты говоришь, отец.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Все кончено. Теперь всему конец! Мы с тобой больше не муж и жена! Говорю тебе ясно, чтоб ты слышала: ты больше мне не жена! (Резким движением вынимает пистолет и целится в грудь старушке.)

С т а р а я  Ф ы о н г (растерянно). Отец, что ты?!

Т х о м. Отец! (Бросается к отцу, проползает у него между ног; толкает так, что он чуть не падает. Раздается выстрел, но пуля проходит мимо. Пистолет падает на землю. С улицы со всех сторон слышится громкий лай.)

С т а р ы й  Ф ы о н г (тяжело дышит, пристально смотрит на Тхом). И ты тоже здесь, жена предателя…

У старой Фыонг ноги становятся мягкими, она медленно оседает вниз, становится на колени, в глазах ее появляется безумный блеск.

Т х о м (хватает пистолет, плачет). Зачем ты так, отец? (Смотрит на отца и обнимает его колени.)

С т а р ы й  Ф ы о н г (по лицу у него текут слезы. Он глотает слюну. Машинально смахивает слезу). Эх, жена, дочь! (Собирается уйти, но ему мешают руки Тхом, он резким движением отстраняет их.) Подыхайте вы! Меня не увидите больше! (Громко и с отчаянием.) Зачем мне нужна теперь жизнь? Такой позор!

С т а р а я  Ф ы о н г (приходя в себя). Отец! Что это ты вздумал застрелить меня? Я ведь за тебя…

С т а р ы й  Ф ы о н г (тихо, с горечью). Знаю я. Помолчи, старая.

С т а р а я  Ф ы о н г (плачет). Какие у меня такие проступки? Скажи! Сорок лет жили вместе, никогда такого не было… И вот…

Т х о м (плачет). Отец!

С т а р а я  Ф ы о н г. Ну что ж ты…

Т х о м. В чем мать виновата, какое я преступление сделала, скажи, отец. Умоляю.

С т а р а я  Ф ы о н г. Скажи, скажи хоть что-нибудь…

С т а р ы й  Ф ы о н г. Наш Шанг…

С т а р а я  Ф ы о н г (с тревогой в голосе). Что с Шангом, отец?

Т х о м. Что случилось с Шангом?

С т а р ы й  Ф ы о н г (устало). Убили его…

С т а р а я  Ф ы о н г  и  Т х о м. Убили…

С т а р а я  Ф ы о н г. Где, отец?.. (Не может говорить, плачет.)

С т а р ы й  Ф ы о н г (с болью, громко, голос звучит ворчливо и сердито). Будет тебе плакать, мать. (Сдержанно.) Что толку в слезах? Не плачь. Сама ты его убила. Тэи взяли в плен нашего Шанга, пытали, допрашивали, а потом расстреляли возле крепости в Вуланге. (Слезы текут у старика по щекам, но он не замечает их.) Тэи его расстреляли, но это ты их руками убила нашего Шанга. Это ты убила наших товарищей-революционеров, из-за тебя полегло столько народу в нашем Бакшоне. Это ты, все ты со своим Нгауком.

Старая Фыонг и Тхом вздрагивают, когда старик с ненавистью произносит имя Нгаука.

Тхом!

Т х о м. Да, отец.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ты знала об этом? Ты счастлива с этой мразью Нгауком, ты потакаешь ему? (Жене.) Это вы с Нгауком убивали сына, это ты с ним стреляла в родных, в односельчан, потому что ты освободила его, этого шпиона, чтобы это отребье привело к нам тэев, мол, пусть убьют они нашего Шанга, расстреляют друзей его отца, пусть охотятся, выслеживают старого Фыонга. Ты знала об этом? Ты поняла, что ты натворила?

Старая Фыонг и Тхом сидят, опустив головы, в тяжелом молчании. Издалека доносятся выстрелы. Они вздрагивают, встают.

С т а р ы й  Ф ы о н г (вырывает пистолет из рук Тхом, бормочет). Черт побери! Я ведь обещал Тхаю, что приду! Опоздал… (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

С т а р а я  Ф ы о н г  и  Т х о м. Они долго молча смотрят вслед старому Фыонгу.

С т а р а я  Ф ы о н г. Куда деваться?

Т х о м (плачет). Теперь, мама, видно, наша очередь пришла погибать. (Нечаянным жестом вынимает из кармана деньги.)

С т а р а я  Ф ы о н г. Шанг, мой сынок!

Т х о м (собираясь завязать деньги в платок). Что это? Опять отец идет?

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Т е  ж е  и  Н г а у к.

Н г а у к. А, вот кто здесь…

Старая Фыонг и Тхом жмутся друг к другу, встревоженно смотря на Нгаука.

С т а р а я  Ф ы о н г. Ой! (Опять молчание. Мать и дочь стоят голова к голове.)

Н г а у к. Здорово! Хорошо, что я вас встретил, мама. (Жене.) Приглашай мать в новый дом. А где отец?

Обе вздыхают. Тхом утирает слезы.

Что такое? (Подходит.) Почему ты деньги держишь в руке? Что с тобой?

Т х о м. Ничего. (Обнимает мать и плачет.)

Н г а у к. Странно.

Раздаются один за другим выстрелы, потом все смолкает. Мать и дочь обнимают друг друга. Слышен собачий лай.

С т а р а я  Ф ы о н г. Милостивое небо! За что же нам такое наказание?

Т х о м. Что это, мама?

Н г а у к. Не бойтесь. Это тэи патрулируют.

С т а р а я  Ф ы о н г. А ты откуда знаешь, Нгаук?

Т х о м (рыдает). Полно вам, мама, умоляю…

Н г а у к (кладет руку жене на плечо). Я с тобой, ничего не бойся.

Т х о м (отстраняет руку Нгаука, громко). Пусти!

С т а р а я  Ф ы о н г. Мне так страшно! Отец только что отсюда ушел.

Н г а у к. Отец?!

Выстрелы приближаются. Лают собаки. Нгаук собирается бежать.

Т х о м (встает, тянет за собой мать, деньги падают под ноги). Вставай, мама. (Смотрит и вдруг вскрикивает.) Проклятый тэй в отца стреляет! (Тяжело дышит.) Отец! (Пошатываясь, убегает.)

Старая Фыонг хватается за голову.

О небо!

Выстрелы следуют один за другим. Лают собаки. Старая Фыонг падает. Нгаук рванулся было, чтобы помочь старушке, но потом убегает вслед за Тхом. За сценой слышен ее плачущий голос.

Г о л о с  Н г а у к а. Отец, отец! Ты ранен?

Собаки заливаются лаем. Старая Фыонг с трудом поднимается на ноги, пытается идти, но, покачнувшись, хватается за лестницу, тяжело дышит.

С т а р а я  Ф ы о н г. Что же это такое делается! (Пытается стоять без опоры, но падает на лестницу, точно ворох рваного тряпья.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

С т а р а я  Ф ы о н г, Т х о м, Н г а у к, с т а р ы й  Ф ы о н г.

С т а р ы й  Ф ы о н г (у него бледное лицо умирающего, он пытается пошевелиться, но силы уже покинули его). Нгаук, подлец, я не спущу тебе, иди…

Н г а у к. Оставьте меня, отец…

С т а р ы й  Ф ы о н г (с горечью, но убежденно). Ни за что!

Т х о м (умоляюще). Отойди.

Н г а у к (бледнея от злости). Почему вы со мной так? (Но все же отходит от старого Фыонга.)

С т а р ы й  Ф ы о н г. А где этот проклятый тэй?

Т х о м (жалобным голосом). Он уже умер, отец.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ты не врешь? Где он?

Т х о м (всхлипывая). Ты выстрелил, он и упал там, у ручья.

С т а р ы й  Ф ы о н г (улыбается). И то неплохо.

С т а р а я  Ф ы о н г (на коленях подползает к мужу). Отец! Ты ранен, да?

С т а р ы й  Ф ы о н г (все еще сердится). Будет тебе с расспросами приставать. Смерть моя пришла, не видишь что ли?

С т а р а я  Ф ы о н г (плачет, уронив голову). Отец, не сердись на меня, прошу тебя.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Ступайте все отсюда! Убирайся, Нгаук, подлец! (Пытается подняться, под его ненавидящим взглядом Нгаук пятится.)

Т х о м (мужу). Полно тебе, отойди немного, уважь отца.

Н г а у к  уходит.

С т а р ы й  Ф ы о н г (в бреду). А кто же проводит туда товарища Тхая? (Плачет.) Тхай…

Н г а у к (радостно встрепенувшись). Этот учителишка Тхай все еще здесь! (Стремительно убегает.)

Слышится лай собак.

Т х о м (недоумевающе смотрит вслед мужу). Отец! Может быть, я…

С т а р ы й  Ф ы о н г (отрицательно качает головой). Эх, Тхай… Товарищи мои… Шанг… Шанг… Кыу…

С т а р а я  Ф ы о н г. Отец! Прости меня. Я ведь без умысла совсем, отец!

С т а р ы й  Ф ы о н г. Все кончено… С Бакшоном… (С усилием.) Где мой пистолет?

Т х о м (плачет). Он у тебя в кобуре, отец… Мама! Умирает отец… (Ей под руки попадаются несколько ассигнаций, она машинально рвет их на мелкие клочки.)

С т а р а я  Ф ы о н г. Отец, скажи что-нибудь нам…

С т а р ы й  Ф ы о н г. Наш Бакшон…

Старая Фыонг и Тхом рыдают.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Богатый дом зажиточных людей из народности тхо. Видна дверь, ведущая в соседнюю комнату. Позднее время. В доме горит лампа.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Т х о м  и  Н г а у к.

Т х о м (выбегает из соседней комнаты, волосы у нее растрепаны). Поздно так, а ты собрался куда-то.

Н г а у к (торопится и старается что-то спрятать). Иди спать, слышишь? Чего встала? Я выйду ненадолго и вернусь. Что ты на меня так уставилась, чего перепуталась?

Тхом смотрит прямо в лицо мужу. Он отворачивается, не выдержав ее взгляда.

Т х о м. Куда это ты так торопишься? (Пристально вглядывается ему в лицо; у Нгаука в руках дубинка и электрический фонарик.) Или собрался…

Н г а у к. Почему твоя мать ушла, не осталась с нами? Зачем это ей понадобилось? Неразумно она поступила. Подумаешь, благородная какая, от зятя денег взять не может.

Т х о м. Она славная. Сама всегда добрая была, но у других денег никогда не просила. Умрет — не попросит. (Тяжело вздыхает.) Где она бродит? (Разговаривает сама с собой.) Холода какие настали, а на ней всего-то одна рваная рубаха надета, и крыши нет над головой… бродит одна… Что ест, где ночует? (Внимательно смотрит на мужа.) Ну, ладно!

Н г а у к (отступая). Не гляди на меня так. Глаза как у отца твоего…

Т х о м. Ну и что же?

Н г а у к. Да так, ничего. Я пошел.

Т х о м. Куда все-таки ты ходишь? Вчера всю ночь напролет где-то шатался, и опять ночь настала, а ты — из дома. Какие-нибудь новости небось узнал.

Н г а у к. Дело есть, вот и иду.

Т х о м. Или выведал что-нибудь об учителе Тхае?

Н г а у к (смутившись). Смешная ты, право. Делать мне нечего, чтобы только за этим Тхаем гоняться! Даже жена и та меня подозревает, а что уж о посторонних говорить? Отец, умирая, все бранил меня, вот ты небось и поверила.

Т х о м. Нет, я тебя не подозреваю. Но люди-то говорят, и ничего не сделаешь. Говорят, что это ты, Нгаук, привел тэев в Вуланг.

Н г а у к. Кто это сказал? Назови-ка мне того, кто это сказал! Что за странные слухи! Просто зло берет. Кто это тебе сказал?

Т х о м. Люди…

Н г а у к. Кто же все-таки эти люди? Мне знать надо кто? Ты хочешь, чтобы меня убили? Ну, скажи кто, кто именно распускает такие сплетни?

Т х о м. Откуда я знаю.

Н г а у к. Смотри, убьют меня ни за что. Этот Тхай, он здесь повсюду листовки разбрасывает. (Испуганно.) Пойду я, ладно. (Торопливо идет к двери.)

Т х о м. Тебя самого страх берет, а говоришь, что я перепугалась. Слушай, Нгаук. Я не могу сказать, кто именно, но вся округа считает, что это ты их привел. Правда это или нет? Нгаук, скажи, не мучай меня.

Н г а у к. Посмотри мне в лицо, разве я на такое способен? Посмотри же! (Тхом смотрит ему в лицо, он машинально отворачивается.)

Т х о м. Если уж натворил пакостей, так хоть сейчас брось, что в этих делах хорошего? Худой весь стал, день и ночь куда-то мыкаешься, а что пользы? Как вернулся ты, все о чем-то думаешь, что-то тебя гнетет, гложет. Спросишь о чем-нибудь — отвечаешь, будто вокруг да около кружишь. Ну, счастлив ты? Зачем тебе деньги? Ведь если ты помогаешь тэям, так это себе на горе делаешь. Чего хорошего соглядатаем у них служить?

Н г а у к. Послушать тебя, получается, что я на самом деле этими делами занимаюсь. А деньги, которые я приношу, позволь у тебя спросить, кто тратит? Я один? Нет! Кто кольцо себе заказал, платье сшил?

Т х о м. Чем ради денег этими делами заниматься, лучше с голоду умереть, от холода подохнуть в рванье. Не давай мне больше денег, Нгаук, не нужны они мне.

Н г а у к (вспыхивает). Ты говоришь, что я занимаюсь этими самыми делишками?! Так, да? Кто тебе сказал, выкладывай!

Т х о м. Тебя я ни в чем не подозреваю, и мне никто ничего не говорил. Так, болтают люди. Но куда же ты все-таки ночью отправляешься, Нгаук? Дядюшку Кыу вместе с Тхаем уже поймали, не знаешь?

Н г а у к. Откуда мне знать? И не вспоминай о них. Тэи запретили.

Т х о м. Хватать этих людей — преступление, а не забава. Они все бросили — дом, семью, в революцию ушли. За что их ненавидеть? Не хочешь помогать им — не помогай, пусть они сами с тэями воюют, а зачем выслеживать их, хватать? Тэи пытать их начнут, допрашивать, чего доброго — расстреляют. А тебе какой прок от этого? Счастье? Преступление это. Разве есть во всей округе хоть один человек, который бы не любил Тхая? Не надо, не выслеживай их, беду накличешь!

Н г а у к. Как же, по-твоему, надо поступить, женушка? (Деланно смеется.)

Т х о м. По-моему? Пусть их разбираются сами, как знают. Это лучше всего.

Н г а у к. Я смотрю, ты без ума от Тхая. А знаешь ли ты одну вещь про него? Я тебе скажу, только ты никому не передавай. Учитель Тхай служит у французов в тайной полиции, это он спровоцировал всех на восстание, а потом донес своим хозяевам, это он привел их в Вуланг. Восхищайся им, женушка! Кто же, как не он, это сделал?

Т х о м. Вот оно как?.. Нет. Быть того не может.

Н г а у к. Уж не знаю, как это у тебя получается. Муж твой ничего дурного не делает, а ты его за предателя считаешь. Рассказывают тебе про учителишку Тхая, о котором никто не знает, что он и кто он, так ты не веришь. Хороша, нечего сказать: чужого выгораживаешь, а на мужа рада все грехи свалить.

Т х о м. Зачем ты говоришь мне это, Нгаук? Разные толки о тебе ходят, вот я и решила спросить. Если нельзя об этом говорить, то оставим, бог с ними, со слухами. Только очень уж они будоражат меня, сердят.

Н г а у к. Полно тебе. Но больше не приставай ко мне с глупыми расспросами. Меня они из себя выводят. И вот еще что, не болтай об этом Тхае. Тэи запретили. А они уже в Вуланге хозяйничают.

Т х о м (с отсутствующим видом). Сколько дней уже! (Отворачивается, бормочет.) И Шанга они там…

Н г а у к. Ладно, я скоро вернусь.

Т х о м (всхлипывает). Как подумаешь о…

С улицы раздается голос: «Нгаук, ты что там замешкался? Жена, что ли, не пускает?»

Н г а у к. Вот видишь, дождался… (Кричит.) Погодите минутку, сейчас спускаюсь! (Жене.) Будет тебе, ложись спать. (Смотрит на часы.) Двенадцать часов уже. Две ночи подряд не сплю, так ноги скоро таскать не буду. Иди спать. А мне — туда. Пришли за мной.

Т х о м. Кто пришел?

Н г а у к. Слышала? Староста только что кричал мне. Этот господин уже девятый чиновничий ранг получил. Повезло ему, еще до этих беспорядков удостоили. Я один неудачник: ни чина нет, ни почета от односельчан! (Вспоминает вдруг.) Да, приготовь поесть, мы вернемся, выпьем чарочку-другую. Не забудешь?

Т х о м. Когда вернешься-то?

Н г а у к. Я пошел, а ты — в кровать, живо! Только приготовь нам угощение. Ладно? (Выходит.)

Т х о м (выкручивает фитиль в лампе, чтобы было светлее, тяжело вздыхает, прислушивается).

Внизу раздается стук дубинок о землю, доносится голос Нгаука: «Потише бы надо!»

(Зевает, усаживается на помост.) Где же теперь мама? Правду ли говорят, что ходит она, хворост в лесу собирает? (Прислоняется к косяку двери, смотрит в темноту.) Туман-то густой, как же ночевать под открытым небом в такую погоду? (Встает, вынимает из плетеной корзины пистолет старого Фыонга, смотрит на него, потом закрывает лицо руками и плачет.) Отец! Мама! И все это из-за меня получилось! Но я ведь не знала. (Опять задумывается.) Да и можно ли верить этим слухам? Но откуда же у него взялось вдруг столько денег? Бедная мама, бедная! Лучше бы я не выходила замуж!

Вдалеке грохочут выстрелы, Тхом вздрагивает, прячет пистолет в корзинку с рукодельем. Выстрелы все еще слышны, но они становятся реже, потом смолкают совсем.

А вдруг они и Тхая поймают? Что он все в наших краях крутится, почему не укрылся где-нибудь? (Прислушивается, дрожа всем телом.)

Проходит некоторое время. В дом входят  Т х а й  и  К ы у. Тхом оборачивается, вскрикивает.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Т х о м, Т х а й  и  К ы у.

К ы у (мрачно). Ошибка вышла! Просчитались! (Собирается выстрелить.)

Т х а й (останавливает его). Не стреляй, Кыу, подожди!

Кыу опускает пистолет, в растерянности направляется к выходу.

Постой, не торопись Кыу. (Подходит к Тхом.) Здравствуйте, Тхом!

Т х о м (замахав руками). Будет вам, что вы…

Т х а й (обращается к Кыу). Успокойся, Тхом ничего плохого нам не сделает. (Тхом.) Не говорите о нас никому. Хорошо?

Т х о м (тихо кивает головой). Да, хорошо… А вам что здесь?..

Совсем близко раздается несколько выстрелов.

Страшно!

Т х а й. Не бойтесь, Тхом. (Приветливо улыбается.) Вы нас не собираетесь арестовывать?

Т х о м. Нет, что вы, ни за что в жизни! Но зачем вы пришли сюда? Уж не задумали ли вы схватить Нгаука?

Т х а й. Нет.

Т х о м. Знаете, а я беспокоилась о вас. Думала, что вы уже где-нибудь далеко отсюда.

С улицы слышны голоса, громкий собачий лай.

К ы у (с отчаянием и взволнованно, в голосе звучит раскаяние). Товарищ Тхай…

Т х а й. Не унывай, Кыу. (Улыбается.) А если умереть придется… ну, что ж…

Т х о м (сочувственно). Небо! За вами, значит, гонятся? Что же делать? Нгаук только что ушел, он, наверно… Я не выдам вас, нет. (Поймав подозрительный взгляд Кыу.) Лучше умру, но не выдам! Но как же вам отсюда теперь уйти?

Голоса на улице становятся все ближе, лают собаки. Постукивают дубинки.

К ы у. Я погубил тебя, Тхай!

Т х а й. Ненужные причитания, Кыу. Возьми себя в руки! Дай-ка я выгляну. (Направляется к двери.)

Т х о м (удерживает его). Не выходите, это опасно! Помолчите, вас могут услышать. Побудьте здесь, я сама выйду. (Выходит на цыпочках.)

К ы у (с сомнением). Нет, не надо. (Шагает вслед за Тхом.)

Т х а й. Я знаю Тхом. Ты не должен подозревать родную дочь старого Фыонга. Я верю ей. Я по голосу узнаю, кто говорит правду, а кто лжет.

К ы у. А я не верю ей. Жена предателя своего народа — тоже предательница.

Т х о м (испуганно вбегает). Они обыскивают дома старой Люк и дядюшки Тюя. Что делать? (От растерянности чуть не плачет.) С ними французы. Нгаук тоже там. Боюсь я очень… (Задыхается от волнения.)

Т х а й (Кыу). Что ж, пожмем друг другу руки в последний раз, товарищ. Здесь нам оставаться нельзя, а то мы Тхом подведем.

К ы у. Выходит, я тебя убиваю, Тхай? Как глупо получилось.

Слышны шаги, стук дубинок; они приближаются.

Т х о м. Хватит, больше ни слова. Нгаук возвращается. (Тхай и Кыу собираются покинуть дом.) Куда вы? Оставайтесь здесь. Может быть… (Она указывает на дверь, ведущую в спальню.)

Слышны шаги человека, поднимающегося в дом. Тхай и Кыу в растерянности. Тхом ловко и проворно, без стеснения, будто сестра, увлекает их в спальню.

Здесь есть дверь прямо на улицу. (Закрывает их.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Т х о м  и  Н г а у к. Тхом сидит на лавке, низко опустив голову.

Н г а у к (входит, тормошит жену). Что такое? Почему ты спишь здесь?

Т х о м (лениво и печально). А-а, это ты вернулся?

Н г а у к. Лицо у тебя какое-то усталое. Почему ты не в спальне?

Т х о м. С тех пор как ты ушел, не спится мне что-то. Тоска берет. Подумаешь об отце, о матери — весь сон сразу проходит. Да и с тобой я тогда дурно обошлась. Наговорила тебе глупостей. Самой противно. Ты ушел, а на душе у меня так неспокойно. Ты на меня не сердишься, Нгаук?

Н г а у к. От твоих слов легче стало. Ничего, я больше не сержусь.

Т х о м. А тебе опять надо идти?

С улицы доносятся голоса.

Что там такое?

Н г а у к. Ждут меня там, за домом, эти господа.

Т х о м (громко). За домом? Это там, где выход из спальни?

Н г а у к. Да, а что ж тут такого?

Т х о м (растерянно). Почему они ждут на улице? Пригласил бы их в дом, все веселее было бы.

Н г а у к. Нет, не надо, им там больше нравится. Нам снова идти придется.

Т х о м. Опять идти? И ты с ними, Нгаук?

Н г а у к (с похотливым смешком). А что, мне лучше бы дома остаться?

Т х о м. Уж не знаю, как с твоей службой-то… Ступай, а то люди ждут.

Н г а у к (берет трубку, набивает ее). Что люди? Хочешь, я расскажу им — вот смеху-то будет. (Зажигает спичку, с удовольствием затягивается, глядит на жену, сладко зевает.)

Т х о м. Пусть смеются, мне-то какое дело. (Становится веселее.)

Н г а у к. Мне нравится, когда ты веселая. Смотришь на траурную физиономию — и иной раз не по себе становится. Надо быть веселой. Что поделаешь? С твоим отцом и Шангом случилось несчастье. Жалеть их надо, но жалеть в душе, а жизнь есть жизнь, о ней думать тоже нужно, а не только об отце и брате, так ведь вконец извести себя можно. Погрустила день, два, но нельзя же теперь всю жизнь траур носить.

Т х о м (с отсутствующим видом). Ты прав, пожалуй.

Н г а у к. О чем задумалась?

Т х о м. Ни о чем. Тебя мне жаль, вечно ты занят, разные заботы тебя одолевают, днем дела и ночью покоя нет, отощаешь еще да заболеешь. Ну, шел бы, если надо, а то дома…

Н г а у к. А что тебе хочется, чтобы я остался дома или ушел?

Т х о м. А ты как думаешь?

Н г а у к. Останусь, пожалуй, дома.

Т х о м. Шутишь ты все.

Г о л о с  с  у л и ц ы. Ты идешь, Нгаук, или нет? Сказал, что на минуту заглянешь, а сидишь там уже столько времени. С женой, что ли, возишься?

Н г а у к (улыбаясь, смотрит на жену). Я и в самом деле пошутил: идти мне надо. Идти, чтобы враг больше не тревожил нас. Пока эти два подлеца гуляют на свободе, я ни есть, ни спать не могу спокойно.

Т х о м. Какие два подлеца?

Н г а у к (замявшись). Ну, эти два главаря бандитской шайки… Поймаем их, несколько тысяч пиастров получим. Половину себе возьму, а половину другим отдам. Дом этот мы уже купили. Ничего, хороший дом. Купим еще несколько мау земли. Как бы вот выхлопотать теперь чин девятого ранга, это ведь куда лучше, чем в управе мелкой сошкой торчать. Ради этого ничего не жаль. И в деревне меня тогда презирать не будут. Вот увидишь, я еще этого Тона обставлю. Он вздумал вырвать у меня из-под носа землицу. Но ничего. Землю-то он купил, но придется мне ее отдать да еще умолять, чтобы я принял, не отказался. Он глупее шелудивого пса, коль в такое время посмел надо мной подшутить. Сейчас своими деньгами хвастает, а потом сам из-за денег наплачется. Посмотришь еще.

Т х о м. За что же ты его так ненавидишь?

Н г а у к. Какая там ненависть, просто я хочу, чтобы он знал мою руку, знал, с кем дело имеет. Хоть я и не удостоен чиновничьего ранга, но со мной обращаться надо поделикатнее, я уважительное отношение люблю. К тому же неплохо, если с него куш сорвать удастся. Пусть знает!

Т х о м. Да при этом еще на жену свалишь, мол, так она транжирит, так транжирит. Куш-то получишь, а кто тратить будет?

Н г а у к. На тебя никто ничего не сваливает. Полно, иди-ка спать. Какая-то ты осунувшаяся. А мне, ничего не поделаешь, надо идти. (Дает выход накопившейся злости.) Все равно их поймают, не мы, так другие. И чем раньше, тем лучше — меньше людей от них пострадает, народ спокойней жить будет. Так-то. (Весело.) Не забудь угощенье приготовить, потом придем попировать вместе с господами. Эти облезлые обезьяны завтра вместо того, чтобы выспаться после бессонной ночи, заставят играть в саукдиа^[35].

Т х о м. Умоляю тебя, Нгаук. Завтра ты должен быть дома и выспаться, чтобы набраться сил. Вон какой страшный стал.

Н г а у к (смотрит на жену). Что это ты вдруг латаную рубаху надела? Деньги тебе нужны?

Т х о м. Если есть, так дай, а нет — обойдусь. Мне ведь ничего не надо. Уже старуха я.

Н г а у к (улыбаясь, любуется женой). Ничего себе, старуха! (Вдруг замечает в корзине с рукодельем пистолет, наклоняется и берет его в руки.) Откуда у тебя эта штука?

Т х о м. Это пистолет отца. Я взяла его в день, когда он умер. Отец ведь нам ничего не оставил, я взяла хоть этот пистолет на память.

Н г а у к. Ты с ума сошла! Если бы я не увидел, случись кому-нибудь из тэев сюда заглянуть — тебя арестовали бы и меня заодно. Отчаянная ты, беда! (Осматривает пистолет.) Полюбопытствовал бы кто-нибудь — и все пропало. А как же иначе? Ведь держать запрещено. Повезло мне! Еще бы немного — погубила бы ты меня.

Т х о м. А почему же ты сам ходишь с оружием?

Н г а у к. Я — совсем другое дело. В этой округе только у меня есть разрешение. Ну ладно, завтра я отнесу пистолет начальству.

Т х о м. Этот пистолет — память об отце, сохрани его ради меня.

Н г а у к. Нет, нельзя. Всем хотелось бы оружие иметь, да нельзя. Зачем же неприятности наживать? Завтра мне напомнишь, отдашь. Поняла? Я пошел, надо кончать с этим делом. Но… (Задумчиво курит трубку.)

Т х о м (украдкой посматривает на мужа, волнуется). Ну, ты идешь или нет?

Н г а у к (морщит лоб). Сейчас пойду. Дай только подумать, куда же они делись вдруг, куда они исчезли? (Опять курит, задумавшись.) Просто понять не могу. Здесь мы все уже обыскали, а их нигде нет. Нам тогда показалось, что они куда-то сюда побежали. Верно, пожалуй. Они где-то здесь, наверняка здесь. Надо продержать оцепление до утра, а потом ворвемся опять. Двое их, а не десять тысяч, значит справимся. Если, не дай бог, их этот Ши арестует, доверия мне больше не будет. Они где-то здесь должны быть, никуда они не могли уйти. Люди они ведь, а не святые духи. (Кивает головой.) Совсем ведь их уже выследил. Выпустить их теперь — это самоубийство.

Т х о м. Чего это ты так старательно высчитываешь?

Н г а у к. Чего высчитываю? Ясное дело — деньги. Ладно, я пошел. (Берет карманный фонарик, дубинку, собирается выйти, но, передумав, возвращается.) На, возьми-ка, три сотни, припрячь.

Т х о м. Держи их лучше при себе, Нгаук.

Н г а у к. Нет. Староста все взаймы у меня просит. Прихватить деньги с собой, да не одолжить ему — как-то неудобно. А дашь, он в жизни не возвратит. Раздавать деньги в долг без отдачи я не люблю. Вот получу чин девятого ранга, тогда уже никаких денег от меня он не дождется. Тогда я буду, как говорится, нож за рукоять держать — так удобнее. (Отдает деньги жене.) А у тебя деньги, кажется, кончились.

Т х о м (берет деньги). Ты, Нгаук, за счет других на жизнь зарабатываешь.

Г о л о с  с  у л и ц ы. Писарь Нгаук, ты идешь или нет? Господин чиновник спрашивает.

Н г а у к (подбрасывает монету). Ладно. Ложись, спи. Да закрой дверь, ту, что выходит в переулок. А то как бы вор не забрался. Смотри, начисто ограбят. Время сейчас такое. Я пошел. (Убегает.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Т х о м.

Т х о м (облегченно вздыхает и весело посматривает вслед Нгауку, улыбается). Повезло!

Слышны шаги, стук дубинок, все эти звуки постепенно удаляются и замолкают совсем. Тхом прислушивается. Поворачивается к двери, ведущей в спальню.

Вы все еще тут? Он ушел.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Т х о м, Т х а й  и  К ы у. Тхай и Кыу входят на цыпочках, весело улыбаются.

Т х а й. Тхом!

Т х о м. Да.

К ы у. Спасибо тебе, Тхом. Право, я не думал…

Т х а й. Спасибо вам. Большое спасибо.

Т х о м. Я так волновалась, обманывать-то совсем еще не привыкла.

Т х а й. Вы ловко его провели. Мы только благодаря вам спаслись.

К ы у. Но зачем тебе надо было спасать нас?

Т х о м (печально). Теперь я все понимаю. (Запинаясь.) Только один Нгаук во всей округе мечтает поймать вас, а остальные нет. Многие беспокоятся о вас, молят небо, чтобы несчастье миновало вас. Вы-то здесь, а отца с Шангом нет больше.

Т х а й. Где мама?

Т х о м. Мама не захотела жить с нами. Но почему вы зашли в наш дом? Это же отчаянное дело, риск какой!

К ы у. За нами тэи гоняются с того самого дня, когда пал Вуланг, мы все время скрывались. Иной раз думали, что никаких шансов уйти от них уже нет. Сегодня они на нас так насели, что мы рискнули прийти сюда. Я-то думал, что здесь все еще живет Диек, он мой старый приятель. Откуда я мог знать, что так выйдет? А почему ты здесь, Тхом?

Т х о м. Дом этот Нгаук купил несколько дней назад. Удачно все получилось. А вы похудели оба. Наверно, голодны? Целый день сегодня дождь льет. Где же вы укроетесь? Небось насквозь промокли. Вы сыты?

К ы у. Два дня уже ничего не ели. Но нам ничего не надо. Пойдем, Тхай. Надо пользоваться моментом, не то они вернутся, тогда никуда уж не денешься. Сидишь здесь, а по телу мурашки бегают.

Т х о м (улыбается). Пусть они еще подальше уйдут: так-то надежнее будет.

Т х а й. И теперь уже можно идти. Теперь это просто.

К ы у. Каких-то семь-восемь дней скрывались в лесу, а Бакшона за это время совсем не узнать. Сколько домов они сожгли!

Т х о м. Да. И мамин дом тоже сожгли. Где-то теперь мама бродит? Или, может быть, ушла вместе с беженцами в Тхайнгуен? Больше половины деревни ушло, вот как, дядюшка Кыу.

К ы у. Смотрю я на все это и вспоминаю, какие в прошлом месяце здесь были радостные дни. Да что дни! Ночи тоже…

Т х а й. Да, было.

Т х о м (печально). Когда отец умирал, он все сетовал, что теперь нет у вас проводника. Я на Нгаука очень сердита за его службу. Скажите, а сейчас вам проводник не нужен?

Т х а й (поразмыслив). Нужен, но сейчас уже не очень. Помогите нам, Тхом.

Т х о м. Вы шутите. Неужели правда?

Т х а й. Правда.

Кыу подает ему неодобрительный знак.

К ы у. Пора уже идти.

Т х о м (поняв намек Кыу, с горечью). Ладно, уходите. Если бы был жив Шанг…

Она смутилась.

Вы слишком торопитесь. А вы знаете про того большеголового, с тэями он очень здорово дрался? В тот день, когда нагрянули тэи, он заболел, свалился, его ребята отнесли в джунгли и спрятали. Вы не знаете, как теперь этот большеголовый?

Т х а й. Нет. А вы знаете о нем, Тхом?

Т х о м. Нгаук его очень рьяно выслеживает. Пожалуй, больше чем вас.

К ы у (недоверчиво). А чем этот большеголовый прославился-то?

Т х о м. Воюет он очень умело. Зачем вы от меня даже такое скрываете? Всей округе ведь о нем известно. Когда его в джунгли уносили, я тоже знала. (Смотрит на Тхая.) Но никому не сказала. Потом он лежал в лесу, совсем больной. Жаль мне его было, очень жаль.

К ы у. Откуда ты все это узнала, Тхом?

Т х о м. В первые дни каждое утро и каждый вечер ему парни носили рисовую похлебку. Потом тайная полиция следить за ними стала, или еще что-то случилось, но в общем, они носить ему похлебку больше не могли.

К ы у. Это все точно, Тхом?

Т х о м (обидевшись на недоверчивый вопрос). Тогда я ему два дня похлебку носила. Позавчера встретила там этих парней, так они меня чуть не убили. Хорошо, большеголовый заступился. Они тоже ненавидят меня, как дядюшка Кыу. А большеголовый, он по-другому. Не так ли, господин учитель? (Печально.) С тех пор как я вышла замуж за Нгаука…

Т х а й. Я знаю, что вы славная. Я всегда к вам хорошо относился. (Стремясь разрешить ее сомнения.) И когда вы замуж за Нгаука вышли, я тоже, как и прежде, вас ценил, даже больше, чем прежде.

Т х о м (расцветая от радости). Ну вот, у меня легче на душе стало.

Т х а й. Расскажите нам, что было дальше с большеголовым.

Т х о м. Потом он пришел в себя, сказал парням, что я навещаю его.

Т х а й. Большое вам спасибо за это.

Т х о м. На следующее утро я пошла в лес с похлебкой, а большеголового так и не нашла. Наверно, укрылся где-то в другом месте.

К ы у (подпрыгивая). Жив большеголовый! Здорово! Берегитесь, империалисты! Небо! Большеголовый жив! Я так за него боялся. Ты, Тхом, можно сказать, теперь перед революцией заслуги имеешь!

Т х о м (смущенно). Вы бы потише говорили, дядюшка Кыу.

Т х а й. Да, надо потише, Тхом. Я еще не встречал таких славных женщин, как вы. Спасибо вам, спасибо. Жаль, что посидеть с вами больше не можем, идти надо. Но мне еще доведется здесь побывать, вы ведь нам поможете тогда?

Т х о м (радостно). Конечно. Но что я могу для вас сделать?

К ы у. А я-то чуть тебя не убил. Если бы не сообразительность Тхая, и себя бы обнаружили, и тебя ни за что погубили бы. Не думал, не ожидал от тебя такого. Ладно, идем, Тхай. А ты не сердись на меня, Тхом. Большеголовый жив! Замечательно!

Т х о м. Может, вам деньги нужны?

К ы у (простодушно). Когда мы бежали, конечно, не захватили ничего с собой.

Т х о м. Ну, так возьмите. (Протягивает деньги, которые недавно передал ей Нгаук.) На что же вы жить-то будете?

Т х а й. Вы уже помогли нам, Тхом. А денег мы не возьмем. Спасибо. Нам пора, Кыу. До свидания, Тхом, мы еще увидимся.

Т х о м. До свидания. Будьте осторожны. Они пошли верхом, идите смелее.

Т х а й. Я знаю. Вы умница, Тхом, добрая.

Кыу и Тхай собираются идти.

Т х о м. Постойте, я хочу вам передать вот это. (Она роется в корзине для рукоделья и вынимает оттуда пистолет.)

К ы у. Что такое? (хватается за свой пистолет.)

Т х о м (открыто и спокойно). Дарю вам это. (Протягивает Тхаю.) Возьмите. (Запинаясь.) Это пистолет отца. (Плачет.)

Т х а й (берет пистолет и пристально глядит на Тхом). Милая Тхом! (Тхай смотрит на пистолет, лицо его мрачнеет.)

Тхом рыдает, Кыу подходит к ней и стоит за ее спиной, склонив голову.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Труднодоступный горно-лесной район в округах Бакшон (провинция Лангшон) и Динька (провинция Тхайнгуен), партизанская база. Темно, понемногу начинает светать.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Т х а й  и  К ы у.

Т х а й (смотрит наверх). Ты зачем спускаешься, Кыу? Новая хижина, непривычное место?

К ы у. Я к тебе. Ты когда поднялся? (Встряхивает рубашку и штаны.) Муравьев полно. Сглупили мы, что хижину здесь поставили.

Т х а й. Сам же хвалил, что место очень укромное.

К ы у (подходит к Тхаю и садится рядом, смотрит туда, откуда только что спустился). Укромное — это точно, ничего не скажешь. Посмотри, ну кто еще может сделать такое гнездо, как я? Ведь искусно, а? Врагам нас ни за что не найти. Заберемся наверх, а они пусть себе рыщут внизу.

Т х а й. Ловко, искусно — ничего не скажешь. Только одно плохо: как бы мы сами птицами не стали. Лежишь себе, слушаешь, как птахи кругом порхают, щебечут. Иногда кажется, что птичий язык начинаешь понимать. Великолепно… Да, совсем забыл. Вот самое интересное.

К ы у. Что такое?

Т х а й (подходит к ветке, на которой висит плетеная бамбуковая корзина, берет ее, возвращается на прежнее место, садится). Вот что.

К ы у. А, это действительно здорово. Посмотри-ка, нет ли там соли? Только что принесли корзину?

Т х а й. Я за ней ходил, в полночь.

К ы у. Почему же ты меня не разбудил? Я бы сам сходил. Нога у тебя болит, а ты все ходишь, отдыха ей не даешь.

Т х а й. Решил, что тебе отоспаться не мешает, ведь ты всю прошлую ночь был в карауле.

К ы у. В следующий раз все-таки буди меня. Так есть там соль или нет, не знаешь?

Т х а й. Два раза уже спросил. Только и разговоров, что о соли.

К ы у. Десять дней уже без крупинки соли живем. Кусок в рот не лезет. Соли хочется. Посмотри, Тхай, есть там соль? Ну поскорее. Или дай мне, я посмотрю.

Т х а й. На вот, взгляни. Я еще не успел, но, по-моему, соли там нет, Тхом и без того нам много всего носит. А в здешних краях соль — самое ценное.

К ы у (осматривает содержимое корзины). Ура! Да здравствует Тхом! Что это? Наверное, мясо. (Протягивает Тхаю большой сверток, обернутый в листья; Тхай берет, кивает головой и возвращает Кыу.) Вяленое мясо, должно быть. (Подносит к носу, нюхает.) Роскошная вещь. Но нам это не очень-то нужно, обошлись бы. (Кричит.) Есть соль! (Пробует.) Точно, соль! (Вскакивает.) Пойду расскажу ребятам, обрадую их.

Т х а й. Не торопись. Рано еще. Пусть ребята поспят. Посиди-ка со мной.

Кыу садится.

Народ всем сердцем с революцией. В Бакшоне целые деревни нам сочувствуют. Даже такая боязливая женщина, как старая Фыонг, и то осмеливается являться на читку листовок. Люди верят в революцию, очень верят. А они ведь бедствуют. Каждый день какая-нибудь семья покидает насиженное место, несут ребятишек, стариков ведут, уходят.

К ы у. Тяжело!.. И почему это небо так милостиво к этим тэям?

Т х а й. Какое там еще небо? Небо — это они, небо — это мы. Прогоним их — конец всем нашим мучениям. А кто их должен прогнать? Мы, наш народ. А ты говоришь — небо. Бороться надо. Не будем бороться — погибнем.

К ы у. Небеса не всемогущи, но, если дело так пойдет дальше, разбежится весь народ, кто нас снабжать будет?

Т х а й. Это меня заботит, конечно, но разве весь народ может разбежаться? И где бы ни был народ, он всегда с открытой душой готов помочь нам. Люди, которые остались в деревне, живут сейчас в страхе, но тем не менее нас поддерживают. Тхом мне так сказала. Народ, ведь он умен. Эти цепные псы пронюхали, что население помогает партизанам продовольствием, и началось… Сколько деревень в наших округах уничтожили! Народ в одно место согнали и окружили колючей проволокой, чтобы им было удобней контролировать.

К ы у. Да, да.

Т х а й. Каждая семья теперь должна зарегистрировать число едоков. Идешь на рынок — можешь купить продуктов только на свою семью. Идешь в поле жать — еще сложнее: на поле вместе с тобой выходит солдат. Колонизаторы воображают, что все это очень умно. А народ умнее их. Всякий раз, садясь за стол, в каждой семье все от мала до велика подтягивают животы и оставляют от своей порции нам. Когда же крестьяне идут жать, то нарочно затягивают работу дотемна и ловко припрятывают рис, бататы, кукурузу в кустах. Ночью же наши ребята приходят и берут. Мы-то знаем, что крестьяне дают нам это не потому, что у них лишнее есть.

К ы у (тяжело вздыхает). Когда же революция победит? Дадут ли результаты все эти жертвы, которые народ приносит?

Т х а й. Результаты, конечно, будут. Зачем бороться, если не уверен в победе? Если бы нас было всего-навсего несколько десятков парней в Бакшоне и Динька, вооруженных несколькими винтовками да десятком охотничьих ружей, то нечего было бы и мечтать о том, что нам удастся сокрушить колонизаторов. Но мы не унываем, потому что верим: по всему Вьетнаму и Индокитаю, в Таиланде и Китае, в России^[36] и Югославии и даже во Франции миллионы патриотов, живущих под пятой чужеземцев, ведут подпольную борьбу против агрессоров, эксплуататоров, за свободу и независимость. Разве мы можем не победить? (Страстно.) Да, Кыу, победа будет за нами! Но почему, Кыу, ты говоришь только о моих жертвах, а о своих словечком не обмолвился? Так не годится.

К ы у (сочувственно). Да что мои жертвы по сравнению с твоими? Слушай, Тхай, только скажи правду, не скрывай от меня. Это верно, что твоя мать умерла от голода? А ты делаешь вид, будто все тебе нипочем.

Т х а й (улыбается). К чему это ты спрашиваешь, Кыу?

К ы у. Теперь я вижу, что так оно и есть. Мать умерла, ни дома нет у тебя, ни родни, чужие люди завернули ее в циновку и закопали. Зачем ты это скрываешь от нас?

Т х а й. Я и сам еще не знаю точно, как все произошло.

К ы у. Тебе ведь бывает тоскливо?

Т х а й. Нет. Пожалуй, если признаться кому-нибудь вот так, честно, скажут, что я бесчувственный. Но, подумай только, тысячи, десятки тысяч людей гибнут от голода; тысячи и десятки тысяч людей чужие заворачивают в циновки и хоронят, а у других десятков тысяч нет даже и циновки. Не одна моя мать так… Пока наш мир будет оставаться адом, мы будем его самыми несчастными детьми, самыми злополучными сыновьями.

Оба застывают в задумчивости. Слышится пение.

К ы у (кивает головой). Ребята проснулись. Пойду обрадую их, скажу, что соли принесли.

Т х а й (встает). Должно быть, поднялись.

Тхай и Кыу уходят, через мгновенье они возвращаются вместе с  Т х о м.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Т х а й, К ы у  и  Т х о м.

Т х о м (в руке несет корзину, за спиной — свернутое одеяло, улыбается). До вас так трудно добираться, несколько раз меня ваши чуть не застрелили. Если бы я не знала дорогу, то наверняка бы погибла; тут даже святой дух не проберется. Но дело есть дело, приходится рисковать. Как хорошо, что я вас встретила!

Т х а й. Что это вы нам опять принесли?

Т х о м. Немного соли.

К ы у. Опять соль! (Берет у нее корзину.) Спасибо тебе, Тхом. Чем больше у нас соли, тем больше тэев мы уничтожим.

Т х о м (снимает с плеч одеяло). А вот одеяло — люди из долины вам прислали: ночи сейчас такие холодные, без одеял и циновок не обойтись.

Т х а й. Вы заботливая, Тхом. А вид у вас утомленный, присядьте на камушек, отдохните.

Т х о м (садится). Я целую ночь шла, очень устала.

Т х а й. А что случилось?

Т х о м. Тэи пронюхали, что ваш партизанский отряд находится здесь.

К ы у. Как они узнали? Это точно, что узнали?

Т х о м. Нгаук проговорился.

Т х а й. Опять он усердствует, выслуживается. Но Нгаук знает, что вы здесь?

Т х о м. Нет… С тех пор как он получил девятый чиновничий ранг, еще больше стал свирепствовать, во всей красе себя показывает, не маскируется.

Т х а й. Как же они пронюхали? Расскажите все, что знаете.

Т х о м. Сейчас. Нгаук сегодня приведет сюда тэев громить ваш отряд. Я, как только об этом узнала, поспешила к вам, чтобы предупредить. Что же вы теперь будете делать?

Т х а й. Прежде всего, мы очень вам благодарны, Тхом, вы верный друг наших партизан. Вы спрашиваете, что нам делать… На этот раз мы будем сражаться. Мы готовы к бою.

Т х о м (встревоженно). Выдержите ли вы? Их ведь много.

Т х а й. Выстоим. Сколько бы ни было врагов — всех уничтожим. Будьте спокойны, Тхом, на этот раз наши ребята не допустят того, что случилось в Вуланге. Пойдемте с нами.

К ы у (поспешно). Да, иди с нами, Тхом.

Т х о м. Вы занимайтесь своими делами, а я уж сама как-нибудь. Вы не беспокойтесь обо мне. Я должна сейчас же возвратиться, не то встречусь с Нгауком, тогда все пропало.

Т х а й. Неудобно как-то получается. Лучше идите с нами.

Т х о м. Ладно, вы ступайте.

Т х а й. Тогда вы возвращайтесь немедленно обратно. Спасибо вам.

Т х о м. Идите, вас ждут дела.

Т х а й  и  К ы у  уходят. Тхом провожает их взглядом, опять садится, смотрит туда, куда ушли партизаны, зевает.

Усталость какая, дойду ли обратно? (Разминает ноги, собирается встать.) Хорошо, что встретила их. Отдохну-ка немного.

Глаза у нее слипаются. Слышен сторожевой стук деревянной колотушки.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Т х о м  и  Н г а у к.

Н г а у к. Стой, стрелять буду! (Вскидывает пистолет.) Черт возьми, а это не…

Тхом, внезапно очнувшись, в растерянности вскакивает на ноги.

Почему ты здесь? Хорошенькое дельце! Теперь все ясно! Как ты сюда попала? Когда же ты улизнула из дома? Ведь вчера после обеда ты была на месте. Дом, значит, бросила? А может быть… (Замечает одеяло.) Почему ты молчишь? (Берет одеяло, рассматривает.) Наше одеяло, из дому. Кто его принес сюда? Зачем?

Тхом тяжело вздыхает.

Пауза.

Ты что, с ума сошла?

Т х о м. Нет, я не сошла с ума.

Н г а у к. Если ты не сумасшедшая, то чего ты здесь делаешь? И почему ты так странно одета? Говори же! Кому принесла одеяло?

Т х о м (холодно). Тому, кто в нем нуждается.

Н г а у к (с недоброй усмешкой). А ты большая искусница! (С угрожающим видом бросает ей одеяло в лицо.) Кто тебя научил? Кто тебя заманил сюда? Ну, живо домой! Наделала глупостей — хватит, а теперь возвращайся! Я прощаю тебя.

Т х о м. Ты меня прощаешь… А что я такого сделала? Будто бы ты до сих пор не знаешь, кто из нас двоих преступник. Так вот, незачем больше скрывать. Я тебя отлично понимаю. Я поняла с тех пор, как погибли брат и отец, с того дня, когда мать моя стала получеловеком. Ты можешь скрыть свое нутро от кого угодно, только не от меня. Три этих месяца я страдала от того, что жила, ела и пила рядом с тобой. Ты убил моего отца, моего брата, ты превратил в пепел мой дом, ты принес горе людям! Ты думаешь, что у меня нет стыда? Кто я? Жена цепного пса тэев! (Плачет.) Почему я все-таки осталась с тобой? Почему я не ушла из Бакшона? (Рыдает.) В тебе сохранилось хоть что-нибудь человеческое? Да, я помогала партизанам. Я отдавала им твои деньги. Когда я узнала, что ты приведешь сюда тэев, я предупредила партизан. Попробуй теперь справиться с партизанами, пусть твои тэи теперь с ними сразятся. Раскрой свои глаза! Тебя науськивают как собачонку, а ты не замечаешь. Я знала, что сегодняшний день придет! Что я здесь делаю? Для кого принесла одеяло? Посмотри — и ты поймешь без слов. Что ты хочешь со мной сделать? Отец! (Грозно.) Помоги мне, отец! Где вы, товарищи! Хватайте его! Он здесь! Отомстите за Бакшон! Здесь он, нечего его жалеть!

Раздаются выстрелы.

Н г а у к (побледнев). Ты… ты хочешь моей смерти?

Т х о м (с криком бросается к Нгауку). Товарищи! Здесь он! Отец, Тхай!

Н г а у к. Все этот Тхай везде путается. (Стреляет.)

Т х о м. Небо! Он убил меня.

Н г а у к (с ненавистью). Теперь очередь за этим, Тхаем. Клянусь, что убью тебя сегодня, негодяй! (Вдруг отступает назад, кричит с отчаянием.) Не стреляйте в меня! Это я! Я же ведь ваш! (Пытается бежать, машет руками. Пуля попадает ему в грудь, он падает.) Они убили меня… (Корчится.) Все… кончено… (Уползает.)

На сцене остается одна Тхом. Выстрелы приближаются. Несколько минут на сцене царит молчанье.

Т х о м (стонет). Небо! Какая боль! (Встает, складывает руки, кланяется, всхлипывает.) Отец, я умоляю, прошу тебя. Не гони меня. Я не могу больше бежать. Отец, молю, не надо меня ненавидеть. Твой пистолет я отдала Тхаю. Я продала ожерелье и кольцо. Не сердись на меня, отец… (Постепенно подвигается к рампе.) Братец Шанг, ты вернулся? Почему ты все такой сердитый? Твоя рубашка разорвалась, подойди сюда, я зашью. Подойди ко мне, а потом можешь сердиться на меня сколько хочешь. Мне так больно, а ты, братец, все злишься на меня! (Всхлипывает.) Скажи, тебе было больно, когда они тебя истязали? Учитель Тхай! Они убили моего брата. (Испуганно.) И у меня руки в крови. (Падает без чувств.)

Вдалеке раздается громкий напев.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Т х о м, Т х а й  и  К ы у.

К ы у (оборачивается). Да, так и есть — он. Вот лежат те самые тэи, которых мы уложили, а они, оказывается, стреляли в Нгаука. Или он хотел свой позор смыть? Жаль, что нам не пришлось его судить.

Т х а й. Неважно, он уже наказан. (Поворачивается к Тхом.) Что такое? Тхом тоже ранена?

К ы у. Где она? (Подходят к ней оба.)

Т х а й (осматривает рану).

Тхай и Кыу переглядываются.

Тхом! (Тормошит ее.)

Т х о м. Кто здесь? (Открывает глаза и закрывает их опять.) Это вы, Тхай?

Т х а й. Что с вами, Тхом? Кто в вас стрелял?

Т х о м. Он. (Указывает в сторону, где лежит Нгаук.) Нгаук стрелял в меня. (Плачет.)

Тхай и К ы у. Подлец Нгаук? Когда? (Кыу сердится.)

Т х о м. Я умираю… Что с нашим отрядом?

Т х а й. Тэи разбиты, Тхом. Ни один не ушел живым. Самое замечательное, что солдаты-вьетнамцы не захотели стрелять в нас. Это очень здорово! Вы увидите, Тхом, мы победим. Мы захватили много винтовок. Это ваша заслуга, Тхом!

Т х о м (приходя в себя). Такая радость, а я уже ничего не увижу… интересно посмотреть, ведь правда? Вы меня просто утешаете, я ничего не увижу. Я жена…

Т х а й. Нет. Мы знаем вас. Благодаря вам мы выиграли этот бой, наш отряд стал сильнее, люди теперь поверят в нашу силу. Вы останетесь с нами?

Т х о м. Нет… Кто же тогда будет приносить вам рис и соль? (Растерянно оглядывается.) Где корзина? Там много соли, очень много… Кто, кроме меня, знает дорогу сюда? Кто вам теперь будет помогать? Зачем он убил меня? А мы победим, Тхай?

Т х а й. Непременно. Если у нас есть такие люди, как вы, Тхом, мы обязательно победим.

Т х о м (в бреду). Помоги мне встать, мама. (С болью.) Может быть, ты теперь будешь помогать им вместо меня? Ты же знаешь дорогу к ним. Помоги, мама, чтобы я могла спокойно…

Т х а й. Перевяжем ее. Возможно, она еще выживет.

К ы у. Можно ли спасти ее? Она предана нашему делу так, как не каждый из наших ребят.

Т х а й. Давай. Еще не поздно.

Тхай и Кыу берут и поднимают Тхом.

Т х о м. Вы хотите мне все показать? (Показывает вдаль.) Вон отец с Шангом идут в бой. Мы опять захватим укрепление в Вуланге. Быстрее! Поторопитесь! Скорее же. Это наше знамя? Да, наше. (Падает обессиленная.)

Раздается громкий напев.

Занавес.

За сценой все еще слышно пение.

Азиз Несин ПОЙДИТЕ СЮДА!

Азиз Несин (род. в 1915 г.) — турецкий писатель-сатирик. Окончил военно-инженерное училище (1937), учился в Академии изящных искусств. Работал фотографом, журналистом, в том числе в сатирической газете «Марко паша», закрытой вследствие антиправительственных выступлений. Выпустил свыше шестидесяти книг — стихов, рассказов, романов, сказок, воспоминаний. Мастер политической и социальной сатиры. С 1973 по 1980 год — председатель Синдиката писателей Турции. Лауреат международных конкурсов писателей-юмористов в Бордигера (Италия, 1956, 1957), «Золотого Ежа» (Болгария, 1966), «Крокодила» (СССР, 1968), Международной литературной премии «Лотос» Ассоциации писателей Азии и Африки (1975), а также многих национальных премий. К драматургии обратился в середине 50-х годов. Написал около двух десятков пьес, которые шли на сценах Турции и других стран, в том числе СССР, США, Польши. Драматургия А. Несина отмечена премией Общества турецкого языка (Анкара, 1970). Публикуемая пьеса написана в 1958 году.

Перевод с турецкого Р. Фиша.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М а т е х, мастер по сольфам.

З а н а, его жена.

Ш а р е й, их старший сын.

Д ж и н а, их дочь.

М и с а, их младший сын.

Б о р н о к, подмастерье.

Э ф ф е р, богач.

П и н а й, сосед.

А ш и, его жена.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната в подвале. Под потолком — длинное узкое окно. В течение всей картины в окне время от времени мелькают ноги прохожих. Под окном — старая кровать. Перед кроватью — неуклюжий стол, на нем примитивный верстак, банки с красками, кисти, молотки, сверла, ножи и другие инструменты. Справа от окна — дверь на улицу. По всем стенам развешаны неведомые нам музыкальные инструменты, называемые «сольфами». Они напоминают ярко раскрашенные, перехваченные кольцами свирели.

Рабочий стол — на помосте посреди комнаты, возвышающемся над сценой сантиметров на двадцать.

М а т е х, сидя на кровати, обрабатывает на верстаке деревянную заготовку для сольфы. На столе и на полу лежат другие сольфы. Справа, сидя на низкой плетеной табуретке, горбун-подмастерье  Б о р н о к  красит сольфы. Оба некоторое время работают молча.

Горбун время от времени зевает, потягивается. Раннее утро.

М а т е х. У каждого на земле должно быть дело, Борнок. Какое-нибудь дело…

Б о р н о к. Какое-нибудь дело…

М а т е х. Ну, скажем, ты свистишь. Все ведь свистят? Не так ли?

Б о р н о к (кивает). Свистят, мастер.

М а т е х. Но когда свистишь ты, люди должны говорить: «Ах, так его растак, вот это свистит».

Б о р н о к. Так его растак, вот это свистит… (Зевает.)

М а т е х. Ты что, спишь?

Б о р н о к. Не-е. Ни в одном глазу… (Потягивается.)

М а т е х (поднимает палец, крутит им в воздухе). Или, скажем, ты взялся обводить вокруг пальца, понял?

Б о р н о к (вытянув шею, внимательно и восхищенно смотрит на палец Матеха). Понял, мастер.

М а т е х. Но ты должен так обводить, чтобы люди сказали: «Вот это обводит — так обводит!» Ты должен обводить вокруг пальца лучше всех, кто этим занимался до тебя.

Б о р н о к. Лучше всех, мастер…

Молчание.

М а т е х. Эх, найти бы место для этого клапана. (Раздраженно.) Никак не выходит… (Нервно переворачивает сольфу, которую держит в руках. Пытается приладить клапан. Играет.) Ну как? Какой звук?

Б о р н о к. Хорошо… Очень красиво, мастер. Готово.

М а т е х (снова играет). А-а-а… Ни черта не готово. (Протянув руку, снимает со стены самую яркую сольфу.) Видишь? Это вот сольфа мастера Айера. Айер ее сработал восемьдесят четыре года назад. Лучше сольфы нельзя сделать.

Б о р н о к. Нельзя, мастер.

М а т е х (раздраженно). Ерунда… Отчего нельзя? Можно.

Б о р н о к. Можно, мастер. Ты сделаешь.

М а т е х (печально). Когда? Когда сделаю? И смогу ли сделать? Скажи правду, Борнок, могу я или нет?

Б о р н о к. Сделаешь, мастер. Еще лучше сделаешь. Твои уже лучше.

М а т е х. Иногда меня берет страх. Кажется, не успею. Слишком быстро наступает вечер… А за ним? За ним утро. Потом смотришь — снова вечер… Эх, поставить бы клапан на место, услышать бы, как она зазвучит. (Играет на своей сольфе. С отчаянием.) Нет, не выйдет.

Б о р н о к. Выйдет, мастер… (Зевает.)

М а т е х (обрадованно). Выйдет? Правда? Погоди, Борнок, сейчас я сыграю на сольфе мастера Айера, а потом на своей. А ты скажешь, у которой звук красивей.

Б о р н о к (еще до того, как Матех успел сыграть). У твоей… у твоей, мастер.

М а т е х. Не болтай, Борнок… Спишь на ходу.

Б о р н о к. Не-е… Ей-богу, не сплю. У твоей красивей, мастер.

М а т е х. Закрой глаза.

Борнок зажмуривается.

Теперь слушай! (Сначала играет на своей сольфе, потом на сольфе Айера.) Ну, какая лучше?

Б о р н о к (с закрытыми глазами). Твоя, мастер…

М а т е х. Хорошо, но какая? Первая или вторая?

Б о р н о к (открывает глаза). Вторая…

М а т е х. Видишь!.. Конечно, вторая… Это — сольфа Айера. (Кричит в дверь налево.) Зана… За-на…

З а н а (из соседней комнаты). Что это ты ни свет ни заря? Что стряслось?

М а т е х. Поди сюда, Зана!

Входит  З а н а.

З а н а. Ай-ай-ай… всю ночь работали? Еще не ложились?

М а т е х (встает, держа в руках две сольфы). Послушай, вышло или нет? На месте ли клапан? (Играет.) Что скажешь?

З а н а. Чтоб им провалиться — и твоему клапану, и твоей сольфе… До сих пор не ложились? А? Отвечайте!

М а т е х (виновато). Мы спали, Зана.

З а н а. Врешь — и не ложились.

М а т е х. Ну скажи ей, Борнок! Разве мы не спали всю ночь? Скажи, если она мне не верит…

Б о р н о к. Спали… (Зевает.) Всю ночь спали.

З а н а. Что хозяин, что подмастерье…

М а т е х. Скажи, Зана, у которой звук красивей? (Играет.)

З а н а (затыкает уши). Надоело мне, осточертели мне ваши звуки. Тридцать лет одно и то же… Будет ли этому конец? Только и слышу: «Клапан, клапан». А покончишь с клапаном, еще что-нибудь выдумаешь. (Падает лицом на кровать, плачет.)

М а т е х (гладя волосы жены). Ну, Зана… милая… Мы все ведь когда-нибудь умрем. Подумай только, когда я умру… мой голос будет жить. Ведь это прекрасно?.. Мой голос будет жить… Люди будут говорить: «Вот сольфа, которую сработал мастер Матех… Величайший в мире мастер сольф».

Б о р н о к. Величайший в мире мастер сольф…

М а т е х. Все будут слышать голос моих сольф.

Б о р н о к. Все…

М а т е х. Все издали будут узнавать. Будут поражаться: «Как он их сработал!» Зана, подумай только, мой голос останется на земле… Как это хорошо, правда, милая? Меня нет, а голос мой есть. Я умер, а голос мой жив.

З а н а (приподнимая голову). Когда ты умрешь… Но ведь ты и не жил на свете. Не жил!

М а т е х. Что поделаешь, Зана. Каждый живет по-своему. Если б не было сольф, твоему мужу не стоило бы жить. Я не мог бы жить, если б их не было. Но когда-нибудь…

З а н а. Когда-нибудь, когда-нибудь… Все когда-нибудь!..

Входит  Ш а р е й  с гантелями в руках. Кладет их посреди комнаты, выходит, снова возвращается с силовой пружиной, ядром и силомером. На нем гимнастические брюки, свитер, белые резиновые тапочки. Напружинивает грудь, измеряет грудь и бицепсы сантиметром. Остальные словно не замечают его.

М а т е х. Когда-нибудь… Ждать осталось не так уж долго, Зана… Может, сейчас распахнется вот эта дверь. (Хвастливо.) Они придут и станут умолять: «Ради бога, мастер Матех, сделайте нам сольфу». На машинах будут ездить к моим дверям. Денег будет, Зана, вот-вот-вот сколько! Но я не всем стану делать.

Б о р н о к. Не делай, мастер… Для всех не делай.

М а т е х. Я сначала проверю, понимают ли они в сольфах! Не желаю, чтоб мои сольфы торчали у богатеев в квартирах как безделушки. Если понимают, тогда стану делать.

Б о р н о к. Если понимают, тогда делай, мастер.

З а н а (нежно). Как ты устал, Матех…

М а т е х. Нет, я не устал, нет.

З а н а. Я принесу вам чаю. (Выходит.)

М а т е х (подходит к рабочему столу. Смотрит вслед жене). Если бы тебя не было, Зана… Жена моя не разбирается в сольфах… Кроме нее, нет на земле никого, кто не разбирался бы в сольфах… и все же был бы хорошим человеком. А, нет! Есть еще один — это ты, Борнок.

Б о р н о к. Но я разбираюсь, мастер, я понимаю в сольфах.

М а т е х. Ты — горбун. Не будь у тебя горба, ты бы занялся другим делом.

Ш а р е й (издает радостный вопль). Ого-го! Отец, сегодня хорошо, очень хорошо! Бицепс стал толще на девять миллиметров. (Надувает грудь.) Посмотри на эту грудь. Ну как? Точный треугольник, не правда ли? И талия стала тоньше на два сантиметра…

М а т е х. Сколько? Сколько у тебя теперь бицепс?

Ш а р е й. Третьего дня мерил — было двадцать три сантиметра один миллиметр. А сейчас ровно двадцать четыре сантиметра. На девять миллиметров толще.

М а т е х. Жаль… Вот если б на девять километров, это, пожалуй, было бы дело…

Ш а р е й. Гм… Ты хочешь, чтоб все занимались сольфами… Подумаешь — дело!.. Сольфы, сольфы!.. Кому они нужны, не понимаю.

Входит  З а н а, неся на подносе два стакана чаю. Ставит их на стол. Матех и Борнок пьют чай.

(Поднимая гантели.) Мама, ты знаешь, у меня бицепс двадцать четыре сантиметра.

М а т е х. Зана, где Миса? Все еще спит?

З а н а. Дай ребенку поспать. До вечера бегает, продает твои сольфы. А ночью заставляешь его работать. Он устал. Пусть немного поспит.

М а т е х. Из всех вас только он один и любит сольфу. А вы все время укладываете его спать. Миса будет великим мастером сольф. Мастер Миса! Поначалу была у меня надежда на этого (кивает на Шарея), но напрасно: у него бицепс на девять сантиметров вырос…

Ш а р е й. Не на девять сантиметров, а на девять миллиметров.

З а н а. Даст бог, станет толще на девять метров, чтоб тебе в дом не влезть.

М а т е х. Но Миса не такой. Он ни на кого из вас не похож. Миса — мой. Будущий великий мастер… Поставить бы мне только клапан… Я не должен оставлять это для Мисы. Кто знает, сколько у него будет дел. Я должен наконец справиться с этим клапаном. (Зовет.) Миса-а-а!..

З а н а. Говорю тебе, он устал. Пусть хоть немного поспит…

М а т е х. Поспит… Поспит… Спите сами. А еще жить хотите. Миса-а-а!

М и с а (из другой комнаты). Иду, папа.

М а т е х (Борноку). Дурак! Ослеп, что ли? Куда хватил? (Выхватывает у него сольфу из рук.) Досюда красной. А после второго кольца — желтой!

