Библиотека :)

Белая ведьма для алого дракона 570K - Рина Мадьяр (скачать epub) (скачать mobi) (скачать fb2)

Рина Мадьяр Белая ведьма для алого дракона

Глава 1

— Линель. Твоё мнение меня не интересует, — голос баронессы Шейд, тёти по милости и надзирательницы по сути, разрезал тишину комнаты, как тупой нож. Она не удостоила меня даже взглядом, разглядывая собственные, безупречно ухоженные ногти. — Герцог Эррон Ашборн соизволил согласиться взять тебя в жёны. Это единственный вариант для бесприданницы в твои годы. И я не намерена слушать ни стоны, ни мольбы.

Слова ударили в солнечное сплетение, вышибая воздух. Мир сжался до размеров этой холодной, излишне роскошной гостиной, где за год я так и не почувствовала себя хоть немного дома.

Двадцать четыре. Именно столько мне сейчас. Цифра, брошенная как обвинение. Как клеймо. А потом – его имя. Эррон Ашборн. Даже в мыслях оно обожгло. Алый Демон. Его имя шептали со страхом в тавернах, его подвиги на поле боя рассказывали как страшные сказки о том, как он не просто побеждал, а стирал врагов, купаясь в кровавом тумане, который сам же и порождал.

Его красные волосы сравнивали с языками пламени ада.

И мне предстояло стать его женой?

— Но… тётя… — собственный голос показался чужим, тонким, предательски дрожащим. Комок подступил к горлу.

Год я пыталась выжить в этом теле, в этом мире, среди холодных взглядов и язвительных замечаний о «милостыне», которую мне подарили. Год я терпела ради призрачной надежды на… на что?

На то, что меня не вышвырнут как ненужную вещь? Наивная дурочка.

— Но? — Баронесса Шейд наконец подняла на меня глаза. В них не было ни капли родственного тепла, лишь ледяное презрение и усталое раздражение. — Ты думаешь, мы обязаны кормить и одевать тебя вечно, пока ты не превратишься в старую деву, позорящую наш дом? Виоле девятнадцать. Ей нужны блеск, достойная партия. А ты уже обуза, Линель. Досадная помеха, которую нужно убрать с дороги. — она отчеканила каждое слово, словно гвозди вбивая в крышку гроба моих иллюзий. — Разговор окончен. Экипаж будет ждать у заднего крыльца. Через час. Возьми только самое необходимое. Твои старые тряпки здесь никому не нужны. И постарайся не позорить нас напоследок.

С тихим шелестом роскошного платья она развернулась и ушла, больше не взглянув на меня. Дверь закрылась с тихим, но окончательным щелчком.

Я осталась одна.

Воздух был густым, как смола, его невозможно было вдохнуть.

Год. Всего год в этом теле, в этом чужом мире, наполненном магией, которую я едва начала ощущать кожей – магией природы, тихой и зеленой, магией Белой Ведьмы, дремлющей где-то в глубине души настоящей Линель. И теперь меня продают.

Выбрасывают.

Руки тряслись. Я сжала кулаки, пытаясь загнать внутрь дрожь, но она вырывалась наружу, сотрясая всё тело.

Собрать вещи. Какие вещи? Пара платьев, подаренных из милости и уже изрядно поношенных? Старые туфли? Несколько безделушек, которые я берегла как память о… О настоящей Линель.

Здесь у меня не было ничего своего. Ничего, кроме страха и горечи.

Движения были механическими. Я открыла скромной работы сундук. Запах лаванды и пыли ударил в нос. Сгребла в узел несколько платьев, белье.

Пальцы натыкались на грубую ткань, на заплатки.

Бесприданница. Обуза. Помеха.

Слова тёти жгли сильнее любого упрека, ведь всё это время я пыталась жить по их правилам.

Напоследок я сунула в узел небольшую книгу с потрепанным переплетом: сборник трав и легенд. Единственное, что вызывало смутный отклик в душе.

За окном заржали лошади. Одного взгляда на скромную, даже убогую повозку, запряженную одной клячей хватило, чтобы понять, что меня вывозили, как мусор, через черный ход.

Я взяла лёгкий почти невесомый узел и спустилась по узкой служебной лестнице, чувствуя на себе взгляды слуг, которые словно наконец-то избавились от нахлебницы.

Холодный ветерок встретил у выхода, заставив ёкнуть сердце.

Я забралась в повозку. Деревянное сиденье было жестким и холодным и моя новая реальность началась с дороги в неизвестность, в лапы к незнакомцу.

Повозка тронулась, подпрыгивая на неровностях. Я закрыла глаза, пытаясь заглушить панику, накатывавшую волнами. Эррон Ашборн. Имя жгло на языке. Что ждет меня в его замке?

Дорога сливалась в серую полосу. Время потеряло смысл. Лишь стук колес по булыжнику отсчитывал последние минуты относительной свободы. Когда повозка наконец остановилась, сердце бешено заколотилось, угрожая вырваться из груди. Я откинула занавеску.

Гигантские, мрачные стены приветсвовали меня, когда мы приехали в замок семьи Ашборн. Он не сиял, не поражал изяществом. Он давил. Алые стяги с драконьей эмблемой трепетали на ветру, как языки пламени. Ворота скрипнули, открываясь, словно пасть чудовища. Повозка въехала во внутренний двор, пустынный и вымощенный тёмным камнем. Никто не вышел меня даже встретить.

Меня высадили у неприметной двери и только через несколько минут пришёл слуга в скромной ливрее и провёл меня по холодным, полутемным коридорам. Камни стен источали сырость и вековое безразличие. Ни роскоши, ни уюта как в доме семьи Шейд. Суровая функциональность крепости.

Меня привели в небольшую комнату в гостевом крыле. Чисто, спартански. Кровать, стул, стол, умывальник и окно с видом на внутреннюю стену.

— Вас ждут завтра утром в часовне, баронесса, — сухо бросил слуга и удалился, не дожидаясь вопросов.

Дверь закрылась. Я осталась одна. Совершенно одна. Тишина давила на уши. Я подошла к окну и увидела лишь узкую полоску серого неба между высокими стенами.

Ни деревца, ни травинки. Мир камня и железа. Я прижалась лбом к холодному стеклу с невероятной глубинной тоской, вызванной теперь уже моей сущностью. Где же ты, природа? Здесь царила лишь мертвая тишина и каменная твердыня.

Ночь прошла в тревожной дрёме. Я ворочалась на жесткой кровати, прислушиваясь к каждому шороху в огромном, бездушном замке. Утро пришло серое и неприветливое. Служанка, что приносила мне еду вчера, сегодня принесла простое платье. Тёмное, скромное, как для горничной. Ни фаты, ни цветов, ни украшений. Хотя я не была на свадьбах этого мира. Возможно так принято здесь.

Часовня, в которую меня проводили, попросив взять с собой вещи, оказалась маленькой и пустой. Холодный камень, тусклый свет из узких витражей. Запах ладана и чего-то ещё едва уловимого заполнял всё вокруг.

У алтаря стоял он.

Эррон Ашборн.

Он был выше, чем я представляла. Широкие плечи, затянутые в темный, строгий камзол. Плащ цвета запекшейся крови. И волосы… Боги, волосы. Они не были просто рыжими. Это был алый водопад, огненная грива, ниспадающая на плечи и спину, такая живая и неистовая на фоне обстановки часовни.

Он не повернулся, когда я вошла. Стоял спиной, неподвижный, как одна из колонн.

А как только подошла ближе, священник что-то монотонно забубнил на непонятном мне языке.

Обмен кольцами был быстрым, деловитым. Его пальцы, коснувшись моих, были холодными, как металл. Он не смотрел на меня. Ни разу.

Церемония заняла считанные минуты.

Когда мы вышли из часовни дракон остановился и наконец повернулся ко мне.

Я увидела его лицо. Резкое, скуластое. Брови темные, тяжелые. И глаза… Холодные, несмотря на тёплый цвет. Ни искры интереса, ни тени любопытства. Лишь ледяная, всепоглощающая отстраненность.

— Линель. — Его голос был низким, ровным, лишенным всякой интонации. Он резал слух не грубостью, а именно этой абсолютной пустотой. — Теперь ты герцогиня Ашборн. По титулу. — Он сделал небольшую паузу, и его быстрый взгляд оценивающе скользнул по мне. — Запомни раз и навсегда: твоё присутствие в моей жизни меня не интересует. Совершенно.

Слова ударили неожиданно, хотя я ждала чего-то подобного. Но этот ледяной тон вонзился в самое сердце. Я почувствовала, как кровь отливает от лица.

— Твоя обязанность, — он продолжал, не замечая или не желая замечать моей реакции, — поддерживать порядок в замке в моё отсутствие. Управляющий доложит тебе о текущих делах. Обращайся к нему. Не беспокой меня по пустякам. Не лезь не в своё дело. Занимайся хозяйством. И не мешай.

Глава 2

Он посмотрел на меня в последний раз. В его глазах не было ненависти. Не было даже презрения. Там было ничего. Пустота.

— Мои покои находятся в западном крыле. Твои в восточном, гостевом. Там всё необходимое есть, новую комнату для тебя подготовили. — Он кивнул в сторону коридора, откуда я пришла. — Всё.

Не дожидаясь ответ Эррон Ашборн развернулся и ушел. Молча.

Я стояла на площади посреди огромного, холодного, чужого замка.

Герцогиня Ашборн. По титулу. Женщина, чьё присутствие не интересует герцога. Вокруг сгущалась тишина.

Я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Но холод шел изнутри. От его слов. От его взгляда. От этой пустоты, в которую меня бросили.

Тишину, оставленную отзвуками шагов Эррона, разорвал новый звук. Легкий, насмешливый кашель.

Я вздрогнула и обернулась.

Из тени арки вышла женщина. Она двигалась с такой уверенностью, словно каждый камень замка родился под её ногой. Платье струилось дорогим шелком глубокого аметистового оттенка, подчеркивая белизну кожи и холодную красоту лица.

Волосы, такого же огненного цвета, как у брата, но на несколько тонов темнее, были убраны в сложную, безупречную прическу, усыпанную мелкими камнями. Её глаза цвета золота изучали меня с головы до ног. Медленно, оценивающе, как базарную скотину.

Изабелла Ашборн. Я узнала её сразу, хотя видела лишь раз мельком на каком-то придворном приёме. Сестра герцога.

— Ну вот и наша новоявленная герцогиня, — её голос был гладким, но под этой гладкостью чувствовались острые лезвия. Она не улыбалась. — Линель Шейд… простите, теперь уже Ашборн. Какая неожиданность. Брат не отличался многословием, я полагаю? Он редко тратит слова на несущественное.

Я заставила себя выпрямиться, сжимая узелок с вещами.

Несущественное. Удар точный.

Я собрала все остатки гордости, что еще теплились под грудой унижений.

— Леди Изабелла, — мой голос звучал тише, чем хотелось, но хотя бы не дрожал. — Ваш брат прояснил мои обязанности.

— Ах, обязанности, — она легким движением руки поправила складку на рукаве. Её взгляд скользнул по моему жалкому узлу. — Какие трогательные пожитки. Надеюсь, они не заражены молью? У нас в замке с этим строго. — Она сделала шаг ближе. От неё пахло дорогими духами. Холодными, цветочными, с горьковатой нотой. — Брат, конечно, идеалист. Думает, что, привезя сюда вас, он освободит меня от бремени управления. Как будто ведение дома Ашборнов это бремя, а не честь. Как будто я, годами поддерживавшая здесь порядок после смерти родителей, пока он размахивал мечом, не знаю каждую щель в этих стенах, каждый грош в казне. — В её глазах вспыхнуло что-то горячее, яростное. Притворная холодность на миг спала. — Он думает, вы справитесь? Вы, баронесса без гроша за душой, без связей, без опыта?

Она рассмеялась. Коротко, резко, без тени веселья.

— Это не освобождени. Это оскорбление. И мне. И этому дому.

Она снова окинула меня взглядом, полным ледяного презрения.

— Но раз уж брат так решил… — она протянула руку с изящным, но повелительным жестом в сторону коридора. — Ваша комната останется в гостевом крыле. Мы не стали ничего перестилать, полагая, что вы привыкли к скромности. Управляющий, мастер Годрик, ждет вас в кабинете герцогини через час. Он доложит о текущем состоянии дел. Постарайтесь не путаться под ногами у слуг. Они заняты настоящей работой.

Где-то в глубине коридора послышались легкие, быстрые шаги. Из-за спины Изабеллы появилась вторая фигура. Молодая женщина, ослепительной, почти кукольной красоты. Платье небесно-голубого шёлка, золотистые локоны, обрамляющие лицо с большими наивно широко раскрытыми глазами цвета весеннего неба.

— Белла, милая! Ты тут с кем? — её голосок звенел, как колокольчик. Она скользнула к сестре герцога, легко коснувшись её руки. Потом её взгляд упал на меня. И в этих небесно-голубых глазах на миг мелькнуло что-то жесткое, оценивающее, как взгляд хищной птицы, прежде чем снова залиться сладким сиянием. — О! А это… и есть та самая? — Она чуть склонила голову, делая вид учтивого приветствия, но не опускаясь в реверансе перед герцогиней. — Маркиза Кларисса Д’Арси. Очень… приятно. Мы так волновались за Эррона, когда узнали о его спонтанном решении. Взять в жены первую попавшуюся… — Она прикрыла рот изящной ручкой в перчатке, делая вид, что поперхнулась. — Ой, простите! Я хотела сказать взять столь неожиданную супругу. Без подготовки, без знакомства… Как это романтично! — Её смешок был фальшивым, как позолота на дешевой брошке.

Изабелла позволила себе тонкую усмешку.

— Романтика – удел юных девиц, Кларисса. Герцогине Ашборн предстоит работа. Скучная, повседневная. — Она снова посмотрела на меня. — Надеюсь, вы не разочаруете ожиданий брата. Хотя бы в этом.

Она повернулась, увлекая за собой маркизу, которая бросила на меня последний взгляд.

— Пойдем, Кларисса, обсудим украшения для бала. Нам нужно подобрать для тебя что-то особенное пока брат ещё здесь.

Они удалились, их шелка шелестели, их тихие смешки, полные намеков, долетали до меня, как щипки. Я стояла одна посреди каменного двора, сжимая узелок с вещами.

Несущественное. Оскорбление дому. Первая попавшаяся.

Холод слов Эррона сменился жгучим ядом слов его сестры и её подружки. Война была объявлена. Не с драконом, который был где-то далеко и безразличен. А с теми, кто считал этот дом своим, а меня – наглой помехой, которую нужно сломать и выбросить.

И первая битва – встреча с управляющим – ждала меня уже через час.

Глава 3

Новая комната действительно была чуть просторнее вчерашней каморки.

Здесь также царил дух запустения, а высокие потолки лишь подчёркивали пустоту. Огромное зарешеченное окно, которое теперь выходило не на стену, а на мрачный внутренний двор с голым плацем для построений, пропускало скупой серый свет.

Кровать пошире, дубовый стол, два стула да массивный шкаф выглядели нескладно между собой, словно были вынесены из кладовых в спехе.

Ни ковров, ни гобеленов, ни даже свечей в подсвечниках, кроме одной небольшой масляной лампы на столе не оказалось.

Запах пыли, смешанный с едким ароматом уксуса, которым, видимо, спешно отдраивали пол, не давал мне дышать, но наверное для этого было открыто окно.

Я бросила жалкий узел на кровать, желая немного обдумать свою стратегию, но где-то далеко, из-за окна, донёсся сдержанный смешок и обрывок фразы: "...да кому она нужна, эта Шейд? Герцог и то сбежал..."

Шёпот стих, словно его и не было. Но внутри меня разразилась настоящая буря негодования.

Оставалась одна лишь надежда на встречу с управляющим. Единственная ниточка хоть к какому-то пониманию моей новой роли в этом замке.

Коридоры замка Ашборн казались ещё более враждебными при свете дня. Сырой камень стен впитывал тепло и звук, а мои шаги глухо отдавались под сводами, привлекая внимания из приоткрытых дверей, из-за углов. Я ловила обрывки шёпота, чувствовала на себе тяжёлые, оценивающие взгляды:

"...в гостевом крыле, слышала?"

"...и платьишко... у горничных и то лучше..."

"...Годрик её сожрёт за завтраком, гляди..."

"...Изабелла-то зла... не простит, что место заняли..."

Каждый укол, каждый взгляд заставлял меня сжиматься внутри, но я заставляла спину оставаться прямой.

Я нашла кабинет герцогини по зловещим указаниям личной служанки Изабеллы.

Массивная дубовая дверь с железной скобой казалась мне недружелюбной, но я без лишних раздумий её толкнула.

За столом, похожим на обрубок векового дуба, сидел мастер Годрик.

Поднял голову и бросил на меня холодный взгляд, а его лицо, словно высеченное из того же серого камня, что и стены замка избороздили глубокие морщины.

Рот был сжат в жёсткую линию, нос-крючком, густые седые брови нависали над маленькими, чёрными глазами. В них не было ни любопытства, ни уважения. Он словно оценивал меня. Как и я его.

Одет мастер в безукоризненно чистый, но потёртый камзол из тёмно-серого сукна. На груди виднелся серебряный значок с драконьей головой. Вероятно, знак власти над хозяйством Ашборнов.

Он не встал.

— Баронесса Ашборн, — произнёс он, нарочито используя мой прошлый титул, голос был сухим, скрипучим, как ржавые петли. — Вы даже не опоздали. — Он кивнул мне на стул напротив стола поменьше и скромнее того, за которым сидел он сам. Деревянный, прямой, неудобный. — Прошу.

Этот стол был завален бумагами, свитками, какими-то папками. Горы пергамента и бумаги.

Аккуратные стопки на столе Годрика казались насмешкой над моим невежеством.

— По воле его светлости герцога Эррона Ашборна, — Годрик выговорил титул господина с подчёркнутой почтительностью, которой я была явно недостойна, — вам поручено поддерживать порядок в замке и прилегающих владениях в период его отсутствия.

Его костлявый палец ткнул в хаос на столе у которого села я.

— Вот текущие дела. Отчёты управляющих с хуторов по зимним запасам фуража и зерна. Сводки по состоянию оружейных арсеналов. Счета за поставку угля для кузниц и стекла для оранжерей. Ведомости по выплатам жалования гарнизону и слугам. Реестр ремонтных работ в северной башне. Жалоба старосты деревни Чёрный Камень на потраву лугов соседним скотом.

Он перечислял монотонно, как заупокойную. Но останавливаться, похоже, совсем не собирался.

— Ваша задача, — чуть оживился он. — Ознакомиться, принять решения в рамках выделенных сумм, утвердить документы и передать их мне для исполнения. Раз в неделю вы будете предоставлять мне сводный отчёт. Я, в свою очередь, буду информировать его светлость о… ходе дел. Имеется ли у вас, баронесса, опыт управления столь сложного хозяйства?

Жар стыда ударил в лицо. Год в доме тёти, где мне не доверяли ключ от буфета? Никакого опыта!

Знания из прошлой жизни о бухгалтерских программах? Бесполезны здесь.

Но в одном я была точно уверена. С цифрами я должна справиться!

— Прямого опыта нет, мастер Годрик, — ответила я, заставляя голос звучать ровно. — Но я готова учиться. Изучать…

— Обучение должно идти до замужества, — перебил он, а его голос стал острее, холоднее. — Дела поместья не ждут. Ошибки здесь стоят золота. Репутации. А порой и жизней. — Он ткнул пальцем в жалобу старосты. — Вот. Потрава. Промедление или неверное решение и деревни сцепятся в драке, урожай не уберут, налоги не внесут. Голод. Бунт. Его светлость… не оценит подобных осложнений.

Он сдвинул ко мне первую стопку толщиной в добрую книгу.

— Это отчёты по зернохранилищам. Начните с сего. Необходимо сверить цифры текущих остатков с прошлогодними показателями и плановыми нормами. Выявить несоответствия. К полудню завтрашнего дня мне потребуются ваши выводы и подпись. — Он откинулся в своём глубоком кожаном кресле, которое выглядело троном по сравнению с моим табуретом, сложив руки на животе.

Я взяла верхний лист. Колонки цифр, незнакомые названия полей и амбаров, термины вроде "усушка-утруска", "семенной резерв", "фуражные потери". Буквы поплыли перед глазами. Это был не саботаж. Это была казнь. Расчётливая, хладнокровная, под видом исполнения воли герцога. Изабелла, будь она здесь, аплодировала бы стоя.

Глава 4

Отчаяние, липкое и ледяное, подкатило к горлу. Камень стен сжался вокруг, воздух стал густым и спертым. Я чувствовала себя букашкой, которую вот-вот раздавит сапог.

В кармане платья уголок небольшой книги о травах ждал, как последний друг. Не знаю почему, но это единственный дружелюбный предмет, от которого я ощущала поддержку в этом мире.

Я машинально перевела взгляд, ища хоть каплю жизни в этом каменном гробу. Никогда у меня не было такого желания. Но как только я оказалась в этом мире то буквально каждой клеточкой ощущала необходимость находиться рядом с природой.

Вероятнее всего во мне говорила сущность белой ведьмы, которая жила внутри Линель. Я всё время находилась среди безжизненных стен офисов и многоэтажек. Но только здесь ощутила потребность в природе.

На широком каменном подоконнике, в трещине между плитами, торчал сухой, пыльный стебелек какого-то сорняка, давно истлевший. Серый. Мертвый. Как все вокруг. Как и я в эту минуту.

Неужели это конец? Неужели они победят так легко? — пронеслось отчаянно.

И вдруг в кармане книга задрожала. Не просто тепло, а легкая, едва уловимая вибрация, словно живое сердце под обложкой. Импульс, сильный и необъяснимый, заставил меня протянуть руку и коснуться кончиками пальцев ломкого, мертвого стебелька в трещине камня.

И случилось невозможное.

Под моим пальцем, у самого основания сухого прутика, треснул серый камень. Неглубоко, но явно. И из трещины, с тихим, нежным хрустиком, пробился крошечный, яростно-зеленый росток.

Он был тоньше волоса, но невероятно живым! Он вытянулся на сантиметр, развернув два микроскопических листика-семядоли к скупому свету. И запах чистый, острый, неоспоримый запах свежей земли и молодой жизни, ударил мне в ноздри, сметая пыль и запах старой бумаги вокруг.

Я вскрикнула, отдернув руку, как от огня. Сердце забилось, как бешеное. Что?! Я уставилась на крошечное чудо, не веря глазам. Магия? Та самая сила? Она… живая? И она отвечает на мой ужас?

— Баронесса? — Сухой голос Годрика врезался в сознание, как топор. Он снова назвал меня баронессой, игнорируя то, что я стала женой герцога. — Вы что-то обнаружили? Или цифры представляют непреодолимую сложность? — Он смотрел на меня с ледяным презрением, совершенно не замечая чуда на подоконнике. Камень в трещине и зеленую искорку жизни словно видела только я.

Я резко вдохнула, отрывая взгляд от ростка и переводя его на черные, бездушные глаза управляющего. Отчаяние схлынуло. На его месте зажглась крошечная, но неумолимая искра гнева и воли.

— Цифры, мастер Годрик, — мой голос прозвучал ниже и тверже, чем я думала возможным, — требуют сосредоточенности. И времени. Я приступлю немедленно. К завтрашнему полудню вы получите мою подпись.

Я взяла стопку бумаг, почувствовав под пальцами шершавость пергамента. Они были моим щитом и мечом в этом месте, полном врагов.

И где-то в глубине, рядом с трепещущей книгой и хрупким зеленым воином в камне, зародилась новая, дикая уверенность. Я не одна. И я не сломлюсь.

Один росток против целого замка камня. Но это был мой росток.

Он вдохнул в меня надежду. И я приступлю к делу! Цифры меня не обманут. Вместо того чтобы сейчас впопыхах разбираться с пока непонятными мне терминами я решила довериться числам.

К счастью несмотря на беспорядок на столе здесь нашлось всё необходимое, кто-то явно подготовился. Сделать сверку и выводы не составит для меня слишком много проблем.

Отчаяние отступило, смытое волной ледяной, профессиональной ярости. Глаза Годрика, черные и оценивающие, как у стервятника, все еще сверлили меня с его позиции за массивным дубовым столом герцогини – явно моего стола.

