Библиотека :)

Ступени над Бездной. Том 1 [litres] 5665K - Баобэй Мэйжэнь (скачать epub) (скачать mobi) (скачать fb2)

Баобэй Мэйжэнь Ступени над Бездной Том 1

© Баобэй Мэйжэнь, текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Иллюстрация на переплете Eornheit

Внутренние иллюстрации White dragon

Пролог Забвение

– Ни боги, ни люди, ни демоны не властны над смертью. Обхитривший судьбу в конце концов получит от нее возмездие.

На мгновение небеса озарились ослепительным светом, на который было больно смотреть и божествам, и простым смертным, и жителям Преисподней. На нижнем слое Небесного царства, в десяти тысячах ли от земли, пришла в действие Печь, расплавляющая алмаз. Вокруг нее собрались небесные чиновники, одетые в блестящие доспехи и траурные платья, чтобы молча поглядеть на казнь бессмертного, который оказался заперт в этой печи.

Душа бессмертного Ши Хао отделилась от тела и в форме бесплотного духа вылетела из печи. Перед ним чернело окно в Бездну, Тяньцяо, растянувшееся у входа в Небеса – огромная бездонная дыра среди облаков, вокруг которой плавно кружилась серая дымка. Взгляд Ши Хао скользнул вверх – к золотым ступеням, возвышающимся над Бездной высоко в Девятое небо, без опоры и перил, парящим в воздухе среди облаков. Сквозь туман Ши Хао услышал собственный голос, полный гордости и уверенности:

«Я обеспечу порядок в трех царствах и избавлю людей четырех континентов от вечных страданий силой богов! Я вознесусь и взойду по золотым ступеням на престол Небесного Императора, не будь мое имя Ши Хао!»

Так он клялся, еще будучи простым смертным юношей, перед могилами в долине Цуэйлю.

Однако за свою жизнь ближе всего к золотым ступеням Ши Хао был только тогда, когда его столкнули в Бездну сквозь Тяньцяо несколько сотен лет назад.

Свет от печи погас. Из толпы вышел высокий и статный мужчина, облаченный в черные одежды евнуха. Это был старший управляющий Небесного Дворца, Цянь И. Его губы были строго поджаты, но глаза улыбались – он не мог скрывать своего облегчения, словно только что излечился от мучившей его столетиями болезни. Призрак Ши Хао смотрел на него с презрением, все еще обескураженный своим провалом. Он не мог поверить в то, что его растер в порошок скользкий евнух, дергающий Небесного Императора за ниточки!

Цянь И открыл дверцу печи и вытащил обугленные кости бессмертного, ставшие такими хрупкими, что от одного касания ломались. Его кости сложили в медную ступу и нефритовым пестом растерли в пыль. Небесный Император, облаченный в золото, восседал на троне и молча глядел на представление. На его юном и наивном лице отражалась печаль, словно он сожалел, но допускал такой исход во благо всех.

Толпа расступилась перед шагами Цянь И. Он церемонно поднял ступу над головой и прошествовал по облакам к Тяньцяо, которая тут же увеличилась в размерах, а вслед за ним и все небесные чиновники выстроились вокруг. По взмаху руки Небесного Императора прах Ши Хао был развеян над Бездной.

Ши Хао был единственным небесным чиновником, посмевшим съесть плоды неуязвимости, и считал себя абсолютно непобедимым. Более того, он сделал из этих плодов целый бочонок вина, чем оскорбил весь небесный пантеон. Любой другой человек на его месте был бы в ярости или ужаснулся, увидев такую жуткую кончину самого себя, но Ши Хао был всего лишь разочарован.

Небо потемнело, и холод пронзил душу Ши Хао. Облака под ним разъехались, раскрывая путь в Бездну, и душу засосало вниз, словно безвольный лист. Душа Ши Хао исчезла.

Одержав победу над наглецом, небесные чиновники обрадовались и возликовали. Они разошлись по дворцам, нарядились в яркие платья, надели украшения и устроили пир с танцами и божественными пениями, чтобы снова утонуть в блаженстве бессмертия.

Душа Ши Хао тем временем обратилась ветром и проскиталась между небом и землей несколько десятков лет, затем превратилась в тучу, а следом в воду и снег, падала на землю и снова поднималась в облака, но никак не принимала одну из шести форм существования. Ши Хао, который при жизни твердил, что способен подчинить судьбу, никак не получал от нее снисхождения.

Прошла сотня лет, и однажды в мире смертных, зажатом между Небесами и Преисподней, сгустились тучи и поднялась буря над Восточным континентом. Ветер вырывал с корнями деревья, уносил людей и лошадей, реки выходили из берегов, земля сотрясалась от ярых раскатов грома, на берегу Восточного моря волны разбивались об огромные черные скалы. Вдруг небо рассекла ветвистая молния, ударила в одну из скал, и та раскололась на две части. Изнутри камня вывалился юноша и распластался на мокром пепельном песке без сознания. В тот же час буря прекратилась.

* * *

Ши Хао ^[1] проснулся на рассвете оттого, что страшно замерз, затем поежился и уселся на песке, оглядев себя и мир вокруг. Он не переносил холода, и первой его мыслью после возвращения к существованию было: «Почему я голый?» Действительно, на юноше, оказавшемся внезапно среди камней и песка, не было ни лоскутка одежды, но у него были длинные черные волосы, поэтому, не имея выбора и умирая от холода, он поспешил в них закутаться. Его мысли путались и скакали от одной крайности к другой.

«Небесная империя развалится без меня».

«Ах, постой, отныне я заклятый враг Небесной империи».

«Что они сделают с моими людьми, которые нарушили законы вслед за мной?»

«Что они сделают с Минъюэ?»

«Что я такое теперь и что мне делать?»

«…»

«Хочу есть».

Он замер, приложив ладонь к пустому животу. Ши Хао уже давно не ощущал голода – сначала он был бессмертным богом, освобожденным от телесных потребностей смертных, затем стал бесплотным природным явлением. Этот голод мог означать лишь то, что он вновь стал смертным. Ши Хао тут же сложил простую печать Ступени Змеи, низшей из ступеней совершенствования, но ничего не произошло – его руки помнили движения, но с пальцев не сошло ни одной магической искры. Возрожденное тело Ши Хао оказалось на нулевом уровне совершенствования. Это стало настоящим ударом для юноши, он так рассердился, что даже согрелся и встал на ноги. Еще немного, и он принялся бы трясти кулаком в Небеса.

Потом он успокоился и стал размышлять о том, что делать. Ши Хао был волевым человеком, неспособным жить без цели и просто наслаждаться, и больше всего на свете ненавидел бездействие. Берег Восточного моря был усеян мелкими и крупными черными камнями, многие из которых были очень острыми. Ши Хао подумал: «Я лишился бессмертия и навыков, но сохранил ли я неуязвимость?»

Воодушевившись надеждой, он выбрал камень поострее и провел по руке, но камень не принес коже никакого вреда, словно она была крепче алмаза. Ши Хао попытался с другим камнем, резал кожу во всех местах, даже волосы пытался порезать, но камни не могли справиться с его внезапной удачей.

Ши Хао был баловнем судьбы, хотя всю жизнь это яро отрицал. Он обрадовался и широко улыбнулся. Подняв голову к небу, он сказал с прищуром:

– Мы еще повоюем, старший управляющий. Я буду спать и видеть тот день, когда сам скину тебя в Бездну и займу трон твоей марионетки.

Его взгляд наполнялся тревогой, по мере того как он смотрел в недостижимые облака.

– Минъюэ… – произнес он тихо спустя какое-то время. – Что он сделает с тобой, когда меня нет рядом, чтобы защитить тебя? Сколько времени прошло с тех пор, как ты остался один разгребать весь кошмар, что я натворил?

Хай Минъюэ ^[2] был его духовным братом и спутником на тропе совершенствования, с которым он разделил и горе, и радость, который поклялся в вечной преданности их общим идеалам, которого он любил и который любил его в ответ, как никто никогда не любил. После переворота Ши Хао был казнен небесными чиновниками, но об участи Хай Минъюэ, оставшегося заключенным во дворце Небесного Императора, так и не узнал.

Вдруг позади него в густых зарослях диких кустарников раздались крики, и на берег высыпал отряд вооруженных копьями и саблями коренастых мужчин. Они носили длинные костюмы из кожи и меха, были до жути лохматыми и опасными. Не успел Ши Хао и среагировать, как воины пошли на него с оружием, выкрикивая слова на непонятном языке.

Ши Хао когда-то был великим главнокомандующим, освободившим четыре континента от орды демонов, сразившим их короля своим знаменитым божественным мечом, но теперь у него в арсенале были только камни, а меч был безвозвратно потерян в Бездне.

Вождь воинственно крикнул что-то, угрожая саблей. Ши Хао не растерялся и швырнул камень ему точно в лоб. Вождь от удара свалился навзничь.

Под крики дикарей копье тотчас же пролетело над головой Ши Хао, он извернулся, ловко уклонившись от сабли, пнул одного мужика в грудь, другого снес на землю, но пропустил стальное лезвие, чуть не пробившее ему бок. Лезвие отскочило от его кожи, как мячик. Воины растерялись и вытаращили глаза.

Секундной задержки Ши Хао хватило, чтобы напасть с камнем в руке на ближайшего воина, рассечь ему лицо и захватить копье, но вдруг из-под его ног вылетела сеть, и Ши Хао рухнул на землю, запутавшись в ней. Ловкий мужик выхватил у него копье, скомандовал что-то товарищам, и они вчетвером подняли Ши Хао как заваленного кабана.

Ши Хао сопротивлялся, но его сил было недостаточно, чтобы выбраться из плотно сплетенной сети, поэтому он вскоре плюнул на это, чтобы сохранить энергию, которая в теле смертного расходовалась чересчур быстро. Лохматые мужчины также забрали тело павшего вождя и двинулись сквозь заросли кустов и колючих деревьев в глубь материка, издавая грозные звуки.

Дорога была песчаная, и вокруг росли кусты с мелкими листьями и даже колючками, а особенно выделялись ярко-синие ядовитые репейники. Ши Хао сообразил, что, скорее всего, находится на Восточном континенте близ Большой пустыни, в которой таких растений было очень много. На дороге попадались красные ящеры размером с кошку, преграждающие путь, но суровые пустынные кочевники просто пинали их носком сапога, расчищая себе дорогу, так, что ящеры улетали в кусты, как снаряды катапульты. Ши Хао одновременно проникся уважением к варварам и жалостью к ящерам, которые по природе своей были совсем безобидными, хоть и казались опасными. Он с ностальгией вспомнил о Чили, боге-драконе красных ящеров, о котором когда-то заботился и которого считал своим питомцем. После возвращения из Бездны Ши Хао больше не видел его и даже не знал, что с ним стало теперь.

В конце концов дорога вывела к поселению, развернувшемуся на песчаной равнине в тени холма. Это была маленькая деревня, построенная далеким от цивилизации племенем. Между маленьких деревянных домиков сновали лохматые женщины, мужчины и еще более лохматые дети, и даже у коней гривы были взлохмаченные. Ши Хао мысленно окрестил это селение племенем Лохматых.

Мужчины, которые его тащили, что-то громко заорали, и поселенцы мгновенно их заметили, ответив похожим криком. Ши Хао не понимал их языка, но судя по тому, как потемнели лица поселенцев при виде погибшего вождя и какой ненавистью зажглись их глаза при виде добычи в сетке, Ши Хао вряд ли пригласили сюда на чай. Это его ничуть не пугало – он не горел в огне, его не резала сталь. По легенде, его можно было разве что уничтожить в божественной Печи. Однако он и там побывал и каким-то образом снова вышел сухим из воды. Его справедливой расплатой стала потеря божественного ядра, закрывшая ему дорогу на Небесный Двор.

Пока его похитители устраивали для вождя прощальную церемонию, он стал размышлять над тем, как продолжать жить. Поражение в конфликте с Небесной империей вовсе не заставило его пересмотреть свои жизненные цели. Он все еще считал, что небесные законы не работают, что Небесный Император растерял авторитет и что боги несправедливо наплевали на простых смертных, чтобы предаваться блаженству. С самого детства Ши Хао был твердо настроен стать Небесным Императором и все сделать по-своему, чтобы добиться большей справедливости для людей.

Поэтому Ши Хао оставалось только заново проложить себе дорогу на Девятое небо и взойти по золотым ступеням на престол. Будучи врагом номер один всех небесных чиновников, он осознавал, что это будет нелегко, но для этого молодого человека не было ничего невозможного.

Его мысли быстро закрутились. Ему нужно было время, чтобы заново достичь высшего уровня совершенствования. Он выделил себе для этого десять земных лет.

Желательно, чтобы еще у меня был слуга, который избавит меня от нудных земных дел. А еще лучше – чтобы у меня была армия. И, разумеется, одежда.

Привыкший к роскошным нарядам, которые для него шили на Небесах, Ши Хао с трудом осознавал, что теперь остался даже без исподнего.

Ши Хао обвел взглядом селение и решил, что оно может стать его отправной точкой, если события развернутся именно так, как он их предвидит. Примитивные поселенцы совершат ритуал жертвоприношения с ним в качестве жертвы. Когда они увидят, что его невозможно убить, они примут его за божество. Таким образом у него появится сразу около тысячи подданных в лучшем случае, а в худшем поселенцы разбегутся в страхе перед ним. Он довольно дернул губами и стал ждать нужного момента, чтобы привести свой план в действие, уверенный в лучшем исходе.

Внезапно его взгляд наткнулся на странную пару в белом, стоящую смирно среди всеобщей суматохи. Высокий молодой господин, прекрасный, как первый снег, и юная красавица ярко выделялись на фоне Лохматых своей опрятностью и цивилизованным видом. Ши Хао заледенел, разглядев лицо мужчины.

Молодой человек был высок и строен, выглядел не старше двадцати, у него было красивое лицо с яшмовой бледностью и приятным выражением, тонкие аккуратные брови. Его длинные черные волосы блестели на солнце, словно шелк, и были собраны в простую прическу. Своей красотой и одухотворенным видом он походил на божество, которым, несомненно, и являлся.

Ши Хао не поверил своим глазам, он не мог не узнать человека, рядом с которым провел три сотни лет. Юноша выглядел точь-в-точь как Хай Минъюэ, но его одежды заставили сердце Ши Хао содрогнуться.

Белые одежды и отличительный знак на поясе юноши говорили о том, что отныне он не человек и не небесный чиновник, а бог смерти, пришедший забрать чью-то душу.

Сердце Ши Хао сжалось от жуткого предчувствия, и он выпалил:

– Минъюэ… что ты натворил?

Молодой человек не замечал его, а Ши Хао сходил с ума от гнева, терзающего грудь живым пламенем. Только одна догадка о судьбе его духовного брата могла быть правдивой.

Бог смерти – это одно из шести физических воплощений души. В то время как в бесконечном цикле перерождений душа может принимать пять воплощений сколько угодно раз, бог смерти является ее конечной формой. Когда тело бога смерти разрушается, душа завершает цикл перерождений и растворяется в хаосе вселенной. Такой исход считается наказанием Небес за самоубийство в прошлой жизни.

Часть 1 Белые одежды (I)

Хэ Ли ^[3] с досадой глядел на суетящихся людей на большом холме, покрытом травой и деревьями. Юй-эр стояла рядом и едва доставала ему до плеча, поэтому, чтобы привлечь его внимание, постоянно дергала за рукав.

– Ли-гэгэ, о чем ты думаешь? Ты постоянно думаешь, ты когда-нибудь устаешь думать?

Хэ Ли снисходительно вздохнул:

– Нет, не устаю. Я не знаю, как можно жить с пустой головой.

– Очень просто!

Юй-эр засмеялась, ее глаза заблестели. Она не могла стоять смирно, а поэтому постоянно трогала свои многочисленные заколки и шпильки в модной прическе. Хэ Ли едва заметно дернул губами, глядя на нее сверху вниз.

– Да, лучше жить с пустой головой, чем с пустым сердцем, – сказал он.

– Ну так о чем ты думаешь? – с любопытством спросила Юй-эр ^[4].

– Я думаю о том, что в этом племени не хватает порядка. – Хэ Ли плавно указал на суетящихся людей с лохматыми головами. – Смотри, они живут в таких ужасных условиях, не причесываются, не знают общего языка, поклоняются несуществующим богам и даже не подозревают, что в этом месте, прямо за их спинами, внутри этого холма – залежи шэнсиньского железа, из которого куют мечи заклинателей. Если бы они научились его добывать и ковать, то превратились бы в великую державу. Я сопереживаю им. Они бегают по холму, собирая плоды, растущие на деревьях, но боятся заглянуть в пещеру у подножия… Юй-эр? Юй-эр!

Он с досадой осознал, что девушка его уже не слушает, а смотрит куда-то в сторону леса.

– Зачем тогда спрашивала, раз не слушаешь? – немного обидевшись, возмутился Хэ Ли.

– Да я слушаю, слушаю, – беспечно ответила Юй-эр, поправив свое белое платье. – Просто не пойму, зачем ты об этом думаешь, если знаешь, что они все скоро умрут. Мы пришли забрать их души и проводить в Преисподнюю, какое нам дело до их железа? Кстати, пока мы ждем, давай поиграем в «Я вижу».

Хэ Ли и Юй-эр были богами смерти и занимали должность проводников душ. Боги смерти населяли Преисподнюю и отвечали за управление душами мертвых вплоть до их нового перерождения.

Хэ Ли не любил много вещей, но эти игры Юй-эр занимали в его сердце особое место. Хэ Ли даже выстроил для них собственную шкалу ненависти. Однако он все же снисходительно согласился, чтобы напарница не обижалась на него:

– Ладно. Начинай ты.

В тот момент из леса вышла группа лохматых воинов, вчетвером тащивших огромную рыбину в сетях. Юй-эр хихикнула и сказала:

– Я вижу что-то красивое и очень голое.

Как только Хэ Ли разглядел получше рыболовные сети, он тут же закрыл Юй-эр глаза ладонью – то, что он было принял за огромную рыбу, оказалось голым мужчиной.

– Ах! – Хэ Ли застыдился и упрекнул свою напарницу: – Не смотри!

Юй-эр завизжала, извиваясь и пытаясь сбросить его руку:

– Ли-гэгэ, я хоть и выгляжу как совсем юная, но когда ты только появился в Преисподней, я уже служила Владыке шестьдесят тысяч лет, а то и больше! И это ты должен звать меня старшей сестричкой! Ну дай посмотреть, тот мужчина был таким красавчиком!

– Ах ты маленькая развратница! – возмутился Хэ Ли, и Юй-эр моментально высвободилась из его хватки, отскочив на шаг в сторону.

– Этого симпатичного мужчину мы тоже заберем? – произнесла она, не сводя глаз с незнакомца в сетях. – Надеюсь, он окажется полугрешником и я смогу взять его своим слугой на пару тысяч лет. Как его зовут?

Хэ Ли, принципиально отведя взгляд от голого тела, собирался достать список душ, как вдруг незнакомец вперился точно в него безумным взглядом и заорал:

– Хай Минъюэ!

Хэ Ли заледенел. Незнакомец, до этого расслабленно лежавший в сетях, подскочил, перевернулся и, не сводя глаз с Хэ Ли, продолжал кричать:

– Хай! Мин! Юэ!

Хэ Ли и Юй-эр переглянулись.

– Мне кажется, он нас видит, – сказала девушка удивленно. – Кто такой Хай Минъюэ? Это его имя?

Хэ Ли развернул огромный список душ, который по его велению завис в воздухе. В длинном свитке древней письменностью были записаны имена людей, чьи души Хэ Ли и Юй-эр должны были проводить в Преисподнюю для суда, причины их смертей, а также нарисованы портреты. Из всех портретов Лохматых выделялся один юноша, обладавший благородными чертами лица, четкими бровями, крупными губами и яркими глазами феникса. Он действительно был очень красив.

– Его имя Ши Хао, – прочитал Хэ Ли. – Хай Минъюэ в списках нет. Должно быть, он сумасшедший, зовущий погибшую любимую.

Юй-эр засмеялась:

– Ты что, начитался моих любовных романов? Где это видано, чтобы ты говорил что-то такое? С чего ты это решил?

– В последнее время мне попадаются только такие горе-любовники, – хмыкнул Хэ Ли, пытаясь скрыть свое смущение, ведь замечание Юй-эр попало точно в цель и прошлой ночью юноша не спал, потому что дочитывал последний любовный роман из популярной в Преисподней серии. – Я предположил это, основываясь на статистике.

– А спорим, я найду у тебя под подушкой томик «Проводника для грешницы»? Ха-ха-ха-ха! Ты только притворяешься таким строгим и рассудительным, но внутри ты мягонький романтик, которому нравятся стихи о природе и любовные истории!

Хэ Ли почернел так, что его список душ колыхнулся и чуть не рухнул на землю. Он так и не успел оправдать себя в глазах напарницы – Ши Хао так извернулся, что Лохматые выронили его, и, едва оказавшись на земле, на четвереньках пополз прямо на Хэ Ли.

– Ты что, забыл меня, Минъюэ?! – в ярости крикнул он и, оказавшись у сапог Хэ Ли, схватился за подол его белого ханьфу. – Почему ты делаешь вид, что не знаешь меня?!

Ужас охватил Хэ Ли. Никогда еще живой человек не видел его и уж тем более не мог дотронуться. Глаза этого смертного горели огнем, но не сумасшедшим, а божественным. Это пламя поразило Хэ Ли – незнакомец словно был богом, заточенным в теле смертного. С таким проводник душ еще не сталкивался за тысячи лет своей карьеры. Это породило в нем живой интерес.

– Как так случилось, что ты можешь меня видеть? – произнес Хэ Ли ошарашенно.

– Как так случилось, что ты такой холодный, Минъюэ? – выпалил Ши Хао, схватив Хэ Ли за руку. Он перевернул ее ладонью вверх и увидел шрам, рассекавший ее по диагонали. Его лицо за несколько мгновений сменило с десяток выражений и остановилось на самодовольной гримасе, точно он нашел то, что искал. – Ты не обманешь меня, это ты. Клятвенный шрам не заживет, даже если все тело возродится из пепла.

Хэ Ли от прикосновения его пылающей руки пробило током, и он машинально отскочил от него на несколько чи.

– Клятвенный шрам?

Сколько он себя помнил, этот шрам был на его ладони, но он никогда не задумывался о том, как его получил.

– По-моему, этот сумасшедший принял за свою любимую тебя, Ли-гэгэ, – сказала Юй-эр со смесью восторга и ужаса.

Тут же под рев толпы к Ши Хао подбежали Лохматые, схватили, ударили булыжником по затылку, на что юноша только громко заорал. После небольшой драки его удалось связать по рукам и ногам, и Лохматые, возликовав, потащили добычу в глубь деревни, где уже был установлен алтарь для жертвоприношения.

Боги смерти, тревожно переглянувшись, проследовали за толпой.

На просторной площади за несколько минут ловкие лохматые люди воздвигли деревянный столб, привязали к нему Ши Хао, забросали сеном и стали поджигать. Ши Хао не обращал никакого внимания на огонь, горящий под ногами, он сверлил глазами Хэ Ли настолько пристально, что тому становилось страшно. Хэ Ли и Юй-эр встали вдали от толпы, не упуская из виду горящий столб. В свитке Хэ Ли было черным по белому написано под портретом Ши Хао: «Причина смерти – сгорел заживо».

Чем ярче разгорался огонь, тем веселее казался Ши Хао, вдыхавший едкий черный дым как нежный аромат персикового сада. Лохматые люди пришли в ужас – жертва не горела, не кричала от боли и не извивалась в предсмертных муках. Они хватались за головы, махали руками, кричали друг на друга как обезьяны, и площадь казни превратилась в настоящий первобытный хаос. Огонь вскоре охватил столб огромным пламенем, скрывшим фигуру жертвы полностью. Люди замерли и замолчали, думая, что им удалось провести обряд, но через какое-то время человек спокойно вышел из огня, скидывая с рук ошметки сгоревшей веревки. Алтарь, на котором он стоял, высоко возвышался над людьми, столпившимися от страха на земле, а яркое пламя за его спиной сияло как солнце. Этот юноша стоял перед толпой спокойно и стойко, не получив ни одного ожога, словно бессмертный бог, величественный, как гора Куньлунь, совершенно забыв о своей неприличной наготе.

– Ли-гэгэ! – крикнула Юй-эр, выдернув Хэ Ли из оцепенения перед этим зрелищем. – Свиток!

В свитке на их глазах слова «сгорел заживо» растворились в недрах бумаги. Хэ Ли не поверил тому, что видел.

– Это очень странно, – сказала Юй-эр. – Такого я еще не видела. Этот красавчик – не простой смертный.

Юноша на алтаре плавно взмахнул рукой, и люди, издав вопль, полный трепета и ужаса, попадали на колени перед ним, отбивая земные поклоны. Этот жест был полон уверенности прирожденного командира, убежденного в своей победе. В его взгляде не было гордости или упоения властью – он смотрел на народ, как отец смотрит на своих детей, играющих в грязи, представляя, что однажды они вырастут великими воинами. На губах юноши появилась улыбка, и он снова вонзил свой горящий взгляд в Хэ Ли.

– Вот у меня и снова появилась армия, – сказал он тихо. – Мне не хватает генерала.

Мурашки пробежали по коже Хэ Ли.

– Нам нужно доложить об этом судьям, – выдавил он из себя, пытаясь заглушить необъяснимый трепет в груди. Этот человек поразил его до такой степени, что Хэ Ли поймал себя на мысли о том, что готов тоже пойти за ним, как эти неотесанные смертные, дрожащие на земле. Хэ Ли был в ужасе от себя.

– Не торопись, нам нужно собрать все остальные души, – ответила Юй-эр, заглянув в его свиток. – Согласно списку, все это племя уничтожит бог-дракон, который вырвется из пещеры, про которую ты говорил.

Ши Хао тем временем громко произнес:

– Есть ли среди вас человек, говорящий на общем языке?

Большинство людей продолжали биться головой о землю и его вопрос проигнорировали от страха, но спустя какое-то время один молодой человек робко поднял голову и ответил:

– Гугу говорить, Гугу знать.

Ши Хао обрадовался, спрыгнул с алтаря и, осторожно обходя людей, чтобы никого не задеть, подошел к нему. Молодому человеку было на вид не больше двадцати, он был худощав и имел приятную наружность, если бы не торчащие во все стороны грязные волосы. Ши Хао покровительственным жестом поднял его с колен, отчего Гугу стал белым как снег.

– Можешь одолжить свой халат, Гугу? – спросил Ши Хао.

Пока Гугу издавал непонятные звуки и хлопал глазами, Ши Хао просто снял с него халат и закутался в него.

– Так-то лучше, – сказал он, довольный. – Спасибо, Гугу.

Гугу онемел и принялся снова кланяться.

– Божественный государь! Пощади! – воскликнул он, трепеща, но Ши Хао остановил его.

– Да что мне щадить, я же не казнить тебя собрался, а позаимствовал халат. Скажи своим сородичам, что я никого не съем и что, ежели у кого есть одежонка лишняя, я буду премного благодарен за нее. – Он наклонился ближе к уху бедного переводчика и шепнул: – И может, даже забуду про то, что вы чуть меня не сожгли живьем.

Гугу с трудом собрался и начал переводить для всех его слова, но не успел закончить – земля вдруг затряслась под их ногами, раздался грохот, поднявший огромные столбы пыли, затмившей небеса, и сверху прозвучал оглушающий крик дикого зверя. Хэ Ли, потеряв из вида Ши Хао и его лохматых подчиненных за пылью, поднял голову к небу. Огромная тень приближалась к равнине.

Один взмах длинного хвоста красного дракона смел половину строений на равнине, его оглушающий, разъяренный крик породил хаос среди людей. Чудовище имело змеиное чешуйчатое тело, извивающееся в воздухе, белые рога и налитые яростью красные глаза, горящие жаждой убийства.

– Это бог-дракон! – прокричала Юй-эр, закрывая глаза широким рукавом от пыли и мусора. – Нам лучше укрыться до момента сбора душ.

Хэ Ли было последовал за ней, но буквально тут же что-то налетело на него и схватило за запястье мертвой хваткой. Перед его лицом предстали сверкающие фениксовые глаза.

– Помоги мне! – крикнул Ши Хао, тут же потянув его за собой в другую сторону, к каменистому склону холма. Хэ Ли был так ошеломлен, что даже не сумел сразу дать отпор.

– Кто ты такой? – воскликнул он, недоумевая. – Оставь меня в покое!

– Мне нужно использовать твое умение ходить по воздуху, или они все умрут!

– Я подчиняюсь воле Владыки Преисподней! Я не уполномочен никому помогать!

Ши Хао на мгновение затормозил и обернулся, в его глазах полыхнул гнев.

– А я не подчиняюсь никому! И моя воля выше воли твоего Владыки! Я думал, мы навсегда заодно, Минъюэ! Я за тебя, а ты за меня! Но стоило тебе испить зелья забвения, и ты уже стал изменять своим принципам?! – Он с силой отбросил руку Хэ Ли, застыв посреди летящего мусора и желтой пыли. – Этих невинных людей можно спасти, неужели ты будешь стоять и смотреть, как они умирают? Будешь хладнокровно смотреть на их муки и даже не дернешься? Тогда я ошибся и ты не Хай Минъюэ, тебе нет дела до людей! Я справлюсь в одиночку.

Вылив на Хэ Ли эту тираду, разгневанный Ши Хао развернулся и исчез в урагане пыли, оставив Хэ Ли в полнейшем недоумении с колотящимся от волнения сердцем. Его еще никогда не отчитывал простой смертный за то, что он добросовестно выполняет свою работу.

– Он сумасшедший, – произнес Хэ Ли, потерянно глядя вслед пропавшему Ши Хао. – Кто он такой, чтобы говорить мне подобное?

Он развернулся, собираясь уйти в противоположную сторону, но вдруг наткнулся на двух лохматых детей, кричащих в панике и цепляющихся за юбку своей матери, в ступоре глядящей в небеса. Она еще была жива, но ее глаза были Хэ Ли очень хорошо знакомы – в них стояла смерть.

Внезапно потеряв всякое хладнокровие и внутренне подрагивая вместе с трясущейся землей под ногами, Хэ Ли одним движением пальцев развернул список душ, где числились несколько тысяч невинных жертв, и слова Ши Хао повторились как гром в его ушах, будоража сердце. Эти глаза феникса были ему невероятно близки, а этот громкий голос будто уже командовал им в прошлой жизни.

– Он же не справится в одиночку, – выпалил Хэ Ли, сворачивая свиток. Желание разгадать тайну, кто же такой этот человек и какое отношение он имеет к нему, завладело душой Хэ Ли в одночасье, и он не смог удержать себя на месте. Отбросив сомнения, Хэ Ли ринулся по направлению к покрытому травой утесу вслед за Ши Хао.

Он настиг его быстро, когда Ши Хао глупо, но целеустремленно пытался залезть по отвесной скале на вершину. Почувствовав чужое приближение, он тут же обернулся и широко оскалился:

– Я знал, что ты все-таки придешь.

Хэ Ли ответил:

– Что нужно делать?

– Стой, где стоишь, но развернись ко мне спиной и нагнись немного!

Хэ Ли, подвергнувшись растерянности среди беспорядка, сделал, как велено, и только потом осмыслил, в какое положение попал, когда на него тут же шмякнулось чужое тело, сиганувшее со скалы, руки крепко обхватили его за плечи и над ухом раздался голос:

– Заберемся на вершину!

Его лихо оседлали, как ездовую лошадь, словно у него не было собственной воли!

В тот момент красный дракон, издав оглушительный крик, спикировал на землю. Под его лапами с грохотом образовались две огромные ямы – настолько он был тяжелым. Времени сомневаться уже не осталось, и Хэ Ли в отчаянии призвал божественную магию. Его тело стало таким легким, что он, словно вспышка молнии, забрался на вершину холма широкими прыжками, прокатив на своей спине наглого всадника. Вершина оказалась прямо над шеей красного дракона.

– Прыгай ему на шею! – скомандовал Ши Хао.

– Что ты собрался делать? – воскликнул Хэ Ли. – Ты не сможешь его убить!

– Убить? – Ши Хао был поражен. – Убить моего маленького друга? Ты с ума сошел! Я хочу усмирить его! Ты что, трусишь? Доверься мне, я знаю, что делаю!

Хэ Ли сжал зубы, абсолютно потеряв понимание, что он делает, и сиганул с края холма. Плавной воздушной походкой они добрались до красной чешуйчатой шеи, украшенной короткой гривой. Ши Хао тут же спрыгнул со спины юноши, крепко схватил его за запястье и помчался к длинным рогам. Дракон, почувствовав вес вторженцев на своей шее, тряхнул головой, и если бы Ши Хао не успел вцепиться в рог, они бы оба слетели вниз.

Хэ Ли, устояв на шее благодаря руке Ши Хао, дотянулся до другого рога, и дракон взмыл в небо. Сквозь свист ветра в ушах Хэ Ли услышал крик Ши Хао:

– Дай мне меч!

Хэ Ли ответил:

– У меня нет меча!

Ши Хао опешил и заорал в ответ:

– Что произошло с Хэцин-хайянем ^[5]?!

– Я не понимаю тебя! Мне разрешают носить только кинжал!

– Дай мне его!

Дракон выделывал петли и пируэты в воздухе, намереваясь сбросить непрошеных всадников, но те крепко держались за рога. Хэ Ли изловчился достать кинжал из рукава и протянул его Ши Хао.

Хэ Ли наконец понял, что он хочет сделать.

– Ты его хозяин? – запоздало выкрикнул он.

– Нашел время для разговоров!

Ножны слетели с кинжала, и Ши Хао, выхватив его, в тот же момент пригнулся к голове дракона и вонзил лезвие ровно между рогов по самую рукоять. Дракон содрогнулся, оглушительно взревел от боли и спикировал вниз. Ветер свистел в ушах Хэ Ли, и поэтому он не услышал слов, которые кричал Ши Хао, прижав свою ладонь к ране на голове дракона. Кровь дракона и плоть человека смешались воедино, и кинжал вдруг вылетел из красной чешуи, потерявшись далеко в небесах, и из раны повалил горячий пар под напором. Ши Хао снесло с шеи, дракон начал падать, и Хэ Ли, отпустив рог, спрыгнул в воздух.

Он не знал, в какую сторону унесло Ши Хао, и замер на месте, глядя вниз с болью разочарования в груди.

– Должен ли он умереть, чтобы спасти этот народ? – произнес Хэ Ли и с тревогой развернул список душ. Под рисунком юноши с горящими фениксовыми глазами была новая надпись: «Разбился, упав с высоты». Хэ Ли нахмурился, почувствовав скорбь, которая нечасто проявлялась в его повседневной работе. – Что ж, такова воля Владыки.

Дракон, испустив обжигающий пар, затмивший землю, будто сдулся и шмякнулся где-то внизу. Хэ Ли уже хотел свернуть свиток и спуститься, чтобы встретиться с Юй-эр, но тут на его глазах черная надпись под именем Ши Хао снова растворилась. Его портрет и имя тоже исчезли между слоями бумаги. Хэ Ли опешил.

– Что же он за смертный, что не может умереть?!

Тысячи имен лохматых людей тоже растворились одно за другим, и вскоре свиток Хэ Ли стал чистым. Пораженный Хэ Ли поспешил спуститься на землю.

На равнине оказалось гораздо жарче, чем раньше, из-за пара, который выпустил дракон. Из-за белой дымки было плохо видно, но лохматые люди потихоньку выходили из укрытий с потерянными лицами. Юй-эр плавно спустилась с высоты и оказалась перед Хэ Ли с огромными от удивления глазами.

– Ли-гэгэ! – воскликнула она. – Гэгэ, ты сделал невероятное! Этот парень! Этот парень тебя использовал как лошадь! Пойдем скорее, я видела, он приземлился к востоку отсюда! Я хочу забрать его душу себе!

Девушка пробежала мимо, и Хэ Ли отправился за ней, с ужасом осознавая, что натворил. Холодный пот пробежал по его шее.

Владыка сошлет меня на каторгу…

Они пересекли равнину и в дымке различили высокую фигуру юноши, стоящего у одной из ям, оставленных лапами дракона. Подойдя ближе, Хэ Ли увидел, что Ши Хао, целый и невредимый, играется с каким-то зверем, похожим на ящера. Красный ящер с прямоугольной мордой, маленькими рожками, мясистым хвостом и тремя парами цепких лап ползал вокруг юноши, залезал ему на голову, вилял хвостом, как собака, увидевшая хозяина, и выглядел как самое милое и безобидное существо на свете. Ши Хао хохотал, пытаясь его поймать, и в итоге схватил за хвост и посадил себе на плечо. Красный ящер довольно лизнул его щеку своим синим языком.

– Я думал, что потерял тебя, маленький засранец, – ласково сказал Ши Хао, погладив пальцем маленькую ранку на голове ящера. Тогда он заметил двух богов смерти и остановил свой взгляд на Хэ Ли. – Сегодня хороший день. Я встретил целых трех старых друзей. Спасибо, Минъюэ. И тебе, маленькая служанка.

Юй-эр вытаращила изумленные глаза:

– Служанка?! Я старшая богиня смерти, как ты смеешь так меня оскорблять?! Эти украшения на моей голове, ты думаешь, служанка может себе их позволить?!

Ши Хао выгнул бровь и широко улыбнулся, отчего весь гнев Юй-эр сошел на нет. Он отвесил вежливый поклон.

– Прошу извинить мою невнимательность, молодая госпожа. Так много вещей поменялось с тех пор, как я был человеком.

Хэ Ли, которого вновь назвали чужим именем, чувствовал себя неловко и поспешил разрешить это недоразумение:

– Ты принимаешь меня за кого-то другого. Пожалуйста, не называй меня так. Мое имя – Хэ Ли.

Ши Хао, до того спокойно почесывавший пальцем под мордой ящера, вдруг замер, и на его лице проступила горечь осознания. Брови едва заметно сдвинулись, словно в голове промелькнула тысяча тревожных мыслей. Несколько секунд он смотрел в пустоту широко распахнутыми глазами, а затем тихо выдавил:

– Вот, значит, как… – Когда он справился с неизвестным потрясением, отчетливо отобразившимся на лице, его губы растянулись в вежливой улыбке и он добавил уже приветливее: – Ах… Видимо, я обознался, господин Хэ Ли. Что ж, впредь я буду звать тебя этим именем.

Он перевел взгляд на Юй-эр и спросил у нее:

– А эта молодая госпожа, что тебя сопровождает?

– Юй-эр, моя напарница, – сухо ответил Хэ Ли. Юй-эр зарделась под пристальным взглядом горящих фениксовых глаз, глядящих на нее с такой привлекательной высоты, которая всегда нравится девушкам.

Ши Хао обаятельно улыбнулся:

– Будем же знакомы. Иметь в друзьях саму смерть никогда не повредит.

Юй-эр восхищенно сказала:

– Особенно человеку, избежавшему ее дважды!

Ши Хао махнул рукой:

– О, это не предел.

Юй-эр спросила:

– Этот ящер у вас в руках – это и есть бог-дракон? Кажется, он любит вас как своего хозяина.

Ши Хао любовно посмотрел на ящера, обвившего его руку лапами и хвостом.

– Когда-то он был моим питомцем и боевым товарищем. Его зовут Чили, и он правда бог-дракон, но только когда ужасно зол или грустен. В остальное время он превращается в такого домашнего безобидного ящера, с которым можно разве что баловаться. Его духовных навыков не хватает, чтобы обрести человеческую форму, а за время нашей разлуки он и вовсе их все растерял.

Юй-эр умиленно наблюдала за игрой красавца и ящерки, а Хэ Ли вскоре не выдержал и кашлянул:

– Нам пора возвращаться.

Ши Хао словно спустился на землю из нежных воспоминаний и серьезно сказал:

– Ах да. У меня же тоже очень много дел впереди.

Хэ Ли отвесил вежливый, но холодный поклон и развернулся, но вдруг тень мелькнула сзади, и жар сковал его руку. Его вновь схватили за запястье. Хэ Ли возмущенно обернулся и снова столкнулся с блестящими фениксовыми глазами.

– Как я могу связаться с тобой… Хэ Ли? Я люблю приглашать своих друзей в гости и поить их вином.

Хэ Ли, возмущенный повторным нарушением своего личного пространства, произнес:

– К сожалению, я не люблю ходить в гости и вино не пью. Вынужден отклонить твое предложение, не сочти за грубость.

Ши Хао остолбенел, словно Хэ Ли только что ляпнул несусветную чушь. Юношу словно окатили ледяной водой, он даже побелел от внутреннего негодования, и Хэ Ли, воспользовавшись его ступором, выдернул руку.

– Как… не пьешь вино? – наконец выдавил Ши Хао.

Юй-эр тут же вклинилась между собравшимся уходить Хэ Ли и застывшим юношей:

– Вы можете пригласить его, если соберетесь умирать. Заказ на сбор вашей души вызовет его к вам даже против его воли. Такая у нас работа. А вино он обязательно прольет на ваших похоронах.

Ши Хао в ответ поклонился с улыбкой:

– Вот как… Благодарю, молодая госпожа, я запомню это.

Хэ Ли, полный тревожных мыслей, призвал с небес облако и взмыл на нем вверх. Юй-эр, попрощавшись, последовала за ним. Ши Хао остался стоять на земле, глядя в небеса, где вскоре исчезли их облака, и задумчиво произнес:

– До встречи, Минъюэ. Кхм, Хэ Ли… который не пьет вино. Ха-ха-ха! Что за глупость он себе опять напридумывал!

Он был так счастлив снова встретить своего названого брата, пускай в новом амплуа и пускай без памяти о прошлом, что рассмеялся от души.

Отсмеявшись, он развернулся. Толпа лохматых людей, глядящих на него со смесью раболепного восхищения и страха, выстроилась на уважительном расстоянии от ямы. Он обвел взглядом своих новых подчиненных, и в его голове сразу же построились новые цели. Улыбнувшись уголками губ, Ши Хао обратился к ящерице у себя на руке:

– Иволги поют, ласточки танцуют ^[6]. А теперь – за работу.

Часть 1 Белые одежды (II)

Вход в Преисподнюю находился под Ущербными горами, что возвышались на северо-западе от горы Куньлунь, стоящей в сердце Западного континента. В отличие от сияющей божественным светом горы Куньлунь, Ущербные горы были серыми и мрачными, всегда окутанными дымкой. Они стояли на краю Западного континента, и из-за их тяжелой атмосферы в ближайшем морском заливе даже не водилась рыба. Там всегда бушевала буря и свистел ветер, полный морского запаха.

Боги смерти соскочили с облаков на каменную тропу у подножия горы и спустились по ней в мраморную расщелину между горами. Чем дальше они спускались, тем темнее становилось вокруг.

Вдруг раздались быстрые шаги, словно кто-то бежал по направлению к ним, и тут из темноты вылетели двое запыхавшихся юношей в белых одеждах, нервно вцепившись в списки душ в руках. Увидев старших проводников душ, они затормозили, заметили отличительные подвески на поясах Хэ Ли и Юй-эр и отвесили поклоны:

– Приветствуем наставников!

Хэ Ли снисходительно вздохнул – это, очевидно, новички, которые умудрились выйти из Преисподней через вход. Юй-эр хихикнула и подтрунила:

– К чему такая спешка? Ваши души никуда не убегут. Ну разве что они могут обратиться в демонов, если потеряются, и вы не сможете их отыскать, ха-ха-ха!

– М-мы заблудились, наставница!

– Это понятно, ведь в эту дверь можно только войти. А выход с другой стороны.

Хэ Ли с долей сожаления наблюдал за ужасом на их лицах и даже на секунду забыл о своей собственной оплошности, которая была куда серьезнее. Одно дело входы перепутать – стражники Преисподней разве что отчитают их, а вот его точно предадут суду за то, что лишил судей, начальников адов и других работников, которым не помешали бы рабы, нескольких тысяч душ. Чего уж говорить о том, сколько работы прибавилось у начальника канцелярии из-за него.

Молодые проводники в страхе принялись извиняться и от греха подальше взмыли в небеса.

– Не делай такое лицо, Ли-гэгэ, – сказала Юй-эр, смеясь. – Ты тоже таким был.

Это возмутило Хэ Ли:

– Что не так с моим лицом? И нет, я бы ни за что не перепутал вход с выходом!

– Ты перепутал Желтый источник с обычным и ловил там рыбу, ты забыл? Ха-ха-ха! Помнишь лицо Владыки сыцзюня, когда он проходил по мосту и вдруг увидел, как ты сидишь на берегу и ловишь карпов, не обращая внимания на души грешников, пытающиеся забраться по опорам моста? Да он еще больше поседел из-за тебя!

Хэ Ли был ранен этими ужасными воспоминаниями, которые мечтал стереть из памяти. Он так застыдился, что припустил вперед, миновал огромные главные ворота, вырезанные в камне, и прошел внутрь пещеры, где на полу была огромная дыра, защищенная заклятием. Заклятие было нужно, чтобы никто, кроме обитателей Преисподней, не смог туда попасть, если бы случайно забрел под эту жуткую гору.

Юй-эр наконец догнала его на своих коротких ногах и возмутилась:

– Ну что ты сбежал? Правда глаза колет?

Хэ Ли шагнул к пропасти и, активировав духовную силу, прыгнул вниз. Дыра на самом деле была вертикальным тоннелем, который вел прямо ко Дворцу Правосудия, главному органу Преисподней, где решалась судьба всех душ. Сила притяжения в этом тоннеле работала иначе, чем в мире смертных: проводники спускались плавно и медленно, словно на облаке, чувствуя под ногами магическую вибрацию.

Они приземлились спустя какое-то время на вымощенной серым булыжником площади перед Дворцом Правосудия, огромным зданием, похожим на императорский дворец с загнутыми крышами и множеством ярусов. Несмотря на то что Преисподняя находилась под землей, над ней было натянуто искусственное небо и всегда светила яркая луна, которая никогда не гасла и не двигалась с места. В сухом воздухе пахло пеплом.

Юй-эр вдруг сказала, глядя на яркую луну:

– Ты знаешь, что раньше здесь не было луны, а горели факелы?

– Я читал об этом в летописи, – ответил Хэ Ли. – Однажды Владыка Преисподней оказал огромную услугу Небесному Императору Чжуансюю, и тот подарил ему в жены свою дочь, богиню звезд и луны. Она была избалованная и требовала постоянного внимания от своего мужа, а он был так занят, что никогда не навещал ее. Поэтому однажды она так рассердилась, что превратилась в луну, и никто не смог заставить ее вернуться в прежнюю форму, даже ее отец-Император.

– И тогда Владыка снял все факелы и повесил ее на небо, чтобы все, кто проходил по улице, обращали на нее внимание вместо него, – засмеялась Юй-эр. – Какая забавная история любви.

– Это просто история. Там не было никакой любви. И она на самом деле довольно печальная, – вздохнул Хэ Ли.

Они двинулись к парадному входу во дворец, но тут навстречу им вылетел отряд стражников Преисподней в белых одеждах и серебряных доспехах, преградив путь. Высокий юноша с надменным и строгим выражением лица и длинным мечом в руке вышел вперед:

– Ты опоздал, Хэ Ли. Я проторчал здесь целый год, ожидая тебя, чтобы лично отвести к судьям!

Время в Преисподней текло гораздо быстрее, чем в мире смертных, и несколько часов наверху вполне могли оказаться годом внизу. Хэ Ли поспешно отвесил поклон. Этот юноша был невыносим своей дотошностью и высокими требованиями ко всему, но работу свою выполнял превосходно. Благодаря генералу Чэну в Преисподней царил такой неприличный порядок, что даже трава в саду росла по линейке.

– Примите мои извинения, генерал, – сказал Хэ Ли, действительно почувствовав себя немного виноватым.

Генерал Чэн, для друзей Чэн Цзяо ^[7], фыркнул и сделал жест следовать за ним.

– Судьи уже ждут.

Юй-эр тоже увязалась за генералом, отличавшимся высоким ростом и развитой мускулатурой, но холодным взглядом и хмурым лицом, которое почему-то тоже нравилось девушкам, и сказала:

– Могу я пойти с вами, чтобы выступить свидетелем?

Генерал Чэн фыркнул:

– Естественно.

– А что теперь сделают с Ли-гэгэ?

– Я не судья, не мне решать, – отрезал Чэн Цзяо и оскалился: – Может быть, его бросят в горячий ад на десять тысяч лет, запрут в великом лотосовом аду или вовсе уничтожат его душу.

– Ах! Что вы говорите! Приговор не может быть таким суровым! Я пойду умолять Владыку Преисподней Ян-сыцзюня, чтобы он пощадил Ли-гэгэ!

– Нарушитель должен быть наказан.

Стражники сопроводили Хэ Ли во дворец и привели к огромным дверям из нефрита. За ними находился зал заседаний десяти судей, когда они собирались вместе для обсуждения какого-то важного дела. Обычно они работали по отдельности, отвечая каждый за свой суд. Душа умершего человека, попав в Преисподнюю, проходила через суды, начиная с первого, где проверялись ее прегрешения и выносился приговор. Если грехов было немного, то уже после первого суда душа могла получить небольшое наказание, выполнить его и переродиться заново. Если же грехов было много, ей нужно было пройти через каждого из десяти судей и получить от каждого наказание. Ее могли отправить в один из восьми горячих адов, где она подвергалась пыткам в течение нескольких тысячелетий, или в один из восьми ледяных адов, в зависимости от решения судьи и заполненности самих адов.

Огромные двери отворились, и роскошный зал суда показался за ними. Это был круглый зал с огромными нефритовыми колоннами и мраморным полом, освещенный множеством свечей и канделябров. В центре зала находилась подушка подсудимого, на которую тот должен встать коленями и начать раскаиваться. Над ним возвышались десять кресел судий, установленных на пьедестале вдоль изогнутой стены, по пять с каждой стороны от величественного трона, стоявшего прямо напротив подсудимого. К трону и креслам вели мраморные ступени. В то время как кресла предназначались для судей, хозяином трона был не кто иной, как Владыка Преисподней.

Десять судей, облаченных в белые платья с капюшонами, уже заняли свои места и осуждающе смотрели, как Хэ Ли в сопровождении стражников становится коленями на подушку. Десятый судья грубым голосом сказал:

– Возможно, Владыка сыцзюнь не появится, начнем без него.

Юй-эр издала разочарованный звук – она надеялась на милость справедливого бога. Судья зачитал обвинение, которое полностью соответствовало тому, что произошло на самом деле. В плане справедливости и честности судьям Преисподней не было равных ни на земле, ни на небе. Хэ Ли обвиняли в халатности, непрофессионализме и нарушении обетов проводника душ.

– Ты согласен с обвинением? – спросил десятый судья.

– Согласен, – ответил Хэ Ли, не имея иного выбора. Он действительно нарушил кодекс проводника душ и вмешался в земные дела. Будучи очень совестливым человеком, он чувствовал себя настоящим преступником.

– У тебя есть достойное оправдание своим действиям?

– У меня нет оправдания.

– Можешь ли ты объяснить свои действия и мотивы?

– У меня нет логического объяснения моим действиям.

Судьи стали переглядываться и перешептываться. Многие дергали и пожимали плечами.

– Подождите! – воскликнула Юй-эр. – Допросите меня! Я могу объяснить!

Десятый судья сурово смерил ее взглядом из-под густых бровей и сказал:

– Что ж, говори.

Юй-эр вышла из тени колонны и поднялась на место свидетеля в левой части зала.

– Этот человек, Ши Хао, он не человек, потому что люди умирают, когда их сжигают заживо, а его имя просто стерлось из наших списков! Когда он вышел из огня, он просто полыхал решимостью и волей так, что эти люди просто попадали перед ним. Он был таким красивым и сильным! Когда он посмотрел на меня своими горящими глазами, я чуть не…

– Ты отклоняешься от дела, – прервал ее десятый судья.

– Да нет же! Это важно! Этот парень прицепился к Ли-гэгэ и постоянно звал его по-другому… кажется, Хай… Хай Мин…

– Хай Минъюэ, – сказал Хэ Ли, подняв лицо. – Он назвал меня Хай Минъюэ.

Десятый судья словно обратился в камень, по лицам других судей тоже прокатился мороз.

Юй-эр продолжила:

– Да, точно! Он назвал его этим именем, а потом, когда на деревню напал бог-дракон, этот парень схватил Ли-гэгэ за руку и оседлал! Я видела, как он доставил его прямо на шею дракона! А там этот Ши Хао забрал у Ли-гэгэ кинжал, ранил дракона и спрыгнул в никуда! У Ли-гэгэ не было большого выбора, ведь этот парень был неубиваем! А вы что бы сделали?

Судьи в растерянности переглядывались. Вдруг массивные двери отворились с грохотом, и длинная тень легла на пол.

– Так-так-так, господа судьи начали такое важное дело, не дождавшись верховного судьи? – произнес шутливый голос молодого человека.

Хэ Ли обернулся. В зал вошли двое. Впереди грациозной, словно летящей походкой шел Владыка Преисподней, облаченный в величественную белую накидку, украшенную золотом. Это был высокий молодой мужчина, сохранивший свою аристократическую красоту на веки вечные, с длинными волосами цвета белого пепла, украшенными золотой заколкой на макушке. На его поясе висел меч в нефритовых ножнах, который, если верить преданию, был способен разрезать Землю пополам и в котором были заточены души тысячи покойных императоров. Этот меч назывался Скорбь Поэта, а его хозяина звали Ян-сыцзюнь ^[8].

Лицо сыцзюня было приветливым и расслабленным, а движения изящны. Этого бога можно было полностью описать одним словом – элегантность. Хэ Ли ни разу не видел Небесного Императора, но был уверен – его начальник ничуть не уступал тому по величию и манерам.

Вслед за сыцзюнем шел невысокий стройный юноша, ловкий и гибкий, как молодой бамбук. Его отличительной чертой были необычные глаза цвета зеленого нефрита. Он носил меч с такой же зеленой кисточкой, а черные волосы собирал в высокий конский хвост. Это был первый помощник сыцзюня, чиновник и учитель Чжан Минлай ^[9]. Голос, звучавший только что, принадлежал именно ему.

Судьи всполошились:

– Нет! Что вы, чиновник Чжан, мы еще не начинали! Только зачитали дело.

– Эй, а то, что я вам рассказала, значит, пустяки? – возмутилась Юй-эр.

Сыцзюнь прошел к своему месту, величественно поднялся по ступенькам и занял трон. Чжан Минлай занял место секретаря в правой части зала, достал бумагу и писчие принадлежности и стал писать.

– Разумеется, не пустяки, – мягко сказал сыцзюнь. Его бархатный голос сопровождался эхом огромного зала. – То, что ты рассказала, очень поможет делу.

Он перевел проницательный взгляд на Хэ Ли.

– Так, значит, он назвал тебя Хай Минъюэ и ты поддался на его провокацию? Неожиданно от тебя. Такой рассудительный молодой человек, как ты, не действует столь опрометчиво, поддавшись мимолетному порыву.

– Он же сказал, что даже у него нет объяснения, – хмыкнул Чжан Минлай. Сыцзюнь перевел взгляд на своего помощника и будто обменялся с ним какими-то мыслями.

Десятый судья заявил:

– Владыка сыцзюнь, в таком случае приговор следует выносить согласно Книге Правосудия.

Сыцзюнь плавно махнул рукой.

– Нет, не в этот раз. В этот раз я лично решу, какое наказание будет справедливо. Раз речь идет о том Ши Хао, о котором я думаю, что же он мог сделать? – Он обратился к помощнику: – Чиновник Чжан, какое, по вашему мнению, должно быть наказание?

Чжан Минлай, улыбнувшись, сказал:

– Я думаю, Хэ Ли просто устал, прослужив проводником душ столько лет. Подобная работа изнашивает душу, и в конце концов она теряет хватку. Я думаю, ему необходим отдых. Как насчет отстранения от должности на пару тысяч лет? Пусть позанимается любимыми вещами. Сходит на рыбалку, например, сочинит новый сборник стихов на берегу Желтого Источника…

Его пронзительные зеленые глаза колко заблестели. Когда этот человек смотрел на Хэ Ли, тому казалось, что он видит его насквозь, хотя на лице носит безобидное, расслабленное выражение и всегда подшучивает. Хэ Ли был так напряжен, что даже не смутился.

Сыцзюнь поразмыслил над этим и в итоге согласился:

– Справедливое решение. Если у судей нет возражений, так и запишите в протокол.

Судьи заколебались, но никто не высказал протеста. Вскоре заседание завершилось, и Хэ Ли отпустили из-под стражи. Юноша почувствовал облегчение – никому не хочется проторчать в ледяном аду несколько тысяч лет, уж лучше прохлаждаться в родном Диюе.

Юй-эр от нечего делать тоже увязалась за Хэ Ли, и они вместе вышли из дворца в сад на заднем дворе. Там росли деревья с бордовой листвой, похожей на капли крови, и по мраморным колоннам и заборам вился такой же бордовый плющ.

Эта девушка была единственной подругой Хэ Ли. Несмотря на мягкую манеру общения, Хэ Ли было трудно найти единомышленников, которые бы разделили его стремление к гармонии и справедливости. Так вышло, что их назначили в напарники много лет назад, и беспечная, тянущаяся к общению, как цветок к солнцу, Юй-эр быстро привязалась к своему товарищу, а он привязался к ней.

– Почему ты совсем не рад, что тебя отпустили? – спросила Юй-эр, сорвав ветку бордового куста.

– Кое-что не дает мне покоя. Ты видела лица судей, когда ты упомянула Хай Минъюэ? – спросил Хэ Ли серьезно.

– Ну, они знатно удивились. Наверно, это имя какого-то важного человека? Тебе оно не знакомо?

– Нет, – ответил Хэ Ли, но смутное чувство зародилось в его сердце, словно он только что неосознанно наврал.

Юй-эр задумалась.

– Может, поищем в Архиве? Раз тебе нечего делать все равно… Или можно спросить у сыцзюня, но он, наверное, не скажет. А его скользкий чиновник Чжан скорее забросает тебя обидными шуточками.

Хэ Ли согласился:

– Это неплохая идея, Юй-эр. Если Хай Минъюэ умер, то в Архиве хранятся его воспоминания.

Они договорились пойти в Архив, который располагался за садом в длинном павильоне, имевшем много подвалов и лабиринтов, где хранились воспоминания всех умерших людей, чьи души собирали проводники. Чтобы попасть туда, друзьям пришлось преодолеть весь огромный сад.

На полпути Хэ Ли услышал приглушенные голоса и остановил Юй-эр жестом. Они осторожно приблизились к беседке, откуда доносились голоса, и прислушались. Бархатный голос сыцзюня и звонкий голос чиновника Чжана было сложно не узнать, а когда они звучали одновременно, то ошибиться было невозможно.

– Конечно, он побежит искать информацию о Хай Минъюэ в Архив, – беззаботно сказал Чжан Минлай. – Должны ли мы вмешаться, Владыка?

Сыцзюнь задумчиво промычал. Послышался стук фарфоровой посуды о стол, и из чайника полился чай, распространив чудесный аромат смеси ромашки, пустырника и мяты.

– Кто я такой, чтобы вмешиваться в планы судьбы? – спокойно произнес Ян-сыцзюнь. – К тому же, если Ши Хао вернулся на землю и встретил его, хватит ли у меня сил его остановить? Да и зачем?

Хэ Ли застыл, затаив дыхание, его сердце заколотилось в груди от волнения. Остановить его? Кого? О чем говорит сыцзюнь? Неужели Ши Хао собрался что-то натворить?

Чжан Минлай отпил чаю и сказал:

– Ваши слова не лишены мудрости. Но все же не можем же мы сидеть сложа руки?

– Минлай, – снисходительно произнес сыцзюнь, растягивая его имя нараспев. – Так редко происходят такие события, как восхождение Ши Хао и Хай Минъюэ. Почему бы просто не понаблюдать? Не волнуйся, я пристально слежу за развитием ситуации. Расслабься.

Чжан Минлай вздохнул:

– Ах, Владыка, мне бы обрести ваше спокойствие.

– Пей больше чая с ромашкой, дорогой друг.

– Вы готовите восхитительный чай, Владыка, но, боюсь, я никогда не изменю своих вкусов. Уж больно долго я пью по кувшинчику вина ежедневно, и отказаться от него мне кажется невероятным усилием, на которое мое бренное тело ну никак не способно.

На этом их разговор повернул в другое русло, и Хэ Ли, заинтригованный еще больше, незаметно отошел от беседки.

– Этот чиновник Чжан видит тебя насквозь, – хихикнула Юй-эр. – Он сразу понял, что ты пойдешь в Архив. Ты не думаешь, что это ловушка, которую подстроили сыцзюнь и он сам?

Хэ Ли мотнул головой:

– Сыцзюнь не играет в такие грязные игры. Мне кажется, здесь все гораздо глубже, чем мы можем себе представить.

И они быстрым шагом отправились в Архив.

Часть 1 Белые одежды (III)

Архив Преисподней предстал перед Хэ Ли и Юй-эр как мрачное святилище забытых воспоминаний. Длинные полки, простирающиеся до горизонта, были загружены пылящимися свитками и рукописями. Влажный, гнилостный запах смешивался с запахом дерева и пыли. Свет искусственной луны, неяркий и мерцающий, проникал через круглые окна, окрашивая этот темный лабиринт в оттенки синего и серого.

Под тихий вой ветра на стеллажах сквозь полумрак мелькали серебряные буквы и символы. Архив был, несомненно, одним из самых мрачных мест Диюя.

Хэ Ли скользнул взглядом по потолку и приметил блеск в нескольких чжанах от них. Им посчастливилось наткнуться на духа архива, сгусток серебристой энергии, служивший своего рода библиотекарем, который указывал путь к необходимому свитку. Таких духов было очень мало, учитывая огромные размеры Архива, и встретить его было большой удачей, иначе искать нужные воспоминания можно было целую вечность.

Плавно протянув руку, Хэ Ли пригласил духа на ладонь. Этот серебристый светящийся сгусток энергии ощущался как теплый огонек и колыхался в воздухе, как лист на воде.

– Покажи, где лежат воспоминания Хай Минъюэ, – попросил Хэ Ли.

Ему никогда не приходилось искать чьи-то воспоминания, и он даже не знал, уполномочен ли он для этого, но его уже отстранили от должности – что может еще случиться?

Но дух ответил скрежещущим металлическим голосом совсем неожиданную вещь:

– Воспоминаний Хай Минъюэ здесь нет.

Проводники удивленно переглянулись – на лице Юй-эр тоже отразилось недоумение.

– Этот человек жив? – произнес Хэ Ли. Затем он нахмурился. – А почему мы вообще решили, что он мертв?

– Я думаю, потому, что судьи и сыцзюнь, похоже, знали его, вот мы и решили, что он проходил через суд.

Но дух ответил:

– Человека, которого вы ищете, нет в живых.

Юй-эр поразилась:

– Но как же так? Если он мертв, то кто-то должен был забрать его душу и сложить воспоминания на одной из полок Архива! Кому была поручена его душа?

Дух ответил:

– Душу Хай Минъюэ сопровождал Чжан Минлай.

Хэ Ли опешил. Чжан Минлай освободился от должности проводника душ много тысячелетий назад, возвысившись до чиновника и первого помощника Ян-сыцзюня еще до появления Хэ Ли в Преисподней.

– Как же давно это было, раз чиновник Чжан тогда еще был только проводником душ? – спросила Юй-эр. – Насколько же стар на самом деле этот парень Ши Хао?

– Воспоминаний Ши Хао нет в Архиве, – ответил дух и взлетел вверх, видимо устав от пустой болтовни.

– Эта тайна оказалась еще запутаннее, чем было на первый взгляд, – задумчиво произнес Хэ Ли, проводив серебряный шарик глазами. – Не мог же чиновник Чжан избавиться от его воспоминаний? Это против кодекса проводников душ. Его бы не повысили за это.

– Верно, – вздохнула Юй-эр. – Похоже, нам не остается иного выбора, кроме как спросить его самого. Хотя вряд ли он помнит о каждой из душ, которые собирал сотни тысяч лет назад.

Хэ Ли был разочарован. Разговаривать с Чжан Минлаем виделось ему как самое тяжелое испытание, ведь этот человек имел язык без костей и очень острый ум, которым не брезговал бахвалиться, и был способен сам из кого угодно вытянуть любую информацию. Кое-каких навыков дипломатии, которыми обладал Хэ Ли, никогда не хватало, чтобы добиться своего в разговоре с ним. Когда-то Чжан Минлай был учителем Хэ Ли, и после этого юноша бы предпочел больше никогда не обмениваться словами с этим человеком.

– Ну что? – спросила Юй-эр с улыбкой, сложив руки на груди. – Пойдем докучать чиновнику Чжану или будем отдыхать? Думаю, я тоже заслужила выходной!

В свои выходные Хэ Ли бродил по Диюю в поисках приклеенных бумажек с рисунками преступников или потерянных кошек и собак и играл в одинокого борца за справедливость. В его маленьком домике на одной из узких улочек Диюя было не повернуться от количества кошек и собак, которые захотели остаться с ним, так и не встретив хозяина, который уже переродился. Все жалованье юноши уходило им на еду. Иногда ему приходилось спать среди хвостов и ушей, потому что питомцы очень любили его кровать и не хотели уступать, а лидерских качеств Хэ Ли не хватало даже для такого пустяка, как согнать их на пол. Просыпаться с шерстью во рту, в носу и в волосах уже давно было для него привычным делом.

А теперь Хэ Ли временно безработный. И он даже боялся представить, что будет делать дальше. Вероятно, его маленький дом скоро лопнет, разбросав по всему Диюю тонны шерсти. Он дернул уголками губ при этой мысли и сказал:

– Пойдем на Золотой источник.

Хэ Ли и Юй-эр направились в Диюй. Подземный город раскинулся перед ними, словно уютный мир в темных объятиях Преисподней. Узкие улочки, мощенные темно-серыми булыжниками, были стиснуты маленькими домами. На этих подземных улицах играли мягкие краски. Фонарики из яркой бумаги горели на фасадах домов, а из окон и дверей пахло домашней едой. В Диюе царило спокойствие.

Золотой источник находился в южной части Диюя, проходил через весь город на север и впадал в Желтый источник, разливающийся под Ущербными горами и берущий свое начало на горе Куньлунь. Когда Хэ Ли не работал и не занимался своим зверинцем, он сидел у Золотого источника и смотрел, как там плавают карпы. Золотым источник назвали как раз из-за красивых золотых карпов, которые там жили, и их чешуя блестела даже под холодным освещением луны.

Рыбки казались Хэ Ли такими милыми и умными, что он даже мечтал однажды переродиться одним из таких карпов, но с печалью понимал, что его мечта никогда не станет явью, ведь боги смерти не избавляются от своего наказания и вечно служат Владыке Преисподней, пока не превращаются в песок со дна Желтого Источника, когда истекает их срок, прописанный в Книге Судеб. Богами смерти становились те, кто совершил самоубийство в прошлой жизни, и приговаривались к вечной службе Преисподней без шанса на новое перерождение.

Хэ Ли никогда не понимал, зачем лишил себя жизни в прошлом, но, может быть, предпочел бы не знать об этом и вовсе, а принять свою судьбу и однажды обратиться в песок, завершив цикл перерождений навсегда. Наказания Владыки Преисподней были самим определением справедливости, и он не смел спорить с законами небес.

Хэ Ли и Юй-эр встали на безлюдном мосту, связывающем два берега реки. Вода мерцала под луной и была черной, но золотые искры чешуи карпов можно было увидеть невооруженным глазом. Юй-эр подперла щеки руками, опершись о каменные перила, и уставилась на воду. Хэ Ли наблюдал за золотым блеском в толще воды. Рыбки умиротворяли его даже больше, чем медитация или поглаживание пушистых питомцев.

– Это так мило, что в Преисподней есть животные, – сказала Юй-эр.

– Раньше здесь не было животных, – ответил Хэ Ли задумчиво. – Преисподняя предназначена для душ грешников и неживых существ. Земные животные не проходят через суд после смерти, а сразу становятся на путь перерождения. Но когда сыцзюнь проходил испытание жизни и смерти, он прожил жизнь в обличье человека, чтобы познать страдания и стать сильнее, и его так очаровали кошки, собаки, птицы и рыбы, что, вернувшись в Преисподнюю, Владыка создал их у себя дома.

– Ты все это прочитал в летописях? Вот почему животные Преисподней бессмертны, ведь они никогда не были живы, верно? – Юй-эр вздохнула, и Хэ Ли кивнул: – Но выглядят как самые живые.

Умиротворяющие всплески воды в полной тишине вдруг прервал звук приближающихся шагов и мелодичный звон меча. Хэ Ли резко повернул голову. Веселые зеленые глаза Чжан Минлая блеснули в полумраке. Он приближался не спеша, отбивая каблуками сапог каждый шаг, полуночный ветер колыхал его длинные волосы, собранные в конский хвост, и зеленую кисточку на мече, прикрепленном к поясу. Как кот, он вдруг взлетел на каменный бортик моста и оказался прямо над головой Хэ Ли.

– Прохлаждаетесь? – сказал он без строгости. – Я тоже люблю сюда приходить.

Хэ Ли и Юй-эр отскочили от перил и отвесили поклон:

– Приветствуем, чиновник Чжан.

Чжан Минлай махнул рукой:

– Вольно. Мой рабочий день окончен. Хочу побыть просто молодым господином Чжаном, можно? – Так же резко, как его внезапный полет, Чжан Минлай шлепнулся на перила и свесил ноги над черными водами. – Эх, что может быть лучше ночной прогулки по Диюю, верно?

Юй-эр засмеялась, чтобы поддержать начальника. Чжан Минлай, в отличие от большинства других мужчин Преисподней, ей не нравился – он был недостаточно высок и широкоплеч, хотя обладал чарующей внешностью и обаянием, способным украсть сердце любой дамы.

– Господин Чжан живет в Диюе уже столько времени, что назвать его молодым было бы враньем, – сказала Юй-эр.

Чжан Минлай состроил лицо, полное ужаса, и достал зеркало из рукава, чтобы тщательно осмотреть свое лицо.

– Неужели я стар? Ах, Юй-эр, как ты можешь меня так пугать? Я еще очень и очень молод. Посмотри на это гладкое лицо прекрасного двадцатилетнего юноши. Как его не назвать молодым господином?

Он все это говорил в шутку, как и большинство вещей, но за его шутками всегда скрывалась правда. Юй-эр отвесила поклон и стала оправдываться:

– Юй-эр ни в коем случае не хотела оскорбить молодого господина, она имела в виду, что он, хоть и выглядит молодо, на самом деле повидал много всего и прожил долгую жизнь. Наверное, вы уже даже не помните, как работали проводником душ, как мы?

Чжан Минлай усмехнулся и сложил руки на груди:

– Я ничего не забываю! Вам следовало бы поучиться у меня.

Хэ Ли тихо и учтиво спросил:

– Тогда чиновник Чжан, должно быть, помнит человека по имени Хай Минъюэ?

Чжан Минлай, очевидно, был готов к такому вопросу и даже не повел бровью. Он спокойно сказал:

– Конечно помню. Хай Минъюэ, Хай Минъюэ… Его сложно забыть. Я порой подумываю о том, чтобы подлить себе в вино зелье забвения, чтобы забыть о Хай Минъюэ.

В сердце Хэ Ли пробудилась надежда, но одновременно с ней появилось ощущение подвоха. Если Чжан Минлай поделится информацией просто так, это будет невероятно.

– Не могли бы вы рассказать нам? – попросила Юй-эр.

Чжан Минлай ухмыльнулся и снова поднялся на ноги. Теперь он возвышался над стоящими на мосту людьми, глядя на них сверху вниз и наслаждаясь этим.

– Я не могу, – ответил он просто. – Знаете почему? Потому что Хай Минъюэ…

Вдруг он схватился за горло и стал задыхаться, выпучив зеленые глаза и испугав проводников до смерти, затем оступился и свалился за перила моста в черные воды. Хэ Ли подбежал к краю моста.

– Чиновник Чжан!

К счастью, тут же из воды вынырнула голова молодого господина, и он, громко откашлявшись и отсморкавшись, взлетел в воздух, чтобы плавно приземлиться на каменную кладку моста. Теперь он был похож на мокрого кота, белые одежды облепили его со всех сторон, и он, бранясь и шипя себе под нос, принялся выжимать свой конский хвост.

– Видишь, что он со мной сделал? – хрипло сказал Чжан Минлай. – Он заставил меня поклясться, что я никому не выдам его секрет.

– Какой секрет? – выпалил Хэ Ли, пораженный.

Юй-эр дернула его за рукав и деликатно прошептала:

– Ли-гэгэ, молодой господин Чжан сейчас чуть не задохнулся, пытаясь посвятить нас в этот секрет. Как ты не понял? Он все равно не сможет сказать!

Чжан Минлай, видя его сконфуженное лицо, тихо засмеялся.

– У нашего Хэ Ли слегка притупилась интуиция. Бывает, ничего. – Он шумно втянул воздух носом. – Но кое-что я все-таки могу сказать. Если вас не затруднит сопроводить меня домой и составить мне компанию за ужином и кувшинчиком вина.

– К сожалению, я не… – попытался сказать Хэ Ли, но Юй-эр толкнула его в бок и с энтузиазмом ответила, улыбаясь:

– Конечно, мы поужинаем с молодым господином!

Чжан Минлай издал восторженный звук и зашлепал по мосту к левому берегу, оставляя за собой дорожку мокрых следов.

Часть 1 Белые одежды (IV)

Поместье чиновника располагалось на отшибе Диюя и было окружено садом из багровых деревьев. Двор поместья был полон слуг и рабов – это были души мелких грешников, которые отрабатывали свое наказание перед перерождением. Просторные павильоны поместья были освещены множеством свечей и украшены коврами, картинами и драгоценностями, о происхождении которых можно было только догадываться. Чжан Минлай по-хозяйски усадил гостей в теплом трапезном зале и отлучился на какое-то время.

Вскоре слуги стали заносить различные кушанья в красивой посуде, кувшины с вином, и по залу разлился чудесный аромат еды. Жители Преисподней были душами мертвых, поэтому не нуждались в пище, как люди, но принимали ее ради удовольствия и поддержания духовных сил. Вслед за слугами вышел Чжан Минлай, уже сухой и облаченный в шелковое изумрудное ханьфу. Он занял место хозяина, с улыбкой налил себе вина и поднял тост:

– Я сегодня так рад, что ко мне пришли гости, поэтому буду пить до тех пор, пока вы не уйдете! Выпьем!

Они с Юй-эр осушили чарки, а Хэ Ли схалтурил и только сделал вид, что пьет, закрыв свою чарку широким рукавом. Он столько раз говорил, что не пьет вина и не ходит в гости, что теперь чувствовал себя настоящим клоуном.

Юй-эр поддерживала непринужденную беседу с веселым господином и хвалила блюда, пока чиновник Чжан медленно напивался, что, похоже, приносило ему небывалое удовольствие. Хэ Ли не понимал, как можно быть таким алкоголиком и одновременно занимать такое высокое положение в обществе.

– Итак… – Наконец Чжан Минлай заговорил о важном. – Хай Минъюэ. Не могу рассказать о нем, не упомянув Ши Хао. Эти двое, великий полководец, одолевший прошлого короля демонов, и его верный генерал, Хай Минъюэ, появились на Небесах в один прекрасный день, и с тех пор у небесных чиновников не прекращался геморрой. Ши Хао, мне кажется, безумец. Ему взбрело в голову, что боги должны помогать людям на их пути страданий, а не наслаждаться вечной жизнью у себя на Небесах. Он был так уверен в своей правоте и так натаскан в заговаривании зубов, что у него даже появились последователи на Небесах. Вместе они подняли мятеж, в котором участвовал и Хай Минъюэ, чтобы свергнуть Небесного Императора Шаньхуаня. Ши Хао горел желанием сесть на небесный трон, чтобы вершить свою волю на земле. К сожалению или к счастью, ничего не получилось, и Ши Хао был пойман и стерт в порошок. – Чжан Минлай выдержал паузу, пока наливал себе очередную чарку и с наслаждением ее осушал, и продолжил тише: – Но, видимо, не до конца. Осколок его бессмертной души обрел человеческую форму, исходя из вашего рассказа о случившемся с вами.

Хэ Ли замер, выслушав историю без единого вдоха. Ши Хао, которого он встретил на земле, очень подходил под описание безумца.

– А Хай Минъюэ? – спросила Юй-эр.

– Хай Минъюэ умер позже, – ответил Чжан Минлай. – Не могу сказать ничего больше.

– Но где же тогда его воспоминания? Если он умер, они должны храниться в Архиве!

Чжан Минлай усмехнулся, задумчиво глядя на свою чарку в руке.

– Должны, но их там нет. Это не моя вина, не смотри на меня так, Хэ Ли. Я выполнял свою работу добросовестно, но этот Хай Минъюэ обхитрил меня. Он сам извлек свои воспоминания перед смертью, разделил их на несколько фрагментов и спрятал в разных местах. Никто не знает, где их искать, да никому и не нужно было до тебя. Но раз ты так хочешь узнать, где его воспоминания, я предлагаю тебе сделку.

Хэ Ли напрягся. Так ли ему нужны эти воспоминания?

Идея Ши Хао заставить богов помогать людям на их пути страданий была абсурдной, но в то же время что-то в глубине души Хэ Ли зацепилось за нее и не могло отпустить. Несмотря на кодекс и устройство трех миров, эта идея казалась Хэ Ли правильной.

Он опустил взгляд и заметил шрам на своей ладони. Ши Хао сказал, что это клятвенный шрам, который не заживает даже после перерождения. Откуда он мог знать? Могло ли быть так, что Хай Минъюэ был прежним воплощением Хэ Ли?

Даже если и так, Хай Минъюэ должен был совершить самоубийство, чтобы стать богом смерти. Хотелось ли Хэ Ли знать, что за трагичные события довели его до такого финала?

Заметив его сдвинутые брови, Чжан Минлай непринужденно сказал:

– Я могу дать тебе одну необычайно полезную вещь. Сейчас… – Он полез в широкий рукав ханьфу и стал в нем копаться. – Сейчас найду. Вот она!

На стол Хэ Ли приземлился ровный срез обсидиановой породы, обрамленный в серебряный прямоугольник, с веревкой, чтобы привязать его к поясу, и зеленой кисточкой в качестве украшения. Хэ Ли спросил:

– Что это?

– Это Путь сердца, – сказал Чжан Минлай. – Мне он уже не нужен, я давно нашел то, к чему стремится мое сердце. – Он любовно уставился на кувшин с вином, расплывшись в довольной улыбке. – А тебе, думаю, пригодится. Этот жетон указывает путь к тому, чего ты больше всего хочешь – подсознательно то, что, может быть, твой разум отрицает, голова не помнит, но душа безмолвно желает. Попробуй активировать его, направив в него немного духовной силы.

Хэ Ли сложил два пальца вместе и направил в черный камень духовную силу. Тут же камень задрожал в его руке, и на черной поверхности появились серебряные буквы, горящие духовной силой: «Страна Ши».

– Каменная страна? – прочитал Хэ Ли. – Что это за страна такая?

Чжан Минлай сощурился:

– Должно быть, он это о Стране Ши, которую только что основали у тебя над головой.

Хэ Ли задрал голову вверх, но увидел только потолок поместья Чжан, и это заставило пьяного Чжан Минлая расхохотаться.

– Какой же ты смешной, Хэ Ли, – сказал он, задыхаясь. – Ну хорошо, я неправильно выразился. Над головой у тебя Ущербные горы, это далековато от Страны Ши. Она находится на побережье Восточного моря, близ Большой Пустыни. Почти там же, где ты сегодня побывал.

– Страна Ши, основанная Ши Хао? – изумилась Юй-эр. – Он основал страну? Уже?

– Я же сказал – он непревзойденный командир.

– Вы этого не говорили.

– Но я определенно имел это в виду! В любом случае, Хэ Ли, ты не появишься на земле раньше, чем через две тысячи лет, потому что ты осужден. Хочешь – забирай вещицу и помоги этому молодому господину в обмен на нее, а хочешь – продолжай собирать кошек и собак у себя дома и забудь о Хай Минъюэ.

Хэ Ли дырявил Путь сердца напряженным взглядом. Страна Ши – это то, что он действительно желает?

«Хай Минъюэ! – вдруг раздался в его ушах звонкий голос Ши Хао, сотрясающий его подсознание. – Стоило тебе испить зелья забвения, как ты позабыл о своих принципах?»

«Может ли быть так, что Хай Минъюэ – это мое прошлое имя? – подумал Хэ Ли. – Боги смерти не помнят своей прошлой жизни, но сохраняют старое имя. В таком случае имя Хай Минъюэ не должно было смениться на Хэ Ли. Это все так запутанно».

Серебряные символы «Страна Ши» плавно мерцали на гладкой обсидиановой поверхности. Хэ Ли, ощутив в груди непонятное чувство, похожее на ностальгию, пригладил зеленую кисточку жетона и спросил:

– Что вы хотите за этот жетон?

Чжан Минлай, который уже полулежал в своем кресле с чаркой в руке, расплылся в улыбке и сказал:

– В мои обязанности входит преподавать новичкам, а я не выношу это скучнейшее занятие. Ты знаешь, мой выдающийся интеллект не подходит для того, чтобы вдалбливать людям кодекс проводника душ. Я бы с удовольствием участвовал в дебатах относительно каждого чертова пункта! Но, к сожалению, я больше не уполномочен воспитывать критическое мышление в новичках. А ты заменишь меня на эти две тысячи лет, на которые тебя отстранили, согласен? Вспомнишь свои школьные года, ха-ха-ха!

Преподавать новичкам кодекс проводников звучало для Хэ Ли как самое страшное наказание, какое только можно придумать.

Вдруг Путь сердца вновь засиял, и серебряные штрихи преобразовались в слово «Согласен».

Хэ Ли вытаращил глаза. Ни за что бы он не согласился на эту затею, даже ради воспоминаний о прошлой жизни, которые наверняка принесут ему море ненужных страданий.

– Конечно, ты согласен, – протянул Чжан Минлай, увидев символы на жетоне со своего места. – К тому же тебе будут платить повышенное жалованье. А на что ты собрался кормить своих зверей, будучи отстраненным? Если они не будут есть, их духовный уровень упадет и они рассыплются в песок с берега Желтого Источника, из которого и были вылеплены!

И правда, он совсем не подумал о своих пушистиках! Сжав зубы и чувствуя себя просто ужасно, загнанным в угол, насилуя себя, не смея отказаться, он все же сказал:

– Я согласен.

Мерцание жетона тут же исчезло, и он превратился в обычный черный кусок обсидиана, словно желание Хэ Ли было исполнено. Хэ Ли поднял взгляд на Юй-эр, и та восторженно кивнула.

– Две тысячи лет пролетят незаметно.

– Спасибо, чиновник Чжан, – выдавил из себя Хэ Ли, не зная, радоваться ему или плакать оттого, на что он подписался.

Чжан Минлай с довольной улыбкой заснул в кресле еще до того, как гости ушли из поместья.

* * *

«Две тысячи лет – разве это долго?» – думал Хэ Ли, входя в зал, заполненный учениками в белом, в первый раз в роли учителя. В руке он нес тяжелый бамбуковый свиток с кодексом проводников душ, а на его поясе покачивался обсидиановый жетон с зеленой кисточкой, служивший ему напоминанием того, ради чего все это затевалось.

Уже после первого занятия Хэ Ли, сидя за столом учителя, подперев голову рукой, долго смотрел в пустоту, не в силах пошевелиться. Ученики высосали из него всю энергию, и если так будет продолжаться две тысячи лет, у бедного Хэ Ли не останется сил уже ни на какие поиски воспоминаний.

Он надеялся, что его ученики будут такими же, каким был он, – покладистыми, умными, а главное – молчаливыми. Но нет, молодые люди быстро передружились друг с другом и изводили его своими непрекращающимися шепотками, швырянием бумажек, тупыми вопросами, тупыми ответами и в принципе своим существованием. Приходя домой после тяжелого трудового дня, Хэ Ли падал на кровать в объятия пушистых зверей и не вставал с нее до утра.

Первые сто лет были еще более или менее терпимыми. Хэ Ли доходчиво объяснял новичкам, как надежно зацепить душу и не потерять ее по дороге в Преисподнюю. Но когда это повторялось снова и снова и каждое поколение новичков задавало одни и те же вопросы, его мозг начал бороться за выживание.

Через сто лет он заметил, что его ответы на вопросы стали скорее абстрактными и философскими, чем полезными.

«Душа – это как бабочка в ночи. Иногда ты должен быть ловцом ночных бабочек, чтобы понять, что она собой представляет», – говорил он с намеком на полное непонимание.

Спустя еще двести лет Хэ Ли понял, что начинает лысеть, его волосы сыпались целыми прядями от нервотрепки, которой подвергали его ученики, и попросил больничный. Он провел сотню лет, медитируя среди своих кошек и собак, втирая сандаловое масло в кожу головы и представляя себя где-то на вершине горы Куньлунь, вдали от мирской суеты.

После тысячи лет он научился отвечать на вопросы жестами и с расстояния открывать учебник новичков на нужной странице. Иногда это сбивало людей с толку, но, кажется, никому это особо не мешало.

Ближе к концу своего срока Хэ Ли, углубившись в философию, даже научился «лить воду», чтобы дотянуть до конца урока:

– Задумайтесь о природе души – тонкой, эфемерной сущности, которая наделяет жизнь смыслом. Каждая душа несет в себе уникальный след опыта и человеческих историй. Возможно, каждая из них – капля в океане бесконечности, но именно они составляют это бесконечное море сознания.

Плохим он был учителем или хорошим, его не волновало. Но он ни разу не смог наказать ни одного ученика, как бы плохо они себя ни вели. За это его самого чуть не наказывал генерал Чэн, каким-то образом каждый раз прознававший о его воспитательских оплошностях, которые бродили по Диюю и иногда дебоширили. Генерал Чен каждый раз врывался в его кабинет и читал ему лекции, размахивал руками, топал ногами и звенел мечом, громко выражая каждую каплю своего недовольства.

– Если ты не знаешь, как наказывать, спроси у меня! Берешь линейку и лупишь! За малейшую оплошность! Иначе мы получим то, что видим сейчас, – дебоширов, не уважающих кодекс, не чтящих правил, работающих спустя рукава! Царство демонов заполнится преображенными душами, и в итоге не будет Преисподней, а будет конец света, демоны заполнят землю, небеса!

Хэ Ли слушал его совестливо, сложив руки в замок на столе, и отвечал каждый раз одно и то же:

– Я не могу их бить, у меня рука не поднимается. На то же есть ты, начальник стражников. Ты и карай.

– Я караю уже тогда, когда зло свершилось, а твоя работа – предотвращать его от зарождения!

Однако сколько бы генерал ни отчитывал его, Хэ Ли не мог поднять руку на ученика. Что-то в нем протестовало каждый раз, когда он, рассерженный, заносил ладонь над наглецом, но всякий раз эта ладонь застывала в воздухе и в итоге опускалась.

Когда он рассказал об этом Юй-эр, она задумчиво предположила:

– Может, ты просто такой добрый, что не хочешь причинять никому боль? О… это так мило!

– Я не такой добросердечный, – хмурился Хэ Ли. – Если бы кто-то ударил меня, я бы сразу дал сдачи. Если бы кто-то ударил тебя, я бы взялся и за кинжал. Но эти дети же не били меня, зачем мне с ними драться? Это ведь так унизительно, когда тебя бьют ни за что.

Две тысячи лет прошли в Преисподней, и Хэ Ли наконец освободился от своего наказания. Тем временем в царстве людей прошло всего около восьми лет.

С трепетом сжимая в ладони Путь сердца, Хэ Ли вернулся во Дворец Правосудия, чтобы получить новый список душ и официально восстановиться в должности. Его сопровождал круглолицый работник канцелярии, который занимался учетом документов. Едва новый список душ оказался в руках Хэ Ли, он засветился мягким серебряным светом, свидетельствуя о новом заказе на сбор душ. Хэ Ли развернул его и обомлел, увидев один знакомый портрет молодого человека с горящими фениксовыми глазами и целую историю смертей:

«Ши Хао».

«Умер от удушья».

«Умер от голода».

«Сгорел заживо».

«Упал с высоты».

«Был съеден».

«Был отравлен».

«Был заколот мечом».

Список продолжался, и по мере того как Хэ Ли читал новые позиции, старые растворялись в недрах бумаги. Последняя позиция «Утонул», однако, не исчезла, словно еще не свершилась.

– Что не так с этим человеком?! – воскликнул Хэ Ли, рассердившись, словно над ним издеваются. – Это он нарочно пытался вызвать меня?

Работник канцелярии округлил глаза и пожал плечами, но не успел что-либо сказать – звонкие шаги раздались в коридоре, и из тени вынырнула высокая фигура генерала Чэна. Нахмурив брови, точно скрещенные мечи, генерал сказал строго:

– Владыка сыцзюнь требует твоего незамедлительного появления в его кабинете.

Генерал Чэн, как всегда, все преувеличивал. Ян-сыцзюнь никогда не требовал, он вежливо просил, хотя его просьбы никогда не подразумевали возможного отказа. Вечная строгость генерала ужасно напрягала Хэ Ли, поэтому он старался с ним не спорить, хотя, очевидно, считал его мнение неправильным. Он коротко кивнул и проследовал за звенящим серебряными доспехами генералом по коридору.

Кабинет Ян-сыцзюня располагался на вершине Башни Янтарной Зари, возвышающейся над Дворцом Правосудия. Хэ Ли и генерал поднялись по длинной винтовой лестнице из черного камня, извивающейся, точно тело взмывшего вверх дракона. На верхнем этаже огромная голова каменного дракона свисала с потолка, разинув клыкастую пасть, а ее глаза горели красным светом, неотрывно следя за всеми, кто входит и выходит.

Кабинет Ян-сыцзюня был ярко освещен свечами и обставлен скромно. Нежный аромат чая пропитал каждый его угол и каждую шелковую подушку на полу.

Первое, что увидел Хэ Ли, шагнув внутрь, были сверкающие зеленые глаза. Чжан Минлай сидел за низким столом из светлого дерева с кистью в руке. На его лице заиграла приветливая улыбка.

– С возвращением к должности, Хэ Ли, – сказал он хитро и, придерживая широкий рукав, стал что-то записывать на листе бумаги.

Ян-сыцзюнь все это время стоял за ним, отвернувшись к окну, в которое глядела огромная луна, печально известная супруга Владыки. Едва прозвучали слова его помощника, он элегантно обернулся, отчего его идеально приглаженные белые волосы качнулись, и запах чая стал еще более насыщенным. Хэ Ли отвесил поклон.

Владыка Преисподней сказал с добродушным смешком:

– В твоем списке душ творится какая-то неразбериха. Я думаю, ты уже собрался расследовать, что же с ним не так?

Хэ Ли ответил спокойно:

– Владыке не о чем тревожиться.

Чжан Минлай едва слышно усмехнулся, словно заставить сыцзюня встревожиться было невероятно трудно.

– Нравится моя безделушка? – спросил чиновник, поглядывая на обсидиановый жетон с зеленой кисточкой на поясе Хэ Ли.

– Ты должен быть осторожен с ней, – ровный голос Ян-сыцзюня вдруг похолодел, его глаза с теплым медовым оттенком стали похожи на застывшую смолу. – Она приведет тебя туда, где ты должен оказаться, но это может стоить тебе дорогого. Не будь безрассуден и контролируй свое сердце.

Хэ Ли снова поклонился.

– Благодарю за наставление, Владыка.

Когда Хэ Ли вновь встретился с ним взглядами, улыбка уже давно стерлась с его бледного лица.

– Странные вещи стали происходить в мире смертных, – сказал Ян-сыцзюнь тихо.

– Эти странные вещи называют себя Орденом Хаоса и вызывают много геморроя, – подхватил Чжан Минлай. Он взял что-то со стола и бросил это Хэ Ли. В его руках оказался жетон из странного синего нефрита, на его лицевой стороне были вырезаны символы: «Тысяча способов, сотня планов» ^[10].

– Что это? – произнес Хэ Ли, нахмурившись.

– Идем со мной, – сказал Ян-сыцзюнь после небольшой паузы. – Я покажу тебе кое-что.

В груди Хэ Ли зашевелилось волнение, словно его сейчас посвятят в великую тайну государства. Сыцзюнь провел его прочь из комнаты, обошел драконью голову полукругом и открыл дверь, нарисовав в воздухе заклятие.

Внутри комнаты стоял огромный шар, который крутился сам по себе и горел ярко-красным светом кровавого заката. Сыцзюнь прикоснулся к поверхности шара, и жуткий цвет сменился на темно-синий. Этот легендарный шар назывался Всевидящим Оком Бога Смерти, и до сей поры Хэ Ли видел его только на рисунках в древних свитках.

– Подойди, – сказал Ян-сыцзюнь мягко.

Хэ Ли приблизился и разглядел внутри шара картинку, которая ужаснула его.

Мужчина с бледным призрачным лицом, залитым кровью, стоял посреди кромешной тьмы, за которой не было видно ни пола, ни потолка, и из последних сил сжимал в руке демоническое копье. Мимо него вдруг пролетел заряженный сгусток синей энергии, который сбил его с ног, и мужчина рухнул на колени. Сгусток быстро вращался вокруг него, оставляя невидимые раны и высасывая энергию из тела, пока не оставил абсолютно беспомощным. Мужчина воткнул копье в землю и оперся на него, чтобы не распластаться на земле от бессилия.

Тьма за спиной мужчины вдруг рассеялась как дым, и такой же синий свет озарил пространство. За спиной мужчины появилась стройная фигура женщины, облаченной во все черное, вуаль закрывала ее лицо. Женщина не спеша подошла и, холодно и бездушно глядя на свою жертву, прислонила руку к его спине. Лицо мужчины исказилось жуткой агонией, и в руках женщины, затянутых в черные перчатки, оказалась сияющая багровым цветом демоническая сущность, вытянутая из тела мужчины. Лишившись этой внутренней энергии, мужчина упал замертво, а женщина в черном запечатала багровый сгусток в стеклянном сосуде.

Затем тьма на мгновение заполнила весь шар, словно магический глаз бога смерти скорбно опустил веко, а потом она рассеялась, показывая, как стоят над телом павшего демона два молодых проводника душ. Один в замешательстве читал список душ, а другой, присев на корточки, обследовал тело. Затем второй что-то сказал первому и достал из пальцев трупа синий жетон, который Хэ Ли теперь сжимал в руке.

На этом рассказ Всевидящего Ока завершился, и сыцзюнь, тяжело вздохнув, вновь коснулся стекла, которое тут же стало красным.

– Она забрала его душу? – произнес Хэ Ли, содрогнувшись.

– Да, и твои бывшие ученики вернулись лишь с этим жетоном, – тихо ответил бог смерти. – Это не первый случай похищения сущностей Орденом Хаоса. Раньше мы сталкивались с подобными единичными преступлениями против божеств, простых смертных и совершенствующихся. Однако в последнее время Орден Хаоса нацелился исключительно на демонов, точно намеревается истребить их всех. Я удивляюсь, как король демонов еще не попросил помощи у сообщества трех миров.

Хэ Ли затаил дыхание от охватившего его ужаса.

– Неужели это месть простых смертных за былые бесчинства демонов на земле? – спросил он.

– Я не думаю, что это так, – покачал головой Ян-сыцзюнь. – Поколения людей сменяются быстро, и с тех пор прошло немало времени. На земле восстание против демонов отныне вспоминается как легенда о великом героизме народа всего смертного мира. К тому же новый король демонов никогда не угрожал простым смертным, и его подданные тоже уже забыли о разрушительных идеях прошлого лидера. Нет, Хэ Ли, эти преступления берут свои корни глубже, чем даже я способен представить. Идем в мой кабинет, чиновник Чжан расскажет тебе о том, что ему удалось узнать.

Они вернулись в светлый кабинет, пахнущий чаем, и Хэ Ли занял место за одним столом с чиновником Чжаном и самим Владыкой. В присутствии двух высших лиц государства Преисподней он, обычный проводник душ, к тому же судимый, чувствовал себя жутко неловко. Зачем они все это ему рассказывают? Неужели он – избранный с чистым сердцем и невинной душой, способный победить вселенское зло, чтобы вернуть гармонию в трех мирах, как в древних небылицах? И сейчас его пошлют на страшное задание, где он будет рисковать жизнью и душой, чтобы защищать королевство демонов? О, он пропал! Если сыцзюнь изложит такую просьбу, он же просто не сможет отказаться! Еще никто не посмел сказать «нет» владыке смерти, что бы он ни приказал!

Чжан Минлай сложил руки в замок на столе и принялся рассказывать о результатах своего расследования.

– Орден Хаоса состоит из адептов, не знающих жалости. Это не простые люди, точно – их магия способна одолеть даже небожителя. Однако и восставшими совершенствующимися они не являются, потому что используют в бою исключительно энергию инь и не развивают свои внутренние источники божественной силы. В Ордене точно больше одного адепта, и все, кого удалось увидеть свидетелям, были женщины в облегающих черных одеждах. Согласно моим источникам, адепты поклоняются некой Великой Богине Хаоса, которая дает им безграничную силу в обмен на вечную службу.

– Богиня Хаоса? – нахмурился Хэ Ли. – Это противоречивый титул. Божествами становятся те, кто победил в себе хаос и отказался от его воздействия на тело и душу. Как можно стать божеством, предав Порядок?

– Можно назваться божеством, при этом не являясь им, – задумчиво ответил Ян-сыцзюнь. – Это всего лишь титул, который мы слышали из уст ее адептов. Что она такое на самом деле, никому не известно. Известно лишь то, что она обладает огромной разрушительной силой.

Он тяжело вздохнул и добавил:

– Боюсь, эпоха порядка в трех мирах подходит к концу… И мир смертных, служащий опорой верхнему и нижнему миру, неминуемо станет основной мишенью. Сломав его, злодей добьется краха двух остальных. Лишившись ножек, крышка стола упадет на пол, расколов мрамор, и сама разлетится вдребезги.

Хэ Ли тревожно посмотрел на синий жетон, лежавший на столе, с вырезанной фразой: «Тысяча способов, сотня планов».

– Вы хотите, чтобы я отправился сразиться с Орденом Хаоса? – серьезно спросил Хэ Ли, содрогнувшись.

В янтарных глазах сыцзюня вдруг промелькнул смех, а Чжан Минлай так и вовсе расхохотался в голос.

– Хэ Ли, я ценю твою самоотверженность, – учтиво сказал Ян-сыцзюнь, с трудом сдерживая улыбку. – Но, боюсь, ты не справишься с таким заданием. Я позвал тебя сюда, чтобы предупредить о надвигающейся опасности, чтобы ты был начеку, когда поднимешься в мир смертных и встретишься с Ши Хао.

– Ши Хао может быть в этом замешан? – удивился Хэ Ли, одновременно обрадовавшись, что его избавили от страшного задания, и расстроившись из-за того, что его скромные способности даже не рассматривают для спасения трех миров.

Чжан Минлай хмыкнул:

– Узнав о бедствии демонов, Ши Хао не станет сидеть сложа руки, а ринется их защищать.

Хэ Ли удивился:

– Но вы сказали мне когда-то, что Ши Хао был тем, кто повел людей за собой на великом восстании против демонов, и что это он убил прошлого короля демонов. Раз он знал, сколько страданий демоны причинили людям, с чего ему их защищать от такого опасного врага?

Ян-сыцзюнь снисходительно ответил за чиновника:

– Много воды утекло с тех пор. Новый король – не тот, что старый. Ши Хао непременно придет ему на помощь.

Чжан Минлай подхватил его мысль и с загадочной улыбкой завершил их разговор:

– Ты сам все поймешь, когда придет время. А пока что ступай туда, куда зовет тебя сердце.

Ян-сыцзюнь положил на стол перед Хэ Ли круглый амулет из хрупкого стекла, точно изящная ледяная фигурка, изображающая дракона, защищенного сферическим барьером.

– Если ты попадешь в безвыходное положение и тебе понадобится помощь Преисподней, разбей этот амулет.

Хэ Ли поблагодарил и на этом покинул кабинет.

Со смутными чувствами Хэ Ли выходил из Башни Янтарной Зари, сжимая в руке список душ, все никак не гаснувший, и, приказав заботиться о своем доме и животных своему единственному слуге, направился к выходу из Преисподней. В саду за Дворцом Правосудия находился тоннель, защищенный магическим полем, позволяющий проводникам душ взлететь вверх очень быстро и оказаться на вершине Ущербных гор. Хэ Ли взмыл, поймал поток теплого воздуха и, ловко оседлав его, пронесся по тоннелю и вылетел из пещеры на горе. Там, тут же призвав с небес облако, он полетел в сторону Восточного моря. На его жетоне снова горели яркие мерцающие символы: «Страна Ши».

То, что он увидел, добравшись до побережья Восточного моря, было совсем не похоже на разрушенную деревню, которую он оставил две тысячи лет назад.

Часть 2 Расплавленное золото (I)

Огромный город простирался до самого берега Восточного моря, купаясь в мягких лучах рассвета. Город стоял на неровной местности и имел множество подъемов и спусков, широкие дороги из серого камня, мосты и сады. Изящные многоярусные постройки с изогнутыми черепичными крышами и чистыми фасадами стремились к небесам, красные деревянные окна были украшены сложной резьбой. На воде под пастельным небом плыли корабли с расписными парусами. Залитые светом зеленые горы охраняли побережье.

Хэ Ли спустился в город с неба и прошел по улицам, круглыми глазами разглядывая все вокруг. На широком городском рынке продавалось практически все, что можно себе вообразить, – бытовые вещи, сласти и ароматные блюда, магические артефакты, даже животные, и простые, и магические. В одном ряду можно было увидеть торговца персиковым вином, а рядом с ним в золотой клетке чирикала чудесная птица фэнхуан с горы Куньлунь, которую можно было достать на земле только за бешеные деньги.

По рынку ходили простые жители города, совершенствующиеся с блестящими мечами за спиной, монахи, генералы в доспехах из шэнсиньского железа, представители царства лис с очаровательными треугольными ушами на макушке и небесные духи, принявшие человеческий облик. Хэ Ли был уверен, что если достаточно походить по городу, то непременно встретишь даже кого-нибудь из свиты Небесного Императора.

Прохлаждаться в столице Страны Ши можно было целую вечность, но прежде Хэ Ли надо было найти Ши Хао, ведь список душ никак не затухал.