Б о р н о к. После второго — желтой, мастер.

Входит  М и с а. Трет глаза.

М а т е х. Ты что же это, а? Весь день будешь спать? А эти когда будут проданы? Ступай-ка бери корзину! Живо!.. Поглядите-ка! Еще хочет стать мастером, а? Тьфу? Где тебе!

Миса вытаскивает из-под кровати корзину. Матех кладет в нее сольфы.

М и с а (вполголоса). Борнок, отец поставил клапан?

Б о р н о к (тихо, чтоб не слышал Матех). Поставил, но не нравится ему. А звук какой красивый… Послушал бы…

М а т е х (Мисе, строго). А ну, держи! Десять штук… Одна с тремя кольцами.

Миса берет корзину.

Были бы деньги, я бы все сам купил… (Мисе). Ступай! Кричи громче!

М и с а. Хорошо, папа… Продам побыстрей и вернусь. А потом ты дашь мне делать сольфы?

М а т е х. Вечером. Тут много сольф, у которых нужно просверлить отверстия.

М и с а. Счастливо!

З а н а. Не приходи поздно, Миса. Я буду беспокоиться.

Ш а р е й (догоняя Мису). Миса!

М и с а. Чего тебе? Денег?

Ш а р е й. Миса, дай двадцать пять курушей.

М и с а. Нету. Да и были бы, не дал. Чем растить мясо, лучше бы сольфы делал.

Ш а р е й. Смотри у меня, Миса, дождешься. (Замахивается.)

М и с а. Но-но! Потише! Ступай вертеть гантели, дурак!

Миса выходит.

С улицы, постепенно удаляясь, доносится его голос.

Сольфы! Сольфы!.. Хорошие сольфы… Двадцать пять курушей за штуку!.. Сольфы мастера Матеха. Из каждого отверстия вылетает по семь звуков!.. Двадцать пять курушей. Сольфы-ы! Сольфы-ы!..

З а н а. Ты слишком строг к ребенку, Матех. Все на нем. С утра до вечера продает сольфы, потом тебе помогает. И все равно не угодит…

М а т е х. Строг к ребенку… Люблю его, вот и строг. О, он понимает толк в сольфах. Миса будет хорошим мастером. (Борноку.) Вставай, пойдем за деревом.

Б о р н о к. Хорошо, мастер. (Берет с кровати пустой мешок.)

М а т е х (Зане). Все хорошие люди любят сольфы…

Ш а р е й (напрягая бицепс). Вот если б сорок сантиметров…

М а т е х. Нет, не так. Кто любит сольфы, тот становится хорошим человеком. Пошли, Борнок!

Борнок кладет мешок на плечо. Матех, а за ним Борнок направляются к двери.

М а т е х (обернувшись). Смотрите верстак не трогайте! Эй ты, слышишь, Шарей, тебе говорят! Я поставил новый клапан. Не трогай, испортишь… Зана, смотри, чтоб дети не смели прикасаться.

Матех и Борнок уходят.

Ш а р е й (опускает гантели. Хохочет. Подбегает к верстаку, хватает все подряд. Сольфы падают на пол). Ха-ха-ха… Ради бога, не трогай, испортишь… Мама! Отец одержимый… Ей-богу, одержимый… Так меня и разбирает перевернуть все вверх дном, вот черт!.. Ха-ха-ха.

Входит  Д ж и н а. В руках у нее зеркало. Она садится, кладет ногу на ногу. Глядя в зеркало, красится.

(Продолжая.) Ей-богу, одержимый… Ну разве нет, мама? Разве не одержимый?..

З а н а. Он твой отец…

Ш а р е й. Подумаешь, сама говорила — помешанный…

З а н а. А я тебе мать, Шарей!

Д ж и н а (глядя в зеркало, продолжает красить губы). Сам-то больно умный… Третьего дня ревел, как теленок: «Талия на три сантиметра потолстела»…

Ш а р е й. Да, ревел! Как не реветь! Ты на себя погляди. В руках зеркальце. (Передразнивает Джину.) Бровки, губки, ноготки…

Д ж и н а. Я приняла последнее решение. Мама, ты знаешь мое последнее решение?

З а н а. Я знаю решение, которое ты приняла, ложась спать. Сказала, будешь портнихой…

Д ж и н а. О-о-о! Я давно передумала. Мое последнее решение — стать артисткой.

Во время этого разговора Шарей дует в сольфы и смеется.

З а н а. Когда же ты успела принять новое решение?

Д ж и н а. Сейчас. Когда входила сюда. Думала, думала — артисткой быть лучше всего. Деньги, слава — все что хочешь… (Мечтает.) Каждый день буду получать сотни писем от поклонников. Давать автографы на своих карточках… Каждый день обо мне будут печатать в газетах. Описывать мою жизнь, помещать мои портреты. Я стану очень, очень богатой. Может, тогда отец бросит эту ерунду. Эти дудки, палки, трубки…

Ш а р е й. Как же! Откажется он от сольф! Дай ему миллион, десять миллионов, сто миллионов, миллион миллионов — он все равно не бросит свои сольфы.

Д ж и н а (вскакивает со стула. Кладет голову на колени к матери). Неужели не бросит, мама? Неужели он не бросит эти палки, эти тростинки? Когда подруги меня спрашивают, чем занимается мой отец, мне стыдно сказать, что он делает сольфы. Если б я стала богатой, стала миллионершей… а? Неужели и тогда не бросил бы?.. Если бы я стала кинозвездой…

Ш а р е й. Дожидайся! Вот когда поставит клапан на место, тогда, может, и бросит. Я, конечно, ничего против не имею. Но, насколько я знаю, он уже много лет возится с этим клапаном. А знаешь, что отец сказал как-то ночью? Поставить бы мне этот клапан, говорит, а тогда и помирать можно.

З а н а (в сторону). Так он всегда говорит, пока не сделает… Когда мы поженились… Мне только исполнилось девятнадцать. А он был ладный, стройный парень. (Гладит Джину по голове.) «Знаешь, Зана, — говорил он мне, — до сих пор никто не делал на сольфе больше четырнадцати отверстий. Я хочу услышать звук пятнадцатого». Боялся умереть прежде, чем услышит.

Ш а р е й. И нашел пятнадцатое, мама?

З а н а. Нашел. Три года бился. И нашел на сольфе место для пятнадцатого отверстия. Бедный Матех… Говорил, что, когда найдет пятнадцатый звук, мир станет прекрасней.

Д ж и н а. Ну и как, мама? В самом деле стал?

З а н а. Нет, говорит, и это не тот звук, что я искал.

Издалека доносится голос Мисы, продающего сольфы.

Г о л о с  М и с ы. Мастер Матех, лучший в мире мастер, изготовил эти сольфы. Дамы и господа! Такой подарок обрадует каждого… Сольфы по двадцать пять курушей… Сольфы-ы!

З а н а. Стал он искать новый звук. Заладил: сольфа с двумя раструбами, сольфа с двумя раструбами. До него таких никто не делал. Надо было видеть, с каким жаром он об этом говорил.

Д ж и н а. С каким?

З а н а. Точь-в-точь как сейчас… Забывал есть и спать. Обо мне забывал.

Ш а р е й. Ну и как, мама, сделал?

З а н а. Однажды после полуночи… Заплакал от радости. Как спокойно он спал в ту ночь… Потом новую штуку придумал — второе кольцо. А теперь только и слышно: клапан, клапан, клапан. Думаете, на этом кончится?

Ш а р е й (измеряя талию). Говорю, одержимый… А вы не верите. Помню, однажды затеял он делать сольфы из двух тростинок одна в другой.

З а н а (с гордостью). И сделал.

Д ж и н а (глядя в зеркало, красится). Мама, ты знаешь, я переменила свое последнее решение.

З а н а. Знаю. Решила стать артисткой…

Д ж и н а. О-о-о!.. Так это прежде. А мое последнее решение ты знаешь?

Ш а р е й (вопит, словно ему грозит ужасная опасность). Ай-ай-ай! Что мне теперь делать? Это все из-за вас…

З а н а. В чем дело, Шарей?

Ш а р е й (со слезами в голосе). Как это — в чем?! Бицепс похудел до двадцати одного с половиной сантиметра…

Входят  М а т е х  с  Б о р н о к о м. У Матеха в руках две камышины. Мешок Борнока пуст. Матех бросает камышины на пол.

З а н а. Не купили?

М а т е х. Нет. Слишком дорого. Хватило только на две камышины. (Борноку.) Давай, Борнок! Нам нельзя терять времени. За работу!

Ш а р е й (со слезами в голосе). Сразу на два с половиной сантиметра похудел.

М а т е х. Плохо смерил, меряй снова.

Матех и Борнок принимаются за работу. Шарей измеряет бицепс. Джина, глядя в зеркало, красит брови.

Д ж и н а. Папа, ты знаешь о моем последнем решении?

М а т е х. Говорила, поступишь на чулочную фабрику.

Д ж и н а. Этого я не говорила.

М а т е х. Вчера за обедом… Не говорила?

Д ж и н а. Разве я могу упомнить вчерашние решения?

М а т е х. Ладно, какое же сегодняшнее?

Д ж и н а. Своими разговорами ты вышиб его у меня из памяти… А, вспомнила. Я сама хочу зарабатывать на жизнь. Я решила работать. Поступлю на курсы машинописи, стану машинисткой.

Ш а р е й. Тьфу! В самом деле ошибся. Тридцать четыре сантиметра, вот какой у меня бицепс!

Д ж и н а. Смерь лучше, будет семьдесят четыре.

Входит  М и с а  с пустой корзиной. Отдает отцу деньги. Пока он прячет корзину под кровать, Матех считает деньги.

М а т е х. Не хватает. За одну сольфу. Где деньги?

Миса, понурив голову, молчит.

Я спрашиваю, где деньги?

З а н а. Оставь, Матех! Может, потерял. Все Миса да Миса… Что ты хочешь от ребенка?

М и с а (не поднимая головы). Не потерял.

З а н а. Может, что-нибудь купил… Халвы купил.

М и с а. Ничего я не купил.

М а т е х. Прекрасно, где деньги?

З а н а. Оставь, Матех…

М а т е х. В этом доме только он любит сольфы. Поняла?

Б о р н о к (испуганно). И я люблю, мастер.

М и с а (со страхом, тихо). Отец! Всего было десять сольф. Девять я продал.

М а т е х. Хорошо… Что стало с десятой?

М и с а (запинаясь). Ну, знаешь, третье кольцо… Красной краской выкрашенное. Ты еще говорил, что два года над ним работал. Подошел один и говорит: «Вот это искусство! Вся штука, говорит, в третьем кольце. Вот мастер — так мастер. Дай бог, говорит, силы его рукам»… А денег у него не было…

М а т е х (довольный). Отдал бы так…

М и с а. Я и отдал, отец…

М а т е х. Прекрасно.

Слышен шум останавливающегося перед домом автомобиля. Это приехал Эффер.

(Мисе.) Садись, начинай работу!

Ш а р е й. Машина какая-то…

Д ж и н а (радостно). У наших ворот остановилась.

М а т е х. Может, приехали покупать сольфы.

З а н а (с иронией). Помилуй, Матех, не смеши.

Стук в дверь.

Э ф ф е р (за дверью). Мастер Матех… Мастер Матех здесь живет?

Б о р н о к. Мастер, тебя зовут.

Э ф ф е р (за дверью). Здесь мастер Матех?

Все поражены, словно к ним впервые являются в дом люди.

М и с а (Борноку). Отца спрашивают.

Входит  Э ф ф е р. Он толст, хорошо одет. В руке трость. Все почтительно встают.

Э ф ф е р. Кто здесь мастер Матех? Я сюда попал?

М а т е х. Проходите, милости прошу, сударь. Это — я.

Э ф ф е р. Здравствуй, мастер. Далеко о тебе слава идет. Вот я услышал и приехал. Как поживаете, мастер Матех?

М а т е х. Благодарю покорно, сударь.

Д ж и н а (матери). И с тростью!..

З а н а. Какой шикарный господин!..

Э ф ф е р. Дороги около вас разбиты, грязь… Машина еле прошла.

З а н а. Сюда на машинах не ездят. Ваша — первая.

Э ф ф е р. Меня зовут Эффер. Я занимаюсь куплей-продажей.

Его веселое настроение постепенно передается окружающим.

(Весело.) Покупаю бумагу — продаю бумагу. Покупаю землю — продаю землю. Покупаю воду — продаю воду. Покупаю воздух — продаю воздух. Покупаю дым — продаю дым.

Миса и Борнок, подталкивая друг друга, смеются.

М а т е х. Каких только занятий нет на свете! Чудны́е дела!

Д ж и н а (огорченно). Жалко! Как вам, наверно, трудно живется, раз вам приходится продавать купленные вещи…

З а н а. Трудности богатых людей не похожи на наши. Они тяжелее…

Э ф ф е р. Не-е-ет! Мне никогда не бывает трудно.

М а т е х. В таком случае отчего же вы продаете купленные вещи?

Э ф ф е р. Такое уж у меня занятие, мое дело — покупать и продавать, покупать и продавать.

З а н а. Мы тоже раз так сделали, помнишь, Матех? Только мы поженились, ты купил мне синее платье…

М а т е х. Как не помнить?! За двадцать пять лир купили — и за пять продали… Чтобы купить угля… Верно, вы терпите огромные убытки, господин Эффер, раз все время продаете купленное…

Э ф ф е р. Да нет, дорогой! Что вы?! Я всегда в барыше. За пять покупаю, за двадцать пять продаю.

Д ж и н а. Ах, какая чудесная работа! (Все ближе пододвигается к Эфферу. Видно, он ей нравится.)

Э ф ф е р. Ну а вы? Разве вы не покупаете и продаете?

М а т е х. Нет, я не покупаю и не продаю. Я делаю и продаю. Я делаю!

Э ф ф е р. Каких только занятий нет на свете! Чудны́е дела!

Ш а р е й. По-моему, вовсе не хорошо продавать то, что купил для себя.

Э ф ф е р. Но я не покупаю для себя… Я покупаю для других.

Д ж и н а (Зане). Для других покупает, как мило…

Э ф ф е р. Покупаю банки по пять курушей. Потом продаю их по десять. Проданные мною банки покупаю за пятнадцать курушей, продаю по двадцать пять. Потом за тридцать снова покупаю, по сто курушей продаю.

Д ж и н а. Какая чудесная работа, господи помилуй!

Ш а р е й. На такую работу и я согласен. Прекрасное дело.

Д ж и н а (пододвигаясь к Эфферу). Действительно прекрасное…

Б о р н о к (Мисе). Мне не нравится.

М и с а. И мне… Ни черта не стоит.

З а н а. Матех, а ты можешь заняться таким чудесным делом?

Э ф ф е р. Ничего тут нет чудесного. Не люблю я, нисколько не люблю.

М а т е х (удивлен). Как? Вы не любите свою работу? Не любите, а почему же ею занимаетесь?

Д ж и н а. Зато у него есть машина…

Ш а р е й. У вас бицепс сколько сантиметров в окружности?

Эффер словно не слышит этих вопросов.

З а н а. Пожалуйте, сударь! Джина, принеси стул, быстро…

Д ж и н а  убегает, возвращается со стулом, ставит его на помост.

М а т е х (резко). Убери стул! Сколько раз тебе говорили, на рабочем месте посторонним нечего делать.

Джина ставит стул на пол.

Э ф ф е р (восхищенно разглядывая развешанные по стенам сольфы). Мне кажется, я вас откуда-то знаю, мастер Матех.

М а т е х. И мне ваше лицо кажется знакомым. А голос — особенно…

Б о р н о к (Мисе). Мастер Матех знает всех больших людей.

М и с а. Нет, все большие люди знают моего отца. Кто, кроме него, может сделать такие сольфы?

Б о р н о к. Конечно, никто.

Д ж и н а (матери). Мама, ты видела, какие перстни у него на пальцах? А ботинки так и сверкают…

Ш а р е й (Мисе и Борноку). Давайте говорить серьезно, у него нет таких бицепсов, как у меня.

М и с а. Вот дурак… Он покупает и продает, покупает и продает. У него бицепсы с метр или того больше.

Ш а р е й. Разве что живот…

Б о р н о к. А захочет, будут в два метра…

Э ф ф е р (не отрываясь смотрит на сольфы). Какие красивые, мастер Матех! С ума можно сойти.

Матех доволен похвалой. Не знает, что и подумать. Чем больше хвалит его работу Эффер, тем уважительнее обращается с ним мастер.

М а т е х (протягивая пачку сигарет). Пожалуйста, господин Эффер.

Эффер берет сигарету, закуривает.

Э ф ф е р. Прекрасные, великолепные вещи. Я в жизни не видел ничего красивее.

М а т е х. Благодарю вас, господин Эффер. (Толкает локтем жену. Вполголоса.) Что? Не говорил я тебе? На машинах будут к нам приезжать! Вот видишь… А вы не верили…

Э ф ф е р. Просто удивительно, как вы делаете эти прекрасные штучки?

М а т е х (жене). Приготовь чаю для господина Эффера…

Э ф ф е р. Большое спасибо. Не стоит. Перед тем как ехать сюда, я съел две миски супа из требухи. Я всю жизнь хотел делать такие вот чудесные вещи. Не получалось.

Матех с гордостью смотрит на Джину и Шарея.

Заниматься прекрасным делом…

М а т е х. Доброе дело! Если уж выбирать дело по душе, то сольфы…

З а н а. Ничего не понимает в жизни.

М а т е х (сняв со стены одну из сольф). Взгляните, господин Эффер, этой я отдал ровно два года жизни. И ночь и день…

Э ф ф е р. Ах, как красиво… Какая чудесная вещь!

М а т е х. Теперь она мне не кажется больше такой красивой. (Берет другую сольфу.) А чтобы сделать эту…

З а н а. Ты работал три года…

М а т е х. Видите эти отверстия, господин Эффер? Я первый стал делать их шестиугольными. Даже мастеру Айеру это в голову не пришло. Может, и пришло, но не успел. Это еще хуже, когда человек не успевает сделать свое дело… На ней девятнадцать шестиугольных отверстий, господин Эффер. А краска тонкая, как кожица персика.

Э ф ф е р. Как блестит!.. Вы счастливый человек, мастер Матех…

М а т е х (с неожиданной грустью). Нет, господин Эффер… Никак не могу добиться того, чего хочу. Не получается. Если бы вы знали, как я боюсь не успеть.

З а н а. Вы мужа не слушайте, сударь. Его желания бесконечны.

М а т е х. Боюсь.

Э ф ф е р. Чего боитесь?

М а т е х. Боюсь, не успею. Не успею поставить клапан… Очень боюсь…

Д ж и н а (про себя). А успеет поставить, что толку? (Матери.) Ты видела булавку у него на галстуке?

Ш а р е й. А талия у него толстая, а мускулы жидковаты.

Э ф ф е р (указывая на сольфы, что висят вдоль стен). Мне нужны такие вот прекрасные вещи. Знакомые посоветовали обратиться к вам. Вот я и пришел. Действительно, не зря хвалили. По правде говоря, они еще красивее, чем я думал. (Указывая палкой на сольфы.) Я хочу купить их. Сколько вы просите за каждую, мастер Матех?

М а т е х. Сколько дадите, господин Эффер… Раз они вам так понравились.

З а н а (взбешенная, тихо). Проси десять лир!

М а т е х. Раз они вам понравились, мне хватит того, что вы сами дадите.

Э ф ф е р. Не-е-ет… Говорите же наконец… Сколько они стоят, столько и назовите… У вас ценный товар. Я дам столько, сколько вы пожелаете.

З а н а (дергает Матеха). Ну хоть восемь лир!

М а т е х (растерянно). Не знаю, что вам сказать… (Снимает со стены красивую сольфу.) Это вам в подарок от меня. Примите, пожалуйста, сударь.

З а н а. Не будь дураком, Матех, проси хоть пять лир.

Э ф ф е р. По правде говоря, сколько бы я ни дал, все мало.

М а т е х. Такому знатоку, как вы, я рад бы был отдать даром.

Э ф ф е р. За сто лир отдадите?

Все радостно поражены. Матех смущен. Борнок от радости машет кистью. Шарей потирает руки. Миса смеется. Джина обнимает мать.

Д ж и н а (громко, радостно). Вы знаете, каково мое последнее решение? Самое последнее?

М а т е х. Ты хотела стать портнихой.

З а н а. Говорила — артисткой.

Ш а р е й. Мне ты сказала, что будешь манекенщицей.

М и с а. Она сказала, что станет машинисткой.

Д ж и н а (многозначительно глядя в лицо Эфферу). Прошло… Теперь все это прошло. Я приняла самое последнее решение.

Пауза.

Я буду матерью. Правда! Вы не верите? Увидите, я буду такой хорошей матерью, такой хозяйкой, что вы все поразитесь.

М а т е х (нежно). Вот этому я очень рад, Джина. От этого решения не отступай.

Э ф ф е р. Я беру их по сто лир за штуку, мастер Матех. Все.

Ш а р е й. У вас и правда бицепсы в два метра, господин Эффер.

М а т е х (растерян). Как? Что вы сказали? Все?

Э ф ф е р. Да, все. Все, сколько есть…

Матех мрачнеет. Сложив руки на груди, прислоняется к стене. Внимательно смотрит на Эффера. Остальные обрадованы.

З а н а. Давайте, ребята!.. Чего стоите? Снимайте сольфы со стен. Все, сколько есть…

С радостным оживлением все начинают снимать сольфы, развешанные на гвоздях по стенам. Матех не меняет позы.

З а н а. Я всегда ценила его.

Д ж и н а. И я… Больше всех я поддерживала отца.

Ш а р е й. А я всегда был за отца. Что значит сто лир? (Зане, тихо.) Больше нету, мама?

З а н а. Должны быть в другой комнате. Рядом с очагом. Сбегай, принеси потихоньку.

Шарей выходит.

Миса, а за ним Борнок смотрят на Матеха. У обоих сольфы выпадают из рук. Оба медленно подходят к Матеху. Миса становится справа, Борнок — слева. Матех обнимает их за плечи. Остальные продолжают снимать и складывать сольфы.

Э ф ф е р. Говоря по правде, сто лир мало. Я не люблю лгать. И никого не хочу обманывать.

Входит  Ш а р е й  с сольфами, пряча их от Эффера. Одна из сольф обгорела, дымится. Шарей незаметно от Эффера тушит ее. Смотрит в пол.

Д ж и н а. У меня девять штук.

З а н а. У меня двадцать одна.

Ш а р е й. Двадцать пять.

Э ф ф е р. Десять у меня. Значит, всего шестьдесят пять штук.

М а т е х (обняв Мису и Борнока за плечи, вместе с ними подходит к Эфферу). Господин Эффер, вы покупаете и продаете, покупаете и продаете, не так ли? Воздух покупаете, воздух продаете?..

Э ф ф е р. Да. (Смеясь.) Дым покупаю, дым продаю. Грязь покупаю, грязь продаю. Купля-продажа — моя работа.

М а т е х (резко). Оставьте их. Оставьте мои сольфы!

Э ф ф е р. Но… Но я их не продам, куплю и не продам, мастер Матех. Я их покупаю для себя.

З а н а. Захочет — и продаст. Что тебе-то?

Д ж и н а. Человек богат… Что хочет, то и делает.

Ш а р е й. И сжечь может…

М а т е х (улыбаясь). А! Тогда другое дело. Если они нужны вам самому, я ничего не имею против. Извините. Берите, пожалуйста… Благодарю вас. (Берет на руки, как ребенка, лежащие на полу сольфы.)

Д ж и н а. О, господи! Отец рехнулся…

Ш а р е й. Разве я тебе не говорил…

М а т е х (держа сольфы на руках). Сколько сольф… Не много ли, господин Эффер? Конечно, вам виднее…

Э ф ф е р. Даже мало. (Вынимает из заднего кармана брюк пачку сигарет, из внутреннего кармана пиджака ручку. Подсчитывает на пачке, приговаривая.) Ширина — тридцать метров. Длина — сорок метров. Итак, сударь мой… Если на каждые полметра поставить по штуке… Гм! Если так, то надо еще около двухсот таких штук.

З а н а (обрадованно). Еще двести штук? О боже… Матех, ты должен сейчас же сделать!

Э ф ф е р. Да, если бы сейчас было еще двести штук, то как раз хватило бы.

Ш а р е й. Прямо сейчас?.. Ура!

М а т е х (мрачно). Извините, господин Эффер, что вы будете с ними делать?

Э ф ф е р (довольный, разъясняет). Что буду делать? Сударь, я построил новый дом.

Д ж и н а. До чего, наверно, красив ваш дом!

Э ф ф е р. Да, неплохой вышел.

З а н а. Дай бог вам радости в новом доме, господин Эффер.

Э ф ф е р. Спасибо. (Показывая рукой.) У сада стена в полметра высотой. (Указывая тростью на сольфы, что держит Матех.) Я их поставлю на стену сада. Через каждые полметра по штуке… Будет красиво, не правда ли?

З а н а. Конечно, красиво.

Ш а р е й. Очень красиво.

Д ж и н а. Боже мой, какой ум!

М а т е х (неожиданно выпускает из рук сольфы. Идет к Эфферу). Господин Эффер, немедленно покиньте мой дом… Немедленно! (Еще резче.) Уходите отсюда, говорю вам…

Э ф ф е р (поражен, испуган). Но… мастер Матех…

М а т е х (кричит). Убирайся вон!.. Убирайся!

З а н а. Матех, что ты делаешь? Постыдись! (Хочет удержать Матеха.)

Матех отталкивает жену. Она падает.

М а т е х (кричит). Вон! Чтоб духу твоего не было… Уходи, тебе говорят!

Матех наступает на Эффера. Миса и Борнок — за ним. Эффер испуганно пятится, выходит.

Вон! Вон!

Зана плачет, лежа на полу, остальные ошеломлены.

Занавес.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Та же комната. Поздний вечер. Б о р н о к  работает. Д ж и н а  с зеркалом в руках прихорашивается.

Д ж и н а. Ты знаешь, Борнок?

Б о р н о к (не поднимая головы от работы). Ваше последнее решение, госпожа Джина?

Д ж и н а. Хочешь знать, правда? Все интересуются моим последним решением… Ведь у тебя самого никаких решений нет, не так ли, Борнок? Жаль… Мне жаль тебя. Да у тебя и не может быть никаких решений!

Б о р н о к (смущенно). Отчего же? Оттого, что я горбун? Мастер Матех тоже так думает. Но ведь не от меня зависит — быть горбатым или не быть… Зато от меня зависит другое…

Д ж и н а. Что, например?

Б о р н о к. Боюсь сказать, госпожа Джина.

Д ж и н а. Так стыдно?

Б о р н о к. Как знать… Не так чтобы очень… Может быть.

Д ж и н а (просительно). Говори же, Борнок! Что бы там ни было, говори.

Б о р н о к (совсем смешавшись). Этого я никому не говорил, даже Мисе… Но вам… Я вам говорю первой. Только вам я могу это сказать. Госпожа Джина, я…

Д ж и н а (с издевкой). Ну, ты?..

Б о р н о к. Я хочу стать мастером по сольфам. Великим мастером… Знаю, таким, как мастер Матех, я не буду, но… все-таки хочу. И если бы не был горбатым, все равно хотел бы… Мастер Матех не верит. Но будь я ростом в десять метров — все равно я хотел бы делать сольфы. (Задумчиво. Подражая Матеху.) У каждого на земле должно быть дело, какое-нибудь дело. Ты должен знать, зачем живешь. Скажем, ты свистишь. Ведь все свистят! Но когда свистишь ты, люди должны говорить: «Ах, так его растак, вот это свистит!..» Я буду мастером, мастером по сольфам. Все могут быть мастерами по сольфам. Все? Нет, не все. Самым величайшим мастером в мире… Люди будут испытывать радость, слушая голоса моих сольф, люди будут счастливы…

Д ж и н а (закрывая лицо руками). Господи боже мой… Молчи, Борнок! Ты говоришь точь-в-точь как отец. Это все слова отца.

Б о р н о к (гордо). Я ученик мастера Матеха.

Пауза. Джина красится.

Д ж и н а. Я приняла наконец самое последнее решение — выйду замуж. Мужчина, за которого я выйду…

Борнок порывается что-то сказать, но не решается.

Б о р н о к. Должен быть очень умным…

Д ж и н а. Должен быть очень богатым…

Б о р н о к. Очень добрым…

Д ж и н а. Очень красивым…

Б о р н о к. Очень трудолюбивым…

Д ж и н а. Он должен покупать мне самые дорогие в мире подарки… Борнок!

Б о р н о к. Слушаю вас.

Д ж и н а. Если б у тебя была возлюбленная… То есть, как тебе сказать… Словом, девушка… если б она у тебя была. Что б ты мог сделать для любимой девушки?

Б о р н о к. Я бы сделал ей сольфу. (Протягивает Джине руку, словно передавая ей сольфу.) Возьми! Для тебя, любимая, я сделал самую лучшую в мире сольфу!.. Вот что я сказал бы ей…

Д ж и н а (смеясь). Дурак! Девушка бросила бы сольфу тебе в физиономию.

Слышен голос Мисы, продающего сольфы.

Г о л о с  М и с ы (приближаясь к дому). Сольфы… Сольфы по двадцать пять курушей… Сольфы с девятнадцатью отверстиями… Лучшая радость для милой… Двадцать пять курушей…

Д ж и н а. Мужчина, за которого я выйду, должен быть очень богат. Больше, чем очень богат.

Б о р н о к. Мужчина, который станет вашим мужем, госпожа Джина (Встает и, чтобы она не видела его лица, отворачивается к двери.), должен иметь хоть каплю ума. Он должен быть мастером по сольфам. Великим мастером…

Д ж и н а (хохочет). О боже, и это ты называешь умом? Все-таки удивительно устроена у тебя голова, Борнок!

Б о р н о к (неожиданно оборачивается к Джине. Рассерженно). Да, быть мастером, делать сольфы… Что может быть лучше, прекрасней, чем сольфы? Не понимаю, госпожа Джина.

Входит  М и с а. Кладет корзину на пол. Он очень устал.

М и с а. За весь день удалось продать только две сольфы. Совсем плохо идут дела. (Борноку, который стоит лицом к стене.) Что с тобой, Борнок? Чего ты стоишь?

Б о р н о к (садится на место). Ничего… Просто так…

М и с а. Тебе грустно? Или снова красной краской хватил второе кольцо? Придется признаться отцу.

Д ж и н а. Миса, ты знаешь мое последнее решение?

М и с а (словно не слыша Джину). Борнок, ты выкрасил все сольфы?

Б о р н о к. Даже половины не сделал.

М и с а. Мне тоже надо просверлить до черта отверстий.

Д ж и н а (раздосадованная). Я тебя спрашиваю, Миса! Ты почему не отвечаешь? Я говорю о своем последнем решении, а ты и ухом не ведешь. (Резко.) В этом доме каждый сам по себе. Никто мною не интересуется.

М и с а. Сестричка, милая, я ведь знаю твое последнее решение.

Д ж и н а. Какое же?

М и с а (ласково). Разве ты не сказала, что будешь певицей?

Д ж и н а (выходя, оборачивается). Вовсе нет… (Уходит.)

М и с а. Мне кажется, что…

Б о р н о к. И мне кажется…

М и с а. Что тебе кажется?

Б о р н о к. Клапан, я думаю… Клапан, над которым бьется мастер Матех… Мне кажется, что его можно поместить у самого мундштука.

М и с а (поражен). И мне так кажется, Борнок! Странная штука… Мы оба одинаково думаем…

Б о р н о к (подходит к Мисе. Вполголоса, словно боясь, что услышат). Прошлой ночью, Миса… Твой отец очень устал. Перед этим он всю ночь напролет работал. И весь день тоже. Потом не выдержал и уснул… Я подождал, пока он не заснет покрепче. Когда он захрапел… (Медленно встает, вынимает из-под кровати сольфу.) Смотри, эту сольфу сделал я.

М и с а (прикладывая палец к губам, вынимает из корзины сольфу). А эту сделал я, Борнок. (Играет на сольфе. Затем говорит, подражая отцу.) Боюсь я… Не успею. Поставить бы этот клапан… Никак не выходит… Слишком быстро наступает вечер. А за ним? За ним слишком быстро наступает утро. Потом смотришь — опять вечер. Эх, найти бы мне этот клапан. Звук, который я ищу…

Б о р н о к. Не-ет!.. Фальшивишь, брат! В этом месте мастер Матех чуть понижает голос…

М и с а (тише). Эх, найти бы мне этот клапан, звук, который я ищу…

Б о р н о к. И ходи! Он, когда говорит об этом, все ходит взад и вперед. (Принимается ходить по комнате, заложив руки за спину, и говорит, подражая Матеху.)

В этот момент входит  М а т е х  с мешком. В мешке — материал для сольф. Борнок стоит к нему спиной и не замечает его.

Никак не выходит. Слишком быстро наступает вечер. А за ним? Слишком быстро наступает утро. Потом смотришь — опять вечер… Эх, найти бы мне этот клапан. Звук, который я ищу…

Миса делает знаки, давая понять, что вошел Матех.

Борнок не понимает.

Что? Не похоже? Точь-в-точь, дорогой… Я мастеру Матеху в рот смотрю…

Матех опускает на пол мешок, Борнок оборачивается.

М а т е х. Так, значит, вот вы что?.. Стоит мне выйти… А? (Хватает Мису за ухо, подтаскивает к Борноку. Хватает за ухо Борнока. Стукает их головами.) Лентяи вонючие! Жаль хлеба, которым я вас кормлю! Жаль! Не быть вам людьми! Никогда… Вы? Ха! И вы собираетесь стать мастерами? Делать сольфы? Ступай-ка лучше к брату, наращивай вместе с ним мясо! А ты, паршивый горбун! Не будь у тебя горба, ты никогда не взялся бы за сольфы…

Б о р н о к. Взялся бы, мастер…

М а т е х. Молчи!

Миса и Борнок садятся за работу. Они работают быстро, старательно. Время от времени выдумывают предлог для разговора, пытаясь задобрить Матеха. Матех работает молча, не глядя на них.

М и с а. Папа, положить заготовки сушиться?

Б о р н о к. Мастер, красная теперь не заходит за второе кольцо… Посмотри… Так хорошо, мастер?

М и с а. Сегодня дела совсем плохи.

Молчание.

Удалось продать только две сольфы.

Б о р н о к. Если б они послушали сольфы, сами стали бы лучше.

М и с а. Конечно…

М а т е х (пробует сольфу, над которой работал. Недоволен). Темно! Зажгите лампу!

Борнок зажигает лампу. Матех продолжает работать. Долгое молчание. Несколько раз пробует сольфу. После каждой пробы остается недовольным. Встает с сольфой в руках. Шагает по комнате. Снова играет. Слева сверху слышится звук сольфы. Матех с улыбкой оборачивается на звук. Затем звук сольфы доносится справа сверху. Сольфы начинают звучать со всех сторон. Матех бежит от одного звука к другому, словно хочет их поймать. Миса и Борнок поднимаются со своих мест. Испуганно глядят на Матеха. Сцена постепенно темнеет.

М а т е х (направляясь на звук сольфы). Слышишь, Миса? Сольфа мастера Химота… Сразу слышно… Камыш так и плачет. (Устремляется на звук другой сольфы.) А это сольфа мастера Накера… Слышишь, Борнок? Это мастер, что нашел четвертое отверстие. (Направляясь на звук третьей сольфы.) Это Гареджи… Его сольфа… Э-гей! Первый мастер, придумавший клапан. Теперь-то нам это кажется просто. Но спросите его. Эй, великий Гареджи, сколько ты пота пролил, как боролся со смертью? Как… Чтобы не умереть… Бессмертный Гареджи…

М и с а (тихо). Ты слышишь, Борнок?

Б о р н о к (пораженный и растерянный). Я ничего не слышу. А ты?

М и с а. И я не слышу.

М а т е х (звук последней сольфы приводит его в экстаз. Свет на сцене постепенно гаснет. Лишь один луч падает на Матеха. Он разговаривает сам с собой, словно перед ним собеседник, который отвечает ему). А это мастера Айера… Мастер Айер… Мастер Айер… Мой великий учитель. Добро пожаловать! Как я рад, учитель, видеть тебя… Верно, верно… Да… Много работал, но еще не кончил. Конечно… Значит, и ты был такой же? Это самое трудное, самое яростное состязание, когда состязаешься с самим собой… Сделаешь шаг левой ногой, за ней правая. А левой уже не стоится на месте. Она снова обгоняет правую. Потом левая, опять правая. Бесконечное состязание с самим собой. Я думаю о том дне, когда оно прекратится. Эта остановка не выходит у меня из головы, мастер Айер. И мне хочется еще больше работать, обогнать самого себя… (Замолкает.) Точь-в-точь как ты, учитель. Мысль о смерти не делает меня пессимистом. Я не пессимист. Но точно заноза сидит у меня в голове… И никак от нее не избавиться. (Спокойно.) Не-ет! Нет, я не боюсь. Но у меня есть еще дела, мастер Айер. Никак не поставлю клапан на место. Не могу найти нужный звук. А что будет, если найду? Почем я знаю, с чего начнется новое состязание?.. А ты разве знал, мастер?.. Как? Ни один мастер не мог отдать сольфе всего себя? Не смог. Верно, нельзя отдать всего… Даже одну десятую нельзя. (Печально.) Бриться, спать, умываться, говорить, покупать материал для сольф, сушить его. (Раздраженно.) Есть, дышать!.. Эх, когда же, когда же удастся пристроить этот клапан?.. (Тихо.) Я словно в поезде, мастер Айер. Мчится поезд, на полном ходу мчится. С бешеной скоростью. Поезд мчится, а мы сидим. Сидим в нем. Как обогнать поезд, в котором сидишь?.. Те, кто бегут быстрее поезда, выигрывают состязание. Такие, как ты, мастер Айер… Все мы сидим в поезде. Одни знают, где они находятся, другие догадываются, а иные и понятия не имеют. Но поезд приближается к последней остановке, а ты не можешь из него выйти… Времени мало. В голове у меня словно заноза, и никак от нее не избавиться. (Спокойно.) Не-ет. Нет… Я не боюсь. У меня другой страх. Точь-в-точь как у тебя, мастер Айер. Дольше жизнь — больше сольф… Чем больнее мозгу от этой занозы, тем сильней я люблю людей. Чем сильней люблю, тем больше работаю, чем больше работаю, тем больше люблю. Чем больше люблю…

Сцена постепенно освещается. Миса и Борнок стоят рядом у стены и со страхом глядят на Матеха.

Мастер Айер… Не уходи, мастер Айер… Учитель… (Хватается за голову. Кричит.) Зана-а-а… Зана-а-а!

Входит разбуженная  З а н а.

З а н а. Что случилось? Что такое, Матех? Почему ты кричал? Я так испугалась…

М а т е х. Подними детей. Пусть встают, пусть все встают. Быстрее, Зана…

З а н а. Зачем тебе дети посреди ночи?

Входит  Ш а р е й. Его разбудил шум. Он весел.

Ш а р е й. Здорово!.. Я так и подскочил во сне. Клапан готов, не так ли, папа? Ловко я догадался? Услышал его голос — и пулей из кровати. Ты помнишь, как однажды… (Показывая на Мису.) Этот тогда еще не родился. Вот так же ночью…

М а т е х. Ступай, быстрее разбуди Джину!

Ш а р е й (смешавшись, уходя, про себя). Понятно. Клапан не вышел. Хм! Подумаешь!

З а н а. Матех… Что с тобой, Матех? Ты мог бы и не будить Шарея и Джину.

Пауза.

Отвечай же, Матех! Нервы у тебя не в порядке. Ты слишком много работаешь.

Из комнаты доносятся голоса Шарея и Джины.

Г о л о с  Ш а р е я. Эй, ты, вставай… Отец зовет. Отец, тебе говорят.

Г о л о с  Д ж и н ы. Убирайся, Шарей… Не тяни одеяло. Ой… Мама! Смотри, что он делает! Я спать хочу!

З а н а. Заварить тебе чаю, Матех?

Входит  Ш а р е й, таща за руку  Д ж и н у.

Ш а р е й (Джине). Говорят тебе… Отец зовет… Оттого что отец занимается сольфами, никто его не слушает.

М и с а. Дурак!

Д ж и н а. Зачем я понадобилась отцу посреди ночи?

Ш а р е й. Может, он хочет узнать о твоем последнем решении.

М а т е х. Погоди, Шарей! (Оглядывает всех по очереди.) Мы уедем отсюда в другое место!

З а н а. Как? Уедем?

М а т е х. Да.

З а н а. Куда?

Во время последующей сцены все образуют нечто вроде хоровода. Матех, справа от него Миса, слева Борнок выходят на середину. Зана, слева от нее Шарей, справа Джина идут им навстречу. Они встречаются в центре, образуя круг.

М а т е х. Туда, где длиннее дни, где длиннее недели. Туда, где длиннее месяцы, туда, где длиннее годы.

З а н а. Понимаю. Ты бежишь, бежишь от самого себя! Ах, трус!

М а т е х (решительно). Мы уедем, Зана…

З а н а (враждебно). Никуда мы не уедем, никуда… Понятно? Не уедем!

М а т е х. Зана, мы уедем, говорю тебе… Уедем.

М и с а (умоляюще). Мама! Поедем, мама…

Б о р н о к. Хорошо бы поехать. Поедем.

Ш а р е й. Поедем! Поедем на новое место. Может, тамошний климат пойдет мне на пользу, глядь, и бицепсы станут в сорок сантиметров.

Д ж и н а. Мама, поедем… Я здесь больше не могу принимать решений. Может, там я приму самое последнее решение. Поедем, ну что тебе стоит.

Сошлись посреди сцены. Все шестеро говорят хором.

М а т е х. Туда, где длиннее дни, где длиннее недели, туда, где длиннее месяцы, туда, где длиннее годы. Мы уедем, Зана… Уедем отсюда.

Д ж и н а. Мама, поедем, мама. Я здесь больше не могу принимать решения. Может, там я приму самое последнее решение. Поедем, ну что тебе стоит?

Б о р н о к. Хорошо бы поехать, поедем. Мастер Матех говорит: «Поедем». Значит, поедем. (Повторяет эти слова.)

Ш а р е й. Поедем. Поедем на новое место. Может, тамошний воздух пойдет мне на пользу, глядь, и бицепсы станут в сорок сантиметров.

З а н а. Мы никуда не поедем. Понятно? Никуда. (Повторяет эти слова.)

Пауза.

М и с а. Туда, где длиннее дни, где длиннее недели, туда, где длиннее месяцы, туда, где длиннее годы. Поедем, мама… Поедем на новое место.

Пауза.

Джина и Шарей отходят налево, Миса и Борнок — направо.

Матех и Зана остаются посреди сцены лицом к лицу.

З а н а (упрямо). Ты, Матех, можешь ехать куда угодно… Брось дом, брось жену, уезжай! Брось детей и ступай! Мы и здесь-то едва сводим концы с концами. Мы еле-еле держимся, Матех. Ты ничего не знаешь. А что мы будем делать в чужом месте? Когда тебе дают за сольфы по сто лир, ты не продаешь их. А теперь говоришь, уедем. Куда? Туда, где дни длиннее? Ты сошел с ума, Матех. Повсюду на земле в сутках двадцать четыре часа. Мы никуда не поедем! Понятно? Никуда… Ты езжай куда хочешь. Брось дом, жену, детей и езжай, Матех!..

Д ж и н а. Я приняла последнее решение. Я никуда не поеду. Мы не едем.

Ш а р е й. Мать права. Откуда известно, что на новом месте мои бицепсы не станут тоньше? Мы не едем…

М а т е х. Ты права, Зана… Я поеду сам, один… Я вынужден ехать. Я не хочу умирать. Все мы, каждый из нас умрет. Хотим мы того или нет. Но когда я умру, про меня не скажут: «Мастер Матех был хорошим мужем. Мастер Матех был хорошим отцом. Отцом Шарея и Джины, мужем Заны»… Скажут: «Мастер Матех был мастером. Матех умер. Покойный был отцом Мисы, учителем Борнока, мастером по сольфам». Я должен еще много сделать, Зана… у меня много дел… (В зал.) А вы знаете, что умрете? Вам об этом известно? Есть у вас эта заноза в мозгу! (Зане.) Вы не знаете даже, зачем живете. Откуда явится смерть? (Смотрит на дверь) Отсюда? (Смотрит на окно.) Отсюда? (Вынимает платок.) Может, это смерть? (Роняет платок на пол.) Может быть, она рядом со мной, может быть, во мне, а может быть, я в ней? Я понимаю, умрет мясо, умрут кости, кровь, нервы. Состарятся и умрут. Не это страшно. Но куда денется то, что мы столько лет приобретали, копили, собирали? Как могут умереть слова? Краски? Запахи? Как могут умереть эти звуки? Слова, что я копил пятьдесят пять лет?.. Краски, цвета, что я накопил в глазах? А звуки моей сольфы? Как могут они умереть? Вот что страшно. Ни звука от вас не останется в мире, ни звука, эй, вы, безголосые… Не жить… Мясо, кости и кровь, пусть их… Но краски, слова, звуки… Нет, нет, нет… Они все мои. Я их собрал по одному, по крупицам. Я не хочу умирать. Я найду место для клапана, и вы еще услышите звук, который я ищу… Как прорваться сквозь время… Сольфа… (Внезапно смягчается.) Я должен идти. Я живу не для себя и не для вас… И не для тебя, Зана. Я живу для всех, для сольфы… У меня много работы, трудной работы. Я должен найти такой край, где между понедельником и вторником умещается целая неделя. (Печально.) Ты права, Зана, но и я тоже прав. Прощайте. (Делает два шага по направлению к двери.)

М и с а. Отец…

Б о р н о к. Учитель…

Матех останавливается, оглядывается.

М и с а. Я иду с тобой, отец… (Становится рядом с отцом.)

З а н а. Куда ты, Миса?

Б о р н о к. Учитель, возьмите и меня… (Подходит к Матеху.)

Ш а р е й. Поедем и мы, мама… Может, моим бицепсам тамошний климат пойдет на пользу.

Д ж и н а. Может, там я приму новое решение… Давай поедем, мама…

М и с а. И вы езжайте, мама… Поедемте вместе.

Молчание. Зана не двигается с места.

Д ж и н а. Мама, чего ты стоишь посреди комнаты…

М и с а. Что ты стоишь, мама, посредине?..

З а н а. Чтобы Матех не убежал от себя, не изменил себе… Я всегда посредине, среди вас.

Молчание.

(Нежно.) Давайте… Поедем, дети, поедем все вместе. Собирайтесь! Матех!..

М а т е х (подбегает к Зане, обнимает ее). Зана…

Дети, обрадованные, принимаются собирать вещи. Сборы походят на разгром.

Занавес.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

С е м ь я  М а т е х а  на новом месте. Здесь все как на старой квартире. Только этаж не подвальный да вместо прежнего узкого длинного окошка широкое большое окно, из которого видна улица. Кроме того, по сравнению с прежней квартирой здесь все наоборот, как в зеркальном отражении: дверь, расположенная там справа, здесь помещается слева, окно переместилось слева направо и т. д.

Полдень. Когда поднимается занавес, все расставляют вещи.

М и с а  забивает в стену гвозди, вешает сольфы.

Д ж и н а. Здешний климат пошел мне на пользу.

Б о р н о к. Вы приняли новое решение, госпожа Джина? Хотите стать матерью…

Д ж и н а. Да, я приняла последнее решение: я никем не буду.

Ш а р е й (вытаскивает из груды вещей ядро, гантели, силомер, измеряет бицепс). Мы словно и не уезжали. Точь-в-точь как на старой квартире.

М и с а. Посмотри в окно — весь мир виден. Главное — чтобы видеть.

Б о р н о к. В каждом доме должно быть окно в мир.

Д ж и н а. Мне тоже кажется, что мы никуда не переезжали. Может, мы и в самом деле опять на старой квартире?

З а н а. Здесь гораздо больше света, правда, Матех?

М а т е х. Да. И просторнее…

З а н а. Я надеюсь, что здесь тебе будет хорошо работать.

Ш а р е й. Ой-ой-ой! Здешний климат мне совсем не на пользу. Бицепс стал ровно на пять сантиметров меньше!

М и с а. Значит, теперь ты остался без бицепсов. Там и было-то всего пять сантиметров!

М а т е х. Хватит болтать. Быстрей устраивайтесь. Мне надо работать.

Ш а р е й. Тьфу! Сразу на целых пять сантиметров…

Д ж и н а. Эй, ребята, никто не видел моего зеркала? Где мое зеркало? (Роется в сумочке.) А, вот оно где… (Начинает прихорашиваться.)

С улицы доносится голос Аши.

Г о л о с  А ш и. О-о-о! Новые соседи приехали… (Заглядывает в окно.) Пинай, поди сюда! Скорее, соседи приехали…

П и н а й  тоже заглядывает в окно.

З а н а. Позовем их, Матех…

М а т е х. Начнут болтать…

Входит  А ш и  с младенцем на руках, за нею  П и н а й.

П и н а й. Здравствуйте, соседи… Дай вам бог счастья на новом месте.

А ш и. Мир вам и покой!

З а н а. Спасибо. Пожалуйте, проходите.

П и н а й. Меня зовут Пинай… Это моя жена Аши. Ребенку только четыре месяца. Я вагоновожатый. Мы живем в соседнем доме на первом этаже.

М а т е х. Меня зовут Матех, мастер Матех. Моя жена Зана, старший сын Шарей, дочь Джина, а этот — мой Миса… Мой ученик Борнок.

З а н а. Пожалуйте… Извините нас. Мы только что приехали. Еще не устроились…

А ш и. Это вы нас должны извинить. Пришли мы не вовремя. Так обрадовались, что у нас теперь новые соседи.

П и н а й. Вы занимайтесь, занимайтесь своим делом. Мы поболтаем немного и уйдем.

Шарей делает гимнастику. Джина красится. Матех разговаривает с гостями. Остальные расставляют вещи.

Вы чем занимаетесь, господин Матех?

М а т е х. Делаю сольфы.

П и н а й. Не понял.

М а т е х. Сольфы… известные вам сольфы. Я мастер по сольфам.

П и н а й. Никогда не слыхал. Что это за штука — фольсы?

Б о р н о к. Не фольсы, сударь, а сольфы.

А ш и. И я не знаю.

М а т е х (растерянно). Вы никогда не видали сольф? Поразительно. (Берет сольфу.) Вот… (Играет.)

А ш и. А, поняла — дудка.

М и с а. Не дудка, сударыня, а сольфа…

М а т е х. Вот как на ней играют. Смотрите, здесь отверстия. Из них выходят звуки.

П и н а й. Теперь понял — свирель.

Б о р н о к. Не свирель, сударь, а сольфа…

А ш и. Синфа? Впервые вижу. Синфа…

М и с а. Не синфа, сударыня, а сольфа, соль-фа…

П и н а й (жене). Дорогая, это зурна… Один из видов зурны…

Б о р н о к. Это не зурна, господин Пинай, сольфа, соль-фа, соль-фа… Понятно?

П и н а й. Понял, понял. Фольса, фоль-са.

А ш и. Это флейта, милый. Поняла, флейта… Они флейту называют сонфа.

М и с а. Это не флейта, сударыня.

Б о р н о к. И не сонфа…

А ш и. Прекрасно, что же это такое?

П и н а й. Бог с ним, что бы там ни было. Скажите лучше, на что годятся эти палки?

М а т е х. Звуки, которые издает сольфа…

П и н а й. Звуки?

М а т е х. Разве вы не слышали? (Играет.) Кто слышит эти звуки, тот не может причинить людям зла.

А ш и. Никаких таких звуков нет.

П и н а й. Не думаю, что вам удастся продать здесь ваши синфы.

М а т е х (Борноку). Сходи на базар. Посмотрим, можно ли купить здесь пригодный для дела камыш. Поищи также липовое дерево. А ты, Миса, бери свою корзину!

Б о р н о к. Хорошо, мастер.

М а т е х. Обойди весь базар!

Миса берет корзину. Уходит вместе с Борноком.

П и н а й. Вы действительно испытывали силу этих свистулек? В самом деле, кто услышит звуки этих дудок, не может больше причинять зла?

М а т е х. Конечно, испытывал. И результат всего один… Вот я… Мой сын Миса. (Доверительно.) Горбун, что сейчас ушел… Мой подмастерье Борнок. Гм… Какой был матерый вор-домушник… Мог, точно ящерица, вскарабкаться по гладкой стене. Никакая полиция не могла с ним справиться. Вам ясно? Потом стал он моим подмастерьем. Он слышит голоса всех сольф. И теперь мухи не обидит.

П и н а й. А этот парень, что выпячивает грудь?

М а т е х. Он не слышит голоса сольф.

П и н а й. Глухой?

М а т е х. Нет, он глух только к голосу сольф.

П и н а й. А эта девушка, что красится?

М а т е х. Она слышит, но не слушает.

З а н а. Я сварила бы вам чай, но мы еще не поставили плиты.

А ш и. Не беспокойтесь, госпожа Зана, в другой раз напьемся. (Матеху.) Не понимаю, как они могут помешать злу?

М а т е х. Голос сольфы заставляет задуматься о смерти. Кто помнит о смерти, тот любит жизнь. А полюбив жизнь, начинает трудиться, и для злых дел не остается времени… (Берет сольфу и собирается играть.)

Аши что-то шепчет на ухо Пинаю.

Вот послушайте…

Пинай и Аши бросаются к Матеху.

А ш и  и  П и н а й (кричат в один голос). Не надо… не играйте! Ради бога, осторожней! Не надо!

Пауза.

П и н а й. Не думаю, что вам удастся продать здесь эти дудки. Никто не захочет их слушать…

А ш и. И зачем это надо?..

П и н а й. Одно беспокойство.

А ш и. За них не дадут и ломаной монеты.

Д ж и н а (подбоченясъ, подходит к Аши. С издевкой). Ломаной монеты не дадут? За эти сольфы давали по сто лир, понятно? По сто лир за штуку предлагал господин Эффер и хотел купить все сразу. Но отец не отдал.

А ш и. Как вы сказали? Кто предлагал?

Д ж и н а. Господин Эффер.

П и н а й. Эффер, говорите? Не наш ли это Эффер?

Д ж и н а. На пальцах у него сверкающие перстни, в галстуке — жемчуг…

З а н а. Господин с тростью.

Д ж и н а. На машине ездит.

Ш а р е й И бицепсы у него не меньше пятидесяти сантиметров…

П и н а й. Он самый… Наш Эффер, торговец Эффер. Неужели этот змей давал по сто лир за эти палки?

А ш и (тихо, Пинаю). Так я и поверила! Хвастают, дорогой, неужто не понимаешь?.. (Подходит к Зане.) Отчего вы сюда перебрались? Климат здесь лучше, что ли?

З а н а (растерянно). Как вам сказать… Не знаю… И так, и не так.

Ш а р е й. Отец никак не уложится в двадцать четыре часа. Вот поэтому мы и приехали. Поняли теперь, госпожа Аши? Мы ищем место, где один день был бы как месяц.

П и н а й (тихо, Аши). Они помешанные… Ей-богу, помешанные.

А ш и. Но ведь и здесь в сутках двадцать четыре часа!

З а н а. Мы не нашли того, что искал муж… Мы долго искали, госпожа Аши. Было, правда, почти то, что нам надо. Но уж очень дорого, сами знаете…

А ш и (Пинаю, тихо). Точно! Ты прав… Они безумные.

Ш а р е й (подходит к Пинаю. Закатывает рукав). Взгляните, господин Пинай, вы когда-нибудь видали такой бицепс? (Сгибает руку.) Поглядите, как он вздувается! (Оборачивается к Аши.) Вы видите, сударыня? Есть здесь у кого-либо бицепсы толще моих?

А ш и (восхищенно). Молодец!.. Браво! Какие бицепсы!..

П и н а й. Оставь, милая… Это не его бицепсы!..

Ш а р е й. Ого, не мои бицепсы? Вот как? Глядите, я напрягаю их на ваших глазах!

А ш и. Это его бицепсы, Пинай…

П и н а й. Ей-богу, нет… Фальшивые, накладные.

Ш а р е й (покатываясь со смеху). Вот как, фальшивые… Приревновал, приревновал ко мне жену и говорит — фальшивые…

З а н а (с укором). Шарей! Что ты говоришь! Извините, господин Пинай! (Аши.) Какой у вас тихий ребенок, дай-то господь… Совсем не плачет…

В окно заглядывает  Э ф ф е р.

А ш и. Ленится… Ленится, оттого и не плачет, госпожа Зана. А начнет плакать, ленится замолчать. Так и орет. Весь в отца…

П и н а й. Верно, весь в меня… Мне тоже лень, а то бы все плакал.

А ш и (замечает в окне Эффера). А-а-а. Поглядите-ка, поглядите, господин Эффер… (Кричит.) Заходите, господин Эффер, у нас новые соседи.

Входит  Э ф ф е р. Пинай и Аши обрадованы. Остальные встречают его появление сдержанно.

Э ф ф е р. Наш мастер Матех приехал… Здравствуйте, мастер Матех…

М а т е х. Вы? И здесь вы?

Э ф ф е р (со смешком). Видите, снова встретились. Мы с вами соседи. Мой дом вот тут, совсем рядышком.

З а н а. Тот самый, который вы недавно построили?

Э ф ф е р. Нет, его я давно продал. Это другой…

Д ж и н а. Конечно-конечно… Господин Эффер покупает и продает, покупает и продает. Не так ли, господин Эффер?

Э ф ф е р. Нет. Теперь я не покупаю и не продаю. Когда мы с вами встретились, я покупал и продавал. Эта работа мне надоела. Я не люблю однообразия.

Д ж и н а. Прекрасно. Чем же вы теперь занимаетесь, господин Эффер?

Э ф ф е р. Теперь я продаю и покупаю, продаю и покупаю.

Ш а р е й. Великолепно! Я тоже не люблю однообразия.

П и н а й. Господин Эффер, говорят, что за эти палки с дырками вы давали по сто лир. Правда?

Д ж и н а. Давал.

А ш и. В самом деле, господин Эффер? Вы за них давали столько денег?

Э ф ф е р. Давал. Однако мастер Матех почему-то не захотел их продать. (Ласково.) Но как бы там ни было, в один прекрасный день мы столкуемся. Не правда ли, мастер Матех, мы с вами столкуемся в один прекрасный день?

М а т е х. И я бы хотел. Мы должны договориться. Но не так, как вы хотите. Я не продам вам сольфы. Ни за сто лир, ни за сто пять.

Э ф ф е р. За двести. Что скажете?

З а н а. Но почему, Матех? Продай их…

М а т е х. И за двести десять не продам.

Д ж и н а. Я на твоем месте продала бы, папа.

Э ф ф е р. Триста лир… Ага, молчите… Согласны?

З а н а. Продай, Матех…

М а т е х. И за триста пятнадцать не продам.

Э ф ф е р. Ну а если я дам пятьсот?.. Пожалуйста, пятьсот лир…

З а н а. Господи! Продай, Матех…

Ш а р е й. Чего ты думаешь, отец… Продай, пусть их…

М а т е х. Не продам. И за пятьсот двадцать не продам. (Кричит.) Не продам. Понятно вам? Не продам.

З а н а. Матех, успокойся. Постыдись гостей.

А ш и. А вы назло ему предложите тысячу, господин Эффер.

П и н а й (берет сольфу, разглядывает ее). Скажи на милость, и за что вы предлагаете такие деньги?

Э ф ф е р. Погляди как следует, что это за миленькие, симпатичные вещички! Какие красивые, блестящие! Посмотрите на эти яркие, пестрые краски! Я хотел сделать из них ограду вокруг своего дома. Передумал — пропадут. Разве можно делать из них ограду? Жалко! Я хочу украсить ими свой дом. Хочу с утра до вечера забавляться ими как ребенок. Показывать гостям. Все будут завидовать, с ума сойдут. Расставлю их и там и сям — по всему дому. Ах, как это было бы красиво! Но что поделать, мастер Матех не продает.

А ш и. Простите за нескромный вопрос: почему вы их не продаете?

Д ж и н а. Сам не знает почему.

Ш а р е й. Не понравилась физиономия господина Эффера, вот и все.

З а н а. Нет, просто по глупости.

Все, кроме Матеха, смеются.

М а т е х. На улице продаются, господин Эффер. По двадцать пять курушей. Ступайте и купите, сколько вам угодно.

Э ф ф е р. Нет, нет и нет… (Упирает указательный палец Матеху в грудь.) Я куплю у вас, мастер Матех.

Не успел Эффер выговорить эти слова, как раздается призывный  Г о л о с. Это густой, громкий, грубый голос.

Г о л о с. Ратсу-ун! Ратсу-ун! Пойдите сюда, Ратсун!..

Эффер, Аши, Пинай подавленно склоняют головы. Воцаряется молчание. Их настроение передается другим.

П и н а й. Бедняга Ратсун… Хороший был человек…

А ш и. И совсем молодой, оставил двоих детей. Что теперь будет делать его жена?

Э ф ф е р. Да простит ему господь его прегрешения!

Долгое молчание.

З а н а. Извините, что случилось, госпожа Аши?

А ш и. Ничего… У нас был сосед по имени Ратсун… Бедняга. Двое детей. Умер.

М а т е х (с содроганием). Умер?

П и н а й (безразлично). Да, умер… Вы его не знали.

М а т е х. Как умер?

Э ф ф е р. Что значит, как умер?.. Очень просто, умер и все. Позвали — и ушел. Разве вы не слыхали?

М а т е х. Позвали?

Э ф ф е р (со скучающим видом, словно объясняя давно всем известное). Позвали, дорогой. Ушел Ратсун, ушел. Вы ведь сами слышали.

З а н а. Слышали.

Д ж и н а. И я слышала. Какой грубый голос…

Ш а р е й. Словно гром…

М а т е х. Куда он ушел?

П и н а й. Ах, боже мой, мастер Матех. Он умер. Что за вопросы вы задаете? Позвали, вот он и ушел…

М а т е х (широко раскрыв глаза). Что вы говорите? И все, кого зовут, уходят? А он не шел бы!

Пинай, Эффер и Аши смеются над непонятливостью Матеха.

Э ф ф е р. Как же не пойти?

П и н а й. Не пойти, когда зовут? Первый раз слышу!

А ш и. Каждого из нас когда-нибудь позовут… Каждого, всех.

П и н а й. Кто услышит Голос, тот уходит. Чье имя назовут, тот услышит, даже если он глухой от рождения.

М а т е х (испуганно). Я не пойду, кто бы ни позвал, не пойду.

П и н а й. Позовут, тогда посмотрим, как вы не пойдете.

М а т е х. Не пойду, говорю вам.

Э ф ф е р. Пойдете, мастер Матех… Как не пойти? Разве это в ваших силах? До сих пор все, кого звали, уходили.

А ш и. Если будет названо имя младенца, что сейчас у меня на руках, он и то пойдет. Дети, еще не умеющие ходить, и те уходят. А вы говорите…

М а т е х. Уходят, кому нечего делать. А у меня есть дело. Я не пойду.

П и н а й. Когда ушел мой отец, ему было восемьдесят семь лет. Четыре года не вставал с постели — паралич хватил. И вот, чуть услышим Голос, говорим: «Ступай, тебя зовут…» Старый, да еще паралитик. Очень тяжело ухаживать. (Усмехаясь.) Наконец холодной зимней ночью его позвали. Как он бежал! Надо было видеть. Мы от смеха животы надорвали.

А ш и. А мой отец отроду был глухой. Словно свинцом ему уши залило. За всю жизнь только раз и услышал — когда позвали.

З а н а. И нас тоже позовут?

Ш а р е й. Мама, у меня бицепс совсем опал. (Показывает.) Посмотри — и десяти сантиметров не будет.

М а т е х (ходит по комнате, про себя). Я не пойду… Пусть зовут сколько влезет. Не пойду… Не пойду. Кто бы ни позвал… Не пойду, и все тут… Насильно не потащат… А хотят, пусть тащат. Сам не уйду. Нет, не выйдет. Вот идиоты! Сами уходят.

Ш а р е й. У меня бицепсы опали.

П и н а й. Фальшивые, оттого и опали.

Ш а р е й. А ну давай посмотрим, у кого фальшивые?!

Д ж и н а. Господин Эффер, вы знаете о моем последнем решении?

Э ф ф е р. Нет. Но очень хотел бы знать. Каково ваше последнее решение?

Д ж и н а (пододвигаясь к Эфферу, заглядывает ему в глаза). Значит, не знаете…

Э ф ф е р. Не знаю.

Д ж и н а (обиженно). И я не знаю.

М а т е х (по-детски обрадованный, раскрыв руки). Эй, ребята! Мы, оказывается, нашли чудесное место. Пусть себе зовут, а мы не пойдем. Зана… Зана, милая моя, не пойдем, Зана… Зана, милая моя, не пойдем.

Эффер, Аши и Пинай смотрят на него с недоумением.

Пусть кричат сколько влезет… Если я пойду… Нет, я не пойду… Зана, приготовь соседям чаю… Эх, если бы у нас было чем угостить их. Водки бы сюда! В самый раз сегодня. Зана, неси чай!

З а н а (Матеху, тихо). Был бы, давно принесла бы. Ни чая, ни сахара… Миса еще не приходил. Продаст сольфы, принесет денег.

А ш и (услышав слова Заны). Ах, боже мой, оставьте. Не стоит. Не надо.

Э ф ф е р. Я тоже ничего не хочу. Перед тем как идти сюда, я съел шесть мисок супа из требухи.

П и н а й. Верно, ничего не надо. Спасибо.

М а т е х. Тьфу, позорище!!! Такой радостный день — и нечем отметить. Нет, так не пойдет!

Слышен  г о л о с  М и с ы.

Г о л о с  М и с ы (приближаясь к дому). Дамы и господа!.. Сольфы… Сольфы… Из каждого отверстия вылетает по девять звуков. Это сольфы мастера Матеха. Двадцать пять курушей… Сольфы… Сольфы…

М а т е х. Ага, вот и Миса! Вовремя подоспел… Молодец, Миса!

Д ж и н а (красится, глядя в зеркало). У меня помада кончилась. Купите мне помаду!

А ш и. Не стоит беспокоиться. Мы ничего не хотим. К тому же нам пора — у меня обед на плите! Сгорит. Госпожа Зана, я только попрошу вас, если можно, стакан воды. Так пить хочется, все нутро горит.

З а н а. Сейчас, госпожа Аши. Сейчас принесу. (Выходит.)

Г о л о с  М и с ы (совсем рядом с домом). Сольфы… Сольфы мастера Матеха… Двадцать пять курушей штука… Сольфы!

М а т е х. Мы нашли отличное место. Пусть зовут сколько влезет. Я не пойду. Сказал — не уйду, и баста!