Унижение было намеренным, острым. Но оно лишь подлило масла в огонь внутри.

Хорошо, мистер Годрик, подумала я, ловя его презрительный взгляд. Сиди в кресле моей власти. Посмотрим, как долго ты там просидишь, когда твой карточный домик из вранья и некомпетентности рухнет.

Запах свежей земли от крошечного ростка, пробившегося здесь, в этом оплоте чужой надменности, смешивался с пылью пергамента. Он прояснял ум, затачивал интуицию.

Я взяла несколько чистых листов бумаги, достала чернила и перо. Первым делом решила разобрать беспорядок, который он свалил на меня.

Я быстро сгруппировала отчеты по амбарам. Знакомый ритм мыслей успокаивал. Я наконец приступила отчётам.

Перо скрипело по бумаге. Я чувствовала на себе тяжелый взгляд Годрика. Он наблюдал, как я работаю, вероятно, ожидая слез или растерянности. Но я погрузилась в поток цифр.

Амбар №3, пшеница. Складываю, вычитаю... и вот оно! Дыра. Яркая, жирная. Расчетный остаток – 1750 бушелей. Фактический – 1650. Сто бушелей испарились! Списаны на "усушку", но норматив соблюден, я несколько раз это проверила. Значит – воровство или подлог.

Я позволила себе едва заметную улыбку. "Ошибки стоят золота, баронесса?" Да, мистер Годрик. И я только что нашла вашу первую дорогую "ошибку".

Вдох. Запах ростка, земли. Спокойствие. Перехожу к Амбару №5, ячмень.

И снова – неучтенная партия! Пятьдесят бушелей, поступившие в конце месяца, волшебным образом исчезли из итогов. "Забыли"? Или сознательно вычеркнули, чтобы потом "лишнее" ушло в чьи-то карманы?

Работала я быстро, методично. Амбар №2, еще "забытый" ячмень. Амбар №7, овес – грубая арифметическая ошибка, прикрывающая недостачу.

Системный беспорядок или намеренное разворовывание под прикрытием бардака. И все это под неусыпным оком верного управляющего Изабеллы.

Вот на чем держится ее "безупречное" управление?

Время текло. В какой-то момент даже Годрик оставил меня одну, когда за окном стало настолько темно, что вообще ничего не было видно.

Наконец, я отложила перо. Передо мной лежали не просто проанализированные отчеты. Лежали разоблачения. На чистом листе я вывела четкие, неоспоримые пункты, которые завтра и предоставлю Годрику. И у меня к нему будут не претензии, а вопросы. Достаточно неудобные вопросы!

Глава 5

Полдень. Солнце где-то за толщей облаков и каменных стен не давало тепла, лишь подчеркивало серость кабинета.

Дверь открылась ровно в назначенный час. Годрик вошел с привычной ему чопорной важностью, его каменное лицо не выражало ничего, кроме привычного презрения.

— Баронесса, — его голос скрипел, как несмазанная дверь. — Предполагаю, объем работы оказался... чрезмерным для неподготовленного ума. Где ваши выводы? Или, быть может, вам требуется еще день? Или неделя? — В уголках его жесткого рта заплясали едва заметные морщинки усмешки. Он уже предвкушал мое поражение, мое унижение перед Изабеллой.

Я медленно подняла лист с выводами, не сводя с него глаз. Взгляд спокойный, как поверхность замерзшего озера. Внутри же бушевал огонь, подпитываемый каждым его пренебрежительным «баронесса».

— Ваши предположения ошибочны, мастер Годрик, --- мой голос прозвучал ровно, громче, чем я ожидала. Он резал тишину кабинета. — Вот мои выводы. И вопросы. — Я протянула лист.

Он нехотя взял его, его взгляд скользнул по строчкам. Сначала рассеянно, с тем же презрением. Потом задержался.

Брови поползли ввысь, глаза сузились, бегая по цифрам.Я видела, как бледнеют его щеки под сероватой кожей, как сжимаются челюсти. Тишина натянулась, как тетива.

— Что... что это? --- он пробормотал, голос потерял скрипучесть, стал глухим, сдавленным. Его палец, костлявый и желтый, ткнул в строку о недостаче в Амбаре №3. — Несоответствие? Какое несоответствие? Это... это усушка! Нормативная усушка!

— Норматив, мастер Годрик, — я подчеркнуто вежливо указала на столбец в отчете, который лежал поверх его стопки, — здесь. И он соблюден отдельной строкой. Сто недостающих бушелей – сверх нормы. Либо воровство, либо подлог при приемке. — Я перевела палец на Амбар №5. — Или здесь "забыли" внести пятьдесят бушелей? Или здесь, в Амбаре №7 – простая арифметическая ошибка, столь грубая, что ее мог совершить лишь... очень невнимательный человек? Или тот, кто рассчитывал на невнимательность проверяющего?

Я встала. Невысокая, в своем убогом платье, но чувствовала себя гигантом перед этим внезапно съежившимся человеком. Его каменная маска треснула, обнажив растерянность.

— Вы... вы ничего не понимаете! — он выдохнул, отбрасывая лист с выводами на стол, как обожженный. Бумага шуршала, падая рядом с его троном-креслом. — Это сложные процессы! Усушка – вещь переменчивая! Цифры... цифры могут быть... — Он захлебнулся, не находя слов.

— Цифры не лгут, мастер Годрик, — я произнесла тихо, но каждое слово падало, как камень. — Они говорят очень громко. О беспорядке. О халатности. Или о чем-то... более мерзком. И его светлость, уверена, будет крайне заинтересован узнать, куда девается зерно его поместья. Особенно если это происходит под носом у его верного управляющего. — Я сделала паузу, давая словам вонзиться. — Или, быть может, вам стоит сначала обсудить эти "сложные процессы" с леди Изабеллой? Она, как я помню, так гордилась своим знанием "каждого гроша в казне".

Имя Изабеллы подействовало на него, как удар хлыста. Он вздрогнул, его глаза метнулись к двери, словно ожидая, что она войдет сию же секунду. Капли пота выступили на его лбу.

— Вы... вы наглая выскочка! — он прошипел, уже не скрывая ненависти и паники. — Вы думаете, пара листков бумаги что-то изменят? Леди Изабелла... она...

— Леди Изабелла что? — Голос, холодный, отточенный и полный опасной сладости, раздался из дверного проема. Мы оба резко обернулись.

Изабелла Ашборн стояла на пороге, как воплощение гнева в аметистовом шелке. Ее лицо было непроницаемой маской, но в золотых глазах бушевал ураган ярости. Она вошла бесшумно, ее взгляд скользнул по Годрику, который побледнел как смерть и, кажется, перестал дышать, а затем остановился на мне. На листе с выводами, лежащем на столе. На моем лице, где, надеюсь, читалась не робость, а вызов.

— Мастер Годрик, вы, кажется, чем-то... взволнованы? — ее голос был шелковист, но каждый слог резал воздух. — И наша новая... герцогиня... выглядит необычайно самоуверенной. Что здесь происходит?

Годрик открыл рот, но издал лишь бессвязный звук.

— Леди Изабелла, — я начала, собираясь изложить факты, но она легким, изящным жестом остановила меня.

— Тише, тише, милая, — ее улыбка была ледяной. — Я вижу, вы рьяно взялись за... бумажки. И даже нашли какие-то... несоответствия? — Она подошла к столу, взяла мой лист с выводами, едва глянула на него, как на что-то нечистое. — О, как трогательно. Рвение новичка. — Она бросила лист обратно на стол. — Но управление поместьем – это не детские счеты. Это ответственность. И доверие. Доверие, которое заслуживают годами безупречной службы, как у мастера Годрика.

— Ваши. находки, — Изабелла повернулась ко мне, ее голос стал острее, — всего лишь плод непонимания сложных процессов и, вероятно, дурного влияния тех, кто желает внести раздор в наш дом.

Она сделала шаг ближе. Дорогие, холодные духи смешались с запахом страха Годрика и пыли документов.

— Эти отчеты, — она махнула рукой в сторону стола, — фикция. Сводки для галочки. Реальная картина находится в голове у мастера Годрика. И у меня. Ваша задача ставить подписи там, где вам укажут. И когда укажут. Не лезть с вопросами. Не пытаться казаться умнее, чем вы есть.

Глава 6

Она выпрямилась, её лицо снова стало гладким и холодным, как полированный агат.

— Мастер Годрик, — её голос снова стал светским и ровным, — будьте добры, предоставьте герцогине правильные, выверенные отчёты для подписи. Без этих детских каракуль. И проследите, чтобы она поняла свою настоящую роль. — Она бросила на меня последний взгляд, полный презрения. — Удачи, герцогиня. Вам она понадобится. Ох, как понадобится.

Не дожидаясь ответа, Изабелла развернулась и вышла из кабинета, оставив за собой шлейф дорогих духов и ледяной угрозы. Шёлк её платья даже не шелохнулся.

Годрик стоял, тяжело дыша, вытирая платком лоб. Он посмотрел на меня. В его глазах уже не было презрения. Там остался только страх.

И перед разоблачением, и перед Изабеллой, и теперь передо мной. Но страх сменился злобной решимостью, подогретой словами Изабеллы.

— Вы слышали леди Изабеллу, — он прошипел, подбирая со стола мой лист с выводами. Он смял его в комок и швырнул в камин, где тлели угли. Бумага вспыхнула ярким, коротким пламенем, превращаясь в пепел. — Вот что стоят ваши выводы. — Яростно бросил он.

Годрик немедля достал другую папку, аккуратную, чистую, и швырнул её передо мной на стол.

— Подписывайте. Здесь. И здесь, — с глухим стуком он ткнул пальцем по бумаге в нужных местах. — И не смейте больше рыться там, где вам не положено. Ваше место ставить подпись. Не думать. Понятно?

Я не двинулась. Не потянулась к перу. Вместо этого я положила ладони на холодную столешницу моего стола, чувствуя под пальцами шероховатость дерева. Стола, который сейчас занимал Годрик.

— Понятно, мастер Годрик, — произнесла я, и мой голос, к моему удивлению, звучал спокойно. Слишком спокойно для обстановки. — Ваше рвение в исполнении указаний леди Изабеллы достойно восхищения. Однако... — Я медленно придвинула новую папку, листы внутри которой были безупречно чистыми, а столбцы цифр ровными.

Ни одной помарки, ни одного намека на хаос, который царил в предыдущих отчётах, сваленных грудой на моём столе. Слишком идеально. Сразу видно, чему здесь действительно уделяют внимание.

— Однако, прежде, чем ставить подпись, я обязана ознакомиться с содержанием. Таков порядок. И воля герцога, если вы помните. Он поручил мне поддерживать порядок, а не слепо скреплять бумаги печатью.

Я начала читать. Первая же строка заставила внутренне насторожиться.

«Расходы на подготовку к Балу Алой Розы...»

Я перевернула лист. «Закупка атласа для драпировок зала... Плата камерному оркестру Клариссы... Доставка редких цветов из оранжерей маркизы Д'Арси...»

Сколько же Изабелла вкладывает в свою подружку?

И на этом всё. Ни слова о зерне. Ни о фураже. Ни о ремонте башни. Ни о жалобе старосты. Только бал. Роскошный, дорогой бал, который Изабелла явно устраивала для Клариссы и, вероятно, для собственного возвышения.

Я подняла глаза на Годрика. Он стоял, напряжённый, как струна, его пальцы нервно перебирали край камзола. В его взгляде читалось лихорадочное ожидание, словно если я не поставлю свою подпись, его будет ждать казнь.

Но что именно? Он ожидает моей покорности или, наоборот, взрыва, который даст ему повод жаловаться Изабелле? Ни того ни другого не будет. Числа на моей стороне.

— Интересно, мастер Годрик, — начала я, перелистывая страницу с астрономической суммой на фейерверки, которые, тоже, кстати, были заказаны через родственников Клариссы. — это и есть те самые правильные, выверенные отчёты, о которых говорила леди Изабелла? Отчёты по текущим делам замка и поместья в отсутствие герцога?

Он на мгновение опешил.

Видимо, рассчитывал, что я либо слепо подпишу, либо начну истерично спорить о зерне, что дало бы ему право обвинить меня в неподчинении и непонимании реальных приоритетов.

— Конечно, — он выдавил из себя, стараясь звучать уверенно, но в голосе зазвенела фальшь. — Леди Изабелла обозначила бал как важнейшее событие сезона. Требующее немедленного финансирования и вашего утверждения. Остальное... подождёт.

— Остальное? — Я мягко переспросила, подчёркнуто положив палец на аккуратную колонку цифр. Мои брови едва не взлетели ввысь от такого ответа. — Вы имеете в виду обеспечение гарнизона, который охраняет эти стены? Или запасы зерна, которые кормят людей в этих владениях? Или, может быть, жалобу крестьян, чьи луга потравлены? Разве герцог, уезжая, поручил мне утверждать счета на фейерверки и оркестр маркизы Д'Арси в первую очередь?

Я старалась держаться уверенно. Голос мой оставался ровным, хоть это и стоило мне титанических усилий. Но каждое слово било точно в цель. Это было видно по реакции Годрика. Каким бы невозмутимым он ни казался, а именно его Изабелла оставила вместо себя на этом поле боя.

Годрик покраснел от бессильной злобы, которая читалась в его глазах. Его пальцы сжались в кулаки.

— Вы... вы смеете подвергать сомнению решения леди Изабеллы?! — зашипел он. — Она знает, что нужно дому Ашборнов! Она...

— Она не герцогиня, — отрезала я тихо, но так, что он замолчал, будто получил пощёчину. — И герцог поручил ведение дел мне. До его возвращения. — Я закрыла папку с отчётами на балу и аккуратно отодвинула её в сторону. — Эти документы, безусловно, важны. И я их изучу. Тщательно. Проверю каждую цифру, каждую смету. Как и все документы, которые будут поступать на мой стол.

Глава 7

Годрик замер, глядя на меня. В его глазах читался страх. Только вот я не понимала, чего он больше боится: гнева Изабеллы или того, что я всё-таки докопаюсь до правды?

— Вы… вы сумасшедшая! — выдохнул он, голос сорвался на визгливую ноту. — Леди Изабелла… она вас сожрет заживо! Она вас сломает! Вы не представляете…

— Возможно, — перебила я его, не давая раздуть истерику. — Но пока что я герцогиня Ашборн. Даже если вы отказываетесь это принимать. И я потребовала документы. Оригиналы. Все. К завтрашнему утру они должны быть здесь, на этом столе. — Я указала на груду разобранных мною вчера отчетов, которые теперь лежали аккуратными стопками. — Если к рассвету их здесь не будет, я буду вынуждена написать герцогу о странных препятствиях в исполнении его прямых указаний. Думаю, он заинтересуется, почему его управляющий саботирует работу его жены.

Имя Эррона, произнесенное вслух, подействовало сильнее угрозы Изабеллы. Годрик побледнел еще больше, его губы задрожали. Страх перед холодным, безразличным, но абсолютным гневом алого демона был глубже и первобытнее.

Он кивнул, коротко, резко, не в силах вымолвить ни слова, развернулся и почти выбежал из кабинета, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в окне.

Тишина, наступившая после его ухода, была оглушающей. Давящей. Адреналин, подпитывавший меня последние минуты, схлынул, оставив после себя дрожь в коленях и пустоту под ложечкой.

Я опустилась в свой неудобный стул, упершись локтями в стол и закрыв лицо ладонями. Что я наделала? Я бросила открытый вызов Изабелле и ее верному псу. Теперь пути назад не было. Или победа, или полное уничтожение.

Мой взгляд упал на подоконник. Крошечный росток, мой зеленый воин, стоял там, яростно цепляясь за жизнь в каменной щели. Он казался чуть выше, листики – чуть увереннее.

Запах свежей земли, слабый, но неоспоримый, доносился от него, как глоток чистого воздуха. А в кармане книга о травах отозвалась легким, успокаивающим теплом, словно дружеское прикосновение.

Я не одна.

Это осознание придало сил. Стратегия была проста: дождаться документов и найти в них то, что Изабелла так яростно пыталась скрыть под фиктивными отчетами и роскошными балами.

Компромат. Доказательства ее реального управления. Или, скорее, разворовывания поместья в отсутствие брата.

Годрик был лишь исполнителем, пешкой. Я это чётко понимала. Ключ к победе лежал в делах самой Изабеллы.

Ожидание растянулось в вечность. Я занялась другими бумагами, которые уже находились у меня. В первую очередь приступила к изучению жалобы старосты, которая выглядела куда более насущной, чем бал Алой Розы, но мысли путались.

Каждый шорох за дверью заставлял вздрагивать. Не придет ли Изабелла сама? Не пошлет ли кого-то убедиться в моем послушании?

Но Изабелла, видимо, сочла ниже своего достоинства лично разбираться с выскочкой. Или дала Годрику шанс исправиться.

Весь день пролетел в кабинете за документами. Даже обедать пришлось здесь.

Сумерки сгустились за окном, когда дверь кабинета снова открылась. Двое крепких слуг зашли без слов, с каменными лицами, они внесли несколько тяжелых, пыльных папок и ящик, набитый свитками и кипами бумаг.

С грохотом поставили все это на пол перед моим столом, даже не взглянув на меня, и удалились.

Гора. Гора хаотичных, неразобранных, часто помятых и испачканных документов. Удивительно, что справились сегодня, а даже не к утру!

Настоящий архив текущих дел поместья Ашборн за последний год. Идеальный хаос, в котором легко спрятать любую махинацию. И могила для моей попытки все проверить за одну ночь. Это был саботаж в чистом виде.

Вот тебе оригиналы, герцогиня. Разбирайся, если сможешь»

Отчаяние снова подкатило к горлу. Я подошла к горе бумаг, тронула верхний лист. Отчет о ремонте моста, датированный полугодовой давностью.

Где логика? Где система? Это была не работа, это пытка.

Цифры не лгут. Мой собственный голос прозвучал в голове. Но их нужно найти.

Я глубоко вдохнула. Запах ростка, земли. Книга в кармане словно излучала уверенность.

Я не стану рыться во всем подряд. Нужна цель. Фокус.

Изабелла тратит деньги на свои прихоти и подругу Клариссу?

Значит, искать нужно нецелевые расходы, списания под ложными предлогами, завышенные счета, особенно те, что связаны с ее именем или именем маркизы Д'Арси.

И сравнивать с реальными потребностями поместья, которые видны в тех самых фиктивных отчетах, которые я уже проанализировала.

Я зажгла все свечи, какие нашла, и придвинула к столу самый неудобный стул.

Первым делом я отложила в сторону все, что касалось бала Алой Розы – это был явный отвлекающий манёвр.

Потом начала искать финансовые сводки, счета на поставки, ведомости выплат. Ключ был в деньгах. В золоте, которое утекало сквозь пальцы верной управляющей.

Работа была каторжной. Буквы плыли перед глазами от усталости. Свечи оплывали, отбрасывая пляшущие тени на стены, похожие на зловещих карликов.

Я пила воду из кувшина, принесенного утром, и чувствовала, как голова тяжелеет. Но останавливаться было нельзя. Каждый клочок бумаги мог быть уликой.

И я нашла.

Не сразу. Не вдруг.

Сначала странно завышенный счет за “ремонт кареты леди Изабеллы”, сумма которого могла покрыть покупку новой.

Потом регулярные выплаты некоему поставщику эксклюзивных тканей, чей адрес находился в том же районе столицы, где жила Кларисса Д'Арси.

Но главная находка ждала меня глубоко в одной из папок, под стопкой ничем не примечательных отчетов о сборе яблок.

Это был пакет документов, аккуратно перевязанный лентой.

Счета. От мастерской ювелира в столице. На имя Изабеллы Ашборн.

Астрономические суммы. Описания: бриллиантовая брошь в виде дракона, изумрудное колье, серьги с сапфирами небесной чистоты… Даты поставок – за последние полгода.

И самое главное – пометки об оплате. “Оплачено из фонда экстренного ремонта Северной башни”. “Оплачено из резервного фонда закупки фуража”. “Оплачено из казны выплаты жалования гарнизону (частично)”.

Глава 8

Я не могла поверить своим глазам! Дыхание перехватило от волнения.

Вот он. Дымящийся пистолет. Прямое, неоспоримое доказательство. Изабелла не просто плохо управляла или покрывала мелкие хищения. Она систематически, в огромных масштабах, разворовывала казну поместья, перенаправляя средства, выделенные на жизненно важные нужды на свои роскошные безделушки и, вероятно, на подарки для Клариссы, чтобы та была рядом и поддерживала ее амбиции.

Руки у меня дрожали, но теперь не от страха, а от возбуждения, от торжества.

Я аккуратно разложила эти счета вместе со своими вчерашними выкладками о недостачах зерна и с новой папкой о бале.

Получилась убийственная коллекция. Доказательства халатности, воровства и откровенного предательства интересов дома Ашборн ради личной выгоды Изабеллы и ее приятельницы.

За окном уже серело. Рассвет. Я провела всю ночь без сна. Глаза горели, тело ныло от неудобной позы, но внутри бушевала ликующая усталость. Я сделала это. Нашла.

Но это была лишь половина пути. Теперь эти документы нужно было сохранить и обезопасить.

Спрятать их обратно в груду было безумием.

Изабелла или Годрик наверняка попытаются их изъять.

Я огляделась по сторонам. Кабинет был чужим, пустым, без надежных тайников. Книга в кармане снова дрогнула, излучая тепло. Идея пришла мгновенно.

Выбрав самый объемный и неприметный том из груды документов , оказавшийся реестром налогов десятилетней давности, я вырвала из его середины несколько страниц, сделав тайник.

Аккуратно поместила туда драгоценный сверток с компроматом и вернула книгу на место в стопку.

Выглядело все естественно. Мтарая, пыльная книга среди других.

Теперь нужно было действовать. Быстро. Пока Изабелла не опомнилась. У меня были доказательства, но против меня была вся система замка, подконтрольная ей.

Нужен был союзник. Или, по крайней мере, свидетель, которого Изабелла не могла бы запугать или купить.

Мысль была безумной, но другой не было. Эррон. Мне нужно было донести это до герцога. До моего “мужа”, который не желал меня видеть.

Но его указ давал мне право управлять. И его гнев, направленный на сестру, разоряющую его владения, мог быть моим единственным спасением.

Я подошла к столу, взяла чистый лист бумаги и перо. Рука дрожала от усталости, но я вывела четко и ясно:

«Его Светлости, Герцогу Эррону Ашборну.

От Линель Ашборн.

Срочно. По вопросу управления поместьем в Ваше отсутствие и выявленных злоупотреблениях, наносящих существенный ущерб Вашим владениям и подрывающим безопасность оных. Требуется Ваше незамедлительное вмешательство. Прилагаю неопровержимые доказательства.

Ожидаю указаний.

Линель Ашборн».

Коротко. Сухо. Без эмоций. Как он сам. Надежда была только на его прагматизм и ярость, когда он узнает, как растрачивают его состояние.

Я сложила письмо, запечатала его сургучом, используя печать с гербом Ашборнов, валявшуюся без дела на столе. Теперь оставалось найти гонца.

Верного гонца.

Кого-то, кто не был в кармане у Изабеллы. Старого солдата из гарнизона? Но как его найти, не вызвав подозрений? Как передать письмо, чтобы оно не перехватили?

Пока я размышляла, раздался резкий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, она распахнулась. На пороге стояла та, кого я точно не ожидала увидеть. И ещё меня ужасно раздражало, что кабинет герцогини – настоящий проходной двор.

На пороге стояла Кларисса Д'Арси. Ее кукольное личико сияло сладкой улыбкой, но в голубых глазах, таких же холодных, как утренний лед, светилось злорадное любопытство.

— Герцогиня! Милочка! — зазвенел ее колокольчик. — Какая вы ранняя пташка! Или… не ложились вовсе?

Она скользнула в кабинет, ее взгляд скользнул по хаосу документов, по моему изможденному лицу, по запечатанному письму на столе. Ее улыбка стала еще шире, еще фальшивее.