Потом Хэ Ли вспомнил, что, пока он носит Туманный жетон, его никто из смертных не видит и, возможно, если он у кого-то спросит дорогу, его попросту проигнорируют. Поэтому он поспешил снять его с пояса, и его взгляд случайно упал на Путь сердца. На черном камне образовались новые слова: «Причал Рассвета».

Так Хэ Ли отправился в сторону берега моря. На причале и набережной собралось очень много народу, больше, чем было на рынке. Люди столпились и глядели на море, показывая пальцем и громко разговаривая. Хэ Ли встал за кем-то, но ничего толком не смог разглядеть – все зачем-то смотрели на большой корабль под алыми парусами, плывущий вдали от берега.

Вдруг его кто-то грубо толкнул, едва не сбив с ног. Сквозь толпу пробирались несколько широкоплечих солдат с лисьими ушами и в серебряных доспехах, расталкивая людей перед молодой госпожой в лиловых одеждах. Она ступала уверенно и элегантно, точно императрица, которой подвластны государства. На ее голове торчали лисьи уши, а на поясе висели звенящие подвески и артефакты. Эта красавица точно прибыла из царства лис-оборотней.

Оттеснив людей, женщина прошла к краю набережной и спросила у ближайшего господина, который при виде ее отвесил глубокий поклон:

– Что случилось? Что за толпа и галдеж?

Господин, разведя руками, ответил:

– Так ведь это… его величество опять… того… убиться пытается. Все пришли смотреть на чудо.

Хэ Ли остолбенел. Рядом с ним какой-то юноша восторженно произнес: «Я ехал сюда через всю Большую Пустыню с самого Южного континента, чтобы поглядеть на город. Небеса, как же мне повезло застать самоубийство короля Ши!»

– Ах, он снова за свое, – вздохнула лисица. – Я уж думала, что-то серьезное случилось.

Этот безумец превратил свою смерть в спектакль, который мечтают посмотреть на всех четырех континентах!

– Где он? – спросила лисица.

– На корабле, ваша милость, – ответил господин с поклоном.

Женщина поджала губы, сделала жест солдатам, и все втроем взмыли в небеса. Они двигались так быстро, отскакивая от пустого пространства, словно от земли, что мигом оказались на корабле в море. Хэ Ли воспользовался моментом, пока толпа снова не заполнила набережную, рванул к краю и тоже взлетел в небеса. Таинственная лисица и ее спутники обладали невероятным уровнем боевых искусств, и ему оказалось сложно их догнать – он смущенно чувствовал себя черепахой, расслабленно дрейфующей по воздуху на облаке.

Спустя какое-то время он наконец долетел до корабля и незаметно опустился на палубу позади людей, которые не обратили на него внимания, потому что столпились у борта. Один юноша, надрываясь, орал:

– Ваше величество, вылезайте, вы же заболеете! Он все равно не появится, ваше величество! Если не появился за восемь лет, то и сегодня будет напрасным ждать! Ваше величество!

Хэ Ли, заинтригованный до глубины души, пробрался к борту, растолкав людей, и выглянул в море. В нескольких чжанах от корабля плыло тело молодого человека в роскошном зеленом наряде. Тело лежало вниз лицом, раскинув руки и ноги, и безвольно болталось на воде.

Юноша продолжал кричать:

– Ваше величество, на кого же вы оставляете нас?

Хэ Ли поразился – неужели никто не будет его вытаскивать? Кричащий юноша имел вид скорее усталый, чем встревоженный, а на его голове величественно восседал большой красный ящер. Этот ящер был Хэ Ли смутно знаком, но юноша совсем не походил на Ши Хао.

– Нам достать его, ваша милость? – спросил солдат таинственной лисицы, которая тоже стояла рядом. Та усмехнулась:

– Нет, пусть наслаждается своим театром. Гугу, сколько раз он уже так делал?

– Ваша светлость, это уже пять тысяч двести сороковая попытка его величества убить себя, чтобы этот бог смерти явился перед ним. Ах, я уверен, он добьется своего. Но как же можно быть столь наглым, чтобы игнорировать призывы моего короля?

Хэ Ли не знал, плакать ему или смеяться.

Так они бы простояли довольно много времени, глядя на тело в воде, если бы юноша с ящером на голове не повернулся и не увидел Хэ Ли. Он тут же разинул рот, обомлев, и схватился за борт, чтобы устоять на ногах. Он ткнул пальцем в Хэ Ли, но так ничего и не смог сказать.

Лисица заметила его кривляния и отскочила от Хэ Ли. Звякнули лезвия мечей солдат.

– Гугу, кто это? – требовательно спросила лисица, концентрируя духовную силу на кончиках пальцев.

– Это он! – воскликнул юноша, вдруг восторженно заулыбавшись. – Он пришел! Бог смерти, которого ищет его величество!

Он порылся в рукаве и достал свиток. Хэ Ли заледенел, когда юноша его развернул и показал ему точный портрет Хэ Ли, выполненный рукой первоклассного мастера. Линии были тонкие и изящные, а юноша на портрете был прекрасен, как Пань Ань ^[11].

Под его портретом шло словесное описание: «Глаза черные и блестящие, как глаза золотого карпа, волосы гладкие, блестящие и мягкие, как черный шелк из Южной столицы, пахнут чайным и мятным отваром с нотками сандалового масла, кожа чистая, а руки пахнут книгами и сталью, высокий, стройный, как бамбук, крайне опасен, но прекрасен, как первый снег. Нашедшему полагается королевская награда и почетное место при дворе».

Хэ Ли разинул рот, краснея до корней волос. Кто додумался до такого отвратительного описания?! Руки… пахнут книгами и сталью? Он хотел провалиться под землю! Как этот Ши Хао только умудрился такое придумать?

Лисица строго смерила его взглядом с головы до пят.

– Ах, вот ты какой, – вдруг заинтересованно произнесла она и рассеяла магию. – «Крайне опасен, но прекрасен, как первый снег». Где же ты опасен, раз даже не носишь ни меча, ни вспомогательных артефактов?

Хэ Ли, столкнувшись со столь внезапной и обидной критикой, даже не знал что ответить. Лисица шагнула к нему навстречу и совсем незаметно вжала в борт. Ее тонкие пальцы сошлись на его воротнике. Хэ Ли заледенел. Будучи лишь обычным проводником душ, он был совсем не обучен ни с кем драться!

– Что ты делаешь? – выдавил он, глядя в яркие глаза нападавшей.

Лисьи уши весело дернулись, и Хэ Ли вдруг подняли за воротник над землей.

– Обрадуй его величество! – засмеялась лиса и, применив мощный выброс энергии, запустила Хэ Ли в полет. Он перелетел через борт по идеальной параболе, переворачиваясь в воздухе как бумеранг, и, на секунду зависнув в самой высокой точке, стремительно полетел в море, как бездушный камень.

– А-А-А-А-А-А-А-А!

Он летел, мысленно проклиная ушастую обидчицу и готовясь окунуться в холодную воду, но вдруг совсем над поверхностью воды его вдруг что-то оттолкнуло и отшвырнуло обратно. Хэ Ли сперва подумал, что теперь его будут пинать туда-сюда, как мячик, но вдруг почувствовал, как его руки, раскинутые в стороны, крепко сжимают чужие горячие пальцы, а спина прилегает к чему-то твердому, мокрому и жаркому. В одно мгновение он уже плавно летел по воздуху, как небожитель или грациозный совершенствующийся, положившись на таинственного помощника сзади.

Едва его ноги коснулись палубы, над ухом раздался низкий голос, звучащий как урчание пантеры:

– Вот мы и встретились снова.

За его спиной, крепко сжимая его запястья в своих, стоял мокрый Ши Хао, улыбающийся так широко, что лицо чуть не трещало.

Часть 2 Расплавленное золото (II)

Хэ Ли моментально отскочил, чуть ли не взлетев на мачту. Ши Хао удивился:

– Что ты от меня шугнулся, точно я молнией бьюсь? Без меня ты бы намок и простыл. Боги смерти ведь тоже простывают, я прав?

Его приветливая улыбка и непринужденная манера говорить совсем не вписывались в общую сцену недавней попытки самоубийства. Хэ Ли ошарашенно пялился на него из угла капитанского мостика, куда случайно забрался. Он решил перейти сразу к делу, чтобы не болтать попусту и не выставлять себя еще большим посмешищем перед всей королевской свитой:

– Зачем ты пытаешься умереть?

Ши Хао рассмеялся:

– О нет, я совсем не пытаюсь! Дело в том, что я не могу умереть таким простым способом. Меня не режет сталь, я не горю в огне, я не тону в воде, меня невозможно убить никаким земным предметом, будь это копье, меч, лук или яд.

– Тогда зачем? – произнес Хэ Ли недоуменно.

На это Ши Хао широко оскалился, глядя на него с палубы, и ответил:

– Чтобы пригласить тебя в гости.

– …

Затем он выжал мокрый рукав и достал из внутреннего кармана кинжал:

– И отдать тебе это. Ты потерял его, когда помогал мне усмирить Чили. Позже я подобрал его и с тех пор упорно приглашаю тебя к себе. – Затем он непринужденно поднялся по ступеням на капитанский мостик и протянул кинжал. Это было единственное оружие Хэ Ли, и тот принял его, пробормотав слова благодарности. Хоть оружие и не использовалось часто, не носить его и тем более терять считалось дурным тоном.

Ши Хао встал у борта и жестом показал на берег.

– Посмотри на этот город! Я построил его за эти восемь лет, что тебя не было. Отныне это мое княжество, моя собственная нация на земле. Добро пожаловать в Страну Ши.

В то время как в Преисподней прошло две тысячи лет, на земле миновало всего восемь.

Город блестел в лучах утреннего солнца, но еще ярче блестели глаза этого человека, отражающие гордость и вдохновение. Мужчины простояли так в молчаливом созерцании не то города, не то друг друга какое-то время, пока с палубы не послышался кашель. Ши Хао моментально обернулся и снова приветливо оскалился, глядя на брошенную в одиночестве женщину-лису.

– Ах, прошу прощения, дорогая Вэй Цисян, ваша милость, – поспешил оправдаться Ши Хао и, схватив Хэ Ли за предплечье, стал спускаться по лестнице. Хэ Ли так опешил, что даже не знал, как себя вести перед такой наглостью, и чуть не покатился по ступенькам. – Не каждый день меня навещает так много друзей одновременно.

Он подал сигнал команде корабля, и люди принялись за работу, чтобы пришвартоваться к Причалу Рассвета. Лисица в лиловом платье стояла, сложив руки на груди. Ее строгий взгляд дырявил двух «товарищей» и счастливое лицо Ши Хао.

– Ты похож на мокрого попугая, – отчеканила она. – Какой король может позволить себе выйти так к народу?

– Ты, вероятно, все еще плохо меня знаешь, Вэй Цисян, – непринужденно ответил Ши Хао и махнул рукой юноше с красным ящером на голове. – Какой король не предусмотрит сухого комплекта одежды, когда соберется немного поплавать?

Гугу, юноша с красным ящером, метнулся за дверь, и Ши Хао, попрощавшись ненадолго, исчез за ней, оставляя за собой лужи воды. Хэ Ли остался наедине с лисицей и ее охранниками. Как ни странно, что-то в выражении женщины сменилось – она уже не выглядела такой враждебной по отношению к нему. Но Хэ Ли, прекрасно помня про свой полет в море, решил держать дистанцию.

– Что ж, – сказала лисица строго и вдруг элегантно поклонилась. – Друзья Ши Хао, к счастью или к несчастью, и мои друзья тоже. Извини за то, что выкинула тебя за борт. Я была рассержена. У короля Ши довольно странные развлечения, каждый раз, когда я приезжаю, застаю его новый спектакль, и это выводит меня из себя. Мы должны представиться друг другу и забыть об этом инциденте. Мое имя Вэй Цисян, я королева лис с Яшмового утеса.

Хэ Ли натянул вежливую улыбку и отвесил поклон хотя бы ради того, чтобы она опять не рассердилась и не вышвырнула его в открытое море. И зачем такой женщине охрана? Возможно, Хэ Ли самому потребуется охрана в ее присутствии.

– Хэ Ли, бог смерти из Диюя, что в Преисподней.

Вэй Цисян дернула уголками губ:

– У его величества и правда есть друзья в каждом уголке света.

– Мы не друзья, – сказал Хэ Ли. – Я должен сопроводить его душу в Преисподнюю для суда.

Вэй Цисян смерила его неверящим взглядом и засмеялась:

– Желаю удачи.

На этом она развернулась и забралась на фальшборт, чтобы поглядеть на то, как приближается город. Хэ Ли разыскал себе чистую ступеньку и уселся на нее. Список душ погас и теперь был абсолютно чист. Портрет Ши Хао исчез, а новых заказов не поступало. Путь сердца тоже не указывал никакого нового пункта назначения. Вероятно, Хэ Ли придется задержаться в городе.

Вскоре дверь широко распахнулась, точно с пинка, и на палубу размашистым шагом вышел Ши Хао, раскинув руки в стороны так, что широкие рукава его нового костюма повисли чуть ли не до земли, как крылья. Добившись всеобщего внимания, он покружился на месте. Его наряд действительно делал его похожим на попугая – зеленая мантия с золотыми орнаментами была накинута на красные одежды, закрепленные на узкой талии черным поясом, а его прическу украшала заколка из чистого золота. Этот наряд был броским и кричащим, но одновременно величественным, достойным короля.

«Короля попугаев», – подумал Хэ Ли и усмехнулся. Наряд, блестящий в лучах солнца, резал ему глаза.

– Я угадал и подготовил свой самый достойный наряд, чтобы пообедать с лучшими друзьями в грандиозном Цветочном зале, – воодушевленно произнес Ши Хао. – Мы пригласим танцовщиц и музыкантов, чтобы отпраздновать наше долгожданное воссоединение.

Вэй Цисян нахмурилась:

– Я бы предпочла поговорить с тобой наедине о важном деле, которое вызвало меня сюда. У меня нет настроения для веселья.

Ши Хао, скользнув взглядом по сидящему как сирота Хэ Ли на ступеньке, ответил:

– Что ж, тогда не будем приглашать. Пообедаем втроем за беседой.

– Не могли бы мы поговорить наедине? – настояла Вэй Цисян.

– Что это за дело, о котором никто не должен знать?

– Я хочу просить твоей помощи. Это касается… внутренних дел клана лис.

Ши Хао понимающе кивнул:

– Я помогу королеве лис, безусловно. Но от моего дорогого друга у меня секретов нет. Он тоже может помочь. Все-таки это он спас мой народ от гибели восемь лет назад.

Интуиция Хэ Ли забила тревогу – он чувствовал, что его втягивают в какую-то авантюру, которая точно принесет ему лишние страдания и, возможно, увечья.

– Я просто вернусь в Преисподнюю, – сказал он тихо скорее сам себе, но от острого слуха короля это не укрылось. Мгновенно яркие фениксовые глаза вперились в него с прищуром.

– О нет, это невозможно, господин Хэ Ли! – воскликнул Ши Хао. – Ты собираешься уйти, отказавшись от обеда со мной? После всех усилий, что мне пришлось приложить, чтобы пригласить тебя? Твой отказ глубоко оскорбит меня, он ранит меня в самое сердце.

На лице его слуги Гугу отразился лютый ужас, точно юноша вообразил себе еще восемь лет кошмарных попыток самоубийства своего неубиваемого короля. Ящер, восседающий на его голове, раздулся от гнева, моментально став в два раза больше. Сердце Хэ Ли пропустило удар, стоило ему припомнить, каким огромным и свирепым становился красный бог-дракон, когда был в гневе. Капля пота прокатилась по его виску, и он издал неловкий смешок.

– Пожалуй, я поспешил с решением. Если король Ши настаивает, я останусь на обед.

Взгляд Ши Хао потеплел, а красный ящер плавно сдулся до своих прежних размеров. Гугу с облегчением вытер пот со лба рукавом. Одна Вэй Цисян осталась недовольна решением Ши Хао, но, задумчиво посверлив его взглядом какое-то время, в конце концов махнула рукой:

– Спорить с тобой бесполезно.

Тем временем корабль медленно подплывал к пристани, и вскоре все сошли на набережную. Королевские гвардейцы разогнали народ и образовали коридор для своего правителя. Ши Хао вышагивал уверенно, элегантно и добродушно приветствуя народ. Позади него топал угрюмый Хэ Ли, испытывающий приступ боязни толпы, а за ним следовала королева лис с охраной, словно тюремный конвой. Замыкал колонну свиты короля юноша с величественно восседающим на его голове ящером, который, как Хэ Ли понял, являлся личным помощником Ши Хао.

Дворец короля располагался на вершине холма, который когда-то разрушил красный бог-дракон. К величественному входу, подпертому толстыми мраморными колоннами, вела длинная лестница из десяти тысяч ступеней. На солнце они сияли, точно были сделаны из чистого золота, как легендарные золотые ступени, ведущие во дворец Небесного Императора.

Ши Хао провел гостей внутрь через золотые коридоры, покрытые коврами. Цветочный зал оказался совсем не таким, каким Хэ Ли себе его представлял. Вместо огромного помпезного зала с троном он увидел небольшую комнату, украшенную красными шелками и панелями в золотых карпах. В центре комнаты стоял большой круглый стол, на полу лежали золотые подушки. У стены была построена небольшая сцена, на которой полагалось работать танцовщицам.

Эта комната была больше похожа на столовую торговца и его семьи, чем на зал во дворце правителя нации.

Ши Хао широким жестом усадил гостей за стол и сам плюхнулся на подушку, точно был не королем, а просто старшим братом. Он хлопнул в ладоши, и слуги тотчас же внесли кувшины с персиковым вином и закуски.

– Все вопросы легче решать за обедом, – улыбнулся он, бросая сверкающие взгляды то на Хэ Ли, то на лисицу. Хэ Ли бы показалось, что Ши Хао пытается флиртовать с женщиной, а сам он должен вежливо исчезнуть, если бы этот взгляд не падал на него еще чаще, чем на нее. От этого ему становилось не по себе. Ши Хао поднял чарку с вином. – Выпьем за долгожданную встречу!

Хэ Ли не стал пить, а только элегантно спрятал чарку и лицо за рукавом и незаметно влил вино в бездонный рукав, надеясь, что оно не вступит в реакцию с каким-нибудь взрывным порошком, который он носил с собой на случай массовой драки. Отставив чарку, Хэ Ли вновь столкнулся с Ши Хао, и его сердце екнуло. Он был готов поклясться, что на хитром лице короля было написано: «Кого ты хочешь обмануть, господин Хэ Ли?»

– Кхм…

– Дэтянь-духоу, «Благословленное небесами», лучшее вино на всех четырех континентах, – как бы невзначай сказал Ши Хао, усмехаясь. – Я готов плакать из-за каждой капли, что случайно упадет на землю. Чего уж говорить об опрокинутой впустую чарке или о разбитом сосуде.

Хэ Ли почувствовал, как позорно заливается краской его лицо, и отвел взгляд. Это рассмешило Ши Хао.

– Итак, чем я могу помочь моей подруге? – спросил он ласково, переключив свое внимание на лисицу.

Вэй Цисян некоторое время колебалась, бросая взгляды на Хэ Ли, словно желая, чтобы он испарился, но упрямство Ши Хао не смогла сломить, а потому вздохнула и серьезно произнесла:

– Помоги мне найти моего младшего брата. Он пропал больше года назад.

Ши Хао вскинул брови:

– Не знал, что у тебя есть младший брат.

Лисица, несмотря на свою строгость и холодность, выглядела очень обеспокоенной, ее треугольные уши печально прижимались к голове.

– Мой брат никогда не принимал участия в политике. Ему больше нравилось сочинять стихи и играть праздные песни, чем учиться и принимать решения. Он редко появляется на Яшмовом утесе. Он ушел из дома, чтобы стать бродячим артистом и жить с людьми. Потому ты ничего и не слышал о нем. Моя семья не гордится таким потомком.

– Почему же ты решила, что он пропал? Может, он просто загулялся?

– Нет, он всегда приходил домой к своему дню рождения, чтобы получить подарки и спеть свои новые песни нашему народу. Тем более в этом году было его совершеннолетие, как он мог его пропустить?

Она вздохнула под его пристальным взглядом и достала скрученное в трубочку письмо из рукава.

– Еще я получила от него это письмо несколько месяцев назад.

Ши Хао развернул его и, бросив беглый взгляд на Хэ Ли, протянул ему:

– Прочитай мне, пожалуйста.

– Это конфиденциально, – ответил Хэ Ли, удивляясь. – Почему тебе самому не прочитать?

Ши Хао просто ответил:

– Я не умею.

Хэ Ли опешил: «…А?»

Ши Хао пожал плечами:

– Когда пытаюсь прочитать, все черточки путаются и переставляются, это какое-то проклятие! Поэтому мне нужны друзья, которые позаботятся об этом неграмотном короле.

Хэ Ли нахмурился – это и вправду звучало как необъяснимое проклятие. Как этот человек вообще осмелился совершить переворот на небесах? Однако этот недуг звучал как что-то ужасное, из-за чего этому человеку наверняка жилось тяжело, поэтому Хэ Ли посочувствовал ему и кивнул, соглашаясь. Он стал читать письмо вслух:

«Дорогая сестра, это я, Вэй Хуаи, твой блудный брат.

Пишу тебе из деревни Люшань. Меня забросила сюда судьба совсем случайно – я следовал за ветром, играл на сюне песню чистого сердца. Внезапно жаркий июльский ветер стал холодным, он нес в себе запах разложения и приключений. Поэтому я отправился прямиком туда в поисках невероятных историй о героях-совершенствующихся. Прибыв в Люшань, я обнаружил, что там происходят необъяснимые вещи – невзгоды преследуют людей на каждом шагу. Выслушав одну тетю, я не смог сдержать слез, так сидел и плакал у ее дома. У нее было десять детей, и все скончались при странных обстоятельствах, она осталась такой одинокой, что каждый день вынуждена молить небеса о смерти. В деревне господствует хаос, по ночам по улицам бродят неживые существа и высасывают души всех, кто не успел вернуться домой. Я написал в ближайший орден заклинателей, но ответа так и не получил. Может ли быть, что к этому причастны демоны? Их логово как раз под Кровавым заливом, который видно с одного из холмов Люшаня.

Так я думал. Но потом я решил проследить, что происходит ночью на улицах, и столкнулся с таинственной женщиной, облаченной в черное с головы до пят. Незнакомка была сильна, и я не смог ей противостоять. Это точно был не демон. Очнувшись утром, я обнаружил себя в лодке, плывущей по открытому морю. Я не помню лица женщины, потому что оно было скрыто за вуалью, но на ее поясе висел жетон из ярко-синего камня, как тот, что можно добыть в Бездне. Я нарисовал его для тебя, может, ты узнаешь, что это. Этим людям в деревне нужна помощь, и я останусь с ними, пока не прибудут заклинатели. Им очень нравятся мои песни, это единственное, что приносит радость в их жизни.

Пиши мне. Вэй Хуаи».

– Я думаю, что он пропал, потому что он больше не ответил ни на одно мое письмо, – произнесла Вэй Цисян. – Ближайший к Люшань орден заклинателей прислал мне довольно странный ответ – они сказали, что уже занимаются деревней, и больше не ответили ни разу.

Хэ Ли перевернул лист и обнаружил на обратной стороне рисунок того самого жетона.

– Ты знаешь, что это за печать? – спросила Вэй Цисян у Ши Хао.

Ши Хао вперился в рисунок не мигая. В его глазах промелькнула искра гнева, точно узор на жетоне принадлежал его злейшему врагу. Хэ Ли в ужасе опустил взгляд на рисунок, вспоминая недавний разговор с Владыкой и чиновником. На жетоне были вырезаны слова: «Тысяча способов, сотня планов». Как принц лис сумел прочитать их в разгар битвы, он не знал, но этот девиз был ему известен, этот жетон он определенно уже держал в руках. Хэ Ли произнес серьезно:

– Это жетон Ордена Хаоса. И если ваш брат встретился с их адептом, то я удивлен, что он остался в живых.

Темная атмосфера нависла над круглым столом, разбив вдребезги былой семейный уют.

Часть 2 Расплавленное золото (III)

– Орден Хаоса? – произнес Ши Хао, точно слышал об этом впервые. Опасные искры полыхали в его взгляде, и в комнате вдруг резко стало жарче, точно неподалеку раскалялся вулкан. За окном потемнело, и вскоре на землю обрушился ливень.

Хэ Ли объяснил:

– Это орден адептов, поклоняющихся так называемой Богине Хаоса. С ее помощью они подчиняют энергию инь, чтобы вызвать перевес темных сил на земле. Владыка Преисподней сильно обеспокоен их внезапным появлением и множеством преступлений против расы демонов. Какими бы ни были их истинные цели, судя по их решимости, они готовы на все, чтобы их добиться, включая вмешательство в жизни обычных людей.

Ши Хао вдруг ударил ладонью по столу и поднялся. От его удара стол чуть не сломался пополам. Хэ Ли с позорным чувством осознал, что едва не вскрикнул. Ши Хао встал у окна, сложив руки на груди и глядя, как дождь орошает роскошный сад, где росли персиковые деревья.

– У меня тоже свои цели, – процедил он рассерженно. – И достаточно решимости, чтобы все их воплотить.

Он резко развернулся, взмахнув широкими зелеными рукавами, как крыльями.

– Я лично отправлюсь в Люшань за твоим братом, – сказал он Вэй Цисян.

Лисица от неожиданности даже подскочила с места и запротестовала:

– Ты не должен идти сам! Ты дурак? Я всего лишь хотела просить тебя связаться с заклинателями с горы Байшань.

Ши Хао вскинул брови, точно эта просьба звучала смешно, и засмеялся:

– Связаться с горой Байшань? А я что, по-твоему, не в силах разобраться с отродьями нежити без их помощи? – Затем он задумчиво обхватил подбородок пальцами и добавил: – Нет, еще не пришло время напомнить Шэнси-сюну о себе, пусть пока живет спокойно да варит супы любимой женушке. Я отправлюсь в Люшань налегке, только с одним человеком.

Вэй Цисян сказала:

– Я прикажу лучшему магу лисьего клана сопровождать тебя.

Ши Хао отмахнулся. Его горящий взгляд снова вперился в Хэ Ли. Тот инстинктивно сглотнул. Его желудок сжался от нехорошего предчувствия.

– Сохрани своего мага себе, – сказал Ши Хао с улыбкой, прислонившись спиной к оконной раме. – Мой друг Хэ Ли составит мне компанию. Правда же? Иначе зачем еще ты пришел меня навестить?

Хэ Ли вскочил с подушки.

– Я прибыл по заданию Владыки на сбор твоей души, – возмущенно ответил он.

Ши Хао оттолкнулся от стены и вальяжно, словно тигр в своих владениях, подошел ближе. Он застыл напротив, не сводя взгляда с лица Хэ Ли, затем скользнул ниже и взял обсидиановый жетон с его пояса. Хэ Ли заледенел. На черном камне от прикосновения Ши Хао словно по команде появились новые слова: «Деревня Люшань». Смесь счастья и удивления зажглась на красивом лице Ши Хао.

– О, я вижу, ты научился врать за годы нашей разлуки, – произнес он себе под нос, разглядывая жетон, а потом поднял взгляд и сощурился: – Жду не дождусь узнать тебя получше. Дорога до Люшань дальняя, у нас будет полно времени, чтобы поговорить по душам.

Оставив Хэ Ли в замешательстве, мужчина обошел его по кругу, как настоящий хищник свою добычу, и в итоге плюхнулся обратно на свое место во главе круглого стола. Совершенно непринужденно, словно все это время старые друзья болтали о поэзии, он налил себе вина и закусил ароматным и хрустящим овощным рулетиком.

– Ну что вы застыли? – смешно проговорил он с полным ртом. – Садитесь, садитесь, мы же еще не поели и не допили. Вопросы решаются, а еда-то остывает.

Пока Хэ Ли сверлил Путь сердца с видом человека, только что преданного другом, которому он больше всего доверял, Вэй Цисян, то и дело бросая на него странные взгляды, села за стол и вполголоса спросила Ши Хао:

– Ты уверен, что этот юноша окажется тебе полезен в путешествии? Я выкинула его за борт одной рукой, а он даже не стал защищаться.

Ши Хао коротко улыбнулся и ответил:

– Я сам его защищу, если это потребуется. Об этом нечего беспокоиться.

Хэ Ли даже не знал, как выразить свое недоумение.

Вэй Цисян просидела в молчании какое-то время, ее лисьи уши забавно дергались на голове, и после долгих размышлений она тихо произнесла:

– Спасибо тебе.

Ши Хао направил на нее теплый взгляд, затем потянулся в центр стола и положил ей на тарелку хрустящий овощной рулетик. Его лукавый взгляд снова вперился в Хэ Ли, и одними бровями он показал, что тому следует сесть на место.

– У меня и для тебя есть угощение, господин Хэ Ли.

Ши Хао крикнул слугу, тот подошел и наклонился над ним, и Ши Хао быстро-быстро зашептал ему что-то.

– Садись, садись, – сказал он, когда слуга ушел. Хэ Ли прирос к месту и, наверно, так бы и остался, если бы на жетоне в его руках не засветилось новое слово: «Сядь».

Этот жетон определенно высказывал свои собственные желания или чьи-то посторонние, но точно не желания Хэ Ли. Однако юноша все же уселся. Под внимательными взглядами двух пар глаз он чувствовал себя как хомячок, над которым летает ястреб, а из кустов за ним следит лиса. Но ему не пришлось долго мучиться – тотчас же слуга внес новое блюдо и поставил его на стол. Пирамидка из пряников аккуратно лежала на тарелке, источая сладкий аромат выпечки, от которой текли слюни.

Ши Хао сказал:

– Это лунные пряники из Страны Байлянь, лучшие на всех четырех континентах. – Он элегантно взял один пряник и разрезал его пополам. С трепетом и теплом во взгляде он разделил две части и протянул одну Хэ Ли. Внутри пряника желтел соленый утиный желток. – Смотри, у этого внутри полная луна.

Хэ Ли взглянул на обычный разрезанный пряник, и что-то пошатнулось в его внутреннем мире, словно он переживал воспоминание и пытался понять, в какой момент жизни уже видел эту сцену. В его груди стало тепло, словно он вернулся в детство, где всегда светило солнце и все невинные чувства бурлили в первый раз, но одновременно это тепло поглощала свербящая ностальгия по давно ушедшему времени, которое никогда не вернуть. Он встряхнул головой.

И в тот момент, когда он поднял взгляд, он встретил лучезарную улыбку Ши Хао. Это была улыбка, которая осветила комнату сама по себе, словно солнце, пробившееся сквозь грозовые тучи. Хэ Ли не мог оторвать взгляда от этой улыбки, словно мотылек, зачарованный светом костра. Его горло болезненно стянуло.

– Я не люблю сладкое, – произнес он, вежливо отказываясь. Чувство ностальгии, возникшее в его сердце ниоткуда, напугало его до смерти, поэтому он ляпнул первую отговорку, пришедшую на ум: – Я боюсь, что не смогу оценить по достоинству это земное угощение.

Лицо Ши Хао буквально окаменело. Казалось, ударь по нему молотком – и оно рассыплется в пыль. Король вдруг подскочил и, возвышаясь как грозовая туча над столом, яростно прогремел, схватив кусок пряника, едва не ставшего горсткой муки в его ладонях:

– Я ненавижу, когда мне так бессовестно врут! И как только этот красивый рот на лице такого порядочного и честного юноши способен произносить подобную наглую ложь?

В одно мгновение прекрасный король из приветливого и воодушевленного превратился в безжалостного тирана, пораженного гневом. Хэ Ли чуть не опрокинулся на пол – свирепый ястреб навис над хомячком, раскинув огромные крылья и выставив когтистые лапы. Лиса, разинув рот, во все глаза следила за ситуацией со своего места.

– Я не желал оскорбить тебя! – поспешно произнес Хэ Ли, побоявшись, что этот пряник сейчас просто запихнут ему в глотку. – Это было непочтительно с моей стороны, и я приношу извинения. Я попробую твое угощение. Нет причины гневаться столь сильно.

Ши Хао сразу сменил гнев на милость. Ястреб спрятал когти и плюхнулся обратно на свою ветку во главе стола. В одно мгновение на лице Ши Хао вновь зажглась улыбка.

– Ах, прости мой ужасный характер, – произнес он ласково. – Он знатно испортился после моего отсутствия на земле. Я научусь контролировать себя до того, как пройду небесное испытание.

Этот пряник, кажется, был таким важным, что даже на Пути сердца всплыли символы: «Ешь».

«Лучше тебе съесть этот злосчастный пряник или тебя ударят так сильно, что ты пробьешь собой землю так глубоко, что выпадешь в Преисподней на крышу своего дома», – судорожно сказал Хэ Ли сам себе и быстро запихнул свою половину пряника в рот.

Две пары глаз уставились на него в таком тревожном ожидании, словно от его мнения насчет пряника зависела судьба трех миров, что наложило на его плечи непомерную ответственность, и бедный Хэ Ли чуть не задохнулся, пока не проглотил свой пряник. Его вкус был действительно незабываем, нежное песочное тесто таяло во рту, соленый желток бурно взаимодействовал со сладостью теста, вызывая невольные слезы радости в уголках глаз. Пряник был настоящей амброзией и, безусловно, заслужил репутацию лучшего на всех четырех континентах.

– Это действительно очень вкусное блюдо, – выдал Хэ Ли, постыдно вытирая уголки глаз платком.

Ши Хао сощурился, как сытый и довольный ястреб, сожравший жалкого хомяка.

– Я знал, что тебе придется по вкусу, Хэ Ли. Это знаменитые лунные пряники из Страны Байлянь.

В его словах не было ничего странного, но почему-то Хэ Ли показалось, что за простой вежливой фразой скрывался какой-то иной смысл, подтекст, который Хэ Ли не мог разгадать. Однако он не сумел поразмыслить над этим как следует. Ши Хао поднялся, поблагодарил гостей за визит и откланялся, сославшись на то, что ему надо готовиться к отъезду к Люшань. В комнате как по команде появился Гугу, и Ши Хао сказал перед уходом:

– Пожалуйста, Гугу, позаботься о моем дорогом госте, не заставляй его скучать, пока я занят делами. Посели его во Дворце Восьми Добродетелей да следи, чтобы ему было весьма удобно и приятно. Завтра же на рассвете мы отправляемся в путь в деревню Люшань.

С этими словами молодой король Ши исчез в длинном золотом коридоре дворца.

Часть 2 Расплавленное золото (IV)

Гугу просьбу повелителя исполнил с усердием и точностью. Во Дворце Восьми Добродетелей уже все было готово к беззаботной жизни, когда Хэ Ли переступил его порог. Окна дворца выходили на персиковый сад с прудом, в котором плавали золотые карпы, а внутри все было сделано поразительно скромно, словно это вовсе и не считалось дворцом, а скорее домом ученого мужа.

В просторных комнатах дворца было светло и пахло благовониями, стояло много стеллажей с различными свитками и манускриптами, декоративные панели были расписаны рукой умелого мастера и изображали известные поэтические сюжеты. Хэ Ли никогда не интересовался оформлением помещений, но если бы он решил обставить свой дом с нуля, то сделал бы что-то очень похожее на этот дворец, который полностью соответствовал его утонченным вкусам.

Гугу с благоговением ходил за ним по пятам и исполнял малейшую просьбу. К слову, ящер все еще сидел на его голове, и это начало интриговать Хэ Ли, когда он, устав разглядывать сборники с классической поэзией на полках, сел за стол пить чай. Пока другие слуги заваривали чай, а Гугу просто сидел рядом и глазел на Хэ Ли как на божество, Хэ Ли спросил:

– Почему ты не снимешь этого ящера с головы? Он такой здоровый, тебе же тяжело его носить.

Гугу живо ответил, замахав руками:

– Что вы, господин, это честь для меня – служить красному богу-дракону! Мне вовсе не тяжело. Бог-дракон очень привередлив и ни с кем, кроме его величества, не ладит. То, что он выбрал меня своим гнездом, – это огромная удача!

Ящер расслабленно сложил лапы на макушке юноши и глядел на Хэ Ли с прищуром, как глядела бы свекровь на свою новоиспеченную невестку, пытаясь обозначить все ее изъяны и строго осудить. Под его взглядом Хэ Ли никак не мог протолкнуть в себя чай, не расплескав его.

– Нравится ли господину убранство этого дворца? – осмелился спросить Гугу. Хэ Ли сдержанно кивнул. – Его величество очень гордится им. Это второй по значимости дворец в резиденции короля. По задумке архитектора, он предназначен для королевы, но наш король говорит, что время, когда в этом дворце будет жить его спутница, еще не пришло. Поэтому до сей поры он пустовал.

Хэ Ли поперхнулся чаем, когда услышал это.

– Это получается, что я узурпировал дворец королевы? Она, вероятно, рассердится на меня! – воскликнул он ошарашенно, чувствуя надвигающиеся проблемы и очень строгий взгляд окончательно разочарованного бога-дракона, чья морда обрела совсем-таки брезгливое выражение.

Гугу поспешил его успокоить:

– Нет, что вы, господин! Этот ничтожный слуга неправильно выразился, простите его неграмотность! Его величество еще не обзавелся супругой, и поэтому дворец королевы не занят. То, что он поселил вас здесь, – это очень щедро с его стороны. Это значит, что вы его самый дорогой гость.

Хэ Ли просидел во дворце как в камере пыток, слушая благоговейные речи слуги, который болтал о том и о сем до самого вечера. Сперва Гугу хвалил состояние его волос, неоднократно подчеркивая, что «они и впрямь такие блестящие, как говорил его величество», потом завел речь о сборниках стихов и легенд, которые стояли на полках и за которые его величество долго и усердно торговался с библиотеками разных стран, а под вечер, когда даже ящер уже задремал у него на голове, изложил историю государства Ши с момента его основания восемь лет назад.

– Его величество усмирил красного бога-дракона и сделал бессмертным хранителем нашей скромной деревни. Затем он приказал мне, человеку, который знал немного общего языка, обучить ему моих соплеменников. Это была тяжелая задача, но этот ничтожный слуга был готов расшибиться в лепешку ради нашего спасителя.

Хэ Ли внимательно слушал. Гугу рассказал, как Ши Хао установил первый список законов и общественных правил, которые превратили неотесанное племя в приличный народ.

– Большое внимание государь уделяет внешнему виду. Да, ему очень не понравилась наша привычка ходить лохматыми, поэтому он пригрозил всем, кто не расчесывает волосы утром и вечером и не собирает их в установленную законом прическу, что будет лично обрезать волосы под корень. Такое страшное наказание всех испугало, и вскоре нам понравилось ходить опрятными.

Чем дольше Хэ Ли слушал, тем больше Ши Хао раскрывался как тиран, держащий страну в ежовых рукавицах. Гугу рассказал, как Ши Хао обнаружил залежи шэнсиньского железа под разрушенным холмом и научил людей добывать его и ковать оружие высшего качества, что дало начало торговым путям между деревней и соседними государствами.

– Государь построил хорошие отношения с соседями благодаря своей находчивости и красноречию, – хвалился Гугу. – Наведавшись на Яшмовый утес, он познакомился с королевой лис, ее милостью Вэй Цисян, и спас ее народ от жуткой чумы, за что королева заключила с ним нерушимый союз. Благодаря ее помощи была построена наша столица и расширены торговые пути на все четыре континента. Мудрость государя не знает границ, побывав в разных странах, он собрал лучших ученых мужей и военных, чтобы руководить страной. Отныне Страна Ши входит в десятку самых развитых государств на четырех континентах!

Хэ Ли нахмурился:

– Все это он сделал за восемь лет?

– Наш государь – настоящий сын неба, всегда добивающийся своих целей! Утром он усердно закаляет тело и дух, чтобы достичь Ступени Дракона, днем совещается с мудрецами, вечером укрепляет отношения между государствами, а ночью строит великие планы.

– Когда же он спит?

– Государь не спит – он медитирует. На сон уходит третья часть жизни человека, государь говорит, что не может себе позволить тратить столько времени зря!

Теперь Ши Хао казался Хэ Ли не только тираном, но и маньяком-трудоголиком, что тоже не прибавляло ему симпатии. И с этим человеком он решил отправиться в деревню на краю мира, чтобы непременно столкнуться с таким опасным врагом, который заставил тревожиться даже Владыку Преисподней? Он задумчиво переваривал рассказ Гугу, глядя на плавающие в чашке чаинки, пока во дворце зажигали свечи и готовились ко сну.

– Господин, – вдруг снова произнес Гугу. Хэ Ли поднял голову. – Может ли этот ничтожный слуга просить вас поведать ему кое-что?

Хэ Ли напрягся.

– Что именно?

Гугу неловко поерзал, словно готовился вытянуть из Хэ Ли великую тайну, и почти прошептал ему:

– В чем секрет красоты ваших волос?

Вопрос был таким неожиданным, что у Хэ Ли сперло дыхание.

– Простите этого наглого слугу за любопытство… – сказал Гугу, опечалившись от выражения лица Хэ Ли, которое тот от удивления перестал контролировать. – Жена этого слуги очень тревожится из-за своей прически, ее подруги часто обсуждают ее непослушные волосы за ее спиной, и поэтому она не любит выходить из дома, чтобы ветер не растрепал прическу. Этот слуга однажды пошутил, что ее волосы похожи на ветки деревьев, что торчат во все стороны, и это так сильно ее обидело, что она неделю не вставала с постели. Господин, не могли бы вы помочь этому глупому маленькому человеку и посоветовать, как его жене обрести такие волосы, как у вас? Поверьте, у этого слуги нет намерений хвалиться перед другими своей женой, он просто хочет, чтобы она была счастлива.

«У этих бедных людей, которые когда-то беззаботно ходили лохматыми, теперь одержимость опрятностью из-за жесткой социальной политики Ши Хао…» – подумал Хэ Ли. Полный грусти и надежды взгляд слуги, направленный на него снизу вверх, напоминал ему о собаках, которые прибегали к нему домой, когда он садился за обеденный стол, и просили дать им кусочек мяса с таким жалобным видом и плачем, будто ничего не ели целый год, и жалостливый и наивный Хэ Ли отдавал им все, что собирался съесть сам.

Хэ Ли вздохнул и попросил бумагу, кисть и тушь. Придерживая рукав белого ханьфу, он аккуратно написал на бумаге советы по уходу за волосами, которыми пользовался несколько тысяч лет. Хэ Ли в плане опрятности сам был педантичным перфекционистом и ненавидел выглядеть несобранным. В обществе жителей Преисподней, чей правитель был воплощением элегантности с головы до пят, достойный внешний вид был делом неоспоримой важности, как негласное правило, о котором даже не нужно напоминать.

Закончив писать, Хэ Ли с улыбкой протянул листок слуге, и тот стал таким счастливым, что чуть не пробил лбом пол, кланяясь и плача от радости.

– Запомни, главный секрет – это равные доли мятного и чайного отвара, которым нужно ополаскивать чистые волосы, – сказал Хэ Ли, а слуга внимал каждому слову. – Также пусть не пренебрегает сандаловым маслом, которое следует втирать в кожу головы и наносить по всей длине волос как можно чаще. И больше не шути так про ее волосы, это было очень обидно для женщины, которая так обеспокоена своей внешностью.

Когда колокола пробили вторую стражу, слуги растворились в темных недрах дворца, оставив Хэ Ли одного. Почувствовав наконец свободу, он загорелся любопытством и вышел в сад поглядеть на золотых карпов, которых умудрился заметить только мельком и стеснялся, что о его странной любви к рыбкам узнают слуги Ши Хао. Он встал на залитом лунным светом мостике и стал разглядывать золотой блеск чешуи на водной глади. Рыбки плескались, следуя по своим рыбьим делам, собирались группами и болтали о своем, рыбьем, почти как люди. Хэ Ли потерялся в мыслях, которые несомненно бы привели его к формулировке смысла бытия, как вдруг над его головой раздался голос, как гром среди ясного неба в ночной тишине дворца:

Хэ Ли обернулся, едва услышав первое слово, и увидел Ши Хао, восседавшего на перилах мостика с другой стороны. Неотрывно глядя в ночное небо, король закончил стихотворение и отпил из кувшина. Терпкий аромат вина и персиковых цветов заполнил воздух летней ночи.

– Как я тебя не заметил? – удивился Хэ Ли, и Ши Хао оскалился.

– Ты был так увлечен рыбами, что не заметил бы даже звезды, упади она тебе на голову.

Стыд охватил Хэ Ли – он так старался, чтобы его никто не дразнил и не судил за его детское увлечение, а Ши Хао не только обо всем узнал, да еще и подтрунил. Однако, похоже, это ничуть его не удивило, словно он развел этих рыб специально для того, чтобы Хэ Ли ими полюбовался.

– Могу я присоединиться к твоей ночной прогулке, друг? – спросил Ши Хао с расслабленной улыбкой.

– Кто я, чтобы запрещать тебе что-то делать в твоем же доме? – ответил Хэ Ли.

Неспешным шагом король Ши подошел к краю моста, где стоял Хэ Ли, оперся рукой о поручень балюстрады и направил взгляд на серебристую рябь вдалеке. Кувшин с вином побулькивал, когда он им непринужденно качал, разбавляя тишину звуками.

– Тогда могу я спросить тебя об одной вещи? – произнес Ши Хао. Его изящный профиль в голубом свете луны казался печальным и задумчивым, как стихотворение, которое он процитировал. Хэ Ли чувствовал, когда люди вокруг него грустили, и никогда не ошибался в своих ощущениях. Ностальгия во взгляде молодого короля словно по ветру передалась и Хэ Ли, хотя он так и не мог понять, по чему именно он тоскует, ведь у него и так ничего нет.

– Надеюсь, не о том, как я ухаживаю за волосами, – сказал он беспечно, чтобы рассеять печальную атмосферу.

Ши Хао удивленно посмотрел на него и рассмеялся.

– Ах, мой слуга, наверное, докучал тебе. Нет, не об этом, – взгляд Ши Хао смягчился, и Хэ Ли остался собой доволен. – Мне интересно вот что… К чему ты идешь? Этот жетон на твоем поясе указывает путь к желаемому, но знаешь ли ты, чего желаешь?

Хэ Ли помедлил с ответом. Молодой король излучал обаяние каждым движением и словом, во многом походя на чиновника Чжана. Однако между ними было существенное различие – в глазах чиновника Чжана нельзя было разглядеть истину и понять, говорит ли он всерьез или в шутку и сколько оставляет недосказанным. Глаза Ши Хао были прозрачнее воды и отражали его мысли без малейшего фильтра. Интуиция Хэ Ли читала в них написанное крупными буквами: «Ты можешь доверять мне, и я тебя не подведу. Ты можешь пойти за мной, и я приведу тебя».

Тщательно подбирая слова, Хэ Ли ответил:

– Кодекс бога смерти обязывает меня забрать твою душу. Но вместе с тем меня не покидало чувство, что твой товарищ Хай Минъюэ был связан с моей прошлой жизнью. Путь сердца, как я полагаю, приведет меня к его воспоминаниям.

Ши Хао вскинул брови и состроил наигранно удивленное выражение.

– Вы, безусловно, очень похожи, – сказал он, усмехаясь. – Хочешь, я расскажу тебе о нем?

Хэ Ли энергично кивнул. Две тысячи лет он провел в поисках записей о герое Поднебесной по имени Хай Минъюэ, но нашел лишь поверхностные заметки, сделанные ленивой рукой Владыки Судеб.

Ши Хао набрал полные легкие воздуха, и воодушевленный словесный поток повалил из него:

– Хай Минъюэ был моим названым братом, всего нас было трое, но затем стало только двое, а сейчас я и вовсе остался один. Из всех трех братьев Минъюэ был, бесспорно, самым красивым. Он обладал утонченной красотой ученого мужа, грацией и сдержанностью аристократа, острым умом и огромным сердцем. Я даже не мог понять, как можно быть таким сильным, порядочным, любознательным, послушным, понимающим, верным, красивым, усердным и самым-самым-самым-самым справедливым. У него было красивое лицо, бледное как первый снег, и на нем чаще всего можно было увидеть спокойно-умиротворенное выражение. Он был мастером фехтования, искусным магом и настоящим мудрецом, помогавшим мне не раз на поле битвы своими советами. Но самой большой гордостью Минъюэ, разумеется, без всяких сомнений, были его волосы. Черные как вороново крыло, они блестели, как шелк, аккуратно затянутые в узел на макушке и рассыпающиеся черной тучей по спине. Минъюэ предпочитал носить высокие прически в бою, подвязав волосы простой лентой, а в мирное время любил примерять изящные заколки, но только обязательно неброские. Он всегда ругал меня за мою любовь к ярким и величественным вещам, а я не мог понять, как можно одеваться столь скучно.

Хэ Ли, ожидавший историю о жизни и сражениях бессмертного, а получивший детальный портрет какого-то юноши, подумал, что его просто водят за нос.

– Ты что, собрался рассказать о каждой родинке на его теле?

– Ты явно переоцениваешь качество моей памяти, но я постараюсь припомнить, если это так важно для тебя. Так… кажется, была у него одна забавная родинка на левой пятке, которая очень раздражала нашего младшего брата.

Хэ Ли вскипел. Этот человек бессовестно издевался над ним и даже не скрывал этого!

– Я думал, ты расскажешь мне о его деяниях!

– Ну хорошо. Вот о его деяниях. В юности он любил просыпаться скорее поздно, чем рано, и когда мы все втроем жили вместе, он был тем, кто следил, чтобы все были сыты и умыты. Матери у нас не было, отец был такой-сякой, я был слишком занят более важными делами, а Чэн-эр слишком погружен в свой богатый внутренний мир. Таким образом за мать у нас был Минъюэ. Больше всего ему нравилось читать книги про великих героев, которые спасают мир от зла, а… ну и любовные романы, да… это было нашей общей страстью.

Он перевел дыхание, потому что его голос начал сипнуть, хлебнул вина и собрался продолжать детальную биографию своего друга, но Хэ Ли не выдержал и перебил:

– Ладно, не нужно утруждаться! Я сам узнаю все, что мне нужно.

Ши Хао удивился:

– Я еще только разогреваюсь. Дальше мой рассказ станет интереснее! Для человека, который не умеет читать, я вообще очень эрудирован.

Ши Хао точно издевался над ним – даже наивный Хэ Ли, которого по жизни легко обмануть, это понял. Рассердившись, Хэ Ли сказал:

– Вместо того чтобы пустословить, тебе следует отдохнуть перед дорогой. До Люшань путь неблизкий, и нам нельзя задерживаться, если хотим помочь бедному принцу-лису.

Ши Хао на это вздохнул облегченно и ответил:

– Ну хорошо, а то мой рассказ бы легко занял несколько дней. Я приду за тобой на рассвете. Спокойной ночи, господин Хэ.

Хэ Ли откланялся и собрался уходить, как вдруг ему в голову влетела страшная мысль:

– Ши Хао, а ты умеешь драться?

В их первую встречу Ши Хао заставил его тащить себя на спине и одновременно пользоваться боевыми искусствами, что стало для Хэ Ли непредвиденным испытанием. Теперь, когда вокруг деревни бесчинствовал Орден Хаоса, Хэ Ли чувствовал себя абсолютно беспомощным перед опасными адептами в черном, высасывающими души. Одной воздушной походкой и кинжалом ему от них не защититься!

Ши Хао смерил его слегка надменным взглядом.

– Ну разумеется, – произнес он, усмехаясь, как самоуверенная пантера. – Пусть я не обладаю такой мощью, как раньше, я потратил много сил и времени на развитие утраченных навыков. Когда я добуду свой меч, то достигну высшей ступени совершенствования.

Хэ Ли опешил.

– Ты прошел двенадцать ступеней за каких-то восемь лет? Простому человеку такое даже не снилось!

«И при этом не научился читать?» – закончил он про себя, побоявшись язвить вслух.

Ши Хао, облокотившись о поручни и глядя высоко в звездное небо Восточного континента, спокойно ответил:

– Кто сказал, что я простой человек?

Хэ Ли не знал, как оспорить эту фразу, поэтому посчитал разговор оконченным.

– Спокойной ночи в таком случае.

Он развернулся и ушел, покинув сад. Во дворце у огромного открытого настежь окна он посмотрел на улицу. Ши Хао все еще стоял в одиночестве на мосту и смотрел в небеса. Затем он повернулся к воде и произнес над черной гладью, в которой сверкала золотая чешуя:

– Спокойной ночи, Минъюэ.

После этого он ушел в противоположную дворцу сторону, оставив на мосту кувшин с вином, воспоминания и едва заметный след глубокой скорби.

* * *

Ши Хао обошел сад и неожиданно встретил Вэй Цисян, сидящую в беседке под луной. Она задумчиво разглядывала деревянную флейту, лежащую на ладонях. Фиолетовая кисточка украшала инструмент, и тонкие пальцы лисицы бездумно теребили ее ворсинки. Шорох одежд Ши Хао заставил ее дернуть ушами и поднять голову.

– Он действительно так красив, – сказала она, усмехнувшись. – Я думала, ты, как всегда, все преувеличиваешь, чтобы пустить пыль в глаза.

Ши Хао усмехнулся в ответ, затем приблизился, как пантера, и опустился рядом на подушку. Его взгляд случайно упал на флейту на ладонях Вэй Цисян, и озорной огонек в его глазах вдруг скорбно погас. Эта флейта когда-то принадлежала одному из его сторонников на Небесах, Вэй Нинцзину.

– Твой отец души в нем не чаял, – вздохнул Ши Хао. – Мне кажется, если бы не Минъюэ, он бы даже не стал слушать мои планы.

Вэй Цисян никак не отреагировала, но ее уши печально опустились.

– Хвала Небесам, он не стал в них участвовать. Где теперь все те, кто поддержал тебя?

Вэй Нинцзин был королем лис, когда Ши Хао вознесся на Небеса. Он занимал место при дворе Императора и возглавлял небесную Гильдию Артистов. Не было торжества, в котором бы не участвовал Вэй Нинцзин, и не было спектакля, к которому он не написал бы музыку. Король-лис жил такой насыщенной жизнью, что нередко дрых на дворцовых заседаниях, измотанный гуляньями.

Когда Ши Хао был небесным чиновником, он делал вино для всех застолий бессмертных. Вэй Нинцзин и его побратим Фэндао-цзюнь были большими любителями выпивки, музыки и красоты, поэтому Ши Хао приходилось работать день и ночь, чтобы удовлетворить их спрос на вино. Хай Минъюэ был назначен мастером развлечений во дворце Ланьлинского Князя, поэтому ему тоже приходилось часто видеться с этими двумя бессмертными. Только благодаря дружбе с Хай Минъюэ Вэй Нинцзин согласился участвовать в небесном перевороте, но в последний момент не явился для исполнения плана, тем самым избежав наказания за государственную измену.

Несмотря на это, Вэй Нинцзин трагически скончался спустя недолгое время после казни Ши Хао.

Ши Хао сдержанно улыбнулся. Он предпочел не отвечать на вопрос Вэй Цисян. Его соратники были казнены, а Хай Минъюэ покончил с собой, но смысла говорить об этом вслух молодой король не видел. Вместо этого он лукаво улыбнулся, решив поиграть с лисицей:

– Твой брат, похоже, копия вашего отца. Он никогда не говорил, что у него был сын. Про тебя он твердил постоянно, даже притащил тебя маленькую на какое-то торжество, а потом еще и умудрился потерять. Ха-ха-ха! Ты бы видела его лицо, когда он бегал по всем дворцам и спрашивал, не видел ли кто рыжую лису с девятью хвостами… Не знаю, чего он больше боялся – что Ланьлинский Князь пустит тебя на меховой воротник или что ему придется как-то объяснять это твоей матушке.

Горечь проскользнула в его смехе. Вэй Цисян поежилась и скрестила руки на груди.

– Вэй Хуаи, безусловно, похож на отца, но ему не хватает ума держаться подальше от проблем. На месте отца он бы первый понесся вслед за тобой на смерть. – Она вздохнула, сжимая флейту в пальцах. – Он ветреный, наивный фантазер. Я боюсь, что, если он попадет в недобрые руки, он станет их несокрушимым оружием. Когда ему что-то втемяшится в голову, это не выбьешь ни силой, ни словами.

Лисы-оборотни не обладали выдающимися способностями, как бессмертные или заклинатели, но у них была одна невероятная сила – отрубив хвост, они могли превратить его в любой предмет или оружие, даже такое, какого еще не придумали. У каждого лиса было по девять хвостов, поэтому Ши Хао прекрасно понимал опасения Вэй Цисян. Если ее брат попал в плен к Ордену Хаоса и его обратили в их приспешника, то из его хвостов могло бы получиться девять страшнейших оружий.

Он улыбнулся, утешающе коснувшись запястья лисы:

– Оставь это мне. Вернется твой брат со своими девятью хвостами, не тревожься.

Вэй Цисян помолчала какое-то время. Персиковые деревья шумели от ночного ветра, затем их успокаивающий шум нарушило тихое возмущение лисы, скрестившей руки на груди:

– Меня ты никогда не селил во Дворце Восьми Добродетелей, а ведь я помогла тебе его построить.

Ши Хао посмеялся:

– Дорогая Вэй Цисян, этот дворец предназначен для королевы Страны Ши. Если я поселю тебя там, представляешь, какой беспорядок поднимется в обществе? Боюсь, мои советники не поддержат такого решения и попросят меня жениться на тебе сперва.

Лиса напряженно фыркнула и вскоре ушла из сада.

Часть 3 Ворон (I)

На рассвете молодой король и его спутник взмыли в Небеса – Хэ Ли на своем полупрозрачном облаке, а Ши Хао где-то раздобыл самый вульгарный меч, который Хэ Ли мог себе представить, и взлетел на нем. Рукоять меча была изукрашена драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами, и отлита из чистого золота, а лезвие выковано из закаленного шэнсиньского железа. Этот меч был, несомненно, больше, чем те, что носили высшие чины Преисподней.

– Ты разбираешься в мечах, господин Хэ Ли? – с гордостью спросил Ши Хао, заметив любопытный взгляд Хэ Ли. – Нравится мой меч? Его имя – Объятия Греха.

Хэ Ли сдвинул брови – ему не понравилось название.

– Обычно меч совершенствующегося называют либо поэтичной фразой, либо отсылкой к трактатам о добродетели. Что сподвигло тебя дать такое имя мечу?

– Посмотри на него, он же абсолютное воплощение всего, чего избежал бы праведник. Сияющие камни на чистом золоте – признак неприемлемой роскоши, жадности, неподчинения основам буддизма. Когда этот меч используется в бою, он словно впадает в ярость, почувствовав вкус крови, и не имеет себе равных. Когда я пущу его во весь опор в полете, он возгордится и разовьет такую скорость, какую ни один меч еще не показывал. Это имя полностью отражает его грешную сущность.

– Тогда почему ты выбрал именно этот меч?

– Я не просто его выбрал. Я сам его выковал. На самом деле, я не знал, каким он выйдет, я просто хотел лучшее оружие, какое только можно, чтобы оно хоть немного походило на мой прошлый меч, который я потерял в Бездне. Я долго ковал его и украшал, и, видимо, мои собственные грехи передались ему, оттого его сущность и стала такой. Но я ничуть не жалуюсь, это превосходный меч для меня.

– Твой прошлый меч тоже имел такое вульгарное имя?

– Вульгарное? Ха-ха-ха! Ты считаешь это имя вульгарным? Что ж… тогда ты упадешь со своего облака, когда узнаешь имя моего прошлого меча. – Он прочистил горло и торжественно огласил: – Гнев Небесного Дракона, Обагренного Кровью Простого Народа.

Видя абсолютное замешательство на лице Хэ Ли, Ши Хао поспешил оправдаться:

– Мне было всего восемнадцать, когда я придумал это имя… Согласен, оно не самое удачное, но меч от этого хуже не стал. Моя главная цель – вернуть его себе.

Хэ Ли очень удивился и уже собрался расспросить этого храбреца, как он собирается достать меч из Бездны, в которой живой человек, несомненно, лишится жизни, если сумеет в нее попасть, а бессмертный, если пробудет в ней какое-то время, распадется на хрупкие осколки льда. Однако Ши Хао не дал ему задать вопрос, а осуждающе оглядел его облако, которое уже начало заметно отставать от вульгарного, но быстрого меча, и сказал:

– Почему ты не используешь меч?

– Проводникам душ не дают мечи. Меч – это привилегия высшего чина. Только судьи, чиновники и стражники Преисподней имеют право обладать мечом.

– Почему же ты не стал стражником?

– Такая работа не по мне. Я не люблю командовать людьми и раздавать пинки нарушителям. – Хэ Ли невольно вспомнил о генерале Чэне, который очень это любил. Прийти и накричать на кого-то, позвякивая мечом, ударить по столу, выбить дверь ногой, назначить наказание, отправить в тюрьму – это было работой мечты генерала Чэна.

– Ах, ты настоящий дипломат, – ухмыльнулся Ши Хао. – Лучше поговорить с человеком и направить его мудрыми речами, чем махать кулаками, правда?

Хэ Ли обрадовался, что кто-то наконец понял его.

– Именно так.

Они еще долго разговаривали о жизни в Преисподней и о Стране Ши, пока пролетали над бескрайними просторами Поднебесной. Их путь лежал на запад, к Кровавому заливу, где располагалась деревня Люшань и Тенистые Горы, на которых товарищи собирались отыскать ближайший орден заклинателей, упорно игнорировавший проблему простых смертных.

Тучи постепенно сгущались над горами, и когда товарищам оставалось совсем немного до деревни, разразилась жуткая буря, полил страшный ливень и подул ветер. Облако бедного Хэ Ли начало деформироваться и рассеиваться из-за ветра, но это не так его волновало, ведь он мог перейти на другое – его беда была в том, что ветер был встречный и сильно тормозил его, из-за чего ему приходилось расходовать вдвое больше сил, чтобы не отставать от Ши Хао. Молодой король спокойно рассекал на мече, а тот просто-напросто разрезал тучи перед своим хозяином и даже не дрожал от страшных порывов ветра.

В один момент Хэ Ли просто сдуло с облака, и он полетел вниз. Он уже был мертв, поэтому, упади он с высоты, его душа бы просто перенеслась в Преисподнюю и восстановила телесную оболочку в Пещере Возрождения. Несмотря на это, страх он испытал чудовищный, как только его ноги потеряли опору, и издал истошный вопль:

– А-А-А-А-А-А-А!

Вдруг он ударился обо что-то торсом, точно шмякнулся на ветку дерева, и ветка обвила его вокруг талии.

– Почему ты не сказал мне, что твое облако такое хлипкое? – рассерженно произнесло «дерево» над его головой. – Это самый неэффективный способ передвижения, который мне довелось наблюдать! Мне плевать на правила твоего мира, я куплю тебе нормальный меч, как только мы найдем приличную кузницу.

Ноги Хэ Ли вновь нашли опору, он оказался на краю меча. Он обернулся и увидел фениксовые глаза, горящие гневом из-под сдвинутых бровей. Ши Хао поймал его в полете и поставил на свой меч, недаром он был таким длинным, что умещал двух людей. Ши Хао сильно рассердился, потому что падение Хэ Ли было внеплановым, а этот человек, похоже, ненавидел, когда его планы рушат. Хэ Ли, почувствовав вину, произнес:

– Я приношу свои извинения…

Ши Хао фыркнул и больше ничего не сказал, а накренил меч и стал снижаться кругами. Его рука крепко обнимала Хэ Ли за талию, чтобы тот снова не свалился, что было очень легко сделать, если не управляешь мечом, поэтому Хэ Ли чувствовал себя горшком с цветком, который тащат, прижав к груди.

Через какое-то время они достигли деревни Люшань, возвышающейся на холмах, окутанных туманом и орошаемых ливнем. Небо было темное, и что-либо разглядеть было трудно, в окнах не горело ни одной свечи. Товарищи вымокли до нитки и пошли по лужам широкой проселочной дороги мимо мертвенно-тихих домов.

Ши Хао убрал свой здоровый меч за спину, его лезвие блеснуло, отразив молнию на небе. Вдруг дверь одного дома перед ними отворилась, и в проеме показалось лицо старухи.

– Вы заклинатели, молодые господа? – спросила она, хрипло перекрикивая ветер.

Ши Хао уверенно шагнул в сторону двери.

– Мы лучше заклинателей, бабуля. Разрешите? Буря разыгралась не на шутку, мой товарищ едва не разбился в горах, представляете?

Женщина внимательно осмотрела их и, заметив артефакты на поясах, здоровый меч и обаятельную улыбку Ши Хао, впустила внутрь.

– Темно, хоть глаз выколи, – сказал Ши Хао, скидывая с себя свою попугайскую мантию, вымокшую до нитки. – Нельзя ли свечу зажечь? Не страшно в темноте, бабуль? Говорят, в тени прячутся злые духи.

Женщина плотно закрыла дверь и проскрипела похуже ее:

– Тому, кто столько раз повидал смерть родной крови, разве будет страшна темнота? Злые духи… что ж, пусть приходят за мной. Но если вы боитесь темноты, я зажгу свечу.

«Это та самая проклятая старушка из письма Вэй Хуаи?» – подумал Хэ Ли, пока бабуля шаркала по полу и дрожащими руками зажигала свечу. Пламя озарило ее сморщенное лицо, и пустота ее взгляда теперь стала отчетливо видна.

Ши Хао ответил смешком:

– Мы ничего не боимся, и вам не стоит, раз мы здесь. Просто в темноте легко покалечиться, а это в наши планы не входит.

Он прошел к низкому столу, снял меч и поставил его в угол.

– Должно быть, вам интересно, кто мы такие, раз не заклинатели. Вламываться в чужой дом, не назвав свое имя, – это грубое нарушение этикета, прошу за это прощения. – Ши Хао улыбнулся старушке. – Мы друзья Вэй Хуаи, прибыли сюда по его просьбе. Этого очаровательного молодого господина зовут Хэ Ли, а имя вашего покорного слуги – Ши Хао.

Старушка, услышав первое имя, казалось, ожила и сложила руки перед лицом.

– Вэй Хуаи! Ах, славный благодетель, Вэй Хуаи! Я никогда не забуду его деяний. Раз вы его друзья, значит, тоже люди добрые и поможете нам, несчастным! Сил нет уж больше так жить, а умереть духу не хватает. Вы, должно быть, устали с дороги, все вымокли, бедные, я пойду поставлю воду на чай.

Ши Хао поблагодарил женщину и, пока она была занята на кухне, обследовал весь дом, попутно зажигая все свечи, какие попадались ему на глаза. В доме было всего две спальни, очень мало мебели и витал запах старости вперемешку с мокрой древесиной.

– Хотя бы здесь не так холодно, – произнес Ши Хао, поеживаясь. – Ненавижу холод.

Они уселись за стол в комнате вместе с бабулей, которая заварила чай на всех. Хэ Ли, привыкший к чаю лучшего качества в Преисподней, чей правитель был истинным знатоком чайной церемонии, пил чай бабули без удовольствия, лишь бы согреться.

– Расскажите мне, бабуля, – произнес Ши Хао, пододвинув горячий чайник к себе и грея о него руки. – Как давно вы видели Вэй Хуаи?

– Две луны тому назад в последний раз пел он нам балладу о приходе весны на Яшмовом утесе, – восторженно сказала старушка. – Это, наверно, очень далеко, говорят, там живут волшебные лисы-оборотни. Господин Вэй Хуаи много про них рассказывал. Я не знаю, что там за горами, я никогда не выходила за пределы деревни…

Ши Хао вздохнул:

– Две луны, значит… Говорил ли он, куда направился?

– Нет, добрый господин, он исчез, будто в воздухе растворился. Наверно, он больше не чувствовал вдохновения рядом с нами и пошел странствовать. Это действие нашего проклятия, никаких сомнений. Жизнь по соседству с племенем демонов разве благословит кого-нибудь?

– Демоны обитают под Кровавым заливом уже несколько сотен лет, если я не ошибаюсь, – возразил Ши Хао. – А ваши невзгоды как давно начались? Неужто длятся столько же?

– Нет, господин, лет семь или восемь в нашей деревне бушует хаос, а до этого она была солнечным и пригожим местом.

– Тогда виной тому не демоны, а нечто иное. Не надо их во всем винить. Скажите мне лучше вот что. Видели ли вы женщин, облаченных во все черное? Может, кто-то видел?

Старушка побелела и совсем поникла, придерживая голову рукой.

– Когда все это началось, мой младший сын вернулся с охоты и словно безумец твердил о деве в черных как ночь одеждах, которую встретил в лесу, – произнесла она тихо, и ее убитый горем голос растревожил Хэ Ли сердце. – Он стал ходить в лес каждый день и возвращаться затемно, как одержимый говорить несусветные вещи. Однажды он так и не пришел из леса, и мои старшие сыновья вскоре нашли его безжизненное тело. На нем не было никаких ран, он просто умер, неизвестно отчего. С тех пор у всех соседей начались невзгоды – то засуха нагрянет, то потоп, урожай пропадал из года в год, болезни разные выкосили молодое поколение, одни мы, немощные старики, зачем-то остались жить на пустой земле.

– Неужели заклинатели не обратили внимания на ваши страдания? – изумился Хэ Ли.

Женщина махнула рукой:

– Приходили они, заклинатели с Тенистых Гор. Навешали талисманов да заклятия свои прочитали, но это не помогло. Сказали, что надо связываться с более могущественными магами. На границе мы с демонами находимся, вот в чем дело, и, видимо, не хотели они связываться с ними. Больше не приходили. Сказали, ни за что из дома ночью не выходить, ибо бродят по улицам твари неживые. А мы, простой люд, что можем сделать? Куда писать? Благо вот, господин Вэй Хуаи забрел к нам по случайности да прислал помощь.

Ши Хао вздохнул и сказал:

– Что ж господин Вэй Хуаи не послушался совета заклинателей? Встретился с тварью неживой да и канул в небытие. Завтра наведаемся на Тенистые Горы, посмотрим, что там у заклинателей за отговорки. Бабуля, разрешите этим двум господам остановиться у вас? Насколько я понял, постоялыми дворами деревня Люшань похвастаться не может.

Бабуля закивала и благодарно поклонилась.

– Только вот, господа, у меня всего две кровати. Ах… ничего, постелю себе на полу.

Хэ Ли страстно возразил:

– Ни за что не позволю. Если и кому-то спать на полу, то лягу я!

Ши Хао хитро посмотрел на него, подпирая щеку рукой, и сказал:

– Никому не надо спать на полу. Я имел наглость осмотреть ваши комнаты и уверен: одной кровати нам двоим хватит сполна. А вы, бабуля, спите, где привыкли.

Хэ Ли сдвинул тонкие брови.

– Ты хочешь, чтобы мы легли на одной постели?

– Ну конечно, – расслабленно ответил Ши Хао. – Так будет эффективнее всего. Полы холодные, я не выношу холод, а ты, господин Хэ Ли, можешь простудиться на полу, мы же не хотим, чтобы ты рассыпался в песок. Что плохого в том, что мы ляжем рядом? Никто из нас не является женщиной, а в этом случае, согласен, было бы неприлично, не будучи женатыми, делить постель.

Хэ Ли почувствовал себя крайне неловко, но у него не хватило духу противостоять такому разумному аргументу. Действительно, не станут же они приставать друг к другу? А полы и правда были холодными, словно ветер изо всех щелей дул. В итоге он согласился.

Около третьей стражи бабуля везде погасила свет, легла в своей спальне, а два товарища обосновались в соседней.

– Ты хочешь спать у стенки или с краю, господин Хэ Ли? – непринужденно спросил Ши Хао, когда скидывал сапоги.

– Мне без разницы, – ответил Хэ Ли. У себя дома он особенно не выбирал, просто пристраивался, где было место среди храпящих собак на его кровати.

– Тогда у стенки. Иногда я просыпаюсь среди ночи и в раздумьях хожу по комнате. Не хочется тебя беспокоить.

– Твой слуга сказал, что ты вообще не спишь, – заметил Хэ Ли, аккуратно складывая верхнюю одежду.

Ши Хао посмеялся:

– И такое бывает, когда много забот. Но сейчас нечего отказывать себе в удовольствии немного поспать в тепле, когда снаружи так холодно и скверно.

Кровать была довольно узкая и короткая для двух высоких мужчин, поэтому, когда они легли, их плечи неминуемо впивались друг в друга, а когда Ши Хао закидывал руки за голову, его локоть впечатывался в лицо Хэ Ли. Еще Ши Хао натянул на себя все одеяло до подбородка, оставив Хэ Ли замерзать, и заснул, когда Хэ Ли только собрался ему пожаловаться и попросить кусочек одеяла. В итоге обделенный теплом Хэ Ли отвернулся к стенке, вжавшись в деревянную спинку кровати коленями, и тоже заснул к полуночи.

* * *

Не прошло и пары часов, как Ши Хао распахнул глаза и первым делом обратил внимание на юношу на соседней подушке. Бедный Хэ Ли спал без одеяла, обнимая свои плечи, чтобы согреться, потому что Ши Хао забрал одеяло целиком себе. Ши Хао нахмурился – ему стало не то стыдно, не то тревожно.

– Память тебе изменяет, но характер все тот же, – прошептал он себе под нос и встал с постели. – Слишком непритязателен, чтобы потребовать обратно даже одеяло.

Молодой король сконцентрировал духовную силу на кончиках своих пальцев, затем взял одеяло и аккуратно укрыл им Хэ Ли. Благодаря духовному мастерству Ши Хао одеяло стало легче шелковой нити, и поэтому юноша не проснулся. Ши Хао поглядел какое-то время на его затылок и на разметанные по матрасу блестящие черные волосы.

Он вспомнил, как Хай Минъюэ тратил целые часы на то, чтобы поддерживать свои волосы в прекрасном состоянии, и усмехнулся. Не было на Небесах бессмертного, который бы не завидовал красоте и благородству Хай Минъюэ. Его даже в шутку называли преемником Старейшины Дэтянь-духоу, легендарного небесного чиновника, танцующего с фениксами на горе Куньлунь.

Улыбка Ши Хао помрачнела. Если память его не подводила, Старейшина Дэтянь-духоу был изгнан с Небес волей Императора и позже умер среди людей, не прожив и тридцати лет. Судьба Хай Минъюэ была не слаще – после небесного переворота, учиненного Ши Хао, Хай Минъюэ совершил самоубийство и стал богом смерти по имени Хэ Ли. Все его воспоминания были стерты, а сам он рано или поздно рассыплется в песок без возможности переродиться.

Ши Хао протянул руку и с помощью духовных техник сделал свои пальцы невесомыми, чтобы незаметно считать пульс на шее Хэ Ли. Юноша владел основами боевых искусств и духовными техниками, но пульс показал, что его духовное ядро было развито на уровне десятилетнего ученика второсортной школы заклинателей. Ши Хао почувствовал ярость в груди и, вскочив с постели, отошел к окну.

Чтобы совершить самоубийство, Хай Минъюэ пришлось каким-то образом разрушить свое божественное ядро, которое было даже крепче, чем у Ши Хао. Какое оружие он использовал, до сих пор оставалось загадкой, но оно должно было быть невероятно могущественным. Ши Хао даже опасался, что это оружие кто-то найдет и станет использовать во вред другим, однако он все же верил в то, что Хай Минъюэ до самой смерти не терял рассудок и сумел как-то избавиться от этого оружия.

Теперь его верный соратник и партнер по совершенствованию не только не помнил ничего из их прошлого, но и не владел даже четвертью тех невероятных боевых способностей, которыми Хай Минъюэ восхищал Ши Хао. Молодой король с тревогой осознал, что перед Орденом Хаоса он, Ши Хао, практически единственный боец, готовый дать отпор.

Из его былых товарищей в живых остались только Хай Минъюэь (отныне Хэ Ли), Цзин Синь и Фэндао-цзюнь. Все остальные его знакомые либо были мертвы, либо выбрали нейтральную сторону, либо стали заклятыми врагами.

Он прислонился лбом к оконной раме и стал смотреть в щелку в ставнях. Буря за окном улеглась, и огромная луна нависла над деревней, заливая комнату холодным светом.

Хай Минъюэ все забыл, но хотя бы не потерялся и сейчас сопит у стенки. Цзин Синя в последний раз Ши Хао видел в Бездне больше сотни лет назад. После неудачного переворота Цзин Синь был сослан в Бездну вместе с Ши Хао, но не смог выбраться оттуда вслед за ним, и теперь его судьба была известна разве что Владыке Судеб. Фэндао-цзюнь был наказан за государственную измену, лишен звания небесного чиновника и теперь скрывается на Яшмовом утесе под чужой личностью.

Ши Хао напряженно думал о том, как бы ему заново собрать отряд незаменимых бойцов, когда в щелке промелькнула тень. Высокий мужчина, облаченный в черное, широкими шагами направлялся в сторону Тенистых Гор. Алое копье блестело в его руке, затянутой в кожаную перчатку, и Ши Хао ни капли не сомневался в том, что глаза этого демона были такого же кровавого цвета.

Он победно усмехнулся. Стоило ему только подумать о возможном кандидате, как тот сразу же появился из тени. Не теряя ни секунды, Ши Хао натянул сапоги, закутался в свою мантию и, захватив меч, пустился догонять самого короля демонов, с которым когда-то не только сражался бок о бок, но и кормил за своим круглым столом.

* * *

Хэ Ли проснулся, когда еще было темно и ясная луна светила в окно. Буря миновала, и ветер уже не завывал так зловеще на улице. Хэ Ли оказался с ног до головы укрыт одеялом, которого ему так недоставало, что сперва жутко его обрадовало, а затем ему стало неспокойно. Место Ши Хао пустовало, а его сапоги, аккуратно поставленные вечером возле кровати, исчезли. Хэ Ли подождал какое-то время, но Ши Хао так и не вернулся.

Юноша с нехорошим предчувствием вылез из постели и обошел весь дом, но никого, кроме спящей старушки, не нашел. Пустынные улицы за окном, залитые холодным лунным светом, подсказывали Хэ Ли, что молодой король ушел именно по ним навстречу опасностям. Отсутствие золотого меча в углу это только подтверждало.

Хэ Ли, вытащив свой кинжал, с тревогой вышел из дома. Он прошел несколько улиц, выкрикивая имя безумца, но ответом ему была могильная тишина проклятой деревни. На перекрестке он остановился и решил свериться с Путем сердца. На обсидиановом камне было написано: «Цитадель Черного Ворона».

Хэ Ли опешил.

– Ты посылаешь меня в логово короля демонов?! Как мне туда попасть, скажи на милость?

Двери в царство демонов находились на дне Кровавого залива, и открывались они только с позволения самого короля, поэтому непрошеному гостю никак не проникнуть в Цитадель Черного Ворона.

Жетон ничего не ответил, но вдруг за спиной Хэ Ли послышалось рычание то ли тигра, то ли собаки. Он застыл, боясь обернуться. Неживые твари настигли его, стоило ему остановиться.

Часть 3 Ворон (II)

Позади него стояло чудовище, окутанное мраком. Оно было размером с тигра, имело морду собаки или волка, две пары птичьих крыльев и массивные медвежьи лапы. У него не было глаз, но он точно чувствовал присутствие Хэ Ли.

Это чудовище носило имя хуньтунь и было воплощением первозданного хаоса.

По преданиям, хуньтунь был слепым и глухим, не чувствовал запахи, но впадал в ярость от доброты и ластился ко злу. Хэ Ли в страхе попятился назад – такой простодушный человек, как он, точно станет аппетитной закуской. Столкнувшись с чудовищем хаоса, он не мог предположить, что станет с его душой – сможет ли она возродиться в Преисподней невредимой?

Медленно отступая спиной, он потянулся к амулету сыцзюня на поясе, но его руку вдруг кто-то схватил сзади, и он врезался спиной в другого человека. Рука незнакомца была ледяной, и запястье юноши пронзило острой болью, словно от ожога. Незнакомец тут же закрыл его глаза ладонью, погружая в беспросветную тьму, и Хэ Ли провалился вниз.

Он летел вниз в кромешной тьме, и ледяной ветер свистел в его ушах. Неизвестно, сколько времени прошло, когда перед ним стали появляться сгустки энергии, сияющие белым в темноте. Тогда он осознал, что не летит, а на самом деле стоит на полу, которого не было видно. Белые сгустки вращались вокруг себя, поглощали друг друга и становились больше с огромной скоростью, и вскоре кромешная тьма превратилась в ослепительный свет, от которого Хэ Ли пришлось закрыть глаза ладонью.

Через какое-то время раздался детский смех. Хэ Ли посмотрел в маленькую щелочку между пальцев – свет уже не был таким ярким – и отнял руки от лица. Перед ним на огромном пустом пространстве, простирающемся от края и до края горизонта, стояли двое детей лет шести – девочка и мальчик. Они разговаривали друг с другом, не обращая никакого внимания на Хэ Ли, но их слов он разобрать не мог, они звучали в его голове неразличимым эхом.

– Дети, – сказал Хэ Ли, щурясь от света. Его голос звучал хрипло, словно он только проснулся. – Что это за место?

Дети не обратили на него внимания и продолжали болтать друг с другом на странном языке и смеяться. Вдруг мальчик махнул рукой, и в его ладони собрался сгусток белой энергии. Лицо девочки словно озарилось солнечными лучами от этого маленького шарика, и она повторила жест своего друга. В ее ладони собралась сфера кромешной тьмы. Мальчик удивился и что-то ей восторженно сказал. В тот же момент оба отпустили свои сгустки энергии, и те взмыли вверх с их ладоней, вращаясь вокруг друг друга, как бабочки, и образуя что-то похожее на символ инь-ян. Сгустки поднялись высоко в бескрайнее пространство над головой Хэ Ли и продолжили вертеться без конца.

Это зрелище обрадовало детей, и мальчик, воодушевившись, запульнул светлой энергией вверх, и образовался высокий голубой потолок, состоявший из девяти кругов. Девочка решила выстрелить вниз, и под ними образовалась бескрайняя земля. Затем дети, звонко смеясь, взялись за руки и побежали по земле, стреляя своими силами в разные стороны. Хэ Ли стоял на месте – земля будто бы вращалась вокруг него, и он видел все, что делают дети на своем пути.

Руками мальчика появился огонь, падавший на землю прямо с неба, а за ним девочка призвала дождь, который погасил огонь. На земле она вырастила деревья, а мальчик воздвиг горы, полные драгоценных пород. Затем девочка решила, что им надо завести питомцев, и сотворила себе хуньтуня, а мальчик, испугавшись страшного чудовища, сотворил белого дракона.

Поиграв еще немного, дети забрались на огромную гору, на которой мир было видно как на ладони, и стали смотреть, как от рук богов появляются животные и люди, как образуются государства и сменяются эпохи. Это все происходило чрезвычайно быстро перед глазами Хэ Ли, или же время в этом мире текло иначе.

Но затем мальчику надоело смотреть на людей, и он сказал девочке что-то, что очень ее расстроило. Она разозлилась и стала кричать и плакать, а мальчик, не слушая ее, спрыгнул с вершины горы. Вытянутая в отчаянной попытке схватить друга за одежду рука девочки схватила только воздух.

Сердце Хэ Ли сжалось, и вдруг прекрасный мир исчез, кромешная тьма вновь заполнила все вокруг. Хэ Ли обнаружил себя стоящим на коленях на холодном мраморном полу зала заседаний во Дворце Правосудия. Места судей пустовали, в зале не было никого, кроме Хэ Ли и еще одного человека. На троне Ян-сыцзюня сидела молодая девушка, облаченная во все черное. Ее лицо не было скрыто под вуалью, оно было призрачно-бледным и холодным, точно каменное изваяние. Красота этой девушки была сравнима с орхидеей, замерзшей в глыбе льда.

– Кто вы? – произнес Хэ Ли, и его голос словно вывел девушку из летаргии. Она медленно открыла глаза. Ее взгляд пронзил Хэ Ли, моментально заковав в невидимый лед. Он не мог пошевелиться, хотя не был связан.

– У меня много имен, – ответила девушка скучающе. – Придумай мне какое-нибудь новое.

Хэ Ли задумался: «Она так смотрит на меня, что я сейчас превращусь в ледяную глыбу, а чтобы создать такую правдивую иллюзию, нужно обладать божественными силами. Нельзя с ней шутить».

– Я думаю, имя Мэй Шэн вам подойдет. Как во фразе «Невозможно представить ничего более красивого».

Девушка не выразила никакой эмоции на лице, из-за чего Хэ Ли почувствовал себя полным дураком. Она продолжала смотреть на него, словно сканируя каждую частичку его души, до тех пор пока не вздохнула и не поднялась с трона. Элегантно, как императрица, она спустилась по ступеням. Хэ Ли обратил внимание на ее одежды – это было платье из черного шелка с квадратным вырезом и мантия с широкими рукавами. На поясе девушки не висело никаких жетонов и тем более синего, который предполагал увидеть Хэ Ли, думая, что столкнулся с самой предводительницей Ордена Хаоса.

– Мэй Шэн, – повторила медленно девушка, возвышаясь над Хэ Ли. – Льстец.

Ее рука мягко коснулась его щеки, заставляя поднять лицо.

– Твое имя тоже означает красоту ^[12], – произнесла она, осмотрев его лицо со всех сторон, как покупатель осматривает картошку на наличие гнили.

– Что вы, молодая госпожа, мое скромное имя пишется как «способность» и не имеет ничего общего с «красивым».

Уголки губ девушки дернулись, и она процитировала стихотворение:

– Это очаровательное стихотворение, – сказал Хэ Ли, лишь бы гнетущая тишина зала не поглотила его сознание. В углах стала собираться тьма, расползаясь по полу и стенам.

– Оно ужасно печальное, – произнесла девушка. – Я ненавижу его, но не могу забыть. Ненависть и любовь – разве не одно и то же чувство?

– Кто-то сильно обидел вас? – сочувствующе спросил Хэ Ли. – Человек, который придумал это стихотворение? Ваш возлюбленный?

В глазах Мэй Шэн стоял лед, он медленно расползался по полу вокруг нее.

– Однажды мы были единым целым, – произнесла она, глядя неотрывно в глаза Хэ Ли. Ее пальцы сильно давили ему на подбородок, обжигая холодом. – Он был моим духовным братом, возлюбленным, супругом, другом… наше единство не ограничить примитивными людскими понятиями.

– Эти дети, которых я видел на пути сюда… где бы ни находилось это «сюда», были вашими сущностями, госпожа?

– Ты так много болтаешь, – Мэй Шэн положила большой палец на губы Хэ Ли. – Объяснять тебе вещи, которых ты никогда не поймешь, так глупо.

Другой рукой она толкнула его в грудь, и он опрокинулся на спину, не в силах пошевелить ни пальцем. В одно мгновение рука Мэй Шэн возникла над ним, сгущая тьму, и пробила грудь, как острое копье. Ледяные пальцы сжались вокруг сердца юноши, который даже не слышал своего крика от чудовищной боли, пронзившей все его тело. Голос Мэй Шэн звучал прямо у него в голове:

– Такая чистая душа, такое искреннее сердце, незапятнанное корыстью. Ты поможешь мне вернуть моего возлюбленного. Я буду следить за ним твоими глазами и любить его твоим сердцем, до тех пор пока не убью его твоими руками, чтобы мы вновь были вдвоем, и тогда воцарится гармония. – Совсем шепотом она добавила: – Мы еще увидимся с тобой.

Мраморный пол, залитый кровью, растворился перед его глазами, и Хэ Ли потерял сознание.

* * *

Хэ Ли очнулся, когда уже светило солнце, и стоило ему немного прийти в чувство, как новая проблема свалилась на его голову – он оказался в лодке посреди открытого моря. В точности как и описывал Вэй Хуаи – после встречи с Орденом Хаоса его отправили в свободное плавание без еды и воды. Он поспешно оглядел себя, ведь только что ему пробили грудь насквозь и чуть не вырвали сердце, но никаких ран не обнаружил. Хэ Ли выдохнул с облегчением и огляделся вокруг, пытаясь понять, в какой стороне берег.

– Что же все теряют своих братьев? – произнес он задумчиво в пустоту. – Что она в итоге сделала со мной? Похоже ли это на проклятие? И где мне искать ее брата-возлюбленного? Чтобы убить?! О нет, за что же мне это вдруг свалилось столько невыполнимых задач? А вдруг ее духовный брат хороший человек? Что мне делать тогда со своей совестью?

Тяжело вздохнув, он посмотрел на горизонт бескрайнего моря, над которым парили чайки. Кровавый залив днем казался таким спокойным и безмятежным, совсем не оправдывая свое жуткое название. Строчки стихотворения, рассказанного Мэй Шэн, всплыли в памяти Хэ Ли, и он процитировал его задумчиво, наслаждаясь красотой рифмы:

Вдруг лодка задрожала на пустом месте, словно его слова активировали какой-то скрытый механизм под водой. Хэ Ли, перепугавшись, схватился за борт лодки, потому что она начала качаться на волнах, поднявшихся в одну секунду. Всего в нескольких чжанах от него образовалась темная воронка, в которую неминуемо стало засасывать лодку.

– Да когда же кончатся мои приключения? – взмолился бедный Хэ Ли в небеса, пока лодка с бешеной скоростью неслась прямо в дыру воронки. Разбить волшебный амулет сыцзюня он не успел – пока он его доставал, лодка уже провалилась в пропасть, и Хэ Ли вылетел в открытое пространство, падая в черную бесконечность. Вода захлестнула его со всех сторон, и он уже ничего не видел.

В этот раз Хэ Ли разбудил нежный звук пипы, звучащий как песня небесных фей. Юноша, боясь открыть глаза и столкнуться с еще большей проблемой, послушал ее немного, а следом запел звонкий мужской голос:

Хэ Ли приоткрыл один глаз и обнаружил себя запертым в клетке в темном и сыром подземелье. За решеткой, в соседней клетке, сидел молодой человек в фиолетовых одеждах и играл на пипе, поглощенный своим занятием. На его голове торчали два острых лисьих уха.

Стоило Хэ Ли пошевелиться, молодой господин – лис перестал играть и заметил его.

– Ах! Какое счастье! – радостно воскликнул он, положил свою пипу на пол и подполз к решетке, которая их разделяла. – Я больше не один! Братец, ты в порядке? Ты упал с потолка прямо в эту клетку, я даже не знал, как реагировать! Наконец-то ты в сознании.

На лице молодого лиса было такое искреннее счастье, что, если бы не было решетки, он бы кинулся на Хэ Ли с объятиями. Он был одет красиво и со вкусом, как принц, а его прическу украшала изящная заколка. Хэ Ли, оглядев его всего один раз, уже догадался, кто перед ним.

– Ваше высочество Вэй Хуаи?

Часть 3 Ворон (III)

Лис изумился и схватился за решетку, словно хотел протиснуться сквозь нее к товарищу по заключению.

– Братец знает этого скромного барда? О, пожалуйста, не используй мой титул, я его не заслужил. Зови меня просто по имени. – Вэй Хуаи неловко заулыбался. – Как мне к тебе обращаться?

Хэ Ли подполз ближе к решетке на коленях, потому что встать во весь рост не позволял потолок клетки, и вежливо поклонился:

– Мое имя Хэ Ли, я бог смерти из Преисподней.

Лицо Вэй Хуаи оказалось очень пластичным и экспрессивным, поэтому каждая его бурная эмоция превращалась в настоящую гримасу. Он так испугался, что отлетел в противоположную стену своей клетки и дрожащим голосом пропищал оттуда:

– Ты что, пришел по мою душу? Я… Я еще так молод! Я… я… я только стал совершеннолетним! Ах, столько песен останутся неспетыми… столько стихов, что я писал ночами, останутся непрочтенными… неужели я и правда умер от тоски в этой тюрьме?

Его настроение сменилось трижды за какие-то несколько минут их разговора – от печального он перешел к счастливому, затем к напуганному до смерти, а закончил чуть ли не плача. Хэ Ли поспешил его успокоить:

– Нет, твое время еще не пришло! Нет причины плакать. Я попал сюда… сам не знаю как. Да и куда это «сюда»? Это долгая история, я боюсь утомить тебя ею.

– О, прошу, братец, расскажи, – взмолился Вэй Хуаи. Он уже успокоился и снова подполз к решетке. – Я так устал выдумывать истории сам, чтобы не сойти с ума, я буду счастлив услышать чью-то еще.

Хэ Ли рассказал ему все, что с ним произошло с момента их первой встречи с Ши Хао, не упуская ни одной детали. История заняла довольно долгое время, и голос Хэ Ли успел осипнуть к концу. Принц-лис слушал ее с упоением, боясь вдохнуть, его уши дергались от нетерпения.

– Потрясающе! – воскликнул он, когда уставший Хэ Ли наконец замолчал. – Невероятно! И как ужасно. Как страшно! Я… у меня нет слов! Что же делать? Я напишу об этом песню. Братец, ты такой храбрый! Но что же случилось с твоим товарищем?

Хэ Ли вздохнул, он был и сам не на шутку обеспокоен. Но с другой стороны, что может случиться с человеком, который вышел из огня невредимым и сумел столько раз избежать смерти?

Хэ Ли ответил:

– Я не знаю. Я думаю, он жив, иначе меня бы призвали забрать его душу. Возможно, мы встретимся позже. А ты, Вэй Хуаи, как попал сюда? Ты знаешь, что это за место?

– О, это было настоящее приключение! – воскликнул принц-лис, потянулся за пипой и уселся на ней играть. – Я сочинил целую балладу, пока сидел здесь взаперти. Хочешь послушать?

В его глазах было столько энтузиазма, что Хэ Ли не смог ему отказать.

Принц поведал ему в стихах о том, как после своей встречи с Орденом Хаоса причалил к берегу и сразу же написал письмо сестре. Затем он отправился в резиденцию заклинателей на Тенистых Горах, но она оказалась разрушена, и ничего, кроме пустых зданий и древних книг, он не нашел. Люди исчезли из резиденции, взяв с собой разве что мечи. Вэй Хуаи решил остаться в резиденции и покопаться в письмах, которые нашел в кабинете главы ордена, но как только ночь опустилась над горами, в коридоре послышались шаги. Принц-лис перепугался, побросал письма, побежал прятаться и выбрал для этого подземную библиотеку, где хранились какие-то особые книги, запечатанные заклинаниями.

Хэ Ли успел понять, что принц не отличался сообразительностью и дальновидностью, но не судил его за это, а сочувствовал, ведь сам Хэ Ли далеко не считал себя гением и осознавал, как тяжело им обоим приходится.

Услышав, что незнакомец спускается в библиотеку, Вэй Хуаи залез в какой-то шкаф, с трудом впихнул туда пипу и замер, затаив дыхание.

– Я чуть не умер, когда кто-то взял и открыл двери шкафа! – чуть не плача, прокомментировал эту часть баллады Вэй Хуаи и, переведя дыхание, продолжил играть.

На него из темноты уставились два красных, как светящиеся рубины, глаза. Это оказалась не таинственная женщина в черном, а не менее таинственный высокий мужчина в черном. Вэй Хуаи подробно описал его в стихах. Мужчина был молодым и довольно привлекательным, но призрачно-бледным и худощавым. Несмотря на холодность и серьезность его лица, он был изящным. Его внешность Вэй Хуаи сравнил с тяжелым осенним небом, нависшим над багряно-желтым кленовым лесом.

В руках незнакомца блестело длинное демоническое копье.

Мужчина спросил грубо и ошеломленно: «Ты еще кто?»

Вэй Хуаи выдал только неразличимое: «Б-бард…»

Затем мужчина вытащил его из шкафа за шиворот вместе с его пипой и рявкнул: «Это ты пел над моей головой сегодня утром?»

Вэй Хуаи не мог отвести испуганного взгляда от его копья и представлял, как им его проткнут, поэтому пробормотал: «Очень может быть… я это часто делаю». Никто не знает, что было у мужчины на уме, но в тот же час он запихал несколько книжек в рукав, схватил Вэй Хуаи за плечо и использовал заклятие телепортации.

Вэй Хуаи печально издал финальный «трунь» и закончил балладу такими словами:

– И оказался я прямо в этой сырой клетке, один, голодный, холодный и напуганный.

Хэ Ли прокрутил его историю в голове и спросил:

– Ты знаешь, кто это может быть?

Вэй Хуаи совсем раскис и отложил пипу:

– Да, теперь знаю. Это был король демонов Ай Чэнхэнь. Спустя какое-то время он позвал меня к себе и сказал, что посадил меня в тюрьму за то, что я пел на территории его государства без разрешения… Поэтому я должен отрабатывать и выступать на званых ужинах для демонов в его дворце. Я рассказываю им анекдоты, пою песни, ставлю спектакли, даже танцую. В общем, он сделал меня королевским шутом… Ах, да я не против такой работы, в конце концов, я ничего больше не умею, но жить взаперти и под землей, куда не проникает ни лучика солнца, мне невыносимо! Когда же кончится мой срок?

– Когда же ты успел нарушить закон, если никогда не был на территории демонов? – изумился Хэ Ли.

– Да угораздило этого глупого лиса запеть, когда ему надоело грести в лодке… Цитадель Черного Ворона находится прямо под Кровавым заливом, а я там проплывал да и запел от скуки… Откуда я знал, что король демонов услышит? Да и где это видано, что, чтобы спеть, надо брать разрешение?

Хэ Ли согласился. Какое-то время они просидели в тишине, Хэ Ли – прислонившись к толстым прутьям спиной, Вэй Хуаи – поглаживая струны пипы у решетки. Принц обладал утонченной внешностью с красивыми чертами лица и изысканным стилем одежды. Длинные черные волосы принца были идеально приглажены, и его костюм был совсем новым по виду.

– Все же ты выглядишь неплохо для кого-то, кто провел столько времени в этой темной клетке, – заметил Хэ Ли, рассматривая Вэй Хуаи.

Вэй Хуаи глупо улыбнулся и ответил:

– Спасибо за похвалу, братец. На самом деле все не так плохо. Меня купают и одевают, даже кормят вкусной человеческой едой. Ах, если бы мне дали собственную кровать и немного света, я бы и вовсе не жаловался. Кажется, король демонов уже привык к моим концертам и вряд ли отпустит такого хорошего шута. А вот ты… хм… скажем, выглядишь сильно потрепанным. Неудивительно, ты пережил столько приключений! О, сейчас!

Он покопался в рукавах и вытащил гребень и бронзовое зеркальце. Хэ Ли даже боялся представить, в каком он непотребном виде.

– Король демонов очень вредный, и если ему не понравится твой облик, он может разозлиться, – печально добавил Вэй Хуаи. – Причешись-ка, братец, хуже не будет.

Хэ Ли благодарно принял предметы из его рук и посмотрелся в зеркальце. Вид у него и правда был ужасный, увидь его сейчас Ян-сыцзюнь, он точно был бы до боли разочарован. Волосы из-за морской воды спутались и стали по-варварски волнистыми. Ему бы не помешала хорошая горячая ванна, немного чая и спокойствия в компании его пушистых домашних питомцев.

– Спасибо, Вэй Хуаи, – сказал Хэ Ли, искренне улыбнувшись. – Я постараюсь не сломать твой гребень. Тут… много работы.

Вэй Хуаи махнул рукой:

– Не переживай. У меня еще есть. А если все кончатся, то можно очень попросить короля демонов, и он даст мне сколько угодно новых гребней, чтобы мое выступление не разочаровало его гостей.

Пока Хэ Ли расчесывал свои колтуны, принц-лис запел новую песню о том, как небожители потеряли пять плавающих гор.

Часть 3 Ворон (IV)

Стоило Хэ Ли немного задремать, как тяжелая дверь подземелья прогрохотала и в коридоре послышались шаги. Несколько демонов-стражников, облаченных в черные доспехи, появились перед клетками. Один из них произнес заклятие, и дверцы обеих клеток отворились, издав протяжный скрип. Принц-лис, обняв покрепче свою пипу, воскликнул:

– Неужто опять его величество принимает гостей?

Стражники молча достали его из клетки за плечо и так же поступили с Хэ Ли.

– Его величество желает видеть заключенных на пиру, – отчеканил лидер отряда. – Не заставляйте его ждать!

– О-о-о! – произнес Вэй Хуаи, пока его толкали по коридору к дверям. – Значит ли это, что нас накормят? Я не помню, когда ел в последний раз. Ах, неплохо бы было выпить немного персикового вина. Его величество, случайно, не имеет в погребах кувшинчика Дэтянь-духоу? Я учуял его на прошлом ужине, гости определенно пили это вино. Так жалко, что мне не досталось ни капельки.

– Любимое вино Ши Хао? – тихо произнес Хэ Ли.

– А ну, довольно жаловаться! – ответил стражник, который тащил за собой Хэ Ли. – Благодари государя за милость и его уважаемого гостя, который просил за вас.

– Что же за гость такой благосклонный? – спросил Вэй Хуаи. – Он же не заставит меня опять совершать непристойности на сцене? Как-то раз, помню, кто-то из демонов-министров сильно напился и велел мне рассказывать пошлые анекдоты. Мне было так стыдно только от одной скверной мысли о том, что я их знаю, а тут весь вечер пришлось их рассказывать, а все так хохотали и просили еще, что я чуть не умер от стыда.

Пока принц-лис жалобно вспоминал другие непристойные вечера, стражники провели заключенных по темным коридорам подземелья мимо толстых решеток, за которыми сидели не угодившие правителю демонов существа, затем отряд поднялся по высокой грязной лестнице и вышел на улицу.

Царство демонов называли Пепельной столицей. Небо над ней было странного серо-фиолетового цвета, на нем висели кое-какие темные облака, но не было ни солнца, ни луны. За толстыми каменными стенами, ограждающими Цитадель Черного Ворона на вершине горы, виднелись шесть затуманенных пиков.

У Царства демонов была темная, кровавая история. Предыдущий король демонов, Ай Люань, был опьянен темной силой и решил уничтожить всех людей в среднем мире. Простые смертные оборонялись от нашествия его безжалостной армии несколько десятилетий и только благодаря сплоченности народов и находчивости главнокомандующих смогли одержать победу. Одолел короля демонов не кто иной, как Ши Хао, который отрубил его голову своим божественным мечом. Во главе разгромленного народа демонов встал соратник Ши Хао, шестой демонический принц Ай Чэнхэнь, который во время войны собрал вокруг себя всех изгоев демонического общества и вместе с ними поверг своих братьев. Раньше каждый из шести пиков Пепельной столицы принадлежал демоническим принцам, но Ай Чэнхэнь, славящийся любовью к знаниям, сжег их дворцы и воздвиг на их пепле шесть школ темного искусства, которое практиковали демоны. По сей день Ай Чэнхэнь правил Пепельной столицей в мире и гармонии, а демоны благодаря ему стали самой образованной расой после бессмертных.