А ш и. Ах, во мне все горит! Так пить хочется…

П и н а й. Ума не приложу, почему вы так не хотите уходить?

М а т е х. Клапан, господин Пинай… Понимаете, клапан. Если я поставлю его на место, тогда плевать. Но как я могу уйти, дорогой мой, пока не нашел нужного мне звука? Сначала надо поставить клапан, а потом пусть их зовут.

Д ж и н а. А ты знаешь, отец, что говорит мама? Вы его не слушайте, говорит. Если он и поставит этот клапан, то потом все равно бог знает что выдумает на свою голову!

Ш а р е й. Верно. Ведь ты уже говорил, отец: хочу, мол, из двух труб, одна в другой, сделать сольфу. Сделаю, тогда и помирать можно…

А ш и (глядя на младенца). Сейчас заплачет… Сморщился весь… Начнет реветь, тогда его не остановишь… Ах, как пить хочется, где же вода?

П и н а й (жене, тихо). Наверно, у них и воды нет…

А ш и. Вот-вот заревет, паршивец… И обед сгорит на плите. Все нутро у меня пересохло от жажды. (Баюкает ребенка.)

Входит  М и с а. Он совсем без сил. Бросает корзину на пол.

Джина, Шарей и Матех подходят к нему.

Д ж и н а. Продал?

Ш а р е й. Дай мне двадцать пять курушей, Миса!

М а т е х (подставляя ладонь). Давай деньги!

М и с а (отворачивается к стене, положив голову на руки. Со слезами в голосе). Не покупают. Ни одной не купили. Я столько ходил, так кричал. Я не виноват.

П и н а й. Не купят, я знаю.

М и с а. Может, вы думаете, я плохо кричал? Кричал. Много.

А ш и. Да кто же их купит, милый?!

М и с а. Не удалось продать. Ни одной.

Матех, Джина, Шарей оцепенели.

П и н а й. Как я говорил, так и вышло. Зря вы сюда приехали.

А ш и. Не купят, конечно, не купят. Я говорила, а вы не верили. Кому нужны эти свистульки?

М и с а (поворачивается. В глазах слезы). Не свистульки, сударыня, а сольфы, соль-фы… (Снова отворачивается, прячет лицо.)

Э ф ф е р (Пинаю). Я откуда-то знаю этого Матеха. Но откуда? Никак не могу припомнить… (Матеху.) Мастер Матех, вы… Постойте-постойте… вспомнил! Дорогой Матех Ума Палата, да ты ли это? Матех!

М а т е х (обнимает Эффера). Эффер… Ты, ха!.. Как же я до сих пор тебя не признал? Наш Эффер Лисица.

Э ф ф е р. Он самый… Милый ты мой, сколько лет прошло, сколько воды утекло… (Пинаю.) Матех — мой школьный товарищ. Самый прилежный в нашем классе, ха-ха!.. А я лентяй, лежебока. (Матеху.) Послушай, Матех, мы думали, ты будешь ба-альшим человеком. Так мы считали. Ах, жаль! Жаль. Послушай, я расстроился. Да, брат, судьба — вперед не загадаешь. (Пинаю, указывая на Матеха.) Мы думали, он человеком будет. Жаль!.. (Матеху.) Твое ли это место!..

М а т е х (разглядывая Эффера). Эффер Лисица…

А ш и. Того и гляди заревет, поганец. И обед сгорит. Где же госпожа Зана? Душа горит. Целое ведро выпила бы… (Баюкает ребенка.)

Входит  З а н а  со стаканом в руке. В стакане — черная жидкость. Аши быстро идет ей навстречу, чтобы взять стакан. В этот момент раздается Голос. Аши застывает с протянутой рукой.

Г о л о с. Аши… Аши-и-и… Пойдите сюда! Аши, пойдите сюда!

Все застывают на своих местах. Молчание.

Г о л о с. Аши-и-и!.. Аши-и-и!.. Пойдите сюда!

Аши передает ребенка Пинаю и быстро выходит.

Занавес.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Та же комната. Вечер. Во время действия наступает ночь. М и с а  и  Б о р н о к  работают.

М и с а. Надо еще просверлить отверстия у десяти сольф. У трех — расширить обручи. Я и половины не успел сделать. Отец сказал: «Сам проверю каждую!»

Б о р н о к. И не говори, Миса. У меня и того больше. Велел красный цвет перенести на другое место. Надо заново перекрасить. А он того и гляди проснется.

М и с а. Пиши пропало. Я и половины не успел сделать.

Б о р н о к. И я.

М и с а. Вы вчера ночью спали?

Б о р н о к. Я прямо здесь заснул. Даже до постели не мог добраться. Он меня растолкал. А я вместо сольфы начал стол красить. Обозлился. Как заорет: «Пошел прочь, соня!» А сам, гляди, уснул в конце концов.

М и с а. Он и днем совсем не спал?

Б о р н о к. С тех пор, как ты ушел на базар, и до сего времени так и работал. Рано или поздно, каждый должен поспать. Сон любого свалит…

М и с а. Т-с-с! Услышит.

Б о р н о к. Я, говорит, вздремну часок, а вы работайте.

М и с а. О-ох!.. Теперь не проснется до утра.

Б о р н о к. Сейчас встанет, явится. Велел разбудить через час. А час-то уже прошел.

М и с а. Откуда ты знаешь?

Б о р н о к. Как не знать. Я ровно за час успеваю ободрать наждаком, покрасить и отлакировать две сольфы. А я, видишь, уже и третью обработал до половины.

М и с а. Тогда пойдем разбудим его, Борнок.

Б о р н о к. Не знаю. Пусть поспит еще немного…

М и с а. А потом разозлится: не разбудили, мол.

Б о р н о к. Разозлится, конечно.

Пауза.

М и с а. Мне кажется, что…

Б о р н о к. И мне тоже кажется…

М и с а. Что тебе кажется?

Б о р н о к. Раз мастер Матех решил не уходить, когда его позовут, значит, у него теперь больше времени, чтобы найти место для клапана. А раз так, к чему эта спешка? Как на пожаре.

М и с а (пораженный, что Борнок угадал его мысли). И я так думаю. Удивительная штука, Борнок! Всегда мы думаем одно и то же. Не понимаю, чего отец так торопится. Все равно ведь не уйдет, когда позовут. К чему такая спешка?

Б о р н о к. Не знаю.

Пауза.

Не дай бог, чтобы мастер Матех услышал, но мне уже надоело. Я люблю работать, Миса. Очень люблю. Но мы с каждым днем все быстрей и все больше работаем. С каждым днем все быстрей и больше. Каждый день… Хорошо, а что дальше? Чем это кончится?

М и с а. Руки уже не слушаются. Словно это не мои руки. Даже во сне они работают, точно держат в пальцах сольфу.

Б о р н о к. Знаешь, Миса, мне и по нужде сходить некогда… Раз в день только и сходишь на двор.

М и с а. Говорят, земля и та с каждым днем вертится все медленнее. А мы все быстрее и быстрее. Столько работаем, а отец все недоволен, мало ему. Если он не собирается уходить, когда позовут, то чего нам торопиться? Рано или поздно клапан будет на месте.

Б о р н о к. Да и по-моему так…

М и с а. Спросим отца. Сейчас проснется и заорет: «Я вам покажу, ленивые псы!» Тут мы его и спросим.

Б о р н о к. Хорошо. Но спрашивать будешь ты.

М и с а. Не-ет, спрашивай ты. Я не могу.

Б о р н о к. Я тоже.

М и с а. Вот что мы сделаем. Когда отец придет, прикинемся, будто говорим между собой. А?

Б о р н о к. Вот это ладно. Будем говорить громко, он и услышит.

Молчание.

М и с а. Дела у нас совсем никудышные, Борнок. С тех пор как мы сюда приехали, мне не удалось продать ни одной сольфы.

Б о р н о к. Плохо кричишь, поэтому…

М и с а. А ну тебя… Кричу во всю глотку. (Кричит как на улице.) Дамы и господа! Сольфы! Сольфы, радость для каждого… Двадцать…

З а н а  просовывает голову в дверь.

З а н а. Чего кричишь, Миса? С ума сошел? Отец только уснул. Не спал две ночи.

Б о р н о к. Велел разбудить его через час.

З а н а. Пусть поспит! Пусть поспит! Не шумите. (Исчезает.)

Б о р н о к. Если ты так орешь, почему никто не покупает? Неужели никто и не спрашивает, что это такое?

М и с а. Собираются вокруг меня и говорят: «Бедняга, наверно, зубы болят у него, вот и кричит».

Б о р н о к. А ты скажи им: «Не болят у меня зубы».

М и с а. Говорю. Тогда они говорят: «Наверно, на мозоль ему наступили, он и не стерпел».

Б о р н о к. И никто не покупает? А?

М и с а. Никто… Недавно только подошел один и спрашивает: «Что это?» Это, говорю, инструменты, издающие самые прекрасные в мире звуки. Он чуть было не купил. «Сыграй-ка!» — говорит. Я сыграл. «Никаких они звуков не издают», — говорит. Я еще громче сыграл, он все равно не слышит. Сами сыграйте, сударь, говорю ему. Сыграл. «Ах ты, жулик, говорит, вместо дудки хотел мне палку подсунуть. Полиция! Полиция!» — как заорет, как заорет. Я удрал. Едва не впутался в историю.

Б о р н о к. Чего ж ты удрал? Пришел бы полицейский, ты и ему сыграл бы.

М и с а. Не услышит. На старом месте у нашего дома стоял полицейский. Ничего не слышал.

Б о р н о к. Не слышал сольфы?

М и с а. Ни сольфы, ни меня…

Б о р н о к. Значит, глухой…

М и с а. Нет. Свой голос отлично слышал…

Входит  М а т е х.

М а т е х. Борнок, я тебе что наказывал?

Б о р н о к. Мне?

М а т е х. Тебе.

Б о р н о к. Вы?

М а т е х. Да, я. Что я сказал? Разбудите меня через час, не так ли?

М и с а. А… Как быстро час прошел… Мы и не заметили… Заработались, отец…

М а т е х. Проспи я хоть полтора часа, никто не разбудит. Спи себе как сурок.

Все трое с ожесточением принимаются за работу. Миса и Борнок подают друг другу знаки: начинай.

Б о р н о к (шепчет). Давай, Миса!

М и с а. Начинай ты.

Б о р н о к. Сначала ты что-нибудь скажи.

М и с а (громко). Хорошо здесь, Борнок… (Смотрит на Матеха, слышит ли он.)

Б о р н о к. Отчего, Миса?

М и с а. Здесь по имени вызывают. Всех вызывают. А позовут тебя — не ходи.

Б о р н о к. Верно, не ходи. Мастер Матех не пойдет. И я не пойду. (Со страхом поглядывает на Матеха.)

М и с а. Если не ходить, значит, много времени остается.

Б о р н о к. Конечно… Спешить некуда.

М и с а (тихо). Громче, не слышит! (Громко.) Отчего же тогда мы так торопимся?

Б о р н о к (тихо). Громче… (Громко.) Почем я знаю, куда мы спешим.

М и с а (тихо). Не слышит, задумался. (Громко.) У отца теперь много времени, чтобы поставить клапан.

Б о р н о к. И я так думаю… Как бы там ни было…

М а т е х. Скажи, Миса, ты знаешь, сколько на свете дураков?

М и с а. Не знаю, отец.

М а т е х. А ты, Борнок?

Б о р н о к. И я не знаю, мастер.

М а т е х. Тогда слушайте. Все дураки на свете делятся на две части. На сколько?

М и с а. На две.

М а т е х. Да, на две. Дураки с горбом и дураки без горба. Ты дурак с горбом, а ты — без горба. Когда назовут мое имя, я, конечно, не пойду. Пусть зовут сколько влезет. Я и не собираюсь…

М и с а. Тогда у нас много времени на клапан.

Б о р н о к. Конечно, много…

М а т е х. А вы знаете, что нам предстоит, когда поставим клапан? Думаете, на этом все кончится?

М и с а. Но, отец, разве ты не говорил, что, как поставишь клапан, тогда пусть зовут, тебе все равно.

М а т е х. Гм-м… Это я себя обманываю. Видите, как вы устали? Как наседаете на меня?! То-то. Вот и руки мои, голова моя, сердце мое тоже бунтуют. Устали мы, говорят. Не слушаются меня. (Задумчиво.) Было мне лет четырнадцать, когда я работал учеником у мастера Сама. Пытался я сделать клапан для сольфы из воробьиной кишки… А работы что ни день, то все больше… Что ни день, все больше… Ни сна, ни отдыха. (Протягивает правую руку.) И вот эта рука взбунтовалась. Как возьму сольфу — отказывается работать. А что другое — пожалуйста. (Смотрит на руку, разговаривает с ней.) «Кушать будешь?» (Отвечает за нее.) «Буду». — «Гладить, ласкать будешь?» — «Буду». — «Играть будешь?» — «Буду». — «Ну хорошо, а работать будешь?» — «Ах, не хочу!» Брыкается, как упрямая ослица, черт побери… Схватил я тогда топор. (Берет со стола топорик. Повторяет все движения, словно заново переживая рассказываемое.) «Мерзавка! Против меня бунтуешь, а? Хочешь быть моей рукой — слушайся, слушайся. А не хочешь слушаться…» (Кладет правую руку на стол, левой замахивается топориком.) Поднял я топор, замахнулся… Тут мастер Сама и спрашивает: «Что ты делаешь?..» — «Правую руку отрублю топором и собакам брошу!..» Мастер усмехнулся и говорит: «Значит, рука не желает тебе подчиняться?! Дурак, обмани ее». С той поры я всегда и обманываю свои руки. (Прижимает правую руку к груди и ласкает, как котенка.) «Рука моя, милая моя, хорошая, правая… Нам осталось совсем чуточку. Вот кончу клапан, я все… Давай, рука моя, еще немного, давай, моя правая!..» С того дня так вот и обманываю свои руки. Глаза обманываю. Сердце свое обманываю. «Сердце мое, стучи быстрее! Поработай, пока не поставим на место этот клапан!.. Потом… Потом остановишься, отдохнешь, потом… Ноги мои, поносите меня еще немножко… Вот кончим эту работу, а потом отдыхайте сколько угодно…» Обманываю себя. Все время обманываю. Чем другие станут меня обманывать, лучше я сам себя обману. (Смотрит на Мису.) Моя правая рука. (Смотрит на Борнока.) Моя левая! Устали? Не слушаетесь? Давай, моя правая рука, давай, моя левая рука!

М и с а. Я не устал.

Б о р н о к. Я тоже…

М а т е х. Нам осталось еще чуточку. Потерпите. Вот поставим этот клапан… Потом будете спать сколько влезет, лентяйничать, отдыхать. (Нервно.) Чего сидите? А ну за работу! Давайте! Живо!

За сценой слышится  г о л о с  Э ф ф е р а. Миса и Борнок, решив, что призывают Матеха, испуганы.

Г о л о с  Э ф ф е р а (с улицы). Мастер Матех… Мастер Матех…

Матех встает, направляется к двери.

Б о р н о к (кричит). Не ходи, мастер… Учитель…

М и с а. Отец!.. Отец, не ходи!..

М а т е х (застывает на месте). Еще немного, и ушел бы. Два шага осталось. Вышел бы за дверь — и, может, больше бы не вернулся… (Садится на место.)

Э ф ф е р (с улицы). Мастер Матех…

М а т е х. Кто это? Кто там?

Э ф ф е р (с улицы). Это я, мастер Матех, я… Я — Эффер.

М а т е х. Заходите, господин Эффер.

Э ф ф е р (входит). Добрый вечер, мастер Матех!

М а т е х. Добрый вечер… Погоди, однако. Если ты снова пришел покупать сольфы, добра не жди. О чем другом поговорить — милости прошу.

Э ф ф е р. Спасибо. Бог в помощь, мастер Матех. Как здоровье?

М а т е х. Спасибо. В порядке.

Входит  Д ж и н а. В руках зеркало, помада, пинцет.

Д ж и н а. Ах! Добро пожаловать, господин Эффер… (Подходит к Эфферу.)

Э ф ф е р. Добрый вечер, госпожа Джина.

Д ж и н а. Пойду скажу матери, чтоб она приготовила вам чаю.

Э ф ф е р. Не надо. Не беспокойтесь. Перед тем как идти сюда, я съел десять мисок супа из требухи. Не надо.

Д ж и н а. Знаете, господин Эффер, когда я вас вижу, мне каждый раз хочется принять новое решение.

Б о р н о к (Мисе). Отчего это Джина так ластится к этому типу?

М и с а. По дурости. Оба ничего не понимают в сольфах.

Э ф ф е р (указывая на сольфу, которую держит в руках Матех). Вы ее только что закончили?

М а т е х. Еще не закончил. Только начал.

Э ф ф е р. Никак мы с вами не найдем общий язык, мастер Матех. Не знаю, почему вы так строги ко мне. Я питаю к вам глубочайшее уважение.

М а т е х. Зажгите лампу!

Борнок зажигает лампу.

П и н а й (за сценой). Мастер Матех… Мастер Матех…

Матех встает, направляется к двери. Миса и Борнок простирают к нему руки, словно говоря: «Не ходи!» Но ничего не успевают сказать. Матех, дойдя до порога, вдруг вспоминает и останавливается.

М а т е х. Нет! (Садится на место, продолжая работать.)

П и н а й (за сценой). Мастер Матех… Мастер Матех…

Э ф ф е р. Это Пинай… Его голос…

М а т е х. Кто бы там ни был, я не пойду. (Кричит.) Заходите, господин Пинай!

Входит  П и н а й. Матех сидит к нему спиной.

П и н а й. Мастер Матех…

М а т е х (показывая рукой). Станьте так, чтобы я вас видел.

П и н а й (становится напротив Матеха). Я к вам за помощью, мастер Матех. Ребенок плачет четыре дня подряд. Без перерыва. С тех пор, как ушла его мать…

Д ж и н а. Ай-ай-ай.

П и н а й. Вы знаете, я — вагоновожатый. Мне на работу надо.

Э ф ф е р. Ребенка надо рассмешить.

П и н а й. Чего только я не делал. Не смеется, и все тут. Не смеется.

Э ф ф е р. А вы его щекотали? Пощекочите пятки — засмеется.

П и н а й. Вы думаете?

Э ф ф е р. Если жив, рассмеется. Конечно, рассмеется… Рассмешите его, тогда пойдет смеяться — не остановишь.

П и н а й. А вы что скажете, мастер Матех? Дайте совет!

М а т е х. Я могу вам дать совет только по части сольф. Господа! У меня нет ни одной минуты свободной.

М и с а. На старую квартиру к нам соседи не ходили.

Б о р н о к. До сих пор в этом доме никто не занимался болтовней.

П и н а й (Эфферу). Кажется, нам намекают, что пора и честь знать.

Д ж и н а (хватает Эффера за руку). Вы оставайтесь, не уходите, господин Эффер!

П и н а й (Джине, умоляюще). Госпожа Джина, хоть вы помогите мне! Конечно, если ваши родители разрешат. Позабавьте хоть чуточку моего мальчишку. Ну что вам стоит? Говорят, он рассмеется, если пощекотать ему пятки.

Д ж и н а. Я не люблю щекотать детей. (Эфферу.) Господин Эффер, вы знаете мое последнее решение?

Э ф ф е р. Знаю. Оно осуществится, когда ваш отец продаст мне сольфы.

Д ж и н а (подходит к Матеху, умоляюще). Отец, что случится — продай господину Эфферу сольфы! Он хочет купить. Продай, отец… Если любишь меня…

М а т е х. Ладно уж, так и быть. Продам, если он ответит на мои вопросы.

Д ж и н а (обрадованно). Вы ответите! Конечно, ответите, господин Эффер. Ведь у вас есть даже машина…

Э ф ф е р (гордо). Пусть спрашивает. Но если отвечу, тогда все. Уговор дороже денег.

М а т е х (Джине). Спроси его, для чего служат сольфы.

Д ж и н а. Отец спрашивает, господин Эффер, для чего служат сольфы? (Шепотом подсказывает Эфферу.) На них играют… У них есть голос, звуки. Скажите, они издают прекраснейшие в мире звуки. Эти звуки…

Э ф ф е р (задумывается, как мальчишка на экзамене, пытаясь припомнить ответ). Гм!.. Значит… Погодите-погодите… Ай… Как это? На языке вертится… О господи!..

Б о р н о к. Видишь, не знает.

М и с а (встает, берет одну из сольф, играет). Вот как она играет. Это ее голос.

Э ф ф е р (не слышал ни звука. Пинаю). Помилуй, какой голос?

П и н а й. Я ничего не слышу.

М а т е х. Миса, сыграй на той, у которой пятнадцать отверстий.

Миса снимает со стены сольфу. Играет.

Б о р н о к. Слыхали, господин Эффер?

Э ф ф е р (Джине). Вы что-нибудь слыхали?

Д ж и н а. Нет… До сих пор ничего не слышала.

Э ф ф е р (Пинаю). А вы слышали?

П и н а й. В первый раз — нет. А сейчас какой-то слабый звук услыхал.

М а т е х (встает). Я работаю над сольфой, которую и вы услышите, голос которой достигнет и ваших ушей, господин Эффер. Вам понятно? Спокойной ночи, господа. До свидания.

П и н а й (Эфферу). Нас гонят…

Э ф ф е р (взбешен). Как бы там ни было, в один прекрасный день я куплю у вас эти палки с дырками. Вы мне их продадите…

П и н а й. Спокойной ночи, мастер Матех…

Э ф ф е р (уходя). Не забывай об этом, мастер Матех…

Миса и Борнок насмешливо улыбаются. Эффер и Пинай уходят. Джина идет за Эффером. Борнок хватает ее за руку.

Д ж и н а. Пусти руку!

Б о р н о к. Вы сами видели, госпожа Джина, этот тип не слышит голоса сольфы.

Д ж и н а. И я не слышу.

Б о р н о к. Вы хоть немного, да слышите.

Д ж и н а. Подумаешь, беда! Он ведь покупает и продает, продает и покупает.

М и с а. Но он не любит свою работу.

Джина, взбешенная, выходит.

М а т е х. Теперь он способен на любую другую подлость…

Пауза. Входит  З а н а.

З а н а. Что с девочкой? Она плачет. Вы не выслушали ее последнего решения?

Пауза.

И Шарей плачет с утра. Сегодня у него бицепс стал на три сантиметра тоньше.

Пауза.

И сахару нет…

Молчание.

И воды нет, даже воды нет…

Молчание.

И воздуха осталось совсем немного.

М а т е х. Эх!.. Ладно! Хватит! (Мисе и Борноку.) Ступайте! Ступайте спать! Говорят вам, ступайте спать.

М и с а. Мне еще не хочется, папа… Я не устал.

Б о р н о к. Я ничего не говорил, мастер. Даже рта не раскрывал.

М а т е х. Оставьте меня сегодня ночью одного… Говорю вам, ступайте…

Миса и Борнок уходят. Зана остается. Медленно подходит к Матеху. Гладит его волосы. Матех продолжает с ожесточением работать.

З а н а. Матех… (Еще мягче.) Матех…

Молчание.

Я говорю, у нас кончился чай. И сахару нет. И вода кончилась, вода. Есть еще немного воздуха. И это все. Больше ничего у нас нет. (Садится рядом с Матехом.) Ты заметил, Джина последнее время больше не может принять ни одного решения. И у Шарея бицепсы худеют с каждым днем.

М а т е х. Зана… Я подошел к концу. Мы подходим к концу… Я думаю кончить сегодня ночью. Под утро ты услышишь первые звуки моей сольфы с двумя клапанами. Я уже у цели… Уже конец. Надо кончать, пока меня не позвали. Не то Мисе и Борноку надо будет начинать сначала. А теперь они смогут начать с того, на чем я остановился. Сегодня ночью все кончится, Зана.

З а н а. Не кончится, Матех. Ты всегда так говоришь. Потом начинаешь с того, на чем кончил.

М а т е х. Потому что никак не кончается. Урвать бы где-нибудь время… Но сегодня ночью клапан будет готов… Меня стали слишком часто звать. (Помолчав.) Ты первая услышишь голос новой сольфы.

З а н а. Сказать по правде, Матех, я за тридцать лет так ничего и не поняла в твоих сольфах. Но все же, как тебе объяснить… Что-то такое происходит у меня в душе. Твое волнение передается мне. Не понимаю, что это…

Пауза.

Я тебя очень огорчаю, Матех?

М а т е х. Что ты говоришь, Зана! Это я тебя огорчаю. Если б тебя не было, разве мог бы я столько работать?! Потерпи еще немного. Завтра ты первая услышишь ее голос. Все будут меня умолять: «Сделай нам такую сольфу!» У нас будут деньги, много денег, сколько захочешь.

З а н а. Ты снова меня обманываешь, Матех?

М а т е х (думает). Нет, не обманываю… Кроме себя, я никого еще не обманывал. Кроме моих рук, моей головы, моего сердца. Кроме себя самого…

З а н а. Ложись, Матех! Поспи немного… Ты очень устал. Завтра с утра пораньше снова сядешь за работу.

М а т е х. Завтра? Как можно, Зана? Я не лягу, Зана, не лягу… Осталось совсем немножко. Может быть, до утра кончу. Ты ложись, Зана. Поспи вместо меня, вот я и отдохну.

З а н а (встает). Спокойной ночи, Матех…

М а т е х. Спокойной ночи, Зана…

Зана выходит. Матех вставляет клапан в сольфу. Сердится, радуется. Играет на сольфе. Снова играет. Еще играет. Слева слышится Голос. Затем тот же Голос слышится с разных сторон. То тише, то громче, Голос звучит все чаще и чаще.

Г о л о с. Мастер Матех… Мастер Матех…

М а т е х (испуганно). Пожалуйте!

Г о л о с. Пойдите сюда, мастер Матех!

М а т е х (убегая). Не пойду. Не пойду.

Г о л о с. Мастер Матех… пойдите сюда!

М а т е х. Не пойду, не пойду!

Г о л о с. Мастер Матех, мастер Матех…

М а т е х. Не могу. Не могу, говорят.

Г о л о с. Мастер Матех…

М а т е х (кричит). Говорят вам, не могу. Не могу. У меня работа… Я не могу уйти.

Г о л о с (совсем близко). Пойдите сюда, мастер Матех!

М а т е х (бежит по сцене. Кричит). Не могу уйти… Зана… Зана… Я занят, не могу! Зана!

Входит  З а н а  в рубашке.

З а н а (радостно). Так быстро? Уже кончил?.. Значит, клапан на месте. Слава богу, теперь ты избавился от него. Какой у нее голос?

М а т е х (в ужасе хватает ее за руку, прислушивается). Слышишь, Зана?

З а н а. Что? Что еще с тобой, Матех?

Матех смотрит на стену, в ту сторону, откуда слышался Голос. Молчание.

М а т е х. Зовут, Зана.

З а н а. Кого зовут?

М а т е х. Меня… Меня зовут. (Прижимается к Зане.) Назвали мое имя. Не уходи, Зана… Не оставляй меня одного!

Г о л о с. Мастер Матех… Мастер Матех… Мастер Матех, пойдите сюда.

М а т е х. Слышала?.. Меня зовут.

З а н а. Никто тебя не зовет.

М а т е х. Ты разве не слышала Голос?

З а н а. Ах, Матех, что ты говоришь? Никакого голоса нет, милый.

Г о л о с. Мастер Матех, пойдите сюда!

М а т е х. Опять… Зовут. (Кричит.) Я не могу уйти. Я не уйду.

З а н а. Если б звали, и я бы слышала, Матех… Ничего нет… Это от усталости… Нервы у тебя. Ступай ложись спать.

Зана уходит. Матех садится за работу. Пауза.

Г о л о с. Мастер Матех… Мастер Матех, пойдите сюда!

М а т е х (затыкает уши). Не пойду. (Умоляюще.) У меня работа. Хоть до утра не зовите. Я занят. Кончу — уйду. Сам уйду.

Г о л о с. Мастер Матех… Мастер Матех…

М а т е х. Уснуть!.. Усну и не буду слышать.

Прикрутил лампу. Не раздеваясь, ложится на постель. Молчание. Из-под кровати высовывается рука и трясет Матеха. Потом появляются другие руки, которые тоже трясут Матеха.

Г о л о с. Мастер Матех… Мастер Матех…

М а т е х (во сне). Не пойду. Не пойду…

Г о л о с. Мастер Матех, мастер Матех.

М а т е х (во сне). Не пойду. Не могу.

Молчание. Со скрипом открывается дверь на улицу. Медленно входит  Э ф ф е р  с револьвером в руке. Становится над Матехом.

Э ф ф е р (грубо). Мастер Матех, мастер Матех.

М а т е х (во сне). Не пойду. Не пойду.

Э ф ф е р. Пойдешь, Матех, пойдешь.

М а т е х (просыпается, садится на постели). Вы? Вы, господин Эффер?

Э ф ф е р. Да, я, мастер Матех.

М а т е х. У вас в руках револьвер? Что вам от меня надо?

Э ф ф е р. Сольфы… Мне нужны сольфы. Сегодня ночью я пришел забрать все сольфы. Вы помните, мастер Матех, когда я впервые пришел к вам, я не знал, что такое сольфы, я даже не знал, как они называются. Я хотел купить раскрашенные яркие палки, чтобы сделать из них решетку для сада. Потом я передумал. Я хотел украсить ими свой дом, похвалиться перед гостями. Но теперь… Теперь я их сожгу, мастер Матех. Возьму и сожгу. Как красиво раскрашены ваши деревяшки…

М а т е х. Красиво… Голубые. Наивно-голубые. Молочно-голубые… Розовые. Как девушки. Как весна… Красные. Огненно-красные. Солнечно-красные… Желтые. Как птицы, как плоды… Белые. Как честь. Как правда…

Э ф ф е р. Все сожгу. Желтые, зеленые, голубые — все сгорят… Каждая своим пламенем. И огонь будет радовать мои глаза. Все сожгу.

М а т е х. Вы намерены забрать сольфы силой, господин Эффер?

Э ф ф е р. За деньги. Сколько хочешь денег… Хочешь, по тысяче за штуку. Хочешь — дороже. Но если не продашь… Возьму насильно, мастер Матех.

М а т е х. Ладно, но почему? Почему, Эффер? Что ты хочешь от моих сольф? Что тебе надо от меня?

Э ф ф е р. До сих пор я не знал, что у них есть голос. Ты сам сказал. Я вернулся домой и не мог уснуть. (Кричит.) Я не слышу, понял, Матех? Я не слышу голоса, который слышишь ты. Я сожгу их, все сожгу!

М а т е х (спокойно). Услышишь, Эффер… Даже ты услышишь голос моей новой сольфы. Если б ты хоть раз услышал этот голос, то не пришел бы сюда убивать меня.

Э ф ф е р. Нет… Я не слышу. А теперь и слышать не хочу. Я не должен слышать этот голос. Никто не должен слышать.

Матех шевельнулся.

Не шевелись, Матех, не двигайся! Я буду стрелять!

М а т е х. Стреляй, Эффер! Если хочешь, чтобы я не смог поставить клапан, чтобы люди не могли услышать этот голос, стреляй!

Э ф ф е р. Если на шум прибежит Зана, я и ее убью. Прибежит твой сын Шарей — и его убью. Твоя дочь Джина — и ее убью. Миса прибежит или Борнок…

М а т е х (взволнованно). Мису и Борнока не убивай!

Э ф ф е р. Тогда отдай все сольфы.

М а т е х. Послушай, Эффер! Послушай, пусть будет по-твоему. Но когда займется заря, когда запоют птицы, приходи и забирай все сольфы. Если я не отдам, убей меня… Не веришь, тогда стой здесь с пистолетом…

Э ф ф е р. Хите-е-ер! Будешь до утра делать сольфу. Потом сыграешь и заставишь меня услышать этот голос? Так? Нет, Матех… Ты их отдашь сейчас. Все!..

М а т е х. Враги сольфы!.. Враги людей, враги самим себе… Испокон века. Враги, что хуже смерти. Хуже смерти, которая уводит нас отсюда. (Спокойно.) Стреляй, Эффер. Спускай курок! Не медли! Стреляй в грудь.

Э ф ф е р (растерян). Почему ты не отдаешь, Матех? Убью тебя, тогда я все равно сольфы возьму. Отдай! Отдай — и живи. Отдай сольфы, и я не убью тебя.

М а т е х. Лучше умереть, чем своими руками отдать сольфы тем, кто не слышит их голоса… Давай, Эффер, скорее! Не смерти я боялся. Боялся, что не успею сделать новую сольфу. Боялся, что не успею поставить клапан. А иначе — что сегодня умирать, что через год… Давай, Эффер, покончим с этим делом. Что это? Рука у тебя дрожит? Смелее! Нажимай курок! Секундное дело…

Э ф ф е р (бессильно опускает руку с револьвером). Но скажи, почему? Почему ты противишься мне? Ведь умирать все-таки… А так ты можешь спастись. Почему, Матех?

М а т е х. Я смерти противился, самой смерти. То есть старался противиться. Со смертью бороться куда почетней. Но ты человек! И к тому же из тех, кто не слышит голоса сольфы и не хочет слышать. Но рано или поздно Миса и Борнок сделают сольфу, которую услышишь и ты. Трудно будет им, очень трудно, но сделают. Тогда никого из вас не будет на свете… Вас, покупающих землю и продающих землю, покупающих воду и продающих воду, покупающих воздух и продающих воздух, покупающих дым и продающих дым. Вы исчезнете, покупающие и продающие. Ваши собственные дети, ваши внуки и не вспомнят о вас. А я? Я останусь, Эффер… Мой голос останется: можешь убить меня, но голоса моего не убьешь. Твои дети услышат мой голос. А вы, продающие и покупающие, покупающие и продающие, — никого из вас не останется на земле. Миса останется, Борнок останется…

Э ф ф е р (опустив голову, подавленно). Мастер Матех, и мы бы хотели слышать этот голос. Мы не любим свое дело. Ты — любишь. И если мы продаем и покупаем, покупаем и продаем, то без радости. Не по охоте. Но и не против охоты. Не ведая, что делаем. Не видя. Не слыша…

М а т е х. Ладно, ладно… Хватит болтать. Кроме сольфы, меня ничто не интересует… Прямо в сердце. Ваг сюда… Одной пулей: не буди Мису и Борнока. Завтра с утра им надо работать.

Э ф ф е р (револьвер выпадает у него из руки. Он валится на пол. Плачет). Мастер Матех, мастер Матех…

На шум входит  З а н а.

З а н а (удивленно). Что тут за шум? С кем ты говоришь? Ты еще не ложился? А-ах! Кто это тут плачет? Кто тут лежит? И револьвер… Что тут происходит, Матех? (Нагибается, поднимает револьвер.) Кто это? Господин Эффер!.. Что вам нужно здесь ночью, господин Эффер?

Эффер поднимается.

А, понятно! (Указывая револьвером на Эффера.) Матех, он пришел за твоими сольфами? Да?.. Вор!

Э ф ф е р. Госпожа Зана… Госпожа Зана… Стойте! Стойте, я вам все объясню!

З а н а (наставляет револьвер на Эффера). Матех, хорошо бы тебе их продать. Продал бы ты сольфы. У нас кончился чай. У нас нет сахара. Даже воды у нас нет. И воздуха так мало осталось.

Пауза.

Ты вор, Эффер…

М а т е х (в ужасе вскакивает с кровати. Пытается отнять у Заны револьвер). Что ты делаешь, Зана? Оставь… Отдай, говорю! Зана!

Г о л о с. Зана… Зана… Пойдите сюда!

Револьвер выпадает у Заны из рук. Она быстро идет к двери и выходит.

М а т е х. Зана… Милая… Зана… Когда-нибудь…

Занавес.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Та же комната. Вечер. М а т е х  развалился на кровати. Курит. М и с а  и  Б о р н о к  работают.

М и с а. Вставай, отец!

Матех не отвечает. Пускает клубы дыма.

Б о р н о к. Мастер, ты сказал, вечером будем работать.

М и с а. Уже вечер, вот-вот стемнеет.

Матех потягивается, зевает.

М и с а (Борноку, тихо). Что это с ним?

Борнок пожимает плечами.

Отец…

Матех потягивается.

Б о р н о к (Мисе, тихо). Злится… Позавчера я ему заикнулся о клапане, так он чуть не избил меня.

М и с а (Борноку). Что же будет? (Громко.) Отец!

М а т е х (грубо). Ну чего?

М и с а. Ничего…

Входит  Д ж и н а.

Д ж и н а. Отец, приготовить тебе чаю?

М а т е х. Чай есть?

Д ж и н а. Нет…

М а т е х. А сахар есть?

Д ж и н а. Нет.

М а т е х. А уголь есть?

Д ж и н а. И угля нет.

М а т е х. Вода?

Д ж и н а. Нету, отец.

М а т е х. А воздух есть, воздух?

Д ж и н а. Немножко есть.

М а т е х (зло). Ну? И как же ты приготовишь чай?

Д ж и н а. Я спрашивала не для того, чтобы приготовить. А для того, чтобы спросить. Мама всегда спрашивала, вот и я спросила… (Смотрится в зеркало. Красится.)

М и с а (Борноку). Мне кажется, что…

Б о р н о к (вполголоса). И мне кажется…

М и с а. Что тебе кажется?

Б о р н о к. Что мы сумеем поставить клапан без мастера Матеха.

М и с а. Чудно!.. Всегда мы думаем одно и то же. Что тебе кажется, то и мне. (Громко.) Отец!

М а т е х. Что вам?

М и с а. Ничего… Ничего…

Входит  Ш а р е й  со спортивными снарядами. Кладет их посреди комнаты, измеряет талию, бицепсы.

Д ж и н а. Вы знаете мое последнее решение?

М и с а. Знаем.

Б о р н о к. И я знаю.

Д ж и н а. А ты, Шарей?

Ш а р е й. Конечно, знаю.

Д ж и н а. Прекрасно… Вы все знаете. (Удивленно.) Странная штука. Все, кроме меня, знают о моем последнем решении.

Ш а р е й. Отец!

М а т е х (впервые с нежностью). Что, милый, что, сынок?

Ш а р е й. Совсем пустяк остался. Еще чуточку — бицепсы у меня будут в тридцать сантиметров.

М а т е х. Прекрасно. А как талия?

Ш а р е й. И талия отлично, отец. День ото дня тоньше. Того и гляди, разорвется.

М а т е х. Прекрасно…

М и с а. Отец!..

М а т е х (поднимается на кровати). Чего тебе, Миса? Только и слышно: отец, отец, отец…

М и с а. Ничего.

Б о р н о к. Он хотел сказать, мастер, то есть…

М а т е х. Что он хотел сказать?

Б о р н о к. Ничего… то есть… Он хотел спросить, будем ли мы работать?

М и с а. Да, я хотел спросить… Хотел, но… если ты занят, потом спрошу.

Б о р н о к. Мы будем ставить клапан? Ты сказал, мастер, что вечером будем.

М а т е х (разминает шею, трещит пальцами). А… Вот что? Верно… Клапан, значит? Вечером собирались. (Зевает.) Поедим, потом сделаем.

М и с а. Мы уже пообедали.

М а т е х (потягивается). После ужина…

М и с а (встает). И вчера ты так говорил, отец.

Б о р н о к (вставая). И позавчера, и третьего дня…

М а т е х. Завтра встанем пораньше и возьмемся за работу…

М и с а. Вчера вечером ты так же говорил…

Б о р н о к. И позавчера вечером, и третьего дня вечером…

М а т е х. Э!.. Надо же немного отдохнуть…

Входит  Э ф ф е р.

Э ф ф е р (робко). Разрешите, мастер Матех?

М а т е х (поспешно соскакивает с постели, с почтением склоняется перед Эффером). О! Добро пожаловать, господин Эффер. Мое почтение, соседушка. Как поживаете, господин Эффер?

Э ф ф е р. Благодарю вас.

Джина бежит к Эфферу. Борнок подставляет ей ножку. Джина падает.

Д ж и н а (вставая). Поганый горбун!..

М и с а. Молодец, Борнок.

Э ф ф е р (Шарею). Ну, как наши бицепсы, молодой человек?

Ш а р е й. Один — прекрасно. Потолстел на три сантиметра. Но другой — скверно. На три сантиметра похудел.

Э ф ф е р (смеется). Значит, убытка нет. Мясо перемещается из одного бицепса в другой.

Д ж и н а (пододвигаясь к Эфферу, назойливо). Приготовить вам чай, господин Эффер?

М и с а. Посмотри, как льнет! Ведь у барина даже тросточка имеется.

Э ф ф е р. Не стоит беспокоиться, госпожа Джина. Перед тем как идти сюда, я проглотил тридцать мисок супа из требухи.

М и с а. Без мыла в душу лезет…

Б о р н о к (грустно). Это моя вина…

М и с а. В чем?

Б о р н о к. Горбун я.

М а т е х. Смею надеяться, господин Эффер… Что вы пришли, так сказать… Не правда ли? Вы пришли купить сольфы…

Миса и Борнок смотрят то на Матеха, то на Эффера.

Э ф ф е р. Что ж… Ладно… Куплю… Можно и купить несколько сольф.

М а т е х. Вам сколько сотен, господин Эффер?

Э ф ф е р. Что? Сотен?

М а т е х. Сотни хватит?

Э ф ф е р. Не-ет… Нет! Это слишком много, любезный.

М а т е х. Пятьдесят?

Э ф ф е р. Скажете тоже!

М а т е х. Десять?

Э ф ф е р. Ну, ладно. Из уважения к вам, куплю десять штук.

М а т е х. Хорошо… Что поделать. Значит, как мы договорились? По сто лир.

Э ф ф е р. Вы сошли с ума, мастер Матех!.. По сто? Да что вы!

М а т е х. Сколько? По пятьдесят?

Э ф ф е р (хохочет). Ой, рассмешили!

М а т е х. Пусть будет по десять…

Эффер продолжает хохотать.

И по лире за штуку не возьмете?

Э ф ф е р. На улице продают по двадцать пять курушей. Ладно, здесь новенькие, возьму по пятьдесят курушей.

М а т е х. Берите, господин Эффер.

Э ф ф е р. Только на выбор…

М а т е х. Выбирайте, какие вам нравятся!..

Эффер направляется к стене, на которой висят сольфы. Миса берет со стола топорик, Борнок — молоток. Преграждают ему дорогу.

М и с а (протягивает руку к сольфам). Отойдите!

Э ф ф е р. Вы мне?

М и с а. Тебе! Отойди, говорят! (Поднимает топорик.)

Б о р н о к. Не трогай! Получишь по башке!

Э ф ф е р (испуганно отступает). Они не пускают, мастер Матех… Не дают сольфы!

М а т е х (кричит). Вы что это? А?

Д ж и н а. Чего лезете?

Ш а р е й. Поглядите на них! Тоже хотят людьми стать…

М а т е х (орет). Это мои сольфы! Что хочу, то и делаю! Пустите, пустите, говорю!

М и с а (больше не боится отца). В этих сольфах — и мои глаза, отец!

Б о р н о к (без страха). В них и мои руки, мастер. Ты не продашь мои руки.

М и с а. Я не дам тебе продавать мои глаза.

М а т е х (кричит). Они мои, мои!..

М и с а. Они не твои, отец. Были твои, пока не были сделаны.

Б о р н о к. А когда сделаны, они больше не твои, мастер.

М а т е х. А чьи? Чьи же тогда?

М и с а. Они принадлежат всем.

Б о р н о к. Всем нам.

Э ф ф е р. Не пускают, мастер Матех…

М а т е х (понурив голову). Правда… Только не сделанные — мои… До тех пор, пока не сделаны. Те, что я сделал, принадлежат всем.

М и с а (Эфферу). Отойдите, говорю вам. (Снова замахивается топориком.)

Э ф ф е р (умоляюще). По сто лир за штуку… Я заплачу вам по сто лир. (Борноку.) Если хотите, куплю все сразу. Давайте, покупаю все.

Б о р н о к. Еще одно слово — и я размозжу вам голову!

Эффер, пятясь, приближается к Матеху. Молчание. Борнок и Миса садятся на свои места, продолжают работать. Матех потихоньку от Мисы и Борнока снимает со стены десять сольф и передает Эфферу, прикладывая палец к губам. Эффер дает ему деньги. В это время на улице вспыхивает фонарь, освещая комнату.

Э ф ф е р. Ну, мне пора. (Прячет сольфы под пиджак.) Счастливо оставаться. (Довольный.) С вас причитается, мастер Матех, выпьем, посидим сегодня вечерком. Попозже.

М а т е х (со смешком). Конечно, конечно… Погуляем как следует. Пригласим господина Пиная тоже. Пусть придет. Пока!

Эффер уходит.

(Довольный ходит по комнате, насвистывает.) Шарей! Сынок! Сбегай к мяснику, купи мяса! (Дает Шарею деньги.) Купи вина! Три бутылки вина… Еще чего?

Д ж и н а (капризно). Пусть купит мне помады.

М а т е х. Для моей любимой дочки купи два кило помады. (Джине.) Хватит?

Д ж и н а. Ну… пока хватит.

М а т е х. Купи луку, солений. Что еще нужно на закуску? Почем я знаю?.. Что еще?

Ш а р е й. Отец, с такими бицепсами стыдно перед чужими людьми показываться… Я куплю себе пару накладных.

М а т е х. Купи. Купи себе восемь, десять пар накладных бицепсов. Ступай живо!

Шарей бежит к двери.

Стой! (Мисе.) А ты чего хочешь?

М и с а (склонившись над сольфой). Ничего… Ничего не хочу.

М а т е х. А ты, Борнок?

Б о р н о к. Ничего… Ничего не хочу.

М а т е х. А этим купи ничего. Купи им два метра ничего.

Шарей убегает вприпрыжку.

Дочка, накрой на стол покрасивее. И сама нарядись, прихорошись. Сегодня у нас гости. Будем есть, пить, веселиться.

Джина уходит. Матех ходит по комнате, насвистывает. Д ж и н а  возвращается со скатертью в руках.

Д ж и н а. Где накрывать, отец? У нас стола нет.

М а т е х (думает). Стол… стол… (Неожиданно.) Ага… Убери это. (Указывает на рабочий стол.) Вот здесь. Убери отсюда все.

Джина быстро начинает сбрасывать со стола все, что попадает под руку.

М и с а. Потише, ты!

Б о р н о к. Нельзя ли осторожнее, госпожа Джина?

Д ж и н а. Пошел отсюда, горбун… Не будешь больше ножки подставлять.

М и с а. Отец, давай перенесем стол, здесь работают, а не пьют.

Миса и Борнок подбирают сброшенные со стола инструменты, снимают стол с помоста, садятся около наружной двери и продолжают там работать. Джина покрывает стол скатертью. Развинченной походкой выходит в кухню, возвращаясь то с тарелками, то со стаканами, то с приборами. Собирает на стол.

Входит  Ш а р е й, нагруженный покупками.

Ш а р е й. Купил, отец.

М а т е х. Неси в кухню, пусть Джина приготовит.

Ш а р е й (уходя, оборачивается. Мисе и Борноку). А вам купил два метра ничего. Самого лучшего ничего… Не знаю, хватит ли? (Выходя, роняет кусок мяса.)

М и с а. Эй, Шарей!

Ш а р е й. Что?

Б о р н о к (показывая на упавшее мясо). Смотри, уронил накладной бицепс.

Шарей поднимает мясо, уходит.

М и с а (Борноку). Сказать, что ли?

Б о р н о к. Скажи, чего уж там…

М и с а (встает, подходит к Матеху). Отец!

М а т е х. В чем дело?

М и с а. Мы будем ставить клапан?

М а т е х. Будем.

М и с а. Когда?

М а т е х. Завтра с утра.

М и с а. Ты и вчера так говорил…

Б о р н о к. И позавчера, и третьего дня…

М а т е х. Ну и что? Допрашивать меня вздумали!

Б о р н о к. Мы хотим знать, когда будет готова эта сольфа.

М и с а (решительно). Отец, мы сами поставим клапан. Пошли!

Б о р н о к. Да, сами поставим, мастер…

Матех обнимает их за плечи. Довольный, улыбается. У него прежний добродушный вид.

М а т е х. Скажи-ка, Миса, чем ты меряешь длину?

М и с а (резко). Сольфой.

М а т е х. А ты скажи, Борнок, чем ты меряешь вес?

Б о р н о к. Сольфой.

М а т е х. Прекрасно, ну а чем вы меряете время?

Б о р н о к  и  М и с а (вместе). Сольфой…

М а т е х (подавленный, садится). А я ничего больше не меряю сольфой. (Со слезами в голосе.) Я больше не мастер Матех. Не мастер. Не мастер по сольфам.

М и с а. Положим. Ну а кто ты?

Б о р н о к (сухо). Кто же ты тогда?

М а т е х. Никто… Просто Матех. И все… Матех… (Мисе.) Ты — мастер, мастер Миса. (Борноку.) Ты — мастер, мастер Борнок… (Голос его дрожит.) Вы мастера. Я — просто Матех, я никто… Я обкрадываю себя. Себя самого обкрадываю. Но вы… Вы себя не обкрадете. (Задумался.) Мастера дряхлеют, мастера кончаются, мастера погибают…

М и с а. Отчего?

Б о р н о к. Отчего?

М а т е х. Каждый по-разному… Мастер Айер устарел. Говорят, под гнетом канонов. Давили они на него. Давили и раздавили. Устарел и сгинул… Потом был мастер Гареджи. Кончился. Говорят, от женщин, от любви, от измен, от водки. От чего бы там ни было — кончился. Потом был мастер Химот. Погиб… Говорят, от того, что сердце его не послушалось разума. Ум жил, а сердце умерло. Погиб мастер Химот… Мастера дряхлеют, погибают под гнетом, кончаются и уходят. Но не напрасно, не зря!

Б о р н о к (говорит, как с чужим). Хорошо. Но что будет, господин Матех? Что будет с клапаном?

М и с а. Да, господин Матех, что будет с клапаном? Привлекая в свидетели мертвецов, дела не сделаешь. Что будет с клапаном?

М а т е х. Сделаем, мастер Миса… Сделаем, мастер Борнок… Завтра с утра.

Входит  П и н а й. Миса и Борнок садятся на свои места у двери, берутся за работу.

М а т е х. Добро пожаловать, господин Пинай!

П и н а й. Здравствуйте, господин Матех. Что новенького? Говорят, сегодня у вас пир. (Оглядывает стол.) О! И стол уже накрыт. Мне господин Эффер сказал мимоходом.

М а т е х. Да… Мы и вас не забыли… Пожалуйте… (Кричит.) Джина-а! Принеси нам выпить, дочка!

Пинай садится. Д ж и н а  приносит бутылки и закуску.

П и н а й. Где же господин Эффер?

М а т е х. Да опаздывает он…

Д ж и н а. Смотрите не начинайте без него…

Шарей приносит вместо стульев ящики из-под сахара. Джина — мягкую подушку. Кладет ее на один из ящиков.

Д ж и н а. На этой подушке будет сидеть господин Эффер. Смотрите не садитесь сюда.

М а т е х. Где же господин Эффер?

П и н а й. Он всегда держит слово. Но на этот раз… Не знаю. Не хотите ли за столом послушать музыку? У нас есть радио. Госпожа Джина, если вам не трудно, принесите, пожалуйста.

Д ж и н а. Я пошла бы, но нельзя. Что скажет потом господин Эффер, если я войду в квартиру холостого мужчины?

Ш а р е й. Холостого мужчины? Это господин Пинай, что ли? Так он здесь…

Д ж и н а. Ну и что же? Мало ли что он может подумать…

М а т е х. Верно… Давай, Шарей, сбегай ты!

Ш а р е й. Я сегодня не в форме. Где ваше радио, господин Пинай?

П и н а й. Как войдешь в дверь, направо…

Шарей выходит.

М а т е х. Где же он застрял?

П и н а й. Разве можно так запаздывать!

М а т е х. И правда, трудно ждать, сидя за столом.

Д ж и н а (встревоженно). Может, с ним что случилось?

П и н а й. Он всегда верен слову.

М а т е х (наполняет бокалы). Начнем, пожалуй?

Д ж и н а. Нельзя без господина Эффера. Он может прийти с минуты на минуту.

П и н а й. Так опоздать!.. Может, забыл?

Ш а р е й  вносит радиоприемник.

М а т е х. Ага, вот и радио… Теперь все в порядке, повеселимся. (Указывая на подоконник.) Сюда… Вы это хорошо придумали, господин Пинай.

П и н а й. Где розетка?

Д ж и н а. Ах! У нас нет электричества. Выключили.

П и н а й. Погодите! Я дома ставлю жучок. Контрабандой, так сказать, пользуюсь. Покажите, где у вас штепсель!

Д ж и н а. Здесь, господин Пинай.

Пинай возится со штепселем. Потом ставит один ящик на другой, вынимает из кармана провод, присоединяет его к кабелю на стене. Спускается, включает радио. Но оно не работает. В этот момент, запыхавшись, входит испуганный  Э ф ф е р.

Д ж и н а (подбегая к нему). Пришел, наконец… Где вы так долго пропадали, господин Эффер? Мы так волновались!

Э ф ф е р (прижимая руку к сердцу). О господи!.. Уф!

Пинай, Матех, Шарей и Джина окружают его.

М а т е х. Что случилось, господин Эффер?

П и н а й. Что с вами, господин Эффер?

Ш а р е й. Что-нибудь случилось?

Э ф ф е р (отдуваясь). Я избежал смертельной опасности… Ох! Я опаздывал… И вот, чтобы поскорее приехать… погнал машину. А тут, знаете, обрыв… И прямо на повороте… И на повороте машина сорвалась…

Д ж и н а. Дальше?

М а т е х. Ну и что?

Э ф ф е р. Машина упала. Перевернулась.

Д ж и н а. О господи!

П и н а й. Слава богу, счастливо отделались, господин Эффер!

Э ф ф е р. Перевернулись… И вы знаете, что мне пришло в голову в этот миг?

Пауза.

Ох, подумал я, у меня столько дел. Столько дел мне надо было сделать…

Пауза.

М и с а. Господин Матех, а вам ничего не надо сделать?

Б о р н о к. Господин Матех, надо кончить дело.

М а т е х (грустно). Завтра… Завтра утром…

Все садятся за стол. Миса и Борнок работают.

М а т е х. Но ведь вы не умерли, господин Эффер!

Э ф ф е р. Нельзя сказать, что совсем не умер. Нет. Но все же немного умер.

П и н а й. Вы впервые умираете?

Э ф ф е р. Впервые. А вы, господин Матех, разве вы уже умирали?

М а т е х. Когда мне было лет пять, меня повели к парикмахеру. В первый раз. Парикмахер остриг мне волосы. Взглянул я на свои волосы — они упали на белую накидку… Вот тогда я впервые и умер. Вместе с волосами я сам немного умер.

Д ж и н а. Я всегда немного умираю, когда стригу ногти. Сколько отстригу, на столько и умираю.

Ш а р е й. Я тоже один раз умер. Видите, нет коренного зуба. И когда его рвали, я умер. На один зуб. Я до сих пор храню труп своего зуба.

М а т е х. А вы никогда не умирали, господин Пинай?

П и н а й. Я? Вы знаете — я вагоновожатый. С утра до вечера вожу трамвай по рельсам. Каждый день по тем же рельсам, по одному и тому же маршруту. Иногда рождается во мне жажда перемен. Хочется сделать что-то новое. Но, вы знаете, сводить трамвай с рельс запрещено. Пассажиры всегда хотят ехать по привычной дороге.

Э ф ф е р. Господин Матех спросил, умирали вы когда-нибудь или нет?

П и н а й. Вот я вам и рассказываю. Больше двадцати лет прошло с того дня, как я впервые повел трамвай. В первую же получку мне захотелось купить велосипед.

М а т е х. Купили?

П и н а й. Не вышло. Решил купить, когда увеличат жалованье. Потом получил прибавку. Через пять лет — две с половиной лиры.

Ш а р е й. Порядочно. Тогда и купили?

П и н а й. Не вышло. Решил купить, когда снова получу прибавку. Потом увеличили мне жалованье еще на две лиры.

Э ф ф е р. Купили?

П и н а й. Не вышло. Решил купить после новой прибавки. Получил прибавку в одну лиру.

Э ф ф е р. Купили?

П и н а й. Нет, не вышло.

М а т е х. Так и не купите?

П и н а й. Куплю, дорогой. Как не купить!

Э ф ф е р. Когда?

П и н а й. Скоро я выйду на пенсию, тогда думаю купить.

Э ф ф е р. Насколько я понимаю, господин Матех спросил вас, умирали вы или нет.

П и н а й. Верно… Я вот и ответил ему.

Пауза.

М и с а. Ну как, господин Матех?

Б о р н о к. Клапан, господин Матех?

М а т е х. Завтра… С утра… Рано утром.

Э ф ф е р (Пинаю). Значит, вы умерли, когда родились?

П и н а й. Выходит так. Но родился-то я живым.

Э ф ф е р. Без сомнения.

Пауза.

М а т е х. Включи-ка радио, дорогой.

П и н а й (возится с приемником). Не работает…

Все по очереди возятся с приемником. Отходя, приговаривают: «Не работает!» Встает Миса. Как только он притрагивается к регулятору, раздается веселая музыка.

М а т е х. Ага, заработало… (Поднимает бокал.) Рад вас приветствовать, друзья мои, в моем доме. За вас!

П и н а й (поднимая бокал). Ваше здоровье!

Э ф ф е р. За моих друзей.

Смеются, пьют, закусывают.

М а т е х (словно что-то вспомнив, Мисе и Борноку). Вы ничего не хотите?

М и с а. Я сыт.

Б о р н о к. Я не голоден.

Остальные пьют.

М а т е х (весело). Однажды я… Ха-ха-ха…

Э ф ф е р. Вы, не правда ли?.. Однажды… Ей-богу, сейчас умру со смеху…

П и н а й. Боже, какой вы смешной, господин Матех… Вы… Однажды…

М а т е х. Да-а-а… Я… Однажды… (Хохочет.)

Э ф ф е р. Значит, вы… Однажды…

М а т е х. Однажды, когда я делал фольсу…

Б о р н о к (встает. Резко). Господин Матех, не фольсу, а сольфу…

М а т е х. Бог с ним… Эти сальфы…

М и с а (встает, резко). Господин Матех, не сальфы, а сольфы, соль-фы…

М а т е х. Однажды… (Не может говорить от смеха.) Словом, когда я их делал…

Все покатываются со смеху. В большом окне появляется  ч е л о в е к  в  ч е р н о м. Становится перед окном. Радио играет веселую музыку. Матех в такт музыке щелкает пальцами. Человек за окном стучит по стеклу. Все умолкают. Слышна только музыка.

Ч е л о в е к  з а  о к н о м (стучит по стеклу). Мастер Матех… Мастер Матех… Пойдите сюда!

Все застывают: Матех — с поднятой рукой, Пинай — с бокалом в вытянутой руке, Эффер — протянув вилку за закуской.

М а т е х (человеку за окном). Я?

Ч е л о в е к  з а  о к н о м. Да, да… Матех… Пойдите сюда!

М а т е х. Вы меня?

Ч е л о в е к  з а  о к н о м. Да, Матех.

Матех с застывшей на лице улыбкой встает. Тень за окном исчезает. Матех подходит к двери на улицу. Он совсем не огорчен. Пинай и Эффер остаются на своих местах. Джина и Шарей встают, но не могут сделать ни шагу. Миса и Борнок вскакивают, идут за Матехом.

М и с а (плачет). Отец… Отец… Не ходи, отец… Не уходи! Сольфа… Клапан новой сольфы.

Б о р н о к (плачет). Мастер… Мастер… Учитель, не уходи! Клапан надо…

М а т е х (с порога. На лице — застывшая приятная улыбка). Вы поставите новый клапан сами, мастер Миса, мастер Борнок… Ни в чем себя не обкрадывая. Не дряхлея, не сдаваясь, не погибая… Вы — мастера.

М а т е х, пятясь, выходит. Джина бросается Борноку на шею. С ненавистью глядит на Эффера. Миса падает на сольфы.

Ш а р е й. Что будет с моими бицепсами?

Д ж и н а. Никто не знает моего последнего решения.

Пока Матех уходит, за окном светлеет. Розовый рассвет.

Занавес.

А. Туран Офлазоглу ИБРАХИМ БЕЗУМНЫЙ

А. Туран Офлазоглу (род. в 1932 г.) — турецкий драматург. В 1960 году окончил литературный факультет Стамбульского университета, отделение английской филологии и философии. Продолжил образование в Вашингтонском университете, где изучал драматургию и театроведение. Первая пьеса А. Турана Офлазоглу «Кезибан» (1965) была поставлена Государственным театром в Анкаре, за пределами Турции — в театрах США и ФРГ. Следующая пьеса Офлазоглу — «Будет так, как пожелал бог». Пьеса «Ибрахим Безумный» — третье произведение драматурга, принесшее ему широкую известность. Впервые она была поставлена в Стамбуле в 1967 году на сцене театрального коллектива «Кент», затем шла в театре Анкары и на сценах европейских театров. В том же году была выпущена в свет отдельным изданием. После нее были написаны пьесы «Сократ защищается», «Мурад IV» и др.

Пьеса «Ибрахим Безумный» построена на историческом материале, в ней изображены события недолгого правления султана Ибрахима (1640—1648). Однако в этой пьесе, так же как и в других, написанных на исторические темы, автора интересует история в ее соотношении с современностью. Автор использует средневековый сюжет, чтобы показать свое отношение к самым актуальным проблемам современного мира: личности и свободы выбора, разрушающего влияния власти, преодоления человеком чувства страха перед будущим, ответственности правителей за совершенные злодеяния. На русском языке пьеса «Ибрахим Безумный» была впервые издана в сборнике «Современная турецкая пьеса» (М., 1977).

Перевод с турецкого И. Стеблевой.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С у л т а н  И б р а х и м.

К ё с е м-с у л т а н, его мать.

Ш е й х  у л ь-и с л а м.

В е л и к и й  в е з и р  К а р а  М у с т а ф а-п а ш а.

С и л я х т а р  Ю с у ф.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь.

Г л а в н ы й  е в н у х.

Т у р х а н, невольница, затем султанша.

Х ю м а ш а х (Х ю м а).

Д и л я ш у б .

П е р в ы й  ж и т е л ь }

В т о р о й  ж и т е л ь }

Т р е т и й  ж и т е л ь }

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь }

Ш у т } — жители Стамбула.

М у с т а ф а-а г а }

Б е к т а ш-а г а }

К а р а  М у р а д-а г а }

М у с л и х и д д и н-а г а } — начальники корпуса янычар.

Х а м а л А л и }

К а р а  А л и } — палачи.

Н а ч а л ь н и к  д в о р ц о в о й  с т р а ж и.

Х о б ь я р.

Н е в о л ь н и ц ы.

В е з и р ы, я н ы ч а р ы, п р и д в о р н ы е, е в н у х и.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена первая

Утро. Дворец Топкапы.

Перед Баб ус-сааде^[37] — трон Османов. Ш е й х  у л ь-и с л а м^[38], В е л и к и й  в е з и р  К а р а  М у с т а ф а-п а ш а и другие  в е з и р ы  стоят в ожидании. Слева доносится шум. Все с тревогой и любопытством оборачиваются в ту сторону. На сцену вталкивают  с у л т а н а  И б р а х и м а. Входят К ё с е м-с у л т а н^[39], Г л а в н ы й  е в н у х  и  н е с к о л ь к о  е в н у х о в.

С у л т а н  И б р а х и м. Я сказал — не хочу! Не хочу, не хочу, не хочу! Обманываете вы меня, заманиваете в ловушку! Ни власть, ни престол мне не нужны, пусть здравствует мой брат!

К ё с е м-с у л т а н. Сынок, как может здравствовать твой брат? Ведь только что ты видел во дворце его мертвым. Ты дважды приподнимал платок с его лица! Пойди и посмотри еще раз, если хочешь.

С у л т а н  И б р а х и м (выбегает, но вскоре возвращается). Да. А что, если он вовсе и не умер?

К ё с е м-с у л т а н. Мой Ибрахим, мой птенец, из всех моих сыновей ты один остался у меня, лишь ты имеешь право занять престол.

С у л т а н  И б р а х и м. Вот так же уводили силой и других моих братьев, их выманивали хитростью из покоев принцев, и ни один из них больше не вернулся.

К ё с е м-с у л т а н. Мой Ибрахим, мой державный сын, подумай! Я твоя мать, и если бы затевалось что-нибудь дурное, разве послали бы к тебе меня, скажи!.. Неужели согласилась бы я заманить тебя в ловушку?.. Ты же знаешь, каким суровым был твой брат. Он не стал бы прибегать к такому сложному способу — он просто отдал бы тебя в руки палача…

С у л т а н  И б р а х и м. Ничего мне на надо, не хочу! По мне, уж лучше моя темная келья.

К ё с е м-с у л т а н (в досаде, что везиры видят ее сына в таком состоянии, к Великому везиру). Мустафа-паша, поговори с падишахом!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а  выходит вперед и почтительно склоняется.

С у л т а н  И б р а х и м (пораженный его важным видом, подается назад). Он умер? Вы лжете. Да, вы мне показали… Но это не мой брат!

К ё с е м-с у л т а н. Мой сын, вот твой дядька, твой Великий везир. Отныне он будет носить твою падишахскую печать, от твоего имени он будет править государством Османов.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Мой падишах, ваш державный брат султан Мурад отошел в вечность. Власть и престол ваши. Я поздравляю вас и желаю счастья!

С у л т а н  И б р а х и м (рукой прикрывает глаза от яркого света). Пусть сгинут и престол и власть! Отведите меня в мою келью.

К ё с е м-с у л т а н (в ярости). Ну что же, возвращайся в свою темницу! Уходи, и пусть прославленный престол остается незанятым! Пусть кончится династия Османов, царствовавшая многие столетия! Пусть распадется великая держава, когда начнутся распри между военачальниками из-за престола! Пусть люди ринутся друг на друга! А ты догнивай в своей темной келье! Если, конечно, тебя оставит в живых новый хозяин престола.

Султан Ибрахим смотрит на трон, потом в ту сторону, откуда пришел, и вдруг утвердительно кивает головой.

С у л т а н  И б р а х и м (успокоившись, Великому везиру). Распорядитесь приготовиться к торжествам, паша.

Кара Мустафа-паша почтительно склоняется. Кёсем-султан, выходя вместе с султаном Ибрахимом и придворными, подозрительно взглядывает на везира. Все растеряны.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (про себя). О султан Мурад, ты сидел в этом маленьком кресле и держал в руках большую страну! Да будет твоим прибежищем рай.