— Белла беспокоится, знаете ли. Слышала, у вас тут… возникли сложности с бумажной работой? Она просила меня навестить вас, предложить помощь. Она так добра! Или… — ее голос стал слаще меда, — может, вы уже собрались жаловаться Эррону? На нашу милую, трудолюбивую Беллу? — Она сделала шаг ближе, и в ее глазах мелькнуло нечто хищное. — Ох, милочка, это было бы такой ошибкой… Неужели вы и правда верите в то, что он может плохо подумать о своей сестре из-за слов той, кто здесь находится совсем недавно?

Сердце у меня упало. Они уже знают. Или догадываются. Игра входила в самую опасную фазу. Кларисса была здесь не просто так.

Она была гонцом Изабеллы И мои доказательства, спрятанные в книге, были в шаге от того, чтобы быть обнаруженными.

Нужно действовать. Сейчас. Играть в покорность слишком поздно. Кларисса видела письмо. Знает о моей ночной работе. Она здесь, чтобы запугать, забрать доказательства или хотя бы письмо.

Я резко шагнула вперед, встав между Клариссой и столом, где лежал конверт. Моя рука невольно сжала уголок стола.

— Маркиза Д'Арси, — мой голос звучал хрипло от усталости, но я вложила в него всю возможную холодность. — Ваша забота весьма трогательна. Но совершенно излишня. Я выполняю волю герцога. Веду дела поместья. Как и должно герцогине.

Кларисса фыркнула, издав легкий, презрительный звук.

— О, милая Линель, не будьте такой наивной! — Она качнула золотистой головкой. — Белла годы отдала этому замку! Она знает его. Знает людей. Знает, как все работает. Вы же… — Ее взгляд скользнул по моему простому платью. — Вы же просто не на своем месте. Эррон это скоро поймет.

Глава 9

— А пока мы ждём этого чудесного момента, — она протянула изящную ручку в перчатке к письму. — Давайте-ка это. Не стоит беспокоить его светлость пустяками. Белла сама все уладит. Мирно.

Ни за что. Инстинкт кричал громче разума. Если письмо заберут – все кончено. Изабелла узнает о компромате и уничтожит его. А меня уладят.

Я быстрым движением схватила конверт раньше, чем ее пальцы коснулись бумаги. Сжала его в руке. Пергамент хрустнул.

— Это не пустяки, маркиза, — проговорила я, глядя ей прямо в глаза. Внутри все дрожало, но взгляд старалась держать твердым. — Это отчет о состоянии дел герцогства. Как и требовал герцог. Отправлю его с первым же верным гонцом.

— Верным? — Кларисса засмеялась, коротко и резко. Злорадство уже не скрывалось. — Ой, милочка, да вы просто очаровательна в своей простоте! Все гонцы здесь люди Беллы. Или мои. Кто понесет вашу жалобу? Этот старый хрыч Годрик? — Она презрительно скривила губки. — Или, может, вы побежите сами?

Она была права. Это был тупик. Отчаяние снова сжало горло. Но сдаваться было нельзя. Нужно время! Хотя бы минуты!

Внезапно за окном грянул громкий, раздраженный окрик, перекрытый визгом лошади и лязгом железа. Что-то грохнуло во дворе, возможно, опрокинули телегу. Шум привлек внимание Клариссы. Она на мгновение отвлеклась, повернув голову к окну.

Сейчас!

Я не думала. Движение было инстинктивным. Пока ее взгляд был отвлечен, я сунула запечатанное письмо за пояс платья, под складки ткани у спины. Быстро, незаметно. Конверт был небольшим, он легко спрятался.

Кларисса обернулась обратно, ее бровь ядовито приподнялась.

— Ну? Готовы отдать? Или… — Ее взгляд стал подозрительным. Она заметила, что письмо исчезло с моей руки. — Куда вы его дели?!

— Я сказала, маркиза, — ответила я, стараясь звучать спокойнее, хотя сердце колотилось как бешеное. — Письмо отправится с гонцом. Сейчас же. Если вы закончили с назиданиями, мне пора работать. Герцог ждет отчета.

Я сделала шаг к двери, намереваясь выйти, пройти мимо нее. Нужно было уйти из кабинета!

Найти кого-то, кого угодно, кто не был явным прихвостнем Изабеллы!

— О, нет-нет, милочка! — Кларисса блокировала выход, ее тело оказалось удивительно ловким. Она встала в дверном проеме, сложив руки на груди. Сладкая маска спала окончательно. — Вы никуда не уйдете. И письмо отдадите. Добровольно. Или… — Она кивнула в сторону груды документов. — Мы с Беллой поможем вам прибраться здесь, — в одной из её рук вспыхнул огненный шар, повергнувший меня в ужас. — Основательно. Вы же не хотите, чтобы в этом хаосе потерялось что-то… важное для вас?

Теперь уже коридоре послышались быстрые, решительные шаги. Не женские. Годрик? Или стражники?

Кларисса услышала их тоже. Ее лицо расплылось в торжествующей улыбке.

— А вот и помощь! Видите, как все просто устроено?

Шаги приближались. У меня не было времени. Ни на раздумья, ни на поиски гонца.

Оставался только отчаянный, безумный шанс. Я впилась взглядом в Клариссу, вложив в него всю свою ярость и презрение.

— Вы правы, маркиза, — сказала я громко и четко, чтобы было слышно за дверью. — Все просто. Просто воруют. Прямо здесь. Под носом у герцога. И я найду доказательства. И письмо дойдет. До него.

Дверь распахнулась. Но на пороге стоял не Годрик и не стражник.

Стоял высокий, суровый мужчина в поношенном, но чистом плаще поверх кожаной кирасы. Его лицо было обветренным, с глубокими морщинами, а в глазах горел умный, усталый огонек.

На груди виднелся значок старосты. Неужели тот самый? За его спиной мелькнули лица еще двух крестьян, выглядевших решительно и сердито.

— Герцогиня Ашборн? — его голос был низким, хрипловатым, но звучал твердо. Он окинул взглядом кабинет, заваленный бумагами, меня, стоящую с вызовом, и Клариссу, застывшую в дверях с внезапно побледневшим лицом. — Староста деревни Черный Камень, Бартоломью. Мы пришли по своей жалобе, как было велено управляющим. Но… — Он нахмурился, глядя на Клариссу. — Кажется, помешали важному разговору?

Кларисса оправилась мгновенно. Сладкая маска вернулась, но в глазах мелькнула ярость.

— О, нет-нет, милейший! — защебетала она. — Мы как раз заканчиваем. Герцогиня, видите ли, очень занята. Имейте терпение, подождите в коридоре, пока вас вызовут! — Она сделала повелительный жест рукой.

Но, хвала небесам, староста Бартоломью не двинулся с места. Его взгляд, опытный и цепкий, перешел с Клариссы на меня.

— Мы ждали достаточно, миледи, — произнес он с вежливой, но неумолимой твердостью. — Наши луга потравлены сейчас. Наши коровы голодают сейчас. Нам нужен ответ герцогини тоже сейчас.

Вот он. Шанс. Верный человек? Не Изабеллин. Не Клариссин.

Человек, которому есть что терять, и который пришел за правдой. И который только что услышал мои слова о воровстве.

Не раздумывая, я шагнула к нему. Минуя ошеломленную Клариссу, которая не успела среагировать. Я оказалась рядом со старостой. Его спутники смотрели на меня с суровым любопытством.

— Староста Бартоломью, — я расплылась в улыбке. — Вашу жалобу я как раз рассматривала минувшим вечером, а леди Кларисса уже уходит.

Мне нужен этот шанс! Нужно остаться с ним наедине, чтобы передать герцогу письмо. Где бы он ни был.

Глава 10

— Вы оскорбляете мои чувства, — Кларисса немедленно надула губки, изобразив глубокую обиду. Но в ее голубых глазах бушевал настоящий шторм ярости.

— Ваше желание помочь, маркиза, бесценно, — парировала я, делая еще один шаг вперед, намеренно вставая между ней и группой крестьян. Мой тон оставался ледяно-вежливым. — И я уверена, что приготовления к балу пройдут превосходно под вашим чутким руководством. А вот жизни этих людей, — я указала рукой на Бартоломью и его спутников. — Требуют моего безотлагательного внимания. Сейчас. Как того требует долг герцогини и воля самого герцога.

Староста пока наверняка не понимал что именно между нами происходило. Но, кажется, понимал, что я искренне желала избавиться от присутсвия Клариссы сейчас.

— Да, ваша светлость, — он произнес громко, с нарочитой крестьянской прямотой, которая звучала как вызов в утонченных стенах замка. — Голод не ждет балов. Скот ревет в хлевах. Люди ропщут. Ждем вашего решения и справедливости, как велел его светлость герцог, отправляясь усмирять троллей на северной границе.

Наконец я впервые услышала куда же всё-таки отправился герцог! Более того я точно понимала, что его слова означают. Он знает где при необходимости искать его.

Это одновременно давало мне возможность поговорить с мужчиной, но в то же время могло дать время и Клариссе, чтобы та подготовилась и перехватила старосту с его людьми.

— Северная граница? — Кларисса фыркнула, но в ее глазах мелькнула тревога. Она поняла намек. — Ох, как далеко! Бедный Эррон, вечно в седле… Но это, — она резко махнула изящной ручкой в сторону старосты, — не требует вашего сиюминутного присутствия, герцогиня! Пусть подождут внизу, пока вы разберетесь с более насущным! — Её взгляд снова метнулся ко мне, полный немого требования: Где письмо?

Я проигнорировала ее. Повернулась к Бартоломью.

— Староста, ваша решимость достойна уважения. Следуйте за мной. Мы обсудим вашу жалобу и меры немедленно. У меня здесь есть карты угодий, я недавно как раз их рассматривала.

Маркиза, вы же торопитесь на встречу с леди Изабеллой? Не смею вас задерживать.

— Я? Тороплюсь? — Кларисса засмеялась, но смех был резким.

— Мне позвать стражу? — уточнила я, настойчиво надеясь наконец остаться наедине со старостой.

— Ошибаетесь, милочка. Стража вам не поможет. А вот моя помощь здесь важнее. Особенно если герцогиня… забыла о кое-какой переписке. — Её голос стал шипящим.

— Миледи, — староста произнес с нажимом, его хриплый голос звучал как скрежет камней. — У меня приказ герцогини. И дела моей деревни не терпят отлагательств. Я не дворцовый лакей, чтобы меня задерживали по прихоти. — Он сделал шаг вперед, его широкие плечи казались еще массивнее рядом с Клариссой.

Я с восторгом смотрела на этого простого мужчину, осмелившегося бросить вызов знатной леди.

— Ты смеешь?! — Кларисса аж подпрыгнула от бешенства. Вся ее сладкая маска рухнула. Глаза засверкали холодным, нечеловеческим светом. В ее поднятой ладони огненный шар вспыхнул снова — не маленький сгусток, а шар размером с яблоко, жар от него ударил в лицо. — Я маркиза Д’Арси! Ты грязь под моими ногами! Стоять! Или я сожгу тебя там, где стоишь!

Сердце у меня упало. Она готова убить! Прямо здесь! Чтобы не дать письму уйти!

— Кларисса! — мой голос прозвучал неожиданно громко. Что у этой мадам вообще на уме? — Ты угрожаешь подданным герцога в его же замке? В присутствии его жены? — Я впилась в нее взглядом, не отводя глаз от пляшущего пламени в ее руке. — Как ты думаешь, что скажет Эррон, когда узнает, что его маркиза жгла крестьян огненными шарами, пока он отражал настоящую угрозу на границе? Ты уверена, что его гнев будет направлен на меня?

Я была крайне поражена тем, что эта мадам вела себя здесь как вторая хозяйка, едва ли не наравне с Изабеллой. Меня это ужасно бесило. Но с другой стороны на этом и сыграть можно.

Имя Эррона, произнесенное как оружие, подействовало. Кларисса вздрогнула. Огненный шар в ее руке дрогнул, стал чуть меньше, чуть менее ярким.

В ее глазах, помимо ярости, мелькнул настоящий, животный страх. Страх перед Алым Драконом. Перед его абсолютной, беспощадной силой и холодной яростью, когда его власть ставят под сомнение.

Она знала, что Эррон не потерпит такого самоуправства, особенно если это подорвет порядок в его владениях.

— Он… он не узнает! — выдохнула она, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.

— Ты думаешь, что никто не знает, что староста сегодня направился сюда? Или думаешь, что никто из стражи не доложит герцогу о случившемся? Я магией не владею, у Изабеллы наверняка найдутся доказательства невиновности. Что в это время будешь делать ты? Строить жалобные глазки? Выберешь платье с декольте побольше?

— Ты… ты заплатишь за это, — прошипела она, ее голос был хриплым, как у змеи. — Ты и твоя жалкая деревня. Изабелла… — Она не договорила, лишь бросила на меня взгляд, полный смертоносного обещания, развернулась и, не удостоив больше никого вниманием, стремительно зашагала по коридору, ее каблуки отчаянно стучали по камню. Она мчалась предупредить Изабеллу.

Мне нужно было срочно отправить старосту. До того как они начнут действовать. Он был первым, кто признал в этом месте мою власть. Мой титул. И единственным, кто мог мне сейчас помочь.

— Я понимаю, что ваша проблема велика и требует немедленного вмешательства. Я добьюсь, чтобы все необходимые приготовления произвели сегодня. А пока, у меня к вам очень важное дело. Помогите мне.

Глава 11

— Я всё понял, — кивнул мужчина, его обветренные черты лица смягчились на мгновение. — Пожалуйста, леди, помогите и вы нам.

Я кивнула, а по душе растеклось лёгкое ощущение тепла. Мне помогут. И я подвести их не должна. Сейчас не время для слабости. Кларисса уже мчалась к Изабелле. Нужно было действовать быстро и решительно.

— Бартоломью, — я стала говорить чуть тише. — У вас есть конь?

— У задних ворот, ваша светлость.

— Отлично. Вот. — Я быстрым движением достала из-за пояса заветный конверт и сунула его ему в руку, сжимая его мозолистые пальцы вокруг пергамента. — Северная граница. В руки только герцогу Эррону Ашборну. Расскажите ему всё. Про угрозы Клариссы. Про огненный шар. Про потраву. Про всё. Скачите. Сейчас. Через задние ворота. Не теряйте ни минуты. Ваша деревня и многие другие зависят от этого.

Староста сжал конверт, спрятал его за пазуху. В его усталых глазах горела решительность человека, у которого нет выбора.

— Дойдёт, ваша светлость. Живым или мёртвым. — Он резко кивнул мужчине рядом. — Джек, я поеду один. Ты возвращайся в деревню пешком. Том, возьми вторую лошадь и скачи в деревню за подмогой.

Не теряя ни секунды, Бартоломью развернулся и зашагал быстрым, решительным шагом вглубь коридора, к потайной служебной лестнице, о которой он, видимо, знал. Джек и Том последовали за ним.

Я осталась одна. В пустом кабинете.

Теперь деревня и её благополучие – моя первостепенная обязанность. Моя власть, которую они так оспаривают. Нужно заняться делом. Чем скорее я предложу возможность решения, тем скорее выиграю эту маленькую битву за жизни настоящих людей.

Я развернула пергамент с подробным описанием потравы, схемой лугов. Рядом лежала карта поместья Ашборн. Глаза бегали по линиям, ища решение. Я плохо разбиралась в картах, но эти были составлены удивительно точно, со множеством пометок и сносок, которые помогали мне ориентироваться, с лихвой покрывая моё незнание.

Мысли крутились, выстраиваясь в план. Нужны свободные угодья. Нужны расчеты. Нужно заставить Годрика работать на меня.

Я дернула за шнурок звонка. Резко. Нетерпеливо. Через минуту в дверях возник испуганный юный паж.

— Немедленно найти управляющего Годрика. Передайте, что герцогиня требует его присутствия. Срочно. И принести свежих чернил и бумаги. Много.

Паж кинулся исполнять приказ. Я тем временем снова погрузилась в карты, пальцем водя по участкам. Вот. Урочище Заречное. Пастбища не используются второй год, трава должна быть хорошей. Достаточно близко к Черному Камню.

Дверь открылась и в кабинет вошёл Годрик, его каменное лицо было непроницаемым, но в глазах читалось глухое раздражение и настороженность.

— Баронесса… — начал он.

— Герцогиня Ашборн, — поправила я его ледяным тоном, не отрываясь от карты. — И у меня для вас распоряжения. Немедленные. По делу деревни Черный Камень.

Он нахмурился.

— Жалоба старосты? Но леди Изабелла распорядилась…

— Леди Изабелла сейчас занята подготовкой к балу, — перебила я, наконец подняв на него взгляд. — А я, по воле герцога, веду текущие дела поместья. И это дело сейчас текущее и срочное. Луга потравлены. Скот голодает. Люди на грани. Ждать бала они не могут. Ваши действия, мастер Годрик.

Я протянула ему карту, где я уже обвела участок.

— Немедленно отправить гонца к управляющему Западного хутора. Распоряжение: подготовить урочище Заречное под выпас для скота деревни Черный Камень. Начать немедленно. Очистить от кустарника, если таковой имеется, проверить изгороди. К завтрашнему вечеру должно быть готово.

Я сделала небольшую паузу, прежде чем озвучить следующее требование.

— Затем составить распоряжение о временном снижении поземельного налога для деревни Черный Камень на предстоящий урожай. На тридцать процентов. — Я видела, как Годрик хотел возразить, но я не дала ему шанса. — Основанием является потрава основных угодий. Подготовьте документ на мое подписание через час.

Его лицо исказилось, но он всё ещё молчал.

— И последнее, необходимо выяснить, чей именно скот потравил луга. Составить акт о нанесенном ущербе. Ущерб будет взыскан с виновных хозяйств. Но не сразу, а равными долями в течение трех лет. Никакого разорения. Понятно?

Годрик стоял, переваривая услышанное. Его лицо выражало явное неодобрение и удивление? Возможно, он ожидал истерики, беспомощности, а не четких, продуманных распоряжений.

— Урочище Заречное, — задумчиво протянул он. — Но оно в плане на сенокос для гарнизонных лошадей, — пробурчал мужчина.

— Гарнизонные лошади обеспечены сеном с Центрального луга с избытком, — парировала я, тыча пальцем в другую часть карты. — Я проверяла отчеты о запасах вчера. Заречное простаивает. Использовать его.

— Снижение налога повлечёт уменьшения в казне.

— Казна понесет меньший урон, чем от голодного бунта или вымершей деревни, которая не заплатит вообще, — отрезала я. — И это временная мера. На один урожай. Готовьте документ.

— Взыскание ущерба растянуть на три года, виновные должны покрыть всё разом, — продолжал спорить со мной мужчина.

— Виновные тоже подданные герцога, — сказала я твердо. – Наша задача восстановить справедливость, а не создать новых нищих и врагов. Составьте акт и расчет. Быстро.

Годрик смотрел на меня, будто впервые видел.

В его глазах мелькнуло что-то, кроме презрения. Оценка, настороженное уважение?

Он кивнул, коротко и резко.

— Как прикажете… герцогиня. — Он почти выдохнул титул. — Распоряжения будут отданы немедленно. Документы подготовлю.

— Через час жду вас с бумагами для подписания, — сказала я, снова поворачиваясь к карте, давая понять, что разговор окончен. — И, мастер Годрик, никаких задержек. Жизни людей зависят от скорости, — припомнила его же фразу о цене ошибок. Именно этим вопросом он тыкал меня тогда, а сейчас сам же попытался замять это дело.

Глава 12

Годрик выполнил всё. Точно и в срок.

Распоряжение о Заречном ушло с гонцом еще до заката. Документы о снижении налога и рассрочке ущерба я подписала через час, как и требовала.

Он даже не спорил больше, лишь кивал с уверенным видом и нечитаемым взглядом: "Как прикажете, герцогиня".

Звучало это уже почти привычно.

Письмо от Эррона пришло вечером того же дня, что Бартоломью ускакал на север. Резкий почерк мужчины словно высек на плотной бумаге его слова:

“Возвращаюсь через три дня.

Эррон”

Ни больше ни меньше. Сухо, словно забытое дерево на краю пустыни.

Но в то же время это значило, что староста доехал! Сердце ёкнуло то ли от страха, то ли от облегчения.

Эти три дня прошли в лихорадочной работе. Я и Годрик, странное подобие союза, решали накопившиеся мелкие дела: утвердили ремонт моста у мельницы, разобрали спор двух арендаторов о границе участка, подписали закупку новой упряжи для гарнизонных лошадей.

Я погружалась в цифры, в отчеты, как в броню. Каждый подписанный документ, каждое решенное дело были кирпичиками моиз заслуг в этом каменном подобии дома.

Изабелла и Кларисса словно сквозь землю провалились. Ни слуху ни духу. Затишье было зловещим, густым, как смола. Но я знала, предчувствовала, что они копят силы для удара. Копят яд.

Накануне возвращения Эррона утром я застала в кабинете неожиданную картину. Годрик лично руководил двумя слугами. Они аккуратно сдвигали горы бумаг с огромного дубового стола у окна. Того самого стола, который он так ревностно занимал с первого дня.

— Что происходит, мастер Годрик? — спросила я, останавливаясь на пороге.

Он обернулся. На его обычно непроницаемом лице мелькнуло что-то вроде смущения.

— Кабинет герцогини должен соответствовать её статусу к возвращению его светлости, — произнес он чуть более формально, чем обычно. — Этот стол ваш по праву, герцогиня. И место ему здесь, у окна. Где свет лучше.

Он кивнул слугам. Они бережно перенесли мои текущие бумаги на теперь уже мой стол.

Я подошла, проводя ладонью по гладкому, прохладному дубу. Это был не просто стол. Это был символ моей власти хотя бы в стенах этого кабинета. Признание. Пусть вынужденное, но признание.

И тут мой взгляд упал на подоконник. На ту самую щель в камне, где когда-то пробился хрупкий росток. Теперь там цвело чудо. Тонкий, но крепкий стебель, увенчанный крошечными, нежнейшими белыми цветами, похожими на звездочки. Они источали едва уловимый, чистый аромат свежести и жизни, прогоняя запах пыли и пергамента.

— Боги… — прошептала я, поражённая. Он не просто выжил. Он расцвел! Сила, тёплая и зелёная, пульсировала во мне в ответ, как эхо.

Годрик проследил за моим взглядом. Его брови поползли вверх.

— Этот… сорняк? — начал он с привычным пренебрежением, но тут же запнулся, увидев цветы. — То есть растение. Оно похоже укоренилось в стене. Может повредить кладке со временем.

— Это не сорняк, мастер Годрик, — сказала я мягко, но твердо. — Это дорогое мне создание. — Я не могла объяснить магию, связь. Но он, кажется, почувствовал что-то. Или просто решил не спорить.

— Тогда, — он колебался лишь мгновение. — Его нужно пересадить. Аккуратно. Чтобы не повредить стены. И чтобы герцогиня могла им любоваться. — Он повернулся к слугам. — Найти подходящий горшок. Самый лучший керамический. Земли садовой. Пересадить. Бережно. И поставить, — он окинул взглядом кабинет, который мы всё ещё делим на двоих, — сюда. На стол герцогини.

Я смотрела, как слуги с невероятной осторожностью извлекали мой росток-воин из каменной темницы, бережно стряхивая землю с нежных корней, укладывая его в свежую, темную почву в красивом глазурованном горшке терракотового цвета.

Когда горшок поставили на угол моего нового стола, рядом с чернильницей, что-то внутри щёлкнуло. Здесь, на этом месте власти, теперь жил кусочек моей силы, моей связи с этим миром.

Цветы, казалось, светились в утреннем солнце.

— Спасибо, мастер Годрик, — сказала я искренне. — Это очень кстати.

Он кивнул, избегая моего взгляда, но в уголках его жестких губ дрогнуло что-то, отдаленно напоминающее удовлетворение.

— К возвращению его светлости все должно быть в совершенном порядке, он был бы в ярости увидев растение, которое может разрушить даже стены замка, — пробормотал он и поспешил удалиться, отдавая последние распоряжения слугам по убранству кабинета.

Всё в кабинете сейчас выглядело так, словно всё это время здесь царил порядок и идилли.

Но я знала, что это затишье перед самой страшной бурей.

Изабелла не простила бы такого признания ко мне со стороны Годрика. Не простила бы моего вмешательства в её дела.

И буря грянула через час. В кабинет ворвался запыхавшийся паж, лицо его было белым как мел.