Хэ Ли обо всем этом читал в хрониках, но никогда не надеялся увидеть своими глазами, тем более будучи заключенным неизвестно за что. Государство демонов находилось глубоко под землей, под самым дном Кровавого залива, и как туда попасть, не указывалось в хрониках. Демоны открывают врата только тем, кого одобрит их правитель.

«Но ведь я не просил открыть врата, а просто плыл на лодке, как же так случилось, что король демонов насильно засосал меня в пучину? Неужели и стихи цитировать тут запрещено без разрешения?» – думал Хэ Ли, глядя на серо-фиолетовое небо под Кровавым заливом.

Стражники вошли во дворец и привели заключенных в богато обставленный зал, освещенный множеством свечей. Это был банкетный зал короля, но в нем почти не было людей. Едва переступив порог, Хэ Ли встретился с радостными глазами Ши Хао, который тут же поднялся со своего места гостя и раскинул руки, приветствуя его.

– Наконец-то я нашел тебя, господин Хэ! – воскликнул он искренне счастливо.

Гора свалилась с плеч Хэ Ли при виде его, целого и невредимого, а еще в нем зародилась надежда на то, что его все-таки выпустят благодаря заступничеству Ши Хао, который наверняка проделал такой же опасный путь, чтобы вытащить его из тюрьмы. Не успел Хэ Ли ответить, как чей-то пристальный взгляд заставил его похолодеть.

На троне в центре зала сидел король демонов, Ай Чэнхэнь. Он был точь-в-точь как его описал Вэй Хуаи, только, помимо всего прочего, на нем еще была массивная корона дракона с занавеской из черных бусин, которая придавала его болезненному виду величие, и парадный костюм из черного шелка с вышитыми золотыми нитями драконами. Его руки были затянуты в черные перчатки, взгляд – тяжелым и холодным, словно он задумал уничтожение всего мира, а губы строго поджаты.

Стражники низко склонились перед королем демонов, но тот не шелохнулся, а только сухо произнес:

– Можете идти.

Вэй Хуаи и Хэ Ли, освободившись от хватки стражи, тоже отвесили поклоны.

– Рад приветствовать государя-демона, – радостно произнес Вэй Хуаи, улыбаясь до ушей. Искренне он это делал или же очень хорошо играл, Хэ Ли было трудно понять. – Я подготовил новые песни, очень надеюсь, что они придутся государю по нраву.

– Не сегодня, – ответил Ай Чэнхэнь, не двинувшись. – Сегодня деловой ужин.

– Вот как ты называешь долгожданную встречу со старшим братом? Деловым ужином? – оскалился Ши Хао и сел на место, взмахнув рукавами, как крыльями. – Хотя я бы был не прочь послушать музыку. Если бы только у тебя были нормальные музыканты, а не бедняги, как его высочество, которых ты посадил в тюрьму и теперь мучаешь, то я бы с удовольствием повеселился.

Хэ Ли недоуменно уставился на расслабленного Ши Хао.

– Старшим братом? – произнес он тихо, но это не укрылось от чуткого слуха Ай Чэнхэня. Он наградил Хэ Ли осуждающим взглядом, словно тот сейчас ляпнул какую-то ересь, и ответил сухо:

– Встреча братьев… Ни один из трех братьев не остался тем, кем был прежде. Значит, мы больше не братья друг другу вовсе.

– Твоя логика меня убивает, – усмехнулся Ши Хао. – Мои братья навсегда останутся моими братьями, будь они людьми, демонами, божествами или даже жителями Преисподней, не так ли, господин Хэ?

Он посмотрел на него пристально, словно действительно ждал ответа. Хэ Ли растерялся и промямлил:

– Наверно, это так. Король Ши похож на человека, верного себе и своим людям.

– Так и есть, – ответил Ши Хао, довольный. – Я никогда не забуду своих братьев и приду к ним на помощь, даже если они этого упрямо не просят…

Ай Чэнхэнь закатил глаза.

– Чем ты теперь можешь помочь? – произнес он себе под нос и махнул рукой слугам, чтобы подавали кушанья. Затем он обвел взглядом Хэ Ли и принца-лиса и указал на столы: – Садитесь.

В тот момент царство демонов подвергалось нападениям со стороны Ордена Хаоса, и много подданных Ай Чэнхэня было безжалостно убито. Не просто убито – их демонические сущности были украдены и спрятаны где-то для неизвестной цели. Ай Чэнхэнь, можно сказать, в одиночку вел войну против неизвестного врага, задумавшего уничтожить его расу.

Ян-сыцзюнь и Чжан Минлай были уверены в том, что Ши Хао непременно придет на помощь королю демонов. Хэ Ли замер. Неужели Ши Хао изначально планировал оказаться в царстве демонов? Был ли поиск Вэй Хуаи и расследование проклятия в деревне лишь поводом отправиться к Кровавому заливу?

– Ваше высочество, прошу, садитесь на почетное место, – сказал Ши Хао, указывая на стол напротив себя, а затем подозвал Хэ Ли жестом к себе: – Мой друг Хэ Ли уступит вам и сядет подле меня. А вы уж и так настрадались, заслужили немного уважения.

«Этот человек все продумал на десять шагов вперед… – осознал Хэ Ли, едва посмотрел в блестящие глаза Ши Хао. – Его истинная цель – духовное оружие, потерянное в Бездне!»

Принц-лис ошеломленно воскликнул:

– Вы это мне? Я правда могу сесть за стол почетного гостя под ступенями государя? О, спустя столько дней лишений неужели удача выпала на мою долю?

Ай Чэнхэнь в ответ на это устало качнул головой и не стал возражать. Когда все наконец расселись, слуги внесли подносы с угощениями и кувшины с вином. Ши Хао, как только вино оказалось на его столе, открыл крышку и вдохнул алкогольные пары, и тотчас же на его лице выступило блаженство.

– Дэтянь-духоу, – протянул он, улыбаясь королю демонов. – Я рад, что ты подал именно мое вино.

– Оно не твое, – возразил Ай Чэнхэнь упрямо. – Не полностью. Рецепт придумали мы втроем.

– Ах, вот как ты заговорил? Вот только теперь Страна Ши – главный в мире производитель Дэтянь-духоу, – рассмеялся Ши Хао. – Стало быть, в твоем ледяном сердце еще осталось немного теплых воспоминаний о старших братьях, раз ты раскошелился на него.

Король демонов был широко известен своей скупостью – об этом ходили целые легенды. До того как занять трон, Ай Чэнхэнь был шестым принцем-демоном и носил имя Тань Лань, что означает «жадность».

Ай Чэнхэнь нахмурился, наливая себе вино в чарку. Хэ Ли показалось, что он пытался запить какую-то душевную горечь сладостью персикового вина, судя по тому как потухли его глаза.

Хэ Ли пытался выстроить в голове цепочку событий прошлого.

Ши Хао, Ай Чэнхэнь и Хай Минъюэ были назваными братьями в прошлом, но с тех пор утекло много воды: Хай Минъюэ умер, Ши Хао был изгнан с Небес и отношения между двумя оставшимися братьями остыли. Ай Чэнхэнь был замкнутым и нелюдимым, холодным демоном, которому чужда человеческая любовь. Бремя правителя демонов в изолированном от трех миров государстве, когда названые братья канули в небытие, сделало его ужасно одиноким.

«Поэтому он утащил Вэй Хуаи к себе под глупым предлогом, только чтобы бард немного развеял его одиночество рассказами с поверхности», – подумал Хэ Ли, разглядывая короля демонов.

Теперь, столкнувшись с угрозой Ордена Хаоса, истребляющего его подданных, Ай Чэнхэнь оказался совсем один перед врагом, которого не в состоянии победить в одиночку. Но даже так, он все еще не просил ничьей помощи, точно хотел самолично уничтожить свое государство чужими руками.

– Что мне с этих воспоминаний? – наконец ответил Ай Чэнхэнь равнодушно, а затем перевел взгляд на Хэ Ли и добавил: – Если бы только вино позволило и вовсе их забыть. То, что ушло безвозвратно, в мыслях только причиняет боль.

– Да, – протянул Ши Хао. – Гора может простоять сотню лет и не измениться, ровно как Чэн-эр может прожить несколько сотен лет и остаться таким же меланхоликом.

– Назови меня так еще раз, и я вышвырну тебя из моего государства, – процедил Ай Чэнхэнь сквозь зубы. Даже его глаза вновь зажглись гневным красным, как раскаленные угли. – И ты никогда не сможешь…

– Извини, извини! – поспешил перебить его Ши Хао, встревожившись не на шутку. Он тут же поднялся и взял чарку с вином. – Государь-демон, давайте не будем ругаться в этот прекрасный день, когда мы все наконец собрались, а лучше выпьем! Ругаться вместо того, чтобы пить, – это ужасное оскорбление вину и его создателям. Выпьем же за государя-демона!

– Да, выпьем! – подскочил Вэй Хуаи со своей чаркой. Пока два бывших брата разговаривали, голодный лис быстро уминал кушанья и следил за развитием разговора, как за напряженной сценой в спектакле, и теперь его рот был измазан соусом и испачкан крошками.

Хэ Ли снова попал в ужасную ситуацию – все пьют, а он нет! Более того, никто не собирается сделать глоток, пока он тоже не поднимет свою чарку. Три пары глаз в ожидании сверлили его, рассевшегося перед своим столом с пустой чаркой. Ему стало так неловко, что он тут же поднялся с ужасно глупой улыбкой.

– Я… не пью, уважаемые господа, простите меня.

Ай Чэнхэнь смерил Хэ Ли таким странным, удивленным взглядом, что тому стало вдвойне неловко, если такое вообще было возможно.

Ши Хао тяжело выдохнул:

– Да, я тоже столкнулся с этим неприятным обстоятельством. Когда я пригласил господина Хэ к себе во дворец, он вылил Дэтянь-духоу себе в рукав, как будто это была помойная вода.

Хэ Ли позорно залился краской, вспомнив этот унизительный момент после насмешливого комментария Ши Хао.

Ай Чэнхэнь дернул уголком губ и не смог сдержать усмешки, словно эта ситуация была до жути забавной. Он выпил свою чарку вина и сказал:

– Все действительно не так, как прежде. Но вкус вина остался неизменен.

– Я что, так похож на человека, который много пьет? – пробормотал Хэ Ли, застыдившись.

Ши Хао ответил:

– Ты прав, господин Хэ. Ты действительно очень похож на человека, который бы ни за что не вылил ни капли Дэтянь-духоу куда-либо, кроме своего рта. Могу я узнать, почему ты так строг к вину? Что это за монашеские убеждения? Неужели в Преисподней алкоголь под запретом?

Если бы вино оказалось под запретом, Чжан Минлай бы рассыпался в песок, а генерал Чэн бы ходил еще более злым, безжалостно отвешивая пинки мирным гражданам Диюя.

– Нет, вина в Преисподней достаточно, – ответил Хэ Ли, почесывая затылок. Как же ему это рассказать? – Мой отказ от алкоголя – скорее верность обещанию, чем личное предпочтение. Тогда мне было от силы двадцать лет и я играл в кости с товарищами по учебе. Честно говоря, мне не нравятся азартные игры, но тогда я думал, что со мной никто не будет общаться, если я не буду выходить с ними хотя бы раз в неделю на пьянку. В тот вечер меня так сильно напоили, что я передарил все свое состояние своим одноклассникам… Наутро мне было так стыдно перед живыми людьми, которые жгли для меня ритуальные деньги, благодаря которым я и стал богат, что я поклялся больше никогда не пить, чтобы не повторять таких ужасных ошибок.

Ши Хао проникся к нему жалостью.

– Мне так жаль, господин Хэ, – сказал он, глядя, как покачивается вино в чарке. – Это напомнило мне один случай из моей юности, когда наш брат Минъюэ по пьяни проиграл принцам из Байлянь мечи Бай Шэнси и его жены… В результате государь-демон пошел отыгрываться за него и обдурил принцев из Байлянь. Они проиграли ему не только мечи, но еще и ценные артефакты и фамильные реликвии. А их уж я распродал раньше, чем бедняги протрезвели.

– Вам так везет в играх, государь-демон? – восхитился Вэй Хуаи, который все еще заинтересованно слушал и ел.

Ай Чэнхэнь ответил сухо:

– Я всего лишь знаю пару трюков.

Ши Хао шепнул Хэ Ли:

– Да он мастер мухлевать. Если бы не я, закончил бы жуликом в воровской банде.

Ай Чэнхэнь услышал это и рассердился, громко стукнув своим копьем по полу.

– Король Ши, разве ты явился не для того, чтобы просить меня об одолжении? Чего тогда разводишь пустую болтовню?

Ши Хао ответил непринужденно:

– Предаваться воспоминаниям весьма приятно, что бы ты ни говорил. Но ты прав. Я действительно пришел не просто так. Во-первых, я хотел просить тебя отпустить бедного принца-лиса, которого ты незаконно удерживаешь. Во-вторых, хочу поблагодарить за то, что нашел моего драгоценного Хэ Ли, его бы мне тоже хотелось забрать с собой. И в-третьих…

Он помедлил, глядя прямо на короля демонов, словно обмениваясь с ним мыслями на расстоянии.

– Что же в-третьих? – прошептал Вэй Хуаи, замерший в ожидании развязки пьесы.

Ай Чэнхэнь устало опустил веки.

– Я не приму твою помощь, Ши Хао. Это мое бремя, и мне его нести.

– Это не то, о чем я хотел тебя просить, – улыбнулся Ши Хао. – С Орденом Хаоса я разберусь сам, хочешь ты этого или нет, надо тебе это или нет. У меня свои собственные цели. Для этого мне кое-что нужно от тебя. Помоги мне вернуть мой старый меч.

– Твой меч? – повторил Ай Чэнхэнь, хмурясь. – Небесный гнев и что-то там?

– Гнев Небесного Дракона, Обагренного Кровью Простого Народа, – уточнил Ши Хао. – Я не могу использовать другой меч, чтобы возвыситься. Но так случилось, что я… потерял его.

– Потерял его?! – изумился Ай Чэнхэнь. Его красные зрачки загорелись гневом. – Меч, выкованный из сердца будды? Единственный в своем роде артефакт, которому не найти замены? Ты в своем уме, Ши Хао?!

– Не сердись, государь, – улыбнулся Ши Хао. – Я хотя бы знаю, где обронил его, и, зуб даю, он там и лежит до сих пор.

– Где?

Ши Хао мгновенно стер с лица непринужденность, и оно стало каменно-серьезным. Над залом повисла мрачная тишина.

– Государь-демон, открой мне врата великого лотосового ада.

Часть 3 Ворон (V)

Всего было три входа в Бездну – один в царстве демонов в южной части моря Саньцзе, другой в Преисподней, а третий находился в самом центре на поверхности моря. Бездна состояла из шестнадцати адов – восьми горячих и восьми холодных, и самым невыносимым считался восьмой холодный ад, который также называли великим лотосовым адом. Души грешников, сосланные в этот ад, редко возвращались на круг перерождения, многие просто замерзали и обращались в голубые лотосы, вечно цветущие на снегах ада.

Ай Чэнхэнь хмуро обдумал просьбу старшего брата и в конце концов согласился.

– Но при одном условии, Ши Хао.

– Все, что хочешь, государь-демон, – улыбнулся молодой король, довольный.

– Королевский шут останется у меня.

Он имел в виду Вэй Хуаи. Принц-лис тут же побелел и едва не подавился куриной ножкой. Его полные мольбы глаза уставились на Хэ Ли, но тот не знал, чем помочь бедняге.

– Ши Хао, – произнес Хэ Ли тихо, повернувшись к молодому королю. – Разве мы не за тем сюда явились, чтобы вытащить его высочество? Оставлять его тут одного совсем бесчеловечно.

Ши Хао тоже нахмурился, ему не нравилось условие демона. Он оскалился и спросил:

– Государь-демон, неужто вам так полюбился его высочество, что вы не хотите его отпускать? Но ведь у всего есть цена. Может, я в состоянии выкупить его?

«Это абсурд! – подумал Хэ Ли возмущенно. – Демон превратил принца-лиса в раба, а чтобы освободить его, еще и нужно платить! По справедливости, это демон должен выплатить ему компенсацию или жалованье за работу!»

Ай Чэнхэнь мотнул головой:

– Это не обсуждается. Я не буду торговаться.

Ши Хао подергал бровями, внимательно рассматривая строгое лицо своего бывшего младшего брата, но оно было твердо как скала.

– Это твой окончательный ответ? – спросил он.

Ай Чэнхэнь кивнул, и тогда Ши Хао перевел удрученный взгляд на Вэй Хуаи, который замер в ожидании решения своей судьбы.

– Мне жаль, ваше высочество, но, похоже, вам придется погостить у государя-демона еще какое-то время, – сказал он сожалеющим тоном. Вэй Хуаи жалостливо расплылся на стуле и больше не хотел даже есть. У Хэ Ли сжалось сердце, и он хотел возразить и уговорить Ши Хао помочь, но Ши Хао сделал жест рукой, заставивший его замолчать. – Что же, государь-демон, мы не смеем больше злоупотреблять вашим гостеприимством, ведь вы терпеть не можете светские посиделки. Когда мы сможем открыть врата?

Ай Чэнхэнь ответил:

– Мне нужна ночь, чтобы все подготовить. Пока можешь расположиться во дворце, слуги проводят.

Ши Хао кивнул.

Некоторое время спустя король демонов объявил ужин оконченным, и его слуги появились без промедления, чтобы вывести гостей из зала. Раскисший Вэй Хуаи остался на почетном месте рядом с Ай Чэнхэнем, и Хэ Ли предположил, что его снова заставят петь и рассказывать истории. Принц смотрел на Хэ Ли такими грустными глазами, когда тот уходил, что Хэ Ли был готов разругаться с Ши Хао из-за того, что тот так быстро свернул переговоры.

– Нам нужно было настоять на своем, – сказал он, когда они шли за слугами по внутреннему двору. Небо над дворцом было все таким же фиолетовым.

– Господин Хэ, я понимаю, что ты переживаешь за него, – спокойно ответил Ши Хао. Он был в приподнятом настроении. – Но, поверь, мой младший брат не причинит ему вреда. У него с детства была слабость к пушистым зверушкам, особенно с большими ушами. Кролики, собаки, лисы – он души в них не чаял.

– Мы проделали такой путь только для того, чтобы уйти ни с чем? – возмутился Хэ Ли.

– Цель нашего путешествия изначально была попасть сюда. Прости, что не сказал тебе всех деталей. Обстоятельства сложились невероятно удачно – Вэй Хуаи пропал именно возле Кровавого залива, поэтому я подумал, что, скорее всего, мой младший брат что-то знает о нем. Знал ли я о том, что Вэй Хуаи у него в тюрьме? Нет. В любом случае моей главной целью было проникнуть в Бездну. Поисками принца мы бы все равно занялись позже. А торговаться с Ай Чэнхэнем бесполезно, он невозможно упрямый, недоверчивый и никого никогда не слушает. Продолжи я гнуть свою линию, остались бы ни с чем – без принца и без меча.

– Что мы скажем королеве Вэй Цисян? Разве она не твоя хорошая подруга?

– Это именно так, но об этом нечего переживать, ведь теперь мы знаем, что Вэй Хуаи в надежных руках. На обратном пути из Бездны мы захватим его.

Хэ Ли нахмурился:

– Ты так говоришь, будто сходить в Бездну и вернуться оттуда – все равно что сходить на рынок за картошкой. И Вэй Хуаи здесь не нравится, он угнетен неволей.

Ши Хао ничего на это не ответил.

Слуги привели их в павильон на отшибе дворца, который назывался «Поместье Лунного Камня», или павильон Юэгуанши ^[13]. Внутри было две просторные спальни и одна общая комната, предназначенная для обедов, чтения и светского общения. Судя по толстому слою пыли на мебели, павильоном никто не пользовался долгое время.

Ши Хао по-хозяйски прошелся по гостиной, словно был у себя дома, глубоко вдохнул запах пыли и произнес:

– Приятно оказаться здесь снова.

Затем он отдал приказ слугам приготовить купальню и везде убрать.

Хэ Ли был все еще встревожен судьбой Вэй Хуаи и немного раздражен тем, что Ши Хао будто продумал наперед с десяток разных планов, в которых Хэ Ли так или иначе участвует, но в известность его не удосужился поставить. Теперь ему казалось, что его жуткая встреча с хуньтунем и женщиной в черном в иллюзорном Дворце Правосудия была его рук делом. Он уселся в кресло и скрестил руки на груди.

– Я запутался, – искренне сказал он. – Мне кажется, нам надо поговорить.

Ши Хао, до этого погруженный в воспоминания, резко обернулся:

– Неужели?

В следующую секунду Ши Хао уже сидел напротив него в таком же кресле.

– Давай поговорим. Что ты хочешь знать?

– Куда ты ушел ночью из дома старушки? Как ты оказался здесь, после того как я… после того как я попал сюда против своей воли?

– Ах, вот что тебя так рассердило, – улыбнулся Ши Хао. – У меня совсем не было времени поставить тебя в известность. Той ночью я проснулся, потому что ты лягнул меня ногой, а она оказалась такой ледяной, что я вздрогнул. Затем я обнаружил, что ты спал без кусочка одеяла, и решил укрыть тебя. После этого я не мог уснуть и стал смотреть в окно.

Он рассказал, как вокруг дома постепенно сгущалась тьма, а затем по дороге прямо мимо дома пронесся демон в черных одеждах.

– Конечно, это был мой младший брат Чэн-эр, я не мог ошибиться, – пояснил Ши Хао. – Поэтому я взял меч и пошел за ним. Не скажу, что он был рад меня увидеть, скорее был доволен тем, что не ошибся, поставив на то, что я вернусь. Но не успели мы толком поговорить, как столкнулись с чудовищем хаоса.

Ай Чэнхэнь содрогнулся, увидев огромную собаку-тигра без глаз и ушей, его бледное лицо стало цвета мела. Ее жуткое нутряное рычание раздалось в памяти Хэ Ли, и по его спине прокатился холодный пот.

Когда Ши Хао обнажил меч, Ай Чэнхэнь произнес: «Даже не вздумай».

– Затем он схватил меня за руку и телепортировал в свой дворец, – пожал плечами Ши Хао. – Так и вышло, что мы с тобой разделились. Я просил его найти тебя, но он клялся, что ты как в воду канул. Он смог отыскать тебя только на следующий день посреди моря. Теперь моя очередь задавать вопросы, господин Хэ. Куда ты пропал той ночью?

Хэ Ли устало рассказал ему, что с ним произошло, и за время его рассказа лицо Ши Хао несколько раз меняло цвет. Под конец рассказа он поднялся с места и навернул несколько кругов по комнате, напряженно размышляя про себя. Морщинка между сдвинутых бровей придавала его красивому лицу обворожительной мужественности.

– Мэй Шэн… – произнес он мрачно. – Ты дал ей такое имя? Ты ужасный льстец.

– Она сказала то же самое… – ответил Хэ Ли и нахмурился. – Что бы ты придумал на моем месте? И что, это единственное, что тебя волнует? Она чуть не убила меня!

– Ты уже мертв, чего тебе бояться? – усмехнулся Ши Хао и потер переносицу. – Нет, это не единственное, что меня волнует, но если я буду говорить обо всех своих волнениях, то не закончу и через сотню лет… Значит, Орден Хаоса охотится за ее любовником?

– Или духовным братом, – уточнил Хэ Ли. – Я так и не разобрался в их отношениях.

Ши Хао подумал еще немного, а затем вздохнул:

– Но какое он имеет отношение к королю демонов? Почему она истребляет его подданных?

– Может ли быть ее братом Ай Чэнхэнь?

– Нет, это маловероятно, – отрезал Ши Хао. – Чэн-эр демон, он всегда им был в душе, даже когда был человеком. Женщина, которую ты видел, вероятно, и есть Богиня Хаоса, а братом хаоса может быть только божественный порядок – так было в начале времен. Демоны и сами порождение хаоса, они далеки от порядка по своей природе. Человек, которого она ищет, – сам Бог Порядка.

Хэ Ли поразился.

– Ты знаешь что-то?

– Это всего лишь догадка. Ищет ли она Небесного Императора или кого-то другого, я не имею понятия. В любом случае… я не позволю ей использовать тебя.

Его фениксовые глаза зажглись решимостью, и Хэ Ли показалось, что в них блеснула ревность и как будто бы собственничество, но он тут же оставил эту мысль.

– Дай мне руку, – сказал Ши Хао и сел обратно в кресло напротив Хэ Ли. – Я пощупаю твой пульс.

– Помимо всего прочего, ты еще и знаток медицины? – спросил Хэ Ли. Он засучил рукав белого ханьфу и протянул оголенное запястье.

Ши Хао коснулся его руки с деликатностью и заставил разжать кулак. Левую ладонь Хэ Ли рассекала белесая полоска шрама.

– Я знаю кое-что, но не могу считать себя мастером. Мое предназначение в другом, – улыбнулся молодой король, внимательно осматривая шрам. – Можно узнать, где ты получил этот шрам?

Хэ Ли ответил:

– Я не знаю. Он все время у меня был.

– Понятно. Наверно, он остался с твоей прошлой жизни. Может же такое быть?

Ши Хао некоторое время рассматривал его ладонь с длинными тонкими пальцами, погруженный в мысли. Свечи мягко освещали его красивое лицо, словно благородный лик статуи божества.

– Это довольно странно, – спустя какое-то время сказал Хэ Ли. Он невольно осознал, что все это время просто разглядывал лицо Ши Хао вместо того, чтобы действительно думать, и сообразил ответ в последнюю секунду, когда тишина стала неприлично долгой. – Тело бога смерти возрождается без ран и шрамов, когда он завершает путь человека.

– Существуют разные духовные оружия, шрамы от которых не пропадают даже после перерождения, – сказал Ши Хао, а затем показал ему свою левую ладонь. На его коже бледнел похожий шрам, пересекавший всю ладонь по линии жизни. Как будто их левые руки в прошлом схватились за одно лезвие и одновременно порезались им.

Хэ Ли заледенел. Доказательств того, что он был связан с Ши Хао в прошлой жизни, становилось все больше.

Не может же быть, что Хай Минъюэ это и вправду…

– Все мои былые шрамы стерлись после перерождения, – тихо сказал Ши Хао. – Кроме этого. Я получил его после пореза моим собственным мечом еще в юности. Предыдущим, конечно же. Такое оружие оставляет шрамы, которые душа забыть не может.

Ши Хао бережно провел подушечкой большого пальца по шраму на ладони Хэ Ли, и у того по спине пробежали мурашки от этого легкого жеста, словно лепесток персика упал на зеркальную гладь пруда, вызывая рябь.

Целый вихрь мыслей охватил его, но произнес он вслух только одну глупую фразу:

– Твое оружие было таким дорогим?

– Бесценным.

Хай Минъюэ – это мое прошлое «я»?

Он должен был спросить напрямую, чтобы выйти из бесконтрольного круговорота предположений и ложных выводов. Но почему-то он не смог заставить себя произнести этот вопрос, точно боялся узнать правду, которая навсегда изменит его самосознание.

Ши Хао оставил шрам в покое и прикоснулся пальцами к запястью юноши, чтобы считать пульс. Его яркие фениксовые глаза исчезли под длинными черными ресницами.

– Как ты умудрился его потерять? – спросил Хэ Ли, чтобы разрушить неловкость, которую испытывал в загадочной тишине и полумраке павильона Юэгуанши.

Ши Хао поморщился, точно этот вопрос принес ему физическую боль.

– Меч стал моей платой за выход из Бездны.

И решил сменить тему:

– Будет лучше, если мы немного посидим в тишине, а то я не чувствую твоего пульса.

Хэ Ли замолчал и стал глядеть на то, как длинные пальцы лежат на его запястье. Он мог слышать спокойное дыхание Ши Хао. Слуги тем временем протирали пыль и стелили постели в комнатах, слышался стук ведер и плеск воды.

Через какое-то время Ши Хао отнял пальцы и хмуро сказал:

– Я не чувствую ничего необычного в твоем пульсе, но тревога не оставляет меня. Моих скромных познаний однозначно не хватит, чтобы избавить тебя от воздействия черной магии.

– Ты чувствуешь черную магию во мне? – побледнел Хэ Ли.

– Нет, – покачал головой Ши Хао. Он сильно сердился, и это было трудно не заметить. – И поэтому я беспокоюсь. Что-то подсказывает мне, что та женщина, твоя Мэй Шэн, наложила на тебя какую-то печать, но я не в силах на нее воздействовать. Какая наглость! Если я встречу ее, то выдерну ей руки, которыми она посмела коснуться твоего сердца!

Он резко поднялся с кресла, словно был готов рвануть в бой.

– Тебя нужно показать специалисту. Хвала Небесам, я хорошо знаю одного. Одну прославленную на всех четырех континентах целительницу. Мы наведаемся к ней, когда выберемся из Бездны.

Хэ Ли почувствовал облегчение от его обнадеживающих слов, но тень беспокойства все еще нависала над ним. Чтобы скрыть свою напряженность, он вежливо улыбнулся и сказал:

– У тебя и вправду самые разные друзья во всех уголках света.

– На самом деле, мне просто повезло, что мой бывший шисюн Бай Шэнси женился на талантливой женщине, – посмеялся Ши Хао, но его взгляд все еще был мрачен. – Друзей у меня значительно меньше, чем врагов.

Хэ Ли поднялся и машинально коснулся его плеча, ощущая горечь, которую он держал в сердце, и поспешил отвлечь:

– Так, значит, куда мы держим путь после того, как вернем твой меч?

Только после этого он осознал, что бессовестно нарушил личное пространство молодого короля и даже не мог объяснить себе, почему он так фамильярно взял его за плечо, словно они уже закадычные друзья.

Но от этого простого жеста лед и мрак во взгляде Ши Хао вдруг разбились, и его лицо вновь засияло божественным светом.

– На гору Байшань, мой милый друг, – улыбнулся он.

– Резиденция самого могущественного ордена заклинателей в мире смертных? – удивился Хэ Ли. – Неужели целительница, о которой ты говоришь, – это…

Он хотел сказать что-то еще, но тут в комнату вошел слуга и прервал его:

– Купальня готова, ваше величество.

Ши Хао кивнул и сказал:

– Именно так. Но давай оставим этот разговор на потом. Сейчас идем принимать ванну. Купальня этого павильона не какая-то там деревянная бочка гостиницы. Я покажу тебе эту красоту.

Он живо пригласил Хэ Ли последовать за ним.

Купальня располагалась за садом павильона Юэгуанши в отдельной постройке. Внутри все блестело роскошным черным мрамором, там было жарко и влажно. Огромная чаша для купания уже была наполнена горячей водой, а с высокого потолка в нее падал настоящий водопад, поднимая клубы пара. Благодаря удивительному механизму вода в чаше не переполнялась, а всегда оставалась на одном уровне.

Ши Хао с довольством проследил за восхищением на лице Хэ Ли и стал непринужденно раздеваться.

– Давай приведем в порядок твои волосы, господин Хэ, – посмеялся он.

– Так плохо они выглядят? – ответил Хэ Ли и поднес конец толстой пряди к лицу. Его волосы буквально кричали о помощи. – Ох, ты прав. Какой позор…

Ши Хао расхохотался и лихо сбросил исподнее. Обнаженный молодой король представлял собой идеал мужественной красоты – он был высок и строен, источал силу каждым скульптурным штрихом своей мускулатуры, но в то же время сохранял изящность и грацию, характерную для благородного юноши.

Он лукаво улыбнулся и кивнул в сторону купальной чаши:

– Разденешься?

Часть 3 Ворон (VI)

Хэ Ли отвел взгляд ради приличия и отвернулся, чтобы раздеться самому. Вначале он хотел оставить на себе хотя бы исподнее, но потом вспомнил, что у него только один комплект одежды, и снял с себя все. Он чувствовал неловкость – в последний раз он раздевался перед кем-то несколько тысяч лет назад.

Ши Хао уже развалился в чаше, когда он обернулся. Чаша была такой большой, что взрослый мужчина мог бы растянуться в ней горизонтально и еще бы осталось много места. Бортик чаши был украшен длинным чешуйчатым телом золотого дракона.

Хэ Ли забрался в чашу и сел чуть поодаль от плескающегося, как радостный попугай, Ши Хао. Горячая вода расслабляла сознание, но Хай Минъюэ до сих пор не покидал его мыслей. Хэ Ли напряженно изучал свой шрам на ладони и даже забыл о Ши Хао.

Две тысячи лет Хэ Ли пытался отыскать божественные записи о Хай Минъюэ, но все они были кем-то уничтожены. Хэ Ли сумел выведать только то, что Хай Минъюэ был простым человеком до того, как вознесся, обладал огромным талантом к совершенствованию, магии и искусству. Во время восстания людей против демонов он проявил себя бесстрашным воином и преданным последователем Ши Хао. После вознесения на Небеса Хай Минъюэ был назначен помощником работника канцелярии, в то время как Ши Хао и вовсе начал свою небесную карьеру садовником в Персиковом саду Небесного Дворца. Позже Хай Минъюэ повысили до мастера развлечений во дворце Ланьлинского Князя, а Ши Хао назначили мастером винных дел.

– Господин Хэ, ты просверлишь дыру в своей ладони, если будешь так на нее смотреть, – прозвучал насмешливый голос Ши Хао.

– Это правда, что ты был садовником у Небесного Императора? – спросил Хэ Ли.

– Правда, – улыбнулся Ши Хао. – Когда я вознесся и пришел к богу кадров, он посмотрел на меня сверху вниз и сказал, что для меня есть только место садовника, а до более высокой должности мне еще далеко. Я пришел в ярость и выпалил без капли страха: «Я предотвратил истребление человеческого рода, неужели этого недостаточно для должности бога войны?» А этот наглый старикашка рассмеялся, взмахнул метелкой и просто сдул меня так, что я улетел из его дворца прямо в персиковое дерево. Что ты смеешься? Я был молод и не знал, как тяжело добиться признания на Небесах.

Хэ Ли тихо посмеялся.

– А Хай Минъюэ? – спросил он. Ши Хао вопросительно поднял бровь. – Можешь рассказать мне о нем? Подробных записей ни о нем, ни о тебе не осталось в трех мирах.

Ши Хао растянул губы в улыбке:

– Не буду.

– Что?

– Если я расскажу все о нем, тебе уже будут не нужны его воспоминания и ты не будешь путешествовать со мной. – Он щелкнул пальцами, и в купальню вошли слуги с подносами. – Давай лучше помоем голову.

Хэ Ли опешил.

– Ты хочешь, чтобы я путешествовал с тобой?

Слуги поставили подносы и стали раскладывать всякие флаконы и бутылочки. Ши Хао расслабленно опустил затылок на бортик чаши и закрыл глаза.

– Что за глупые вопросы ты задаешь? Если бы я не хотел, то нашел бы десять тысяч способов избавиться от тебя.

Слуги стали усердно намыливать его мокрые волосы, свисающие до самого пола с бортика чаши, и во влажном воздухе запахло мыльным корнем.

– Это… радует, – неловко произнес Хэ Ли. За тридцать тысяч лет у него было очень мало друзей, и теперь из них осталась только одна Юй-эр. Однако Хэ Ли все время накручивал себя тем, что она общается с ним только потому, что они напарники, а ведь у нее в друзьях половина Диюя и ей очень легко найти ему замену. Слова Ши Хао подняли ему настроение, он даже почувствовал себя кому-то нужным.

Слуги помогли ему вымыть голову и ополоснули волосы отваром с очень знакомым запахом чая и мяты. Хэ Ли мельком глянул на Ши Хао.

Это ведь он приказал подготовить именно этот отвар, зная, что я им пользуюсь?

Он вспомнил объявление со своим портретом и описанием, которое было расклеено по всей столице Страны Ши. Там было сказано, что он пах этим отваром, книгами и сталью.

Обоняние этого человека невероятно.

Какое-то время спустя мужчины покинули купальню, чтобы высушиться в теплой комнате. Это была большая спальня с широкой кроватью, застеленной шелковым одеялом с вышитыми утками-мандаринками.

Их провожал слуга и встал возле дверей с виноватым видом.

– Этот ничтожный раб не нашел сандалового масла, которое просили ваше величество. Я заслужил смерти.

Хэ Ли возразил:

– Нет! О чем он говорит? Если тебе нужно сандаловое масло, я дам тебе его. Я ношу его с собой в рукаве.

Ши Хао смягчил взгляд и сказал:

– Я в любом случае не стал бы убивать несчастного. Это Чэн-эр, наверно, зашугал их до такого состояния своими выкрутасами.

Хэ Ли достал флакон своего масла.

– Ты можешь использовать его, мне не жалко, – сказал он вежливо.

– Только после тебя, – улыбнулся Ши Хао.

«Какое странное чувство дежавю…» – подумал Хэ Ли.

Он вылил немного масла на ладонь, хорошо растер его и стал расчесывать влажные волосы пальцами, но все это время его не покидало ощущение, будто он проживает этот момент уже второй и даже третий раз.

Остаток вечера мужчины провели в той же комнате и помогли друг другу расчесать волосы. Ши Хао оказался очень нежен с волосами Хэ Ли и, несмотря на свой нетерпеливый темперамент, распутывал колтуны аккуратно, пока не подчинил своей воле все до последней пряди, уложив их на спине Хэ Ли гладким шелковым полотном. Хэ Ли же был перфекционистом до мозга костей и потратил в два раза больше времени на укладку прически Ши Хао, чем этого требовали обстоятельства.

После этого мужчины попрощались. Ши Хао остался в теплой спальне, а Хэ Ли ушел в соседнюю комнату, где ему тоже приготовили постель.

– Спокойной ночи, господин Хэ, – сказал Ши Хао, провожая его взглядом. – Отдохни хорошо. Впереди тяжелое путешествие.

Хэ Ли откланялся. Только закрыв двери и хорошенько оглядев свою комнату, он заметил, что его кровать значительно уже, чем кровать в спальне Ши Хао, словно та была предназначена для супружеской пары, а ему досталась каморка слуги. Однако у себя дома Хэ Ли спал на маленьком островке матраса, вытесненный собаками и кошками, поэтому даже узкая кровать слуги была для него огромной роскошью.

Он сразу же заснул, как только его голова коснулась подушки.

* * *

На рассвете Хэ Ли разбудило жуткое щекотание в носу, и он распахнул глаза. Большой рыжий лис сидел на его груди и водил хвостом по лицу. Хэ Ли приподнялся на локтях.

– Откуда ты взялся?

Лис тут же спрыгнул на пол и в одно мгновение превратился в Вэй Хуаи. Принц-лис выглядел растрепанным, изможденным и очень несчастным.

– Ваше высочество? – произнес Хэ Ли, и Вэй Хуаи тут же зашипел на него:

– Тише, Хэ-сюн! Никто не должен знать, что я здесь! Мне удалось сбежать от короля демонов. Вчера он пригласил меня в свою спальню, а потом заснул, и я смог превратиться в лису, потому что он забыл заново надеть на меня браслет, блокирующий магические силы. У меня нет времени объяснять, братец, ты должен вытащить меня отсюда! Вы с королем Ши отправляетесь в Бездну, возьми меня с собой. Я превращусь в лису и спрячусь в твоем рукаве, а король демонов будет слишком занят, чтобы меня искать. Я все что угодно сделаю, только забери меня отсюда!

– Хорошо, – поспешил успокоить его Хэ Ли, потому что принц-лис был готов разрыдаться перед ним. – Я спрячу тебя.

В ту же секунду Вэй Хуаи превратился обратно в лиса. Хэ Ли встал с постели, быстро оделся и запихнул животное в бездонный рукав.

Бездонные рукава униформы богов смерти представляли собой уникальное пространство, запечатанное в куске ткани. Это пространство было похоже на комнату, которая расширялась, чтобы подстроиться под объем вещей, которые там хранились, поэтому в бездонном рукаве мог поместиться даже дворец. Некоторые боги смерти усердно обустраивали свои бездонные рукава и ходили туда друг к другу в гости, но для этого требовалось время и усердное совершенствование рукава. Хэ Ли не заморачивался такими вещами, поэтому в его рукаве было довольно пусто и заброшенно, ведь ему некого было туда пригласить.

Пока он поправлял одежду, двери открыл уже одетый Ши Хао. На нем были легкие доспехи поверх зеленого халата с узкими рукавами, закованными золотыми наручами, а на плечах лежала черная меховая накидка. Его лицо было серьезно и бледно.

– Ты уже собрался? Хорошо. Мы выдвигаемся.

Хэ Ли проследовал за ним, и на выходе из павильона Ши Хао протянул ему теплую мантию с меховой отделкой.

– Мне больно видеть тебя, одетого так легко. Я знаю, что твое тело воспринимает холод Бездны иначе, но, пожалуйста, надень это все равно.

Великий лотосовый ад воздействовал больше на душу, чем на тело, и теплая одежда бы все равно не спасла от леденящего сердце холода, но Хэ Ли не стал спорить, а искренне поблагодарил за заботу.

За пределами павильона было безлюдно, и темные тучи скапливались над северными пиками царства демонов. Мужчины использовали технику воздушной походки и добрались до пика в считаные минуты.

На горе их уже ожидал Ай Чэнхэнь, окруженный дюжиной демонических магов в черных одеждах до пола. За ними на земле было начертано светящимся фиолетовым веществом магическое поле.

Лицо Ай Чэнхэня ничего не выражало, его тонкие брови были сдвинуты.

– Если что-то пойдет не так, я не смогу тебе помочь, Ши Хао, – сказал он.

Ши Хао улыбнулся и покровительственным жестом прикоснулся к его плечу.

– Не надо беспокоиться, младший брат. Просто не теряй веры в меня.

Ай Чэнхэнь тяжело выдохнул и отошел в сторону.

– Начать! – приказал он магам, и те заняли нужные позиции по окружности поля. Фиолетовые искры срывались с их пальцев, складывающих одну печать за другой, и низкие голоса поочередно читали строчки древнего заклятия, от которого по спине пробегали мурашки.

Просто так из царства демонов в Бездну нельзя было попасть. Открыв врата, решившийся проникнуть в Бездну должен был пройти испытание, которое разъединяло его тело и душу. Только покинув физическое тело, можно было пройти через врата.

Испытание Бездны состояло в том, чтобы прожить чьи-то земные страдания и в итоге умереть. В архивах, которые читал Хэ Ли, говорилось, что кому-то попадались его собственные прошлые воплощения, а кто-то попадал в тела совершенно незнакомых людей, кому-то доставалась жизнь Императора, а кому-то – жизнь раба. Ученые боги тысячелетиями пытались выявить механизм и логику, по которой Бездна определяет, кому чью жизнь прожить, но так и не пришли к заключению.

Небо и земля вдруг содрогнулись, точно в пространстве образовалась трещина, и черная вертикальная воронка открылась в центре поля, словно небесная дыра Тяньцяо, ведущая в Бездну.

– Сейчас! – крикнул Ай Чэнхэнь.

В ту же секунду Ши Хао схватил руку Хэ Ли и одним широким прыжком сиганул в центр воронки.

Все померкло перед их глазами.

Часть 4 Яркая луна (I)

Недалеко от границы Страны Сяо стояла гора Синшань. На самой вершине горы был построен Храм Лазурного Дракона – Покровителя Востока, в котором служили и обучались молодые жрецы ордена Тяньюань. Жрецы были средним звеном между монахами и заклинателями – не такими просветленными, как первые, и не такими влиятельными, как вторые. В основном в орден Тяньюань принимали сирот и беспризорников, которым давали кое-какое образование и теплое местечко под крышей. Если же ребенок действительно оказывался талантливым, его отправляли заклинателям на обучение, так как считалось, что такой ребенок благословлен Небесами.

Чэнь Тай, к сожалению, был самым обычным сиротой, без каких-либо особых талантов, но отличался от других добрым и бескорыстным сердцем, скромностью и усердием. К его мягкому характеру прибавлялась приятная, изящная наружность и одухотворенное лицо, что делало Чэнь Тая идеальным послушником ордена. К двадцати годам он добился места старшего адепта и стал брать кое-каких учеников.

В ордене Тяньюань было немного правил, но их все надо было соблюдать как закон, иначе нарушителя строго судили и могли даже казнить за непослушание. Чэнь Тай свято верил в догмы ордена и считал, что если бы все люди их соблюдали, то зла и беспорядка на земле было бы так мало, что она бы сравнилась с Небесным царством.

Юноша провел каких-то четырнадцать или пятнадцать лет в ордене, живя простой жизнью монастыря, ежедневно молясь и совершая добрые дела. Он часто ходил в ближайшие поселки помогать людям и иногда монахам на церемониях, а все остальное время проводил в библиотеке, изучая сутры и повторяя заклинания. На его попечении еще была его младшая сестра, Чэнь Лань, которая училась с другими послушницами и которую Чэнь Тай очень любил и баловал.

Дни сменялись днями, и однажды до горы Синшань дошла новость о том, что в одной деревне разбушевалась эпидемия, уносящая по несколько десятков жизней каждый день. Чэнь Тай, как только услышал об этом, собрался в путь, оставив все свои дела. Никто не мог отговорить его – на любые возражения он отвечал упрямо:

– Как я могу сидеть сложа руки, зная, что совсем рядом бедные люди мучаются и гибнут? Я же не смогу ни есть, ни спать! Мне вовсе не страшно, я не боюсь ни смерти, ни болезни. Страшнее мне оставаться здесь как ни в чем не бывало наедине с моей совестью.

Чэнь Тай покинул гору Синшань после выполнения своих ежедневных обязанностей. Он отправился в деревню, где без сна и отдыха совершал молитвы за души усопших и помогал чем мог лекарям, рабочим и пострадавшим. Несколько месяцев он провел в деревне, пока бушевала болезнь, днем работал, где требовалась помощь, а ночами приглядывал за больными. Его щедрость и сострадание не остались незамеченными, и тронутые жители деревни чуть ли не превозносили его как божество. Это ужасно смущало Чэнь Тая, и, когда беда миновала, он незаметно покинул деревню.

Путь обратно был долгим, а Чэнь Тай был по-настоящему изможден после такой тяжелой работы, а потому плелся еле-еле в горку, опираясь на корявую палку. На третий день пути, к вечеру, он подошел к лесу, за которым возвышался пик Синшань, и хотел было отдохнуть, как на дорогу перед ним высыпала банда разбойников. Они держали ножи и мечи наготове, а их лица скрывали черные повязки. Сердце Чэнь Тая ухнуло в пятки.

– Отдавай кошелек! – скомандовал главарь банды, угрожающе махнув ножом.

– У меня его нет, – испуганно ответил Чэнь Тай.

Мужчины глумливо рассмеялись:

– Да кто тебе поверит? Отдавай, коли жизнь дорога, святоша!

Но у Чэнь Тая и правда не было ни копейки. Когда у него появлялись деньги, он сразу чувствовал себя неловко и тратил их куда угодно, лишь бы они не лежали в кармане. Он покупал еду бездомным, игрушки детям, теплую одежду беднякам или же закупался бумагой для ордена, чтобы ученики практиковали каллиграфию сколько душе угодно.

– Можете раздеть меня догола и перетряхнуть мою одежду, но в ней вы не найдете кошелька, – сказал он удрученно, разведя руками. – Мне жаль вас огорчать.

Разбойники переглянулись и, посовещавшись с главарем, выкрикнули:

– Тогда мы заставим твою семью платить за тебя выкуп!

Чэнь Тай снова развел руками:

– У меня нет семьи, я сирота. Я служу на горе Синшань и не имею никакой власти. Отпустите меня, и я помолюсь за вас.

Разбойники, услышав про гору Синшань, обрадовались.

– Орден Тяньюань заплатит нам за тебя щедрый выкуп!

Они толпой напали на безоружного Чэнь Тая и потащили куда-то в чащу леса.

Чэнь Тай уж было думал, что на этом его жизнь оборвется и он избавится от мирских мучений, но вдруг один из разбойников, идущих впереди отряда, свалился с ног, будто его толкнула невидимая сила. Его товарищи встревожились и замерли, подняв оружие, а главарь пошел осматривать упавшего мужчину. Его лицо переменилось и побелело, а сам он ужаснулся:

– Да он мертв! Камень разворотил ему голову!

Едва он успел это произнести, как мимо просвистел еще один мелкий камень и пробил ему лоб! Разбойник повалился навзничь, мгновенно лишившись жизни. Оставшись без лидера, мужчины присели от страха, глядя во все стороны.

– Кто обладает такой силой, способной одним камнем умертвить? – послышались их дрожащие возгласы.

Совсем неожиданно им ответил невидимый мужчина:

– Я.

В тот же миг листва зашелестела, и на тропу вышел юноша в черных кожаных одеждах. Он и сам немногим отличался от разбойника, разве что его лицо не было скрыто. Его высокую прическу украшали тонкие косички, придававшие ему варварское обаяние, а на поясе висел меч. В руке юноша подкидывал еще один мелкий камешек и угрожающе обводил взглядом разбойников, словно выбирал свою следующую жертву, а его фениксовые глаза излучали решимость и силу.

– Мне не хочется проливать лишнюю кровь, – сказал он непринужденно, ловко поймав камень в кулак. – Но я могу сделать так, чтобы вы пожалели о том, что мучили невинного жреца.

Разбойники заорали и попятились назад, выпустив Чэнь Тая из грубой хватки, и, убедившись, что незнакомец не собирается их преследовать, дали деру прочь из леса. Чэнь Тай все еще подрагивал от пережитого волнения и, потеряв опору, бессильно осел на землю. Незнакомый юноша тут же оказался рядом с ним, подхватив его под локоть.

– Ты в порядке? Не ранен? – обеспокоенно спросил он, осмотрев жреца с ног до головы.

Чэнь Тай помотал головой и кое-как поднялся. Незнакомец, убедившись, что он в состоянии стоять сам, отпустил его руку. Чэнь Тай поспешил поблагодарить его и глубоко поклониться, но юноша махнул рукой и сказал:

– Опасно ходить в одиночку и безоружным.

– Я никогда не думал, что кто-то нападет на меня, – рассеянно ответил Чэнь Тай. – Я простой жрец, у меня нет даже украшений. А носить оружие я не решусь. Где нет клинка, там нет и пролитой крови. Но вот же как вышло… Если бы ты не появился, я бы пропал. – Он еще раз поклонился и добавил: – Я буду молить духов о твоем здоровье. Как твое имя?

Юноша дернул уголком губ и представился:

– Цин Фэн. Как во фразе «прохладный ветерок и яркая луна» ^[14].

Чэнь Тай воодушевленно произнес:

– Какое красивое, поэтичное имя. Тебе несказанно повезло. Мое скромное имя – Чэнь Тай. Чэнь как в слове «рассвет», Тай как во фразе «тихий и спокойный».

Цин Фэн усмехнулся:

– Наши имена звучат гармонично, точно единство противоположностей. Мое олицетворяет ночь, а твое день, и оба они несут в себе спокойствие. Это забавно, точно Небеса предвещали нашу встречу, подарив нам эти имена.

Голос юноши звучал с неким озорством, и если бы Чэнь Тай был незамужней девой, то непременно решил бы, что Цин Фэн вздумал с ним пофлиртовать. Поймав себя на этой гнусной мысли, юноша рассердился на свою испорченность и поспешил сменить тему разговора:

– Какое несчастье, из-за меня пришлось умереть двум бедным людям.

Цин Фэн оглянулся на два трупа, мрачно валяющихся на тропе, и сказал хладнокровно:

– Надо закопать, чтобы зло не притягивали.

– Мы должны отдать тела их семьям, – возразил Чэнь Тай. – И устроить церемонию сопровождения душ в мир иной, чтобы они не обратились в демонов и обрели покой.

– Где же искать их семьи? Уж давно они забыты. У разбойников мать – золото, отец – нож, а братья – соучастники. Проще всего закопать. Ты же жрец. Раз чувствуешь вину за их кончину, прочти им молитву за упокой.

Чэнь Тай, все еще содрогаясь при мысли о том, что из-за него умерли люди, пусть и разбойники, которые того и гляди его самого бы прикончили, решительно вызвался сделать так, как сказал Цин Фэн.

Полночи они вдвоем копали могилы, а когда бедняги были похоронены, Чэнь Тай воскурил несколько палочек сандаловых благовоний, которые оставались у него в рукаве, и стал читать все должные молитвы и сутры. Едва он произнес первое слово, как прогремел гром, и вскоре на землю обрушился ливень. Молодой жрец не остановился из-за этого, а только прикрыл рукой палочки, чтобы они не намокли от воды и не погасли.

Ближе к рассвету он закончил обряд и просидел какое-то время молча у свежих могил, опустошенный, промокая под дождем. Цин Фэн куда-то ушел, и Чэнь Тай решил, что на этом их короткое знакомство завершилось. Молодой жрец был так изможден, что в какой-то момент просто свалился на мокрую землю и заснул.

* * *

Он проснулся, когда солнце уже ярко освещало зеленую листву над его головой. Он оказался совсем в ином месте – в каком-то лесном шалаше, где было довольно уютно и мягко, даже на голой земле. Чья-то тяжелая черная накидка укрывала его, как одеяло, а в воздухе витал нежный запах готовящегося на костре мяса. Чэнь Тай, переживший уже столько приключений, насторожился и робко выглянул из шалаша.

Сразу же ему на глаза попался Цин Фэн, сидящий перед костром и покручивающий какое-то бедное ободранное животное на вертеле. К ветке дерева за ним был привязан конь, нагруженный вещами. Юноша тут же поднял взгляд и лучезарно улыбнулся.

– Наконец-то ты проснулся. Кролик уже как раз почти готов.

Чэнь Тай неловко вылез из-под крыши и приблизился к огню.

– Ты… притащил меня сюда? О, тебе не нужно было этого делать.

– Извини, я не мог построить шалаш вокруг тебя, когда ты потерял сознание прямо на могилах, – посмеялся Цин Фэн. – Оставлять тебя там было бесчеловечно, в лесу кого только не встретишь, и разбойники здесь меньшее из зол.

Чэнь Тай был так тронут добротой юноши, что никак не мог перестать его благодарить. Цин Фэн, однако, не соглашался с ним и почему-то убеждал его в том, что на самом деле он ужасный человек. В конце концов он устал слушать благодарности и, сняв кролика с огня, протянул Чэнь Таю:

– Полно болтать, ешь лучше.

Чэнь Тай ужаснулся, когда изуродованное жареное животное оказалось перед его носом, и воскликнул:

– Я не могу есть мертвых животных! У меня… сердце разрывается при мысли о том, что он недавно был маленьким пушистым кроликом, живущим своей тихой жизнью, а его безжалостно убили, чтобы наслаждаться его мясом. К тому же обеты жрецов разрешают употреблять только растительную пищу.

Цин Фэн смерил его непонимающим, но не осуждающим взглядом и забрал кролика себе.

– К сожалению, не могу разделить твоих возвышенных помыслов, – сказал он. – Прости меня, если то, что я сейчас обглодаю этого кролика до костей, заденет твои чувства. Но все же тебе нужно поесть: судя по твоему виду, ты питался одним воздухом и утренней росой последние недели две. Поищи в моих мешках на коне парочку маньтоу для себя. Они не первой свежести, но вполне съедобные, а это более чем достаточно.

Юноша был доброжелательным и заботливым, и это тронуло Чэнь Тая, который привык видеть в людях только хорошее, а на плохое не обращать внимания, надеясь, что добро в итоге победит зло в человеческом сердце. Он сделал, как было сказано, и вскоре уплетал маньтоу, сидя у костра с новым другом.

Между юношами сразу завязалась дружба. С Цин Фэном было легко и приятно общаться, он за словом в карман не лез и мог поддержать любую бытовую тему. Его фениксовые глаза красиво блестели, и в целом он обладал такой притягательной внешностью, которая располагает к себе и порой даже завораживает. Однако Чэнь Тай замечал, что что-то под этой непринужденностью гложет юношу, точно нерассказанная трагедия, тревожащая его душу как старая рана.

Чэнь Тай узнал, что юноша путешествовал в поисках заработка и умел практически все – управлять лошадьми, ковать оружие, стрелять из лука, фехтовать, вычислять сложные примеры в голове, владел обширными познаниями в строительстве, военном деле, виноделии, архитектуре, поэзии, и только одна вещь была его огромной слабостью.

– Я не умею читать, – сказал он будто в шутку, пожимая плечами.

– Этого не может быть! Ты знаешь так много, но откуда же ты все это узнал, если не из книг? – удивлялся Чэнь Тай.

– У меня прекрасная память, и стоит мне услышать один раз, как я запоминаю. В поисках знаний я общался со множеством людей – мастеров своего дела. Читать для этого не так уж и обязательно. Вот только когда надо прочитать письмо или объявление на доске, мне приходится неловко.

– Ты так молод, – произнес Чэнь Тай, поглощенный его рассказами о путешествиях. – Сколько же тебе лет?

Цин Фэн ответил, будто сомневаясь:

– Лет двадцать или двадцать пять.

По его интонации Чэнь Тай заподозрил, что юноша придумал это на ходу. Не может же оказаться, что ему за тысячу лет, а назвал он только возраст, на который выглядит?

– Ты не знаешь своего точного возраста?

– Я не знаю, когда у меня день рождения. Поэтому никогда не считал, – улыбнулся Цин Фэн и перевел тему: – Ты держал путь обратно на гору Синшань?

Чэнь Тай энергично кивнул, и Цин Фэн стал собираться в путь.

– Я провожу тебя. Нет, не пытайся меня отговорить. Вот я уйду по своим делам, а ты столкнешься с тигром и что будешь делать?

Чэнь Тай так и не смог убедить его в своей компетентности и вскоре сдался, благодарно приняв помощь.

Дорога через лес занимала несколько дней, если не ехать на коне. Чэнь Тай чувствовал себя по-настоящему счастливым, как за каменной стеной, следуя за своим спутником. Они болтали на разные темы по дороге и наслаждались непринужденной компанией друг друга. Иногда Цин Фэн, не прекращая слушать страстные проповеди Чэнь Тая, доставал лук и стрелу и целился в птиц на ветках и кроликов в траве, отчего Чэнь Таю приходилось закрывать себе глаза.

Чэнь Тай привязался к новому другу и однажды вечером, сидя у костра и глядя на то, как Цин Фэн натирает меч, сказал с печалью в голосе:

– Когда мы расстанемся, куда ты отправишься?

Цин Фэн ответил легко:

– Куда ветер понесет. Я как бездомное облако, путешествую по миру без пристанища.

Чэнь Тай набрался смелости и предложил:

– А хотел бы ты погостить у меня на горе? Я очень благодарен тебе и хочу отплатить. Подыскать тебе работу у нас в храме будет несложно, ведь ты так много умеешь. А я могу научить тебя читать.

Цин Фэн замер, затем посмотрел на него с красивой улыбкой и быстро согласился.

– Я с удовольствием поучусь у тебя какое-то время. Может, ты научишь меня, как творить добродетель.

– Ты уже очень добродетельный человек, – заулыбался довольный Чэнь Тай.

Однако лицо Цин Фэна слегка потемнело, и его улыбка растворилась. Он перевел взгляд на огонь и спустя какое-то время молчания тихо рассказал:

– Это неправильное суждение, друг мой. Хоть я и сделал много полезного, тяжелые грехи лежат на моей совести, и кровь невинных людей не сойдет с моих рук, сколько бы я их ни мыл. – Он вздохнул и помолчал еще какое-то время, потерянный в воспоминаниях, а затем тихо продолжил: – Совсем юным я попал в отряд наемных убийц и провел много лет в сражениях за правителя не моей страны. Я подчинялся приказам и убивал всех, кого мне велели. Иногда это был один чиновник, а иногда целый клан или даже деревня. Я не жалел никого, потому что так требовалось. Это продолжалось до того момента, когда я больше не мог выносить эту жизнь, обагренную кровью. Пару лет назад я инсценировал свою смерть и исчез из того мира, чтобы найти что-то, к чему бы лежало мое сердце. Но ночами меня переполняют страх и раскаяние перед теми, кого я лишил жизни, неизвестно ради чего и почему.

Чэнь Тай замер, ошарашенный печальным признанием. Он посидел какое-то время в тишине, глядя то на огонь, то на изящный профиль друга.

Цин Фэн, ощущая тяжесть его молчания, горько усмехнулся и сказал:

– Я понимаю, что теперь ты не захочешь водиться с таким человеком. Запачкать кровью с моих рук твои белоснежные одежды было бы непростительно. Но позволять тебе жить обманом, выдавая себя за того, кем я не являюсь, было бы чересчур жестоко.

В конце концов, все обдумав и совладав с эмоциями, Чэнь Тай произнес спокойно:

– Это совсем не так. Я хочу, очень хочу тебе помочь, мой друг. Твоя жизнь была поистине тяжелой, и мне понятна твоя печаль. Но терзание ума не сотрет злодеяний с твоих рук, а только покалечит душу. Покаяние – это прежде всего оставление прошлого и печали о нем. А если хочешь искупить вину, то совершай добро в противовес былому злу. Будет тяжело оставить тревожные воспоминания, но изучение путей духовного совершенствования поможет тебе в этом.

Цин Фэн глубоко вздохнул и повернулся к нему. Его фениксовые глаза излучали свет.

– Твои слова звучат так обнадеживающе. Я счастлив, что встретил тебя. Еще бы ты научил меня правильно мыслить.

Чэнь Тай улыбнулся ему:

– Клянусь, я буду хорошим учителем.

После этого печального разговора они легли отдыхать, а на следующий день уже достигли подножия горы Синшань.

– Учитель, – произнес Цин Фэн задумчиво, когда они поднимались по извилистой тропе в гору. С того утра он стал обращаться к Чэнь Таю исключительно так. – Я думал над этим всю ночь, и у меня возник вопрос. Значит ли то, что я пошел по пути искупления, что теперь мне нельзя есть мясо?

Чэнь Тай посмеялся над таким наивным вопросом, озвученным так серьезно.

– Все зависит от того, насколько ты хочешь очистить свою душу. Если это тяжело для тебя, ты можешь отказываться от мяса постепенно, скажем, сократить его прием до одного-двух раз в неделю.

– Два раза в неделю? – удрученно повторил Цин Фэн. – Это… действительно сложно. Но я постараюсь.

Вдруг кусты неподалеку зашевелились, и на тропу выполз большой рыжий лис. Вид у него был полумертвый, он сильно хромал на переднюю лапу. Увидев юношей, лис замер и встревожился, но в итоге не убежал, а, наоборот, пополз ближе, словно молил о помощи.

Цин Фэн опустился перед ним на корточки и поднял на руки.

– Учитель, смотри, кажется, ему сильно от кого-то досталось. Хвост весь ободран, ухо прокушено.

Чэнь Тай, проникшись состраданием к бедному лису, погладил мягкую шерстку. Лис, казалось, расплакался на руках Цин Фэна от радости, что кто-то наконец пожалел его. – Мы заберем его в монастырь и там будем лечить.

К полудню они наконец достигли ворот Храма Лазурного Дракона – Покровителя Востока.

Часть 4 Яркая луна (II)

На территории монастыря росли персиковые деревья, которыми любовались все послушники и старейшины. Как раз была ранняя весна, и сад превратился в сплошное розовое облако. Чэнь Тай, оповестив старейшин о новом ученике, первым делом показал ему сад.

– Когда я уходил, персики еще не зацвели, – с восхищением произнес он, разглядывая нежные розовые цветы. – Я думаю, ты мог бы заботиться о саде. Насколько я понял, ты опытен и в садоводстве.

Цин Фэн кивнул и улыбнулся:

– Когда-то я работал в персиковом саду. Заботиться о нем не будет проблемой. Спасибо, учитель.

Чэнь Тай умиротворенно вздохнул, счастливый, и они прогулялись в глубь сада. Лис все еще лежал на теплых руках Цин Фэна и вскоре задремал, сморенный нежным персиковым ароматом, только его рыжий хвост покачивался в такт шагам юноши.

Под раскидистыми деревьями обнаружилась небольшая беседка, предназначенная для созерцания и размышления, и молодая ученица сидела там одна за вышиванием. Стоило юношам приблизиться, как она оторвала взгляд от полотна и ее лицо озарилось светом.

– Старший брат вернулся! – воскликнула она и выбежала из беседки навстречу. Ей было около семнадцати лет, и она была настоящей красавицей, с бледным овальным лицом и яркими глазами. Ее скромную прическу украшала веточка персикового дерева с розовыми цветами.

Чэнь Тай неловко заулыбался, когда младшая сестра накинулась на него с объятиями.

– А-Лань, негоже так кидаться на мужчин, – сказал он, смеясь.

– Ты не мужчина, а мой братец, – ответила девушка и отстранилась. Тогда ее взгляд упал на Цин Фэна, неловко стоящего в стороне, поглаживающего дрыхнущего лиса по макушке. – Кто это с тобой?

Чэнь Тай пересказал ей все, что с ним приключилось, а девушка слушала и периодически бросала смущенно-заинтересованные взгляды на юношу в черном.

– Бедный лисенок, – произнесла Чэнь Лань, когда Чэнь Тай завершил рассказ. – Он, наверно, натерпелся бед. Можно его погладить?

Она подошла совсем близко к Цин Фэну и нежно потрепала лиса по макушке. Лис довольно дернул ушами.

– Молодая жрица может позаботиться о нем, – сказал Цин Фэн с улыбкой и просто передал лиса в руки Чэнь Лань. – Ваши нежные пальцы ему сделают приятнее, нежели мои, покрытые мозолями.

Чэнь Тай при виде их милого переглядывания почувствовал, что ему нужно вмешаться, и умудрился вклиниться между юношей и девушкой, загородив Цин Фэна своим телом.

– Какая славная идея, мой друг, – сказал он. – А-Лань изучает лекарственные травы у своей наставницы и точно позаботится о нем лучше нас.

– Хорошо, – с радостью ответила Чэнь Лань. – Приходите ко мне почаще, поглядеть на него. Ты же останешься в монастыре и не будешь больше так надолго уходить?

Чэнь Тай засмеялся и пообещал в ближайшее время никуда не собираться.

Целую весну Чэнь Тай провел никуда не выходя. Цин Фэн занимался персиковым садом за скромное жалованье и крышу над головой, а в остальное время они вдвоем изучали путь добродетели по древним книгам. Чэнь Тай терпеливо объяснял неграмотному юноше все сложные места, но читать он так и не мог научиться.

– Все черточки переставляются, не могу запомнить ни одного слова, – пожимал плечами Цин Фэн. Чэнь Тай утешал его и принимался читать вслух.

Цин Фэн слушал и всегда хвалил его: «Голос у тебя такой чистый и звонкий, учитель, и слушать такое чтение одно удовольствие».

Чэнь Тай, не привыкший к похвале, краснел и отнекивался. Вскоре он убедил себя в том, что заигрывать с людьми было просто манерой общения юноши, однако эти слова не могли перестать его волновать.

Лис вскоре пошел на поправку и уже бегал по двору, однако когда его решили выпустить на волю, принялся скулить и царапаться, точно не хотел уходить, а когда его насильно посадили на землю за пределами монастыря, он и вовсе расплакался как человек. Пришлось сердобольному Чэнь Таю забрать его в монастырь насовсем, как питомца. Лис стал жить с Чэнь Лань и был этим очень доволен.

Жрецы относились к новому работнику ордена с благоприятным равнодушием, но был один старший адепт, некогда соученик Чэнь Тая по имени Янь Сяо, который в присутствии Цин Фэна чувствовал себя неловко. Янь Сяо был очень набожным и суеверным человеком и неоднократно говорил, что может чувствовать надвигающуюся беду.

Однажды он поймал Чэнь Тая, когда тот был один в библиотеке, и серьезно сказал:

– Брат, юноша, которого ты приютил… мне не по себе от него. От него исходит запах смерти!

Его голос звучал приглушенно, а глаза горели тревогой. Чэнь Тай, видя беспокойство товарища и зная кровавую историю Цин Фэна, положил руку на плечо Янь Сяо и произнес:

– Брат, ты слишком мнителен. Цин Фэн многое пережил, он прошел войну, и даже если ему приходилось убивать людей, это не значит, что он делал это ради своего удовольствия. Он пришел в наш монастырь, чтобы обрести спокойствие и гармонию. Пожалуйста, прими его и наставляй на путь искупления, как это делаю я. Сейчас от него не исходит иного запаха, кроме аромата персиковых цветов.

Янь Сяо затряс головой:

– Ты не понимаешь, брат. Этот человек… мне кажется, он не человек вовсе, а то, что мы видим, – это лишь красивая обертка, внутри которой прячется страшное, черное зло!

– Но чем же он вызвал у тебя такую неприязнь, Янь Сяо? – ужаснулся Чэнь Тай.

Янь Сяо прошептал:

– Я чувствую в нем энергию инь. Он демон во плоти!

Чэнь Тай отшатнулся.

– Не надо так говорить, брат, это необоснованное, гнусное оскорбление! Чем он заслужил подобные слова в свой адрес?

Янь Сяо ответил сбито:

– Я не знаю. Я не могу это объяснить, я просто чувствую, что этот человек или… нечто, чем он является внутри, принесет беду ордену. Ты должен прогнать его, Чэнь Тай, или мы все поплатимся.

Чэнь Тай был обескуражен и тут же разозлился:

– Я не могу поверить, что слышу от тебя эти слова!

– Я докажу тебе, что я прав, брат, – решительно закончил Янь Сяо и быстрым шагом удалился.

Несколько дней Чэнь Тай его не видел и старался не беспокоиться понапрасну. Он проводил эти дни в молитве или составлял компанию Цин Фэну в персиковом саду. Сколько бы он на него ни смотрел, натура юноши казалась ему самой что ни на есть человеческой.

«Разве демон может прикасаться к цветам столь нежно?» – спрашивал он себя.

Янь Сяо не сидел сложа руки, и Чэнь Тай стал видеть его в компании других жрецов, которые, как только Чэнь Тай оказывался рядом, подозрительно замолкали и отводили взгляды в сторону. Чэнь Тай негодовал от такого несправедливого отношения к себе и своему другу, но старался не разжигать ссор.

Ссора вспыхнула сама собой, когда однажды в персиковый сад вошел старейшина Лянбао в сопровождении Янь Сяо и других жрецов. Старейшина Лянбао был единственным членом ордена, которому дозволялось носить меч, так как он отвечал за наказания и, следовательно, казни. Чэнь Тай не помнил, чтобы старейшина хоть раз вынимал свой меч из ножен, но тот всегда красовался у него на поясе в качестве напоминания.

Старейшина поздоровался с Чэнь Таем и его другом, и те отвесили поклоны. Старейшина был худощавым и не очень высоким мужчиной, его лицо было вечно сердитым и хмурым, в отличие от одухотворенного и благодатного лица магистра Сина, главы ордена Тяньюань.

Старейшина оглядел Цин Фэна с ног до головы и четко выговорил:

– Значит, это тот самый юноша, обладающий обширными познаниями в военном деле и кузнечном ремесле?

Цин Фэн вежливо улыбнулся и произнес:

– Господин старейшина преувеличивает мои скромные знания. Я выучился кое-чему в юности, но отнюдь не могу назвать себя мастером.

– Не стоит скромничать, молодой человек, – усмехнулся старейшина Лянбао и спокойно достал меч из ножен. Чэнь Тай так испугался, что тут же заступился за друга и закрыл его собой. Старейшина смерил его удивленным взглядом. – Что с тобой, Чэнь Тай? Я хотел предложить твоему другу посмотреть на мой меч и сказать, не нужно ли его улучшить. Кузница так далеко отсюда, а я не люблю выходить из дома понапрасну.

Чэнь Тай чувствовал напряжение в воздухе. С десяток пар глаз уставились на него, точно он заступался за преступника, которого уже признали виновным и приговорили к наказанию. Он думал, что не сдвинется с места, даже если его проткнут этим мечом, но вдруг на его плечо легла теплая рука. Цин Фэн вежливо улыбался и вышел вперед.

– С удовольствием, господин старейшина. Давайте посмотрим, что с вашим мечом.

На секунду Чэнь Таю показалось, будто земля под шагами Цин Фэна дрогнула, точно произошло небольшое землетрясение, которое продлилось всего секунду. Он скользнул взглядом по лицам жрецов – все глядели не мигая на Цин Фэна из-за спины старейшины.

Цин Фэн посмотрел на меч, задумчиво обхватив рукой подбородок, и сказал:

– Ваш меч в прекрасном состоянии, господин старейшина. Невооруженным взглядом видно, что его полируют чуть ли не каждый день, он сияет так, что в нем можно видеть свое отражение. Ведь это не простой меч, я прав? Лезвие изготовлено не из какого-то там железа, а из шенсиньского, лучшего железа, обладающего магическими свойствами. Если меч почувствует присутствие демонов, его лезвие загорится алым, словно он обагрен кровью. Я прав?

– Совершенно верно, юноша, – отчеканил старейшина.

Прежде чем он успел что-то добавить, Цин Фэн произнес:

– Могу ли я взвесить его в руке?

Жрецы стали переглядываться, словно что-то пошло не по плану. Старейшина подумал немного, сдвинув брови, и сказал, протягивая юноше меч:

– Безусловно.

Едва меч оказался в руке Цин Фэна, лезвие стало стремительно краснеть, но юноша не обратил на это никакого внимания. Он взмахнул мечом, распугав жрецов так, что те отскочили на несколько чжанов прочь от него, и спокойно посмотрелся в зеркальное лезвие.

– Действительно, великолепный меч, – произнес он и перевел взгляд на заледеневшего старейшину. – Должно быть, вы им очень гордитесь и дорожите.

– Демон! – закричал Янь Сяо. – Я говорил! Чэнь Тай, я говорил, он демон в человеческой шкуре! Он наверняка сожрал душу этого юноши и взял себе его тело!

Чэнь Тай ошарашенно смотрел на красное лезвие, а затем вперился в затылок Цин Фэна. Цин Фэн помолчал какое-то время, разглядывая меч, а потом сказал:

– Это правда, что я демон. Я надеялся не выдавать своей сущности, чтобы не развести хаос в обители гармонии. Но раз уж вы пришли лично выяснить это, используя такой оригинальный план, скрываться мне бесполезно. Вот только я не хочу, чтобы вы заблуждались. Пожирают души и человеческую плоть только новорожденные демоны, обратившиеся из тела мертвого человека, обремененного великой печалью или яростью, чью душу не смогли утешить боги смерти. Я же демон высшей ступени, я не жру души, как вы выразились. Более того, благодаря наставлению учителя я отказался даже от мяса животных, чтобы достичь просветления.

Старейшина стоял не шевелясь.

– Что ты хочешь от нас, демон? – прокаркал он.

– Я ничего от вас не хочу, – улыбнулся Цин Фэн, оборачиваясь к Чэнь Таю. – Я прохожу испытание жизни и смерти уже около двадцати лет. Мне было интересно, смогу ли я научиться чему-то у людей, что может помочь моему царству процветать.

Чэнь Тай был поражен – он бы никогда не догадался о сущности своего друга, но больше его удивляло то, как его собратья провернули такой подлый трюк с мечом старейшины. Ведь если бы Цин Фэн не взял его сам, они бы точно заставили его прикоснуться к нему насильно в надежде застать его врасплох! Если бы Цин Фэн не разгадал их план и не повернул его в другое русло, драки бы было не избежать!

– Чэнь Тай любезно пригласил меня поработать в саду при храме, и я не мог не согласиться, – продолжал Цин Фэн спокойно и вздохнул: – Но если вы мне столь не рады, я покину гору и отправлюсь в другое место…

Чэнь Тай тут же заступился за него и шагнул вперед.

– Учитель, – обратился он к старейшине, – Цин Фэн никому не причинил вреда за все время, что провел с нами. Я обучаю его пути просветления, и он делает огромные успехи. Будь он демон или человек, мы не можем отказать в помощи нуждающемуся в духовном наставлении. Скажите, доставил ли он хоть кому-нибудь малейшее неудобство?

Жрецы переглянулись, и один человек робко сказал:

– Он починил мою корзину…

Другой ему поддакнул:

– А мне помог разобраться в кладовке. Теперь там так чисто и все лежит на своих местах.

Янь Сяо направил на них яростный взгляд.

– Что вы говорите, глупцы? Он принесет несчастье! Он погубит нас, помяните мое слово.

– Янь Сяо, но ты погляди, как похорошел сад благодаря его работе! – восхитился совсем юный ученик.

Цин Фэн усмехнулся и протянул старейшине меч обратно. Старейшина Лянбао подрагивал от негодования.

– Похоже, я приношу гораздо больше пользы, чем вреда, – произнес Цин Фэн, глядя на Чэнь Тая. – Прошу прощения за то, что не сказал всей правды, учитель.

– У тебя были причины, я понимаю, – улыбнулся Чэнь Тай. Он поклонился старейшине и сказал: – Учитель, позвольте Цин Фэну остаться и дальше приносить пользу ордену. Клянусь, если он будет поступать неправильно, я без промедления попрошу его покинуть гору, несмотря на то что он мой друг.

– Демон и друг… хмф, – фыркнул упертый старейшина. – Что из этого получится, я плохо представляю. Я доложу об этом магистру Сину, и пусть он решает.

Чуть позже Чэнь Тай явился в кабинет магистра Сина, своего учителя, который подобрал его с сестрой на улице, когда они остались сиротами. Магистр Син стоял возле стола и вертел крупный агатовый перстень на большом пальце. На его лице было умиротворенное выражение.

– Так, значит, ты подружился с демоном? – сказал он вместо приветствия. – Что ж, этого правила не запрещают, я не вправе наказывать тебя. Он может остаться.

Чэнь Тай благодарно поклонился. Он с детства благоговел перед этим человеком и уважал его за честность и праведность больше, чем своего отца, если бы тот у него был.

Однако магистр Син пригрозил:

– Но будь осторожен, Чэнь Тай. Если он начнет совращать твою душу на грязные дела, сообщи мне незамедлительно. А если ты добровольно будешь пренебрегать правилами, поддавшись искушению демона, я не пощажу даже тебя. Правила едины для всех.

– Этого не случится, учитель, – пообещал Чэнь Тай. – Я не допущу морального разложения.

На этом он удалился из кабинета.

Больше Чэнь Тай не разговаривал с Цин Фэном о его демонической сущности. Его не интересовало это, ведь их дружба основывалась на родстве душ и обмене человеческим опытом – Цин Фэн рассказывал только о своих приключениях в теле человека, а про царство демонов не говорил, если его не спрашивали напрямую. Чэнь Тай не спрашивал.

– Демон или не демон, он прежде всего мой друг и мой ученик, – так говорил Чэнь Тай.

Все вернулось в прежнее русло, за исключением того, что в сторону Чэнь Тая теперь сыпалось много косых взглядов жрецов, и того, что с ним практически никто больше не общался.

* * *

Персики отцвели, и пришла пора собирать плоды – у Цин Фэна было много работы. Чэнь Тай занимался своими обязанностями старшего адепта и не мешал ему, но однажды все-таки решил проведать его в саду. Там, к своей неожиданности, он увидел Чэнь Лань, болтающую с Цин Фэном, который собирал персики, о насущной ерунде. Девушка принарядилась, надела свои лучшие украшения и стала выглядеть как настоящая невеста на выданье. Чэнь Тай почувствовал странный укол в груди, точно знал, что между ними что-то завязалось, его лицо залилось жаром. От этого ему стало не по себе. Не то от беспокойства о сестре, не то по другой необъяснимой причине.

Весь день он проходил сам не свой, не в силах выкинуть эту сцену в саду из головы.

Через несколько дней, когда его чувства прояснились, он решился задать Цин Фэну вопрос, тревожащий его до потери сна:

– Друг мой, тебе нравится А-Лань?

Цин Фэн помедлил с ответом, отчего Чэнь Тай решил, что ему неловко признаться в своих чувствах перед братом возлюбленной, и поспешил успокоить его:

– В душе я знал, что этот день когда-нибудь настанет… А-Лань уже взрослая, и это разумно, что между вами могли вспыхнуть чувства. Ты хороший человек, я вижу это в твоих действиях и мыслях. Я… дам согласие на ваш брак. Только пообещай мне, что будешь хорошо заботиться о ней, ведь она моя единственная родственница. Ты же… будучи в обличье человека, можешь жениться на человеке?

Цин Фэн перебил его хмуро:

– Это вовсе не так! Прошу, не обижайся, но у меня нет чувств к твоей сестре. Она прекрасная молодая дева, достойная лучшего из мужей, коим я не являюсь. Мои чувства к ней скорее братские, точно она и моя сестра тоже. Я составляю ей компанию в саду, потому что грубо отослать ее прочь не смею.

Чэнь Тай замер, и словно гора с его плеч свалилась. Он рассмеялся:

– Ах, вот оно как! А я надумал себе бог весть что!

Цин Фэн дернул губами, вернув себе непринужденный вид, и сказал загадочно:

– К тому же мое сердце уже занято другим человеком.

Чэнь Тай ужасно смутился – он совсем не привык говорить о таких вещах, поклявшись хранить целомудрие до смерти.

– Ты все же в кого-то влюблен?.. Могу я полюбопытствовать, в кого?

Цин Фэн тряхнул головой с лукавой улыбкой:

– Боюсь, время признания еще не настало. Я скажу тебе позже.

Чэнь Тай больше не заводил разговора на эту щепетильную тему, и юноши продолжали общаться как прежде.

Их дружба стала действительно крепка и гармонична. Иногда они спускались с горы вместе и посещали ближайшие поселки, чтобы помочь людям, выполняли поручения ордена, подбирали заблудших сирот и покупали много бумаги, чтобы растратить все деньги. Цин Фэн упрашивал Чэнь Тая «пожертвовать немного денег на развитие виноделия страны», и Чэнь Тай, прочитав ему проповедь, в итоге покупал кувшин вина, но сам не пил. В такие спокойные вечера, нагруженные бумагой, они садились у обрыва, созерцая, как сгущаются сумерки и выходит луна над побережьем Страны Сяо.

В одну из таких ночей Цин Фэн прочел стихи:

Сердце Чэнь Тая затрепетало в волнении от красоты простых строчек, откликнувшихся в нем знакомым теплом.

– Кто написал эти стихи? – спросил он, восхищенный.

Цин Фэн, не отрывая взгляда от черного небосвода, произнес:

– Я. Много-много лет назад.

Чэнь Тай спросил:

– Может ли быть, что они посвящены твоей тайной возлюбленной?

– Очень может быть, – лукаво ответил Цин Фэн. – Имя «яркая луна» весьма подходит ей. Ее белые одежды на фоне ночной черноты так похожи на луну.

Чэнь Тай помолчал какое-то время, пораженный откровением, а затем неловко засмеялся:

– Надо же, одежды жрецов тоже белые. Можно было бы подумать, что твоя избранница живет в нашем монастыре.

Цин Фэн мотнул головой, довольно сощурившись.

– К сожалению или к счастью, к ордену Тяньюань этот человек еще не имел отношения.

Часть 4 Яркая луна (III)

Напряжение и обидные выпады со стороны других жрецов заставляли Чэнь Тая чувствовать себя неловко и ощущать себя изгоем. Он часто не мог заснуть, накручивая себя по множеству причин, и даже начинал сомневаться в том, что действительно праведен, поэтому бессонные ночи посвящал изучению буддийского пути в надежде избавиться от душевных мучений. Однажды он все же сумел заснуть ненадолго, но внезапно среди ночи его кто-то разбудил.

– Хэ-сюн! – шепотом говорил какой-то мужчина у него над головой. – Хэ-сюн, это я, Вэй Хуаи, проснись!

Чэнь Тай разлепил веки и испугался – над ним возвышался юноша с лисьими ушами на макушке, опираясь всеми конечностями на кровать. Прядь его длинных волос свисала над лицом Чэнь Тая и щекотала ему нос.

– А-А-А-А!

Он заорал и столкнул незнакомца на пол. Вэй Хуаи рассеянно уселся на полу, потирая спину. Чэнь Тай ошеломленно пялился на то, как девять огромных хвостов плавно качаются за спиной юноши.

– Хэ-сюн, ты что, не узнал меня? – жалобно спросил Вэй Хуаи. – Попав сюда, я двадцать лет провел в теле лисы, пытаясь восстановить духовные силы, чтобы вновь стать человеком. Только этой ночью смог превратиться. Ох, мои хвосты! Я… не знаю, как их спрятать, я еще очень слаб. Возможно, я превращусь обратно в лису, когда истрачу все силы. Какая неприятность…

Он досадливо почесал голову, и его уши забавно дернулись.

– Дух лисы… – произнес Чэнь Тай ошеломленно. – Девятихвостый лис-оборотень…

Вэй Хуаи совсем раскис и стал бормотать себе под нос:

– Ты не помнишь меня… ах, наверно, ты попал в тело этого жреца, когда он был ребенком, а так как он слаб духовно, ты не можешь восстановить свою настоящую личность. Король Ши-то все помнит, а ты… Ах, все же больше всех досталось мне! Я оказался в своей первоначальной форме, так как потерял все силы, ой, как тяжело мне жилось, меня кто только не драл, от кого только я не убегал, бедный я…

– О чем ты говоришь, дух лисы? – спросил Чэнь Тай, не в силах разобрать его бормотания.

– Да ни о чем, братец, ни о чем важном, – поспешил ответить Вэй Хуаи. – Фамилия моя – Вэй, зовут Хуаи, я дух лисы, о котором твоя младшая сестра заботилась. Послушай меня, есть кое-что важное, что я должен рассказать тебе.

Чэнь Тай сел на кровати, и лис плюхнулся рядом.

– Две важные вещи, – уточнил Вэй Хуаи. – Во-первых, твоя сестра серьезно помешалась на короле… то есть на твоем друге Цин Фэне. Мне страшно жить с ней в одной комнате… Она постоянно говорит о нем со мной, поет мне песни и танцует, будто этот скромный ободранный лис – Цин Фэн! Она даже… – Он наклонился вперед и прошептал: – Целует меня в морду, воображая, что я – это он! О, несчастье! Будь я человеком, я был бы рад компании столь прекрасной девы, но я же до сих пор был блохастым животным! Но не обо мне речь, а о ней! Как ее домашний питомец, я был вынужден сопровождать ее везде, и, к моему ужасу, она постоянно следила за вами двумя, буквально ходила по пятам и подглядывала-подслушивала.

Чэнь Тай сидел не шевелясь в неверии. Его сестра… он бы никогда не подумал, что его невинная сестра способна на такое отчаянное поведение.

Лис покачал головой и продолжил, вздыхая:

– Ах, она так одинока. Другие послушницы не дружат с ней, и потому она всегда одна. Вот только я у нее стал отдушиной. С тех пор как все узнали про то, что ее брат привел демона на гору, а она завела с ним дружбу, другие ученицы стали избегать ее как чумную.

Сердце Чэнь Тая похолодело.

– Она никогда не говорила мне… В последнее время мы редко видимся, точно она… тоже избегает меня.

Вэй Хуаи сочувственно опустил уши:

– Это все ревность… Она так одержима чувствами к Цин Фэну, что даже родной брат превратился для нее в угрозу. Ведь вы проводите столько времени вместе и его искренняя улыбка сияет только для тебя. В твоей компании этот молодой человек раскрывается и рассказывает тебе всю свою подноготную, в то время как с другими, особенно с твоей сестрой, он словно говорит из-за закрытых каменных ворот.

– Это не так, – удивленно возразил Чэнь Тай. – Цин Фэн дружелюбен и вежлив, он улыбается всем, кто так же относится к нему. Меня он посвящает в свои переживания, потому что я его духовный наставник.

Вэй Хуаи непонимающе наклонил голову вбок, точно Чэнь Тай не видел очевидного.

– А вторая вещь? Что еще ты хотел рассказать? – произнес Чэнь Тай, потрясенный до глубины души, чтобы сменить тему разговора.

– Ах, я чуть не забыл, ведь я перво-наперво хотел рассказать тебе вторую вещь, но отвлекся, – быстро сказал Вэй Хуаи. – Слушай! В твоем ордене происходят кошмарные вещи! Как-то раз я ночью улизнул из комнаты твоей сестры и решил прогуляться. Меня подобрал какой-то старейшина с бородой. У него еще на пальце здоровый агатовый перстень был.

– Это был глава ордена, магистр Син, – ответил Чэнь Тай. Этот человек сохранился в его памяти как милосердный и праведный мудрец, подающий хороший пример всем мужчинам.

– Я знал, что он не последний человек, но не мог предположить, что сам глава ордена… – задумчиво произнес Вэй Хуаи. Его уши тревожно передернулись, а хвосты спутались. – В общем, он подобрал меня и какое-то время гладил в своем кабинете. Затем в кабинет пришел какой-то человек и передал ему стопку писем. Вроде ничего странного, правда? Но я мельком увидел печать Вороньего гнезда на верхнем письме. Ты знаешь, кто это? Это преступная группировка, похищающая людей, финансирующая банды разбойников и бордели, особенно те, где служат юноши. Откуда я это знаю, спросишь ты? Дело в том, что я служил их лидеру домашним питомцем несколько лет назад. Это было ужасно! Меня чуть не пустили на меховую накидку… Меня прошиб холодный пот, когда я вновь увидел этот герб на печати. Хорошо, что твой старейшина не заподозрил, что я не простая лиса, и мне удалось прочитать его письмо. Там говорилось о том, что лидер банды очень доволен сотрудничеством с орденом Тяньюань и поэтому прислал в подарок старейшине самые красивые цветы, какие ему удалось собрать. Также он жаловался на то, что новый префект нашего округа слишком строг и собирается жестко ловить всех правонарушителей и закрывать «особые цветочные дома». Он просил старейшину решить этот вопрос своим влиянием. Старейшина дочитал письмо, а затем спросил у вошедшего: «Где цветы?», а тот ответил: «Ожидают в зале для проповеди». Тогда старейшина кивнул и быстро написал такой ответ: «Понял, разберусь. Спасибо за цветы, еще не любовался, но доверяю вашему вкусу».

Чэнь Тай сидел белый как снег. Все внутри у него переворачивалось.

– Глава ордена… не мог покрывать преступников… тем более за какие-то цветы… – произнес он, с трудом выговаривая слова.

Лис положил руку на его плечо и сказал:

– Мой друг, это были не цветы… Слушай дальше. Старейшина отправил письмо и взял меня с собой в этот зал для проповеди. Там оказалась потайная дверь, и он вошел в нее как к себе домой. А внутри! Целый цветник! То есть множество красивых дев и юношей, ряженных в белые одежды, напудренных и накрашенных. Они были совсем юные и явно еще не вступили в лета. В комнате также уже сидели несколько старейшин и стояло много кувшинов с вином. Я сперва подумал, что они и правда будут читать проповедь или что-то в этом роде, но, к моему ужасу, старейшины стали распивать вино, а юноши и девы сидели у них на коленях и давали себя трогать и целовать. Все быстро напились, и на моих глазах развернулась настоящая оргия! Я хотел провалиться под землю, какой же стыд я испытал! Я не мог там долго находиться и хотел сбежать, но двери были наглухо заперты. Я не мог забиться мордой в угол и зажать себе уши, ведь тогда бы они поняли, что я разумен и праведен… Мне пришлось притвориться спящим, но я слышал каждое пошлое слово и каждый развратный стон…

Чэнь Тай сидел несколько минут в молчании, бледный как снег, закрыв лицо руками.

– Я не верю в это… Ты все это придумал. Мне все это снится.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я говорю чистую правду, – сострадательно сказал Вэй Хуаи, пытаясь его поддержать. – Это и многие другие письма еще хранятся у старейшины в кабинете в ящике с двойным дном. Нужно быть настоящим дураком, чтобы хранить такие вещи, но я клянусь, он положил их туда. И комнату эту попробуй найти – сам все поймешь.

– Зачем… ты мне это рассказал? – убито произнес Чэнь Тай.

Вэй Хуаи потерялся, точно не знал, как выразиться.

– Ну… я… – Но когда он почти произнес слово, раздался хлопок, и на месте юноши оказалась дрыхнущая на постели лиса. Вэй Хуаи истратил все накопленные за двадцать лет силы и снова обрел первоначальную форму.

Чэнь Тай просидел на кровати не шевелясь до рассвета. Утром он исполнял свои обязанности как ходячий мертвец и в какой-то момент решил, что Вэй Хуаи и вовсе ему привиделся из-за недостатка сна.

Так наступил первый день осени.

Какое-то время Чэнь Тай пытался забыть странный сон, упрямо веруя в чистоту сердца своих учителей, и вернулся к прежней жизни.

Однажды Цин Фэн пришел к нему в библиотеку заниматься изучением древних писаний и принес письмо.

– Я нашел его у себя в комнате, – сказал он приветливо. – Не мог бы ты прочитать его мне?

– Мне неловко читать чужие письма, – ответил Чэнь Тай, вертя его в руках.

– У меня нет секретов от тебя. Мне интересно знать, что там написано, и только тебе я могу позволить прочесть его.

Чэнь Тай снисходительно вздохнул, радуясь близости с другом, и развернул письмо.

Словно весенний ветер, который ласкает лепестки цветов персика, ты вошел в мое сердце тихо и нежно. Ты мое тайное желание, моя мечта, которой наконец суждено сбыться. Моя душа поет в твоем присутствии, и я хочу быть рядом с тобой, как звезда, сияющая рядом с твоей. Пусть эти слова станут ветром, который донесет до тебя мои чувства. Ты – мой выбор, моя единственная любовь.

– Какое ужасное письмо, – мрачно прокомментировал Цин Фэн. – Еще никогда мне не признавались в любви так слащаво. Надеюсь, не ты его написал?

– Не я, – выдавил из себя Чэнь Тай, не зная куда себя девать. Подпись внизу письма встревожила его до нервной тряски. – Это письмо написала моя сестра.

Воспоминания жуткого откровения Вэй Хуаи нахлынули на него. Если любовная одержимость его сестры оказалась правдой, будет ли правдой и другое?

Цин Фэн тяжело вздохнул:

– Похоже, надо разобраться во всем, пока не поздно.

Эти слова еще долго вертелись в голове Чэнь Тая, но его сердце ухнуло в пятки, когда он увидел главу ордена Сина в компании нескольких старейшин в саду. Они о чем-то тихо говорили и улыбались, а в их глазах сиял так презираемый Чэнь Таем огонек похоти. В одну секунду он решил, что все рассказанное Вэй Хуаи было жуткой, жестокой правдой.

Движимый одним желанием восстановить справедливость, отбившим у него все остальные чувства, он тайком пробрался в кабинет главы ордена. В столе действительно был ящик с двойным дном, и Чэнь Тай перебрал все содержимое. Его руки дрожали, а глаза бегали по строчкам писем.

– Коррупция… подкуп… разврат… – шептал он в неверии, разоблачая одно преступление старейшин за другим. Старейшины не только поддерживали Воронье гнездо, но и укрывали бежавших от закона людей под видом учеников. Они были в сговоре с бывшим префектом округа, который не только покрывал преступления, но и участвовал в отмывании денег. Глава ордена Син, приютивший Чэнь Тая и его сестру в детстве, называл настоящих жрецов в письмах лишь «прикрытием».

Внезапно возле двери послышались шаги, и в комнату вошел сам магистр Син. Чэнь Тай не успел скрыться и в оцепенении вытаращился на учителя, который моментально обнаружил письма на столе, и его взгляд заледенел.

– Что ты делал здесь, ученик?

Чэнь Тай почувствовал такой гнев, что не мог удержать свой язык за зубами и выпалил:

– Это вы должны ответить, что вы делаете? Все, что написано в этих письмах – правда? – Его голос дрогнул. – Как вы могли? Кто позволил вам так бессовестно врать моим братьям и сестрам? Просто «прикрытие»? Все проповеди, что вы читали, на самом деле ничего для вас не значат?

Ему казалось, будто ему в грудь воткнули нож. Его трясло, как от лихорадки.

Лицо магистра Сина стало каменным, в его глазах промелькнул убийственный огонек. Прежде чем Чэнь Тай успел произнести: «Я все расскажу», магистр уже плотно захлопнул дверь и крепко прижал ученика к стене, схватив за горло.

– Я знал, что рано или поздно ты доставишь мне проблем своей жаждой справедливости, – прошипел он над его ухом. Чэнь Тай не узнавал своего праведного учителя, который всегда говорил именно то, что он желал услышать, и его правильные речи воодушевляли юношу на совершенствование души. Капли холодного пота сползли по его шее. – Я не стану церемониться с тобой, мой ученик, оправдания в этом случае бесполезны. Теперь, когда ты знаешь, что я за человек, я не буду играть с тобой, как в детстве. У тебя есть выбор – или ты закрываешь свой рот, или же я закрою его тебе сам. Только не забывай, что при выборе второго варианта закроется еще и рот твоей сестрицы.

Он сквозь зубы прошептал по слогам:

– Ты же не хочешь этого, мой мальчик?

Его жаркое дыхание опалило ухо Чэнь Тая. Юноша содрогнулся всем телом, не в силах произнести ни слова. Магистр усмехнулся и наконец отпустил его горло. Выставив руку, он направил огненное заклятие на гору писем, и те вспыхнули моментально, оставив от доказательств лишь горстку пепла.

– Я думаю, ты достаточно умен, чтобы сделать правильный выбор, – произнес ледяным голосом магистр Син. Он вскоре покинул кабинет, оставив Чэнь Тая одного в полумраке.

Спустя какое-то время Чэнь Тай выбежал из кабинета, потому что почувствовал, что лопнет от негодования, если останется там. Тошнота подкатывала к его горлу, и мир перед его глазами вертелся каруселью. Храм Лазурного Дракона, символ праведности и добродетели, сиявший божественным золотом столько лет, оказался рассадником лжи и бесчестия. Золотое сияние статуи будды, которой гордился глава ордена, вмиг померкло в глазах Чэнь Тая.

– Все эти правила! Зачем они нужны, если никто не соблюдает их? – произнес он в отчаянии, глядя на вершину храма, смотрящую на него в ответ с высоты небожителей и равнодушно молчащую.

Не в силах больше находиться там, Чэнь Тай сбежал прочь со двора храма и пробродил бог весть сколько по горе, то плача от горя, то ломая ветки деревьев от праведного гнева.

К вечеру, опустошенный и потерявший всякий смысл своего существования, он забрался на утес, с которого часто наблюдал за луной. На краю утеса сидел Цин Фэн и пил вино в одиночестве.

Чэнь Тай подошел и уселся рядом, глядя вниз с обрыва, и Цин Фэн встревоженно сказал:

– На тебе лица нет! Неужто твоя сестра уже все рассказала и ты пришел избить меня?

Чэнь Тай ответил, потрясенный:

– Что ты говоришь? Что случилось?

– Не рассказала, значит. – Цин Фэн вздохнул. – Я не мог оставить ее письмо без ответа, поэтому пошел и прямо сказал ей, что не люблю ее и чтобы она перестала терять время, думая обо мне. На что она закатила скандал и сказала, что повесится. К сожалению, она выбрала себе не самого терпеливого мужчину, и я разозлился на нее и отослал к черту. Я думаю, она до сих пор плачет у себя в комнате.

Чэнь Тай перепугался до смерти и тут же поднялся.

– Как ты можешь быть таким бесчувственным? Я сейчас же пойду к ней.

Но Цин Фэн усадил его обратно, дернув за руку.

– Оставь ее, пусть наплачется, возненавидит меня и рано или поздно забудет. Ты разбаловал ее, вот она и выросла, не зная приличий.

Чэнь Тай замер, вмиг осознав всю бесполезность своей жизни, построенной на лживых догмах ордена преступников.

– Ты прав, – произнес он убито, тут же потеряв порыв возвращаться в орден. – Я совершил очень много ошибок.

– Что случилось, мой друг? – спросил Цин Фэн очень обеспокоенно.

Чэнь Тай не мог подобрать слова и не знал, как произнести вслух свои жуткие мысли.

– Я… Я не знаю, как об этом рассказать. – Он схватился за голову и спрятал лицо между коленей. – Я абсолютно потерян. Ничто больше не имеет смысла. Я не знаю, кому верить.

Цин Фэн похлопал его по плечу:

– Тебе надо выпить, друг мой. Тогда все встанет на свои места и на тебя снизойдет просветление.

Вино ароматно покачивалось в кувшине, протянутом юношей, и Чэнь Тай на секунду даже задумался о таком решении проблем. Пить алкоголь являлось нарушением строгих правил ордена, за которое полагалось страшное наказание, но в тот момент правила ордена утратили всякую значимость в сердце Чэнь Тая.

– Есть два верных лекарства для душевных травм, – сказал Цин Фэн, передав ему кувшин в руки. – Это время и вино. Первое – для долгосрочного лечения, а второе приносит временное облегчение. Тебя же что-то сильно ранило в душе, верно? Надеюсь, не мой скандал с твоей сестрой?

Что-то в сердце Чэнь Тая шевельнулось, словно толкая его на кривую дорожку, но в тот момент он был слишком раздавлен, чтобы сопротивляться. Нежный аромат вина щекотал ему ноздри. Оставив сомнения, он приложился к горлу и сделал несколько глотков. Вино обожгло ему горло, и, поморщившись, он сказал:

– Вкус вина не так плох, как я себе представлял. Теперь это будет пятном на моей карме.

Цин Фэн захохотал:

– Ты сделал так много добрых дел, разве будет заметна капелька чернил в бескрайнем море?

– Ты прав, друг мой, – отчаянно усмехнулся Чэнь Тай. – Этой ясной ночью я немного попорчу себе карму. Но только сегодня.

– Пей сколько душе угодно, – улыбался Цин Фэн, глядя в темнеющее осеннее небо. – Ночь длинная.

Под покровом ночи светила яркая луна, на краю обрыва веселились два друга, забывшись в вине. Чэнь Тай быстро опьянел и звонко смеялся над самыми пошлыми шутками, которые Цин Фэн выдавал с поразительной скоростью. Чэнь Тай, даже будучи пьяным в стельку, поражался, откуда в нем самом столько испорченности, если он всю жизнь боялся порока как огня.

– Почему это так смешно? – стирая слезы, спрашивал он.

– Правду говорят, что самая праведная скромница днем ночью вытворяет такое, что лучшей в мире куртизанке и на ум не придет, – заметил Цин Фэн, улыбаясь.

Чэнь Тай так и не понял, что эти слова были про него, и знатно похохотал.

Юноши сидели совсем близко, часто задевая друг друга плечами. Фениксовые глаза Цин Фэна излучали свет и спокойствие, в них горел огонь, притягивающий всех заблудших мотыльков на верную смерть. Чэнь Тай так засмотрелся в его глаза, что чуть не упал, и ему пришлось схватиться за плечи юноши.

– Я не могу поверить, что какое-то дешевое вино свалило тебя с нескольких глотков, – покачал головой Цин Фэн. Он придержал товарища за талию, чтобы тот сел нормально. – Это же даже не Дэтянь-духоу…

Увлеченные веселым разговором, они не заметили, как из-за густых ветвей за ними наблюдают полные ненависти глаза.