Ш е й х  у л ь-и с л а м. Как же займет престол тот, кто его боится? Наша религия допускает, что властью может быть облечен нормальный ребенок, но взрослый человек, чей разум слаб, не может править страной.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Вы правы, шейх уль-ислам-эфенди^[40], состояние будущего падишаха и нас повергло в печаль. Хорошо, что этого не видели начальники янычар. Воины хотят, чтобы падишах был хозяином в империи. Но что делать, выбора нет. Приходится принимать хорошее вместе с плохим, иначе развалится вся империя. Султан Ибрахим — единственный наследник престола, а значит, хочешь не хочешь, он станет падишахом, а мы, хотим или не хотим, признаем его падишахом.

Ш е й х  у л ь-и с л а м. Молюсь, чтобы это было благом для государства. Вы станете помощником нового падишаха во всех его делах, будете со знанием дела править страной. Как-никак, вы были Великим везиром султана Мурада.

Все везиры в знак согласия кивают головой.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Благодарю, эфенди. Надо готовиться к церемонии, повелитель вот-вот явится. (Уходит.)

В е з и р ы (тихо переговариваются). А как он испугался Великого везира!

— Повелитель никогда этого не забудет!

— Опасно быть слишком гордым.

— Высокие деревья притягивают молнию.

— При таком слабом падишахе паша еще больше раздуется от гордости.

— Его высокомерие подавит нашего повелителя, он сам станет считать падишахом Великого везира.

— Но ведь есть еще султанша-мать, не забывайте о ней, она заставит сына помнить, что он — падишах.

Входит  К а р а  М у с т а ф а-п а ш а, все умолкают и отходят в сторону. Напротив трона становятся янычары, по обеим сторонам — внутренняя дворцовая стража и начальники внешней дворцовой стражи.

Двери Баб ус-сааде медленно открываются. Неуверенно входит  с у л т а н  И б р а х и м  в высоком головном уборе, украшенном драгоценными камнями.

С у л т а н  И б р а х и м (останавливается перед троном и поднимает руку). О господи! Ты счел достойным власти меня — твоего раба. Молюсь о том, чтобы во время моего правления никто не страдал. Пусть мой народ будет доволен мною, как я — своим народом. А если я допущу несправедливость, если ввергну свою страну в несчастье, не оставь его безнаказанным, покарай меня, господи!

Все поражены его речью, но сдержанно высказывают радость, словно стыдясь своих прежних сомнений. Султан Ибрахим садится на трон, м у з ы к а н т ы-я н ы ч а р ы  начинают играть, воины приветственно и одобрительно восклицают: «Да поможет аллах!.. Аллаху угодно!»

Справа от трона стоит  г л а в н ы й  е в н у х, слева — с и л я х т а р^[41]  Ю с у ф. Они присягнули падишаху раньше, во дворце. Два начальника внешней дворцовой стражи подходят к везирам и, ударяя о землю серебряными жезлами, приглашают их на церемонию. Первым приближается Великий везир, он приветствует султана. Султан Ибрахим встает, воины и придворные снова восклицают: «Аллаху угодно!» Слыша эти возгласы, султан Ибрахим вздрагивает. Великий везир, опустившись на колени, целует ноги падишаха, затем встает и становится с правой стороны трона, перед главным евнухом. Один за другим подходят везиры, приносят присягу и, пятясь, возвращаются на свои места. Султан Ибрахим каждый раз встает, приветствуемый возгласами «аллаху угодно!». Подходит шейх уль-ислам, приветствует его легкими поклонами и целует в воротник, недалеко от плеча. Султан Ибрахим снова вздрагивает. Шейх уль-ислам отступает на несколько шагов, читая молитву, и выходит.

Затем присягают начальники янычар.

В с е (султану Ибрахиму). Счастливой тебе судьбы! Долгой тебе жизни! Светлого тебе пути! Не кичись своей властью, падишах, ибо аллах превыше тебя!

Под возгласы «Аллаху угодно!» султан Ибрахим спускается с трона, справа его подхватывает под руку Великий везир, слева главный евнух гарема Баб ус-сааде. У порога Баб ус-сааде Великий везир уступает свое место главному евнуху, шепчет что-то на ухо султану Ибрахиму и отходит.

С у л т а н  И б р а х и м (тихо). Я принял решение о подарках и наградах моим рабам… Пусть раздадут.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (так как воины не расслышали слов султана, восклицает громко, звучным голосом). Я принял решение о подарках и наградах моим рабам… Пусть раздадут!

Везиры переглядываются, заметив разницу между голосами падишаха и Великого везира.

Султан Ибрахим и сопровождающие его лица уходят в Баб ус-сааде. Остальные медленно в строгом порядке идут вслед за ним.

Сцена вторая

Время около полудня. Слышится  г о л о с  г л а ш а т а я: «Государство и власть принадлежат султану Ибрахиму!» Справа и слева осторожно входят  ж и т е л и  С т а м б у л а, пугливо оглядываются. Вдалеке отдается эхом голос глашатая.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Государство и власть принадлежат султану Ибрахиму… Наконец-то, слава богу! Мрачный сон, именуемый султаном Мурадом, кончился. У нас посветлело в глазах, стамбульцы…

В т о р о й  ж и т е л ь. Нам не разрешали разговаривать, собираться вот так — втроем или впятером — мы не могли. Он не оставил в стране ни кофеен, ни кабаков. Верни нам, боже, табак и напитки!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Не говорите так, султан Мурад был великим падишахом. Если бы он не правил твердой рукой, если бы он не парил над нами, словно зоркий орел, разве избавил бы он страну от раздоров?

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Верно! Если голова не может заставить слушаться своих речей, то неизвестно, куда занесут ноги. Говорят, новый падишах человек кроткий и добрый, как бы не начался беспорядок…

П е р в ы й  ж и т е л ь. Да, народ не растеряется, каждый захочет воспользоваться этим. Чрезмерный гнет людям надоедает, время от времени нужно дать поблажку и шайтану.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь (третьему). Хорошее у вас дело, у поваров! Не успел слететь с вас страх перед султаном Мурадом, как вы уже вовсю торгуете кебабом и пловом.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Вспомни-ка лучше о своих плутнях, знаем мы, что ждет нас в твоей кофейне! Сколько раз ты меня обманывал. А у меня как ел ты сорок кусков кебаба или сто дирхемов^[42] рисового плова за одно акче^[43], так и будешь есть.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. А если ты вместо сорока кусков даешь тридцать восемь, кто считает? Кто узнает, если ты вместо ста дирхемов плова подсунешь девяносто?

Т р е т и й  ж и т е л ь. Клянусь! Есть же аллах на небесах! Что он скажет?

П е р в ы й  ж и т е л ь (смеясь). Зато ты — на земле, со всеми своими бесовскими проделками, это точно!

Все смеются.

В т о р о й  ж и т е л ь. Говорят, новый падишах сказал: «Я молюсь, чтобы мои рабы были мной довольны, чтобы ни один человек не страдал в моей стране». Удивительно. До него ни один падишах так не говорил, никто не брал в расчет своих рабов. Есть у кого-нибудь табак?

Т р е т и й  ж и т е л ь. Видали? Рабы уже принялись ублажать себя!

В т о р о й  ж и т е л ь (спокойно сворачивал табак, взятый у первого жителя). Что ж такого? Говорят же, что новый падишах — человек хороший.

Все смотрят на него вопросительно.

Странный мир! Один расстается с головой оттого, что хочет быть падишахом, другого сажают на престол насильно.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Наконец взошла звезда его матери, Кёсем-султан! Другой-то ее сын, султан Мурад, ни с кем не желал делить свою власть.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Да. После такого хищника, как султан Мурад, такой кроткий голубь, как султан Ибрахим…

П е р в ы й  ж и т е л ь. Не говори! Как вертится колесо судьбы: то Мурад, то Ибрахим, то Али, то Вели! Кто-нибудь над нами да есть, либо умный, либо безумный!

В с е. Либо умный, либо безумный!

Сцена третья

Дворец Топкапы. Ночь.

Покои Кёсем-султан. Она одна.

К ё с е м-с у л т а н. Ты причинил мне много горя, Мурад, очень много! Но пусть твоим прибежищем будет рай! Я родила тебя, но ты быстро повзрослел и отстранил меня. Мое слово во дворце Османов перестало что-нибудь значить. Я, Кёсем, перевидавшая стольких султанов, превратилась в почетную невольницу на покое. Быть вдали от власти для меня, что быть погребенной заживо. Пусть твоим прибежищем будет рай, но твоя смерть стала вторым рождением и для меня и для Ибрахима. Еще немного, и ты не пощадил бы и его, единственного наследника престола. Мне едва удалось вырвать его из твоих рук и спасти. Бедный ребенок, как он привык к своей темной келье… Не мог смотреть на свет. Плохо, что везиры видели это. Особенно Великий везир! О чем они шептались? Великий везир — могущественный человек, уж если что схватит, то не упустит. Вдруг он позарится на престол и добьется от шейх уль-ислама фетвы^[44] признания, что падишах — безумный, не может править страной, и этим положит конец династии? Нужно поскорее что-то делать. Поднять на ноги весь гарем, а может быть, и всю страну от Атлантического океана до Индийского, от русских равнин до абиссинских плоскогорий — всю страну Османов. Нужно поскорее получить от нового падишаха потомство. Да где же застряла эта девушка? Другим ничего не удалось, может быть, эта окажется искусней. Если бы ей удалось взволновать кровь Ибрахима! Как долго тянется время, о аллах! (Прислушивается к звуку шагов.) Кажется, идет! Может быть, эта девушка порадует нас.

Входит  н е в о л ь н и ц а, Кёсем-султан подбегает к ней. Девушка стоит, опустив голову.

К ё с е м-с у л т а н. И ты пришла ни с чем? Что же вы за женщины? Едите хлеб династии Османов, она балует вас, а вы не можете порадовать мужчину этой династии! (Делает ей знак выйти.)

Невольница уходит.

Уж не попал ли сын под власть ведьмы? Может быть, волшебством сковали его мужское достоинство?

Слышится чей-то голос.

Кто это? Кто — я спрашиваю? Аллах, аллах… (Подходит к двери, открывает.)

Тихо входит  с у л т а н  И б р а х и м, он выглядит усталым.

Это ты, мой птенчик? Мой лев! Что с тобой, мой Ибрахим? Сядь, расскажи.

С у л т а н  И б р а х и м. Я задыхаюсь, матушка, я задыхаюсь. Кажется, будто железная пятерня сжимает мне сердце. Мир тесен мне, я умираю. (Плачет, кладет ей голову на плечо.)

К ё с е м-с у л т а н (гладя его по голове). Успокойся, мой Ибрахим. Ведь ты самый могущественный падишах в мире. Все в твоей власти.

С у л т а н  И б р а х и м. Что мне делать с властью падишаха, матушка? На что нужны мне страны и материки, если я не могу дышать? Не могу вволю надышаться! Словно я отрезан от внешнего мира. Воздух, которому радуются и зверь и птица, я не могу вдохнуть полной грудью. Ночами душат слезы…

К ё с е м-с у л т а н. Завтра соберутся все дворцовые врачи и узнают, чем ты болен.

С у л т а н  И б р а х и м. Сегодня после полудня я велел позвать врачей, но никто не смог сказать ничего путного. Чем дольше они со мной говорили, тем сильнее меня охватывала тоска.

К ё с е м-с у л т а н (подыскивая слова). Сынок, у тебя в гареме есть самые разные невольницы. Может быть, они тебя развлекут? А если эти тебе не нравятся, найдем других — смуглых арабских девушек, белокурых голубоглазых русских и немецких красавиц, черкесских рабынь с тонким станом… Я хочу, чтобы у тебя появились наследники, сияющие светом принцы. В наших стенах должны поскорей зазвенеть голоса младенцев!

С у л т а н  И б р а х и м (в смущении, безнадежно). Ах, матушка!..

К ё с е м-с у л т а н (грустно, с любопытством). Разве девушки, что были у тебя сегодня, не порадовали тебя?

С у л т а н  И б р а х и м (сердито выпрямляясь). Матушка, матушка! (Задыхаясь, выбегает.)

К ё с е м-с у л т а н. Ах, мой Ибрахим… ах… Мои слова задели его самолюбие, он смутился. Что ж, если врачам ничего не удалось, попробуем другие средства. (Хлопает в ладоши.)

Входит  Т у р х а н.

Подойди ко мне поближе, девушка. (Осматривает невольницу.) Хмм… Хорошо, Турхан. Скажи, чтобы ко мне пришел силяхтар-ага. Потом можешь ложиться. Время уже позднее.

Т у р х а н (стараясь быть как можно более привлекательной). Слушаюсь, моя султанша, я передам ваше приказание. Но если позволите, я подожду, пока вы ляжете.

К ё с е м-с у л т а н (улыбаясь). Нет, не нужно. Уже поздно. Ложись.

Турхан выходит.

Вот чертовка! Как она сразу поняла мои мысли. У нее и бедра задвигались по-другому, как только она догадалась, что я разглядываю ее для падишаха. Ах, если бы ты сделала моего сына мужчиной! Стала бы первой наложницей повелителя. Во дворце сотни женщин, одна красивее другой, они жаждут попасть в его объятия, но он, бедный, ни одну из них не желает. Стал падишахом, но никак не может забыть о своей темнице. Эта темная келья, словно железная броня, сковала его душу. Интересно, какой женщине удастся растопить эту броню своим пламенем?..

Входит  с и л я х т а р  Ю с у ф.

К ё с е м-с у л т а н. Входи, Юсуф, входи! Где ты пропадал?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Приказывайте, моя султанша, я к вашим услугам.

К ё с е м-с у л т а н. И тебя я потревожила в такое позднее время!

С и л я х т а р  Ю с у ф. Что за пустяки, моя султанша, для вашего раба Юсуфа жить — значит служить вам!

К ё с е м-с у л т а н. Дело трудное, Юсуф-ага, очень трудное.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Избави бог, султанша! Дурные новости? Что случилось?..

К ё с е м-с у л т а н. Да-да… Плохое! Повелитель в тоске! Разве ты ничего не знаешь?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Знаю, он сильно задыхается, чуть ли не до судорог. Иногда он бродит в глубокой задумчивости, словно видит то, что другим невидимо. Как только я тихонько говорю ему: «Мой повелитель» — он вздрагивает, как птица, завидевшая ястреба.

К ё с е м-с у л т а н. Он только что был тут.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Зачем он приходил в ваши покои так поздно?

К ё с е м-с у л т а н. Ах, как он плакал у меня на плече, мой птенчик, мой Ибрахим. Нужно что-нибудь придумать, Юсуф-ага! Нельзя сидеть сложа руки и смотреть, как погибает великий падишах огромной державы.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Я готов служить и падишаху и вам, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н. Врачи не помогли, Юсуф-ага, но это не значит, что нет никаких других средств. Нужно поискать знахарей, ходжей, знающих чудодейственные заклинания. Может быть, в одном из них наше спасение.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Если вам угодно, не позднее завтрашнего утра все обитатели дворца займутся этим. Я заставлю обыскать вдоль и поперек не только Стамбул, но все города страны с востока на запад и с севера на юг: Кайсери, Эрзерум, Багдад, Будин, Белград, Каир, Алжир. Если есть хоть один человек, знающий нужное средство, я отыщу его.

К ё с е м-с у л т а н. Спасибо, Юсуф-ага, во мне затеплилась надежда, твои старания помогут ей укрепиться. Теперь у меня к тебе еще одна просьба…

С и л я х т а р  Ю с у ф. Приказывайте, моя султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Послушай, моему Ибрахиму во дворце ты ближе всех. Он говорит о тебе «мой Юсуф», называет тебя «сторожем своих бессонных ночей». Он говорит, что беседа с Юсуфом — это праздничный обед, которым невозможно пресытиться…

С и л я х т а р  Ю с у ф. Для меня это счастье, моя султанша! Если бы я мог помочь его страданиям!

К ё с е м-с у л т а н. Только что он выбежал отсюда, словно одержимый. Его разгневали мои вопросы.

С и л я х т а р  Ю с у ф. О чем вы его спросили, моя султанша?

К ё с е м-с у л т а н (доверительно). Ты нам не чужой, Юсуф-ага, и если бы я что-то скрыла от тебя, то это могло бы помешать тому, что я задумала. Он не дотронулся ни до одной из посланных к нему невольниц. Ты — человек ему близкий, его сверстник, разузнай… Хотя я и мать ему, но я женщина, и он меня стыдится. Поговори с ним по-дружески, может быть, он откроется тебе. Ступай, Юсуф-ага, не оставляй моего Ибрахима этой ночью одного. Повелитель наградит тебя за труды твои.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Моя жизнь принадлежит моему повелителю и вам!

К ё с е м-с у л т а н. Спасибо тебе, Юсуф-ага, до свидания. Сегодня ночью благодаря тебе я буду спать.

Сцена четвертая

Утро. На сцене  ж и т е л и  С т а м б у л а.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Сегодня утром я встретил женщину из дворца. Она спросила у меня, как найти дом муллы Хюсейна, и так страшно торопилась, будто боялась, что начнется светопреставление, если она не сможет быстро найти дом ходжи-заклинателя.

В т о р о й  ж и т е л ь. На всех улицах кто-нибудь из придворных разыскивает дом какого-нибудь ходжи. Может быть, султан Ибрахим занят размышлениями о боге или вместе с учеными господами обсуждает вопросы веры?

П е р в ы й  ж и т е л ь. Так всегда бывает: тот, кто не смыслит в явном, старается постигнуть скрытое. Эхе-хе! Стал ты падишахом целого мира, а что толку? Да хоть бы стал ты падишахом тысячи миров — все напрасно! Если уж ты не сумел стать властелином хотя бы одной женщины…

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Что за речи, уважаемые! Уж не хочешь ли ты бросить тень на беспредельную мощь нашего благородного падишаха? Зачем нарочно ломать руль в опасных водах зла, когда воды добра светлы и спокойны.

П е р в ы й  ж и т е л ь. В тех водах, о которых ты тут толкуешь, плавают только простодушные утки. Поработайте немного головой, и вы такие узелки распутаете… Ваши сердца упьются блаженством!

Третий и четвертый жители глядят на первого с удивлением — они не понимают, о чем идет речь.

В т о р о й  ж и т е л ь (смеется). Говорят, султан Ибрахим очень грустит. Ни охота, ни развлечения на Босфоре, ни рабыни не могут рассеять его грусти. Говорят, он слоняется из одного покоя в другой, как будто ему тесно в огромном дворце.

П е р в ы й  ж и т е л ь (ехидно). Еще бы не тесно! Ему не только дворец, ему весь мир тесен. Для него небо всегда в тучах. Говорят, Кёсем в сильной тревоге.

Т р е т и й  и  Ч е т в е р т ы й  ж и т е л и. Почему?

П е р в ы й  ж и т е л ь. Говорят, Кёсем все время бранится, бьет невольниц. Разве могут быть веселы куры, если петух не красуется среди них?

Сцена пятая

Время близко к полудню. Дворец Топкапы. Покои султана Ибрахима. П а д и ш а х, задумавшись, расхаживает взад и вперед, вздыхает.

С и л я х т а р  Ю с у ф (входит и почтительно кланяется). Да будет здоров и счастлив наш господин!

С у л т а н  И б р а х и м (вздрогнув, поворачивается). Это ты, Юсуф! Хорошо, что пришел. Прошлой ночью, стоило тебе уйти, как у меня опять стало так тяжело на сердце…

С и л я х т а р  Ю с у ф. Надо было мне остаться с вами, мой господин!

С у л т а н  И б р а х и м. Как можно, Юсуф, как можно! Что же, тебе всю жизнь, все время караулить мою бессонницу? Неужели ты на это согласен? Во мраке моя душа…

С и л я х т а р  Ю с у ф. Да хоть бы у меня была тысяча жизней, мой повелитель, пусть бы они сгорели, только бы у вас на душе стало светлей!

С у л т а н  И б р а х и м. Спасибо, Юсуф, твоя привязанность — мое самое драгоценное сокровище.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Мой повелитель осыпает меня почестями и похвалами.

С у л т а н  И б р а х и м. Что слышно, как диван? Что делает Великий везир?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Вот записка от него, мой господин.

С у л т а н  И б р а х и м. Ну, что там?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Паша Великий везир пишет, господин… (Читает.) «Уже много дней мы не видели счастливого лица повелителя. Диван глубоко озабочен его здоровьем. Не угодно ли его величеству сегодня показаться нам, его рабам, в зале приемов? Важные государственные дела требуют рассмотрения и решения нашего падишаха. Если же и сегодня он не пожелает прийти, я поспешу припасть к священным стопам моего повелителя».

С у л т а н  И б р а х и м. Потрудись, Юсуф, пойти и сообщить Великому везиру, что я чувствую себя плохо и сегодня тоже не намерен идти в зал приемов. Пусть паша соизволит пожаловать сюда, мы побеседуем здесь.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Может быть, вы сами напишите об этом на полях записки, господин?

С у л т а н  И б р а х и м. Написать? О да! Падишах начертал свой высочайший ответ на записке Великого везира. Это будет в полном соответствии с этикетом дворца Османов, не правда ли, Юсуф?

Оба смеются.

(Пишет, читает написанное.) «Я получил вашу записку. Очень тронут вашей заботой о моем здоровье. Сегодня я чувствую себя плохо и не приду в зал приемов. Пожалуйте ко мне, мы рассмотрим эти важные дела и вместе подумаем, как удушить растущую во мне тоску, этого зверя, который жиреет на моей крови. Хочу вас видеть, дядька!» (Отдает записку Юсуфу-аге.)

Величаво входит  К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н. Дай мне записку, Юсуф-ага!

Силяхтар отдает ей записку.

Мой сын, ты — падишах, ты не можешь просить, ты должен приказывать. Великий везир — твой раб, он может только просить. Кликни — и он придет. Исправь «вы» на «ты», напиши: «приходи ко мне», а не «пожалуйте ко мне».

С у л т а н  И б р а х и м (раздражен, но робеет перед матерью. Молча исправляет записку, отдает Юсуфу-аге и произносит официально). Я жду Великого везира здесь, силяхтар-ага.

Юсуф выходит.

К ё с е м-с у л т а н (мягко). Я рассердила тебя, мой державный сын? Юсуф — твой силяхтар, он рядом с тобой днем и ночью. Тебе не нужно с ним быть официальным. Если хочешь, можешь говорить с ним свободно. Но… Но Великий везир — это другое дело… Он носит твою печать, он правит всей страной, в его руках вся мощь державы. Никогда не позволяй ему забывать, что ты падишах. Я пережила многих султанов, мой сын, и ни один из них не позволял возвыситься ни одному Великому везиру, они ревниво охраняли свою власть от всех.

С у л т а н  И б р а х и м. Даже от матерей?

К ё с е м-с у л т а н (смущена). Даже от матерей! Хотя…

С у л т а н  И б р а х и м. Хотя?

К ё с е м-с у л т а н. Если жизнь требует…

С у л т а н  И б р а х и м. То матерей не ревнуют к власти, не так ли, родительница?

К ё с е м-с у л т а н (встревоженная тем, что Ибрахим сказал «родительница»). Чего я только не перенесла, чтобы спасти тебя от ненависти твоего брата! Неужели мои труды должны пойти прахом? Пока ты не научишься летать на собственных крыльях, я не могу покинуть тебя, мой птенец…

С у л т а н  И б р а х и м (про себя). Пока я не научусь летать на собственных крыльях…

Раскаиваясь в своей откровенности, Кёсем-султан с беспокойством смотрит на султана Ибрахима.

Входит  К а р а  М у с т а ф а-п а ш а, припадает к ногам падишаха.

(Наклоняется, поднимает его и виновато взглядывает на Кёсем.) Добро пожаловать, дядька, как поживаешь, как дела?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Я увидел ваше счастливое лицо, мой повелитель, и мне стало легче.

С у л т а н  И б р а х и м (раздраженно, отвернувшись от матери). Уже много ночей я совсем не сплю, дядька. (Бросает взгляд на мать.)

Кёсем-султан выходит.

Я мучаюсь в когтях невыразимой тоски. Голова моя словно в тумане, внутри меня — холод. Наступает день, и я вообще не чувствую себя — руки, ноги словно бы не мои…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Я думаю, мой повелитель, вам нужно заставить ваше тело потрудиться, утомить его. Когда работает только мозг, он угнетает тело. И тогда оно жестоко мстит духу.

С у л т а н  И б р а х и м. Но ведь я и так утомлен, угнетен телом, дядька, зачем же мне еще его утомлять?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Это усталость от безделья, мой падишах, от нее не отдохнешь, этим она и опасна. Только хорошо поработавшие мышцы хорошо отдыхают.

С у л т а н  И б р а х и м. Твои речи утешительны, дядька. Я немного успокоился. Какой же труд ты мне посоветуешь?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Да мало ли!.. Рубить саблей, бросать копье, скакать верхом, потрясать булавой, натягивать лук — в особенности натягивать лук… В один прекрасный день вы отправитесь в поход, как ваш брат, во главе войска, завоюете новые страны. Как возрадуются души ваших предков! Когда повелитель сам ведет войска, они и сражаются иначе…

С у л т а н  И б р а х и м. Моя жизнь протекала в темной келье, и рука моя не касалась рукояти сабли. Я не встану во главе войска на посмешище всем. Это было бы для меня полным падением.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Усилиями пробивают самую крепкую оболочку, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м (разглядывает Великого везира). Я слышал, дядька, ты великий искусник в метании стрел. Кара Мустафа-паша — славный лучник султана Мурада.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Да будет ему прибежищем рай, ваш брат любил меня.

С у л т а н  И б р а х и м. Мы тоже любим, дядька.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Ваша любовь продлевает мне жизнь, мой падишах.

С у л т а н  И б р а х и м. Молюсь, чтобы это было так, дядька.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. С чего мы начнем, мой повелитель?

С у л т а н  И б р а х и м (рассеянно). О чем ты, дядька?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. О государственных делах.

С у л т а н  И б р а х и м. С того, что ты находишь важным.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Сначала о границах…

С у л т а н  И б р а х и м. Дядька!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Мой повелитель?

С у л т а н  И б р а х и м. Сегодня ночью я видел во сне мою мать.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (слегка раздраженно, но почтительно). Надеюсь, это счастливая примета, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м (вновь переживая сон). Мне снилось, будто мать надевает на меня тяжелое одеяние. Оно давит меня, я задыхаюсь в нем, хочу сбросить с себя, перевести дыхание, но мать не позволяет. Я снова и снова пытаюсь снять его, она же снова надевает его на меня. Она обнимает меня, целует, я совсем задыхаюсь, отталкиваю мать, но она снова подходит ко мне… Сегодня ночью я проснулся весь в поту.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Ваша родительница вас очень любит, мой падишах. Итак, границы…

С у л т а н  И б р а х и м. Ах, да! Границы…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. В окрестностях Клиса^[45] замечены подозрительные действия венецианцев, нужно принять меры.

С у л т а н  И б р а х и м. Разве Клис не в Анатолии, дядька? Что могут делать там неверные венецианцы?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Я говорю: Клис, мой повелитель, а не килисе^[46].

С у л т а н  И б р а х и м. Мой силяхтар Юсуф очень не любит венецианцев, он всегда говорит: «При первом же удобном случае мы покажем им их собственные границы». Я расскажу ему об этом, как только он придет. Я скажу ему: «Скоро я разобью твоих неверных венецианцев, радуйся, Юсуф». Пошлем против них войско. Что скажешь, дядька?

Великий везир хмурится.

Дядька, что ты нахмурился? Я совершил ошибку?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Войско не посылают на врага только для того, чтобы порадовать силяхтара, мой падишах! И вообще это наши с вами заботы.

С у л т а н  И б р а х и м. Я очень люблю своего силяхтара, дядька, хочу, чтобы и ты любил Юсуфа.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Любите Юсуфа-ага сколько пожелаете, мой повелитель, но любить — это одно, а дела — это совсем другое. Однажды ваш брат, да будет ему прибежищем рай, сказал мне: «Ты обижаешь моего силяхтара, не посвящаешь его в государственные дела, дядька. Почему?»

С у л т а н  И б р а х и м (с любопытством). И что же ты ответил?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Я ответил: «Мой державный повелитель, сначала скажите мне, своему рабу, делит ли с вами власть ваш раб силяхтар? Если делит, то я неправ, и перед вашей волей моя шея — тоньше волоса, но если не делит, тогда эти дела — только наша с вами забота».

С у л т а н  И б р а х и м (с удивлением). Так ты и сказал моему брату, дядька?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Да, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м. А вот моя мать сегодня утром сказала мне, что ни один падишах династии Османов не возвышал своего Великого везира больше, чем нужно.

Кара Мустафа-паша мрачнеет.

Ты все хмуришься, дядька. Ты на меня сердишься?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Вы — падишах, мой повелитель, как смеет раб сердиться на своего господина!

С у л т а н  И б р а х и м. Скажи мне, почему моя мать обнимала меня с таким неистовством, так целовала, словно хотела задушить?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Наверно, ваша родительница очень любит вас, мой падишах… Немного более, чем нужно. Что касается границ с Ираном…

С у л т а н  И б р а х и м. Как, и они против нас замышляют дурное, дядька?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Мой повелитель, в отношениях между государствами благие намерения не что иное, как западня. С Ираном всегда приходится соблюдать осторожность. Мы должны держать на востоке большие силы, чтобы обеспечить действие Каср-и-Ширинского договора^[47].

С у л т а н  И б р а х и м (нетерпеливо). Поступай, как сам считаешь нужным, дядька.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Это еще не все. У вашего брата был один любимец — перс по имени Юсуф-хан. Он подыскивал султану Мураду виночерпиев, мальчиков-танцовщиков и так приучил покойного к кутежам, что довел его до гибели. Это невиданный развратник. Он пытался бежать в Иран, но был пойман. Кто знает, что бы он предпринял против нас, попади он туда.

С у л т а н  И б р а х и м. Что же с ним делать, дядька?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (делает жест, которым рубят голову). Я думаю, он должен быть уничтожен. Если вы дадите на то свой указ.

С у л т а н  И б р а х и м (повторяя тот же жест). Пусть будет так, дядька.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Далее. Необходимо изменить содержание серебра в монете.

С у л т а н  И б р а х и м. Хорошо. Паша, ведь для каждого падишаха чеканится монета, когда же будет отчеканена моя?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. В наиболее благоприятное время, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м. Пусть будет, паша, в наиболее скорое время!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (легкая перемена в Ибрахиме не ускользнула от его внимания). Как угодно падишаху.

С у л т а н  И б р а х и м. Давай, паша, будем поискуснее править государством. Пусть мой народ скажет о нас: «Вот это падишах появился, вот это Великий везир!» А кто задумает посеять смуту в моей стране, попытается натравить моих подданных друг на друга, пусть тот будет уничтожен. (Все более воодушевляясь.) Пусть людям, живущим в моей стране, легко дышится, пусть будет пресечен разбой и грабеж, пусть возмездием насильнику будет самая страшная кара, и, если один человек заставит другого жить в страхе, пусть первый сам претерпит страх в тысячу раз больший!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (в растерянности). Священное пожелание моего падишаха будет исполнено.

С у л т а н  И б р а х и м (утомленно). Темные птицы тоски…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (озабоченно). Вам нездоровится, мой повелитель?

С у л т а н  И б р а х и м (задумчиво). Перед моими глазами, застилая небо, мелькают темные птицы тоски. Позаботься немного и обо мне, дядька, ты же мой главный везир и хранитель печати.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Моя жизнь посвящена моему падишаху. Виделись ли вы с главным врачом, мой великий повелитель?

С у л т а н  И б р а х и м. Сколько раз, дядька! Никакого проку. Сейчас уже ищут ходжей, всесильных заклинателей. Они идут к нам с утра до вечера. И все напрасно! Напрасно!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Мой падишах, какой может быть прок от заклинателей? Это же свора мошенников!

С у л т а н  И б р а х и м. Кто упал в море, хватается и за змею, дядька.

Входят  К ё с е м-с у л т а н, с и л я х т а р  Ю с у ф  и  Х о б ь я р.

Государственные дела окончены, паша?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Да, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м. Ты свободен, паша.

Кара Мустафа-паша целует полу его одежды и выходит.

К ё с е м-с у л т а н. Мой державный сын, Юсуф-ага принес радостную весть!

С у л т а н  И б р а х и м. Да, Юсуф?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Мой господин, мы нашли одного ходжу, который, говорят, видит скрытое.

Ибрахим слушает с интересом.

Среди ваших рабов, дворцовых носильщиков, есть один араб по имени Хаджи Мехмед. Однажды он шел по улице, и какой-то воришка украл у него кошелек с золотыми монетами. Хаджи копил их несколько лет. В отчаянии искал он помощи, и наконец ему посоветовали обратиться к ходже-заклинателю. Хаджи Мехмед разыскал этого святого человека, и ходжа сразу же принялся гадать на песке.

С у л т а н  И б р а х и м. А что это такое, Юсуф?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Один из способов видеть скрытое, мой господин. Погадал он на песке и говорит Хаджи Мехмеду: «Я вижу в конце нашей улицы какие-то развалины. Там под обломками мраморной колонны я вижу что-то, похожее на кошелек, а в нем вроде бы новенькие золотые». Хаджи Мехмед тотчас же помчался к тому месту…

С у л т а н  И б р а х и м. И что же?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Ни один золотой не пропал из кошелька, мой господин!

С у л т а н  И б р а х и м (с надеждой). А сможет ли этот святой найти мои золотые?

К ё с е м-с у л т а н. Мой державный сын, вчера я послала на поиски какого-нибудь ходжи женщину из дворца, Хобьяр. Она хорошо знает все городские дела. Весь день Хобьяр болталась в Стамбуле, как черпак в котле, и, представь себе, кого она нашла?..

Султан Ибрахим заинтересован.

Ходжу-заклинателя, о котором тебе рассказал Юсуф!

Султан Ибрахим удивлен, обрадован. Кёсем-султан делает знак Хобьяр.

Х о б ь я р (выступая вперед). Я набросила на голову покрывало и отправилась к дому ходжи. Этот святой человек, для которого вся власть в этом мире не стоит и медного гроша, который властвует над безграничным царством духа, этот человек ютится в лачуге. Можете представить себе, что он сказал, как только увидел меня? «Ты пришла сюда не ради себя, а ради своего господина. Ты хорошо сделала, что пришла, я давно жду, что меня позовут». Когда я услышала это, я упала в обморок. И вот чудится мне, будто я на берегу какого-то водоема, наполненного водой из райского источника Кавсар, мое тело ласкает райский ветерок, вокруг меня, словно птицы, кружатся и мелькают красавицы, и каждая прибавляет свой блеск к свету моей радости. За одно такое мгновение можно пожертвовать жизнью! (Отступает назад.)

С у л т а н  И б р а х и м. На душе у меня стало веселей. Даже имя этого человека действует на меня успокаивающе…

К ё с е м-с у л т а н. Я тотчас же известила начальника внешней стражи, чтобы этого святого человека провели без задержек. Вот-вот…

Слышатся голоса. Торжественно входит  х о д ж а-з а к л и н а т е л ь  в сопровождении  г л а в н о г о  е в н у х а  и  п р и д в о р н ы х. У него пышная борода, горящие глаза, движения эффектны и резки. Одет нищенски. Он молча направляется к падишаху. Все изумлены и растеряны, только силяхтар Юсуф, опасаясь, как бы ходжа не причинил вреда падишаху, пытается заслонить его, но ходжа-заклинатель отстраняет его. Султан Ибрахим глядит на ходжу как зачарованный.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (пристально смотрит ему в глаза; нахмурившись, окружающим). Что вы сделали с этим человеком?!

Все застыли.

Джинны свили себе здесь гнездо, во всех углах дворца они справляют свадьбы, пируют, веселятся. Что вы замыслили против этого бедного человека? Как вы можете мириться с этим? Да тут и сам пророк сошел бы с ума. Удивительно, как этот человек нашел в себе силы сопротивляться им. Скорей принесите мне кадильницу! Убавьте свет!

Свет убавляют.

(Всем.) Подождите за дверью, не переступайте порог, а то на вас набросятся джинны, которых я изгоню.

Все, в том числе султан Ибрахим, бегут к двери.

А ты стой, Ибрахим!

Султан Ибрахим останавливается. Ходжа манит его пальцем, тот, словно завороженный, приближается.

Стань посредине. Не шевелись! Сядь, Ибрахим!

Султан Ибрахим садится.

(Берет кадильницу и начинает ходить по всему покою, выгоняя духов, словно кур.) Я-а-а-а худдамике… Элькебиру-у-у… Биба-а-биль… Я-а-а-худдамике… Элькёбиру-у-у… селяа-а-афиль…^[48] (Кружится вокруг Ибрахима.) Я делаю вокруг тебя круг, Ибрахим, берегись, не выходи из него, пока я не выпущу! (Садится, скрестив ноги, напротив Ибрахима. Постепенно возвышает голос.) Херкаш, каиш, меркаш, истинаф, хутуф, хитаф, шефташ, кардаш.

Султан Ибрахим подскакивает.

(Закрывает глаза и словно впадает в забытье. Как бы издалека.) О-оо, Ибрахим! Ибрахим! Твоя душа сейчас в замке у царицы пери Эзреке-бану. Душа твоя давно уже существует отдельно от тебя. Это самая тяжелая, самая неутолимая из всех печалей. Но если ты полностью доверишься мне, соберешь всю свою волю и прибавишь ее к моей, тоска твоя пройдет, душа твоя сольется с телом твоим, Ибрахим! (Медленно открывает глаза. Наклоняется к Ибрахиму.) Отдай себя в мои руки, о Ибрахим! Поверь, что мое дыхание — это дыхание божества! Будь покоен, ни о чем не думай, я думаю за тебя. Не смотри ни вправо, ни влево, я смотрю за тебя. Ну, Ибрахим, мы пускаемся с тобой в далекое путешествие! (Обычным тоном.) Во время пути, когда я буду толкать тебя под руку, повторяй вместе со мной последние слова. Ну, закрой глаза, и в добрый путь!

Оба встают. Султан Ибрахим стоит внутри круга, с закрытыми глазами.

(Повышая голос.) Мы перевалим через гряды гор, возьмем скрытую в них силу и двинемся дальше. Пусть ничего не отвлекает тебя по пути. Твоя душа с нетерпением ждет тебя там, на груди Эзреке-бану.

Оба шагают на месте.

Вот мы взбираемся на черные горы, Ибрахим. Ты помнишь эти лиловые цветы с широкими листьями? Ими густо поросли крутые склоны твоей скорби. По ночам они впитывают в себя яд, капающий с луны. Возьмем у них сердцевину и пойдем вперед, Ибрахим. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Возьмем у них сердцевину и пойдем вперед.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Вот мы взбираемся на синие горы, Ибрахим. Ты помнишь, как по небу твоей печали летели вереницей эти задумчивые птицы? Они сидят на шелестящих ветвях, как на насесте. Слышишь, они вторят напеву луны. Возьмем их голоса и пойдем вперед, Ибрахим. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Возьмем их голоса и пойдем вперед.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Вот мы взбираемся на желтые горы, Ибрахим. Хотя здесь властвует жестокая зима, над замерзшими реками веет теплый ветер. Это твоя тоска, прилетевшая с летних гор. Возьмем ее тепло и пойдем вперед, Ибрахим. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Возьмем ее тепло и пойдем вперед.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (радостно). Вот мы взбираемся на красную гору, Ибрахим. Замок царицы пери находится на вершине. Давай сперва совершим омовение в золотых водах озера.

Они как бы совершают омовение.

Теперь мы можем подойти к замку. Опасайся черных девушек, которые стерегут эти кованые медные двери! Их томные, завораживающие взгляды, безумный трепет грудей — это ловушки похоти.

Султан Ибрахим протягивает руки, словно хочет схватить одну из девушек.

(Бьет его по рукам.) Берегись! Мой путь окончится на груди Эзреке-бану. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Мой путь окончится на груди Эзреке-бану.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (с воодушевлением). Мы у порога царицы пери. Стой, Ибрахим!

Останавливаются.

За этой дверью — твоя душа, она покинула тебя, лишила сладости рая. (Обычным голосом.) Теперь повторяй мои слова один: «О царица пери Эзреке-бану!»

С у л т а н  И б р а х и м. О царица пери Эзреке-бану!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Я — великий падишах Ибрахим. (Толкает его.)

С у л т а н  И б р а х и м. Я — великий падишах Ибрахим.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Моя душа находится у тебя, я пришел за ней. (Толкает его.)

С у л т а н  И б р а х и м. Моя душа находится у тебя, я пришел за ней.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Я не поддался чарам черных девушек, стерегущих твои покои, меня влекло золото твоих волос. (Толкает его.)

С у л т а н  И б р а х и м. …Меня влекло золото твоих волос.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (тихо). Открой двери и войди, Ибрахим. Крепко обними ее. Пусть радость горячей струей перельется из ее нежной плоти в твое холодное тело.

Султан Ибрахим делает движение, словно обнимает кого-то.

(Тихо.) Хватит, Ибрахим, хватит! Твоя душа уже с тобой… О Эзреке-бану! Твоя плоть мерцает ночью, как продолговатое серебристо-молочное озеро. Всякий, кто хоть раз окунется в это озеро, никогда не забудет это наслаждение, в нем поселится тоска по тебе, не знающая утоления. (Толкает Ибрахима.)

С у л т а н  И б р а х и м (почти теряя сознание). Никогда не забудет это наслаждение, в нем поселится тоска по тебе, не знающая утоления.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Теперь, Ибрахим, мы садимся на птицу Анка, ты на одно крыло, я на другое. Сейчас наше путешествие будет очень коротким, не успеем мы открыть глаза, как будем дома. Открой глаза, Ибрахим!

Ибрахим открывает глаза, он словно заново родился.

(Громко, радостно.) Я вернулся в свои руки, в свои ноги — я вернулся в свое тело! (Делает знак Ибрахиму.)

С у л т а н  И б р а х и м (громко, радостно). Я вернулся в свои руки, в свои ноги — я вернулся в свое тело!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мир предо мной, мир позади меня возвращен мне во всей красоте! (Дует на Ибрахима, делает ему знак.)

С у л т а н  И б р а х и м. Мир предо мной, мир позади меня возвращен мне во всей красоте!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мир подо мной, мир надо мной возвращен мне во всей красоте! (Так же делает ему знак.)

С у л т а н  И б р а х и м. Мир подо мной, мир надо мной возвращен мне во всей красоте!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (берет Ибрахима за руку). Во имя аллаха-исцелителя… Во имя аллаха совершенного. Во имя аллаха, верного обещанию… Изыди… Изыди… Яаа абуль-маталиль… Шифаикум, хахнем… Деваикум, хассетен… Шесть, семь… Джинны вышли совсем… Выходи из начертанного круга, Ибрахим! (Выводит Ибрахима из круга.) Поздравляю с обновленным здоровьем, мой повелитель!

С у л т а н  И б р а х и м. Мрак, что был во мне, стал рассеиваться, красная песнь забродила в моих жилах.

Входят  К ё с е м-с у л т а н, с и л я х т а р  Ю с у ф, п р и д в о р н ы е.

(Ходже-заклинателю.) Я хочу чтобы ты всегда был со мной, оставайся в моем дворце. (Главному евнуху.) Сделай нужные приготовления к сегодняшней ночи. (Величественно выходит.)

К ё с е м-с у л т а н (припадая к руке ходжи-заклинателя). Этим праздником мы обязаны тебе, мой ходжа со святыми устами!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (задыхаясь). Воды мне!

К ё с е м-с у л т а н. Принеси ходже холодного шербета.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (отводя Кёсем в сторону). Моя султанша, повелителю нужна девушка, которую он никогда не видел, голубоглазая, с золотыми волосами и светлым телом.

К ё с е м-с у л т а н. Не тревожься, ходжа, девушка есть. Она русская, ей только что исполнилось пятнадцать — бутон, которому не терпится расцвести. Ее зовут Турхан.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (пьет принесенный шербет). Прекрасно! Пусть сейчас же начнут приготовления. Пусть все ее тело с головы до пят натрут маслом герани, мускусом и амброй! Нужно превратить ее в сад на рассвете, куда войдя однажды, уже не хочешь выйти. Пусть и сам повелитель нюхает амбру.

К ё с е м-с у л т а н. Все будет сделано, ходжа.

Все выходят, кроме силяхтара Юсуфа и ходжи-заклинателя.

С и л я х т а р  Ю с у ф (подходит к ходже-заклинателю). Браво, ходжа-эфенди! Кажется, вы справились с этим делом. Теперь перед вами гладкий путь, гоните своего коня во весь опор!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Помилуйте, ваша милость! Мы не стремимся к мирской власти, наш удел — наша наука.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Пожалуйте в свою комнату, ходжа, после трудного путешествия нужно отдохнуть.

Сцена шестая

Ночь. На сцене  ж и т е л и  С т а м б у л а.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Очень поздно, не обижайтесь на меня, дорогие. (Зевает, собирается уходить.)

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. С вашего позволения, господа, я тоже распрощаюсь.

В т о р о й  ж и т е л ь. Куда вы, почтенные? Останьтесь еще немного!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Как часто зерно, посеянное днем, дает всходы поздней ночью. Что вы на это скажете, мои дорогие?

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. О чем ты?

П е р в ы й  ж и т е л ь. Я о том, что наш ходжа-заклинатель не вернулся из дворца.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Полно тебе! Вернулся, не вернулся, какое нам дело?

П е р в ы й  ж и т е л ь. С тех пор как он ушел во дворец, я наблюдаю за его домом.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. А что из того, вернется он или не вернется?..

П е р в ы й  ж и т е л ь (ехидно). Как вы думаете, хватило у ходжи-заклинателя духу…

В т о р о й  ж и т е л ь (смеясь). Чтобы привести в чувство падишаха?

Т р е т и й  ж и т е л ь. Да ну вас, ради аллаха! Падишах, наш господин, сейчас сладко спит.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. А может быть, беседует с ходжами и учеными о вере и боге!

В т о р о й  ж и т е л ь. Как, вы не взяли с собой фонарь, добрые люди?

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Уже забыли, что султан Мурад запретил выходить на улицу без фонаря!

П е р в ы й  ж и т е л ь (смеясь). Да, так-то! Нет того, кто запрещал, нет и запрета! При султане Ибрахиме мы можем разгуливать без фонарей, хотя на улицах не видно ни зги. Нашим грехам теперь нет преград. Да здравствует тьма!

В с е. Да здравствует тьма, да здравствует тьма!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Доброй ночи, друзья!

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Доброй ночи, господа!

Третий и Четвертый жители Стамбула, взявшись под руки, уходят.

П е р в ы й  и  В т о р о й  ж и т е л и. Будьте здоровы, добрые люди!

В т о р о й  ж и т е л ь. Почему заклинатель до сих пор не вернулся из дворца? То ли ключик его не подошел к дверям и ему отрубили голову, то ли он распахнул двери настежь и всех одолел! Должен ведь наконец запеть петух династии Османов!..

П е р в ы й  ж и т е л ь. Пусть возвестит он нам счастливое утро!

Сцена седьмая

Спальня Ибрахима. Полумрак. С у л т а н  И б р а х и м  лежит спиной к зрителям. Набрасывает на полуобнаженную  Т у р х а н-с у л т а н  покрывало, целует ее в лоб.

С у л т а н  И б р а х и м. Беги к моей матери! Поцелуй у нее руку!

Т у р х а н-с у л т а н. Прямо сейчас, мой господин?

С у л т а н  И б р а х и м. Конечно! Сейчас же!

Т у р х а н-с у л т а н. Не подождать ли утра, господин?

С у л т а н  И б р а х и м. Нельзя, такая новость… нельзя ждать!

Турхан-султан смотрит удивленно.

(Гладит ее лицо обеими руками.) Они возвели меня на престол, но ты, Турхан, сделала меня падишахом. Иди сейчас же. (Снова целует ее.)

Т у р х а н-с у л т а н. А что скажет ваша родительница, мой господин, если я в такой час приду целовать ее руку?

С у л т а н  И б р а х и м. Она осыплет тебя подарками! Сегодня ночью она не сомкнула глаз. Да разве только она? Тысячи людей в этом дворце прислушиваются сейчас к тому, что происходит здесь.

Турхан-султан выходит.

(Медленно поворачивается.) Тысячи факелов осветили мое существо.

Видны первые лучи зари, они словно исходят от тела султана Ибрахима. Он выходит вперед, к авансцене, рассвет разгорается все ярче.

Войска дня, вооруженные серебряными копьями, перевалили через крутые вершины далеких черных гор и водружают багряные знамена на крепостных башнях моей страны. (Помолчав.) Я, Ибрахим, вырос во мраке, моей кормилицей был страх. Ежеминутно я чувствовал на шее смазанную салом петлю палача. Когда меня вывели на свет и сказали: «Ты падишах!», я был чужд этому миру, как был чужд самому себе. Моей душой владело чувство бессилия, оно давило меня и жгло. Я не ощущал трона, на котором сидел. Не я был падишахом, а моя мать, мой дядька, мой силяхтар и даже ходжа-заклинатель. В особенности ходжа-заклинатель! Я вижу, как вереницы звезд бегут от солнца. Мир предо мной — это я, мир позади меня — это я, мир подо мной — это я, мир надо мной — это я! Я падишах Ибрахим! Пусть бьет ключом кипящая во мне жизнь! Пусть все узнают Ибрахима!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

Утро. Покои Ибрахима. Х ю м а  и  Д и л я ш у б  ставят в вазы цветы.

Д и л я ш у б. Надоела мне эта забава с цветами. Пришел бы уж скорей падишах, и мы бы ушли отсюда.

Х ю м а. Куда тебе спешить, придет в конце концов…

Д и л я ш у б. Не забывай про султаншу-мать.

Х ю м а. Ты права, Диляшуб. В ней много странного.

Д и л я ш у б. Много ли, мало ли, но все ее странности действуют в ее пользу. Как ты думаешь, зачем она прислала нас сюда?

Х ю м а (не понимая). Зачем?.. Чтобы мы расставили в покоях султана его любимые цветы.

Д и л я ш у б. Ну вот, мы это сделали. Почему же не уходим?

Х ю м а. Потому что…

Д и л я ш у б. Потому что так повелела султанша-мать. Она приказала нам не уходить, пока повелитель не увидит, как мы расставляем цветы. Так ведь, Хюма? А ради чего она нацепила нас на крючок? Ради того, чтобы падишах клюнул на ее приманку. Ловко отвлекая сына от дел, она все сильнее расправляет паруса своего собственного корабля.

Х ю м а. Все девушки гарема мечтают быть приманкой на таком крючке.

Д и л я ш у б. Как же об этом не мечтать, Хюма? Попадешься на глаза падишаху, приглянешься ему — он возьмет тебя на одну ночь. А через девять месяцев и десять дней, глядишь, и подаришь ему принца или султаншу-дочь. Тогда тебе уж не грозит опасность увянуть в гареме, все будут называть тебя любимой султаншей.

Х ю м а. Пока что здесь и речи не может быть о любимой султанше. Вообще не могу понять, что вас в этом привлекает. Вот быть единственной женой падишаха…

Д и л я ш у б. Высоко залетаешь, Хюма! Но ты права, твоя красота — как румяное яблочко на ветке.

Входит  Т у р х а н-с у л т а н. Хюма и Диляшуб замолкают.

Т у р х а н-с у л т а н. Что вам здесь нужно?

Д и л я ш у б. Мы расставляем цветы для повелителя.

Входит  г л а в н ы й  е в н у х.

Т у р х а н-с у л т а н (обращаясь к нему). Что им нужно в покоях нашего господина? Чтобы поставить несколько букетов, хватит и одного человека.

Г л а в н ы й  е в н у х (Хюме и Диляшуб). Кто вас прислал сюда? (Турхан.) Я ничего не знаю об этом, моя султанша.

Д и л я ш у б. Нас прислала сюда наша госпожа, султанша-мать.

Турхан-султан с ненавистью смотрит на Хюму, внезапно хватается за живот и пошатывается.

Г л а в н ы й  е в н у х (бросается к ней). Позвольте, моя султанша, я провожу вас в ваши покои. (Уводит Турхан.)

Д и л я ш у б (передразнивая главного евнуха). «Позвольте, моя султанша, я провожу вас в ваши покои». Турхан важничает, как будто она уже родила принца. Того и гляди, лопнет от ревности! С какой злостью она на тебя посмотрела, заметила?

Х ю м а. Почему только на меня? Она и на тебя рассердилась.

Д и л я ш у б. Из-за меня она не очень-то тревожится. Из-за других девушек в гареме тоже. Не считает нас равными себе. А ты ее приводишь в бешенство. Она понимает, что тобой падишах не пресытится за одну ночь. Рядом с тобой меркнут все огни. Повелитель идет, поправляй цветы, Хюма!

Входят  с у л т а н  И б р а х и м  и  с и л я х т а р  Ю с у ф.

С у л т а н  И б р а х и м. Ты любишь ходжу-заклинателя, Юсуф? Когда он рядом со мной, я чувствую, как от него в меня словно вливается какая-то тайная сила.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Все, что хорошо для моего господина, хорошо и для меня.

С у л т а н  И б р а х и м (замечая невольниц, смотрит на них с интересом). А Великий везир не любит его. Когда я назначил ходжу-заклинателя мюдеррисом^[49], паша разъярился так, что чуть до неба не взвился. Что поделаешь — должен же я был наградить моего ходжу по-царски! (Подходит к девушкам.) Как вас зовут?

Д и л я ш у б (с готовностью). Диляшуб, ваша невольница, мой господин.

С у л т а н  И б р а х и м (треплет ее по щеке, затем берет цветок из вазы Хюмы и нюхает). Я спросил, как вас зовут.

Х ю м а (серьезно). Я не поняла, которую из нас вы спросили, мой господин.

С у л т а н  И б р а х и м (пораженный ее красотой). Гмм… Ну хорошо, как зовут тебя?

Х ю м а. Хюма, мой господин.

С у л т а н  И б р а х и м (продолжая смотреть на девушек, подходит к Юсуфу). У нас есть время, Юсуф? (Не дожидаясь ответа, возвращается к девушкам, обнимает Хюму. Она стоит неподвижно. Он обнимает Диляшуб, та ведет себя игриво. Поворачивается к Юсуфу и вдруг спрашивает.) В котором часу нас ожидает Великий везир?

С и л я х т а р  Ю с у ф (смущенно). Скоро, мой господин…

С у л т а н  И б р а х и м (взрываясь гневом). Да поразит аллах этот зал приемов! Надоели мне долговязые послы, которые целуют землю и болтают на чужих языках!

С и л я х т а р  Ю с у ф. Но сегодня вы не должны идти в зал приемов, мой господин, Великий везир сам скоро придет сюда. Вы так приказывали, мой господин.

Ибрахим раздражен, отворачивается от девушек. Силяхтар Юсуф делает им знак выйти. Невольницы уходят.

С у л т а н  И б р а х и м. Юсуф, ты любишь Великого везира?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Он искусно управляет государством, мой господин. Он очень опытен, но не слишком образован.

Входит  К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н. Добрый день, мой державный сын! (Кивком головы приветствует Юсуфа.) Понравились ли моему льву сегодня цветы?

С у л т а н  И б р а х и м. Спасибо, родительница.

К ё с е м-с у л т а н. Красиво ли их расставили?

С у л т а н  И б р а х и м (сначала не понимает, затем глаза его загораются). Кто эта Хюма, матушка?

К ё с е м-с у л т а н (словно не зная, о чем речь, поправляет что-то на плече Ибрахима). Как небрежно тебя сегодня одели! (Помедлив.) У меня к тебе маленькая просьба.

С у л т а н  И б р а х и м (озабоченно). О чем, родительница?

К ё с е м-с у л т а н. Один из моих воспитанников, некто Мустафа-ага, оказал нам много услуг, особенно тебе…

С у л т а н  И б р а х и м. Какие же услуги он оказал мне, родительница?

К ё с е м-с у л т а н. Он принимал участие в твоем спасении от гнева твоего брата Мурада.

С у л т а н  И б р а х и м (раздраженно). Что я должен для него сделать?

К ё с е м-с у л т а н. Мой сын-повелитель, я думаю, если армию возглавит наш человек, мы сможем чувствовать себя спокойно. Верно, Юсуф-ага?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Армию должен возглавить человек с железной рукой, моя султанша. Я не знаю, сумеет ли Мустафа-ага подчинить себе янычар.

К ё с е м-с у л т а н (глядя на Ибрахима). Если падишах одобрит, отлично сумеет! Сила не в кулаке, а в сердце. У Мустафы-ага сердце льва!

С у л т а н  И б р а х и м (раздраженно). Ну, а что скажет Великий везир? Он лопнет, но не согласится на это!

К ё с е м-с у л т а н (гневно). Видно, ты разделил власть с этим человеком! Чего бы я ни попросила, ты мне в ответ тычешь его. Словно ты не падишах! Да что это такое! Скоро будешь ложиться и вставать по его приказу, с его позволения брать на свое ложе невольниц! Ты знаешь, о чем все шепчутся? О том, что Великий везир шлет мешками отборную муку и сахар в казармы янычар. Пусть, мол, ребята готовят себе халву. А начальникам янычар посылает кошельки, полные золота. Ты дождешься, что в один прекрасный день он будет важно сидеть на троне, а ты будешь почтительно стоять перед ним.

С у л т а н  И б р а х и м (резко). Да что ты, матушка! Разве не Великий везир спас и мой престол, и меня, и тебя, когда Насух-пашазаде шел с войсками на Стамбул?

К ё с е м-с у л т а н. Юсуф-ага, расскажи моему простосердечному сыну всю правду об этом деле.

С у л т а н  И б р а х и м. Что это значит, Юсуф?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Насух-пашазаде тогда будто бы заявил: «У меня счеты только с Великим везиром, а перед падишахом моя шея тоньше волоса». Короче говоря, Великий везир сначала приказал убить Насуха-пашазаде, а уж потом добился от вас указа о его казни.

С у л т а н  И б р а х и м. Великий везир носит мою печать — идти против него значит идти против меня. Но об указе я ничего не знал.

К ё с е м-с у л т а н. Мой сын-повелитель, не лучше ли тебе передать свою печать кому-нибудь другому? Тому, кто не станет использовать полномочия, данные тобой, против тебя. В более надежные, сильные руки.

С у л т а н  И б р а х и м (с тоской). Юсуф, ты знаешь такого?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Мой господин, не каждые руки в силах носить эту печать. Великий везир годами закалялся в государственных делах.

К ё с е м-с у л т а н. Послушай-ка, Юсуф-ага! А разве твои руки недостаточно сильны, чтобы носить эту печать?

С у л т а н  И б р а х и м (радостно). И верно, Юсуф! Как было бы славно.

С и л я х т а р  Ю с у ф. Простите, мой господин, пока здравствует Кара Мустафа-паша, я не считаю себя достойным занять его место.

К ё с е м-с у л т а н. А если он умрет?

Силяхтар Юсуф и султан Ибрахим вздрагивают.

Входит  В е л и к и й  в е з и р, целует полу одежды султана.

С у л т а н  И б р а х и м (во власти противоречивых чувств). Добро пожаловать, паша! Где ты задержался? Ну, что у нас сегодня? Опять прибыли чьи-нибудь послы?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Да, мой повелитель, прибыл посол нового московского царя Алексея. Он привез нашему падишаху ценные подарки.

С у л т а н  И б р а х и м (радостно). Вот как? Пусть отправят все в мою сокровищницу, я сегодня же посмотрю их. Ответ царю написан? (Смотрит на Кёсем.)

Та нахмурилась.

Вот мой ответ новому московскому царю. Пусть напишут: «Прежние московские цари своевременно посылали дань крымскому хану, и тебе также надлежит это делать». (Смотрит на Кёсем.)

Та улыбается.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Царь только что взошел на престол. Не следует ли поздравить его, поблагодарить за подарки?

С у л т а н  И б р а х и м (сконфуженно). Пусть писцы добавят и это!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Будет исполнено, мой повелитель. Еще есть прошение английского посла. Он просит разрешения английским кораблям заходить в наши порты и облегчить ему торговлю в нашей стране.

С у л т а н  И б р а х и м. Нет. Никому никаких привилегий! Ни англичанам, ни венецианцам… Наши порты — не караван-сараи на проезжей дороге! Хотя — постой! Мой ходжа-заклинатель говорил, что английские моряки привозят из индийских портов лучшую амбру. И еще. В нашем гареме сотни женщин: немки, француженки, итальянки, испанки, венгерки, арабки… Но нет ни одной английской девушки. Что же это за гарем, паша! Скажи этому послу…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (нахмурясь). Нельзя, мой падишах. Это противно обычаям, да и неблагоразумно. Такие поступки могут запятнать честь державы. Разве вам недостаточно для подобных дел ходжи-заклинателя, мой падишах? Кто я, ваш Великий везир или…

С у л т а н  И б р а х и м (кусая губы, поглядывает на Кёсем-султан). Ладно, ладно…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Еще, мой повелитель, нужно решить вопрос о казни нескольких разбойников.

С у л т а н  И б р а х и м (радостно). Пусть их казнят во дворце, я хочу поглядеть!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Это не в обычае, мой повелитель. Во дворце не казнят мелких разбойников, здесь должен быть кто-то более значительный. В Румелии…

С у л т а н  И б р а х и м (прерывая его). Такой, как Насух-пашазаде? Да?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. В Румелии поймали знаменитого разбойника по прозвищу Бычакчи-оглу. Его вот-вот доставят сюда. Как только он прибудет, мы торжественно казним его во дворце… В вашем присутствии.

С у л т а н  И б р а х и м (кричит). Я тебя спросил: «Такой, как Насух-пашазаде?»

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (мрачно). При чем здесь Насух-пашазаде, мой повелитель?

С у л т а н  И б р а х и м (с возрастающей злостью). Так, значит, мука и сахар для халвы, кошельки с золотом?!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (смотрит на Кёсем-султан, потом на Юсуфа). Мой падишах, я ничего не понимаю.

С у л т а н  И б р а х и м. Ты мне скажи, что это за штука такая, этот обычай, это благоразумие, о которых ты тут толкуешь? Все, чего бы я ни пожелал, противоречит им, оказывается невозможным! Падишаху полагается хутба^[50], отчеканенная монета. Сколько раз я спрашивал тебя: почему нет монеты с моим именем? Может быть, ты не считаешь меня падишахом?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Боже упаси, мой повелитель!

С у л т а н  И б р а х и м. А может быть, ты задумал чеканить монету со своим именем?

Кёсем-султан делает знак силяхтару Юсуфу, оба выходят.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (гневно, но почтительно). Мой падишах, такого унижения ваш раб не терпел даже от султана Мурада.

С у л т а н  И б р а х и м (сам себе). От султана Мурада…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (вынимает из-за пазухи султанскую печать, почтительно целует ее и протягивает Ибрахиму). Извольте взять свою печать, мой повелитель! Передайте ее тому из ваших рабов, кто более надежен, чем я, кому вы будете больше доверять.

С у л т а н  И б р а х и м (растерянно, дрожащим голосом). Нет, дядька, нет! Пусть она остается у тебя! Я не знаю раба более надежного, чем ты.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (смягчается). Мой державный повелитель, я ваш Великий везир, моя власть — это ваша власть. Чем больше вы мне доверяете, тем влиятельнее я становлюсь и тем полезнее я вам. Всеми силами я стараюсь сохранить величие вашей державы. И если нужно, чтобы ее сияющая звезда заблистала еще ярче, пусть угаснет не только один Мустафа-паша, а тысячи везиров. Мой повелитель, мы израсходовали много денег на флот. Венецианцы ведут себя неспокойно в Средиземном море. При первой возможности нужно задать им трепку. Денег в казне сильно поубавилось, одному мне известно, с каким трудом удается покрывать расходы на жалованье войску. Как только поступят налоги от бейлербеев^[51], я отчеканю вашу монету.

С у л т а н  И б р а х и м. Ладно, дядька. Пусть будет так, как считаешь нужным. Мы помирились?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Помилуйте, мой падишах! Разве нам нужно мириться? Может ли раб гневаться на своего господина?

С у л т а н  И б р а х и м. Ладно, дядька, ты свободен.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Не опоздать бы мне на заседание дивана, мой повелитель. (Целует полу одежды султана, выходит.)

Сцена вторая

Ночь. Покои во дворце Кара Мустафы-паши. В е л и к и й  в е з и р  входит, запирает дверь на засов, торжественно подходит к стоящему посредине трону, накрытому покрывалом. Приподняв покрывало, проводит рукой по трону. Затем с достоинством садится на него. Раздается голос внутреннего «я» паши, на лице Великого везира все его переживания.

Г о л о с. Мустафа-паша! Мустафа-паша! Великий везир султана Мурада, поставивший на колени иранскую армию… Кто установил этот глупый, этот слепой закон?! Можно оставить в наследство поле, деньги, но разве можно оставить в наследство государство? Нужна сила рук, ума и сердца, чтобы удержать эту красавицу, именуемую властью. Трон должен принадлежать тому, кто может править.

Паша сжимает обеими руками подлокотники трона.

Правда, султану Мураду власть досталась от отца, когда он был крохотным ребенком. Но едва подрос этот отчаянный удалец, как сразу отстранил от дел свою мать, Кёсем-султан, он завладел троном и стал полновластным владыкой империи. Для тебя было трудным, но приятным делом служить ему. Служить ему означало жить в полную меру своих сил. Ведь при великом господине и сам становишься великим. А этот, твой новый господин, так называемый падишах, — липовый властитель, насильно посаженный на трон. Как может он управлять огромной державой, когда не умеет управлять собой? Мустафа-паша, Мустафа-паша, главнокомандующий, чье присутствие в битве чувствовал каждый воин, человек, родившийся стоять у руля государства, ты достоин самых высоких стремлений своего сердца, ты достоин их, ты достоин!

Великий везир пугается, затыкает уши. Раздается стук в дверь.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (быстро встает, прикрывает трон покрывалом, задвигает в угол). Кто там? (Открывает дверь.)

Входит  с и л я х т а р  Ю с у ф.

(С беспокойством.) Это вы, Юсуф-ага! Что случилось? В такой час…

С и л я х т а р  Ю с у ф (тяжело дыша). Бейлербей Румелии Фаик-паша в опасности!

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Как это — в опасности?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Падишах по наущению ходжи-заклинателя приказал заковать Фаика-пашу в цепи, тайно доставить из Софии и здесь подверг его допросу с глазу на глаз.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Не может быть! Заковать в цепи старого бейлербея, не известив меня, подвергнуть его допросу? Дело бейлербея должен был рассмотреть диван, он должен был принять решение, а затем сообщить падишаху. В чем же провинился бедняга?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Фаик-паша будто бы жестоко действовал в Румелии. Он вешал воров и разбойников на месте поимки, а уж потом получал смертные приговоры от софийского кадия^[52].