— Герцогиня! Беда! В Бальном зале катастрофа!

Глава 13

Я встала, предчувствуя подвох.

— Говори. Что случилось?

— Гобелены! — выпалил паж. — Те самые, новые, из столицы, что леди Изабелла заказывала для бала! Их… их испортили! Пролили чернила! Или краску! Полосы ужасные! И… и говорят… — он глотнул воздух, боясь продолжать.

— Говорят что? — мой голос звучал ледяно.

— Говорят, это ваша служанка! Ту, что из кухни приставили к вам временно. Мэри! Ее видели с ведром и тряпками возле рулонов утром! И теперь она пропала! А леди Изабелла, она в ярости! Она говорит… — паж задрожал. — Она говорит, что это вы виноваты! Что вы специально отвлекли всех своими делами по деревне, недосмотрели за служанкой, не обеспечили порядок на балу, как она просила! Что теперь бал сорван, дом опозорен перед гостями, а вина ваша!

— Где леди Изабелла? — спросила я ровным, слишком ровным голосом.

— В… в Бальном зале, ваша светлость. С маркизой Д'Арси. Они осматривают… ущерб.

— Отлично, — я поправила складки своего самого простого, но чистого платья. — Тогда и мы пойдем… осматривать ущерб. И искать правду. Ведро с чернилами, говоришь? Интересно, где наша пропавшая Мэри могла его взять? И почему именно сегодня? В день приезда Эррона.

Я вышла из кабинета, оставив за спиной аромат белых цветов и вступив в зловонное болото интриг. Бал был сорван? Отлично. Теперь начнется мой бал.

Бальный зал предстал передо мной картиной искусственно созданного хаоса. Великолепные, только что доставленные гобелены с охотничьими сценами были сняты с валов и развернуты на паркете.

По их дорогой шерстяной поверхности зияли уродливые, жирные полосы чёрной, ещё влажной краски или густых чернил. Запах химии витал в воздухе, смешиваясь с духами Изабеллы и Клариссы.

Изабелла стояла посреди зала, как воплощение оскорбленной невинности. Её лицо было бледным от гнева, руки сжаты в кулаки. Кларисса, чуть поодаль, изображала глубокое потрясение, прижимая изящный платок к губам, но её голубые глаза холодно и оценивающе скользили по мне.

— Наконец-то! — голос Изабеллы разрезал тишину, дрожа от ярости. — Осчастливили нас своим присутствием, герцогиня? Полюбуйтесь! Полюбуйтесь на плоды вашего управления! — Она яростным жестом указала на испорченные гобелены. — Шедевры, стоившие целое состояние уничтожены! Опозорены! И все потому, что вы, занятые своими мужицкими делами, запустили порядок в замке до состояния свинарника.

— Белла, милая, не волнуйся так, — вступила Кларисса сладким, ядовитым голоском. — Герцогиня, конечно, не хотела. Она просто не справилась с объемом. Новые обязанности, знаете ли. Но теперь, — она вздохнула театрально. — Бал под угрозой. Позор на весь дом Ашборн. Что скажут гости? Что скажет Эррон?

Я не стала сразу отвечать. Вместо этого медленно обошла испорченные гобелены, внимательно осматривая пятна, ведро с остатками черной жижи, валявшееся неподалеку, и брошенную грубую тряпку. Мэри нигде не было видно. Годрик, стоявший у входа с каменным лицом, но с тлеющим гневом в глазах, кивнул мне почти незаметно. Его люди искали служанку?

— Вы не находите странным, леди Изабелла, — начала я спокойно, поднимая взгляд, — что в день возвращения герцога, когда весь замок должен быть в образцовом порядке, происходит такое вопиющее происшествие? И винят в нем временную служанку, приставленную ко мне буквально вчера? Служанку, которая теперь таинственно исчезла?

— Странно?! — Изабелла фыркнула. — Странно только ваше желание увильнуть от ответственности! Это вы создали хаос, отвлекая слуг и управляющего своими глупыми распоряжениями о какой-то деревне! Это вы не обеспечили должного надзора! А теперь пытаетесь найти козла отпущения? Мэри лишь жалкая пешка в вашей игре некомпетентности! Она действовала по вашему недосмотру, а может, и по вашему наущению, чтобы сорвать бал, который я так тщательно готовила!

— Ох, не может быть! — притворно ахнула Кларисса. — Герцогиня, вы бы не стали так низко падать? Хотя, отчаяние делает людей неразборчивыми. Боязнь не угодить Эррону, показаться нелепой на фоне нашей Беллы.

Их слова лились, как яд. Собравшиеся у дверей старшие слуги перешептывались, бросая на меня испуганные или осуждающие взгляды.

Публика была готова поверить красноречию Изабеллы и Клариссы.

В этот момент в дальний конец зала буквально втолкнули маленькую, перепуганную фигурку в простом платье служанки. Это была Мэри.

Лицо её было заплаканным, она дрожала как осиновый лист, едва держась на ногах. Два крепких слуги из охраны Годрика стояли по бокам.

— Нашли, герцогиня, — громко и жестко произнес Годрик, шагнув вперед. Его голос заставил всех замолчать. Он подошел к Мэри, его взгляд был как раскаленный добела металл. — Говори. Правду. Кто велел тебе испортить гобелены?

Мэри всхлипнула, ее глаза метались между мной, Изабеллой и грозной фигурой Годрика. Она открыла рот, но выдавила только:

— Я… я не хотела… Мне сказали… Герцогиня… она…

— Враньё! — грянул Годрик, и его крик заставил Мэри вздрогнуть и присесть на корточки. Он наклонился к ней, его лицо было страшным в своей холодной ярости. — Ты осмелишься обвинить герцогиню Ашборн в твоем подлом вредительстве? Глаза в глаза! Кто дал тебе ведро? Кто сказал, где лежат гобелены? Кто пообещал золото или угрожал? ГОВОРИ!

— Объясните, что за шум вы здесь подняли.

Голос прозвучал негромко, но с такой неоспоримой властью и ледяной силой, что все, включая Изабеллу, затаили дыхание, будто по команде. Он прорезал напряженный воздух зала, как клинок.

Все головы повернулись к входу.

В распахнутых дверях бального зала, залитый светом из высоких окон, стоял Эррон Ашборн.

Алые волосы, будто не тронутые дорожной пылью, ниспадали на плечи темного, строгого дорожного плаща. Его лицо было непроницаемой маской, но в глазах, цвета закатного золота, горел холодный, всевидящий огонь.

Он вошел не спеша, его тяжелые сапоги глухо стучали по паркету, отмеряя шаги в гробовой тишине. Его взгляд скользнул по испорченным гобеленам, по плачущей Мэри, по Годрику, застывшему в почтительном, но напряженном поклоне, по Изабелле и Клариссе, замершим с открытыми ртами, и, наконец, остановился на мне.

Глава 14

Тишина, наступившая после появления Эррона, была оглушающей. Казалось, даже пылинки замерли в воздухе, боясь привлечь его внимание.

Изабелла оправилась первой. Её лицо мгновенно сменило маску гнева на обиженную невинность.

— Брат! Наконец-то ты здесь! — Изабелла сделала шаг к нему, драматично протягивая руки. — Посмотри, что творят в нашем доме! Этот хаос, это безобразие! И все из-за…

Эррон медленно поднял руку. Всего на сантиметр, но этого жеста хватило, чтобы Изабелла замолчала на полуслове, будто наткнувшись на невидимую стену.

Его глаза, холодные и неумолимые, были прикованы ко мне.

— Герцогиня, — его голос был низким, ровным, без единой нотки упрека или одобрения, — Вы здесь распоряжаетесь. Объясните ситуацию.

Все взгляды впились в меня. В горле пересохло, сердце бешено колотилось, но я собрала всю свою волю в кулак.

— Ваша светлость, — мой голос прозвучал чуть хрипло, но четко и ясно, без тени дрожи. — Произошел акт вандализма. Испорчены гобелены, предназначенные для бала. Под подозрением находится служанка Мэри, которую и нашли здесь. Однако, — я перевела взгляд на Изабеллу, — леди Изабелла считает, что корень проблемы не в самом вредительстве, а в общей обстановке бесконтрольности, которую якобы создало мое правление. Она полагает, что я, уделяя внимание делам поместья, таким как срочная помощь деревне Черный Камень, запустила порядок в замке, что и позволило случиться этому инциденту.

Я изложила все сухо, без эмоций, просто факты и позиции. Словно рассказывала квартальный отчет.

Эррон слушал, не двигаясь. Затем его взгляд медленно повернулся к сгорбленной, всхлипывающей Мэри. Он не повысил голос, не наклонился к ней. Он просто посмотрел. Его взгляд был не таким яростным, как у Годрика, но в тысячу раз более страшным. В нем читалась не злоба, а абсолютная, безжалостная решимость дойти до сути, сокрушая любое вранье на своем пути.

— Девица, — произнес он тихо. И это тихое слово заставило Мэри вздрогнуть и поднять на него заплаканное лицо. — Твой выбор прост. Правда здесь, при мне. Или ложь, за которой последует моя кара. Кто дал тебе приказ?

Под этим взглядом, под тяжестью его тихого, неумолимого голоса, последние остатки сопротивления в Мэри рухнули. Истерика прекратилась. Она просто обреченно смотрела на него, как кролик на удава.

— Леди… леди Изабелла, — выдохнула она, и ее шепот был слышен в мертвой тишине зала. — Это она. Она сказала, что если я не испорчу гобелены и не скажу потом, что это герцогиня велела… то мою семью вышвырнут с земли, а меня саму выгонят на улицу. Она дала мне ведро, ее горничная отвела меня к рулонам… — Она закрыла лицо руками. — Простите, ваша светлость, простите, герцогиня!

Изабелла аж подпрыгнула на месте. Ее лицо исказилось гримасой чистого, неподдельного возмущения.

— Ложь! Гнусная, подлая ложь! — её визгливый крик эхом отозвался под сводами. Она указала на меня дрожащим пальцем. — Это она! Это она все подстроила! Она подкупила эту дрянь, чтобы очернить меня в твоих глазах, Эррон! Она хочет занять мое место, выжить меня из родного дома! Посмотри на нее! Разве способна я на такое?!

Она рыдала, но в ее глазах не было слез, лишь яростный, испепеляющий гнев.

Эррон не смотрел на нее. Его взгляд все еще был прикован к Мэри. Казалось, он даже не слышал истерики сестры.

— Ты клянешься в сказанном? — спросил он все тем же ровным, ледяным тоном. — Жизнью своей? Жизнью своей семьи?

Мэри, не отрывая рук от лица, лишь отчаянно закивала, снова разразившись беззвучными рыданиями.

Только тогда Эррон медленно повернул голову к Изабелле. В его глазах не было ни гнева, ни разочарования. Лишь глубокая, бездонная холодность.

— Довольно, — произнес он, и это слово прозвучало как приговор. — Ты забыла, с кем говоришь. И забыла, чей это дом.

Изабелла открыла рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказала.

— До выяснения всех обстоятельств этого грязного дела, — продолжал Эррон, и каждый его слог падал, как молот на наковальню, — ты не покинешь свои покои. Никаких посетителей. Никаких распоряжений. — Его взгляд скользнул по бледной, как полотно, Клариссе. — Маркизе Д'Арси покинуть владения Ашборн немедленно. Её визиты в этот замок отныне под запретом.

Кларисса, не сказав ни слова, с мертвым лицом сделала реверанс и, не глядя ни на кого, поспешила выйти, ее шелковое платье шелестело по паркету.

Изабелла стояла, словно парализованная, ее глаза были полены ненависти и шока. Ее не арестовали, не унизили грубо. Ее просто… отстранили. Обезвредили. Лишили власти и союзницы одним росчерком. Это было унизительнее любой истерики.

Эррон в последний раз окинул взглядом зал — испорченные гобелены, слуг, меня, Годрика.

— Разберите это, — бросил он в пространство, очевидно, обращаясь ко мне и Годрику. И, не добавляя больше ни слова, развернулся и вышел тем же твердым, мерным шагом, каким и вошел.

— Следуйте за господином, — спохватился Годрик довольно быстро. — О зале я позабочусь. У вас есть что ему передать.

Глава 15

Слова Годрика встряхнули меня. Он был прав. Скандал с гобеленами — лишь верхушка айсберга, и сейчас, пока гнев Эррона был направлен на сестру, — лучший момент вскрыть главную рану.

Я кивнула Годрику в знак благодарности и, подобрав полы платья, почти побежала вслед за удаляющейся спиной герцога. Его плащ развевался за ним, как темное знамя.

— Ваша светлость! — окликнула я его, едва догнав в длинном коридоре, ведущем в его покои.

Он остановился, обернулся. Его взгляд, все еще отстраненный и холодный, вопросительно скользнул по мне. Ни нетерпения, ни одобрения — лишь ожидание.

— Прошу прощения за беспокойство, — я слегка запыхалась, не столько от бега, сколько от напряжения. — Но есть дело куда более важное, чем испорченные гобелены. То, о чем я писала вам в письме. Если вас не затруднит… проследуйте со мной в кабинет. Там есть кое-что, что вы должны увидеть.

Он молча смотрел на меня несколько секунд, и мне показалось, что в глубине его золотистых глаз что-то мелькнуло — искра интереса? Нет, скорее, оценка. Оценка моей настойчивости.

— Веди, — коротко бросил он и жестом показал, чтобы я шла первой.

Дорога до кабинета показалась вечностью. Я чувствовала его присутствие за спиной. Мощное, безмолвное, давящее. Воздух между нами казался густым и наэлектризованным.

Я ловила себя на том, что прислушиваюсь к его шагам, ровным и тяжелым, и пыталась выровнять дыхание.

Войдя в кабинет, я провела его к своему большому столу. Горшок с белыми цветами на углу будто встрепенулся от его появления.

— Вот, — я отодвинула стопку уже разобранных отчетов и достала из потайного отделения в книге те самые листы. — Это лишь часть. Счета ювелиров, оплаченные из фондов на ремонт башен, закупку фуража и выплату жалования гарнизону. Все они на имя леди Изабеллы.

Я выложила на стол лист за листом. Сначала счета с печатями мастерских. Затем свои выкладки, где я свела в колонки суммы, даты и фонды, из которых они были незаконно изъяты.

Всё чётко, ясно, неопровержимо.

Эррон не сел. Он стоял рядом, склонившись над столом, его высокая фигура заслоняла свет от окна. Он молча брал каждый лист, изучал его своим пронзительным, быстрым взглядом, откладывал в сторону и брал следующий. Его лицо оставалось совершенно невозмутимым. Ни тени гнева, ни удивления. Лишь легкое напряжение в уголках губ и сосредоточенность во взгляде.

Я стояла рядом, стараясь дышать ровно и наблюдая за ним. Он был так близко. Я могла различать тонкие пряди его огненных волос, чувствовать исходящее от него тепло и едва уловимый запах кожи, холодного металла и дорогого мыла. Его концентрация была почти осязаемой. И его молчание давило и завораживало одновременно.

Он просмотрел все. Отложил последний лист. Выпрямился во весь свой внушительный рост. Его взгляд наконец поднялся на меня. В нем не было ничего, кроме холода.

— Хорошая работа, — произнес он.

Его голос был низким, бархатным, и эти два простых слова, сказанные тембром, от которого по коже побежали мурашки, прозвучали как высшая похвала.

— Четко. Доказательно.

Мое сердце бешено застучало, видимо, желая вырваться из груди ему навстречу. Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Я со всем разберусь, — добавил он с той же ледяной простотой. Он сделал шаг назад, его взгляд скользнул по столу, по цветку, по мне. — Продолжайте в том же духе.

И, не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь с тихим, но окончательным щелчком.

Я осталась стоять посреди комнаты, опираясь о стол дрожащими руками. Воздух, кажется, все еще вибрировал от его присутствия.

И этот голос. Глубокий, бархатный, проникающий прямо под кожу, заставляющий сжаться внутри от чего-то сладкого и тревожного одновременно. Он был не просто холоден. Он был идеален. Совершенен в своей сдержанной силе. И это пугало и притягивало одновременно.

Я медленно выдохнула. Он все узнал.

Я сидела за своим столом, пытаясь вникнуть в отчет о поставках зерна, но цифры расплывались перед глазами. Я ловила себя на том, что прислушиваюсь к шагам в коридоре, к каждому скрипу двери. Ждала. Хотя чего именно — не знала.

Вместо этого ближе к вечеру в кабинет вошел его личный слуга. Сухопарый, немолодой мужчина с бесстрастным лицом, одетый в темный, безупречно чистый костюм.

— Герцогиня, — он поклонился с отточенной почтительностью. — Его светлость просит вас отужинать с ним. Через час. В малом зале.

Сердце сделало в груди нелепый переворот. Ужин? Наедине?

— Передайте его светлости, что я буду вовремя, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Слуга кивнул и удалился так же бесшумно, как и появился.

Паника накрыла меня волной. Ужин. Что надеть? Все мое богатство состояло из нескольких скромных платьев.

Как вести себя? О чем говорить? Он же просто хотел обсудить дела поместья. Наверное. Это же не настоящий ужин.

В итоге я выбрала самое темное свое платье без единого украшения, попыталась пригладить непослушные пряди волос и, глубоко дыша, ровно через час направилась в малый зал.

Это была сравнительно небольшая комната с камином и длинным столом, накрытым на два прибора. Теплый свет свечей отражался в темном дереве столешницы и полированной посуде. Было уютно. И пугающе интимно.

Эррон уже ждал. Он стоял у камина, спиной ко мне, рассматривая что-то в пламени.

Герцог снял дорожный плащ и был одет в темно-бордовый камзол простого, но безупречного кроя, подчеркивавшего ширину его плеч. Алые волосы были отброшены назад, открывая резкий, четкий профиль.

Он обернулся на мой тихий шаг. Его взгляд скользнул по мне.

— Герцогиня, — кивнул он в знак приветствия. Его голос в полумраке зала звучал еще глубже, еще бархатистей.

— Ваша светлость, — я сделала реверанс, чувствуя, как горят щеки.

Глава 16

Он подошел к столу и отодвинул стул для меня. Этот жест, совершенный с той же безупречной, безличной эффективностью, что и все его действия, снова заставил мое сердце ёкнуть.

Я пробормотала тихое “благодарю” и опустилась на стул, чувствуя, как дерево холодно даже через ткань платья.

Герцог занял место напротив. Расстояние между нами внезапно показалось и огромным, и бесконечно малым. Свечи отражались в темной глубине его глаз, делая их еще более нечитаемыми.

Слуги внесли ужин на красивых серебряных подносах. Запеченную дичь с ягодным соусом, тушеный корнеплоды с травами, теплый хлеб. Ароматы были божественны, но у меня перехватывало дыхание, и я боялась, что не смогу проглотить ни куска.

Мы начали есть под мерный треск поленьев в камине. Сначала царило молчание, тяжелое и гулкое. Я сосредоточилась на том, чтобы правильно держать нож и вилку, не уронить ничего, не сделать лишнего движения.

— Расскажите, — его голос, низкий и ровный, разрезал тишину, заставив меня вздрогнуть. — Как вы это нашли? В деталях.

Я отложила приборы, стараясь собрать мысли в кучу. Под его пристальным взглядом это было невероятно сложно.

Я начала рассказывать о хаосе, который мне подкинул Годрик, о ночи, проведенной за бумагами, о своём решении искать нецелевые траты, связанные с именем Изабеллы или Клариссы.

Я говорила о цифрах, о несоответствиях, о странных пометках в счетах. Голос сначала дрожал, но по мере погружения в знакомую территорию логики и расчетов я обрела уверенность.

Он слушал, не перебивая. Изредка задавал уточняющий вопрос, всегда по делу, всегда точный, показывающий, что он схватывает суть на лету.

— И вы не побоялись, что Годрик или Изабелла войдут и застанут вас за этим? — спросил он, когда я закончила.

— Боялась, — призналась я честно. — Но боязнь показаться слабой оказалась сильнее.

Он чуть склонил голову, в его взгляде мелькнуло нечто, что я могла бы с натяжкой принять за одобрение.

— Расчетливый риск. Основа любой успешной стратегии.

Мы снова погрузились в молчание, но на сей раз оно было менее напряженным. Он ел методично, без суеты, и я старалась ему подражать, ведь всё-таки теперь я герцогиня. Вино в бокалах было тёмным и терпким, оно согревало изнутри, притупляя остроту страха.

Когда основное блюдо унесли и принесли скромный десерт состоящий их засахаренных орехов и сушеных яблок, он отпил из бокала и посмотрел на меня поверх края.

В этот момент моё сердцн дрогнуло.

— Вы проделали работу, достойную моего главного аудитора, — констатировал он. — Неожиданно.

— Я рада, что смогла быть полезной, — выдохнула я, чувствуя, как кровь приливает к лицу от его слов. Достойную главного аудитора. Это было куда больше, чем просто хорошая работа.

Он отставил бокал. Его пальцы медленно обвели край ножки, и я не могла отвести от них взгляд. Такие длинные, сильные, с мелкими шрамами у костяшек. Руки воина. Руки правителя.

— Это заставляет меня осознать один формальный момент, — произнес он спокойно, его голос снова обрел тот бархатный, завораживающий оттенок, от которого по спине побежали мурашки. Он поднял на меня взгляд, и этот взгляд казался теперь тяжелее, прицельнее. — Наш брак, — и вновь пауза, заставляющая даже тишину давить на меня. — Он не был консумирован. В силу моего скорого отъезда.

Я замерла, кусочек яблока внезапно застрял в горле. Я сглотнула, чувствуя, как по мне разливается жар. Куда он клонит? Неужели? Да быть не может!

— Это создает определенную уязвимость, — продолжал он, как будто рассуждая о состоянии дорог или поставках зерна. — Для вас. Для легитимности вашего положения здесь, в глазах некоторых. Формальность, но формальности иногда важнее пушек.

Я не находила слов, лишь смотрела на него широко раскрытыми глазами, чувствуя, как бешено стучит сердце. Не знала что делать. Бежать и прятаться или сидеть и со всем соглашаться. С каждым словом моя догадка подтверждалась всё сильнее.

Он выдержал паузу, давая мне понять весь вес его слов, а затем произнес следующую фразу ровным, бесстрастным тоном, словно отдавая самое обычное распоряжение:

— Поэтому я прошу вас принять ванну сегодня вечером. Перед сном. Моя горничная поможет вам подготовиться. Я приду к вам, когда вы будете готовы.

Мир сузился до точки. Звук трескающих поленьев, мерцание свечей, его лицо, невозмутимое и прекрасное, как ледяная скульптура, и эти слова, висящие между нами.

Приду к вам.

Вся кровь отхлынула от лица, чтобы потом прилить обратно обжигающей волной. Подготовиться. Принять ванну. Он придет.

Я смогла лишь кивнуть, потеряв дар речи. Во рту пересохло.

Он внимательно посмотрел на мое пылающее лицо, на сцепленные дрожащие пальцы. Что-то в его взгляде смягчилось.

— Вам нечего бояться, Линель, — произнес он, и мое имя в его устах прозвучало как заклинание, как ласка и приказ одновременно. — Это необходимость. Долг. Ничего более.

Глава 17

Меня проводили не в мои старые, скромные комнаты в гостевом крыле. Женщина по имени Марта, теперь моя личная камеристка, молча повела меня по другому коридору, в новые апартаменты.

Она остановилась перед высокой дубовой дверью с резным гербом Ашборнов и отворила ее.

— Апартаменты герцогини, ваша светлость, — произнесла она, пропуская меня вперед.

Я замерла на пороге. Это были не просто комнаты. Это были настоящие покои. Просторная гостиная с камином, уютными креслами и низким столом из темного дерева.

Двери, ведущие, как я позже узнала, в гардеробную и будуар. И широкая арочная ниша, за которой виднелась огромная кровать с резными столбиками и тяжелым балдахином из темно-бордового бархата.

Воздух пах свежей краской, воском для полировки и едва уловимыми сушеными травами, разложенными в углах для аромата. Все было новым, богатым, но без вычурности и безделушек Изабеллы. Чувствовалась мужская рука.

— Его светлость распорядился подготовить эти комнаты на прошлой неделе, — пояснила Марта сдержанно.