Часть 4 Яркая луна (IV)

Чэнь Тая разбудил холодный утренний ветер. Солнце еще только поднималось за плотными тучами. Он находился на краю обрыва, и при виде примятой травы и оставленного кувшина с вином воспоминания о прошлой ночи окатили его ледяной водой. Несколько минут он сидел не шевелясь, отходя от жуткого похмелья и потрясения. Затем его беспорядочные мысли соединились в единственное верное решение, которое он мог принять: «Нам надо бежать из монастыря».

Он завертел головой, но не нашел Цин Фэна нигде поблизости. Чэнь Тай неуклюже поднялся и поспешил вверх по горе к Храму Лазурного Дракона, чтобы отыскать друга и сестру. Он еще не представлял, как отреагирует Чэнь Лань на его внезапное решение сбежать с человеком, который разбил ей сердце, но одно он знал точно – он не оставит ее одну в змеином логове, которым оказался орден Тяньюань. Он все объяснит ей позже, когда они втроем будут далеко-далеко от горы Синшань.

Едва он достиг вершины горы, то поспешил к персиковому саду, но как только квадратная площадь перед храмом показалась перед ним, его сердце упало в пятки – перед храмом стояли старейшины ордена, их было четверо, рядом с ними стояла женщина, а вокруг столпились будто бы все ученики ордена в белых одеждах, их было больше сотни человек. Все они смотрели на прозрачный золотистый купол в центре площади, который поддерживали два старейшины своей духовной энергией, а в куполе был заперт…

– Цин Фэн! – закричал Чэнь Тай, и все присутствующие мигом его заметили. В глазах жрецов читалось непонимание и отвращение. Чэнь Тай вместо того, чтобы отступить, ринулся вперед, в нем воспылала ярость. – Отпустите его!

Женщина, стоявшая рядом со старейшинами, оказалась его сестрой, держащей на руках рыжего лиса. Ее красивое лицо из нежного и доброго стало холодным и бледным как снег, уголки ее глаз краснели от пролитых слез. Собравшиеся вокруг жрецы стали перешептываться, и Чэнь Тай похолодел. Они осуждали его. Магистр Син смотрел прямо на него с высоты последней ступеньки храма, а затем его голос раздался как гром под нависшими темными тучами:

– Ученики мои, сегодня двое из нас ступили на путь морального разрушения и предали догмы ордена Тяньюань. Мне больно оттого, что мой любимый ученик поддался искушению демона и, позабыв мои праведные уроки, обрек себя на вечные мучения.

Чэнь Тай заледенел, чувствуя, как внутри его органы меняются местами. Жуткая догадка озарила его как молния, и он умоляюще посмотрел на свою сестру в надежде найти опровержение своим мыслям. Но лед в глазах Чэнь Лань обжег его, и все ему стало ясно – это она проследила за ними прошлой ночью и, ведомая ненавистью к Цин Фэну, рожденной из неразделенной любви, обо всем рассказала.

Магистр Син получил быстрый и легкий способ избавиться от ненужного свидетеля его преступлений, не вызвав подозрений.

– Да состоится праведный суд! – крикнул старейшина Лянбао. В руке он уже держал обнаженный меч.

Желудок Чэнь Тая скрутило от ядовитой фальши, которой сочились слова магистра. Гнев зародился в его сердце, его кровь забурлила, и ничто уже не смогло удержать его язык. Растолкав жрецов, он пробрался к подножию ступеней и, столкнувшись с острием меча, направленного к его горлу, яростно крикнул:

– Кто дал вам, продажным развратникам, право вершить надо мной суд? Да, я нарушил правила один раз, но скажите мне, учитель, вы хотя бы раз их соблюдали? Все ваши слова были не более чем грязной ложью, вам наплевать на людей там, внизу, вы разводите на земле разврат, потакаете убийцам и ворам! – Он развернулся и громко обратился к жрецам, глядящим на него огромными глазами: – Братья! Нас все это время водили за нос, и вся наша община была не больше чем прикрытием для грязных дел этих жалких людей, которые зовут себя праведными старейшинами! Эти люди… они хуже демонов!

Жрецы смотрели на него с ужасом, не понимая, о чем он говорит. В его глазах горел праведный гнев, и он беспомощно искал хоть в одном лице поддержку, а находил только отторжение.

– Демон смутил разум Чэнь Тая! – словно гром, раздался голос магистра Сина. – Мой ученик в бреду, его душа повреждена гнилью демонической магии!

Холодный ветер пронесся по площади, в воздухе запахло смертью, и сердце Чэнь Тая сжалось.

– Это неправда! Я мыслю здраво, я видел своими глазами доказательства их преступлений!

– Брат! – воскликнул Янь Сяо, смотревший на юношу сострадательно. – Тебе не стоило приводить сюда демона! Я предупреждал тебя, что такое жалкое существо не сможет измениться, а только совратит тебя и тайком высосет из тебя душу! Ты никогда не слушал меня, и вот мои слова сбылись!

– Это неправда! – отчаянно вскрикнул Чэнь Тай. – Цин Фэн не стал бы…

– Я чувствую демоническую энергию! – каркнул старейшина Лянбао за его спиной. Чэнь Тай обернулся, и лезвие меча старейшины засветилось кроваво-красным. Земля затряслась под ногами, словно из центра площади доносились подземные толчки. Старейшины, удерживающие золотой купол, направили всю свою энергию на него. В глазах Цин Фэна горела ярость, он собирался разрушить купол.

– Нет, – прошептал Чэнь Тай. – Мы должны провести расследование! Вы не можете осудить меня прямо здесь и сейчас! Те, кого нужно судить, держат меч у моего горла!

– У тебя нет права судить учителей! – воскликнул Янь Сяо. – Ты нарушил правила и должен понести наказание!

– Наказание не поможет Чэнь Таю обрести душу, которую он уже потерял, – прогремел магистр Син. – Ученики мои, процесс разложения его души необратим, как гнилая конечность, часть ее уже отмерла, а другая продолжает разрушаться. Мы можем лишь остановить этот процесс, прекратив его страдания во имя спасения его души. Каждый из нас своей чистосердечной молитвой поможет ему переродиться в новом теле с чистой душой и искренним сердцем.

– Да свершится очищение! – крикнул старейшина Лянбао, и Чэнь Тай обернулся всего на секунду, прежде чем мир перед его глазами померк. Лезвие вонзилось в его грудь, пронзив сердце. Юноша даже не осознал, что произошло, он тут же умер. Взгляд его ясных глаз моментально померк.

Когда его бездыханное тело свалилось на землю, тут же прогремел гром и земля сотряслась от мощного толчка. Старейшины, удерживающие золотой купол, закричали, и в ту же секунду выброс убийственной энергии расшвырял их в стороны на десятки чжанов и золотой купол рассыпался как стеклянный.

Небо в одно мгновение почернело, и густой черный туман окутал Цин Фэна с ног до головы. Сотрясалась не только земля, но и небо от убийственного гнева потерявшего контроль демона. Жрецы закричали, не зная, куда бежать.

– Он привел беду на гору, – в страхе прошептал Янь Сяо, глядя на бездыханное тело Чэнь Тая. – Я говорил ему прогнать демона, и теперь все мы обречены на смерть из-за его сумасшедшей идеи воспитать из него человека!

Вдруг над храмом разразился смех, жуткий, громкий, режущий слух, словно звучащий прямо в голове каждого из жрецов. Каждый звук увеличивал давление в воздухе, разрывая сосуды в глазах людей.

– Как я мог быть таким идиотом! – прогремел страшный металлический голос. Это был уже не мелодичный голос Цин Фэна. То, что вышло из тумана, потеряло всякую схожесть с красивым юношей.

Лицо высокого мужчины в длинных черных одеяниях было скрыто ужасающей обсидиановой маской демона, искривленной в безумной улыбке, из ее лба торчали два острых рога. В руке он сжимал длинное копье с древком из черного железа и наконечником из кроваво-красного металла. Он ловко перекинул копье из одной руки в другую и взмахнул им, обводя жрецов острием.

– Поверил, что люди способны даровать моей расе искупление! Но вы безнадежные, жалкие создания, которые и вправду еще хуже нас! Только люди способны убить невиновного ради сокрытия своих гнусных преступлений! Мою ненависть к вам отныне не искоренить!

Он сделал шаг вперед и медленно двинулся на жрецов. Его сапоги оглушительно грохотали о камень площади, и от этого звука люди хватались за головы и клонились к земле. Кто мог, бежал по ступеням вверх и укрывался в храме, но от вездесущей энергии инь было некуда спрятаться.

– Еще имеете смелость использовать имя моего народа как нечто унизительное и низкое! – Демон был в ярости и ударил копьем по земле так, что толпа жрецов разлетелась перед ним в разные стороны. – Я провел двадцать лет в шкуре человека и видел только алчность, гордыню, жажду власти, жестокость, разврат и коррупцию в ваших сердцах. И все же я продолжал верить в то, что смогу найти что-то, ради чего стоит оставить вас существовать под куполом небес, раз уж боги создали вас зачем-то.

Он приблизился к бездыханному телу Чэнь Тая и опустился перед ним на колени. В пустых глазницах его маски собрались кровавые слезы и потекли по каменным щекам. Он осторожно прикоснулся к голове мертвого юноши, затем провел по его белой одежде, обагренной кровью, его кровавые слезы капали на белую ткань, и одежда юноши быстро стала целиком красной. Его металлический голос прижал жрецов к земле:

– Встретив его, я поверил в то, что люди достойны жизни! Одного его благородного существования было достаточно, чтобы я полюбил вашу расу! Но теперь мне понятна суть человечества – вам безразлична добродетель, вы несправедливы, вы пожертвуете светом, чтобы сохранить свои грязные дела в тени! Я не вижу смысла продолжать существовать рядом с вами!

Он поднялся на ноги, оставив юношу на земле, и взмахнул копьем:

– Я объявляю войну человечеству!

Магистр Син, придавленный к мраморному полу у входа в храм, простонал:

– Кто ты такой, черт возьми?

– Кто я такой? – поразился демон. – Вы говорите, что демоны грязны, а значит – враги, но даже не знаете в лицо вождя своих врагов? Жалкий развратник, перед тобой стоит Ай Люань, король племени демонов!

Жрецы, сумевшие укрыться в храме, стали закрывать массивные двери, но это только рассмешило Ай Люаня.

– Вы все обратитесь моими солдатами, прятаться напрасно!

Охваченный гневом, он вонзил древко копья в землю, расколов камень на множество трещин, и люди вокруг, не успевшие закрыться в храме, жутко закричали, корчась в адских мучениях. Демон смотрел на них с застывшей на маске гримасой и не испытывал ни малейшей жалости. Черный туман поглощал тела людей, превращая их в неузнаваемых существ, извивающихся как змеи и рычащих как тигры. Тьма окутала храм лишь на мгновение, а следом люди в белых одеждах поднялись. Их красные глаза горели демонической силой. Они потерянно огляделись и, увидев Ай Люаня перед собой, упали на колени и отбили три земных поклона. Среди них были и старейшины, и жрецы, но не было только Чэнь Лань, которая спряталась внутри храма.

– Да здравствует Государь-демон! – произнесли они в унисон. – Клянемся служить вашему величеству десять тысяч раз по десять тысяч лет!

Магия Ай Люаня превратила людей ордена Тяньюань в демонов, его верных подданных, поработив их души навсегда. В их руках появились демонические копья, и по велению Ай Люаня обращенные чудовища ровным строем отправились вниз с горы.

Спустя какое-то время Ай Люань остался один и вновь опустился рядом с Чэнь Таем. Он бережно вытащил меч из его груди, отбросил в сторону и снял с тела верхнюю мантию, ставшую полностью красной.

– Я устрою тебе должные похороны, как ты учил меня, – произнес он тихо, приподняв маску с лица. Его голос звучал по-человечески печально. – Твоя душа достойна переродиться в лучшего из лучших на земле. Даже если впоследствии мы столкнемся в битве врагами, я буду обязан тебе той же добротой, что показал мне ты.

Он отбил три земных поклона перед телом, чувствуя, как скорбь и ненависть смешиваются в одно смертоносное чувство, затмевающее разум.

После этого он поднялся, перекинул красную мантию через плечо, поправил маску и безжалостно поднялся по ступеням, заставляя землю содрогаться при каждом шаге. Остановившись перед тяжелыми дверями, запертыми изнутри на каменный засов, он прислонил руку:

– Я уже здесь.

Черная энергия собралась в его копье, охватив древко по спирали. Ай Люань взмахнул копьем и ударил точно по центру, где двери соприкасались друг с другом. Каменный засов разрушился, будто сделанный из песка, и двери распахнулись, сорвавшись с петель.

Внутри храма столпились оставшиеся двадцать жрецов, и Ай Люань в одно мгновение подчинил их своему проклятию. Они обратились в демонов, как и все остальные, и покинули храм строем.

– Но где же то, за чем я сюда пришел? – произнес Ай Люань, обводя взглядом просторное и темное помещение храма. Он снял с плеча красную мантию и бережно погладил ее. – Перестань прятаться, предательница, жалкая шлюха.

Вдруг из-за красного полога выскользнул лис, огромными глазами глядящий в пустоту. При виде жуткой черной маски лис замер как вкопанный и чуть не умер от страха. Ай Люань подошел и наклонился к нему, проведя рукой по шерсти, нежно, как гладил животное, будучи Цин Фэном.

– Тебе нечего бояться меня, красивое существо. Красивые существа не заслуживают проклятия.

Он оставил лиса, медленно прошел вперед и откинул красный полог, за которым сияла статуя будды, а возле нее, сжавшись от страха и прикусив язык, сидела Чэнь Лань. Увидев неминуемую смерть в пустых глазницах маски, девушка не могла издать ничего громче жалкого писка.

– Вот ты где, – произнес Ай Люань, и пламя свечей содрогнулось от его голоса. – Есть кто-то, кто заслуживает нечто похуже проклятия. Эта грязная сумасшедшая обрекла на смерть своего родного брата.

Он подошел ближе, а она поползла назад, но золотая статуя преградила ей дорогу. Ее спина впечаталась в камень, и она оказалась в ловушке. Ай Люань, сверкая красными глазами под маской, потянул ее за воротник платья. Девушка, немая от ужаса, повисла перед его лицом, скрытым за жуткой маской демона.

– Ты боишься меня? – усмехнулся Ай Люань. – Уже не любишь меня таким? Грязная шлюха недостойна видеть мое красивое лицо, только уродливую маску.

Чэнь Лань взвизгнула, когда он поднес острие копья к ее телу, раздался треск ткани, и девушка рухнула на пол, полностью обнаженная. Лоскутки ее белого платья остались в руке демона, но он тут же выкинул их за плечо. В его руках появилась красная мантия, которую он снял с Чэнь Тая, и он швырнул ее на девушку.

– Ты хотела быть моей невестой? Вот и получай свое свадебное платье.

Чэнь Лань, рыдая, вжалась в статую и принялась умолять, потеряв всякий рассудок:

– Пожалуйста, не надо!

– Одевайся! – прогремел Ай Люань, содрогаясь от гнева. Он не мог смотреть на нее, один ее вид вызывал у него отвращение.

Чэнь Лань судорожно запахнула на себе одежды покойного брата. Жуткая дыра, прорубленная острием меча, холодила кожу у нее на спине. Демон опустился на колени перед ней и прижал к статуе, нависая, как неминуемая смерть, которую он источал каждой клеткой своего тела. Он прижал ладонь к статуе рядом с ее головой, а другой прикоснулся к заколке из персиковой ветви, держащей прическу. Прежде чем девушка успела пискнуть, он уже выдернул заколку и швырнул ее в угол зала, а ее волосы рассыпались по спине.

– Нет! – пропищала Чэнь Лань, жмурясь и дрожа перед ним.

– Что нет? На тебе свадебное платье, давай, наслаждайся первой брачной ночью, ты же этого хотела! – рассмеялся Ай Люань и обхватил рукой ее челюсть. – В персиковом саду ты была согласна раздвинуть передо мной ноги, если бы я попросил, что же теперь ты зажимаешься? Сколько раз я просил тебя не приставать ко мне, но ты продолжала лезть и докучать мне своими фантазиями. Надо было трахнуть тебя уже давно, чтобы ты успокоилась.

Только ненависть и жажда мести порождали в нем возбуждение.

Она жалобно пищала и плакала, умоляя пощадить ее, но Ай Люань молча скинул верхние одежды и отбросил копье в сторону, чтобы девушка не смогла дотянуться. Затем он грубо схватил ее за волосы и швырнул на мраморный пол. Он поставил ее на четвереньки и задрал красную мантию, оголяя белые девственные бедра. Мольбы Чэнь Лань уже превратились в неразборчивые завывания, которые только сильнее заставляли его ненавидеть ее всем своим естеством.

Он вошел в нее резко и глубоко и, игнорируя ее полный отчаяния крик, стал безжалостно вколачиваться, разрывая девственную плоть на кровавые ошметки. Он хотел, чтобы это закончилось, еще больше, чем она, чтобы его неконтролируемая ярость наконец схлынула и терзающее душу напряжение вылилось куда-нибудь, но как бы сильно он ни старался, ее хрупкое тело и жалкие всхлипывания не приносили ему облегчения.

– Тебе нравится, дорогая невеста? – прошипел он, беспощадно хлестая ее бедра.

– Я ненавижу тебя! – закричала Чэнь Лань, вжимаясь лбом в холодный камень и содрогаясь при каждом глубоком толчке, достающем до упора. – Я ненавижу тебя! Будь ты проклят, чудовище!

Только спустя целый час жуткого акта обоюдного насилия, слушая ее проклятия, наполненные чистой ненавистью, он кончил, не выходя, и почувствовал, как сходит волна наваждения.

Не сказав ни слова, он оделся. Чэнь Лань бессильно распласталась на полу, пряча лицо в черных волосах. Ай Люань сразу же покинул храм и забрал тело Чэнь Тая куда-то, чтобы предать его захоронению. Больше в своей жизни Чэнь Лань его не видела. Она провела в храме три дня, содрогаясь от плача на полу.

Вэй Хуаи в теле лиса пребывал в таком шоке, что тоже не сразу вылез из-под куска красного полога. Он не знал, что делать дальше и куда ему идти, поэтому приполз к Чэнь Лань и лег возле нее.

Спустя какое-то время она пришла в себя и забрала лиса с собой прочь из храма. Она спустилась с горы, тоже не зная, куда идти и как жить дальше. Несколько дней они провели в убогой деревне, просили милостыню и спали на улице. Тогда девушку заметила какая-то женщина и увела с собой.

Так Вэй Хуаи снова оказался в борделе Вороньего гнезда, где его хозяйку пристроили на работу, а его оставили в качестве вещи, придававшей заведению уникальности. Он утешал себя тем, что, будь он в теле человека, ему бы пришлось не так сладко. Его хозяйке было совсем несладко, но к тому времени она уже потеряла всю невинность.

Ее недолгая карьера куртизанки окончилась, когда она узнала, что ждет ребенка. Новость довела Чэнь Лань до истерики, она, словно безумная, умоляла найти ей лучшее абортивное средство и отдала за него все вырученные деньги. Как только его доставили к ней в комнату, она приняла его и несколько дней пролежала в болезненных муках, но ребенок в ее утробе не умер, а продолжал расти, медленно высасывая из нее силы.

– Это не ребенок! – кричала она, окончательно потеряв рассудок. – Это чудовище! Чудовище, как его отец!

Несмотря на то что мать несколько раз пыталась убить его в утробе, ребенок родился здоровым. Мальчик не хотел открывать глаза несколько дней, пока мать приходила в себя после родов, и когда его принесли к ней, она на секунду разжалобилась от вида его крохотного тельца и беззащитного вида. Он жмурился, прижимаясь к ней, и она решила дать ему имя.

«Может, мне назвать его Чэн, что значит „искренний“?» – подумала она. И тогда мальчик решил порадовать ее и открыл глаза.

От жуткого кровавого цвета его демонических глаз Чэнь Лань закричала и чуть не вышвырнула его в открытое окно, но подоспели женщины, которые о ней заботились.

– Уберите его от меня! – кричала Чэнь Лан. – Его имя Ай Чэнхэнь, пусть носит это отвратительное имя! Больше не приносите мне его! Делайте что хотите, хоть убейте, я не могу глядеть на это чудовище!

Вэй Хуаи все это время был рядом и содрогнулся, услышав это имя.

Ай Чэнхэнь!

Бездна зашвырнула их в историю родителей действующего короля демонов!

Вэй Хуаи на время оставил Чэнь Лань и стал приглядывать за малышом, чтобы ему не было одиноко в мире, в котором его уже при рождении никто не любил. Принц-лис сочувствовал беззащитному ребенку, который был никаким не чудовищем, а маленьким комочком мяса и костей, даже несмотря на то, что этот демон будет удерживать его в подземелье, когда вырастет. Вэй Хуаи никогда не держал зла на Ай Чэнхэня, потому что чувствовал скрытую боль и тяжесть бремени за холодной маской безразличия короля демонов.

«Если бы я был человеком, я бы спел вам, ваше величество, чтобы вам не было так грустно», – печально думал он, сидя возле колыбели мальчика. Когда мальчик плакал, Вэй Хуаи забирался к нему и лизал его лысую макушку, как если бы он был его лисенком. Мальчик все равно плакал, но ему нравилось касаться мягкой шерсти лиса. Можно сказать, они даже стали друзьями.

Однажды лис забежал в комнату Чэнь Лань, но не обнаружил ее. Он подождал и поискал ее по разным местам, но не мог найти. Он боялся представить, что будет с младенцем в борделе, если мать его оставит совсем одного навсегда. Вэй Хуаи отправился на поиски.

Через несколько дней он оказался на вершине горы Синшань. Была только поздняя осень, но стояли такие сильные заморозки, что лапы Вэй Хуаи на вершине горы мерзли и скользили по льду. Жуткое зрелище открылось ему, когда он добрался до Храма Лазурного Дракона.

Огромная ледяная глыба простиралась по всей площади перед храмом. Глыба была похожа на огромную змею, чей хвост лежал даже на ступенях. Морда змеи была припорошена снегом, но Вэй Хуаи смог различить внутри нее человеческие очертания. Он собрал всю свою духовную силу, дунул на глыбу, и снег разлетелся в разные стороны. В прозрачном льду, как в стеклянной гробнице, сидела Чэнь Лань, замерзшая в холоде собственной ненависти.

Лед на глыбе нарастал с каждой минутой, принимая все больше очертаний ледяного дракона. Снег закрыл прозрачность льда и оброс вокруг морды дракона, как борода и грива, и Чэнь Лань растворилась в недрах ледяной тюрьмы. Лис смотрел на превращение не мигая, не в силах пошевелиться и убежать.

Затем ледяной дракон ожил.

Холодные лазурные зрачки уставились на крохотного по сравнению с массивным телом чудовища лиса. Дракон шевельнулся и медленно поднял голову над землей. Он разинул клыкастую пасть и заревел, сотрясая целую гору. Ледяные сосульки стали падать прямо с небес и вонзаться в камень, раздробив площадь храма на куски.

Вэй Хуаи рванул прочь от опасного места, но не успел уклониться. Сосулька обрушилась на него, пронзив насквозь его пушистое тело, и приковала к земле, лишив жизни.

Ледяной дракон взмыл в небо. Он пролетел два континента, учиняя бедствия, и оказался над Морем Саньцзе. В центре бескрайнего моря чернела огромная воронка. Ровно над ней, в Небесном царстве располагалась Тяньцяо, дыра на небесах, ведущая в Бездну. Если выкинуть что-то с Небес сквозь Тяньцяо, этот предмет засосет в черную воронку и он окажется в Бездне без возможности подняться обратно.

Не выдержав разрушительного гнева в сердце, дракон сиганул прямо в черную воронку, и серые волны поглотили его огромное тело.

Часть 5 Ледяные лотосы (I)

– Какой ужас! Какой ужас! Ах, я замерзаю, я сейчас превращусь в ледышку, мои духовные силы словно высасывают из тела! Я не хочу превратиться в животное! Хотя, может, в пушистой шубке мне было бы гораздо теплее.

Хэ Ли слышал причитающий голос сквозь сон, с трудом понимая, что это за голос и откуда он доносится. Внезапно ему ответил более грубый и низкий голос:

– Ваше высочество, если вы будете жаловаться, я оставлю вас здесь, и добирайтесь на Яшмовый утес как хотите. Я все еще в шоке оттого, как вы сумели обмануть короля демонов и сбежать из-под его носа!

– Нет-нет-нет, умоляю, король Ши, пощадите! Этот жалкий лис будет послушным.

Хэ Ли разлепил склеенные льдом ресницы, и много белого света ослепило его. Он чувствовал себя как во время того страшного похмелья, после которого решил никогда не пить. Его голова раскалывалась, словно по ней стучали молотком, перед глазами все расплывалось, а к горлу подкатывала тошнота. Перед собой он различил очертания двух мужчин и землю, покрытую толстым слоем снега.

Один из мужчин опустился перед ним.

– Сейчас это пройдет, не беспокойся, – сказал он. – Ты помнишь, кто ты, господин Хэ?

Его фениксовые глаза показались Хэ Ли удивительно знакомыми. Постепенно фрагменты воспоминаний заполняли пазл в голове Хэ Ли, и он наконец осознал, что произошло. Диюй, Владыка Преисподней, судьи, Юй-эр, его собаки и кошки в маленьком домике, его должность проводника душ и это странное приключение, на которое он подписался. Затем он вспомнил о Чэнь Тае и Цин Фэне, и их мимолетная жизнь показалась ему одной незначительной секундой по сравнению с тысячелетиями, которые он прожил.

– Я видел сон, – произнес он тихо. – Это был такой реалистичный сон, что на секунду я…

Ши Хао, стоявший перед ним на одном колене, опираясь на свой золотой меч, покачал головой и ответил:

– Это был не сон. Испытание Бездны – это что-то сродни испытанию жизни и смерти. Все, что ты видел, было реальностью. Ты прожил жизнь Чэнь Тая от начала и до конца. Вот только мне неясно, почему твое сознание так сильно слилось с его, что ты забыл свою настоящую личность. Только если… о, как я раньше не догадался?

Хэ Ли нахмурился и произнес:

– Ты… тоже видел это?

Ши Хао усмехнулся:

– Ну конечно, я же был Цин Фэном.

– А…

Внезапно воспоминания о Цин Фэне нахлынули на него, и ужас охватил его, отправив на второй план недомогание.

– Это был ты?! – воскликнул Хэ Ли. – Ты… помнил, кто ты? Ты знал, что Чэнь Тай – это я? И все равно… ты!.. Заставил меня пить алкоголь.

Лишь выплеснув негодование, он осознал, что алкоголь в него насильно не вливали, это он сам, слабая душонка, поддался соблазну! В юности он очень любил выпить, вкус вина отзывался теплом у него в сердце, но после того как он поклялся больше не пить ни капли, этот вкус исчез из его памяти. Попробовав вино в Испытании Бездны, Хэ Ли вновь вспомнил это прекрасное чувство хмельной эйфории и ароматный запах алкоголя, и это вывело его из себя. Пускай он не помнил своей клятвы и находился в другом теле, этот вкус он до сих пор ощущал на своем языке, и чтобы вновь забыть его, потребуется еще несколько столетий. Юноша в отчаянии обхватил голову руками.

– Я не понимаю, что вызвало у тебя столько негодования, – улыбнулся Ши Хао. – Мне надо было как-то продвигать сюжет испытания, иначе мы бы в жизни оттуда не выбрались. Попасть в Бездну можно только лишившись жизни, поэтому всем было суждено умереть. Честно говоря, я переживал за его высочество лиса, так как покинул испытание раньше его и не смог контролировать ситуацию. Все-таки мне стоило отравить его сразу после того, как он выполнил свою роль. Кстати, тебе уже лучше? Ты можешь встать? Я отвечу на любой твой вопрос, но по дороге. Если долго оставаться на одном месте, можно обратиться в ледяную статую, а это очень неприятно, я не хочу еще раз через это проходить.

Донесся приглушенный возглас Вэй Хуаи, полный негодования: «Что значит – стоило отравить? Меня?! За что-о-о?! А кто бы позаботился о его величестве малыше Ай Чэнхэне?»

Хэ Ли не без помощи Ши Хао поднялся. Его ноги еще немного подрагивали, но физическое недомогание беспокоило его не так сильно, как вихрь кровавых воспоминаний.

Ши Хао… подстроил все, что произошло во сне, чтобы получить желаемый результат? Письма старейшины, демон, убийство…

Вокруг была сплошная снежная скатерть и серые горные склоны. Небо очень низко висело над землей, и стоял жуткий холод, от которого стыла кровь. Место, где находились мужчины, было похоже на арену, опоясанную горным хребтом. Ши Хао повел спутников на север, туда, где чернела огромная пещера.

– Ши Хао, – произнес Хэ Ли серьезно, содрогаясь от ужасной догадки. – Ты… был демоном? То, что я видел после своей смерти, – ты совершил это осознанно?

Ши Хао спокойно посмотрел на него и сказал с улыбкой:

– Ну посмотри на меня, разве такой милый юноша способен изнасиловать девушку? Нет, это был не я. Сейчас я расскажу тебе. С чего же начать? Мое испытание началось в тот же момент, когда Ай Люань решил принять человеческую форму для своего испытания жизни и смерти. Можно сказать, я был его человеческой личностью. Я выбрал себе имя Цин Фэн и странствовал по миру, в основном убивая кучу людей. А потом, случайно прогуливаясь по деревне в моей родной Стране Сяо, я увидел тебя, господин Хэ, так самоотверженно заботящегося о больных людях. Ты работал день и ночь, ходил голодный, потому что отдавал всю еду селянам, а сам поесть забывал, не спал ночами, потому что иначе тебя бы мучила совесть. Это было так знакомо, словно я знал тебя тысячу лет. Тогда в моей голове все сложилось – ты был человеком, которого мне никак нельзя было терять из виду. Я проследил за тобой и спас от разбойников, но, к моему разочарованию, ты не узнал меня и вообще не понимал, что происходит на самом деле. Я решил продолжать играть свою роль, чтобы попасть к тебе в орден. А что касается твоего вопроса, мой ответ «нет». Это был не я. Меня вышвырнуло из тела Цин Фэна в тот момент, когда Ай Люань принял демоническую форму. Все последующие события я видел со стороны, будто читал книгу. Если бы я умел читать, ха-ха.

Хэ Ли замолчал, обдумывая связь испытания и реальности. Ай Люань был предыдущим королем демонов, устроившим кровавый поход против людей на всех четырех континентах. Теперь Хэ Ли понимал, откуда пошли его бесчеловечные идеи и лютая ненависть к людскому роду. Он перевел взгляд на Ши Хао, о чем-то говорившего с Вэй Хуаи. Во время войны людей против демонов, больше сотни земных лет назад, Ши Хао, Хай Минъюэ и Ай Чэнхэнь играли ключевые роли. Ши Хао повел войска с Северного и Восточного континентов под флагом ордена Байшань, Хай Минъюэ был его правой рукой и искусным магом, а Ай Чэнхэнь, как предполагал Хэ Ли, был главным военным стратегом. Ши Хао был известен как человек, убивший короля демонов Ай Люаня и положивший конец кровавой бойне.

События Испытания Бездны произошли незадолго до рождения Ай Чэнхэня и, соответственно, двух других названых братьев.

«Вот только я не понимаю, как Ай Чэнхэнь, будучи человеком, занял место своего отца во главе царства демонов, когда сражался вместе с Ши Хао и Хай Минъюэ против орды демонов на стороне людей? – думал Хэ Ли. – Неужели он пожертвовал своей человечностью, чтобы держать под контролем остатки демонов и все же оставаться союзником Ши Хао?»

В одно мгновение он вспомнил лицо «своей» сестры из сна, и ужас пронзил его сознание.

– Ши Хао! – воскликнул он. Ши Хао от неожиданности инстинктивно поддержал его за руку. – Та девушка! Я видел ее снова… Мэй Шэн, которая похитила меня перед тем, как я попал в Цитадель Черного Ворона… Я видел ее в Испытании Бездны. Лицо Чэнь Лань было точь-в-точь как ее лицо! Это не могло быть совпадением. Это была она!

– Ты уверен в этом? – спросил Ши Хао, помрачнев. Хэ Ли кивнул. – Богиня Хаоса… Я не удивлюсь, если мы встретим ее здесь. Не отходи от меня. Ваше высочество, вас это тоже касается. Возможно, вас даже больше…

Принц-лис тем временем пытался согреть себя руками.

– Я же… Бр-р-р… Я же не дурак, король Ши.

Мужчины вскоре вошли в пещеру, и бескрайние снежные вершины сменились ледяными кристаллами, росшими из земли и свисавшими с потолка. Синие кристаллы из камня Бездны ланьюйши излучали собственный свет, поэтому в пещере было не темно, однако температура понижалась с каждым чжаном, и духовные силы потихоньку высасывались из тел мужчин. В мертвой тишине снежного ада замирало сердце.

– Вы знаете, куда идти, король Ши? – прошептал Вэй Хуаи в какой-то момент. – Или мы правда превратимся в ледяные статуи и рассыпемся на десять тысяч осколков?

– Идите прямо, ваше высочество, – грубо ответил Ши Хао, который на холоде растерял всякое самообладание. – Мы направляемся в самое сердце Бездны, разве можно не найти туда дорогу?

– Это правда, что вы тут уже были? – спросил Вэй Хуаи. Под носом у принца уже замерзла сосулька, и это учитывая, что Хэ Ли уже давно отдал ему свою теплую накидку. – У меня есть много песен про вас, но они все где-то приукрашены и преувеличены для красного словца, и мне всегда хотелось узнать, что же было на самом деле.

– А что говорится в ваших песнях?

– Если я буду пересказывать, вы упустите всю красоту игры слов и искусные литературные приемы, которые я использовал, поэтому мне бы хотелось спеть…

– Если вы запоете, я сломаю сосульку и запихну ее вам в глотку, простите мою грубость.

Принц-лис ахнул. Хэ Ли вклинился между ними и попытался уладить ситуацию:

– Хуаи-сюн, король Ши плохо переносит холод, поэтому ему сложно совладать с дурными эмоциями в этот момент. Не держи на него зла, но все же ситуация не располагает к праздным песням. Нам нельзя задерживаться и тратить силы понапрасну. Как только мы доберемся до безопасного места, мы с удовольствием послушаем твои песни и насладимся твоим искусством рифмы. К тому же громкие звуки могут привлечь неживых существ, и нам придется тяжело.

Тогда он почувствовал, что Ши Хао на него неотрывно смотрит. Лицо юноши было бледным и мрачным, но в глазах теплилась нежность.

– Я что-то не так сказал? – тихо спросил Хэ Ли.

Ши Хао мотнул головой:

– Отнюдь. Я просто осознал, как сильно нуждался в таком человеке, как ты. Ах… в молодости, когда я из-за своего ужасного характера грубил людям, Минъюэ ходил за меня извиняться и латать надорванные мной отношения с полезными людьми. Прямо как ты. Спасибо.

Хэ Ли смутился и отвел взгляд.

– Да ладно… Все же Вэй Хуаи принц, мне было боязно за отношения ваших государств, если бы ты обидел его. Да и мне неловко, когда человек, который настолько выше меня по статусу, попадает в такое положение.

Ши Хао усмехнулся:

– Ты говоришь в точности как Минъюэ.

– Про Хай Минъюэ у меня тоже есть песни, – как ни в чем не бывало сказал Вэй Хуаи. – Ах, это мой любимый былинный герой! Прозрачный, как лед, чистый, как яшма, следующий непреклонно за своим предводителем. Его помыслы чисты, а вера непоколебима. Белые одежды окроплены кровью, но взгляд решительно смотрит вперед, туда, где река прозрачна, а море спокойно. Ах, ну вот, меня снова понесло.

Ши Хао подавился смешком:

– Как забавно ты использовал имя его меча в метафоре. Хэцин-хайянь. Река прозрачна, а море спокойно. Забавно, правда?

Хэ Ли поперхнулся воздухом, осознав кое-что. Не может быть, чтобы его фамилия составляла имя меча. Слишком много совпадений, он же не может просто так оказаться перерождением Хай Минъюэ?

«Что мне стоит напрямую спросить его? – подумал Хэ Ли, глядя на Ши Хао. – А если я ошибся? И он высмеет меня? Точно же высмеет. Кем был Хай Минъюэ, а кто я. Между нами целая пропасть в духовном развитии и моральных качествах. Хай Минъюэ был отважным, талантливым и невероятно красивым, чего точно нельзя сказать обо мне, жалком человеке, который был настолько слаб, что решил лишить себя жизни вместо того, чтобы стоически терпеть страдания. Я напридумывал себе глупостей. Да и сейчас не время для этого, уж точно».

Его сомнения так и остались неразрешенными.

– Король Ши, может, вы все-таки расскажете, как вы попали сюда в прошлом? – спросил Вэй Хуаи. – А то я буду обижаться на вас и скажу старшей сестре, что вы со мной плохо обошлись. Сосульку засунуть! Какой кошмар… после всего, что мне довелось пережить у короля демонов и от этого дракона… сосульку…

В Испытании Бездны принц-лис умер как раз оттого, что огромная сосулька пронзила насквозь его тело, и юноша до сих пор находился под неприятным впечатлением, и любое напоминание о сосульках заставляло его ощутимо содрогаться.

Ши Хао вздохнул:

– Я был изгнан с Небес в Бездну за восстание против Небесного Императора. Я был заточен в Великом Лотосовом аду навсегда и сражался с нежитью несколько сотен лет за остатки своего разума. В какой-то момент я стал превращаться в ледяную статую.

– Как же вам удалось сбежать?

– Я бы не смог сбежать, если бы не Минъюэ и Чэн-эр. Один растопил лед, успевший поглотить меня, а другой спрятал нас там, где Небесные чиновники бы не нашли.

Пазл в голове Хэ Ли внезапно сложился.

Может ли это быть… Павильон Юэгуанши? Теперь это название мне кажется таким логичным. Небесные чиновники бы не явились в царство демонов… Похоже, эти двое и впрямь были родственными душами…

Они шли долго, а пещера все не кончалась. Ледяные кристаллы сменились заснеженным полотном, на котором росли синие лотосы, словно в пруду. Они тоже излучали свет, но пещера постепенно становилась темнее. Каждый синий лотос был душой грешника, который когда-то обратился в ледяную статую и рассыпался на куски. Чем дальше они заходили, тем больше лотосов светилось на снегу.

Вдруг принц-лис, который шел немного впереди, пронзительно заорал. Хэ Ли с трудом мог что-либо разглядеть, но голос принца становился все дальше и дальше, словно он провалился под землю.

– Мы пришли, – сказал Ши Хао и тут же высвободил меч. – Держись!

Он резко схватил Хэ Ли за руку и сиганул с ледяного обрыва вслед за принцем.

Внизу огромный кратер провала, окруженный ледяными стенами, был засеян синими лотосами. Количество мертвых душ, рассыпавшихся в этом месте, холодило сердце.

Ши Хао использовал воздушную походку и мягко приземлился на снег вместе с Хэ Ли. Где-то рядом стонал принц-лис, скатившийся с высоты по ледяным стенам. Хэ Ли дернулся ему помочь, но Ши Хао, державший его за руку, притянул к себе.

– Он будет в порядке, – произнес он. – Не отходи от меня.

Во впадине было мертвецки тихо, а потолок пещеры чернел где-то далеко наверху. Ши Хао прислушался.

– Она здесь, – сказал он. – Мой меч у нее.

– У кого? – произнес Хэ Ли. – Ты имеешь в виду…

Ши Хао решительно зажег огненное заклинание на кончиках пальцев и выстрелил им вверх. Заклинание разделилось на четыре искры, которые упали в разные стены, и тут же загорелись факелы.

Едва в проломе посветлело, два огромных ледяных глаза дракона зажглись ненавистью. Ледяной дракон медленно поднял голову.

Это был дракон из Испытания Бездны, в которого превратилась Чэнь Лань. Прямо перед его передними лапами, закованный в глыбу льда, торчал роскошный меч, сделанный из чистейшего серебра и яшмы, изящные узоры на его рукояти переплетались и блестели, рисуя очертания дракона, летящего вверх.

Это был легендарный Гнев Небесного Дракона, Обагренный Кровью Простого Народа, чье лезвие срубило голову бывшему королю демонов Ай Люаню.

Часть 5 Ледяные лотосы (II)

Ши Хао совсем не удивился, он словно был готов встретиться с ледяным драконом. Одним движением он запустил руку в рукав и швырнул в голову дракона какую-то вещь. Дракон разинул пасть, чтобы издать рев, но вдруг окаменел, не издав ни звука. Несколько золотых печатей опоясали его голову.

– Господин Хэ, ты знаешь, как поддержать эти печати? – спросил Ши Хао. – Мне очень нужно, чтобы ты сделал это для меня. Все мои силы уйдут на растопление льда.

Хэ Ли активировал свою духовную силу. Печати оцепенения было несложно сделать, но те, что создал Ши Хао, были первоклассными, способными удержать даже самое свирепое существо неподвижным. Эти печати будет сложно поддержать с тем средним уровнем совершенствования, какой был у Хэ Ли. Из пяти магических элементов Хэ Ли лучше всего контролировал водный, а печати оцепенения были магией земли, что осложняло ему задачу. Однако, видя, как важно для Ши Хао добыть меч и как горят его глаза непоколебимой решимостью, он сказал машинально:

– Можешь положиться на меня.

Его духовная энергия резонировала с энергией печатей, и он сосредоточился.

Ши Хао коротко кивнул и приблизился к ледяной глыбе. Он создал несколько заклятий, засиявших в воздухе золотом. Они резко вонзились в лед, как кинжалы, и рассыпались. Ши Хао упорно продолжал создавать заклятия и колоть ими лед и спустя какое-то время смог отсечь небольшой кусок.

Хэ Ли неотрывно глядел на печати, поддерживая их своей силой, когда заметил кое-что странное на шее дракона. Она была испещрена шрамами и крупными порезами, в некоторых местах ей не хватало чешуи, точно дракон уже много сотен лет вел непрекращающиеся сражения. Некоторые раны были совсем свежие.

Принц-лис через какое-то время пришел в себя и, увидев огромного дракона, завизжал. От его визга печати содрогнулись, точно дракон пытался прорваться сквозь барьер, который ослаб, когда Хэ Ли отвлекся.

– Тише, ваше высочество, – сквозь зубы произнес Ши Хао, яростно вонзив в лед шесть заклятий сразу.

– Этот дракон… этот дракон… – Вэй Хуаи перешел на восхищенный шепот. – Он убил меня во сне! Это ведь тот самый дракон, в которого обратилась Чэнь Лань? Сколько лет он провел здесь, на дне моря, в Бездне?! О, мысли, мысли приходят ко мне, я напишу об этом песню!

Прошло какое-то время, и сопротивление дракона сильно выросло или же силы Хэ Ли настолько истощились.

– Хуаи-сюн, ты можешь мне помочь? – произнес он с трудом.

Вэй Хуаи тем временем исследовал цветы лотоса на снегу.

– А? О! Э… нет, я не владею магией такого уровня. – Он опустил голову и виновато прижал уши. – Я только умею превращаться в лису, да и все. Я оказался очень бесполезен, простите меня… Кстати, я нашел тут кое-что.

Он держал в руках стеклянный флакончик и пытался разглядеть содержимое на свету.

– Похоже на флакончик c какой-то жидкостью, но она замерзла. Она немного сияет голубым. Можно я заберу его с собой?

В этот момент печати совсем ослабли и оказались на грани разрушения. Хэ Ли судорожно пытался придумать план, по которому он бесстрашно отвлечет дракона, пока Ши Хао не растопит лед.

Вдруг откуда-то сверху прозвучал голос:

– Повелитель!

В тот же миг золотые печати разрушились, и дракон издал жуткий рев. Земля содрогнулась, и гул прокатился по всей пещере. Хэ Ли отскочил назад. Прямо на место, где он только что стоял, приземлился неизвестный юноша в доспехах и с мечом, искрящимся молниями, в руке.

Ши Хао удалось за это время срубить большую часть льда вокруг меча, и теперь он использовал новое заклятие, которое медленно топило оставшийся лед. На его красивом лице выступила испарина, он стоял на одном колене от бессилия, но в его взгляде не было ни намека на возможное отступление.

Незнакомец тем временем взмыл в небеса и рассек мечом воздух. Мощный электрический разряд вонзился в морду ледяного дракона, отбросив ее к стене, но голова, ударившись о лед, отскочила и вернулась в прежнее положение. Длинный змеиный хвост атаковал мужчину, но тот ловко увернулся и в ту же секунду оказался уже с другой стороны. Его меч блеснул, и кусок чешуи, испачканный голубой кровью, свалился на землю.

– Повелитель, я ждал вас сотню, тысячу, десять тысяч лет, – хрипло крикнул он. – Я исполню ваш приказ. Я жил все это время, чтобы исполнить ваш приказ! Мой повелитель!

Его голос звучал безумно, пока яростные удары его меча обрушивались на шею дракона. Хэ Ли посмотрел на Ши Хао, который не в силах был ответить неизвестному, и опустился рядом, чтобы передать свои оставшиеся силы ему.

Он же не согласится уйти со мной, пока не получит меч.

Хэ Ли прикоснулся пальцами к его виску.

– Генерал Хай! – воскликнул безумный голос незнакомца. Хэ Ли вздрогнул. – Генерал, вы тоже вернулись, чтобы увидеть, как я исполняю приказ! Узрите!

Дракон взревел, высоко подняв длинную шею, и огромные сосульки образовались над впадиной. Незнакомец метнул сияющее заклинание в сторону мужчин и лиса, который от страха прижался к спине Хэ Ли, сжимая в руке флакон, и яркий щит образовался над ними за мгновение до того, как сверху начали падать куски льда.

– Этот бог так силен, – поразился Вэй Хуаи. – Кем бы он ни был, я посвящу ему песню.

Затем он заметил, что флакон в его руке сияет ярче и что жетон на поясе Хэ Ли отвечает ему таким же голубоватым сиянием.

– Мне кажется, этот флакон хочет тебе что-то сказать.

За грохотом падающих сосулек и ревом дракона не было слышно криков незнакомого безумца, но его барьер в какой-то момент стал разрушаться, как хрустальный купол. Меч еще был наполовину заморожен, и вытащить его было невозможно. Лицо Ши Хао бледнело, его руки, поддерживающие заклинание, были обморожены.

Незнакомый мужчина вдруг рухнул с высоты, пробив собой щит и раздробив его на осколки. Он был ранен, его разбитые доспехи сочились кровью. Он бессильно оперся о свой меч, воткнутый в землю, и сказал:

– Повелитель, я не сдамся.

По его запястью стекала кровь, и Хэ Ли понял, что он не сможет в ближайшее время поднять меч. Сосульки перестали падать, дракон готовился к новой атаке.

Хэ Ли молниеносно выхватил меч у бедняги и крикнул:

– Вэй Хуаи, передай королю Ши духовные силы!

Не оборачиваясь, он активировал воздушную походку и взмыл вверх. Меч незнакомца вел себя странно в его руке, точно не хотел подчиняться, но Хэ Ли попытался соединить свое сознание с его, чтобы уговорить временно послужить ему. Меч с трудом согласился, точно чувствовал пренебрежение к Хэ Ли, но был вынужден уступить.

Сам того не осознавая, Хэ Ли в точности повторил движения незнакомца, которые видел мельком, и смог ранить дракона, чтобы предотвратить новую атаку. Он знал кое-какие боевые заклинания и нанес их в определенной последовательности, но всего этого было мало, чтобы хотя бы оглушить дракона. Его сил хватало только на отвлечение.

Его белые одежды вскоре обагрились кровью, и сил поддерживать воздушную походку больше не осталось. Дракон взмахнул хвостом и шлепнул его как муху. Хэ Ли свалился в снег, едва живой, возле Ши Хао. Молодой король не обратил внимания, он прожигал затуманенным взглядом меч, и одна только сила воли и зверское желание заполучить реликвию поддерживали его в сознании.

Раненый незнакомец помог Хэ Ли подняться и создал еще один щит, но он выглядел куда слабее предыдущего. Надежды на победу над чудовищем Бездны не оставалось. Даже если они выиграют время и Ши Хао вытащит меч, он не сможет сражаться в таком состоянии.

– Генерал!

– Нам надо отступать, – выпалил Хэ Ли, задыхаясь.

– Приказа отступать не было, – возразил незнакомец. – Мы будем сражаться до конца.

– Ты зовешь меня генералом, не значит ли это, что я выше тебя по званию? – произнеся это, Хэ Ли сорвал с пояса амулет, который дал ему Ян-сыцзюнь. – Я приказываю отступать!

Он еще никогда так не командовал и вдруг почувствовал себя другим человеком.

Амулет сломался в его руке, и тут же в воздухе образовалась черная воронка, из которой вынырнули Владыка Преисподней и чиновник Чжан. Ян-сыцзюнь молча передал приказ чиновнику и сложил печать, усмиряющую монстра. Земля содрогалась от сопротивления дракона, но Ян-сыцзюнь даже не шелохнулся. Он не касался меча, но мог рассечь им дракона надвое, даже не вспотев.

Хэ Ли еще никогда в жизни не был так рад увидеть насмешливое лицо Чжан Минлая.

– Вижу, ты хорошо проводишь время, – усмехнулся чиновник. – Надо же, я проспорил. Не думал, что у тебя проснутся скрытые таланты командира. А этот молодой человек… выглядит знакомо.

Раненый юноша рядом с Хэ Ли поднял мутный взгляд на чиновника Чжана.

– Смерть… ты пришел и за мной?

Чжан Минлай скрестил руки на груди и вздохнул:

– Не сегодня, генерал Цзин. Сегодня подошел к концу ваш срок страданий. Время вернуться в мир живых.

Хэ Ли опешил.

– Генерал? Вы знаете друг друга?

Чжан Минлай непринужденно махнул рукой:

– Я своего рода знаменитость в определенных кругах. Не забивай себе голову.

Вдруг раздался вскрик Вэй Хуаи. Ши Хао наконец растопил меч и потратил все силы на то, чтобы выдернуть его из снега, но в тот же момент сознание покинуло его и он свалился навзничь среди голубых лотосов, крепко сжимая рукоять своего духовного оружия.

– Ну вот, господин трудоголик выполнил свою цель, – усмехнулся Чжан Минлай. – Можно идти домой. Вставай, Хэ Ли. И ты, генерал Цзин. Пора домой.

Чиновник Чжан не спеша подошел к бессознательному Ши Хао, попытался вытащить меч из его хватки, но не смог и оставил так. Затем он взгромоздил мужчину себе на спину и потащил к черной воронке. Хэ Ли удивился, как такой худой и низкий юноша может тащить на себе такого высокого и тяжелого мужчину, как Ши Хао.

– Ну а кто, если не я? – словно прочитав его мысли, спросил Чжан Минлай. – Не будем же мы обязывать Владыку таскать всякий мусор? Или ты сам хочешь потаскать своего друга? Я уступлю.

Но Хэ Ли сомневался в том, что вообще сможет подняться, поэтому опустил голову.

– Никак нет…

Чжан Минлай без колебаний исчез в темноте воронки.

Ян-сыцзюнь строго осмотрел запечатанного дракона и вздохнул, точно сочувствовал ему.

– Столько ран, столько ненависти…

Он подошел к Хэ Ли и протянул ему руку, помогая встать. Хэ Ли почему-то почувствовал себя перед ним виноватым.

– Владыка…

Ян-сыцзюнь спокойно улыбнулся:

– Я надеюсь, ты узнал о прошлом, о котором так хотел узнать. Пора домой.

Поддерживая его за плечо, Ян-сыцзюнь проводил Хэ Ли к воронке.

– На самом деле, я так и не нашел воспоминания Хай Минъюэ, – признался Хэ Ли.

– Ах, ты, должно быть, плохо искал, – улыбнулся Ян-сыцзюнь. Он остановился и оглянулся на оцепеневшего Вэй Хуаи, который совершенно растерялся при виде величественного Владыки Преисподней собственной персоной. – Ваше высочество, вы хотите пойти с нами или останетесь тут?

Вэй Хуаи неуклюже поднялся и, спотыкаясь, подбежал.

– Пойду! Не останусь здесь, я с ума сойду! Меня убьют! Ах, куда бы вы ни отправились, я пойду с вами… Хм, господин Владыка, можно я возьму эту вещицу с собой?

Он показал флакон с застывшей жидкостью, которая все еще сияла голубым. Только сейчас Хэ Ли обратил внимание на Путь Сердца, который никак не угасал у него на поясе и пульсировал таким же светом.

– Разумеется, – мягко сказал Ян-сыцзюнь и обратился к генералу Цзину: – Генерал, прошу, идите вперед.

Генерал Цзин, весь покрытый кровью и ранами так, что его лицо было трудно различить, согнулся в поклоне:

– Владыка Преисподней, сжальтесь над Повелителем. Заберите душу этого жалкого слуги вместо его.

Ян-сыцзюнь качнул головой:

– Ни его, ни твое время еще не настало. Идем со мной. Вам всем нужно вернуть ваши физические тела. Где еще это можно сделать, если не в Преисподней?

Вскоре все покинули Бездну через воронку, оставив ледяного дракона изъедать себя ненавистью в холоде и кромешной тьме.

Часть 5 Ледяные лотосы (III)

Хэ Ли проснулся в мягкой постели, и первое, что он увидел, было круглое лицо Юй-эр. Девушка сидела возле его кровати, подперев подбородок руками, и смотрела на него с сияющей улыбкой.

– Ли-гэгэ!

Юноша не помнил, как оказался в этой комнате, и предположил, что потерял сознание по дороге. Воспоминания о путешествии в сердце Бездны медленно всплывали в его памяти. Юй-эр восторженно затараторила, но Хэ Ли только мельком уловил смысл ее слов: вся Преисподняя была на ушах из-за слухов о том, что две посторонние души проникли в царство прямиком из Бездны и теперь где-то укрываются.

– Но никто не осмелится обыскивать поместье чиновника Чжана, – гордо сказала Юй-эр. – Мне пришлось переодеться в служанку, чтобы сюда проникнуть и за всем проследить! Я слышала, Владыка лично явился в Бездну, чтобы спасти тебя… Какой же ты везунчик, Ли-гэгэ.

Хэ Ли был как никогда рад видеть Юй-эр, которая теперь заботилась о нем, словно они были семьей, которой у него никогда не было.

– Все это время я следила, чтобы твои питомцы ни в чем не нуждались, потому что твой слуга неожиданно переродился… Я переживала, ты ушел надолго и, возможно, останешься навсегда со своим красивым другом и забудешь про малышку Юй-эр.

Хэ Ли засмеялся:

– Разве я бы поступил так жестоко?

– Не знаю, но король Ши так красив, что рядом с ним золотые побрякушки Юй-эр меркнут. С таким человеком забываешь обо всем! Ах, иногда я захожу к нему в комнату и смотрю, как он спит… как же повезло кому-то.

Хэ Ли вдруг почувствовал смущение.

– Что за глупости ты говоришь? Тебе не положено думать о подобном!

– Мне сто тысяч лет, гэгэ, я уже взрослая! А тебе сколько? Каких-то тридцать тысяч? Сопляк! Я так молодо выгляжу, потому что рано умерла, перестань же считать себя моим опекуном! А вообще… такие мужчины, как Ши Хао, точно любят молоденьких! Посмотри на мое детское личико и маленькие ножки! Как я могу ему не понравиться?

Даже споря друг с другом, они были счастливы встретиться вновь.

Через несколько дней медитации Хэ Ли наконец собрал силы, чтобы подняться. Первым делом он спросил, где искать Ши Хао, и его проводили к нему в комнату. Душа Ши Хао получила значительный урон во время сражения, и он все еще не пришел в себя.

Чжан Минлай навестил его в тот момент, когда Хэ Ли опустился рядом с его постелью и разглядывал бледное лицо молодого короля. Чиновник натянул кривую улыбку, точно потешался над Хэ Ли, как над влюбленной девой.

– Я смотрю, ты привязался к нему, – бросил он, и Хэ Ли машинально отпрянул подальше. – Но кто я, чтобы судить тебя, ведь и я не безгрешен? Опережу твой очевидный вопрос и отвечу сразу: холод Бездны воздействует на разные души по-разному. Этот юноша как-то провел там сотню лет и чуть не обратился синим лотосом, поэтому он особо чувствителен к холоду. Ему потребуется время, чтобы оттаять. Я зажег несколько магических жаровень, они должны помочь. А ты… хм… можешь попробовать другие способы согреть его душу.

Хэ Ли опешил:

– О чем вы говорите, чиновник Чжан?

Чжан Минлай пожал плечами и направился к выходу.

– Например, передать немного своей духовной силы. Разные способы есть, предел им – только границы твоей фантазии. Бесконтактная передача, передача касанием, передача поцелуем и, наконец, для самых смелых – парное совершенствование. Должен ли я объяснять тебе очевидное? Все зависит от твоей решимости.

И вот так, лишив Хэ Ли всяких слов, довольный Чжан Минлай исчез в глубине коридора.

– Да он пьян… – произнес Хэ Ли, когда совладал с собой после упоминания парного совершенствования. – Не надо принимать его слова всерьез.

Парным совершенствованием называлась техника высшего разряда, позволяющая двум заклинателям увеличить уровень своих духовных сил за короткое время. Она подразумевала абсолютное единство партнеров, доходящее вплоть до проникновения в сознание друг друга. Считалось, что такой техникой правильно пользоваться только людям с крепкими духовными узами, например духовным братьям или сестрам, учителю и ученику или мужу и жене. Посторонние люди, решившиеся применить парное совершенствование, могли не только навредить друг другу, но и навлечь на себя гнев общества.

Хэ Ли решил, что передача духовных сил простым касанием – наиболее приемлемый способ, и стал приходить к Ши Хао каждый раз, когда собирал достаточное количество духовных сил, и уходил тогда, когда оставался изможден. Иногда он засыпал прямо на полу возле его постели, положив голову на край матраса. Что-то внутри него кричало, что быть рядом с этим человеком, страдающим во имя непонятной цели, – его долг.

На самом деле чувства Хэ Ли к молодому королю изменились несколько раз с момента их первой встречи. Странная привязанность установилась между ними, точно они и правда стали верными друзьями, хотя Хэ Ли не покидало чувство, что Ши Хао тайно читает его как книгу и видит все его движения насквозь. В этом человеке было что-то такое, что не могло оставить равнодушным никого. Харизма, светлая энергия, которую он излучал каждым движением, притягивала к себе как магнит. Его можно было либо безумно любить, либо люто ненавидеть, но игнорировать его существование казалось невозможным.

В огромном поместье чиновника, со множеством павильонов и пристроек, потеряться было довольно просто. Хэ Ли иногда слонялся между зданий, чтобы успокоить встревоженный разум, и однажды услышал дребезжащую мелодию циня, взявшуюся не пойми откуда.

Он направился во внутренний сад, откуда доносился звук. Незнакомый мужчина сидел возле крыльца под раскидистым деревом багровой ивы и играл на семиструнном гуцине. Это был молодой человек с аккуратно собранными волосами цвета воронова крыла и чрезвычайно бледной кожей. Он был сосредоточен на игре, и его тонкие брови сходились на переносице, как скрещенные мечи. И хотя он выглядел не старше двадцати, его лицо выглядело изможденным, как будто последнюю сотню лет он непрерывно и тяжело работал. Его серые глаза, возможно, когда-то были ярче, но словно выцвели со временем. Несмотря на это, его лицо было красиво, точно вырезанный из нефрита лик небожителя.

Услышав шаги Хэ Ли, молодой человек резко остановил игру и схватился за меч, лежащий рядом. Однако, разглядев лицо Хэ Ли, он смягчился и поднялся на ноги. Взгляд Хэ Ли упал на его меч, и он тут же узнал его – он взял этот меч, сияющий молниями, у странного мужчины, который пришел им на помощь в Бездне.

Мужчина приблизился и сдержанно отвесил поклон.

– Цзин Синь, к вашим услугам.

Хэ Ли ответил на поклон. Этот человек был непростым – в нем сияло божественное ядро бессмертного.

– Мое имя – Хэ Ли, я служу Владыке Преисподней. Я должен выразить вам свою благодарность за помощь в Бездне. Без вас нам пришлось бы очень тяжело. Спасибо вам.

– Вы ничего мне не должны, – холодно отрезал генерал Цзин и остановил его поклон. – Я исполнял приказ.

Генерал Цзин пребывал в Бездне еще задолго до их путешествия. Судя по шрамам на шее дракона, он сражался с ним многие годы или даже тысячелетия в ожидании появления «повелителя». Что-то подсказывало Хэ Ли, что в этом непременно замешан Ши Хао.

– Вы – подчиненный Ши Хао?

Лицо Цзин Синя было крайне невыразительным, словно застывшая маска, но после слов Хэ Ли по его лицу скользнула печаль, пока он прожигал его глазами.

– Так точно.

Больше бессмертный ничего не сказал, и Хэ Ли почувствовал неловкость тишины. Посмотрев за спину генералу, он заметил:

– Вы хорошо играете. Умелы в бою и искусны в музыке, это прекрасные качества для бессмертного.

– Вы преувеличиваете, – отвел взгляд генерал. – Мое мастерство циня сильно затупилось. Мне стыдно, что вы это слышали.

Хэ Ли ободряюще улыбнулся:

– Музыка и поэзия – моя страсть. Если вам некуда спешить, я могу помочь вам наверстать былые навыки.

Он старался говорить дружелюбно и непринужденно, чувствуя неловкость генерала, но тот помрачнел еще больше, будто испытывал личную неприязнь к Хэ Ли и хотел свести общение с ним к минимуму.

– Не утруждайтесь, господин Хэ. В этом правда нет нужды. Я откланиваюсь.

И, не дождавшись ответа, он ушел прочь, оставив позади себя гуцинь.

Он потер переносицу, пытаясь понять, чем успел обидеть нелюдимого бессмертного. Связано ли это с его удивительным сходством с Хай Минъюэ? В Бездне этот юноша назвал его «генерал Хай», и это только подтверждало его догадку. Хэ Ли тяжело выдохнул.

Вдруг на крыльце показалась фигура человека в фиолетовых одеждах. Широкая улыбка принца-лиса блеснула в свете луны, когда он заметил Хэ Ли.

– О, я так счастлив снова увидеть тебя в добром здравии! – воскликнул Вэй Хуаи и подбежал ближе. – Я чуть не сошел с ума! Эти люди, чиновник Чжан и вот этот солдафон, который только что ушел, они очень странные. Я чувствовал себя так неловко в их компании все это время, наконец-то я встретил тебя, брат!

Хэ Ли поприветствовал его и спросил:

– Что же тебя так смутило?

– Чиновник Чжан постоянно смеется надо мной, точно я ему зверушка какая-то… У меня вообще-то есть чувства! Даже король-демон так не обращался со мной, а он позволял себе многое, должен сказать! А генерал Цзин… он и вовсе не в себе. Только и твердит о приказах да повелителях. Хотя… если бы я был заперт в Бездне на столько лет и только и делал, что сражался, я бы тоже съехал с катушек. Эх… единственный нормальный человек тут только Владыка Преисподней. Он угостил меня чаем. Такой вкусный был чай.

– Владыка всегда очень учтив, – согласился Хэ Ли. – Не удивлюсь, что таким образом он старался возместить тебе неудобства, которые доставил его подчиненный.

– Ах, раз мы заговорили о Владыке! – воскликнул Вэй Хуаи и стал рыться в рукаве. Вскоре он достал оттуда флакончик, который стащил из Бездны. – Он просил меня отдать тебе это. Что бы это ни было, мне что-то расхотелось носить это с собой. Может, ты разгадаешь, что это?

Хэ Ли принял флакон из его рук и рассмотрел против света. Прозрачная жидкость растаяла и теперь перекатывалась внутри стеклянного сосуда.

– Это похоже на… – произнес Хэ Ли, разглядывая поведение жидкости. – Масло для волос. Но флакон довольно необычный. Он ничем не закупорен, и жидкость можно извлечь, только если сломать его пополам.

Вэй Хуаи были неинтересны его размышления:

– Брат, я лопаюсь от желания спеть тебе что-нибудь, ведь ты единственный, кто оценит. Прошу, послушай! Как раз кто-то оставил гуцинь, не поиграть на нем в такой погожий день… вернее, ночь, тут же всегда ночь… это будет страшным упущением!

Хэ Ли охотно поддержал его идею. Под багровыми ветвями раздалась чудесная музыка и великолепный голос, чистый, как звон ветряных колокольчиков.

Слова песни говорили о нерушимой дружбе двух героев Поднебесной, днем и ночью стоящих на защите простого народа от безжалостной орды демонов. Словно две половины одного целого, на котором стоит сама вселенная, два меча, выкованные из сердца бога, без страха и отдыха танцевали в кромешной тьме, словно дракон и феникс, ради светлого «завтра». Один – пылающий огонь, пробивающий себе путь сквозь гнилую черноту, другой – усмиряющая вода, следующая неотвратимо за светом, сметая все на своем пути. И когда мир снова озарился светом, и на земле людей воцарилась гармония, два силуэта поднимали чарки персикового вина за долгожданное спокойствие.

Живые образы Ши Хао и Хай Минъюэ, непревзойденных героев Поднебесной, ярко отпечатались в воображении Хэ Ли, и его сердце наполнилось восхищением. В то же время он чувствовал скорбь Ши Хао – его друг больше не разделит с ним чарку вина.

Сидя тем же вечером в комнате Ши Хао, Хэ Ли печально думал об этом.

Он хотел, чтобы я путешествовал с ним, но разве это не потому, что я напоминаю ему его друга? Это глупость – то, что я думал раньше. Я не могу оказаться им.

Он повертел загадочный флакон в пальцах, чтобы отвлечься и подумать о чем-то другом. Внезапно жидкость снова засветилась голубоватым светом, и в полумраке комнаты Путь Сердца, который Хэ Ли ни разу не снимал, ослепительно засиял. Сердце Хэ Ли подскочило – он знал, что жетон призывал его сломать флакон и что-то сделать с жидкостью. Раньше, когда Вэй Хуаи передал ему флакон и Ши Хао не было поблизости, сияние не появлялось.

«Лишь бы не было взрыва…» – подумал Хэ Ли, решившись переломить хрупкое стекло.

В тот момент, когда стекло треснуло, прозрачная жидкость не вылилась на пол, а, как живая медуза, поплыла вверх по воздуху. Постепенно бесформенное голубоватое пятно принимало человеческие очертания, и через мгновение перед Хэ Ли уже сидела его полупрозрачная копия, сотканная из водяных нитей. Лицо юноши напротив как две капли воды походило на лицо Хэ Ли, точно он смотрелся в зеркало, только юноша выглядел немного моложе и его одежды значительно отличались. Он носил темное, на его поясе висел синий жетон, за спиной виднелся серебряный меч. Его волосы были идеально приглажены и заколоты неброской шпилькой. Сердце Хэ Ли пропустило удар. На синем жетоне были вырезаны слова: «Тысяча способов, сотня планов», девиз Ордена Хаоса.

Призрак пристально смотрел на Хэ Ли.

– Кто ты? – тихо произнес Хэ Ли.

Его собственный голос раздался в голове: «Мое имя Хай Минъюэ».

Хэ Ли громко вдохнул. Во флаконе оказалась запечатана часть воспоминаний Хай Минъюэ, которые тот разбросал по разным частям света перед смертью.

Но как Хай Минъюэ мог оказаться причастным к Ордену Хаоса, если, по легендам, был ярым его противником?

Он сражался на войне против демонов. Неужели уже тогда эта организация существовала и была нацелена на уничтожение всей демонической расы?

Хэ Ли судорожно произнес:

– Генерал Хай, покажите мне, если я достоин.

Юноша напротив слегка кивнул и элегантно махнул рукой.

Вода тут же потеряла форму и собралась в огромную каплю света, которая молниеносно впечаталась в лоб Хэ Ли. Перед тем как потерять сознание, он услышал все тот же голос: «Не суди меня строго».

Часть 6 Персиковое вино (I)

Стояла снежная зима. В Стране Байлянь шел девятый год правления князя Сюаня, это был последний день второго месяца, и во Внутреннем дворце государя все было ярко украшено к празднику в честь дня рождения сына князя. Во дворе красные и желтые фонари с кисточками и колокольчиками висели над аркой, припорошенной снегом, и качались от морозного ветра, издавая веселый звон.

Четвертый принц Страны Байлянь долго смотрел в окно на то, как они красиво висят, а потом не выдержал, как любой ребенок, которому исполнялось четыре, оглянулся по сторонам, убедился, что няньки не следят, надел свою дорогую, расшитую камнями зимнюю накидку и улизнул на улицу. Снежок хрустел под его бодрыми шагами, снежинки сыпались с неба ему на голову, и четвертый принц очень веселился даже в одиночку.

Наверно, в одиночку ему было даже веселее, чем если бы кто-то пришел мешать его игре. Четвертый принц не очень ладил с другими детьми, потому что был сыном наложницы низкого ранга, а все его братья – сыновьями княгини. Главная жена не любила других наложниц князя, потому и их детей презирала.

Вот и оставалось мальчику разве что играть одному. Его отец, князь Сюань, баловал его самыми разными и красивыми игрушками, но маленький принц больше любил копаться в снегу или смотреть на разноцветных карпов в пруду и слушать, как матушка-наложница рассказывает сказки.

Он остановился под аркой, задрав голову. Фонари были похожи на круглую луну, которая выходила по ночам, или на пряники, которые подавали осенью.

Вдруг обжигающе холодный ком снега прилетел ему точно в затылок, и четвертый принц вскрикнул, сразу почувствовав горькую обиду. Он обернулся, но никого не увидел.

– Кто кидается? – возмущенно пропищал он, раскрасневшись от мороза и обиды.

Но никто не ответил, было тихо. Широкий двор был белым от снега и очень-очень безмятежным. Мальчик громко шмыгнул носом и снова отвернулся к фонарикам, задумав подпрыгнуть до болтающейся красной кисточки. Не успел он и руку вытянуть, как снежок влетел ему в голову сбоку, забился в ухо и снес с ног. Четвертый принц шлепнулся на землю. Тут из-за сугроба показались три румяных мальчишеских лица, а затем на дорогу, смеясь, выбежали старшие братья четвертого принца. Увидев младшего на грани слез, они вовсе не раскаялись.

– Эй, а ну добьем мелкого! – скомандовал старший принц и швырнул снежком в бедного младшего брата, успевшего только закрыть лицо руками. – Смотри, защиту ставить научился! Ха-ха-ха! Нападай, мелкий полудохлик! Сыну наложницы никогда не победить настоящих наследников престола!

Второй и третий принцы с глумливой улыбкой принялись больно закидывать маленького мальчика снежками. Он бы превратился в настоящий сугроб, если бы сзади не крикнула женщина:

– Что вы делаете?! Прекратите немедленно! Я все расскажу его величеству!

Старший принц обернулся и заорал: «Наложница Е! Бежим!»

Маленький четвертый принц сидел на дороге, дрожа и плача, замерзший до костей, не понимающий, за что его так не любят братья. Вдруг теплые руки сомкнулись вокруг него, скидывая остатки снега и крепко обнимая. В его забитый соплями нос ударил запах мамы. Наложница Е сгребла своего сына в самые нежные объятия в мире.

– А-Ли, ну зачем же ты вышел из дворца? – нестрого спросила она, приглаживая растрепанные волосы мальчика. – Ты же заболеешь. Куда смотрели няни?

Четвертый принц громко шмыгнул, закидывая руки маме на шею. Его мама была очень красивая, носила теплое платье из самой дорогой фиолетовой парчи и меховую накидку на плечах, которую мальчик тут же схватил и погладил.

– Хотел потрогать кисточку, – пробубнил он.

– Какую кисточку, А-Ли?

Четвертый принц показал на арку, под которой они стояли, и женщина улыбнулась.

– Ах, эту кисточку, – сказала она, смеясь, а затем взгромоздила сына на руки и поднялась во весь рост, чтобы он смог дотянуться.

Мальчик сразу забыл про то, что только что плакал, обрадовался, протянул ручки и с наслаждением дернул за кисточку. Она оказалась очень мягкой и забавной. Колокольчики весело зазвенели на весь двор. Восторженный мальчик поигрался с кисточкой пару минут и вскоре потерял к ней интерес. Наложница Е улыбнулась.

– Наигрался? – снисходительно спросила она. Четвертый принц хмыкнул. – Ну тогда идем переодеваться.

В тот день четвертый принц отмечал свой день рождения с мамой. Слуги приготовили много вкусной еды, от которой ломился стол, в его комнате все было увешано разноцветными шелками и вкусно пахло. Приходили музыканты и актеры, которые поставили целый спектакль для него и мамы прямо в его комнате, и четвертый принц был очень счастлив, хотя кое-чего все же не хватало. Вечером мама укладывала его спать сама, и он спросил:

– Матушка-наложница, а почему государь-отец не пришел?

Наложница Е вздохнула, расправляя шелковое одеяло.

– Государь, наверно, очень занят, – сказала она. – Он правит страной, это очень тяжелая работа. Но тебе же понравился его подарок?

Четвертый принц тоже вздохнул:

– Угу. Хорошая сказка.

– Государь позвал лучших актеров и музыкантов в стране, чтобы они показали тебе представление. – Матушка ласково улыбнулась. – Это уже огромная честь для нас.

Четвертый принц полежал немного, думая про представление, а потом вдруг вспомнил про злых старших братьев, закидавших его снежками утром.

– Матушка-наложница, а почему мои братья меня всегда обижают?

Улыбка матушки натянулась, в ее взгляде пропала ласка, а появилась грусть.

– Потому что они законные сыновья государя, а ты сын наложницы. Их мама – самая влиятельная женщина в стране, конечно, им все дозволено. А я всего лишь наложница. Государь очень любит свою главную жену и ее детей.

– А меня не любит? – спросил мальчик, чувствуя колючую обиду. – За что?

– Любит, конечно же любит, – вздохнула мама и погладила сына по голове. Тепло ее ладоней и одеяло, сшитое ее руками, было тем, что спасало мальчика от холода всю его жизнь. – Твои братья тебе завидуют, потому что ты у меня самый умный, самый красивый, самый лучший мальчик. Именно ты достоин унаследовать престол.

Четвертый принц улыбнулся:

– А их мама завидует тебе, потому что ты тоже самая красивая, самая умная и самая лучшая.

Наложница Е засмеялась, затем наклонилась, поцеловала сына в лоб и погасила свечи, чтобы уйти спать.

Это было последнее воспоминание четвертого принца о маме. На следующий день она исчезла из дворца. Мальчик проснулся как обычно, слуги его умыли и одели, но мамы нигде не было. Он бегал по дворцу и искал ее, кричал на глупых слуг, которые, побледнев, лопотали что-то непонятное, обошел весь двор, но ее так и не нашел. Снег сыпался ему на голову, он весь промок до нитки, и горькие слезы раздирали ему горло.

Затем, отчаявшись, мальчик вернулся в комнату и там встретил женщину в очень богатом платье, расшитом золотом, с высокой прической, в которой блестела корона феникса. Ее облик был безупречен, но в глазах не было ни капли нежности. Она сидела, поджав красные губы, и холодно посмотрела на вошедшего мальчика. Вокруг нее стояли незнакомые евнухи и служанки с белыми неприветливыми лицами. Это была главная жена князя Сюаня, госпожа Янь. Она сделала жест рукой, и служанка, выйдя из ряда, прошла к четвертому принцу, схватила его за руку так, что чуть не вывихнула плечо, и подвела к госпоже.

– Где моя мама? – смело спросил четвертый принц, глядя на женщину сквозь слезы на глазах.

Госпожа Янь натянула улыбку, которая, наверно, должна была выглядеть ласковой, но мальчику показалась жуткой. Она протянула руку и пригладила волосы у него на затылке.

– Твоя мама поскользнулась на крыльце и умерла вчера ночью. Теперь я твоя мама, А-Ли.

Мальчику показалось, будто прогремел гром, хотя стояла лютая зима. Он смотрел на женщину, широко раскрыв глаза, и почему-то полностью ей поверил. Стал бы кто-нибудь шутить так жестоко?

После похорон матушки четвертый принц попал под опеку госпожи Янь, которая решила проявить себя как строгая воспитательница достойного наследника престола. За малейшую оплошность она лично била его своей собственной плеткой, с душой и страстью отвешивала ему пощечины, когда была не в настроении, а иногда и вовсе приходила к нему выместить свою злость, оскорбить, плюнуть в лицо, растоптать его детское сознание и, успокоившись, шла пить чай. А ее дети, с которыми четвертый принц стал видеться каждый день, ломали все, что не успевала сломать их мать.

Сидя в углу комнаты и тихо плача, мальчик просил небеса, чтобы отец пришел ему помочь.

Покровителем Страны Байлянь был безымянный будда, которого изображали в форме статуи странника. Этому божеству давали множество имен, потому что никто не знал настоящего, но чаще всего можно было услышать прозвище Бай Лянь, позаимствованное из названия страны. Говорили, будто этот бог помог людям посадить белые лотосы на прудах и научил готовить лунные пряники.

Во дворце князя был построен храм для Бай Ляня, и там часто проводили молитвенные церемонии, а госпожа Янь непреклонно ставила А-Ли коленями на гравий во дворе этого храма.

А-Ли никогда не проказничал и старался выполнять задания учителей, но те требовали от него невероятных достижений, на которые не способен ребенок его возраста. За невыполненные задания госпожа Янь и бездушные учителя больно били его линейками, пока нежная кожа на его ладонях не лопалась в кровь. В то время когда старших принцев хвалили за малейшее достижение и баловали подарками, А-Ли молча терпел наказания за то, что не мог справиться с заданием уровня ученого мужа.

Старшие принцы, когда сбегали от учителей, глумились над ним: «Такой разгильдяй никогда не станет наследным принцем! Посмотри на себя, ты постоянно наказан! Может, уже научишься себя вести и возьмешься за книги? Это все потому, что твоя мать из публичного дома! Дурная кровь!»

Дети повторяли за матерью и ее слугами, а мать всеми силами старалась убедить князя, придворных, министров и даже всю страну в том, что единственные достойные наследники престола – ее родные сыновья.

А-Ли мог вытерпеть любые унижения в свою сторону, но когда кто-то плохо говорил о его матери, он терял всякое самообладание и бросался в драку, позабыв, что соперники в разы превосходят его по росту и весу.

– Моя матушка была из приличной семьи! Она воспитывалась на горе Байшань и была заклинательницей!

Несправедливые оскорбления причиняли ему нестерпимую боль, облегчить которую могла только ярость, но маленький мальчик никогда не мог победить старших братьев. Если бы не дежурящие во дворе евнухи, А-Ли бы втоптали в землю.

В храме статуя безымянного странника равнодушно смотрела на него, когда он приходил просить помощи у богов. Мальчик вырос, слушая истории матери о милосердном будде, который безвозмездно помогал древним жителям Байлянь, когда жил среди них.

– Мне не нужны ни богатства, ни слава, и наследным принцем я тоже не хочу быть, я хочу обменять все это на семью, в которой все друг друга любят, – говорил мальчик в своих многочисленных молитвах. – Даже если мне будет нечего есть и я буду ходить босым, грязным и больным… я все отдам.

Но прошел целый год, а Бай Лянь так и не исполнял его просьбы.

– Ты вообще существуешь? – в отчаянии и со слезами на глазах спросил А-Ли однажды, глядя в нефритовые глаза будды. – Или ты умеешь только печь пряники и сажать лотосы? Или ты уже давно переродился в гусеницу или какую-нибудь тварь? Тогда зачем поклоняться богам, если они все равно умирают и даже не помогают, сидя на своих облаках? Ты помогал людям, когда спустился к нам, но там, на Небесах, чем ты вообще занимаешься?

А-Ли испытывал необъяснимое разочарование к Бай Ляню и даже позволял себе его отчитывать.

– Какая разница, что я скажу, тебе же все равно на меня… всем все равно на меня. Я правда такой никчемный, как все говорят? И ты не помогаешь, потому что я был недостаточно праведен и не заслужил помощи? За то, что я такой глупый, ты отвернулся от меня? За то, что моя матушка была наложницей? За что?

Бай Лянь ни разу не ответил, точно и правда был уже давно мертв. А-Ли уходил из его храма каждый раз все более угнетенным.

В чужом дворце мальчик был очень одинок. Его старшие братья искренне ненавидели его, а он так и не понимал, что он сделал не так и почему все настолько строги к нему. Когда старшие братья играли с другими детьми, он незаметно прятался на заднем дворе у стены, за которой жили слуги. У кого-то из слуг там жила небольшая белая собачка по кличке Баоцзы, и четвертый принц подружился с ней. Баоцзы стал его единственным товарищем.

Четвертый принц часто прятался в библиотеке, потому что это место его братья по возможности обходили стороной. Ночью в библиотеке не было даже слуг и стражи, поэтому огромные полки с рукописями были в полном распоряжении мальчика. С одной свечой он прятался между стеллажами и читал сказки о богах, доблестных заклинателях и светлых духах. Захватывающие истории наполняли его верой в справедливость и в то, что его обидчики рано или поздно получат возмездие. Он решил, что на Бай Ляня нечего надеяться, и стал просить о помощи всех богов, чьи портреты появлялись в книге. Иногда он придумывал, что они ему отвечают и всячески утешают. Больше всех ему нравилась бодхисаттва Гуаньинь, потому что ее портрет был похож на портрет его матушки, а ее голос в его воображении звучал ласково.

Свой шестой день рождения четвертый принц справлял в компании Баоцзы около его будки и радостно кидал ему палку. По несчастливой случайности день рождения четвертого принца совпадал с днем рождения старшего принца, которому исполнялось десять лет. Четвертый принц улизнул из дворца пораньше, чтобы не попадаться на глаза ни ему, ни его матушке, но заклятый обидчик каким-то образом нашел его сам и подтянул к будке целую ораву верных последователей.

Веселое настроение четвертого принца тут же испарилось, он испуганно попятился к будке. Верный песик, почуяв угрозу, встал на его защиту, громко и угрожающе тявкая. Он едва доходил старшему принцу до колен, но, казалось, считал себя большой и злой собакой, способной проглотить негодника целиком.

Старший принц долго глумился над младшим братом и его защитником, а затем снял с пояса красивый кинжал, украшенный драгоценными камнями, и принялся им хвалиться:

– Государь-отец подарил мне его на день рождения! Смотри, как он блестит на солнце! Настоящий, не игрушечный! Государь-отец сказал, что я уже взрослый и могу носить настоящий клинок, а когда стану старше и выше, он подарит мне меч!

Четвертый принц был слишком напуган сверкающим лезвием, чтобы что-то сказать. Он нагнулся, чтобы запихнуть собаку в будку и спрятать за собой, но Баоцзы вдруг сорвался с места и ухватил старшего принца за край дорогой накидки.

– Ах ты, грязная шавка! – завопил мальчик и махнул кинжалом. Кровь оросила свежий снег.

– Нет! – в ужасе крикнул четвертый принц. – Не трогай его!

Орава дворцовых детей схватила собаку, которую старший полоснул по морде. Старший принц, отряхнув испорченное платье, рассвирепел.

– Ты заплатишь за это, глупая собака!

И с яростью вонзил кинжал в живот Баоцзы.

Кровь собаки разлилась по двору, окрасив белый снег и шерстку в жуткий красный цвет. Дети вскоре насмеялись и покинули двор, оставив четвертого принца стоять в оцепенении. Он не мог пошевелиться долгое время, а затем, когда его колени подогнулись и больше не смогли его держать, подполз к мертвой собаке и крепко обнял ее, сотрясаясь от горьких рыданий.

– Что я сделал, за что вы так меня ненавидите? Что сделал Баоцзы, за что вы его убили?

Когда наступила ночь, он пришел в библиотеку, потому что не мог заснуть. Когда он закрывал глаза, перед ним появлялась мертвая белая собака, полностью залитая кровью, и глумливая улыбка старшего принца. Мальчик поставил свечу на пол, машинально стащил с полки книгу, в которой описывались самые сильные божества, уселся на пол и открыл книгу посередине. Со страницы на него уставился страшный седой человек с бычьей головой, держащий книгу костлявыми пальцами с когтями. Мальчик тупо уставился на рисунок, его глаза слезились и щипали, отчего он не мог читать слова, но помнил, что говорилось на этой странице.

– Владыка Преисподней Ян-сыцзюнь, – произнес он тихо, словно читая текст по памяти для себя. – Беспристрастный начальник десяти судей, решающий судьбу всех душ, попавших в загробный мир.

Страшный человек все еще смотрел на него пристально. Четвертый принц вздохнул.

– Души праведных людей он отправляет на круг перерождения, души грешников исполняют наказания и подвергаются пыткам, которые могут длиться сотни тысяч лет, а души самоубийц превращаются в его рабов до тех пор, пока не обратятся в песок… Как жаль, что, чтобы он наказал грешника, надо ждать, когда тот умрет. А если он не умрет никогда? И каким-то образом обретет бессмертие?

Он подумал о том, что будет, если его царственная мачеха вдруг вознесется в бодхисаттвы. Он представил, как она ходит по золотым дворцам с надменным видом и оскорбляет и бьет плеткой всех неугодных бессмертных. Тогда Небесам точно придет конец и они рухнут.

– Неужели боги не могут помочь мне ничем сейчас, пока я жив? Что я сделал в прошлой жизни, чтобы заслужить такое наказание? – всхлипнул четвертый принц. – Уважаемый Владыка, если этот никчемный утопится в пруду, вы возьмете его на службу рабом? Не может быть, чтобы в загробном мире было хуже, чем здесь.

Слезы заполнили его глаза, и рисунок бога размылся.

Вдруг раздался чей-то спокойный голос совсем близко, точно у мальчика над головой:

– Ты не должен так говорить, А-Ли. Боги уже вовсю стараются тебе помогать, но им нужно время. Ты знаешь, что на Небесах один день равен году на Земле? Пока до них дойдет твоя молитва и пока они приступят к ее исполнению, может пройти много времени. Будь терпелив, и твое страдание в конце концов закончится.

Мальчик с замиранием сердца огляделся, но никого рядом не встретил. Голос взялся из ниоткуда и звучал в его голове точно размеренный шум бегущей реки. Этот голос был необыкновенным, мальчик почувствовал, будто он погладил его по голове и мгновенно высушил его слезы. Он вцепился в книгу и вперился в рисунок. Страшный седой человек с бычьей головой, который до этого корчил гримасу, вдруг стал чуть-чуть улыбаться, а его глаза засветились.

– Владыка Преисподней? – прошептал мальчик ошеломленно. С ним разговаривал рисунок!

Затем рисунок шелохнулся. Костлявая рука Ян-сыцзюня раскрыла книгу, которую тот держал. Уголок его губ слегка дрогнул.

– А-Ли, не спеши встретиться со мной. В моей Книге Судеб сказано, что ты невероятно талантлив и праведен, скромен и предан. Ты правда хочешь стать моим рабом и больше никогда не переродиться?

– Я не хочу больше жить с царственной мачехой, Владыка, – тихо произнес четвертый принц, сразу устыдившись своих необдуманных слов. – Заберите меня отсюда, и я буду самым праведным человеком на свете.

– Я не могу вмешиваться в судьбы людей, А-Ли, – вздохнул рисунок Ян-сыцзюня. – Но другие боги непременно придут тебе на помощь.

– А зачем вы тогда явились? – спросил четвертый принц.

– Я действую так, как написано в Книге Судеб, – улыбнулся Ян-сыцзюнь.

– Но разве это не одно и то же?

– Никто не знает, что написано в Книге Судеб, кроме меня. Зная, что там написано, я не могу поступить по-другому. Но любой другой поступает так, как ему хочется, не осознавая, что его поступок был предопределен, а повернуть вспять нельзя.

Четвертый принц не очень понимал, куда клонит Владыка Преисподней, но убедился, что его тяжелая жизнь была прописана судьбой и что, возможно, ему вообще никто не поможет в ближайшие лет десять. Ведь на Небесах пройдет только десять дней. Вдруг боги очень заняты или у них выходные?

А-Ли тяжело вздохнул и уткнулся носом в колени. Вскоре свеча погасла, и Владыка Преисподней больше не разговаривал с мальчиком. Рисунок вернулся в прежнее положение и застыл на странице.

Мальчик очень ждал, что однажды государь вспомнит о своем бедном сыне и придет его спасти, как это делала матушка. Но государь, похоже, был слишком погружен в дела государства, чтобы думать об одном из своих десяти сыновей.

Четвертый принц думал, что однажды мачеха ударит его так, что он просто умрет на месте, и даже ждал этого момента, пока однажды ночью его не разбудила бывшая служанка его покойной матушки. На тот момент ему было уже семь лет.

– Поднимайтесь, ваше высочество, – со слезами на глазах прошептала служанка и потащила мальчика прочь из теплой постели.

– Что такое?

– Идемте.

– Куда?

– Пожалуйста, идемте со мной.

Даже не одевшись, принц вышел за служанкой в темноту июльской ночи. Они вместе прошли безлюдными закоулками дворца, о которых принц даже не подозревал, миновали Холодный дворец на отшибе, страшный и одинокий, где были слышны стоны сумасшедшей наложницы, и наконец добрались до склада, где хранилось много бочек. Служанка выкатила одну здоровую бочку, затем взяла мальчика за плечи и сказала, с трудом сдерживая слезы:

– Ваше высочество, вам нужно бежать, иначе вас все равно убьют. Госпожа Янь ни за что не отдаст вам престол, она просто убьет вас, когда вы будете ей мешать. Бегите. Я посажу вас в бочку, наутро эти бочки погрузят в телегу и повезут на гору Байшань. Там мой брат примет груз и выпустит вас. Он отведет вас к вашей тете на гору Байшань, где о вас позаботятся. Возьмите новое имя, никому не говорите, что вы сын государя. Вы понимаете меня?

Четвертый принц смотрел на нее не мигая усталыми красными глазами и в итоге кивнул. Он протянул руку и стер слезу с ее щеки.

– Спасибо, что заботилась о моей матушке, – сказал он тихо и в последний раз взглянул на дворец, видневшийся где-то далеко за садами и павильонами.

Когда-то это было его домом, где он был счастлив, где жила его семья, где было тепло и уютно. Сейчас дворец стал его ледяной тюрьмой, где его ничто не держит. За три года отец ни разу не встал на его защиту, а когда мальчик не выдержал жестоких наказаний, вырвался из рук евнухов и прибежал жаловаться к отцу в кабинет, когда тот был занят, отец просто послал евнуха разобраться, даже не подняв головы от бумаг, и четвертый принц возненавидел его.

Он больше не вернется сюда. Бай Лянь и другие божества, которым он неустанно молился, наконец исполнили его просьбу!

Служанка тихонько всхлипнула.

С ее помощью четвертый принц залез в бочку, затем служанка надела на нее крышку и заколотила гвоздями. Наутро бочка уже тряслась по дороге в телеге, запряженной конем.

Четвертый принц сидел в темноте и тесноте бочки, с трудом дыша и боясь пошевелиться, не зная, куда его везут, где эта гора Байшань и что за люди там живут. Но вряд ли найдется человек хуже, чем его мачеха, братья и государь-отец, на которого он затаил злобу.

Вдруг телега затряслась, раздался страшный грохот, и четвертый принц будто перевернулся в воздухе несколько раз, бочка подпрыгнула, он больно ударился о ее стенку, покатился, вертясь в бочке как юла, и вдруг приземлился будто на подушку. Раздался всплеск воды, бочка мерно закачалась во все стороны, словно поплыла. Четвертый принц все еще боялся сделать вдох.

Неизвестно, сколько он провел в бочке, дрейфуя по воде. Он успел поплакать, и поспать, и еще раз поплакать, и придумать ужасные события, которые непременно ждут его впереди. Когда он начал засыпать во второй раз, что-то громко ударило бочку и раздался старческий голос:

– Так-так-так, что это я тут выловил? Никак вино заморское?

Четвертый принц перевернулся, ойкнул, ударился макушкой о крышку.

– Ой, – повторил дед. – Вино никак говорящее? Или я уж больно пьян.

– Дедушка, достаньте меня, пожалуйста, – пропищал четвертый принц и заколотил по стенке кулаками.

– Ох, что за дела! Дети в бочке путешествуют! Ну, держись!

Раздался грохот, и бочка в один миг развалилась на мелкие обломки. В лицо мальчика ударил прохладный воздух, полный кислорода. Он вдохнул его так глубоко, что даже подавился и закашлял. Стояла ночь, тонкий месяц блестел на черных водах реки. Мальчик оказался в лодке, а рядом сидел худощавый дед, босой, в изношенных одеждах, с длинной козлиной бородой, заплетенной в косичку. От него пахло вином, у кормы стояло несколько кувшинов. Но глаза деда были ясными, добрыми. Он застыл в изумлении, глядя на мальчика, и выдал:

– Малыш, ты как это в бочку-то забрался? Долго так плаваешь по реке? Бедный, как ты не задохнулся, а? Жив, здоров? Ну-ка, скажи что-нибудь!

Четвертый принц не знал что сказать. Огромная река, широкий простор холмов и полей, погруженных во мрак, раскрывался перед ним.

– Свобода, – выдохнул он.

Боги смиловались над ним! Внезапно он почувствовал себя таким счастливым, что чуть не лопнул.

– Мда, ты очень странный, уже вижу, – хмыкнул дед. – Что же я собираю одних странных детей? Один чуднее другого.

– Это гора Байшань? – спросил мальчик.

– Нет, это река Тяньжэнь, – улыбнулся дед и плюхнулся на доску. – Ты это до горы Байшань хотел доплыть? Дурачок, это же гора! Как ты по реке собрался на гору взобраться?

– Я не знаю, как так вышло. Дедушка, а что это за место?

– Река Тяньжэнь, говорю. Любимый мой край, родная моя Сяо.

Принц застыл.

– Это Страна Сяо?

Четвертый принц был родом из Байлянь, что на Северном континенте. Страна Сяо находилась на Восточном. Мальчик доплыл в бочке до другого континента. Ужас сперва охватил его, он почувствовал себя таким маленьким в огромном мире, что захотел расплакаться. Немного погодя он так и сделал.

Увидев, как ребенок рыдает, пьяный дед переполошился.

– Малыш, ты чего ревешь-то? А ну, не реви! Где твои родители? Как звать тебя? Да отведу я тебя на твою гору Байшань, делов-то!

Успокоившись, четвертый принц вдруг подумал, что так даже лучше. Чем дальше от дворца, тем лучше.

– Нет, я не хочу на гору Байшань.

Дед всплеснул руками:

– А чего ревел? Дурачок какой-то. Как зовут тебя?

Четвертый принц замолчал. Он никогда больше не скажет никому своего имени. Должно быть, бочка упала с телеги в речку. Пусть все думают, что четвертый принц Страны Байлянь, Хэ Ли, мертв.

– У меня нет имени, – сказал он тихо и посмотрел на деда.

– Как это нет имени? А как зовут твоего отца или мать?

– Я сирота.

– Ах! Бедняжка. Родители даже не дали тебе имени?

– Угу.

– Ну что же, должен же я как-то тебя звать, правда? Давай придумаем тебе имя. – Дед лукаво улыбнулся, затем подумал немного, посмотрел по сторонам, на безмятежные волны, на черное небо, усеянное звездами, и ясный месяц. – Что ж, давай дадим тебе фамилию Хай, а имя Минъюэ. По-моему, красивое имя. Красивое имя для красивого мальчишки. Вырастешь – отбоя от невест не будет! Ха-ха-ха-ха!

Дед хрипло рассмеялся, отчего лодка затряслась, а мальчик сглотнул. Теперь у него новое имя. Радость заполнила его сердце до дрожи. Он мигом вскочил и поклонился:

– Спасибо, отец, что дали мне имя!

Дед перестал смеяться и смутился:

– Какой я тебе отец, дурачок? Посмотри, какой я старый.

– Вы мне роднее всех на свете.

– Ай-я, не говори таких глупостей!

– Пожалуйста, возьмите меня к себе.

Дед замолчал и прищурился, затем костлявой рукой прощупал тело мальчика и хмыкнул:

– Сирота сиротой, а питался хорошо. Вроде с виду здоровый, если не считать этой шишки у тебя на голове. Хм… Ладно, будешь мне помогать по хозяйству. Дела тебя вести научу. Ты вроде неглупый и говоришь складно. Кажется, ты самый нормальный из всех моих детей.

Хай Минъюэ благодарно отвесил поклон. Его воспоминания о дворце стерлись, словно это было в прошлой жизни. Он еще посидел в лодке, вдыхая крепкий запах алкоголя, разящий от деда, и чистый запах свободы.

К утру дед, шатаясь, привел его к себе домой.

Часть 6 Персиковое вино (II)

Это был малюсенький домик, больше похожий на хижину отшельника, который стоял на широкой равнине на окраине деревни в Стране Сяо. Через лес лежала та самая речка Тяньжэнь, которая впадала в Восточное море. До столицы, по словам деда, ехать было полдня на осле, поэтому там им делать нечего, а в деревне все есть. Хай Минъюэ, сжимая горячую руку деда, неловко обвел взглядом место, куда его привели, и посмотрел вверх.

– Чего ты на меня так смотришь, а? – ухмыльнулся дед. – Скажешь, плохой дом? Не дворец, конечно, ну и я не император. Вот скажи мне, что лучше – быть красивым и богатым, но гнилым душой, или скромным и страшненьким, но добрым и хорошим, с чистой душой?

– Душа важнее богатства и красоты, – без раздумий ответил Хай Минъюэ.

– Вот, молодец, правильно мыслишь. Запомни, мальчик, дом – это то же, что и человек. Важнее то, что там внутри, а не то, что снаружи. Можно жить во дворце, а чувствовать себя там как бездомный прокаженный, а можно жить припеваючи в нашем маленьком домишке и радоваться жизни. Как говорится, нужно большое сердце – и не надо большой комнаты.

Горло мальчика болезненно стянуло оттого, как правильно звучали слова деда. Дед, улыбнувшись, потянул его вперед:

– Пошли, покажу тебе твоих братьев.

Его настоящий отец никогда не брал его за руку и не водил по дворцу, но откупался от него дорогими подарками. Хай Минъюэ почувствовал, что этот незнакомый дед был для него гораздо большим отцом, чем тот, кто его породил. Однако при мысли о братьях Хай Минъюэ заволновался. Будут ли они так же к нему добры?

– А сколько у вас детей? – спросил он.

– Двое, – беспечно сказал дед, неторопливо прогуливаясь по выложенной из плоских камней тропинке. – Один чуднее другого. Ну, со старшим ты точно поладишь – он любит новых знакомых. С младшим все тяжело, лучше не приставай к нему, а то еще наложит на тебя какое-нибудь заклятие, которое даже я не знаю, маленький паршивец, ну, я эти его книжки когда-нибудь сожгу!

Они обошли ветхий домишко, за которым располагался огромный сад, где росли персики, и углубились в тени деревьев.

– Ваш сын изучает путь совершенствования? – изумленно спросил мальчик. Его матушка была из рода совершенствующихся с горы Байшань, но, став наложницей князя, перестала заниматься духовной практикой.

Дед выпятил грудь:

– Все мои дети его изучают, не будь я великим героем Восточного континента! Когда-то мое имя гремело на весь свет, я был лучшим мастером боевых искусств в мире! Тогда меня звали Превосходный Учитель, Господин, Рассекающий Ветер!

Хай Минъюэ сперва изумился в восхищении, но потом подумал, нахмурившись: если он такой великий совершенствующийся, то почему выглядит так старо? Совершенствующиеся даже на среднем уровне способны сохранить молодость.

Вдруг сверху раздался звонкий голос:

– Опять бредишь, дед? Забыл принять отвар, что ли?

Хай Минъюэ задрал голову и увидел на ветке дерева мальчика в ярко-зеленом халате и белых штанах. Он сидел на ветке и собирал персики в большой короб за спиной. Он выглядел старше на пару лет, у него были длинные черные волосы, собранные в высокий хвост, и он ловко работал руками, складывая персики один за другим.

– Ты как с отцом разговариваешь, проходимец? – возмутился дед. – Ни капли уважения! Я тебя нашел, обогрел, накормил, дал смысл жизни, а ты! – Затем он повернулся к Хай Минъюэ и сказал: – Ты не бери с него пример. Ты будь заботливым сыном. Кстати, это твой старший брат Ши Хао.

Мальчик на дереве бросил беглый взгляд вниз, осмотрел Хай Минъюэ с головы до ног и довольно улыбнулся. Хай Минъюэ неловко назвал свое новое имя.

– Добро пожаловать в семью, – сказал Ши Хао приветливо. – Я бы спустился и вежливо представился, но кто же тогда вместо меня соберет персики? Нет персиков сегодня – нет прибыли, нет прибыли – нет еды, нет еды – нет совершенствования, и все, жизнь впустую!

Хай Минъюэ открыл рот в изумлении, а мальчик продолжил:

– Поэтому беги за корзиной да забирайся на дерево ко мне, братишка. Если не умеешь, не бойся, старший брат всему научит. А ты, дед, иди принимай свой отвар.

Так Хай Минъюэ познакомился с самым важным человеком в своей жизни – будущим бессмертным героем Ши Хао. Мальчик оказался энергичным и приветливым и, когда Хай Минъюэ обзавелся собственной корзиной и с трудом залез к нему на ветку, объяснил, как надо ему помогать, и работа закипела. К тому времени дед уже куда-то ушел, и пока они опустошали одно дерево за другим, Ши Хао рассказал про него:

– Его имя Сюй Хуан, а в деревне все зовут его Пьяница Сюй. Никакой он не герой и не мастер, а простой бедняк, живущий благодаря продаже персиков и поделок из дерева, которые вырезает, когда не пьян. Может, когда-то он и совершенствовался, но ничего хорошего из этого явно не вышло, и он немного съехал с катушек. Но ты не бойся, он добрый и любит поговорить и поспорить.

Хай Минъюэ знал, что с дедом что-то нечисто. Он спросил:

– Ты его родной сын?

– Я-то? Нет, он нашел меня и забрал к себе лет пять назад. Я этого не помню, так что это только его слова. Говорит, что нашел меня на берегу моря в столице, одного посреди камней, и что я так прицепился к его халату, что у него не оставалось иного выбора, кроме как взять меня с собой. – Ши Хао рассмеялся. – Не знаю, может, ему это привиделось во сне. Но результат один – я теперь приглядываю за ним и мелким Чэн-эром. А тебя сюда как занесло?

Хай Минъюэ рассказал свою историю:

– Я из Страны Байлянь. Мои родители умерли, и я залез в бочку, чтобы попасть на гору Байшань к совершенствующимся, но она упала в реку, и так меня подобрал отец.