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. А что, Фаик-паша должен был раздавать ворам и разбойникам подарки? Конечно, он их немедленно вздергивал на виселицу! Кто пожаловался на бейлербея?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Софийский кадий, ставленник ходжи-заклинателя…

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Ах вот как, ставленник ходжи-заклинателя…

С и л я х т а р  Ю с у ф. Нужно что-то делать! Фаик-паша — один из немногих разумных людей, которых становится у нас в государстве все меньше; нужно любой ценой спасти его. Одна за другой рушатся опоры державы, ее огромное здание уже содрогается, нужно что-то делать, паша! Может быть, подставить свои плечи, чтобы помешать обвалу?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (сдерживая себя). Спасибо, Юсуф-ага. Я нахожу, что из окружения падишаха вы один принимаете близко к сердцу дела государства. Завтра утром я поговорю с падишахом. Да, нужно что-то делать, даже ценою собственной жизни!

Силяхтар Юсуф, поклонившись, уходит.

Сцена третья

Утро. Покои Ибрахима. С у л т а н  И б р а х и м  в беспокойстве расхаживает по комнате. Входит  х о д ж а-з а к л и н а т е л ь.

С у л т а н  И б р а х и м. Чем это ты надушился, ходжа? Это не амбра! Герань, что ли?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Наш господин теперь безошибочно распознает запахи…

С у л т а н  И б р а х и м. Почему прекрасные запахи так действуют на меня, ходжа?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Запахи все равно что женщины, мой повелитель. Если вы все время чувствуете один и тот же запах, вы привыкаете к нему и в конце концов перестаете его ощущать. Так и с женщинами.

С у л т а н  И б р а х и м. Это верно, ходжа! После путешествия в замок царицы пери я стал украшать свои ночи только белокурыми женщинами. В конце концов они стали для меня как зимнее солнце: светят, но не греют. Я принялся за темноволосых и поначалу нашел в них пленяющую сердце сладость летних вечеров; но в итоге — дыму много, а ни огня, ни углей.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Надо чередовать их, мой господин. Новые женщины — это новые наслаждения, а новые наслаждения разнообразят жизнь.

С у л т а н  И б р а х и м (задумчиво). Новые наслаждения разнообразят жизнь… Мой дядька величествен, как горная вершина, скажи, ходжа, как добраться до нее?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой господин, эта вершина может превратиться в равнину по одному вашему слову! Не использовать ли вам тут случай с Фаиком-пашой, мой повелитель?.. Вы убедились, что Фаик-паша виновен. Если помните, софийский кадий сказал, что ему лично паша не причинил зла, однако он не мог мириться с тем, что Фаик-паша притеснял народ, потому и явился с жалобой. Виновность паши ясна как день — вряд ли софийский кадий лжет!

С у л т а н  И б р а х и м (раздраженно). Ну, а при чем здесь Великий везир?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Удар, обрушенный на Фаика-пашу, поубавит важности и Великому везиру.

С у л т а н  И б р а х и м (размышляет и вдруг кричит). Начальник стражи!

Входит  н а ч а л ь н и к  с т р а ж и.

Казнить Фаика-пашу!

Начальник стражи, склонив голову, выходит. Султан Ибрахим в волнении расхаживает взад и вперед. Величаво входит  К а р а  М у с т а ф а-п а ш а, целует полу его одежды.

(Возбужденно.) Добро пожаловать, дядька! Каким ветром занесло тебя сюда в такой ранний час? Важные государственные дела, которые не терпят промедления?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (с трудом сдерживая гнев). Что происходит, мой падишах?

С у л т а н  И б р а х и м (притворяясь, что не понимает). А что происходит, дядька?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (с прорывающимся гневом). Как можно зарезать старого бейлербея, словно барана, не разобравшись хорошенько в его деле, без доказательства его вины? Разве я напрасно ношу вашу печать? Все бейлербеи отвечают передо мной, а я отвечаю за них перед вами! Как же можно казнить пашу, не посоветовавшись с Великим везиром?

С у л т а н  И б р а х и м (слабо упираясь). А я… Разве я не падишах и не могу делать что хочу?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Быть падишахом — это прежде всего значит быть справедливым, мой повелитель, охранять права каждого. Власть и беззаконие не могут долго шествовать рука об руку, иначе власть неминуемо приходит к гибели. На основании каких документальных свидетельств вы казнили Фаика-пашу?

С у л т а н  И б р а х и м. Знать не хочу никаких свидетельств! Казнил, и все тут.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. В таком случае, мой повелитель, упраздните все государственное устройство! Пусть не будет ни дивана, ни Великого везира! И зачем нашей стране суды, если вы чините суд над людьми, как вам взбредет на ум! Правда, с помощью ходжи-заклинателя!..

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (Великому везиру). На Фаика-пашу подал жалобу софийский кадий, мой господин. Он проделал немалый путь, пока добрался сюда.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. На кого же этот кадий оставил дела правосудия в такой огромной провинции? С чьего разрешения он сюда прибыл?

Ходжа-заклинатель в замешательстве.

(Достает из-за пазухи печать.) Простите, мой падишах, я не могу служить тирании.

С у л т а н  И б р а х и м (растерянно, показывая на печать). Нет, дядька, нет, храни ее у себя.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (спокойно, но с горечью). Жаль Фаика-пашу, очень жаль. Мой падишах, ничто не может существовать без правосудия. Даже ничтожно малая несправедливость нарушает гармонию в стране и потрясает престол бога.

С у л т а н  И б р а х и м (виновато, робко). Но ты не отказываешься от моей печати, дядька, правда? Она по-прежнему останется у тебя?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Останется, пока вы находите это нужным.

С у л т а н  И б р а х и м. Значит, мы помирились. Ступай теперь, дядька! В душе у меня снова глубокая тоска…

Великий везир, поцеловав полу его одежды, уходит. Султан Ибрахим задумчиво прохаживается. Раздается звук барабана. Султан Ибрахим и ходжа-заклинатель в недоумении. Входит  К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н (радостно). На свет пожаловал еще один представитель дома Османов.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах, поздравляю вас! Вы сделали шаг к бессмертию. Будьте счастливы!

К ё с е м-с у л т а н. У вас родился сын! Сын повелителя!

С у л т а н  И б р а х и м (на мгновение замирает, не в силах скрыть ликование). Ай да Турхан! Мой сын! Мое бессмертие! (Целует ходжу-заклинателя в щеку, выбегает.)

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Поздравляю вас, моя султанша! Да будет это к счастью.

К ё с е м-с у л т а н. Да будет над тобою свет, ходжа! Благодаря тебе мы узнали, что такое радость. Пойду приготовлю колыбель для моего принца. (Едва сдерживая радость, про себя.) Благодарю создателя, мой долгожданный принц родился! Наконец, Кёсем, крутые и темные пути к твоему счастью озарились светом. Взошло солнце, которое будет освещать твои дни! Родился, родился мой принц! (Выходит.)

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (один). До сих пор все шло хорошо, ходжа. Наконец ты постиг, что не такой уж ты ничтожный. Старайся и дальше действовать смелее. Только бы убрался с твоей дороги Великий везир, чтоб его скрутило!..

Возвращается  с у л т а н  И б р а х и м.

С у л т а н  И б р а х и м (переполнен радостью). Красавец, львенок! Я чувствую себя так, словно воевал в дальних странах, был побежден и разгромлен в битве, но на помощь мне подоспели новые силы из родного края! Молодчина Турхан! Однако один цветок — это еще не сад. Я хочу, чтобы во всех покоях моего дворца смеялись дети, пусть в его стенах разносится эхо от скрипа колыбелей. Я хотел бы противопоставить своей смерти целую армию детей. Ходжа…

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах?

С у л т а н  И б р а х и м (решившись). Если я сейчас прикажу казнить моего дядьку, Великого везира, мои рабы не будут на меня в обиде?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах, они будут только молиться о вашем здравии, если вы избавите страну от человека, оставшегося со времен кошмара султана Мурада.

Входит  с и л я х т а р  Ю с у ф.

С у л т а н  И б р а х и м. Юсуф, скорее позови ко мне Великого везира!

С и л я х т а р  Ю с у ф (в недоумении смотрит на Ибрахима, потом на ходжу-заклинателя). Прямо сейчас, мой господин? Сейчас Великий везир на заседании дивана. Прервать заседание? Что-нибудь случилось?

С у л т а н  И б р а х и м (с гордостью). У меня родился сын! Ты разве еще не знаешь?

С и л я х т а р  Ю с у ф. Поздравляю, мой господин! Я уже слышал и пришел сюда, чтобы поздравить моего повелителя.

С у л т а н  И б р а х и м. Скорее позови ко мне Великого везира!

С и л я х т а р  Ю с у ф (с тревогой). Будет исполнено, мой господин.

С у л т а н  И б р а х и м (про себя). Значит, паша, даже от султана Мурада ты не терпел такого унижения? Даже от султана Мурада?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Говорят, Великий везир все время подстрекает янычар выступить против дворца.

С у л т а н  И б р а х и м (в сильном гневе). Кто тебе об этом сказал, ходжа?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Один янычар. Он сказал мне: «Ты человек близкий к падишаху, так знай, что у Великого везира дурные замыслы, он сеет смуту в войске, распространяет слух, что, мол, государство досталось сумасшедшему…»

Торопливо входит  К а р а  М у с т а ф а-п а ш а.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Вы звали меня, мой повелитель? (Припадает к ногам Ибрахима, хочет поцеловать.)

С у л т а н  И б р а х и м (отстраняет его и поворачивается спиной). Да, я звал тебя, паша.

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а. Что прикажете, мой падишах?

С у л т а н  И б р а х и м. Вчера вечером вода в бане была недостаточно горячей. Почему смотрительнице гарема не выдают дров, как я приказал?

К а р а  М у с т а ф а-п а ш а (возмущенно). И ради этого вы меня позвали, мой повелитель? Ради этого прервали заседание дивана? Неслыханная в Османовом роду вещь! Что это за порядки, мой падишах?

С у л т а н  И б р а х и м (поворачиваясь к нему). Это порядки султана Ибрахима. Мою печать, паша!

Кара Мустафа-паша достает из-за пазухи печать, целует ее, медленно и неуверенно протягивает султану Ибрахиму.

(Снова повернувшись спиной, кричит.) Начальник стражи!

В дверях появляется начальник дворцовой стражи, почти столь же величественный, как и Великий везир. Кланяется султану.

Взять!

Начальник дворцовой стражи берет печать.

Не только печать!

Воцаряется мертвая тишина.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (Кара Мустафе-паше). Идемте, ваша милость…

Начальник стражи и Кара Мустафа-паша уходят. Султан Ибрахим, стараясь преодолеть раскаяние, вызванное жестокостью этого решения, в нервном напряжении шагает взад и вперед. Ходжа-заклинатель тихонько выходит. С выражением глубокой печали на лице входит  с и л я х т а р  Ю с у ф.

С и л я х т а р  Ю с у ф (припадает к ногам Ибрахима). Мой господин, помилуйте вашего раба Мустафу-пашу. Ведь он опора вашего государства, его жизнь — это ваша жизнь, пощадите его. Начальник стражи вот-вот передаст его палачу Кара Али. Не допустите этого, мой господин, не дайте угаснуть этому светлому уму!

С у л т а н  И б р а х и м (не скрывая своей досады). Нельзя, Юсуф! Ты бы знал, каких усилий стоило мне это решение. Я не переменю его. Я должен уверовать сам в себя. Молчи, не говори мне больше ничего… Когда, вступая на престол, я увидел его, мне стало страшно. Как он разговаривал со мной, Юсуф! Из его уст вырывались гордые слова победителя. Он держался так же величественно, как мой брат султан Мурад, да будет ему прибежищем рай! Рядом с ним я всегда чувствовал себя так, будто снова нахожусь в своей темной келье. (Задумчиво, про себя.) О эти темные птицы тоски, застилающие небо… (Внезапно, громко.) Нет, я больше не хочу, чтобы они закрывали от меня небо! Это птицы моей темной кельи, каждую из них я вскормил своей кровью, лучшей частью своего сердца! Мне чуждо все, Юсуф, мне холодно, я застываю. Я должен бросить сердце в огонь, чтобы согреться. Вот какую жизнь сулили мне звезды — моя душа все время колеблется между гулом жизни и тишиной небытия. (Отвернувшись, медленно отходит.)

Силяхтар Юсуф уходит в печали и замешательстве.

Вот несется ветер безумия, родившийся в открытом море. Я должен быть сильнее, чем он. Если он — буря, я должен стать ураганом. Я должен заставить свою жизнь бить ключом, чтобы не увял хрупкий цветок моего сознания.

Сцена четвертая

Ночь. На сцене  ж и т е л и  С т а м б у л а.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Когда дела идут таким манером, можно и призадуматься. Неужели Кёсем за долгую свою жизнь не постигла этого?

В т о р о й  ж и т е л ь. Один за другим родились принцы, которых она так ждала, — женщин в гареме не одна, не пять, а сотни. Великим везиром стал угодный ей человек, его легко обуздать. Да разве может быть Мехмед-паша Великим везиром?

П е р в ы й  ж и т е л ь. Да… После Мустафы-паши Лучника!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Ходжа-заклинатель свалил его хитростью.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Устроился во дворце Османов — и не думает оттуда убираться! Раздает за деньги должности кадиев и губернаторов направо и налево! Взяточничество обрядилось в официальные одежды.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Интересно, под каким созвездием родился этот проклятый ходжа-заклинатель?

В т о р о й  ж и т е л ь. Не иначе как под созвездием султана Ибрахима!

В одежде шута входит  с у л т а н  И б р а х и м.

С у л т а н  И б р а х и м (зрителям). Только я знаю истину: всеведущий бог, он один видит мое безумие во всем его царственном великолепии. Побродим-ка теперь среди народа и попробуем посмотреть на себя его глазами. (Подходит к жителям Стамбула.) Селям алейкум, добрые люди!

В с е  ж и т е л и. Алейкум селям, шут!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Эх, Кара Мустафа-паша, Кара Мустафа-паша!.. Нет твоей железной руки, только ты способен был справиться с этой смутой. И как мог султан не оценить такого человека?! Сгубил его ни за что ни про что!.. Сам срубил сук, на котором сидел.

С у л т а н  И б р а х и м. Султан прервал заседание дивана и вызвал к себе Великого везира. (Представляет падишаха.) Вчера вечером вода в бане была недостаточно горячей. Почему смотрительнице гарема не выдают дров, как я приказал?.. (Представляет Великого везира.) И ради этого вы меня позвали, мой повелитель? Ради этого прервали заседание дивана? Неслыханная в Османовом роду вещь! Что это за порядки, мой падишах?

П е р в ы й  и  в т о р о й  ж и т е л и. Браво, Мустафа-паша!

С у л т а н  И б р а х и м (смеется). Браво, браво!

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Перестаньте, ради бога! Еще услышат ищейки падишаха!

С у л т а н  И б р а х и м. Ну и что ж, друзья, услышат так услышат! (Снова представляет падишаха.) Это порядки султана Ибрахима! Мою печать, паша!

В т о р о й  ж и т е л ь. Ай-ай-ай! Что же ты делаешь, султан Ибрахим!

С у л т а н  И б р а х и м (изображая падишаха). Начальник стражи!

П е р в ы й  и  в т о р о й  ж и т е л и (взволнованно). Черт возьми!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Милые мои, если говорить правду, Кара Мустафа-паша зашел слишком далеко. Что бы там ни было, а Великому падишаху не указывают на порядки.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Да уж конечно, добрые люди! Падишах-то один, а всему господин.

С у л т а н  И б р а х и м (не соглашаясь). Падишах — это всего лишь падишах. Что он, бог, что ли, этот султан Ибрахим? Я думаю, и для него должны быть границы.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Ладно, пусть падишах остается падишахом, а раб — рабом, но легкое ли дело быть рабом безумного падишаха!

В т о р о й  ж и т е л ь. Он превратил в посмешище своего другого Великого везира. Знаете, что он сказал Мехмеду-паше?..

С у л т а н  И б р а х и м (представляет падишаха). Послушай, дядька, мои предки веками посылали золото и драгоценности в Мекку и Медину^[53]. Я хочу, чтобы все это вернулось в мою казну. Блеск султана Ибрахима должен стать еще великолепней!

Т р е т и й  и  ч е т в е р т ы й  ж и т е л и (в изумлении). Видали?! Ну и ну!

С у л т а н  И б р а х и м (представляет Мехмеда-пашу). Будет исполнено, мой державный повелитель! (Снова изображает падишаха.) Мой дядька Мустафа-паша часто противоречил мне. То одно, то другое дело оказывалось или неблагоразумным, или не соответствующим обычаю. От тебя ничего подобного не услышишь. Почему, паша? (Представляет Великого везира.) Вы — халиф, вы тень бога на земле, вы не можете ошибиться! Ваши деяния, даже те, что кажутся неразумными, отмечены печатью глубокого смысла, и нам, вашим рабам, надлежит понять его.

П е р в ы й  и  в т о р о й  ж и т е л и. Вот подхалим, собака!

С у л т а н  И б р а х и м (представляет падишаха). Проваливай с моих глаз, безмозглый болван! Ну-ка отыщи в этом печать глубокого смысла!

В с е  ж и т е л и. Браво, султан Ибрахим! Браво, Ибрахим Безумный!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Говорят, он хотел завоевать Крит, задумал вытеснить венецианцев из Средиземного моря. Такой победы не было даже у султана Мурада, это помогло бы ему утвердиться.

В т о р о й  ж и т е л ь. Говорят, сначала повелитель собирался сам отправиться на Крит. Увы, поле битвы — не гарем. Он послал завоевать Крит силяхтара Юсуфа-пашу, а сам предался удовольствиям.

С у л т а н  И б р а х и м. Пожелав счастливого пути Юсуфу-паше, он зовет главного евнуха. (Представляет падишаха.) Мы снова чувствуем себя печальным. Армия гарема не должна отставать от армии Юсуфа-паши. Ударим по могучим фронтам новых наслаждений, заполним душевную нашу пустоту! (Представляет главного евнуха.) Повеление моего господина свято, вся армия гарема будет готова к действиям в эту ночь!

Все смеются.

Друзья, может быть, весь мир сошел с ума? Что значат эти безумные поступки падишаха?

П е р в ы й  ж и т е л ь. Не нам с тобой судить, великий насмешник! Миру не впервой сталкиваться с сумасшедшими властителями, а ты уж лучше посмеши нас, подражая им!

С у л т а н  И б р а х и м (с саркастическим смехом). Я вам говорю: настает конец света, а вы смеетесь, словно это новая шутовская выходка!

В т о р о й  ж и т е л ь. Говорят, один знаменитый мудрец сказал: «Если становится невмоготу, оденьтесь в броню шутки — только так можно участвовать в битве жизни».

С у л т а н  И б р а х и м (в зал). Так будем шуметь, греметь, шутить и петь!

Светает, слышится музыка.

В с е  ж и т е л и (по знаку Ибрахима).

С у л т а н  И б р а х и м (хватая за руку первого жителя).

(Жестом приглашает остальных присоединиться.)

В с е  ж и т е л и (становятся в круг и начинают приплясывать).

С у л т а н  И б р а х и м.

В с е  ж и т е л и.

С у л т а н  И б р а х и м.

В с е  ж и т е л и.

С у л т а н  И б р а х и м.

В с е  ж и т е л и.

С у л т а н  И б р а х и м.

В с е  ж и т е л и.

С у л т а н  И б р а х и м.

В с е  ж и т е л и.

Сцена пятая

Покои султана Ибрахима. Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь ожидает падишаха. Входит  с у л т а н  И б р а х и м.

С у л т а н  И б р а х и м. Ходжа, а не перестарался ли ты в своих заклинаниях? Мою душу жжет раскаленный вихрь желания. Оно выросло так внезапно, никак не могу его утолить. Я словно привязан к хвосту мчащегося во весь опор коня. Может быть, ты прочтешь другое заклинание, чтобы обуздать его?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Страсть соперничает со смертью, мой повелитель, ибо жить — это значит непрестанно мчаться наперегонки со смертью. Обуздать желание — все равно что отказаться от этой гонки.

С у л т а н  И б р а х и м. Я не хочу от него отказываться, я хочу лишь немного остановиться, передохнуть, понять, что происходит.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. А если передышка превратится в полную остановку?

С у л т а н  И б р а х и м. Да, конечно…

Входит  М е х м е д-п а ш а, в каждой руке по собольей шубе. Его сопровождают  д в е  н е в о л ь н и ц ы, их лица закрыты покрывалами.

(Стремительно подходит к девушкам.) Откуда они прибыли, паша?

М е х м е д-п а ш а. Поглядите сами, мой повелитель. Стоит дотронуться до их кожи, как вы сразу поймете, откуда они.

С у л т а н  И б р а х и м (приподнимает покрывало и гладит лица девушек). Я не знаю такой кожи… Неужели?..

Мехмед-паша утвердительно кивает, улыбается.

Браво, Мехмед-паша! Ты сослужил мне большую службу. Мой прежний Великий везир так и не дал мне познакомиться с англичанками.

М е х м е д-п а ш а. Мой повелитель, ваш раб Мустафа — испытанный воин. Может быть, поставить его во главе корпуса янычар?

С у л т а н  И б р а х и м (увлечен девушками, не слушает его). Как хочешь, дядька… Делай как знаешь.

М е х м е д-п а ш а (протягивая шубы). Вот бесценные русские соболя, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м (берет шубы). Этот мех напоминает женскую кожу. Молодец, паша, молодец! Вот это служба так служба! (Укутывает девушек в меха.) А теперь передай их главному евнуху. Скажи, чтобы он присоединил их к армии гарема, оказав все знаки почтения. Пусть включит их в число тех, кто назначен на эту ночь — сегодня мы с ними отправимся в великий поход… Как дела государства, уважаемый паша?

М е х м е д-п а ш а. Все в порядке, мой падишах! Ваша царственная душа может не тревожиться. Этот груз я несу сам.

С у л т а н  И б р а х и м. Очень хорошо! Так передай, что сегодня ночью гарем должен быть наготове.

Мехмед-паша целует полу его одежды и выходит, уводя девушек.

Сцена шестая

Покои  К ё с е м-с у л т а н. Вместе с ней Великий везир  М е х м е д-п а ш а.

К ё с е м-с у л т а н. Вы ловко это устроили. Добившись назначения нашего Мустафы начальником корпуса янычар, вы оказали мне большую услугу.

М е х м е д-п а ш а. Моя султанша, для вашего раба Мехмеда служба вам — превыше всего.

К ё с е м-с у л т а н. Благодарю, эфенди. Повелитель даровал вам то, в чем мне отказал. С тех пор как он казнил своего прежнего Великого везира, он отказывает мне в любой просьбе. Так, значит, все свершилось благодаря двум невольницам и собольим шубам?..

М е х м е д-п а ш а. Да, моя султанша. Как только падишах прикоснулся к этим мягким вещицам, он и сам смягчился. И когда я спросил его, не назначить ли нам Мустафу начальником янычар, он даже не интересовался, о ком идет речь, и сразу согласился. Я безмерно счастлив и рад, моя султанша, что осуществил ваше желание.

К ё с е м-с у л т а н. В тот день, когда повелитель казнил прежнего Великого везира, он не знал, кому передать свою печать. Мы тотчас же подумали о вас и посоветовали ему.

М е х м е д-п а ш а. Я не забыл о том дне, моя султанша… Не забыл о том, кто моя истинная госпожа.

К ё с е м-с у л т а н (гордо). Знайте, паша, что мы весьма довольны вами. Если вы будете столь же усердны и далее, вы станете для нас еще более ценны. Но мы хотим чем-нибудь отплатить вам за вашу последнюю услугу. Бывший силяхтар падишаха и его любимец Юсуф-паша вот-вот вернется с Крита победителем, он завоевал крепость Ханья.

М е х м е д-п а ш а. Падишах его очень любит.

К ё с е м-с у л т а н. Юсуф — единственный человек, которому он полностью доверяет. И кроме того, он его любит. Такое доверие повелителя к Юсуфу опасно для вас, паша!

М е х м е д-п а ш а. Вы помогли мне поймать мою птицу счастья. Не подскажете ли, моя султанша, как ее удержать?

К ё с е м-с у л т а н. Юсуф-паша взял крепость без ограбления, так как она капитулировала. Значит, он возвращается в Стамбул с пустыми руками. А падишах любит не только раздавать богатые подарки, но и получать их. (Протягивает Великому везиру руку для поцелуя.)

М е х м е д-п а ш а (становясь на колени, целует ей руку). Позвольте вашему рабу Мехмеду всегда быть у вашего порога. Не отказывайте мне в этом, моя державная султанша!

Кёсем-султан кивает и улыбается. Мехмед-паша уходит.

К ё с е м-с у л т а н. Моими ли молитвами или с помощью Великого везира, но во главе корпуса янычар стал мой человек. И принц, который в будущем взойдет на престол, в моих руках. Правда, у кормила устроился этот проклятый ходжа-заклинатель… Да, пока народ и армия не восстали и не прикончили султанскую династию, нужно найти удобный способ, чтобы низложить Ибрахима. Иначе его внезапное падение может стать гибельным для всех нас. Принц еще мал, его мать тоже пока еще ребенок — сейчас они не будут высовываться из-под моего крылышка.

Входит  Т у р х а н-с у л т а н.

Входи, дочь моя, входи. Как наш принц, здоров?

Т у р х а н-с у л т а н. Здоров, моя султанша, все хорошо, слава богу! Если бы он не был здоров, что было бы со мной?

К ё с е м-с у л т а н. Что с тобой, Турхан? Кто тебя огорчил?

Т у р х а н-с у л т а н. Кто же еще, как не отец моего сына, султанша? Он не проявляет ко мне никакого интереса.

К ё с е м-с у л т а н. Та первая ночь, Турхан, — то был праздник, который остался позади. Теперь ты одна из жен падишаха. Другими женами повелитель ведь тоже не интересуется: ни Мамуаззез, ни Диляшуб. А они тоже родили ему сыновей и дочерей.

Т у р х а н-с у л т а н. Это верно. Все его мысли заняты теперь одной Хюмашах!

К ё с е м-с у л т а н. Эта девушка оказалась настоящим дьяволом! Ведь она ни одной ночи еще не провела с повелителем.

Т у р х а н-с у л т а н. Она не хочет, моя султанша, а падишах ее не принуждает. Хюма сумела соблюсти себя и этим приобрела в глазах падишаха особую цену. Ваш сын идет навстречу малейшему ее желанию.

К ё с е м-с у л т а н. Не печалься, дочь моя. Ты мать старшего принца, твое положение прочно.

Т у р х а н-с у л т а н. Но меня тревожит еще и странное поведение падишаха — как-никак он мой муж, отец моего сына. А эти его забавы с шутом!

К ё с е м-с у л т а н. С шутом?

Т у р х а н-с у л т а н. Да. Шут входит в покои повелителя, как к себе домой. Падишах говорит ему: «Ты мой учитель, великий насмешник! Ты для меня значишь больше, чем Великий везир». Он переодевается в платье шута и по ночам выходит из дворца на улицу города. Я боюсь, как бы с ним чего-нибудь не случилось. (Собирается уходить.)

К ё с е м-с у л т а н. Не тревожься. Перед тем как лечь, проведай еще раз нашего принца, дочка!

Т у р х а н-с у л т а н. Будет исполнено, моя султанша. Да не разлучит меня бог с моим Мехмедом. (Выходит.)

К ё с е м-с у л т а н (про себя). Хюма, оказывается, не простая невольница, она находит в себе силы, чтобы сберечь себя. Надо с ней быть начеку. Интересно, почему Ибрахим не берет ее к себе на ложе? Что мешает ему в одну из своих бурных ночей крикнуть, чтобы привели Хюмашах?.. Может быть, это какая-то его новая фантазия? Хюма — не простушка, видно, она что-то замыслила. И старается завлечь падишаха в свои сети…

Сцена седьмая

Покои падишаха. С у л т а н  И б р а х и м  и  Х ю м а ш а х  сидят на софе. Он не отрываясь смотрит на девушку, она глядит в сторону. Султан Ибрахим протягивает к ней руку, желая коснуться ее, но Хюмашах сохраняет полное равнодушие. Он со вздохом убирает руку. Хюмашах нюхает розу, затем подносит ее к лицу падишаха, тот жадно вдыхает запах цветка и тянется обнять Хюмашах. Она отстраняется и целует цветок. Султан Ибрахим хочет поцеловать Хюмашах, но девушка кокетливо отклоняет голову назад и подсовывает ему розу, тот растерянно целует цветок.

С у л т а н  И б р а х и м. Ты так далеко от меня, а я стремлюсь только к тебе.

Х ю м а ш а х. Я и хочу, чтобы вы стремились только ко мне.

С у л т а н  И б р а х и м. Тогда почему ты не признаешь прав за моей любовью? Почему не разрешаешь мне любить тебя?

Х ю м а ш а х (отклоняет голову). Могу ли я быть уверенной в постоянной любви моего господина?

С у л т а н  И б р а х и м. Что же мешает тебе этому верить, моя Хюмашах?

Х ю м а ш а х. Я не хочу огорчать моего господина… (Быстро целует Ибрахима.)

С у л т а н  И б р а х и м. Моя Хюмашах, кто не считает тебя султаншей, тот враг мне!

Х ю м а ш а х. Мой господин, я пока еще не султанша, я не родила вам детей.

С у л т а н  И б р а х и м. Ты сама не хотела, Хюмашах. Скажи, что тебя тревожит?

Х ю м а ш а х. Ваши сестры не считают меня за человека. Когда они встречают меня в гареме, они всегда смеются надо мной, издеваются надо мной перед всеми невольницами, посылают меня с самыми низменными поручениями.

С у л т а н  И б р а х и м (вспылив). Эй кто-нибудь, сюда!

Г л а в н ы й  е в н у х (входя). Что прикажете, наш господин?

С у л т а н  И б р а х и м (раздраженно). Позови сюда моих сестер! (Показывая на Хюмашах.) Я заставлю их прислуживать моей единственной султанше!

В дверях появляется  К ё с е м-с у л т а н.

Х ю м а ш а х (просительно). Мой господин, будьте милостивы, простите на этот раз ваших сестер. Ваша родительница…

С у л т а н  И б р а х и м (раздраженно). Ну и что — моя родительница, Хюмашах?

Х ю м а ш а х (нерешительно). Ваша родительница, мой господин…

С у л т а н  И б р а х и м. Да что это такое, падишах я или нет?!

К ё с е м-с у л т а н (в ярости). Ты падишах, мой сын! Да, ты падишах! Вот только ведешь ты себя не как падишах! (Презрительно смотрит на Хюмашах.) Так что ты тут наговаривала падишаху, моему сыну, девка?

Хюмашах гордо молчит, смотрит на султана Ибрахима. У того дрожат руки, он с трудом сдерживается.

Тебя спрашиваю, коварная змея, отвечай!

С у л т а н  И б р а х и м. Я заставлю сестер прислуживать моей султанше. Пусть узнают, каково издеваться над ней!

К ё с е м-с у л т а н. Ну и что с того, что они над ней насмехались? Они дочери падишаха, а она — рабыня, купленная на невольничьем рынке! Интересно, сколько детей она тебе родила, что стала твоей любимой женой? Ты забываешь обычаи рода Османов, мой сын!

С у л т а н  И б р а х и м. Обычаи, порядки! Кто их устанавливал? Предки? Почему я должен жить по законам мертвецов? Разве я не могу делать что хочу?!

К ё с е м-с у л т а н. Можешь делать что хочешь, но только сообразуясь с этими законами.

С у л т а н  И б р а х и м. Сообразуясь с законами, установленными мною! Привести сюда сестер, пусть прислуживают моей любимой жене!

Х ю м а ш а х (печально, осторожно). Мой господин…

К ё с е м-с у л т а н. Пока я жива, твои сестры не станут служить рабыне без роду и племени! Соберись с разумом, мой сын!

С у л т а н  И б р а х и м. Вы говорите с царствующим падишахом, родительница, не забывайте об этом!

К ё с е м-с у л т а н. Царствующий падишах — мой родной сын, вы тоже не забывайте об этом, мой падишах!

С у л т а н  И б р а х и м (поворачиваясь к ней спиной). Прикажите собрать ваши вещи, родительница. Вы переезжаете в летний дворец Искендера Челеби. Ваше присутствие в Топкапы стало слишком тяготить нас.

К ё с е м-с у л т а н (смущенно, но сохраняя достоинство). Я столько месяцев носила тебя во чреве, и это меня не тяготило. Когда твой брат хотел отдать тебя палачу, я преградила дорогу его ненависти, и это меня не тяготило. Когда ты упирался изо всех сил, не желая занять престол, я насильно сделала тебя падишахом, и это меня не тяготило. Так вот как ты решил отплатить мне за все, Ибрахим?

С у л т а н  И б р а х и м. Мать не дает взаймы своему ребенку, родительница. Если она мать, то она просто дает. У вас же выходит, что вы все давали мне в долг, а теперь требуете довольно высокие проценты. Наше решение твердо, родительница, извольте немедленно приготовиться к отъезду.

К ё с е м-с у л т а н. Ну что ж, счастливо оставаться, Ибрахим! Кусаться ты выучился, вот уже и матери показываешь свои зубы. Конечно, твое солнце сейчас в зените, своим блеском оно слепит глаза, но помни, зенит — это начало заката. (С ненавистью смотрит на Ибрахима, на Хюмашах. Выходит.)

Х ю м а ш а х. Мой господин, не думаете ли вы, что пребывание вашей матери вдали от вас более опасно, чем на ваших глазах?

Входят  М е х м е д-п а ш а  и  Ю с у ф-п а ш а. Хюмашах удаляется.

С у л т а н  И б р а х и м (поднимает припавшего к его ногам Юсуфа-пашу). Добро пожаловать, Юсуф, мы так соскучились по тебе.

Ю с у ф-п а ш а. Мой повелитель, от радости я не нахожу слов.

С у л т а н  И б р а х и м. Я говорю «добро пожаловать» завоевателю крепости Ханья! Поздравляю тебя с успешными битвами, с победой!

М е х м е д-п а ш а. Юсуф-паша с честью выполнил свой долг, мой повелитель. Он указал венецианцам их место.

Ю с у ф-п а ш а. Если бы мне не чинили препятствий, мой падишах, я завоевал бы для вас весь Крит. (Бросает быстрый взгляд на Великого везира.)

Мехмед-паша встревожен.

С у л т а н  И б р а х и м. Придет время, и ты это сделаешь! Сейчас ты должен отдохнуть. Мы вместе пообедаем сегодня и постараемся развеять нашу грусть.

Юсуф-паша целует полу его одежды и уходит.

Ты ведь любишь Юсуфа-пашу, не правда ли, дядька?

М е х м е д-п а ш а. Конечно, мой падишах. Он совершил великое дело.

С у л т а н  И б р а х и м. Он совершил славное дело, дядька. Юсуф часто говорил мне, что, пока Крит находится в руках у венецианцев, он представляет большую угрозу для безопасности великой Османской державы. Этот остров — точно копье, направленное в нашу грудь.

М е х м е д-п а ш а. Юсуф-паша совершил великое дело, мои повелитель. Только…

Султан Ибрахим смотрит на него.

Он отпустил на волю неверных, что были в крепости. Тысячи наших воинов пали там. А сколько тысяч кошельков золота мы потратили на эту войну? Говорят, население Крита очень богато и на земле нет женщин, которые были бы красивее тамошних. А Юсуф-паша вернулся в Стамбул с пустыми руками. Он привез моему падишаху всего два каменных столба. Возможно, это неведомые нам драгоценности, но как он мог отпустить богатых купцов без всякого выкупа?

С у л т а н  И б р а х и м (кричит). Позвать ко мне Юсуфа-пашу! (Про себя.) Может ли это быть? Как смел Юсуф так поступить?

Появляется  Ю с у ф-п а ш а.

Отправляйся снова на Крит, Юсуф. Мы требуем, чтобы ты завоевал весь остров!

Ю с у ф-п а ш а (изумлен, смотрит то на него, то на Мехмеда-пашу). Слушаюсь вашего приказа, мой падишах, но для морского похода время сейчас неблагоприятное. Остров Крит нельзя завоевать зимой.

С у л т а н  И б р а х и м. Ты считаешь, что сослужил нам службу. Ты потратил на этот поход огромные средства из моей казны. Так почему же ты отпустил без выкупа всех неверных?!

Ю с у ф-п а ш а. Да. Я потратил средства, но я взял огромную крепость. Я сохранил ее населению жизнь и честь, но сделал это ради сохранения вашей чести. Конечно, я мог бы всех предать мечу, мог бы пригнать сюда их девушек и женщин, но это было бы преступлением. Это было бы не завоевание, а разбой. Мой падишах, вы никогда не задумывались над тем, почему великая Османская держава нерушимо стоит столько сотен лет? Я сделал все, что было в моих силах, несмотря на предательство. Пусть другие ваши рабы послужат вам так, как я!

С у л т а н  И б р а х и м. Пустые слова… Выполняй мой приказ.

Ю с у ф-п а ш а. Не время сейчас. Нельзя идти!

С у л т а н  И б р а х и м. Я сказал тебе — отправляйся и покори весь Крит!

Ю с у ф-п а ш а. Мой падишах, Крит — это не корабль, и я не могу привести его на буксире за своей галерой. Но если вас так уж заинтересовал этот остров, может быть, вы проявите немного интереса и к тем людям, которые должны его завоевать? Мои воины подолгу голодали, ели траву. Я слал в Стамбул весть за вестью, просил у державы помощи — никакого ответа! Мои солдаты, отправившиеся на осаду крепости, сами превратились там в войско, осажденное нищетой. Может быть, паша Великий везир был так занят делами гарема, что не знал об этом? Или, может быть, всеми своими силами он помогал венецианцам?..

Султан Ибрахим смотрит на Великого везира.

М е х м е д-п а ш а (заикаясь). Клевета! Чудовищная ложь!

Ю с у ф-п а ш а. А хочешь, Великий везир, я расскажу о том, сколько тысяч золотых ты получил от венецианского посла, чтобы сначала помешать походу на Крит, а затем прервать его?

М е х м е д-п а ш а. Все это ложь, мой господин! Он ревнует вас ко мне! Он метит на мое место!

С у л т а н  И б р а х и м. Отдай мою печать, негодяй! Юсуф не лжет! Он говорит правду, слишком много правды…

Великий везир достает из-за пазухи печать, целует ее и протягивает султану Ибрахиму.

(Взяв печать.) Это ты клевещешь на мое сердце, негодяй. Никогда я не марал его чувством привязанности к тебе. Тебя мне навязала моя мать. Убирайся! И чтоб никогда и духа твоего не было в моем дворце!

Великий везир уходит.

(Протягивает печать Юсуфу-паше.) Возьми, Юсуф. Ты единственный, кто достоин носить ее. Ты был моим силяхтаром, человеком, самым близким моему сердцу. Потом ты стал моим военачальником, покорил для меня крепости. Будь теперь моим Великим везиром, управляй моей державой.

Ю с у ф-п а ш а. Мой падишах, это слишком большая честь для вашего раба. Такой груз мне не по силам.

С у л т а н  И б р а х и м. Снесешь, Юсуф, бери.

Ю с у ф-п а ш а. Нет, мой падишах, я не могу.

С у л т а н  И б р а х и м (с протянутой рукой, не зная, как поступить, раздражается). Не хочешь?

Ю с у ф-п а ш а. Нет, мой повелитель.

С у л т а н  И б р а х и м. Твой отказ — словно разверзшаяся передо мной пропасть. Ты разговариваешь, Юсуф, со мной так, будто в тебя вселился дух Кара Мустафы-паши.

Ю с у ф-п а ш а. Мой падишах, еще в ранней юности я мечтал стать таким государственным мужем, каким был он. И я не забыл, что Мустафа-паша был уничтожен без всякого на то основания.

С у л т а н  И б р а х и м. На то я и падишах. Я могу уничтожить кого угодно и без всякой причины!

Ю с у ф-п а ш а. Быть падишахом — это не значит беспричинно губить людей.

С у л т а н  И б р а х и м. Ну и что же, Юсуф, это значит?

Ю с у ф-п а ш а. Быть падишахом — это прежде всего видеть дальше стен гарема.

С у л т а н  И б р а х и м (задыхаясь от гнева, поворачивается спиной к Юсуфу-паше). Начальник стражи!

В дверях появляется  н а ч а л ь н и к  с т р а ж и, ждет приказания.

Ю с у ф-п а ш а (кричит). Ну, что же ты? Вели удушить и меня! Может быть, тогда станешь еще больше похож на падишаха!

С у л т а н  И б р а х и м (не оборачиваясь, начальнику стражи). Торопись, стражник! Либо его голова, либо твоя!

Начальник стражи уводит Юсуфа-пашу.

(Тяжело дышит, мечется взад и вперед.) Когда мне говорят «нет», я чувствую себя снова замурованным в моей темной келье.

Тихо входит  Х ю м а ш а х.

(Подходит к ней, показывает печать.) Что мне делать с этим? Кого теперь назначить Великим везиром?

Х ю м а ш а х (берет печать). Пусть мой лев не тревожит свою сладостную душу. Среди ваших рабов есть один… его зовут Ахмед-паша. Никто лучше него не справится с этим делом. Успокойтесь, придите в себя, а я отошлю печать Ахмеду-паше.

Султан Ибрахим кивает в знак согласия. Хюмашах выходит.

С у л т а н  И б р а х и м (один). Юсуф, мой Юсуф, твоя смерть тесным обручем сдавила мне сердце. Сам я не могу стать разящим мечом, а убиваю тех, кто служит мечом для меня. О горе, по каким неведомым законам я поступаю? (Кричит.) Скорее ко мне главного евнуха!

Входит  г л а в н ы й  е в н у х, в испуге и смятении простирается на полу.

Поднять на ноги весь гарем, осветить его. Пусть в моем дворце сегодня ночью не спит ни одна душа. Созвать всех мальчишек-танцовщиков и цыганок-плясуний со всего Стамбула. Пусть течет красное как кровь вино. Пусть музыканты заглушат звучащие во мне темные голоса. Сегодняшнюю ночь мы отдадим наслаждениям. В этой великой смерти нас может утешить только великое веселье.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена первая

Комната в летнем дворце Искендера Челеби. К ё с е м-с у л т а н  и начальник корпуса янычар  М у с т а ф а. Лицо Кёсем-султан закрыто черной вуалью.

К ё с е м-с у л т а н. Тысячерукое, тысяченогое безумие пляшет под музыку крушения во дворце Топкапы. Того и гляди, корабль державы канет в пучину небытия. Нужно действовать, Мустафа, не то вспыхнет мятеж!

М у с т а ф а-а г а. Мы понимаем, султанша, в какие руки попал руль управления государством. Все дальновидные начальники корпуса янычар — Бекташ, Муслихиддин, Кара Мурад — часто приходят ко мне, чтобы обсудить пути спасения. Новый Великий везир Ахмед-паша по части подхалимства далеко превзошел Мехмеда-пашу; всеми силами он потакает страстям падишаха. Возглавить наше дело должен кто-нибудь из царствующей династии. Мы ждем только знака, моя султанша, только знака. Но мы не хотим, чтобы во время будущих событий пролилась кровь.

К ё с е м-с у л т а н. Дело не только в том, чтобы заменить Великого везира, Мустафа-ага. Какой толк в замене щипцов, если их держит та же рука. Но султан Ибрахим — мой сын, и я никогда не соглашусь, чтобы ему причинили вред. Хоть он и выслал меня из дворца Топкапы, и забыл, что я возвела его на престол, сделала падишахом!..

М у с т а ф а-а г а. Нет, дело не зайдет так далеко. Это было бы ударом и для всех нас.

К ё с е м-с у л т а н. Ваша преданность — моя главная опора. Государство и власть держатся только на вас; вы имеете право и возвышать и низвергать. В наших глазах и в нашем сердце вы, наш отважный Мустафа-ага, занимаете самое почетное место.

М у с т а ф а-а г а. Моя султанша, вы осыпаете почестями своего ничтожного раба. Знайте, что моя жизнь целиком принадлежит вам.

К ё с е м-с у л т а н. Я не хочу, чтобы жизнь падишаха подвергалась угрозе, ведь он как-никак частица меня. Но он привык жить в заточении… А его место займет его родной сын. Правда, принц совсем еще ребенок, как, впрочем, и его мать…

М у с т а ф а-а г а (перебивая). Но есть же вы, наша султанша? Ваш богатый опыт возместит недостатки принца и его матери. Так думаем мы, начальники корпуса янычар.

К ё с е м-с у л т а н. Спасибо вам. Теперь слушай: падишах прислал мне подарки и умоляет простить его. Он, мол, очень стосковался по матери, хочет видеть меня в своем дворце. Сегодня я возвращаюсь в Топкапы.

М у с т а ф а-а г а. Как мы отныне будем поддерживать связь, моя султанша?

К ё с е м-с у л т а н. Я найду какой-нибудь способ, Мустафа-ага. Обо всем, что происходит, вы будете извещены. Я возвращаюсь в Топкапы очень кстати. В день великого события кто-нибудь из нас обязательно должен быть по дворце. Кажется, на языке воинов это называется захватить крепость изнутри, не так ли?

М у с т а ф а-а г а. Моя мысль плетется пешком, в то время как ваша летит соколом, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н. Я подолью масла в огонь, зажженный падишахом. Затем мы вместе погасим пожар, сумейте только подоспеть вовремя. Скоро за мной придут, не нужно, Мустафа-ага, чтобы тебя видели здесь.

М у с т а ф а-а г а (целуя ее руку). Моя султанша, войско будет ждать вашего знака.

К ё с е м-с у л т а н. Само безумие падишаха станет знаком. Доброго пути, Мустафа-ага.

Мустафа-ага уходит.

Ну, теперь корпус янычар у меня в руках! Нужно бы еще заручиться поддержкой сипахи^[54], не то придется держать еще один фронт. (Воодушевленно.) Я нападу на врага с его самой слабой стороны! Ты позвал меня, Ибрахим, — значит, ты меня боишься. Теперь ты не что иное, как плод, созревший на дереве безумия: стоит чуть покачать его, и ты упадешь. Я же сотрясу это дерево до самых корней, и ты свалишься с него вместе со своей возлюбленной! Вам слишком тяжело было переносить мое присутствие в Топкапы. Но моя ненависть, Ибрахим, пострашнее! Я уничтожу все препятствия на своем пути к власти, не посмотрю ни на что, ни на кого! (Выпрямляется на софе, словно на троне.) Повсюду в этой стране, с востока до запада и с севера до юга, только мои приказы будут иметь силу, только мои! (Воображаемому Великому везиру.) Паша Великий везир! Прикажи раздать моим слугам-янычарам такие богатые награды, каких не давал еще ни один падишах. (Радостно.) Хорошо, паша, хорошо. Эти французские шелка, индийский кашемир, жемчужные ожерелья, перстни с яхонтами, браслеты с изумрудами — все дары из семи поясов земли^[55] и четырех сторон света сложить в моей сокровищнице! (Недовольно.) Послушай, паша! Все страны шлют нам свои дары, только иранский шах не вспоминает о нас. Уж не считает ли он, что его солнце светит ярче, чем наше? Двинуть войска на восток! Паша Великий везир, мы недовольны также губернатором Египта. Он не присылает налоги вовремя. На его место следует назначить более способного, более деятельного человека! Плохо справляется с делами и бейлербей Румелии. Босния окружена врагами. Немедленно принять меры! И впредь как во внутренних, так и во внешних делах государства диван не смеет принимать никаких решений, не посоветовавшись со мной! (Забывшись, протягивает руку для поцелуя воображаемому Великому везиру.)

Слышатся шаги.

(Опомнившись.) Ну, старая Кёсем, желаю тебе счастья! Говорила ты долго — пусть так же долго длится и твоя власть. (Выходит твердыми шагами.)

Сцена вторая

Спальня султана Ибрахима, он в постели.

С у л т а н  И б р а х и м (соскакивает на пол, едва держится на ногах, глаза блуждают). Эй, главный евнух! Где ты, оскопленный пес? Мор, что ли, в гареме, почему никто не идет?! Почему не слушаются моих приказов? Падишах я или нет? (Выбегает за дверь. И тут же втаскивает в спальню проходившую по коридору невольницу.) Твоя очередь, девушка? Откуда ты явилась — из аравийских степей или с Кавказа? Провалиться бы в преисподнюю этим холодным англичанкам, кто сравнится с моими черкешенками!

Н е в о л ь н и ц а (в страхе). Я не черкешенка, мой господин, и очередь не моя!

С у л т а н  И б р а х и м (тащит девушку к постели). Ну, все равно!

Девушка вырывается и убегает. Ибрахим как коршун бросается за ней вслед. Из коридора слышится крик девушки, затем наступает тишина.

Г л а в н ы й  е в н у х  и  х о д ж а-з а к л и н а т е л ь  с трудом втаскивают  с у л т а н а  И б р а х и м а  в спальню и укладывают в постель. Он в полубессознательном состоянии. Ходжа-заклинатель выходит.

С у л т а н  И б р а х и м (стонет). Хюмашах! Хюмашах!.. Хюмашах…

Входит  Х ю м а ш а х.

Г л а в н ы й  е в н у х (встречает ее в дверях). Наш господин бредит вами, султанша.

Х ю м а ш а х (гневно). А ты впредь крепче привязывай этих распаленных кобылиц! Да скажи проклятому ходже-заклинателю, чтобы немедленно собирал свое барахло и выкатывался прочь из дворца.

Главный евнух кланяется и выходит.

С у л т а н  И б р а х и м (стонет). Хюмашах! Хюмашах! Хюмашах!

Х ю м а ш а х (медленно раздевается). На мою долю выпало укротить его безумие.

Сцена третья

На сцене  ж и т е л и  С т а м б у л а.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Душа моя любезная, что ты хочешь? Человека насильно сделали падишахом, вот он и мстит окружающим.

В т о р о й  ж и т е л ь. Не знаешь, смеяться тут или плакать.

Т р е т и й  ж и т е л ь (отбивая ногой такт).

П е р в ы й  ж и т е л ь (так же).

В т о р о й  ж и т е л ь. Правду говорил шут — что означают эти безумные поступки падишаха?

П е р в ы й  ж и т е л ь (поддразнивая четвертого жителя). Падишах-то один, а всему господин!

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Чепуха все это! Падишах — это всего лишь падишах!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Да что он, бог, этот султан Ибрахим?

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Я думаю, и на него найдется управа!

Сцена четвертая

С у л т а н  И б р а х и м  и  Х ю м а ш а х, она в собольей шубе.

С у л т а н  И б р а х и м. Моя Хюмашах, после ночи страсти утром я еще сильней стремлюсь к тебе, как корабль стремится к гавани после долгой качки в открытом море.

Х ю м а ш а х. Этой ночью страсть бушевала уж слишком яростно. Когда корабль входил в гавань, его корпус был подпорчен, а паруса — сплошь в дырах.

С у л т а н  И б р а х и м. Хорошо, что ты прогнала ходжу-заклинателя. Он превратил мое желание в такого зверя, который мог пожрать меня.

Х ю м а ш а х. Ходжа-заклинатель понимал, что для него это единственный способ оставаться во дворце. В этой конюшне Топкапы! Надоело мне здесь, мой господин!

С у л т а н  И б р а х и м. Не сердись, моя Хюмашах, я построю для тебя новый дворец. Он будет разукрашен, как сказочный чертог.

Х ю м а ш а х (насмешливо). А хватит ли средств у вас в казне, чтобы построить этот сказочный чертог?

С у л т а н  И б р а х и м. Моя держава — самая великая в мире. На меня работает население трех частей света. Моя Хюмашах, может быть, тебе надоел не дворец, а я? Может быть, ты устала от моей любви, она не нужна тебе?

Х ю м а ш а х. Если падишах лишит меня своей любви, моя красота превратится в сад без садовника.

С у л т а н  И б р а х и м. Казна моей матери не уступает моей. Я уверен, что она поможет мне в постройке дворца.

Х ю м а ш а х. Хорошо, что ваша матушка возвращается. Мне было тревожно, когда она находилась вдали от вас.

С у л т а н  И б р а х и м. Почему? Ведь она моя мать, она сделала меня падишахом, и она знает, как я люблю тебя.

Х ю м а ш а х. Вы никогда не думали о том, что ее могущество очень велико, если она сумела сделать вас падишахом?

Входит  К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н (с деланной радостью). Благодарю бога за то, что он дал мне дожить до этого дня!

С у л т а н  И б р а х и м (припадая к руке матери). Добро пожаловать к нам, матушка! Только что мы с Хюмашах говорили о тебе.

Х ю м а ш а х (целуя руки Кёсем-султан). Добро пожаловать, моя султанша, вы принесли нам счастье!

К ё с е м-с у л т а н. Здравствуй, моя Хюмашах-султан. Какая радость для меня снова видеть вас вместе!

Х ю м а ш а х. Я была бы счастлива еще больше, если бы вы сказали мне не «Хюмашах-султан», а «дочь моя».

К ё с е м-с у л т а н (целуя Хюмашах). Когда я вижу твою несравненную красоту, моя птичка, мне хочется назвать тебя только так:, «султан»!

Хюмашах встревожена.

С у л т а н  И б р а х и м (радостно). Правда, матушка? Не только у меня в гареме, но и во всей империи не найдется женщины более прекрасной, чем твоя невестка!

К ё с е м-с у л т а н. Ее красота достойна великолепия падишаха, моего сына.

Х ю м а ш а х. Она взращена вами, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н (улыбнувшись Хюмашах, Ибрахиму). Говорят, враг вступил в Боснию, захватил крепость Клис и осадил другие наши крепости.

С у л т а н  И б р а х и м. Враг захватил не Клис, матушка, а килисе, христианскую церковь. Так сказал мне Великий везир Ахмед-паша.

К ё с е м-с у л т а н. А-а-а… Если только церковь, то не беда.

С у л т а н  И б р а х и м. Матушка, я хочу построить для Хюмашах такой дворец, чтобы перед ним померкли все сказочные дворцы.

К ё с е м-с у л т а н. Мой державный сын, что бы ты ни сделал для нее, все будет мало. Говорят, венецианцы закрыли Дарданелльский пролив. Наш флот не может выйти из Мраморного моря, и наша армия, которая сражается на Крите, осталась без помощи.

С у л т а н  И б р а х и м. Матушка, Великий везир говорит, что Дарданеллы отсюда в месяце пути.

К ё с е м-с у л т а н. Ах вот как…

С у л т а н  И б р а х и м. В этом дворце будут двери литого золота, украшенные изумрудами, яхонтами, топазами!

К ё с е м-с у л т а н. Этого мало. Хорошо бы все покои устлать соболями. Я отдам тебе все свои соболя.

С у л т а н  И б р а х и м (гладя соболью шубу). Ну, что, Хюмашах, говорил я тебе, что матушка меня любит и будет любить того, кого я люблю?

К ё с е м-с у л т а н (снимает с себя ожерелье и надевает его на Хюмашах). Это самый дорогой подарок моего отца, такого ожерелья нет ни в одной сокровищнице! (Гладит Хюмашах по шее, та вздрагивает.) У тебя лебединая шея, моя дочь-султанша, такая нежная, такая белая, такая горделивая!

Х ю м а ш а х (тревожно). Гордая вашей любовью, моя султанша.

С у л т а н  И б р а х и м. Как ты считаешь, матушка, хватит в моей казне средств, чтобы построить дворец для Хюмашах?

К ё с е м-с у л т а н. Как может не хватить средств для постройки дворца в самой богатой казне на свете? Мой державный сын, у тебя миллионы подданных, они трудятся для того, чтобы ты царствовал. Если не хватит золота и серебра в казне, вели собрать налог со своих подданных, потребуй соболей со всех купцов, пашей и начальников янычар!

С у л т а н  И б р а х и м. Понятно! Позвать сюда главного евнуха!

Входит  г л а в н ы й  е в н у х.

Передай мой указ Великому везиру Ахмеду-паше: «Во всех домах и лавках Стамбула собрать все соболя. Богатые горожане, ростовщики, менялы, торговцы, паши, начальники янычар, весь ремесленный люд, памятуя о том, что их имущество является собственностью падишаха, половину его должны принести падишаху в дар». С богом! Ступай скорей, и пусть Великий везир действует еще скорее!

Главный евнух выходит.

Х ю м а ш а х (встревоженно). Мой господин. Не слишком ли это…

К ё с е м-с у л т а н (прерывая). Что значит — слишком, моя дочь-султанша! Падишах должен жить как падишах, а султанша — как султанша!

Входит  ш у т.

Ш у т (читает какую-то бумагу). Мой державный, милостивый, милосердный господин…

С у л т а н  И б р а х и м (с воодушевлением). А, великий насмешник! Иди, иди сюда, мой учитель!

Хюмашах смущенно смотрит на Кёсем-султан.

К ё с е м-с у л т а н. Смех — хорошее дело, моя дочь-султанша, от смеха сердце у человека добреет.

С у л т а н  И б р а х и м. Сколько дней мы были лишены твоих острот! Что это у тебя, досточтимый?

Ш у т. Прошение ваших беззащитных рабов-подхалимов, мой падишах. (Читает.) «Каждый год, когда наступает священный рамазан, мы по приглашению и без приглашения ходим на вечерние трапезы. За столом у духовенства, сановников и вельмож мы едим и пьем всевозможные яства и напитки: шербет и сласти, варенья, печенья, халву, баклаву и прочее».

С у л т а н  И б р а х и м. О! Приятного им аппетита! О чем же им еще просить?

Ш у т (продолжает). «…и сверх того нас ублажают кофе и табаком. Но…» (Останавливается и смотрит на Ибрахима.)

С у л т а н  И б р а х и м. Гм-гм, теперь музыка переменилась.

Х ю м а ш а х (подходит к Кёсем). Моя султанша, прошу вас пожаловать сегодня ко мне на ужин, я хотела бы снова иметь честь служить вам.

К ё с е м-с у л т а н. Боюсь затруднить вас, моя дочь-султанша!

Х ю м а ш а х. Для меня это будет большой радостью, моя султанша.

Ш у т (читает). «Но среди нас попадаются невежи, которые поступают вопреки правилам благовоспитанности и принижают уровень благородной и очень древней профессии подхалимов. Если подхалимство не будет следовать твердым правилам, нам всем грозит смерть от голода».

Все смеются.

С у л т а н  И б р а х и м. Когда же возникла эта профессия, великий насмешник?

Ш у т. Как только среди людей возникло разделение на верх и низ, мой падишах. Со временем подхалимство развивалось и рядилось в разные одежды, а в наши дни в нашей стране эта профессия достигла своей вершины.

С у л т а н  И б р а х и м. Чем же заняты подхалимы у меня в стране?

Ш у т. Мой падишах, подхалимство — это гигантское, искусно сделанное зеркало для знатных людей, они тянутся к нему со всеми своими деньгами. Облекая жалкую сущность человека в пышный наряд славословия, подхалим делает его значительным в его собственных глазах.

С у л т а н  И б р а х и м. Гмм… Значит, они делают довольно нужное дело. Да разве есть на земле хоть один человек, который мог бы примириться сам с собой без таких ложных свидетелей? Продолжай, великий насмешник!

Ш у т (читает). «Мы просим, нижайше кланяясь, чтобы эта славная профессия была подчинена твердым правилам, чтобы нарушители их были изгнаны из нашей среды, чтобы нашим старостой был назначен Шакир-ага, чьи манеры признаны всеми нами, чтобы ему было пожаловано письменное свидетельство, удостоверяющее его высокий чин. Право повелевать и указывать принадлежит его величеству, нашему державному и милостивому султану».

С у л т а н  И б р а х и м (смеясь). Ай да великий насмешник! Прошение его товарищей…

Ш у т (перебивая его, гордо). Мой падишах! Смешивая шута с подхалимом, вы оскорбляете самое высокое из ремесел. Сколько раз вы называли меня своим учителем? Я думал, что вы глубоко постигли тайну этого искусства. (Помолчав.) Когда на пороге разума свой лагерь разбивает безумие, в страхе бегут от вас мысли и сон. (Смотрит на падишаха.)

С у л т а н  И б р а х и м (задумчиво). И что тогда?

Ш у т. Тогда смех, разбуженный мною в тайниках вашей души, помогает вам переносить странный лик действительности.

С у л т а н  И б р а х и м. Мой учитель, я не хотел обидеть тебя. Посмеши нас еще немножко… Знаешь, пожалуй, мы удовлетворим просьбу наших подданных-подхалимов.

Ш у т (принимая величественный вид, громоподобным голосом). Если среди вас есть трусы, пусть вернутся в объятия своих баб! Я один выйду навстречу грозной армии шаха Исмаила^[56]!

С у л т а н  И б р а х и м (хохоча). Браво, султан Селим, тысячу раз браво!

Хюмашах в смущении смотрит на Кёсем-султан.

К ё с е м-с у л т а н (улыбаясь). Шут прекрасно изобразил величественность Селима Грозного.

С у л т а н  И б р а х и м (покатываясь со смеху). Правда, матушка, правда? Еще, учитель, еще!

Ш у т (меняя выражение). Если хоть один волосок в моей бороде будет знать мою тайну, я вырву его!

С у л т а н  И б р а х и м (удивленно). А это кто?

Ш у т (с тем же выражением, но воодушевленно). В атаку, мои воины, в атаку! Наше знамя развевается на городских стенах! Стамбул уже наш!

С у л т а н  И б р а х и м. Да здравствует султан Мехмед Завоеватель! Да здравствует тысячу раз! Помилуй, великий насмешник, сколько людей в тебе одном! То ты был султаном Селимом, то — султаном Мехмедом, откуда это в тебе, учитель?

Ш у т. Что от одной матери, мой повелитель, а что — от другой.

Все смеются.

С у л т а н  И б р а х и м. Ах, мой любимый учитель, ты очень насмешил меня сегодня! Во время твоего представления я подумал, что ты можешь стать несравненным военачальником. Я назначаю тебя начальником корпуса янычар. Немедленно приступай к своим новым обязанностям.

Ш у т (смеясь). Вы отобьете у меня мое ремесло, мой повелитель! Как быстро вы совершенствуетесь в этом искусстве!

С у л т а н  И б р а х и м (твердо). Я не шучу, великий насмешник! Сейчас же приступай к своим новым обязанностям!

Ш у т (в ужасе, припадая к ногам Ибрахима). Пощадите, мой падишах, освободите меня от этой милости! Как может шут стать начальником корпуса янычар?

С у л т а н  И б р а х и м. А почему бы и нет! Если я так хочу!

Ш у т (умоляя). Ваши рабы янычары разорвут меня на куски, мой повелитель! (Падает на колени.)

С у л т а н  И б р а х и м (разгневанно). Пусть только посмеют! Падишах я или не падишах! Что, я не могу назначить начальником корпуса янычар того, кого желаю? Скажите, матушка, могу или нет?

К ё с е м-с у л т а н. Могущество падишаха не знает границ, его воля священна. Кто смеет идти против нее?

Х ю м а ш а х (обеспокоенно). Мой господин, ваши рабы янычары возмутятся.

С у л т а н  И б р а х и м (вспыхивая). Что это значит! Разве я не падишах? Могу сделать кого пожелаю не только начальником корпуса янычар, но даже самим падишахом! Ведь так, матушка?

К ё с е м-с у л т а н. Падишах — подобие бога на земле.

С у л т а н  И б р а х и м (пиная ногой шута). Вставай, собака! Приступай к своим обязанностям! Отныне ты отвечаешь за корпус янычар!

Шут выходит.

Х ю м а ш а х (в тревоге). Мой господин, мой господин!

С у л т а н  И б р а х и м. Кого захочу, того и сделаю падишахом! (Смотрит в лицо Хюмашах, странно смеется.) Да, кого захочу… Вот тебя, Хюмашах, тебя! Принести трон из зала приемов!

Х ю м а ш а х. Что вы задумали, господин мой? Не нужно… (Беспомощно смотрит на Кёсем, словно умоляя ее вмешаться.)

Кёсем улыбается.

С у л т а н  И б р а х и м (обеими руками гладит лицо Хюмашах). Всякая красота стремится воздвигнуть для себя трон, Хюмашах. Моя любовь и мое безграничное могущество даруют трон тебе.

Х ю м а ш а х. Мне достаточно быть в вашем сердце, мой господин! Разве можно переносить трон из зала приемов в личные покои?

Г л а в н ы й  е в н у х  и  н е с к о л ь к о  п р и д в о р н ы х  приносят трон.

С у л т а н  И б р а х и м. А, вот и принесли! Стоило мне захотеть… (Держит за руку Хюмашах. Главному евнуху.) Позвать сюда всех, кто там есть! Властелин должен видеть своих подданных, а подданные — своего властелина.

Главный евнух выходит и возвращается с придворными. Ибрахим подводит Хюмашах к трону, она выжидательно смотрит на Кёсем-султан, надеясь на помощь.

К ё с е м-с у л т а н (наклоняет голову, улыбаясь). Красота должна царствовать, моя султанша!

Х ю м а ш а х (умоляя). Мой господин, мой господин! Это ваш престол, пока вы на нем, мы властвуем оба. Но если престол займет кто-нибудь, кроме султана Ибрахима, пусть даже я… О мой господин, мой господин!

С у л т а н  И б р а х и м (усадив Хюмашах на трон, показывает на нее). Вот доказательство моей падишахской власти. Кланяйтесь все!..

Все в замешательстве и страхе, переглядываясь, медленно склоняются. Хюмашах горестно смотрит на Кёсем-султан, пытается сойти с трона. Кёсем-султан, улыбаясь, склоняется до земли.

Х ю м а ш а х. Позвольте, мой господин, я сойду с трона, вы вознесли меня на очень опасную высоту!

С у л т а н  И б р а х и м (склоняясь до земли). Наконец ты над всеми. Одна ты. А я с моей любовью остаюсь у твоих ног.

Сцена пятая

Свет на левой стороне сцены. Ж и т е л и  С т а м б у л а.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Потребовал в дар половину нашего имущества!

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Чтобы построить дворец своей наложнице.

П е р в ы й  ж и т е л ь (гасит ногой окурок, брошенный вторым жителем). Эй, будь осторожнее, не забывай гасить окурки, когда куришь табак! Того и гляди, вспыхнет пожар, справлять тогда бродягам красный праздник!

В т о р о й  ж и т е л ь. К тому же пожарные оберегают от огня только богатые дворцы, крыши бедных домов и не думают поливать водой, а это все равно что раздувать пожар, а не бороться с ним.

Т р е т и й  ж и т е л ь. За весь день я не продал и десяти блюд плова, а ведь я должен кормить семью в шесть ртов! Он, видишь ли, потребовал в дар половину моего имущества. Да я и так еле свожу концы с концами, султан Ибрахим!

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. У меня две комнатенки. Забери одну к себе в Топкапы, чтобы твой дворец стал побольше, султан Ибрахим.

В т о р о й  ж и т е л ь. Вообще откуда у меня могут быть соболя, стамбульцы?

В с е  ж и т е л и. Да, откуда у нас соболя?

П е р в ы й  ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил. Ну погоди же, султан Ибрахим, ну погоди!