Пока я стояла, ошеломленная, служанки подготовили огромную медную ванну и кувшины с горячей водой. Воздух наполнился паром и ароматом дорогих масел. Я уловила запах лаванды и чего-то древесного, смолистого.

Марта помогала мне раздеться с бесстрастной, профессиональной эффективностью. Я ступила в горячую воду, чувствуя, как дрожь страха и волнения понемногу отступает под воздействием тепла и усталости. Горничная вымыла мне волосы каким-то душистым мылом, ее движения были уверенными и ничего не значащими. Я закрыла глаза, пытаясь не думать о том, что будет потом. О нем.

Меня облачили в ночную рубашку из тончайшего белого льна, простую и скромную, но невероятно мягкую. Марта расчесала мои влажные волосы и молча вышла, оставив меня одну в огромной, тихой спальне, освещенной лишь несколькими свечами у кровати и огнем в камине.

Я сидела на краю постели, вцепившись пальцами в покрывало, и ждала. Каждая минута растягивалась в вечность. Каждый шорох за дверью заставлял вздрагивать.

И вот он появился. Без стука. Просто вошел, заполнив собой пространство. Он был без камзола, в простой темной рубашке, расстегнутой на горле, и мягких штанах. Его алые волосы мягко ниспадали на плечи, смягчая резкость черт. В полумраке, освещенном лишь огнем камина и парой свечей, он казался больше, реальнее, опаснее и притягательнее, чем когда-либо.

Он остановился напротив меня. Его взгляд, тяжелый и медленный, скользнул по моей фигуре, очерченной тонкой тканью ночной сорочки. В его глазах, обычно холодных, заплескалось темное, густое пламя. Воздух стал густым и сладким, словно мед.

— Линель, — произнес он, и мое имя, заставив меня вздрогнуть.

Он сделал шаг вперед. Затем еще один. Не спеша, давая мне привыкнуть к его приближению, к его теплу, к его силе, что исходила от него почти осязаемыми волнами. Он сел рядом на кровать. Я почувствовала его тепло через ткань.

— Вам нечего бояться, — его голос был низким, бархатным шорохом, который обволакивал, проникал внутрь, заставляя трепетать уже не от страха, а от чего-то иного, острого и сладкого. — Я причиню боль только один раз. Обещаю.

Его пальцы, длинные и удивительно ловкие, с легкими шероховатостями, коснулись моей щеки. Прикосновение было на удивление нежным. Он провел большим пальцем по моей нижней губе, и по всему моему телу пробежала дрожь. Я зажмурилась, не в силах выдержать его взгляда.

— Смотри на меня, — мягко скомандовал он.

Я послушалась. Его глаза были темными, почти черными в отсветах огня.

Его пальцы скользнули к завязкам моей рубашки. Он развязал их медленно, не сводя с меня глаз, ткань мягко соскользнула с моих плеч, открывая кожу прохладному воздуху. Его взгляд последовал за ней.

Его руки легли на мои плечи, сильные и теплые, а потом поползли ниже, исследуя, изучая каждую линию, каждую кривую с таким вниманием, словно он запоминал карту своих будущих владений.

Его прикосновения были не просто умелыми. Каждое движение было продуманным, каждая ласка имела цель заставить мое тело проснуться, отозваться, захотеть большего.

Он наклонился, и его губы коснулись моей шеи. Горячие, влажные, они оставляли на коже огненные следы. Его дыхание стало тяжелее, горячее. Я чувствовала каждый вдох и выдох, и сама дышала в такт, потеряв всякую связь с реальностью, кроме этих рук, губ и тела рядом.

Надавив на плечи он осторожно уложил меня на прохладную простынь. Несмотря на то, что я в отличие молодых барышень этого времени имела представление о жизни мужчины и женщины, но всё равно этот момент оказался куда более волнительным, чем я могла бы предположить.

Его пальцы коснулись внутренней поверхности бедер, заставив меня инстинктивно сомкнуть ноги, но он мягко, но неумолимо отвел их в сторону.

Я ахнула, когда его большой палец провел по самому чувствительному месту, и он приподнял голову, его глаза, темные и блестящие в полумгле, поймали мой взгляд.

— Нравится? — его вопрос прозвучал низко, почти вызовом.

Я могла только кивать, потеряв дар речи, захлебываясь собственным дыханием. Он усмехнулся, коротко и тихо, и опустил голову, захватив губами напряженный кончик груди. Острый, влажный жар заставил меня выгнуться на постели с тихим стоном. Он ласкал меня ртом и языком, то нежно, то почти болезненно интенсивно, пока все мое тело не стало одним сплошным напряженным нервом, трепещущим в ожидании.

Я уже не могла думать ни о чем, кроме его пальцев, которые теперь скользнули вглубь туда, где всё уже стало влажным и этого нарастающего вихря внутри. Он находил те ритмы и точки, что заставляли мое тело трепетать и рваться навстречу, готовя его, растягивая, наполняя сладким, невыносимым напряжением.

И только когда мое тело уже было на грани, готовое сорваться в неизвестность, он убрал руку.

Я слабо протестовала, но он уже был надо мной, его бедра раздвинули мои, его вес придавил меня к матрасу, надежно и неотвратимо. Я увидела в его глазах последний безмолвный вопрос и кивнула, не в силах вымолвить ни слова,

Он вошел в меня одним долгим, властным движением. Боль, острая и обжигающая, пронзила насквозь. Я вскрикнула, и он немедленно замер, вжавшись губами в мое плечо, чтобы заглушить собственный стон. Его тело напряглось надо мной как струна

Его руки крепко держали меня, не давая отстраниться.

Я пыталась дышать, заглатывая воздух, и боль понемногу начала отступать, сменяясь новым, странным чувством наполненности

— Все, — прошептал он хрипло прямо в мою кожу. — Все, моя храбрая девочка. Самое страшное позади.

И тогда его сдержанность рухнула. Не полностью. Контроль он не терял ни на секунду, но та страсть, что тлела подо льдом, вырвалась наружу. Его движения стали более властными, уверенными, требовательными.

Он вёл меня, направлял, задавал ритм, который заставлял кровь кипеть в жилах. Не осталось места даже стыду или неловкости между нами. Только нарастающая, всепоглощающая волна ощущений, что поднималась из глубины живота, сметая все на своем пути.

Он читал мое тело как открытую книгу, чувствуя каждой клеткой, где прикоснуться, где усилить нажим, где замедлиться, чтобы продлить мучительное, сладкое ожидание. И когда волна наконец накрыла меня, беззвучным криком и ослепительной вспышкой за закрытыми веками. Я услышала, как его собственное дыхание сорвалось на низком, победном стоне, и почувствовала, как его тело напряглось и потяжелело на мне лишь на миг.

Переведя дыхание он покинув меня и перевернулся на бок, унося с собой тепло.

Некоторое время он лежал рядом, глядя в балдахин, его грудь все еще ритмично вздымалась. Я лежала неподвижно, прислушиваясь к безумному стуку собственного сердца, пытаясь осмыслить случившееся.

Он был для меня холодным герцогом. И он был пылким, страстным мужчиной.

Эти два образа наконец сложились воедино, и картина была одновременно пугающей и самой желанной, какую я могла представить.

Через некоторое время он поднялся с кровати так же бесшумно, как и пришел. Оделся. Подошел к двери и, уже уходя, обернулся.

— Спите сладко, герцогиня, — сказал он коротко. И вышел.

Я осталась одна в огромной кровати, пахнущей им, кожей и тем что произошло между нами. Тело ныло и пело от незнакомых прежде ощущений. А на душе бушевала буря из стыда, триумфа, страха и какого-то дикого, первобытного ликования.

Он словно был не тем, кем казался.

Утром, когда я вышла из своих покоев, разница в отношении слуг была ощутима физически. Их поклоны стали глубже, взгляды уважительнее, а в воздухе витало немое, всеобщее понимание.

Замок знал о случившемся. Я прошла по коридору с высоко поднятой головой, чувствуя, как жар заливает щеки, улавливая шёпот слуг.

Глава 18

Я провела утро за своим столом в кабинете, пытаясь сосредоточиться на цифрах и сметах. Но мысли упрямо возвращались к нему. К теплу его рук, к бархатной громаде его голоса, шептавшего мне на ухо, к той неистовой силе, что скрывалась под маской холодного аристократа. Я ловила себя на том, что касаюсь губы, вспоминая его поцелуй, и тут же краснела, с силой тряся головой, чтобы прогнать наваждение.

Марта вошла в кабинет без стука, но на этот раз ее бесстрастное лицо смягчилось едва заметной, одобрительной улыбкой.

— Его Светлость велел передать, что ждет ваших отчетов по ремонту северной башни к полудню.

Годрик заходил с докладом, и его поклон был на градус почтительнее, а взгляд — на оттенок уважительнее. Он уже знал. Все знали. И их молчаливое признание было мощнее любых слов.

Ближе к обеду Марта снова появилась на пороге.

— Герцогиня, обед будет подан в семейной столовой. Его светлость ожидает вас.

Семейная столовая. Значит, Изабелла будет там. Предстоящая встреча сжала мне желудок в комок, но я кивнула, с достоинством поднялась и направилась вслед за ней.

Столовая была меньше и уютнее парадной. Дубовый стол, сервированный на троих, тяжелый буфет с фамильным серебром. Изабелла уже сидела на своем месте, прямая как палка, ее лицо было бледным и напряженным, а вокруг глаз легли темные тени. Она с ненавистью посмотрела на меня, когда я вошла, и тут же отвела взгляд.

Эррон вошел через минуту после меня. Он был безупречен в темном камзоле, его волосы были убраны назад, а лицо — привычно непроницаемо. Он занял место во главе стола, кивком разрешив нам сесть. Обед начался в гробовой тишине, нарушаемой лишь звоном приборов.

Изабелла не выдержала и пятнадцати минут. Она отложила нож с громким стуком.

— Я не понимаю, брат, — ее голос дрожал от сдерживаемой ярости, — как ты можешь сидеть здесь и спокойно есть с той, что… что оклеветала меня! Устроила этот гнусный спектакль с гобеленами, подкупила служанку! И ты веришь этой… этой выскочке?!

Она почти кричала, ее слова висели в воздухе, острые и ядовитые. Я замерла, кусок хлеба застрял в горле.

Эррон не спеша отпил из бокала. Поставил его. И наконец поднял на сестру взгляд. Всего один взгляд. Холодный, тяжелый, без единой искры эмоции. В нем не было ни гнева, ни раздражения — лишь ледяное, абсолютное презрение и непререкаемая власть.

Изабелла под этим взглядом съежилась, как будто ее физически ударили.

— Тебе пора замуж, Изабелла, — произнес он спокойно, ровным, режущим стекло голосом. — Твои интриги становятся утомительными и недостойными дома Ашборн. — Он сделал крошечную паузу, чтобы его слова впились в нее, как кинжалы. — А хозяйкой в моем доме является моя жена. И ты будешь относиться к ней с подобающим уважением.

В столовой повисла тишина, такая густая, что в ней можно было задохнуться. Изабелла побледнела еще больше, ее глаза наполнились слезами унижения и бессильной ярости. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но под ледяным взглядом брата слова застряли у нее в горле. Сжав губы до белизны, она отодвинула стул и, не сказав больше ни слова, выбежала из столовой.

Дверь захлопнулась с резким стуком. Я сидела, не дыша, все еще чувствуя эхо ее ярости и холодную мощь его слов.

Эррон повернулся ко мне. Его выражение лица не изменилось.

— Телега с стеклом для оранжерей прибудет завтра, — произнес он так, словно ничего не произошло. — Проследите, чтобы счет был проверен до оплаты. Годрик доложил о накладных.

Я кивнула, слишком ошеломленная, чтобы говорить. Он поднял бокал, его взгляд скользнул по моему лицу.

— Кушайте, герцогиня, — сказал он тихо. — Обедайте. Впереди много работы.

Обед закончился в той же ледяной, вежливой тишине, в которой и проходил. Эррон встал из-за стола, кивнул мне в знак прощания и удалился, оставив меня одну с дрожащими руками и вихрем мыслей. Его защита была тотальной и безоговорочной. Он не потребовал доказательств, не устроил допроса. Он просто поставил точку. Изабелла была побеждена, унижена и отодвинута на второй план.

Оставшийся день я провела, пытаясь вернуть себе душевное равновесие через работу. Я погрузилась в счета и отчеты, сверяя цифры, подписывая распоряжения. Дела по ремонту северной башни были в идеальном порядке, и я отправила пажа с готовыми документами к герцогу еще до полудня.

На следующее утро я чувствовала себя более собранной. Ночью я почти не спала, ворочаясь и прислушиваясь к каждому звуку, но он так и не пришел. Было горьковато и обидно, но в то же время — понятно. Долг был исполнен, необходимость исчерпана. Теперь мы возвращались к прежним, деловым отношениям.

Я как раз диктовала Годрику письмо поставщикам шерсти, когда в кабинет ворвался запыхавшийся стражник.

— Герцогиня! Беда с телегой! Со стеклом!

Глава 19

Мы с Годриком переглянулись и бросились к окну, выходившему во внутренний двор. Туда, должно быть, должны были въезжать телеги с грузом.

Во дворе царил хаос. Огромная телега, груженная деревянными ящиками, очевидно, с тем самым стеклом для оранжерей, застыла посреди мостовой. А вокруг нее сияли блестящие, острые осколки, рассыпавшиеся по камням словно слепящий, опасный лед. Один из ящиков был разбит вдребезги, его содержимое уничтожено. Возле телеги метались возница и несколько слуг, разводя руками в отчаянии.

— Что случилось? — спросила я, выходя во двор.

— Не знаю, ваша светлость! — запричитал возница, срывающимся от волнения голосом. — Ехали нормально! Въезжаем в ворота и тут сверху, с карниза, камень срывается! Прямо на крайний ящик! Я еле коней удержал, испугались они, храпят, могли бы и всю телегу перевернуть!

Я подняла взгляд на высокие стены замка. Карниз, с которого, по словам возницы, упал камень, был высоко, и на нем не было видно ни души. Никаких следов ремонтных работ или обрушения кладки.

Сердце у меня упало. Слишком вовремя. На следующий же день после того, как Эррон при всех унизил Изабеллу и подтвердил мой статус. После того, как он поручил мне лично проконтролировать этот груз.

Годрик, подошедший следом, смотрел на осколки с мрачным видом.

— Убыток, — пробормотал он. — И задержка с остеклением. Оранжереи будут простаивать.

— Это не случайность, мастер Годрик, — тихо сказала я, так, чтобы никто, кроме него, не услышал.

Он посмотрел на меня, и в его глазах читалось то же подозрение.

— Без доказательств, герцогиня, это лишь догадки, — так же тихо ответил он. — Камень мог расшататься от ветра, от перепада температур.

— И упасть именно в тот момент, когда под ним проезжает телега со стеклом, за которое я несу ответственность? — парировала я. — Слишком много случайностей в этом замке, мастер Годрик.

Я обернулась к вознице и слугам.

— Уберите осколки. Осторожно, не пораньтесь. Остальные ящики аккуратно разгрузить и перенести в кладовую у садовника. Осмотреть на предмет повреждений. — Мои приказы звучали четко, заглушая внутреннюю дрожь. Я не могла позволить им увидеть мой страх.

— И найти старшего каменщика, — добавила я, обращаясь к Годрику. — Пусть осмотрит тот карниз и всю линию стен над воротами. Мне нужен подробный отчет была ли это естественная эрозия или постороннее вмешательство.

Годрик кивнул, понимающе сверкнув глазами. Он уже не сомневался в моей правоте и, что важнее, в моей решимости.

Я осталась стоять во дворе, глядя на то, как слуги осторожно сметают блестящие осколки. Это было предупреждение. Ясное и недвусмысленное. Изабелла была сломлена и приперта к стене, но она не сдавалась. Она била по тому, что было поручено мне. По моей репутации. По моей способности управлять.

И она делала это из-за угла, исподтишка, оставаясь в тени. Прямых доказательств против нее не было. Только камень, упавший словно бы сам по себе.

Я сжала кулаки, чувствуя, как по спине бегут мурашки от нарастающего гнева. Холодного, яростного, решительного.

Я повернулась и твердым шагом направилась обратно в замок. Мне нужно было проверить счета на это стекло еще раз. И поговорить с садовником о том, как можно временно утеплить оранжереи. И найти этого каменщика.

Я едва успела развернуть на столе счет за стекло, пытаясь найти хоть какую-то зацепку — не завышена ли цена, тот ли поставщик, — как дверь кабинета снова распахнулась. На этот раз без всяких церемоний.

В проеме стоял Эррон. Он был в дорожном плаще, с лицом, озаренным не столько усталостью, сколько ледяным, сконцентрированным гневом. Видимо, весть о происшествии долетела до него мгновенно.

Его взгляд, острый как клинок, мгновенно нашел меня за столом.

— Доложите, — выдохнул он, снимая перчатки и бросая их на ближайший стул.

Я встала, стараясь держать спину прямо, и кратко, без эмоций, изложила суть.

Он слушал, не перебивая, его взгляд был прикован к моему лицу, но я чувствовала, что он впитывает каждую деталь, каждый оттенок моего голоса. Когда я закончила, он медленно прошелся по кабинету, его тяжелые сапоги глухо стучали по каменному полу.

— Случайность, — произнес он наконец, остановившись у окна и глядя во двор, где слуги уже почти расчистили место от осколков. Но в его голосе не было и тени веры в это слово.

— Я так не считаю, — тихо, но четко сказала я.

Он обернулся. Его золотистые глаза сузились.

— Основания?

— Слишком удобное время. Слишком точное попадание.

— Доказательств нет, — коротко бросил он.

— Пока нет, — парировала я. — Но каменщик осмотрит карниз. А я проверяю счета. Возможно, нам укажут на след иначе.

Он медленно кивнул, его губы сжались в тонкую жесткую линию.

— Хорошо. Продолжайте. Держите меня в курсе. — Он сделал шаг ко мне, и пространство кабинета внезапно сжалось. Его гневное напряжение сменилось. — Вы не пострадали?

Вопрос застал меня врасплох. Он был задан тише, без прежней повелительной резкости.

— Н-нет, — выдохнула я, чувствуя, как по щекам разливается предательский жар. — Я была внутри, когда это произошло.

Он внимательно посмотрел на меня, его взгляд скользнул по моим рукам, потом вернулся к лицу.

— Не подвергайте себя риску, Линель, — произнес он, и мое имя в его устах снова прозвучало как нечто сокровенное, противоречащее ледяному тону. — Ваша безопасность важнее любого стекла. Понятно?

Я могла только кивнуть, горло внезапно пересохло.

Он еще мгновение постоял, словно проверяя, действительно ли я цела и невредима, затем резко развернулся и направился к двери.

— Я еду осматривать границу. Вернусь к вечеру. К моему возвращению у вас будет отчет каменщика и ваши выводы по счетам.

Глава 20

К вечеру, как и было приказано, у меня на столе лежали два отчета. Отчет старшего каменщика был краток, но точен: на карнизе над воротами были обнаружены свежие сколы и следы металла, явно указывающие на то, что камень был поддет намеренно с помощью чего-то крепкого.

Естественное обрушение исключалось.

Второй отчет был моим. Сверка счетов на стекло с книгами поставщика, который любезно предоставил копии по моему запросу, подкрепленному именем герцога для скорости, выявила любопытную деталь.

Сумма, уплаченная из казны замка, превышала реальную стоимость товара ровно на треть. И эта разница уходила не поставщику, а на счет, владелицу которого мне еще предстояло выяснить, но догадаться было нетрудно.

Я сидела, перебирая эти бумаги, когда в кабинет вошел Эррон. Он выглядел уставшим, пыль дорог легла на его сапоги и плечи плаща, но глаза по-прежнему горели холодным огнем.

Молча протянула ему отчеты. Он прочел их стоя, не присаживаясь, его лицо оставалось таким же нечитаемым. Закончив, он отложил листы на стол.

— Этого достаточно, — произнес он ровным, лишенным эмоций голосом. — Для меня. Я подыскал ей жениха, — сказал он после недолгого молчания. Слова прозвучали тяжело, будто дались ему нелегко. — Лорд Гаррих с Северных рубежей. Человек суровый, но честный. Его замку нужна хозяйка, а его детям мать. Он далек от столицы. Изабелла будет там в безопасности. И под контролем.

Он обернулся, и в его глазах я странную усталую решимость. Это было холодное, расчетливое решение главы семьи, обезвреживающего угрозу. Даже если эта угроза родная ему кровь.

— Свадьба состоится через месяц. После венчания она покинет замок Ашборн навсегда.

Приговор был вынесен. на мгновение мне даже стало её жаль, хотя меня саму выдали замуж за этого холодного дракона ровно с такой же рассчётливостью.

— Прикажу накрыть ужин в малой гостиной, — сказал он, меняя тему и оторвав меня от мыслей.

Его взгляд скользнул по мне, и в нем на мгновение мелькнуло что-то, что заставило мое сердце учащенно забиться.

— Нам есть что обсудить. Без посторонних, — добавил мужчина и оставил меня одну.

Малая гостиная была куда уютнее многих залов, в которых мне приходилось бывать. Здесь пахло старым деревом, воском и слабым ароматом дыма от камина. Стол был накрыт на двоих, между нами горели свечи, отбрасывая танцующие тени на стены.

Ужин прошел сперва в деловой атмосфере. Я доложила герцогу о мерах, принятых для временного утепления оранжерей, о найме нового поставщика стекла и о начале полного аудита всех счетов, проходивших через руки Изабеллы за последние три года.

Он слушал, кивал, задавал редкие уточняющие вопросы, но под столом наше колени почти касались, и каждый случайный взгляд длился на секунду дольше, чем того требовала необходимость.

Когда остатки трапезы унесли и мы остались одни с бокалами густого красного вина, напряжение сменилось. Оно стало густым, тягучим, наполненным невысказанными мыслями.

— Вы хорошо справились, Линель, — произнес он тихо, вращая бокал в руках. Его пальцы, сильные и шероховатые, выглядели невероятно нежными на тонкой ножке бокала. — Не растерялись. Действовали быстро и разумно.

— Я просто делала то, что должна была, — так же тихо ответила я, чувствуя как румянец опалил мои щёки.

— Нет, — Эррон покачал головой, а его взгляд был прикован ко мне. — Вы делаете больше. Намного больше. Завтра утром я объявлю о решении относительно Изабеллы на семейном совете. Официально.

Я лишь кивнула. Семейный совет, от которого осталась лишь она да он. И теперь я.

Мы просидели еще некоторое время в молчании, но оно уже не было неловким. Когда я поднялась, чтобы удалиться, его рука легла на мою, удерживая на месте. Его прикосновение обожгло кожу.

— Линель, та ночь… Она не была лишь долгом.

Мое сердце замерло на миг, а затем ускорилось с удвоенной силой. Я посмотрела на него, на его серьезное, прекрасное лицо в свете свечей, и не нашла слов. Но, кажется, он и не ждал их.

На следующее утро замок взорвался новостью, даже прежде чем прошёл тот самый семейный совет.

Она распространилась быстрее пожара. От ключниц к прачкам, от конюхов к стражникам. Герцог нашел сестре жениха. Лорда Гарриха. С Севера. Через месяц свадьба и её отъезд.

Изабеллу, казалось, подменили. Гордая, надменная львица, еще вчера диктовавшая волю всему замку, появилась в обеденном зале бледная, с лихорадочным блеском в глазах. Она прошла прямо к столу, за которым мы с Эрроном завтракали, и остановилась напротив, не обращая на меня ни малейшего внимания.

— Брат, — ее голос дрожал от сдерживаемых эмоций, но в нем слышалась стальная решимость. — Это правда? Ты выдаешь меня за этого… северного медведя? Сослать в ту глушь, как какую-то провинившуюся служанку?

Эррон медленно отложил нож. Его лицо было спокойно.

— Это не ссылка, Изабелла. Это брак. Достойный брак для сестры герцога Ашборна.

— Достойный? — она фыркнула, и в ее глазах вспыхнула настоящая ярость. — Он старый, грубый солдафон! У него двое детей от первой жены! Его замок — это каменная трущоба на краю света! Я не могу выйти за него замуж! Я отказываюсь!

Последние слова она выкрикнула. Весь зал замер, затаив дыхание.