– Ах, Страна Байлянь! – воскликнул Ши Хао. – Я слышал, там готовят самые вкусные лунные пряники, которые закупают богачи и знать на всех четырех континентах. Было бы здорово их попробовать. Умеешь их готовить?

– Нет, – мотнул головой Хай Минъюэ. Но он очень любил их есть, это правда.

– Эх, как жалко, – вздохнул Ши Хао. – Так бы мы их продавали здесь и разбогатели.

В том, что у Ши Хао необычное мышление, Хай Минъюэ убедился в тот же день. Как только все корзины забили персиками, мальчики погрузили их в телегу, запряженную старым ослом, и повезли на деревенский рынок. Там Ши Хао стал приставать к проходящим людям. Если проходила женщина, он говорил:

– Сестрица, хочешь сохранить красоту на долгие годы? Отведай персиков из сада Ши Хао! Видишь вон ту деву у прилавка с тканями? Ей на самом деле целых сорок лет, а выглядит на двадцать. Она ест мои персики каждый день! Не веришь – спроси у нее сама. Спроси, спроси!

Женщины шли и спрашивали, потом возвращались бегом и покупали корзины персиков с наценкой. Если же проходил мужчина, Ши Хао говорил:

– Дядя, хочешь быть сильным и сохранить мужское здоровье до самой смерти? Покупай персики Ши Хао! Смотри, лавочник напротив так и пышет здоровьем, хотя уже немолод, но ест мои персики каждый день, и вон поди спроси у него, сколько девиц он может прокатить за ночь!

Мужчины шли к лавочнику, потом бегом возвращались и покупали корзины персиков с наценкой. Хай Минъюэ сидел в телеге и поражался, как это так у него получается.

– Неужто персики и правда волшебные?

Ши Хао словно умилили его слова, и он потрепал Хай Минъюэ по голове:

– Конечно волшебные, неужели не видишь?

Они распродали корзины до обеда и на вырученные деньги купили кулек паровых булочек, фаршированных мясом. Хай Минъюэ уже не помнил, когда ел в последний раз, и как только Ши Хао протянул ему булочку, смел ее в один присест.

– Ничего себе у тебя аппетит! – засмеялся Ши Хао и предложил ему еще одну булочку, но Хай Минъюэ вежливо отказался, устыдившись своей несдержанности.

Вместе они прошлись по рынку, звеня мешком с деньгами. Проходя мимо прилавка с тканями, Ши Хао поздоровался с девушкой и, положив лян монет на прилавок, сказал:

– Вот, сестрица, возвращаю долг.

То же самое он сделал у лавочника, к которому посылал покупателей. Хай Минъюэ сообразил, что лучше не спрашивать на людях об этом. Очевидно, Ши Хао им платил за то, что они ему подыгрывали.

Ши Хао вывел их с рынка, ведя осла под уздцы. Мальчики отправились к реке Тяньжэнь и уселись на берегу, глядя, как по воде плавают утки и как ярко блестит золотая чешуя карпов. Ши Хао наелся булок и развалился на траве.

– Ах, как не хочется больше ничего делать!

– А нам нужно еще что-то сделать? – удивился Хай Минъюэ, который за день переделал больше дел, чем за всю свою жизнь во дворце.

Ши Хао приподнялся и воскликнул недоуменно:

– Ну конечно! Нам надо учиться! Иначе как мы станем великими совершенствующимися? Ты что, хочешь просидеть всю жизнь на ферме с дедом и быть торгашом?

– Быть совершенствующимся, – в сомнениях повторил Хай Минъюэ. Он никогда и не мечтал стать как один из этих сильных и благородных мужчин, которые порой появлялись во дворце, чтобы получить награду от князя за усмирение нечистой силы на границе. У них были красивые сверкающие мечи, на которые все мальчишки пускали слюни, проницательный взгляд и много самых интересных магических артефактов, про которые четвертый принц читал ночами в библиотеке.

Ши Хао обрадовал такой ответ, и он тепло потрепал мальчишку по голове. Они посмотрели на рыбок совсем немножко, обмениваясь своими грезами о совершенствовании, а потом отправились обратно в деревню.

Там оказался небольшой храм, при котором один учитель из именитого ордена обучал деревенских детей. Однако Ши Хао не вошел в главный вход, а обошел храм и проскользнул в приоткрытую заднюю дверь. Мальчики попали в библиотеку, заполненную пыльными свитками и манускриптами, в которой сильно пахло сыростью. В библиотеке было темно, но в самом углу, за стеллажами и бумажной ширмой, горела свеча.

– Чэн-эр! – позвал Ши Хао и сделал товарищу жест следовать за ним. – Чэн-эр, ты тут?

Ему никто не ответил, но его это не остановило. Мальчики пересекли темное пространство, и Ши Хао отодвинул ширму. За ней сидел маленький и худенький мальчик перед свитком, который по сравнению с ним был просто огромным. Как только ширму отодвинули, его странные красные зрачки уставились на вторженцев с таким холодом, что Хай Минъюэ испугался. Но этот лед буквально разбился о братское дружелюбие Ши Хао, точно тот был непробиваемой скалой.

– Чэн-эр, я тебе булочек купил, – сказал Ши Хао, улыбаясь, и достал из-за пазухи остатки паровых булочек в кулечке.

Чэн-эр, недоверчиво зыркая на Хай Минъюэ, забрал кулек и прижал к груди, точно у него его пытаются отобрать.

– Кто это? – спросил он, поджав губы.

– О, это наш новый брат, Минъюэ. Дед его выловил, когда вчера ушел любоваться луной и нюхать цветы.

Чэн-эр сощурился и спросил Хай Минъюэ:

– Ты тоже рос в публичном доме?

– Что такое публичный дом? – невинно спросил мальчик.

– Это место, где…

– Стой-стой-стой! – затараторил Ши Хао и быстро заткнул булочкой рот младшего брата. – Во-первых, вам обоим рано про это знать, а во-вторых, почему ты решил, что дед ходил в публичный дом?

– Ты сказал, он ходил нюхать цветы ^[15], – пробубнил Чэн-эр с булкой во рту.

– Я имел в виду, буквально! Он сказал мне вчера: «Иду любоваться луной, пить вино и нюхать цветы на берегу Тяньжэнь!» Вот так он выловил Минъюэ, когда пил в лодке.

– Понятно, – произнес Чэн-эр и сухо назвал свое имя, прожигая нового брата своими необычными красными глазами. – Я Чэн-эр. Мне семь лет.

– Меня зовут Хай Минъюэ, мне тоже семь лет.

Ши Хао задумался.

– А кто же из вас теперь старше? Когда у тебя день рождения, Мин-эр?

– Я не знаю точно, – протянул Хай Минъюэ, опасаясь, что его точная дата рождения раскроет его настоящую личность. – Зимой.

– Ага! – сообразил Ши Хао. – А у Чэн-эра осенью. Значит, Мин-эр старше.

– Как ты так считаешь? – проворчал Чэн-эр, насупившись. – Я должен быть старше.

– Ах так! – посмеялся Ши Хао. – Раз ты думаешь, что я неправ, пусть учитель нас рассудит.

Через какое-то время мальчики вышли из библиотеки во внутренний двор храма, где собралась толпа других мальчиков разных возрастов. Все они были одеты в простые деревенские одежды, многие даже не были причесаны. Хай Минъюэ робко понаблюдал за ними. Незнакомые дети его пугали, потому что он боялся, что его снова будут обижать.

– Я правда могу заниматься с вами? – спросил он у Ши Хао.

Ши Хао проследил за его взглядом и сразу понял, что мальчик боится. Его теплая ладонь опустилась тому на макушку.

– Знаешь, что мы делаем со страхом, Мин-эр? – спросил Ши Хао с улыбкой. – Мы даем ему хорошего пинка, чтобы катился подальше и не мешал нам исполнять наши мечты. Думаешь, эти полудохлики будут обижать тебя? Или учитель будет ругаться? Вздор! Я сделаю так, чтобы каждый, кто обидит моего духовного брата, пожалел о том, что вообще родился!

Чэн-эр фыркнул, скрестив руки на груди, и это не укрылось от Ши Хао.

– Что, скажешь, вру? – возмутился Ши Хао.

Чэн-эр ответил, посмотрев на Хай Минъюэ:

– Он точно не врет, и это меня и беспокоит. Просто держись подальше от проблем.

Чэн-эр был точно не старше Хай Минъюэ, но говорил как взрослый. Хай Минъюэ предположил, что это потому, что он слишком много читал.

Разговор мальчишек прервал протяжный скрип дверей храма. На крыльце показался высокий мужчина в черных одеяниях.

– Урок начинается, – сказал он нестрого.

Хай Минъюэ хорошо разглядел этого человека, пока ученики проходили мимо. От него исходил запах сандаловых благовоний, а сам он обладал утонченной внешностью, носил красивый серебряный меч за спиной и элегантную прическу, из которой не выбивалось ни одного волоска. На поясе этого молодого человека висела нефритовая подвеска и необычный жетон из синего камня с черной болтающейся кисточкой. Хай Минъюэ мельком прочитал на ней слова «Тысяча способов, сотня планов», и тогда молодой человек обратил на него внимание.

– Новенький?

Лицо мужчины было доброжелательным, но его взгляд был таким острым и пронзительным, что мальчику показалось, что учитель за секунду просмотрел все его внутренности и даже оценил содержимое души.

– У-учитель… – Не зная, что делать, Хай Минъюэ отвесил поклон и назвал свое новое имя.

– Ты хочешь стать заклинателем, ученик? – спросил молодой человек. Его голос звучал тепло и искренне, по-этому Хай Минъюэ вскоре забыл о его странном взгляде. – Это похвально. Стремление к вершинам следует поощрять. Посмотрим, чего ты сможешь добиться. Мое имя – Цянь Сян, но ты должен звать меня «учитель». Интересно, найдется ли для тебя лишняя парта?

Учитель ласково подтолкнул мальчика внутрь храма. Его синий жетон блеснул в лучах солнца перед тем, как закрылись двери.

Часть 6 Персиковое вино (III)

После первого года занятий с учителем Цянем Хай Минъюэ сформировал духовное ядро. Это поразило учителя и всех учеников. В храме обучались дети разных возрастов, которые пришли на обучение в разное время, но такого скорого результата не показывал никто.

Ши Хао искренне удивился:

– Я смог создать его только за целых два года. Ты невероятно талантливый!

Хай Минъюэ порадовался его похвале. Ши Хао никогда не скупился ни на теплые слова, ни на суровую критику, но всегда его слова были честны и обоснованны. Затем мальчик столкнулся с пронзительным взглядом учителя, задумчиво обхватившего подбородок.

– Очень хорошо, – произнес он и растянул губы в улыбке. – Это правда, у тебя огромный потенциал, Минъюэ. Теперь, когда ты владеешь духовным ядром, посмотрим, какая стихия тебе больше подвластна.

Всего в традиционном заклинательском учении существовало пять стихий: вода, огонь, воздух, земля и металл. Обычно заклинатели были наделены талантом к какой-то одной из пяти стихий. Последняя была самой редкой, и юные заклинатели, открывшие в себе дар заклинания металла, обычно отправлялись обучаться к властелину металла, Белому Дракону – покровителю Запада, на безымянную гору на Западном континенте. Белый Дракон Запада обучал юношей совершенствованию и ковке мечей из шэнсиньского железа, обладающих волшебными свойствами и использующихся заклинателями по всему миру. Такие заклинатели-кузнецы ценились по всему свету, поэтому дар заклинания металла считался очень престижным.

Однако существовали школы, которые практиковали другие формы совершенствования. Например, на Южном континенте жили заклинатели Тенистых Гор. Вместо того чтобы развивать предрасположенность к одной стихии, они пользовались старинной техникой своих предков, позволяющей из слияния небольшого потока энергии земли и воды призвать молнию внушительной мощи. А демоническое племя, в последнее время постоянно учиняющее хаос на земле, использовало заклинание темной материи, концентрата энергии инь.

На горе Байшань, в самой влиятельной школе заклинателей в мире, практиковались техники преображения водяной стихии, позволяющие управлять льдом и снегом, но пользовались ими только ученики чистокровных потомков основателя ордена, Бай Юаня, которые имели талант к водной стихии. Говорят, Бай Юань обучался у Белого Дракона Запада до того, как пришел на Север, управлял стихией металла и ковал мечи для своих учеников самостоятельно.

Никто из учеников Цянь Сяна не владел редчайшей стихией металла. Ши Хао усердно тренировал все пять стихий, но успеха достиг только в заклинании земли. Его коронной техникой было создание золотых энергетических мечей, которые вонзались в цель и наносили ей колоссальный урон. Так же он терроризировал учителя просьбами научить его всем печатям и талисманам, которые тот знает сам, чтобы в будущем, когда его сил будет достаточно для их успешного применения, не тратить время на учебу.

Большинство учеников Цянь Сяна заклинали воду, огонь или воздух. Чэн-эр, однако, испытывал больше всех трудностей с заклинанием стихий, словно ни одна ему не поддавалась. Цянь Сян объяснял это тем, что мальчик предрасположен к заклинанию темной энергии и традиционные методы совершенствования ему не подходят. Чэн-эр часто ловил косые взгляды других учеников из-за того, что был белой вороной на занятиях по заклинанию стихий, а его духовное ядро было самым слабым. Его кровавые глаза и так все время выделяли его из толпы, они пугали окружающих. В то время человечество столкнулось с агрессией демонического племени, и страшные истории бродили по деревне с тех пор, как на близлежащий орден Тяньюань с горы Синшань напал король демонов и всех жрецов обратил в своих солдат. Чэн-эра бы непременно заклевали ученики и простые люди, видя, какой он худой и маленький и как похож на демона, если бы Ши Хао не клевал их первым в качестве предупреждения. После того как Ши Хао избил до полусмерти какого-то юношу, который был старше его и в два раза выше, потому что тот оскорбил Чэн-эра и призывал его убить, с Ши Хао никто не осмеливался связываться из деревенских.

Создав духовное ядро, Хай Минъюэ с энтузиазмом принялся изучать простые стихийные заклинания под надзором учителя и старших учеников. Он начал с водной стихии и через пару дней смог выполнить несколько упражнений превосходно. Цянь Сян похвалил его:

– Водная стихия очень многогранна, найдется тысяча способов ее применения как в бою, так и в лечении.

Хай Минъюэ обрадовался, что с первого раза угадал, какая у него предрасположенность.

– Учитель, а какой стихией владеете вы?

Цянь Сян растянул губы в ухмылке:

– Я владею всеми пятью стихиями на высшем уровне.

– Как это возможно?! Неужели вы такой талантливый? Сколько же вы совершенствовались, чтобы достичь такого результата?

Рядом с ним стоял Чэн-эр – он отвернулся, словно злился, что кто-то может все, а он ничего. Темная атмосфера сгустилась над мальчиком. Затем на его голову шлепнулась ладонь Ши Хао, и тот потрепал Чэн-эра по голове, словно утешая. Чэн-эр расфыркался и скинул его руку, чтобы уйти в свой темный угол и закрыться в своем внутреннем мире.

Цянь Сян покачал головой и показал жетон из синего камня, который всегда носил на поясе. На жетоне были вырезаны символы: «Тысяча способов, сотня планов».

– Я обладаю особым артефактом, катализирующим мое владение стихиями. Это жетон из камня ланьюйши, его достойны только лучшие из лучших адептов ордена Туманной Обители.

Он рассказал историю создания ордена, в котором служит старейшиной. Когда-то очень давно, больше сотни тысяч лет назад, когда еще первый Небесный Император не пришел к власти, на Южном континенте жил великий мудрец по имени Цянь И. Он основал клан Цянь, состоящий из близких членов его семьи, и занимался изучением магических свойств камней и металлов. Цянь И был одарен невероятным умом и стремлением к величию, поэтому искал все возможные способы увеличить свои силы и передать знания ученикам. По счастливой случайности ему в руки попал осколок синего камня, который, по слухам, восставший из мертвых притащил с собой из Бездны. Цянь И изучил его и с удивлением обнаружил, что камень способен даровать заклинателю власть над пятью стихиями с одинаковой легкостью. Это открывало миллион возможностей для обладателей таких камней. Цянь И обошел весь свет в поисках месторождений такого камня, который он назвал ланьюйши. Но все его поиски указывали на то, что такой камень и вправду можно добыть только в Бездне.

Цянь И совершил невероятное. Он доплыл до центра моря Сяньцзе и спрыгнул в воронку, ведущую в Бездну. Проскитавшись неизвестно сколько лет по великому лотосовому аду, Цянь И исполнил свою заветную мечту – он открыл крупное месторождение камня ланьюйши в одной из пещер. Он набил карманы этими камнями и стал искать выход из Бездны. Сотни тысяч мертвых душ, страдающих в ледяной агонии и темноте, окружали его и давили на разум своими стонами и мольбами. Цянь И скитался по Бездне, не отступая, не теряя ни капли здравого ума, продумывая тщательно каждый свой шаг. Так он оказался в тронном зале Владычицы Тьмы, первоначального властелина энергии инь, от которой пошли все три мира.

Цянь И сразился с Владычицей энергии инь, был лишен самого дорогого, что может быть у мужчины, но вышел победителем и сумел сбежать через разрез между пространством Бездны и царством демонов. После битвы он потерял большую часть камней, что собрал, и вернулся только с несколькими образцами. Из этих образцов он создал тринадцать жетонов и выгравировал на них девиз своего клана: «Тысяча способов, сотня планов». Один жетон он оставил себе, а двенадцать отдал своим ученикам.

– Великий мудрец уже давно вознесся на Небеса и теперь занимает пост старшего управляющего небесным дворцом и личного евнуха Небесного Императора, – закончил свой рассказ Цянь Сян. – Его потомки и отличившиеся адепты ордена теперь формируют совет из двенадцати старейшин, каждый из которых владеет чистейшим камнем ланьюйши. Сейчас мудрецы ордена придумали аналог камня Бездны, который практически не уступает оригиналу. Лучшие адепты моего ордена носят жетоны из такого камня, чтобы позже заменить одного из старейшин и владеть чистейшим камнем.

– Неужели вы потомок мудреца Цянь И? – спросил Хай Минъюэ.

– Я чистокровный потомок мудреца, – кивнул Цянь Сян с улыбкой. – Но в нашем ордене чистота крови не имеет большого значения при выборе старейшин. Только самые сильные, талантливые и решительные достойны этого места. А будь их фамилия Цянь или Бай, будь они бедными или из именитого клана, это не волнует никого. Нам важна только ценность, которую они приносят, и потенциал, который могут проявить.

– Я считаю, это правильно, – вставил Ши Хао с гордостью. – Если раздавать почет и признание только всяким богатеям незаслуженно, то ничего хорошего не добьешься. Я желаю тоже однажды присоединиться к вашему ордену и быть таким же целеустремленным, как Цянь И, и тоже вознестись и занять трон Небесного Императора!

В то время Ши Хао было немногим больше десяти лет, поэтому его амбиции никто особо не принимал всерьез. Но Цянь Сян слушал его без осуждений.

– Старайся усердно, и ты горы свернешь.

Через несколько дней Ши Хао показывал Хай Минъюэ свои заклинания земляной стихии, и мальчик захотел повторить, потому что уж больно красиво золотые мечи вонзались в пенек.

– Ты делаешь это как-то так?

Сам того не ожидав, Хай Минъюэ в точности повторил технику Ши Хао и создал мечи концентрированной земляной стихии.

– Это невозможно! Ты овладел второй стихией через неделю после первой?

Цянь Сян тут же оказался позади них, его взгляд проникал мальчику прямо в душу.

– Ну-ка, дай я научу тебя заклинанию металла.

Через месяц Хай Минъюэ овладел всеми пятью стихиями на одном уровне даже без камня ланьюйши. Пока он не мог применить сложные заклинания, потому что его духовное ядро было не настолько натренировано, но то, что у него редкий дар, было неоспоримо.

Чэн-эр сидел в своем углу мрачнее тучи и совсем не хотел с ним разговаривать. Хай Минъюэ сильно переживал из-за этого. Даже зная, что он совсем не виноват, он чувствовал нужду постоянно извиняться перед Чэн-эром за то, что своим талантом оскорбляет его чувства. Чэн-эр ничего ему не говорил, он просто сидел грустный на занятиях по заклинанию стихий.

Учитель Цянь также обучал мальчиков культурным основам, музыке, каллиграфии и игре в го. Игра в го была игрой в стратегию, а с этим у Хай Минъюэ всегда были трудности. Он смотрел на черные и белые камушки и представлял, как их расставить так, чтобы получилось изображение какого-нибудь зверька, вместо того чтобы думать, как обыграть противника. Чэн-эр же был мастером стратегий и обыгрывал даже учителя.

Хай Минъюэ ненавидел играть в го, прекрасно знал, что он для нее не годится, но постоянно просил учителя поставить его в пару с Чэн-эром. Чэн-эр мастерски обыгрывал его, даже не задумываясь. Хай Минъюэ делал самое печальное лицо на свете, чтобы задобрить младшего брата и выставить себя не совсем умным. Талантливый выскочка было последнее, чем он хотел стать для братьев и соучеников. Поэтому Чэн-эр как-то смягчал взгляд и даже пытался научить его стратегиям.

Хай Минъюэ не считал, что поступает неправильно, немного преуменьшая свой интеллект в глазах других. Главное, что Чэн-эр больше не хмурился и не считал себя никчемным изгоем. Если на занятиях по стихиям Чэн-эр был дурачком класса, то на занятиях по го им был Хай Минъюэ.

Ши Хао же был превосходен во всех предметах, кроме чтения. Мальчик просто не умел читать и ни в какую не мог запомнить ни одного иероглифа. Хай Минъюэ же, напротив, очень любил читать вслух, его голос был приятным и звонким, а дикция безупречна. Стихи и учебные тексты лились с его губ точно песня. Поэтому все, что нужно было читать, Ши Хао слушал.

– Как вы так друг к другу подобрались? – смеялся учитель Цянь Сян.

Годы детства летели беззаботно. Кое-где вспыхивали слухи о нападениях демонов, но в деревне у берега реки Тяньжэнь было спокойно.

Жизнь четвертого принца перевернулась с ног на голову, когда он попал в семью старика Сюй Хуана. Во дворце он не делал ничего полезного, а только терпел обиды и лишения, в маленьком же домике с персиковым садом он пахал как проклятый, собирая персики с Ши Хао, как босой крестьянин, но был так счастлив, что ему стала безразлична потеря дворянского титула, и вскоре он вовсе забыл о том, что когда-то был принцем. Ничто не доставляло ему большей радости, чем веселиться с Ши Хао на берегу реки Тяньжэнь после того, как все персики были распроданы, и смотреть на золотых карпов в воде. Мальчики быстро стали настоящими братьями, которые не расставались ни на секунду.

Старик Сюй Хуан был немного не в себе, забывал готовить и убирать, иногда пропадал на несколько дней, и мальчики находили его пьяным и без гроша у порога таверны, поэтому Ши Хао, как самый старший, занимался всеми домашними делами. Он вставал с петухами и ложился спать позже всех, но никогда не жаловался.

Чэн-эр был еще слишком мал и слаб физически, а еще не по-детски угрюм и холоден, поэтому чаще всего сидел один в каком-нибудь укромном и темном углу, погруженный в свой богатый внутренний мир, и ничем не помогал. Это казалось Хай Минъюэ ужасно несправедливым, поэтому он добровольно предложил Ши Хао свою помощь в любом деле.

– Я ненавижу готовить, – честно признался Ши Хао с улыбкой. – Ты хоть сможешь рис сварить?

Хай Минъюэ никогда не варил рис и не имел ни малейшего понятия о кулинарии, но решительно убедил Ши Хао в своей компетентности. После того как он несколько раз чуть не спалил хижину дотла, пришел Чэн-эр и, увидев отчаяние на чумазом лице брата, протянул ему книгу с простыми рецептами традиционной кухни Сяо.

– Я не Ши Хао, я не буду спать под открытым небом, – пробубнил маленький мальчик и ушел раньше, чем Хай Минъюэ успел его поблагодарить.

Хай Минъюэ был усердным и талантливым мальчиком, у него получалось все, за что бы он ни брался, поэтому вскоре его простые блюда стали отменными. Ши Хао, осознав, что домашняя работа дается его духовному брату гораздо лучше, чем ему, быстро перераспределил обязанности и больше ни за метлу, ни за кухонную утварь не брался.

Вечерами мальчики и дед собирались за круглым столом, чтобы поесть и послушать рассказы старика о бессмертных, богах и заклинателях. Истории деда были неиссякаемы, и когда Хай Минъюэ казалось, что уже невозможно придумать что-то новое, дед с ухмылкой доставал из рукава еще более захватывающий рассказ, чем все предыдущие. Глаза Ши Хао загорались, когда он слушал эти истории, он грезил о том, что однажды тоже станет великолепным богом, бороздящим небесные просторы на облаке, и добьется гармонии в трех мирах. Даже Чэн-эр не хмурился в такие вечера, а тихо смеялся от кривляний деда.

– Деда, расскажи еще про девятихвостого короля лис! – иногда просил мальчик, и дед был вне себя от счастья оттого, что его самый странный ребенок наконец-то повел себя как нормальный.

Дед устраивал целые спектакли, мастерски менял голоса, распевал песни, мог забраться на стол в самый напряженный момент истории. В следующий миг он мог расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной, как ученый муж, полностью вжившись в роль, а потом размахивать палкой, изображая ожесточенное сражение великого бога войны. В такие моменты Хай Минъюэ чувствовал себя самым счастливым ребенком на свете, объятый теплом домашнего очага. Его молитвы все-таки дошли до богов, и те подарили ему семью, предназначенную судьбой.

Совсем ночью, когда дед и Чэн-эр укладывались спать, Ши Хао поднимался на крышу, чтобы поглядеть на звезды и луну, и Хай Минъюэ нередко присоединялся к нему. Сияние Млечного Пути отражалось в ярких глазах феникса Ши Хао, и в ночной тишине и спокойствии мальчишки грезили о будущем.

– Когда я стану великим богом, люди на земле перестанут страдать, – говорил Ши Хао. – Я издам приказ о том, чтобы боги защищали их от болезней и бедствий и стояли на страже порядка. И чтобы ни один ребенок, родившийся на земле, не оставался без родителей, и чтобы люди перестали убивать друг друга направо и налево. Я буду самым справедливым Небесным Императором!

Фантазии Ши Хао звучали по-детски наивно, но Хай Минъюэ заразился ими.

– Я тоже хочу быть великим богом и вершить справедливость вместе с тобой! Я сделаю так, чтобы люди, которые бьют и убивают невинных, горели заживо в огне справедливости десять тысяч лет!

– И чтобы не было глупых дворянских титулов, которые даются при рождении всяким бесполезным дуракам, а чтобы люди получали их как справедливую награду за свои усердия.

– И чтобы все люди были равны, будь они бедными или богатыми! Пусть богатые отдают свои богатства бедным, тогда не будет ни бедных, ни богатых.

Вместе они были готовы построить новый прекрасный мир. Нередко они засыпали под сенью звезд прямо на крыше.

В редкие выходные, которые Цянь Сян давал ученикам, чтобы самому помедитировать в тишине, Ши Хао и Хай Минъюэ выбирались на рынок и покупали курицу на праздничный ужин. Ши Хао всегда внимательно относился к выбору курицы и ловко хватал самую жирную из курятника хозяина фермы.

Счастливый, он возвращался к Хай Минъюэ и впихивал курицу ему в руки:

– Самая жирная. Подойдет?

Хай Минъюэ осматривал курицу и радостно кивал. Курица гунбао была его любимым блюдом. Однако убивать бедную курицу было его нелюбимым занятием.

– Я помогу тебе ее распотрошить, – сказал как-то Ши Хао, когда они возвращались с рынка и проходили мимо храма учителя. Цянь Сян писал письмо за столом во дворе. Мальчики отвесили приветственный поклон учителю, и учитель с легкой улыбкой махнул им в ответ. Затем он свернул письмо и убрал в чехол, чтобы передать гонцу. – Ты часто пересаливаешь курицу, это потому что ты плачешь над ней, когда потрошишь? Хочешь, я буду это делать?

Хай Минъюэ смутился и ничего не ответил. Он нередко плакал в обнимку с мертвой курицей в углу кухни, но потом успокаивался, потому что был голодным.

Когда Ши Хао помогал на кухне, курица гунбао никогда не была пересоленной.

Часть 6 Персиковое вино (IV)

Такая беззаботная жизнь продолжалась до тех пор, пока Хай Минъюэ не исполнилось шестнадцать лет. Крыша едва выдерживала вес двух уже не детских тел, но братья все равно спали на ней. Повзрослев, они говорили уже не только о мечтах, но и о четких планах, политике, обсуждали новости и иногда сочиняли стихи, вдохновленные луной и вином.

Они оба выросли очень красивыми юношами, стройными и высокими, как гибкие стволы молодого бамбука, и когда они появлялись на деревенском рынке с телегой персиков, от влюбленных взглядов юных дев им было не укрыться. Распродав товар, они возвращались домой с телегой, полной цветов, которыми их забрасывали прохожие. Однако Ши Хао уперто считал, что от женщин одни беды, поэтому жениться в его грандиозных планах не было. Каждый раз, когда перед прилавком появлялась завидная красотка с ярким бутоном пиона в руках, он кидал взгляд на Хай Минъюэ и говорил бедняжке:

– Я женюсь только на той деве, что будет красивее яркой луны. Пока еще ни одной такой не видел.

Ни богатство родни девушки, ни внешние данные, ни таланты не могли пошатнуть решение Ши Хао.

Хай Минъюэ был младше, поэтому получал чуть меньше внимания, но и ему каждый день намекали на то, что через пару лет он будет самым востребованным женихом деревни. В ответ на это Хай Минъюэ вежливо улыбался, скромно благодарил и предлагал купить корзину персиков.

Не только их присутствие на рынке было чудесным зрелищем, но и их упражнения в боевых искусствах и фехтовании были для простых людей загляденьем. Каждый день юноши тренировались у реки Тяньжэнь, будь то раннее утро или поздний вечер. С годами их мастерство достигло очень высокого уровня, и их учебные схватки стали походить на танцы журавлей. Лезвия их мечей блестели в лучах солнца или при свете луны, сходясь в ожесточенной схватке, в которой ни один юноша не уступал другому. Нередко они взмывали в воздух и сражались, паря над водой, как волшебные птицы фэнхуан в Персиковом саду горы Куньлунь. Деревенские зеваки любили приходить посмотреть на «танец дракона и феникса» и делали ставки, кто же из двоих на этот раз упадет в реку. Ши Хао брал с них часть выигрыша, если побеждал.

* * *

В одну из летних ночей на крыше Ши Хао сочинил стих про луну:

Услышав красивые строчки, Хай Минъюэ полюбил это стихотворение и вдохновенно произнес:

– Какие трогательные строчки. Ты словно выразил мои трепетные чувства через них.

Ши Хао удивился и вдруг растерялся, что было ему несвойственно.

– Ч-чувства? – произнес он сбито. – Ты тоже…

– Мои трепетные чувства к этому краю, Стране Сяо! – невинно улыбнулся Хай Минъюэ. – Я давно не бывал в родных землях Байлянь, но, честно, вовсе не скучаю. Здесь, рядом с тобой, и луна ярче, и трава зеленее, и воздух слаще. Ты использовал в этих строчках мое имя, которое дал мне наш старик, и я очаровался…

Ши Хао открыл рот, но Хай Минъюэ не дал ему сказать:

– Этим стихотворением.

– А. Кхм… – Лицо Ши Хао переменило несколько разных выражений, от стыда до облегчения. Он отвел взгляд и глотнул вина. – Что ж, я посвятил его тебе.

– А что с твоим лицом? Я сказал что-то не так? Я разочаровал тебя?.. Хм… я недостаточно похвалил твое стихотворение? Оно восхитительно, клянусь, я готов вырезать его строчки на своей груди и гордо носить остаток своей жизни. Не обижайся на мое скверное красноречие.

Ши Хао засмеялся:

– Льстец, не говори такие глупости, мне от них неловко. Вот всегда тебе надо считать себя в чем-то виноватым, что за мания самоуничижения?

– Но я смутил твои чувства, разве я не прав?

Однако каждый раз, когда Хай Минъюэ пытался залезть в голову Ши Хао и разобраться в его внутренних конфликтах, тот словно устанавливал нерушимый щит и раскрывать свои чувства наотрез отказывался.

– Это все ерунда, – коротко улыбнулся Ши Хао и прислонил руку ко лбу. – Я пьян и веду себя глупо. Мне жаль, что ты это видишь.

Он откинулся спиной на жесткую поверхность крыши и закрыл глаза. Его длинные ресницы подрагивали, а щеки были тронуты пьяным румянцем, как будто сквозь покров ночи пробивались первые лучи рассвета. Его дыхание вскоре выровнялось, и Хай Минъюэ тихо лег рядом, чтобы еще немного посмотреть на звезды в тишине.

Той ночью ему приснился странный сон, в котором кто-то нежно целовал его и гладил по щеке. Он чувствовал дурманящий запах вина и нежный аромат персиковых цветов, жар обжигал кожу на его лице, но почему-то его тело онемело, он не мог ни проснуться, ни оттолкнуть этого человека, только испуганно тонуть в его робких ласках.

Он проснулся на рассвете, словно от кошмара, глотая воздух и задыхаясь от стыда. Он все еще был на крыше, а рядом спал Ши Хао. Ночью Ши Хао скатился ниже по наклону крыши, и теперь его голова придавливала широкий рукав белых одежд Хай Минъюэ, так что тот даже боялся дернуть рукой.

Странный сон разбил вдребезги его душевное спокойствие, юноша с трудом собрал свои мысли в кучу. Он почему-то решил, что ему приснилось такое из-за того, что недавно Ши Хао притащил ему книгу, которую откопал в библиотеке храма, и попросил почитать вместе. Хай Минъюэ всегда читал вслух, потому что Ши Хао не умел, и не заподозрил ничего странного. Однако эта книга с самого начала отличалась от буддийских трактатов, которые они обычно читали, чтобы повысить свой уровень совершенствования. Это был любовный роман со множеством сюжетных поворотов, любовных треугольников, предательств и интриг. Эта книга так заинтересовала Хай Минъюэ, что он бесстыдно читал ее всю ночь. Благодаря этой книге юноши узнали не только о разных изощренных способах отравления наложниц, но и о том, чем супруги занимаются по ночам, подробно и с картинками. Позже у них дома появилась целая коробка подобных книжек.

«Я должен перестать читать эти романы, – лихорадочно подумал Хай Минъюэ, залившись краской. – О, я больше не смогу читать их вслух, каждый раз я буду вспоминать об этом сне…»

Он не сразу заметил пару внимательных красных глаз, сверлящих его с земли. Чэн-эр уже был одет и стоял недалеко от дома, скрестив руки. За эти годы он тоже стал красивым юношей с бледной кожей, но его суровый взгляд и демонический, кровавый цвет глаз отпугивали людей, поэтому Чэн-эр не пользовался популярностью, да и не гнался за ней. Если кто-то говорил ему что-то обидное, он запоминал это и жестоко мстил обидчику самыми изощренными способами, а самым большим его грехом была невозможная жадность. Однако она не проявлялась в его амбициях. Он не желал богатства и власти, но если сокровище попадало-таки ему в руки, он был готов зубами защищать то, что ему принадлежит.

Чэн-эр был искусен в темной магии, которой научился сам по запрещенным книгам, и никто даже не мог предположить, какие опасные заклинания мог применить этот юноша. За ним закрепилась дурная слава, и уже никто не осмеливался задумать что-то против него. Только его братья и старик Сюй принимали его таким, какой он есть, и Чэн-эр был искренне предан своей семье, хотя и держался в стороне от резвых братьев.

– Тебе подать ножницы? – тихо и язвительно произнес Чэн-эр, глядя на попытки брата вытащить рукав из-под головы Ши Хао.

Хай Минъюэ чуть не упал с крыши от испуга и случайно дернул рукавом, чем разбудил Ши Хао.

– Что ты такое говоришь!

Ши Хао хрипло произнес:

– Зачем же так кричать, Минъюэ? – Затем он растерянно почесал голову, точно пытался что-то вспомнить. – О, братья, я видел чудесный сон. Этот сон… мы должны воплотить его в жизнь.

Хай Минъюэ моментально залился краской и в ступоре уставился на свои колени.

– Что за сон? – спросил Чэн-эр хмуро.

– Вино, – ответил Ши Хао. – Мы пили божественное вино, которое лилось с самих небес. Душистое, сладкое, крепкое персиковое вино, благословленное Небесами, я до сих пор чувствую его вкус на своих губах.

Словно гора свалилась с плеч Хай Минъюэ, дрожащей рукой он смахнул пот со лба. Хорошо, что им приснился не один и тот же сон!

Чэн-эр тяжело вздохнул:

– Ши Хао, тебе не стоит столько пить… закончишь как дед.

Однако идея, которая сперва казалась похмельным бредом, превратилась в четкую цель, к которой Ши Хао решительно двинулся, когда окончательно протрезвел. Он заставил Чэн-эра достать ему записи лучших виноделов.

– Я знаю, что ты можешь достать любую запрещенную книгу на черном рынке, – хмыкнул он, и Чэн-эр не стал с ним спорить.

Следом он отправил Хай Минъюэ нанимать деревенских бездельников, чтобы они собирали персики за них, а сам остался разрабатывать рецепт божественного вина из своего сна и распоряжаться бюджетом. Вскоре дом Пьяницы Сюя превратился в настоящую винодельню.

Юноши перепробовали все возможные комбинации ингредиентов, несколько раз чуть не отравили друг друга, не спали долгими ночами, взбирались на крутые горы, чтобы достать редкие цветы. Финальный рецепт они придумали случайно на рассвете, когда усталый Чэн-эр предложил добавить духовной силы. Ши Хао бросил на него недоуменный взгляд, затем на Хай Минъюэ, затем на котел и сложил печать.

– Волей богов, которые подарили мне духовное ядро, я благословляю это вино! – торжественно произнес Ши Хао и влил свою силу в котел.

Хай Минъюэ бросил туда лепесток персика, который нерешительно теребил в руках. Он засветился золотом от духовной силы Ши Хао и растворился на дне котла. В тот же момент запах бродящей жидкости изменился, он стал слаще, точно ветер принес нежный запах персикового цвета. Ши Хао оглянулся на Хай Минъюэ, пораженный.

– Это оно, – произнес он, трепеща от счастья. – Вино, благословленное Небесами. Дэтянь-духоу будет его именем.

Когда первая партия вина была готова, братья, как и следовало ожидать, напились, потому что оно оказалось таким вкусным и дурманящим, словно забродивший эликсир бессмертия, который пьют небожители. Воспоминания Хай Минъюэ об этой ночной пьянке канули в небытие и стерлись на веки вечные.

Наутро он проснулся, и все его тело ныло от боли, но душа была в абсолютной гармонии, точно он вознесся на Небеса. Его духовные силы были на высоте, но физическое тело словно прошло тысячу сражений. Он обнаружил себя под персиковым деревом в саду и даже не сразу смог подняться.

Ему казалось, что ночью произошло что-то невероятно важное, но он никак не мог вспомнить и решил отыскать Ши Хао.

Ши Хао стоял за домом перед огромным костром, напряженно глядя, как в языках пламени сгорают какие-то книги. Увидев Хай Минъюэ, он побледнел и отвел взгляд. В огне горела коробка любовных романов.

– Что ты делаешь?! – воскликнул Хай Минъюэ, мигом забыв о боли, и бросился доставать свои романы из огня. – Тебе же они нравились! Ты сам их притащил!

Ярость блеснула в глазах Ши Хао. Одним широким прыжком он оказался рядом и грубо оттолкнул юношу от огня.

– Эти глупые пошлости – корень зла, который мешает нам совершенствоваться! Только искушают, тревожат разум! Они сведут меня с ума!

Ши Хао легко выходил из себя, но чтобы так переживать из-за каких-то книг! Хай Минъюэ не понимал. Он с трудом удержался на ногах.

– Что на тебя нашло?! С каких пор ты стал таким праведным? Не ты ли пускал слюни на пошлые картинки?

Ши Хао заорал и закрыл уши ладонями, его лицо полыхало.

– Замолчи, Минъюэ!

Юноша в отчаянии боролся с каким-то внутренним конфликтом, и его сердце было мятежно. Хай Минъюэ хотел ему помочь, но не знал как, поэтому подошел и взял за плечо, но Ши Хао отскочил от него на несколько шагов.

– Как ты еще можешь прикасаться ко мне после всего, что вчера произошло?

Хай Минъюэ опешил и побледнел.

– Что же такого страшного произошло вчера? Я ничего не помню.

Ши Хао заледенел.

– Как это – не помнишь? Совсем ничего?

Хай Минъюэ мотнул головой. Выражение лица Ши Хао сразу смягчилось, словно у него гора с плеч свалилась.

– Скажи мне, что произошло! – не выдержал Хай Минъюэ.

Ши Хао, смутившись, отвернулся.

– Ничего не случилось. Лучше тебе не вспоминать. Никто не умер. Продолжай жить как раньше.

– Ши Хао!

Но Ши Хао моментально сбежал прочь и где-то спрятался, так что Хай Минъюэ так и не смог его найти вплоть до того времени после обеда, когда им нужно было явиться в храм к учителю.

Хай Минъюэ явился туда один и сразу же обнаружил Ши Хао, стоящего в колючем одиночестве, мрачного как туча. Чэн-эр стоял в противоположном углу, скрестив руки на груди, и сверлил братьев с расстояния.

– Что я сделал, Ши Хао? – встревоженный не на шутку, спросил Хай Минъюэ. Ши Хао мотнул головой:

– Забудь, ты ничего не сделал.

Хай Минъюэ обратился к Чэн-эру, но тот только фыркнул:

– Я в ваши дела не буду лезть, оставьте меня в покое.

Пока отчаявшийся Хай Минъюэ пытался выведать у братьев страшную правду о вчерашней ночи, вошел их учитель Цянь Сян. За ним тенью встала незнакомая молодая особа, тоже облаченная в черное. Проницательный взгляд Цянь Сяна тут же упал на Хай Минъюэ. Юноша сглотнул.

– Учитель…

Этот высокий мужчина в элегантных черных одеждах с синим жетоном на поясе перевел свой взгляд на Ши Хао, и его тонкие брови приподнялись, выражая крайнее недоумение.

– Интересно… – произнес Цянь Сян себе под нос. – Мои ученики совершили такой прогресс за одну ночь, какие же запрещенные техники вы применили, чтобы перемахнуть разом через три ступени совершенствования?

Десяток удивленных глаз других учеников приковался к братьям. Хай Минъюэ открыл рот.

– Три ступени?

Учитель щелкнул пальцами, и все свечи в мрачном помещении храма зажглись. Тогда Хай Минъюэ смог разглядеть лицо спутницы учителя. Это была молодая дева, красивая и отстраненная, словно небожительница. На ее поясе висел такой же синий жетон, как у учителя, со словами «Тысяча способов, сотня планов», а за спиной блестел духовный меч. Хай Минъюэ еще никогда не видел настоящих женщин-заклинателей и был восхищен ею до глубины души. Ее глаза были такой же формы и цвета, как глаза его покойной матушки, и это отозвалось грустью в его сердце.

Учитель обратился к ней ласково и попросил одолжить какой-то талисман.

Едва кусок бумаги оказался в руках Цянь Сяна, он швырнул его в центр зала, и на этом месте словно из-под земли появилось неживое чудовище. Это был человеческий скелет ростом с двух высоких мужчин и облаченный в ободранные серые одежды. Чудовище было порождением тьмы и жаждало расправы, поэтому немедленно атаковало всех без разбору.

Ученики бросились врассыпную.

Методы обучения Цянь Сяна основывались на безжалостности и непредсказуемости. Он мог вот так внезапно вынуть из рукава талисман, призывающий злобного духа, и хладнокровно наблюдать в стороне за тем, как его ученики с ним расправляются, отчаянно спасая свою жизнь. Еще ни разу учитель не остановил сражения, пока чудовище не оказывалось усмирено или разрушено кем-нибудь. Он всегда говорил, что желание его учеников добиться совершенства было их личным выбором и что он никого насильно не держит в учениках, поэтому тот, кто действительно решил следовать за ним, пусть не смеет жаловаться и просить помощи. Несмотря на все это, его уроки были очень эффективны.

Уровень чудовищ, которых он обычно призывал для учебного поединка, был слегка выше уровня его учеников, но их было возможно победить, если действовать сообща и придерживаться верной стратегии. Однако огромный скелет, окутанный тьмой, был высокоуровневым чудовищем хаоса, и ученики, осознав, что их заклятия практически не наносят урона, запаниковали. Из двадцати юношей способными дать отпор оказались только Ши Хао, Хай Минъюэ и Чэн-эр.

Былое напряжение между братьями мигом рассеялось перед лицом опасности, и они действовали как одна команда с единой целью и мысленной связью. Однако учебные печати, которые они всегда использовали, не могли даже пошатнуть чудовище.

Чэн-эр, стиснув зубы, прокричал:

– Используйте печать разрушения Ступени Тигра!

Он собрал на ладони черную материю, которую высосал из чудовища, и поднялся к потолку храма, отвлекая растерянного скелета.

– Ты с ума сошел! – ответил Хай Минъюэ. – Наших сил не хватит!

– Ты что, не слышал учителя? Ты думаешь, он призвал именно это, потому что талисманы перепутал?! Он хочет увидеть, насколько вырос ваш уровень! Неужели только ты этого не заметил?!

Ши Хао, который выучил абсолютно все существующие печати еще несколько лет назад, хотя они все равно не работали с его уровнем сил, шагнул вперед, закрывая Хай Минъюэ. С его длинных пальцев слетали золотые искры, пока он складывал длинную печать, вырисовывая в воздухе золотые узоры высокоуровневого заклятия.

– Создай защитный купол! – скомандовал он. – Иначе крыша рухнет и все умрут!

– Это невозможно! – произнес Хай Минъюэ, глядя на то, как активируется печать разрушения, подвластная только заклинателям высшего уровня. Если Ши Хао применит ее, от храма не останется камня на камне.

У него оставались считаные секунды, чтобы создать хоть какой-то щит, в панике он направил самый сильный поток духовной силы, какой смог сформировать, и тут же огромный голубой купол, созданный целиком из водной стихии, заточил чудовище за мгновение до разрушительного взрыва. Черная энергия рассеялась в золотых лучах заклятия Ши Хао, и весь разрушительный урон был поглощен толщей воды.

– Это сделал я? – задыхаясь, произнес Хай Минъюэ, в неверии глядя на то, как сияет голубой купол, а внутри рассеивается на мелкие крупицы чудовище хаоса.

Вдруг раздались громкие аплодисменты. Цянь Сян и незнакомая женщина, все время наблюдавшие за боем, появились рядом с братьями, точно материализовались из их теней.

– Потрясающий прогресс, – восхитился Цянь Сян, не сводя взгляда с Хай Минъюэ и Ши Хао. – Ученики, я даже не знаю, что сказать. Какой мудрец раскрыл вам секрет мгновенного совершенствования?

Остальные ученики с огромными глазами подтянулись и тихо встали вокруг учителя. Никогда еще Хай Минъюэ не чувствовал себя так неловко под пристальным взглядом стольких людей.

Ши Хао ответил серьезно:

– Это произошло случайно. Мы напились.

– Что?! – удивились ученики. Чэн-эр разочарованно закрыл лицо ладонью.

– Разве алкоголь не разрушает духовное совершенствование?

– Учитель, неужели, чтобы возвыситься, надо напиться?

– Тогда мой старик уже давно должен был стать небожителем.

Цянь Сян усмехнулся и заставил замолчать возбудившихся учеников.

– Я думаю, Ши Хао хотел сказать, что во хмелю они познали тайну совершенствования. Не так ли?

Ши Хао кивнул, но сурово отрезал:

– Я ничего не буду рассказывать. Познали и познали, подробности не так важны.

Хай Минъюэ почувствовал себя преданным лучшим другом. Он каким-то образом перескочил три ступени, а его духовный брат даже не хочет сказать ему как! Лицо Чэн-эра ничего не выражало, но в его взгляде буквально читалось: «Не смотри на меня, я испытываю из-за вас стыд».

– Ши Хао… – жалобно произнес Хай Минъюэ, чувствуя горечь обиды в сердце. Что он такое сделал, что ему даже братья не хотят рассказывать?

– Что ж… – понимающе произнес Цянь Сян. – В таком случае я расскажу ученикам о способе быстрого возвышения, который знаю сам.

Ученики в нетерпении столпились вокруг, а Ши Хао остался мрачно стоять в стороне. Чэн-эр тоже отвернулся от Хай Минъюэ, уселся возле стены, достал из рукава книгу и стал читать, игнорируя всех.

Хай Минъюэ обиделся и расстроенно встал поодаль, слушая учителя.

Тогда Цянь Сян наконец показал ученикам женщину, которая стояла за ним молчаливой тенью.

– Среди заклинателей распространена традиция постигать совершенствование с кем-то, кто мил сердцу. Этого человека называют спутником на тропе совершенствования, или родственной душой. Совершенствование в паре – это особая техника, которая может ускорить развитие духовного ядра, если выполнена с подходящим человеком. Эта женщина – моя супруга и спутница на тропе совершенствования, госпожа Е Хуа.

Ученики издали завороженные вздохи, глядя на утонченную женщину в черном.

– Приветствуем, наставница!

Кто-то спросил:

– То есть родственная душа заклинателя – это его жена-заклинательница?

Цянь Сян ответил:

– Необязательно. Парное совершенствование заключается в полном единстве двух духовно близких людей. Женщин-заклинательниц очень мало по сравнению с мужчинами. Не каждому достанется пара, чтобы вступить с ней в брак, поэтому духовные братья-заклинатели и даже учителя и ученики нередко прибегают к этой технике и становятся друг другу спутниками на пути становления буддой. В обществе заклинателей принято, что мужчина может иметь несколько жен, но, к сожалению, только одну родственную душу. Заклинатель, решивший совершенствоваться с женой, не может совершенствоваться с духовным братом, а тот, кто сделал брата своим духовным партнером, не сможет совершенствоваться и с женой, иначе первая духовная связь оборвется. Это не только грозит серьезными увечьями всем троим заклинателям, но и может привести к смерти одного из них. Или всех.

Гробовое молчание прокатилось по залу. Хай Минъюэ заледенел на месте.

– Это очень ответственное решение, – сказал какой-то ученик. – Как бы не ошибиться с выбором духовного партнера!

– Учитель, а кто важнее, жена или родственная душа?

Цянь Сян усмехнулся:

– Ты ученик заклинателя. Что для тебя важнее – стать бессмертным или раствориться в мирской суете?

– С-стать бессмертным, конечно же!

– В чем заключается парное совершенствование с родственной душой?

– В одновременном применении духовных практик с целью ускорить развитие тела и духа! Два заклинателя открывают друг другу свое сознание и отрекаются от бренности телесного заточения, чтобы достичь просветления вместе!

– В чем заключается общение с женой, если она не является родственной душой заклинателя?

Ученик замялся.

– …Об этом неприлично говорить…

Цянь Сян отвесил ему звонкий подзатыльник. Звук был настолько ошеломляющий в помещении храма, что Хай Минъюэ содрогнулся, точно ударили его самого. Он отвел взгляд, поморщившись, словно чувствовал боль одноклассника, ведь его самого не так давно ежедневно награждали воспитательными ударами.

– Жена обеспечивает клан наследниками, дурак! – прикрикнул Цянь Сян. – Жена дает социальный статус! Жена отвечает за домашний быт! Не смей приравнивать жену к куртизанке! Это высшая благодать – иметь благоразумных жен. Но запомни, жена, которая не совершенствуется, не сможет составить тебе компанию на пути к просветлению. Поэтому для тебя, как для заклинателя, главнее всего должна быть твоя родственная душа, если ты решишь совершенствоваться в паре.

– Учитель, а я могу совершенствоваться со своим духовным братом в уединении на горе, но при этом иметь и несколько жен, и поместье, и вести торговлю в мирской суете?

Кто-то из учеников посмеялся:

– Какое поместье, дурак, ты сын носильщика!

Учитель жестом прекратил шум и отчитал ученика:

– Можешь, это не порицается, если хочешь потратить тысячелетия на то, чтобы достичь бессмертия! Тут уже выбор за тобой. Поднявшись на небеса, ты все равно отречешься от смертных благ и людей, которые тебя окружали. Пройдя небесное испытание, заклинатель обретает божественное ядро вместо духовного, его перестают заботить мирские дела! Чем меньше у тебя будет ерунды в жизни смертного, тем меньше тебе придется отринуть в бессмертии!

Ответив на еще несколько очевидно глупых вопросов, Цянь Сян завершил урок. Ученики стали медленно расходиться. Они бурно обсуждали полученные знания и кидали любопытные взгляды на Хай Минъюэ, от которых тому хотелось провалиться под землю. Когда юноша обернулся, ни Ши Хао, ни Чэн-эра не нашел – они уже вышли из храма и растворились в сумерках.

Пока он спускался по ступеням в одиночестве, боль, которая терзала его тело весь день, обострилась, и Хай Минъюэ стало казаться, что ему будет даже приятнее спуститься по ступеням кубарем. На полпути, когда ему оставалось преодолеть не более десяти ступеней, он не выдержал и осел на землю, морщась.

– Что же я делал вчера? – взмолился он, посмотрев на полную луну, выглянувшую из-за облаков.

Неожиданно подул прохладный ветер, принесший с собой запах лекарственных трав. Длинная тень легла на ступени, человек бесшумно приблизился к Хай Минъюэ, точно вышел из черноты ночи. Это была утонченная женщина с холодным лицом, облаченная в черные одежды. Хай Минъюэ узнал в ней супругу Цянь Сяна и поспешил подняться и отдать ей честь, но сделал это так неуклюже, что больше опозорился, и все-таки скатился бы кубарем по лестнице, если бы госпожа Е не помогла ему поймать равновесие.

– Наставница… – выдавил юноша из себя. На лице госпожи Е было каменное выражение, словно она сердилась, что не прибавило Хай Минъюэ уверенности, а привело его в еще большую неловкость. – Этот ученик благодарен.

Госпожа Е долго на него смотрела и молчала. Ее холодный взгляд напрягал Хай Минъюэ еще больше, чем пронизывающий до костей взгляд ее мужа. Через какое-то время она сжалилась и опустила взгляд, порылась в рукаве и достала керамический флакон.

– Ты не должен игнорировать свои травмы, – сказала она строго и вложила флакон юноше в руку. – Твои движения скованны и болезненны, это все заметили, кроме тебя. Отдохни несколько дней и используй мое лекарство.

Хай Минъюэ поблагодарил и отвесил поклон с мыслями: «Как же плохо я должен на самом деле выглядеть!»

Госпожа Е добавила:

– У всего есть цена, и парное совершенствование – не исключение. В обмен на духовное возвышение один из партнеров получает пропорциональный физический урон. Обязанность спутника на тропе совершенствования – оберегать его в то время, пока он восстанавливается. Передай мои слова Ши Хао.

После этого госпожа Е взлетела в черное небо. Хай Минъюэ откупорил флакон и обнаружил, что он наполнен мазью с насыщенным запахом целебных трав. Юноше не оставалось ничего, кроме как продолжить путь домой в одиночестве.

Часть 6 Персиковое вино (V)

Из слов госпожи Е Хай Минъюэ понял, что прошлой ночью они с Ши Хао все-таки использовали какую-то технику парного совершенствования. Она нанесла Хай Минъюэ значительные телесные повреждения, но помогла сделать колоссальный скачок в духовном развитии. Из двенадцати ступеней совершенствования они за одну ночь перешли с седьмой ступени Свиньи на десятую ступень Тигра или даже выше. Это означало, что они как никогда стали близки к просветлению.

Пройденная двенадцатая ступень Дракона позволяла заклинателю приблизиться к бессмертию настолько, что Небеса предлагали ему пройти небесное испытание. Если заклинатель справлялся, небесные чиновники даровали ему божественное ядро бессмертного и приглашали служить на Девяти Небесах.

– Но чем же я так обидел Ши Хао, что он даже ушел без меня? – не понимал Хай Минъюэ.

Дома на крыльце сидел старик Сюй и вырезал фигурки из дерева, а Чэн-эр сидел рядом и наблюдал за его работой, как в детстве. На коленях юноши развалилась бродячая кошка и громко урчала от его нежных ласк. При приближении Хай Минъюэ красные глаза Чэн-эра осуждающе вперились в него исподлобья.

– Куда ушел Ши Хао? – неловко спросил Хай Минъюэ.

– Я видел его в саду.

Старик Сюй с озорством прокряхтел:

– Что, поссорились? Девчонку не поделили?

Чэн-эр хмыкнул, опустив взгляд, словно не хотел больше смотреть на такого насильника и развратника, как Хай Минъюэ. Сердце Хай Минъюэ замерло, он чувствовал себя худшим чудовищем на земле.

– Тебе лучше не знать, дед. Бесстыдники они.

– Бесстыдники? – засмеялся дед. – Ну, так это в меня. Я в молодости был самым удалым господином. Самые красивые цветы распускались у меня под ногами. Ах, как славно я порхал по ним, как пчелка.

Чэн-эр снова разочарованно закрыл лицо ладонью.

В тот самый момент Хай Минъюэ ошарашила догадка. Он направился в глубь сада, чтобы отыскать Ши Хао.

– Неужели я склонил тебя к парному совершенствованию, Ши Хао? – произнес он в отчаянии.

Цепочка выдуманных событий, одно хуже другого, выстроилась у него в голове. В своем воображении он предстал безжалостным злодеем, который не только насильно сделал Ши Хао своим партнером по совершенствованию, чтобы подняться на новую ступень развития, но и вытворял немыслимые бесстыдства, о которых сам знал только из книжек!

Хай Минъюэ был так напуган собственным воображением, что не мог придумать даже достойного оправдания.

– Ши Хао, я был так пьян, что ничего не помню! Это не оправдывает моего зверского бесстыдства, недостойного заклинателя, полагаю, ты теперь никогда не простишь меня. Вина моя тяжка, и в душе я ощущаю себя самым жестоким из всех людей.

Его голос дрогнул, и он был готов разрыдаться.

Внезапно сверху донеслось:

– Что ты несешь?

Тут же с верхушки персика спрыгнул Ши Хао. Его лицо побледнело, стоило ему увидеть разбитого Хай Минъюэ. В руке юноша держал надкушенный персик, который преспокойно ел на дереве, наслаждаясь красотой луны, пока Хай Минъюэ не ввалился в сад в истерике.

Его пальцы коснулись разгоряченного лба Хай Минъюэ. В его фениксовых глазах взорвалась тревога.

– Ты бредишь… Что ты себе нафантазировал? С ума сошел. Правильно, что я сжег эти книжки, они тебе ума убавили. Такая ромашка, как ты, какие еще бесстыдства будет вытворять?

Хай Минъюэ заледенел.

– Я насильно склонил тебя к парному совершенствованию, чтобы получить ускоренное возвышение. Разве можно придумать поступок подлее, чем этот? Ты так избирателен, ты точно хотел, чтобы твоей родственной душой была твоя жена, поэтому отказывал всем деревенским красавицам, ведь ни одна из них не была заклинательницей! Теперь по моей вине ты не сможешь выбрать другого партнера по совершенствованию и будешь приговорен к существованию в моей отвратительной компании остаток дней!

Ши Хао вдруг рассердился. Его глаза загорелись в полумраке.

– Ты! Ты ужасный человек! – прокричал Ши Хао, неприлично показывая на юношу рукой, в которой держал надкушенный персик. – Почему ты всегда считаешь себя виноватым? Склонить меня к чему-то! Что за глупость ты придумал? Это я виноват! Я должен был учесть твою чувствительность и… и тупость!

Хай Минъюэ вытаращил на него огромные глаза.

– Какая, к черту, жена, Минъюэ?! – продолжал Ши Хао, размахивая персиком в руке, о котором, похоже, совсем забыл в порыве ярости. – Ты думаешь, мне хочется нажить себе проблем? Нет уж, такой радости мне не надо!

– Почему тогда ты обиделся на меня?

Ши Хао с трудом усмирил приступ ярости. На его лице зародилось сожаление. Он произнес тихо, искренне глядя в блестящие черные глаза:

– Минъюэ, мы действительно занимались парным совершенствованием, когда напились прошлой ночью, и с тех пор меня не покидало чувство вины. Мне казалось, что это я нагло воспользовался твоей пьяной податливостью, я знал, что ты на все согласишься. Я никогда не думал, что парное совершенствование даст такой прогресс в духовном развитии! Получить возвышение было последним, о чем я думал в тот момент.

– О чем же ты думал? – спросил Хай Минъюэ.

Ши Хао тряхнул головой, отчего его волосы сползли с плеча. Его взгляд опустился на надкушенный персик в руке.

– Прошлой ночью мы… сразились по-настоящему.

Ши Хао напряженно поведал события прошлой ночи. Юные виноделы бурно отпраздновали создание вина, которое оказалось на удивление дурманящим. У молодых людей разыгралось желание подебоширить. Чэн-эр быстро устал и ушел спать, потому что вино совсем его не развеселило. Но Ши Хао и Хай Минъюэ продолжали веселиться, пока Чэн-эр не вернулся злой и не выгнал их из дома, потому что своими пьяными визгами они мешали ему спать.

Выйдя из дома, молодые люди продолжили хулиганить в персиковом саду. И до того разошлись их хулиганства, что в ход пошли боевые искусства. Опьяненные вином и страстным желанием выплеснуть светлую жизненную энергию юноши расчехлили мечи прямо в отцовском доме, потеряв всякий стыд. К счастью, дед Сюй давно спал, и их бесстыдства видели только Чэн-эр, который до сих пор не мог заснуть, и персиковые деревья.

В момент кульминации битвы Ши Хао, поддавшись интуиции, соединил свою духовную силу с силой Хай Минъюэ, крепко сцепив их руки в физическом противостоянии. В ту же секунду произошло необъяснимое. Перед глазами Ши Хао разлился Млечный Путь на черном полотне, и юноша не понял, то ли это звездное небо, то ли это трава в саду, то ли он лежит, то ли стоит, то ли летит в бесконечном первозданном хаосе. Легкое чувство эйфории, присущее совершенствованию, охватило его.

Юноша продвинулся вперед, и чем дальше он проходил, тем больше ему казалось, что он попал в какую-то пещеру, в которую еще не ступала ни нога, ни какая-либо другая часть тела человека. Он продвигался в глубь непонятного черного пространства с белой субстанцией на потолке, похожей на Млечный Путь.

Черный тоннель был нескончаем, и Ши Хао казалось, что он уже несколько раз в него заходил и выходил обратно, потому что в темноте едва ли можно было что-либо разглядеть. Но Ши Хао был напорист и тверд как камень, поэтому был настроен двигаться до тех пор, пока его силы не иссякнут совсем.

Прошло какое-то время, то ли минута, то ли полчаса, то ли целая ночь, и Млечный Путь на потолке стал растекаться, как жидкое тесто, и Ши Хао оказался полностью вымазан в нем. Непонятное вещество попало ему в глаза, и юноше потребовалось какое-то время, чтобы вытереть его. Когда он открыл глаза, то оказался в совершенно ином месте. Это была светлая комната, похожая на кабинет.

На столе дымились благовония, распространяя запах сандала, к которому примешивался тонкий запах чая и мяты. Вдоль стены стояли полки со свитками и книгами. Ши Хао подумал, что это комната поэта или ученого мужа, который на досуге читает трактаты о добродетели. Ши Хао не умел читать из-за непонятного врожденного недуга, из-за которого не мог связать написание ни одного иероглифа с его произношением, но из любопытства взял первую попавшуюся книгу с полки и раскрыл ее посередине.

Развратные картинки предстали перед его глазами, женщины и мужчины, охваченные страстью, пестрили на страницах книги. Ши Хао нахмурился, поглазел на картинки какое-то время, но вскоре они ему наскучили, и он взял следующую книгу. Сколько бы книг он ни брал, все как одна были заполнены непотребной порнографией! В конце концов Ши Хао рассердился на хозяина комнаты, который наверняка выдавал себя за праведника, а по ночам развратничал над книжками! Ши Хао ненавидел лжецов и ставил на одну ступень с предателями.

Не успел он об этом подумать, как хлопнула дверь, и в комнате показался юноша с подносом, на котором дымился чайник. Он был одет в белоснежные одежды с иголочки, украшенные то ли красным, то ли розовым поясом. Его элегантную прическу держала шпилька из персиковой ветви, а во лбу горела алая метка феникса. Юноша так перепугался, увидев в руках Ши Хао одну из своих книг, что выронил поднос и разлил горячий чай на свои одежды.

Ши Хао оторопел.

– Минъюэ?!

Юноша был очень похож на его духовного брата, изящные очертания их лиц было почти не отличить. В комнате пахло отваром чая и мяты, который источали одежды и волосы Хай Минъюэ. Юноша зашипел от боли (кипяток обжег ему ноги), но быстро поднял чайник и поставил на стол.

– Я не успел подготовиться к твоему приходу, – неловко произнес «Хай Минъюэ», нахмурив тонкие брови. – Ты вошел так быстро, что я не успел среагировать.

Ши Хао сощурил глаза, внимательно изучая «Хай Минъюэ», и кивнул на полку.

– Это твои книги?

«Хай Минъюэ» не знал куда деться, он выглядел пристыженным.

– Я их нарисовал, да… Но не от желания предаться разврату, а от чувства прекрасного. Я искренне люблю наслаждаться прекрасным, будь то музыка, поэзия, природа или человеческое общение.

Юноша покраснел и явно мечтал провалиться сквозь землю. Чтобы занять себя чем-то, он приподнял крышку чайника и разочарованно простонал. Видимо, в чайнике почти ничего не осталось. Ши Хао смягчился.

– Ладно. Забудем о книгах, – сказал он без строгости. – Кто ты такой? Ты знал, что я приду сюда? Куда это – сюда?

«Хай Минъюэ» почесал затылок.

– Я подразумевал, что однажды ко мне придут гости, но не знал, когда это случится. Я хотел, чтобы, когда здесь появится кто-то, у меня был готов чай душевного согласия. Он постоянно варился у меня на кухне. Как только я услышал, что кто-то проник на мой задний двор, то побежал его наливать. Теперь он опрокинулся…

Юноша состроил такое печальное лицо, что даже бесчувственный Ши Хао его пожалел.

– Этот чай так важен?

– Разумеется! – ответил юноша, как будто это было вопросом жизни и смерти. – Если ты явился сюда, значит, ты мой спутник на тропе совершенствования и, чтобы закрепить нашу духовную связь, мы должны выпить чай душевного согласия. Он варится так долго… Если ты не собираешься уходить, то подождешь, пока я сварю новый? Мое тело, кажется, сильно вымоталось и нескоро проснется.

И тогда Ши Хао понял, кто перед ним и где он оказался. Сам того не осознав, он применил технику парного совершенствования и вошел в сознание Хай Минъюэ.

– Ты душа Минъюэ? – спросил он уверенно.

Юноша кивнул и отвесил приветственный поклон. Его голос выровнялся и прозвучал по-доброму:

– Мы можем побеседовать на кухне, пока будет вариться чай.

Ши Хао согласился и последовал за «Хай Минъюэ».

На кухне юноши провели действительно много времени. «Хай Минъюэ» развлекал своего гостя стихами, которые сам сочинил специально для его прихода, сыграл ему на цине, аккуратно перебирая струны длинными пальцами, и рассказал, что лежит у него на душе. В отличие от Ши Хао, чьи амбиции могли достигать невероятных высот и на каждую из них имелся четкий план, «Хай Минъюэ» имел расплывчатые мечты, которые сводились к простому всемирному счастью. Казалось, юноша мечтал просто плыть на лодке по бескрайнему морю жизни и наслаждаться шумом волн и чистотой небес. Ши Хао не мог этого понять, но спорить не стал. Пока «Хай Минъюэ» говорил о приземленных радостях человеческого бытия, Ши Хао все больше казалось, что он эти мысли слышал сто тысяч раз, а прекрасный лик этого юноши был ему роднее собственного лица, несмотря на странную красную метку в его лбу и дорогие одежды, которые скромный Хай Минъюэ бы не надел сам.

Спустя несколько часов чай был готов, заполнив кухню ароматом трав. «Хай Минъюэ» педантично разлил его по чаркам с очень сосредоточенным лицом, точно мастер чайной церемонии, практиковавший эти изящные движения несколько десятков лет. Чай был еще горячим, поэтому юноша оставил чарки на столе и тем временем пригласил Ши Хао опуститься с ним на подушки перед картиной, изображавшей портрет круглолицей женщины. Ши Хао она напомнила милосердную богиню Гуаньинь.

– Чтобы церемония духовного единства прошла успешно, мы должны отбить три поклона, – тихо произнес «Хай Минъюэ», разглядывая портрет с щенячьей любовью в глазах. – Это моя матушка. Она давно умерла, но будет правильно отдать ей дань уважения.

Ши Хао проникся сочувствием к юноше. Он с уважением относился к усопшим, особенно к чужим родителям, хотя о своих родителях не ведал ни малейшей детали. Кто они, где они, живы ли они – это интересовало Ши Хао в последнюю очередь. Если они оставили его одного, то он не имеет к ним отношения. Он считал, что лучше им быть мертвыми, чем живыми.

Они вместе воскурили благовония и поставили каждый по палочке в изящную курильницу.

– Как ее звали? – спросил Ши Хао.

«Хай Минъюэ» задержался на мгновение, его рука дрогнула.

– Ее звали Е… – Он задумался, его лицо постепенно становилось на оттенок белее. – Е… я только что осознал, что не знаю ее полного имени.

Его глаза заполнили настоящие слезы. Ши Хао печально вздохнул и опустил руку на спину юноше, касаясь гладких, как шелк, волос.

– Давай выразим уважение госпоже Е.

– Мы должны сперва поклониться Небу и Земле, затем матушке, а затем друг другу. Только так церемония будет считаться правильной.

– Что ж, давай сделаем так.

Они без слов отбили все три поклона. После этого атмосфера разрядилась, как будто гроза миновала и из-за облаков вышло солнце. «Хай Минъюэ» широко улыбнулся.

– Чай уже остыл. Давай скорее его выпьем.

На этом Ши Хао закончил рассказ. Хай Минъюэ забыл вдохнуть и закашлял. У юноши был огромный словарный запас, но в тот момент он не мог вспомнить ни одного слова.

– Наутро я проснулся под деревом персика рядом с тобой, – подытожил Ши Хао и нахмурился. – Я был в смятении. Мои духовные силы были в таком беспорядке, что я не мог даже собраться с мыслями. Это привело меня в ярость. Почему-то больше всего я разозлился на то, что у такого благочестивого юноши, как ты, в голове лежат книги с порнографией. Я думал, что, избавившись от любовных романов, я сумею успокоить сердце…

Хай Минъюэ чувствовал смятение в его голосе и все прекрасно понимал. Ши Хао, любящий контролировать мельчайшую деталь, был раздражен тем, что они оба были пьяны и совершили парное совершенствование спонтанно, не обсудив это сперва. Ши Хао подходил к сложным выборам с осторожностью и хладнокровием, несмотря на свою вспыльчивость и нетерпеливый нрав. А выбор единственного в жизни спутника на тропе становления буддой был даже важнее, чем выбор супруги, ведь с супругой можно развестись и жениться на другой или взять вторую жену, а родственная душа заклинателя единственная на всю жизнь.

Хай Минъюэ чувствовал неловкость.

– Неужели ты жалеешь?

Ши Хао резко тряхнул головой.

– Нет, ни в коем случае. – Его глаза лучились искренностью. – Я давно сделал свой выбор, но время разглашать его, как я считал, еще не пришло. Милее и роднее тебя для меня нет на свете человека. Моим спутником на тропе совершенствования можешь быть только ты либо никто.

Его голос стал совершенно спокойным. Он наводнил Хай Минъюэ уверенностью.

Просыпаться рядом с этим человеком на крыше и засыпать вместе, наблюдая за луной, упражняться с мечом каждый день и чувствовать заботу во взгляде его красивых фениксовых глаз, наслаждаться теплом его руки на плече – это все так нравилось Хай Минъюэ, но до сих пор он не осознавал насколько. За этим человеком он был готов подняться в Небеса и спуститься в Бездну. Ши Хао был его семьей, предназначенной судьбой.

Опьяненный счастьем, он заключил Ши Хао в крепкие объятия.

– Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой, – прошептал он, касаясь гладких длинных волос, пахнущих персиковым цветом.

– Ты согласен? – шепотом изумился Ши Хао. Золото в его глазах вновь заискрилось.

Хай Минъюэ выпалил:

– Я согласен.

Ши Хао засиял счастьем и предложил то, что сперва привело Хай Минъюэ в легкую панику:

– Давай проведем парное совершенствование еще раз. Я смутно помню, как у меня получилось соединить наши сознания. Мы должны подойти к этой технике с усердием, ведь от нашей духовной связи зависит, насколько непобедимыми мы станем.

Тело Хай Минъюэ все еще не восстановилось, по нему словно прокатилась сотня колесниц. Но одного взгляда в сияющие глаза Ши Хао ему хватило, чтобы вопреки недомоганию согласиться.

«Позже я приму лекарство наставницы и все пройдет», – подумал он и махнул рукой.

Юноши уселись в позу для медитации друг напротив друга и крепко сцепили руки. Потоки духовной силы, протекающей сквозь их духовные каналы, соединились прочно, как ключ и замок.

Стоило парному заклинанию прийти в действие, как Хай Минъюэ почувствовал, что его словно проткнули мечом. Его внутренности пронзила страшная боль, и он не смог сдержать вскрика. Ши Хао замер обеспокоенно, но Хай Минъюэ мотнул головой:

– Это пустяки.

Но с каждой секундой его боевые увечья разрастались, чужая духовная сила наполняла его, словно хотела разорвать. Он жмурился, сжимая в пальцах кусок своей одежды, умоляя себя не терять сознание. Он чувствовал вкус крови во рту, то ли оттого, что прокусил губу, то ли оттого, что его духовные силы резко пришли в упадок.

Внезапно Ши Хао выпалил:

– Ты дурак!

Хай Минъюэ закашлял кровью и медленно сполз на землю возле него.

– Почему ты ничего не сказал мне? – Ши Хао был в ярости, его пальцы тоже были в крови. – Ты с ума сошел? Тебе же должно быть чертовски больно, почему ты не остановил меня, идиот?

В глазах Хай Минъюэ темнело, он видел звездочки и плохо владел речью.

– Я не хотел… разочаровывать тебя.

Он плохо слышал гневную брань Ши Хао, находясь на грани обморока. Затем теплые руки закутали его в одежду и бережно подняли над землей.

– Когда ты уже перестанешь думать только о других и начнешь заботиться о себе? – тяжело вздохнул Ши Хао. – Я ненавижу тебя за это. Сердце разрывается.

Хай Минъюэ плохо помнил остаток вечера, но ему казалось, что его наконец-то уложили на мягкую постель и кто-то ласково гладил его по волосам, точно он вернулся в детство, где матушка еще была жива и приходила на помощь всякий раз, когда маленький принц А-Ли попадал в беду.

Часть 7 Цветы мэйхуа (I)

Спустя несколько недель Цянь Сян собрал учеников во дворе храма и сообщил новость, которая привела всех в ужас:

– Я вынужден покинуть деревню и отправиться исполнять свой долг перед орденом. Больше обучать вас я не смогу.

По двору прокатились недоуменные возгласы и удрученные вздохи. Ученики очень любили Цянь Сяна, и новость о скором расставании опечалила всех без исключения. Однако Цянь Сян натянул улыбку:

– Мои ученики, не стоит грустить. На смену мне придет другой мастер заклинаний, который будет заботиться об этой деревне, как это делал я. Он продолжит помогать вам совершенствоваться. А я же должен вскоре отбыть.

Хай Минъюэ расстроился, но еще больше из-за того, что расстроился Ши Хао. По лицу юноши прокатилась целая буря эмоций – отъезд учителя совсем не входил в его планы.

– Куда вы уезжаете, учитель? – выпалил Ши Хао разочарованно.

Взгляд Цянь Сяна повеселел.

– Тебе незачем так переживать, мой юный ученик, ведь мои уроки вскоре станут тебе неинтересны, учитывая твой необъяснимый прогресс. Тебе и твоим братьям не следует жалеть о моем уходе – вам нужно постигать новые высоты, которых я не могу вам дать во дворе этого мрачного храма со всеми остальными. Я отвечу на твой вопрос – я отправляюсь на гору Байшань, куда меня пригласили почетным гостем, чтобы помогать в проведении соревнования Чжуцзи ^[16].

– Соревнование Чжуцзи? – переспросил Ши Хао, изумившись. – Состязание лучших молодых учеников из лучших заклинательских школ мира, которое проводится только раз в поколение?

Его глаза загорелись, юноша напрягся как струна, словно был готов броситься на учителя, чтобы умолять его взять их с собой.

– Ты прекрасно осведомлен, – улыбнулся Цянь Сян. – Я поеду туда представлять орден Уцзя ^[17], к которому принадлежу.

Хай Минъюэ ощутил горечь Ши Хао. Братья не принадлежали ни к какой официальной школе, поэтому их не могли пригласить на состязание, какими бы талантливыми юными заклинателями они ни были.

Орден Туманной Обители, или Уцзя, был довольно большим и влиятельным орденом, который возглавляла семья Цянь. Их резиденция находилась на Южном континенте на горе, вечно окутанной туманом, отчего орден и получил такое название. Девиз ордена был вырезан на жетоне из синего камня ланьюйши, который, по легенде, его основатель, Цянь И, добыл из Бездны, и каждый член ордена носил такой жетон на своем поясе при любых обстоятельствах. Орден Уцзя издавна пользовался покровительством императорской династии, правящей на всем Южном континенте, однако ходили слухи, что правители последнего поколения рассорились между собой и орден Уцзя стал оказывать все меньше помощи простому народу.

Несмотря на это, их учение было признано одним из лучших во всем заклинательском мире, ученики ордена Уцзя славились железной выдержкой и неукротимым стремлением к совершенству. Говорили, что в ордене не терпят слабостей и не дают поблажек и что нередко ученики, которые были недостаточно сильны или усердны, погибают или пропадают навсегда. Однако подтверждения слухам братья никогда не находили.

Когда последнее занятие с учителем закончилось и ученики печально разошлись по домам, Ши Хао остался стоять на месте и его братья тоже не торопились уходить без него. Цянь Сян это сразу заметил. Он сидел ровно за своим учительским столом внутри храма и внимательно следил за юношами, точно это было еще одно учебное испытание.

Когда храм окончательно опустел и погрузился в вечернюю тишину, Ши Хао безропотно приблизился к столу и опустился на колени. Его братья безмолвно последовали его примеру.

– Учитель, я прошу вас взять нас с собой на соревнование Чжуцзи! – уверенно сказал Ши Хао. Даже если у них не было шансов на положительный ответ, Ши Хао не мог упустить эту возможность.

Цянь Сян усмехнулся, глядя, как ученики глубоко кланяются.

– Ты мне нравишься, Ши Хао, – сказал он затем. – Твое стремление к вершинам восхищает меня. Ты очень силен, находчив и обаятелен, объединять людей вокруг себя ради общей цели – твой талант. И твои братья… очень интересные жемчужины. Минъюэ способен подчинить себе магию любого элемента, что делает его универсальным, незаменимым бойцом. Он начал обучение позднее всех, но создал самое крепкое духовное ядро. Чэн-эр же сильно отличается от вас обоих, но без его уникальных знаний и стратегического мышления ваша команда бы ни за что не одолела ни одного высокоуровневого монстра, что я послал вам за эти недели. Действительно, невероятные ученики.

Ши Хао слушал похвалу учителя молча, Хай Минъюэ слышал, как громко стучало его сердце.

Учитель порылся в рукаве.

– Такая команда, думаю, может показать себя ничуть не хуже официальных учеников моей школы, – сказал он с улыбкой и вытащил три сверкающих синих жетона из камня ланьюйши, на которых читались символы: «Тысяча способов, сотня планов». Они с тихим стуком легли на стол, и сердце Хай Минъюэ подскочило от радости. – Я буду ждать вас через месяц на горе Байшань. Поднимитесь.

Юноши, не веря своей удаче, переглянулись. Едва синий жетон оказался в руке Ши Хао, он был так счастлив, наконец-то став официальным учеником лучшей школы, что не удержался и бросился к учителю, чтобы его обнять, но Чэн-эр, предвидев его действия, вовремя схватил его за пояс. Во взгляде Чэн-эрa читалось: «Ты идиот!», и только тогда Ши Хао опомнился.

– Спасибо, учитель, – улыбнувшись широко и искренне, Ши Хао отвесил земной поклон. Ши Хао больше всех других учеников любил и уважал Цянь Сяна. – Мы не подведем вас.

В тот вечер Цянь Сян и его таинственная молчаливая супруга покинули деревню в южном направлении, а братья отправились в таверну и развлекались до утра, выпивая свое вино Дэтянь-духоу, которое к тому времени уже стало самым любимым продуктом всех жителей деревни – люди стояли в очереди, чтобы приобрести персиковое вино из сада Ши Хао.

Когда Ши Хао и Хай Минъюэ вернулись домой к полудню следующего дня, у ворот их встретил дед Сюй в широкой соломенной шляпе. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на них с острой ухмылкой. Хай Минъюэ почувствовал себя предателем, ведь если они покинут деревню, кто будет заботиться о старике? При мысли о том, как плохо ему будет ужинать в одиночестве за тем большим круглым столом после стольких историй, которые были там рассказаны, сердце Хай Минъюэ похолодело.

– Не делай такое жалостливое лицо, мой мальчик, – сказал дед Сюй ласково. – Следуйте за своей мечтой. Деда будет в порядке, будет приглядывать за винодельней, писать вам письма и гордиться вашими успехами. Это же радость родителя, верно?

Он потрепал их по головам, и от прикосновения его теплой отеческой ладони на глазах Хай Минъюэ выступили слезы.

– Деда!

Дед заключил их обоих в крепкие объятия.

– Ну чего ты ревешь? – засмеялся он. – Я выполнил свою цель, пора и вам выполнить свою. Или что, хотите всю жизнь просидеть здесь, в деревне? Глупости это. Ты просто нежный у меня, романтик, поэт, ну, не реви. Ши Хао, ты уж смотри, чтобы он так не разрыдался перед кем-то важным, в обществе-то. А то позор на мою голову. А, ты тоже ревешь.

– Я не реву…

– А что это, дождь, что ли, мне на плечо капает? Дурачки. Деда никуда не денется, а будет тут ждать. Никогда не поздно вернуться туда, где вас ждут. Я буду ждать, когда вы нагуляетесь и вернетесь отдыхать.

Юноши сжали деда крепко в горячих объятиях, и в их сердцах щемила сыновняя нежность. Отныне от детства остались лишь воспоминания.

* * *

Когда братья уладили последние дела на винодельне и передали управление в надежные руки, настало время отправляться на гору Байшань. Приближалась зима, и юноши загрузили коней необходимыми в дороге вещами, взяли часть вырученных денег и на рассвете собрались уходить. Дед Сюй проснулся рано и вышел их провожать к воротам. За его спиной висели два обмотанных тканью длинных предмета.

После того как трое братьев отвесили ему прощальные поклоны, он сказал с хриплым смехом:

– Не позорьте деда там, в людях. На горе Байшань соберутся все сливки общества, вельможи, принцы, сыночки богачей. Только посмейте опозориться, я узнаю, обращусь в свою форму великого бессмертного с девятью парами рук, а в каждой по божественному мечу, и больно отлуплю всех троих. Ши Хао, не задирай нос. Минъюэ, не реви. Чэн-эр… эх… ну, попытайся не делать такое лицо, точно ты хочешь уничтожить весь мир. Ты же добрый мальчик. Заведите друзей. Молодой господин Бай, по слухам, очень славный, присмотритесь к нему, связи пригодятся. Берегите друг друга, никого дороже друг друга у вас никогда не будет.

Юноши отвесили поклоны, и тогда дед с хитрой ухмылкой снял с плеча два предмета.

– Подарки у меня есть, на память. Дороги они мне очень, но вам будут нужнее.

Юноши затаили дыхание.

– Это мечи? – выпалил Ши Хао восхищенно. – Настоящие духовные мечи?

Чэн-эр скрестил руки на груди – мечей-то было всего два, неужели его обделили?

Но как только дед с них скинул тряпки, лицо Ши Хао перестало сиять, точно потушенная свеча, а Чэн-эр злорадно усмехнулся. Под тканью оказались два ржавых, старых и страшных меча, которые даже стыдно было назвать духовными. Но дед глядел на них с благоговением.

– Подарок моего сердечного друга, – сказал он. – Это парные мечи, созданные из сердца будды. Только те, кто чист душой и помыслами, могут владеть ими. Я отдаю их вам, Ши Хао и Минъюэ.

Ши Хао, взглянув на страшный, ржавый меч, у которого лезвие вот-вот раскрошится, так скривился, что Хай Минъюэ легонько толкнул его в бок.

– Спасибо, отец, – кротко произнес юноша, хотя и сам был не в восторге от подарка. – Мы будем беречь их.

Старик всучил в их руки по мечу, довольный, и полез в рукав.

– У меня и для Чэн-эра есть подарочек. – Он вытащил небольшую книжку. На ее голубой обложке был нарисован дракон, а его длинное тело плавно переходило в очертания странного талисмана, но страниц в книге попросту не было. Чэн-эр покрутил ее в руке, открыл, но ни одного иероглифа не увидел на пустом форзаце.

– Очень интересная книга, деда, – усмехнулся он саркастично.

– Да, мой мальчик, очень, – закивал дед Сюй. – Она откроет тебе правду на любой вопрос. Она ценнее всех книг, что ты когда-либо читал, ведь в ней есть все ответы.

Дед был, очевидно, не в себе, и братья не стали с ним спорить насчет пользы его подарков. Они погрузили их на коней и вскоре тронулись навстречу восходящему солнцу.

Гора Байшань находилась на Северном континенте в стране под названием Великая Шуанчэн. Эта гора была пристанищем самой влиятельной школы Поднебесной – ордена Байшань. Им управляла семья Бай с самого основания. В древних легендах говорилось, что сам основатель ордена, Бай Юань, был небожителем, чистым как яшма, прозрачным как лед. Однажды он сошел по небесным лестницам на гору Куньлунь, но его не впечатлила красота райских садов Персикового Источника, и Бай Юань спустился в мир людей. Обойдя весь средний мир, он оказался у Северного моря. Там он увидел величественную белую гору, пронзающую пиком небеса. Небожителя восхитила чистота снега и спокойствие долины Цуэйлю, простиравшейся у подножия горы, и доброта местных людей, несмотря на суровый климат, так что он решил остаться там навсегда, чтобы обучать людей совершенствованию.

С тех пор многое изменилось, и теперь безлюдную долину населяло множество людей, живущих в Северной Столице Великой Шуанчэн и в небольших деревнях вокруг. Народ Великой Шуанчэн славился простотой и гостеприимством, и даже далекий странник, случайно остановившийся в этой стране, ощущал себя как дома благодаря заботе местных жителей.

Через пару недель юноши добрались до Северной Столицы, которая уже была завалена снегом. Хай Минъюэ не видел снега десять лет, потому что теплый прибрежный климат Страны Сяо не позволял ему выпасть даже на Новый год, и теперь его терзали смешанные чувства ностальгии и мрачности из-за хороших и плохих воспоминаний. Играть с матушкой в снегу было хорошо, но быть прилюдно выпоротым евнухами мачехи, стоя голыми коленями на заснеженном дворе, было так плохо, что его бросало в дрожь при мысли о том отрезке его жизни.

Он прогуливался по рынку Северной Столицы вместе с Ши Хао, когда думал об этом. Его родная Страна Байлянь граничила с Великой Шуанчэн на западе и располагалась довольно близко к горе Байшань ^[18], но Хай Минъюэ совсем не скучал по родине, а наоборот – чем ближе они находились к Байлянь, тем печальнее делалось его лицо.

Тем временем Ши Хао, никогда до этого момента не видавший снега, восхищался малейшей деталью, покрытой белым слоем. Чэн-эр уже давно незаметно растворился в толпе, устав его слушать и отвечать на детские вопросы.

– Минъюэ, – вдруг произнес Ши Хао с улыбкой. – Посмотри на меня.

Хай Минъюэ в очередной раз повернул к нему лицо. Ши Хао завороженно прикоснулся пальцами к его щеке.

– Когда вокруг все так чисто и бело, у тебя совсем другое лицо, – сказал он тихо и искренне. – Тебе очень идет снег. Ты похож на прекрасного небожителя Бай Юаня, который основал орден Байшань. Прозрачный как лед, чистый как яшма, окутанный снежным вихрем красавец-небожитель в белом венце из нефрита. Прямо как ты. Скажи, ты часом не его перевоплощение?

Хай Минъюэ смущенно посмеялся и отвел взгляд.

– Не говори такие вещи на людях.

– Люди мне не указ, что говорить, а о чем молчать. Я же не людям это говорю, а тебе. Кто не хочет, пусть не слушает. Пойдем поглазеем на украшения. Надо соответствовать нашему новому статусу. Поищем тебе белый венец.

– Не трать слишком много, – протянул Хай Минъюэ, вынужденно следуя за Ши Хао к лавке с украшениями.

– Не уйду отсюда, пока не куплю себе роскошное платье и обязательно заколку из чистого золота.

– Будь скромнее… мы не принцы ведь никакие.

– Ты такой красивый и элегантный, что непременно сойдешь за принца, но вот твои белые одежды… Мне кажется, даже слуги в Великой Шуанчэн выглядят богаче. Как на похороны собрался, честное слово.

– А ты так невозможно красив, что затмишь любую заколку, будь она хоть целиком усыпана драгоценными камнями. Ты и так одет с иголочки, точно ученый муж при Императоре, а твои сумки набиты костюмами на все случаи, зачем же тебе еще одно платье?

– Ты правда так считаешь или хочешь мне зубы заговорить, чтобы я не тратился? Ты невозможный льстец!

– Ты первый назвал меня красивым, не вернуть тебе комплимент было бы самодовольно.

Ши Хао восхищенно замер перед прилавком с драгоценными заколками и венцами. Едва продавец заметил юношей, тут же завязал разговор, и Ши Хао завалил его вопросами: про здешнюю моду, про качество товара, спрашивал про другие лавки, про орден Байшань, про соревнование Чжуцзи, про семью лавочника – про все на свете, и их разговор затянулся на целый час. В результате Ши Хао приобрел самую помпезную заколку, достойную самого Императора, и лавочник позвал своего брата портного, который выслушал безумные идеи Ши Хао по поводу его нового наряда.

– Вот смотри, как у него хочу, – Ши Хао показал на какого-то молодого покупателя в лавке через дорогу. Он был одет в роскошный черный халат с золотыми узорами и поясом с драгоценными камнями, на его плечах лежала меховая накидка, припорошенная снегом, а рукава халата были расшиты золотыми птицами и цветами. – Только лучше. Цветы должны быть крупнее и обязательно персиковые.

– Тогда извольте пройти со мной в мою лавку, щедрый господин, и я покажу вам именно то, о чем вы просите, – любезно сказал портной.

Довольный Ши Хао обратился к Хай Минъюэ:

– Ты так ничего себе и не выбрал, хочешь остаться здесь и еще посмотреть? Я быстро вернусь. Пригляди за лошадьми.

Хай Минъюэ не стал возражать. Он какое-то время еще простоял перед прилавком, на этот раз уже в тишине и спокойствии, и взял заколку, которую уже давно присмотрел. Это была простая серебряная шпилька с белой шелковой лентой и такой же серебряный венец. Лавочник расплылся в довольной улыбке:

– Прекрасный выбор, молодой господин. С этой шпилькой вы будете похожи на принца!

Заколка дрогнула в руке Хай Минъюэ.

– Тогда это мне не подходит. Я должен быть похож на прилежного ученика, а не на принца.

– В таком случае попробуйте эту. – Лавочник протянул ему другую серебряную шпильку, без шелковой ленты, но довольно изящную, неброскую, чистую и гармоничную. – Эта подойдет вашему скромному нраву и утонченному вкусу, подчеркнет изящество и прилежность ученика. Чем не красота?

Хай Минъюэ покрутил шпильку в пальцах.

– Действительно, красивая и удобная шпилька, – улыбнулся он. – Она мне нравится.

Он передал лавочнику связку монет за нее, и лавочник предложил ее упаковать, чтобы не сломалась в дороге. Он уложил шпильку в красную деревянную коробочку, пахнущую сандалом, и протянул с улыбкой обратно. Но едва Хай Минъюэ потянулся за ней, чья-то рука в широком черном рукаве с золотыми птицами и цветами выхватила коробочку из-под его носа, а чей-то локоть оттолкнул его в сторону. Хай Минъюэ опешил от наглости и вперился в обидчика.

– Что вы…

– Хозяин, мне тоже понравилась эта шпилька, – усмехнулся молодой человек. Он носил роскошные одежды и выглядел лет на пять старше Хай Минъюэ, в его ухе блестела серебряная серьга, а лицо было искажено некрасивой ухмылкой. – Я дам за нее вдвое больше.

Он бросил на прилавок несколько связок монет и положил коробочку в рукав.

– Молодой господин, простите мою грубость, но эту шпильку уже купил я, – объяснил Хай Минъюэ. – И я не стану перепродавать ее вам.

Молодой человек резко посмотрел на него, и его лицо потемнело от гнева.

– Как ты ко мне обратился? – Он сделал шаг вперед, почти толкнув Хай Минъюэ грудью. – Ты… из какой деревни ты выкатился, что не можешь отличить принца от сына купца?

Взгляд Хай Минъюэ метнулся к поясу молодого человека, где он надеялся найти отличительные знаки императорской семьи Великой Шуанчэн и уже был готов просить прощения за то, что разозлил невоспитанного принца. Но холод пробрал его, когда на поясе мужчины он увидел кинжал с эмблемой князя Сюаня на ножнах. Князя Сюаня из Страны Байлянь. Его родного отца.

Хай Минъюэ отпрянул. Молодой человек смотрел на него с презрением, сощурив злые глаза, как здоровый и тупой гусь, готовый погнаться за ним по всему рынку.

Этот человек предстал перед ним как призрак прошлого, от которого кровь стыла в жилах.

Этот самый кинжал распорол брюхо его маленькой белой собаки, единственного друга детства четвертого принца А-Ли.

Тот самый человек жестоко издевался над ним, втаптывая в грязь его человеческое достоинство.

– Что ты молчишь, рабское отродье? – прошипел наследный принц Страны Байлянь, Хэ Чэн. – Примерз?

Этот человек больше не его брат, сказал себе Хай Минъюэ. Теперь у него другая жизнь, другое имя, у него нет ничего общего с четвертым принцем А-Ли, который давно умер. Он должен продолжать жить своей новой жизнью, где он простолюдин из деревни в Стране Сяо.

Но почему-то преклонить колени перед этим человеком ему было так сложно, словно все его тело обратилось камнем. Слишком часто четвертый принц ползал на коленях перед этим ничтожным мучителем.

– Я действительно не узнал ваших отличительных знаков, ваше высочество, – отчеканил он тихо, холодно и вежливо. – Как вы правильно заметили, я всего лишь простолюдин из деревни, поэтому прошу простить мою неграмотность. Однако то, что вы носите венец на голове, не дает вам права пренебрегать основными правилами торговли и простого этикета. Я купил эту шпильку до вас, будьте любезны мне ее вернуть. То, что вы выдернули ее из моих рук, является кражей, а это преступление, за которое законы Великой Шуанчэн предусматривают суровое наказание.

Лицо Хэ Чэна выражало полное непонимание. Столько информации просто не вмещалось в его голову. Не справившись с нагрузкой, принц заорал:

– А-а?! Ты откуда такой смелый, мелкий прыщ?! Да я тебя! Сейчас пожалеешь о том, что родился! Да я объявлю войну твоей стране, когда стану великим князем! Казню всю твою семью!

Он вытащил кинжал из ножен, но Хай Минъюэ молниеносно поставил защитный барьер из потоков воды.

– Заклинатель? – сощурился Хэ Чэн. Его кинжал вдруг загорелся живым пламенем. – Я тоже совершенствуюсь. Сейчас я покажу тебе могущество голубой крови!

Часть 7 Цветы мэйхуа (II)

Едва Хэ Чэн успел замахнуться, ему в лоб прилетело золотое заклинание оцепенения.

Сзади Хай Минъюэ захрустел снег, и перед ним, точно скала, вырос Ши Хао, одетый в свой новый наряд. В руке он держал засахаренные ягоды на палочке.

– Меня всего четверть часа не было, Минъюэ, а ты уже ввязался в неприятности! Боюсь представить, что творит сейчас Чэн-эр… – произнес он обеспокоенно и протянул юноше угощение. – Кто этот тип? Он прицепился к тебе?

Хэ Чэн заледенел из-за заклинания, его глаза неестественно выпучились и покраснели, потому что он даже не мог моргнуть. Хай Минъюэ рассеял защитный барьер.

Глаза Ши Хао лучились беспокойством и готовностью защищать то, что он любил. Хай Минъюэ был счастливчиком. В то время как у четвертого принца не было никого, у Хай Минъюэ был Ши Хао.

– Этот человек украл мою шпильку, – пожаловался юноша. – Он положил ее себе в рукав и не хочет отдавать. Между нами завязалась ссора.

– Украл шпильку? – изумился Ши Хао и обернулся к застывшему принцу Хэ Чэну. – Этот жирный гусь?

Только сейчас Хай Минъюэ обратил внимание на его костюм. Он был точь-в-точь как костюм принца, только цветы и вправду были крупнее, и на Ши Хао он сидел лучше, потому что Ши Хао сам по себе гораздо красивее и изящнее непропорционального принца Хэ Чэна.

Принц тоже обратил внимание на костюм и стал пунцовым от ярости.

Ши Хао бесцеремонно запустил руку в рукав застывшего принца, порылся там и достал коробочку со шпилькой. Перед тем как отдать ее Хай Минъюэ, он открыл ее и оценил украшение.

– Вот любишь ты все такое скромное и неброское, – покачал он головой. – Никогда не пойму.

Хай Минъюэ забрал наконец свою коробочку.

– Пойдем отсюда, – сказал он тихо. – Найдем Чэн-эра, пока он тоже не натворил бед.

– А этого оставим так? – хохотнул Ши Хао, кивнув на принца, который еще до сих пор не смог разрушить простое заклятие.

– Почему бы и нет, – глухо произнес Хай Минъюэ.

– Минъюэ? – Рука Ши Хао легла ему на лопатки. – Ты что, так сильно обиделся из-за шпильки? Обычно ты сторонник философии «простить и отпустить».

Хай Минъюэ не успел ему ответить, даже если бы и знал что. Вдруг сбоку кто-то заорал, и перед юношами выросли еще двое молодых людей в черных меховых накидках и золотых венцах на голове. Один, поздоровее, держал в руке бронзовое зеркало и махал рукавами как облезлый индюк. У другого, поменьше, на лице стоял ужас.

– Кто посмел напасть на брата?! – заорал «индюк». – Да это оскорбление всей княжеской семье! Ты что на меня так смотришь, петух? Выучил пару заклинаний и непобедимым себя возомнил? Да я тебе лицо твое смазливое разукрашу так, что мама родная не узнает.

«И это тоже принц?!» – изумился Хай Минъюэ.

Ши Хао усмехнулся в ответ на его кудахтанье.

– У меня хотя бы красивое лицо, а вот твое даже разукрашивать нечего, все равно уже хуже нельзя сделать.

Юноша остался без слов, разинув рот, а тот, что был с ним, дернул его за рукав и пробормотал, глядя в ужасе на Ши Хао:

– Брат, ты ему не ровня… Он тебя раздавит и не заметит, ты что, не чувствуешь уровень его духовных сил?

– А-а?! – возмутился юноша.

И тогда Ши Хао встряхнул рукавом, протянул руку ко лбу юноши и отвесил ему легкий щелбан. В одно мгновение юношу сдуло с места, точно мячик, который пнули ногой, и он улетел, сметя спиной своих двух братьев. Вместе они пробили спинами лавочку с горячей лапшой, и «индюк» чуть не сварился в котле, полном лапши.

Ши Хао захохотал:

– Вот клоуны!

Хай Минъюэ с ужасом понимал, что все трое юношей – его родные братья, принцы из Страны Байлянь, и все трое – позорище нации. Ему ни в коем случае нельзя выдать своей прошлой личности, иначе его всю жизнь будут относить к ним.

По рыночной дороге раздался громкий гомон и стук копыт, и вскоре, разбрасывая снег, на вороном коне появился всадник, облаченный в роскошные белые одежды с ярко-синим меховым плащом и серебристой броней из драконьей чешуи. Молодой человек был бледен и красив, его безупречная осанка выдавала благородное воспитание, однако его лицо было крайне экспрессивным и в тот момент выражало тихий ужас. Его прическу украшала хрустальная шпилька и венец, точно вырезанный изо льда.

Увидев принцев чужой страны, проломивших лавочку с лапшой, молодой господин соскочил с лошади и на секунду схватился за голову, переживая внутренний кризис.

– О предки, я не думал, что это будет так трудно…

Мгновенно совладав с чувствами, молодой господин рванул к разрушенной лавке.

– Хозяин, не плачьте, все будет хорошо, – первым делом сказал он рыдающему хозяину лавки, одновременно поднимая ошеломленного принца-индюка. – Семья Бай возместит все убытки, ведь это я виноват, что опоздал и не проводил гостей на гору вовремя.

– Семья Бай… – пробормотал принц-индюк.

– Да, ваше высочество, – протянул молодой господин, пытаясь установить его вертикально и очистить прическу от лапши. – Семья Бай приносит свои извинения за все неудобства. На вершине поднялась метель, я не смог улететь на мече, и пришлось ехать верхом.

– Ты… Бай Шэнси.

– Да, ваше высочество, ваш покорный слуга Бай Шэнси к вашим услугам. Ах, ваша прическа безнадежно испорчена, мой друг. Позвольте проводить в хорошую купальню.

Он свистнул, и его помощники почти подхватили на руки принца-индюка. Тот, осознав, что сделали с его прической и костюмом, чуть не воспламенился от ярости и не придумал ничего лучше, чем орать проклятия в сторону Ши Хао на весь рынок. Пока Бай Шэнси нервно приводил в порядок старшего принца и сыпал извинениями через слово, Ши Хао оглядел его с головы до ног и шепнул Хай Минъюэ:

– Бай Шэнси кажется в разы приятнее, чем я себе его представлял, но у него совсем отсутствует гордость. Как можно так стелиться перед этими невоспитанными клоунами, когда он сам ни в чем не виноват?