В т о р о й  ж и т е л ь. Говорят, он силой усадил на трон свою возлюбленную.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Да его и самого падишахом сделали силой. Дворец Топкапы в угаре развлечений. Не значит ли это, что дело идет к концу!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Эх, был бы здесь сейчас тот шут, уж он изобразил бы нам все в лицах.

В т о р о й  ж и т е л ь (отбивая такт).

В с е  ж и т е л и (так же). Да, да, да!

Освещается правая сторона сцены. Начальники корпуса янычар М у с т а ф а-а г а, М у с л и х и д д и н-а г а, К а р а  М у р а д-а г а  и  Б е к т а ш-а г а.

К а р а  М у р а д-а г а. Чего мы ждем? Корабль идет к гибели! Он потребовал в дар себе половину нашего имущества, да еще сказал: пусть помнят, что оно все принадлежит ему. Венецианцы заперли Дарданеллы, не выпускают наш флот, а он только твердит, что Дарданеллы в месяце пути отсюда!

Б е к т а ш-а г а. В Боснии враг захватил крепость Клис, а падишах уверен, что захватили килисе.

К а р а  М у р а д-а г а. А наши войска на Крите — они идут на осаду крепостей голодные и раздетые! Скажи, Мустафа-ага, когда же мы получим знак от султанши-матери?

М у с т а ф а-а г а. Само безумие султана станет знаком. Так сказала султанша-мать, господа.

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Для постройки дворца Хюмашах требуется золото, изумруды, яхонты и соболя. Откуда у нас могут быть изумруды, яхонты и соболя!

В с е  ж и т е л и. Откуда?..

П е р в ы й  ж и т е л ь. Ох, султан Ибрахим…

В с е  ж и т е л и. Ох, султан Ибрахим…

Сцена освещается справа. Начальники корпуса янычар.

К а р а  М у р а д-а г а (кричит вслед кому-то). Падишах требует две собольи шубы и двести мискалей^[57] амбры! Да за кого он нас принимает? Наш корпус — не лавка меховщика, мы — воины! Мы только понаслышке знаем про соболей и про амбру. А что до денег, то мы их берем в долг и тут же тратим. У нас, кроме ружей, пороха, свинцовых пуль, ничего нет! Так и знайте! (Поворачиваясь к другим начальникам.) Разве это не знак, которого мы так ждем?..

Мустафа-ага молчит.

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил.

В с е  ж и т е л и. Тот и счастье упустил, тот и счастье упустил!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Ох, султан Ибрахим…

В с е  ж и т е л и. Ох, султан Ибрахим…

Сцена освещается справа. Начальники корпуса янычар.

Б е к т а ш-а г а (гневно). Шут — начальник корпуса янычар!

М у с л и х и д д и н-а г а. Бедняга будто бы плакал, просил пощадить его, говорил: «Ваши рабы янычары разорвут меня на куски, мой повелитель!»

К а р а  М у р а д-а г а. А ведь и верно, разорвут его рабы янычары, разорвут (Мустафе-ага.) Что скажешь, может, это знак?

Мустафа-ага молчит.

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й  ж и т е л ь (вспоминая). Нет, верно говорил тот шут: «Да что он, бог, этот султан Ибрахим? Я думаю, и для него должны быть границы!»

В с е  ж и т е л и. И для него должны быть границы!

Сцена освещается справа. Начальники корпуса янычар.

М у с л и х и д д и н-а г а. Все пошло кувырком! Все рушится! Султан Ибрахим велел принести из зала приемов трон Османов и усадил на него свою возлюбленную!

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил!

В с е  ж и т е л и. Тот и счастье упустил!

Освещается также правая часть сцены.

М у с т а ф а-а г а. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил!

М у с л и х и д д и н-а г а, Б е к т а ш-а г а, К а р а  М у р а д-а г а. Тот и счастье упустил!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Да что он, бог, этот султан Ибрахим? Я думаю, и для него должны быть границы!

В с е  ж и т е л и (приближаясь к начальникам янычар). И для него должны быть границы!

М у с т а ф а-а г а. Да что он, бог, этот султан Ибрахим? Я думаю, и на него найдется управа!

М у с л и х и д д и н-а г а, Б е к т а ш-а г а, К а р а  М у р а д-а г а. И на него найдется управа!

Ж и т е л и  С т а м б у л а  и  н а ч а л ь н и к и  к о р п у с а  я н ы ч а р. И на него найдется управа!

Сцена шестая

Покои султана Ибрахима, он один.

С у л т а н  И б р а х и м (прислушиваясь). Что это за крики? Что случилось? Здесь надежнее, чем в любой крепости. Я приказал, чтобы дворцовая стража и все обитатели дворца вооружились ружьями и саблями. Если попытаются сюда ворваться, я прикажу их всех уничтожить! Но шум все ближе…

Г л а в н ы й  е в н у х  входит с испуганным видом.

(Хватает его.) Чтобы все замолкло! Разве мои приказы в моем дворце больше не исполняются?

Г л а в н ы й  е в н у х (задыхаясь). Начальник стражи открыл внешние ворота. Во двор ворвались тысячи янычар. Они кричат: «Аллах велик!»

Слышны приближающиеся возгласы «Аллах велик!».

С у л т а н  И б р а х и м (отрывисто). Как же начальник стражи мог открыть ворота? По чьему приказу?

Г л а в н ы й  е в н у х. По приказу вашей родительницы Кёсем-султан, мой господин. Она пришла к начальнику стражи и сказала: «Откройте ворота, рабы хотят видеть своего нового падишаха. Нельзя становиться между падишахом и его подданными».

С у л т а н  И б р а х и м. Ах, я удалил ее из дворца, и она стала моим врагом. Вернул ее во дворец, и теперь он стал для меня опасным. А ведь она моя мать, моя родная мать… Она сказала: «Новый падишах»?

Г л а в н ы й  е в н у х. Говорят, хотят возвести на престол принца Мехмеда, мой господин.

С у л т а н  И б р а х и м. До чего они дошли! Я выступлю против этих собак, со мной пойдут все обитатели дворца. Главный евнух выходит.

Входит  Х ю м а ш а х.

Х ю м а ш а х (в тревоге). Они ворвались во второй двор, мой господин! Они продвигаются к Баб ус-сааде.

С у л т а н  И б р а х и м. Собрать всех людей во дворце! Я уничтожу весь этот сброд!

Х ю м а ш а х. Все в страхе забились по своим углам, никого не найти…

Г л а в н ы й  е в н у х (входя). Они прорвались в третий двор и вошли в Баб ус-сааде.

Голоса приближаются.

С у л т а н  И б р а х и м. Почему обитатели дворца не защищают своего падишаха? Они столько лет едят мой хлеб!

Г л а в н ы й  е в н у х. Во дворце живут тысяча людей, мой господин, но от страха все словно испарились.

С у л т а н  И б р а х и м. Что делать? Неужели нельзя спастись?

Г л а в н ы й  е в н у х. Мой господин, вспомните, как вы стали падишахом. Вы были единственным наследником престола Османов, поэтому вас и сделали падишахом даже против вашей воли.

С у л т а н  И б р а х и м. Какая тут связь с моим спасением?

Г л а в н ы й  е в н у х (колеблясь). Вы снова можете остаться единственным, кто имеет право на власть.

С у л т а н  И б р а х и м. Как?..

Г л а в н ы й  е в н у х. Если принцев…

С у л т а н  И б р а х и м (отпрянув). Что? Моих сыновей?!

Х ю м а ш а х (подходит к Ибрахиму, боязливо обнимает его). Мой господин, у вас три сына, и могут быть еще три! А султан Ибрахим — один. Стоит ему исчезнуть, и второго такого не будет.

С у л т а н  И б р а х и м. Не-е-т, не-е-ет!.. Они — мое бессмертие, моя будущая жизнь!

Г л а в н ы й  е в н у х (прислушиваясь к голосам, доносящимся снаружи). Ворвались уже в четвертый двор, мой господин, скоро будут здесь!

Х ю м а ш а х (дрожа от страха). Решайтесь, мой господин, иначе будет поздно! Вот-вот они ворвутся сюда! Ваши сыновья в соседней комнате… (Трясет оцепеневшего Ибрахима.) Очнитесь, мой господин, опомнитесь…

Главный евнух исчезает.

Смотрите, смерть окружает нас со всех сторон.

Снаружи раздаются повторяемые хором и отчетливо различимые слова: «Да что он, бог, этот султан Ибрахим? И на него найдется управа!»

С у л т а н  И б р а х и м (в ужасе). Со всех сторон доносятся мои собственные слова! Все против султана Ибрахима, все, все!.. (Помолчав.) С большим трудом мне удалось обрести какую-то веру в себя. Если бы я мог быть уверенным в себе, мое существование не ограничилось бы пределами дворца. Как мои великие предки, я стал бы властелином всей земли. Но я не сумел утвердить себя своей жизнью, теперь я сделаю это своей смертью. Я стану властелином своей смерти! Пусть угасает мое солнце, на моем небе новым созвездием засияют мои сыновья!

Медленно входят  н а ч а л ь н и к  к о р п у с а  я н ы ч а р  и  ш е й х  у л ь-и с л а м.

М у с т а ф а-а г а. Наша ярость, наши сабли — гибель для врага! Падишаху янычар — праведный слуга.

К а р а  М у р а д-а г а, Б е к т а ш-а г а, М у с л и х и д д и н-а г а, ш е й х  у л ь-и с л а м. Падишаху янычар — праведный слуга!

С у л т а н  И б р а х и м (кричит). Как может быть падишахом маленький ребенок?

Ш е й х  у л ь-и с л а м (читает фетву). «Наша религия запрещает управлять государством взрослому человеку, если его рассудок болен, но она допускает, чтобы государством управлял ребенок, рассудок которого нормален».

С у л т а н  И б р а х и м (вспыхивая). Плевать мне на вас и на вашу фетву! Вы ворвались в мой дворец и посягаете на мою власть. Но вы не имеете права говорить о моем рассудке! Разве не вы, подлецы, рукоплескали мне в тот день, когда я стал падишахом? Разве не вы склонились передо мной? Отвечайте, бесстыжие псы, что — я разве не падишах? Не падишах? Не падишах?

Мятежники, окружив султана Ибрахима и Хюмашах, медленно ведут их к дверям.

С у л т а н  И б р а х и м. Держава досталась мне от предков. Как вы смеете отбирать у меня право, признанное столетними законами? Разве я не падишах? Разве я не торжественно восходил на престол?

М у с т а ф а-а г а. Власть принадлежит тому, кто достоин власти.

К а р а  М у р а д-а г а, Б е к т а ш-а г а, М у с л и х и д д и н-а г а. Власть принадлежит тому, кто достоин власти.

С у л т а н  И б р а х и м (продолжает кричать). Разве я не падишах?

Его и Хюмашах окружают янычары и уводят.

Величественной поступью входит  К ё с е м-с у л т а н, лицо ее закрыто черной шелковой вуалью. Начальники корпуса янычар приветствуют ее, склоняясь до земли.

К ё с е м-с у л т а н (с деланной скорбью в голосе). Как вы решились устроить этот мятеж? Ведь вы едите хлеб династии Османов.

Все в растерянности смотрят на Мустафу-ага.

М у с т а ф а-а г а (продолжая условленную игру). Вы правы, державная султанша. Нельзя использовать во внутренних делах государства силы, назначение которых противостоять врагам. Это значит начать раздор, междоусобицу в родной земле. Но, моя державная султанша, вы же сами знаете, что порядок в стране давно нарушен безумием падишаха.

К а р а  М у р а д-а г а. Нашу армию на Крите уничтожают с одной стороны венецианцы, а с другой — голод и нищета. Но Стамбулу до этого нет дела!

Б е к т а ш-а г а. На всех границах оживились враги, потому что не видят в нас прежней грозной силы.

М у с л и х и д д и н-а г а. В стране все стало продажным, все ценности утрачены. Необходимо восстановить порядок в стране, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н. Восемь лет правил мой сын, и его безумие все нарастало. Однако никто из вас не проронил ни слова. Если бы вы попытались дать ему совет, возможно, он и сам положил бы конец своей власти. И вам не пришлось бы участвовать в этом мятеже.

Все, кроме Мустафы-ага, напуганы.

М у с т а ф а-а г а. Моя султанша, наш принц имеет право на престол, об этом говорится в фетве шейха уль-ислама.

Ш е й х  у л ь-и с л а м (показывая фетву). Да, моя султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Так вы настаиваете?

В с е (вместе). Да, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Иначе стране грозит распад и польется кровь?

В с е (вместе). Да, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Итак, вы хотите возвести на престол принца?

В с е (вместе). Да, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Того, что сделано, назад не воротишь. Пойду надену на невинного ребенка чалму и приведу его. Пусть установят трон перед Баб ус-сааде и приготовят все для церемонии. На это время ради осторожности как следует заприте комнату, в которой находится султан Ибрахим, наглухо закройте все окна, только в одном оставьте небольшое отверстие для подноса с едой.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

Кёсем-султан направляется к выходу.

Султанша!

Она останавливается и, не оборачиваясь, ждет.

Что будет с возлюбленной падишаха?

К ё с е м-с у л т а н. Не нам разлучать тех, кого соединила любовь. Они вместе шли этим путем, пусть вместе и отдохнут.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

Начальники янычар и шейх уль-ислам кланяются. Кёсем-султан выходит.

Сцена седьмая

Утро. Ж и т е л и  С т а м б у л а.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Султан Ибрахим не смог ради власти пожертвовать своими сыновьями. Что теперь сделает Кёсем-султан?

Т р е т и й  ж и т е л ь. Ну, мой милый, как-никак, он ей родной сын.

П е р в ы й  ж и т е л ь. Новый падишах еще совсем ребенок, его мать тоже молода. Теперь Кёсем-султан — единственная хозяйка государства.

В т о р о й  ж и т е л ь. Я слышал, в корпусе сипахи началось брожение.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Говорят, они заявили, что, когда принца сажали на престол, с ними не посоветовались, и потому они признают падишахом только султана Ибрахима.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Дворцовый люд рассказывает, что невозможно слышать, как кричат арестованный падишах и его возлюбленная. Они говорят, что, мол, много лет ели хлеб султана Ибрахима и не могут мириться с тем, что он погребен заживо. Нужно, дескать, собраться с силами и вызволить его из заточения!

В т о р о й  ж и т е л ь. Если придворные и сипахи объединятся, тогда быть шуму — только держись!

П е р в ы й  ж и т е л ь. Стало быть, Кёсем опять попала в переплет, посмотрим, как она из этого выберется.

Сцена восьмая

Освещается правая половина сцены. Н а ч а л ь н и к и  к о р п у с а  я н ы ч а р.

Б е к т а ш-а г а. Как можно? Неужели у вас хватает духу? Невиданное дело — по фетве и указу удушить падишаха!

М у с л и х и д д и н-а г а. Когда мы ввязывались в это дело, мы собирались только низложить падишаха и посадить на престол принца. Это сделано, и конец!

К а р а  М у р а д-а г а. Пролить кровь великого падишаха — это не шутка! Но, судя по всему, наше дело еще не кончено. Мы сейчас словно на середине реки и должны добраться до противоположного берега. И вперед плыть опасно, и назад возвращаться — тоже.

М у с т а ф а-а г а. Когда султанша-мать передавала указ нового падишаха, она шепнула мне на ухо: «Остерегайтесь! Если Ибрахим освободится из заточения, он не оставит в живых ни вас, ни меня».

Б е к т а ш-а г а. Прочти-ка еще раз этот указ, Мустафа-ага.

М у с л и х и д д и н-а г а. Да-да, прочти!

М у с т а ф а-а г а (читает). «Мой отец султан Ибрахим вместе с близкими ему людьми готовит смуту и мятеж. Пока он жив, государство и народ в опасности. Повелеваю эту опасность устранить».

М у с л и х и д д и н-а г а. Ловко пишет указы наш маленький падишах!

М у с т а ф а-а г а. Известно, ум не в летах, а в голове.

Б е к т а ш-а г а. Положим, тут только подпись принадлежит падишаху.

К а р а  М у р а д-а г а. У нас в руках указ, мы обязаны слушаться того, кто подписал этот указ, кем бы он ни был подсказан. По-моему, нам нужно действовать немедленно, упущенное время может обернуться против нас!

Темнеет.

Сцена освещается слева, перед комнатой, в которой заперты султан Ибрахим и Хюмашах. Входят  н а ч а л ь н и к и  к о р п у с а  я н ы ч а р, палач  К а р а  А л и  и его подручный  Х а м а л  А л и.

М у с т а ф а-а г а (показывая палачам на дверь комнаты). Ну, ребята, покажите свое мастерство!

К а р а  А л и (запинаясь). В-в-ваша м-м-милость…

М у с т а ф а-а г а. В чем дело, Кара Али?

К а р а  А л и. Не знаю, что и сказать, ваша милость… Руки не поднимаются на такое дело. Как это можно удушить великого падишаха?

Х а м а л  А л и. Халифа! Халифа всех мусульман!

К а р а  А л и. Ты помалкивай!

К а р а  М у р а д-а г а. Будто вам впервой! Ну не стой же, выполняй приказание!

К а р а  А л и. Верно, ваша милость, мне это дело не внове. Сколько везиров прошло через мои руки! Но я еще не убивал ни одного падишаха. Ни один палач до сих пор еще не душил падишаха.

Х а м а л  А л и. И халифа!

К а р а  А л и (замахиваясь на него). Говорят тебе, помалкивай!

К а р а  М у р а д-а г а. Ты смеешь идти против указа падишаха, собака?!

К а р а  А л и. Упаси боже, перед указом падишаха наша шея тоньше волоса, но рука не поднимается. Пусть это сделает кто-нибудь другой, простите меня, ваша милость. (Пытается уйти.)

Начальники корпуса янычар задерживают его. Пинками и ударами они подталкивают Кара Али и его подручного к двери комнаты.

Б е к т а ш-а г а. Быстро! И сам отделаешься, и нас освободишь.

М у с л и х и д д и н-а г а. И вы и мы — рабы приказа. Что поделаешь, приказ велит — мы идем.

М у с т а ф а-а г а. Ну… шагайте!

Г о л о с  с у л т а н а  И б р а х и м а (изнутри комнаты). Что там еще? Новые козни? Дайте мне только отсюда выйти, и я покончу с вами, бесстыжие псы!

К а р а  М у р а д-а г а (достает кинжал). Ну ступай, грязная тварь! Хватит корчить из себя невинного младенца, покажи нам свое кровавое лицо. Не то я тебе его раскровавлю!

Под угрозой кинжала палач и его подручный открывают дверь комнаты и входят. Начальники корпуса янычар закрывают дверь снаружи и держат ее. Изнутри доносятся шум и женские крики.

Г о л о с  с у л т а н а  И б р а х и м а. Ответьте, подлецы, в каких книгах, в каких законах сказано, что можете меня убить! Разве я не падишах, разве я не падишах… я… падишах… я…

Тишина. Воцаряется глубокое молчание. Начальники корпуса янычар с явным облегчением открывают дверь. В дверях показываются  К а р а  А л и  и  Х а м а л  А л и, подавленные тем, что они совершили. В руках у них смазанные салом петли. Начальники янычар в некотором замешательстве. Палачи медленно уходят.

Входит  К ё с е м-с у л т а н, начальники корпуса янычар припадают к земле.

К ё с е м-с у л т а н (посредине сцены, важно и сурово). Наконец умолк слишком невоздержанно звучавший голос его жизни. Похоронить султана Ибрахима и его возлюбленную во дворе мечети Айя-София.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. И пока это событие не вышло за пределы дворца и не стало у всех на языке, немедленно устранить обоих палачей.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

Начальники корпуса янычар кланяются и выходят. Кёсем-султан медленно снимает с лица черную шелковую вуаль.

Занавес.

Кобо Абэ ОХОТА НА РАБОВ

Кобо Абэ (род. в 1924 г.) — японский прозаик и драматург. Окончил медицинский факультет Токийского университета. Одно из первых его произведений — повесть «Стена. Преступление S. Карума» — было удостоено высшей литературной премии Японии — премии Акутагава за 1951 год.

Широкую известность писателю как в Японии, так и за рубежом принесли романы «Женщина в песках» (1962), «Чужое лицо» (1964), «Сожженная карта» (1967), «Человек-ящик» (1973), «Тайное свидание» (1977).

В 1975 году Абэ на собственные деньги организовал театральный коллектив — Студию Абэ, где ставит свои пьесы. Наиболее популярные среди них: «Охота на рабов» (1955), «Крепость» (1962), «Друзья» (1967), «Человек, превратившийся в палку» (1969).

Столкновение человека с враждебным ему буржуазным обществом — основная тема всех произведений Абэ, в том числе и «Охоты на рабов», включенной в настоящий сборник.

Перевод с японского В. Гривнина.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

У ч е н ы й-п у т е ш е с т в е н н и к.

З о о л о г, специалист по выращиванию животных.

Д е в у ш к а.

С л у ж а н к а.

Х о з я и н.

Ш о ф е р.

С а м е ц  у э.

С а м к а  у э.

С у м а с ш е д ш и й.

С и д е л к а.

Ю н о ш а.

А }

Б }

В, девушка } — друзья юноши.

Р а б о ч и е, ч е л о в е к.

1

Занавес открывается под рычание льва.

Огромный холл из железобетона. С первого взгляда видно, что его постройка потребовала больших денег. Ничего лишнего, все до предела рационально и современно. Слева — гостиная, обставленная мебелью новейших образцов; за ней — винтовая лестница. В центре — большое венецианское окно. Справа — дверь в прихожую. В глубине — лифт. Мебель в гостиной накрыта полиэтиленом. На ковре, покрывающем весь пол, будто обозначая дорожку, лежат старые газеты. У столика в гостиной друг против друга сидят  у ч е н ы й  и  з о о л о г. Ученый в пробковом шлеме, высоких кожаных ботинках выглядит карикатурно. Зоолог одет примерно так же.

У ч е н ы й (прислушиваясь к рычанию льва). Рычит! Рычит! И каким голосом рычит…

Зоолог, обеспокоенно опустив глаза, молчит.

(С упреком.) В чем дело? Может, он недостаточно активен?

З о о л о г (умоляюще). Посмотрите на него, и вы сразу все поймете. За неделю он похудел килограммов на десять.

У ч е н ы й. Да, ничего утешительного.

З о о л о г. За неделю — десять килограммов, за две — двадцать. Так к концу месяца от него ничего не останется…

У ч е н ы й (рассекая плеткой воздух). Нет радости без печали, нет печали без радости… Подождем еще недельку. (Понизив голос.) Ладно, а все остальное идет по плану?

З о о л о г (еле слышно). Ужасное животное. Этот лев… Я с ним просто замучился…

У ч е н ы й. Да брось ты. Теперь уж поздно причитать. Ведь это твоя профессия!

З о о л о г. Но я же специалист по собакам и кошкам.

У ч е н ы й (прищелкнув языком). А не все ли равно?!

З о о л о г (высокомерно). Конечно, кошка и лев одно и то же.

В прихожей раздается звонок. Ученый и зоолог испуганно смотрят друг на друга.

У ч е н ы й. Черт возьми. Могут помешать!

З о о л о г (в недоумении). Странно… За всю эту неделю с парадного хода сюда не зашел ни один человек… Наверно, кто-то чужой… Вряд ли это торговец, не думаю, что у него хватит нахальства идти не с черного хода…

У ч е н ы й (с раздражением). Все сведения должен был собрать ты.

З о о л о г. Но он действительно совершенно одинок. Меня это даже тронуло…

У ч е н ы й (сердито глядя на дверь). Хорошо, если не назойливый тип…

З о о л о г. Может, кто из соседей пришел, возмущенный рычанием льва… Правда, кто бы ни пришел, служанка достаточно хорошо вышколена, чтобы сказать: «Нет дома».

У ч е н ы й. Служанка? Разве можно надеяться на служанку?..

З о о л о г. Но с ней муж, причем с довольно крепкими бицепсами… Тот самый шофер… На его руки можно вполне положиться, силы он необыкновенной.

У ч е н ы й (смотрит на потолок). Что там за возня?

З о о л о г (тоже смотрит на потолок). Ничего не поделаешь. Лечение…

У ч е н ы й. Черт возьми! Но он хоть как-то реагирует?

З о о л о г. Судите сами. Я делаю все, как мы договаривались.

У ч е н ы й. Черт возьми!

Дверь справа неожиданно открывается, и  с л у ж а н к а  вводит молодую  д е в у ш к у, по виду студентку. Ученый и зоолог в замешательстве. Девушка не по летам спокойна и невозмутима. Она выглядит многоопытной и в то же время наивной.

С л у ж а н к а. Подождите, пожалуйста, здесь минутку… Я доложу хозяину… Нет-нет, ходить нужно только по газетам, а то ковер испортится… (Быстро поднимается по винтовой лестнице.)

У ч е н ы й (шепотом). Кто это?

З о о л о г (пожав плечами). Первый раз вижу…

У ч е н ы й. Может, родственница?

З о о л о г. Да нет, вряд ли…

Д е в у ш к а (озадаченно). Вы что, на натурные съемки собрались?

У ч е н ы й. На натурные съемки?

Д е в у ш к а. А иначе зачем вы так вырядились?..

Зоолог ехидно хихикает.

У ч е н ы й (с раздражением). Вырядились… Ха… Нет ничего страшнее невежества.

Д е в у ш к а. Во всяком случае, на маляров вы не похожи.

У ч е н ы й. На маляров?.. Девушка, мне кажется, вы не даете себе труда пошевелить мозгами.

Д е в у ш к а. Почему же… На полу расстелены газеты, мебель накрыта полиэтиленом…

У ч е н ы й (смеясь). Ах вот оно что. Значит, девушка, вы просто ничего не знаете… Не знаете, что за человек хозяин этого дома?..

Рычание льва.

Д е в у ш к а (в ужасе). Что это?

З о о л о г (не глядя на нее). Лев.

Д е в у ш к а. Лев? Живой?

У ч е н ы й. Совершенно верно, лев.

Д е в у ш к а. Он что, держит льва?

У ч е н ы й. Нет, это лечение.

Д е в у ш к а. Лечение льва?

З о о л о г. Лечение с помощью льва.

У ч е н ы й. Львиное лечение…

Д е в у ш к а. Львиное лечение…

У ч е н ы й (с важным видом вынув визитную карточку и шагнув вперед). Если употреблять специальную терминологию — лечение животным магнетизмом… Животное, то есть субъект животного магнетизма, — это, так сказать, магнит магнитов… В общем, новейший метод лечения, использующий энимал спирит — звериный дух. Сейчас среди элиты он широко дискутируется… (Будто передумав, неожиданно прячет в карман визитную карточку.) Нет, сначала, девушка… Сначала я хочу, чтобы вы ответили, кто вы, откуда и зачем сюда пришли.

Д е в у ш к а. Я вас ничем не обидела, а вы вдруг ни с того ни с сего спрятали визитную карточку…

У ч е н ы й. Но вы ведь даже не знаете, что за человек хозяин этого дома.

Д е в у ш к а. Я… я домашняя учительница… Мне нечего скрывать.

У ч е н ы й. Домашняя учительница?

З о о л о г. Чья?

Д е в у ш к а. Чья?.. Сына хозяина.

З о о л о г. Сына?!

У ч е н ы й (ехидно). Я поражен. Домашняя учительница призрака. Впервые вижу.

З о о л о г. Сын хозяина, к сожалению, погиб.

Д е в у ш к а (с испугом). Когда?

З о о л о г. Дней десять назад. Дорожная катастрофа…

Д е в у ш к а. Вот как, что же мне делать?

У ч е н ы й. Зато хозяин получил страховку, что-то около десяти миллионов иен…

Рычание льва.

З о о л о г. Кажется, он взбешен…

Д е в у ш к а. Что же мне делать? Пожалуй, лучше уйти…

У ч е н ы й. Да. Как это ни печально, вы пришли напрасно. Так что идите домой. Нечего вам зря терять время…

Д е в у ш к а. Я так надеялась… А еще какого-нибудь ребенка здесь нет?

З о о л о г. К сожалению, погибший был его единственным сыном.

У ч е н ы й (зоологу). Ты тоже иди. Нужно закончить работу.

З о о л о г (идя к винтовой лестнице). Действительно, осталась всего одна неделя.

У ч е н ы й. Понятно, понятно… (Девушке.) Девушка, вам здесь тоже, я думаю, нечего теперь делать, а?

Как только зоолог поднимается по лестнице, спускается лифт. Открывается дверь лифта, и входит  х о з я и н, за ним  с л у ж а н к а. У него растерянный вид. Осмотревшись, он смущается еще больше.

(Бросается к нему.) Ну, как дела?

С л у ж а н к а (игнорируя ученого, указывает хозяину на девушку). Вот эта девушка, хозяин…

Девушка поражена, пристально смотрит на хозяина.

У ч е н ы й (не обращая внимания на девушку). Ты… Видимо, эффективность повышается, а?

Х о з я и н (растерянно). А-а…

С л у ж а н к а (стараясь поддержать хозяина). Да какая там эффективность! (Девушке.) Девушка, вы уж, пожалуйста, извините его. После смерти сына хозяин стал как полоумный.

У ч е н ы й (категорично). Эффект львиного магнетизма! Содержащиеся в организме ядовитые элементы исторгнуты! Эффект извлечения яда, да…

С л у ж а н к а (не обращая на него внимания). Ну, девушка…

Д е в у ш к а (растерянно). Я, видите ли…

С л у ж а н к а (ученому). Слушайте, идите в тот угол, что ли, идите, идите. И так вы мне все настроение испортили. (Девушке.) Поговорите с ним о чем-нибудь, ну хотя бы о сыне. (Хозяину.) Эта девушка знакомая Таро… Какая она милая…

Д е в у ш к а (в замешательстве). Но я…

У ч е н ы й (смеется). Девушка. Ну и насмешила… Надо же так заморочить голову этой несчастной служанке. Удивительно.

Д е в у ш к а (резко). Да, видимо, произошло недоразумение. Я домашняя учительница вашего сына. (Поспешно встает на газету.)

Х о з я и н (смотрит только на девушку, повторяя ее слова). Домашняя учительница Таро?..

С л у ж а н к а (с досадой). Нахальная девчонка! Чего же ты меня морочила? Выход здесь, пожалуйста!

Ученый смеется.

Д е в у ш к а. Но я тут ни при чем. Я не виновата в недоразумении.

У ч е н ы й. Вон выход.

Д е в у ш к а. Что же делать? Я так рассчитывала…

У ч е н ы й. Своевольная девица. Хозяин этого дома потерял сына. Простой долг вежливости подсказывает извиниться и уйти как можно скорее. А она вместо этого (передразнивая девушку) — что же делать? Современная молодежь думает только о себе.

С л у ж а н к а. Верно. Наглая.

Д е в у ш к а. Правильно. Совершенно правильно. Вы победили.

С л у ж а н к а. Ладно, хотите сделать подарок семье покойного, так уходите побыстрей.

Д е в у ш к а. Подождите. (Пристально смотрит на хозяина.) Хозяин этого дома отец мальчика?

Х о з я и н (как бы ища спасения, смотрит то на служанку, то на ученого). А-а, да-а…

С л у ж а н к а. О чем она говорит, ну как не стыдно!

Д е в у ш к а. И все же не верится… Нет, ни за что не могу в это поверить…

У ч е н ы й. Помешкаешь еще немного — попадешь на обед льву. Ха…

Д е в у ш к а (не обращая на него внимания). Живет в таком прекрасном доме, значит, очень богат. А если он так богат, значит, у него должен быть изысканный вкус и образование. Правда, говорят, что человека по виду не определишь, но… (Неожиданно другим тоном, хозяину.) Скажите, пожалуйста, что такое теорема Питерграса?

Х о з я и н. А? (Старается уловить смысл.)

Д е в у ш к а. Теорема Пи-тер-гра-са.

Х о з я и н (ученому). О чем это она говорит?

У ч е н ы й (девушке). Послушайте, это уж чересчур…

Д е в у ш к а (прерывает его). А сами вы пришли сюда, чтобы всучить какую-нибудь подозрительную новую религию — вот в чем дело.

У ч е н ы й (напыщенно). Новую религию?.. Да, нет ничего страшнее невежества…

Д е в у ш к а (хозяину, мягким, увещевательным тоном). Я прошу вас… Ваш сын погиб, но я хотела бы стать домашней учительницей его отца. Чтобы не быть обманутым подобными аферистами, необходимо получить надлежащее образование…

У ч е н ы й. Аферистами?!

С л у ж а н к а. Что вы делаете, вы же топчете ковер!

Ученый поспешно встает на газету.

Д е в у ш к а (с недоумением). У вас всегда здесь расстелены газеты?

У ч е н ы й. Что значит — аферистами?!

С л у ж а н к а. Ужасно, когда топчут ковер. Ладно, идите, идите… (Делает жест, точно подгоняет девушку.)

У ч е н ы й. Слушай, что тебе говорят!

Д е в у ш к а (не обращая на него внимания, хозяину). Бедный. От души вам сочувствую… Расстелить на ковре газеты — значит превратить его в бесполезное сокровище…

Х о з я и н. Да, но…

У ч е н ы й. Нечего соваться в чужие дела, сестрица. Если не хочешь получить… (Пытается схватить ее.)

Д е в у ш к а (отбегая, хозяину). Помогите! Разве не вы здесь настоящий хозяин? Зачем же вы пляшете под дудку этого бандита?..

Х о з я и н. Ков… ковер… (Служанке.) Послушай, ковер…

Д е в у ш к а (с силой). Богатый человек даже внимания не обратил бы на такую мелочь…

У ч е н ы й. Если не хочешь попасть на обед льву…

С л у ж а н к а. Да перестаньте вы!

Д е в у ш к а. Хватит. (Хозяину.) Если вы не употребите свою власть… Богатый человек приказывает… Прикажите. Утихомирьте его… скорее!

Х о з я и н (слезливо). Утихомирьтесь!

Д е в у ш к а. Голос нерешительный…

У ч е н ы й (настигает девушку). Теперь не убежишь!

Неожиданно со второго этажа по лестнице сбегает  з о о л о г.

З о о л о г. Ужасно. Ле… лев… (В удивлении замирает.)

У ч е н ы й. Что случилось?

З о о л о г. Лев…

У ч е н ы й. Ну говори же быстрее, что случилось!

З о о л о г (задыхаясь). Вид какой-то… (Падает на колени, прерывисто дышит, хватается за подлокотник кресла.)

У ч е н ы й (прищелкнув языком). Черт возьми! Ну что ты будешь делать… (Колеблясь, замирает в нерешительности, некоторое время прислушивается, потом, решившись, поднимается на второй этаж.)

С л у ж а н к а (с испугом). Что теперь будет…

Х о з я и н. Что значит — что теперь будет?..

С л у ж а н к а. Замок на клетке со львом…

Д е в у ш к а. Лев действительно живой?

С л у ж а н к а (дрожит, схватив зоолога за руку). Ничего не случится, а?

Х о з я и н. Все в лифт!

З о о л о г (прикладывает палец к губам). Ш-ш… (Посмотрев в пролет лестницы, медленно поднимается и отряхивает пыль с колен.) Все в порядке… (Улыбнувшись, девушке, шепотом.) Быстрее, девушка, теперь успеете.

С л у ж а н к а. Что она должна делать?

З о о л о г. Торопитесь, пока он не вернулся!

Д е в у ш к а. А-а, спектакль, чтобы заставить меня убежать? Ну что ж, от души благодарна, но ничего не выйдет.

З о о л о г. Ничего не выйдет?

Д е в у ш к а. Видите ли, хозяин только что дал нагоняй тому типу. (Хозяину.) Правда?

Хозяин что-то бормочет.

Я хочу вам что-то сказать на ухо. (Тащит хозяина в угол холла.)

Х о з я и н, с л у ж а н к а (одновременно). Ой, ковер…

Д е в у ш к а (не обращая на них внимания). Послушайте, сейчас решающий момент. Если вы меня не поймете, случится непоправимое. Не верите? Давайте заключим временный договор, хоть на час. И вы увидите, как я вам пригожусь. Ну, согласны? Это ведь в ваших же интересах. Согласны?

Х о з я и н. С-с-сколько?

Д е в у ш к а (после недолгого раздражения, успокаивается). Давайте так: первый час я буду работать у вас бесплатно.

Х о з я и н. Хорошо, но что вы будете делать?

Д е в у ш к а. Сорву маску с этих людей. Вас обманывают.

Х о з я и н. Они говорят, что у меня не хватает магнетизма, и вот…

Д е в у ш к а. Глупости. Итак, вы облекаете меня полномочиями. (Смотрит на часы.) Ровно на час с этой минуты…

У ч е н ы й  сбегает вниз по лестнице.

У ч е н ы й (со злостью, повернувшись к зоологу). Послушайте, там ничего не случилось!

З о о л о г. Как — ничего не случилось?

У ч е н ы й. Вы что, решили надо мной посмеяться?

З о о л о г. Фу, меня это очень успокаивает. Наверно, была галлюцинация.

У ч е н ы й (готов снова накинуться на зоолога, но неожиданно замечает девушку). Как, она еще здесь? Ну что за назойливая девица!

Д е в у ш к а (спокойно). Нравится вам это или нет, значения не имеет. Вы свободны, и чем быстрее уйдете, тем лучше.

У ч е н ы й. Что такое?

Д е в у ш к а. Я только что получила от хозяина полномочия. С этого момента все мои распоряжения имеют ту же силу, что и его. (Служанке.) Уберите эти ужасные газеты.

С л у ж а н к а. Нельзя. (Хозяину.) Ну как же это?

Д е в у ш к а (прерывая ее). Никаких непосредственных переговоров с ним, если на то не будет моего разрешения… Ну, быстрее!

Служанка следит за выражением лица хозяина. Тот, не зная, что делать, опускает глаза. Служанка, у которой нет другого выхода, убирает газеты.

У ч е н ы й (решительно). Шутки в сторону, сэнсэй^[58], я просил бы уделить мне время для серьезного разговора.

Д е в у ш к а. Сейчас сэнсэй — это я.

У ч е н ы й. С вами не разговаривают!

Д е в у ш к а. Если я вам не нужна, уходите — и побыстрее. Пожалуйста, не стесняйтесь.

У ч е н ы й (хозяину). Так вот, сэнсэй…

Д е в у ш к а. Я ведь, кажется, предупреждала, чтобы с ним не вели непосредственных переговоров?

Хозяин что-то бормочет себе под нос.

У ч е н ы й (внезапно резко, девушке). Ну что ж, я хочу узнать: какая сегодня утром была температура, частота пульса, цвет мочи?

Д е в у ш к а (хозяину). У вас что-нибудь болит?

Х о з я и н. Ну… особенно чтобы…

У ч е н ы й. Ха, далеко не при всех болезнях сам больной на что-либо жалуется!

Х о з я и н. После смерти сына у меня совсем пропали силы…

У ч е н ы й. Как специалист я могу сказать, что именно отсутствие жалоб пациента часто свидетельствует о серьезности болезни…

Д е в у ш к а. «Специалист». Что вы за специалист?

У ч е н ы й. Разве я вам еще не говорил? Я изучаю животный магнетизм. Являюсь председателем Ассоциации пропаганды энимал спирита.

Д е в у ш к а. И вы думаете, что этой сказкой для детей вам удастся обмануть и меня?

У ч е н ы й. Сказкой для детей?.. Какие у вас основания так говорить? Вы хотите, чтобы я привлек вас за клевету? Глупая девчонка, абсолютно глупая. В нашей ассоциации состоят, прежде всего, этот сэнсэй, затем выдающиеся представители, избранные от всех входящих в нее обществ. Оскорблять животный магнетизм — значит оскорблять всех этих людей!

Д е в у ш к а (хозяину). Сколько они с вас содрали?

У ч е н ы й. Я не могу пропустить мимо ушей это «содрали». Мы не берем денег с каждого встречного. Вступительный взнос сто пятьдесят тысяч иен, лечение — тысяча пятьсот иен в день. Так дешево потому, что мы хотим, чтобы ценные вещи использовались для людей, представляющих собой ценность. Между прочим, сэнсэй еще не вносил вступительного взноса. Оплата производится лишь после того, как достигнуты определенные результаты и пациент сам это подтвердит, в общем, мы ведем дело добросовестно… Не то что, как это часто бывает, лечат, не имея никакой уверенности в успехе, ха-ха.

Д е в у ш к а. Ну, и как же вы лечите?

У ч е н ы й. Глаза… Энимал спирит истекает из глаз.

Д е в у ш к а. И его глотают, как слезы, льющиеся из глаз?

У ч е н ы й. Совершенно верно. Лучше всего пристально смотреть прямо в глаза. Тогда дух животного будет вливаться, как вода, льющаяся сверху вниз. В самые ближайшие дни сэнсэй уже должен почувствовать первые результаты, но… (Неожиданно, зоологу.) Да, Фудзино-кун^[59], сэнсэю было прописано три раза в день по пятнадцать минут?

З о о л о г. Нет, со вчерашнего дня мы увеличили дозу до двадцати минут.

У ч е н ы й. Угу, да-да… совершенно верно… При таком напряжении все может пойти насмарку. Значит, общее время принятого лечения…

З о о л о г. Триста пять минут.

У ч е н ы й. Как — триста пять? То есть уже более трехсот? Результаты уже должны сказаться. Вы их ощущаете, сэнсэй?

Х о з я и н. Ну, как…

Д е в у ш к а. Вы себе противоречите. Ведь если у больного не было жалоб, он не в состоянии осознать, есть ли результаты.

У ч е н ы й. То, что не удавалось осознать, благодаря вливанию магнетизма осознается. (С серьезным видом, хозяину.) Вы действительно не ощущаете никаких перемен? Может быть, где-то вы испытываете зуд, где-то боль?..

Х о з я и н. Особенно нет…

У ч е н ы й (глубокомысленно). Это и ужасно. Видимо, вы больны гораздо серьезнее, чем я предполагал…

Х о з я и н. Правда?

Д е в у ш к а (хозяину). Непосредственные переговоры — нарушение нашего соглашения. (Ученому.) Я хотела бы получить более вразумительное объяснение.

У ч е н ы й (со вздохом). Жаль. Несказанно жаль. Будь хоть какая-то реакция, я бы знал, что прописать… Ну, например, если б болели уши — казуара, если б он чувствовал меланхолию — аллигатора, если б вокруг пупка выступила сыпь — орангутанга, и так в каждом случае, прописывая тот или иной магнетизм, я добился бы полного излечения…

Д е в у ш к а. И после лечения уже нигде не будет болеть?

У ч е н ы й. Нет, не совсем так. Когда человек здоров, должна быть здоровая реакция. Ведь он получает магнетизм от льва. У здорового человека избыток проникающего в него магнетизма должен выливаться, как выливается вода из переполненного чайника. Возможно даже повышение температуры, усиление мочеиспускания, непроходящая зевота, легкий шум в ушах, а в некоторых случаях даже непрекращающееся кровотечение из носа… У сэнсэя никакой реакции не наблюдается. Это значит, что он находится в безнадежном состоянии, как дырявый чайник… И в этом случае остается лишь одно средство… Нет, не буду… Я не должен этого говорить… Вот если бы сэнсэй был один, тогда дело другое, но можем ли мы доверить такой секрет совершенно незнакомой нам девушке?.. Видимо, не можем, Фудзино-кун, а?..

З о о л о г. Вы имеете в виду этих самых уэ?

У ч е н ы й. Ш-ш… (С серьезным видом наклоняется к хозяину.) Итак, прощайте, сэнсэй. Весьма прискорбно покидать вас сейчас, из-за того, что вы никак не прореагировали на тест со львом, но… Ну что ж, это неизбежно… Речь идет о редчайших животных, которые не значатся ни в одном зоологическом атласе мира… Проболтаться о них — значит вызвать колоссальные волнения…

Д е в у ш к а (хозяину). Вам не кажется, что он отступает, поджав хвост?

У ч е н ы й. Ну что за самонадеянная девица! Ладно, Фудзино-кун, спускай клетку со львом!

Х о з я и н (в растерянности). А животные, как вы там их назвали, эти звери, что, они еще лучше льва?..

З о о л о г. Уэ.

У ч е н ы й. Ш-ш…

Д е в у ш к а. Не слушайте вы их, все это чепуха.

У ч е н ы й. Не видя животных, вы, девушка, утверждаете, что все это чепуха. Ваша прозорливость удивительна. Хи-хи-хи.

Д е в у ш к а. Тогда покажите их, убедите меня.

У ч е н ы й. Нет, этот номер не пройдет. Фудзино-кун…

Д е в у ш к а. Пожалуйста, пожалуйста, без стеснения.

Х о з я и н. Но…

Д е в у ш к а (хозяину, настойчиво). Все будет в порядке. Не может быть, чтобы у этих людей были удивительные животные, которые не значатся ни в одном зоологическом атласе. Посмотрите, какой дурацкий вид у этого человека — карикатура на ученого… Смех один. Действительно, ну что за вид… (Хихикает.)

У ч е н ы й (с раздражением). Ну хорошо. Если так, я покажу. Покажу уэ. (Неожиданно заколебавшись.) Но с условием, что вы дадите мне одно обещание. Я хочу, чтобы вы обещали, как бы вы ни были поражены, как бы ни были потрясены, не бежать в газету, не распространять вздорные слухи.

Д е в у ш к а. Если мы будем поражены, нас это только развлечет.

У ч е н ы й. Так вы обещаете или не обещаете?

Х о з я и н (шепотом). Наверно, можно обещать?

Д е в у ш к а (с улыбкой кивает). Да, если таков приказ.

У ч е н ы й. Нет, одного такого обещания недостаточно. До окончания лечения с помощью уэ — это дня два-три — я хочу, чтобы отсюда никто не выходил.

Д е в у ш к а (хозяину). Вы продлите наше соглашение на этот срок? Продлите, да?

Х о з я и н. Я? Да-да…

Д е в у ш к а (кивая ученому). Мы согласны. Но когда мы увидим ваших уэ? (Ехидно улыбается.)

У ч е н ы й. Немедленно! Я оставил их возле дома. Фудзино-кун, прошу, быстрее!

З о о л о г. Возле дома?

У ч е н ы й. Да, как обычно, в клетке, прикрытой брезентом.

З о о л о г  выходит в дверь направо.

С л у ж а н к а (в волнении). Эти самые уэ тоже рычат, как львы, а?

У ч е н ы й (с торжествующим видом). Ничего, ничего, вы получите удовольствие.

С л у ж а н к а (тревожно). С тех пор как на втором этаже вы поселили льва, в квартале от него одно беспокойство… Правда-правда. Вот, например, сынишка хозяина рыбной лавки, которая на углу, и раньше-то был худой, а теперь прямо в живые мощи превратился…

У ч е н ы й. Глупости все это. Просто они жалуются, чтобы получить компенсацию. Ты ведь живешь под одной крышей со львом и тем не менее осталась такой же аппетитненькой…

С л у ж а н к а. Противный.

Д е в у ш к а (задумчиво). Почему вы держите льва на втором этаже?

Х о з я и н. Из-за вони. Ужас как пахнет!

С л у ж а н к а. Действительно, дышать невозможно. Уэ тоже так воняет?

У ч е н ы й. Ага, вот и уэ прибыли!

Справа шум. Двери открываются и  д в о е  р а б о ч и х  вносят большую клетку, закрытую брезентом. З о о л о г  отсылает рабочих и закрывает двери. Остается лишь  ш о ф е р, муж служанки, помогавший рабочим. Это огромный мужчина с огромными бицепсами.

С л у ж а н к а (тихо, шоферу). Слушай, ты внутрь заглядывал?

Ш о ф е р (отрицательно качает головой). Очень уж здорово она завернута. Ну что там особенного, звери и звери.

С л у ж а н к а. Какие они из себя, эти уэ?

У ч е н ы й (с торжествующим видом подходит к клетке и щелкает плеткой). Да, уэ закрыты плотно. Чтобы содрать брезент, придется употребить вот что. (Вытаскивает нож, вделанный в рукоятку плетки.) Почему нужно было закрывать так плотно?.. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Увидите — сами все поймете… Остаются, правда, некоторые моральные проблемы…

Д е в у ш к а. Моральные?

У ч е н ы й. Так, так, так, так… Приготовьтесь… Можно снимать?.. (С криком, разрезает брезент.)

Видны  д в а  у э — с а м е ц  и  с а м к а. Тела их прикрыты лохмотьями, они сидят в клетке, ссутулившись.

С а м е ц  у э (порыкивает). Уэ-э…

Шофер начинает смеяться, но неожиданно падает в обморок.

С л у ж а н к а (поддерживая шофера). Ну что с тобой?

У ч е н ы й (спокойно). Беспокойство излишне. Все будет в порядке. Утверждают, что энимал спирит, истекающий из глаз уэ, в тринадцать — шестнадцать раз сильнее, чем у льва. Положите его, и он скоро придет в себя.

Х о з я и н (хрипло). Обезьяны это, что ли?

Д е в у ш к а (хмурится). Люди, конечно!

У ч е н ы й. Нет. Не обезьяны, не люди.

Д е в у ш к а. Тогда кто же?

У ч е н ы й. Я же сказал — уэ. (Повернувшись к уэ, щелкает пальцами.) Ну, порыкайте, уэ!

С а м е ц  у э, с а м к а  у э (неохотно). Уэ-э…

Девушка, повернувшись лицом к уэ, пристально смотрит на них. Ученый, нахмурившись, покашливает.

(Громко, девушке.) Уэ-э!

Ш о ф е р (растерянно вскакивает). Что случилось?

Служанка, прикрыв лицо руками, начинает всхлипывать.

В чем дело?

С л у ж а н к а. Мне почему-то так тяжело, так тяжело…

Ш о ф е р (поддерживая служанку). Не обращай внимания, не обращай внимания. Уйдем отсюда. Разрешите откланяться… Сон это или явь? У меня, наверно, что-то случилось с головой…

Шофер и служанка, поддерживая друг друга, уходят.

У ч е н ы й (победоносно). Ну, каков эффект? Колоссально! Достаточно одного взгляда, и человек лишается сознания.

Д е в у ш к а. Я не лишусь.

У ч е н ы й. Видите ли, если человек абсолютно здоров, он должен почувствовать, что все в нем напряжено.

Х о з я и н. Воды… стаканчик воды, кто-нибудь… (Начинает дрожать и раскачиваться.)

Д е в у ш к а (ведет хозяина к стулу). Вам лучше присесть.

У ч е н ы й. Фудзино-кун, сэнсэй просит воды! Кстати, и для уэ принесите.

З о о л о г  убегает.

Д е в у ш к а (хозяину). Только не раскисайте. Конечно же, это люди. Посмотрите на них хорошенько.

Х о з я и н. Да, не отличить, но…

У ч е н ы й. Не отличить, но тем не менее не люди. Сэнсэй, не стесняйтесь, посмотрите на них внимательно. Может, поднести клетку поближе?

Х о з я и н. Нет-нет, не нужно.

У ч е н ы й. Да, конечно, слишком сильный магнетизм может вызвать побочные явления. И все же, если вы внимательно к ним присмотритесь, то заметите, что хотя они очень похожи на людей, но чем-то все-таки отличаются от них…

Д е в у ш к а. Если и на человека посмотреть попристальнее, начнешь сомневаться, человек ли перед тобой.

У ч е н ы й. А если слишком пристально смотреть на дурака, начнешь сомневаться, дурак ли перед тобой.

Хозяин истерично смеется. Потом, будто испугавшись своего голоса, умолкает.

Д е в у ш к а (оправившись от удивления). Вы утверждаете, что уэ не люди, но никаких доказательств не приводите.

У ч е н ы й. Какие вам еще нужны доказательства?

Д е в у ш к а. Где письменное заключение экспертов, запись в племенной книге?..

У ч е н ы й. Прошу прощения, но я единственный в Японии, да и во всем мире специалист по уэ.

Х о з я и н. Во… воды не принесли?

У ч е н ы й. Угу, на носах уэ тоже проступил пот. Первое доказательство, что они хотят пить.

Д е в у ш к а (зло). Приведите конкретные доказательства. Хотя бы минимальные, меня бы это вполне удовлетворило. А то заладили — «не люди»…

У ч е н ы й. Проще простого. Прежде всего, уэ не говорят. (Повернувшись к клетке.) Эй, дурачье паршивое, умеете говорить? Скажите что-нибудь!

С а м е ц  у э (тихо). Уэ, уэ…

У ч е н ы й. Видите, они только воют и рычат, а разговаривать не умеют. А что значит не разговаривать? Это можно увидеть и на примере общения людей. Наибольшей силой обладает телеграфный стиль. Чем фраза короче, тем она эффективнее. «Вышли деньги». «Отец умер». Не зря же говорят, молчание — золото. Итак, неумение говорить означает внутреннюю полноту, означает, несомненно, силу духа, в частности интенсивность магнетизма. Вам понятно? Их неумение разговаривать и представляется мне первейшим доказательством.

Х о з я и н. Хе…

Д е в у ш к а. Может, они просто немые.

У ч е н ы й. Ничего подобного. Ладно бы одно животное, два, но сотни, тысячи уэ и все до одного немые — это противно всякой логике.

Х о з я и н. Сотни, тысячи?..

У ч е н ы й. Да, я больше года жил на острове Уэ. Познакомился с их нравами, обычаями. Там, у себя, они, естественно, ходят обнаженные. Но мне показалось, что в таком виде они бы слишком привлекали внимание…

Х о з я и н. Хе…

Входит  з о о л о г  с ведром воды. За ним — с л у ж а н к а  со стаканом. Шествие замыкает медленно идущий  ш о ф е р.

С л у ж а н к а (протягивает хозяину стакан). Пожалуйста.

Х о з я и н. А-а… (Хватает стакан и пьет.)

Зоолог отпирает замок, открывает клетку и хочет поставить внутрь ведро.

Д е в у ш к а. Подождите. (Выхватывает у него ведро и подходит к шоферу.) Послушайте, я не знаю, кто вы…

Ш о ф е р. Я шофер.

Д е в у ш к а (кивает). Простите, вы не могли бы сюда плюнуть?

Ш о ф е р. Плюнуть?

У ч е н ы й (обеспокоенно). Оставьте, пожалуйста, это…

З о о л о г. Это же негигиенично…

Д е в у ш к а (настойчиво). Не имеет значения. Если они действительно не люди, то к плевку отнесутся вполне спокойно.

С а м к а  у э. Уэ…

У ч е н ы й (тихо). Ш-ш!

Шофер плюет в ведро.

Д е в у ш к а. А теперь снимите носки и положите их в ведро.

С а м е ц  у э, с а м к а  у э (вместе). У-у-уэ…

У ч е н ы й (хватает плетку и угрожающе замахивается на уэ, чтобы прекратить вой). Ничего-ничего, пожалуйста, если хотите. Стоит ли волноваться из-за такого пустяка? Мне очень жаль, но уэ — это уэ, и они не похожи на тех дешевок, которые приходят в ужас от ополосков после носков. Хе-хе.

Д е в у ш к а. Ну быстрее. Так хочет хозяин.

Шофер снимает носки и начинает полоскать их в ведре.

У ч е н ы й. Гм… даже слабый женский ум иногда приносит пользу. Для уэ это теперь будет кока-кола.

З о о л о г. А если туда попадут микробы?..

Ш о ф е р. В моих носках нет никаких микробов.

У ч е н ы й. Ладно, вопрос решен. Можно продемонстрировать еще более верное доказательство… Но, к сожалению, вам придется подождать месяца три. Через три месяца это будут уже не рассуждения, а доказательства, и пусть тогда эта девица попробует не прикусить язык.

Д е в у ш к а. Хотелось бы узнать, какое еще вранье вы приготовили?

У ч е н ы й. Гм… Действительно настырная девица. Не знаю, что на этот раз она затеяла… Ладно, скажу. Уэ достигают зрелости через три года. То есть через три года после рождения они могут производить потомство. На шестой месяц после зачатия самка приносит двух-трех детенышей. Существуют на свете такие люди?

С л у ж а н к а. Фу, противно. Точно крысы.

У ч е н ы й. Совершенно справедливо, биологически они близки крысам. И помимо всего прочего, разве человек стал бы, сидя в клетке, рычать уэ-э, уэ-э.

Д е в у ш к а. Может, это сумасшедшие?

У ч е н ы й. Будь это сумасшедшие, они вопили бы пострашней. (Шоферу.) Послушай, приятель, может, хватит стирать носки?

Шофер поспешно вынимает носки.

Д е в у ш к а (передавая ведро зоологу). Ну вот, теперь напоите этим своих уэ. (Делает знак хозяину: мол, посмотрим, что теперь будет.)

Зоолог, точно ища спасения, смотрит на ученого. Ученый отворачивается. Уэ тайком хмуро переглядываются.

Будут они пить или нет, как вы думаете?

Зоолог ставит ведро в клетку. Уэ отскакивают назад.

У ч е н ы й (с силой). Несомненно, будут. Они должны напиться. Посмотрите, как вспотели их носы. (Рассекает плеткой воздух.)

Уэ с обреченным видом пропускают друг друга вперед.

Д е в у ш к а (глядя на уэ). Не знаете, что делать, да?

У ч е н ы й. Просто они уступают друг другу очередь.

Решившись, самец уэ опускает голову в ведро.

С л у ж а н к а. Пьет!

Х о з я и н. Пьет!

Ученый жеманно хихикает.

З о о л о г (с пафосом). Ужасное безрассудство…

Ш о ф е р (держит в руке мокрые носки, морщась). Я ношу их уже больше недели…

Самец уэ поспешно отдергивает голову от ведра и тащит к нему упирающуюся самку.

У ч е н ы й. Как видите, прекрасно выпили, и ничего. Результаты анализов подтверждают, что пот и грязь человека невероятно богаты аминокислотами и белком.

Д е в у ш к а. Где же вам удалось обнаружить животных, не занесенных в зоологический атлас? В дебрях Африки? В Гималаях? Или, может быть, в долине Амазонки?

У ч е н ы й. Я уже сказал. На острове Уэ.

Д е в у ш к а. Не слышала о таком.

У ч е н ы й. А если б сделали вид, что знаете, сразу бы и опозорились.

Д е в у ш к а. Вы ведь могли бы моментально прославиться, стоит только вам заявить в научных кругах о своем открытии, правда? Тем более что вы совсем не похожи на бескорыстного простачка…

У ч е н ы й. Я же вам говорил: из моральных соображений мне пока не хочется будоражить общественное мнение.

Д е в у ш к а. Или, лучше сказать, вы боитесь показать свое невежество?

У ч е н ы й. Дай вам волю, вы будете болтать без умолку. Так и быть, объясню. Вас удивляет, как в наш просвещенный век мог сохраниться этот таинственный остров, куда не ступала нога человека?.. Это произошло в разгар войны. Мы шли на торговом судне. Вдруг ба-бах! Когда я пришел в себя, увидел, что меня прибило к какому-то острову.

Х о з я и н. И что же… он где-то в Тихом океане?..

Д е в у ш к а. Перестаньте издеваться… Разве в век атома и ракет может существовать неизвестный остров?

У ч е н ы й. Верно говорят, нет ничего страшнее невежества… Вы себе представляете, что такое океан? Видимо, он отличается от теннисного корта. В океане существуют огромные горы и огромные впадины. Он напоминает, если можно так сказать, внутренность бурлящего котла. Когда течения сталкиваются, возникают огромные кипящие водовороты. Где-нибудь в центре Тихого океана эти водовороты нередко достигают десятков тысяч километров в окружности… Моряки иначе их и не называют как адом. Втянет в него — и конец, если случайно не выбросит на другом конце земного шара. Это страшные чудовища, спастись от которых невозможно. И в этом аду вдобавок сталкиваются еще невероятной силы встречные течения… Точь-в-точь океанская Ниагара… Со страшным грохотом — до-до-до-до-до-дон — падает вниз каскад морской воды шириной во много километров… В некоторых местах бывают еще более страшные потоки. Обычно их называют черными стремнинами. Они несутся со скоростью реактивного самолета, узлов тридцать в час, выбрасывая клочья пены, — это страшно… Сейчас мне представляется, что остров Уэ находится где-то в океанском оазисе, зажатом, точно клещами, огромным водоворотом, о котором я говорил, с одной стороны, и черной стремниной — с другой. Это было опаснейшее место не только для мелких рыболовецких судов, но и для океанских кораблей водоизмещением в десятки тысяч тонн. Помимо всего — я понял это потом, — сам остров представляет собой огромный магнит. Компас, естественно, выходит из строя. И корабль, не замечая острова, проходит мимо него. Поэтому нет ничего удивительного, что остров до сих пор никем не открыт и не нанесен на карту. Разве то, что я рассказал, звучит не убедительно?

Х о з я и н. А еда? Что они едят?

У ч е н ы й. Всяких там моллюсков, креветок, насекомых…

Д е в у ш к а. Пожалуй, все это и в самом деле звучит достаточно убедительно.

У ч е н ы й. Разумеется, звучит. И притом убедительно, убедительно, весьма убедительно.

С л у ж а н к а. Ну, а как они любят друг друга?

У ч е н ы й. Гм… Они, видите ли… в общем, не люди и поэтому в своих отношениях свободны, я бы даже сказал — распущенны, и я просто стесняюсь рассказывать при женщинах…

С л у ж а н к а. Фу, как противно…

У ч е н ы й. Если бы только туда можно было добраться пароходом, я бы, пожалуй, попытал счастья превратить остров в район туризма… Есть немало людей, имеющих склонности такого рода…

С л у ж а н к а. Надо же. О-го-го…

Д е в у ш к а. Что вы говорите…

У ч е н ы й. Удалось мне в конце концов вас убедить?

Д е в у ш к а. Даже если это и ложь, то вы просто мастер складно врать.

У ч е н ы й. Перестаньте. Если вы всегда будете так грубить, то останетесь старой девой.

Д е в у ш к а. К сожалению, предложений слишком много, и я просто не знаю, какое из них выбрать.

Х о з я и н (внимательно глядя на уэ, точно собираясь немедленно подвергнуть себя воздействию магнетизма). Здорово, если все это так.

У ч е н ы й (соглашаясь). Здорово. Действительно здорово. И хочу вам напомнить, что наш девиз — все для пациентов.

Д е в у ш к а. В таком случае, разрешите мне первой произвести опыт.

У ч е н ы й (самоуверенно). Пожалуйста, пожалуйста.

Д е в у ш к а. Кто из вас лучше всех умеет смешить людей?

У ч е н ы й. Смешить?

Д е в у ш к а. Ведь из всех животных умеет смеяться только человек.

С л у ж а н к а. Может, ты?

Ш о ф е р. Я?

С л у ж а н к а. Спой им свою любимую песенку. Люди всегда смеются, когда ее слышат.

Ш о ф е р. Хватит болтать!

Д е в у ш к а. Тогда давайте все вместе станем перед уэ и начнем смеяться. Не важно над чем — главное, смеяться позаразительней. Легче всего рассмеяться, когда видишь смеющегося человека. И если мы вместе будем хохотать, я думаю, им не удержаться.

Х о з я и н. Это верно… Когда видишь, что человек смеется, самому тоже становится смешно.

У ч е н ы й. Глупо, глупо, глупо!

Д е в у ш к а. Почему же вы идете на попятный, если уверены в себе?

У ч е н ы й. А я и не собираюсь идти на попятный.

Д е в у ш к а (не теряя времени, обращается ко всем). Итак, подойдем к клетке…

Все медленно, неуверенно приближаются.

Прошу вас. По моему знаку начинайте громко смеяться. Не стесняйтесь, смейтесь изо всех сил, погромче.

У ч е н ы й. Вздор!

Д е в у ш к а. Итак, раз, два, три — смейтесь!

Все начинают смеяться, сначала неуверенно, неохотно, а потом все громче и громче. Заразительнее всех почему-то хохочет зоолог. Посмеивается и ученый, но лицо у него строгое, он сурово смотрит на уэ. Смех как будто начал заражать и уэ, они тяжело дышат, чувствуется, что они с трудом сдерживают смех. Ученый начинает смеяться особенно громко, угрожающе.

С а м е ц  у э, с а м к а  у э (сдерживая смех, мрачно). Уэ, уэ…

Смех постепенно становится искренним. Он бессмыслен, пуст, но тем не менее не прекращается. Уэ теряют присутствие духа. Уже от всей души, не таясь, смеется ученый… Смех все разрастается.

2

Ночь. Кроме сидящих в клетке  у э, никого нет. Свет ночника.

С а м к а  у э. Наверное, скоро уже двенадцать?

С а м е ц  у э (вытаскивает из лохмотьев часы). Угу, без семи минут.

С а м к а  у э. Пожалуй, нужно начинать приготовления?

С а м е ц  у э. Да не спеши ты. Можно и после того, как придет этот тип Фудзино.

С а м к а  у э. Думаешь, ничего? Да, работает он точно.

С а м е ц  у э. Ключ у тебя?

С а м к а  у э (порывшись за пазухой, кивает). О-о, о-о, противно. Какая я к черту уэ. (Показывает на ящик с едой). Что там за жратва?..

С а м е ц  у э. Рыбьи потроха жареные.

С а м к а  у э. И к ним ошметки овощей. От одной вони задохнешься.

С а м е ц  у э. Что ж делать, потерпим. Работенка-то неплохая — сто тысяч за вечер.

С а м к а  у э. Мне что-то не по себе, а ты как? В желудке противно…

С а м е ц  у э. Противно в желудке?

С а м к а  у э. Я уж думаю, не от ополосков ли это, которыми нас днем напоили…

С а м е ц  у э (сердито). Хватит! Как вспомню, блевать тянет. Ну ладно. Давай проверим инструмент. Берись со своей стороны.

С двух сторон они поднимают коробку с едой. Под ней — ящик с инструментами.

С а м к а  у э. Чего ты корчишься?

С а м е ц  у э. Терпежу нет, сходить бы надо. Так, напильник, кусачки, нож, спички…

С а м к а  у э. Тебе что, можешь хоть в банку сходить. Кому надо корчиться, так это мне.

С а м е ц  у э. Разве же я могу сделать такое безобразие?

С а м к а  у э. Фу ты, делов-то.

С а м е ц  у э. Ш-ш, кто-то идет!

Крадучись, по лестнице спускается человек. Это  з о о л о г.

С а м к а  у э. О-о, кто идет…

С а м е ц  у э. Мы и надеяться не могли, что вы придете вовремя. Думали, лежите в мягкой постели и видите приятные сны.

З о о л о г (осматриваясь). Сейчас не до этого. Как бы из-за девицы, которая ворвалась сюда, не полетели все наши планы.

С а м к а  у э. Она уже заснула, наверно?

З о о л о г. Свет-то погасила, но…

С а м е ц  у э. А то в случае чего мы эту девицу в два счета…

З о о л о г. Давайте повторим план…

С а м е ц  у э. Мы все помним. Телефон звонит один раз. Это предупреждение, что машина прибыла.

С а м к а  у э. А где телефон?

З о о л о г. За лестницей.

С а м е ц  у э. Услышим предупреждение — тут же перерезаем провод сигнализации.