Эррон поднялся на ноги. Его тихий, холодный ответ прозвучал громче любого крика.

— Ты не отказываешься, Изабелла. Ты будешь делать то, что положено. Ради семьи. Ради нашего имени. Твоего имени. Ты совершила ошибки. Очень серьезные ошибки. Это твой шанс искупить их и начать новую жизнь. Единственный шанс, который я тебе даю.

— Но я не могу, — на её глазах появились слёзы. — Он не захочет принять меня.

Глава 21

Тишина в зале после слов Изабеллы стала абсолютной, гулкой, давящей. Слуги решили сделать вид, что их здесь не существовало. Даже потрескивание поленьев в камине казалось неестественно громким. Ее слова были наполнены таким отчаянием, что его уже нельзя было списать на простую капризность.

Эррон замер. Его спина на мгновение словно окаменела. Он медленно обвел взглядом зал, видя десятки пар глаз, устремленных на него, на его сестру. Он видел любопытство, страх. И я видела, как в его глазах, всего на миг, мелькнула тень догадки, которая, возможно, жила в нем годами, но которую он никогда не позволял себе озвучить. А я не могла знать о его мыслях, ведь в этом доме провела ещё слишком мало времени.

Он сделал шаг к Изабелле.

— Объясни, — его голос был тихим, но он резал тишину, словно лезвие. — Почему он не захочет тебя принять, Изабелла? Что ты натворила?

Она молчала, сжимая руки в белых от напряжения кулаках, ее глаза были полны слез стыда и ярости. Она не смотрела на него, уставившись в пол.

— Если у тебя нет внятного объяснения, — продолжил он, и его тон стал еще холоднее, еще безжалостнее, — то остается лишь одна причина для такого категоричного отказа. Причина, которая сделает любой брак невозможным. И которая требует подтверждения.

Изабелла резко подняла на него голову, ее глаза расширились от ужаса. Она поняла, куда он клонит, раньше, чем кто-либо еще в зале.

— Нет… — прошептала она, отступая на шаг. — Брат, ты не посмеешь. Ты не можешь так опозорить меня!

— Опозорила себя ты. Своими делами. Своими намеками. Своим отказом подчиниться воле главы семьи. Теперь у меня нет выбора. Я должен быть уверен.

Он повернулся к одному из старших слуг, стоявших у стены.

— Привести сюда Марию-лекарку. Немедленно.

По залу пронесся сдержанный гул. Мария-лекарка была старой вдовой, которая жила на краю поместья и принимала роды у крестьянок и служанок. Ее репутация была безупречной, а слово — весомым в таких делах.

— Нет! — крик Изабеллы был полон настоящей искренней паники. Она бросилась к брату, ухватившись за рукав его камзола. — Эррон, прошу тебя! Не делай этого! Не заставляй проходить через это унижение! Я твоя сестра!

Он смотрел на нее, и в его глазах была лишь непоколебимая, ледяная решимость.

— Именно потому, что ты моя сестра и носишь имя Ашборн, это необходимо. Чтобы положить конец сплетням. Чтобы развеять твои же туманные намеки. Чтобы я знал, с чем имею дело.

Он мягко, но неумолимо освободил свой рукав из ее дрожащих пальцев.

Мы ждали. Минуты растягивались в часы. Изабелла стояла, прислонившись к стене, белая как полотно, смотря в одну точку и беззвучно шевеля губами. Я не находила себе места, чувствуя себя одновременно и свидетельницей, и невольной причиной этого публичного крушения. Если бы я не начала во всём разбираться, если бы не посягнула на её роль управляющей этого дома…

Наконец, дверь открылась, и в зал вошла женщина. Невысокая, сухонькая старушка в темном платье и белом чепце, с умными, всевидящими глазами. Она молча поклонилась Эррону.

— Мария, — сказал он без предисловий. — Проведи осмотр леди Изабеллы Ашборн. Немедленно. И дай мне правдивый ответ. Сохранила ли она свою честь?

Старушка кивнула, без тени смущения или страха. Она привыкла к своей работе. Она подошла к Изабелле, которая съежилась, словно от удара.

— Пойдемте, миледи, — тихо сказала Мария. — Не займет много времени.

Изабелла бросила на брата взгляд, полный такой ненависти, что мне стало холодно. Но сопротивляться было бесполезно. Она покорно пошла за лекаркой в небольшую комнату для слуг, примыкающую к залу, где уже всё подготовили для осмотра.

Ожидание стало невыносимым. Эррон стоял у камина, неподвижный, как статуя, уставившись в огонь. Я не решалась ни заговорить с ним, ни уйти.

Наконец, дверь открылась. Вышла сначала Мария-лекарка. Ее лицо было серьезно. Затем, медленно, вышла Изабелла. Она выглядела совершенно разбитой. Все ее надменное величие испарилось, оставив лишь жалкую, испуганную девушку.

Мария подошла к Эррону и тихо, но четко, так что слышали только мы трое, произнесла:

— Ваша светлость. Леди Изабелла не девственница. И не была ею, судя по всему, в течение довольно долгого времени.

Тишина, последовавшая за этими словами, была оглушающей. Эррон закрыл глаза на мгновение, словно принимая последний, сокрушительный удар. Когда он открыл их снова, в них была лишь пустота.

— Благодарю, Мария. Ты свободна.

Старушка поклонилась и удалилась, оставив нас троих в звенящей тишине.

Эррон посмотрел на сестру. Не с ненавистью. С каким-то странным, ледяным пониманием.

— Вот почему, — произнес он тихо. — Вот почему воровство. Вот почему отказ от всех достойных партий, которые я тебе предлагал, хотя в этом году тебе уже будет двадцать четыре. Ты копила состояние не для приданого. Ты копила его для себя. Потому что знала, что чести тебе уже не вернуть, а значит, и брака по расчету с хорошим человеком не будет. Только безбедная старость вдали от чужих глаз и сплетен. И ради этого ты грабила наш собственный дом.

Изабелла не отрицала. Она просто стояла, опустив голову, и молчала. Ее молчание было красноречивее любых признаний.

Эррон глубоко вздохнул. Казалось, с него сняли тяжеленный груз обмана, но на его плечи лёг новый груз разочарования.

— Твоя свадьба с лордом Гаррихом отменяется, — сказал он жёстко. — Он человек чести. Он не примет тебя. Как и никто другой из достойных мужчин.

Он повернулся, чтобы уйти, но на пороге остановился.

— Ты останешься в своих покоях. Без права выхода. Твое содержание будет урезано до минимума. Ты будешь жить на то, что успела накопить своим воровством. Наслаждайся своими сокровищами, Изабелла. Они теперь все, что у тебя осталось.

Глава 22

Я весь день не находила себе места из-за произошедшего. Обдумывала все возможные варианты и никак не могла заставить себя заняться делами.

А всё потому, что была уверена в неправильности решения Эррона.

Но как ему сказать об этом? Как поставить под вопрос прямой приказ герцога и мужа?

Как убедить его в том, что запереть Изабеллу было не лучшим выходом?

Я не знала, но должна была попробовать. Правда с мыслями собралась лишь к вечеру.

Тишина в кабинете была густой и тяжёлой, что ощущалась почти физически.

Эррон стоял у камина, его профиль резко вырисовывался на фоне пламени. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлен в никуда, но каждый мускул в его теле был напряжен до предела. Воздух звенел от невысказанных слов и подавленной ярости.

Я подошла к его столу, пальцы бессознательно скользнули по гладкой поверхности дерева. Картина унижения Изабеллы стояла перед глазами, смешиваясь с горьким осадком собственных воспоминаний.

Да, она была виновата. Да, она ненавидела меня и пыталась уничтожить. Но то, что только что произошло, было публичной казнью. И казнью без будущего.

Сделать глубокий вдох было физически больно.

— Эррон, — голос мой прозвучал хрипло, заставив его повернуть голову. Его глаза, холодные и пустые, встретились с моими. — Ей все еще нужен муж.

Он не ответил. Просто смотрел, ожидая моих следующих слов. Я выпрямила спину, собирая всю свою волю.

— Не по доброте душевной, — продолжила я, тщательно подбирая слова. Говорить на его языке было единственным шансом быть услышанной. — А потому что загнанный в угол зверь опасен. У нее остались деньги, связи, которые мы еще не отрезали, и вся ее ярость. Оставить ее здесь, в этих стенах, умирать медленной смертью от обиды и злобы, значит оставить тлеющий уголек под собственным домом. Рано или поздно она найдет способ сжечь все дотла.

Я видела, как его пальцы сжались в кулаки.

— У нее нет чести. Нет будущего. Ни один уважающий себя человек…

— Тогда найдем того, кто её подойдёт, — перебила я, заставляя голос звучать тверже. — Или того, кому ее имя и остатки состояния важнее ее прошлого. Или того, кто достаточно далек от здешних сплетен. Возможно у неё даже есть кто-то на примете. Ты же нашел меня. Совершенно чужую, без рода, без имени, без гроша за душой. Разве не могла она, твоя кровь, твоя сестра, воспитанная в роскоши, получить такой же шанс?

Последние слова повисли в воздухе и остались без ответа. Он отвел взгляд, его челюсть напряглась.

— Я не предлагаю простить ее или забыть то, что она сделала, — добавила я тише. — Я предлагаю сменить тактику. Вместо тюремщика ты, как брат и хозяин дома, должен стать стратегом. Убрать угрозу с глаз долой, подальше, под контроль того, кто будет держать ее в узде или любить со всеми её грехами. Это не милосердие. Это благоразумие.

Он медленно повернулся ко мне полностью.

— Ты просишь меня найти для нее мужа-тюремщика, — произнес он сокрушающе. — Купить ей надзирателя.

— Я прошу тебя обезвредить магическую бомбу, которая может рвануть нам в лицо, — поправила я. — И да, возможно, заплатить за это. Разве твое спокойствие и безопасность твоего дома не стоят того? Разве за возможное счастье сестры не стоит хотя бы немного бороться?

Он издал короткий, сухой звук, похожий на усмешку, но в нем не было ни капли веселья.

— Ты становишься опасной, Линель. Слишком хорошо учишься играть по нашим правилам.

— Я выживаю, — просто сказала я, чувствуя как напряжение немного спадает. — И пытаюсь обеспечить выживание этому дому. Вместе с тобой.

Он замер, и в его глазах мелькнуло что-то, чего я раньше не замечала.

— Хорошо, — выдохнул он наконец, но это прозвучало словно приговор самому себе. — Я подумаю над этим. Поищу варианты.

Облегчение лёгкой волной прокатилось по мне. Я кивнула, не доверяя своему голосу.

Он сделал шаг вперед, и его рука тяжело легла мне на плечо.

— Но помни, — его голос стал тихим и оттого еще более опасным. — Ты должна будешь мне в этом помочь. Так, чтобы замужество Изабеллы не обернулось для нас ещё большим кошмаром.

Глава 23

Эррон сдержал слово. После долгих поисков и переговоров через доверенных лиц был найден жених. Сэр Родрик из дома Листеров.

Небогатый, но древний род, известный своей верностью короне и безупречной, хоть и несколько потускневшей, репутацией.

Его поместье находилось на южной границе, вдали от столичных сплетен, в краю теплых вин и тихих долин. Он был на восемь лет старше Изабеллы, вдовцом без детей, и согласился на брак, получив щедрое приданое и покровительство герцога Ашборна. Это был расчетливый, холодный обмен, и все стороны это понимали.

Мне выпала честь или обязанность сообщить эту новость Изабелле.

Я нашла ее в зимнем саду. Она сидела на каменной скамье, укутавшись в простой шерстяной плащ, и смотрела на замерзший фонтан. Когда-то безупречно ухоженная, она теперь выглядела потускневшей.

Волосы, собранные в небрежный узел, потеряли свой огненный блеск. Платье было простым, без изысков, а на лице, лишенном привычного слоя косметики, проступили усталость и первые мелкие морщинки у глаз. Унижение и заточение сделали свое дело.

Она не повернулась, услышав мои шаги, но ее плечи напряглись.

— Пришла позлорадствовать, герцогиня? — ее голос был хриплым от долгого молчания и лишенным прежней язвительной силы.

— Нет, — тихо ответила я, садясь рядом с ней на холодный камень. — Я пришла поговорить о твоем будущем.

Она фыркнула, но в звуке не было прежней энергии, лишь горькая усталость.

— Какое будущее? Мне уготовано медленно сгнить в четырех стенах, пока мой брат и его новая любимица наслаждаются жизнью. Разве не так?

— Эррон нашел тебе мужа, — сказала я прямо, без предисловий. — Сэр Родрик Листер. Его поместье на юге. В краю, где тепло и спокойно. Он вдовец, но детей не имеет. Однако преемником уже выбрал сына младшего брата. И ему нужна жена.

Изабелла замерла, а затем медленно повернула ко мне лицо. В ее глазах, потухших и обведенных темными кругами, вспыхнула искра страха.

— Нет, — прошептала она. — Нет, я не поеду. Я не могу покинуть Ашборн. Это мой дом!

— Этот дом стал для тебя тюрьмой, Изабелла, — мягко, но настойчиво сказала я. — Ты здесь не живешь, ты медленно умираешь. С каждым днем. Я вижу это.

— А что ждет меня там? — ее голос сорвался на высокую, истеричную ноту. — Старый вдовец, который возьмет меня из милости, как котенка из лужи? Чтобы я доживала свой век в забвении, присматривая за его детьсм и считая его скудные доходы? Это лучше?

— Это шанс, — перебила я ее. Я не позволила голосу дрогнуть, хотя ее отчаяние отзывалось во мне щемящей болью. — Шанс начать все с чистого листа. И он не старый. Ему всего тридцать два. Вдали от сплетен, от прошлого, от всего, что тебя здесь держит. Сэр Родрик не Эррон. Он не будет ожидать от тебя невозможного. Он дает тебе кров, статус и свободу. Пусть и ограниченную.

— Свободу? — она горько рассмеялась. — Это не свобода! Это ссылка! Меня вышвыривают, как мусор, подальше от глаз!

— Тебя отпускают, Изабелла, — поправила я.

Я осторожно протянула руку и коснулась ее холодной, неподвижной ладони. Она вздрогнула, но не отдернула руку.

— Здесь тебя ждут только холодные стены и воспоминания о том, что ты потеряла. Там может быть жизнь. Пусть другая. Не такая роскошная. Но своя. Ты сможешь дышать. Ты сможешь быть хозяйкой в своем доме. На своих условиях. Он не против и ничего от тебя не ждёт.

Она смотрела на меня, и по ее бледным щекам медленно покатилась слеза. Одна. Потом другая. Вся ее надменность, вся ярость, казалось, вытекали из нее вместе с этими беззвучными слезами.

— Я боюсь, — призналась она шепотом, и в этом признании не было ни капли прежней Изабеллы. Только испуганная, затравленная девушка.

— Я знаю, — так же тихо ответила я. — Но это лучше, чем медленно исчезать здесь. Поверь мне. Я знаю, каково это быть чужой в холодном доме. Но я также знаю, что даже на камнях может что-то прорасти, если дать этому шанс. Дай себе этот шанс.

Мы сидели молча несколько минут. Она плакала тихо, а я просто держала ее руку, не в силах сказать больше. Стены между нами, возведенные из ненависти и интриг, на мгновение рухнули, обнажив хрупкую, общую для нас уязвимость.

Наконец, она глубоко вздохнула и вытерла лицо краем плаща.

— Листеры… — произнесла она, и в ее голосе появилась тень задумчивости. — У них неплохая библиотека, я слышала. И виноградники.

В этих словах не было согласия. Но в них было первое, крошечное семя принятия. Первый проблеск интереса к жизни за стенами ее темницы.

— Да, — согласилась я, чувствуя, как камень спадает с моей души. — И виноградники, и библиотека. И солнце. Его там намного больше, чем здесь.

Она кивнула, все еще не глядя на меня, и снова уставилась на замерзший фонтан.

Я тихо встала и вышла, оставив ее одну с ее мыслями. Моя миссия была выполнена. Война не была выиграна, но хрупкое перемирие было достигнуто. И для начала этого было достаточно.

Глава 24

День отъезда Изабеллы выдался холодным и ясным. Небо было белесым, бездонным, и редкое уже почти зимнее солнце слепило глаза, отражаясь от инея, покрывшего камни внутреннего двора.

Ночь выдалась на удивление морозная.

Карета, запряженная парой добротных лошадей уже ждала. Рядом суетились несколько слуг, грузя последние сундуки. Сэр Родрик, мужчина спокойный и сдержанный, с умными глазами и в простой одежде, уже сидел верхом на своем коне, терпеливо давая время на прощание.

Он выглядел статным и честным человеком, но явно чувствовал себя не на своём месте в этом холодном каменном замке, отказавшись даже от одного дня для знакомства. Решил ехать сразу, из дороги в дорогу.

Изабелла вышла из замка в скромном, но дорогом темно-красном дорожном платье и плаще. Она выглядела бледной, но собранной.

Ни слез, ни истерик. Только ледяное, достоинство, натянутое, как струна. Она молча приняла от брата прощальный поцелуй в щеку.

Эррон был также непроницаем, его лицо не выражало ничего, кроме формальной учтивости.

Затем она повернулась ко мне. В ее глазах, казалось, ничего не было.

— Прощай, герцогиня, — произнесла она ровным, безжизненным голосом.

— Счастливого пути, леди Изабелла, — ответила я, соблюдая формальности. — Пусть новое место принесет вам покой.

Она сделала шаг к карете, слуга уже открыл дверцу. И тут она замерла, обернулась ко мне снова. И взгляд ее преобразился.

Из пустоты в них плеснул самый настоящий, концентрированный яд. Тот самый, что копился все эти недели унижения. Она подошла ко мне так близко, что ее следующее слова услышали только я и стоящий рядом Эррон.

— Наслаждайся своей победой, пока можешь, баронесса, — ее голос был сладким, как сироп, и острым, как лезвие. — Наслаждайся его вниманием. Его постелью. Но знай одно.

Она сделала паузу, наслаждаясь эффектом. Я чувствовала, как леденеет кровь в жилах.

— Он никогда тебя не полюбит. Никогда.

Эррон сделал резкое движение, чтобы остановить ее, но она уже выпалила, быстрее и тише, впиваясь в меня взглядом:

— У него была любовь. Единственная. Лиана Торренс. Невеста, которую он взял до свадьбы. Она носила его ребенка. И умерла, истекая кровью, на его глазах, потеряв и его жизнь и свою. Ты для него лишь тень. Жалкая замена. Удобная и послушная кукла, чтобы вести его счета и рожать ему наследников. Не более того. Так что живи с этим. С тем, что у тебя даже имя похожее.

Она не стала дожидаться ответа. Развернулась, ловко взобралась в карету без помощи слуг и захлопнула дверцу. Через мгновение экипаж тронулся и скрылся за воротами.

Я стояла, как вкопанная. Слова ее жгли мне кожу. Мир вокруг будто в одно мгновение потерял краски и звуки. Я не видела двора, не слышала голосов слуг, не чувствовала холодного ветра. Только ледяную пустоту внутри, в которую вползало отвратительное, холодное понимание.

Так вот откуда эта вечная холодность. Эта отстраненность. Эта пустота в его глазах, которую я иногда, мне казалось, начинала согревать.

Это была не просто суровость характера. Это была могила. Могила любви, ребенка и той части его души, что могла любить.

Ко мне подошли. Я почувствовала его присутствие, его тепло, но теперь оно обжигало.

— Линель… — его голос прозвучал приглушенно, будто из-под толщи воды.

Я отшатнулась, не глядя на него. Я не могла смотреть на него сейчас. Не могла видеть в его глазах подтверждение или опровержение. Мне нужно было быть одной.

— Простите, мне… мне нужно проверить отчеты по зимним запасам, — выдохнула я какое-то бессмысленное оправдание и, подхватив подол платья, почти побежала обратно в замок.

Я не помнила, как дошла до кабинета. Руки дрожали. Я прислонилась спиной к холодной дубовой двери, пытаясь отдышаться, но воздух не хотел заполнять легкие.

Замена.

Слова Изабеллы звенели в ушах, сливаясь с памятью о его ласках. Такими нежными, такими страстными. Но всегда ли в них была нежность? Или лишь долг? Желание? Попытка забыться?

Я подошла к столу, к горшку с белыми цветами. Они цвели, не зная о моей душевной буре. Я провела пальцем по нежному лепестку. Он был таким хрупким.

Вся наша близость, вся робкая надежда, что начала теплиться в моей груди, теперь казалась пародией.

Я делила постель с призраком. Я целовала губы, которые, должно быть, целовали другую. Я искала любовь в человеке, чье сердце было раз и навсегда похоронено в прошлом.

В этом мире у меня даже тело когда-то принадлежало другой, так на что я рассчитывала? Быть любимой?

Горькая волна подкатила к горлу. Я сглотнула, заставляя ее уйти.

Нет.

Я не позволю ей сломать меня.

Не позволю Изабелле одержать свою последнюю, самую изощренную победу.

Но когда я закрыла глаза, я снова увидела его. Не холодного герцога. А того, каким он, должно быть, был когда-то. Молодого, влюбленного, счастливого.

Я открыла глаза и посмотрела на свои бумаги. На отчеты. На цифры. На мир, который я научилась контролировать.

Но внутри все было перевернуто с ног на голову. Изабелла уехала. Но свой самый смертоносный снаряд она выпустила точно в цель.

Глава 25

Слова Изабеллы еще несколько дней звенели в ушах.

Я пыталась заглушить этот ядовитый шепот скрипом пера о бумагу и строгим языком цифр.

Эррон был прав: убытки от испорченного стекла и задержки с оранжереями нужно было покрыть немедленно, не дожидаясь нового витка аудита или распродажи имущества Изабеллы.

Я погрузилась в финансовые отчеты, выискивая возможности для манёвра. Скрепить печатью указ о сокращении жалования гарнизона или слуг я не могла. Это подорвало бы и без того шаткий авторитет и лояльность людей в замке.

После долгих подсчётов я выявила несколько статей, где можно было временно ужать расходы без критического ущерба. Отложить закупку новой парадной упряжи, сократить финансирование на ремонт нежилых флигелей, перенаправить часть средств из фонда на прием гостей, который после отъезда Изабеллы и Клариссы оказался невостребованным.

Я составила подробную докладную записку с расчетами. Эррон, ознакомившись, кивнул молчаливо и одобрительно. Его взгляд на мгновение задержался на мне, и мне почудилось в нём нечто большее, чем просто деловая оценка. Но я тут же отогнала эту мысль. Нельзя было обманывать себя.

И ведь я изначально не ждала любви.

Меня выдали замуж за холодного незнакомца, и моей единственной целью было выжить и обрести хоть каплю самостоятельности. Так почему же теперь на душе было так пусто? Почему его похвала, столь ценимая мной прежде, теперь отдавала горечью?

К вечеру голова гудела от цифр и мыслей. Я отложила последний сверенный документ и, погасив свечу, вышла из кабинета. Ноги сами понесли меня вниз по широкой лестнице, ведущей в жилые покои. Мысли снова и снова возвращались к его словам, к его прикосновениям, к тому, как он смотрел на меня во время ужина. Было ли в его ласках хоть что-то настоящее?

Я так углубилась в себя, что не заметили неровность ступени. Каблук зацепился за выщербленный край камня и я почувствовала, как тело предательски кренится вперёд, потеряв опору. Из груди вырвался короткий, беззвучный вздох ужаса. Я уже приготовилась к болезненному падению на холодные каменные ступени.

Но его не случилось.

Мощные руки внезапно обхватили меня сзади, резко и уверенно прервав падение. Меня прижали к чему-то твёрдому и тёплому и я ощутила едва уловимый знакомый аромат. Его запах. Сердце в груди забилось бешено, словно испуганная птичка, пытающаяся вырваться на свободу.

Я замерла, почти не дыша, чувствуя каждую мышцу его рук, спасших меня от ушиба, чувствуя тепло его тела через тонкую ткань моего платья. Простая поддержка превратилась в сдержанное, но крепкое объятие.

Он не отпускал меня сразу, будто давая понять, что держит. Что не даст упасть.

— Смотрите под ноги, герцогиня, — его голос прозвучал прямо над моим ухом, низкий и спокойный, без тени упрёка. — Лестницы в этом замке могут быть коварны.