Хай Минъюэ ответил:

– Молодой господин Бай прямой наследник главы ордена Байшань, можно сказать, он – лицо семьи на состязании Чжуцзи. «Клоуны», как ты их назвал, – принцы Страны Байлянь, которые, похоже, тоже явились на состязание. Как самый влиятельный молодой господин Великой Шуанчэн, Бай Шэнси просто не может быть с ними в ссоре.

Ши Хао осуждающе сощурился, пока Бай Шэнси доставал лапшу из прически застывшего от заклятия принца с ужасом на лице.

– Он довольно симпатичен, – заметил Ши Хао.

– Хэ Чэн? – изумился Хай Минъюэ, который на мгновение задумался, глядя на старшего принца.

Ши Хао цокнул языком:

– Бай Шэнси. Прямо красавчик, посмотри на него. Кожа бледная как снег, спина прямая как сосна, лицо симметрично и смазливо, а взгляд теплый, добрый. Может, я бы посоперничал с ним в красоте. Что ты скажешь?

Хай Минъюэ мельком глянул на Ши Хао и тут же отвел взгляд.

– Не спрашивай у меня, ведь я не беспристрастный судья в этом вопросе. Конечно, я скажу, что ты красивее.

Ши Хао засмеялся:

– А я скажу, что ты красивее нас обоих, вместе взятых.

Хай Минъюэ принялся отказываться от похвалы. По правилам этикета, на комплимент следовало отвечать встречным комплиментом. Юноши из деревни редко соблюдали этикет между собой, предпочитая довольно фамильярное общение, но когда дело касалось комплиментов, они могли обмениваться ими до бесконечности и таким образом соревноваться в оригинальности, потому что действительно было сложно определиться, кто же из них двоих был красивее.

– Это было бы смелым преувеличением. Все знают, что красота благородного Ши Хао сравнима с распустившимся пионом в императорском саду.

Повезло, что Чэн-эра не было рядом, иначе его глазные яблоки бы закатились за мозг.

Ши Хао парировал:

– В таком случае красота дражайшего Хай Минъюэ сравнима с луной, отражающейся в спокойных водах реки Тяньжэнь. Вот послушай стих:

– Друг мой сердечный, тебе не победить меня в искусстве стихосложения. Вот послушай ты теперь:

– Разумеется, не победить, но разве я могу сдаться без боя и не сказать, что снежинки на твоих ресницах так прекрасны, что при взгляде на них глаза слезятся от восторга?

Вдруг его прервал громкий возглас Бай Шэнси:

– Это вы учинили беспорядок, молодые господа?

Молодой заклинатель оказался всего в двух шагах и недоуменно пялился на них. Он уже разобрался с обиженными принцами и отправил их в купальню от греха подальше и теперь пришел выяснять отношения с обидчиками. Но увидев обидчиков, глядящих друг на друга, как счастливые молодожены под розовым деревом персика, и зачитывающих друг другу импровизированные четверостишия, он слегка остолбенел.

Ши Хао как ни в чем не бывало встал ровно и отвесил поклон.

– Ши Хао, ученик мастера Цянь Сяна из Ордена Туманной Обители. К вашим услугам.

Хай Минъюэ последовал его примеру и тоже представился. На лице Бай Шэнси взорвалось недоумение.

– У-ученики Цянь Сяна напали на принцев из Байлянь? Вам лучше сказать правду, иначе законом Великой Шуанчэн я имею право сурово покарать вас.

Тогда юноши достали синие жетоны из камня ланьюйши, и Бай Шэнси тут же замолчал.

– А что касается этих… принцев из Байлянь… – протянул Ши Хао с улыбкой. – Один украл шпильку моего духовного брата и угрожал ему кинжалом, разве это не преступление в Великой Шуанчэн? Я всего лишь использовал простое заклятие в ответ на агрессию и восстановил справедливость, но тут же был атакован двумя другими… личностями. Пришлось защищаться. Не моя вина в том, что они не умеют оценивать уровень противника. Что же вы, молодой господин Бай, сразу обвинять? Или оттого, что мы не можем похвастаться славной фамилией именитого клана, мы априори бандиты и разбойники?

– Я не это имел в виду… – произнес Бай Шэнси, сразу поменявшись в лице. – Прошу меня простить, если я оскорбил вас своим обвинением. Это дело требует тщательного расследования незаинтересованными лицами. Раз вы ученики Цянь Сяна, я не буду препятствовать и сопровожу вас на гору.

– Молодой господин Бай, не принимайте грубые слова моего духовного брата близко к сердцу, – сказал Хай Минъюэ вежливо и спокойно. – Нас не задело ваше обвинение, мы понимаем, что вы судили по тому, что видели сами, а конкретно по тому, как Ши Хао швырнул принцев из Байлянь через весь рынок. Мы не против справедливого расследования, у нас не было мыслей специально кому-то навредить. В конце концов, мы явились на соревнование Чжуцзи только с добрыми намерениями.

Его мелодичная речь, звучащая как успокаивающий шум дождя в бамбуковом лесу, порадовала Бай Шэнси, и он заметно расслабился, на его губах заиграла искренняя улыбка. Он отвесил приветственный поклон.

– Мне так стыдно, что я накричал на вас и даже не представился как следует, вам пришлось узнавать мое имя из разговора. Давайте начнем наше знакомство заново.

Юноши дружелюбно улыбнулись друг другу, и все снова обменялись поклонами. Но не успели новоиспеченные друзья и перекинуться парой слов, как на дорогу выбежал слуга семьи Бай и закричал:

– Хозяин! Демон проник в город!

Бай Шэнси ахнул:

– Демон?! Один? В город! Что же делать… Надо сообщить отцу! Поднять войска!

Ши Хао выступил вперед:

– Всего один? Ты думаешь, втроем мы не одолеем одного демона?

Бай Шэнси, сомневаясь, кивнул слуге и ответил быстро:

– Хорошо, помогите мне сдерживать его до прибытия помощи. Неизвестно, насколько он силен. Только этого не хватало…

Юноши вскочили на коней и помчались по снегу вслед за Бай Шэнси.

* * *

Перед книжной лавкой в центре города столпились кричащие люди. Напротив толпы непоколебимо стоял худой юноша в темных одеждах и с высоким конским хвостом, а за его спиной прятались две хрупкие девушки и маленький мальчик. Юноша стоял молча, а толпа перекрикивала тонкий голос девушки:

– Демоны!

– Разбойники!

– Он не демон, а мы не разбойницы! – отвечала девушка. – Как можно быть такими жестокими к ребенку?

Хай Минъюэ с ужасом узнал в молчащем юноше Чэн-эра, а Ши Хао ахнул и воскликнул с досадой:

– Я же говорил, что он впутается в неприятности!

Часть 7 Цветы мэйхуа (III)

Как только Бай Шэнси столкнулся с холодными красными глазами Чэн-эра, в его руке откуда ни возьмись появился серебряный лук, и одним движением он резко натянул изумрудную тетиву, целясь с высоты седла в Чэн-эра. Чэн-эр не шелохнулся, сурово уставившись на братьев.

– Молодой господин Бай! Этот человек не демон! – поспешил предупредить Хай Минъюэ. – Это наш брат и третий ученик мастера Цянь Сяна. Он не причинит вреда.

Бай Шэнси нахмурился:

– Вы говорите правду? – И, взглянув в искренние глаза Хай Минъюэ, он опустил лук. – Действительно, я не чувствую энергии инь. Прошу прощения, что, не разобравшись, напал. Уже во второй раз за сегодня…

Виновато улыбнувшись, он спешился, и толпа сразу расступилась. Братья последовали за ним и встали по обе стороны от Чэн-эра.

– Кто пустил слух о демоне в столице? – произнес Бай Шэнси. – Неужели вы не видите, что перед вами ученик заклинателя?

У этого юноши был громкий голос и безупречная дикция, и люди неловко столпились в маленькие группы подальше от него. Хотя Бай Шэнси и не был похож на сурового командира, в тот момент он был явно разочарован. А дело было в том, что уже около семнадцати лет разные государства подвергались нападениям демонов и Великая Шуанчэн почему-то страдала больше всех. Бай Шэнси вырос во время войны с демонами и теперь был готов принять командование сильнейшим орденом заклинателей, чтобы противостоять демоническому игу. В то время как в деревне на окраине Страны Сяо о нападениях демонов слышали только мельком, Великая Шуанчэн стояла на передовой уже много лет.

– Кто, как не демон, станет защищать преступника? – яростно ответил какой-то мужчина из толпы. – Он явился под личиной человека, чтобы разрушить изнутри наше общество и поработить наши души во славу мерзкого короля демонов!

Хай Минъюэ мельком глянул на Чэн-эра. Тот так сильно закатил глаза, что они стали полностью белыми. Иногда Хай Минъюэ боялся, что юноша останется таким навсегда.

– Да вы сумасшедшие! – вдруг закричала девушка из-за спины Чэн-эра. – Называть ребенка преступником и грозить ему казнью! Великая Шуанчэн, Великая Шуанчэн, оплот порядка и процветания, а на деле ее жители – бесчувственные палачи!

Вторая девушка рядом с ней стала белой как снег и бросилась закрывать ей рот.

– Юй-эр! Это ты сумасшедшая!

Глаза девушки по имени Юй-эр горели праведным гневом. Она была так расстроена тем, что ей не дали высказаться, что топнула ногой, будто избалованная госпожа. Однако ее одежды были простыми, как у служанки, в то время как девушка, закрывшая ей рот, была одета как дочь знатного человека. Хай Минъюэ удивился – две девушки были похожи друг на друга как две капли воды, но явно были не сестрами, а госпожой и служанкой.

Ши Хао тем временем шепнул Чэн-эру:

– Что случилось?

Чэн-эр скрестил руки на груди и ответил:

– Я проходил мимо, услышал вопли. Толпа накинулась на мальчишку и двух девчонок из-за какой-то книжки, которую мелкий стащил. По законам Великой Шуанчэн вор должен быть казнен, а по законам здравого смысла ребенка нельзя судить как взрослого. Пока они спорили, я приглядел одну книгу и хотел ее полистать, но тут какой-то урод прицепился к моим глазам и все внимание переключилось на меня.

Ши Хао осуждающе покачал головой:

– То есть ты даже не собирался помогать ребенку и дамам в беде?

Чэн-эр отвернулся от него и ответил тихо:

– Какая мне от этого выгода?

Вдруг позади них запищал ребенок:

– Это неправда, гэгэ, ты хороший, поэтому ты защитил Жо-эра, когда его собирались ударить, и поэтому этот злой дяденька увидел твои глаза. У Жо-эра болеет мама, он взял эту книжку, чтобы научиться ее лечить. Я прочитаю ее и верну, честное слово! У меня нет денег, я все их потратил на лекарственные травы…

По лицу Бай Шэнси прокатилась волна жалости, он смешно и наивно поджал губы.

– Это вы хозяин лавки? – спросил он у самого громкого мужчины. Тот кивнул. – Я заплачу за книгу.

Ши Хао выпятил грудь и сурово посмотрел сверху вниз на хозяина лавки.

– А я требую с тебя компенсацию за оскорбление моего младшего брата. Назвать его демоном только из-за цвета глаз, ха! Каким бескультурным человеком надо быть? Подари ему книгу, которая ему понравилась, или твоей торговле придет конец, помяни мое слово.

Хозяин лавки вперился в дорогущие одежды Ши Хао, прямо как у наследного принца Страны Байлянь, и его лицо мигом побелело – он явно подумал, что Ши Хао и впрямь голубых кровей. С другой стороны на него давил взглядом самый влиятельный молодой заклинатель Северного континента, и мужчина тут же сломался.

– Я-я… конечно, все возмещу. Молодой господин, в-ваша светлость, можете брать какие хотите книги. Моя вина, что назвал вас демоном. Девка эта совсем меня разъярила, ум от гнева потерял. Я надеюсь, хозяин ее как следует выпорет.

Юй-эр покраснела от злости, но молодая госпожа держала ее крепко, не давая вырваться. Лицо госпожи выражало крайнюю неловкость, будто она хотела провалиться сквозь землю.

– Какие хочу? – спросил Чэн-эр с ухмылкой. – Сколько хочу?

Хозяин лавки со скрипом улыбнулся:

– Р-разумеется…

Хай Минъюэ не успел моргнуть, как с прилавка моментально исчезли абсолютно все книги. Чэн-эр даже не шелохнулся, они по его приказу переместились к нему в широкий рукав. Жо-эр за его спиной восхищенно разинул рот. Он смело взял Чэн-эра за край рукава и стал дергать.

– Гэгэ, гэгэ, а научи меня!

Чэн-эр поджал губы, точно сдерживал улыбку, и отвернулся от мальчика.

– Мелкий еще.

– Я тоже хочу быть заклинателем, гэгэ! Я хочу быть самым лучшим лекарем в мире, чтобы вылечить мою маму.

К этому моменту подоспели слуги семьи Бай и разогнали толпу. Лавочник в неверии смотрел на свой опустевший прилавок и хватался за голову.

– Что же делается… за что же мне это… таких влиятельных господ обидел…

Он даже не подозревал, что Ши Хао и его компания были простыми деревенскими сиротами.

– А ты говорил: не трать столько денег на платье! – шепнул Ши Хао. Хай Минъюэ снисходительно улыбнулся, потому что то, как юноша пародировал его ворчание, умилило его. – Зачем-то же я их заработал.

– Хорошо, я беру свои слова обратно, – улыбнулся Хай Минъюэ. – Действительно, славное ты купил платье.

Молодая госпожа, тихо выразив свое разочарование поведением служанки, приблизилась к мальчику:

– Чем больна твоя матушка? У меня есть много лекарственных трав, я отдам тебе те, которые ей нужны.

Жо-эр теребил в руках потрепанную книжку, которую пытался украсть, и в итоге пожал плечами:

– Я не знаю, чем она болеет. Ни один лекарь не смог ее вылечить. Они приходят, прописывают новые травы, но матушке только становится хуже.

Молодая госпожа прониклась жалостью к мальчику. Она и сама выглядела как ребенок, ее большие ореховые глаза наполнились слезами.

– Проводи меня к ней, я смогу ей помочь.

– Цзецзе, ты тоже лекарь? – обрадовался мальчик.

За спиной девушки блестел элегантный духовный меч в зеленых нефритовых ножнах. Она ласково улыбнулась, и солнечные лучи заиграли на ее бледном лице.

– Я заклинательница из Лазурного Леса. Из поколения в поколение моя семья растит лучших лекарей на четырех континентах.

Жо-эр тут же вцепился в ее юбку, словно боялся, что она исчезнет и его маму никто не вылечит.

– Пойдем со мной, цзецзе, моя матушка живет в долине Цуэйлю, это недалеко!

Бай Шэнси, который до этого стоял не шелохнувшись, словно ледяная статуя, и смотрел на эту девушку, которая с расстояния и вовсе казалась спустившейся с небес феей, вдруг опомнился и шагнул к ней с улыбкой до ушей:

– Молодая заклинательница из Лазурного Леса, вы, очевидно, госпожа Цин Лянь, о которой я столько наслышан. – Он отвесил глубокий поклон. – Бай Шэнси, к вашим услугам.

Цин Лянь замерла, столкнувшись с его лучезарным взглядом. Казалось, ее прежняя неловкость вернулась, и она скромно опустила взгляд в пол, отвечая на поклон.

– Молодой господин Бай, это честь для меня познакомиться с вами.

Ши Хао смотрел на них с хитрой ухмылкой, затем слегка склонился к уху Хай Минъюэ и прошептал:

– Давай поспорим, что эти двое потом пригласят нас на свою свадьбу? Чувствуешь? У него даже уровень ци взлетел.

Хай Минъюэ не стал с ним спорить, потому что шанс проиграть спор был слишком высок – между молодым господином и девой моментально зародились чувства.

– Это любовь с первого взгляда, – прошептал он в ответ.

Однако почти сразу же Бай Шэнси помрачнел, точно вспомнил что-то плохое, что выдернуло его из чудесного воображения в суровую реальность.

– Я… поздравляю вас с помолвкой, – сказал он, отведя взгляд. – Семья Ван сплетена кровью с семьей Бай. Ваш жених приходится мне двоюродным братом, я вырос вместе с Ван Цзиньгу и рад поздравить вас с такой выгодной партией. Мой брат хороший человек, я желаю вам крепкого брака и… полный дом детей.

Ши Хао протянул:

– О… У него голос дрогнул.

Хай Минъюэ печально ответил ему:

– Невозможная любовь…

– На кого ставишь?

– Ши Хао, я не хочу спорить.

– Ну, давай поспорим, что он убьет брата за любовь?

– Он так не сделает. Он смотрит на нее с видом побитого щенка, разве он станет убивать ее жениха? Он отпустит ее и будет всю жизнь глядеть на нее издалека и молча страдать, наблюдая, как растут ее дети.

Ши Хао тяжело вздохнул, а Хай Минъюэ спиной почувствовал, как Чэн-эр снова закатил глаза.

Бай Шэнси неловко добавил:

– Я сопровожу вас в деревню, где живет мама мальчика. – Затем он обратился к Ши Хао и его компании: – Молодые господа, мои слуги покажут вам дорогу на гору.

Ши Хао лукаво усмехнулся:

– А можно мы увяжемся с вами в деревню? Минъюэ тоже владеет искусством исцеления, мы с охотой поможем.

Чэн-эр сквозь зубы прошипел: «Да ты просто хочешь узнать, что между ними будет, как последний сплетник… как позорно».

Однако, когда Бай Шэнси вежливо согласился взять их с собой, Чэн-эр все же поехал вместе со всеми, словно не хотел ничего пропустить.

Часть 7 Цветы мэйхуа (IV)

Заснеженная долина Цуэйлю простиралась белым полотном на несколько сотен ли от горы Байшань, величественно подпиравшей серые небеса. Северная Столица лежала у самого подножия, а маленькие деревушки были выборочно разбросаны по всей территории долины. Жо-эр умудрился забраться к Чэн-эру-гэгэ в седло и теперь ехал довольный, подружившись с целой кучей заклинателей, которые точно помогут его матушке. На его детском лице сияло неподдельное счастье и святая вера.

Матушка Жо-эра жила в деревне на востоке от Северной Столицы, где бушевали холодные ветра с Северного моря. Молодые заклинатели въехали туда на конях и с трудом сопротивлялись встречной метели. Непривыкший к непогоде Ши Хао хохлился, кутаясь в свою накидку, как замерзший на улице серый голубь. Он спросил у Бай Шэнси:

– Как вы здесь живете, с такой скверной погодой?

Бай Шэнси, которого, похоже, метель не смущала, ответил:

– У природы нет плохой погоды.

Ши Хао, проживший всю жизнь в солнечной Стране Сяо, пробурчал в меховой воротник:

– Я бы поспорил.

На улице не было ни души – все прятались в домах, которые едва можно было различить за снежным вихрем. Неизвестно, как Жо-эр вычислил, какой из этих домов – его, но он с полной уверенностью спрыгнул с седла и провел заклинателей внутрь.

В маленьком доме с трудом помещалось столько человек, а убранство было очень скромным, и каждый уголок дома пропах лекарственными травами. Жо-эр с полными надежды глазами схватил Цин Лянь за юбку и повел к бумажной ширме, за которой вырисовывался силуэт сидящей на кровати женщины.

– Матушка, я привел лекаря-цзецзе, – пропищал мальчик и уселся возле кровати.

Простоволосая женщина с бледным и худым лицом перепугалась, увидев столько народу у себя дома. Ее руки тревожно стиснули шитье, которым она занималась все время. Она растерянно произнесла:

– У меня нет денег, чтобы заплатить вам.

Цин Лянь мотнула головой и, опустившись коленями прямо на холодный пол, взяла руку женщины. Ее большие ореховые глаза исчезли под ресницами.

– Я не беру денег с больных.

Юй-эр гордо скрестила руки на груди:

– Моя госпожа и так очень богата.

Ши Хао смерил ее осуждающим взглядом и шепнул на ухо Хай Минъюэ:

– Будь у меня такая служанка, я бы ее уже давно продал.

А Хай Минъюэ эта беспардонная девчонка понравилась – не все находят в себе достаточно смелости, чтобы говорить все что вздумается. Юй-эр возмутилась, явно услышав слова Ши Хао:

– Молодой господин, имейте смелость сказать мне это в лицо, а не шептаться со своим слугой.

Ши Хао побелел:

– С-слугой?! Да ты в своем уме?! Это мой духовный брат! Извинись, жалкая служанка, или я буду разбираться с твоей хозяйкой!

Моментально перед ним вырос Бай Шэнси, посчитавший Цин Лянь и ее служанку своей ответственностью:

– Молодой господин Ши, воздержитесь, пожалуйста, от подобных грубостей!

Хай Минъюэ не знал, плакать ему или смеяться. Рядом с роскошным платьем Ши Хао его скромные белые одежды и простая деревянная шпилька и впрямь делали его похожим на слугу. А ведь он когда-то был кандидатом в наследные принцы соседней страны… Он тяжело вздохнул и вклинился между выпятившими грудь, как два петуха, юношами.

– Пожалуйста, господа, я не заслужил такого внимания. Я вовсе не обижен на неосторожные слова Юй-эр. Я и правда выгляжу как слуга по сравнению с тобой, Ши Хао.

Ши Хао раздраженно затряс кулаком.

– А я говорил тебе купить нормальное платье, соответствующее нашему положению! Купил какую-то серую шпильку, и ту чуть не украли.

У Ши Хао, помимо всех его бесспорных достоинств, был один большой недостаток: он не выносил, когда люди поступали не так, как он считает нужным, поэтому он нетерпеливо навязывал им свое мнение, пока Хай Минъюэ не приходил и не улаживал назревающий конфликт.

Тем временем Чэн-эр облюбовал самый темный угол комнаты, встал там и раскрыл книгу из рукава, игнорируя все происходящее.

– Разорались, как бабы на рынке…

Внезапно комнату озарил золотой свет. Несмотря на шум, Цин Лянь сконцентрировала свою ци на кончиках пальцев, и та засияла, как солнце, в темном помещении. От одного движения ее тонких, почти детских пальцев все меридианы, пронизывающие тело женщины, стали видны невооруженным взглядом и загорелись золотом. Жизненная энергия плавно текла по ним, сияя и угасая.

Юй-эр усмехнулась:

– Говорите что хотите, а моя госпожа обладает уникальным даром. Не было еще ни одного человека, ни заклинателя, ни небожителя, которого она бы не смогла исцелить.

В области сердца женщины золото жизненной энергии меркло, словно заволоченное черной паутиной. Цин Лянь совершила элегантное движение пальцами, как танцовщица, и через какое-то время черная паутина стала медленно сползать с сердца женщины, черным волокном всасываясь в кончики пальцев Цин Лянь.

Заклинатели простояли в тишине все то время, что молодая госпожа потратила на поглощение черной паутины. Ее лицо стремительно бледнело, но золотой свет ни на секунду не мерк, пока сердце женщины не очистилось и жизненная сила не заполнила собой ее меридианы.

Едва золотой свет на кончиках пальцев Цин Лянь погас, Юй-эр пересекла комнату и опустилась рядом с ней, чтобы поддержать за плечи. Взгляд девушки был затуманен, словно ее сознание затупила боль.

Жо-эр не выдержал и пропищал:

– Моя матушка теперь здорова, цзецзе? Ее болезнь, куда она делась?

Цин Лянь сделала над собой неимоверное усилие и повернула к нему голову:

– Да, теперь твоя матушка здорова. Но пусть несколько дней отдохнет. Я приняла ее болезнь на себя.

Юй-эр вступилась:

– Госпожа, не разговаривайте, вы устали.

Жо-эр округлил глаза:

– Получается, ты теперь болеешь вместо моей матушки?

Юй-эр ответила вместо Цин Лянь:

– Глупости не болтай, моя госпожа не может болеть! Все болезни, которые она забирает у больных, сгорают в ее духовном ядре. Это приносит моей госпоже большую боль, во сто крат превосходящую боль ее пациентов! Поэтому не докучай ей болтовней, а принеси чаю.

– Это пустяки, – тихо произнесла Цин Лянь, улыбаясь сквозь боль. – Я сильнее, чем кажусь. Боль – это поистине ничтожная плата за спасенную жизнь.

Мать Жо-эра смотрела на свою спасительницу с круглыми глазами, не в силах поверить в то, что теперь здорова. Юй-эр тут же распорядилась:

– Хозяйка, мы останемся здесь, пока за окном бушует метель и пока моя госпожа не почувствует себя лучше.

Хай Минъюэ мельком глянул на Бай Шэнси. Юноша стоял не шевелясь, бледный и пораженный силой хрупкой девы. В его черных глазах горело восхищение, точно сама богиня Гуаньинь явилась перед ним в своем золотом сиянии милосердия. Биение его разгоряченного сердца заставляло тонкие серебряные подвески на его броне звенеть, словно ветряные колокольчики.

Ши Хао склонился к уху Хай Минъюэ и прошептал:

– Ну так что, спорим? Ставлю любое желание на то, что он в итоге на ней женится.

Хай Минъюэ снисходительно улыбнулся. Ши Хао, естественно, выбрал самый вероятный исход.

– Ладно. Я ставлю желание на то, что отпустит с двоюродным братом.

– По рукам!

* * *

Спустя несколько часов метель миновала, и юноши вышли из дома Жо-эра прогуляться по деревне. В славную погоду жизнь в деревне закипела. Там оказался и рынок, и несколько таверн, даже постоялый двор, и все жители, с охотой занимающиеся каждый своим делом, были улыбчивыми и радушными.

– Если жители Великой Шуанчэн такие приветливые, почему в столице толпа так несправедливо обошлась с мальчиком? – спросил Хай Минъюэ у Бай Шэнси, когда молодые господа уселись в таверне погреться и пропустить по чарке вина за знакомство.

– В столице, особенно на рынке, много приезжих из других государств, – ответил Бай Шэнси. – Коренные жители Великой Шуанчэн не любят вступать в ссоры и стараются наладить дела мирным путем. Сейчас не самое спокойное время. Помимо того что много иноземных учеников, приглашенных на состязание Чжуцзи, остановилось в столице, в Великой Шуанчэн процветает торговля с множеством государств, чьи жители приехали сюда на заработок. И хоть они соблюдают строгие законы государства, у них все же другая культура и мировоззрение.

– Как, например, у принцев из Байлянь, не так ли? – усмехнулся Ши Хао. Хай Минъюэ не знал, плакать ему или смеяться при упоминании этого позорища его нации.

Бай Шэнси тяжело вздохнул:

– Ах… принцы из Байлянь. Безусловно, особенные гости. Но, как хороший хозяин, я должен найти подход к каждому особенному гостю. Надеюсь, о них хорошо позаботятся в Доме Райского Наслаждения.

– Ты отправил их в бордель? – воскликнул Ши Хао и засмеялся.

Бай Шэнси затолкал смех обратно в грудь и пытался сохранить свой благопристойный вид, но текущее рекой по чаркам вино все сильнее усложняло эту задачу.

– В элитный дом для мужского отдыха, друзья, не поймите меня неправильно. Бордель – это слишком низкое слово для такого заведения. Это не рассадник разврата, а приличная купальня со всякого рода развлечениями. Для отдыха, понимаете?

– Шэнси-сюн, если это и вправду благопристойное место, почему ты краснеешь, как новогодний фонарь? – засмеялся Ши Хао.

Бай Шэнси был загнан в угол и в итоге сломался, залившись звонким смехом:

– Да, это бордель! Я отправил их в бордель! Черт возьми, куда мне было их еще отправлять, грязных и злых, неужели в библиотеку?

Такой благопристойный с виду, умеющий создать превосходное первое впечатление Бай Шэнси, сбросив яшмовый панцирь ответственности, оказался таким же любителем плохо пошутить, как Ши Хао. Юноши быстро подружились за чарками крепкого вина, вкусной традиционной едой Великой Шуанчэн и приземленными разговорами восемнадцатилетних молодых людей.

На гору Байшань молодые заклинатели выдвинулись только наутро, потому что пьянка по случаю знакомства сильно затянулась. В результате Ши Хао договорился с молодым ценителем алкоголя, чтобы тому лично доставили на пробу несколько кувшинов Дэтянь-духоу, а пьяный Бай Шэнси пообещал выделить ученикам Цянь Сяна лучшую комнату в резиденции.

– И главное – подальше от принцев из Байлянь!

Часть 7 Цветы мэйхуа (V)

Гора Байшань, пристанище Черного Дракона – Покровителя Севера, взмывала ввысь, покрытая пушистым одеялом снега. В отличие от того, какой холодной и унылой она представала в воображении Хай Минъюэ, на самом деле на вершине было очень уютно в то морозное утро, когда молодые заклинатели поднялись на нее в первый раз. На горе Байшань цвели сотни деревьев сливы мэйхуа, которые разбавляли скучный белый пейзаж яркими красными цветами, припорошенными снегом.

Сама резиденция ордена Байшань, построенная на вершине, была похожа на город, в котором было все, что может понадобиться заклинателю: свои кузнецы, портные, торговцы артефактами, книжные лавки и таверны. На изящных павильонах и многоярусных башнях с загнутыми крышами, принадлежащих семье Бай и школе Байшань, развевались черно-белые флаги с изображением Черного Дракона Севера.

Бай Шэнси с улыбкой глядел на восхищение в глазах своих новых друзей и, показав им основные места, попрощался:

– Ваши учителя ожидают на верхнем ярусе Башни Восхождения. Я должен оставить вас ненадолго, но не стесняйтесь обращаться к любому адепту моего ордена, они помогут, если вам что-то понадобится. Когда гонг прозвучит трижды, начнется приветственная церемония во Дворце Просвещения. Я очень жду, что вы придете.

Он поклонился и, бросив последний скромный взгляд на Цин Лянь, которая тоже поднялась с ними, ушел. Девушка с немой печалью проводила его взглядом, а потом отвернулась, словно мысли о нем причиняли ей боль. Ее служанка лишь тяжело вздохнула.

– Мы должны поприветствовать мастера, – тихо сказала она.

Хай Минъюэ, который всегда сопереживал героям, втянутым в любовные треугольники, или влюбленным, которые никогда не смогут быть вместе по велению судьбы, проникся болью своих новых товарищей. Цин Лянь была помолвлена с двоюродным братом Бай Шэнси по выгодной сделке между двумя семьями, но, очевидно, не любила своего жениха, если и вообще когда-нибудь видела его. Но разве она могла отказаться и обречь свою семью на вечный позор, потому что влюбилась в брата своего жениха? Хай Минъюэ тоже тяжело вздохнул. Эта история напомнила ему сказку про принцессу и музыканта. Закончится ли она так же хорошо?

С верхнего яруса Башни Восхождения резиденцию было видно как на ладони. Учитель Цянь Сян стоял, прислонившись к колонне, и наблюдал за происходящим внизу. Помимо него, на балконе находилось много заклинателей других орденов, облаченных в самые разные наряды и носящих самые диковинные артефакты. Братья еще никогда не видели такого скопления столь могущественных людей. Рядом со взрослыми стояли и их ученики, приехавшие на соревнование Чжуцзи. Принцев из Байлянь, к счастью, на балконе не было.

Цин Лянь и ее служанка вежливо попрощались и отошли к суровой женщине, их мастеру, облаченной в белые одежды, перед которой глубоко поклонились. На ее поясе в лучах солнца блестел меч в золотых ножнах. Ши Хао вдруг замер и засмотрелся на нее как завороженный. Хай Минъюэ сразу почувствовал нервный укол в сердце. Ши Хао никогда не смотрел ни на кого, кроме него, так долго и пристально. В его голове промелькнули тысячи тревожных мыслей.

Нет, Ши Хао же не интересуется женщинами… Тем более такими взрослыми… Правда же? Он никогда не интересовался. А вдруг теперь заинтересовался? А она так красива, как первый снег, и наверняка прославленная, сильная заклинательница. Если он вдруг захочет совершенствоваться с ней, то как мне быть?

Он больно закусил губу и потупил взор.

Раздался голос Чэн-эра:

– Что ты застыл? Учитель в другой стороне.

Ши Хао наконец оторвал взгляд от женщины и развернулся, показывая за спину:

– Ты видел этот меч? Какой классный! Я хочу что-то наподобие! Золотая рукоять, драгоценные камни на яшмовых ножнах! Красота!

Хай Минъюэ мгновенно почувствовал себя последним идиотом. И как он мог так плохо подумать о Ши Хао? Ему стало стыдно. Ши Хао был ярым ненавистником предателей, ветреных и неверных людей, у него бы и в мыслях не появилось рушить духовную связь с Хай Минъюэ из-за мимолетных страстей. Ши Хао мог вспылить в силу своей юношеской нетерпеливости, но он никогда не принимал решений, не подумав об их последствиях.

К тому же Ши Хао сам любил повторять фразу: «Мы в ответе за персик, который надкусили». Такой человек, как Ши Хао, никогда бы не предал человека, которого лично избрал своим духовным партнером и с которым разделил чай душевного согласия.

Оказалось, он всего лишь засмотрелся на драгоценный меч. Хай Минъюэ снова распереживался напрасно.

Чэн-эр закатил глаза:

– Показушник.

Наконец юноши приблизились к Цянь Сяну, и тот первым же делом их отчитал:

– Опоздали на три дня, подрались с чужими учениками, одеты как клоуны! Ши Хао, где ты добыл этот петушиный наряд?

Ши Хао оскорбился:

– Учитель, похоже, вы не ценитель моды. Я оделся как наследный принц из Байлянь, чтобы соответствовать.

Цянь Сян схватил его за ухо:

– Ты представляешь орден Уцзя, а не Страну Байлянь, ты хоть раз видел, чтобы я одевался как клоун? Мне кажется, я подаю достаточно хороший пример того, как надо себя вести и как надо выглядеть. – Внезапно его острый взгляд пронзил Хай Минъюэ. – А ты чей слуга? Почему одет как какой-то раб? Милостыню просить собрался? Ах, как я разочарован!

Только Чэн-эр избежал замечания учителя – его новые черные одежды сидели идеально, волосы были собраны в гладкий блестящий хвост, а синий жетон ордена безукоризненно висел на его поясе. В итоге он мрачно наблюдал, как его старшие братья извиняются на коленях перед учителем, и осуждающе вздохнул.

Цянь Сян еще немного поругал их, а затем велел встать.

– Я уже прислал вам нормальные одежды, чтоб не смели больше в этом появляться на моих глазах!

Рассердившийся учитель вновь отвернулся от них, посчитав разговор законченным, но Ши Хао, которому чуть не оторвали ухо, все равно спросил его:

– Учитель, можно нам, помимо одежды, получить духовные мечи?

Иметь самый лучший духовный меч было несбыточной мечтой Ши Хао. Юноши носили духовные мечи, но они были низкого качества, потому что в деревне не было подходящих кузниц. Свои мечи они купили у какого-то подозрительного босяка несколько лет назад, потому что духовные мечи в их краях были настоящей диковинкой. Мечи явно были кем-то уже использованы, поэтому юноши даже не смогли дать им новые имена. Меч Ши Хао назывался «Радость жизни», а меч Хай Минъюэ – «Большое сердце», и ни тому, ни другому названия мечей не нравились, потому что звучали банально и безвкусно. Меч Чэн-эра звался «Указ Императора», но юноша носил его скорее для красоты, так как в бою ни разу не использовал, отдавая предпочтение сложной магии.

А про те два ржавых меча, которые юношам подарил дед Сюй, никто и вовсе не осмеливался вспоминать.

Услышав просьбу, Цянь Сян изогнул бровь.

– Может, мне и звезду тебе с неба достать? Я думал, вы уже взрослые, сможете самостоятельно найти кузницу и заказать себе меч, какой хотите. Я начинаю жалеть о том, что сделал вас своими официальными учениками.

Несмотря на частые отрезвительные пощечины, которые Цянь Сян словесно и физически влеплял ученикам, глаза Ши Хао блестели гордостью, когда он смотрел на него. Больше всего на свете Ши Хао хотел быть как он – влиятельным и справедливым, таким же сильным и преданным своему ордену. Он вовсе не сердился на грубые слова учителя, потому что понимал свою вину. Но все же по его потухшему взгляду было видно, что расставаться с новым платьем ему больно.

Юноши виновато согнулись в поклоне перед учителем, и тот отправил их прочь:

– Живо переодеваться. Только попробуйте опоздать на приветственную церемонию. Три шкуры спущу. Вы еще не видели меня в гневе. А тех, кто видел, больше нет в живых.

– Мы не посмеем больше подвести учителя! – пообещал Ши Хао, кланяясь.

Юноши поспешили прочь из Башни Восхождения. Бай Шэнси ранее показал им павильон, где их расселили, и юноши поспешили туда, чтобы найти в своих вещах что-то более подходящее вкусу Цянь Сяна. Павильон Мэйхуа располагался в конце широкой улицы и состоял из нескольких этажей. Его специально переоборудовали из старого постоялого двора, чтобы принимать множество гостей ордена. Все приезжие ученики поселились там по соседству. Как и обещал, Бай Шэнси все устроил так, чтобы братьям досталась лучшая комната на другом конце коридора от комнаты принцев из Байлянь.

Их комната была теплой, и ее окна выходили на прекрасный внутренний двор, засыпанный снегом, где ярко цвели сливы, хотя снаружи было слишком холодно, чтобы открывать ставни и любоваться видом. На кроватях были аккуратно сложены темные одежды, которые, оказывается, учитель прислал уже давно. Это была одинаковая форма ордена Уцзя, сшитая из плотной магической материи, которую было невозможно порезать или прожечь. Юноши обрадовались, потрогав чудесный материал, и сразу же облачились в новые одежды, чтобы выглядеть как правильные ученики славного ордена Уцзя. Никогда еще Хай Минъюэ не видел такого сияющего счастьем лица Ши Хао. Ему недоставало только лучшего меча, и тогда он от счастья точно вознесется в Небеса.

После этого юноши заказали еды, чтобы насладиться чудесной кухней Великой Шуанчэн, которая пришлась им по вкусу еще в долине Цуэйлю. Слуги уставили круглый стол в их комнате множеством мисочек, источающих чудесный аромат специй, от которого текли слюни, но не успели юноши и взять палочки в руки, как внезапно на улице прозвучали три громких удара гонга. Чэн-эр чертыхнулся, с досадой швырнул палочки на стол и поднялся.

– Даже не поели.

Братьям пришлось бросить свой обед и поспешить прочь из комнаты. Приветственная церемония в честь начала состязания вот-вот начнется!

Когда молодые заклинатели вломились во Дворец Просвещения, народ только не спеша подтягивался ко входу и в помпезном мраморном зале с красными колоннами половина мест пустовали. Чэн-эр очень расстроился, что они не успели пообедать. Юноша с детства отличался скупостью, ничем не делился и ненавидел, когда что-то портилось или пропадало. Он уселся мрачнее тучи на свое место за столами, отведенными Цянь Сяну и его ученикам. Цянь Сян, к слову, уже сидел за столом, когда юноши вломились в зал, и осуждающе покачал головой.

Рядом с учителем сидела его молчаливая жена, госпожа Е, облаченная в черные одежды ордена. В какой-то момент, когда зал уже почти заполнился, она повернулась и тихо спросила Хай Минъюэ:

– Тебе помогла мазь, что я передала?

Вспомнив обстоятельства, при которых это произошло, Хай Минъюэ покраснел и поспешно поблагодарил наставницу, лишь бы она не продолжала эту тему. Однако ее лицо, словно восковая маска, не отражало никаких эмоций, и казалось, она даже не поняла, что юноша до ужаса смущен. Она элегантно запустила руку в рукав и достала из него новую баночку с мазью.

– Лишним не будет. Даже закаленные в бою получают раны, – сказала она, вложив баночку в руку Хай Минъюэ, и отвернулась, не дождавшись его ответа.

Ши Хао как ни в чем не бывало шепнул:

– Минъюэ, стыдиться боевых увечий глупо. Это было так давно, неужели ты еще вспоминаешь про это?

– Это были мои… первые боевые увечья. Я не смогу их забыть, даже если выпью зелья забвения.

– Ха-ха-ха, ты даже не понял, как получил их, ты помнишь? А я, дурак, полез с тобой сражаться тут же, ничего не разобрав. Ты задал мне тогда хорошую нервотрепку, я не отходил от твоей постели всю ночь. Неужели твое духовное ядро не могло исцелить те увечья? Обычные раны на тебе заживают даже быстрее, чем на мне, почему же мне тогда пришлось заботиться о тебе несколько дней?

Хай Минъюэ ненавидел говорить о таких личных вещах на людях, даже если шепотом.

– Замолчи, Ши Хао! – не выдержал он и с трудом сдержался, чтобы не закрыть себе уши.

Тогда госпожа Е снова обернулась и спокойно ответила:

– Парное совершенствование в первый раз оказывает сильную нагрузку на принимающий организм. Чем больше и мощнее корень светлой энергии отдающего организма, тем больше увечий получает принимающий. Несмотря на колоссальный прогресс в духовном развитии, его тело не было готово к такой нагрузке. Потому я и сказала ему отдыхать несколько дней, но, очевидно, он не послушал меня, раз вы решили сразиться тут же во второй раз.

Под конец ее речи Хай Минъюэ уже не мог дышать от стыда, его лицо полыхало огнем. Он беспомощно закрыл лицо рукой, ему казалось, что он прямо сейчас и на этом самом месте умрет. Однако Ши Хао ничуть не смутился, а виновато опустил голову:

– Это моя вина, наставница. Я не заметил его увечий до тех пор, пока не стало поздно. Я был нетерпелив.

Наставница покачала головой и больше ничего не сказала.

К счастью, тут же забили барабаны, призывая к тишине, и этот разговор больше не поднимался за столом. Оставшиеся гости поспешили занять свои места, и все голоса угомонились в предвкушении речи главы ордена Байшань. В главные двери уверенной и бодрой походкой вошел высокий заклинатель в темных одеждах, его прическу украшала массивная заколка, изображающая черного дракона. Его сопровождали двое адептов, один из которых был прекрасный Бай Шэнси.

Глава ордена Байшань и его помощники заняли места хозяев во главе зала.

После приветственных жестов мужчина добродушно и непринужденно произнес речь. Его слова лились легко и быстро, он не утруждал себя витиеватыми фразами, а говорил прямо и по делу, но всегда вежливо и с улыбкой. После благодарностей всем орденам, почтившим его своим визитом, он довольно огласил:

– Я рад, что скоро ухожу на покой, прослужив ордену несколько десятков лет верой и правдой. Отныне мой единственный сын, Бай Шэнси, примет бразды правления в свои руки. Пусть состязание Чжуцзи станет его первым важным делом как молодого главы ордена. Старые должны уступать дорогу молодым.

Бай Шэнси поднялся и тоже произнес вдохновляющую речь, после которой зал взорвался одобрительными возгласами и аплодисментами. Бай Шэнси был таким человеком, который нравился всем без исключения с первого взгляда. Пока Хай Минъюэ радостно поддерживал его, Ши Хао склонился к его уху и прошептал:

– Мы должны подружиться с ним во что бы то ни стало. Считай, мы здесь за этим.

Хай Минъюэ ответил:

– Не думаю, что это будет трудно.

Затем Бай Шэнси стал рассказывать, в чем заключается состязание Чжуцзи:

– Всех участников разобьют на отряды по четыре человека, и вам будет предложено три испытания. Первое – испытание знаний. Второе – испытание силы и товарищества. Третье – испытание сердца. Я благодарен до глубины души учителю Цянь Сяну из ордена Уцзя за то, что помогал мне придумывать эти сложные задания, которые в полной мере раскроют истинные способности участников. Каждому из вас будут начисляться баллы за правильное прохождение задания. Победит тот, кто наберет больше всех баллов по окончании третьего испытания. Теперь я хочу, чтобы мой брат Ван Цзиньгу рассказал о правилах соревнования.

Ши Хао проследил за вторым молодым человеком, который сопровождал главу ордена.

– О, так вот какой он, – произнес он задумчиво.

Молодой человек отличался прекрасными внешними данными, его походка была плавна и элегантна, улыбка – очаровательна, но что-то было в его лице, что не понравилось Хай Минъюэ. Он был похож на самовлюбленного человека с чересчур завышенными требованиями.

Ван Цзиньгу тоже обладал харизмой и говорил легко и красиво:

– Первое правило: нельзя переходить из одного отряда в другой. Второе правило: нельзя назначать другого лидера, кроме того, которого выбрали судьи. Третье правило: отряды могут создавать альянсы между собой, это не будет считаться нарушением. Но вы должны понимать, что победитель будет только один и два союзника легко могут стать противниками в третьем испытании. Четвертое правило: запрещено подставлять другие отряды, запрещен саботаж. Пятое правило: запрещено причинять вред Наблюдателю.

На его раскрытой ладони вдруг появилось какое-то существо размером со стрекозу, с кожистыми крыльями, шарообразным телом и одним глазом. Говоря простым языком, это было летающее глазное яблоко. Ван Цзиньгу сделал жест рукой, и существо поднялось вверх и закружило над его головой.

– Эти существа будут следить за каждым участником состязания и передавать данные судьям. Каждый ваш поступок будет учтен для начисления или снятия баллов. И последнее правило: намеренное уничтожение Наблюдателя приводит к моментальной дисквалификации.

После его речи Бай Шэнси снова появился перед залом, а за его спиной вырос слуга, который нес двумя руками меч. Ши Хао сразу напрягся, едва свет упал на этот меч. Он был, конечно, не из чистого золота, но сиял божественной силой. Бай Шэнси аккуратно взял меч в ножнах и поднял так, чтобы было видно даже дальним столам.

– Победитель получит духовный меч, выкованный в Небесной кузнице Белым Драконом – Покровителем Запада. – Одним движением руки он вынул меч из ножен, и сияние его серебряного лезвия ослепило людей. – Это бесценный меч, которому сложно найти ровню. Тот, кто безупречно пройдет все три испытания, станет его хозяином.

Лицо Ши Хао засияло, как лезвие этого меча.

– Вот зачем мы сюда явились! – произнес он возбужденно. – Мне нужен этот меч, Минъюэ. Я непременно наберу больше всех баллов!

Хай Минъюэ улыбнулся:

– Я не сомневаюсь в этом.

Приветственная церемония закончилась, и начался праздничный обед. Отовсюду повалили слуги с подносами и кувшинами, и праздничный гомон вновь наполнил зал. Братья все-таки получили шанс вкусно пообедать и пропустить по чарке здешнего вина, которое, хоть и уступало Дэтянь-духоу, все же было ароматным и крепким. Разные учителя поочередно произносили тосты и приветственные речи, которые особо ничего полезного в себе не несли, а в перерывах между их речами музыканты играли популярные песни. Вино и угощения быстро подняли всем настроение, и каждый второй восхвалял гостеприимство семьи Бай.

Через несколько часов, когда все кушанья подъели и зал стал потихоньку пустеть, юноши тоже ушли втроем, чтобы прогуляться. Прямо около дверей они встретили недавних знакомых – Цин Лянь, ее служанку и их наставницу в белых одеждах, а из соседних дверей вышел Бай Шэнси и сразу заметил своих товарищей.

– Что вы скажете о банкете? – приветливо поинтересовался он, подойдя к братьям. – Я очень старался, чтобы все было на высоте.

Хай Минъюэ восторженно похвалил банкет, не поскупившись на теплые слова, однако взгляд Бай Шэнси то и дело переходил ему за спину, где Цин Лянь слушала свою наставницу, а затем рассеянно возвращался. Ши Хао лукаво проследил за его взглядом, затем улыбнулся, словно в его голове возник гениальный план по сведению сердец. Он громко произнес:

– Банкет и вправду был чудесен, Шэнси-сюн. К слову, мы собирались пригласить молодую госпожу Цин прогуляться все вместе, но боимся заблудиться и зайти куда-то, куда не следует, ведь еще так плохо знаем окрестности. Если ты не слишком занят, ты мог бы как следует нам все показать.

Услышав свое имя, Цин Лянь посмотрела в их сторону, но быстро отвела взгляд. Бай Шэнси, недолго думая, ответил:

– Разумеется, я прогуляюсь с вами. Сегодня вечером будут пускать фейерверки в честь начала соревнований, будет очень красиво, как стемнеет. Я хочу показать вам, откуда фейерверки видно лучше всего.

Словно по велению судьбы, наставница Цин Лянь наконец договорила и, попрощавшись, ушла. Цин Лянь, которую еще никто не приглашал, но которая очень хотела пойти, молча осталась на месте. Ши Хао надавил взглядом на Бай Шэнси и кивнул в ее сторону, но Бай Шэнси почему-то игнорировал его давление. Он молчал так долго, что Чэн-эр не выдержал, закатил глаза и ушел куда-то в одиночестве, отдыхать от общения в своем богатом внутреннем мире.

Хай Минъюэ вздохнул, беря дело в свои руки, и вежливо предложил Цин Лянь прогуляться с ними, чтобы посмотреть на фейерверки. Девушка скромно улыбнулась, но не ему, а Бай Шэнси, который от ее улыбки просто растаял. Едва он открыл рот, чтобы сказать ей что-то чудесное и полное любви, как за его спиной вырос юноша в одеждах ордена Байшань – Ван Цзиньгу.

– Брат, тебе не стоит разрываться между сотней дел, когда есть я, – сказал он с улыбкой и без спросу вошел в их круг. – Я тоже знаю, где посмотреть фейерверки, позволь мне развлечь наших гостей, пока ты занят делами главы ордена.

Он отвесил приветственный поклон и представился. Его облик был безупречен, а речи сладки, и этот юноша ничем не уступал Бай Шэнси.

– Я уже назначил помощников, брат, к тому же сопровождать дорогих гостей – моя прямая обязанность главы ордена, – ответил Бай Шэнси, сдерживая недовольство за улыбкой. – Тебе незачем таскаться с нами.

Ван Цзиньгу ответил ему той же улыбкой:

– Ты так ответственно подходишь к своим обязанностям. Я восхищаюсь тобой. В таком случае можно я присоединюсь? Ведь если вся твоя работа уже назначена помощникам, я могу и отдохнуть? К тому же мне бы очень хотелось хотя бы слово сказать своей невесте. Я видел ее всего раз, но поговорить по душам нам так и не удалось. Такая жалость. Она действительно так же безупречна, какой я ее себе представлял. Превосходна, скромна, изящна, на ее коже нет ни единого пятна, ни единого несовершенства…

Бай Шэнси не знал что сказать, он застыл, не в силах противостоять наглости своего брата. Один только пристальный, хищный взгляд Ван Цзиньгу в сторону Цин Лянь заставил Бай Шэнси посереть, точно он залпом выпил кувшин уксуса и теперь яд медленно разъедал его сердце изнутри. В итоге он произнес тихо:

– Разумеется… Кто я, чтобы запрещать тебе?

Лицо Цин Лянь стало белым как снег.

Ван Цзиньгу взял на себя роль лидера группы и легкой походкой повел за собой на улицу. Ши Хао наблюдал за бледным Бай Шэнси, который мог только беспомощно глядеть, как предмет его обожания уводят у него из-под носа, и сочувствующе похлопал его по плечу. Его грандиозный план накрылся медным тазом, и Хай Минъюэ в душе переживал, как бы он не ляпнул какую-нибудь грубость Ван Цзиньгу.

Только Юй-эр не заметила всеобщей неловкости. Ее очарованный взгляд был прикован к Ван Цзиньгу, словно ничего, кроме него, она не видела.

– Еще одна невозможная любовь… – удрученно прошептал Хай Минъюэ. Как правило, ни один любовный роман с подобным сюжетом не кончался хорошо для всех героев.

Часть 7 Цветы мэйхуа (VI)

Несмотря на свою наглость, Ван Цзиньгу все же оказался хорошим проводником и был приятен в общении. Однако Цин Лянь даже не удостоила его взглядом ни разу за время их прогулки – она печально смотрела на снег под ногами и молчала. Зато ее служанка не могла и глаз оторвать от прекрасного молодого заклинателя, ступая за ним, как бездушная кукла. Бай Шэнси тоже не произнес ни слова. Ши Хао изредка бросался в Ван Цзиньгу двусмысленными вопросами с целью выставить его дураком, после чего Хай Минъюэ тут же приходилось вступать в разговор и направлять его в менее опасное русло.

Вскоре стемнело – время грандиозного представления с фейерверками приближалось. Улицы к тому времени кишели учениками: видимо, о празднике прознали все. Прямо на вершине горы откуда-то взялись лавочники, продающие сласти и семечки.

– Но мало кто знает, что самый лучший вид на фейерверки – с террасы Иньчжэнь ^[19], – сказал Ван Цзиньгу. – И сейчас мы направляемся именно туда.

Однако не успели молодые заклинатели и проделать несколько шагов, как рядом раздался громкий возглас, и Хай Минъюэ едва не сбил с ног какой-то ученик. Он врезался в его спину, и юноша упал бы на снег, если бы Ши Хао не поддержал его за локоть. Ученик, потеряв опору, свалился у их сапог. Позади него рассмеялись два высоких господина, которые и швырнули его в толпу.

– Неудачник Байбай, – послышалось от них вдогонку. Сердце Хай Минъюэ замерло, стоило ему раздраженно глянуть на обидчиков, когда он помогал ученику подняться.

Это были принцы из Байлянь… Тот, что был выше и страшнее, – Хэ Чэн, заклятый враг прошлой жизни Хай Минъюэ. Второго он не помнил так отчетливо. С Хэ Чэном всегда ходило несколько братьев. Вторым по старшинству был Хэ Жуй, он громче всех смеялся над маленьким четвертым принцем. Мог ли этот юноша оказаться им? Хай Минъюэ почувствовал отвращение к ним обоим, настолько сильное, что больше не смог на них смотреть.

– Ты не пострадал? – спросил он у юноши, который его сбил. Тот был немного младше, может лет пятнадцати, и одет в одежды ученика ордена Байшань. Его лицо было наивным и детским, но печальным.

– Нет, – произнес он тихо. – Я в порядке. Спасибо, м-м-м… шисюн?

– Мое имя – Хай Минъюэ.

– Мне сказали, что я должен называть всех на горе Байшань шисюнами.

Хай Минъюэ улыбнулся:

– Ты можешь звать меня шисюн, если тебе так сказали. Как тебя зовут? Из какого ты ордена?

Юноша неловко отряхнул одежду от снега и сказал:

– Меня зовут Цзибай… Хэ Цзибай. Я седьмой принц Страны Байлянь. Хотя мастер сказал мне, что на время моего совершенствования на горе Байшань я должен забыть о своем титуле… Поэтому я просто Хэ Цзибай.

Хай Минъюэ так и застыл с открытым ртом. Сколько же его родных братьев приехало на гору? Но этот мальчик, невинный и скромный, был совсем не похож на двух других амбалов.

– Я видел тебя на рынке… – продолжил Хэ Цзибай, опустив взгляд. – Я не знал, как помочь. Мои братья никогда меня не слушают.

Его взгляд скользнул по Ши Хао, и мальчик улыбнулся уголком губ:

– Тебе повезло, что у тебя есть такой шисюн.

– За что они издеваются над тобой? – нахмурился Ши Хао. – Я проучу их.

Хэ Цзибай покачал головой:

– Не надо. Ты ничему не научишь их, только ввяжешься в неприятности. Они всю жизнь цепляются ко мне из-за того, что моя матушка – наложница. А их матушка – главная жена князя.

Хай Минъюэ будто окатили ведром ледяной воды. Этот мальчик был так похож на него. В его больших глазах цвета мутной воды он видел море слез, которые сам пролил за жуткие три года ледяной тюрьмы во дворце своего отца. Его сердце сжалось, и в груди зажегся гнев. Он направил горящий взгляд на старших братьев. Те тоже узнали его и Ши Хао и сразу распетушились.

– Байбай, ты что, спутался с челядью, которая оскорбила наше высочество на вонючем рынке? – спросил Хэ Жуй, скрестив руки на груди. – Какова мать, таков и сын. Разве от блохастой дворняги может родиться благородная гончая?

Хай Минъюэ и сам не заметил, как оказался перед ними, гнев затмил его разум. Он на секунду потерял всякий контроль.

– А ваша мать, должно быть, образец справедливости и благородства, раз вы позволяете себе говорить подобные вещи о других? – выплюнул он им в лицо теперь, когда они были почти одного роста. – Что же она, такая праведная, не воспитала в вас хотя бы правила приличия, чего уж говорить о моральных качествах?

Ши Хао не ожидал от него такого выпада и схватился за голову.

– Минъюэ! Что ты делаешь?

Хэ Чэн весь покраснел от злости.

– Рабское отродье! Не смей даже заикаться о моей царственной матушке!

– А то что? – прошипел Хай Минъюэ. – Побежишь к ней жаловаться и она побьет меня плеткой?

Хэ Чэн никогда прежде не сталкивался с подобной развязкой конфликта, где его жертва огрызалась на него в ответ. У него в голове от ужаса склеились две единственные извилины, и там произошло короткое замыкание. Он мог только строить жуткие гримасы, как пораженный инсультом.

Хэ Жуй переварил все быстрее, особенно когда за спиной Хай Минъюэ вырос Ши Хао. Когда он вспомнил, что этот молодой человек отправил его в полет через весь рынок одним щелбаном, в нем проснулся инстинкт самосохранения. Он принял по-идиотски грозный вид и выплюнул:

– А ты чей сын будешь, а? Слуги? Раба? А?

Увидев искры духовной силы на пальцах Хай Минъюэ, Ши Хао молниеносно схватил его за шиворот и затолкал себе за спину.

– Тебя так интересует его происхождение? Я расскажу тебе, – произнес он с прищуром. – Этот человек, что стоит перед тобой, – сын великого героя Поднебесной! Непревзойденного мастера боевых искусств, который обучал самого Небесного Императора до его возвышения! Человека, одолевшего тысячу чудовищ Преисподней! Господина, Рассекающего Ветер!

Услышав это, Хай Минъюэ замер. Ши Хао только что вывалил все выдуманные титулы Пьяницы Сюя, которые тот себе придумал в пьяном угаре и в которые поверил всей душой. Ши Хао не мог блефовать так опасно, ведь в такую ерунду они с трудом верили даже будучи детьми!

Но на лицах принцев взорвалось недоумение. Для большего драматизма Ши Хао выпустил сильную волну духовной силы, едва не сбившую их с ног. Его лицо потемнело, и он пригрозил:

– И стоит ему только захотеть, как ни вас, ни вашей Байлянь не станет.

– Господин, Рассекающий Ветер… Небесный министр Фэндао-цзюнь! – пробормотал Хэ Жуй в неверии. – Великий герой-бессмертный – его отец?!

– Небожитель с девятью парами рук, а в каждой руке по божественному мечу… – прошептал Хэ Чэн с круглыми, как блюдца, глазами.

– Вам лучше свалить и больше не попадаться ему на глаза, – закончил Ши Хао и с ухмылкой выплюнул: – Ваши высочества.

– А-а-а-а!

Хэ Жуй с девчачьим визгом схватил старшего брата за кусок одежды и потащил прочь. Тут же принцы перешли на бег и, оглядываясь как беглые преступники, смылись. Ши Хао с довольной улыбкой развернулся.

– Как я их, да? – самодовольно произнес он.

Хай Минъюэ, бледный как снег, недоумевал оттого, как легко принцы поверили в детскую сказку и позорно сбежали. Он боялся думать о том, что будет с его родиной, если трон упадет в дырявые руки Хэ Чэна или Хэ Жуя.

– Зачем ты наврал, Ши Хао? Ты же ненавидишь ложь.

– Это не ложь. Это блеф. Стратегическая техника усмирения полных идиотов, – улыбнулся Ши Хао. – К тому же ты же зовешь деда отцом, а он зовет себя Господином, Рассекающим Ветер. Где же ты видишь ложь?

Хай Минъюэ с облегчением выдохнул. Его приступ ярости схлынул, оставив в сердце пустоту.

Хэ Цзибай стоял неподалеку и за всем наблюдал с широко распахнутыми глазами. Когда Ши Хао и Хай Минъюэ приблизились, чтобы продолжить прогулку с товарищами, он восхищенно посмотрел на Хай Минъюэ и произнес:

– Шисюн… ты защитил меня… – Его голос дрогнул, и по его щеке скатилась слеза. Он быстро стер ее, но из другого глаза полилась другая. – Никто никогда не защищал меня.

Это был его родной младший брат, принявший на себя судьбу, которой Хай Минъюэ удалось избежать. Глаза Хай Минъюэ наполнились слезами. Мальчик был так благодарен ему, что не удержался и обнял. Хай Минъюэ не мог и сделать вдоха.

– Это… пустяки, – произнес он тихо и сбивчиво. – Идем с нами смотреть на фейерверки.

Хэ Цзибай радостно согласился и побежал догонять друзей своего шисюна. Хай Минъюэ все еще не мог сдвинуться с места.

– Ты плачешь, Минъюэ? – Голос Ши Хао словно вернул его на землю. Теплые пальцы юноши стерли слезу с его щеки. Яркие фениксовые глаза недоуменно уставились на него. – Мальчик так растрогал тебя? Что на тебя нашло только что?

Хай Минъюэ встряхнул головой. Ему больше не стоит вспоминать. Как же ему хотелось забыть.

– Ничего. Мне больно, когда унижают слабых. Я не могу сдержать гнева.

Ши Хао улыбнулся:

– Идем отсюда. Посмотрим на что-то красивое.

Он подтолкнул его вперед. Юноши быстро догнали свою компанию, и Ван Цзиньгу продолжил путь.

Хэ Цзибай быстро повеселел и принялся рассказывать про свою жизнь, но упоминал только радостные моменты. Он уже два года совершенствовался на горе Байшань, потому что проявил огромный талант в совсем юном возрасте, благодаря чему его и пригласили на соревнование.

– На террасе Иньчжэнь правда очень красиво. А-цзе должна туда прийти тоже, – говорил он. – А-цзе приехала вместе со старшими братьями, чтобы привезти мне пряников и посмотреть на состязание.

– А-цзе? – произнес Хай Минъюэ. Он даже и забыл, что, помимо братьев, у него были сестры. Он их никогда не видел толком. Казалось, им было безразлично его существование.

– Я скажу тебе по секрету, – прошептал Хэ Цзибай. – А-цзе приехала сюда, чтобы найти жениха, который бы украл ее из дворца навсегда. Может, ей даже ты понравишься.

Ши Хао засмеялся:

– Боюсь, Минъюэ еще не достиг совершеннолетия.

Хэ Цзибай понимающе кивнул:

– А ты? Ты тоже красивый и дерзкий. Точно ей понравишься.

Ши Хао потрепал его по голове – уж больно милым и наивным был этот мальчишка:

– Я женюсь только на той деве, что будет красивее яркой луны.

На террасу вела неприметная лестница, вырезанная на склоне горы. Яркие огоньки и факелы уже зажглись повсюду, и на снежной горе стало совсем празднично. С террасы Иньчжэнь открывался чудесный вид на соседние горы и черное небо, усыпанное десятью тысячами звезд. На террасе было многолюдно, в основном присутствовали только особые люди, которых пригласили на это место.

Хэ Цзибай высматривал в толпе свою сестру и через какое-то время закричал:

– Вот она! А-цзе пришла, я же сказал! Она не пропустит. Ой… а кто это с ней? Неужели она уже нашла себе жениха?

Хай Минъюэ и Ши Хао последовали за ним и увидели у деревянных перил хрупкую девушку с модной прической, какие носят только во дворцах, напоминающей два кошачьих или лисьих уха на макушке. Она держала в руке палочку ягод в красной карамели. Рядом с ней стоял юноша в черных одеждах с идеально гладким конским хвостом и холодными красными глазами.

– Чэн-эр?! – воскликнули юноши в унисон и переглянулись. Чэн-эр! Даже Чэн-эр нашел себе подружку.

В руках он держал такую же палочку ягод.

– Она подкупила его? – прошептал Ши Хао. – Что она сделала, чтобы он выполз из-под панциря?

– У меня нет ни малейшего предположения, – ответил Хай Минъюэ. – Я думал, Чэн-эр не интересуется людьми.

Хэ Цзибай разрушил их романтичное безмолвие своим громким появлением, поздоровался с сестрой и представил ее своим друзьям.

– Хэ Сяо, – произнесла девушка свое имя. Ее голос звучал мелодично и звонко, как пение иволги.

– Ваше высочество. – Юноши отвесили поклоны, но Хэ Сяо возразила:

– Нет, не буду отзываться на этот титул. Сейчас я просто Хэ Сяо из Байлянь, мне не нужны никакие раболепные речи.

Ши Хао прошептал:

– Небо и земля эти венценосные из Байлянь.

Пока брат и сестра разговорились о своем, Ши Хао и Хай Минъюэ вперились в Чэн-эра. Не дождавшись их очевидного вопроса, он закатил глаза и сказал:

– Я не обязан отчитываться перед вами. Я в вашу личную жизнь не лезу, и вы в мою не лезьте.

– Мы бы не лезли, если бы ты спутался с деревенской развратницей, – вполголоса сказал Ши Хао. – Но тут ты отхватил принцессу! Как тебе удалось? Что за черную магию ты применил?

Чэн-эр какое-то время нарочно молчал, чтобы накалить напряжение, затем его взгляд упал на ягоды в карамели того же цвета, что его глаза. Этот жуткий красный цвет приносил юноше одни несчастья с самого младенчества. Одни говорили, что он проклят, другие – что он дьявол во плоти, третьи – что он урод и лучше от него избавиться ради блага всего мира.

Он родился в публичном доме, а его мать, увидев его в первый раз, сошла с ума и вскоре сбежала, бросив сына на произвол судьбы. Она дала ему ужасное полное имя, Ай Чэнхэнь ^[20], которое юноша ненавидел всю свою жизнь, поэтому просил называть себя сокращенно, словно мечтал стереть из своей жизни все, что связано с его родителями, но цвет глаз так и не смог изменить. Он перепробовал много заклинаний и талисманов, меняющих облик, но яркий кровавый цвет не поддавался ни одному из них. Чэн-эр был человеком, но демоническое наследие в его крови нельзя было скрыть даже магией высшего уровня. Ши Хао и Пьяница Сюй стали первыми людьми в его жизни, которые приняли его таким, какой он есть.

– Она сказала, что у меня красивые глаза, – произнес Чэн-эр, разглядывая блестящие ягоды в карамели, в которых виднелось его собственное отражение.

В ту же секунду в небесах прогремел гром, и в темноте распустились десятки разноцветных бутонов хризантем. Восхищенные молодые люди столпились у края террасы, приковав взгляды к небу. Это было так красиво, что завораживало дух. В небе появлялись изображения цветов, птиц и разноцветных бабочек, какие могут создать только заколдованные фейерверки.

Ши Хао стоял рядом с Хай Минъюэ, и яркие краски отражались в его фениксовых глазах, обрамленных длинными ресницами.

Хай Минъюэ мельком взглянул туда, где остался Бай Шэнси. В холодном одиночестве тот стоял за спиной своего брата, разделяющего прекрасное зрелище со своей невестой, которой Бай Шэнси никогда не коснется, не в силах ни шевельнуться, ни уйти, хотя в его глазах плескались боль и ревность.

Юй-эр стояла за спиной своей госпожи и смотрела на то же небо, на которое смотрит ее невозможный возлюбленный, самовлюбленный дворянин, который никогда не взглянет на служанку.

Не всякому суждено воплотить в жизнь свои желания, и путь человеческий пронизан страданиями. Судьба щедра на удары, она осыпает тяжелыми испытаниями тех, кто следует благим намерениям, и дарует неожиданные радости тем, кто стоит на неправильном пути.

«Возможно, когда мы вознесемся в Небеса, мы сумеем перевернуть небесные законы, чтобы даровать справедливость простым смертным на их пути страданий…» – с надеждой подумал Хай Минъюэ.

Часть 7 Цветы мэйхуа (VII)

Стоило Хай Минъюэ распахнуть глаза следующим утром, как он подскочил от неожиданности на кровати: прямо перед его носом хлопало крыльями глазное яблоко. Существо будто видело его душу насквозь и даже не моргало.

Ши Хао уже поднялся со своей постели и в то время приводил в порядок волосы. Над его головой тоже летал Наблюдатель, но Ши Хао, похоже, уже смирился с его присутствием. На столе стояла деревянная переноска для еды, наполняющая комнату чудесным запахом.

Ши Хао лучезарно улыбнулся:

– Я собирался уже разбудить тебя. Ты же не хочешь снова опоздать и уронить лицо перед учителем?

Красивая улыбка Ши Хао в свете утренних лучей была искуснее лучшей картины самого талантливого художника.

– Я встаю, – сонно отозвался Хай Минъюэ и перевел взгляд на коробку с едой. – Ты уже и насчет завтрака распорядился?

Ши Хао мотнул головой:

– Завтрак нам с неба упал. Пока я умывался, постучал слуга и сказал, что молодой господин Бай велел передать. Открываю коробку – там еда, даже слюни потекли от нее. Я все ждал, когда ты проснешься, чтобы прочитать записку, которую он приложил.

Хай Минъюэ поднялся с постели, летающий глаз не отставал от него ни на шаг. На столе лежала аккуратная записка, пахнущая цветами сливы мэйхуа. Почерк Бай Шэнси был сродни гениальной каллиграфической работе, смотреть на каждый идеальный штрих было заглядением. Хай Минъюэ с любопытством прочитал:

«Молодая госпожа Цин, вы почти ничего не ели на банкете, вы казались такой бледной и печальной, что я подумал, что вам не по вкусу здешняя кухня, поэтому я приготовил завтрак, который пробовал в Лазурном Лесу. Не судите строго мои скромные кулинарные навыки… Удачи на первом испытании. Бай Шэнси».

– О нет, – с досадой протянул Ши Хао. – Он ходит по лезвию меча! Еще бы написал стихотворение про любовь, чтобы совсем себя выдать.

– Похоже, слуга перепутал комнаты, – вздохнул Хай Минъюэ и перевернул бумажку. Пробежавшись глазами по тексту, он усмехнулся: – «Смолкла искусная музыка флейты, толща воды разделила влюбленных» ^[21]. А вот и любовное стихотворение.

– Бай Шэнси, Бай Шэнси, – удрученно покачал головой Ши Хао и без зазрения совести подвинул коробку с едой к себе. – Играет с огнем, не в силах удержать свои чувства в узде. Плохая черта для главы ордена.

– Мы не должны это есть, Ши Хао… Он готовил не для нас.

– Считай, мы спасаем его от безрассудства. Что будет, если его братец узнает? Бай Шэнси единственный наследник клана, Ван Цзиньгу – племянник его отца, наследник самой важной побочной семьи в ордене. Их вражда может поставить под угрозу всю школу Байшань! Нет, мы просто обязаны все съесть, а письмо сжечь, будто его и не было.

Хай Минъюэ сел рядом с ним за стол. Их Наблюдатели непрерывно глазели на происходящее, болтаясь в воздухе и хлопая крыльями.

– А где Чэн-эр? – спросил он и, последовав решению Ши Хао, сжег письмо между пальцев. Стряпня Бай Шэнси была превосходной, и Хай Минъюэ с трудом верилось, что это приготовил дворянин, который даже не обязан знать, где располагается кухня. Однако Хай Минъюэ все же мучила совесть, и кусок в горло ему не лез.

– Когда я проснулся, его не было, – ответил Ши Хао. Вот его точно не мучила совесть – он мгновенно сметелил маленькие порции, предназначенные для двух хрупких женщин. – Кто знает, может, он тоже пошел готовить и писать стихи.

Хай Минъюэ не знал, как отреагирует, если Чэн-эр все-таки украдет его родную сестру из дворца, чтобы тайно пожениться и сбежать на край света, но вряд ли он будет расстроен. Сам факт, что его младшего брата, который не вылезал из библиотеки и шнырял по темным закоулкам с неизвестными целями, заинтересовал какой-то человек, приводил его в недоумение.

Убрав со стола, Ши Хао предложил помочь Хай Минъюэ причесаться. Он очень любил это занятие, и они часто расчесывали друг другу волосы после мытья. Хай Минъюэ был ужасно педантичен, когда дело касалось внешнего вида, и ухаживанию за волосами уделял чересчур много времени. Его усилия оправдывали результат – его прическа всегда блестела, как шелк, волосы были гладкими и почти не путались, свисая черным водопадом до самой поясницы. Чтобы поддерживать свои волосы такими красивыми, он ополаскивал их отваром чая и мяты и всегда наносил немного сандалового масла. Он прочитал этот совет в любовном романе, но очень боялся, что кто-то об этом узнает и будет его высмеивать.

Теплые пальцы Ши Хао изредка касались его шеи, пока он аккуратно водил гребнем по его волосам, сидя сзади на кровати. Зная, как важны для Хай Минъюэ его волосы, Ши Хао обращался с ними бережно, несмотря на свою природную нетерпеливость.

Он собрал волосы юноши в элегантную прическу и заколол новой серебряной шпилькой. Она заблестела как ветка персикового дерева, покрытая толстым слоем инея. Ши Хао полюбовался какое-то время на свое творение, гладкий пучок, из которого не выбивалось ни единого волоска, и вздохнул, опалив горячим дыханием шею Хай Минъюэ:

– Хочу совершенствоваться с тобой, сейчас, пока нет Чэн-эра и никто не раздражается и не нарушает тем самым покой. Но если я начну, меня невозможно будет остановить и мы опоздаем.

Хай Минъюэ ответил тихо:

– Держи свои чувства в узде. Хоть этого и не написано в правилах, думаю, парное совершенствование может быть расценено как мухлеж. Нам стоит быть осторожнее, если хотим одержать победу в соревновании. За нами наблюдают.

Два летающих глаза все еще болтались перед их носом. Ши Хао выдохнул, заставив мурашки пробежать по спине юноши, и с неохотой встал.

– Я тоже думал об этом. Хотя, если учитель участвовал в подготовке испытаний, не было бы логично, чтобы он ожидал от нас победы любой ценой? Тысяча способов, сотня планов – вот он, настрой победителей. Такова философия его школы, разве нет? К тому же создавать альянсы не запрещено, поэтому даже если мы попадем в разные отряды, помогать друг другу поднять жизненную энергию совершенствованием не является мухлежом. Но все же стоит повременить, пока Бай Шэнси не даст нам четкого ответа…

* * *

Всех участников состязания Чжуцзи пригласили во внутренний двор Дворца Просвещения, где уже собрались учителя и представители ордена Байшань. Чэн-эр уже стоял среди толпы, скрестив руки на груди. Ши Хао и Хай Минъюэ подоспели как раз вовремя.

– Где ты был, Чэн-эр? – лукаво спросил Ши Хао.

– В библиотеке, – ответил Чэн-эр, как будто это не он вчера смотрел на фейерверки с принцессой из Байлянь.

Ши Хао выдохнул, то ли облегченно, то ли разочарованно.

– Стабильность – признак мастерства.

Бай Шэнси вскоре появился перед толпой, облаченный в безупречно гладкие светлые одежды и величественную меховую накидку. Его лицо было бледным, точно он не спал всю ночь, но он старательно прятал усталость за улыбкой.

– Сегодня первый день соревнования Чжуцзи, а значит, наступило время рассказать о первом испытании. Каждый отряд должен создать уникальный артефакт, используя все свои знания в области магии. Это может быть любая вещь, которая работает от духовной силы и приносит пользу. Чем качественнее и полезнее будет артефакт, тем выше будет оценка. Главное требование к артефакту – непринадлежность, то есть чтобы его могли использовать разные люди, а не только его создатель или хозяин.

Первое испытание не казалось сложным для учеников Цянь Сяна – он постоянно задавал им мастерить какие-нибудь магические безделушки, которые порой оказывались очень полезными в обиходе. Например, когда-то стояла такая жара, что Ши Хао разработал чудо-веер, которым не нужно было обмахиваться – его лопасти крутились сами по себе в обмен на немного духовной силы. Производить такие веера в больших количествах было довольно затратно, поэтому он продал чертежи странствующему заклинателю за крупную сумму, и теперь эти веера использовали на всех четырех континентах.

Бай Шэнси добавил:

– Используйте все свое воображение и не забывайте о командной работе. Четыре ученика разных учителей знают явно больше, чем один ученик, поэтому щедро делитесь мыслями с товарищами. Вы можете узнать, кто в каком отряде, на доске объявлений за моей спиной. Надеюсь, вы все подружитесь и будете с уважением относиться к лидеру отряда, ведь на его долю выпадает куда большая ответственность. Испытание завершится через неделю в полдень на этом же самом месте.

Толпа учеников отвесила ему поклон, и Бай Шэнси отошел прочь, чтобы можно было подойти к доске. Ши Хао схватил братьев за края рукавов и ринулся одним из первых к доске, прежде чем займут первый ряд.

– Минъюэ, найди мое имя, – попросил он, нетерпеливо прожигая взглядом объявление, которое не мог прочитать.

Хай Минъюэ первым делом стал искать его имя, а не свое, потому что ставил других, особенно Ши Хао, прежде себя.

– Я нашел тебя! Тебя назначили лидером первого отряда, а в твоей команде Цзин Синь, Ван Чжун и Го Фэйло.

– Никого не знаю, – фыркнул Ши Хао. – Какая жалость, что ты не со мной. Ну-ка, а тебя куда определили?

Пока Хай Минъюэ искал свое имя в списке, рядом послышался приятный голос:

– Молодой господин Ши, я Цзин Синь с Тенистых Гор, – произнес симпатичный юноша в светло-бежевых одеждах, который, оказывается, стоял рядом все время. – Меня тоже назначили в первую группу.

Цзин Синь был утончен и хорош собой, взгляд его необычных серо-голубых глаз был кроток. Ши Хао широко улыбнулся новому товарищу и завязал непринужденный разговор. Цзин Синь отвечал правильно и учтиво и был похож на яшмовую фигурку небожителя благодаря своей чистой коже и длинным музыкальным пальцам.

Тем временем Хай Минъюэ нашел свой отряд, и его словно окатили ледяной водой. Он несколько раз моргнул, думая, что ему привиделось то, что он прочитал. Он проверил несколько раз список десятого отряда, где его имя было записано первым, что делало его лидером. Под его именем как под копирку штамповались три иероглифа Хэ. Хэ Чэн, Хэ Жуй и Хэ Цзибай.

– Нет… – прошептал он. – Это какая-то ошибка. Как… Как это может быть?

– Ну, что там? – спросил довольный Ши Хао, уже подружившись с Цзин Синем. – Знаешь кого-нибудь?

Хай Минъюэ боялся вдохнуть, его ноги подкосились.

– Хэ Чэн, Хэ Жуй и Хэ Цзибай, – отчеканил он бессильно. – Я не могу в это поверить.

Чэн-эр услышал о его горе и на секунду задержал свой печальный взгляд на нем. Затем он обернулся на шум в толпе и увидел позади всех две высоких фигуры принцев из Байлянь. Хэ Чэн пытался отмахнуться от Наблюдателя, как от назойливой мухи, или прихлопнуть его, как комара. Хэ Жуй влюбленно приглаживал свою прическу, смотрясь в бронзовое зеркальце, а его лицо выражало очевидное: «Ах, какой я красавец, вы только посмотрите!»

Чэн-эр мрачно выдал:

– М-да…

– Что такое? – спросил убитый Хай Минъюэ и хотел обернуться, но Чэн-эр качнул головой, остановив его.

– Тебе не стоит это видеть, а то ты упадешь.

* * *

Хэ Цзибай нашел Хай Минъюэ сам, радостно восторгаясь тем, что его любимый шисюн возглавляет его отряд. Хай Минъюэ натянул улыбку, хотя был совсем не рад этому. Мальчик вскоре это почувствовал и попытался поддержать:

– Вчера они всю ночь говорили про тебя и твоего отца. Даже в старой книжке с легендами вычитали, что у Господина, Рассекающего Ветер, и вправду был сын и он был таким искусным воином, что был способен осушить море или передвинуть гору, лишь пару раз взмахнув мечом. Мне кажется, теперь они будут тебя слушаться. Посмотри на них, они совсем беспомощные в заклинательстве.

Хай Минъюэ смерил взглядом своих туповатых родственников и удрученно повесил голову. Даже сама мысль о новом разговоре с ними вызывала у него отвращение.

– Ты уже знаешь, что за артефакт хочешь создать? – невинно спросил Хэ Цзибай. – Я могу помочь, я учился у старейшины Бай. Я могу показать, где взять полезные книги.

На самом деле Хай Минъюэ решил, какой артефакт можно создать, еще в тот момент, когда услышал о требованиях испытания. Когда-то давно они с Ши Хао рисовали чертежи и даже пробовали создать что-то подобное, но в итоге Ши Хао потерял интерес к безделушке.

– Я и так знаю, чего желает мое сердце, зачем он мне? – сказал тогда Ши Хао, и Хай Минъюэ не стал настаивать, хотя ему эта безделушка бы пригодилась. И вот сейчас у него появился шанс воплотить старую идею в жизнь.

Ши Хао заверил его, что их отряды будут неразлучными союзниками и что он вколотит в землю принцев Байлянь, если они снова кого-то обидят. Толпа стала потихоньку рассасываться. Ши Хао быстро объединил вокруг себя оставшихся членов своего отряда и со всеми успел передружиться. Даже Чэн-эр, который тоже почему-то был назначен лидером, выудил своих подопечных из толпы и вовсе ушел с ними куда-то. Хай Минъюэ мог оттягивать неизбежное сколько угодно времени, но в итоге он останется во дворе один лицом к лицу с принцами Байлянь, и это будет выглядеть так, словно он избегает их.

Ему пришлось подойти. Хэ Жуй и Хэ Чэн, который до сих пор не смог поймать шустрого Наблюдателя, ускользающего от него в последний момент, при виде юноши напряглись как тетива. Они больше не кривили высокомерные рожи, а скорее неуклюже топтались перед Хай Минъюэ. Такая реакция поразила юношу, и он сказал:

– По велению судьбы я – ваш лидер, – на этом принцы из Байлянь неловко закивали. Хай Минъюэ с неверием продолжил: – И это значит, что вы должны меня слушаться.

Хэ Чэн и Хэ Жуй снова кивнули. Они поверили в блеф Ши Хао всем сердцем!

– И я запрещаю вам обижать Хэ Цзибая, – строго добавил Хай Минъюэ. – Вы пришли на гору Байшань совершенствоваться, а значит, вы должны забыть о своих княжеских титулах. Здесь мы все равны и только наши таланты определят, кто лучший!

– Мы поняли, шисюн, – вдруг ответил Хэ Чэн, который, очевидно, так проникся историей Господина, Рассекающего Ветер, что вознес Хай Минъюэ на пьедестал небожителя. Сам Хай Минъюэ был младше его на четыре года, поэтому обращение «шисюн» было некорректным, но Хэ Чэн, очевидно, принял Хай Минъюэ за человека, который совершенствуется уже лет двадцать и благодаря этому сохранил облик семнадцатилетнего юноши. – Ты только скажи, что делать надо-то.

– Да, я болтовню Бай Шэнси прослушал, – добавил Хэ Жуй без капли раскаяния.

– И я, – крякнул Хэ Чэн с тупой улыбкой.

Закатить глаза, как Чэн-эр, Хай Минъюэ не позволили остатки матушкиного воспитания.

– Хорошо, слушайте меня внимательно.

* * *

Рассказав товарищам свою идею по созданию артефакта, показывающего путь к тому, чего желает сердце, Хай Минъюэ убедился, что создавать его ему придется в одиночку. Хэ Цзибай рассеянно почесал голову, мол, «это мы не проходили», Хэ Жуй на половине его рассказа снова достал зеркальце, а Хэ Чэн едва не прихлопнул Наблюдателя, испугав Хай Минъюэ оглушительным хлопком.

После беседы с товарищами Хай Минъюэ был опустошен. Он отправил их в библиотеку за книгами, которые бы им понадобились, а сам решил отыскать Ши Хао. Когда Ши Хао был спокоен, вокруг него создавалась особая аура, попав в которую все люди чувствовали себя защищенными, как будто спрятавшись за скалой от страшной угрозы. Одного взгляда на Ши Хао хватало, чтобы тревоги Хай Минъюэ улеглись.

Он отправился в павильон Мэйхуа, в котором жили все приглашенные ученики. Решив подождать Ши Хао в комнате, он поднялся по ступеням, но внезапно услышал чарующие звуки гуциня. Хай Минъюэ был близок к искусству и владел разными инструментами, а семиструнный гуцинь был его самым любимым. Мелодия звучала приятно и плавно, играл явно мастер своего дела. Хай Минъюэ повернул во внутренний двор, чтобы поглядеть на музыканта.

К своему удивлению, во внутреннем дворе он встретил Ши Хао, который стоял под цветущим деревом сливы и наблюдал за игрой юноши в светло-бежевых одеждах под крышей беседки. Ши Хао широко улыбнулся, заметив своего верного партнера, и подозвал к себе под дерево.

– Цзин Синь, оказывается, талантливый музыкант, – прошептал он ему на ухо. – Он попросил меня оценить его игру, и я как раз хотел послать за тобой, ведь лучше тебя никто не разбирается в музыке и поэзии.

Розовые цветы над его головой придавали его образу еще больше шарма и делали его лицо бледнее. Никто в глазах Хай Минъюэ не мог сравниться с красотой Ши Хао. Взбудораженное сердце юноши тут же успокоилось от одного его присутствия.

– Мое почтение молодому господину Цзину, – ответил он. – Его музыка подобна песне небесных фей.

– Чист сердцем и возвышен помыслами, – философски изрек Ши Хао. – Этот молодой господин будет хорошим соратником.

– Ты что, уже вербуешь свою армию борцов за справедливость и свободу? – посмеялся Хай Минъюэ, и Ши Хао дернул уголком губ.

– Не смейся, ты абсолютно прав.

– А я буду участвовать в твоем походе за троном Небесного Императора?

– Ты? Непременно. Минъюэ, ты будешь моим самым верным генералом.

Хай Минъюэ засмеялся – он плохо представлял себя на такой ответственной должности, где надо командовать войсками и жертвовать солдатами, как пешками на шахматной доске. Но восхищенный взгляд Ши Хао, направленный точно на него, почему-то стер любые сомнения в сердце юноши. Если Ши Хао скажет, Хай Минъюэ станет.

Вдруг позади них раздались голоса. Звонкий голос девушки восхищался музыкой. Юноши осторожно выглянули из-за дерева. К беседке легкой походкой приближалась принцесса Хэ Сяо, сопровождаемая высоким черным пятном на белоснежном полотне заднего двора. Глаза Чэн-эра были такими же красными, как цветы мэйхуа.

– Я так люблю музыку, – восторгалась Хэ Сяо перед погруженным в молчание Чэн-эром. – Кем я только не мечтала стать, и музыканткой, и танцовщицей, и певицей. Но подобные занятия не под стать принцессе. Принцесса Страны Байлянь должна сидеть в своих покоях и вышивать красивые полотна. А я не люблю вышивать, я люблю петь и танцевать. Молодой господин Ай, посмотри, посмотри, как я танцую!

Принцесса взмахнула рукой и пустилась в пляс, кружась на месте, как искусная танцовщица, развевающаяся ткань ее розового платья следовала за ней плавно, как воды реки Тяньжэнь, создавая завораживающее зрелище. Ее танец олицетворял свободу, которую она так страстно жаждала обрести за неприступными стенами дворца.

Ши Хао и Хай Минъюэ переглянулись. Лицо Ши Хао буквально кричало: «Он сказал ей свое полное имя?!»

Чэн-эр не любил свое полное имя, потому что оно звучало как неприятное, несчастливое выражение, Ай Чэнхэнь, как «ненависть, порожденная любовью». Поэтому он никогда не называл посторонним ни своего полного имени, ни своей фамилии, созвучной с проклятой фамилией короля демонов, которая в последнее десятилетие была у каждого на слуху.

Чэн-эр смотрел пристально на то, как танцует принцесса, но в его взгляде не было холода и безразличия. Ему искренне нравилось смотреть на нее, на то, как смешно торчит ее прическа, будто лисьи уши, и как красиво выгибаются ее руки с тонкими запястьями. Его лицо ничего не выражало, но глаза светились неподдельным восхищением.

В публичном доме маленькому Чэн-эру запрещалось появляться в местах, где отдыхали гости, и чаще всего мальчик сидел в прачечной с уборщиками. Слуги помнили безумства его матери, несколько раз пытавшейся убить ребенка еще до рождения, а потом и вовсе сбежавшей неизвестно куда, и чуть-чуть жалели его, несмотря на отторжение, которое разделяли все работники борделя из-за внешнего вида мальчика.

Из зала доносилась музыка, песни куртизанок и веселый гомон гостей, а Чэн-эр мог разве что подглядывать в щелочку между дверей и втихаря наблюдать за представлениями. Он был очень замкнутым и редко разговаривал, но любил молча следить за другими и о чем-то думать про себя. Уборщики потешались над ним, называя юным ценителем искусства.

Пьяница Сюй подобрал его почти в тот же день, что и Ши Хао. Старик возвращался из Восточной Столицы с найденным посреди камней беспризорником, которого решил приютить, и остановился в деревне. Единственная гостиница была переполнена, поэтому старик не придумал ничего лучше, чем провести ночь в соседнем борделе. Он спрятал Ши Хао под подол своих одежд, уселся за стол, заказал еды и сказал ребенку сидеть под столом, который был очень удачно застелен скатертью до самого пола.

Старик Сюй выпил несколько кувшинов вина, сметелил с десяток разных блюд, похлопал красавицам, развлекавшим его танцами и песнями. Но позже оказалось, что в карманах у него не было ни гроша. Суровая владелица борделя с ярким макияжем выросла перед его столом, а за ее спиной хрустнули кулаками два амбала, готовые пинком запульнуть деда на другой конец Поднебесной. Старик Сюй, какое-то время позаигрывав с женщиной, но не добившись результата, не сдался, а предложил расплатиться талантами. Брови хозяйки взлетели, и она расхохоталась, глядя на тощего деда.

– Это вы зря, хозяйка, меня недооцениваете, – оскалился дед. – Я сейчас такую историю расскажу, что все упадут!

Ши Хао продолжал сидеть под столом, скрытый скатертью, и жевать булку, пока еще была возможность. Дед поднялся, несмотря на ругань хозяйки, проскользнул между амбалами, как неуловимый уж, и забрался на сцену. В зале недовольные гости подняли шум, но следом дед достал из рукава какой-то порошок, высыпал его на себя и вдруг обратился невообразимой красавицей. Гости сразу замолчали, вытаращив глаза, а красавица завораживающим голосом принялась рассказывать историю.

Ши Хао глядел на представление, приподняв скатерть, и поражался, как это дед так сумел. Вдруг позади него что-то зашуршало, а когда он обернулся, то увидел какое-то страшное черное пятно. Под столом оказался еще один мальчик. Сперва он даже напугал Ши Хао, он был бледный как смерть и с огромными красными глазами, точно призрак. Однако сам подстольный вторженец казался еще более напуганным, он заледенел с широко распахнутыми глазами, явно не ожидав встретить еще кого-то под столом.

Ши Хао все еще держал кусок булочки в руке; он подумал, что худой мальчик прибежал к нему, потому что учуял еду, и протянул ему булочку. Недавно дед рассказывал ему о призраках, которых можно задобрить едой, поэтому Ши Хао решил, что перед ним именно это существо. Маленький Чэн-эр хлопнул глазами.

– Что ты тут делаешь? – спросил он. – Тут нельзя быть несовершеннолетним.

– Нессоврвершо… летним? А сейчас весна, значит, можно, – уверенно оскалился Ши Хао.

Чэн-эр сам не совсем знал, что это слово означало, но он постоянно слышал его от взрослых. В тот момент мальчик даже не подозревал, что это знакомство под столом в корне изменит его жизнь. Ши Хао внимательно осмотрел странного мальчика и насильно всучил ему булочку.

– Поешь, ты такой тощий. Ты тоже пришел посмотреть на представление деда? Надеюсь, те здоровые дядьки не выкинут нас после этого… Иди сюда, сядь со мной. Смотри в щелку.

Красавица вертелась на сцене и разговаривала несколькими голосами, кричала по-птичьи и сочиняла безумную историю про божество по имени Фэндао-цзюнь. Мальчики под столом с замиранием сердца слушали. Ши Хао хихикал, а Чэн-эр не издавал ни звука, но его красные глаза внимательно сверлили каждое движение деда под иллюзией красотки. Маленький Чэн-эр жил в своем сером, печальном мире прачечной, и только подсмотренные тайком яркие выступления куртизанок приносили ему радость. Чэн-эр действительно был ценителем искусства и молча восхищался красивыми людьми.

Представление оборвалось на самой кульминации, когда порошок почему-то перестал действовать, и на сцене вновь оказался тощий дед в одном исподнем. Иллюзия растворилась, гости опомнились и взбунтовались, требуя гнать развратника в шею и вернуть красавицу. Следом скатерть слетела, дед сгреб Ши Хао, а заодно и Чэн-эра, словно не заметил его, и пулей полетел прочь из борделя. Позже, когда они оказались далеко от деревни, дед обнаружил, что теперь у него целых два молодых подмастерья, почесал голову и пожал плечами.

– Ну, двое так двое!

Ши Хао рассказал эту историю Хай Минъюэ очень давно, и она возникла в его памяти, стоило ему увидеть восхищение на бледном и холодном лице Чэн-эра. Принцесса Хэ Сяо была красива, как феникс с горы Куньлунь, порхающий по волшебным персиковым деревьям, и чиста, как прозрачные воды реки Тяньжэнь. Теперь его ничуть не удивлял интерес, который она породила в их замкнутом ценителе искусства.

Мелодия Цзин Синя не смолкала, пока не прекращались прекрасные движения принцессы. На белый снег опадали алые лепестки сливы мэйхуа.

Часть 8 Три сокровища ^[22] (I)

Спустя неделю все двадцать четыре отряда собрались на заднем дворе Дворца Просвещения, чтобы продемонстрировать свои артефакты. Порядок выбирался жеребьевкой, и лидеры команд заметно нервничали, не зная, когда придет их черед. Ши Хао с гордостью обнимал свое творение, точно родное дитя, – золотой чан с водой. Юноша по секрету рассказал Хай Минъюэ, в чем заключается польза этого артефакта, но остальные участники только с любопытством глазели на него, гадая.

Хай Минъюэ держал на ладони свой артефакт. Это был жетон из куска обсидиана, помещенный в серебряную основу. Хай Минъюэ украсил его белой кисточкой и приделал веревочку, за которую жетон можно было повесить на пояс. Это было аккуратное с виду украшение, которое подошло бы каждому, но на самом деле, если кто-то направит немного своей духовной силы в него, на каменной поверхности отразится путь к тому, чего желает сердце этого человека. Хай Минъюэ уже опробовал его на Хэ Жуе, которого артефакт привел к лавке с изысканной косметикой для мужчин, и на Хэ Чэне, который с его помощью отыскал конюшню, где разводились знаменитые белоснежные скакуны, что сливались с окружающим миром севера. Хай Минъюэ выбрал именно их, потому что их приземленные желания вполне легко предсказать.

Когда пришла очередь Ши Хао показывать свой чан, он гордо вышел вперед и огласил:

– А вы знали, что обычный житель Северной Столицы в среднем тратит около трех сотен цзиней на еду за год? За десять лет он потратит три тысячи цзиней, а на эти деньги смело можно купить небольшое поместье. Я нашел удивительное решение, которое сэкономит людям целое состояние.

Он влил немного своей духовной силы в чан, и в воде поплыла лапша, по округе разлетелся нежный запах мясного бульона.

– Этот чан превращает воду в суп, – гордо закончил Ши Хао. – Всего за сотню цзиней вы получите еду до конца своих дней.

По саду прокатились удивленные возгласы и одобрительные вздохи.

– Это решит проблему голода!

– Молодой господин Ши, как всегда, ставит простой народ впереди своих интересов.

– Я бы купил этот чудо-чан.

Хай Минъюэ ласково улыбнулся Ши Хао в ответ. Такой артефакт, безусловно, заслужил высший балл. Судьи поблагодарили юношу и вызвали следующего.

Путь сердца, однако, судей не сильно впечатлил, и Хай Минъюэ стали задавать вопросы с подвохом:

– Если человеческое сердце переменчиво, как этот компас может поддерживать верную траекторию?

– Говоря о желаниях, мы имеем в виду цель жизни или мимолетные, каждодневные желания?

Хай Минъюэ отвечал как мог, но высшего балла все равно не получил. Однако он и не хотел соперничать с Ши Хао за меч, который явно для последнего значил куда больше, поэтому сильно не расстраивался.

После выступления последнего отряда судьи попросили всех сдать артефакты. Это вызвало волну негодования.

– Я думал, мы оставим их себе!

– Зачем их сдавать?

Бай Шэнси угомонил толпу усмиряющим жестом и ответил:

– Не волнуйтесь, вы получите их после прохождения второго испытания. Уже завтра я прошу всех прийти к подземной арене Чжуансюй и принести с собой духовные мечи и магические артефакты, которые вы обычно используете в сражении.

Больше он не пояснил никаких деталей, но всем стало ясно, что на втором испытании предстояло с кем-то драться.

Хай Минъюэ, покидая внутренний сад вместе со счастливым Ши Хао, задумчиво произнес:

– Будут ли наши мечи достаточно сильны?

Ши Хао ответил:

– Все зависит от того, насколько силен противник. Если он заклинатель вроде старейшины ордена или же нежить, как та, что призывает учитель, то наши мечи, может, и вытянут. В любом случае я больше полагаюсь на заклинания, чем на фехтование.

Хороший меч не выкуешь за неделю. На днях юноши заглянули к кузнецу и спросили, сколько потребуется на создание качественного духовного меча на заказ, и кузнец пообещал уложиться в два месяца.

– А что вы хотели? – удивился мужчина, увидев круглые глаза Ши Хао. – Шэнсиньское железо необходимо сперва закалить специальными духовными техниками, прежде чем пытаться придать ему форму, а как только оно подчинится, ковать его придется не меньше недели, чтобы лезвие было идеально острым. Чего уж говорить о том, чтобы создать идеальный вес и длину по руке его хозяина.

Новые мечи они не успели бы получить в любом случае.

Вечером юноши заявились в библиотеку, чтобы отыскать Чэн-эра. Он сидел в самом темном и безлюдном углу с кистью в руке перед раскрытой книгой. Хай Минъюэ сразу узнал книгу, это был подарок деда Сюя, который тот передал Чэн-эру вместо ржавого меча. В книге не было страниц, а только плотная обложка.

– Что это ты про нее вспомнил? – спросил Ши Хао лукаво.

Чэн-эр холодно усмехнулся:

– Нашел ей применение.

– Как подставку под горячее?

Чэн-эр закатил глаза:

– Думай как хочешь. Должен я делиться с вами. Ты все равно не сможешь прочитать.

Уговорить его поделиться чем-то, даже сведениями, было невозможно, и Чэн-эр бы никогда не раскрыл правды о книге, если бы с его кисти не упала маленькая капля и не растворилась в недрах бумаги. Тотчас же на форзаце появились символы из древней письменности, составляющие фразу: «Не понимаю вашего вопроса».

Хай Минъюэ и Ши Хао тут же приклеились по обе стороны от Чэн-эра и нависли над книгой.

– Книга пишет ответы на вопросы? – поразился Хай Минъюэ. В его памяти отозвались слова деда Сюя: «Откроет тебе правду в ответ на любой вопрос…»

Чэн-эр нехотя взял кисть и написал на форзаце: «Расскажи о Драконе – Покровителе Севера».

Книга тут же написала ответ: «Дракон – Покровитель Севера Сюэ-ди ^[23] был соратником основателя ордена Байшань, Бай Юаня. Он был рожден из ночного неба в самую темную ночь первого года правления Небесного Императора Чжуансюя. Носил он одежды чернее ночи и повелевал холодными ветрами и метелями».

Хай Минъюэ быстро прочитал ответ вслух, и юноши застыли с раскрытыми ртами.

– Неужели на любой вопрос ответит?

Чэн-эр усмехнулся уголком губ и захлопнул книгу. На обложке тускло засветилось заклинание, образованное рисунком дракона.

– На любой, о том, что было, есть и будет.

– И не соврет? – изумился Ши Хао и попытался открыть ее, но страницы обложки будто склеились намертво. – Ты что, запечатал ее?

– Это моя книга, – отчеканил Чэн-эр и убрал книгу в рукав. – Я не дам вам ею пользоваться. Доступ к подобным знаниям должен быть под контролем. Никто, кроме меня, не сможет ее открыть.

Чэн-эр был жадным до неприличия. Ши Хао никогда не позволял ему распоряжаться бюджетом, потому что знал, что братец все заберет себе в карман. Когда у Чэн-эра появлялись деньги, он пропадал на несколько дней в неизвестном направлении, а возвращался, гремя мешками с монетами. Он провел детство в борделе и был искусен в жульничестве, в любой игре мог обыграть самого умелого шулера. Хай Минъюэ предполагал, что все деньги он тратил как раз на азартные игры, в которых беспощадно обдирал противников до исподнего.

Затем Чэн-эр поднялся и ушел прочь из библиотеки, оставив братьев одних. Ши Хао проводил его с тяжелым вздохом и стал раскладывать брошенные им кисти на столе по своим местам. Хай Минъюэ опустился рядом на циновку и спросил:

– Будь у тебя такая книга, что бы ты спросил?

Ши Хао не затрудняясь ответил:

– Я бы спросил, что за противник ожидает нас в подземелье Чжуансюй.

– Хм… – задумался Хай Минъюэ. – Почему Чэн-эр спросил ее именно о Драконе – Покровителе Севера? Мне кажется, у Чэн-эра не могло возникнуть иного вопроса, чтобы испытать книгу. До того как мы пришли, он явно уже задал твой вопрос книге, и, возможно, ответом на нее как раз было «Дракон – Покровитель Севера».

Ши Хао тут же поднял на него взгляд.

– Ты прав, Минъюэ, а я даже не подумал об этом. В таком случае победить его будет непросто, если вообще возможно. Не думаю, что найдется даже небожитель, способный одолеть одного из четырех божественных драконов, хранителя целого континента. Возможно, задание будет состоять в том, чтобы не победить его, а хотя бы уклониться от его атак. Даже в этом случае наших сил может быть недостаточно для высшего балла.

Хай Минъюэ задумался на время, разглядывая стопки книг, которые Чэн-эр оставил на столе. Через какое-то время Ши Хао озвучил его мысли:

– Я вижу только один способ подготовиться к этому испытанию как следует.

Он без колебаний протянул юноше руку, чтобы провести парное совершенствование. Наблюдатели хлопали глазами и болтались в воздухе вокруг них, и Хай Минъюэ ощутил себя неловко перед ними.