З о о л о г. Отвернете ковер — под ним провод…

С а м к а  у э. Пока вы поднимаетесь на второй этаж, я открываю это окно. (Указывает на венецианское окно.)

С а м е ц  у э. Мы в это время спускаем со второго этажа сейф.

С а м к а  у э. Я зажигаю спичку, ш-шик — и сигналю…

З о о л о г. И тогда автокран, который ждет за оградой, поворачивает свою стрелу сюда.

С а м е ц  у э. Т-рр-р-р. Лебедка. Мы крепим к ней сейф.

С а м к а  у э. Порядок, поднимай.

З о о л о г (успокоенно). Да, если так пойдет, все вроде бы просто. И завтра мы миллионеры…

С а м е ц  у э. Постойте, постойте. Вы забыли одну важную вещь, а?

З о о л о г. Важную вещь?

С а м е ц  у э. Уничтожение следов!

С а м к а  у э. Да-да. Нечего притворяться!

З о о л о г. В чем дело?

С а м е ц  у э. Прежде всего запираем дверь на второй этаж.

С а м к а  у э. А вы открываете клетку льва.

З о о л о г. Это очень рискованно!

С а м е ц  у э. Чего там рискованно! Набросайте около клетки куски мяса, и, пока лев будет их подбирать, вы раз — и спуститесь на лифте.

С а м к а  у э. Чтобы лев сам нажал в лифте кнопку и погнался следом — такого я еще никогда не слыхала.

З о о л о г. Но уж если мы стащили сейф, зачем нам это делать?..

С а м е ц  у э. Брось. Хватит паниковать.

С а м к а  у э. Конечно. Может, нам в жизни никогда уже не подвернется такая работенка…

С а м е ц  у э. Разве нам когда представится другой такой шанс, жить потом всю жизнь не оглядываясь… И хозяина и девицу должен сожрать лев… Еще никто в мире не уничтожал улик так ловко.

С а м к а  у э. Я и в кино такого не видала.

З о о л о г. Ух, и больно же им будет. Когда он своими клыками — крак-крак… Интересно, с кого он начнет?..

С а м е ц  у э. В общем, огребем шальные денежки. Как на улице нашли, а? Все равно этот старый дурак живет один и не знает, что с ними делать…

З о о л о г. Сначала он сожрет девчонку — это уж точно. У нее и жирок есть, и мясо нежное…

С а м к а  у э. Меня прямо завидки берут — сама бы ее съела.

Самец и самка уэ ехидно хихикают. Слышится шум лифта.

С а м е ц  у э. Черт, кто-то спускается.

З о о л о г. Что же делать?

С а м к а  у э. Нужно придумать предлог — все равно какой — и выгнать.

С а м е ц  у э. Нет, лучше всего вам спрятаться, хоть за кресло. Надолго сюда не придут — что здесь делать?

Лифт останавливается. Зоолог поспешно прячется. Из лифта выходит  д е в у ш к а. Уэ, повернувшись друг к другу спинами, делают вид, что спят.

Д е в у ш к а (освещая фонариком уэ, идет вокруг клетки). Вы спите, а? Не спите вы. Нечего притворяться. Я по дыханию слышу, что не спите, прекрасно слышу. (Продолжая ходить вокруг клетки.) Но все-таки интересно… Хоть я и знаю, что вы не те, за кого вас выдают, все равно очень интересно. Никак не могла заснуть, и вот спустилась. Может, хотите со мной поговорить?.. В конце концов, вы все равно себя разоблачите. Вы же специально устроили этот спектакль… Причем спектакль довольно странный… За сколько, интересно, вы себя продали?.. Прикидываться животными — за это должны хорошо заплатить, иначе бы вы не согласились… Или я не права?.. Я, честно говоря, собиралась стать домашней учительницей сына хозяина. А он десять дней назад погиб в дорожной катастрофе… Опоздала я… Очень жаль, для меня это огромная потеря. Мой друг зарабатывает мало, и мы очень надеялись на эту работу… Поэтому мне просто необходимо как-нибудь пролезть в этот дом… Я понимаю, что вам это может доставить беспокойство, но что поделаешь. Жить-то ведь нужно… Но сколько бы я ни старалась, до ваших заработков мне далеко. Человеку здесь делать нечего, но стоит ему превратиться в уэ, и он моментально приобретает особую ценность… Как ни странно, быть уэ не так уж трудно, верно?.. Чем обучать здешнего хозяина манерам богача, гораздо выгоднее заставить его раскошелиться, выдав себя за уэ… И выгоднее, и работа, пожалуй, почище… Да, это точно. И может быть, она даже приятнее, чем кажется со стороны…

Пауза.

Могли бы и ответить. Ну ладно, хоть глаза откройте. Если не хотите слушать, что я говорю, начну щекотать, ну как? (Просовывает в клетку руку и щекочет самца уэ.)

С а м е ц  у э (вскакивая). Уэ-э!

С а м к а  у э (тихо, угрожающе). Уэ!

В этот момент раздается телефонный звонок.

Д е в у ш к а. Звонок, в такое время…

С а м е ц  у э (внезапно). Нельзя…

С а м к а  у э (чтобы заглушить его). Уэ, уэ, уэ, уэ…

Д е в у ш к а. Прекратился. Наверно, ошибка?

Самец уэ достает из угла клетки железный прут и сзади замахивается на девушку. В тот момент, когда он должен ее ударить, она отходит к телефону и палка со свистом рассекает воздух. На лицах уэ — отчаяние. Самец уэ тайком передает палку зоологу, который продолжает прятаться за креслом, и показывает ему знаками, чтобы тот ударил девушку. Девушка звонит по телефону. В это время уэ и зоолог, стараясь, чтобы девушка не заметила, обмениваются отчаянными знаками.

(В трубку.) Прости, что в такое время… Беспокоишься? Ничего, выше голову… Я здесь нашла и для тебя работу… Ты бы не мог утром прийти сюда?.. Буду ждать… Утром все и объясню. Было бы очень хорошо, если б ты пришел… Да, что-нибудь часиков в десять.

Рычание льва.

А?.. Ах, это… Это лев… Конечно, живой… Объясню утром, сказала же… Давай договоримся, когда ты сюда придешь, твое имя будет Таро… Да, Таро… Есть у меня одна мыслишка…

Во время ее разговора зоолог подкрадывается к лестнице, делая вид, будто только что спустился вниз, покашливает.

(Поспешно, тихо.) Ну, до завтра… (Кладет трубку.)

З о о л о г. Если вам нужен телефон, он есть и на втором этаже…

Д е в у ш к а. Ничего-ничего, не беспокойтесь…

З о о л о г. А чего мне беспокоиться? (Подстрекаемый уэ.) Только… Эти уэ чрезвычайно нервные животные… особенно ночью. Если нет абсолютной тишины, у них моментально наступает бессонница, расстраивается желудок…

Д е в у ш к а. Ай-ай-ай…

З о о л о г (растерянно). Вам это кажется странным? Я говорю совершенно серьезно.

Д е в у ш к а. Тогда, может быть, вы меня поцелуете?

З о о л о г. Поцеловать?

С а м е ц  у э. Уэ…

С а м к а  у э. А-а…

Д е в у ш к а. Наверно, не можете. Вот вам доказательство того, что эти уэ — люди.

З о о л о г (растерянно). О-ошибаетесь!

Д е в у ш к а (садится в кресло). Ну ладно. В общем, скрыть вам это не удастся, так что…

Снова звонит телефон.

З о о л о г. Перестал… Что бы это значило?

Д е в у ш к а. Раньше тоже был точно такой же звонок. Может, ошибка?

З о о л о г. Да, или провода на станции перепутались.

Д е в у ш к а. И все-таки, мне кажется, это какой-то сигнал.

З о о л о г. Сигнал? Что за сигнал?

Д е в у ш к а. Вот этого-то я и не знаю…

З о о л о г. Что же, по-вашему, он ко мне относится?!

Д е в у ш к а. Будем думать, что это действительно ошибка.

З о о л о г. Конечно же, ошибка. Абсолютно точно — ошибка.

Д е в у ш к а (неожиданно). Ш-ш!

Справа шум. Дверь открывается, и крадучись входит  с л у ж а н к а. Девушка поглубже садится в кресло, зоолог заходит за опорный столб винтовой лестницы, и поэтому служанка их не замечает.

С л у ж а н к а (оборачиваясь). Эй, слышишь, чего ты там копаешься?

Г о л о с  ш о ф е р а. Может, не стоит… Не по мне все это…

С л у ж а н к а. Ну вот еще. Ты же такой здоровый. Давай быстрей!

Шофер с подносом в руках входит вслед за служанкой.

(Подойдя к клетке.) Эй вы, мы принесли вам ужин… Бутерброды и молоко… Мне еще раньше заказали, вот я и приготовила. Да все как-то боялась нести, больно уж вы страшные… Ну, давайте кушайте… (Шоферу.) Слышишь, зажги свечку.

Шофер чиркает спичкой и зажигает свечу.

С а м е ц  у э. Уэ-э!

С л у ж а н к а (взяв свечу, заглядывает в клетку). Все нормально, не беспокойся.

Самец уэ, к лицу которого поднесена свеча, задувает ее.

Ну что ты делаешь!

Ш о ф е р (отступая). Нет, хватит. Мне с ними не совладать. Прямо мурашки по спине бегают…

С л у ж а н к а (не обращая внимания на его слова). Чиркни еще одну спичку!

Ш о ф е р. Может, не нужно? Они, наверно, боятся огня. Если тебе хочется посмотреть на их морды, сделаешь это днем…

С л у ж а н к а. Боишься — сама зажгу. (Берет спички и зажигает.)

С а м к а  у э. Уэ-э-э!

С а м е ц  у э (задувает спичку). Уэ, уэ, уэ…

С л у ж а н к а. Принесла им еду, как приказывали, и что же теперь — за добро они платят злом. И хотела-то я только, чтоб мне свои лица показали, и все, а они…

С а м к а  у э. Уэ-э-э-э-э…

Ш о ф е р. Ну и голосок. Не по себе мне. Пошли. Сколько с ними ни говори, им все равно не понять человеческого языка.

С а м е ц  у э. Уэ-э!

С а м к а  у э. Уэ-э-э-э-э…

С л у ж а н к а. Вот еще! Это же люди. Не будь они людьми, разве б могли они так вытягивать губы и гасить спичку?

Ш о ф е р. Что ж тут такого — ведь у них есть рот…

С л у ж а н к а. Рот есть и у рыб, а спички гасить они не могут.

Ш о ф е р. Все равно…

Неожиданно раздается шум мотора. Потом при лунном свете становится видна стрела крана, появившаяся над оградой.

С л у ж а н к а. Ч-ч-что это?!

С а м е ц  у э (уныло). Уэ-э.

С а м к а  у э (печально). Уэ, уэ…

Девушка неожиданно поднимается. Выходит из-за стола и зоолог. Но, потрясенные, служанка и шофер их не замечают.

Ш о ф е р. Автокран…

С л у ж а н к а. Что же делать?

Ш о ф е р. Не суетитесь… Пусть их там хоть несколько человек, все равно я их взгрею. (Потирает руки.)

С л у ж а н к а. Может, лучше поднять шум и заставить их смотаться?

Ш о ф е р. Нет, не пойдет. Я уже давно не дрался, руки чешутся. Ух, попадись мне сейчас кто…

Д е в у ш к а (невольно). Давай я помогу.

Ш о ф е р. Что?.. Это вы?.. Зачем вы сюда?..

С л у ж а н к а (заметив зоолога). О, и ветеринар здесь…

Ш о ф е р (глядя попеременно то на кран, то на них). А вы не знаете, чего он там делает?

З о о л о г (шепотом). Чепуха какая-то. Откуда мне знать!

Стрела крана замирает. Наверху виден человек. Он легко спускается по веревке во двор и крадется к окну.

С а м е ц  у э (в отчаянии). Уэ-э! Уэ-э!

Зоолог и служанка зажимают уши. В тот момент, когда человек хватается за ручку окна, раздается вой сирены, напоминающий сирену полицейской машины. Человек моментально отскакивает, бежит к крану, перепрыгивает через ограду и исчезает. Вслед за ним исчезает и стрела крана. В это время спускается в лифте  х о з я и н. Он в мятой пижаме, лицо заспанное.

Х о з я и н. Что такое? Что случилось?

С л у ж а н к а (придя в себя). О, хозяин. Все так подозрительно… (Указывает на окно).

Х о з я и н. Ничего не слышу. Выключите скорее сирену.

Ш о ф е р. Сейчас… (Бежит за дверь.)

Х о з я и н. Послушай, может, ты зажжешь свет?

С л у ж а н к а. Противно как. И все это на глазах у людей… (Шарит по стене. Наконец с трудом находит выключатель и зажигает свет.)

Уэ сидят скорчившись, растерянные, повесив головы.

Х о з я и н (осматриваясь). Что это все собрались… Гм…

Д е в у ш к а. Может быть, предчувствие?

Сирена умолкает. Рычание льва.

Х о з я и н. О-о, и этот проснулся. Опять чем-то недоволен…

С л у ж а н к а. Хозяин, вон там… (Указывает на окно.)

Х о з я и н (смотрит в окно). Кто там?

З о о л о г. Его уже не видно. Убежал.

Х о з я и н. Убежал? (Стремительно поворачивается к клетке с уэ.) Оба здесь…

Д е в у ш к а. Не уэ.

С л у ж а н к а. Вон оттуда, из-за ограды, вылезло такое огромное бревнище.

Входит  ш о ф е р.

Ш о ф е р. Это был кран… (Нечаянно приближается к клетке и тут же в испуге отшатывается от нее.)

С л у ж а н к а. А перед самым носом этого крана какой-то противный тип вот так… (Показывает, как тот крался.)

Х о з я и н. Воры?

Д е в у ш к а. Да, мне так показалось.

Ш о ф е р. Если это воры, их там была порядочная компания. Впервые слышу, чтобы воровали с помощью крана.

Д е в у ш к а. Так не годится. Нужно рассказывать все по порядку, иначе…

Ш о ф е р. Простите…

Х о з я и н (девушке). Послушайте, позвоните по телефону. В полицию. Скажите, грабителя только что…

З о о л о г. Нет, лучше этого не делать, сэнсэй. Лучше не делать…

Д е в у ш к а. Ха-ха. Ну разумеется, лучше…

З о о л о г. Что вы имеете в виду?

Д е в у ш к а. Отвратительный тип, который только что был здесь, ваш сообщник — вот в чем дело.

З о о л о г. Чепуха! Ничего подобного!

Д е в у ш к а. Тогда зачем же вам его выгораживать?

З о о л о г. А я и не выгораживаю. Просто боюсь, что полиция разнюхает про уэ, а это будет очень плохо…

Д е в у ш к а. Ах вот оно что… Вот что вас беспокоит! А не то, что вас поймают с поличным как мошенников?

З о о л о г. Ничего подобного. Вы ошибаетесь. Если паче чаяния о существовании уэ узнает широкая публика, не исключено, что газеты поднимут шум, и уэ у нас отберут, нам их ни за что не оставят…

Д е в у ш к а. Все равно я не верю ни единому вашему слову…

Во время этого разговора служанка, пытаясь заглянуть в лицо самки уэ, встает перед клеткой на цыпочки, приседает — в общем, суетится. Самец уэ неожиданно хватает ее за ухо.

С л у ж а н к а (отскакивая). Больно!

З о о л о г. Не делай этого. Их нельзя дразнить — они очень нервные.

С а м е ц  у э. Уэ-э.

Шофер с отвращением отворачивается.

Х о з я и н. Может, воры хотели украсть уэ?

З о о л о г (ухватившись за его слова). Конечно. Вполне возможно… Имея кран, легко утащить клетку… Пожалуй, вы правы… Безусловно, правы.

Ш о ф е р. Значит, есть и другие люди, которые знают об уэ.

З о о л о г. Ну конечно же. Для тяжелобольных людей магнетизм уэ — первое средство. Люди, знающие об уэ, — это исключительно те, кто подверглись лечению с их помощью. Они, естественно, знают, какую ценность представляют собой уэ.

Х о з я и н (снова глядя на уэ). Действительно…

З о о л о г. Да, за ними нужен глаз… (неожиданно поймав на себе насмешливый взгляд девушки, отвел глаза и поперхнулся) да глаз…

Х о з я и н (подойдя к клетке). Давайте попробуем, а? Подействует на меня магнетизм уэ?.. Сон у меня совсем пропал…

З о о л о г (стремительно подбегает). Пожалуйста, пожалуйста…

Хозяин становится на четвереньки и заглядывает в клетку.

(Точно дразня собак.) Эй, уэ, повернитесь к нам… уэ, уэ, уэ, повернитесь к нам…

Рядом с хозяином становится служанка. Она тоже пытается заглянуть в клетку. Уэ сидят согнувшись, выражают решительное нежелание повернуться.

Х о з я и н. Что это они?

З о о л о г. Ну же, ну же, уэ, уэ… (Свистит в свисток.)

С а м е ц  у э. Уэ-э.

С а м к а  у э. Уэ.

Д е в у ш к а (ехидно). Они не в духе.

З о о л о г. Нервы у них напряжены. Перемена места… И к тому же они еще ничего не ели… Лучше, сэнсэй, начнем лечение завтра. Если мы их сегодня переутомим, величина спирита у них резко упадет.

Х о з я и н. О-о-о!

С а м к а  у э. Уэ!

Х о з я и н (неожиданно громко). Тогда все быстро спать. Нечего зря жечь свет — за него платить надо. Служанка и шофер поспешно убегают.

Д е в у ш к а. Куда же это годится? Я ведь вам только вчера говорила. А вы снова о плате за свет.

Х о з я и н (нерешительно). А-а, ладно… пусть горит…

Д е в у ш к а. Я не о том, чтобы он горел. Прежде всего, свет опасно оставлять.

С а м е ц  у э (неожиданно). Уэ-хе-хе-хе…

С а м к а  у э (стараясь заглушить его). Уэ-э.

3

Утро. Спиной к зрителям сидят мрачные  у э. С л у ж а н к а, зажав пальцами нос, вытаскивает из клетки ведро.

С л у ж а н к а (в нос). Фу, как противно… Я… Фу, гадость какая… (Продолжая зажимать нос и держа в другой руке ведро как можно дальше от себя, идет к двери. В дверях сталкивается с ученым.)

У ч е н ы й. Какая ужасная ночь…

С л у ж а н к а. Да-да-да…

У ч е н ы й. Фу, вонь какая! (Зажав нос, уступает дорогу.)

С л у ж а н к а  уходит. Ученый быстро захлопывает дверь.

С а м е ц  у э (агрессивно). Почему вы такой мрачный, братец?

С а м к а  у э. Ш-ш. Не так громко!

У ч е н ы й. Гм, почему я мрачный? Это вас нужно спросить почему. Все изгадили, и хотите, чтобы я не был мрачным.

С а м к а  у э (истерично). Ах так? Вот как вы заговорили. Тогда и я…

У ч е н ы й (подходит, прикладывает палец к губам, тихо). Прежде чем зажигать спичку, надо было перерезать сигнализацию — сколько раз я вам об этом говорил. А теперь вот наломали дров…

С а м е ц  у э. Ошибаешься, братец. Спичку зажигали не мы, а служанка, которая здесь живет… Ты только что с ней разминулся…

У ч е н ы й (с сомнением). Зачем это служанке понадобилось зажигать спичку?

С а м к а  у э. Хотела посмотреть на мое лицо.

У ч е н ы й. Для чего? Как вы думаете?

С а м к а  у э. Не знаю, но ее разговоры мне не по душе.

С а м е ц  у э. Может, ты от нас что-то скрываешь? Если тебя что беспокоит, выкладывай, а?

У ч е н ы й. Да-да. Не исключено, что она сделала это потому, что твое лицо ей показалось знакомым…

С а м к а  у э. А вдруг…

С а м е ц  у э. Что?

С а м к а  у э. А вдруг она моя сестра?

У ч е н ы й. Глупости. Будь она твоей сестрой, вы бы с первого взгляда узнали друг друга!

С а м к а  у э. Но мы расстались тринадцать лет назад… и с тех пор ни разу не виделись…

С а м е ц  у э (обеспокоенно). Вот оно что. Постой, за правым ухом у нее…

С а м к а  у э. Ты видел, родинка?

У ч е н ы й. Да нет, такая случайность почти исключена. Чтобы через тринадцать лет здесь встретились сестры…

С а м к а  у э. Нет, не такая уж это случайность. Мы родились в соседней деревне, совсем недалеко отсюда.

С а м е ц  у э. Довольно, братец. Если мы сейчас же не смоемся…

У ч е н ы й. Постой, не спеши. Надо попытаться проделать эту операцию еще раз. Мы взяли на время льва, наняли ветеринара — это стоило немалых денег…

С а м к а  у э (неожиданно всхлипывает и причитает). Ах ты моя маленькая… Как тяжело твоей сестре… Тринадцать лет мы с тобой не виделись, и вот я какая стала… Мама-то здорова?

У ч е н ы й. Хватит причитать! Потерпи еще немного. Заработаешь кучу денег и тогда, пожалуйста, иди в институт красоты… Выйдешь оттуда как новенькая…

С а м е ц  у э. Лучше бросим это дело, братец. У меня нехорошее предчувствие. Все здесь слишком переплелось…

С а м к а  у э. И верно, дурачим мы людей — то этими уэ, то еще чем. И людей хороших, порядочных. Да и еда — такая, что даже свинья ее жрать не станет.

У ч е н ы й. Ну что ж, дело ваше. Потерпите еще день — и три миллиона!

С а м к а  у э (тоненьким голоском). Три миллиона!

С а м е ц  у э. Хорошо. А как теперь мы все это устроим?

У ч е н ы й. Да… теперь надо сделать так, чтобы лев сожрал и служанку и шофера…

С а м к а  у э. Вы что, смеетесь?

У ч е н ы й. Ах вот ты как?

Шум лифта.

С а м е ц  у э. Кто-то идет. Нужно все решить прямо сейчас, иначе…

У ч е н ы й. Потом, потом. Доверьтесь мне! (Отходит от клетки, поправляет костюм, напускает на себя важный вид.)

Дверь лифта открывается. Выходят  х о з я и н  и  д е в у ш к а.

Д е в у ш к а. Еще совсем рано.

У ч е н ы й. О-о, вместе?.. И так непринужденно, точно супруги.

Х о з я и н. Хе-хе-хе…

Д е в у ш к а. У ветеринара сегодня утром ужасная головная боль.

У ч е н ы й. Простудился, наверно?

Д е в у ш к а (ехидно). Энимал спирит, видимо, не особенно эффективен при простуде.

У ч е н ы й (спокойно улыбается). Гм… Не можем же мы по своему усмотрению пользоваться деньгами из сейфа этого господина только потому, что он богач.

Д е в у ш к а. Какая невероятная честность!

У ч е н ы й. В прошлую ночь, сэнсэй, могло произойти ужасное несчастье…

Х о з я и н. Угу… Знаете, кажется, хотели украсть уэ.

У ч е н ы й. И, наверно, напугали вас… Как мы ни осторожны, видимо, слухи об уэ просочились… Уэ стали ценностью. Скорее всего, в этом все дело…

Д е в у ш к а. Скажите, сколько стоят уэ, вернее, их магнетизм, в час?

У ч е н ы й. Если это не курс лечения, а отдельный сеанс, — десять тысяч иен в час.

Х о з я и н. Ого, десять тысяч иен…

У ч е н ы й. Но, естественно, настоящая цена уэ значительно превосходит эту сумму. Сэнсэй, каков эффект от уэ?

Х о з я и н. Пока не могу понять как следует…

У ч е н ы й. Странно.

Х о з я и н. Я уж было подумал, может, попробовать прямо сейчас. (Заметив недовольство девушки.) Или еще слишком рано?

У ч е н ы й. Ничего подобного. Для животных день начинается с восхода солнца. И спирит уэ в это время самый высокий.

Д е в у ш к а. Ну что ж, тогда давайте подождем, пока по радио прозвучит утренняя песня… (Смотрит на часы.) У нас еще есть немного времени. (Хозяину.) Если вы не возражаете, я пока позавтракаю. (Ученому.) Не присоединитесь?

У ч е н ы й (застигнутый врасплох). О-о, позавтракать… Гм… я вам признателен…

Д е в у ш к а. Присаживайтесь. (Пододвигает кресло.)

У ч е н ы й. А сэнсэй?

Д е в у ш к а. Он утром не ест.

Х о з я и н. Возраст, знаете ли… (Становится на четвереньки у клетки.)

У ч е н ы й (садясь в кресло). Ах вот оно что… Благодарю вас… Хе-хе…

Д е в у ш к а. Еще очень рано, и поэтому я не могу предложить вам ничего, достойного вашего внимания…

У ч е н ы й. Ну что вы, что вы…

Х о з я и н. Почему это, почему эти уэ все время опускают глаза?.. Не любят они смотреть на меня. Ни за что не хотят встретиться со мной глазами… О, уэ повернулся ко мне, повернулся…

У ч е н ы й. Это прекрасно, сэнсэй. Спирит уэ чрезвычайно высоковольтен. Секунда его взгляда соответствует тридцати восьми секундам взгляда льва и двум минутам десяти секундам взгляда африканского слона. Поэтому, если уэ взглянет даже мельком, этого вполне достаточно. Длительный же взгляд может вызвать мозговую сыпь. (Самодовольно смеется.)

Х о з я и н. Смотрит, смотрит…

Д е в у ш к а. Пожалуйста. Хотя ничего особенного здесь нет…

Ученый растерянно смотрит на пустой стол.

Еда, правда, несколько необычная… Я объясню, что здесь стоит. Это маринованная редька. Тут цыпленок. А вот это, белое, — очищенные креветки… Рядом овощной салат, сверху он слегка присыпан тертым сыром… (Делает вид, что кладет его в рот.) Его нужно жевать медленно…

У ч е н ы й. Что все это значит?

Д е в у ш к а. Пожалуйста, не стесняйтесь…

У ч е н ы й. Решили поиздеваться?

Д е в у ш к а. Разве вы не знаете? В последнее время это очень модно в аристократических домах. Еда нулевых калорий…

У ч е н ы й (встает). Да, мне сразу показалось, что вы слишком уж приветливы…

Д е в у ш к а. Взаимно. Эта еда то же самое, что ваши уэ…

У ч е н ы й (поднимает плетку, хмурится). Гм, слушать противно…

Д е в у ш к а. Ну что ж. (Медленно встает.) Не нравится — не слушайте, насильно не заставляю. (Звонит в колокольчик.)

Х о з я и н (уэ, привлеченный звоном колокольчика). Эй, повернитесь ко мне, повернитесь ко мне…

Из-за двери выглядывает шофер.

Ш о ф е р. Вы звали?

Д е в у ш к а. Быстрее позови со второго этажа ветеринара. Будет упираться — тащи силой.

Ш о ф е р. Хорошо. Силой так силой… (Быстрым легким шагом пересекает холл и взбегает по лестнице.)

У ч е н ы й. Что вы собираетесь делать?

Д е в у ш к а (не обращая на него внимания, хозяину). Мне бы хотелось…

Х о з я и н. Да-да…

Д е в у ш к а. У меня маленькая просьба, разрешите?

Х о з я и н (наконец поняв, что к нему обращаются). Ну?

Д е в у ш к а. Видите ли, такой богач, как вы, удивится незначительности моей просьбы.

Х о з я и н (неопределенно). Гм, гм…

Д е в у ш к а. Вы не дадите мне десять тысяч иен?

Х о з я и н. Десять тысяч иен?

Д е в у ш к а. Я употреблю их с толком, можете не беспокоиться… Очень прошу.

Х о з я и н (поколебавшись, достает бумажник, вытаскивает купюру в десять тысяч иен и, послюнив пальцы, несколько раз проверяет, точно ли вынул одну купюру). Нате…

Д е в у ш к а (выхватывает деньги, ударив бумажкой об стол, ученому). Ну вот, покупаю магнетизм уэ. Вы ведь не бросали слов на ветер?

У ч е н ы й. Что вам нужно?

Х о з я и н. Тоже хотите испробовать лечение?

Слышен крик зоолога. По лестнице спускается  ш о ф е р, волоча за собой упирающегося  з о о л о г а.

З о о л о г. Пусти! Это насилие! У меня болит голова. Болит, слышишь?

Ш о ф е р. Давай, давай, давай, давай… Фу-у, приволок.

З о о л о г. Пусти, пусти же!

Д е в у ш к а. О, вы больны, как мне вас жаль. Идите скорей сюда, к уэ, они вас вылечат.

З о о л о г. Уэ?

Д е в у ш к а. Уже уплачено, хозяин дал десять тысяч иен за сеанс.

У ч е н ы й (вопит). Ах вот оно что, вот что она задумала?!

З о о л о г. Но у меня… (Умолкает, беспрерывно ударяя себя ладонью по голове.)

Д е в у ш к а. Все в порядке. Все в порядке. Лучше поблагодарите уважаемого хозяина.

Х о з я и н (смущенно). Что вы, что вы…

У ч е н ы й (взяв деньги, пытается их вернуть). Никто не говорит о деньгах. Мне бы не хотелось, чтобы делали поспешные выводы. Гм…

Д е в у ш к а (хозяину). Кажется, у него нет уверенности.

У ч е н ы й (зло). Кто вам сказал? (Резко заталкивает деньги в карман.) Ладно. Фудзино-кун, подойдите к уэ! Сейчас я вам докажу чудотворное действие уэ, этих редчайших в мире животных.

Д е в у ш к а (хлопает в ладоши). Вот и прекрасно!

З о о л о г (в замешательстве). Но вы же прекрасно знаете, что моя головная боль… (Садится на корточки, сжав руками виски.)

У ч е н ы й (останавливает его). Фудзино-кун! (Тянет зоолога к клетке и поворачивает лицом к уэ.) Уси, уси, ну же, ну…

С а м е ц  у э. Уэ, уэ, уэ…

Зоолог и уэ искоса пристально смотрят друг на друга.

Х о з я и н. Результаты, кажется, есть, а?

У ч е н ы й (кивая). Уэ — это уэ. Ну как, Фудзино-кун, уже полегчало, да?

З о о л о г. Но…

У ч е н ы й. Вам оказали такую любезность, вы должны поблагодарить сэнсэя.

З о о л о г (печально). Аспирина ни у кого нет?

У ч е н ы й (резко). Фудзино-кун!

С а м е ц  у э (отвернувшись в сторону, точно отказываясь продолжать сеанс). Уэ-э, уэ-э.

С а м к а  у э. Уэ.

Д е в у ш к а (участливо). Как самочувствие?

Х о з я и н (заинтересованно). Как, а?

У ч е н ы й. По-моему, цвет лица стал гораздо лучше, правда?

З о о л о г. Вы же знаете, я…

В этот момент раздается стук в дверь и появляется обеспокоенная  с л у ж а н к а.

С л у ж а н к а. Пришел какой-то человек…

Х о з я и н (взволнованно). Никого не хочу видеть. Говорил же я. Эти надоедливые посетители…

Д е в у ш к а. Он не ко мне?

С л у ж а н к а (недовольно кивает). Нахальный ужасно. Знаете, теперешняя молодежь…

Д е в у ш к а (хозяину). Помните, я вам утром говорила. Мой друг… Вы его примете? Не пожалеете, я думаю, если возьмете его секретарем. Он и сообразительный.

У ч е н ы й. Это никуда не годится. Одно за другим, одно за другим… Ночной инцидент, кажется, должен был убедить вас, как необходима бдительность в отношении уэ. Стоит нам хоть чуть ослабить внимание, и…

Д е в у ш к а. Ответственность я беру на себя.

Дверь открывается, и без приглашения входит  ю н о ш а — друг девушки.

Ю н о ш а. Простите за вторжение.

С л у ж а н к а. Это еще что такое, кто вам разрешил… (Пытается вытолкнуть юношу, шоферу.) Послушай, помоги, чего ты стоишь как столб!

Шофер сжимает кулаки и делает движение в их сторону.

Д е в у ш к а. Таро-сан, вот хозяин.

Х о з я и н. Таро?

Д е в у ш к а. Это чистая случайность, что его зовут так же, как и вашего покойного сына.

Шофер замирает в напряженной позе. Юноша замечает в клетке уэ, которые на какой-то миг поглощают его внимание.

С а м е ц  у э (рычит). Уэ!

Ю н о ш а. Что это?

Д е в у ш к а. Потом все объясню.

У ч е н ы й. Это уэ. Уэ! (Щелкает плеткой.)

Ю н о ш а. Уэ?

Д е в у ш к а. Самые удивительные в мире животные — не люди, похожие на людей.

У ч е н ы й (угрожающе). Голос! (Щелкает плеткой.)

С а м е ц  у э, с а м к а  у э (громко). Уэ, уэ-э!

У ч е н ы й. Поскольку вам удалось увидеть этих животных, я хочу, чтобы вы дали обещание — никому ни слова. Прошлой ночью, чтобы их украсть, сюда пытались проникнуть воры, даже автокраном хотели воспользоваться.

Д е в у ш к а. Ты веришь?

Ю н о ш а. Во что?

Д е в у ш к а. В уэ?

Ю н о ш а. Не знаю, право, как-то…

Ученый быстро подходит к шоферу и что-то ему шепчет. Шофер жестом отказывается. Ученый вынимает из кармана купюру в десять тысяч иен и размахивает ею перед его носом. Шофер, махнув рукой, берет деньги и идет к двери.

С л у ж а н к а (окликает его). Что там еще?

Шофер вместо ответа показывает десять тысяч иен. Служанка умолкает. Шофер быстро уходит.

У ч е н ы й. Да, коль скоро это произошло, теперь уж ничего не поделаешь. Пока сэнсэй будет пользоваться уэ, как это ни печально, вам придется оставаться здесь.

Д е в у ш к а. Счастливое совпадение. Мы с самого начала этого хотели. (Хозяину.) Ну что ж, препятствий, кажется, нет. У вас может создаться впечатление, что я навязываю вам своего друга…

Х о з я и н. Мне он, в общем, не особенно нужен. Да и служанка у меня есть, и шофер…

Д е в у ш к а (продолжая его мысль). Есть, но все же…

У ч е н ы й. Он пленник, сэнсэй, пленник. И с ним не следует обращаться как с гостем. Поскольку он видел уэ, естественно, нужно принять меры предосторожности.

Ю н о ш а (оправившись от замешательства). А разве в этом доме держали не льва?

Д е в у ш к а. Лев на втором этаже.

З о о л о г (отходит в сторону, сжимает виски руками). Льва содержат в хорошо проветриваемом помещении — это животное, принадлежащее к кошачьим, издает резкий запах. Вы студент?

Ю н о ш а. Предположим, студент, ну и что?

З о о л о г. Нет-нет, ничего… (Сжимая виски, ссутулившись, садится на диван.)

У ч е н ы й. Да, есть и лев. И прокормить его стоит достаточно дорого… Дело в том, что ему совершенно необходима белковая пища.

Слышно, как рычит лев.

Ю н о ш а. Это он!

У ч е н ы й. В любую минуту он готов сожрать кого угодно… Ха-ха… (Вытаскивает нож, вделанный в рукоятку плетки, и начинает ковырять им в зубах.)

Ю н о ш а. Простите, какова ваша профессия?

У ч е н ы й. Я ученый. Занимаюсь отловом животных. Являюсь экспертом семи крупнейших зоопарков страны. Кроме того, состою представителем подготовительного комитета по учреждению Научного общества животного магнетизма и президентом Ассоциации пропаганды энимал спирита…

Ю н о ш а (девушке). Что все это означает? Ты, конечно, уже во всем разобралась?

Д е в у ш к а. Как видишь. Вот таким способом пытаются обжулить нашего уважаемого хозяина, с большим доверием относящегося к людям.

Юноша оценивающе осматривает холл, взгляд его снова падает на уэ.

У ч е н ы й. Гм… «Пытаются обжулить»… Ведь мы никаких хлопот не доставляем, как вы считаете, сэнсэй? Кроме того, пока пациент не убедится в эффективности магнетического лечения, оно проводится бесплатно. Меня самого это умиляет до слез. Мы ведем свои дела предельно честно. (Неожиданно громко.) Фудзино-кун, стэнд ап^[60]!

З о о л о г (вскакивает, точно подброшенный пружиной). Слушаю!

У ч е н ы й (громко). Ну как? Эффект спирита уэ оказался моментальным, а? Приободрились? Из глубин организма, вскипая, поднимается живительная сила, а?..

Зоолог пытается что-то сказать, но не может произнести ни слова.

Д е в у ш к а. Вот так-то…

Ю н о ш а. Действительно.

Д е в у ш к а. Разве мы не можем оказаться полезными для уважаемого хозяина этого дома?

Ю н о ш а (смотрит то на хозяина, то на клетку). Да, я тоже так думаю. (Кивает и вновь устремляет взгляд на уэ.) А работенка у вас не такая уж трудная, а?

С а м к а  у э (тихо). Уэ.

С а м е ц  у э (осуждающе). Уэ!

Д е в у ш к а (кивает на них, обращаясь к хозяину). Таро-кун будет вашей опорой.

Возвращается  ш о ф е р, с трудом протискивая через дверь клетку. Она такой же формы, как клетка уэ, только меньше.

У ч е н ы й (щелкнув плеткой, становится у дверей, чтобы никто не мог выйти из комнаты). Ну, теперь сажай его туда!

Шофер хватает юношу и при общей растерянности заталкивает его в клетку.

Ю н о ш а. Выпусти, что ты делаешь?!

У ч е н ы й. Мера предосторожности, Он будет заложником…

Ш о ф е р (вешает огромный замок). Ключ?

З о о л о г (мрачно). Давай его мне. (Берет ключ.)

Х о з я и н (обеспокоенно). Неприятностей с полицией не будет?

Д е в у ш к а. Будут. Незаконное задержание. Немедленно прекратите! Это безобразие! Это же не ваш дом.

У ч е н ы й. А клетка моя. Сэнсэй — человек весьма уважаемый, но тем не менее он не может распоряжаться содержимым моих карманов. Клетка, карман — какая разница?

С л у ж а н к а (тихо, шоферу). Ничего, что ты это сделал?

Ш о ф е р (тоже шепотом). Да ладно. Что ни говори, десять тысяч иен…

Д е в у ш к а (решительно подходит к зоологу). Ключ! Дайте сюда ключ.

З о о л о г (слабо). Бесполезно. Я не имею на это права.

У ч е н ы й. Если будете скандалить, девушка, и вас туда упрячут. (Замечает, что служанка приближается к клетке, чтобы посмотреть на уэ.) Эй-эй. Нечего тебе тут делать! (Плеткой показывает на дверь.)

С а м к а  у э (кротко). Уэ-э.

С л у ж а н к а  рассерженно хмыкает и, кивнув шоферу, уходит. Ш о ф е р  идет за ней.

З о о л о г. Разрешите и мне откланяться. Время кормить льва… (Точно проскальзывая в узкую щель, поднимается по винтовой лестнице.)

Д е в у ш к а (останавливаясь перед хозяином). Будьте же мужчиной. Ведь вы хозяин дома. Хо-зя-ин!..

Х о з я и н (заикаясь). Но клетка…

У ч е н ы й. Это мой карман.

Д е в у ш к а (взволнованно). Что же делать, Таро?

Ю н о ш а (совершенно подавлен). Да… Пока бы хоть стаканчик воды… и подушку…

4

Ночь. В большой клетке — у э. В маленькой — ю н о ш а. Рядом  д е в у ш к а.

Д е в у ш к а. Прости меня. Мне даже в голову не приходило, что такое может случиться.

Ю н о ш а (сидит, обхватив колени, задумчиво). Да нет, ты тут ни при чем. Из любого положения можно найти выход. Не беспокойся, что-нибудь придумаем.

Д е в у ш к а. Если тебе нужно куда-нибудь позвонить, я могу это сделать вместо тебя.

Ю н о ш а. А где телефон?

Д е в у ш к а. Там, в углу, у лестницы.

Ю н о ш а. Я все думаю… откуда взялось такое богатство у хозяина этого дома?

Д е в у ш к а. Он был обыкновенным крестьянином. Владел участком отвратительной земли, длинным и узким, как борозда, прочерченная угрем. И совершенно неожиданно решили прокладывать скоростную автостраду — она прошла точно по его участку…

Ю н о ш а. Вот тут-то и оказалось, что длина лучше ширины, а?

Д е в у ш к а. И в довершение ко всему в день, когда был закончен этот дом, жена хозяина, упав с лестницы, разбилась насмерть и он получил максимальную сумму страховки.

Ю н о ш а. Вот это да…

Д е в у ш к а. Потом Таро-кун, домашней учительницей которого я должна была стать.

Ю н о ш а. И опять страховка?

Д е в у ш к а. Да, снова максимальная сумма страховки и еще… как это называется… возмещение за дорожную катастрофу…

Ю н о ш а. Интересно, сколько у него денег?

Д е в у ш к а. Все его потери возвращаются к нему в виде денег. И все эти деньги он держит в сейфе на втором этаже.

Ю н о ш а. Прямо так наличными и держит?

Д е в у ш к а. Видимо, он просто не знает, куда их поместить. Да и скупой он.

Ю н о ш а. И тем не менее смотри, какой шикарный дом.

Д е в у ш к а. Все это делалось для покойного сына, для Таро. И служанка, и личный шофер… Самому хозяину это совершенно не нужно.

Ю н о ш а. Роскошно он живет.

Д е в у ш к а (наблюдая за уэ). Вот почему сюда и пробрались эти уэ — содержимое сейфа не дает им покоя.

Ю н о ш а. И мы должны, чтобы не отстать от них, заняться тем же?

Д е в у ш к а. Нет, у нас с тобой есть совесть. Мы удовлетворимся и самой малостью, которая нам перепадет. За то, что выгоним отсюда этих уэ…

На верху лестницы появляется  з о о л о г  и, притаившись, незамеченный, начинает подслушивать.

Ю н о ш а. Здорово, если б нам здесь перепало, чтоб хоть за учебу заплатить — мы уже много задолжали.

Д е в у ш к а. Да. Нам бы только получить дипломы.

Ю н о ш а. А если повезет, то, может, удастся внести и маленький задаток за квартиру…

Д е в у ш к а. Во всяком случае, многое зависит от нас самих.

Ю н о ш а. Я уж и так и эдак думал и понял, что есть лишь два способа. Один — найти вещественные доказательства, что эти давно не мытые уэ…

Мрачная реакция уэ.

…на самом деле люди.

Рассуждая здраво, несомненно, придешь к выводу, что уэ совсем не те, за кого их пытаются выдать Это такая грубая подделка, что она не способна обмануть даже ребенка, почти совсем не знающего, какие бывают животные. Почему же тогда здешний хозяин, мозг у которого покрылся плесенью…

Д е в у ш к а. Может, голова закружилась? Кроме состояния, он потерял все и теперь во сто крат сильнее возлюбил самого себя.

Ю н о ш а. Тогда нужно его разбудить, открыть ему глаза…

Д е в у ш к а. Да, но это возможно только в том случае, если я стану его домашней учительницей, это потребует массу времени…

Ю н о ш а. Но найти вещественные доказательства, что уэ — обыкновенные люди, тоже, если подумать, дело нелегкое. Я где-то читал, что когда человек сомневается, настоящие у него деньги или фальшивые, то, поскольку нет возможности установить, что они фальшивые, неизбежен вывод, что деньги настоящие. Но никакой иной логической возможности доказать, что они действительно настоящие, не существует.

Д е в у ш к а. Ну и прекрасно. Не имея доказательств, что они обыкновенные люди, можно вполне ограничиться утверждением, что они не люди…

Ю н о ш а. Брось, пожалуйста, это уж что-то слишком мудреное… У меня и так в голове все перемешалось.

Д е в у ш к а. Доказывать ведь, например, можно и так: если уэ понимают речь, то они люди, способны уэ смеяться — значит, они люди…

Ю н о ш а. Но, согласно последним теориям, и дельфины разговаривают. А разве шимпанзе не смеются?

Д е в у ш к а. Вот потому-то я и хочу, чтобы ты подумал. Нашел неопровержимые доказательства.

Ю н о ш а. Определить, что есть человек?..

Шум лифта. Появляется  х о з я и н. Он неестественно скован.

Х о з я и н. Ох-хо-хо…

Д е в у ш к а. Сколько страниц прочли?

Х о з я и н. Страницу и еще немножко…

Д е в у ш к а. За целый час одну страницу?

Х о з я и н. Устал я. Да и книга…

Д е в у ш к а. Книга эта для учащихся средней школы.

Ю н о ш а. Что ты дала ему читать?

Д е в у ш к а. «Звездный принц».

Ю н о ш а. Ну и глупо. Надо было что-то более доступное. Ты слишком торопишься.

Д е в у ш к а. Что, например?

Ю н о ш а. Например… «Гимнастика мозга»… или «Философия управления»…

С а м е ц  у э. Гм…

Д е в у ш к а. Смеется?

Ю н о ш а. Кашляет.

Х о з я и н. Интересно, помогает магнетизм уэ, когда деревенеют плечи?

Д е в у ш к а (быстро переглядывается с юношей). Если у вас немеют плечи, Таро-кун знает прекрасное средство. Так, подойдите сюда, повернитесь. (Поворачивает хозяина спиной к клетке, усаживает.)

Юноша, просунув руки между прутьями, начинает похлопывать его по плечам.

Х о з я и н. О-о, как хорошо, как хорошо.

Ю н о ш а. Как приятно. У меня чувство, будто я глажу плечи покойного отца.

Д е в у ш к а (кивает, всем своим видом демонстрируя одобрение). Действительно, вы похожи на любящих отца и сына.

Ю н о ш а (неожиданно посерьезнев, начинает массировать изо всех сил). Сэнсэй, вы не возьмете меня в приемные сыновья?

Х о з я и н. В приемные сыновья?.. О-о, как хорошо, как хорошо.

Девушка ошеломлена, она не знает, что ей делать — прекратить этот разговор или, наоборот, помочь его продолжению.

Ю н о ш а. Какое у вас прекрасное тело, сэнсэй. Вы, я думаю, долго проживете. Но каждому человеку положен свой предел жизни.

Х о з я и н. Ой как хорошо, как хорошо!

Д е в у ш к а (приходит на помощь). Смотрите, какое совпадение. Он тоже Таро, как и ваш покойный ребенок…

Ю н о ш а. Мне невыносима мысль, что все ваше состояние погибнет потому, что у вас нет наследника.

Д е в у ш к а. Конечно, такая мысль невыносима. Некому будет жить в этом прекрасном доме… Мне становится так грустно, когда я об этом подумаю.

Х о з я и н. Немножко правее… Еще, еще… О-ох…

Ю н о ш а. К счастью, я специализируюсь в области экономики. Если б вместо того, чтобы нанять меня обыкновенным секретарем, вы бы взяли меня в приемные сыновья, я относился бы ко всему с гораздо большей ответственностью. Это и для вас, сэнсэй, было бы значительно выгодней…

Х о з я и н. Интересно, в каких вы отношениях? Та-та-та-та-та-та.

Д е в у ш к а. В каких отношениях?..

Ю н о ш а. Просто вместе учимся.

Д е в у ш к а. Сокурсники. Ну а поскольку и взгляды, и вкусы у нас совпадают, мы раза два в месяц ходим выпить кофе, в кино…

Х о з я и н. Угу, значит, вы чужие друг другу.

Д е в у ш к а. Разумеется, чужие.

Ю н о ш а. Я думаю, что способен стать хорошим приемным сыном. Может быть, мне принести характеристику от преподавателя?

Х о з я и н. Люблю я денежки считать. Не годится, чтоб они в сейфе плесневели… Левее немного, хорошо… Раз в месяц я их просушиваю… Вот тогда-то я их и считаю, пачку за пачкой… У-ух… Работа это очень серьезная, и я уже не раз подумывал поручить ее кому-нибудь из близких… Ух… тут, тут. Хорошо, ох хорошо…

Ю н о ш а. Я готов хоть каждый день пересчитывать пачки и делать вам массаж.

Хозяин неожиданно становится на четвереньки и отбегает, а юноша, потеряв равновесие, ударяется головой о прутья. Клетка переворачивается, ее передняя стенка становится на пол. Теперь между прутьями можно просунуть ноги, приподнять клетку и ходить с ней.

Х о з я и н (девушке, нерешительно, конфузясь). Послушайте, вы не согласитесь стать моей женой, а? Не согласитесь?

Девушка поражена. Уэ следят за ней, потеряв осторожность. Юноша встает на ноги вместе с клеткой. Зоолог спускается на две ступеньки вниз.

Д е в у ш к а (растерянно). Женитьба… Это ужасно… Не зря же говорят, что женитьба — могила для человека, правда, Таро-кун?

Х о з я и н. Молодая жена, ой как это хорошо…

Д е в у ш к а. Приемный сын в тысячу раз лучше, правда, Таро-кун?

Х о з я и н. Молодая жена — это хорошо, такая гладкая, такая пахучая.

Д е в у ш к а. Выбирайте выражения!

Юноша внимательно смотрит на уэ. Те поспешно отворачиваются.

Ю н о ш а. Выражаться можно как угодно… (Разгуливая с клеткой.) А тебе не кажется, что над этим предложением стоило бы подумать?

Д е в у ш к а. Что?

Ю н о ш а. Прежде всего, это зависит от размера состояния…

Х о з я и н. Двести восемнадцать миллионов иен, ну и мелочь.

Все вопросительно смотрят на девушку.

Д е в у ш к а (юноше). Перестань! Мне все это противно, я просто места себе не нахожу!

Ю н о ш а. Успокойся, успокойся… Тебе незачем давать ответ прямо сейчас… Правда? Сэнсэй предложил тебе выйти за него замуж. Получив предложение, нужно какое-то время, чтобы дать на него официальный ответ… Разве я не прав?

Д е в у ш к а. Тебе уже не хочется стать приемным сыном?

Ю н о ш а. В таком виде, упрятанным в клетку?..

Х о з я и н. Как упрятывают завтрак в коробку. Ха-ха-ха-ха-ха…

Д е в у ш к а (решительно меняет свою позицию, удивительно спокойно). Когда делают предложение выйти замуж, нужно хотя бы быть бритым.

Х о з я и н (обеспокоенно гладит подбородок). Борода… Утром я брился, точно…

Д е в у ш к а. Деликатность как раз и выражается в том, чтобы побриться непосредственно перед тем, как сделать предложение.

Х о з я и н. Вот оно что?..

Д е в у ш к а (поправляет). Что вы говорите?

Х о з я и н. Что вы говорите? Тогда, может, вы подождете немного. Я в момент побреюсь и — тут как тут.

Д е в у ш к а. И возвращусь.

Х о з я и н. А-а, и возвращусь.

Д е в у ш к а. И сегодня же дочитайте книгу, которую я вам дала. Опасно выходить замуж за человека, который не держит слова.

Х о з я и н. Конечно… Конечно…

Д е в у ш к а. Итак, прошу вас. (Открывает дверь лифта.) Нет радости без печали, нет печали без радости…

Лифт с хозяином поднимается. Юноша принимает прежнее положение, перевернув клетку дном вниз.

(Сердито.) Ты очень глупо шутишь. Почему ты не держался прежней линии — стать приемным сыном?

Ю н о ш а. Потому что она была абсолютно бесперспективной.

Д е в у ш к а. Брось, ты просто испугался.

Ю н о ш а. Возможно…

Д е в у ш к а (с упреком). Почему же?

Ю н о ш а. Кроме желания стать приемным сыном, существует реальность, правда?

Д е в у ш к а. Рассудочность?

Ю н о ш а. Все в твоих руках. Или двести миллионов иен… или какая-то там любовь — не любовь. Тут никаких разговоров быть не может… Если мы не приберем к рукам эти деньги, ими завладеет кто-то другой…

Д е в у ш к а. «Мы»… Зачем ты употребляешь множественное число?

Ю н о ш а. Верно… Не захочешь пользоваться деньгами — не надо, дело твое.

Д е в у ш к а. Брось свои дурацкие мечты. Мы должны думать о том, что действительно нам по силам. Если, выгнав уэ, мы получим за это деньги, с нас вполне хватит, ты согласен?

Ю н о ш а. Уэ?..

Д е в у ш к а. Я думаю, можно найти способ — взять у них отпечатки пальцев, определить группу крови.

Ю н о ш а. Угу… (Медленно, задумчиво.) Но… Самое важное — цель… Истина далеко не всегда удовлетворяет человека… Это так. И наш хозяин, разбогатевший на продаже земли, и владелец уэ — каждый из них прав по-своему.

Д е в у ш к а. О чем ты говоришь?

Ю н о ш а (понижает голос, серьезно). А что, если эти двое не люди, а настоящие уэ?

Д е в у ш к а. У тебя какие-то дурацкие мысли.

Ю н о ш а. Так же, как нет доказательств того, что они не люди, нет и доказательств того, что они не уэ. Думать, что это обыкновенные люди, выдающие себя за уэ, — значит уподобиться тем, кто верил в геоцентрическую систему и не мог понять Галилея…

Д е в у ш к а. Не занимайся софистикой!

Ю н о ш а. У меня этого и в мыслях нет. Просто я не считаю, что нам следует защищать интересы человека, разбогатевшего от продажи земельного участка. Какого-то глупца, простофили, на которого свалились шальные деньги.

Д е в у ш к а. Это-то верно.

Ю н о ш а. Если же допустить, что эти двое настоящие уэ…

Д е в у ш к а. Я никого не собираюсь брать себе в союзники. Единственное, что я хочу, — помочь хотя бы тебе заплатить за учебу. И если б нам удалось разрешить эту проблему…

Ю н о ш а. Наши планы стоят один другого. Ведь ты же была согласна, чтоб я стал приемным сыном. Мир жесток. Отказаться от того, что само идет в руки, — благодарю покорно.

Д е в у ш к а. Что ты замышляешь?

Ю н о ш а. Надо вложить ума этим халтурщикам, чтобы удалось подороже продать уэ. Недоношенная выдумка о животном магнетизме — это же дешевка.

С а м е ц  у э (неожиданно). Уэ-э.

Д е в у ш к а. О-о, он все понимает, о чем мы говорим. Человек, конечно!

Ю н о ш а. У тебя нет карандаша и бумаги?

Д е в у ш к а. Зачем?

Ю н о ш а. Хочу позвать сюда нескольких товарищей. Я запишу тебе имена и телефоны — позвонишь, чтобы немедленно пришли…

Д е в у ш к а. И ты думаешь, что этот самозваный ученый без всяких разговоров разрешит тебе позвать товарищей? По-моему, ты его недооцениваешь.

Ю н о ш а. Нет, я и сам потрясен. План возник неожиданно, точно пена из открытой пивной бутылки. Мне даже в голову не могло прийти, что я такой гениальный…

Д е в у ш к а. Наверно, и я должна взглянуть на тебя иначе.

Ю н о ш а. Угу. Потрясающе, потрясающе. Если все пойдет, как я замышляю, — тогда все наше! Хо-хо-хо-хо…

Д е в у ш к а. Представляю себе.

Ю н о ш а. Хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо…

Д е в у ш к а (поднимаясь по лестнице). Продумай все хорошенько. Приятных снов.

Ю н о ш а. Постой, постой. Ты же еще должна позвонить…

Д е в у ш к а (не обращая внимания на его слова, продолжает подниматься по лестнице). Сны смотрят в одиночку.

Ю н о ш а (недовольно). Гм… Гм… во всяком случае, мне приснятся деньги, а там дело твое… Женщина, что с нее возьмешь. Хо-хо-хо-хо-хо… (Достает из внутреннего кармана записную книжку и начинает делать какие-то подсчеты.)

5

Верхняя площадка винтовой лестницы.

З о о л о г  идет навстречу  д е в у ш к е.

З о о л о г (тихо). Вот, отдаю вам.

Д е в у ш к а (тихо). Что это?

З о о л о г. Ключ. От клетки Таро-куна.

Д е в у ш к а. Вы подслушивали?

З о о л о г (кивает). Я не из тех, кто подслушивает, но, честно говоря, я сгорал от ревности. Может быть, все это шутка?

Д е в у ш к а (отталкивая ключ). Мне он не нужен.

З о о л о г (удивленно). Почему?

Д е в у ш к а. Чем давать мне ключ, лучше расскажите честно всю правду.

З о о л о г. Это невозможно. Я же самый настоящий сообщник.

Д е в у ш к а. Ничего подобного. Вы ведь еще никаких денег не получали…

З о о л о г (качает головой). Подделка документов. Чтобы достать льва, мне пришлось выдать себя за представителя кинокомпании. Я сразу же понял, в какую историю попал…

Д е в у ш к а. Ну, это преступление не так уж велико. Если вы возьмете мою сторону и дадите показания, то я попрошу хозяина и гарантирую, что он даст денег для уплаты штрафа.

З о о л о г. Нет, ничего не выйдет. У меня отберут диплом ветеринара.

Д е в у ш к а. А если раскроется афера — тогда ведь будет еще хуже, а диплома вы все равно лишитесь.

З о о л о г. Какая же это афера? Нет, это не афера.

Д е в у ш к а. Почему?

З о о л о г (точно невзначай). Какие у вас красивые белые… (Вздрагивает, когда девушка резко прячет руки.) Вы спрашиваете почему? Потому что у меня нет никаких оснований делать заключение — люди уэ или животные…

Д е в у ш к а. Несмотря на то, что вы ветеринар?

З о о л о г. Верно. Но ведь ни в одном учебнике нет ни строчки об уэ. Когда я рядом с вами, сердце готово выскочить из груди. С чего бы это?

Д е в у ш к а. Думаю, действие энимал спирита. Несомненно так.

З о о л о г. Какая очаровательная энимал… Вы не хотите сделать меня своим домашним ветеринаром?

Д е в у ш к а (неожиданно громко). Уэ!

Зоолог поражен. Все, находящиеся в холле, удивленно смотрят на лестницу. Д е в у ш к а, повернувшись, уходит.

6

На следующее утро. Светает. У э  сидят в своей клетке. Дверь меньшей клетки открыта. Ю н о ш а  лежит на диване. Из правой двери, крадучись, появляются  с л у ж а н к а  и  ш о ф е р. Увидев пустую клетку, обескуражены.

Ш о ф е р. Смылся все-таки?

С л у ж а н к а (замечает на диване юношу). Вот он.

Ш о ф е р. Спит, точно поросенок, посапывает.

С л у ж а н к а. Давай быстрей!

Ш о ф е р (прикрепляя к фотоаппарату вспышку). Все, я готов.

С л у ж а н к а. Я ее этой штукой (Достает из-за пазухи метелку для пыли.) — раз, она испугается, поднимет голову, и в этот момент…

Ш о ф е р. Я не подведу!

Служанка просовывает в клетку метелку и ударяет по лицу самку уэ. Та поднимает голову и спросонок моргает. Шофер щелкает затвором.

С а м к а  у э (заметив фотоаппарат). Уэ-э!

Ш о ф е р (переводит кадр). Вертится она все время!

С л у ж а н к а. Не важно, ты щелкай и щелкай!

С а м к а  у э (трясет самца). Уэ, уэ, уэ.

Просыпается самец уэ, и они вместе начинают раскачиваться. От шума просыпается юноша, но, сразу же оценив обстановку, притворяется спящим.

С л у ж а н к а. Люди они, точно люди. Как увидели фотоаппарат, так, наверно, и обозлились.

Ш о ф е р (снова наводит фотоаппарат на уэ). Даже собака не любит, чтобы ее снимали. Они, наверно, думают, что это камень, и боятся, что я запущу в них.

С л у ж а н к а (размахивает метелкой). Стойте вы. Не будете сидеть тихо, как стукну сейчас!

С а м е ц  у э, с а м к а  у э. Уэ-э, уэ-э, уэ-э, уэ-э…

С л у ж а н к а (оробев от воя уэ). Ладно, я тебе объясню. Ты ведь моя сестра, а? Хоть и размалевала себе лицо, я все равно тебя узнала — ты моя сестра. Я понимаю, у тебя, наверно, есть причина молчать, вот и я до сих пор никому ничего не рассказывала, но сейчас…

С а м к а  у э (прячась за самца). Уэ-уэ-уэ-уэ…

С а м е ц  у э (агрессивно). Уэ-э!

С л у ж а н к а. Даже мне не можешь довериться? Я не собираюсь разводить сплетни. Если тебя насильно заставляют делать такое, мы тебе поможем… (Шоферу.) Правда?.. Тогда почему ж ты к нам так?!

С а м е ц  у э. Уэ, уэ!

С л у ж а н к а. А-а, значит, это ты увез мою сестру, это ты тот самый, кто чинил зонты. И тебе не стыдно?!

С а м к а  у э (завывая). Уэ-э-э-э-э, уэ-э-э.

С л у ж а н к а. Мне противно. Довольно притворяться.

Самец уэ чихает.

(Радостно.) Чихает! (Шоферу.) Раз чихает — значит, человек, правда?

Ш о ф е р. Помнишь того типа, Джона, он очень похоже чихал. Перед смертью.

С а м е ц  у э (угрожающе). Уэ-э.

С л у ж а н к а. Мне противно… Может, они не в себе?..

Ш о ф е р. А что, если это совсем другие люди, которые случайно походят на тех?

С л у ж а н к а. Хорошо бы их еще разок сфотографировать. Ну ничего, приготовлю им сегодня на завтрак шницель из дождевых червей и к нему ободранных крыс.

С а м е ц  у э, с а м к а  у э (во весь голос). Уэ-э, уэ-э, уэ-э, уэ-э.

С л у ж а н к а (испуганно). Что это они так взвыли?

Ш о ф е р (заметив, что юноша не спит). Ладно, давай быстрей, теперь уж ничего не сделаешь. (Тащит за собой служанку и убегает направо.)

Юноша, который незадолго до того незаметно встал, украдкой улыбаясь, подходит к уэ. У клетки присаживается на корточки и с насмешливой улыбкой пристально смотрит на них. Уэ начинают беспокоиться.

Ю н о ш а (закуривает сигарету и глубоко затягивается). Утренняя затяжка — это ни с чем не сравнимое удовольствие. (Протягивает пачку сигарет уэ.) Не смущайтесь. Вы ведь уже слышали — я полностью меняю курс. Теперь я ваш друг… Понимаю, что вам стыдно. Для животных у вас слишком желтые зубы — от никотина… Первая фаланга среднего пальца правой руки тоже…

Самец уэ поспешно прячет руку назад.

Опоздал спрятать. Если палец запачкан, нужно было это скрыть более искусно… Но одних следов от сигарет недостаточно, для того чтобы доказать, что вы люди… Гориллы известны своим пристрастием к курению. Как-то я даже видел в одном еженедельнике фотографию курящей кошки… Если хотите курить, давайте быстрее.

Самец и самка уэ одновременно берут сигареты, и юноша дает им прикурить от зажигалки. Они начинают жадно курить.

(Безразличным тоном.) И все-таки очень неприятно, что вас сфотографировали, правда?.. Сейчас ваши лица, сильно размалеванные, еще могут кого-то обмануть, а на черно-белой фотографии этот эффект исчезнет…

Уэ, вздрогнув, продолжает курить.

Стоило мне это сказать, и вы сразу перепугались… Хо-хо-хо… Это неопровержимо доказывает, что вы прекрасно понимаете человеческую речь.

С а м е ц  у э (неуверенно). Уэ-э…

Ю н о ш а. И тем не менее мое убеждение нимало не поколеблено. Что, я не прав? Обитать в море еще вовсе не означает быть рыбой. В нем живут и млекопитающие, например киты. Понимать человеческую речь еще вовсе не означает быть человеком. Не смущайтесь, курите.

Все трое самозабвенно курят. С верхней площадки лестницы выглядывает  з о о л о г. Он сильно удивлен. Сбегает вниз. Уэ поспешно прячут сигареты.

З о о л о г. Что вы делаете, приятели?!

Ю н о ш а. Приятели? Вы что же, обращаетесь ко мне, как к уэ, или, может быть, к уэ — как к людям?..

З о о л о г. Ключ вам дал я… Надеюсь, вы понимаете, почему…

Ю н о ш а. Разве не из любезности?

З о о л о г. Ничего подобного. Просто я места себе не нахожу от беспокойства. Никогда раньше не думал, что со мной может быть такое!

Ю н о ш а. Не находите места от беспокойства? Тогда вам лучше присесть…

З о о л о г. Не придирайтесь к словам. Бегите отсюда, да поскорее. Пока не поздно…

Ю н о ш а. Оставьте ваши шуточки. Бежать… Мне очень понравились уэ… (Смотрит на часы.) Еще целых два часа ждать…

З о о л о г (обеспокоенно). Что вы замышляете?

Ю н о ш а (смеется). То, что А не Б, доказать можно. Но Б совсем не обязательно должно быть А. Более того, абсолютно невозможно доказать, что А есть А. Вот почему я в конце концов поверил в уэ. Поверил окончательно. Хо-хо-хо-хо-хо-хо…

7

Через два часа. Клетку с  у э  окружают  ю н о ш а  и его  д р у з ь я  А, Б, В.

Ю н о ш а. Вот так. Усвоили, что должен делать каждый?

А. В общем, да…

Ю н о ш а. И чудесно, если в общем понятно. Что же касается деталей, то поступайте в соответствии с обстановкой.

Б. Если только по дороге не расхохочемся. Очень уж я здоров смеяться. Ха-ха-ха-ха…

Ю н о ш а. За один день каждый получит тысяч по тридцать.

Б (перестает смеяться). О-о, вот это да. Как вспомню об этом, сразу перестану смеяться.

В. Как бы невзначай не заговорить по-нашему.

Ю н о ш а. Тридцать тысяч иен, тридцать тысяч.

В. Да, тридцать тысяч… Меня это вдохновляет.

Ю н о ш а (осматриваясь). Давайте еще разок. Так, придайте себе важный вид.

А, Б и В напускают на себя неестественную важность.

Нет-нет, не так, наоборот, спокойнее, с меньшим напряжением…

А, Б и В расслабляются.

Опять неверно, неверно…

Шум лифта.

(Досадливо чмокает.) Приехал. Ничего не поделаешь. Ведите себя как можно естественней.

Из лифта выходит  х о з я и н.

В с е  в м е с т е. Доброе утро.

Х о з я и н. А-а, да-да…

Ю н о ш а. Простите, что в такую рань, но они пришли в неописуемый ажиотаж, узнав об уэ, и я просто ничего не мог с ними поделать.

Х о з я и н (растерянно). А ничего, что посторонние пробрались сюда?..

Ю н о ш а (смеется). Вы называете их посторонними. Если бы вы знали, кто они, то, как владелец уэ, испытали бы огромную радость. (Представляет А.) Это Ояма-кун, сын бывшего члена парламента Юкио Ояма… (Представляет Б.) Это Ёсида-кун. Хотя он еще совсем молод, но уже вице-президент компании «Легкие металлы Ёсида»… А это Ятико Ятиё, единственная дочь президента кредитного банка «Бандзай»…

А, Б, В (вместе). Просим любить и жаловать.