Я не смогла произнести ни слова, лишь кивнула, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. Он медленно, будто нехотя, ослабил хватку, позволив мне обернуться в его объятиях и найти опору под ногами. Но одной рукой он всё ещё придерживал меня за локоть, словно для подстраховки.

В полумраке лестничного пролёта его лицо казалось менее суровым, а в глазах читалась лёгкая озадаченность.

— Вы целы? — спросил он тише.

— Да, — наконец выдавила я, всё ещё чувствуя бешеный стук собственного сердца. — Я… я просто задумалась.

— О цифрах? — уточнил он, и в уголке его губ дрогнула едва заметная улыбка.

— О чём-то вроде того, — смущённо ответила я.

Он кивнул, его пальцы слегка сжали мой локоть, прежде чем окончательно отпустить.

— Не перетруждайтесь. Отчёты подождут до утра.

С этими словами он мягко подтолкнул меня вперёд, вниз по лестнице, и пошёл рядом, на шаг впереди, как бы указывая путь и ограждая от новых опасностей.

Моё сердце по-прежнему бешено колотилось, но теперь уже не только от испуга. От его внезапной близости, от этой неожиданной, суровой заботы, от того, как его простая фраза отозвалась тёплым эхом в моей душе.

Тот миг на лестнице, его крепкие руки и тихие слова, стали маленьким островком спокойствия в бушующем море моих сомнений.

Возможно, я и не была его погибшей любовью, но я была здесь. Я была нужна. И пока что этого было достаточно.

Но судьба, казалось, решила проверить нас на прочность.

Спустя несколько дней, во время утреннего совета с герцогом и Годриком, в кабинет, не постучавшись, ворвался запыхавшийся гонец. Его лицо было землистым от усталости и страха, одежда пропахла потом и дорожной пылью.

— Ваша светлость! — он едва переводил дух, обращаясь к Эррону, но его испуганный взгляд скользнул и по мне. — Вести из деревни на восточной границе поместья… У Черного Ручья.

Эррон отложил перо, которым только что делал пометку на карте.

— Говори.

— Холера, ваша светлость, — выдохнул гонец, и в кабинете повисла гробовая тишина. Даже Годрик побледнел. — Сначала у скота. Теперь и люди. Уже семеро умерли за последние три дня. Староста умоляет о помощи. Люди в панике, некоторые пытаются бежать в леса, разнося заразу.

Глава 26

Холера. Слово, наводящее ужас даже на самых храбрых. Быстрая, безжалостная и беспощадная болезнь, выкашивающая целые деревни. Она не щадила ни бедных, ни богатых.

Эррон встал и в его глазах виделась целая буря из решимости действий и страха за близких. Это была не просто болезнь. Это была прямая угроза всему его поместью, его людям, его власти. Если эпидемия вырвется за пределы одной деревни, последствия будут катастрофическими.

— Годрик, — его голос прозвучал остро и твёрдо, словно в голове у мужчины уже был готовый план. — Немедленно распорядись закрыть все дороги к Темнокаменью. Выставить карантинные посты. Никто не входит, никто не выходит. Нарушителей успокаивать магией и в темницу.

Управляющий, придя в себя, резко кивнул и бросился исполнять приказ.

Эррон повернулся ко мне с тяжелым и требовательным взглядом.

— Герцогиня, вам нужно составить список всего необходимого: лекарства, ткани для бинтов, деготь, известь, продовольствие. Все, что может понадобиться для борьбы с заразой и поддержки деревни в изоляции. У меня есть старые записи военных медиков. Они вам помогут. Сделайте это быстро.

Я кивнула, чувствуя, как на плечи ложится тяжесть ответственности, затмевающая все личные драмы. Не было времени думать о том, любит ли он меня. Нужно было действовать.

— Я принесу ещё книги из библиотеки, — сказала я, уже направляясь к выходу.

Работа закипела. Я погрузилась в изучение сухих, ужасающих своей прямолинейностью медицинских трактатов. Цифры возможных смертей, списки средств, схемы организации карантинных зон.

Эррон отдавал распоряжения, его голос гремел по коридорам замка, поднимая на ноги всю прислугу и стражу.

Ко мне в кабинет то и дело приходили гонцы и служки, докладывая о ходе подготовки обоза. Я сверяла списки, вносила правки, чувствуя странное спокойствие в этом хаосе. Цифры не предавали. Они были моей крепостью.

Вечером, когда все распоряжения были отданы и обоз с медикаментами и продовольствием под усиленной охраной отправился к границе карантинной зоны, я сидела в кабинете одна. Свечи догорали, я чувствовала страшную усталость, но заснуть было невозможно. Перед глазами стояли цифры с числами возможных жертв и это невероятно пугало.

Дверь тихо открылась. В дверном проёме кабинета стоял Эррон. Он скинул плащ, но на нем все еще была походная одежда. Видимо, он только что вернулся с проверки постов.

Мужчина молча подошел к столу и посмотрел на разложенные передо мной бумаги, на мои пометки на полях военного лечебника.

— Вы проделали огромную работу, — произнес он наконец. Его голос был хриплым от усталости, но при этом звучал довольно мягко к моему удивлению.

— Это необходимость, — тихо ответила я, откладывая перо. — Я просто сделала то, что должна была.

— Не просто, — он обошел стол и остановился напротив меня. — Вы сделали это быстро, четко и без паники. Спасли жизни. Возможно, многие жизни.

Он смотрел на меня и в его глазах я увидела уважение.

— Я не могла поступить иначе, — сказала я, опуская взгляд. — Мы в ответе за этих людей.

Внезапно он протянул руку и коснулся моей щеки. Его пальцы были слегка шершавыми, но прикосновение оказалось на удивление нежным. Я вздрогнула, подняв на него глаза.

— Сегодня, — он говорил тихо, — когда пришла эта весть первой моей мыслью было приказать запереть ворота замка и никого не впускать. Обезопасить этот оплот любой ценой. Это был бы расчетливый, холодный шаг правителя.

Он сделал паузу, его пальцы все так же лежали на моей коже, и это сводило меня с ума.

— Но потом я посмотрел на вас. И вспомнил, что вы сказали Изабелле. О том, что дом это не камни, а люди. Вы напомнили мне об этом. Ваша готовность действовать, ваша ясность ума остановили меня от ошибки.

Я замерла, не в силах вымолвить ни слова. Он признавал, что я была права. Что мое влияние изменило его решение.

— Я не хочу, чтобы вы болели, Линель, — произнес он, и мое имя на его устах прозвучало как никогда тепло. — Вы слишком важны. Для поместья. Для этого дома.

Он не сказал “для меня”. Но в этих словах, в его прикосновении, в том, как он смотрел на меня в полумраке кабинета, было больше искренности, чем во всех любовных клятвах, которые я могла себе представить.

Он убрал руку, словно спохватившись, и его лицо снова стало чуть более отстраненным, но стена между нами уже дала трещину.

— Вам нужно отдыхать. Завтра будет не легче. Нужно следить за распространением болезни, координировать поставки.

Я кивнула, все еще не в силах говорить.

Глава 27

Следующие дни слились в единый, напряженный поток времени, где не было места личным терзаниям. Забота о том, была ли я заменой, растворилась в едком запахе дегтя и дыма костров, на которых сжигали зараженные вещи, в горьком аромате лечебных отваров, в бесконечных списках и отчетах.

Замок превратился в штаб по борьбе с эпидемией. Эррон взял на себя военную часть: контроль над карантинными постами, дисциплину, безопасность.

Каждое утро начиналось с совета в его кабинете. Он докладывал о ситуации на границах карантина, о новых случаях, если они, к счастью, просачивались сквозь кордоны. Я — о распределенных ресурсах, о новых партиях лекарственных трав, закупленных у окрестных знахарей, о продовольствии для изолированных деревень.

Мы спорили постоянно. Он требовал ужесточить меры, я настаивала на увеличении помощи, утверждая, что голод и паника убьют людей быстрее болезни. И самое удивительное в том, что он слушал. Иногда уступал. Его холодная расчетливость сталкивалась с моим стремлением спасти каждого, и в этом противоборстве рождался единственно верный баланс.

Однажды вечером пришла весть: в соседней с Темнокаменьем деревушке Заречье заболели двое детей. Староста, боясь карантина, скрыл это. Теперь болезнь бушевала и там.

Эррон, узнав, в ярости схватил со стола тяжелый кубок и швырнул его в камин. Он говорил о глупости и неподчинении, о необходимости показательных наказаний. Я молча слушала, а потом подошла к карте поместья.

— Наказывать будем потом, — сказала я твёрдо. — Сейчас нужно действовать. Здесь, — я ткнула пальцем в точку между двумя деревнями. — Нужен полевой лазарет. Чтобы не возить больных через пол-поместья и не разносить заразу. И чтобы люди из Заречья видели, что мы помогаем, а не только наказываем.

Он смотрел на карту, на мой палец, его гнев понемногу остывал, сменяясь все той же сосредоточенной расчетливостью.

— Годрик! — его голос вновь обрел привычную командирскую твердость. — Слушайте герцогиню. Организуйте.

И мы организовали. Лазарет развернули за два дня. Я лично отбирала самых выносливых и бесстрашных служанок и конюхов, готовых ухаживать за больными под руководством старой Марии-лекарки. Эррон выделил лучших своих людей для охраны и логистики.

Через неделю пришла первая хорошая весть: количество новых заболевших в Темнокаменье пошло на спад. Лечение и профилактика работали.

В тот вечер я засиделась в лазарете, помогая менять повязки и разносить отвары. Когда я возвращалась в замок, уже смеркалось. Я была смертельно усталой, от меня пахло дымом и полынью, а в волосах были запутаны колючки репейника.

Эррон ждал меня на крыльце. Он стоял, опираясь на косяк двери, и смотрел на подходящую меня. В его руке был сверток.

— Вы не были на ужине, — произнес он, но не в качестве упрёка.

Его огненно-красные волосы во тьме казались гораздо темнее, насыщеннее, обрамляя его строгое лицо и создавая интересный манящий эффект, которого я раньше не замечала.

— В лазарете нужна была помощь. Мария не справлялась, — тихо ответила я.

Он кивнул и протянул мне сверток. Внутри был ломоть еще теплого хлеба, кусок сыра и яблоко.

— Ешьте. Вы ничего не ели с полудня.

Я взяла еду, и мои пальцы на мгновение коснулись его. Мы стояли в сгущающихся сумерках, и эта простая забота о моем ужине значила для меня больше, чем любые слова.

— Спасибо, — прошептала я.

— Спасибо вам, — ответил он неожиданно. — В Заречье сегодня не было новых случаев. Вы были правы. Лазарет и помощь остановили панику. Завтра, — сказал он тихо, — я сам поеду в лазарет. Нужно поддержать людей, показать, что их герцог не боится разделить с ними опасность.

Мое сердце сжалось от страха.

— Это неразумно. Риск слишком велик, — попыталась его остановить.

— То есть вы, герцогиня, рисковать можете, а я нет?

Он не стал дожидаться ответа. Развернулся и ушел внутрь замка, оставив меня на пороге с простой едой в руках и с теплом, которое наконец-то стало побеждать холод и тревоги в моей груди.

Эпидемия отступила. Через три недели карантин с Темнокаменья и Заречья был снят. Потери были, но они могли бы быть неизмеримо больше.

В день, когда мы получили последний, чистый отчет от Марии-лекарки, Эррон вошел в мой кабинет. Он выглядел умиротворенным и усталым, но спокойным.

— Наконец болезнь позади, — произнес он, останавливаясь перед моим столом.

— Да, — согласилась я, откладывая перо. — Позади.

Он посмотрел на мой росток, который за время эпидемии выпустил еще два новых листа.

— Вы не сломались, — тихо произнёс герцог сперва в пустоту, а затем заглянул в мои глаза. — Ни перед интригами Изабеллы, ни перед лицом болезни. Вы оказались сильнее, чем я мог предположить.

Я не знала, что ответить. Просто смотрела на него в ожидании продолжения его слов.

— Линель, то, что я сказал тогда о том, что вы важны для дома. Это была не вся правда.

Он сделал паузу, подбирая слова, что для него было редкостью.

— Вы важны. И для поместья. И для этого замка. — Его взгляд словно проник в мою душу. — И для меня. Те слова Изабеллы о Лиане Торренс, забудьте о них. Я был молод и ещё глуп. То, что с ней случилось навсегда останется в моей памяти, но я не хочу, чтобы это знание омрачало ваши мысли. Всё-таки именно вы стали моей первой женой. А драконы в нашей семье не разводятся.

Глава 28

На следующее утро я спустилась вниз с ощущением легкой, почти воздушной эйфории. Даже привычные своды замка казались выше и светлее. Я направлялась в кабинет, уже строя планы на день, который впервые за долгое время не был наполнен борьбой за выживание.

Мой путь лежал мимо двери в зимний сад. И я заметила нечто странное. Из-под дубовой двери тянулась зеленая, живая щепотка плюща. Он никогда там не рос.

С любопытством я отворила дверь и замерла на пороге, глазам своим не веря.

Оранжерея, обычно царство сдержанной, упорядоченной красоты, предстала передо мной в образе буйного, почти дикого тропического леса. Папоротники, обычно скромно ютившиеся в углах, распушились так, что закрыли собой стеклянные стены. Орхидеи, чье цветение было редким и кратковременным событием, цвели огромными, неестественно яркими гроздьями, заполняя воздух тяжелым, дурманящим ароматом. Вьющиеся растения оплели карнизы и свисали с них сплошным зеленым водопадом. Даже каменные плиты на дорожках были приподняты в нескольких местах упрямыми побегами сорной травы.

Воздух был густым и влажным, словно после грозы.

В глубине зала стоял главный садовник и двое его подмастерьев. Они не работали. Они просто смотрели на это безумие с лицами, выражавшими священный трепет и животный страх.

— Ваша светлость, — садовник, увидев меня, сделал шаг вперед, его голос дрожал. — Мы не знаем, что и думать. Это началось прошлой ночью. Сначала мы подумали — тепло, влажно, но это не естественно. Так не бывает. Это словно магия какая-то.

Его взгляд скользнул по моему лицу, и я почувствовала, как кровь отливает от щек. Я знала. Я знала с самой первой минуты, едва переступив порог. Это была не магия «какая-то». Это была моя магия. Та самая сила, что когда-то заставила пробиться росток сквозь камень. Она, долгое время дремавшая где-то глубоко, отозвалась на мое освобождение, на радость, на надежду. И выплеснулась наружу таким неконтролируемым, буйным потоком жизни.

Страх сковал меня. Что, если они догадаются? Что, если Эррон узнает, что причиной этого хаоса невольно стала я?

И так белых ведьм недолюбливают за исключительно мирный дар, а здесь я ещё и стала эпицентром такого беспорядка.

— Удивительно, — заставила я себя сказать, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Я подошла к ближайшей орхидее и прикоснулась к ее лепестку, делая вид, что изучаю. Под пальцами я чувствовала пульсацию той самой силы, теплой и зеленой. Это было и пугающе, и пьяняще. — Вероятно, уникальное сочетание влажности после эпидемии и весеннего солнца. Природа наверстывает упущенное.

Садовник скептически хмыкнул, гладя разросшийся папоротник, словно дикого зверя.

— Природа, говорите… Такое только в сказках бывает, ваша светлость.

В этот момент в оранжерею вошел Эррон. Он искал меня, чтобы обсудить что-то по хозяйству. И замер на пороге, его цепкий взгляд мгновенно оценил масштаб происходящего. Он медленно прошел по главной аллее, его сапоги почти не ступали по дорожке, скрытой буйной зеленью.

Я замерла, ожидая худшего. Ожидая подозрений, вопросов, ледяной отстраненности.

— Интересно, — произнес он наконец, обводя взглядом разросшиеся джунгли. — Ничего подобного я не видел. — Его взгляд вернулся ко мне. — Вы ничего необычного не замечали прошлой ночью?

Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

Он подошел к розовому кусту, который уже почти доставал до стеклянного потолка и был усыпан сотнями цветов, а затем обернулся к садовнику.

— Осмотрите все растения. Особенно корни. И соберите образцы почвы и воды для анализа. Возможно, мы имеем дело с чем-то новым.

Садовник, явно обрадованный таким рациональным подходом, поспешно кивнул и бросился исполнять приказ, уводя с собой подмастерьев.

Мы остались одни в этом зеленом, благоухающем безумии. Эррон подошел ко мне. Он больше не смотрел на растения. Он смотрел на меня. Пристально, глубоко, словно пытаясь разгадать новую, сложную загадку.

— Вы в порядке? — спросил он тихо. — Вас ничего не беспокоит?

Я снова покачала головой, чувствуя, как комок подступает к горлу. Он не подозревал. Он заботился обо мне.

— Нет, — прошептала я. — Все хорошо.

Он медленно кивнул, его пальцы потянулись к одному из побегов ближайшего белого цветка, но не коснулись его, словно опасаясь сломать.

— Странно, — сказал он очень тихо. — Но красиво.

И в этот момент нашелся бутон, который не выдержал и с тихим, шелковистым шелестом распустился прямо у него перед лицом. Изнанка лепестков была нежно-розовой.

Эррон замер, глядя на этот маленькое чудо. А потом его взгляд снова нашел меня.

— У нас много дел, герцогиня, — его слова прозвучали немного отстранённо, но я всё равно видела искреннее удивление.

Мужчина протянул мне руку и вывел меня из оранжереи, после чего вновь окинул меня взглядом.

— С вами точно всё в порядке? Вы выглядите необычно румяной, не простудились?

От его слов я, кажется, ещё сильнее залилась румянцем. Было ли действительно всё это связано с теми словами, что герцог произнёс мне вчера? Могла ли моя магия подобным образом отреагировать на мои эмоции?

Глава 29

То, что началось в оранжерее, оказалось лишь цветочками. В прямом смысле этого слова.

На следующее утро я проснулась от странного, сладковатого и густого аромата, витающего в спальне. Воздух был напоен им, как сад в разгар цветения. Я открыла глаза и села на кровати, протирая глаза, не веря увиденному.

Моя спальня превратилась в уголок дикого леса. Резные дубовые ножки кровати были оплетены нежным жасмином, усыпанным белоснежными звездочками цветов.

По стенам, словно живые гобелены, струился плющ, а по стеганому шелковому покрывалу вились тонкие лозы с крошечными фиалковыми колокольчиками. Даже туалетный столик из темного дерева был украшен гирляндами из незабудок, а из щелей в полу пробивались упрямые травинки и мох, образуя у моих ног мягкий, зеленый ковер.

Это было одновременно прекрасно и ужасающе. Моя магия, подпитанная бурлящими внутри эмоциями вышла из-под контроля окончательно. Она не просто реагировала на природу за стенами замка. Она преображала само мое убежище, делая его частью себя.

Я в ужасе вскочила с кровати, стараясь не наступать на хрупкие ростки. Что делать? Бежать? Сказать, что это проделки домового? Но дверь уже открылась.

На пороге стоял Эррон. Он пришел обсудить планы на день, как это вошло у нас в привычку после эпидемии. Его рука замерла на дверной ручке, а лицо, обычно непроницаемое, выразило целую гамму чувств. Шок, недоумение, мгновенную оценку угрозы и, наконец, понимание. Глубокое, бездонное понимание.

Его взгляд скользнул по цветущей кровати, по заросшему плющом туалетному столику, по моему перекошенному от страха лицу.

Он молча вошел, прикрыл за собой дверь и обвел взглядом комнату.

— Так вот куда делись все ростки из оранжереи, — произнес он на удивление спокойно. — Они просто перебрались поближе к источнику.

Я не могла пошевелиться, ожидая осуждения, гнева, отторжения.

Он подошел ко мне, осторожно ступая по зеленеющему полу, и остановился в двух шагах. Его глаза изучали мое лицо.

— Почему ты не сказала мне сразу? — спросил он тихо и я расслышала в этом вопросе едва различимую досаду. — В тот день в оранжерее. Я спрашивал.

— Я… я боялась, — выдохнула я, и голос мой предательски дрогнул. — Боялась, что ты, что все будут смотреть на меня как на чудовище. Или как на ведьму. Белая магия не опасна, но она странная. Непонятная. И бесполезная в бою.

— Многое в этом мире непонятно, Линель, — он произнес мое имя, и оно прозвучало как констатация факта. — Но игнорировать проблему не значит решить ее. Особенно когда проблема, — он кивнул в сторону цветущей кровати, — начинает буквально прорастать сквозь стены. Это привлечет ненужное внимание.

— Я не знаю, как это контролировать, — призналась я, опуская голову. — Оно просто происходит. Когда мне хорошо. Или плохо. Оно чувствует мои эмоции и вырывается наружу.

Эррон тяжело вздохнул. Он подошел к кровати, внимательно посмотрел на узор из живых цветов на одеяле.

— Я не знаю твоей магии, — сказал он. — Моя стихия огонь и сталь. Она требует воли, концентрации, направленного усилия. Ею нельзя управлять в полусне или в порыве чувств. Иначе сгорят дотла и враги, и друзья. — Он повернулся ко мне. — Но любая магия это энергия. А управление любой энергией подчиняется базовым законам. Первый из которых осознание и концентрация.

Он протянул ко мне руку ладонью вверх.

— Дай мне руку.

Я колебалась, но потом медленно положила свою ладонь на его. Его пальцы сомкнулись вокруг моих, крепко и уверенно. Его кожа была теплой, почти горячей.

— Закрой глаза, — мягко скомандовал он. — И дыши. Ровно. Глубоко. Не думай ни о чем. Просто чувствуй. Чувствуй энергию внутри себя. Не пытайся ее направлять. Просто найди ее.

Я послушалась. Сначала было трудно. В голове крутились обрывки мыслей, страхов, смущения от его близости. Но его рука была твердой точкой опоры в этом хаосе. Я сосредоточилась на дыхании.

Вдох. Выдох. И постепенно я начала ощущать что-то теплое, пульсирующее, живое сияние где-то в глубине груди. Оно было похоже на маленькое, спящее солнце.

— Я чувствую, — прошептала тихо.

— Хорошо, — его голос был тихим и ровным проводником в незнакомом мире. — Теперь представь, что эта энергия просто вода в кувшине. Ты несешь ее и стараешься не расплескать. Сосредоточься. Собери ее. Не дай ей растечься.

Я попыталась. Мысленно я обняла это теплое сияние, стараясь удержать его в себе, сжать до яркой, компактной точки. Это было невероятно трудно. Энергия так и норовила вырваться, отозваться на биение моего сердца, на тепло его руки.

— Не получается, — с отчаянием выдохнула я.

— Получается, — возразил он. — Смотри.

Я открыла глаза и ахнула. Цветы на кровати и стенах слегка потускнели, их рост замедлился. Они не исчезли, но их буйство приостановилось, словно затаилось в ожидании.

— Ты смогла, — сказал Эррон, и в его глазах я увидела искру удовлетворения. — Ненадолго. Но это начало. Тебе нужно научиться держать этот кувшин всегда. Особенно когда твои эмоции сильны. Это не значит подавлять их. Это значит не позволять им расплескивать твою силу без твоего разрешения.

Он отпустил мою руку. Я тут же почувствовала, как энергия внутри меня снова рвется наружу, и цветы на кровати ожили, стали чуть ярче.

— Видишь? — он улыбнулся своим редким, почти невидимым образом. — Постоянный контроль. Это как тренировка мышцы. Ее нужно укреплять.

Он помолчал, глядя на меня с новой, серьезной оценкой.

— Мне не научить тебя всему. Мои методы слишком грубы для твоей магии. Огонь сжигает, а тебе нужно выращивать. Но основы я могу дать. А потом, — он повернулся и вышел из комнаты, бросив на прощание: — Одевайся и завтракай. Мне нужно отправить несколько писем. Тебе потребуется учитель.

Глава 30

Следующие несколько дней стали для меня временем странного и напряженного дуализма. С одной стороны были привычные обязанности герцогини: отчеты, приемы старост, управление хозяйством. С другой появилась совершенно новая, пугающая и манящая реальность, в которую я лишь робко ступала.

Эррон, вопреки всем моим ожиданиям, не переложил моё обучение на плечи будущего учителя и не отстранился. Каждый день, ровно в час, когда солнце достигало зенита и его лучи падали в мой кабинет самым ярким светом, он приходил ко мне.