– Это может быть расценено как мошенничество, – ответил он, отводя взгляд. – Наблюдатели передают всю информацию судьям, и нас могут дисквалифицировать. Стоит ли идти на подобный риск, Ши Хао?

Ши Хао, подумав немного, собрал на кончиках пальцев свою ци, и внезапный порыв ветра погасил все свечи в пустом зале библиотеки.

– Теперь они ничего не сумеют разглядеть. Насколько мне известно, у них нет ушей, чтобы что-то услышать.

– А если кто-то войдет?

– Скоро отбой. Увидев запертые двери и погашенные свечи, вошедший с большой вероятностью решит вернуться завтра. Не беспокойся. Иди сюда.

Почувствовав горячую ладонь Ши Хао на своей, Хай Минъюэ перестал сомневаться, ведь если Ши Хао готов пойти на риск, значит, это стоит того. Он закрыл глаза и подвинулся ближе, позволяя золотой ци проникнуть в его меридианы.

Но не прошло и нескольких минут, как от порога зала послышался шорох и тонкая полоска света легла на пол. В зал вошел человек, освещая себе дорогу свечой. В ту же секунду юноши заледенели, почувствовав чье-то присутствие. Их руки моментально разъединились, но было уже поздно.

Юй-эр стояла, распахнув глаза, прямо перед их столом, не моргая и не дыша. Она открывала и закрывала рот, не смея издать ни звука, а ее лицо меняло оттенки чаще, чем Хэ Жуй менял платья.

Затем она развернулась и на негнущихся ногах вышла. За стенкой послышался возглас Цин Лянь: «Почему ты вышла? Уже все полки просмотрела?»

Юй-эр сбивчиво ответила: «В том зале… так душно. Так жарко. Лучше мы придем туда позже, когда станет прохладнее. А то и голова закружиться может. У меня прямо так си-и-ильно закружилась! Лучше нам пойти отдыхать, а то завтра будет тяжелый день, если не выспимся как следует! Интересно, что за блюдо нам доставят сегодня? Повар, готовящий еду, которую нам присылают, необычайно талантлив. Надо сказать молодому господину Баю, чтобы щедро наградил его!»

Судя по звукам, девушки покинули соседнюю комнату. Ши Хао широко улыбнулся и вновь прильнул ближе.

– Теперь мы точно одни, Минъюэ.

Снаружи ветер качал розовые ветки сливы мэйхуа, снег летел на землю крупными хлопьями.

* * *

Ночью яркий свет луны пробивался сквозь плотные ставни окон. Хай Минъюэ не спал. Он не мог выкинуть из головы волшебную книгу Чэн-эра. Он ни в коем случае не думал о том, чтобы тайком стащить ее у спящего брата и узнать ее секреты. Он думал о Пьянице Сюе.

Откуда у него такая ценная книга? Ведь он знал, что она особенная, иначе зачем сказал то, что сказал?

Ржавые мечи, которые он подарил братьям, стояли нетронутые в углу.

«Парные мечи, выкованные из сердца будды? Так он сказал?» – подумал Хай Минъюэ, поднимаясь с постели.

Он взял один из мечей и обнажил его в лунном свете. Меч не отзывался на его призыв, он оставался таким же ржавым и безжизненным. Ци, направленная в рукоять, проходила насквозь и растворялась в воздухе.

Может ли это оказаться правдой?

Так и не получив ответа от меча, Хай Минъюэ удрученно тряхнул головой, но на всякий случай запечатал ржавую рухлядь в волшебном рукаве своей формы. Если ему придется защищать бесполезных старших принцев от неизвестного противника, она может ему понадобиться.

Часть 8 Три сокровища (II)

У входа в подземелье Чжуансюй на рассвете уже толпились отряды юных заклинателей. Бай Шэнси стоял возле массивных каменных дверей, на которых была вырезана голова дракона.

– Ваши отряды войдут в эти двери поочередно, согласно результатам жеребьевки, – объяснил он. – Внутри вас ожидает опасный противник, у которого вам потребуется отобрать артефакт, который вы создали. Используйте все свои боевые навыки и не забывайте работать сообща, потому что вы одна команда. Время в подземелье Чжуансюй течет быстрее, чем на поверхности, поэтому даже если ваш бой продлится весь день, судьи будут все еще ждать вас снаружи. Однако если бой продлится так долго, что поставит под угрозу чью-то жизнь, судьи завершат поединок и испытание не будет засчитано.

С замиранием сердца сотня юношей ждали, когда вызовут первый отряд. Бай Шэнси направил заклинание на дверь, и тут же над головой дракона высветилось число девятнадцать. Это был отряд Чэн-эра. Юноша непоколебимо сделал шаг вперед, ведя за собой своих товарищей, поклонился Бай Шэнси, сжимая в руке свой меч «Указ Императора», и массивные двери раскрылись перед ним. Внутри была только черная пустота. Чэн-эр без промедления шагнул прямо во тьму и исчез, как и члены его отряда. Двери закрылись, и глаза дракона загорелись алым.

Хай Минъюэ с замиранием сердца следил за головой дракона, гадая, сколько им придется ждать, чтобы пройти испытание. Но буквально через пять или десять минут глаза потухли, и Бай Шэнси произнес: «Следующий отряд». Новое число появилось над головой дракона.

Один за другим отряды покидали зал, исчезая в кромешной тьме. Когда очередь дошла до отряда Ши Хао, юноша одарил Хай Минъюэ уверенной улыбкой на прощание. На его поясе висел низкопробный меч.

– Я выйду победителем и в этом испытании, – сказал он.

Когда огласили результаты первого испытания, Ши Хао оказался на первом месте по количеству баллов и теперь ничуть не сомневался в своей победе. Вторым в списке оказался его кроткий товарищ, музыкант Цзин Синь, который за неделю так вдохновился уникальной личностью Ши Хао, что теперь не отходил от него и сиял каждый раз, когда Ши Хао с ним разговаривал. Они вдвоем и еще два юноши из первого отряда исчезли за тяжелыми дверями.

Своей очереди отряду Хай Минъюэ пришлось ждать невыносимо долго. Хэ Чэн и Хэ Жуй издавали тяжелые вздохи каждые полминуты, ворчали себе под нос оскорбления и жалобы, Хэ Жуй уже успел причесаться больше двадцати раз и нанести боевой макияж, Хэ Чэн отполировал свой меч так, что его лезвие отражало красоту Хэ Жуя еще лучше, чем бронзовое зеркало, и Хэ Жуй не побрезговал подправить черноту своих бровей и бледность лица смотрясь в меч брата.

Отряд Хай Минъюэ вызвали на бой последним. Все это время они доводили Бай Шэнси до белого каления своими жалобами, но юноша натянул вежливую маску и проявлял стоическую выдержку. Ни единого упрека не слетело с его языка. В то же время Хай Минъюэ чувствовал себя многодетным отцом-одиночкой, чьи дети совсем отбились от рук. Если в начале дня он еще пытался приструнить старших братьев, то к концу он просто сидел прислонившись спиной к стене и бездумно смотрел на свои колени.

– Это саботаж! – фыркнул Хэ Жуй, когда число десять наконец загорелось. – Вы специально так сделали, чтобы наши высочества растеряли всю концентрацию и продрогли на морозе! Сколько мы уже ждем? Часов десять! Не ели, не отдыхали. Бай Шэнси, ты плохо все предусмотрел.

Бай Шэнси натянул виноватую улыбку и отвесил поклон, принося искренние извинения. Хай Минъюэ строго взглянул на Хэ Жуя и ответил:

– Ты не должен извиняться, господин Бай. Так решила жеребьевка, и это мой подчиненный не должен жаловаться.

– Подчиненный! – возмутился Хэ Жуй вполголоса. – Я принц! Как я могу кому-то подчиняться? Кем ты себя возомнил?

Однако, все еще трепеща перед выдуманным отцом Хай Минъюэ, Хэ Жуй не стал поднимать скандал, а угрюмо последовал за ним в черноту арены Чжуансюй, рассерженно пиная камни, попадавшиеся под сапогами.

Двери с грохотом захлопнулись за их спинами, и чернота заполнила собой все помещение.

– Зажгите духовные мечи! – велел Хай Минъюэ и направил свою ци в рукоять низкопробного меча. Он загорелся светло-голубым. Мечи принцев тоже засветились, и в кромешной тьме стал различим черный силуэт очень высокого человека. Он был гораздо выше обычного мужчины и широк в плечах, как шкаф. Он носил одежды чернее ночи, которые делали его плечи еще более широкими и прямоугольными, а талию узкой. На его голове блестела массивная корона дракона ^[24]. Мужчина заговорил с усмешкой:

– Молодые заклинатели пришли помериться с Нами ^[25] силами? Сколько вас еще осталось? А то Мы стары уже, Нам на покой пора.

Из-под подола одежд мужчины тянулось что-то длинное и извилистое, словно толстый змеиный хвост. Хвост был покрыт черной чешуей, отблескивающей в свете мечей, а по хребту его тянулась черная грива.

– Кто этот простолюдин? – пробурчал Хэ Чэн Хэ Жую. Хэ Жуй широко зевнул в ответ.

Хай Минъюэ тут же все понял. Этот высоченный человек с императорской короной на голове был совсем не человеком, а божественным существом, рожденным из самого черного неба сотни тысяч лет назад. Юноша отвесил глубокий поклон и отчеканил:

– Хай Минъюэ приветствует Дракона – Покровителя Севера.

Но дракон возмутился из-за слов Хэ Чэна:

– Простолюдин? Ты ответишь за свою невежественность, юноша! Перед тобою стоит Император Снегов и Метелей, склонись же перед Нами.

Земля сотряслась под ногами юношей, и Хэ Чэн, не устояв на месте, шлепнулся на колени. Черные глаза дракона загорелись, как звезды, и поток ледяного воздуха возник ниоткуда, такой сильный, что чуть не сдул юношей с ног.

Голос Сюэ-ди прозвучал подобно грому:

– Но раз твой предводитель оказался так вежлив и учтив с Нами, Мы не будем наступать на тебя прямо сейчас.

Хэ Чэн беспомощно заскулил:

– Шисюн, сделай что-нибудь!

Хай Минъюэ гневно возмутился:

– Ты сам ввязался в неприятности!

Дракон – Покровитель Севера сделал элегантное движение, отчего его длинные одежды колыхнулись, и в тусклом свете блеснул обсидиановый жетон, привязанный к его поясу. В его руке оказался серебряный меч.

– Вы хотите вернуть себе безделушку, указывающую дорогу к желанному? – произнес дракон с насмешкой. – Тогда попробуйте сперва одолеть Нас. Мы не будем нападать, иначе это испытание закончится чересчур быстро.

– Ах ты! – закричал рассерженный Хэ Чэн, вскочил на ноги и, призвав свой меч, сияющий огненным лезвием, запустил его прямо в дракона.

Раздался лязг, и в ту же секунду меч молниеносно полетел в другом направлении – прямо на застывшего Хэ Чэна. Хай Минъюэ едва успел закрыть растерянного принца собой и отбить клинок. Меч Хэ Чэна улетел за пределы арены в черноту ночи и погас.

Дракон не шелохнулся. Вернее, его движения были такими быстрыми, что даже заклинательское зрение не могло за ними проследить.

– О, неужели вы самая бездарная группа, что Нам доводилось лицезреть? – протянул Сюэ-ди, приглаживая свою длинную козлиную бородку.

Хэ Жуй заверещал:

– Я сейчас покажу тебе, кто тут бездарность!

И сломя голову бросился на дракона, пролетев мимо Хай Минъюэ, у которого все вдруг начало выходить из-под контроля.

– Хэ Жуй!

Дракон стоял ровно, как скала, затем сложил губы трубочкой и легонько дунул. Поток ветра подхватил орущего Хэ Жуя и, перевернув его в воздухе несколько раз, швырнул в стену подземелья. Юноша тотчас же лишился чувств и свалился на землю, как мешок с картошкой. Хэ Чэн, увидев своего брата полумертвым, застыл, и краска сошла с его лица.

– Брат! А-Жуй! Мой диди!

Он шлепнулся рядом, безоружный.

– Диди, не умирай.

Хай Минъюэ не верил своим глазам. Его безжалостный старший брат-тиран впервые проявил человеческие чувства. Хэ Чэн и Хэ Жуй были неразлучны с детства, Хэ Жуй всюду ходил за Хэ Чэном и унижал его заклятых врагов, а Хэ Чэн искренне любил своего младшего брата. Хай Минъюэ не мог поверить в то, что это гнилое сердце способно кого-то любить.

– Как скучно, – холодно произнес дракон. – Убожество.

Хэ Цзибай и Хай Минъюэ остались один на один с Покровителем Севера. Переглянувшись, они обменялись кивками и ринулись в бой сообща, нападая с противоположных сторон. Но дракон не шелохнулся, только лязги мечей раздавались вокруг него. Хай Минъюэ выпустил яркую вспышку заклинания, чтобы на секунду ослепить дракона, но в тот же момент, когда он ринулся атаковать, Хэ Цзибай упал на одно колено, и меч Сюэ-ди оказался над его головой.

Хай Минъюэ молниеносно оказался перед ним, его меч заблокировал атаку. Мощнейший выброс ци сотряс лезвие меча, и послышался треск. Хай Минъюэ успел оттолкнуть Хэ Цзибая в сторону прежде, чем его меч Большое Сердце разлетелся на множество осколков. Юноша приземлился в нескольких шагах от Сюэ-ди, его правая рука содрогнулась от ударной волны и выронила сломанную рукоять. Связь с духом меча оборвалась, и сердце Хай Минъюэ болезненно кольнуло так, что он не мог сделать и вдоха.

Хэ Цзибай решительно произнес:

– Шисюн, я достану Путь сердца, я смогу!

– Нет! – сквозь боль выкрикнул Хай Минъюэ, но мальчишка уже исчез во мраке. – Берегись!

В тот момент он был готов умереть ради спасения младшего брата.

В отчаянии он запустил левую руку в рукав и обнажил ржавый меч, чтобы защитить мальчика от невидимой атаки Сюэ-ди, и едва его ци проникла в рукоять, как яркая голубая вспышка озарила всю арену. Меч охватили потоки энергии, словно морская воронка или голубое пламя. В следующий миг из меча вырвались потоки воды и создали призрачный силуэт мужчины. Его голос эхом прозвучал в голове Хай Минъюэ:

«Ради мира во всем мире я одолжу тебе свою силу».

Лица мужчины не было видно, оно было словно отражение лунного света на черной глади. Незнакомец был облачен в белые призрачные одежды, стянутые на талии розовым поясом, и носил простую шпильку из персикового дерева.

В ту же секунду ржавое лезвие меча стало чистым и зеркальным, как только что отполированный клинок, выкованный божеством.

Хай Минъюэ направил божественный меч на Сюэ-ди, влив в рукоять всю свою духовную силу, призрачный мужчина рассеялся в воздухе, и на дракона обрушился мощнейший поток воды, который полностью парализовал его на несколько мгновений.

Этого времени хватило на то, чтобы Хэ Цзибай оказался подле дракона и сорвал жетон с его пояса.

– Он у меня, шисюн!

Хай Минъюэ с трудом контролировал божественный меч, который высосал из него всю силу, чтобы превратить ее в водную стихию. Потоки воды иссякли вместе с его духовной силой, и юноша упал на колени. Все его тело было охвачено тупой болью, словно табун лошадей проскакал по нему.

Силуэт дракона рассеялся в воздухе, и арена озарилась дневным светом. Хай Минъюэ вонзил лезвие в пол, чтобы опереться на него, его голова сильно кружилась. Его зрение расплывалось, но он сумел различить силуэт юноши, кинувшегося к нему из толпы. Чьи-то руки поддержали его, его холодный лоб столкнулся с теплым плечом.

– Минъюэ, – раздался голос Ши Хао над его ухом. – Минъюэ.

Его обеспокоенный голос, звучащий эхом в ушах, и теплые руки, ласкающие замерзшие щеки, погрузили Хай Минъюэ в крепкий сон.

Часть 8 Три сокровища (III)

Когда Хай Минъюэ открыл глаза, он уже находился в своей комнате в Павильоне Мэйхуа, тусклый дневной свет проникал сквозь плотные ставни, но в комнате все равно горели свечи. У его постели сидела женщина с холодным выражением лица, облаченная в черные одежды. Это была молчаливая жена Цянь Сяна.

– Наставница, – произнес Хай Минъюэ, но женщина сделала жест «не двигаться». Ее взгляд был суров, словно юноша сильно ее разочаровал. Хай Минъюэ виновато опустил взгляд, хотя не понимал, что сделал не так. Госпожа Е долго молчала, нагнетая атмосферу, и в итоге сказала:

– Это было так безрассудно, Минъюэ.

– Я… не очень понимаю.

– Ты помнишь, что я тебе сказала? Парное совершенствование оказывает большую нагрузку на принимающий организм. Зачем вы занимались этим прямо перед испытанием боевых навыков?

Хай Минъюэ подавился воздухом:

– К-как вы узнали?

Госпожа Е многозначительно посмотрела на Наблюдателя, хлопающего крыльями над ее плечом. Краска разом схлынула с лица Хай Минъюэ, он едва снова не потерял сознание. Видимо, его цвет лица стал таким жутким, что даже суровое выражение наставницы смягчилось. Она утешающе коснулась его руки.

– Ты правда думал, что их зрение бесполезно в темноте? В ту ночь я дежурила у системы наблюдения и все видела сама. Ты мог получить невосполнимый урон, почему ты не подумал о себе и не отказал?

– Я… не знаю… совсем не подумал.

В тот момент он больше думал о том, что кто-нибудь войдет и увидит, чем они занимаются в чужой библиотеке, чем о том, что парное совершенствование как-то навредит ему.

– Со мной все было хорошо, наставница… Теперь нас дисквалифицируют? – промямлил он, боясь поднять глаза от стыда.

Госпожа Е вздохнула:

– Нет, конечно же. Парное совершенствование не запрещено правилами. Более того, мой муж был в восторге от идеи Ши Хао добиться победы любой ценой, даже подставив своего духовного брата.

– Нет, это не так… Ши Хао не подставлял меня. Я сам согласился. Парное совершенствование уже не наносит мне столько урона, как прежде. То, что произошло со мной… не имеет отношения к парному совершенствованию.

Воспоминания о сражении вдруг вспыхнули в его памяти. Его старый меч сломался на части, и он сумел пробудить ржавый меч Пьяницы Сюя… оказавшийся божественным мечом! Он поднял глаза, мигом забыв о парном совершенствовании.

– Наставница, где мой меч?

Госпожа Е осуждающе покачала головой и кивнула на стол, где в ножнах из белого нефрита лежал волшебный меч. Хай Минъюэ, напрочь забыв о своем недомогании, поднялся с постели прежде, чем госпожа Е сумела остановить его.

– С ума сошел! Живо в постель! – сурово произнесла она, прямо как учитель Цянь Сян, когда сердился.

Прекрасные ножны сияли в руках Хай Минъюэ, этот меч был настоящим произведением искусства небожителей. К рукояти была приделана белая кисточка, а сама рукоять, отлитая из серебра, лежала в его руке точно по мерке. Изящные узоры на рукояти сливались в изображение летящего феникса, держащего в клюве персиковую ветвь.

Хай Минъюэ обнажил меч и влил в него немного духовной силы. Тотчас же зеркальное лезвие засияло голубоватым светом, и легкий ветер, растрепавший волосы юноши, принес в себе запах стали и старых книг. Душа меча ответила на призыв.

– Невероятно! – восхитился Хай Минъюэ, расплывшись в счастливой улыбке. – Наставница, этот меч был ржавым и тупым, крошился на глазах! Я и не мог предположить, что он окажется таким ценным!

Госпожа Е подошла к нему.

– Можно я как следует взгляну на него? – спросила она.

Хай Минъюэ учтиво передал ей меч, но вместо того чтобы осмотреть его, женщина взяла ножны и, убрав в них меч, положила на стол. В следующий миг она взяла Хай Минъюэ за предплечье и оттянула к постели. Растерянный юноша беспомощно вскрикнул, когда его насильно уложили на матрац.

– Полюбуешься потом, – сказала наставница совсем по-матерински и натянула одеяло ему до подбородка. – Сейчас отдыхай. Никуда не денется твой меч.

Хай Минъюэ замер, глядя на ее строгое лицо. В контрасте с черными одеждами и волосами оно было совсем белым, как первый снег. Только теперь Хай Минъюэ смог как следует рассмотреть черты ее лица, но ему резко стало больно оттого, с какой заботой женщина поправляла его одеяло, прикасалась к его лбу и шее и следила, чтобы он не вставал. Точно так же вела себя его матушка, когда маленький четвертый принц простывал от частой игры на улице при любой погоде. Госпожа Е была похожа на его маму, хотя он уже плохо помнил черты ее прекрасного лица, но теперь, рассмотрев лицо женщины, он видел в ней матушку, как будто они расстались только вчера. Даже фамилия женщины совпадала с фамилией…

Хай Минъюэ подскочил на постели так резко, что даже напугал наставницу.

– Госпожа Е! – воскликнул он. Может ли быть, что наставница – родственница его матушки? – Скажите, откуда вы родом? Вы ведь не с Южного континента? Вы совсем не похожи на южанку. – Он оттараторил это на одном выдохе, а увидев недоумение на лице женщины, сразу устыдился своей несдержанности. – Простите мою наглость…

Госпожа Е ответила терпеливо:

– Я родом из Великой Шуанчэн.

У юноши сперло дыхание. Не может быть так много совпадений! Эта женщина абсолютно точно связана с его матушкой кровью. Наложница Е происходила из знатной семьи заклинателей из Великой Шуанчэн и была передана князю Сюаню в наложницы в качестве дара от союзной страны. Госпожа Е точно знала его матушку до того, как та навсегда покинула отчий дом.

Но как он мог спросить об этом, не раскрыв своей настоящей личности?

– Я… так и подумал, – ответил Хай Минъюэ. – Ваша кожа очень светлая для южанки.

– Ты тоже непохож на кого-то из Страны Сяо, – произнесла госпожа Е. В ее интонации было невозможно угадать эмоции, которые она на самом деле испытывала.

– Я вырос в Стране Сяо, но мои родители были родом с Северного континента.

– Об этом несложно догадаться, – тихо согласилась госпожа Е. – Ты очень похож на мою старшую сестру.

Сердце Хай Минъюэ пропустило удар. Госпожа Е смотрела на него так, словно безмолвно говорила, что она знает, кто он на самом деле.

Госпожа Е… его родная тетя?

Тут же как гром среди ясного неба хлопнула дверь, и в комнату широкими шагами вломился Ши Хао.

– Минъюэ!

За его спиной черной тенью выросли Чэн-эр и учитель Цянь Сян. Госпожа Е поднялась, уступая место Ши Хао, который тут же заполнил комнату своей мощной аурой, и все остальное отошло на второй план. Хай Минъюэ растерянно проводил взглядом уходящую женщину, так и не узнав правды. Когда еще им удастся поговорить наедине?

Горячая ладонь Ши Хао накрыла руку Хай Минъюэ, и юноша моментально оставил все посторонние мысли. Когда рядом был Ши Хао, все остальное для него теряло всякую важность.

– Я в порядке, Ши Хао, – сказал он утешающе. – Мне так стыдно, что я заставил столько людей беспокоиться.

Ши Хао мотнул головой, в его глазах горело искреннее обожание:

– Глупости болтаешь.

Цянь Сян появился в центре комнаты и встал у стены, наблюдая за учениками, скрестив руки на груди.

– Я предполагал, что испытание будет трудным, но надеялся, что хотя бы вы, мои ученики, справитесь на отлично, – усмехнулся он. – Я не ошибся. Действительно, великолепный результат, у всех троих. Однако многие другие, менее способные ученики, получили травмы, и проведение третьего испытания отложили на время. Советую вам троим не тратить его зря, а хорошо подготовиться.

Ши Хао спросил:

– Учитель, раз уж теперь мы все собрались вместе, расскажите нам, в чем заключается испытание сердца.

Цянь Сян растянул губы в хитрой улыбке:

– Я хочу, чтобы вы победили честно, поэтому даже не просите меня подсказывать. Я скажу тебе то, что тебе скажет Бай Шэнси: в третьем испытании отряды сойдутся по двое один на один в иллюзорном мире, где одни будут защитниками, а другие завоевателями. Отряд защитников будет владеть ключом к власти над иллюзорным миром, а цель завоевателей – заполучить его. В этом испытании нет правил, и победителем станет тот, кто уничтожит оппонента.

– Почему тогда оно называется испытанием сердца? – произнес Хай Минъюэ.

– Потому что судить я буду не ваши знания и силу и даже не военную стратегию, а то, насколько решительно вы идете к своей цели. У того, чье сердце слабое и мягкое, мало шансов на успех. Здесь побеждает только сильнейший – и телом, и духом.

Тем временем Чэн-эр пристально сверлил алыми глазами переплетенные пальцы Ши Хао и Хай Минъюэ, безмолвно крича: «Хватит палиться, придурки!»

Цянь Сян, проследив за его взглядом, снисходительно вздохнул:

– Тебе надо отдохнуть, Минъюэ. Твое тело не выдержало нагрузки, но, на мой взгляд, это того стоило. Я боюсь спросить, откуда твой отец достал этот меч, но раз уж тебе посчастливилось им владеть, ты должен придумать ему достойное имя.

Хай Минъюэ почтительно кивнул, и учитель собрался уходить. Перед тем как покинуть комнату, он сказал как бы невзначай:

– Моя супруга говорит, что этим вечером в долине Цуэйлю будут праздничные гулянья по случаю местного праздника Восхождения Снежинки. Вам не помешает развлечься всем вместе. Не забудьте пригласить Бай Шэнси. Он очень лестно отзывался о вас и искренне волновался о тебе, Минъюэ.

Юноши учтиво попрощались с наставниками. Госпожа Е, бросив последний взгляд на Хай Минъюэ, исчезла в дверях вслед за супругом.

Остаток дня Хай Минъюэ не мог выкинуть мысли о матери и госпоже Е из головы, и даже Ши Хао, не отличавшийся эмоциональной чуткостью, но обладавший поразительной интуицией, заподозрил что-то. Он все еще сидел возле постели юноши и разглядывал его божественный меч, который держал на коленях.

– Минъюэ, о чем ты думаешь? – прямо спросил он и улыбнулся краем губ. – Явно не обо мне. Разве можно думать обо мне с таким серьезным лицом? А если ты думаешь о ком-то так напряженно уже больше часа, стоит ли мне волноваться о том, что этот человек украл тебя у меня?

Чэн-эр, который спокойно пил чай за столом, поперхнулся и стал кашлять. Проворчав что-то очень злое, он встал и вышел из комнаты, захватив чайник и чашку с собой.

Хай Минъюэ растерянно перевел взгляд с хлопнувшей двери на Ши Хао. Он не знал что сказать, ведь Ши Хао ненавидел ложь и сам Минъюэ ненавидел врать, но как он может сказать правду? И если он сейчас раскроет свою тайную личность и скажет Ши Хао, что он на самом деле принц из Страны Байлянь, которого уже много лет считают мертвым, это будет выглядеть так, будто он скрывал это от Ши Хао целых десять лет.

Неизвестно, как отреагирует Ши Хао, учитывая его каменные убеждения и взрывной, безжалостный нрав. Хай Минъюэ опасался, что Ши Хао расценит это как предательство, разорвет с Хай Минъюэ все связи и юноша вновь столкнется с горестями одиночества. Ши Хао был двигателем и рулем его жизни, и все цели Ши Хао мгновенно становились и целями Хай Минъюэ. Если Ши Хао исчезнет из его жизни, что он будет делать? Хай Минъюэ сравнивал себя с безвольным листком, а Ши Хао – с ветром. Когда ветер стихнет, листок безвольно упадет на озерную гладь и сгниет в стоячей воде.

Слегка нахмурив тонкие аккуратные брови, он сказал:

– Я думаю о своей матери.

Ши Хао удивился:

– Твоей матери? Почему ты вдруг о ней вспомнил?

– Я никогда о ней не забывал. Просто не думал, что она тебе интересна, поэтому не говорил о ней.

Ши Хао отложил меч на пол и коснулся плеча юноши:

– Мне все интересно, что связано с тобой. Хочешь поговорить о ней?

Хай Минъюэ почувствовал, как затягивается узел в его горле, и потупил взгляд.

– Наверное, не стоит. Ее все равно не вернуть разговорами. – Он перевел взгляд на хмурое лицо Ши Хао и попытался улыбнуться: – А ты помнишь свою маму?

Ши Хао мотнул головой:

– Я ничего не помню из детства. Мне казалось, я всю жизнь жил со стариком в персиковом саду. Но он утверждает, что нашел меня на берегу моря среди скал и камней, поэтому и дал мне такое имя.

Он перевел взгляд на плотно закрытые ставни с вырезанными из дерева цветами мэйхуа и канарейками, словно вспоминал что-то.

– Иногда я вижу сны о прекрасной женщине, красивой как орхидея и чистой как снег. Ее одежды всегда черные, а голос мягкий и ласковый. Может, это моя матушка? Хм… чаще всего в этих снах ничего не происходит и я вижу ее на балконе, залитом светом и окруженном облаками, как небесную фею. Она что-то нежно говорит, но я никогда не могу разобрать ее слов. За исключением одного очень странного сна, который можно назвать скорее кошмаром. Эта женщина была в отчаянии, она плакала в темноте и умоляла кого-то открыть дверь. Мне даже показалось, что она обращается ко мне, но я не видел никакой двери перед собой и не мог ее открыть, а потом проснулся.

Хай Минъюэ почувствовал укол ревности в сердце, когда в глазах Ши Хао промелькнула тревога за незнакомку из сна. Жар охватил его щеки.

– Ты видишь сны о женщинах? – произнес Хай Минъюэ, постаравшись сохранить ровный тон. – С каких пор они тебе нравятся?

Ши Хао засмеялся, поглядев на его лицо.

– Ты что, заревновал меня? Ха-ха-ха! Сказал же, я думаю, это моя матушка, иначе в кого еще я мог уродиться таким красавцем? Наверняка ее обижал мой родной отец и запер вместе со мной где-то в чулане, вот мне и приснились эти страшные воспоминания. Ах, как хорошо, что я все забыл и сбежал оттуда.

Он протянул руку и заставил Хай Минъюэ повернуть голову к себе.

– У меня может быть только одна любовь и страсть, и это яркая луна, светящая над морем. Я же уже говорил это сто раз, ни одна женщина не окажется с ней на одной ступени.

Хай Минъюэ с облегчением вздохнул. Из всех людей на свете Ши Хао был самым честным, он не скупился ни на похвалу, ни на критику и говорил прямо все, что лежало у него на душе, своим братьям. Чэн-эр слушал его сдержанно и часто делал вид, что ему и вовсе не интересно, а Хай Минъюэ внимал каждому слову Ши Хао и помнил чуть ли не все, что он когда-либо говорил.

Юноша снова взял в руки меч.

– Кстати, я пытался пробудить свою ржавую палку, – сказал Ши Хао, погладив ножны. – Но вон она, все еще валяется в углу, гнилая и тупая. Что же ты сделал тогда, чтобы призвать дух меча?

Хай Минъюэ протянул руку, чтобы забрать у него меч.

– Я не знаю толком. Это было такое странное чувство, словно я был готов умереть в ту же секунду, чтобы защитить Хэ Цзибая ценой собственной жизни. Я вытащил меч, думая, что он тоже сломается и дракон ранит меня вместо Хэ Цзибая. К моему удивлению, меч ответил на мой призыв.

Хай Минъюэ рассказал про призрачного мужчину, который появился перед ним как лунный свет и согласился одолжить свою силу.

– Это, очевидно, был дух меча.

Ши Хао задумчиво провел ладонью по нефритовым ножнам, гладким как шелк.

– Дух меча или душа его создателя? – спросил он. – Помнишь, старик сказал, что эти мечи выкованы из сердца будды? Не перешла ли часть его души в этот меч?

– Ты прав! – воскликнул Хай Минъюэ с восхищением. – Этот меч, получается… бесценен! Сам небожитель высшего ранга заточил кусок своей бессмертной души в нем перед смертью. Это такая честь – владеть этим сокровищем, что, боюсь, я недостоин.

– Глупости! Этот меч будто специально выковали для тебя. Старик сказал, что только чистые сердцем могут им владеть, а раз душа этого будды раскрылась перед тобой, ты должен с гордостью совершенствоваться вместе с ней. Придумай же ему красивое, поэтичное имя, как ты умеешь, – сказал Ши Хао с улыбкой. – Никто лучше тебя не владеет лирикой.

Хай Минъюэ подумал несколько минут, и имя само сформировалось в его голове.

– Дух будды сказал мне, что одолжит мне свою силу ради мира во всем мире. Мне нравится выражение, которое он использовал. Хэцин-хайянь, – произнес он тихо, но уверенно. – Это будет прекрасное имя для меча и в угоду его душе.

Лезвие в ножнах слабо засияло. Вытащив меч наполовину, Хай Минъюэ увидел, как древние символы сами вырезались на серебряном лезвии: Хэцин-хайянь ^[26], что значило «Река прозрачна, а море спокойно». Два родных юноше иероглифа Хэ и Хай стояли в одном столбце, разделенные символом Цин, что значит «чистый». Лучшего имени его мечу придумать было невозможно.

Ши Хао ухмыльнулся.

– Какой же ты все-таки льстец, Минъюэ, – засмеялся он. Хай Минъюэ почувствовал легкий стыд. – Все в угоду другим да в угоду другим.

– Разве это плохо? – произнес Хай Минъюэ, отведя взгляд.

– Неплохо, разумеется. Отречение от себя и от погони за славой, скромность и честность – это основы пути становления буддой. Вот только когда желание угодить другим ставит тебя в тягостное положение, а другие используют твою благодетель во вред, это прямой путь к саморазрушению. Не забывай о том, что гармония – наша конечная цель. Будь осторожен с людьми вокруг, не у всех сердца столь же чисты, как у тебя.

Хай Минъюэ выслушал его и постарался запомнить его слова, которые внезапно стали полны смысла. Ши Хао не из тех людей, что любят философствовать и цитировать трактаты ради красного словца. Каждое его слово было вымерено и произнесено с определенной целью, Ши Хао никогда не бросал слов на ветер. Когда его сердце не пылало яростью, а было безмятежно, он предпочитал промолчать, чем сказать что-то не подумав. Хай Минъюэ решил, что, раз он так сказал, значит, видит слабость в характере товарища, о которой хочет предупредить.

Хай Минъюэ взял меч и кротко поклонился:

– Благодарю за наставление, духовный брат.

Часть 8 Три сокровища (IV)

К вечеру, когда юношам наскучило сидеть в четырех стенах, Ши Хао вытащил Хай Минъюэ на прогулку в долину Цуэйлю. Перед этим они отыскали Бай Шэнси, Цзин Синя, Цин Лянь и Юй-эр и предложили пойти всем вместе.

– Почему бы нам заодно не проведать матушку Жо-эра? – с энтузиазмом спросил Ши Хао.

Бай Шэнси был очень занят для гуляний, это было видно по его лицу, но когда Цин Лянь согласилась прогуляться, он не смог заставить себя отказать.

– В долине Цуэйлю сегодня будет очень красиво, такое нельзя пропустить, – сказал он с улыбкой.

Молодые заклинатели спустились на мечах с горы и быстро достигли восточной деревни. Небо уже темнело, и снег медленно падал на землю почти вертикально, что было необычно для этого ветреного региона. Яркие красные фонарики зажглись под каждой крышей, и запах сластей проникал повсюду. На широких дорогах можно было встретить группы участников соревнования Чжуцзи, которые тоже вышли прогуляться, и просто людей, приехавших издалека. Таверны и гостиницы были набиты битком, и отовсюду доносились веселые голоса. Деревенские девушки и молодые заклинательницы носили в волосах красные цветы сливы мэйхуа.

Пользуясь своим положением, Бай Шэнси договорился с хозяином чайной, и его друзей посадили за лучший стол перед сценой, на которой будет выступать сказочник, хотя у входа стояла табличка: «Свободных мест нет».

– Для молодого господина Бая, который столько помогал мне, когда я ввязывался в неприятности с конкурентами, всегда найдется столик, – довольно прокряхтел хозяин чайной.

Бай Шэнси всеми силами просил не вспоминать о его ничтожных услугах, которые едва ли принесли пользу.

– Не скромничайте, молодой господин Бай, – засмеялась Юй-эр. – Все кругом твердят, какой вы хороший человек.

Цин Лянь скромно опустила взгляд в пол.

За праздными разговорами молодые заклинатели поужинали и подняли себе настроение несколькими кувшинчиками вина, прежде чем на сцену вышел пожилой мужчина с седой бородкой и праздный гомон зала притих в предвкушении сказки. Мужчина достал из рукава флейту и сыграл на ней чистую тоскливую мелодию, словно ее создатель сильно скучал о ком-то.

– Эту мелодию сочинила красавица Сюэ, сидя под розовыми ветвями сливы мэйхуа, – медленно начал сказочник, оглядывая зал. – Долгими черными ночами сидела красавица Сюэ среди снегов и ждала своего возлюбленного, который был отослан в далекие дали по приказу Императора.

Годы текли бескрайним потоком, но возлюбленный так и не возвратился. Красавица Сюэ не сомневалась в своей любви и верности и продолжала сидеть под цветущей сливой, там, где простилась с любимым.

Родители красавицы, исчерпав всякое терпение, посчитали юношу мертвым и решили выдать ее замуж за другого. Однако ни отцовские упреки, ни лязги мечей стражников, ни даже рыдания матери не могли заставить красавицу Сюэ встать со снега. Отец, отчаянный и несчастный, обратился к Императору с мольбой в письменном порядке приказать красавице встать и подчиниться воле родителей.

Император, пожалев отца, подписал приказ. Но когда министр и гвардейцы пришли, чтобы зачитать приказ, красавица Сюэ сделала вид, что не слышит их, оставаясь верной своей любви. Министр просил ее трижды, предостерегая о последствиях. Она трижды отвечала упрямо: «Я буду ждать своего возлюбленного здесь, где он мне обещал встретиться вновь».

Тогда министр пригрозил, что если она не подчинится, то всю ее семью казнят как преступников, но даже тогда красавица Сюэ не шелохнулась. Отчаявшийся отец в слезах прибежал к Императору и умолял его простить его семью. Рассердившись, Император приказал отцу убить свою дочь за неповиновение.

«Но она моя единственная дочь!» – взмолился отец.

«Это будет тебе уроком за то, что не воспитал ее как подобает!» – сурово ответил Император.

Той же ночью отец появился перед сливой мэйхуа с обнаженным мечом и со слезами на глазах.

«Я совершил ужасную ошибку, и я должен заплатить за нее», – произнес отец и замахнулся мечом над красавицей.

Но в этот момент два божества вмешались в их судьбу.

Богиня Гуаньинь, сочувствуя девушке, снизошла к ней, чтобы проявить свое милосердие. С другой стороны от нее появился Владыка Преисподней с волосами белее снега, облаченный в похоронные одежды. Владыка Преисподней сказал красавице, что пришел ее час и что больше ей не придется ждать на снегу.

Как только он это сказал, отец замахнулся мечом и отсек красавице голову, а вместе с ней и ветку сливы мэйхуа. Кровь оросила снег, и розовые цветы стали алыми.

Тогда рассерженная Гуаньинь вступила в бой с Владыкой Преисподней, который продлился четыре года, и победила его.

«Хорошо, ты можешь забрать душу девушки!» – сказал Владыка Преисподней, отступая.

Но к этому моменту душа красавицы Сюэ уже покинула тело, и даже богиня не могла призвать ее обратно.

В знак милосердия Гуаньинь превратила душу красавицы в снежинку, которая никогда не тает и путешествует по Великой Шуанчэн в надежде найти своего возлюбленного в следующей жизни.

– Вот почему, дорогие господа, в этот день девушки нашей долины носят цветы мэйхуа в волосах или на одежде, – закончил сказочник, приглаживая бороду. – Они почитают память красавицы Сюэ и ее бессмертную верность любимому. Этот день считают праздником влюбленных у нас в долине.

Узел затянулся в горле Хай Минъюэ.

– Какая печальная история, – произнес он, потупив взгляд. Тут рядом с ним кто-то по-настоящему всхлипнул.

По щекам Цзин Синя катились слезы.

– Я не ожидал, что это будет так трогательно, – прошептал он и достал белоснежный платок, чтобы привести себя в порядок. Хай Минъюэ, который тоже был тронут историей, но чудом не заплакал, утешающе положил руку ему на плечо. – Как стыдно…

Ши Хао посмеялся:

– Цзин-сюн уже крепко поддал, вот алкоголь и растопил его. Ничего, не стыдись, Цзин-сюн, мы и не такое видели.

От добродушного тона Ши Хао Цзин Синь издал смешок и стер слезы. Ши Хао тем временем скользнул взглядом по балконам и присвистнул. Он показал Хай Минъюэ на конкретное место, вызвавшее в нем столько удивления.

– Смотри, какие люди, – с широкой усмешкой произнес он. На балконе, вдали от суеты главного зала, сидел Чэн-эр в компании принцессы Хэ Сяо. Юноша был бледен, как всегда, и молчал, прожигая веселую принцессу красными глазами. Однако принцессу, похоже, его отсутствие навыков общения ничуть не смущало, и она говорила за двоих.

– Оставь его, – сказал Хай Минъюэ, в душе обрадовавшись. – Пусть общаются. Когда ты еще увидишь его таким счастливым?

Ши Хао изогнул бровь:

– Он счастливый? Как ты это увидел? Как по мне, так он все еще носит свое «я-убью-тебя-и-всю-твою-семью» лицо.

– Да нет же, у него влюбленное лицо.

– Ты пьян, у тебя явно галлюцинации. Влюбленное лицо у Чэн-эра? Мне страшно это представить. Если я когда-нибудь это увижу, у меня пойдет кровь из глаз.

– Это ты пьян и несешь пургу. Не говори так никогда. Чэн-эр заслуживает простых человеческих эмоций. Не надо над ним смеяться.

– Я не смеюсь, я же его старший брат. К тому же люди, которые над ним смеются, долго не живут.

– Это грязные слухи, Чэн-эр никогда никого не убивал. Он только пугает, нарочно отталкивая от себя людей, но никому не причиняет вреда.

– Ах, Минъюэ, как ты наивен…

* * *

После ужина молодые заклинатели вышли проветрить хмельные головы на холоде и посмотреть на фонари, которыми украсили улицы. Лавочники все еще стояли на дорогах, зазывая покупателей взглянуть на их самые диковинные товары.

– Купите веточку сливы мэйхуа, молодая госпожа! – кричал звонкий детский голос. По дороге, загруженный цветами, шагал Жо-эр, улыбаясь до ушей. Завидев знакомых молодых заклинателей, мальчик спохватился и рванул навстречу. – Молодой господин Бай и его друзья! Я так счастлив снова встретить вас!

Он отвесил глубокий поклон перед Цин Лянь и много раз ее поблагодарил за помощь его матушке.

– Как твоя матушка поживает? – спросила девушка, останавливая его поклоны.

Жо-эр расплылся в улыбке:

– Хорошо! Очень хорошо! Сегодня я помогаю ей продавать веточки сливы, которая растет у нас в саду. А на самом деле я усердно занимаюсь каждый день, чтобы меня приняли в ученики на гору Байшань. Мне снится чуть ли не каждую ночь, что однажды я стану таким же сильным лекарем, как ты, сестрица Цин.

Бай Шэнси не мог сдержать улыбки и добродушно поддержал его:

– Я обещаю тебе, что, если ты пройдешь вступительный экзамен, тебе назначат лучшего учителя. Я лично позабочусь об этом, малыш Жо-эр.

Жо-эр, сияя счастьем, закивал и поклонился.

– Моя матушка очень хочет вас поблагодарить, пойдемте к ней, пожалуйста! – заверещал он и убежал вперед, не оставив молодым людям иного выбора, кроме как последовать за ним.

Матушка Жо-эра стояла за прилавком с детскими игрушками, которые сама сшила. Ее стало не узнать: она заколола волосы веточкой сливы и ее лицо приобрело здоровый цвет.

Цин Лянь не приняла ее страстных благодарностей, но обратила внимание на игрушки. Тряпичные лошадки, кролики, куклы, они были расшиты аккуратно и умело.

– Красиво, – сказала она, прижимая к груди тряпичную лошадку. – Я хочу купить их.

– Я отдам бесплатно, молодая госпожа, берите какую хотите! – отозвалась женщина.

– Я хочу купить их все, – ответила Цин Лянь, и женщина потеряла дар речи. – Юй-эр, заплати сколько нужно.

Служанка покопалась по карманам и вручила в руки женщины тяжелый мешок с деньгами.

– Этого точно хватит. Я плохо умею считать, – посмеялась Юй-эр.

Жо-эр засиял еще ярче и заликовал:

– Ура, матушка продала все игрушки и может пойти домой отдыхать! Сестрица, сестрица, а зачем тебе так много игрушек? У тебя много детишек?

Цин Лянь мило улыбнулась мальчику и покачала головой:

– Сейчас нет, но когда-нибудь будут. Это красивые игрушки, и я буду рада, если мои дети будут с ними играть.

Бай Шэнси стоял поодаль и все слышал, но мог лишь грустно смотреть на узкую спину своей невозможной возлюбленной. Дети, которые будут играть с этими игрушками… будут не его. Хай Минъюэ тяжело вздохнул, глядя на эту печальную картину.

На другом конце улицы раздавались чьи-то громкие и, очевидно, пьяные возгласы. Двое высоких мужчин вывалились из чайной на улицу и чуть не рухнули в сугроб. Их силуэты были смутно знакомы. Следом за ними выбежал невысокий и худой юноша и всплеснул руками от бессилия.

– Ну за что мне все это? – взмолился он. – Братья! Стойте, куда вы пошли? Это не цветочный дом, а… А… Да черт с вами…

– Хэ Цзибай! – окликнул его Хай Минъюэ. Мальчик тотчас же обернулся.

– А-сюн!

Он оказался рядом в считаные секунды и засиял от счастья. Сердце Хай Минъюэ замерло от этого невинного, ласкового обращения. Ведь он и вправду был ему старшим братом… Еще никогда его не называли так ласково. И Чэн-эр, и Ши Хао обращались к нему только по имени.

– А-сюн! – запыхавшись, повторил Хэ Цзибай, но быстро спохватился и потупил взгляд. – То есть шисюн… Я хотел тебе так много всего сказать, что забылся…

– Я не буду против, если ты будешь звать меня а-сюн, – признался Хай Минъюэ с улыбкой. Ши Хао подозрительно изогнул бровь и стал пристально наблюдать за разговором, как нахохлившийся ястреб, сложив руки на груди. – Твои старшие братья, вижу, не выполняют своего братского долга.

Хэ Цзибай махнул рукой:

– У старшего брата день рождения, поэтому они решили отметить его как взрослые, но зачем-то заставили меня идти с ними.

– Старшего брата? Хэ Чэна? – переспросил Хай Минъюэ, замерев. Хэ Цзибай закивал.

А он и забыл, что настал этот день. Его собственный день рождения, который по несчастливой случайности совпадал с днем рождения старшего брата. Сегодня четвертому принцу исполнилось бы семнадцать лет.

Снег кружился над Великой Шуанчэн, как и в тот день, когда он родился, как и в любой другой день его рождения. Но с тех пор как он попал в семью Пьяницы Сюя, он перестал его праздновать, потому что, как оказалось, там никто не помнил свою дату рождения, поэтому никто и не задумывался о подарках и торжествах. Да и в Стране Сяо ни разу за десять лет не шел снег.

– Почему ты вдруг стал таким печальным? – удивился Хэ Цзибай. На лице Хай Минъюэ и вправду отражалась глубокая печаль. – Ты сердишься на них за то, что они доставили хлопот?

Юноша мотнул головой и натянул улыбку, но так и не смог оправдаться. Хэ Цзибай тоже печально поджал губы и тут будто вспомнил что-то. Он отвязал от пояса обсидиановый жетон и протянул Хай Минъюэ. Это был его артефакт, Путь сердца.

– Он твой по праву, а-сюн, – сказал мальчишка с улыбкой. – Ты его создал, ты все сделал так, чтобы забрать его у Покровителя Севера, а я только помог немножко. Я не заслужил им пользоваться.

Можно ли это считать его первым подарком от родного человека спустя столько лет? Хай Минъюэ протянул руку, чтобы взять свой жетон, созданный ценой бессонных ночей ради неизвестной цели, к которой он пытался проложить дорогу.

– Спасибо, – сказал юноша с болью в горле. – Младший брат.

Хэ Цзибай смущенно засмеялся.

Пока Хай Минъюэ привязывал жетон к своему поясу, мальчишка внезапно серьезно сказал:

– Вот бы ты и вправду был моим старшим братом… – Он тяжело вздохнул и тихо добавил: – У меня много братьев и сестер, но никто не любит меня и не обращается так же ласково, как ты. Но… знаешь, у меня был еще один старший брат, только он давно умер. Он тоже был сыном наложницы, как и я, поэтому, думаю, он бы не стал меня задирать. Я случайно подслушал разговор двух евнухов во дворце, и они сказали, что четвертый принц упал в колодец и замерз насмерть, а его лицо было изуродовано так, что невозможно узнать. Тогда еще служанка его покойной матушки сошла с ума и ее заперли в Холодном дворце… Мрачная история.

Сердце Хай Минъюэ заледенело, тошнота подкатила к его горлу. Он живо вспомнил лицо сына служанки его матушки, которого иногда видел возле стены, за которой жили слуги. Кто, если не этот бедный мальчик, послужил заменой четвертому принцу? И кто, если не его собственная мать, убила его, чтобы сын ее госпожи сбежал из своей ледяной тюрьмы?

Его ноги подкосились, и он бы упал на землю, если бы Ши Хао не поддержал его.

– А-сюн! А-сюн! – заволновался Хэ Цзибай. – О, я не должен был рассказывать такую жуть!

– Довольно мрачных историй на сегодня, – проворчал Ши Хао. – Твой а-сюн слишком впечатлительный. Пора идти домой.

– Я в порядке, – произнес Хай Минъюэ, немного совладав с собой.

– А я благородная дама с напудренным лицом, – ответил Ши Хао, фыркнув. Он обернулся, чтобы попрощаться с Бай Шэнси и девушками, но увидел, как Бай Шэнси в этот момент что-то говорит Цин Лянь и протягивает ей цветы мэйхуа, которые купил у Жо-эра. Цин Лянь молча приняла его подарок и приколола к своей прическе. – Понятно… Уйдем, не попрощавшись. Завтра извинимся, а им лучше сейчас не мешать.

– Любишь же ты побыть свахой, – тихо усмехнулся Хай Минъюэ.

– Это стратегический ход, Минъюэ. Мы же поспорили? Поспорили. Я сделаю все, чтобы выиграть спор.

Юноши тихо ушли с улицы, чтобы подняться на гору Байшань на мечах. Однако, проходя мимо сада с цветущими алым деревьями мэйхуа, Ши Хао услышал знакомый смех и повернул на звук.

– Я только посмотрю, – заверил он и раздвинул ветви дерева, заслонявшие весь обзор.

В темноте, освещенные единственным фонарем, под алыми ветвями самозабвенно целовались Чэн-эр и принцесса. В волосах девушки горели алые цветы.

Хай Минъюэ молниеносно закрыл рукавом глаза Хэ Цзибая до того, как мальчишка что-либо увидел.

– Что там, а-сюн? – заволновался Хэ Цзибай. – Что-то страшное?

– В каком-то смысле, – ответил Хай Минъюэ и, оттащив Ши Хао за руку от дерева, повернул прочь из сада.

– Что же за день сегодня такой, что везде одна любовь? – проворчал Ши Хао, с неохотой покидая сад.

Часть 8 Три сокровища (V)

В один из снежных и спокойных дней Ши Хао и Хай Минъюэ решили подняться на самую вершину горы Байшань, где стоял Храм Черного Дракона, и возжечь благовония.

– Хоть Новый год уже давно наступил, давай все равно попросим у духов благословения, – сказал Ши Хао. – И на храм поглядим, говорят, зрелище оттуда невероятное.

Вдвоем они не спеша стали подниматься по белым ступеням, покрытым снегом, которые вели по склону высоко на вершину, упирающуюся в облака. Чем выше они поднимались, тем печальнее становился пейзаж – в таком холоде сливы мэйхуа уже не цвели, и редкие голые стволы безжизненно торчали на фоне белого, словно похоронное покрывало, снега.

Между деревьев, уже ближе к самой вершине, стали появляться странные борозды, словно по снегу что-то волокли. Они всячески петляли, словно тащивший что-то человек ходил вокруг деревьев. Это показалось юношам подозрительным, и они решили отклониться от маршрута и пойти по следу.

– Что же это могли тут тащить? – удивлялся Ши Хао. – Следы совсем свежие, их проложили не более часа назад, ведь иначе бы снегопад их уже выровнял. Какой-то здоровый мешок тащили. И такой тяжелый, что не поднять.

Хай Минъюэ заметил что-то черное на снегу у себя под ногами и быстро поднял.

– Смотри.

Это оказалась короткая, длиной с палец, прядь жестких черных волос.

– Кусок гривы коня, – определил Ши Хао, задумчиво обхватив подбородок пальцами. – Но где же следы копыт? Мы видели только следы от мужских сапог, скорее всего одного человека.

– Волосы могли упасть с одежды, – предположил Хай Минъюэ, но тут ему на ум пришла совершенно нелепая догадка. – Или же здесь прошел не совсем человек. Посмотри на размер сапога. Это должен быть настоящий великан или человек с очень большими ногами. И черная шерсть… мне кажется, я видел такое существо.

В глазах Ши Хао тоже промелькнул свет.

– Император Снегов? Ты думаешь, Дракон – Покровитель Севера прогуливается тут, волоча за собой свой хвост?

В тот же момент где-то за серыми стволами деревьев кто-то громко чихнул, а затем застонал, чуть ли не захныкал.

– Кто плачет? – произнес Ши Хао, и юноши отправились на звук.

Они напрягли зрение и вдалеке различили большой черный камень, и по мере того как они приближались к нему, камень стал принимать человеческие очертания. Высоченный мужчина стоял, согнувшись пополам, у ствола сливы, одной рукой держался за ветку, а другой за поясницу. Длинный змеиный хвост с черной гривой волочился за ним из-под подола его черного императорского одеяния.

– Кто плачет… кто плачет… – проворчал Дракон – Покровитель Севера. – Если Мы заплачем, то небо рухнет. А сейчас Мы стонем от боли, юноша, ибо так стары и больны, что песок сыплется.

Юноши обомлели, увидев того самого Императора Снегов и Метелей, с которым сражались на втором испытании несколько дней назад, в таком странном положении. Очевидно, дракон согнулся и не мог разогнуться. Юноши поспешили отвесить поклон божественному созданию и громко представиться. На их слова Сюэ-ди только сильнее заскулил.

– Что с вами случилось, ваше величество? – обеспокоенно спросил Хай Минъюэ. – Спину прихватило?

– Юноша, вы либо очень глупы и не видите очевидного, либо так нерешительны, что не можете уверенно оценить всю серьезность ситуации и действовать, – произнес Черный Дракон, выдыхая облако пара. – Больно Нам. Спину… заклинило.

– Я помогу, – тут же произнес Хай Минъюэ. – Я немного знаю медицину.

Он приблизился и прощупал точки на спине бедного дракона. Ши Хао состроил на лице печальную гримасу – слишком уж часто юноши вправляли спину Пьянице Сюю – и помог поддержать старика.

– Немного – это сколько? – заворчал Сюэ-ди. – Мы не хотим остаться в позе… бр-р… примитивной каракатицы на остаток дней. А! Аккуратнее!

Буквально нескольких движений ловких пальцев Хай Минъюэ хватило, чтобы привести спину дракона в движение. Сюэ-ди ойкнул, слегка покачнулся, почти повиснув на руке Ши Хао, за которую держался, и со скрипом разогнулся, точно старое дерево. Теперь он возвышался над юношами в полный рост, как огромная гора, и им даже пришлось задрать головы, чтобы посмотреть ему в лицо. Это был первый раз, когда они его видели, потому что в подземелье было так темно, что они разглядели лишь очертания дракона, но не его лицо. Оно сохранило молодость, но глубокая морщина навсегда залегла между его сурово сдвинутых бровей. Его глаза были чернее ночи, в них даже не было видно зрачков. На голове Императора Снегов величественно держалась корона дракона с занавеской из бусин, но из-за его маневров она слегка накренилась.

Хай Минъюэ скромно улыбнулся под его пристальным взглядом и отвесил поклон, и только тогда Император Снегов заметил меч на его поясе.

– Ах, это ты, юноша, – произнес он совсем другим голосом, более доброжелательным. – Судьба свела нас вместе. Мы не удивлены, что обладатель этого меча пришел на помощь, но все же прими Нашу императорскую благодарность. Поступки от чистого сердца следует награждать.

– Ваше величество запомнили меня?

Черный Дракон погладил свою длинную козлиную бороду, не отрывая задумчивого взгляда от его меча.

– Как смеем Мы забыть этот меч? – Затем он посмотрел на Ши Хао и слегка наклонил голову, отчего его массивная корона накренилась под опасным углом. – Ах, это ты… ты заставил Нас… ха-ха… вспомнить молодость.

Он посмеялся, как свистящий чайник, и элегантно развернулся.

– Идемте, Мы позволим вам попить с Нами чаю. Вы же направлялись в Храм? Его хозяин ^[27] сегодня благосклонен.

Не дожидаясь ответа юношей, Император Снегов и Метелей медленно пошел вперед, а его хвост потащился за ним, оставляя на снегу глубокую борозду. Ши Хао кивнул на хвост и сделал предостерегающий жест: «Как бы не наступить на него!»

Дракон поднялся на вершину с той же скоростью, с какой бы это сделала старая черепаха, величественно вышагивая по снегу и позвякивая бусинами на занавеске короны. Юноши плелись за ним по обе стороны от хвоста в могильной тишине. Сюэ-ди потерялся в своих мыслях, и юноши боялись нарушить его благородное молчание.

В какой-то момент туман стал таким густым, что увидеть дорогу было сложно, но дракон ориентировался в этой местности даже с закрытыми глазами. Совсем скоро юноши почувствовали под ногами твердый камень ступеней и поднялись следом за Сюэ-ди прямо в облачную массу холодного воздуха.

Однако стоило им преодолеть туман, как солнечные лучи засияли на вершине ступеней, и величественный храм вырос перед их глазами. Загнутые крыши блестели золотом в ясных лучах, и красные фонарики покачивались ровным рядом по обе стороны от высоченного входа, над которым висела табличка: «Храм Черного Дракона – Покровителя Севера».

Сюэ-ди безмолвно вошел туда, как к себе домой. Внутри горело множество свечей и дымились сандаловые благовония, ярко-красный ковер вел прямо к сияющему золотом алтарю для поклонения. Сюэ-ди медленно прошелся до самого алтаря, придирчиво осмотрел подношения из фруктов и угощений, протянул руку, словно выбирая, какое взять, и тут приметил здоровое блюдо лунных пряников. Его лицо засияло счастьем, и Черный Дракон взял целое блюдо, которое в его больших руках казалось маленькой тарелочкой. Затем он обошел алтарь и открыл дверь за красным пологом, за которым оказалась просторная комната со смежной спальней.

Вся роскошная мебель в этой комнате была невероятных размеров, поэтому юноши чувствовали себя карликами, когда Черный Дракон усадил их на подушки, которые вполне бы сошли им за кровати.

– Мы заварим чай, – огласил Сюэ-ди и поставил тарелку пряников на стол. – Мы заварим чай, который Нам передал старый друг.

Казалось, пряники так сильно подняли дракону настроение, что он даже вышел из своей роли старого императора и теперь казался чьим-то ласковым дедушкой. В следующий миг он уже принес горячую воду и набор для заваривания чая. Длинным пинцетом он вдохновленно добавлял сушеные листья в чайник, вдыхая их пряный аромат.

– Ваше величество, что же так обрадовало вас? – осторожно спросил Ши Хао, наблюдая за выражением лица старого дракона.

– Много хороших вещей произошло с Нами сегодня, юноша, – ответил Сюэ-ди. – Мы были в беде, а вы пришли на помощь, это благородное дело. Мы рады, что этот меч попал в руки благородного человека. Как тебя зовут, юноша?

Он смотрел на Хай Минъюэ, поэтому тот и ответил.

– Хм… – произнес дракон задумчиво. – Минъюэ…

Он закончил выбирать листья и закрыл чайник крышкой, отставив на время поднос подальше. Из широкого рукава он достал драгоценный нож и, подвинув к себе тарелку с пряниками, разрезал один пополам. Внутри оказался соленый утиный желток. Лицо дракона засветилось искренней радостью, он осторожно взял половинку пряника и показал юношам, сидящим напротив за столом.

– Минъюэ, ха-ха-ха. – Он вновь свистяще засмеялся. – Смотри-ка, внутри этого пряника тоже полная луна. Владыка Судеб снова забавляется совпадениями. Мы задаемся вопросом, кто же оставил для Нас целое блюдо пряников.

Он втянул носом запах пряника, словно анализируя его происхождение, и подытожил:

– Дева из Страны Байлянь. Да. Нежный запах руки девственницы и уникальная комбинация ингредиентов, которую знают лишь умельцы из Страны Байлянь. Поистине восхитительный аромат. Угощайтесь. Мы стары и больны, лекари запрещают Нам баловать себя сластями. Но против одного чудесного лунного пряника из Байлянь Мы не в силах устоять, поэтому ослушаемся рекомендаций.

Вид и чудесный аромат лунных пряников породили болезненный трепет в сердце Хай Минъюэ. Его родина славилась уникальным рецептом пряников, которые спешили купить все проезжающие мимо купцы и знатные люди. Пряники из Страны Байлянь таяли во рту и дарили счастье, сравнимое с вечным блаженством будды. Во дворце князя был собственный мастер по приготовлению пряников, но матушкины пряники все равно были для четвертого принца самыми вкусными. Его охватила грусть по прошлому, которого уже не вернуть.

– Мы правда можем съесть по прянику? – уточнил Ши Хао с улыбкой. – Какая редкая удача, я никогда не был в Байлянь, но всю жизнь мечтал попробовать их лучшее блюдо. Минъюэ оттуда родом, но, к сожалению, он не знает, как их готовить по тому особому рецепту.

Дракон снова засмеялся своим странным, старческим смехом.

– Какое любопытное совпадение… – спустя какое-то время произнес он, разливая чай по чашкам. Приятный аромат первых весенних цветов растекся по комнате, смешиваясь с сандаловыми благовониями. – Знаешь ли ты, юноша, историю своего меча? Вернее, историю его создателя?

– Нет, – ответил Хай Минъюэ, так и не притронувшись к пряникам, потому что боялся пустить слезу, если вновь почувствует их вкус.

– Не могли бы, ваше величество, поведать нам ее? – спросил Ши Хао. – Так вышло, что я обладаю вторым таким мечом, только вот еще не пробудил его.

– Ах, у тебя его пара? Как хорошо, – с облегчением произнес дракон и пригладил бороду. – Мы боялись, что их разлучат и они окажутся в руках заклятых врагов. Эти мечи – самое ценное, что есть на свете, ими нельзя сражаться друг против друга, иначе его хрупкая душа расколется. Мы были так удивлены, увидев вновь его прекрасный лик, когда ты, юноша, призвал его душу в мече… Мы даже не увернулись от твоего удара. Слушайте Нас не перебивая, иначе Мы забудем что-нибудь важное.

Черный Дракон неспешно поведал историю, которая началась сотни тысяч лет назад, когда первый Небесный Император Чжуансюй взошел на трон и объединил богов под одной властью. Уже тогда на Небесах проживало множество будд, бодхисаттв, богов и прочих существ, наделенных определенной силой, и Император всем им даровал титулы при дворе.

– Создатель ваших мечей был буддой по имени Жуань Юань ^[28]. Он получил от Императора звание одного из четырех приближенных министров и почетный титул Старейшины Дэтянь-духоу ^[29]. Вы знаете о Четырех Драгоценностях Чжуансюя? Ах, кого Мы спрашиваем… Так назывались четверо приближенных министров его величества, четыре самых могущественных божества на то время. Первым был Ян-сыцзюнь, повелитель Запада и Владыка Преисподней. Никто не знает, когда и как он появился на земле, но говорили, что он был одним из самых первых божеств, родившихся из света и тьмы. Вторым был повелитель Юга, Ланьлинский Князь, Непревзойденный Генерал Ли Цзяньюй, будь он неладен… Третьим был Фэндао-цзюнь ^[30] с Восточного континента, Мы так и не поняли, в чем была его заслуга, но с волей Императора спорить не хотели. А четвертым стал Жуань Юань, известный как самый благородный и скромный бессмертный на всех Девяти Небесах. Все четыре драгоценности обладали исключительными чертами, которые нравились Императору, но Жуань Юань был из них, бесспорно, самым красивым, от него было трудно отвести взгляд. Как сверкающая жемчужина выделяется среди неровных кусков чистейшей яшмы, так Жуань Юань выделялся среди остальных небожителей.

Дракон посидел какое-то время в тишине. Уголки его губ печально опустились:

– И по сей день лишь трое из четырех министров сохраняют свою должность…

– Дайте угадаю, как раз Жуань Юаня среди них нет? – заметил Ши Хао с ухмылкой. – Неудивительно. Четыре – это неудачное число.

Комментарий Ши Хао натолкнул Хай Минъюэ на мысль, что, возможно, его тяжелая жизнь во дворце была предначертана судьбой из-за того, что он родился под несчастливой цифрой четыре, но он быстро отмахнулся от этой мысли.

– Не перебивай Нас, наглец! – рассердился дракон. – Слушай молча, тебя не учил твой учитель? Так вот…

У каждого из министров были свои обязанности перед Императором. Ян-сыцзюнь властвовал на Западе, в Преисподней, и беспристрастно судил души мертвых перед тем, как отправить их на круг перерождения.

Фэндао-цзюнь был повелителем Востока и… кхм… покровителем бездельников, артистов и пьяниц. Основал Гильдию Артистов на Небесах и по сей день ставит представления для Императора и его свиты вместе с этим… как его… ушастым таким… Ай, ладно… Так вот, хоть и называют его Господином, Рассекающим Ветер, не управляет он никакой стихией. Это прозвище он сам себе выдумал, победив однажды в Небесной Эстафете на Облаках. Дуралей, одним словом.

Ланьлинский Князь был храбрым воином, отвечал за Южный континент и возглавлял Небесную Армию. Отличается умом и находчивостью, но уж больно самовлюбленный зануда он. Иногда люди кажутся куда умнее и приличнее, когда молчат, но Ли Цзяньюй всю свою подноготную выставляет напоказ. Когда что-то ему нравится, его за уши не оторвешь, рот не заткнешь, а если что не нравится, то он приложит все усилия, чтобы каждому прохожему на это пожаловаться.

На плечи же Жуань Юаня легла ответственность за гору Куньлунь, на которую любил наведываться Небесный Император, чтобы отдохнуть от дел. Благородный Старейшина Дэтянь-духоу жил на горе Куньлунь и проводил свой досуг, совершенствуясь с мечом среди персиковых деревьев и волшебных фениксов.

Услышав о Господине, Рассекающем Ветер, юноши переглянулись. Пьяница Сюй постоянно воображал себя именно этим божеством и грозился обратиться в огромного будду с девятью парами рук перед ругающими его за дебош деревенскими. Но от старика не исходило никакой божественной энергии, он не владел заклинаниями и был способен разве что разбить ребром ладони тонкую деревянную дощечку.

Дракон продолжал:

– Жуань Юань прослужил на своей должности министра несколько тысяч лет, заботился о персиковых деревьях, как о своих детях, чтобы Императору было приятно ходить по саду, был ко всем добр и ласков. Волшебные птицы фэнхуан, живущие в садах, садились ему на руку и пели, как ручные, и красота просветленного бога наполняла собой сад, как источник жизненной силы. Одно удовольствие было находиться на горе в его присутствии.

У Жуань Юаня был верный помощник, юноша по имени Сяо Яо, который появился на горе ниоткуда в один прекрасный день и пожелал совершенствоваться в божественном персиковом саду. Юноша был настроен очень серьезно и упорно добивался своего, даже после того как Жуань Юань строго приказал ему больше не появляться в саду и выставил за ворота, на следующий же день первое, что увидел Жуань Юань возле божественного источника, – это подметающего двор наглеца. Сяо Яо не собирался уходить и все убеждал бессмертного в том, что он ему пригодится. В конце концов Жуань Юань полюбил его за упорство, ведь юноша оказался очень талантлив и сообразителен, чего уж говорить о его красоте, сравнимой с красотой бессмертных. Так Сяо Яо стал учеником Жуань Юаня.

Дракон с ухмылкой пригубил чаю, его взгляд потерялся в воспоминаниях. Только спустя какое-то время он погрустнел и тяжело вздохнул:

– Хорошее было время, пока Жуань Юань служил Императору. Как перестал служить, так и настал в мире какой-то хаос непонятный, и с каждым столетием все хуже и хуже.

– Что же случилось? – спросил Хай Минъюэ. Юноша проникся историей Жуань Юаня и сопереживал ему.

Дракон рассказал:

– Однажды на гору Куньлунь обрушилось бедствие. Небеса потемнели над горой, и солнце не выходило несколько лет. Страшная болезнь поразила персиковые деревья, и даже божественная сила будды не могла с ней справиться. Сад Императора погиб, а божественный источник в один день стал ядовитым. Сяо Яо каждый день заваривал чай с водой из источника и не заметил ничего странного в тот день. Когда Жуань Юань спустился с Небес, куда отлучился искать помощи у других министров, он нашел Сяо Яо мертвым под иссохшим персиковым деревом. Печали Жуань Юаня не было предела. Говорят, что в тот день на небе разразилась буря, какой не видели за всю историю существования трех миров. Словно первозданные силы порядка и хаоса, создавшие богов, сошлись в яростной битве.

Небесный Император разочаровался в Жуань Юане за то, что тот не смог предотвратить катастрофу в его любимом саду. Жуань Юань был лишен звания за свою неспособность. Он был сослан с Небес на Землю в наказание, на самый холодный из континентов, и обратно подниматься ему было запрещено.

– Да… – протянул Черный Дракон. – Жуань Юань никак не мог оправдаться перед Императором, ему оставалось только принять свою судьбу и жить среди людей. Но и здесь, после того как его скорбь по любимому ученику миновала, он нашел удовольствие – ему полюбился народ, который тут жил, и стал он обучать людей просветлению. Он даже взял новую фамилию – Бай ^[31], потому что все вокруг него было белым. Вы же слыхали об основателе ордена Байшань Бай Юане, что был чист как яшма и прозрачен как лед?

– Легенды говорят, что Бай Юань разочаровался в красоте горы Куньлунь, – ответил Хай Минъюэ. – Поэтому он пришел на Север и основал свою школу.

Император Снегов и Метелей махнул рукой:

– Легенды врут, мальчик. Как можно разочароваться в божественном сиянии персиков горы Куньлунь? Даже слепец, неспособный видеть их красоту, был бы пленен их ароматом, какого не издает ни один земной цветок. Слушай Нас, ведь Мы все видели своими глазами.

Он стал рассказывать дальше:

– В то время, когда Жуань Юань устраивал свою человеческую жизнь после изгнания, Черный Дракон уже покровительствовал над Северным континентом, как и три других бога-дракона. Он пригляделся к молодому учителю и сразу раскусил его божественную сущность. Узнав о его истории у небесных чиновников, дракон решил проверить его на прочность и десять лет без конца посылал студеные ветра и метели, с которыми Жуань Юаню приходилось разбираться. Тогда Жуань Юань решил забраться на вершину самой высокой горы и своими руками возвел там храм, чтобы задобрить вредного дракона.

От сильного порыва ветра Жуань Юань едва не падал в пропасть вниз с горы, когда клал черепицу на крыше храма, его руки были обожжены лютым морозом, а венец, державший прическу, полностью покрылся льдом. Однажды он не удержался и сорвался с крыши, ледяной ветер подхватил его легкое тело и унес в неизвестном направлении. И тогда Черный Дракон снизошел и явился перед Жуань Юанем в своей истинной чешуйчатой форме, позволив ему прокатиться на своей спине.

Жуань Юань сделал вид, что не знает, что все его невзгоды были по вине дракона, и сердечно благодарил его за спасение. Дракон был тронут искренностью и внутренним светом будды, поэтому не стал больше его проверять, а, наоборот, отныне отгонял скверную погоду, когда Жуань Юань поднимался в гору, чтобы достроить храм.

Молодой учитель был терпелив и добр к окружающим, глубина его мудрости была непостижима простому смертному, но он выбирал такие слова, чтобы даже ребенок понял смысл его притч. Дракон привязался к Жуань Юаню, и они стали настоящими соратниками.

Сюэ-ди потер глаз, точно прослезился от воспоминаний.

– Потом он женился, завел много детей и основал свою школу, которая по сей день зовется школой Байшань. Женился… ха… скорее, это жена его на себе женила. Как пристала к нему, совсем бессовестная, прямо как тот его ученик, а ведь он ей говорил, что хранит целомудрие, но она в конце концов его сразила, пф… всего лишь генеральская дочка, а сама как целый генерал, будь она мужчиной, завоевала бы полмира, а так лишь доброе сердце себе подчинила. – Дракон фыркнул, а потом будто опомнился. – Кстати, почему Мы вдруг стали рассказывать о Жуань Юане?

Хай Минъюэ тактично ответил:

– Ваше величество хотели поведать нам историю создателя меча.

– Ах! И правда. Мы что-то отвлеклись. Эти пряники… навеяли воспоминания о старом друге. Эх… Жуань Юань был буддой, бессмертным, несмотря на то что существовал в человеческом обличье. Но, как все во вселенной, даже бессмертных настигает конец. Жуань Юань ковал мечи в кузнице, когда перед ним появился Владыка Преисподней, Ян-сыцзюнь. Когда Жуань Юань был министром, Ян-сыцзюнь был его близким другом, поэтому Ян-сыцзюню было больно говорить молодому учителю, что его час настал. И тогда Жуань Юань попросил отсрочить свою смерть на какое-то время в обмен на лучший в мире духовный меч, который только можно выковать. Ян-сыцзюнь не интересовался мечами… у него уже и так был самый лучший меч в мире, Скорбь Поэта, великолепное изделие… ах, если бы он спросил Нас, что подарить Ян-сыцзюню, Мы бы посоветовали чай… но в итоге Ян-сыцзюнь согласился, сжалившись над старым другом, который хотел еще немного побыть с любимой женой и детьми.

Несколько близких друзей из Небесного царства пришли на последний ужин, на который Жуань Юань их пригласил.

– И Мы там были, и Фэндао-цзюнь, и Ланьлинский Князь. Ян-сыцзюнь не пришел.

Жуань Юань провел несколько дней с семьей и старыми друзьями, а потом поднялся в храм на вершине горы, который построил своими руками, принял божественную форму, вырвал свое сердце, полное любви к своей семье, своему народу и покойному ученику, и превратил его в металл, который не найти ни на Земле, ни на Небесах, ни в Бездне. Металла оказалось так много, что его хватило на целых два меча.

– Мы были рядом, когда Ян-сыцзюнь вернулся забрать душу Жуань Юаня, – вздохнул Сюэ-ди. – Вместе с Нами стояли и его друзья. Жуань Юань отдал оба меча Ян-сыцзюню, но в его глазах не было ни капли радости, а Нам казалось, что беспристрастный Владыка Преисподней роняет невидимые слезы.

Ян-сыцзюнь в последний момент отклонил подарок Жуань Юаня. Он сказал: «Не пятнай свою душу грехом подкупа».

Жуань Юань удивился: «Но я уже выковал эти мечи, что же теперь ты мне прикажешь с ними делать? В них часть моей души, пусть они будут у тебя».

Ян-сыцзюнь ответил: «Оставь их тому, кто будет заботиться о твоей душе».

– Мы так надеялись, что Жуань Юань отдаст мечи, свое сердце, Нам, – продолжил Сюэ-ди печально. – Но, очевидно, его верный соратник, то есть Мы, оказался ненадежнее, чем этот… невыносимый пьяница… как там его… Господин, Рассекающий Ветер! Фэндао-цзюнь!

Сюэ-ди вдруг замолчал и серьезно вперился в Хай Минъюэ. Его взгляд очень долго и напряженно сверлил его, точно дракон думал, что юноша виноват в какой-нибудь катастрофе планетарного масштаба. Хай Минъюэ сглотнул и покосился на Ши Хао в поисках поддержки, но тот напряженно сверлил дракона взглядом в ответ.

– А вы, юноши… откуда у вас эти мечи, Мы забыли спросить?

– Так получилось, что наш отец их хранил какое-то время у себя, – ответил Хай Минъюэ. – И подарил нам, когда мы покидали дом.

– Кто ваш отец? – нахмурился Сюэ-ди.

– Деревенский пьяница, – ответил Ши Хао без стеснения. – Он и рассказал нам о Господине, Рассекающем Ветер. Нет, он точно не может вдруг оказаться божеством, у него даже нет духовного ядра.

Сюэ-ди долго о чем-то думал, пока догорали свечи.

– А кто его разберет, этого шута, – проворчал он наконец, снова помрачнев. – Можете забирать все пряники, Мы не можем больше чаевничать тут. Пора Нам на секунду показаться на Небесах. Все, история закончилась, идите, куда шли. Жуань Юань умер и переродился, его мечи забрал с собой Господин, Рассекающий Ветер. С тех пор Мы не покидали Северный континент, а охраняли орден Байшань в память о друге. Сейчас Мы… на заслуженном отдыхе.

Черный Дракон тяжело выдохнул.

– Мы благодарим за компанию, но вынуждены проводить вас вон.

Юноши, не имея другого выбора, встали и поклонились божественному существу, забрали тарелку пряников и вышли из потайной комнаты.

– Видимо, Господин, Рассекающий Ветер, сильно досадил Покровителю Севера, – тихо произнес Ши Хао. Юноши остановились перед алтарем, чтобы поставить обратно тарелку с пряниками и воскурить благовония. – Да я в жизни не поверю, что наш дед – божество. Наверно, Господин, Рассекающий Ветер, пропил мечи или уронил их с неба в пьяном угаре и они как-то попали в руки деду, пока он совершенствовался в каком-нибудь храме, в котором и услышал все эти истории. Без присутствия божественной силы мечи заржавели, пока валялись у него в сарае. Вот только… книга Чэн-эра тоже божественный артефакт. Как же она досталась деду? Неужели тоже от Господина, Рассекающего Ветер?

Хай Минъюэ думал о силуэте небожителя, облаченного в белые одежды и носящего шпильку из персиковой ветви, который вырвался из его меча в момент сражения с Черным Драконом. Теперь не оставалось сомнений в том, что это была часть души Жуань Юаня, которую тот поместил в меч вместе со своим сердцем.

Должно быть, страну Байлянь тоже основал Жуань Юань. Хай Минъюэ помнил рассказы учителей об истории своей страны. Она всегда была маленьким кусочком белой земли у Северного моря, которую основал безымянный странник, прозрачный как лед, чистый как яшма, в белых одеждах, которые сливались со снежным пейзажем. Лето в стране Байлянь очень короткое, но его хватает, чтобы в нескольких озерах зацвели белые лотосы, которые распускаются только в холодном климате. Проходя мимо озера с цветущими белыми лотосами, на котором работали люди, странник назвал это место Байлянь, что значит «белые лотосы». Он прожил несколько лет с населявшим эти земли народом, и люди полюбили его за доброе сердце и мудрые слова. Говорили, что странник был буддой в человеческом обличье, потому что обычный человек не мог быть так непорочен и справедлив. Странник не захотел лично править страной, а назначил самого праведного человека князем этих земель. Убедившись, что Байлянь в надежных руках, однажды странник просто растворился среди снегов.

Взгляд Хай Минъюэ опустился на блюдо с пряниками.

В легендах, которые наложница Е рассказывала маленькому четвертому принцу во дворце, говорилось, что, когда странник жил с народом Байлянь, однажды во всех домах на домашнем алтаре появилось блюдо с лунными пряниками. Люди посчитали это даром божества, которое покровительствует их краю. Пряники были такими вкусными, что таяли во рту – и слезы выступали на глазах даже самого хладнокровного человека. В то же утро одному повару приснился сон о том, как он готовил лунные пряники, и он решил повторить процесс приготовления из своего сна. Его пряники оказались точь-в-точь как те, что прислал бог, и повар решил никому не раскрывать секрета лунных пряников Байлянь. Он стал продавать пряники и очень разбогател, и только перед самой смертью он рассказал сыну секретный рецепт.

– Матушка-наложница, а ты тоже знаешь секретный рецепт? – спрашивал четвертый принц.

Наложница Е качала головой:

– Сейчас существует множество разных рецептов лунных пряников, они тоже получаются вкусными. Но никто, кроме семьи того повара, так и не узнал божественного секрета. Мои пряники всего лишь имитация. Если ты хочешь настоящих пряников Байлянь, я скажу, чтобы принесли.

– Нет, твои все равно самые вкусные!

Погрузившись в воспоминания, Хай Минъюэ прослушал половину того, что говорил Ши Хао, и опомнился, только когда юноша коснулся его плеча.

– Тебе не нравятся лунные пряники? Ты не съел ни одного. Не хочешь узнать, как готовит наша будущая невестка? – улыбнулся Ши Хао.

Кто, кроме Хэ Сяо, мог принести подношения черному дракону? Хай Минъюэ об этом даже не подумал.

– Мне сейчас не хочется, – ответил Хай Минъюэ, надеясь, что Ши Хао не догадается о его скрытой грусти.

Ши Хао покачал головой, а затем достал из рукава платочек, завернул один пряник в него и убрал юноше в карман.

– Невежливо отказываться, когда сам бог-дракон угощает тебя, – улыбнулся он своей яркой улыбкой, и на душе Хай Минъюэ сразу потеплело.

Произнеся свои молитвы и совершив три глубоких поклона перед алтарем бога-дракона, юноши покинули храм. Перед тем как спуститься по ступеням в холодное облако, зависшее на вершине горы кольцом, Хай Минъюэ обернулся. В небесах огромный черный змей взмывал вверх по спирали и исчезал в золотом сиянии Небесной границы.

Часть 8 Три сокровища (VI)

Несколько недель спустя судьи созвали отряды для участия в последнем испытании. На тот момент Ши Хао все еще возглавлял список с самым высоким баллом, а за ним на втором месте шел Цзин Синь. И хотя отрыв у них был небольшой, Цзин Синь скромно говорил, что ни за что не перегонит Ши Хао.

– Молодой господин Ши – единственный, кто достоин победить. Я ему и в подметки не гожусь.

Цзин Синь превратился в самого верного последователя Ши Хао, за которого был готов пожертвовать собственной жизнью.

Отряды собрались перед Дворцом Просвещения, и Цянь Сян, облаченный в черные одежды, появился на ступенях. Он подробно рассказал, в чем заключается испытание, но ничего нового его ученики не узнали. Отряды попарно войдут в иллюзию, где один будет отрядом защитников, а другой – завоевателей. Лидер отряда защитников будет владеть Ключом Власти, а задача лидера завоевателей – отобрать его любой ценой, чтобы стать во главе мира.

Цянь Сян сформировал на ладони сияющую в лучах солнца золотую сферу размером с утиный желток.

– Так выглядит Ключ Власти над вашим миром, – произнес он, показывая шар со всех сторон. – Он обладает разрушительными способностями. Его сила может обратить весь иллюзорный мир в пепел. Не бойтесь причинить боль соперникам – в иллюзии ваши тела будут ненастоящими, а души надежно защищены. Даже если вы убьете друг друга, настоящие тела останутся невредимыми. Ваша главная цель – уничтожить любую угрозу для Ключа. Испытание завершится при одном из трех условий. Первое: один отряд уничтожит другой и станет единственным обладателем Ключа Власти. Второе: если Ключ Власти будет уничтожен. Это вызовет катастрофу, которая разрушит иллюзорный мир. Подобный результат нежелателен, но я буду судить каждого участника отдельно. Третье условие: один отряд убедит оппонентов отказаться от Ключа Власти. В таком случае те, кто согласится отдать его, не получат ни одного очка.

– Учитель, а когда мы узнаем, какие отряды – защитники, а какие – завоеватели? – с нетерпением спросил Ши Хао. Он был настроен на победу любой ценой, независимо, в какой категории окажется.

Цянь Сян усмехнулся:

– Ты узнаешь, когда попадешь в иллюзорный мир. Если при тебе окажется Ключ Власти – значит, ты защитник. Если нет – ты завоеватель. В этом заключается сложность испытания. Вы не узнаете, кто ваши оппоненты, пока не встретите их в иллюзии. После начала испытания завоевателям первым делом придется разыскать защитников. Надеюсь, вы хорошо запомнили лица всех участников соревнования… Я не должен этого говорить, но на тебя, Ши Хао, я возлагаю огромные надежды. Не подведи меня.

Несколько судей по его приказу сложили печати, и на земле активировалось поле, нанесенное заранее. Учитель выкрикнул заклинание, и все двадцать четыре отряда оказались под прочным синим куполом иллюзии.

* * *

Дворец в столице Байлянь стоял в могильной тишине, утопая под сильным снегопадом. Облаченный в роскошные белые одежды князь слушал доклад генерала, склонившегося перед троном. Хороших новостей не долетало до его ушей уже долгих четыре года, пока огромная армия Кровавого Барона пожирала страну за страной от запада до востока.

Везде, где проходили его войска, проливались реки крови, этот человек не жалел ни своих людей, ни врагов, ни женщин, ни детей, и люди шли за ним на смертный бой, трепеща перед его решимостью. Его военные походы были гениально спланированы и выполнены с точностью до мелочей. Своими громкими и четкими словами, бившими точно в цель, он воздействовал на разум простых людей, обращая их в верных солдат, готовых положить жизнь за великую цель Кровавого Барона – прекратить вражду между государствами и построить собственное, единое королевство, с одной верой и одной правдой. Вместо множества княжеств, постоянно воюющих друг с другом, он хотел объединить все земли четырех континентов под одним императорским знаком. Кровавый Барон свято верил в то, что сумеет установить свой собственный мировой порядок, который он звал «волей народа».

Князь понимал, что, если Кровавый Барон нападет на Байлянь, столица не простоит и дня, пока князь не применит оружие, способное уничтожить полмира и вместе с ним и Кровавого Барона. Князь боялся идти на такие невосполнимые жертвы, как уничтожение мира, и надеялся договориться с Кровавым Бароном, чтобы защитить своих людей и свое уникальное оружие.

Однако чем ближе Кровавая армия подбиралась к Северному континенту, сметая все на своем пути и оставляя горы трупов позади, тем призрачнее становились надежды князя.

Внезапно доклад генерала прервал министр, ворвавшийся в кабинет без стука. Князь поднялся с места, перепугавшись.

– Ваше величество, Великая Шуанчэн подписала капитуляцию! – вскричал юный министр, задыхаясь. – Кровавый Барон захватил Северную Столицу!

– Этого не может быть! – воскликнул князь, белея. – Армия Великой Шуанчэн пала всего за несколько дней?

– Нет, мой князь! – произнес министр. – Армия Великой Шуанчэн собралась противостоять Кровавой армии, но едва их Император увидел, что Кровавая армия заполнила собой всю линию горизонта, так он и сдался! Он остановил своих генералов и просил переговоры! Кровавый Барон захватил трон, не потеряв ни одного солдата в бою! Теперь армия Великой Шуанчэн перешла под его командование и его элитные войска превысили сотню миллионов воинов!

Мир стремительно рушился под властным кулаком Кровавого Барона. Байлянь оставалась последним нетронутым куском карты Поднебесной.

– Что нам делать, ваше величество? – взмолился министр. – Байлянь зажата границами Великой Шуанчэн и побережьем, как мы можем противостоять?

Князь с тяжелым сердцем ответил:

– Я отправляюсь к Кровавому Барону на переговоры прежде, чем его войска дойдут до наших границ.

Тем же вечером министр посетил его кабинет снова. Лицо юноши было измождено тревогой. В кабинете не было никого, только они вдвоем, и министр, пренебрегнув этикетом, произнес:

– А-сюн…

Хай Минъюэ в образе князя Байлянь глядел на свой божественный меч, который едва ли поможет в бою против непобедимого Кровавого Барона. Юноша знал, что это один из участников соревнования Чжуцзи, но не мог даже представить, кто мог быть настолько несокрушим.

Хэ Цзибай подошел ближе, глядя на него снизу вверх большими глазами побитого щенка.

– А-сюн… Я знаю, что это все лишь иллюзия, но мне страшно подумать, на что способен этот человек в настоящей жизни. Как мы можем противостоять ему? Нельзя позволять ему победить, ведь он с такой же легкостью может провернуть все то же самое с реальными людьми! Байлянь не может проиграть… правда, а-сюн?

Хай Минъюэ уже долго размышлял над тем, как защитить Ключ Власти любой ценой, и только одно решение казалось ему наиболее осуществимым. Он сформировал на ладони золотой шар, который заблестел и завертелся в воздухе, излучая свет.

– Я боюсь, что своими громкими речами этот человек затмит мой разум и я поведусь из-за наивности, которая мне свойственна, – произнес Хай Минъюэ. – Боюсь, он будет шантажировать меня или убедит отдать ему Ключ Власти. Подобный человек в моих глазах не заслуживает победы. Сейчас, когда мой разум холоден и чист, я сделаю так, что Кровавый Барон не получит Ключ Власти, если сперва не убьет меня.

Глаза Хэ Цзибая широко раскрылись, но он не успел остановить Хай Минъюэ. Князь поднес ладонь к лицу и проглотил золотой шар.

– А-сюн, – прошептал Хэ Цзибай в неверии. Его глаза заполнились слезами. – Ты не должен жертвовать собой…

Тронутый отвагой Хай Минъюэ, Хэ Цзибай заключил его в объятия. Хай Минъюэ выдохнул, снисходительно потрепав мальчишку по спине.

– Это мой долг как князя иллюзорной Страны Байлянь, твоего старшего брата и лидера нашего отряда. Если я умру, Ключ Власти сломается и вызовет катастрофу, которая разрушит иллюзию, и Кровавый Барон никогда не захватит Байлянь. Он не пройдет это испытание.

– Я сделаю все, что ты скажешь, а-сюн, – произнес Хэ Цзибай преданно. – Ты можешь положиться на меня.

Хай Минъюэ улыбнулся:

– В таком случае сделай так, чтобы твои старшие братья не сорвали переговоры.

На следующий же день делегация Байлянь во главе с князем достигла границы Великой Шуанчэн, ставшей частью Кровавой Империи, и вражеские отряды сопроводили ее в Северную Столицу. В императорском дворце уже сняли все черно-белые знамена прошлой династии и повесили алые флаги нового Императора. Перед главными воротами в город дежурили солдаты под надзором генерала, облаченного в красные доспехи, выделяющиеся на снегу кровавым пятном.

Лицо генерала было молодо, изящно и прекрасно. Этот юноша был совсем не похож на военного, как легендарный Ланьлинский Князь, который был так красив, что в бою враги не воспринимали его всерьез и князю приходилось носить устрашающую маску.

Хай Минъюэ с трудом удержался на лошади, как только разглядел тонкие черты лица генерала и его необычные глаза серо-голубого цвета.

– Цзин Синь… – произнес он тихо.

Взгляд Цзин Синя был холоден, его нежная, художественная натура очерствела спустя годы непрекращающихся сражений. Говорили, что генерал Кровавого Барона был так талантлив в музыке, что с первых нот его военных маршей боевой дух солдат взлетал до небес и они сломя голову неслись вперед, отбросив страх и жалость.

Внутри Хай Минъюэ все переворачивалось от ужаса осознания. Если Цзин Синь – генерал, то Кровавый Барон – это…

За массивными дверями кабинета бывшего Императора Хай Минъюэ ожидал Ши Хао.

Высокий юноша в роскошных, красных как кровь одеждах, с черной меховой накидкой на плечах, стоял спиной к дверям, глядя на огромную карту Поднебесной, полностью окрашенную в алый, кроме маленького белого кусочка на севере – Страны Байлянь.

– Я счастлив принимать ваше величество в Северной Столице, – произнес он с усмешкой. – Наконец-то я узнаю, кто так упрямо противостоял моим попыткам поднять его народ на правое дело.

Он развернулся, взмахнув длинными одеждами, и усмешка тут же заледенела на его губах. Перед ним стоял Хай Минъюэ, облаченный в белые как снег одежды князя, его прическу украшал серебряный венец с белоснежной шелковой лентой, свисающей с серебряной шпильки.

– Минъюэ…

Лицо Хай Минъюэ отражало смесь печали и гнева. Он молчал, не в силах подобрать слов. Ши Хао тут же совладал с собой и весело воскликнул, точно его планы уже свершились:

– Минъюэ! Я не мог и подумать, что именно тебе досталась роль защитника. Ах, если бы я знал, я бы в первую очередь пришел в Байлянь, чтобы мы правили миром вместе. Минъюэ, то, о чем мы мечтали в детстве, наконец воплотится.

Хай Минъюэ в сердцах выпалил:

– Об этом ли мы мечтали? О том, чтобы уничтожать страну за страной? Безжалостно убивать всех, кто не согласен с нами? Ши Хао, опомнись! Мы мечтали о прекрасном мире, где не будет насилия и страдания! А на что похож этот мир, в котором ты безжалостно выкосил четверть населения ради безграничной власти?!

Его сердце дрожало от боли.

Ши Хао выслушал его с каменным лицом, и едва он замолчал, яростная волна духовной силы вырвалась из-под ног юноши.

– За великие цели приходится идти на великие жертвы, – произнес он, едва сдерживая гнев. Его глаза горели. – Ты думал, это будет легко, как по щелчку пальцев, заставить людей поверить, что они угнетены несправедливо, что они страдают напрасно, пока бесполезные дворяне и императорские шавки распоряжаются их жизнями, как вещами, и что только под моим руководством они обретут счастье? Я убивал лишь тех, чей разум был настолько отравлен старым режимом, что они не ценили собственной жизни ради своего Императора! Кто был согласен присоединиться ко мне, тот получал все! А кто не со мной, тот против меня! Пока ты бездействовал на своем троне, купаясь в роскоши, я делал жизни миллионов людей лучше, я дал им честную работу, я дал им цели, которые послужат на благо всему обществу, а не коррумпированным чиновникам, которые выжимали из простых людей последние копейки! Отныне народ решает, как жить, а я прослежу за тем, чтобы на нашей земле господствовал священный порядок.

Стены дворца затряслись от его безудержной яростной ауры, сметавшей все на своем пути. Хай Минъюэ стоял не шелохнувшись.

– Это не то, о чем мы мечтали, Ши Хао, – произнес он тихо, бессильно закрывая глаза. – Уж точно не о том, чтобы быть безжалостными диктаторами.

Ши Хао замер, прожигая его горящими глазами. Вскоре его гнев схлынул и он попытался образумить своего любимого друга, ставшего врагом в жестоком сценарии иллюзии:

– Минъюэ… Я понимаю, что ты прожил эти годы на другой стороне баррикады, поэтому ты не понимаешь, что на самом деле происходит в этом мире, твой разум еще не пробудился от жестокой лжи, которую навязал тебе старый режим.

– Ты обезумел! – воскликнул Хай Минъюэ. – Это твой разум опьянен властью!

Температура в кабинете резко опустилась, изо всех щелей повеяло смертельным холодом. Хай Минъюэ слышал, как его встревоженное сердце стучит в ушах.

– Мой разум опьянен? – вкрадчиво повторил Ши Хао. – Что же… в таком случае переговоры не приведут ни к чему хорошему. Разве можно говорить с безумцем о серьезных вещах?

– Ши Хао!

Ши Хао невозмутимо протянул руку:

– Минъюэ, если ты так предан своей стране, отдай мне Ключ Власти, и я пощажу всех твоих подданных из моей искренней любви к тебе. Подчинись мне, и я докажу тебе, как праведны мои деяния. Уже через несколько лет жители Байлянь перестанут умирать от голода и болезней, я лично сделаю ее передовой провинцией моего государства. Ты всегда мне доверял, что же теперь с тобой случилось?

– У меня к тебе тот же вопрос… – прошептал Хай Минъюэ. Теперь, когда Ши Хао говорил спокойно, его слова стали казаться юноше благоразумнее и на какой-то момент он и правда поверил в чистоту помыслов Ши Хао. Может, и правда это его сознание отравил княжеский венец? – Но я не могу отдать тебе Ключ Власти.

При всем желании он не сможет… ведь Ключ Власти отныне неразрывно слился с его телом.

Ши Хао глубоко вздохнул и подошел ближе.

– Минъюэ, мы оба провалили эти переговоры, – произнес он тихо, его глаза горели искренностью. Юноша выглядел усталым и печальным, точно столкнулся с величайшим разочарованием, разбившим в пух и прах его высокие ожидания. – Давай начнем их заново через какое-то время? Пока останься в Северной Столице моим почетным гостем и сам посмотри, как все здесь становится лучше.

Хай Минъюэ бессильно опустил веки.

– Хорошо… – произнес он на выдохе. Ах, если бы он только знал, что его противник – Ши Хао, он бы не стал поглощать Ключ Власти. Ведь теперь Ши Хао сможет одержать победу в испытании, только если…

…убьет своего сердечного друга.

Часть 8 Три сокровища (VII)

Вопреки ожиданиям, в Северной Столице простой народ приветствовал армию Ши Хао. Хай Минъюэ инкогнито провел несколько недель, беседуя с людьми из разных новообразованных сословий, и никто из них не выглядел ни напуганным, ни угнетенным. Молодой господин, которого Хай Минъюэ встретил у таверны, только сменившей название, чтобы поддержать нового вождя, воодушевленно рассказывал про подвиги Кровавой армии на западе.

– Отныне мы, простой народ, будем стоять у власти! Довольно терпеть то, что у кого-то рисовая мука мешками валяется так, что ее крысы поедают, а у другого и крошки нет, чтобы накормить детей!

Сколько бы людей Хай Минъюэ ни спросил, не нашел ни одного, кто высказался бы против деяний Ши Хао. Сердце юноши было как никогда тяжело, ведь судьбу всех несогласных было легко предугадать.

Через месяц Ши Хао пригласил его в свой кабинет и они разделили простой ужин, как те, что они ели, будучи детьми в доме Пьяницы Сюя.

– Наверно, ты и забыл о том, что такое еда бедняков, пробыв так долго на княжеском троне? – усмехнулся Ши Хао.

Хай Минъюэ не сказал ему, что его государство терпело огромные убытки от войны на всех четырех континентах и населению было нечего есть, из-за чего Хай Минъюэ разорил всю казну, чтобы прокормить народ, и сам часто голодал. Он промолчал, опустив взгляд.

Ши Хао откупорил кувшин с вином и разлил по чаркам, нежный запах персикового вина соблазнительно ударил в ноздри Хай Минъюэ. Ши Хао играл грязно – он прекрасно знал, что пьяный Хай Минъюэ согласен абсолютно на все и совершит любую глупость, если Ши Хао его попросит.

И несмотря на то что юноша понимал стратегию Ши Хао, он не смог отказаться. Внезапно все для него перестало иметь смысл, он уже проиграл, и то, что Ши Хао убьет его, – лишь вопрос времени. Он потерял всякую волю продолжать сражаться и был готов отказаться от Ключа Власти и провалить испытание, лишь бы не мириться с таким жестоким раскладом. Он не мог поверить в то, что Ши Хао способен быть таким жестоким и идти по головам, чтобы добиться своего. Ши Хао доказал Цянь Сяну, что его сердце неумолимо, а сила воли железна, он не остановится ни перед чем. Тысяча способов, сотня планов – таков девиз ордена Уцзя, и Ши Хао полностью соответствовал их идеалам.

Хай Минъюэ мучила душевная горечь, которую он пытался запить сладостью вина. Когда он делился своими мечтами с Ши Хао на крыше дома Пьяницы Сюя, он никогда не думал, что для создания прекрасного мира придется сперва уничтожить старый.

– Ты не обязан пить каждую чарку, которую я тебе наливаю, – посмеялся Ши Хао. – Это не должно выглядеть так, будто я пытаюсь тебя напоить, чтобы принудить к чему-то.

Но Хай Минъюэ не нужно было принуждать, он уже сделал свой трагичный выбор, только у него язык не поворачивался сказать Ши Хао о нем.

«Это будет тебе уроком…» – думал он, когда Ши Хао уводил его за собой в смежную спальню, из которой уже вынесли все богатства и поставили простую деревянную мебель. Из спальни выходил балкон, с которого Северная Столица была видна как на ладони, точно с террасы Иньчжэнь, с которой юноши глядели на фейерверки.

«Ты так жесток, но и я жесток», – смутно думал Хай Минъюэ, когда Ши Хао привел его на балкон и показал ему алые флаги, мелькающие на стенах города.

– Мир шагает в новую эпоху, – воодушевленно говорил Ши Хао. – Все, о чем я говорил тебе в детстве, будет явью. Неужели это не прекрасные новости для простых людей? Отныне их правитель будет думать только о них. Я хочу править этим миром вместе с тобой.

Хай Минъюэ слушал и ждал, когда же безжалостный тиран прикажет ему отдать Ключ Власти.

Однако с губ Ши Хао до самого конца срывались только слова о надежде и любви. Юноша попрощался вскоре после окончания торжественного фейерверка, крепко обнял своего сердечного друга, с которым обещал построить новый, прекрасный мир, и пожелал ему спокойной ночи.

По щеке Хай Минъюэ скатилась горькая слеза, когда шаги Ши Хао стихли в глубине спальни. Его сердце металось в сомнениях. Ши Хао все-таки герой или злодей?

Прости меня…

И что теперь делать князю Страны Байлянь?

* * *

На рассвете Хай Минъюэ покинул Северную Столицу, и после этого решения у него все вышло из-под контроля. Ши Хао воспринял его побег в штыки и лично повел войска на Байлянь, чтобы возобновить переговоры на его условиях. Кровавая армия окружила дворец, покрытый снегом, и безжалостный тиран взошел бы по ступеням, если бы путь ему не преградили два бесполезных принца из Байлянь. В их глазах горел праведный огонь.

– Только через наши трупы ты поднимешься по этим ступеням, мерзкий простолюдин! – гневно прокричал Хэ Чэн, а Хэ Жуй немногословно плюнул Ши Хао в лицо.