Х о з я и н. Да-да.

Ю н о ш а. Все они в высшей степени порядочные люди. (Далее, игнорируя хозяина и обращаясь исключительно к своим друзьям.) Не стесняйтесь, пожалуйста, подойдите ближе… Не бойтесь, это совершенно не опасно. Не судите по внешнему виду, характер у них вполне миролюбивый. Но это животные, так что будьте все же осторожны… Даже простым ножом можно зазубрить меч… Непосредственность диких животных…

А. Они не близоруки?

Ю н о ш а. Чепуха! Смотри, какой чистый взгляд. Какой блеск, совершенно утраченный испорченными цивилизацией людьми…

Б. Да, и вот эта их сутулость, грязные руки и ноги — теперь я все понимаю…

Ю н о ш а. В них чувствуется что-то родное…

В. Пожалуй, верно. Ведь каждый из нас, оставшись в одиночестве, сутулится. Сутулость естественна. Или возьмите детей, которые не любят мыться, разве у них уже не ощущаются задатки людей искусства?

Ю н о ш а. Как же, по-вашему, можно использовать этих уэ?

А. Не исходит ли от них мощнейший энимал спирит?

Ю н о ш а. Послушать представителей Научного общества животного магнетизма — они в один голос твердят об энимал спирите… (Хозяину.) Не знаю, сэнсэй, может быть, это и обман, но ничего более достоверного, чем этот обман, я не могу себе представить.

Х о з я и н. Угу… Да… Наверно…

Ю н о ш а. В прошлом люди рассматривали нефть просто как горючее. Сейчас же она используется главным образом как важнейшее сырье химической промышленности. То же можно сказать и об уэ. Я думаю, возможно открытие нового метода их использования.

Б (кивает). Вполне возможно… Но оседлать их и ездить на них, как на лошадях, видимо, не удастся. У них нет и шерсти, чтобы использовать их, как овец… Кстати, какова их плодовитость?

Ю н о ш а. Зрелость у них наступает на третий год. Каждые полгода самка приносит двух-трех детенышей…

Б. Может быть, они съедобны?

С а м к а  у э. Уэ-э.

В. Какой приятный голос.

Б. Значит, как сторожей их нельзя будет использовать.

А. А что, если продать их в клинику подопытных животных? Это не люди, так что на них можно проводить вивисекцию.

С а м е ц  у э. Уэ-э!

Б (хлопает в ладоши). Постойте… (Юноше.) Послушай, ты говорил, что существует остров, где обитает множество уэ.

Ю н о ш а. Да, кажется, где-то в западной части Тихого океана…

Б. Прекрасно, покупаю! Даю пятьдесят миллионов иен.

В. Помолчи, чего ты суешься. «Покупаю», «покупаю»… Что ты собираешься покупать?

Б. Как что? Ясно же, уэ.

Х о з я и н (потрясен). Как, за этих уэ пятьдесят миллионов?

Б. Конечно. Это же приобретение всех прав на уэ. Право администрации на острове Уэ. Право монопольного отлова уэ. Единоличное право вывоза уэ с острова. Единоличное право продажи уэ…

А. Но остров, видимо, еще не нанесен на карту. Следовательно, по закону он не находится ни в чьем владении. Речь, таким образом, может идти только об этих двух животных, и нечего тебе кипятиться: куплю, не куплю…

Б. Дурак ты… О местоположении острова во всем мире знает лишь один ученый.

В. Может, стоит тогда выложить деньги и нанять этого человека, а?

Б. О таком деле следует говорить тактично, деликатно. Не подойдет ли это больше нашему уважаемому хозяину? Он к таким вещам привычен.

А (подмигивая хозяину). Деньги — это власть.

Б (подмигивая хозяину). Цепь крепче, чем свобода.

В (подмигивая хозяину). Можно остановить даже бурные потоки.

Ю н о ш а. Нет, наш сэнсэй только платит налоги. Властью денег он абсолютно не интересуется.

В (пристально смотрит на хозяина). Странный человек…

Ю н о ш а. По-моему, сэнсэй до сих пор не вполне понимает, насколько он велик. Необычайная скромность или отсутствие потребностей… Меня это, правда, не касается, но так нельзя…

Хозяин невольно подтягивается, расправляет плечи, стараясь выглядеть молодцом, и в то же время, как бы ища спасения, устремляет взгляд на второй этаж.

А (подмигивая хозяину). Деньги — это власть.

Б (подмигивая хозяину). Можно купить министра. Можно купить человека. Можно купить душу.

В (подмигивая хозяину). К твоим услугам и радость, и красота, и любовь.

Х о з я и н (доверчиво). Любовь тоже можно купить?..

Ю н о ш а (обращаясь к Б). Пятьдесят миллионов иен — это даже для тебя совершенно незначительное помещение капитала, но зато доход получишь соответствующий. Ты ясно представляешь себе перспективы?

Б (с улыбкой кивает и вынимает из портфеля арифмометр). Будем исходить из того, что в течение пяти лет можно получить десять миллионов голов уэ… (Быстро крутит ручку.) Считаем так: три года на достижение зрелости, два раза в год самка приносит потомство, предположим, по два детеныша… Пятьдесят самок… (Смотрит вверх.) Да, пятидесяти самок вполне достаточно… Самцов… Сколько же их нужно? Что-нибудь пять-шесть голов… Таким образом, в течение пяти лет — десять миллионов!

А (будто стыдясь своей недогадливости). Все это верно… Но, может быть, для того, чтобы выяснить, насколько ценным окажется этот товар, стоило бы попробовать на вкус находящихся здесь уэ?

Б. Попробовать на вкус?

В. Да, это стоит сделать. Не исключено, что их мясо не менее вкусно, чем говядина или свинина…

С а м е ц  у э. Уэ-э!

С а м к а  у э. Уэ!

Б (со смехом). До чего же вы тупы. Как вы еще не обратили на это внимания? В чем главная особенность уэ?

А. Не отличить от людей…

В. Нечистоплотные…

Б. Руки! (Победоносно оглядывает всех.) У уэ нет головы, но есть руки. Точно такие же, как у человека. Следовательно…

В (возбужденно). Они могут убирать квартиру, помогать на кухне — выдрессировать их как следует, и все в порядке…

Б. В общем, рабочая сила! Обеспечение даровой рабочей силой. И таким образом, друзья, нам удастся не только изменить судьбы промышленного производства, но и поколебать основы экономики страны!

А (мечтательно). И значит, мы уже не будем страдать от забастовок?

Ю н о ш а (неожиданно вступая в разговор). А если взять войска самообороны…

Б. Ш-ш! (Тихо, торжественно.) Этот вопрос, друзья, относится к области, составляющей государственную тайну.

В (шепотом). Не нужно забывать и об экспорте. Правильно построенный экспорт чрезвычайно выгоден. Ведь Япония окажется единственной страной, поставляющей уэ. (Мечтательно.) Через пять лет десять миллионов голов по двадцать тысяч иен за штуку… (Потрясен.) Двести миллиардов!

А (суетливо). Простите, друзья, но разрешите и мне вложить капитал. Я даю пятьдесят пять, нет, шестьдесят миллионов.

В. В таком случае я даю семьдесят. (Что-то записывает в блокноте.)

Б (утихомиривая их). Оставьте, оставьте. В этом нет необходимости. Даже тот объем предприятия, который замышляется, доставит государству массу хлопот. Выпуск облигаций государственного займа уэ, корпорации уэ… Так что благодарю за добрые намерения, но…

А. Добрые намерения? Что это за разговоры? Какое ты имеешь на это право?

В. Действительно, нахальство, и больше ничего. (Юноше.) Где телефон? Позвоню папе…

Б. Брось хитрить…

А. А я прямо сейчас выпишу чек…

Ю н о ш а. Подождите! Друзья, в таком важном государственном деле эгоизм недопустим. Каждый должен внести посильную для него сумму и в зависимости от ее размера будет обладать соответствующими правами и получать соответствующие доходы. Подумайте, это же будет огромное предприятие. Фермы уэ, исследовательский институт уэ, подготовка специалистов, наблюдения за состоянием здоровья уэ, аналитическая лаборатория, профессиональное обучение по отраслям использования уэ… В общем, чем большей будет сумма первоначального капитала, тем большие будут возможности, а следовательно, тем выше будут и прибыли.

А. Я даю восемьдесят миллионов иен!

Б. А я — восемьдесят пять!

В. Девяносто!

А. Девяносто пять миллионов!

В (плачущим голосом). Постойте! Когда мне требуется больше ста миллионов, я должна получить разрешение у папы. Не делайте такой подлости. Прошу вас, давайте сейчас прекратим все это и возобновим разговор через час. (Всхлипывает.) Вы так красиво все расписали, а теперь хотите поиздеваться надо мной, и все…

Тут А и Б от неожиданности теряются. Они видят  Д е в у ш к у, одетую как уэ, которая спускается с лестницы. Все с удивлением смотрят на нее.

Ю н о ш а (ошеломленный, подбегает к ней). Слушай, что это значит?!

Д е в у ш к а. Уэ-э.

Х о з я и н. Ха-а…

Девушка, не обращая ни на кого внимания, залезает в маленькую клетку. Запирает ее на замок и прячет ключ за пазуху. На верху лестницы появляется  з о о л о г.

Ю н о ш а. Мы достигли чрезвычайно важного этапа. Настал решающий момент. Определяется наша судьба. Прошу тебя. Такое поведение…

Д е в у ш к а. Уэ. (Точно поет.) В тяжелое время, прошу тебя, отбрось слова. И если они не отброшены сейчас же, то попробуй сказать: «Я думаю, мне сейчас тяжело, но все же только думаю». И вот я представляю себя моллюском и тихо закрываю створки. Под отвратительными створками жемчужно-серая бесконечность… Теперь ты в мире уэ.

Все стоят оцепенев.

Ю н о ш а (приходит в себя, резко оборачивается, стараясь говорить как можно спокойнее). Не обращайте внимания. Это не настоящая уэ. Считайте, что ее нет…

В (тихо, юноше). Чего это Тонко разозлилась?

Ю н о ш а (тихо). Решила нам все испортить. Вечно она устраивает представления… (Громко.) Вряд ли могут существовать уэ, разговаривающие по-человечески. Ха-ха-ха.

А (пронзительно). Да еще к тому же по-японски.

Д е в у ш к а (мечтательно шепчет, опершись локтями о колени и подперев подбородок). Уэ-э.

Б. Ладно, давайте продолжать наше совещание.

Ю н о ш а (пытаясь вновь привлечь к себе внимание хозяина, который не в силах отвести взгляд от девушки). Сэнсэй, меня очень радует, что в вашем доме рождается такое важное начинание. В вашем доме создается история.

Х о з я и н. А-а?..

Неожиданно из двери справа вбегает взлохмаченный  с у м а с ш е д ш и й. Он все время смотрит вверх. Когда ему нужно посмотреть прямо перед собой, он должен придерживать сзади голову руками. Стоит ему отпустить руки, как голова, точно на пружине, откидывается назад.

С у м а с ш е д ш и й (кричит). Арабэ, арабэ, кунсу, параватин^[61]. Хватайте шпионов с Марса. Самые подозрительные пирожки — с хвостами! Пока мы кричим «подозрительные», «подозрительные», придет лето, придет зима. Скучно…

Одновременно справа слышится ругань. Из дверей появляются, вцепившись друг в друга, с и д е л к а  и  с л у ж а н к а. Зоолог, стоявший на верху лестницы, неожиданно спускается вниз, но сразу же снова взбегает обратно.

С л у ж а н к а. Куда? Сюда нельзя!

С и д е л к а (поклонившись, ко всем). Очень прошу. Полечите его магнетизмом льва, который находится в вашем доме. Бедняжка, бедняжка, он совсем помешался.

С л у ж а н к а (подходит к сумасшедшему, наклоняется и, схватив его за руку, пытается утащить). Уходи, уходи же! Ты послушный мальчик, по-хорошему прошу…

С и д е л к а (резко). Пусти! Не подходи к нему! Он бешеный! Укусит, будешь знать! Как вцепится сейчас!

С у м а с ш е д ш и й (поворачивает голову к служанке и скалится). Ха!

Служанка отскакивает. Все остальные тоже невольно отходят подальше.

С и д е л к а (увидев уэ). Ой, но ведь это же не лев. Кто же это такие?

Х о з я и н (растерянно). От кого ты слышала о льве?

С и д е л к а. Ходят об этом слухи по всей нашей улице. Раньше, когда у него с головой все было в порядке, он был послушный, такой хороший был ребенок, и вот…

С у м а с ш е д ш и й (точно молясь). Арабэ, арабэ, кунсуку, кунсу, Параттин, папапапапапа, папа, парараттин… (Скалится.) Ха!

Х о з я и н (растерянно). О-о, он опасный. Уведите его отсюда поскорее, а то еще заразишься от него.

Д е в у ш к а (равнодушно). Может, и заразитесь.

Х о з я и н. О-о, может, и зара…

Сумасшедший, стремительно закинув руки на затылок, меняет положение головы и смотрит на девушку. Все молчат. Внезапно сбежавший вниз зоолог тоже замирает вместе со всеми. Сумасшедший и девушка пристально смотрят друг на друга.

Д е в у ш к а (тихо). Уэ-э.

В то же мгновение напряжение, сковывавшее тело сумасшедшего, исчезает. И хотя он отпускает голову, она остается в прежнем положении.

С и д е л к а. О-о, выздоровел!

С у м а с ш е д ш и й (тихо). Пространство между верхом и низом — середина.

Д е в у ш к а. Да, пространство между верхом и низом — середина.

С у м а с ш е д ш и й. Спасибо… (Поворачивается, опустив голову, пересекает по прямой линии холл и бесшумно исчезает.)

С и д е л к а. Выздоровел! Спасибо. (Протягивает руки девушке, обнимает ее и бежит вслед за сумасшедшим.)

Все потрясены. Девушка начинает всхлипывать. С л у ж а н к а  уходит.

А. Пошли?

Б. Угу, продолжим совещание в другом месте…

В. Что, если через час, как обычно, в кафе «Гого»?

А, Б и В согласно кивают и, опустив головы, идут к двери.

А. Мы спешим.

Б. Простите, что помешали.

В. Бай-бай^[62].

Все  т р о е  уходят.

З о о л о г (тихонько подходит к клетке девушки и становится на одно колено). Для слез нет причин. Когда я вижу, что вы так огорчены, мне тоже…

Д е в у ш к а (тоскливо). Уэ-э.

Зоолог невольно отшатывается.

Ю н о ш а (пытаясь выйти из положения, нервно уводит в угол хозяина, внимание которого целиком поглощено девушкой). Простите, пожалуйста. Что мы теперь будем делать? Этот сумасшедший, который сюда ворвался, вдруг он проболтается, и тогда…

Х о з я и н. Чудно, правда?..

Ю н о ш а. А?

Х о з я и н. Девушка вроде бы не настоящая уэ, как же это она сумела-то?

Ю н о ш а. Может, результат и был таким незначительным именно потому, что уэ не настоящая. Я очень ясно представляю себе настоящую ценность уэ! Вам, сэнсэй, она, конечно, известна гораздо лучше, чем мне. Еще один шаг — и право владения уэ было бы в ваших руках, и вдруг вы лишаетесь своей доли из-за этих юнцов… (Тихо.) Простите… Не обидно, если б у вас не было денег, а то ведь вы имели полную возможность потягаться с ними. Не из-за бедности же вы этого не сделали… Что бы мне тогда посоветовать вам дать двести миллионов. Я вам этого не сказал, и сколько же миллиардов вы потеряли. Жаль, очень жаль…

Х о з я и н. А я тоже мог войти в компанию?

Ю н о ш а. Мало сказать, могли. Если б вы одним движением вытащили двести миллионов, то как самый крупный вкладчик получили бы преимущественные права.

Х о з я и н. А теперь уже не успеть?

Ю н о ш а. Да нет, успеть, пожалуй, еще можно, но человеку вашего возраста, сэнсэй, идти в кафе «Гого»…

Х о з я и н. Нельзя, да?

Ю н о ш а. Там собираются одни юнцы лет по двадцать, кричат, спорят и танцуют вот так. (Показывает танец гого, стараясь делать беспорядочные движения.) Поэтому и о доле договариваться и присутствовать на первом собрании акционеров…

Х о з я и н (растерянно). А, а-а?

Ю н о ш а. Хорошо! Давайте я пойду как ваш представитель! Конечно, я обязан это сделать. Я доставил вам массу неприятностей, мой долг избавить вас от них. Пойдемте, сэнсэй, быстрее. Приготовьте, пожалуйста, чек на двести миллионов иен. Посмотрим, как теперь заговорят эти типы!

Х о з я и н. Чек? У меня все деньги дома.

Ю н о ш а. Ах, как это плохо… (Огорченно.) Тогда откажемся, а?..

Х о з я и н. А наличными нельзя?

Ю н о ш а. Да не то чтобы нельзя… Слишком громоздко, да и… А, ладно, под мою ответственность…

Х о з я и н. Прошу вас.

Ю н о ш а. И потом, напишите, пожалуйста, доверенность.

Х о з я и н. Доверенность?

Ю н о ш а. Ладно, ладно. Ну хотя бы на листке почтовой бумаги. В углу поставьте свою печать…

Х о з я и н. Я мигом… (Поспешно идет к лифту и поднимается.)

Во время разговора юноши с хозяином, иногда перебивая его, переговариваются и девушка с зоологом.

З о о л о г. Прекрасная…

Д е в у ш к а. Уэ-э.

З о о л о г. Ты ангел…

Д е в у ш к а. Уэ-э.

З о о л о г. В этом мире ангела всегда сажают в клетку…

Д е в у ш к а. Смотрите, что это? (Протягивает руку.)

З о о л о г. Можно поцеловать?

Д е в у ш к а. Если сумеете ответить.

З о о л о г. Рука… Думаю, что рука, но… Но она слишком прекрасна, чтобы быть простой рукой…

Д е в у ш к а. Да вы глупец.

З о о л о г. Нет, рука, конечно, рука!

Д е в у ш к а. Почему-у-у?

З о о л о г. Потому что рука…

Д е в у ш к а. Рука, потому что вы думаете, что рука…

З о о л о г. Да, но…

Д е в у ш к а. Не думаете?

З о о л о г. Думаю, конечно.

Д е в у ш к а. Тогда думайте, что я уэ.

З о о л о г. А?

Д е в у ш к а. Быстрее, думай так!

З о о л о г. Хо… хорошо, уже думаю.

Как раз в этот момент  х о з я и н  уходит.

Д е в у ш к а. Я уэ! Настоящая уэ!

З о о л о г. Да, совершенно верно. Вы уэ.

Ю н о ш а (быстро ходит взад-вперед). Послушай, надо же знать меру! Вылезай. Все идет, как я замыслил. Теперь уже ничто не помешает нам жить, как хотелось. Не делай глупостей, прошу тебя…

Д е в у ш к а. Уэ-э.

Ю н о ш а. Если ты будешь повторять свое «уэ-э», я унесу тебя отсюда вместе с клеткой!

З о о л о г. Этого я не допущу. Она действительно превратилась в уэ мира будущего, уже недоступного пониманию таких людей, как вы…

Ю н о ш а. Довольно болтать!

Д е в у ш к а. Я уэ! Это подтверждает даже ветеринар. Здесь нет никакой ошибки!

З о о л о г. Да! Я подтверждаю! Я буду всю жизнь писать об этом статьи.

Ю н о ш а (раздраженно). Уэ-э!

Д е в у ш к а (нежно). Уэ-э.

Ю н о ш а. Скотина!

Юноша и зоолог с ненавистью смотрят друг на друга.

С а м е ц  у э (шепотом). Что творится…

С а м к а  у э (шепотом). А где наш генерал? Смотался, это уж точно…

С а м е ц  у э (шепотом). Таких чудес я никогда не видывал…

С а м к а  у э (шепотом). И еще этот чокнутый ветеринар — втрескался в девчонку…

С а м е ц  у э (скрипя зубами, неожиданно). Уэ-э?

Д е в у ш к а (улыбаясь ему). Уэ-э.

Спускается лифт. Открывается дверь. Выходит  х о з я и н  с огромным чемоданом.

Ю н о ш а (подлетает к нему и забирает чемодан). Доверенность!

Х о з я и н. Такая подойдет?

Ю н о ш а. Прекрасно. (Поспешно складывает ее и прячет во внутренний карман.)

Х о з я и н. Вам холодно?

Ю н о ш а. Это боевая дрожь солдата, идущего в бой.

Х о з я и н. Складно вы говорите.

Ю н о ш а. Можете на меня положиться. (Поворачивается к девушке.) Ты действительно…

Д е в у ш к а. Уэ-э.

У зоолога торжествующий вид.

Ю н о ш а. Ну что ж, я ухожу. (В крайнем возбуждении бежит к двери, пошатываясь под тяжестью чемодана.)

Громкий стук резко захлопывающейся за ним двери звучит как сигнал.

З о о л о г. Сэнсэй, а что там, в чемодане?

Хозяин выпячивает грудь и с ухмылкой облизывается.

(Осторожно подходит к нему.) Сэнсэй, я решился, мне необходимо сделать признание… Честно говоря, я обыкновенный трус, но возможность получить хоть немножко денег вскружила мне голову.

Х о з я и н. Деньги — это власть. Когда есть деньги, у тебя все — и красотки, и любовь, и свободная жизнь.

З о о л о г. Откровенно говоря, этот самозваный ученый, который якобы занимается энимал спиритом, раньше торговал золотыми рыбками…

Х о з я и н (перебивая). Так вот я снова… это… о предложении выйти за меня замуж… хочу опять просить… Двести миллионов иен, которые я только что отдал, вернутся ко мне многими сотнями миллиардов. Так что подумайте об этом, а?..

З о о л о г (пораженный). Двести миллионов!

Х о з я и н (меняя тему, продолжает, косвенно обращаясь к девушке). Книгу я еще не прочел, а вот бороду чисто побрил и кремом намазался…

З о о л о г. Двести миллионов этому типу!..

Уэ в страхе. Они переглядываются, делают хозяину знаки глазами.

С а м е ц  у э. Хозяин, на минутку.

Хозяин в отчаянии таращит глаза.

С а м к а  у э. Мы люди.

З о о л о г (кивает, подтверждая). Да, это верно.

Хозяин стонет.

Д е в у ш к а (отпирает замок и выходит из клетки. Счастливо вдыхает полной грудью). Уэ-э.

С а м к а  у э (истерично). Хватит этого чертова «уэ»! С души воротит!

С а м е ц  у э. Нет никаких уэ. Нигде их нет!

Д е в у ш к а (тихо). И все же я — уэ.

Х о з я и н (обращаясь то к одному, то к другому). Меня об… обвели!

З о о л о г (девушке, умоляюще). Простите, мне очень стыдно…

Д е в у ш к а. Как хорошо, если бы все могли стать уэ.

З о о л о г. Уэ не существуют.

Д е в у ш к а. Существуют.

З о о л о г. И поскольку настоящих уэ не существует, вы уэ ненастоящая…

Д е в у ш к а (быстро подходит к хозяину). Станьте уэ. Став уэ, вы поймете уэ.

Х о з я и н (указывая пальцем на уэ). А вот эти уэ говорят, что они не уэ.

Д е в у ш к а. Потому-то я и стану уэ.

С а м е ц  у э (самке). Эй, давай ключ. Надо сматываться, да побыстрей.

С а м к а  у э (отдавая ключ). В этих лохмотьях?

С а м е ц  у э. Да какая разница — в лохмотьях, не в лохмотьях!

С а м к а  у э. Ты не женщина, тебе что, а мне стыдно.

Х о з я и н. Вы меня одурачили! За что же мне такое, что я сделал? Как хотели, обирали меня, как хотели, измывались надо мной! Ладно же, у меня в голове тоже есть мыслишка. Я не сдамся. Есть мыслишка! (Идет к лифту и поднимается.)

Д е в у ш к а. Уэ-э.

Уэ выскакивают из клетки и беспокойно осматривают друг друга.

З о о л о г (самцу уэ). Слушай, приятель, ты не хочешь поменяться со мной одеждой?

С а м е ц  у э (с сомнением). Что?

С а м к а  у э (подгоняя). Сказано — сделано. Быстрей, быстрей. А я попрошу у сестры. (Приоткрывает дверь, высовывает голову, сначала тихо, а потом все громче.) Ёсиэ… Ёсиэ… Ёсиэ… Куда она делась! Ёсиэ!

В это время зоолог и самец уэ переодеваются. В момент когда переодевание закончено, вбегает  с л у ж а н к а.

С л у ж а н к а. Сестра!

С а м к а  у э. Ёсиэ.

С л у ж а н к а. Я сразу тебя узнала.

С а м к а  у э. Причина была очень серьезная…

Сестры обнимаются.

З о о л о г (снимает очки, разлохмачивает волосы, нерешительно). Уэ-э.

С л у ж а н к а (удивленно). Чего это он?

С а м к а  у э. Развлекается, наверно.

С а м е ц  у э (одергивая костюм). Вы походите на уэ.

З о о л о г (девушке). Действительно похож?

Д е в у ш к а. Точно родились уэ.

С л у ж а н к а. Фотографии, которые здесь наснимал мой муженек, ему уже отпечатали — он заплатил за срочность, — и теперь он понесся в деревню искать свидетелей. По характеру он, правда, грубый, но зато отходчивый… Скорее бы уж возвращался, что ли…

С а м к а  у э. Дай мне лучше во что-нибудь переодеться. Ведь в этих лохмотьях…

С л у ж а н к а. Но у нас с тобой и в бедрах, и в груди размеры разные.

Рычание льва.

С а м е ц  у э (смотрит на второй этаж, обеспокоенно). Ой, ой, что это? Он собирается выпустить льва, а?..

Все, кроме девушки, в растерянности.

Д е в у ш к а. Спокойно. В такой ситуации лучше всего сидеть в клетке.

С а м е ц  у э. Нет, опять в клетку — не пойдет…

С а м к а  у э (торопя служанку). Все равно — что ни дашь, лишь бы не в этих лохмотьях…

С л у ж а н к а. Пошли.

Служанка и самка уэ уходят.

С а м е ц  у э (наполовину залезает в клетку, прислушивается к шуму на втором этаже). Быстрее, времени нет!

З о о л о г (тоже прислушиваясь к происходящему на втором этаже). Кажется, я начинаю понимать. Уэ можно представить себе как некую философию.

Д е в у ш к а. Совершенно верно. Уэизм.

З о о л о г. Да, именно так. Уэизм. Ну, а как же тогда быть со львом?

Д е в у ш к а. По возможности воздержимся от разговоров о льве. Уэ есть уэ, и лучше всего говорить только о них.

З о о л о г. Это-то понятно, но…

Д е в у ш к а. Уэ-э.

З о о л о г. Уэ-э.

Служанка возвращается вместе с самкой уэ, на которой не подходящая ей по размеру одежда. Рычание льва.

С а м к а  у э. Ну, давай быстрей.

Самец уэ с криком бежит к двери. Служанка и самка уэ плотно прикрывают за собой дверь. Слышен топот убегающих.

З о о л о г. Как раз время кормежки льва.

Д е в у ш к а. Уэ-э.

З о о л о г. Может, и мы пойдем? Здесь нам вроде бы делать уже нечего.

Д е в у ш к а. Куда пойдем?

З о о л о г. На улицу.

Д е в у ш к а. И что там будем делать?

З о о л о г. Пропагандировать уэизм. Возможно, мне удастся создать общество уэистов.

Д е в у ш к а. На улицу…

З о о л о г. Да, на улицу… Искать людей…

Д е в у ш к а. Не пойду. Мне никуда не хочется идти. Но и здесь оставаться противно…

З о о л о г. Тогда пошли…

Девушка кивает и идет к двери. За ней — зоолог.

Д е в у ш к а. Друзья, превратимся в уэ.

З о о л о г. Уэ-э.

Оба уходят. Некоторое время сцена пуста. Слышно, как рычит лев. Появляется  у ч е н ы й. Он ходит большими шагами, опустив голову.

У ч е н ы й (не замечая, что никого нет, обращается к уэ, думая, что те сидят в клетке). Да, я, видимо, просчитался. Но винить во всем меня одного несправедливо. Вчера ночью я смотрел через ограду, и хотя был уже первый час, я заметил… (Вдруг видит, что никого нет.) Что случилось?.. Все куда-то исчезли… И как раз сейчас, когда я придумал такой замечательный план… (Громко.) Эй, где вы все?.. Вы что, шапки-невидимки понадевали?.. Эй, выходите, ведь двести миллионов иен… Наличными… А то я все торгую золотыми рыбками… Помогите мне… Пусть и для меня хоть раз в жизни расцветут цветы.

Лифт опускается. Открывается дверь, и появляется хозяин в одежде уэ.

Х о з я и н (подняв лицо к потолку, издает долгий протяжный вой, как гиена). Уэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э…

Занавес.

Муин Бсису ШАХТА

Муин Бсису (род. в 1928 г.) — палестинский поэт, драматург и публицист. Образование получил в Каирском университете. С юности примкнул к палестинскому революционному движению. С начала 50-х годов зазвучал его поэтический голос. Первый сборник стихов «Письма» вышел в 1952 году и выдержал шесть изданий. Бсису принадлежат поэтические сборники «Распятая Иордания», «Палестина в сердце», «Деревья умирают стоя», «Египетская плотина», «Я пришел, чтоб назвать твое имя», автобиографический дневник «Палестинские тетради». Бсису — автор шести пьес; в пьесе «Шахта» нетрудно увидеть аллегорическое изображение трагической судьбы арабского народа Палестины. Муин Бсису — активный деятель Ассоциации писателей Азии и Африки, заместитель главного редактора журнала «Лотос», лауреат международной литературной премии «Лотос», член руководства Союза писателей и журналистов Палестины.

Перевод с арабского И. Беляева.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Полная темнота в зале и на сцене… Из-за сцены доносится мерная барабанная дробь. Затем раздаются резкие сигналы карет «скорой помощи», перемежающиеся с сиренами пожарных машин… Мягкий свет в зале… В проходах между креслами с шумом появляются  п р о д а в ц ы  г а з е т… Они разбрасывают газеты и выкрикивают: «Бесплатное приложение!», «Бесплатное приложение!», «Обвал в Золотой шахте!», «Десятки убитых и раненых, погребенных под золотоносными камнями!». Они продолжают разбрасывать газеты над головами зрителей. На сцене вспыхивает мягкий свет. Посреди сцены высится стеклянный Купол. В его верхней части отверстие наподобие окна. Внутри Купола распростерся человек, засыпанный породой, досками. Различимы только его голова и ступни ног. Из-за правой кулисы появляются  д в е  ф и г у р ы. Первая в золотой маске. Над головой золотая монета, что носится «на счастье». Вторая в голубой маске. Над головой та же «счастливая» монета, но голубого цвета. Фигуры двигаются по сцене… Останавливаются перед Куполом.

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е (указывая на человека внутри Купола). Это последний из оставшихся в живых…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Шахта обвалилась, и человек, заваленный породой, стал теперь нашей шахтой…

Кружат вокруг Купола. Затем останавливаются. Разглядывают лежащего внутри Купола.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е (словно говоря самому себе). Ну что ж, теперь начнем добывать золото из него…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е (выходит вперед). О чем ты?

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е (как будто не слышит). Изо рта засыпанного вылетит птичка, выберется из-под породы, вынесет в своем клюве алмаз… И она найдет их во множестве… А из его уха выплывут рыбки и проглотят драгоценный перламутр, чтобы принести его мне… Эти камни — моя волшебная шапка-невидимка… Ты меня слышишь?.. (Приближается к Человеку в голубой маске.) Эти камни, или, как их называют шахтеры, порода, — моя шапка-невидимка… Однажды я накрою ею маленькую птичку… Проделаю в волшебной шапке дырку, чтобы птичка дышала… Не окно, нет, не окно… иначе птичка улетит… (Прикасается рукой к стеклу Купола.) Откуда ты появишься, моя птичка? (К Человеку в голубой маске.) Ты меня слышишь? Ответь мне… Какие новости о рабочих?

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Часть из них распространяют листовки… И призывают к всеобщей забастовке…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Коммунисты!

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Другие раздают сладости и цветы пострадавшим…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Гуманисты!

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Ну а третьи требуют прибавки зарплаты. Тому… кто под Куполом!

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Реформисты!

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Ну а остальные… Укрылись в здании детской школы… Отказались участвовать в забастовке. И… отказались от сладостей. Отказались поддержать требование о прибавке к зарплате. Тому, кто остался там, внизу…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. За кого эти голосуют?.. Каковы их требования?

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Никто не знает… Они все кричат… кричат… кричат… До изнеможения… И валятся на землю. В глубоком обмороке.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Есть кто-нибудь еще?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Хулахуписты.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Что известно о них? Кто такие?

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. У хулахупистов четыре требования…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Первое?

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Повернуть Купол немного на Восток… чуть-чуть! Но обязательно поставить его в середине сцены… Ни на Восток, ни на Запад… В международной «свободной» зоне…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Мы можем согласиться на то, что требуют эти люди-маятники. Каково их второе требование?

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Водрузить на Куполе национальный флаг…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Законное требование. Подделка национальных флагов… Стала легче, чем подделка денежных купюр… Их третье требование?

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Того, кто остался под землей… Наградить высшим государственным орденом…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Орденами усыпаны мундиры генералов… Да так, что для новых орденов места на их груди всегда не хватает… Впрочем, мы дадим ему высший орден государства… Каково их четвертое требование?

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Вместо Востока и вместо Запада… Мы должны направиться на Север и на Юг… Они так и говорят: — В мире есть не только «провосточники» и «прозападники»… В мире еще есть и «просеверяне»… Есть в нашем мире и «проюжане»…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е (поднимает руку). Пригласи кого-нибудь из них сюда и вызови врача компании.

Человек в голубой маске уходит. Из-за левой деревянной кулисы появляется  Ч е л о в е к  в  б е л о й  м а с к е. На его голове тоже «счастливая» монета, только белая, а с его шеи свешивается стетоскоп. Он направляется к Человеку в золотой маске.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Как он себя чувствует?

Ч е л о в е к  в  б е л о й  м а с к е. Сердце в норме… Он чуть-чуть расстроен — помехами от передач подпольных радиостанций… За этот день я выпустил уже четыре бюллетеня о состоянии его здоровья…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Продолжайте выпускать ваши бюллетени… И дай бог, чтобы он выжил…

Ч е л о в е к  в  б е л о й  м а с к е. Но…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Что «но»?..

Ч е л о в е к  в  б е л о й  м а с к е. Кто будет отвечать за его смерть?..

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. А кто ответит за его спасение?.. Он выберется сюда из-под завалившей его породы целым и невредимым… Если мы его спасем… Ну а если он умрет, то тоже целым и невредимым… Пусть он останется живым, но там, под Куполом… Живым, но там, под завалившими его камнями, и не выходит оттуда никогда… Вот за что отвечаете вы, врач компании…

Появляется  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е  и подходит к нему.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. А теперь оставьте нас…

Врач уходит.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Где тот, кого мы звали?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Отправился на встречу с прессой. На чрезвычайную пресс-конференцию… Она состоится завтра в полдень… Скоро сюда придет диктор… Чтобы сообщить слушателям нечто сенсационное…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Будьте осторожны…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Человека, которого мы вызвали сюда, я знаю много лет…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Я должен представить свой доклад теперь же… До встречи завтра…

Уходит. Из-за левой кулисы появляется  Ч е л о в е к  с  м а г н и т о ф о н о м, протягивает руку Человеку в голубой маске и подходит к Куполу.

Д и к т о р (держа в руках микрофон). Дорогие радиослушатели… Вместе со мной… Вы записываете нечто экстраординарное… Голос выдающегося героя… Единственного оставшегося в живых в чреве шахты… Мы спускаемся в шахту вместе с командой спасателей…

Из-за правой кулисы на сцену выходит группа мужчин. В руках у них шахтерские кайлы. Они начинают медленно кружить вокруг Купола и бить кайлами по полу сцены.

Д и к т о р. Дорогие радиослушатели… В стволе шахты темнота… Холодная как лед… Вот вы вместе со мной вслушиваетесь в шум. Это спасатели отрывают заваленных породой шахтеров… Операция по спасению продолжается, и она завершится быстро… Конечно, насколько это возможно… А сейчас я пробираюсь между завалами породы и стеной штрека… Приближаюсь к человеку, заваленному породой…

Диктор тоже кружит вокруг Купола, держа перед собой микрофон.

Наконец-то я рядом с ним. И могу наконец начать разговор. Как самочувствие?..

Диктор поднимает микрофон… Раздается голос из-за кулис. Впечатление, будто голос доносится снизу, из чрева шахты.

Г о л о с. Самочувствие отличное!..

Д и к т о р. Ты что-нибудь ел сегодня, пил?..

Г о л о с. Даже курил… Я выкурил сигару… А вот теперь курю трубку… Знаешь, вчера мне прислали бутылку шампанского… Как танцовщице в кабаре… Под землей…

Д и к т о р. Ты следишь за происходящим там, наверху?.. Получаешь ли ты газеты?..

Г о л о с. Конечно, получаю. Все газеты. Но читаю я только о забастовке мусорщиков…

Д и к т о р. Почему именно о забастовке мусорщиков?

Г о л о с. Я им симпатизирую… Я в восторге от забастовки мусорщиков… Ты-то сам читал, что сообщают сегодняшние газеты?.. Если бы я был там, наверху, то я понюхал бы запах типографской краски… Самый приятный запах на свете…

Д и к т о р. Есть ли у тебя радиоприемник, телевизор?..

Г о л о с. Незадолго перед разговором с тобой, когда мне нечего было читать… Я включил телевизор… Шла реклама. Ты даже не в состоянии вообразить то, что вытворяли эти ловкачи на телевидении… Они утверждали, что я бреюсь… Здесь, в чреве шахты… Они даже назвали меня как-то… Кажется, Моисеем. Я забыл. Я выключил телевизор… И включил радиоприемник… Послышались удары барабана и голос диктора: «Говорит Палестина!» Километры, многие километры эфира… И пронзительный голос… Крикуна. Музыка, стрекот фотокамер, коктейли, всеарабское совещание королей и президентов. И все якобы ради Палестины… Но скажите мне, когда же наконец Палестина… Встанет хотя бы на вершок своей собственной земли? Чтобы наконец обрести себя. На земле Палестины! Чтобы утвердить себя, встать твердо на ноги. Гордо поднять голову… Палестине было позволено говорить, писать, но не нести свой флаг, не нести свой меч… Я выключил радио…

Д и к т о р. Дорогие радиослушатели… Перед тем как закончить этот разговор с человеком, который сейчас там, под землей… У меня к нему есть один вопрос…

Г о л о с. Разреши мне задать тебе свой вопрос… Верно ли, что стволы наших пушек… Превращены в канализационные трубы, погребенные под землей?.. А стальные каски превращены в унитазы для генералов?.. Что за помехи перебивают меня? Мне стало трудно говорить…

Д и к т о р. Как жаль, что наше время истекает… Ты на что-нибудь жалуешься?

Г о л о с. Я ни на что не жалуюсь… Я здесь словно в саду под землей!..

Д и к т о р. Оплачивают ли чиновники компании… Все расходы по твоему содержанию?.. Здесь, в чреве шахты?.. Твоя зарплата выросла в десять раз… Ты настаиваешь, чтобы она была увеличена еще?..

Г о л о с. Зажги мне лучше трубку…

Д и к т о р. Перед тем как мы завершим нашу передачу… Не хочешь ли ты о чем-нибудь спросить?..

Г о л о с. Стала ли мадам Киссинджер любимой шансонеткой Востока?..

Диктор кашляет, громче звучит музыка.

Г о л о с. Что это, опять какие-то помехи?.. Мне очень трудно, просто невозможно говорить…

Д и к т о р. Дорогие радиослушатели… Наша следующая встреча в эфире состоится…

Свет гаснет.

Картина вторая

Из-за правой кулисы на сцену выходит  Ж е н щ и н а  с босыми ногами… Она тоже начинает кружить вокруг Купола…

Ж е н щ и н а. О рука того, кто завален камнями… Ты теперь местная достопримечательность… Сообщения о тебе печатаются на самом видном месте на страницах газет. На сводах Купола поэты теперь пишут свои стихи… И наклеивают запреты на правду…

На сцене появляется  М о й щ и к  о к о н  в спецодежде служащего муниципалитета. На спине у него лестница, в одной руке ведро, в другой — пачка газет. Он ставит лестницу перед Куполом, взбирается по ней и начинает протирать Купол обрывками газет, затем окунает их в ведро и отжимает над входом в Купол…

Ж е н щ и н а. Ну вот, на тебя вылили выжимку из этих газет… Выжимку всего, что написано о тебе…

Ходит вокруг Купола.

Твой Купол выскоблен и вымыт водой… Каждый хочет, чтобы его Купол был прозрачным… Никто не хочет, чтобы ты жил здесь, на земле… Но никто не хочет, чтобы ты умер там, в чреве шахты… Если ты выйдешь из-под завалившей тебя породы… То для многих в это мгновенье наступит конец… Если ты умрешь, многие тоже погибнут… Таков ты… Ни живой, ни мертвый… Таков ты… Таков ты…

Что-то задвигалось под Куполом… С грохотом сваливается с лестницы Мойщик окон… Он тут же вскакивает, вскидывает лестницу на спину и испуганно пятится назад, пока не оказывается лицом к лицу с толпой. В его руке ведро.

М о й щ и к  о к о н (кричит). Купол теперь вспыхивает подобно хрустальному рекламному фонарю… Блестящая реклама дипломатии Киссинджера!.. Отмытого от всяческой грязи…

На сцене появляется  Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. С ним  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Женщина встает и снова кружит вокруг Купола. Маски замечают ее и останавливаются, пораженные неожиданной встречей.

Ж е н щ и н а. Если бы ты дал залить твой рот сургучом… Если бы сургучом залили раны сражавшихся батальонов… Если бы раненые могли превозмочь раны и боль… То были бы спасены реки крови… Если бы ты отдал мне свою силу, хотя бы малую толику твоего голоса… Я превратила бы ее в перо для птицы… Птица же моя нагая… Она беззащитна перед бомбами… Если бы ты дал мне свое задыхающееся легкое… Дал бы мне вышедший из строя сейсмограф… То случится землетрясение. Силу его не удастся определить… Мне же нечем будет дышать…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Кто эта женщина?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. В первый раз вижу…

Ж е н щ и н а (продолжает ходить вокруг Купола). Вереницы охотников… Наполняют свои ягдташи подбитыми птичками… Птиц обманывают, рассыпая им зерна, и они легкомысленно попадают в силки… Зерно же так и не станет колоском в зобу у птицы… Когда наклоняет голову тот, кто привык кланяться, ему кажется, что все реки мира текут у его ног. Лилии умирают… Национальные флаги дезертируют, выпадают из рук трусливо преклоненных, спасающихся бегством… Бедняки выращивают хлеб, превращающийся для тебя в золотые слитки… Биржевые маклеры и мошенники всего света… Превратили Палестину в огромную постель… Теперь она стала ложем для сводников и потаскух…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Заставь замолчать эту противную бабу!

Человек в голубой маске бросается к Женщине.

Ж е н щ и н а (словно не замечает их). Пусть уйдет золото, но останется хлеб… (Кричит во весь голос.) Бедняк, возьми в руки лепешку и сражайся… В твоих руках бомба из пшеничной муки… Лик земли станет светлей, как только ты вступишь в бой… Лепешка… Вот бомба бедняков… Светильник революции…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е (пытается ее перекричать). Арестуй же наконец эту женщину…

Человек в голубой маске бросается на нее. Женщина сопротивляется, кричит.

Ж е н щ и н а. Кто научил тебя играть столь презренную роль… Дай мне прядь твоих волос… Ведь они выросли у тебя там, в чреве шахты… Разве твоя родина там, под землей?.. Не рассчитываю на твой ум или блестящее образование… Тебя лишили разума… У всех есть ум, тебе его, увы, не дали…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Уберите ее!

Человек в голубой маске волочит Женщину. Она сопротивляется и громко кричит.

Ж е н щ и н а. Все имеет название, у тебя же нет имени. У всех есть Родина, только у тебя ее нет… Тебя ее лишили… От тебя отреклась даже жена… Я — единственная, кто любит тебя…

Человек в голубой маске волочит Женщину… Она продолжает кричать.

Будь бдителен, еще есть время… Будь бдителен, иначе погибнешь…

Свет гаснет.

Картина третья

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е  тешет топором деревянный настил перед Куполом. Входит  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Кто эта женщина?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Полиция компании скоро предоставит нам информацию о ней…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Надо срочно возвести стену вокруг Купола и поставить охрану…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Одна кинокомпания просит разрешения снять о нем фильм… Одно издательство предлагает любые деньги за право публикации его дневника… Одна рекламная компания… Просит предоставить в ее монопольное распоряжение весь Купол… А также стену вокруг Купола для рекламы… Компании, компании, компании… Требуют, просят, умоляют…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Необходимо самым внимательным образом изучить каждое предложение…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Одна из газет подняла против нас кампанию…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Пошли ей нашу рекламу… И щедро оплати ее…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. А общественное мнение?..

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Общественное мнение? Да это всего лишь лошадь, а наша фирма — телега…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. А что будет, если лошадь откажется везти телегу?..

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Не откажется! Наше радио свило гнездо в ее ухе, а наш экран — в ее глазу. К тому же общественное мнение обожает всякие трагедии… Разумеется, пока они его не касаются… Пока их можно наблюдать со стороны. Как там, за стеклом Купола?.. Поверь мне, никто из зрителей, присутствующих в этом зале, или те, кто играет на сцене, не хочет, чтобы засыпанный выбрался из-под камней и поднялся бы сюда, наверх… И первым откажется сам засыпанный!.. Тот самый, что лежит под Куполом… Кто же откажется быть героем? Сообщали ли сегодня бюллетень о состоянии его здоровья?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Даже не представляю, где врач компании…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Его искали?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Да, искали. Повсюду…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Куда же он запропастился?..

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Наши секретные агенты следуют за ним по пятам…

Из-за правой кулисы появляются мужчины и женщины. Они направляются к Куполу. В руках у них фрукты, хлеб, цветы… Они бросают все, что принесли, в окно Купола.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Взгляни-ка на них. Они пожаловали сюда… С хлебом, фруктами и цветами… Отныне ни один из них не войдет сюда бесплатно… Мы возведем билетные кассы… И сюда повалит народ… Тысячи людей… Вереницы глазеющей публики… И конечно же, все, кто сюда придет, захотят, чтобы у Купола что-то продавали… Мы откроем здесь большой торговый центр…

На сцену взбирается  Ч е л о в е к  в  п о л и ц е й с к о й  у н и ф о р м е.

П о л и ц е й с к и й. Женщина скрылась…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Скрылась?!.. Каким образом?.. Разве ваши секретные агенты не следовали за ней по пятам?..

П о л и ц е й с к и й. Мы следовали за ней по пятам до тех пор, пока она не вошла в зал и не смешалась со зрителями…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Птичка попала в ловушку…

Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Что же вы намерены предпринять?.. Ведь ваша власть распространяется только на сцену…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. И на зал тоже… Сам увидишь…

Уходят.

Свет гаснет.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина первая

Длинная очередь перед окошечком кассы, хвост ее огибает Купол… Повсюду охранники.

Г о л о с  Ж е н щ и н ы (из репродуктора). Или теперь ты не слышишь меня?.. Почему ты не остановишь наконец это шествие вокруг Купола?.. Дом бедняков и труд бедняков… Позолоченные кресла… Позолоченная кровать… Комнаты с кондиционированным воздухом в любое время года… Американский кондиционер… Не ломается даже в «год Америки»…

Голос Женщины становится все громче… Публика в зале начинает смотреть на потолок — то туда, то сюда; Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е  не без труда взбирается на сцену. С ним  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Снова голос этой Женщины… Откуда он берется?.. (Поднимает глаза к потолку, опускает взор долу и кричит.) Куда девался директор службы безопасности?.. Я хочу кое-что знать! Может быть, у крикуньи подпольная рация?.. Следуйте за мной. Может быть, мы обнаружим, откуда и по какой радиостанции передается голос…

Уходят.

Г о л о с  Ж е н щ и н ы (медленно затихая). Если ты заговоришь, они немедленно рухнут. Разжались ли твои пальцы?.. Ведь на руках твоих зиждутся устои их бытия… Они превратили твое лицо в рекламную тумбу… К тебе спешат мошенники и казнокрады… Всех калибров и разных мастей… Кастрированный генерал требует, чтобы ты осчастливил его жену… Политиканы домогаются твоей поддержки… Я же, твоя совесть, следую за тобой по пятам, они хотят забросать меня камнями… Не отдавай им свою кожу… Они превратят ее в предвыборный плакат. Или в индульгенцию своих грехов… Не отдавай им свою душу. Толкни своими ногами, пошевели своими руками. Сейчас… Не медли! И отринь завалившие тебя камни…

Один из зрителей вскакивает с места.

З р и т е л ь. Разнесем же вдребезги проклятый Купол!.. И извлечем несчастного наружу…

В т о р о й  з р и т е л ь. Замолчи. Ты испортишь весь спектакль…

Мужчины и женщины по-прежнему продолжают кружить вокруг Купола. Голос Женщины становится отчетливее.

Г о л о с  Ж е н щ и н ы. Сколько можно бесцельно ходить вокруг да около… Разбейте Купол, разнесите его вдребезги. Сокрушите своими руками. Вместо того чтобы кружить… Разгрызите его зубами… Да, своими собственными зубами… (Голос усиливается.) Закройте окошечки касс… Прогоните полицейских и сломайте их будки… Остановите музыку, вспоенную его кровью… О Родина, не становись окошечком кассы для жаждущих поглазеть на чужую беду. О Родина, не превращайся в полицейский участок… Пой, Родина, пой Марсельезу Вселенной… (Обращается к человеку под Куполом.) Ты обрекаешь арабскую землю на муки!

Из-за сцены доносится грохот взрыва. Зрительный зал сотрясается. Снова голос Женщины. Он становится все сильнее. Обращается к зрительному залу.

Г о л о с  Ж е н щ и н ы. Теперь должен заговорить кто-то из вас… Если бы кто-нибудь из вас бросил зажженную спичку на Купол! Тогда загорелась бы и сцена… Пусть кто-то из вас достанет коробок спичек… Всего только коробок!

О д и н  и з  з р и т е л е й (вскакивает). Мы не имеем права… Чтобы носить с собой спички, необходимо специальное разрешение… Даже только одну спичку…

Е щ е  о д и н  и з  з р и т е л е й (вскакивает). Давайте все-таки смотреть спектакль…

Г о л о с  Ж е н щ и н ы (обращаясь к человеку под Куполом). Эй, ты… Почему я тебя не слышу?.. Может быть, порвались твои голосовые связки?.. Бедняки отняли хлеб у своих детей… Отдали его тебе… О Мученики, снимите с себя саван, превратите его в мешок… Сделайте из него матрас… для него… того, что под Куполом… Эй, ты! Что стряслось с твоим голосом?.. Эй, ты! Что стряслось с твоим голосом?..

На сцену взбираются  Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е  и  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Мы вывели из строя первый микрофон… Откуда же теперь идет ее голос? (Громко кричит.) Откуда, черт возьми, этот голос?.. Мы должны заткнуть глотку проклятой бабе… Ты слышишь меня?.. Мы должны заткнуть глотку проклятой бабе… Залить, наконец!.. Водой или кровью…

Уходят. Воцаряется темнота.

Картина вторая

Вокруг Купола группа мужчин и женщин… Одни продолжают кружить, другие ощупывают Купол, третьи кидают в окно Купола цветы, хлеб. В зал шумно врываются  п р о д а в ц ы  г а з е т… Разбрасывают их над головами зрителей… Выкрикивают: «Бесплатное приложение!» Один из родственников заваленного в шахте выходит на авансцену и объявляет: «Там, под породой, погребен наш близкий… Купол стал его темницей…» Появляется  Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е… Вместе с ним  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Они, явно спеша, взбираются на сцену. Продавцы продолжают разбрасывать газеты над головами зрителей. Некоторые из зрителей хватают их к листают приложение…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Кто издал эти презренные листки?..

Человек в голубой маске спускается со сцены и оказывается лицом к лицу со зрителями. Некоторые из зрителей вскакивают со своих мест, громко кричат.

Всем оставаться на местах… Всем оставаться на местах…

Человек в голубой маске явно колеблется. Вдруг раздается голос Женщины, усиленный микрофоном.

Г о л о с  Ж е н щ и н ы. Они превратили твою Родину в доходное предприятие. Они превратили твою Родину в прибыльную шахту. В ней добывают человеческое мясо и кровь. Они превратили тебя в узника заваливших тебя камней… Те, что равнодушно наблюдают за этим преступлением, тоже участвуют в подлом заговоре…

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Где полиция компании?.. Я спрашиваю: куда подевалась полиция?..

На сцену взбираются  п о л и ц е й с к и е. В руках у них белые резиновые дубинки… Несколько зрителей вскакивают со своих мест.

О д и н  и з  з р и т е л е й. Что происходит на сцене?.. Мы что, пришли сюда, чтобы нас здесь арестовали?..

Часть зрителей начинает топать ногами… Человек в золотой маске выходит к публике.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. Предупреждаю всех в зале… Если смута не прекратится, мы прервем представление… Предупреждаю… Если вы не прекратите смуту… Полиция выведет всех из зала… (Поворачивается к полицейским.) Арестуйте крикунов… Всех до единого…

На сцене и в зале гаснет свет.

Картина третья

Через всю сцену протянута колючая проволока. Она отделяет сцену от зрительного зала… В проходах между рядами фигуры полицейских. В их руках дубинки. Гремит голос Женщины, усиленный микрофоном.

Г о л о с  Ж е н щ и н ы. Неужели вы будете равнодушно слушать топот полицейских… Пятьдесят зрителей уже схвачены. Десятки служащих театра арестованы. Купол опоясан колючей проволокой… Заграждение отделяет зал от сцены… Полицейские в зале… Вместо билетеров — полицейские… Кто заодно с погребенным в шахте, поднимитесь на сцену… Те, кто еще в зале, вы тоже арестованы… Зрительный зал стал тюремной камерой… Да и был им — с самого начала!

Неожиданно в зале появляется  Ж е н щ и н а… За ней  Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е. С ним  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Увидев Женщину, они кричат, обращаясь к полицейским в зале.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е  и  Ч е л о в е к  в  г о л у б о й  м а с к е. Арестуйте ее… Арестуйте ее…

Полицейские кидаются к Женщине. Несколько зрителей поднимаются со своих мест. Одни образуют вокруг нее кольцо, образуют живую стену между нею и полицейскими.

Ж е н щ и н а. Сметите эту дьявольскую колючую проволоку, только тогда вы прорветесь к Куполу…

Зрители собираются вокруг нее и медленно двигаются к сцене. В руке Человека в золотой маске появляется граната… Полиция бросается к зрителям, пытаясь их сдержать…

Ж е н щ и н а. От Купола нас отделяют лишь рекламные щиты… Мы прорвемся… Прорвемся…

К зрителям, окружившим Женщину, присоединяются все новые добровольцы. Женщина и те, кто ее охраняет, медленно продвигаются к сцене.

Ч е л о в е к  в  з о л о т о й  м а с к е (кричит). Последнее предупреждение всем, кто в зале… Мы взорвем зал…

Ж е н щ и н а. Мы прорвемся… Прорвемся… Мы доберемся до Купола… (Обращается к залу.) Все мы — узники… Разве нужны еще доказательства?.. Если мы освободим того, кто засыпан камнями… То все станем свободными.

Все, кто с Женщиной, медленно двигаются к Куполу. Они почти у цели… Человек в золотой маске срывает чеку с гранаты и бросает ее в зал. Взрыв… Вздымаются клубы дыма… Все покрывает голос Женщины, усиленный микрофоном.

Разбейте Купол… Разнесите его вдребезги… Еще один шаг вперед… Еще один шаг вперед… Мы достигнем нашей цели!..

Свет гаснет.

От Издательства

Заключительные два тома Библиотеки избранных произведений писателей Азии и Африки посвящены драматургии; таким образом, Библиотека представит читателю впервые в мировой издательской практике все роды литературы — прозу, поэзию, драму — двух континентов.

Прежде всего, следует подчеркнуть, что в том включены произведения современных авторов — принцип, положенный в основу всей Библиотеки. Классическая драматургия, особенно стран Дальнего Востока, имеющая даже не многовековые, а многотысячелетние традиции, не способна вместиться ни в какую антологию.

Далее, из всего многообразия драматургии в данный том включены произведения, характерные для сегодняшнего дня, отражающие современные творческие поиски и современные проблемы; в большинстве стран Азии эти явления получили определение «нового театра».

Разумеется, «новый театр» в разных странах имеет свои особенности: он отвечает общей потребности изображения современности, но опирается на разные художественные традиции, фольклорные истоки и т. д. Общая же тенденция, определяющая единые в конечном счете творческие устремления «нового театра», состоит в открытой «политизации» драмы, явном преобладании социальных мотивов. И это понятно, ибо большинство стран континента пережили за последние десятилетия эпохальные исторические катаклизмы, связанные с крушением колониальной системы, ломкой традиционного уклада, созданием новой государственности. Отсюда это повышенное внимание к политическим проблемам («Шахта» палестинского поэта и драматурга Муина Бсису, «Ибрахим Безумный» турецкого драматурга Офлазоглу, «Разжалование Хай Жуя» китайского историка и публициста У Ханя, «Султан есть султан, или Что тот султан, что этот» сирийского драматурга Ваннуса). Символика Бсису, прозрачные исторические аналогии других перечисленных авторов привлекают внимание читателя и зрителя к таким проблемам, как бесчеловечность антинародных режимов, ответственность каждого человека за судьбы своей страны, мужество тех, кто, не страшась последствий, поднимает людей на борьбу с угнетением.

Другим аспектом «нового театра» на Азиатском континенте можно назвать внимание к человеческой личности, к семейным отношениям, глубокий психологизм («Надломленные» и «Нескончаемый путь» индийских драматургов Мохана Ракеша и Бадаля Сиркара). Подобные произведения порывают с ложной романтизацией и упрощенным подходом коммерческого кинематографа. Характерно, что «новый театр» в современной Индии успешно соперничает с кино и телевидением.

Проблема личности и общества — центральная в современной драме Азии. Китайский драматург Лао Шэ решает ее на историческом материале, японец Абэ Кобо — с помощью столь близкой его творческому кредо гиперболы.

Народу, поднявшемуся на борьбу за освобождение, посвящает свою пьесу вьетнамский драматург Нгуен Хюи Тыонг, основоположник современной вьетнамской драмы.

В сборнике — представители разных литературных поколений; молодые писатели соседствуют здесь с маститыми, зрелыми мастерами. Каждый из них внес заметный вклад в культуру своего народа. Театр, родившийся во многих азиатских странах прежде письменной литературы, обращавшийся некогда к неграмотному зрителю, ныне идет в ногу с современностью. Творческий поиск азиатских драматургов созвучен исканиям мировой драматургии; не случайно их пьесы идут на многих сценах мира.

Примечания

1

«Сто дней реформ» — события 11 июня — 21 сентября 1898 года, когда Кан Ювэй, идеолог растущей китайской буржуазии, допущенный императором к управлению государством, пытался провести ряд реформ, способствующих развитию Китая по капиталистическому пути. Реформаторы были арестованы сторонниками реакционно-монархической группировки императрицы Цыси и казнены.

(обратно)

2

Император Гуансюй правил в 1875—1908 гг. Усюй — 1898 год.

(обратно)

3

Таочжу-гун — так назвал себя Юэсский вельможа Фанли после своего бегства с красавицей Сиши.

(обратно)

4

В Китае супруги не называли при обращении друг друга по имени.

(обратно)

5

Год гэньцзы — 1900 год.

(обратно)

6

Ихэтуань — дружины повстанцев 1900 года.

(обратно)

7

Фаби — денежная единица, введенная после 1935 года реакционным гоминьдановским правительством.

(обратно)

8

Многие слова иностранного происхождения транскрибируются близкими им по звучанию иероглифами, значение которых в таком случае не принимается во внимание.

(обратно)

9

Мао — денежная единица, равная 0,1 юаня, десяти фэням.

(обратно)

10

Связка в сто медных монет (чохов) равна тридцати фэням.

(обратно)

11

Тридцать-сорок лет назад в Пекине во время похорон богатых людей нанимали по тридцать два, сорок восемь или шестьдесят четыре человека, которые несли гроб. Кроме них, нанимали еще четырех человек, сопровождающих носилки с гробом по четырем углам, несущих древко с флагом и лямку для гроба. Когда носилки с гробом поднимали, а также в пути во время обрядов и приношений перед гробом сопровождающие гроб по углам должны были кричать: «Родственники умершего, бросайте деньги несущим гроб!» Сумму принято было выкрикивать нарочито громко. А когда кричали: «Прибавьте денег!», люди разбрасывали бумажные деньги. — Прим. автора.

(обратно)

12

Предметы, используемые китайцами во время похоронного обряда.

(обратно)

13

День поминовения усопших.

(обратно)

14

Так в старом Китае извещали о приходе в ямынь.

(обратно)

15

Бао Чжэн — чиновник сунской эпохи, прославившийся справедливостью, проницательностью, неподкупностью.

(обратно)

16

Сюцай — низшая степень в системе ученых званий в старом Китае.

(обратно)

17

Прозвище Хай Жуя, по-китайски — Хай Цинтянь.

(обратно)

18

Красные ворота в старом Китае означали, что дом принадлежит богатому человеку.

(обратно)

19

Цзяцзин (кит.) — «Благополучие и Спокойствие», девиз правления императора Ши Цзуна.

(обратно)

20

Императорский меч — один из символов власти, давался особо уполномоченным высокопоставленным чиновникам.

(обратно)

21

«Чжун» и «сяо» (кит.) — преданность престолу и почтительность к родителям.

(обратно)

22

Цитата из книги Конфуция «Беседы».

(обратно)

23

Вскрытие печатей — процедура, символизирующая вступление чиновника в должность.

(обратно)

24

Своего рода китайские буквари.

(обратно)

25

Яо, Шунь — легендарные правители Древнего Китая.

(обратно)

26

Мужское и женское начало в природе по древней натурфилософии — отрицательное и положительное, тьма и свет и т. д.

(обратно)

27

Текст плакатов читают вслух Убайд и Захед. — Прим. автора.

(обратно)

28

Субханалла — возглас, выражающий удивление или недоумение (араб.).

(обратно)

29

Тхо — малая народность, проживающая в северной части Вьетнама, общепринятое ныне название — таи.

(обратно)

30

Тэй (букв.: западный) — французский колонизатор, с пренебрежительным оттенком.

(обратно)

31

Имеется в виду муж сестры Шанга (зять старой Фыонг) — Нгаук.

(обратно)

32

В дореволюционном Вьетнаме существовало девять рангов (или классов), которые присваивались чиновникам. Старшим считался первый ранг, младшим — девятый.

(обратно)

33

Мау — вьетнамская мера земельной площади, равная 0,36 гектара.

(обратно)

34

Маны, нунги — малые народности, живущие в северной части Вьетнама. Кинями (то есть столичными, городскими) называют собственно вьетнамцев.

(обратно)

35

Саукдиа — азартная игра.

(обратно)

36

Автор имеет в виду советские районы, временно оккупированные в период Великой Отечественной войны. Драматург допускает здесь анахронизм: пятое действие его пьесы происходит в начале 1941 года, а нападение фашистской Германии на СССР имело место, как известно, несколько позже.

(обратно)

37

«Врата счастья». Ворота, ведущие в личные покои и гарем султана.

(обратно)

38

Глава мусульманского духовенства в Османской империи.

(обратно)

39

Слово «султан», стоящее после имени, является титулом женщин из султанской семьи.

(обратно)

40

Господин, почтительное обращение к сановникам и духовным лицам.

(обратно)

41

Титул оруженосца и телохранителя султана.

(обратно)

42

Мера веса.

(обратно)

43

Мелкая серебряная монета.

(обратно)

44

Решение высшего мусульманского духовенства.

(обратно)

45

Город в османской Боснии.

(обратно)

46

Христианская церковь.

(обратно)

47

Договор о границе между Ираном и Турцией, подписанный в 1639 году.

(обратно)

48

Заклинания состоят из смеси арабских и турецких слов, большей частью отрывочных, не связанных общим смыслом.

(обратно)

49

Сан профессора богословия.

(обратно)

50

Молитва в честь правящего государя, совершаемая в мечети по пятницам.

(обратно)

51

Наместники провинций.

(обратно)

52

Судья, судивший на основании шариата — правовых и обрядовых норм ислама.

(обратно)

53

Мекка и Медина — священные города мусульман.

(обратно)

54

Феодальная кавалерия в Османской империи.

(обратно)

55

Семь поясов земли — деление земли согласно средневековой мусульманской географии.

(обратно)

56

Шах Исмаил (1487—1524) — основатель государства Сефевидов в Иране.

(обратно)

57

Мера веса.

(обратно)

58

Сэнсэй — почтительное обращение к старшим и уважаемым людям.

(обратно)

59

Кун — суффикс, прибавляемый к именам или фамилиям при фамильярном обращении или обращении к сверстнику.

(обратно)

60

Встать! (англ.)

(обратно)

61

Бессмысленный набор звуков.

(обратно)

62

Пока (англ.).

(обратно)

Оглавление

Мохан Ракеш НАДЛОМЛЕННЫЕ

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Бадаль Сиркар НЕСКОНЧАЕМЫЙ ПУТЬ

  Акт I

  Акт II

  Акт III

Лао Шэ ЧАЙНАЯ Пьеса в трех действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

У Хань РАЗЖАЛОВАНИЕ ХАЙ ЖУЯ Историческая драма в девяти действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Народный гнев

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Слушание дела

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Вступление в должность

  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Встреча с Сюем

  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ Материнский наказ

  ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ Суд

  ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ Прошение о помиловании

  ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ Контрмеры

  ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ Разжалование

Саадала Ваннус СУЛТАН ЕСТЬ СУЛТАН, ИЛИ ЧТО ТОТ СУЛТАН, ЧТО ЭТОТ Игра в двух частях

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ЭПИЛОГ

Нгуен Хюи Тыонг БАКШОНСКОЕ ВОССТАНИЕ Пьеса в пяти действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Азиз Несин ПОЙДИТЕ СЮДА!

  КАРТИНА ПЕРВАЯ

  КАРТИНА ВТОРАЯ

  КАРТИНА ТРЕТЬЯ

  КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

  КАРТИНА ПЯТАЯ

А. Туран Офлазоглу ИБРАХИМ БЕЗУМНЫЙ

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Кобо Абэ ОХОТА НА РАБОВ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

Муин Бсису ШАХТА

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

От Издательства