Эти уроки были непохожи ни на что, что я могла представить. Не было ни волшебных посохов, ни заклинаний на древних языках. Была лишь суровая, почти военная дисциплина и его неумолимая воля.

Мы начинали с самого простого дыхания. Сидя друг напротив друга, в полной тишине, мы просто дышали. Ровно. Глубоко. Он следил за каждым моим вздохом, и если я сбивалась, его голос, холодный и четкий, возвращал меня:

— Сосредоточься. Воздух это проводник энергии. Ты должна чувствовать его движение.

Потом мы перешли к кувшину. Я снова и снова должна была находить внутри себя тот источник тепла и света, собирать его в воображаемый сосуд и удерживать. Сначала у меня ничего не получалось. Сила вырывалась наружу при малейшей потере концентрации. То чернильница на столе прорастала мхом, то перо в моей руке пускало зеленые побеги, а из щелей в полу тут же пробивалась трава.

Эррон не ругал меня. Он просто смотрел на эти проявления моей неудачи с оценивающим взглядом и говорил со мной спокойно.

— Снова. Сильнее. Воля, Линель. Магия это не чувство. Это инструмент. А воля это рука, что держит его.

И что самое удивительное я слушалась. Его присутствие, его непоколебимая уверенность действовали на меня лучше любого успокоительного. И мне это невероятно нравилось, ведь я словно открыла для себя новую сторону в холодном и, казалось, чужом мужчине. Под его пристальным взглядом мне постепенно удавалось удерживать контроль все дольше и дольше. Минуту. Пять. Десять.

Однажды, после особенно удачной попытки, когда я продержалась почти четверть часа, не дав жизни прорваться ни в одном уголке кабинета, он молча кивнул. И в его глазах я увидела нечто вроде гордости. Скупой, сдержанной, но настоящей.

— Теперь ты готова, — произнес он. — Чтобы учиться по-настоящему.

Учительница прибыла через два дня. Ее звали матушка Илэйн. Это была худая, жилистая женщина лет шестидесяти, с седыми волосами, убранными в строгую косу, и глазами цвета весенней листвы, которые видели больше, чем следовало. Она была одета в простое, но добротное платье из некрашеного льна, а из вещей при себе имела лишь холщовый мешочек с травами и посох из причудливо изогнутого орешника.

Эррон представил нас в той самой оранжерее, которая уже пришла в относительный порядок, но все еще выглядела невероятно пышной.

— Матушка Илэйн, — сказал он, — лучшая целительница и травница во всем Восточном нагорье. Она согласилась стать вашей наставницей.

Я ожидала увидеть почтенную и строгую даму, но Илэйн, едва взглянув на меня, улыбнулась такой теплой, лучистой улыбкой, что вся моя нервозность мгновенно улетучилась.

— О, дитя моё, — ее голос звучал как шелест листвы, тихо и умиротворяюще. — Какая буря в тебе. Какая дивная, прекрасная буря.

Она обошла меня вокруг, не скрывая любопытства.

— Герцог говорил, что ты не контролируешь свой дар. Но он ошибается. Ты контролируешь его именно так, как должно в твои годы и с твоей силой. То есть всем своим существом. Просто твое существо пока что это сплошная эмоция. Мы научимся направлять ее, а не запирать. — Она бросила взгляд на Эррона. — Ваши уроки воли, ваша светлость, бесценны. Но теперь позвольте мне показать ей другую сторону силы. Не сжимать кулак, а раскрывать ладонь.

Эррон, к моему удивлению, лишь молча кивнул и удалился, оставив нас одних.

Мы ходили по саду, трогали кору деревьев, чувствовали под ногами землю. Она учила меня не сжимать энергию, а слушать ее. Слушать ритм роста травы, пульс земли под ногами, тихую песню воды в ручье.

— Твоя сила не в кувшине, дитя, — говорила она, усаживая меня под старой яблоней. — Она в корнях. Ты не должна носить ее с собой. Ты должна чувствовать, как она течет через тебя из самой земли. Ты проводник, а не сосуд. Позволь ей идти. И направляй не волей, а намерением.

С ней моя магия перестала быть проблемой, которую нужно решить. Она стала даром, который нужно понять. Илэйн показала мне, как не гасить жизнь вокруг себя, а направлять ее. Я училась понимать как помочь завязям на яблоне набраться сил, как ускорить рост лекарственных трав на грядках, не вызывая при этом бурного хаоса.

А после уроков мы часто пили травяной чай в ее маленькой комнатке в замке. Она была чудесной собеседницей. Рассказывала истории о древних духах лесов, о свойствах трав, о том, как белая магия на самом деле ценилась в старые времена, до того как всех стали делить на полезных и бесполезных магов.

Она никогда не спрашивала напрямую о моих отношениях с Эрроном, но ее тихие, мудрые вопросы помогали мне самой разобраться в своих чувствах.

— Сила, что рвется наружу от счастья, это самый прекрасный и самый опасный дар, дитя мое, — сказала она как-то вечером, глядя на пламя в камине. — Его легко принять за слабость. Но именно она является признаком настоящей, живой силы. Не бойся ее. Просто научись делиться ею с миром осознанно.

Я смотрела на женщину и понимала, что Эррон был прав, найдя именно ее. Он дал мне сталь для моего внутреннего стержня. А матушка Илэйн учила меня быть гибкой ивой, что гнется под ветром, но не ломается. И в этом странном, двойном учении я наконец-то начала обретать не просто контроль. Я начала обретать себя.

Глава 31

Покой, длившийся несколько недель, оказался обманчивым. Он был не затишьем после бури, а скорее зловещим затишьем перед ураганом. Я постепенно училась контролировать свой дар. Уроки с Эрроном закалили мою волю, а занятия с матушкой Илэйн научили меня слышать ритм жизни вокруг, а не просто подавлять его. В замке и его окрестностях больше не было аномального цветения, лишь невероятно обильный, здоровый урожай и небывалая пышность садов, что списывали на удачный год и грамотное управление.

Как же мы ошибались.

Первой ласточкой стало письмо, доставленное королевским гонцом. Эррон, вскрыв его за завтраком, нахмурился. Его пальцы сжали пергамент так, что костяшки побелели.

— Советник короля, лорд Виктас, намерен посетить нас с инспекцией, — произнес он, откладывая письмо. Его голос был ровным, но я уловила в нем сталь. — Формально — чтобы поздравить с успешным преодолением эпидемии и обсудить новые торговые пути. Неформально…

— Неформально? — подсказала я, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

— Неформально его сопровождает леди Кларисса Д'Арси, — он посмотрел на меня, и в его взгляде я прочла все, чего он не сказал вслух. Это был визит с проверкой. И Кларисса была здесь не случайно.

Она не простила своего изгнания. И она нашла способ нанести ответный удар. Через самого короля.

Лорд Виктас прибыл через неделю. Это был сухопарый, поджарый мужчина с лицом, не выражавшим никаких эмоций, и глазами-буравчиками, которые, казалось, видели все и сразу. Его свита была невелика, но состояла из блестящих столичных аристократов. И среди них, словно ядовитый цветок среди сорняков, сияла Кларисса.

Она была ослепительна в платье цвета морской волны, ее золотые локоны уложены в замысловатую прическу. Когда ее взгляд упал на меня, на ее губах заиграла сладкая, ядовитая улыбка. Она выглядела так, словно пришла на праздник.

Первые два дня визита прошли в рамках строгого этикета. Обеды, охоты, осмотр поместья. Лорд Виктас был вежлив, но неумолимо дотошен. Он задавал вопросы об управлении, о налогах, о мерах во время эпидемии. Эррон парировал с холодной, отточенной точностью. Но я видела, как напряжена его спина, как он каждый раз, когда Кларисса открывала рот, чтобы сделать милое, невинное замечание, внутренне готовился к атаке.

Атака произошла на третий день, во время прогулки по парку. Лорд Виктас, любуясь невероятно пышными розами, вдруг обернулся ко мне.

— Поистине удивительный климат в ваших краях, герцогиня, — произнес он своим безжизненным голосом. — После такой суровой эпидемии ожидаешь увидеть упадок. А здесь просто буйство жизни. Будто сама природа решила вознаградить Ашборнов за их стойкость.

— Мы много труда вложили в восстановление, ваша светлость, — мягко ответила я, чувствуя, как подкрадывается опасность.

— О, конечно! — тут же вступила Кларисса, подлетая к нам, словно пестрая бабочка. — Линель просто вложила всю свою душу в эти сады! Такая у нее особая связь с землей. Просто волшебная. — Она сделала паузу, чтобы ее слова повисли в воздухе, и повернулась к Виктасу. — Вы не поверите, лорд, но еще несколько месяцев назад здесь была сущая пустыня. А теперь взгляните только! Словно по мановению волшебной палочки.

Лорд Виктас поднял бровь. Его взгляд стал еще более пристальным.

— Волшебной палочки? Любопытное выражение, леди Кларисса.

— О, я просто образно, — она засмеялась, но ее глаза, холодные и колкие, были прикованы ко мне. — Конечно, все дело в умелом управлении и, несомненно, в благосклонности богов к нашему дорогому Эррону. Но надо признать, герцогиня обладает каким-то особым даром. Все, к чему она прикасается, буквально расцветает. Не правда ли? Даже в замке, слышала, комнаты ее выглядят необычно зелеными.

Воздух вокруг нас стал ледяным. Эррон подошел ближе, его плечо почти коснулось моего. Я чувствовала исходящее от него напряжение, готовое в любой момент превратиться в разрушительную грозу.

— Леди Кларисса склонна к преувеличениям, — произнес он, и его голос резал воздух, как обнаженный клинок. — Герцогиня увлечена садоводством. И мы наняли лучших садовников. Никакой магии здесь нет.

— Разумеется, разумеется! — Кларисса притворно всплеснула руками. — Кто бы говорил о магии? Я лишь восхищаюсь умением герцогини. Хотя… — она прищурилась, — учитывая, сколько слухов ходит о странных явлениях в этих краях после ее приезда. Эпидемия, остановленная столь странными карантинами, а теперь вот эта неестественная плодородность... Люди суеверны, ваша светлость. Они шепчутся.

Лорд Виктас смотрел на меня, и в его глазах загорелся интерес хищника, учуявшего слабину.

— Шепот народа, — протянул он. — Иногда в нем есть зерно истины. Герцогиня, вы ничего необычного за собой не замечали? Какой-то особой связи с природой? В вашем роду не было целителей? Травниц?

Я стояла, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Кларисса едва ли не тыкала пальцем с криком “ведьма!”. Она сеяла семена сомнения в уме королевского советника. И эти семена падали на благодатную почву его подозрительности.

И несмотря на то, что фактически моя магия не была тем, что следует скрывать, всё-таки мы с Эрроном решили держать её в тайне, поскольку она могла привлечь ненужное внимание. Не зря же долгие годы белые ведьмы принижались обществом и властью.

Эррон сделал шаг вперед, заслонив меня собой.

— Лорд Виктас, — его голос звучал тихо, но с неоспоримой властью. — Моя жена урождённая баронесса Шейд. Её род известен своей преданностью короне, а не какими-то колдовскими баснями. Я считаю эту тему исчерпанной. И слухи, порочащие честь герцогини Ашборн, будут восприняты как личное оскорбление.

Глава 32

Это была прямая угроза, от которой в воздухе повисло напряжение. Лорд Виктас, почувствовав резкую смену тона, слегка отступил, сделав формальный поклон.

— Разумеется, ваша светлость. Я и не думал оскорблять герцогиню. Простая светская беседа. Леди Кларисса, пожалуй, слишком увлеклась.

Кларисса надула губки, изображая обиду, но в ее глазах плясали чертики торжества. Она добилась своего. Змея яда была запущена.

Вечером того дня я не могла уснуть. Я стояла у окна в своей спальне, глядя на темный сад, который вдруг стал казаться не убежищем как было последние дни, а источником опасности. Каждый шепот листьев на ветру напоминал мне о шепоте придворных сплетен.

Тихо открылась дверь и в комнату вошел Эррон. Он был без камзола, в одной рубашке, и выглядел так же уставшим и напряженным, как и я.

— Они не успокоятся, — сказала я тихо, не оборачиваясь. — Кларисса будет лелеять эти подозрения, пока они не прорастут.

— Я знаю, — он подошел и встал рядом. — Виктас человек короля. Его задача находить угрозы. А все необъяснимое он считает угрозой.

— Что нам делать? — в моем голосе прозвучала беспомощность, которую я ненавидела.

Он повернулся ко мне и лунный свет окрасил его лицо в холодные, почти каменные оттенки.

— Мы сделаем то, что всегда делаем Ашборны. — В его глазах горел знакомый огонь решимости. — Мы будем сильнее. Мы будем умнее. И мы подготовимся. Если они ищут ведьму, они ее не найдут. Они найдут герцогиню, чья преданность мужу и земле не подлежит сомнению. А твой дар станет нашей тайной силой. А не слабостью.

Он взял мою руку, уверенной твёрдой хваткой, от которой по всему телу разлилось тепло.

— Завтра на прощальном пиру ты будешь сиять, Линель. Как полноправная хозяйка этого замка. Ты будешь умна, остроумна и невозмутима. Понятно?

Я посмотрела в его глаза и эта уверенность оказалась сильнее моих страхов и волнений. Она оказалась такой заразительной, что я не могла не согласиться, а потому лишь кивнула.

— Понятно.

***

Прощальный пир был настоящим полем битвы, где оружием служили улыбки, изящные обороты речи и ледяная вежливость. Я надела свое лучшее платье, подаренное мне герцогом. Великолепное белое платье из переливающегося на свету шёлка, подчеркивающее мой статус. Волосы уложила в сложную, но строгую прическу, а на шее красовался фамильный аметист Ашборнов.

Эррон встретил меня у входа в бальный зал. Его взгляд, быстрый и оценивающий, скользнул по мне и я увидела в этом одобрение.

— Готовы, герцогиня? — спросил он тихо, предлагая руку.

— Как никогда, — выдохнула я, положив ладонь на его рукав. Его уверенность была моей самой надёжной защитой.

Мы вошли вместе. Зал замер на мгновение, а затем взорвался гулом приветствий. Но я чувствовала и другие взгляды среди толпы. Они были колючие, полные любопытства и злорадства. Кларисса, сиявшая в золотом платье, как отполированная монета, наблюдала за нами со сладкой улыбкой, за которой скрывалась жажда крови. Кажется, я ощущала её каждой клеточкой своего тела.

Пир шел своим чередом. Я сидела рядом с Эрроном, поддерживая светские беседы, смеясь в нужных местах, демонстрируя безупречные манеры. Я говорила о новых сортах пшеницы, выведенных нашими агрономами, о планах по осушению болот на востоке поместья, о тонкостях севооборота. Я была воплощением рачительной, просвещенной хозяйки, чьи интересы не выходили за рамки управления имением.

Лорд Виктас, сидевший по правую руку от Эррона, слушал внимательно, задавая уточняющие вопросы. Его непроницаемое лицо не выдавало мыслей, но я видела, как его взгляд временами останавливался на моих руках, которые по слухам могли творить чудеса.

И тогда Кларисса нанесла удар. Подняв бокал, она обратилась ко мне с самой ядовитой из своих сладких улыбок.

— Дорогая Линель, просто поразительно, с каким знанием дела вы говорите о сельском хозяйстве! Прямо загляденье! Большинство дам нашего круга скучают при таких разговорах, считая их недостойными своего положения, — она сделала многозначительную паузу, окинув других девушек мимолётным взглядом. — Но вы, кажется, нашли в этом свое истинное призвание. Просто душой приросли к земле.

В ее словах был подобран каждый шип. Она намекала на мое неаристократическое, по ее мнению, поведение и на мою особую связь с землей, которую так легко можно было выставить чем-то низменным и плебейским.

В зале наступила неловкая тишина. Все ждали моей реакции.

Я сделала глоток из бокала, давая себе секунду собраться. Потом подняла на Клариссу спокойный, даже слегка сочувствующий взгляд.

— Милая Кларисса, вы правы. Многие действительно считают, что управление поместьем это скучно. Но, согласитесь, именно от урожая на этих скучных полях зависит благополучие наших людей, наполнение королевской казны и, в конечном счете, сила нашего королевства. — Я мягко улыбнулась. — Герцог поручил мне это дело, и я считаю его честью. Гораздо честнее трудиться на благо своих подданных, чем, например, тратить состояние на столичные балы и наряды, пока твои арендаторы голодают. Не находите?

Легкий румянец проступил на щеках Клариссы. Я знала, что ее семья была известна кумовством и долгами. Эррон под столом легонько сжал мою руку в знак поддержки.

— Разумеется, — выдавила она. — Но ведь есть и иные способы служить королевству. Например, магией. Сильной, настоящей магией, способной обращать в бегство врагов. А не той, что годится лишь для того, чтобы поливать грядки.

Глава 33

И тут вмешался Эррон. Его голос прозвучал громко и четко, заполнив зал.

— Сила имеет много форм, леди Кларисса. — Он обвел взглядом гостей. — Меч и огненный шар защищают границы. Но что они значат, если за этими границами выжженная земля и голодные люди? Сила, которая дает хлеб, лечит раны и строит дома это основа могущества. Такая сила может показаться тихой. Но именно она самая долговечная. И самая необходимая.

Он поднял бокал.

— За тихую силу! За тех, кто своим трудом, будь то в поле, в кузнице или в канцелярии, создает настоящее богатство нашей страны!

Гости, после секундного замешательства, подхватили тост. Мои слова могли быть восприняты как оправдание. Его слова прозвучали как манифест.

Кларисса была разгромлена. Она сидела, бледная, сжимая свой бокал так, что казалось, хрусталь вот-вот треснет.

Пир продолжился, но напряжение спало. Лорд Виктас завел с Эрроном разговор о новых торговых путях, и я видела, что его отношение изменилось. Он смотрел на моего мужа с новым уважением. А ко мне с любопытством, как к женщине, которая оказалась умнее и глубже, чем он предполагал.

Когда гости стали расходиться, Виктас подошел к нам.

— Превосходный вечер, ваша светлость. Герцогиня, — он кивнул мне. — Ваша преданность делу действительно впечатляет. Король будет рад узнать, что его восточные рубежи в таких надежных руках.

Он ушел, а за ним, не прощаясь, скрылась и Кларисса, ее роскошное золотое платье мелькнуло в дверях, как последний лучик заходящего ядовитого солнца.

Мы остались одни в опустевшем зале. Я почувствовала страшную усталость, но также и огромное облегчение.

— Мы сделали это, — прошептала я, не веря в происходящее. — Спасибо вам.

— Ты была превосходна. И прекрасно справилась со своей задачей, — улыбнулся мужчина, окинув меня взглядом с головы до ног. — Не желает ли моя герцогиня танец?

Я заглянула в его глаза и вложила свою руку в широкую ладонь с улыбкой. Нам не нужна была музыка, чтобы насладиться этим моментом. Эррон вёл безупречно, словно невидимый метроном отбивал для нас ритм, а мне оставалось лишь довериться и проследовать за ним.

Я никак не могла отвести взгляда от невероятных глаз мужчины и сейчас они казались мне такими тёплыми, пылающими, словно магическое пламя согревало их изнутри.

Танец без музыки в пустом зале был самым искренним разговором из всех, что у нас были. Его рука на моей талии была твердой опорой, моя рука на его плече выражала полное доверие, которое уже не требовало слов. Мы двигались в такт нашему общему дыханию и было в этом что-то невероятно притягательное.

Когда последние свечи начали догорать, он остановился, не отпуская моей руки.

— Пойдем, — сказал он тихо.

Он повел меня не в мои покои, а в его личные апартаменты. Сердце забилось чаще. Я ни разу не была здесь.

Гостиная была устроена как ещё один кабинет. Массивный стол был завален различными бумагами и книгами и казался островком хаоса в идеальном порядке герцога.

Он прижал меня к себе за талию, и теперь нас разделяло лишь несколько сантиметров, если не меньше. Воздух снова сгустился, как тогда на лестнице.

— Линель, — он произнес мое имя, и оно прозвучало так мягко из его уст, что щёки залились румянцем. — Я не умею говорить о чувствах. Моя жизнь была битвами, долгом и холодными расчетами. Я думал, что так будет всегда. — Он медленно поднял руку и провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. — Но ты ворвалась в эту крепость, как весенний шторм. Но я рад этим переменам.

— Я тоже не ждала ничего, — прошептала я, чувствуя, как комок подступает к горлу. — Ни любви, ни тепла. Только хотела исполнить долг.

— Долг мы исполнили, — его губы тронула та самая, редкая улыбка. — А теперь, возможно, пришло время для чего-то большего.

Он наклонился, и его губы коснулись моих.

В этом поцелуе не было спешки, лишь медленное, внимательное изучение. Его руки скользнули к завязкам моего платья, он не спеша высвободил меня из оков нескольких слоёв ткани. Когда ткань мягко соскользнула с моих плеч, он замер на миг, а затем, словно любуясь провёл руками по изгибам моего тела. Он вел меня к своей кровати, и каждый его шаг, каждое прикосновение, каждый поцелуй переполняли меня необычным чувством восторга и трепета.

Осторожно уложив меня на холодный шёлк простыней Эррон словно заново открывал каждую линию моего тела, каждую кривую, находя те места, что заставляли меня вздрагивать от прикосновений, и те, что вызывали тихий стон расслабления.

Не было страха, не было стыда. Было лишь нарастающее, всепоглощающее чувство единения. Когда он вошёл в меня это оказалось настолько естественно, словно дыхание. Наши тела двигались в идеальном, немом ритме, словно они всегда знали этот танец. Я впивалась пальцами в его мощные плечи, чувствуя, как каждый мускул на его спине напряжен в сладкой муке наслаждения. Его дыхание становилось все тяжелее, горячее у моего уха.

Пик настиг нас одновременно, ослепительной, оглушительной волной, вырвавшей у меня беззвучный крик, а у него — сдавленный, хриплый стон. Он рухнул на меня всем весом, но лишь на мгновение, чтобы тут же перевернуться на бок, не разрывая объятий, прижимая меня к своей груди.

Когда мы наконец разомкнули объятия, в камине с треском прогорело полено. Эррон провел рукой по моим волосам.

— Останься, — попросил он просто.

Эпилог

Прошло несколько месяцев. Уже зима отступила, уступив место яркой, по-настоящему теплой весне. В замке Ашборн царил мир. Слухи, посеянные Клариссой, так и не дали всходов, увянув перед очевидным процветанием поместья и растущим авторитетом герцога.

Я сидела в нашем общем кабинете и просматривала отчеты о первых весенних посевах. Это место Эррон специально распорядился обустроить для удобства работы. Моя магия, окончательно обузданная и направленная, творила чудеса тихо и незаметно. Поля в прошлом года дали небывалые урожаи, леса после вырубок восстанавливались с невероятной скоростью, а больные животные выздоравливали быстрее. Матушка Илэйн, оставшаяся жить в замке, с гордостью наблюдала за моими успехами.

Дверь открылась, и вошел Эррон. На его лице не было и тени прежней вечной суровости. Он подошел ко мне, положил руку мне на плечо и посмотрел на разложенные бумаги.

— Не перетруждайся, — сказал он.

— Я почти закончила, — улыбнулась я, откидываясь на спинку стула и закрывая глаза, чувствуя его прикосновение.

Его пальцы мягко коснулись моей шеи, сдвинули прядь волос, а затем его ладонь легла на мой ещё не очень большой, но уже округлый живот. Там, под тканью платья билась новая, крошечная жизнь. Наше дитя. Наследник дома Ашборн, зачатый не по долгу, а по любви.

Он наклонился и поцеловал меня в макушку.

— Наш ребенок, — прошептал он трепетно, — наше будущее. И тебе нужно в первую очередь думать о вашем здоровье.

Я положила свою руку поверх его. Мы молча смотрели в окно, где под теплым солнцем просыпалась земля и будущие сады. В этом году поля будут ещё пышнее, чем прежде, ведь моя магия белой ведьмы, оказавшейся в положении, лилась из меня бурными потоками счастья, позволяя суровым землям превратиться в цветущие долины.

Конец.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Эпилог