Хэ Цзибай выскочил из главного входа дворца в тот момент, когда от одного тяжелого взгляда Ши Хао шея Хэ Чэна сломалась и старший принц в судорогах свалился на землю. Холодное лезвие меча пронзило живот Хэ Жуя, и его кровь оросила белоснежные ступени. Хэ Цзибай встретился с горящим яростью взглядом Ши Хао и тут же окаменел. В фениксовых глазах не осталось ни капли человеческого.

Тотчас же Кровавая армия схватила Хэ Цзибая, и Ши Хао, перешагнув через тела принцев, достиг вершины ступеней, обагренных кровью. Снег медленно падал, покрывая тела братьев похоронным полотном.

Хай Минъюэ ждал его в тронном зале возле ступеней своего трона. Лицо юноши было бело как снег.

– То, что ты сбежал так подло после такой чудесной ночи, ранило меня, – произнес Ши Хао, едва их взгляды пересеклись. Юноша был бледен и изможден хорошо скрываемым волнением. За его спиной появился генерал Цзин с приставленным к горлу Хэ Цзибая мечом.

Хай Минъюэ с болью опустил взгляд.

– Я совершил ошибку, – произнес он тихо и посмотрел в глаза младшему брату. – Прости меня.

– Минъюэ, – строго произнес Ши Хао. – Ты знаешь, как я нетерпелив. Я дал тебе время подумать, я был с тобой ласков, я был милосерден к твоим подданным. Я искренне желал, чтобы ты понял меня. И так ты отплатил мне – бросив меня одного?

Он снова протянул руку:

– Минъюэ, ты проиграл. Не заставляй меня губить то, что я люблю больше всего на свете.

Горло Хай Минъюэ стянул болезненный узел, он не мог произнести ни слова. Его нового мира никогда не будет, потому что, как только Хай Минъюэ умрет от его меча, мир погрузится во мрак.

Окончательно потеряв терпение, Ши Хао приказал Цзин Синю:

– Отыскать Ключ Власти, – и, кивнув на Хэ Цзибая, добавил ледяным тоном: – Пытать до тех пор, пока не скажет или не умрет.

– Нет! – прошептал Хай Минъюэ, его сердце обливалось кровью. – Твой противник я.

Ши Хао еще раз пронзил его непоколебимым взглядом.

– Тогда ты отдашь мне это сам.

Хай Минъюэ с болью в груди материализовал свой божественный меч, Хэцин-хайянь, в руке и направил острие на Ши Хао. Лицо Ши Хао побелело.

– Ты хочешь сразиться со мной? Ты уверен, что это правильное решение?

– Нападай, – глухо произнес Хай Минъюэ. – Если одержишь надо мной победу, я отдам тебе Ключ Власти.

Ши Хао отбил его лезвие своим мечом, и они схлестнулись в смертельной схватке. Никогда еще Ши Хао не удавалось победить Хай Минъюэ, используя лишь фехтование, без применения заклинаний, и в тот момент юноша был настроен смертельно. Его резкие взмахи лезвия и точные, продуманные удары были нацелены на одну лишь победу. И Хай Минъюэ преподнес ему ее.

В одну секунду он выпустил меч из своей руки, когда Ши Хао атаковал, и лезвие пробило его грудь насквозь. Его кровь оросила бледное лицо Ши Хао, напуганное до смерти.

– Минъюэ!

Юноша дрожащими руками поймал его тело над землей и прошептал в ужасе:

– Что ты наделал? Минъюэ, зачем ты это сделал?

В глазах бесчеловечного тирана Хай Минъюэ увидел страх. Раненый юноша из последних сил, теряя сознание, прикоснулся к его щеке и растер по его губам свою кровь.

– Я совершил ошибку…

В тот же момент весь прекрасный мир Ши Хао рухнул, небеса потемнели, снега полностью стали алыми, а солдаты Кровавой армии обратились в скелеты. Ключ Власти был разрушен, и неминуемая катастрофа поглотила мир. Ши Хао остался один на вершине ступеней, усеянных трупами, глядя, как от его прекрасного мира остается лишь пламя и пепел. Его взгляд опустился вниз. Возле его сапог лежало тело Хай Минъюэ, словно юноша был не больше чем ступенью, на которую Ши Хао наступил, чтобы забраться наверх.

* * *

В иллюзии прошло четыре года, в то время как наяву юноши пришли в себя буквально через полдня. Они все еще находились перед воротами Дворца Просвещения на горе Байшань, и иллюзорный мир показался Хай Минъюэ не больше чем мимолетным кошмаром. Однако его руки тряслись и по щеке текла слеза. Едва он взглянул на Ши Хао, его сердце защемило. Лицо Ши Хао было бледным как снег. Страх все еще стоял в его ярких фениксовых глазах. Казалось, он содрогался всем телом от осознания того, что натворил в иллюзии.

Учитель Цянь Сян в ожидании стоял перед ними, скрестив руки на груди.

– За вами было интересно наблюдать, – усмехнулся он. – Сколько драмы, сколько слез. Эта решимость в твоих глазах, Ши Хао, пробрала меня до дрожи.

Ши Хао в недоумении вонзил взгляд в учителя.

– Вы смеетесь, учитель? Я что для вас, актер из уличного спектакля? Это все было взаправду! Для меня все было по-настоящему! Я убил своего духовного брата, учитель, чтобы пройти ваше чертово испытание!

Хай Минъюэ придержал его за запястье.

– Учитель, мы не справились с испытанием, – сказал он, с трудом обуздав душераздирающую печаль и стерев слезы краем рукава.

– Почему же не справились? – удивился Цянь Сян. – Ши Хао, ты подчинил себе почти весь мир и ради победы пожертвовал своим духовным братом, своей родственной душой, разве это не отличный результат? Я восхищен твоим талантом. Идти по головам ради великой цели – вот он, идеал Ордена Туманной Обители. Как главный судья состязания, я дам тебе высший балл за это испытание.

Лицо Ши Хао было мрачным, он прожигал учителя тяжелым взглядом.

– Это было очень жестокое испытание, – произнес он тихо. – Я не чувствую ни капли гордости за то, что соответствую таким идеалам.

– Я хотел взглянуть, как далеко ты сможешь зайти в своих амбициях, если растормошить слегка твой внутренний хаос, – улыбнулся Цянь Сян. – Я хочу, чтобы ты служил моему ордену с той же страстью, с которой очищал мой иллюзорный мир от своих заклятых врагов.

– Я не убийца, – ответил Ши Хао, его глаза загорелись ненавистью. – Вы использовали мои чувства. Вы подстроили все так, чтобы помутить мой рассудок, чтобы ослепить меня жаждой власти. Я ни за что бы не поступил так.

Цянь Сян изогнул бровь:

– Ты так уверен в этом? Я вижу первозданный хаос в твоем сердце, отчаянно сопротивляющийся порядку, из которого оно создано. Мне интересно узнать, кто из них победит в итоге. В моей иллюзии ты стал злодеем в своих собственных глазах, не так ли? Ты вырос на историях о добре и зле и видишь четкие грани между ними. Но в мире нет никакого добра и зла, лишь конфликты интересов и вечная борьба сил инь и ян. Совсем не страшно оказаться злодеем в чьих-то глазах, будучи героем в глазах других.

Ши Хао опешил:

– Что вы несете, учитель, черт возьми?

В ту же секунду за спиной учителя вырос рассерженный глава ордена Байшань.

– Господин Цянь, я не допущу, чтобы подобный плачевный результат вы посчитали идеалом! Непонятно, из каких моральных соображений вы исходите, но ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову поддержать ваше решение! Я аннулирую результат вашего ученика, так как он противоречит основам морали, которые мы взращиваем в сердцах юных заклинателей. Молодой господин Ши не только показал себя как безжалостный и бездушный человек, ступающий по головам, как по ступеням, он еще и не получил Ключ Власти, как задумывалось. Его иллюзорный мир был разрушен катастрофой, подобный результат неприемлем!

Цянь Сян пожал плечами, посмотрев на главу Байшань исподлобья:

– Чтобы достичь вершины, надо подняться по ступеням, верно же? Что же для вас идеальный результат? Пожертвовать собой, как Минъюэ? На мой взгляд, это худший результат, ведь это из-за его безрассудства иллюзорный мир рухнул.

Глава Байшань онемел от его наглости:

– Вы не в своем уме, господин Цянь. Совет судей постановил начислить Хай Минъюэ высший балл, что сделает его победителем соревнования! Юноша пожертвовал собой и всем миром, чтобы предотвратить господство зла на земле людей!

Хай Минъюэ заледенел.

– Нет, я не согласен, – произнес он. Ши Хао с болью смотрел сквозь учителя. – Я отказываюсь участвовать в таком случае.

– Отказаться от участия нельзя, когда испытания уже завершены, а победитель выбран, – сурово ответил глава Байшань. Тем временем к нему подоспел Бай Шэнси. На лице юноши не было его постоянной радушной улыбки, он был ошеломлен результатом испытания.

– У меня уже есть божественный меч, – упрямо сказал Хай Минъюэ. – Мне не нужен еще один. Пусть его заберет тот, кому он действительно пригодится.

Цянь Сян пронзил его холодным взглядом. Резко, словно молния, учитель ударил Хай Минъюэ по щеке.

– Что ты говоришь, глупый ученик? Тебя незаслуженно награждают бесценным оружием, а ты имеешь смелость воротить от него нос? Кем ты себя возомнил?

Юноша был так ошарашен, что не сразу понял, что произошло, как только боль обожгла его щеку, перед его глазами промелькнуло темное от гнева лицо госпожи Янь, его мачехи. Ее глаза были такими же бездушными и полными ненависти и гордости, как глаза учителя. Боль разрывала грудь Хай Минъюэ, он не сразу смог вдохнуть, и слезы заполнили его глаза.

Ши Хао не узнавал своего учителя. Словно в одно мгновение его настоящее лицо показалось за маской лживой праведности. Сердце Ши Хао, которое столько лет восхищалось этим человеком, оказалось разбито.

– Минъюэ-сюн, – тактично произнес Бай Шэнси, ничего не понимая. – Ты заслужил его, почему ты отказываешься? Судьи не позволят тебе отказаться в любом случае, ты должен принять свою победу и пойти со мной, чтобы предстать к награждению. Если тебе не нужен меч, подари его тому, кто, по твоему мнению, его достоин.

Над плечом Хай Минъюэ хлопал крыльями Наблюдатель, и ужасная мысль пронеслась в его голове. В его груди распалился пожар, он совершенно потерял контроль над головой.

– Я не заслужил этой победы. Я отказываюсь от своего результата, – судорожно произнес он и призвал Хэцин-хайянь. В одну секунду меч разрубил существо надвое, и серая жидкость хлынула из разорванных частей глазного яблока.

– …!

Бай Шэнси, широко распахнув глаза, недоумевал:

– Ты… ты убил Наблюдателя.

– Это дисквалифицирует меня из соревнования, правильно? – ответил Хай Минъюэ, внутренне содрогаясь от собственной безрассудности. Что он творит? Он сам себя не узнавал. Он не мог себе простить того, что заставил Ши Хао убить его, эта рана до сих пор кровоточила в его сердце.

Цянь Сян искренне поразился и даже захлопал в ладоши:

– Невероятная наглость! Минъюэ, ты наконец растерял свою невинность после стольких парных совершенствований? Вижу, ты тоже способен на гораздо большее, чем бездарные жертвы. Я хочу, чтобы вы оба отправились со мной в Туманную Обитель и стали полноправными членами ордена. Такая награда устроит вас больше божественного меча?

Его улыбка всегда сочилась ядом, который обрел цвет только теперь – и юноши одновременно содрогнулись. В руке Цянь Сяна появились два синих жетона из камня ланьюйши.

– Те жетоны, что вы носите, – лишь безделушки, дешевая имитация. Эти же – почетные знаки сильнейших.

В одну секунду Ши Хао с силой ударил по руке учителя, и жетоны со звоном упали на землю.

– Подавитесь ими, – выплюнул он, едва держа себя в руках от гнева, а затем схватил Хай Минъюэ за руку и, использовав технику быстрого перемещения, исчез вместе с ним со двора Дворца Просвещения.

Пробежав несколько улиц и оказавшись в густом саду слив мэйхуа, юноши остановились, задыхаясь. Горящий взгляд Ши Хао упал на Хай Минъюэ, и в следующий миг юноша уже прижимал его к себе так крепко, как только мог. Обессилев от волнения, оба сползли на землю, сжимая друг друга в объятиях, и по их щекам неумолимо текли слезы.

– Я не хотел… – судорожно шептал Ши Хао, впиваясь пальцами в гладкие волосы Хай Минъюэ, лежащие ровным полотном на спине. – Я не хотел тебя убивать. Я никого не хотел убивать. Прости меня. Ты был прав, я был опьянен властью. Я лишь хотел… Минъюэ, я лишь хотел, чтобы на земле воцарился мир. Лишь прекратить людские страдания. Сделать жизнь лучше. Я не хотел убивать столько людей. Я не хотел убивать тебя.

Хай Минъюэ гладил его по спине, роняя слезы, и повторял:

– Прости меня… Это была моя ошибка. Я был безрассуден в своих решениях.

Ши Хао обхватил его лицо горячими ладонями и прикоснулся лбом к его лбу.

– Ты не ступень, ты никакая не ступень, ты человек, рядом с которым я хочу стоять на вершине. Я только хотел сделать мир лучше. А ты такой дурак, злости не хватает, чтобы отругать тебя. Зачем ты снова принес себя в жертву?

– Я не знал, что это ты… – прошептал Хай Минъюэ. – Но если умирать, то только от твоей руки.

– Ты идиот!

Болезненная истерика овладела Ши Хао, словно вихрь страстей, бросивший его в бездну эмоционального хаоса. Его пальцы дрожали, скованные холодом, и Хай Минъюэ крепко заключил его руки в свои:

– Я умру за тебя.

– Если ты умрешь, я никогда тебя не прощу. Поклянись мне, что никогда не оставишь меня, что всегда будешь рядом со мной, что не допустишь, чтобы меня опьянили недобрые помыслы.

Хай Минъюэ поднял три пальца к небу, неотрывно глядя Ши Хао в глаза, излучавшие свет сквозь пелену отчаяния.

– Я клянусь перед Небом и Землей. Клянусь быть рядом сквозь пространство и время, в каждом перерождении, я ни за что не забуду тебя.

Утешив друг друга обещаниями и клятвами, юноши легли на снег под алыми ветвями сливы мэйхуа и, успокоившись в объятиях друг друга, заснули.

Хай Минъюэ видел прекрасный сон, в котором было тепло и светло и цвели персиковые деревья в саду у деда Сюя, а в прозрачной воде блестела золотая чешуя карпов. Положив голову на плечо Ши Хао, юноша улыбался.

– Молодой господин Ши!

Громкий мужской голос выдернул Хай Минъюэ из прекрасного сна, и юноша моментально сел. Едва он успел обменяться встревоженными взглядами с Ши Хао, в сад влетел Ван Цзиньгу. Он держал в руке меч и был растрепан, словно только что выбрался из гущи сражения. Ван Цзиньгу был так бледен и переполошен, что даже не обратил внимания на то, что юноши спали прямо на снегу. Он сбивчиво прокричал, что Бай Шэнси требуется помощь, приказал юношам срочно следовать за ним и, не дожидаясь ответа, встал на меч и взлетел.

Только когда Ши Хао и Хай Минъюэ догнали его уже в воздухе, Ши Хао выпалил:

– Что произошло, черт возьми?

Заклинатели плавно снижались по направлению к долине. Небеса были темно-фиолетовыми, словно перед летней грозой, но кругом было снежно, из-за чего атмосфера была по-настоящему зловещей, а в воздухе витал запах смерти. Чем ниже спускались заклинатели, тем сильнее звенела темная энергия инь.

Ван Цзиньгу ледяным тоном ответил:

– На долину Цуэйлю напал король демонов.

На снежной равнине на востоке от горы Байшань, словно чернильные пятна, схлестнулись отряды заклинателей ордена и черная орда демонических существ. Кровь деревенских жителей, как цветы мэйхуа, застыла на снегу.

Часть 9 Бесконечный узел (I)

Сердце Хай Минъюэ заледенело. Сотни демонических воинов, охваченных черным туманом, с лицами, искаженными гримасами ярости и похоти, с высунутыми языками и бездушными глазами, не ведая страха, атаковали отряды заклинателей ордена Байшань. У каждого в руке было по демоническому копью, которое ни сломать, ни разрушить ни одним известным способом было нельзя.

Едва юноши спикировали на землю, Ван Цзиньгу дал быстрые распоряжения и исчез в гуще сражения. В нескольких чжанах от них Бай Шэнси бился один на один с высоченным демоном, облаченным в черные доспехи. Этот демон отличался от простых солдат, его прическу держал обсидиановый венец, а наконечник копья был из красного как кровь металла. В одну секунду он отбросил Бай Шэнси от себя, и юноша упал на землю.

Ши Хао использовал технику быстрого перемещения и в один миг оказался перед демоном, заблокировав его удар мечом. Хэцин-хайянь загорелся в руке Хай Минъюэ, готовый атаковать с другой стороны, но в тот же момент до юноши сквозь беспорядочный шум донесся отчаянный, сорванный голос:

– Матушка!

Хай Минъюэ обернулся и заледенел. На снегу, залитом кровью, окруженная хаосом сражения, новорожденная демоница в красных как кровь одеждах вгрызлась в шею мертвой женщины и жадно пила ее кровь. Глаза женщины были широко раскрыты, и в них отражался лютый ужас, застывший на ее лице в момент смерти. Жо-эр появился из ниоткуда и, заливаясь пронзительным криком, набросился на демоницу, но его маленькие, слабые руки не смогли даже сдвинуть ее голову.

– Не трогай мою маму!

Едва демоница почуяла его, ее рука схватила мальчика за горло и сдавила так крепко, что шея мальчика треснула и он безжизненно упал на землю рядом с матерью.

Хай Минъюэ слишком поздно оказался рядом с обнаженным мечом, готовый отсечь голову демонице, его сердце обливалось кровью и горело яростью, но в тот момент демоница подняла на него свои красные глаза. Он увидел ее лицо, и мир будто застыл вокруг них, и все звуки исчезли. Он не мог пошевелиться, его меч дрогнул.

– Чего ты медлишь?! – вдруг словно через стену раздался отчаянный голос Чэн-эра, который тоже явился на помощь мальчику сквозь тьму и хаос. Красные глаза демоницы уставились на него бесчувственно, парализуя. Чэн-эр заледенел, ужас отразился на его белом как снег лице. – Ты…

Потерявшая разум простоволосая демоница, облаченная в окровавленные одежды, недавно беззаботно танцевала под звуки гуциня во дворе павильона Мэйхуа, ее волосы некогда были собраны в очаровательную прическу, похожую на лисьи уши.

– Принцесса…

Демоница, рожденная из тела Хэ Сяо, бездумно смотрела на них, с ее губ стекала чужая кровь. Голос Чэн-эра дрогнул.

Внезапно за ее спиной из черного тумана появился высокий молодой господин с копьем и одеждами демона высшего разряда. На его смазливом бледном лице играла победная ухмылка. Он подошел совсем близко к сидящей на земле демонице и прикоснулся рукой к ее щеке. В воздухе сгустилась звенящая, давящая на уши темная энергия. Принц-демон мелодично произнес, прожигая Чэн-эра жутким взглядом таких же красных глаз:

– О, какая жалость… ты хотел ее себе. Но, кажется, я опередил тебя… Отныне эта красавица – моя прекрасная наложница. Глупый младший братишка, если бы ты взял ее раньше, я бы побрезгал трогать использованные вещи.

Хай Минъюэ ничего не понимал, демоническая сила давила на него, преклоняя к земле, но он использовал всю мощь своего духовного ядра, чтобы противостоять ей.

– Чэн-эр… о чем он говорит? – произнес он сдавленно.

Чэн-эр не шелохнулся, словно ледяная статуя с дырой в груди.

Принц-демон звонко и сладко рассмеялся:

– Ах, я и запамятовал, что ты якшаешься с людьми и зовешь их своими братьями вместо нас. Ты не хочешь вспоминать свою великую, королевскую фамилию Ай, свое славное имя Чэнхэнь ты променял на глупое прозвище, как будто ты рабское отродье, а не сын его величества! Да? Такая жизнь тебе больше по душе, Ай Чэнхэнь? Так вот, я пришел специально, чтобы напомнить, кто ты есть на самом деле!

Принц-демон шагнул вперед, взмахнув копьем, и Хай Минъюэ замахнулся, чтобы отразить его атаку, заслонив собой Чэн-эра, но вдруг его атаковали сзади и он, перевернувшись в воздухе, упал в чжане от Чэн-эра.

– Не лезь! – крикнул Чэн-эр.

Его ладони засветились золотой духовной силой. Принц-демон широко улыбался, вертя в руке копье.

– Ты заплатишь за то, что сделал, Хао Сэ, – глухо произнес Чэн-эр, его глаза наливались яростью. Он с болью смотрел на демоницу, которая еще вчера говорила с ним о нежных чувствах и мечтала о том, чтобы сбежать далеко, как только соревнования окончатся, и золотой свет его пальцев ослепил ее. Невинная, жизнерадостная девушка, появившаяся в его серой жизни, полной сомнений, которую он полюбил с первого взгляда, была осквернена и убита похотливым чудовищем. Гнев промелькнул в его алых глазах, он был готов сделать все, чтобы руки его брата-демона больше никогда не тронули то, что предназначалось ему.

Безжалостно и хладнокровно Чэн-эр сложил печати уничтожения демона. Его голос звучал холоднее льда в глубинах Бездны.

– Я лично приду, чтобы взять с тебя плату. Но сейчас я не позволю тебе тронуть ее еще хоть раз.

Принц-демон Хао Сэ залился звонким смехом.

– Как же ты это сделаешь? Я демон высшего разряда, я принц, один из шести наследников короля! Твое заклинание разве что слегка обожжет мою одежду, если вообще сумеет коснуться!

– Зато уничтожит ее.

Принц недоуменно застыл.

– А?

В ту же секунду золотой луч пронзил грудь демоницы и она пронзительно завизжала, забившись в агонии, пока золотое пламя медленно разъедало ее тело, как свечу. Руки Чэн-эра, сложенные в последней печати, покраснели, и кожа на них пошла волдырями, точно настоящее пламя обожгло их, но на лице юноши не отразилось ни одной эмоции, словно оно окаменело, только его глаза горели яростью. Тело принцессы стало пеплом на снегу, залитом кровью, он медленно оседал поверх тел убитых ею матери и сына.

Хао Сэ в недоумении воскликнул:

– Прекрасная наложница! Ты… проклятый полукровка, ты разрушил ее! Если хотел себе, так бы и сказал, я бы, может, и подарил ее тебе.

Чэн-эр пошатнулся, по его подбородку стекала капля крови.

– Я не касаюсь использованных вещей, оскверненных тобой.

Копье пришедшего в ярость демона блеснуло прямо над Чэн-эром, ослабленным собственным заклинанием, и Хай Минъюэ, вскочив со снега, оказался перед ним и отразил атаку. Копье принца-демона било безжалостно, он был подавлен потерей наложницы и раздражен задетой гордостью, поэтому он вымещал свою злость в ударах, которые Хай Минъюэ едва успевал отражать. Сила демона была за пределами того, чему юноша бы смог долго противостоять, но спустя какое-то время беспрерывного боя ему удалось ранить демона в бок. Хао Сэ заорал от боли, его глаза налились кровью. Черный туман мгновенно окутал его.

– Отец зовет меня, – сквозь зубы произнес демон, исчезая. – Мы еще встретимся, Ай Чэнхэнь.

Его голос растворился в черном тумане, и на его месте осталась лишь пустота. Хай Минъюэ опустился на снег рядом с осевшим на колени Чэн-эром, чтобы передать ему своей духовной силы. Руки Чэн-эра были обожжены и обезображены, и сердце Хай Минъюэ содрогнулось.

– Чэн-эр, почему заклинание оказало такой эффект на тебя? – произнес он, с трудом веря в собственную страшную догадку. – Ты же не можешь и впрямь оказаться…

Чэн-эр слабо оттолкнул его от себя.

– Ты все слышал, зачем задаешь такие вопросы? – Он поднял красные, затуманенные печалью и болью глаза, и его ледяные, саркастичные слова словно молния пронзили Хай Минъюэ: – Я отродье демонов, и не какое-то, а один из шести сыновей короля. Откуда, ты думаешь, у меня эти ужасные глаза? Где, ты думаешь, я пропадал, пока вы упражнялись в фехтовании? Почему, ты думаешь, я всегда один?

– Ты вел себя так холодно с нами, чтобы демоны не подумали, что ты к нам привязан? – произнес Хай Минъюэ сдавленно, и волна осознания захлестнула его.

– Только рядом с ней я потерял власть над своими чувствами, и они пришли за ней. – Взгляд Чэн-эра был направлен на трупы матери и сына, припорошенные пеплом от тела Хэ Сяо, и он молчал долго, с трудом заставляя себя дышать. – Это моя вина, что их желания никогда не исполнятся.

Хай Минъюэ испытывал собственные терзания совести:

– Если бы я пришел раньше, они бы были живы.

А он беззаботно спал в теплых объятиях Ши Хао, спрятавшись от печали в саду, пока другие сражались.

Слезы собрались в его глазах, а грудь словно сдавили тиски.

Сражение вокруг них сместилось на восток, где скопились основные силы ордена Байшань, и деревенская улица опустела. Хай Минъюэ хотел помочь Чэн-эру подняться, но тот продолжал отталкивать его от себя.

– Оставь меня в покое, – сквозь зубы прошипел он. – Иди помоги Ши Хао.

Тут же на востоке небо озарилось ослепительной вспышкой и волна светлой энергии буквально растоптала энергию инь, а низшие демоны заревели, клонясь к земле. Эта энергия была сродни силе будды, ее золотое сияние рассеяло тьму, сгустившуюся над долиной.

– Что это было? – произнес Хай Минъюэ с надеждой.

Чэн-эр опустил веки, поэтому не было видно, как он закатывает глаза.

– Божественный меч.

Хай Минъюэ перевел взгляд на Хэцин-хайянь, который тоже засиял голубым светом в ответ на всплеск светлой энергии. Должно быть, Ши Хао сумел пробудить парный божественный меч, сделанный Жуань Юанем?

Но едва свет на востоке померк, как энергия инь увеличилась во сто крат. Давление в воздухе и звон нечистой силы заставили небеса снова потемнеть, словно ночью, и сверху серым вихрем посыпались пепел и пыль, несущие запах смерти. Обычный человек сразу терял сознание от подобной силы, а заклинатель едва ли мог использовать свои способности. Надежда, промелькнувшая золотым светом, в одночасье померкла перед тяжелыми шагами появившегося из черного тумана демона в обсидиановой маске с двумя длинными рогами.

С каждым шагом незнакомца земля сотрясалась, и в ушах Хай Минъюэ звенело. Юноша не мог подняться, словно на его плечи опустилось несколько цзиней веса, который настойчиво клонил его к земле, будто в поклоне перед Императором. Демон шел вдоль опустевшей улицы с разрушенными домами, не сводя пустых глазниц маски с застывших на снегу юношей.

Один взгляд на жуткую обсидиановую маску холодил сердце Хай Минъюэ. Перед ним стоял король демонов, сжимая в руке кроваво-красное копье. Юноша опирался на свой меч, воткнутый в землю, и не позволял себе отвести взгляда: даже если ему придется умереть, он будет смотреть своей смерти в пустые глазницы.

Ай Люань остановился совсем рядом, и внезапно давящая демоническая сила ослабла, словно вокруг него образовался невидимый купол. Чэн-эр смотрел вверх на жуткую фигуру, облаченную в черное, его лицо ничего не выражало, равно как и маска, застывшая в одной гримасе.

Ай Люань ничего не сказал сыну, взгляд его пустых глазниц был прикован к Хай Минъюэ. Он протянул к нему руку. Когда ледяные пальцы коснулись щеки юноши, тот даже не смог отшатнуться, словно холод парализовал его.

Тяжелый голос прозвучал из-под маски:

– Я не думал, что наша встреча настанет так скоро.

Голос перетряхнул сознание Хай Минъюэ, точно гром. Изо всех сил сопротивляясь парализующему холоду, он вытащил меч и направил дрожащее острие на короля демонов.

Ай Люань не отнял руку, но провел большим пальцем по щеке юноши, заставляя того содрогнуться и выронить меч. По спине Хай Минъюэ потек ледяной пот.

– Прямо как я и сказал тогда, теперь мы с тобой заклятые враги. Даже у Небес есть границы, безгранична лишь жестокость судьбы.

Хай Минъюэ сквозь зубы произнес в неверии:

– Что?

Ай Люань отнял руку от щеки и прикоснулся к своей маске. За несколько секунд она рассеялась, открывая его настоящее лицо, бледное и красивое, с полными губами, четкими бровями и яркими фениксовыми глазами, которые горели нежностью и грустью. Хай Минъюэ заледенел. На секунду ему показалось, что на него смотрит Ши Хао, повзрослевший на десяток лет.

Голос короля демонов теперь звучал по-человечески, тихо и печально:

– Ты не видел моего истинного обличья, но и это красивое лицо Цин Фэна исчезло из твоей памяти.

Его теплый взгляд задержался на Хай Минъюэ еще немного, а затем упал на Чэн-эра. Губы короля демонов растянулись в мимолетной улыбке, и больше он на него не взглянул.

– Спасибо, что заботился о моем бедном сыне, – сказал он Хай Минъюэ. – Он не заслужил расплаты за грехи его матери. Когда настанет нужный час, он примет от меня свой законный титул, который я ему задолжал.

Его маска снова появилась на лице в тот момент, когда мелькнули черные одежды и серебряная вспышка меча. Появившаяся ниоткуда госпожа Е без слов атаковала демона чередой смертоносных ударов, заставив отступить на несколько шагов.

– Не прикасайся к моему ученику, – сквозь зубы выпалила она, активируя особое заклинание на лезвии меча.

Едва Хай Минъюэ узнал наставницу, его оцепенение сошло на нет, и он, поднявшись на ноги, сложил печать уничтожения демона. Это заклинание бы не убило такое могущественное существо, как Ай Люань, но едва золотой луч пронзил грудь демона, тот зашипел от боли и едва уклонился от удара госпожи Е. По каменным щекам маски скатились кровавые слезы.

За спиной Ай Люаня возник черный туман, и хриплый голос воскликнул:

– Мой государь-демон, принц Цзяо Ао тяжело ранен, его отряд разбит, принц Хао Сэ тоже ранен и давно отозвал свой отряд, прикажете отступать?

Пораженный и рассерженный, Ай Люань прошипел что-то в ответ, и черный туман окутал его. Все демоническое войско в тот же момент исчезло, и битва прекратилась. Демоны сбежали вслед за королем.

Госпожа Е обернулась с тревогой в глазах. Хай Минъюэ стоял напротив нее с бледным лицом, и женщина, поддавшись порыву, взяла его за плечи:

– Ты в порядке?

Хай Минъюэ не мог отделаться от образа короля демонов без каменной маски, но решил не говорить наставнице о том, что ему привиделся Ши Хао.

Безусловно, король демонов похож на него… Но разве может Ши Хао существовать в двух телах одновременно? И что он имел в виду, когда сказал мне… Не может быть, чтобы мы уже встречались…

– Я в порядке, наставница, – сбивчиво ответил он.

Госпожа Е с тревогой провела ладонью по его щеке, на которой недавно лежали ледяные пальцы демона, успокаивая то ли его, то ли себя.

– Все уже закончилось. Идем со мной.

Хай Минъюэ кивнул и обернулся, чтобы помочь Чэн-эру подняться, но юноши уже не было на месте.

– Он исчез… – в неверии прошептал Хай Минъюэ, и госпожа Е тяжело вздохнула, подтолкнув его вперед.

– Он только что поднялся и ушел. Оставь его одного на какое-то время.

На снегу, припорошенные пеплом, лежали мертвые мать и сын, и при взгляде на них сердце Хай Минъюэ задрожало. Наставница остановилась рядом, когда он опустился на колени перед ними. Слезы заволокли его глаза и скатились по щекам. Госпожа Е положила руку на его плечо и тоже преклонила колени. Они совершили три глубоких поклона перед мертвыми.

Теплые пальцы женщины стерли слезы с щеки Хай Минъюэ.

– Это не твоя вина, Минъюэ, – тихо произнесла она.

– Если бы я был здесь, то они бы были живы, – упрямо ответил юноша.

– Несчастья случаются каждую минуту во всех уголках мира.

Ее рука невесомо провела по его гладким волосам, которые не спутались даже в ходе сражения.

– Ты не можешь предотвратить их все и не обязан это делать. Таков небесный закон. Хорошие люди умирают так же, как и плохие, но только хороших отличает их карма, которая обеспечит им новое перерождение.

– Они были достойны быть счастливыми и в этом перерождении. И все те люди, которых Жо-эр мог бы спасти от страданий, когда бы стал лекарем. Что теперь делать этим людям?

Госпожа Е накрыла рукой его мокрые глаза и прижала его к себе, крепко обнимая. В его ноздри ударил запах морозного утра, как от теплой накидки его матушки, когда та выходила из дворца на заснеженный двор искать своего сына. Он неловко застыл в объятиях наставницы, которая утешающе трепала его по голове, как делала матушка.

– Ты не можешь спасти всех людей от страданий, Минъюэ. Таковы принципы человеческого бытия. Тот, кому суждено умереть, умирает в положенный день и час. Боги смерти приходят забрать его душу согласно четкому списку. Владыка Преисподней позаботится о том, чтобы каждый был судим по справедливости и получил то, что заслуживает. У тебя нет полномочий менять законы Небес. Ни у тебя, ни у меня, ни у кого-либо еще. А тот, кто бросает вызов Небесам, будь то человек, небожитель или демон, рано или поздно получает возмездие.

– Тетушка… – едва слышно прошептал Хай Минъюэ, опустив лоб на плечо женщины. Его пальцы беспомощно цеплялись за ее одежду.

Госпожа Е тяжело вздохнула и оставила на его виске легкий поцелуй. Ее тихий шепот на ухо заставил его сердце замереть:

– Тебе уже семнадцать лет, А-Ли, не веди себя так, будто тебе четыре. Я прощаю твою слабость только сегодня.

Он заледенел и прошептал:

– Вы знаете? Правда знаете? Вы правда?..

– Я твоя тетя, А-Ли, – едва слышно ответила госпожа Е, не разжимая объятий.

Помолчав немного, она все рассказала ему, тихо, как будто его матушка рассказывала ему сказки перед сном:

– Незадолго до твоего побега я сопровождала мужа во дворец Байлянь и надеялась увидеться с сестрой, но мне сказали, что она мертва уже три года. Тогда я попросила встретиться с тобой, но госпожа Янь, эта кровожадная змея, запретила мне приближаться к Внутреннему Дворцу. Спустя какое-то время я сама проникла во дворец и провела расследование, чтобы выяснить, как они с тобой обращаются… Мне жаль, что я не нашла тебя раньше. Это я помогла тебе сбежать и хотела привезти тебя на гору Байшань, где мы с твоей матерью воспитывались до замужества… но тебя не оказалось в той телеге, которую я прислала. Лишь спустя десять лет, когда муж пригласил меня посмотреть на его учеников, я узнала тебя.

Слезы вновь наполнили глаза Хай Минъюэ, и он, не сдерживаясь, всхлипнул у нее на плече, пока она утешающе гладила его по спине и волосам.

– Тетушка…

– Ну, довольно плакать.

Через какое-то время Хай Минъюэ выбрался из ее теплых объятий и госпожа Е стерла его слезы. Ее лицо было все еще сдержанным и холодным, но взгляд – нежным. Она помогла юноше подняться и даже отряхнула его одежду от снега.

– Идем.

Часть 9 Бесконечный узел (II)

На востоке от деревни заклинатели подсчитывали жертвы. Орден Байшань принял тяжелый удар, но сумел разбить орду демонов ценой больших, невосполнимых потерь. Хай Минъюэ заледенел, увидев старого главу ордена Байшань с пробитой грудью, который умер на руках своего единственного сына. Бай Шэнси не сдерживал слез, горько оплакивая отца. Вся ответственность за огромный орден в одночасье свалилась на его плечи.

– Минъюэ.

Сзади его плеча коснулся Ши Хао, его лицо было смертельно уставшим и бледным, но в руке сиял божественный меч, омытый кровью демонов, как алое лезвие из шэнсиньского железа. Меч был отлит из серебра и искрился золотой духовной силой, а по форме практически не отличался от Хэцин-хайяня.

Хай Минъюэ задержал восхищенный взгляд на мече.

– Ты пробудил свой божественный меч, – произнес он, вспомнив яркую вспышку, рассеявшую тьму.

Ши Хао заставил себя улыбнуться:

– Это я ранил принца-демона и разбил его отряд.

Затем он опустил взгляд на свой меч и задумчиво добавил:

– Я должен извиниться перед этим мечом за то, что обзывал его ржавым куском мусора. Похоже, он не держал на меня зла, раз явил свою форму в тот момент, когда я больше всего в нем нуждался. – Он вздохнул, разглядывая блестящее лезвие меча, выкованного из сердца будды, которым отныне владел. – Старик Сюй сказал, что только чистые сердцем способны призвать эти парные мечи. Неужели он все же посчитал меня достойным после всего, что я учудил в иллюзии?

Хай Минъюэ достал Хэцин-хайянь, чтобы сравнить истинные формы их мечей. Они отличались лишь цветом духовного сияния и серебряным узором на гарде, а в остальном казались близнецами. На рукояти Хэцин-хайяня узоры изображали танцующего среди персиковых цветов феникса, а на мече Ши Хао узоры соединялись в очертания дракона.

– Твое сердце полно добрых намерений, – произнес Хай Минъюэ. – Но твой характер легко доводит тебя до беды, потому что ты не умеешь вести себя иначе.

– И что нам делать? – произнес Ши Хао с усмешкой.

– Для этого есть я, – слабо улыбнулся Хай Минъюэ. – Если бы мы были на одной стороне в самом начале иллюзии, мы построили бы наш прекрасный мир без жертв.

– Обещай, что всегда будешь на моей стороне, Минъюэ.

– Я уже обещал и повторяться не буду.

Ши Хао одарил его широкой, теплой улыбкой:

– Не забывай этого.

Теплота во взгляде Ши Хао в одночасье сменилась лютым холодом, стоило Цянь Сяну появиться в поле зрения юноши. Учитель появился ниоткуда, словно только что спустился с Небес, где просидел в бездействии, наблюдая, как демоны уничтожают народ. Ши Хао ринулся вперед.

– Где вы были, учитель? – воскликнул он. Сердце Хай Минъюэ сжалось. – Вас не было в долине Цуэйлю.

Лицо Цянь Сяна было холодно и высокомерно.

– Я должен отчитываться перед тобой, ученик, который ударил меня по руке? – произнес он сквозь зубы.

Хай Минъюэ вышел вперед Ши Хао, закрыв его собой:

– Учитель…

Но Ши Хао гневно выпалил:

– Не передо мной! Перед людьми, которые погибли, а вы палец о палец не ударили, чтобы защитить их! Это вы называете хорошим примером?!

Цянь Сян только усмехнулся:

– Смерть – это часть жизни. Слабые умирают, не принеся пользы, а сильные остаются жить, чтобы строить тот мир, который выгоден им, разве ты не поступил так же в моем испытании? Я тоже хочу построить свой мир, и в нем мне не нужны больные, смертные и слабые духом. Нападение демонов, болезни, катастрофы, войны – это инструменты разделения слабых и сильных. Зачем бы я стал препятствовать зачистке неспособных бедняков, пьяниц и шлюх?

Холод пронзил сердце Хай Минъюэ.

– Учитель, что вы говорите…

Ши Хао молниеносно вылетел из-за его спины и атаковал Цянь Сяна.

– Вы врали! Зачем вы врали мне столько лет, притворяясь праведным заклинателем, когда на самом деле вы прогнили хуже демонов, а ваши помыслы отвратительны! С какой целью вы сидели в нашей деревне и пудрили мозги моим соученикам? Ни один человек не пойдет за вами, потому что вы подлый и корыстный, вы позорище общества заклинателей!

Цянь Сян парировал его атаку и отбросил его на несколько чжанов силой своего удара.

– Если бы ты согласился стать моим истинным последователем, я бы открыл тебе глаза на добро и зло, – отчеканил Цянь Сян. – Но ты сам ударил меня по руке, и на этом наши пути расходятся. Как жаль, что тот, кто мог бы принести так много пользы ордену, отныне стал его врагом.

– Подавитесь своим орденом! – закричал Ши Хао, его горло раздирал кровавый кашель. – Я убью всех ваших учеников, если они встанут у меня на пути!

Цянь Сян одарил его последней холодной усмешкой и вперил взгляд в госпожу Е, стоявшую неподвижно в стороне, ожидая, что она пойдет за ним.

– Е Хуа, – произнес он нетерпеливо. – Мы уходим.

Хай Минъюэ помогал Ши Хао подняться, и его сердце дрогнуло, когда он увидел наставницу. Она молча сделала шаг к мужу и даже не обернулась. Ее лицо было белым как снег. Когда Цянь Сян протянул ей руку, она мельком взглянула на племянника, а в ее глазах стояла боль от бессилия.

– Прощай, – прочитал он по ее губам.

Ее пальцы коснулись ладони Цянь Сяна, и они вдвоем исчезли в неизвестном направлении, подняв вихрь кровавого снега.

* * *

Спустя несколько дней в долине Цуэйлю провели похоронную церемонию, которая превратила деревню в кладбище, припорошенное снегом. Дома опустели и стали призраками былых беззаботных дней, когда здесь кипела жизнь и раздавались веселые голоса жителей. Молодые заклинатели собрались перед свежими могилами почтить память мертвых подношениями и пролить вино на землю. Их возглавил Бай Шэнси, который в тот же день похоронил отца и официально вступил в должность главы ордена. Одежды клана Бай окрасились в похоронный белый, сливающийся с заснеженной землей.

После завершения церемонии ученики стали расходиться в скорбном молчании. В конце концов у могил остались только пятеро заклинателей, решивших скрепить свою дружбу нерушимой клятвой на крови.

Ши Хао произнес, выставив перед собой божественный меч:

– Этот меч оставляет шрамы, которые не стираются даже при перерождении, пусть же они не позволят нам стереть из памяти этот день.

Он бесстрашно обхватил лезвие голой рукой. Капли его крови моментально скатились по лезвию на снег, окрасив его в алый. Ши Хао в сердцах произнес свою клятву:

«Я обеспечу порядок в трех мирах и избавлю людей четырех континентов от вечных страданий силой богов! Я вознесусь и взойду по золотым ступеням на престол Небесного Императора, не будь мое имя Ши Хао!»

Хай Минъюэ тоже опустил левую руку на лезвие, оно прожгло ему кожу острой болью, но его слова были непреклонны и полны вдохновения:

«Я клянусь защищать простой народ и, если потребуется, пожертвовать своей жизнью, телом и душой, дабы принести свет, как луна светит в черноте ночи. Сердце мое будет стражем справедливости, мостом к миру и маяком надежды для тех, кто в нужде. Сила моя будет служить великой цели – созданию лучшего завтра для всех смертных на их пути страданий».

Вдохновившись их клятвами, Цзин Синь последовал их примеру, и его кровь оросила снег:

«Цзин Синь клянется не сворачивать с правого пути, даже в кромешной тьме и умертвляющем холоде, даже потеряв источник света и тепла, я не предам того, кому я присягну на верность».

Бай Шэнси был последним, кто прикоснулся к мечу, и, растроганный клятвами товарищей, произнес:

«Я никогда не предам нашей священной клятвы дружбы, пока мой разум чист и праведен и пока каждый из нас ступает по верному пути уничтожения хаоса».

Цин Лянь и ее служанка тоже стояли рядом, и на мече еще оставалось достаточно места. Хотя ее не приглашали и не ожидали от нее никаких клятв, Цин Лянь бесстрашно приблизилась к мечу и опустила руку на острие.

Лицо Бай Шэнси исказилось ужасом.

– Нет! Молодая госпожа, на вашей коже останется шрам, который не заживет даже с вашими способностями!

Цин Лянь ответила ему без сожалений:

– Пусть так. Клянусь без предрассудков лечить всех, кто обратился ко мне в агонии. Независимо от трудностей и тяжести моей ноши, я обещаю быть добрым целителем, дарить надежду тем, кто угнетен, и силу тем, кто ослаблен. Таков будет мой путь заклинателя.

Ее кровь пролилась на лезвие, рана на ее ладони привела Бай Шэнси в панику. Он знал, как Ван Цзиньгу озабочен отсутствием внешних изъянов в людях, с которыми общается, а требования к облику его жены у него настолько высокие, что он отсеял десять тысяч кандидаток на смотринах, выбрав лишь одну Цин Лянь как самую идеальную, чем не забывал лишний раз похвалиться.

Юноша тут же достал платок из рукава и протянул его Цин Лянь, в его глазах плескалось искреннее беспокойство.

– Шрамы на руке мужчины – пустяк, но вы юная дева, которую еще не взяли замуж, шрам на вашей руке станет огромным изъяном, – сказал он, отведя взгляд.

Юй-эр тут же подлетела и, выдернув платок из рук юноши, стала заматывать рану своей госпожи, сбивчиво бормоча себе под нос: «Не уследила, дурья башка, зазевалась…»

Цин Лянь вздохнула, глядя на кровь на снегу:

– Если моего мужа смущает мой клятвенный шрам, то мне не нужен такой муж.

Изящным движением она достала из рукава собственный платок с искусной вышивкой цветков сливы и без слов отдала Бай Шэнси. Ши Хао лукаво улыбнулся, глядя, как зардело лицо героя-любовника.

– Должны ли мы откланяться? – спросил он, но Бай Шэнси словно не услышал его. – Да, думаю, должны.

По пути обратно на гору Байшань Ши Хао вытащил целых четыре платка из рукава и раздал по одному Хай Минъюэ и Цзин Синю, третьим завязал свою рану, а четвертым протер свой прекрасный, сияющий меч. Бездонные рукава Ши Хао всегда были набиты полезными вещами про запас, он даже таскал с собой запасную одежду, чтобы всегда выглядеть прилично.

Цзин Синь тихо восхитился:

– Молодой господин Ши всегда такой продуманный.

На поясе Цзин Синя все это время висел знакомый божественный меч из чистейшего серебра, и Ши Хао, улыбнувшись, кивнул на него:

– У меня не было возможности поздравить тебя раньше, я узнал о том, что тебе отдали победу и этот меч, только когда увидел тебя в бою… а потом как-то вылетело из головы из-за всей суеты. Поздравляю, Цзин-сюн.

Это был меч, который обещали за победу в состязании Чжуцзи. Когда Хай Минъюэ самодисквалифицировался, а Ши Хао лишили всех баллов, на первом месте оказался Цзин Синь. Он проявил себя как преданный товарищ, самоотверженный боец, искусный музыкант и милосердный человек. Даже будучи генералом Кровавой армии, Цзин Синь всеми силами заботился о простом населении, страдающем от войны.

Цзин Синь скромно опустил взгляд и протянул меч Ши Хао:

– Я хотел отдать его тебе, но, вижу, твой меч куда лучше, поэтому мой подарок окажется бесполезен.

Ши Хао покачал головой:

– Я хочу, чтобы ты сражался этим мечом на моей стороне.

Лицо Цзин Синя озарилось светом, и он согнулся в поклоне:

– Так точно, мой повелитель.

Ши Хао тихо рассмеялся и пожурил его за любовь к театральным представлениям.

– Как ты назвал свой меч? – спросил Хай Минъюэ.

– Явление Молнии, – ответил Цзин Синь. – Техники моего клана основаны на поглощении водной стихии и создания молний от трения с воздухом.

– Какое скромное название, – посмеялся Ши Хао. – Правду говорят, что имя меча отражает характер его владельца. Имя меча Минъюэ будто выдрано из стихотворения, потому что он лирик и любит стрелять красивыми словами с двойным смыслом. А твой меч назван скромно и емко, но в то же время поэтично. Мне кажется, пришло время и мне как-то назвать этот божественный меч.

Юноши с охотой поддержали его и предложили помочь в создании имени, но Ши Хао отмахнулся. Он вынул меч из ножен и, посмотревшись в зеркальное лезвие, огласил длиннющее название:

– Гнев Небесного Дракона, Обагренного Кровью Простого Народа.

Воцарилось гробовое молчание. Хай Минъюэ и Цзин Синь переглянулись в замешательстве.

Тут же лезвие меча засияло и заискрилось золотом в его руке, и длинный столб иероглифов отчеканился на нем, точно магическое заклинание. Ши Хао с любовью оглядел свой меч и подытожил:

– Я лично срублю тобой голову короля демонов, недаром ты согласился подчиняться мне.

Хай Минъюэ боялся критиковать выбор имени Ши Хао, потому что юноша всю неосторожную критику в свой адрес воспринимал как личную обиду, поэтому тактично кашлянул и сказал:

– Это имя, безусловно, отражает твой характер, а-сюн.

Часть 9 Бесконечный узел (III)

Через несколько дней Ши Хао и Хай Минъюэ встретили Цзин Синя в беседке во дворе павильона Мэйхуа. Юноша играл веселую мелодию на гуцине, но его лицо было так печально, что совсем не вязалось с песней. Его длинные пальцы бойко щипали струны, а по щекам текли слезы.

Юноша играл мелодию, которой восхищалась принцесса Хэ Сяо. Лепестки сливы мэйхуа танцевали в воздухе, как если бы очерчивали ее призрачный силуэт.

За стволом цветущей сливы неподвижно стояла высокая фигура в черных одеждах. Проигнорировав Цзин Синя, Ши Хао неотвратимо двинулся к дереву, как только увидел очертания знакомой фигуры.

Когда юноши подошли, Ай Чэнхэнь даже не повернул голову в их сторону. На его ладони, затянутой в плотную черную перчатку, лежал цветок сливы, такой же красный, как его демонические глаза. Его лицо было бледным, как всегда, и ничего не выражало, его взгляд был безразличен и холоден.

Ши Хао как ни в чем не бывало сказал:

– Я уже боялся, что ты растворился в тумане, Чэн-эр.

Хай Минъюэ физически ощущал боль Ай Чэнхэня, ему не нужно было видеть ее на его лице, чтобы понять, что чувствует юноша. Ай Чэнхэнь был одним из шести принцев-демонов, безжалостных, аморальных чудовищ, терроризирующих царство смертных уже почти двадцать лет. И хотя Ай Чэнхэнь все еще был человеком, его демоническая сущность никогда не покидала его сознание, преследуя его, словно тень. Всю жизнь он отрекался от нее и от преступлений своего народа, пытаясь жить полноценной человеческой жизнью, но настал день, когда эта тень ворвалась в его жизнь, разрушив опору его человечности – любовь.

Когда Хай Минъюэ рассказал Ши Хао о том, что произошло с ними во время сражения, Ши Хао долго молчал, впервые лишившись слов. Только спустя полдня он наконец озвучил Хай Минъюэ свои мысли, и на сердце юноши отлегло.

Ай Чэнхэнь тем временем холодно процедил:

– Не называй меня так больше.

Ши Хао нахмурился:

– Не называй тебя так, не называй тебя этак, как же мне тебя тогда называть?

Ай Чэнхэнь встряхнул ладонью, и цветок сливы упал на снег. Юноша ничего не сказал и развернулся, чтобы уйти, но Ши Хао вовремя схватил его за предплечье.

– Невежливо уходить посреди разговора, разве я не учил тебя этому? Когда ты был маленьким, кто научил тебя правильно вести себя?

– Как можно научиться манерам у человека, у которого их и в помине не было? – ядовито процедил Ай Чэнхэнь, не оборачиваясь. – Отпусти. У меня нет настроения с тобой драться.

Его голос звучал так глухо, хоть и сочился ядом, что сердце Хай Минъюэ защемило.

Ши Хао улыбнулся:

– Зачем нам, братьям, драться друг с другом? В любом случае мы искали тебя повсюду. Нас больше ничего не связывает с орденом Уцзя, и Бай Шэнси предложил нам троим закончить обучение у наставника его школы. Отныне мы сражаемся на стороне ордена Байшань, и новая битва не за горами. Я хотел сказать тебе это. Возвращаться домой еще рано, пока бесчинства демонов продолжаются, мы будем защищать народ Великой Шуанчэн.

Ай Чэнхэнь закрыл глаза и сжал кулаки в черных перчатках. Его руки были навсегда обезображены ожогами, поэтому вряд ли он когда-нибудь снимет эти перчатки.

– Ты уже все решил за меня? – произнес он с усмешкой. – Какая наглость. Я не твой ручной песик, который бежит за тобой по команде.

Ши Хао засмеялся:

– Конечно, это было бы оскорблением – называть тебя собакой! Ты мой младший брат. У тебя что, есть планы получше?

Ай Чэнхэнь процедил с горечью:

– Брат… Как я могу быть твоим братом, когда я… такой же, как мой отец. В конце концов моя человеческая сущность разрушится и я стану таким же, как они. Кто знает, может, тебе придется и мою голову отсечь. К чему тогда называть меня братом? Лучше порви со мной узы сейчас, чтобы потом, когда тебе придется убить меня, тебе не было больно смотреть мне в глаза.

Лицо Ши Хао потемнело, и он резко развернул Ай Чэнхэня к себе лицом. Звонкая пощечина разрубила тишину. Ши Хао полыхал гневом, Ай Чэнхэнь согнулся, прислонив руку к щеке, его глаза стали ярче раскаленного угля. Хай Минъюэ заледенел, он физически ощутил на своей коже боль пощечины, которую терпел ежедневно в детстве. Он молниеносно оказался перед Ши Хао, заслонив Ай Чэнхэня собой, но Ши Хао не дал ему и слова сказать – он в ярости кричал на Ай Чэнхэня:

– Да мне плевать, кто твой отец и кто твоя мать! Я и сам хрен знает чей сын! Мне достаточно одного – всех нас воспитал Пьяница Сюй, а значит, мы братья, и я не желаю принимать другого мнения, потому что это неоспоримый факт! Это для тебя уже ничего не значит? Или ты уже решил перебежать на сторону демонов? Так легко сломалась твоя человечность?

– Ни за что! – со злостью процедил Ай Чэнхэнь. – Пока я еще в здравом уме, я уничтожу их самолично. Все, чем они дорожат, я обращу в пыль. С тобой или без тебя, с орденом или без ордена!

– Тогда в чем твоя проблема?! Что за сопли ты распустил?

– Тебе какая разница?! Отвали от меня!

Хай Минъюэ пытался успокоить конфликт, но юноши буквально зажали его между собой, прожигая друг друга испепеляющими взглядами, и обрывали на половине фразы, чтобы обменяться оскорблениями.

– Да прекратите уже ругаться. Ши Хао! Чэн-эр!

В одно мгновение конфликт перерос в настоящую драку, Хай Минъюэ толкнули в сторону, и в следующий миг два юноши уже катались в снегу, сцепившись в драке на уровне семилетних детей. Никто не применял духовную силу, даже боевые искусства будто выветрились из головы братьев – они дубасили друг друга как попало, кусались и таскали друг друга за волосы, рыча как дикие звери и брызжа слюной, вымещая чистую ярость, обиду и негодование, которые Ай Чэнхэнь собирал в своем сердце долгое время.

Хай Минъюэ смотрел на это представление в ужасе, его сердце обливалось кровью от нелепого зрелища детской драки братьев. Цзин Синь прибежал на шум и застыл возле юноши, не зная, что делать. В итоге Хай Минъюэ не выдержал:

– Довольно!

Его пальцы ловко начертили печать в воздухе, и его духовная сила, соединившись с водной стихией, отбросила драчунов в разные стороны и каждого заточила в непробиваемом, сплошном кубе воды, оставив снаружи только головы.

– Минъюэ! – возмутился растрепанный Ши Хао.

Ай Чэнхэнь только рычал на него из своего куба, как злая собака.

– Я не выпущу вас, пока вы не помиритесь, – строго сказал Хай Минъюэ. – Я не допущу, чтобы кто-то из нас ссорился. Что бы сказал отец, увидев такое поведение?

При упоминании Пьяницы Сюя оба юноши потупили взгляд.

До самого вечера они просидели в кубах, не разговаривая и вообще отвернувшись друг от друга. Под вечер, когда кубы покрылись ледяной коркой, Хай Минъюэ вышел из павильона во двор с подносом еды – наказание наказанием, а на голодный желудок мирных переговоров в случае с Ши Хао можно было не ждать. Он застыл на крыльце, услышав приглушенные голоса.

– Они не твоя семья, Чэн-эр. Мы твоя семья, – мягко говорил Ши Хао. – Я сделаю все, чтобы помочь тебе. Будь ты кем хочешь – человеком, демоном, бессмертным, бесплотным духом или жителем Преисподней. Пока твое сердце так же чисто, а разум ясен, ты будешь моим братом.

– Ненавижу тебя, – тихо огрызнулся Ай Чэнхэнь. – Ты знал, что у меня на душе, поэтому полез драться?

– Но тебе же стало лучше?

– Тц.

– Ты закатил глаза! Хвала Небесам, Чэн-эр вернулся в себя! Ха-ха-ха!

– Ненавижу вас обоих.

– Ты совсем неправильно произнес слово «люблю», но я закрою на это глаза. Я тоже тебя люблю. И Минъюэ тебя очень любит. Ты наш самый любимый домашний питомец.

– Что ты сказал?!

– «Ты наш самый любимый младший братишка», а ты что услышал?

Хай Минъюэ расплылся в улыбке и разрушил кубы. Юноши со стоном распластались на снегу – их конечности задеревенели спустя столько часов в неподвижном состоянии. Хай Минъюэ подошел к ним с подносом, на котором дымились мисочки с ароматной едой, которую он с любовью приготовил сам.

– Раз мы все снова братья, то поужинаем в комнате, – сказал он с улыбкой. – Я купил вина.

Ши Хао посмотрел на него снизу вверх с земли и расплылся в широкой, красивой улыбке:

– Ты, как всегда, так внимателен. Это именно то, что нам сейчас больше всего нужно.

Он помог Ай Чэнхэню подняться, и тот даже не оттолкнул его от себя.

– Да, напиться до беспамятства, – тихо выплюнул Ай Чэнхэнь, ни на кого не глядя.

Ши Хао теперь был в прекрасном настроении и даже отряхнул одежды младшего брата от снега.

До позднего вечера они ужинали втроем за круглым столом, уставленным блюдами и кувшинами с вином, словно их братство, вновь соединившись, окрепло в разы. Этот ужин был окутан приятными воспоминаниями о детстве, проведенном за ужинами с дедом Сюем, кривляющимся перед круглым столом.

Ай Чэнхэнь никогда не был особенно жизнерадостным, но теперь на его лице застыла вечная печаль. Хай Минъюэ пришла в голову мысль, которая сперва под действием алкоголя казалась ему отличной, а когда он приступил к ее исполнению, вдруг показалась чудовищной ошибкой. Он достал из кармана лунный пряник по рецепту из Байлянь, которым юношей угостил Черный Дракон, а Ши Хао настоял на том, чтобы Хай Минъюэ взял с собой хотя бы один.

– Хэ Сяо… испекла его. Я думаю, будет лучше, если ты будешь его хранить.

Ай Чэнхэнь с болью посмотрел на пряник на блюде, завернутый в платочек, и встряхнул головой, словно пытался прогнать светлый образ принцессы или же ее жуткие пустые глаза и кровь, стекающую по подбородку… Затем он разделил пряник на три части.

– Еду нельзя долго хранить, иначе испортится, – пробубнил он равнодушно и съел одну часть. – Боли настоящего хватает с лихвой, зачем еще топиться в боли прошлого? Ешьте быстрее.

Ай Чэнхэнь даже поделился пряником с братьями, вопреки своей невозможной жадности: так больно было ему есть его целиком самому, посчитал Хай Минъюэ.

Это был первый раз за десять лет, когда Хай Минъюэ пробовал пряник из своего родного края. Он уже не помнил его вкуса, но как только нежный запах коснулся его ноздрей, слезы выступили в уголках его глаз. Звон ветряных колокольчиков во дворе Внутреннего Дворца и запах пряников, приготовленных наложницей Е во время Праздника Середины Осени, были редкими фрагментами добрых воспоминаний о детстве четвертого принца.

Едва нежный кусок пряника упал на его язык, слезы непроизвольно скатились по его щекам. Перед его глазами промелькнуло прекрасное лицо матери и так похожее на него лицо госпожи Е, которая исчезла из жизни юноши раньше, чем он успел привыкнуть к мысли о том, что часть его матери все еще жива и беспокоится о нем.

Он не мог сдержать слез и закрыл глаза ладонью. Так, погрузившись в вихрь воспоминаний о матери, он не заметил, что Ай Чэнхэнь сидит в точно такой же позе, закрыв глаза ладонью.

Только Ши Хао не испытывал никаких эмоций, кроме наслаждения божественным вкусом деликатеса. Его недоуменные возгласы пробивались сквозь пелену печали, в которую погрузился Хай Минъюэ:

– Что за дела! Вы так сильно напились, что оба расплакались? Ну же, возьмите себя в руки! Ха-ха-ха! Это надо же так напиться. Ай-я! Похоже, пора спать ложиться.

Хай Минъюэ больше ничего не мог увидеть, словно и правда погрузился в сон.

* * *

Хэ Ли медленно открыл глаза. Череда воспоминаний наконец выпустила его из бесконечного сна. Сперва он не мог разобраться, кто он и где он. Прожив семнадцать лет во сне, воспринимая мир глазами Хай Минъюэ, он запутался в собственной личности и не сразу понял, в каком отрезке времени находится. Он полулежал на полу, опустив голову на край кровати, на которой спал Ши Хао, рядом горела магическая жаровня, которую прислал Чжан Минлай. Постепенно Хэ Ли осознал, что произошло, и тогда его словно прошибло молнией. Он вскочил с места и вперился в Ши Хао.

Теперь ему все стало ясно – его настоящее имя сохранилось, потому что Хай Минъюэ никогда не было настоящим. Он прожил большую часть своей жизни под ним, но все же имя, которое ему дали при рождении, было Хэ Ли.

Чем больше событий из прошлой жизни он прогонял в голове, тем сильнее краснело его лицо.

Ши Хао и он… Он и Ши Хао… в прошлом были гораздо больше чем просто братьями, они были настоящими спутниками на тропе становления буддой. Хэ Ли судорожно закрыл лицо рукой.

– Нет, этого не может быть… А он делал вид, что мы посторонние люди… чтобы не ставить меня в неловкое положение!

Эмоции обрушились на него и едва не затопили его хрупкое самоосознание. Ему потребовалось несколько минут, чтобы совладать со своими чувствами. Он не знал, что беспокоило его больше – то, что он вдруг оказался тайным принцем, то, что его учитель носил жетон точь-в-точь как жетоны Ордена Хаоса, или то, что король демонов, с которым он столкнулся в юности, сказал ему…

– Что же он мне сказал… – прошептал Хэ Ли, пытаясь вспомнить точные слова Ай Люаня, когда они столкнулись в долине Цуэйлю. – Почему его слова звучали так знакомо…

То, что человеческий облик короля демонов почти не отличался от текущего облика Ши Хао, было объяснимо – Ши Хао сосуществовал с королем демонов в одном теле, когда проходил Испытание Бездны, которое развернулось в прошлом, еще до войны человечества с демонами. Но слова Ай Люаня никак не выходили из головы Хэ Ли.

Прямо как я и сказал тогда, теперь мы с тобой заклятые враги.

Хэ Ли резко распахнул глаза. Ай Люань действительно это уже говорил. Теперь Хэ Ли отчетливо это помнил. Он произнес похожие слова в Испытании Бездны после смерти Чэнь Тая.

Даже если впоследствии мы столкнемся в битве врагами, я буду обязан тебе той же добротой, что показал мне ты.

Его сердце громко застучало в груди от волнения.

Часть 9 Бесконечный узел (IV)

Неужели он с первого взгляда узнал, что я был в теле Чэнь Тая? Или что Чэнь Тай был в теле Хай Минъюэ?

Он запутался так сильно, что у него запульсировали виски. Его напряженные размышления довели его до того, что он решил, что Хай Минъюэ – это реинкарнация Чэнь Тая, но в то же время он сам является обеими личностями и вдобавок самим собой.

А что же Ши Хао? Является ли он косвенно Ай Люанем? Или Ай Люань вобрал в себя часть его души, завладев его телом после Испытания Бездны?

Пока он напряженно думал, Ши Хао приглушенно застонал. Хэ Ли моментально поднял голову. У юноши на кровати стучали зубы, и он отчаянно кутался в одеяло. Могущественный король, перед которым расступались горы и моря, бессмертный, когда-то бросивший вызов самому Небесному Императору, совсем не походил на себя, терзаемый холодным кошмаром. Сердце Хэ Ли сжалось. Мгновенно на него свалились все воспоминания их нежного братства.

Он коснулся ледяной руки Ши Хао, хотя его собственных духовных сил было слишком мало, чтобы передать их в нужном количестве. Но он не мог бездействовать и просто смотреть, как его духовный партнер замерзает. В прошлом Ши Хао пробыл в Бездне столько времени, что едва не превратился в ледяную статую, а в Преисподней поддерживать духовные силы на высоте было сложнее из-за господства энергии мертвых, поэтому на самом деле Ши Хао грозила серьезная опасность.

Тогда Хэ Ли подумал, что может согреть его только физически. Он поднялся с пола, замер в нерешительности на какое-то мгновение: правила приличия и границы личного пространства сдерживали его, но в то же время его сердце не могло выносить страданий человека, который столько для него значил в прошлой жизни.

Ши Хао во многом поступал исходя из личной выгоды и своих нераскрытых планов, иногда его действия были слишком жестоки, а слова резки, но в нем не было ни капли фальши. Все, что он делал, он делал от чистого сердца, будь то ненависть или любовь, дружба или вражда. Пусть он не подходил под классическое описание благородного мужа, его сердце было чисто, а цели – благородны. Именно этого человека Хэ Ли сделал смыслом своей прошлой жизни.

Судорожный шепот Ши Хао вызвал волну мурашек по его спине:

– Минъюэ…

Болезненный узел завязался в его груди, стоило ему услышать свое прошлое имя, произнесенное так, словно оно причиняло и боль, и блаженство. Отбросив все сомнения, Хэ Ли опустился на кровать и залез под одеяло рядом с дрожащим молодым королем.

– Я здесь, – ответил он тихо, не зная, что делать дальше. В отличие от Ши Хао, у которого был спланирован каждый шаг, стратегии Хэ Ли нередко оказывались дырявыми, потому что он полагался на чувства чаще, чем на разум.

В неловкой попытке согреть Ши Хао хотя бы своим телом он заключил его в объятия.

– Минъюэ…

Едва его руки неловко сцепились на талии Ши Хао, тот завозился, не открывая глаз, и, как мотылек, привлеченный светом лампы, прижался всем телом к Хэ Ли. Следом его руки обвили талию юноши в ответ, а лицо молодого короля оказалось так близко, что Хэ Ли задеревенел, позабыв даже дышать.

– Я… здесь, – повторил он, сглатывая. – Я никуда не уйду, незачем сжимать меня так сильно.

– Ты теплый, – протянул Ши Хао бессознательно.

Через какое-то время дрожь Ши Хао усмирилась. Его большие ладони потеплели и гладко переместились на поясницу Хэ Ли.

Хэ Ли шумно вдохнул и чуть не скатился с края кровати в отчаянной попытке отстраниться.

Ладони Ши Хао притянули его крепко обратно, предотвратив падение.

В тот же момент длинные ресницы Ши Хао задрожали, и он приоткрыл один глаз, чтобы с нежностью и довольством посмотреть на пылающее лицо Хэ Ли. Край его губ растянулся в красивой улыбке:

– Минъюэ.

Хэ Ли впервые разглядел истинный цвет глаз Ши Хао. Каждый раз он видел его по-разному, но никогда не обращал внимания. Красивые фениксовые глаза Ши Хао были темно-карего цвета с прожилками, точно золотая руда. Этот цвет внушал спокойствие и уверенность. Одного такого ласкового, сонного взгляда хватало, чтобы доверить этому человеку не только свою поясницу, но и свою последнюю жизнь.

Хэ Ли не мог поверить в то, что думает об этом, но в то же время не мог отвести взгляда.

– Минъюэ.

Сердце Хэ Ли замерло, чувства, которые он испытывал к этому человеку раньше, наводнили его грудь. Просыпаться рядом с ним на крыше под ветвью персиковых цветов, проводить все дни и ночи в его активной компании, сходиться с ним в тренировочных боях, которые не кончались часами, сочинять стихи вместе с ним, опьяненным луной и вином…

– Ты такой дурак, зачем ты лишил себя жизни? – произнес Ши Хао. Неизвестно, как он разглядел это в глазах Хэ Ли, но каким-то образом догадался о том, что его воспоминания вернулись.

– Я не помню.

Золотой свет духовной силы заполнил комнату, руки мужчин были крепко сцеплены в нерушимой хватке парного совершенствования. Чужая жизненная энергия проникла в его тело, вызывая сладкую дрожь, смешавшись с его духовной силой до однородного потока.

В прошлой жизни он поклялся быть верным этому человеку любой ценой, не предавать их общие принципы и никогда не забывать своей клятвы.

Однако осознанно нарушил последнее обещание.

– Может быть, я покончил с собой, чтобы никогда не предавать тебя, и из двух зол выбрал меньшее.

Свет в глазах Ши Хао был ярче золотого сияния полуденного солнца.

– Тогда я прощаю тебя. Я верну твоей душе бессмертие.

Хэ Ли казалось в тот момент, что их судьбы навсегда переплетены и никакая сила во Вселенной не сможет разлучить их. Вместе они были неуязвимы. Вдохновленный, он грезил об идеальном мире, основанном на этих отношениях, который они непременно построят, пока без остатка отдавал все свои духовные силы единственному человеку, который достоин вести весь мир за собой.

Когда Хэ Ли казалось, что он вот-вот вознесется в Небеса, внезапно жуткий холод Бездны сковал его тело. Горячие ладони Ши Хао исчезли, и золотой свет погас. Он ощутил ледяные пальцы на своем запястье, которые обожгли его кожу болью. Контраст ощущений был таким сильным, будто из теплой и мягкой постели его швырнули в прорубь, чтобы утопить. Он пытался открыть глаза и сопротивляться крепкой хватке, но внезапно перестал владеть своим телом. Он пытался закричать, но ледяные пальцы закрыли ему рот.

Невидимая женщина произнесла ему на ухо, вздыхая:

– Я так устала скучать.

Холод так сильно сковал его грудь, что он не мог ни сделать вдох, ни закричать, ни сбросить чужие ледяные руки. Через мгновение его зрение прояснилось и картина перед его глазами привела его в ужас. Он смотрел со стороны на то, как извивается в любовном экстазе женщина с белой как снег кожей, сидя там, где только что был он, как она забирается верхом на Ши Хао. Он узнал ее по бездонным, как тьма ледяного провала в Бездне, черным глазам и шпильке из персикового дерева. Мэй Шэн победно содрогалась в объятиях Ши Хао, сплетая с ним языки и руки.

Но всего секунду. Едва Ши Хао осознал, кто перед ним, в его глазах зажегся лютый гнев, во сто крат превышающий силу его страсти, горевшую в них только что. Словно человек, проснувшийся со змеей на груди, он рывком швырнул женщину на пол.

Видение Хэ Ли почти тут же растворилось, и острая боль пронзила его затылок. Он распахнул глаза и оказался на полу в той же комнате, возле сундука, о который ударился затылком при падении.

На лице Ши Хао промелькнула череда эмоций, точно он осознал, что только что произошло, и он машинально вытянул руку со словами:

– Господин Хэ Ли… прости. Я…

Топот в коридоре не позволил ему завершить свою мысль, дверь тотчас же распахнулась, и в комнату вломился генерал Чэн с мечом.

– Я слышал крики, – прогремел он, еще не разглядев обстановку, и следом замер. – Что…

Из-за его спины выбежала Юй-эр, одетая как служанка поместья Чжан, и едва ее взгляд наткнулся на творящийся в комнате беспорядок, она тут же спрятала лицо за рукавом и вцепилась в край одежды генерала, с силой потянув его назад.

– Что бы тут ни происходило, я ничего не видела. Клянусь, мы дверью ошиблись, генерал, пойдемте.

Хэ Ли заполнил стыд, он словно вернулся из сна в реальную жизнь, в которой знал этих людей тридцать тысяч лет и нес ответственность за то, что они о нем думали. Его словно окатили ледяной водой. Одним судорожным движением он стащил свою мантию с края постели и закутался в нее.

Он успел это сделать ровно за секунду до того, как раздался голос Чжан Минлая в коридоре:

– Что произошло, генерал, на меня снова напали мои ученики?

В дверном проеме выросла невысокая фигура чиновника, а над ней возвысился безупречный облик Ян-сыцзюня.

Все сливки Преисподней собрались в одном месте и теперь неотрывно глазели, гадая, что произошло в этой комнате несколько секунд назад.

Хэ Ли мельком бросил взгляд на Ши Хао. Тот был далеко не смущен ситуацией, но выражение его лица не внушало спокойствия. Он был напряжен, в его глазах отражался вихрь мыслей, проходивших теперь через его голову. Хэ Ли замер.

Мэй Шэн.

Через печать, которую она поставила на его сердце, она была способна проникнуть в его сознание и на секунду поменяться с ним местами. И для этого она выбрала самый подходящий момент. Хэ Ли поднес пальцы к виску, охваченному внезапной болью, и вкрадчивые слова раздались в его памяти:

«Я буду следить за ним твоими глазами и любить его твоим сердцем, до тех пор пока не убью его твоими руками, чтобы мы вновь были вдвоем, и тогда воцарится гармония».

– Этого не может быть, – прошептал он в неверии. – Не может быть, чтобы она искала…

«Меня», – отразилось в глазах Ши Хао, стоило Хэ Ли столкнуться с ним взглядом.

В груди Хэ Ли сердце, скованное печатью, тревожно замерло.

Экстра 1

После выхода из Бездны сознание Ши Хао пребывало в его внутреннем мире, который Ши Хао назвал Персиковым Источником. Благодаря высокому уровню совершенствования молодой король создал целый дворцовый комплекс внутри своего сознания, где могла отдыхать его душа, пока тело было не в состоянии отвечать ее приказам. В Персиковом Источнике находился золотой дворец, похожий на дворец в Стране Ши. Он стоял на горе рядом с водопадом и имел множество ярусов и пристроек, разбросанных по огромному персиковому саду с прудами и каналами. Во дворце было много комнат, которые Ши Хао обустраивал для себя и людей, которые могли бы заглянуть в его сознание.

Бездна пагубно воздействовала на душу Ши Хао, и она оказалась слегка повреждена, поэтому восстанавливалась в Персиковом Источнике, медитируя в саду. Пока Ши Хао медитировал в одиночестве, он не отдавал отчета в действиях своего физического тела, которое в то же время восстанавливалось в поместье министра Чжана, его разум абстрагировался от реальности, чтобы скорее избавиться от урона Бездны.

Внезапно Ши Хао почувствовал, что его сознание колыхнулось, как рябь на воде. Он мгновенно вышел из медитации и оглядел свой персиковый сад. Черная дыра открылась перед ним, словно приглашая в нее войти.

Ши Хао нахмурился. Он хорошо знал эту дыру. Не так давно, а именно чуть больше сотни лет назад, что в понятии бессмертных не так уж и много, Ши Хао влетал в эту дыру почти каждый день во время парной медитации с Хай Минъюэ, чтобы соединить их сознания и таким образом укрепить духовное развитие. Благодаря совершенствованию духовные братья достигли невероятных высот и были практически непобедимы. Уровень Хай Минъюэ был так высок, что, решись он вызвать на бой каждого из небесных чиновников, победил бы всех.

В сердце Ши Хао заплясала радость от вида этих врат, открывшихся перед ним столь неожиданно. Очевидно, его тело убедило Хэ Ли провести парное совершенствование, чтобы быстрее восстановить силы. Он подошел к ним с осторожностью, но непоколебимо, как всегда, и прикоснулся рукой к гладкой поверхности, погрузив в черные недра сперва только пальцы. Дыра, словно живой организм, сжалась, как будто не хотела пропускать Ши Хао вперед, но он, хорошо зная ее нрав, протолкнул руку дальше, не оставив ни единого шанса на сопротивление.

Немного поборовшись с вратами, отвыкшими от гостей и слегка заржавевшими, Ши Хао сумел протиснуться внутрь тоннеля. Там было так же темно, как раньше, но стены были значительно у2же, и Ши Хао с трудом пробивался вперед в темноте и тесноте, давившей на него со всех сторон.

– Мне стоит заходить сюда почаще и расширить тоннель, ведь это никуда не годится, – пробурчал Ши Хао.

Постепенно на потолке стало появляться белое пятно, похожее на Млечный Путь, которое чуть-чуть осветило юноше дорогу. Тоннель был прямой, без развилок и крутых поворотов, поэтому двигаться в нем можно было и с закрытыми глазами, на ощупь. Тоннель, казалось, был бесконечен, но Ши Хао вовсе не требовалось дойти до конца. Ему нужно было нащупать рычаг, открывающий границу сознания.

Ши Хао вскоре достиг своей цели – его рука коснулась небольшого уплотнения в стене, которое отличалось по форме и текстуре от гладких стен. Ши Хао надавил на рычаг, и тоннель содрогнулся, точно в ржавые ворота кто-то ломился. Однако рычаг не сработал сразу, и Ши Хао пришлось терпеливо жать на него в разных местах и под разными углами, чтобы створка наконец поддалась. Он потратил на это довольно много времени и уже начал терять терпение, но все же не позволял себе жестко ударить по рычагу, ведь он мог и вовсе сломаться и причинить вред сознанию Хэ Ли.

По мере того как Ши Хао дергал рычаг, Млечный Путь на потолке растекался по стенкам, а сами стенки дрожали, сужались и расширялись, как при землетрясении. Млечный Путь состоял из непонятного вещества, похожего на жидкое тесто, и на самом деле являлся концентратом жизненной силы заклинателей. Ши Хао оказался вымазан в этом веществе и мог даже утонуть в нем, если бы в какой-то момент рычаг не поддался. Граница сознания Хэ Ли открылась, и Ши Хао вывалился в открытую створку, унесенный вперед потоком Млечного Пути.

Темнота сменилась ярким дневным светом. Перевернувшись в воздухе и восстановив контроль над балансом, Ши Хао воздушной походкой спустился с Небес на клочок земли. Это был двор небольшого деревенского дома, который Ши Хао был хорошо знаком.

Обычно, когда Ши Хао заходил в гости к душе Хай Минъюэ, та встречала его с горячими объятиями и приглашала в дом, чтобы вместе заварить чаю или поиграть на инструментах. Теперь же дом казался заброшенным и неприветливым. Ши Хао уверенно поднялся на крыльцо и дернул двери, но те оказались заперты изнутри на засов. Юноша постучал несколько раз. Лишь на четвертый раз изнутри послышались какие-то звуки.

– Уходи, ты пугаешь меня, – ответил голос «Хай Минъюэ» изнутри.

– Я тебя пугаю? – удивился Ши Хао. Что случилось с душой этого юноши? С каких пор он стал не рад гостям?

Засов вдруг зашевелился, и дверь приоткрылась. Из щели на Ши Хао уставились знакомые черные глаза юноши с алой меткой феникса на лбу. Он выглядел точь-в-точь как Хай Минъюэ или Хэ Ли, но его одежды были сшиты из белоснежного шелка и украшены не то алым, не то розовым поясом.

– Ты… – неуверенно произнес «Хай Минъюэ». Он пытался сообразить, где встречал своего гостя, сдвинув тонкие брови, но, похоже, провалы в его памяти были слишком глубоки. – Твое лицо мне знакомо, но я не в силах вспомнить твоего имени.

Душа Хай Минъюэ выглядела удивленной и встревоженной, точно человек, которого долгое время запугивают и он боится выйти на улицу. Ши Хао это не понравилось – душа Хай Минъюэ всегда была спокойной и располагающей к себе, что же заставило ее вести себя так странно?

– Я твой духовный брат, тебе нечего меня бояться, – ответил Ши Хао ласково. – Раньше я часто бывал здесь и мы пили чай. У тебя готов чай душевного согласия?

Когда Ши Хао пришел сюда в первый раз много лет назад, душа Хай Минъюэ вышла к нему с уже готовым чаем, но опрокинула его, и ей пришлось варить новый, чтобы завершить церемонию духовного единства. На этой церемонии души отбивали три поклона и выпивали чай душевного согласия, чтобы навсегда породниться.

«Хай Минъюэ» помотал головой.

– Это не тебя я боюсь. Я думал, это снова она пришла.

Ши Хао от удивления приоткрыл рот, в его сердце распалилась тревога.

– Кто еще посмел войти сюда? – прогремел он, рассерженный не на шутку.

– Тень, – ответил «Хай Минъюэ» растерянно. – Не так давно она появилась здесь и ходит за мной по пятам, стоит мне покинуть дом. Когда я оборачиваюсь, то не могу поймать ее, она тут же исчезает за углом. Только мельком мне удается разглядеть ее тень на земле. Когда она появляется, небеса темнеют и дует холодный ветер, который пробирает до костей. Мне становится не по себе. Она словно следит за мной из-за каждого угла, как тигрица высматривает антилопу из кустов.

Тут же в голове Ши Хао промелькнула догадка – Богиня Хаоса поставила печать на сердце Хэ Ли и получила доступ к его сознанию, чтобы терроризировать его душу.

Деревья зловеще зашумели в подтверждение его мыслям.

Ши Хао подался вперед, чтобы уверительно сжать руки «Хай Минъюэ», но тот в испуге спрятался за дверь. Тревожность его родственной души породила ярость в сердце Ши Хао, точно ему самому нанесли непростительное оскорбление. Он рывком сошел с крыльца и, призвав всю свою мощь, создал четыре массивных золотых печати. Они вонзились в землю вокруг двора, создавая прочный забор. «Хай Минъюэ» с опаской наблюдал из-за двери.

Ши Хао отряхнул руки:

– Это отпугнет ее на время. Пока я здесь, тебе не стоит бояться.

Он снова поднялся на крыльцо.

– Ты не ответил. Чай готов?

Хай Минъюэ мотнул головой, отступая в глубь прихожей. Ши Хао посчитал это приглашением войти и шагнул вперед. Убранство комнаты осталось практически неизменным. В центре стоял стол с изящной курильницей для благовоний, полки вдоль стены были уставлены книгами и свитками. Горели свечи, а в воздухе все еще витал приятный запах чая и мяты. Ши Хао глубоко вздохнул, внезапно ощутив себя дома.

– Не готов, значит, чай… – произнес Ши Хао лукаво и бросил взгляд на «Хай Минъюэ». Юноша застыл посреди комнаты, не зная, что делать. – Тогда давай поставим его вариться.

В соседней комнате располагалась кухня. Ши Хао решил на ней похозяйничать, и «Хай Минъюэ» сразу же присоединился.

– Ты гость, я не должен позволять тебе готовить! – суетился он. Как только Ши Хао поставил барьер, тревога «Хай Минъюэ» отступила, и он доверился молодому королю. На его лице снова появилось старое выражение, располагающее к себе. Ши Хао довольно улыбнулся:

– Ты, наверно, не помнишь рецепта. Позволь мне напомнить. Мне несложно позаботиться о тебе, ведь я твоя родственная душа.

«Хай Минъюэ» расплылся в улыбке, а потом неловко отвел взгляд.

– Я не думал, что у меня есть семья.

– Хм?

Ши Хао посмотрел в угол комнаты, где раньше висел портрет матушки Хай Минъюэ. Теперь там было пусто. В углу стоял только низкий стол, который портил весь фэншуй. На столе лежала аккуратная стопочка бумаг и кисти с чернильницей. Ши Хао покачал головой:

– Непорядок. Сейчас нарисуем.

Когда все необходимые ингредиенты были помещены в чан с кипящей водой, Ши Хао уселся за стол, а заинтересованый «Хай Минъюэ» сел рядом и подал ему кисть.

Ши Хао плохо помнил лицо матери Хай Минъюэ, но знал, что она была похожа на богиню Гуаньинь. Гуаньинь была одной из немногих небесных чиновников, которые жалели Ши Хао после его провального переворота. Гуаньинь не участвовала в делах Небесного Двора, она любила летать над землей на облаке и благословлять нуждающихся в помощи людей. Она не поддержала Ши Хао, но воспоминания о ней у него остались самые теплые, точно она тоже была его матушкой.

Он нарисовал что-то очень похожее на богиню Гуаньинь и сказал:

– Твоя матушка выглядела как-то так.

«Хай Минъюэ» аккуратно взял портрет в руки, чтобы не размазать чернила, и стал завороженно смотреть на изящные линии, образующие милосердное круглое лицо богини.

– Это очень красиво, – произнес он наконец. – Я тоже должен подарить тебе картину. Я нарисую кого-то, кого можно считать моим отцом.

Ши Хао повесил портрет Гуаньинь над столом и стал наблюдать, как юноша вырисовывает изящные линии. Художественный стиль Ши Хао был довольно прост и минималистичен, он не утруждал себя деталями, которых не помнил, чтобы не рисовать отсебятину, довольствовался наипростейшим результатом, который соответствовал его ожиданиям. Ему хорошо давались искусства, но много времени он на них не тратил, потому что считал, что развивать более практичные навыки полезнее. Хай Минъюэ, однако, был очень внимателен к деталям. Он был перфекционистом, делал все медленно, но качественно, искренне наслаждаясь процессом. Когда возникали трудности, он решал их молча и не жаловался, а когда достигал успеха, то никогда не хвалился.

«Хай Минъюэ» потратил целый час на портрет и в конце концов показал его Ши Хао. На бумаге был изображен великолепный бог с белыми волосами и мечом в нефритовых ножнах. На его губах играла легкая улыбка, а облик был безупречен.

– Ян-сыцзюнь? – улыбнулся Ши Хао, переведя взгляд на «Хай Минъюэ». Тот кивнул.

– Ян-сыцзюнь обеспечил меня, когда у меня ничего не осталось, он дал мне работу и место в обществе, – с улыбкой произнес «Хай Минъюэ». – Он справедлив и надежен, поэтому я считаю его своим отцом.

Ши Хао взял портрет Ян-сыцзюня и прикрепил его к стене рядом с портретом Гуаньинь. «Хай Минъюэ» затем спросил:

– Могу я нарисовать еще кое-кого?

Ши Хао кивнул:

– Тогда и я нарисую.

Через какое-то время Ши Хао закончил рисунок Пьяницы Сюя. Он был изображен так, как Ши Хао лучше всего его помнил, – с чаркой вина на крыльце своего дома. Он терпеливо ждал, пока «Хай Минъюэ» дорисует, и с удовольствием разглядывал его сосредоточенный профиль.

Прошла целая вечность, которая для Ши Хао пролетела как миг, и наконец портрет был дорисован. «Хай Минъюэ» трепетно вручил его Ши Хао.

– О, – выдал Ши Хао, усмехнувшись. – Это кто, твой названый дядя?

– Мой учитель, – сказал «Хай Минъюэ» без гордости. – Было бы несправедливо нарисовать Ян-сыцзюня, но забыть про чиновника Чжана. Когда я был юн, он обучал меня кодексу проводника душ и основам совершенствования. Он внес большой вклад в мое воспитание.

Чжан Минлай ехидно улыбался с портрета и тоже держал в руке чарку с вином. Ши Хао посмеялся. Таким образом на стене появилось четыре портрета.

– Должны ли мы нарисовать Чэн-эра? – размышлял вслух Ши Хао. – Нет, пожалуй, не стоит. Это место поклонения родителям.

– Чэн-эра? – переспросил «Хай Минъюэ».

– Ты помнишь Чэн-эра?

– Смутно. Мое тело только что вернуло часть воспоминаний, я не успел еще осмыслить их как следует.

Ши Хао поддерживающе улыбнулся ему.

– Ты помнишь, что я уже был здесь, верно? Мы совершали поклоны перед этим самым столом.

«Хай Минъюэ» коротко кивнул.

– Ты хочешь совершить их еще раз? – уточнил Ши Хао. – У меня такое чувство, будто я вломился сюда, толком не объяснившись, а ты такой вежливый, что не знаешь, как меня спровадить.

– Нет, это вовсе не так, – ответил «Хай Минъюэ». – Чем дольше я смотрю на тебя, тем больше вспоминаю, как мы проводили здесь время. Я доверяю тебе и со всем согласен. Давай совершим заново три поклона, чтобы между нами не было недосказанностей.

Как и в первый раз, они воскурили благовония перед четырьмя портретами родительских фигур и отбили три церемониальных поклона.

– У тебя все еще лежит тут гуцинь? – спросил Ши Хао после того, как они обменялись многозначительными взглядами.

«Хай Минъюэ» счастливо закивал и исчез в соседней комнате, где хранил гуцинь. Ши Хао перевел взгляд на портреты. Ему показалось, что Пьяница Сюй ему подмигнул, Ян-сыцзюнь снисходительно прикрыл глаза, милосердная улыбка Гуаньинь стала шире, а Чжан Минлай стал выглядеть пьянее.

– Что, подглядываете? – усмехнулся он и скрестил руки на груди. – Ну глядите, глядите, как ваши дети веселятся.

Когда «Хай Минъюэ» вернулся в комнату, бережно держа на руках семиструнный гуцинь, на его лице сияла счастливая улыбка, точно этот юноша с алой меткой феникса на лбу вернулся в состояние гармонии. За окном впервые выглянуло солнце.

Он пригласил Ши Хао выйти на крыльцо и поиграть на инструменте под шум деревьев. Ши Хао припомнил, что Хай Минъюэ не любил сидеть подолгу взаперти, ему нравилось куда больше заниматься делами на свежем воздухе при любой погоде. Ши Хао согласился.

– Может, мы поиграем в нашу старую игру? – предложил Ши Хао с улыбкой, когда они уселись друг напротив друга на крыльце, а «Хай Минъюэ» установил перед собой гуцинь на столик. – Ты помнишь ее?

«Хай Минъюэ» растерянно мотнул головой.

Ши Хао не стал его ругать, а подвинулся ближе. Несмотря на то что гуцинь лежал для него вверх ногами, он сыграл три несвязанные ноты.

– Эта игра состоит в том, что один человек называет три основные ноты, а второй сочиняет по ним мелодию. Ты не забыл, как играть на гуцине, надеюсь?

«Хай Минъюэ» со скромной улыбкой мотнул головой.

– Мой учитель научил меня. Думаю, мои навыки стали даже лучше, чем прежде. Вот послушай.

Его тонкие длинные пальцы, словно выточенные из белого нефрита, коснулись струн. Мелодия, которую он сыграл, была гармонична и в каком-то смысле даже гениальна – Ши Хао не помнил, чтобы кто-то, кроме Цзин Синя, мог связать эти три ноты в простой и приятной на слух мелодии.

Восхищенный, он захлопал в ладоши. На его сердце распустились цветы.

– Прекрасно! Талантливее тебя нет человека. Я счастлив, что породнился именно с тобой, ведь ты и правда лучший из лучших, как любили говорить.

«Хай Минъюэ» смутился.

– Чтобы придумать такое непростое задание, надо обладать острым умом. Навряд ли я сумею превзойти тебя.

– Я приму от тебя задание любой сложности. Твоя очередь.

«Хай Минъюэ» немного подумал, затем улыбка дрогнула на его губах и он сыграл три новые ноты.

– Это самое сложное, что я способен придумать.

Ши Хао с озорством в глазах перевернул гуцинь к себе лицом и сразу же сочинил свою мелодию, которая связала ноты юноши в веселой и торжественной комбинации. Мелодия, вылетевшая из-под его пальцев, была похожа на пение волшебных фениксов на горе Куньлунь.

Они повторили так несколько кругов. Ши Хао краем сознания подумал, что было бы здорово выставлять друг другу оценки за исполнение, чтобы игра приобрела сладкий оттенок азарта, но махнул рукой: «Хай Минъюэ» все-таки был льстецом и угодником – он точно завысил бы Ши Хао оценки и состязание было бы неинтересным.

К тому времени, когда родственные души наигрались, чай душевного согласия уже сварился. «Хай Минъюэ» вынес чайник, Ши Хао – изящные фарфоровые чашки, на которых были нарисованы розовые лепестки.

Золотые печати прочно охраняли периметр домика. Зеленые листья деревьев шумели от легкого ветра, распространившего запах чая по двору.

«Хай Минъюэ» разлил чай по чашкам. Сердце Ши Хао затрепетало. Несмотря на его твердую натуру, он дрожал от счастья, когда оказывался в этом доме рядом с изящным юношей с алой меткой феникса на лбу. Его компания была для Ши Хао самой желанной.

Ши Хао взял свою чашку из рук юноши, их пальцы соприкоснулись на долгое, трепетное мгновение. «Хай Минъюэ» смотрел на него преданно, как смотрит на хозяина собака, преисполненная безграничной, светлой и беззаветной любви. Но Ши Хао был далеко не его хозяином, а душа Хай Минъюэ – ни в коем случае не собакой.

Волосы «Хай Минъюэ» растрепались на ветру, и Ши Хао протянул руку, чтобы поправить их, но «Хай Минъюэ» неверно воспринял его намерения и повернул голову к нему, отчего ладонь Ши Хао легла на его щеку. По щекам прекрасного юноши разлился румянец, но его зрачки не дрогнули. Он неотрывно смотрел в глаза Ши Хао.

Внезапно четыре печати треснули, деревья заскрипели от пронзительного ветра. Холод и ужас сковал сердце Ши Хао. Его интуиция кричала, что случилась беда.

Тьма окутала двор и крыльцо, поглотив их почти полностью, прекрасный юноша с алой меткой на лбу исчез. Ледяные руки сковали шею Ши Хао, а лицо опалило морозное дыхание. Его губы целовала молодая женщина, облаченная в черное. Ши Хао пришел в ярость, но сопротивляться хватке женщины едва мог. От нее веяло холодом Бездны, каждое ее прикосновение разрушало его сознание. Стоило ей приподнять веки, как черные бездонные глаза пронзили Ши Хао.

– Я так устала скучать… – произнесла она, не выпуская его из своей хватки. – Когда же ты уже наиграешься с моими чувствами?

Ее слова вылились на него словно ледяная вода. Он видел эту женщину много раз во сне.

– Открой же мне двери, – произнесла она тихо и умоляюще, и в ту же секунду необъяснимая ярость взорвалась в груди Ши Хао и превратилась в золотые мечи, которые тут же пронзили тело женщины.

Все померкло перед его глазами на мгновение. Мгновение спустя он уже видел перед собой Хэ Ли, упавшего на пол и потирающего затылок от удара о сундук.

«Минъюэ…»

«Минъюэ…»

«…»

Вклейка

Примечания

1

Ши Хао (石豪): «Ши» означает «камень», отражая происхождение персонажа, а «Хао» означает «великолепный» или «герой», подчеркивая его героическую природу.

(обратно)

2

 Хай Минъюэ (海明月): «Хай» означает «море», «Минъюэ» – «яркая луна». Имя взято из поэмы Чжан Цзюлина «Над задумчивым морем поднялась луна…» (海上生明月, 天涯共此时). Также есть выражение «прохладный ветерок и яркая луна» (清风明月 – «цинфэн минъюэ»), образно означающее «спокойно жить в уединении».

(обратно)

3

Хэ Ли (河力): «Хэ» означает «река», «Ли» – «сила» или «способность». Другое написание, но то же произношение «Ли» – 丽 (красавчик).

(обратно)

4

Юй (玉) значит «нефрит», эр – уменьшительный суффикс для обращения к детям, слугам или младшим родственникам.

(обратно)

5

 Хэцин-хайянь (河清海晏) – божественный меч, принадлежавший Хай Минъюэ. Образно выражение означает «мир в спокойствии», дословно переводится «Река прозрачна, а море спокойно».

河 (хэ) – река, это иероглиф из фамилии Хэ Ли.

清 (цин) – чистый или прохладный, как во фразе «цинфэн минъюэ», или «прохладный ветерок и яркая луна».

海 (хай) – море, это иероглиф из фамилии Хай Минъюэ.

晏 (янь) – спокойный.

(обратно)

6

Иволги поют, ласточки танцуют (莺歌燕舞) – китайская пословица, означающая хорошее положение дел, все прекрасно.

(обратно)

7

Чэн Цзяо (成交) значит «заключить сделку».

(обратно)

8

Ян-сыцзюнь. Ян (阳 yáng) – свет, это фамилия. Сыцзюнь (死君 sǐ jūn) – повелитель смерти, «Господин Смерть» – это титул.

(обратно)

9

Чжан Минлай: Чжан (张 zhāng) – открываться; Мин (明 míng) – ясный, светлый; Лай (来 lái) – приход.

(обратно)

10

На китайском устойчивое выражение 千方百计 (qiān fāng bǎi jì) – цянь фан бай цзи (дословно «тысяча способов, сотня планов») означает «испробовать все средства, чтобы добиться цели».

(обратно)

11

Пань Ань – один из четырех самых красивых мужчин китайского фольклора. Он был так красив, что в него бросались фруктами, а еще талантлив, скромен и верен своей супруге.

(обратно)

12

Хэ Ли (河力): «Хэ» означает «река», «Ли» – «сила» или «способность». Другое написание «Ли» 莉 значит «жасмин», а еще одно 丽 – красавчик, все произносится одинаково.

(обратно)

13

 Юэ 月 (луна) – иероглиф из имени Хай Минъюэ. Ши 石 (камень) – иероглиф из фамилии Ши Хао.

(обратно)

14

 Цин фэн мин юэ 清风明月 qīng fēng míng yuè – дословно «прохладный ветерок и яркая луна», образно – «спокойная жизнь в уединении», «мин юэ» из фразы – это те же иероглифы из имени Хай Минъюэ, дословно означающие «яркая луна».

(обратно)

15

 «Любоваться цветами», «порхать по цветам» и прочие выражения с цветами в китайской культуре означают «развлекаться в борделе».

(обратно)

16

 Чжуцзи (珠玑 zhū jī) – жемчужина, так еще можно сказать о талантливом молодом человеке.

(обратно)

17

 Уцзя (雾家 wù jiā) – буквально «дом тумана» в смысле «клан тумана», туманная обитель.

(обратно)

18

 Байлянь – «белый лотос», Байшань – «белая гора», Шуанчэн – «Снежный город».

(обратно)

19

 Иньчжэнь (银针) – иголка, которую используют в китайской медицине.

(обратно)

20

 Значение имени Ай Чэнхэня (艾诚恨): Ай – отрезать, Чэн – искренний, Хэнь – ненависть. Так же Ай созвучно с иероглифом «любовь», поэтому это имя звучит как фраза «инь ай чэн хэнь» (因爱成恨) – «ненависть, порожденная неразделенной любовью». А отдельно Чэн значит «искренний», поэтому в этом отрезке своей жизни Чэн-эр, который еще не принял свое демоническое наследие, использует только это имя.

(обратно)

21

 Отсылка к сказке про принцессу и музыканта. Флейта смолкла, потому что музыканту зашили рот и отправили на остров, а принцесса осталась на морском дне, чтобы выйти замуж за мерзкого дракона.

(обратно)

22

 Три сокровища (三宝, sānbǎo) – в даосизме общее название основных добродетелей (доброта, самоограничение и нестремление быть впереди всех).

(обратно)

23

 雪 сюэ (снег), 帝 ди (император).

(обратно)

24

 Корона дракона – традиционный головной убор китайских императоров, состоявший из металлической основы и украшенный занавеской из жечужных или нефритовых бусин, которая служила защитой от злых духов и подчеркивала величие Императора.

(обратно)

25

 Он говорит о себе в императорском множественном числе, то есть он на самом деле один человек, просто выражается как многотысячелетний император-дракон.

(обратно)

26

 Хэ цин хай янь (河清海晏) – это устойчивое выражение, означающее «мир во всем мире» или «мир в спокойствии», а буквально переводится так: «Река прозрачна, а море спокойно». Хэ 河 (река) – это иероглиф из фамилии Хэ Ли, настоящего имени героя, а Хай 海 (море) – это его новая фамилия, таким образом он совместил две свои фамилии в названии меча и еще и приплел поэтичную фразу.

(обратно)

27

 Он имеет в виду самого себя.

(обратно)

28

 Жуань Юань – 碝 (ruǎn) – камень, похожий на нефрит, 援 (yuán) – помогать.

(обратно)

29

 Дэтянь-духоу – это фразеологизм, означающий «благословенный небесами». Вино, которое создал Ши Хао, называется точно так же.

(обратно)

30

 Фэндао-цзюнь 风刀君: Господин, Рассекающий Ветер. Другое написание фэн дао, 封刀, значит «повесить меч» или «уйти в отставку».

(обратно)

31

 Бай (白) – белый.

(обратно)

Оглавление

Пролог Забвение

Часть 1 Белые одежды (I)

Часть 1 Белые одежды (II)

Часть 1 Белые одежды (III)

Часть 1 Белые одежды (IV)

Часть 2 Расплавленное золото (I)

Часть 2 Расплавленное золото (II)

Часть 2 Расплавленное золото (III)

Часть 2 Расплавленное золото (IV)

Часть 3 Ворон (I)

Часть 3 Ворон (II)

Часть 3 Ворон (III)

Часть 3 Ворон (IV)

Часть 3 Ворон (V)

Часть 3 Ворон (VI)

Часть 4 Яркая луна (I)

Часть 4 Яркая луна (II)

Часть 4 Яркая луна (III)

Часть 4 Яркая луна (IV)

Часть 5 Ледяные лотосы (I)

Часть 5 Ледяные лотосы (II)

Часть 5 Ледяные лотосы (III)

Часть 6 Персиковое вино (I)

Часть 6 Персиковое вино (II)

Часть 6 Персиковое вино (III)

Часть 6 Персиковое вино (IV)

Часть 6 Персиковое вино (V)

Часть 7 Цветы мэйхуа (I)

Часть 7 Цветы мэйхуа (II)

Часть 7 Цветы мэйхуа (III)

Часть 7 Цветы мэйхуа (IV)

Часть 7 Цветы мэйхуа (V)

Часть 7 Цветы мэйхуа (VI)

Часть 7 Цветы мэйхуа (VII)

Часть 8 Три сокровища [22] (I)

Часть 8 Три сокровища (II)

Часть 8 Три сокровища (III)

Часть 8 Три сокровища (IV)

Часть 8 Три сокровища (V)

Часть 8 Три сокровища (VI)

Часть 8 Три сокровища (VII)

Часть 9 Бесконечный узел (I)

Часть 9 Бесконечный узел (II)

Часть 9 Бесконечный узел (III)

Часть 9 Бесконечный узел (IV)

Экстра 1

Вклейка